Глава 19. Оптина Пустынь и писатели ее посещавшие

Со времени старца Макария, привлекшего к переводам святоотеческой литературы ряд лиц, принадлежавших к образованным слоям общества, Оптина Пустынь стала известна в кругу современных писателей. С тех пор цвет мыслящей России стал посещать Оптину Пустынь и ее скит. Это общение со старцами оставляло тот или иной отпечаток на душах посетителей.

В тексте настоящей книги мы уже касались имен братьев Киреевских, Леонтьева и под конец Толстого в связи с жизнеописанием старца Варсонофия (см. стр. 370–381).

Но нами не были упомянуты имена двух знаменитых писателей XIX века, какими были Н.В. Гоголь и после него Ф.М. Достоевский, неоднократно посещавших Оптину Пустынь.

Н. В. Гоголь

Николай Васильевич Гоголь был большим почитателем Оптиной Пустыни и ее старцев.

Известен случай, когда «из Долбина от И.В. Киреевского Гоголь с М.А. Максимовичем съездил в соседнюю обитель Оптину. За две версты, Гоголь со своим спутником вышли из экипажа и пошли пешком до самой обители. На дороге встретили они девочку с миской земляники и хотели купить у нее землянику, но девочка, видя, что они люди дорожные, не захотела взять от них денег и отдала им свои ягоды даром, отговариваясь тем, что «как можно брать со странных людей!» «Пустынь эта распространяет благочестие в народе, – заметил Гоголь, умиленный этим трогательным проявлением ребенка, – и я не раз, – говорил Гоголь, – замечал подобные влияния таких обителей».

О посещении своем Оптиной Пустыни в июне 1850-го года вот что писал Гоголь графу А.П. Толстому: «Я заезжал по дороге в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там царствует. Это слышится в самом наружном служении… Нигде я не видал таких монахов, с каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами все. Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхожденья; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участие к человеку больше. Вы постарайтесь побывать в этой обители; не позабудьте также заглянуть в Малый Ярославец к тамошнему игумену, который родной брат оптинскому игумену и славится также своею жизнию; третий же из них игуменом Саровской обители и тоже говорят, почтенный настоятель».

Кроме этой своей поездки в Оптину Пустынь Гоголь был там в 1852-ом году, когда он вернулся после своего паломничества в Святую Землю и ездил в Калугу к друзьям своим Смирновым. На пути его лежала Оптина Пустынь.

Сохранились два письма Гоголя, адресованные в Оптину Пустынь: первое – записочка к отцу Игумену Моисею: «Так как всякий дар и лепта вдовы приемлется, то приимите и от меня небольшое приношение по мере малых средств моих: двадцать пять рублей на строительство обители вашей, о которой приятное воспоминание храню всегда в сердце моем». Другое письмо от 25-го июля 1852-го года более значительное:

«Ради Самого Христа – молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного Настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится – просите молитв обо мне. Путь мой труден, дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией, не может двинуться мое перо; и силы мои не только ничтожны, но их и нет без освежения Свыше. Говорю вам об этом не ложно. Ради Христа обо мне молитесь. Покажите эту мою записочку отцу Игумену и умоляйте его вознести свои молитвы обо мне грешном, чтобы удостоил Бог меня недостойного поведать славу Имени Его, несмотря на то, что я всех грешнейший и недостойнейший. Он силен, Милосердный, сделать все: и меня черного, как уголь, убелить и вознести до той чистоты, до которой должен достигнуть писатель, дерзающий говорить о святом и прекрасном. Ради Самого Христа, молитесь: мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейских дрязг, и на всяком месте своего странствования быть как бы в Оптиной Пустыни. Бог да воздаст вам всем за ваше доброе дело. Ваш всей душой Николай Гоголь».

Эти мысли Гоголя об ответственности писателя перед Богом возникли не без влияния бесед со старцем Макарием, перед прозорливым суждением которого он повергал свои сомнения.

