Отдел третий. БОГ КАК СПАСИТЕЛЬ. ХРИСТОЛОГИЯ

5. О совершенной святости и безгрешности Господа Иисуса Христа

Естественным следствием ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе является Его совершенная святость, т. е. безгрешность. Всесовершенная святость Бога Слова, вследствие ипостасного соединения, перенеслась и на человеческое естество воплощенного Господа, но при этом человеческое естество не утратило того, что делает его человеческим, но пребыло в своих границах, в категории человеческого. Так как Ипостась Бога Слова стала Ипостасью плоти, то греху не было и не могло быть места в Господе Иисусе Христе. Господь Иисус по всему и во всем был совершенно святым и безгрешным. Не только не имел Он даже частицы греха, но и не мог грешить, потому что всегда и во всем был одной и Той же Ипостасью Бога Слова. Об этом нам свидетельствует вся жизнь Господа Иисуса Христа во плоти на земле. Весь Новый Завет живет этой истиной. Первое благовестие, которым святой Архистратиг открывает Новый Завет, – то, что Рождаемое от Духа Святого будет святым (ἅγιον, Лк.1:35), святым в Божественном смысле, полностью свободным от наследственного греха, а сверх того – и от личного. Так как Господь Иисус жил Он совершенно святой и безгрешной жизнью, то и мог смело спрашивать Своих лукавых врагов, постоянно старавшихся уловить Его в каком-либо прегрешении: «Кто от вас обличает Мя о гресе?» (Ин.8:46). А на Тайной вечери, открывая главные тайны Своего домостроительства спасения, Преблагий Спаситель свидетельствует, что в Нем нет ничего греховного, ничего, что могло бы быть и называться порочным, злым, дьявольским. Ибо это означают Его святые слова: «Грядет бо сего мира князь, и во Мне не имать ничесоже» (Ин.14:30). Князь мира сего, дьявол, сколько бы и как бы ни пытался он отыскать грех и зло в Господе Иисусе Христе, не может найти в Нем ничего подобного.

Очевидцы и последователи воплощенного Господа, опираясь на длительный личный и проверенный опыт, ясно и непоколебимо свидетельствуют, что Господь Иисус Христос абсолютно свят и безгрешен. Так, возлюбленный Иоанн, которому милостивый Спаситель полнее всего раскрыл тайну Своей досточудной Личности, возглашает о Господе Иисусе: «В Нем нет греха» (1Ин.3:5). Апостол огненной веры, святой Петр, говорит о своем незаменимом Учителе: «Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1Пет.2:2; ср.: Ис.53:9). По Богооткровенному свидетельству, Господь Иисус, «подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр.4:15).

По причине ипостасного соединения двух естеств в Господе Иисусе Христе, Он не только свободен от греха и наклонности ко греху, но и от всякого внутреннего искушения. Как совершенный человек Господь Иисус имел совершенное человеческое естество со всеми его свойствами и качествами, то есть со всем тем, что делает это естество непреложно человеческим. Господь Иисус Христос носил в Себе всё естественно принадлежащее человеческому естеству. Грех не есть составная часть, естественный компонент человеческого естества, поэтому Господь Иисус Христос в Своем человеческом естестве его и не имел. Грех по своей сущности чужд человеческому естеству и не составляет его естественной принадлежности, посему Господь, хотя и в полноте воспринял Он человеческое естество, не воспринял с ним греха. Господь Иисус Христос, совершенный Бог и совершенный человек, не может грешить. Таков закон, неизменный закон Его Божественной Личности. Сказать о Нем, что Он может грешить, – значит лишить Его Божественной Ипостаси и природы.

Верные Богооткровенной истине об абсолютной святости и безгрешности Господа нашего Иисуса Христа, Отцы Пятого Вселенского Собора осудили в своем двенадцатом анафематизме Феодора Мопсуэтского, утверждавшего, что Господь Иисус не был свободен от внутренних искушений и борьбы страстей.

Приводя из Священного Писания уже упомянутые места, свидетельствующие о безгрешности Господа Иисуса Христа, Ориген говорит, что «все они показывают, что в Нем не было чувства греха (omnia nullum in eo peccati sensum indicant existisse) и никогда ощущение греха в Него не входило (nunquam in eum iniquitatis sensus intrasset). Христос имел разумную душу, а природа душ способна и к добру, и к злу; как тогда объяснить феномен Христовой души? Несомненно, природа Его души была такой же, как и у других, иначе она не могла бы именоваться душой, если бы в самом деле не была таковой. Но так как сила выбора между добром и злом имеется у всех, Христова душа избрала любовь к праведности, грандиозностью своей любви прилепившись к ней неизменно и неразрывно, так что твердость цели, великая сила приверженности и неугасимый огонь любви истребили всякое чувство превращения или перемены (omnem sensum conversions atque immutationis abscinderet), и зависевшее раньше от воли, силой длительного обыкновения обратилось в естество (et quod in arbitrio erat positum, longi usus affectu jam versum sit in naturam). Итак, мы должны веровать, что во Христе существовала человеческая и разумная душа и не предполагать, что она якобы обладала чувством или возможностью греха (et nullum sensum vel possibilitatem eam putandum est habuisse peccati)... Душа Христова, присно пребывающая в Слове, присно в Премудрости, присно в Боге, есть Бог во всем, что делает, что чувствует, что понимает (omne quod agit, quod sensit, quod intelligit, Deus est), поэтому нельзя назвать ее ни удобопревратной, ни изменчивой, ибо она обладала неизменностью от Своего непрерывного и пламенного единения с Богом Словом (quae inconvertibilitatem ex verbi Dei unitate indesinenter ignita possedit)».

