XVII. Узкий путь

Человек, испытавший невзгоды и лишения на своем жизненном пути, начинает проникаться уважением к другим людям, которые идут в жизни каждый своей дорогой. И когда человек беспредельно устанет от изнурительного восхождения по ухабам дорожным к вершине желанной Истины, тогда он научается экономно расходовать свои силы, чтобы не сделать и одного лишнего шага, уводящего его в сторону от кратчайшей дороги к намеченной цели. И пристальный взгляд, обращенный к горе лучезарной Истины, помогает человеку в Ее свете разглядеть кратчайший путь восхождения к Ней, и это будет путь узкий.

«Я должен, – пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский, – непременно, с каждым днем, с каждым годом, становится нравственно выше и выше, лучше и лучше, совершеннее и совершеннее – должен продвигаться вперед на пути к Царству Небесному, или к Отцу Небесному, силою Господа Иисуса Христа и Духа Его, во мне живущего и действующего... Царствие Божие после вольного нашего грехопадения уже не иначе берется, как силою, и только «употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12). Отчего узкий путь и тесные врата ведут к жизни? Кто суживает путь избранных? Кто делает тесными врата? – Мир теснит избранных, диавол теснит, плоть теснит, – она суживает путь наш к Царству Небесному. И чем теснее этот путь, тем убедительнее, вернее, что мы стоим на истинном пути; чем шире – тем несомненнее, что мы близки к погибели»¹⁰⁷.

Блудный сын евангельской притчи оставил дом родительский и ушел «на страну далече», потому что захотел иметь себе как можно больше свободы, простора в жизни. И грешник всякий все ищет себе простора, свободы; он дорожит этой свободой и желает жить единственно по своей воле. Но разве Евангелие лишает человека свободы, дарованной ему Творцом? Разве свободно подчинить себя чему бы то ни было, значит лишиться свободы? Не лишился бы свободы и грешник, если бы добровольно, по глубокому убеждению сердца, положил себе жить и действовать в духе Евангелия. «Где Дух Господень, там свобода» (2Кор.3:17). «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти» (Гал.5:13). Грешник же ищет свободы себе вне Евангелия, и, вместо желанной свободы, он попадает в рабство и рабство самое жестокое. Не пожелав прежде служить Богу, он теперь с покорностью слуги начинает работать греху, плоти, миру и диаволу. И его греховные привычки, страсти, его одержавшие, – что это, как не цепи и цепи самые тяжелые? Его беспрекословное повиновение правилам и обычаям мира, – что это, как не плен, плен самый невыносимый? Что это именно так, посмотрите на подражающих моде.

Возьмите кого угодно, преданного какой бы то ни было страсти – сребролюбия, сластолюбия, пьянства. Как жалки эти люди в глазах всех! Как от их страсти помрачилось все в них – и разум и совесть! И как трудно бывает им освободиться от страсти, даже если они того пожелают!

Тесный путь, к которому призывает нас Господь, тесен только для плоти нашей. Для духа же какой необозримый простор! И при самой тесноте, сколько здесь удовольствий чистых, святых, самых возвышенных!

«Тесный путь устроен к Божиим вратам; но многие стези выходят на одну дорогу. Пусть одни идут той, а другие – другой стезею, какую кому указывает природа, только бы всякий вступил на тесный путь. Не всем равно приятна одна снедь; и христианам приличен не один образ жизни»¹⁰⁸.

Люди, сделавшие лишь первые шаги на пути праведности, часто становятся столь сильно убеждены в своем личном превосходстве над «прочими», что уже сами оказываются вовсе не способными дальше продвигаться по пути праведности. Поэтому для многих первая достигнутая ступень совершенства часто оказывается и последней. Ибо наступившее – вслед за освоением этой первой ступени – состояние самоудовлетворенности ведет к самолюбованию и гордости, и становится непреодолимым препятствием на пути к дальнейшему совершенствованию, на пути к Богу. И это, конечно, великое зло для человека.

История человечества не знает такого гордеца, который обладал бы положительным личным совершенством и был бы подлинным благодетелем человечества.

Каждый человек должен прочувствовать сам свое личное ничтожество пред Богом и убедиться на горьком жизненном опыте в удобопреклонности ко греху. И потому-то человек, уже овладевший какими-то чертами праведной жизни должен, в конце концов, сам осознать, сколь трудно бывает побеждать желания плоти и чарующую привлекательность страстей. Прочна только та праведность, которая основана на смиренном сознании личной немощи и на уповании на благодать Божию. Такое сознание не дает места самолюбованию и всегда побуждает человека смиренно обращаться к Богу с молитвой об усовершенствовании. «Верховная заповедь христианства предписывает человеку быть совершенным, как Отец Небесный... Христианская мораль есть мораль совершенствования, мораль блюдения и развития добра святыни в составе человеческой личности: она есть как бы гигиена человеческого духа»¹⁰⁹.

Духовное совершенство дается человеку во внешнем уничижении: это не метафора, но подлинное учение слова Божия (ср.: Мф.18:4, 23:12, 20:26, 23:11).