Еще до личного знакомства с Гоголем, старец Макарий прочел «Переписку с друзьями» и вложил свой письменный отзыв во внутрь этой книги, стоявшей на полке Оптинской библиотеки. Вот подлинные слова старца: «…Виден человек, обратившийся к Богу с горячностью сердца. Но для религии этого мало. Чтобы она была истинным светом для человека собственно и чтобы издавала из него неподдельный свет для ближних его, необходима и нужна в ней определительность. Определительность сия заключается в точном познании истины, в отделений ее от всего ложного, от всего лишь кажущегося истинным. Это сказал Сам Спаситель: «Истина освободит вас» (Ин. 8:3). В другом месте Писания сказано: «Слово Твое истина есть» (Ин. 17:17).

Посему, желающий стяжать определительность, глубоко вникает в Евангелие, по учению Господа, направляет свои мысли и чувства. Тогда он может отделить в себе правильные и добрые мысли и чувства. Тогда человек вступает в чистоту, как и Господь сказал после Тайной вечери ученикам Своим, яко образованным уже учением истины: «Вы чисти есте за слово, еже рех вам» (Ин. 15:3). Но одной чистоты не достаточно для человека: ему нужно оживление, вдохновение. Так, чтобы светил фонарь, недостаточно одного вымывания стекол, нужно, чтобы внутри его была зажжена свеча. Cиe сделал Господь с учениками Своими. Очистив их истиною, Он оживил их Духом Святым и они сделались светом для человеков. До принятия Духа Святаго они не были способны научить человечество, хотя и были чисты. Сей ход должен совершаться с каждым христианином на самом деле, а не по одному имени: сперва просвещение истиною, потом просвещение Духом. Правда, есть у человека врожденное вдохновение, более или менее развитое, происходящее от движения чувств сердечных. Истина отвергаете cиé вдохновение, как смешанное, умерщвляет его, чтобы Дух, пришедши, воскресил его в обновленном состоянии. Если же человек будет руководствоваться, прежде очищения его истиною, своим вдохновением, то он будет издавать из себя и для других не чистый свет, но смешанный, обманчивый, потому что в сердце его лежит не простое добро, но добро смешанное со злом, более или менее. Всякий взгляни на себя и поверь сердечным опытом слова мои: как они точны и справедливы, скопированы с самой натуры. Применив сии основания к книге Гоголя, можно сказать, что он издает из себя и свет и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного, неясного, безотчетного, душевного, а не духовного. Так как Гоголь писатель, а в писателе «от избытка сердца уста глаголют» (Мф. 12:34), или: сочинение есть непременная исповедь сочинителя, по большей частью им не понимаемая и понимаемая только таким христианином, который возведен Евангелием в отвлеченную страну помыслов и чувств и в ней различил свет от тьмы, то книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение. Желательно, чтобы этот человек, в котором видно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех благ. По сей причине советую всем друзьям моим по отношению религии заниматься исключительно чтением святых отцов, стяжавших очищение и просвещение, как и апостолы, и потом уже написавших свои книги, из коих светит чистая истина и которые сообщают читателю вдохновение Святаго Духа. Вне этого пути, сначала узкого и прискорбного для ума и сердца, всюду мрак, всюду стремнины и пропасти. Аминь.

Ф. М. Достоевский

Феодор Михайлович Достоевский, наиболее прославленный из русских писателей, был переведен на все иностранные языки и признан всемирным гением. Он старался насадить в мире добро и искренно считал себя членом Православной Церкви. Известно, что он умер напутствуемый Святыми Тайнами. Образ Христа был чрезвычайно дорог душе Достоевского. Однако, он не разделял традиционных верований Православной Церкви, запечатленных в Символе Веры. Известно влияние на Достоевского В.С. Соловьева, а также его увлечение идеями Н.О. Федорова, утверждавшего, что «если человечество объединится в любви, не будет катастрофического конца света и Страшного Суда». Достоевский вполне воспринимает идеи Федорова: «Скажу, что я в сущности совершенно согласен с этими мыслями. Их я прочел как свои». И далее: «Мы здесь, т.е. я и Соловьев, по крайней мере, верим в воскресение реальное, буквальное, личное и в то, что оно будет на земле». Другими словами, что это воскресение и жизнь будущего века произойдет иначе, чем нас учит Евангелие (Мф. 25:31–46) и не так как учит ап. Павел (1Кор. 15:49–55).