«Бог Слово, творец первого человека, – говорит святой Афанасий, – пришел, чтобы соделаться человеком для оживотворения человека и ниспровержения злобного врага; и родился от жены, восстановив в Себе от первого состава образ человека, и в обновленном образе явил плоть без плотских пожеланий, ибо в Нем – воля Единого Божества и всё естество Слова в явлении человеческого образа и видимой плоти второго Адама, не в разделении лиц, а в бытии Божества и человечества».

Человеческое естество в Господе Христе – во всем, как и наше (подобно нашему. – Примеч. ред.), кроме греха; оно имело все человеческие телесные и душевные свойства настолько, насколько последние не имеют характера греха и не предполагают греха. Эти и подобные им качества в Господе Иисусе Христе Святые Отцы называют «τὰ πάϑη» (скорби, беды, страдания). Святой Дамаскин пишет: «Мы исповедуем, что Господь Иисус Христос взял на Себя все естественные и невинные (неукоризненные, беспорочные. – Примеч. ред.) человеческие скорби (страсти. – Примеч. ред.). Ибо Он воспринял на Себя всего человека и всё свойственное человеку, кроме греха; ведь грех – неестественен, и не посеял его в нас Творец, но он впоследствии посеян дьяволом в нашей свободной воле и возникает вместе с нашим согласием, но не властвует над нами насильно. Естественные же и невинные страдания (страсти) суть те, которые не зависят от нас, но вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения за преступление; таковыми являются: голод, жажда, утомление, труд, слезы, тление, избегание (уклонение от) смерти, страх, предсмертные муки и тому подобное, принадлежащее по естеству каждому человеку. Христос, таким образом, всё взял на Себя, чтобы всё освятить. Он был искушаем и победил, дабы уготовать нам победу и дать силу естеству победить врага, [с той целью,] чтобы естество, некогда побежденное, победило древнего победителя тем же самым оружием, которым он его некогда победил. Ведь дьявол искушал Христа со внешней стороны, а не через помыслы, – так же, как и Адама, ибо и его он ранее искушал не через помыслы, а через змия. Но Господь отверг искушение и развеял его, как дым, чтобы страсти, ополчившиеся против Него и побежденные, стали и для нас легко одолеваемыми, дабы, таким образом, новый Адам спас ветхого. Разумеется, наши естественные скорби были во Христе и по естеству и выше естества. Ибо они естественно в Нем проявлялись, когда Он попускал телу переносить ему свойственное; и в то же время они были выше естества, потому что естественное в Господе не предшествовало Его воле. И в самом деле, в Нем не замечается ничего вынужденного, но всё добровольное. Ведь по собственной воле Он и алкал, и жаждал, и испытывал страх, и умер».

«Владыка Христос имел чувство страха, и причем страха естественного, невинного (неукоризненного) и не подверженного греху». Но все-таки этот страх был подлинным. Об этом святой Афанасий Великий пишет: «Один и Тот же Владыка Христос – по всему совершенный Бог и совершенный человек. Поэтому Он и сказал: «Ныне душа Моя возмутися» (Ин.12:27). Слово «ныне» означает: когда восхотел (ὅτι ἠϑέλησεν), но этим Он все-таки показал то, что было в действительности. Ведь не говорил Он о том, чего в Нем не было, как бы это было или же как если бы речь шла о чем-то мнимом; потому что всё это совершалось по естеству и на самом деле». «Бояться было свойственно не естеству Слова как Слова, но Слово было во плоти, подверженной страху». «Когда Спаситель плакал и устрашался, плакало и устрашалось не Слово как Слово, но это было свойственно плоти; и когда молился о том, чтобы миновала Его чаша, боялось не Божество, но и эта немощь была свойственна человечеству. Слова: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк.15:34; Мф.27:46) – Евангелисты опять-таки приписывают Ему, хотя Слово нисколько не страдало, ибо Оно нестрадательно. Господь соделался человеком, и это с Ним происходит; но произносит Он эти слова как человек, дабы, облегчив и эти страдания плоти, сделать плоть свободной от них. Посему не может быть оставлен Отцом Господь, всегда сущий в Отце, ни до того как изрек эти слова, ни по их произнесении». «Спаситель, возглашая: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» – говорит это от нашего лица, ибо Он принял на Себя образ раба (Флп.2:7) и, как об этом пишет Исаия: «Сей грехи наши носит, и о нас болезнует» (Ис.53:4). Поэтому не о Себе Он скорбит, а о нас; не Сам Он оставлен Богом, но оставлены мы, и ради нас, оставленных, Он пришел в мир».

«Слова Спасителя: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил» – не означают, что Сам Он оставлен Отцом или собственным Божеством... но в Себе Он изображает, представляет наше. Ведь мы прежде были оставлены и презренны, а ныне восприняты и спасены страданиями Нестрадательного. Подобно сему Он усвояет наше неразумие и нашу греховность, как это видно из двадцать первого псалма (Пс.21), явно относящегося ко Христу».

«Слова: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46) – Спаситель произнес, будучи Тем, Кто усвоил наше лицо. Ибо Отец не мог бы быть назван Его Богом, если бы Христос не поставил Себя в один ряд с нами; и никогда Христос не был оставлен Своим Божеством, но оставлены и презренны были мы. Поэтому Он и молился как Усвоивший наше лицо».