«При покое, просторе, услаждении плоти, – читаем у святого праведного Иоанна Кронштадтского, – последняя оживает со всеми своими страстями и наклонностями; а при тесноте, озлоблении, томлении умерщвляется со всеми своими страстями; – вот почему премудрость и благость Отца Небесного подвергает душу и тело наше тяжким скорбям и болезням, вот почему нам должно не только благодушно терпеть скорби и болезни, но и радоваться в них больше, чем в состоянии душевного спокойствия, простора и телесного здоровья, ибо, несомненно, худо душевное состояние того человека, который не подвергается душевным скорбям или телесным болезням, особенно при обилии благ земных: сердце его неприметным образом плодит из себя все виды грехов и страстей и подвергает его духовной смерти»¹¹⁰.

Подобно тому, как кривое зеркало все искривляет, все искажает, так и каждый упорствующий во грехе человек сам идет по пути заблуждения и не может справедливо, объективно оценивать пути жизни других. В силу привычно греховной жизни человек просто не верит в возможность добропорядочной и богоугодной жизни у других. А если и верит, то явно недооценивает трудности становления человека на путь продвижения к совершенству: «И ничего-то нет особенного тут: добрые дела, посты, поклоны, причащения... Мне, вот только стоит начать (немножко погодя!), и я не то, что догоню (это пустяк!), но и превзойду...» Этакая самоуверенность! Только на личном примере медленного продвижения к совершенству перестаешь заблуждаться относительно того, сколь ничтожно мал пройденный отрезок пути и как позорно медленно ты по нему влачишься сам.

Там, где люди не признают Бога, греховная человеческая натура берет верх. И если человек не руководствуется в своей жизни словом Божиим – Евангелием Спасителя, то – по самонадеянности – станет обольщаться и обманываться, гоняясь за внешним, преходящим, плотским. Где уж такому человеку достигать духовного совершенства!

Надо бежать! Скорее бежать! Бежать дорогой кратчайшей, как бы ни была она грязна, колюча, камениста. Надо бежать! И на пути к Истине – к Богу – надо так или иначе мириться с неудобствами дорожной, страннической жизни. Мы «не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего», а значит мы «странники и пришельцы на земле». А «те, которые так говорят, показывают, – по слову апостола Павла, – что они ищут отечества» (Евр.13:14, 11:13–14) и, следовательно, будут со страхом проводить время своего странствования: «удаляться от плотских похотей, восстающих на душу, и провождать добродетельную жизнь» (ср.: 1Пет.1:17, 2:11–12). Вера в будущую бесконечность жизни с Богом должна отражаться и на нашей здешней жизни, сообщая ей полноту нового существования в единении с Воскресшим Спасителем, Который и да поможет нам преодолеть вожделения, внесенные грехом в нашу природу.

Стремящийся к Истине не может самодовольно замыкаться в себе, смиренно следуя по пути, указанному Христом, он и ближним будет свидетельствовать свою радость шествования за Христом. Человек, живущий среди своих близких и в то же время спасающийся в одиночку, должен поставить перед собой вопрос: спасается ли он?

Если я, спасаясь сам, ничего положительного не делаю для того, чтобы вместе со мною спасались ближние мои, значит ясно, что я этих ближних не люблю. Так как невозможно любить ближних и в то же время оставаться безразличным, когда они на погибельном пути. «Индивидуально спасающийся», озабоченный только спасением своей души, – явно обнаруживает опасное извращение. Мы никогда не можем сохранять лишь себя пред Богом, так как спасаемся только вместе, «коллегиально», или, как говорил B.C. Соловьев: «Бог будет спасать тех, кто спасает других». «Всякая изоляция, всякое индивидуалистическое отделение, – говорит профессор П. Евдокимов, – звучит фальшивой нотой в этой совершенной молитвенной гармонии о всех и за вся. Каждая, воспитанная литургически душа, по собственному опыту знает, что она не может одиноко устоять перед Богом и что, литургически, она спасает себя лишь с другими»¹¹¹. «Я не могу, – пишет Н.А. Бердяев, – домогаться Царства Небесного, сам другого в это же время толкая в ад».

Моя любовь к Богу практически выявляется, с одной стороны, в сыновней преданности Его Отчей воли, а, с другой – в том, чтобы любить все, что любит Бог и отвращаться от всего, что огорчает, что оскорбляет Его любовь. Бог любит все существующее и ничем не гнушается, «что сотворил; ибо не создал бы, если бы что ненавидел» (Прем.11:25). Следовательно, любя Бога, я должен с любовью относиться ко всему, Им сотворенному и, прежде всего, – к людям, к ближним своим, сотворенным по образу Божию. «Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец». Мы имеем от Бога «такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1Ин.4:20, 21).

Моя любовь к Богу и к ближним внушит мне и средства спасения ближних в Боге¹¹².

Если же вокруг меня «Содом», отвергающий все мои попытки, направленные к обращению на путь праведной жизни его населения, то я, оставаясь верным Богу и «гнушаясь даже одеждою, которая осквернена похотью» (Иуд.1:23), тогда вправе, подобно Лоту с дочерьми, обособленно спасаться бегством на гору.