О том, что мировоззрение Достоевского расходится с традиционными верованиями Церкви, единогласно свидетельствуют все до одного литературоведы, посвятившие свои труды раскрытию личности Достоевского и его творчества. Мы здесь назовем:

1. Прот. Проф. В.М. Зеньковский «Ист. Рус. Философии». Т. 1.

2. Проф. Зандер (на франц. яз.) «Достоевский». Париж. 1946 г. 176 стр.

3. Н. Бердяев. «Миросозерцание Достоевского». Париж. 1963 г. 238 стр.

4. К. Мочульский. Достоевский. Жизнь и творчество. Париж. 1948 г. 561 стр.

В своем инакомыслии Достоевский был прежде всего последователем теории Руссо, отрицавшего наличие у человечества первородного греха. На основании этого Достоевский проповедует морализм и уклоняется от мистического богословия. Из этого вытекает, что созданный им тип о. Зосимы не совпадает не только с оптинскими старцами, но даже с ликом всех преподобных Православной Церкви, цель у которых состоит в стяжании даров Св. Духа. В моралистическом же, иначе в «натуральном» христианстве, где все явления объясняются естественным, натуральным образом, нет ничего вышеестественного. Здесь можно найти параллель с «Отцом Сергием» Льва Толстого: у него прозорливость, как и у о. Зосимы, действует на основании памяти, опыта, наблюдательности. А помощь в лечении недугов – в знании лечебных средств.

При «натуральном» христианстве отпадает необходимость в соблюдении правил святоотеческой аскетики. Так о. Зосима велит своему ученику: «…землю целуй и неустанно, ненасытно люби, всех люби, все люби, ищи восторга и исступления сего. Омочи землю слезами радости твоей и люби сии слезы твои». Не говоря о том, что все это наставление идет в прямой разрез с правилами св. Отцов, можно особенно сослаться на слова пр. Иоанна Лествичника, который говорит, что нельзя доверять слезам прежде очищения сердца (Слово 7-ое, 35).

Однако, пленительно изображенный образ о. Зосимы многократно приводит читателей к познанию веры. Это нельзя не приветствовать. Но пусть таковые лица знают, что по заповеди Апостола: «забывая заднее и простираясь вперед» (Флп. 3:13), им должно отныне искать подлинный духовный жемчуг – «маргарит», оставляя позади всякое подражание, искусственную подделку.

Достоевский был в Оптиной Пустыни и описал в своем романе «Братья Карамазовы» все, что видел и слышал, создавая внешнюю картину для своего романа. Но он остался чужд внутреннему духу этой обители.

В 1972-ом году исполнилось 250-летие со дня многознаменательного рождения старца схиархимандрита Паисия Величковского, покинувшего свою родину, чтобы плодом всей своей жизни явить на ней обновление монашеского духа (См. стр. 46–49.)

Мощи старца Паисия покоятся в Румынии в Нямецком монастыре на вскрытии. Наступление большевизма помешало канонизации. Однако, 15-го ноября в день  успения Преподобного ежегодно правится посвященная ему служба, как местно прославленному святому.

В ранее вышедшей книге «Стяжание Духа Святаго в путях древней Руси», которая служит как бы первым томом к настоящей книге, говорится о внутреннем делании и о тяге русских паломников на Ближний Восток, откуда они приносили с собой на родину учение Святых Отцов Православной Церкви. Ряд неблагоприятных условий помешал созданию самобытной русской духовной культуры. Только монастыри служили главными светочами для народных масс.

Настоящая книга «Оптина Пустынь и ее время» вначале повествует о сущности старчества, вопроса доселе не затронутого в богословской науке. Эта книга посвящена Петербургскому периоду в истории.

