Соборность континуума личностей и ее степень в советском народе в противостоянии фашизму

Богословское понимание соборности / кафоличности как свойства личного начала коренится в живоносном догмате о Св. Троице. С христианской точки зрения, откровение о трех Личностях в едином Боге при всей его парадоксальности позволяет раскрыть совершенно новую для человечества перспективу понимания нами самих себя. Соборность или кафоличность личностей человеческих является одной из черт той иконности, сообразности человека Богу, о которой говорит Св. Писание. Соборность трех Личностей в Троице есть Их полная взаимная открытость к общению, абсолютное взаимопроникновение, не нарушающее уникальности каждой из Них и выражающееся в Их полном единстве и личностном различии в Их деятельности по отношению к миру. Каждая из Личностей в Троице не существует без двух Других, Они неотделимы в своей жизни Друг от Друга, и одновременно, каждая самостоятельна и «весома» ровно столько же, как Три вместе.

В человеческом плане свойство соборности личности призвано к максимальной актуализации в Теле Христовом, т. е. в среде собственно церковной. Именно в Церкви Христовой, благодаря ипостасному единству природ во Христе, континуум личностей тварных, воспринимая через Боговоплощение в свою среду нетварную Личность Сына Божия, становится живой и непрерывно развивающейся иконой Св. Троицы. Врастающий в эту живую икону человеческий индивидуум постепенно окафоличивается, воспринимая качества Божественной соборности и возрастая одновременно как в своей личной уникальности, так и в единстве с другими членами Церкви и со всем человечеством.

За счет высокой степени окафоличивания отдельных личностей святых, лучших представителей того или иного народа, и посильного вживания в определенную степень соборности среднестатистических индивидов веками вырабатывается некоторая соборность этноса. Народ, имеющий христианские корни, может сохранять в себе, во всей своей разноплановой жизни, посредством подобия родовой, генетической памяти, больше или меньше черт свойства соборности / кафоличности даже в периоды массового отступления от христианской религиозности.

От степени кафоличности этноса зависит степень открытости индивидов друг другу, взаимопонимания и сплоченности их в достижении единых целей, качество преодоления различий или, скорее, включения индивидуальных различий в единую мозаику этноса, мера открытости к созидательному общению в соработничестве с другими нациями и, наконец, уровень сообразованности усредненных народных целей с целями Христа, т. е. с Богочеловеческим вектором развития человечества.

Кроме того, кафоличность / соборность континуума личностей или этноса отнюдь не тождественна понятию их / его единства. В случае превалирования принципа единства неизбежно нивелируется значение личностных отличий, что и наблюдается особенно ярко во всех националистических движениях, где принцип этнической принадлежности очевидным образом превалирует над личностными особенностями индивида. По мере же приближения континуума личностей к качествам подлинной соборности возникает постепенное балансирование принципа единства с принципом личностного отличия.

Кафоличность / соборность предполагает не только сохранение, но и отшлифовывание, огранку уникальности каждого участника «собора» в противовес «стандартизации» соборных элементов под общую схему, все более необходимую по мере выхолащивания ипостасного принципа единства. Утрата ипостасного / личностного принципа единства означает сведение «соборности» к механической объединенности.

Поскольку принцип «национальной автаркичности» («автаркия», от греч. «αὐτάρκεια» – самоудовлетворенность, независимость, изначально в текстах античных авторов имел значения: исполнение, произвольность, воздержанность, благосостояние, самодовольство; как новоевропейский термин означает самодостаточность, самодовление [см.: 2, с. 43; 4, с. 151] или единства в узкой националистической идее, характерной для фашизма, несомненно, примитивнее наднационального принципа собирания «советского этноса», то исходя уже из одного этого, можно постулировать превосходство степени кафоличности последнего по отношению к первому. Присутствие в советской идее единства рассматриваемых как данность, не предназначенных к стиранию национальных различий, наличие в этой идее открытости к включению в единение новых наций, являются пусть далеко не полным, но существенным шагом к балансировке принципа единства с принципом различия. Советские тезисы о братстве народов, равенстве людей разного происхождения, несомненно, ближе по степени своей кафоличности к целям Христа, нежели тезис немецкого национал-социализма о качественном превосходстве арийской нации и праве ее на определение судеб других народов, вплоть до их физического сокращения и полного уничтожения (когда славяне, как недочеловеки, должны были стать рабами Рейха, а евреи – просто уничтожены) [10, p. 689].

Ставка, сделанная в немецком фашизме на иррационализм масс (уже немецкие философы и поэты начала XX века предупреждали об опасности опоры на иррациональное, сделанной в фашистской идеологии [4, с. 22]), нивелирование разума в процессе познания [12, p. 649] и расчет на привлечение интуитивных, подсознательных, «родовых» сил арийской нации в историческом развитии как ее, так и человечества в целом, вновь оказываются возвышающими принцип единства в достижении общенациональных целей над принципом индивидуального отличия («Фашистская идеология построена на концепции нации как живого организма… как сверх-персональной общности… которая предшествует и переживает “простых индивидов”, усвояя им высшие цели их жизней» [13, p. 2]) в большей степени, нежели в советской идеологии, в которой при всем также свойственном ей превалировании единства над личной уникальностью все-таки не отрицалась роль индивидуального разума в познании и в историческом прогрессе человека. А разум или ум, по точному замечанию В. Н. Лосского, есть своеобразное «седалище» ипостасно-личного начала в нас, почему именно в разумной природе человека особенно ярко отражается его личностное начало. Ум человека, согласно В. Н. Лосскому, – есть «местопребывание личности, престол человеческой ипостаси, содержащей в себе совокупность своего естества – дух, душу и тело» [6, с. 152]. Именно разумные личности меняются по собственному произволению: «τὰ δὲ λογικὰ (τρέπονται), κατὰ προαίρεσιν» [14, 960 C]. Личное произволение определяет и образ нашего мышления.

Можно также утверждать, что нацистская идеология в меньшей степени, чем советско-коммунистическая оценивает значение человеческого индивида как такового. И вовсе не случайны те неоязыческие тенденции [см., например: 7] и та тяга к индуизму и буддизму с их неизбывным желанием оторваться от индивидуально-личностного аспекта бытия, которые присутствовали в символике и в идеологии национал-социализма [17, p. 36]. Не удивительно, что Гитлер постулировал «ничтожность и бессодержательность индивидуального человеческого бытия», имеющего продолжение и смысл только в свете «видимого бессмертия нации» [13, p. 10]. В советском же мировоззрении, утратившем, конечно, всю глубину христианского понимания ценности личности, тем не менее, на наш взгляд, более, чем в нацизме, ценится роль личности-труженика, личности-героя, личности-учителя и т. д. Рамки данной статьи не позволяют нам углубиться в анализ философских причин такового большего внимания индивиду в коммунистической идеологии, нежели в нацистской системе, но представляется, что эти причины заключены, в частности, в том факте, что теоретики коммунизма, кроме гегельянских пантеистических изысков, все-таки опирались отчасти и на ряд платонических и аристотелевских идей, которые в свое время в серьезно преображенном виде, но сослужили свою службу святым отцам для выстраивания христианских богословия личности и антропологии.

Возможно, в этом отличии отношения к отдельной личности коренится и очевидная для истории Великой Отечественной войны, превосходная по отношению к немцам степень жертвенности советских солдат, офицеров, медработников, партизан и мирных жителей, детей, женщин и стариков, массово являвших примеры выдающегося героического жертвенного «стояния» вплоть до смерти за свою Родину и свой советский народ (см., например, о героизме детей-партизан: [8]). Характерная для нацизма высокая степень «растворения» личности в безбрежности этноса вряд ли могла стать стимулом для какой-то особой, героической жертвенности, но скорее, понуждала к некоему методичному и скрупулезному «работанию» на благо этого этноса, и так свойственному немецкой нации.