С возникновением Империи были внезапно введены бытовые реформы, в корне отменившие прежние обычаи и нравы. Ряд введенных новшеств дал понять обществу, что все на свете относительно. Гром с небес не грянул, а посему со всеми переменами изменилось отношение и к страху Божию. Это отразилось на нравах, которые стали легкомысленными и порою безнравственными. Многие волевые люди ушли в дремучие леса в старообрядчество. С той поры было положено начало той роковой двойственности, которая мешала истинному процветанию в последующее время. При Екатерине появилось вольтерианство и вольнодумство. О гонении на Церковь при Екатерине хорошо сказано у Пушкина: «Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла удар просвещению народному. Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностью. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии… завися, как и прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно (духовенство) всегда было посредником между народом и государем, как между человеком и божеством.

Мы обязаны монахам нашей историей, следственно просвещением. Екатерина знала все это – и имела свои виды».

После смерти Екатерины в начале царствования имп. Павла началось духовное возрождение в монашестве, речь о котором идет в этой книге.

Это время от Преподобного Серафима до Блаженного о. Иоанна Кронштадтского. Безчисленное число еще поныне не прославленных подвижников заблистало подобно звездам на духовном небе России.

В XIX веке Петр Киреевский собирает народные песни, настаивал на необходимости предания. С ним были его единомышленники как Пушкин, Гоголь и многие другие. Речь тогда шла об оградительном национализме.

Теперь же, если по милости Божией возможно станет возрождение, все делание должно исключительно заключаться в крепком хранении святоотеческого Православия, на котором созидалась и зиждилась Великая Россия. Отнюдь не в искании новых путей, а в твердом пребывании в той вере, в которой жили и действовали оптинские старцы – эти истинные стяжатели даров Духа Святаго.

Иван Михайлович Концевич родился в Варшаве 13 октября 1893 г., где его отец занимал должность в судебном ведомстве. При переходе его отца на должность податного инспектора, семья, после нескольких лет жизни в Прибалтике, переселилась на Украину. Иван Михайлович кончил в Полтаве гимназию и поступил в Киевский Университет на математический факультет. Военные события в 1915 г. вынудили его перейти в Харьковский Университет. В этот период своей жизни И. М. жил в доме о. Николая Загоровского, которому часто прислуживал в церкви и постоянно сопровождал его. В эти годы И. М. бывал в Оптиной Пустыни и с тех пор остался верным сыном ее старцев. Окончив 4 курса Харьковского университета, он вступил в ряды Добровольческой Армии, был под огнем и был контужен. В Галлиполи окончил Военное Инженерное Училище и был произведен в офицеры. Во Франции он окончил в Сорбонне физико-математический факультет и после этого «Высшее Учебное Заведение» по электричеству.

Во время НЭПа, когда приоткрылась возможность переписки, И. М. стал пользоваться непосредственным руководством старца Нектария. Мать его непрерывно ездила к старцу с младшим сыном, ныне Владыкой Нектарием Сеаттлийским. Старец входил во все подробности жизни И. М. и давал указания и наставления, которые ему были пересылаемы. Так продолжалось до смерти старца.

В 1935 г. И. М. женился на Е.Ю. Карцовой. Венчал их о. Василий Шустин в Алжире, с которым сохранилась духовная связь на всю последующую жизнь.

Во время второй мировой войны И. М. поступил в Парижский Богословский Институт; окончил его со званием Кандидата Богословия.

Благодаря предоставлению ему стипендии Богословским Институтом и благодаря некоторой доли помощи со стороны Его Преосвященства Епископа Серафима, ныне Архиепископа Чикагского, явилась возможность выпустить в свет книгу «Стяжание Духа Святаго в путях древней Руси», 1952 г., служащей первым томом к настоящей книге.

В 1952–53 гг. Иван Михайлович преподавал Патрологию в Свято-Троицкой Духовной Семинарии.

Вторая его книга вышла под заглавием: «Истоки душевной катастрофы Л.Н. Толстого», Мюнхен 1956.

Иван Михайлович скончался 6-го июля 1965 г. в гор. Берклей, Калифорния.

После него осталась неоконченной настоящая книга «Оптина Пустынь и ее время». Ныне она выходит в свет в издании Свято-Троицкой Обители, пополненная вдовою автора, при помощи и любезном содействий Г.Д. Подмошенского, ныне в монашестве отца Германа.