Наличие у советских воинов и мирных жителей несравненно большего сострадания к плененному противнику, к мирному населению на оккупированных территориях, отсутствие массовых жестоких пыток и преступлений против человечности в лагерях для военнопленных и тем более мирных немецких жителей со всей очевидностью, хотя и оспариваемой некоторыми новоявленными псевдо-историками еще со времени «холодной войны», противостоят жестокости фашистов по отношению как к солдатам, так и к мирному населению СССР. Фашистские лагеря смерти (хорошо известно, что «большинство военнопленных в концентрационных нацистских лагерях погибали вследствие намеренной политики геноцида» [16, p. 213]; существует множество воспоминаний бывших узников лагерей смерти, см., например: [9]), бесчеловечные «медицинские» опыты над людьми, массовые расстрелы и сжигание мирных жителей, рабская эксплуатация представителей оккупированных народов, включая детей, – все это далеко не полный перечень преступлений против человечества, которые, будучи осуждены на Нюрнбергском процессе, отражают не только жестокость нацизма, но и совершенно античеловечный и антихристианский вектор его развития. «Немецкая политика геноцида направлялась на уничтожение различными способами значительной части тех наций, которые согласно нацистской идеологии рассматривались как низшие». К низшим относились нацистами и славянские нации – русские, белорусы, украинцы [15, p. 981, 995]. Кафоличностью, как степенью согласованности со Христом, здесь, как говорится, и «не пахнет». Высокий среднестатистический уровень сострадательности простых советских людей к побежденному врагу, несомненно, несет на себе ясные отблески сообразности делу Христа на земле и наглядно свидетельствует о значительно большей мере кафоличности советского этноса по сравнению с германским этносом в его национал-социалистическом изводе. Понятно, что есть и исключения из обобщенных высказываний, частные случаи сострадательности мирных немцев к нашим военнопленным и жестокости советских воинов к плененным немцам или мирным жителям, но мы ведем речь об усредненных качествах континуума личностей.

Нам представляется, что сравнительно большая степень соборности советского этноса связана также с подспудным влиянием кафолического православно-христианского духа, не могущего быть полностью искорененным из тысячелетней генетической памяти этно-образующей русской нации и опосредованно влиявшего на духовное состояние новоявленного типа советского человека. Нам возразят, что христианская история немецкой нации не менее, но даже более долгосрочна, чтобы иметь свое подспудное влияние на исторические процессы немецкого этноса. Однако многовековая принадлежность немецких христиан католическому и протестантскому вероисповеданиям с их последовательным отходом от принципа кафоличности сначала к унитаризму римского папизма, а потом к индивидуализму протестантства создала исторические предпосылки для принятия ими менее кафоличных по своим характеристикам социально-политических учений. В противовес тем отблескам подлинной кафоличности, которые несла в себе советская идея единства наций, идея фашистского собирания сил нации в пучок (вспомним, что итальянское слово «fascismo» означает «пучок», «связка», «объединение») формировалась как неоязыческая доктрина механически-силового объединения, причем на фоне не атеистического, но религиозного противостояния римо-католической доктрине («католический» лингвистически = «кафолический»).

Невсеядность соборности

Необходимо отметить в заключении, что подлинная соборность не означает всеядности, она отнюдь не тождественна попытке включения в сферу окафоличивания любого мнения по принципу «все сгодится». Евангельская фраза «кто не против вас, тот за вас» (Лк 9. 50), открывая возможность включения в соборное собирание еще не достигшие кафолической целостности модули, балансируется другой: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф 12. 30). Кафолическое собирание во Христе или «с Ним» предполагает наличие таких качественных характеристик у включаемого в это собирание, которые бы позволяли постепенное симфонизирование с остальными составляющими собора и, в первую очередь, с личностью Самого Христа.

Вот почему современная толерантность во многих своих уродливых проявлениях принципиально противоречит принципу подлинной соборности, неся в себе не созидательный, а разрушительный элемент. «Принцип уважения любого мнения – антикультурен, т. к. понижает общий образовательный и интеллектуальный уровень в обществе, и антиобщественен, т. к. понижает общий духовный и нравственный уровень общества» [5].

Именно в свете этой невсеядности соборного принципа надлежит подвергнуть нелицеприятной критике всякого рода движения антисоветского духа разного генезиса, пытавшиеся тем или иным образом консолидироваться с нацистами в борьбе против коммунистического режима в СССР. Сколь угодно высоко постулируемая цель не оправдывает безнравственных и антикафоличных средств ее достижения. Это касается как идеологии небезызвестных власовцев (утверждавших, что: «Большевики, во всяком случае, будут разбиты первые, Германия, может быть, потом! И тогда милости просим к нам в освобожденную Россию» [3, с. 238]), так и менее известных высказываний церковных деятелей Русской Православной Церкви Заграницей в поддержку Гитлера и войны ΙΙΙ Рейха против СССР. Так, митр. Серафим (Лукьянов), впоследствии перешедший в Московскую Патриархию, в своем обращении по случаю германского нападения заявлял: «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога... Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот» [см.: 1, с. 15].

Не случайно потому мы убеждаемся, что в отличие от отдельных представителей Русской Православной Церкви Заграницей «соборный разум Русской Зарубежной Православной Церкви тоже не видел в фашистах освободителей… не призывал людей искать свободу и веру вместе с фашистами. Архиерейский собор Русской Православной Церкви Заграницей канонизировал целый ряд русских и нерусских людей, последовательно сражавшихся с фашизмом в Европе, например, русскую монахиню мать Марию (Скобцову), немца Александра Шмореля, ряд французов» [5].

Тема принципов единения того или иного этноса, степени его кафоличности важна не только для оценки феноменов прошлого, таких как победа советского народа в Великой Отечественной войне, но и для анализа современных национально-исторических процессов и педагогического предостережения молодого поколения от увлечения националистическими идеями. Так, например, феномен нынешней псевдо-национальной идеологии, пропагандируемой украинскими властями и их зарубежными покровителями, ярко демонстрирует невыученность уроков прошлого. Вновь псевдособорность, основанная на агрессивной национальной обособленности, особенно антироссийского и антирусского извода (характерные выражения «кто не скачет, тот москаль» и «москаляку на гиляку» тому яркое и печальное доказательство), подменяет собой идею кафоличного собирания народных сил, способностей и талантов, дарованных Богом изначально любой нации и любому человеку. Желание интеграции в Европейский Союз, основанное преимущественно на одних материальных интересах, готово принести в жертву не только благополучие, не только моральные принципы, но и сами жизни многих невинных людей – от защитников правопорядка до детей и стариков.

В ситуации нагнетания русофобских, националистических и даже неонацистских настроений (сюда можно отнести и осужденное Европейским парламентом прославление военного преступника С. А. Бандеры в качестве «героя Украины» при президенте В. А. Ющенко [11], и очевидно тенденциозное толкование различных исторических фактов советского прошлого, и то, что лидеры партии «Батькивщина», включая Ю. В. Тимошенко, усвоили националистическую риторику и символику, которые применялись небезызвестными ОУН и УПА [см., например: 16, p. 214, 223; 15, p. 973, 974, 983, 995]) в этом псевдо-соборном проевропейском движении современных украинских и иных политтехнологов, Россия должна противопоставить отнюдь не укро-фобские лейтмотивы, но всестороннее воспитание и развитие кафолического сознания мета-национального этноса. Такой кафолический этнос открыт к включению в орбиту взаимообогащающего общения любой нации, со всеми ее безгрешными отличительными особенностями, но при условии непротивопоставления и неподавления особенностей и характеристик иных национальностей и индивидов. Ведь один из главных парадоксов подлинной кафоличности состоит в том, что индивидуальные или групповые отличительные черты отнюдь не составляют угрозы отличительным чертам других участников «собора», но по мере роста степени единства различных составляющих «собор» единиц, возрастает и гармония мозаики их индивидуальных черт. Именно в этом и состоят непобедимая сила и красота ипостасного принципа кафолического собирания, сообразные надмирной тринитарной красоте и симфонии трех Ипостасей Св. Троицы.

Литература

1. Александров К. М. Тайное оружие Вермахта // Посев. 2001. № 6. С. 14–21.

2. Брагинская Н. В. Автаркия // Новая философская энциклопедия. В 4-х т. М.: Изд-во Мысль, 2010. Т. 1. С. 43–45.

3. Герлах В. Л. Изменник. Уфа: Изд. А. А. Словохотов, Белое дело, 2013.

4. Давыдова Г. Е. Философско-антропологические основания европейского фашизма (классическая и современная формы). Диссертация… кандидата философских наук. Ростов-на-Дону: Федеральное государственное научное учреждение «Северо-кавказский научный центр высшей школы», 2005.

5. Колдасов Г. Д. Великая Отечественная война и национальный дух. URL; http://ruskline.ru/analitika/2012/11/29/velikaya_otechestvennaya_vojna_i_nacionalnyj_duh/ (дата обращения 29. 11. 2012).

6. Лосский В. Н. Очерк мистического богословия. Догматическое богословие. М.: Центр «СЭИ», 1991.

7. Нестерова Т. П. Фашистская мистика: религиозный аспект фашистской идеологии. Религия и политика в ХХ веке // Материалы второго Коллоквиума российских и итальянских историков. Москва, 11–12 апреля 2005 г. М., 2005. С. 17–29.

8. Рязанова С. В. Конспект беседы с детьми старшего дошкольного возраста о Великой Отечественной войне. URL: http://ped-kopilka.ru/blogs/svetlana-vladimirovna-rjazanova/-deti-geroi-voiny-konspekt-o-yunyh-zaschitnikah-rodiny-v-gody-velikoi-otechestvenoi-voiny.html (дата обращения 29. 09. 2015).

9. Семидесятилетие Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Воспоминания участников Великой Отечественной войны. URL: http://medvedkovo-juzhnoe.mos.ru/the-70th-anniversary-of-the-victory-in-the-great-patriotic-war-1941–1945/memoirs-of-participants-of-the-great-patriotic-war/ (дата обращения 29. 09. 2015).

10. Blamires C. P. Untermenschen (“Subhumans”) in: World Fascism: A Historical Encyclopedia. In 2 vols / Cyprian P. Blamires, editor; with Paul Jackson. California: Santa Barbara, Colorado: Denver, United Kingdom, Oxford: ABC-CLIO, 2006. P. 689–690

11. European Parliament Resolution of 25 February 2010 on the Situation in Ukraine, 25 February 2010. URL: http://www.europarl.europa.eu/sides/getDoc.do?type=TA&reference=P7-TA-2010–0035&format=XML&language=EN (дата обращения 30. 09. 2015).

12. Gentile E. Symbols of Fascism in: World Fascism: A Historical Encyclopedia. P. 649–650.

13. Griffin R. Introduction. Part I: Defining Fascism. In: World Fascism: A Historical Encyclopedia. P. 1–11

14. S. Joannes Damascenus. De Fide Orthodoxa. Lib. II // J.-P. Migne (ed.). Patrologiae cursus completus (series Graeca). In 161 t. Paris, 1857–1866. Vol. 94: 861–981.

15. Kachanovski I. The Politics of Soviet and Nazi Genocides in: Orange Ukraine, Europe-Asia Studies. Vol. 62. No. 6, August 2010. P. 973–997.

16. Katchanovski I. The Politics of World War II in: Contemporary Ukraine in: Journal of Slavic Military Studies. № 27. 2014. P. 210–223.

17. Poewe K. Anthropology in: World Fascism: A Historical Encyclopedia. P. 35–36.