О русских и других названиях дней недели

«Πάντα ῥεῖ»

(Гераклит)

Слова эти, сказанные одним из древнейших греческих философов относительно всей природы вообще, в частности могут быть применены к языкам. Здесь постоянно всё изменяется, как форма, так и значение слов. В языке нет остановки, всё находится в переходном состоянии. Но как всему, так и этим изменениям, по крайней мере звуковым, есть предел, а именно односложность слов. В этом отношении из всех ариоевропейских языков достиг высшей степени развития английский язык: в нём ⅔ всех слов односложны. Так как законы звуковых изменений сравнительно довольно точно установлены, то нетрудно, в случае надобности, восстанавливать прежние формы данного языка из ариоевропейской группы, разумеется, с релятивной точностью, соответствующей всегда состоянию этой науки.

Об изменениях значения слов сказать этого нельзя. В исследовании семасиологии, во-первых, пока ещё гораздо меньше сделано, чем в исследовании звуков; а во-вторых, приходится считаться ещё с тем обстоятельством, что в развитии семасиологии случайность играет важную роль¹, между тем как звуковые изменения происходят по известным законам. Правда, и в семасиологии то тут, то там проглядывают иногда явления, которые могут быть подведены под общие категории, как например, 1)собственное и переносное значение слов [рыба бьётся (на удочке), человек бьётся, то есть мучится, и тому подобное]; 2)перенесение названия места на существа, населяющие его, или наоборот [нем. «Frauenzimmer» = «комната для женщин» (собственное значение) = «женщина» (переносное значение), греч. «ὀ ὄνος» = церковнослав. «осел»² = «осёл» = верхний жернов, приводимый в движение ослом. Но несмотря на то, что собственное значение какого-нибудь слова всегда древнее всякого переносного, прежде всего трудно определить, какое значение самое первоначальное, коренное, потому что почти каждое слово имеет несколько собственных, а равно и несколько переносных значений. Кроме того, надо ещё иметь в виду следующее. Всякое позднейшее поколение привыкло наследовать запас слов с обыкновенными их значениями бессознательным образом. Нисколько не заботясь о первоначальном значении механически заимствованных слов, со временем, несмотря на изменившиеся между тем обстоятельства, люди стали их применять и к таким случаям, к которым их, собственно говоря, вовсе нельзя было применить³. Вот исходная точка многих семасиологических изменений. Такие изменения часто происходили не вдруг, а постепенно, через посредничество многочисленных переходных значений. Так как, однако, не всегда бывает, чтобы эти переходные значения сохранились, то, имея только крайние исходные точки значений какого-нибудь слова, часто нет возможности найти пропавшие звенья оборванной цепи, которые единственно могли бы соединить данные крайние в одно целое. Так, например, если сравнивать нем. «stehen» = «стоять» и «erstehen» = «покупать», то на первый взгляд довольно трудно себе представить, каким путём от «стоять» дойти до «покупать». Но если к этому прибавить, что «erstehen» сперва означает «покупать на аукционе», то есть стоять, пока не «устоишь» или «отстоишь» что-нибудь, то нетрудно заметить, что «erstehen» = «покупать» есть только обобщение понятия «покупать на аукционе»; слово стало обозначать вообще «покупать», потому что об «аукционе» с течением времени совсем забыли, то есть забыли об условиях или обстоятельствах покупки.

С другой стороны, для нас, пока не будут найдены переходные значения, остаётся непонятным, например, лат. «legere» в следующих двух значениях: «legere librum» = «читать книгу», между тем как «legere oram» = «плыть мимо берега»⁴; готск. «qiman» = нем. «kommen» = «идти» и готск. «usqiman» = нем. «töten» умерщвлять, и тому подобное⁵.

Примеров, относящихся к вышесказанному, можно было бы из каждого языка подобрать множество; но нас здесь интересует главным образом один из самых выдающихся случаев в этом отношении. Разумеем то, что даже имена числительные переменяют своё значение. Такое крайне странное, априорически не допустимое явление, что слова, имеющие самое определённое, раз навсегда установленное, по-видимому, совершенно неспособное подвергнуться каким-либо изменениям значение, тем не менее иногда поддаются влиянию действующих по этому направлению в языках вообще сил, – довольно наглядно доказывает, до какой степени бессознательно люди относятся к своему родному языку⁶. Иначе приведённые ниже факты были бы невозможны.

У нас воскресенье считается первым днём недели. На это указывает и среда, то есть середина недели. Но чем же объясняется, что вторник (=второй день) на самом деле оказывается третьим днём недели? Да мало того! Четверг и пятница гласят, что они суть четвёртый и пятый дни, между тем как на самом деле, считая, во-первых, с общепринятого начала недели – воскресенья, а во-вторых, и с середины её – среды, четверг и пятница будут пятым и шестым днями недели. Все три дня, вторник, четверг и пятница, передвинуты одним днём дальше, чем следовало бы по значению их. Непоследовательность эта станет ещё очевиднее, если принять в соображение, что вместо «среды» в церковнославянском языке ещё сохранилось более древнее название этого дня «третийник».

Для разъяснения этого странного факта считаю нелишним сказать несколько слов о предполагаемом происхождении названий дней недели.

Семидневная неделя, четвёртая часть так называемого синодического месяца, славится глубокой древностью. Седмица эта, зависящая от заметных простым глазом фаз луны, самым естественным образом сделалась мерой времени даже у географически очень отдалённых один от другого народов, как например, у китайцев и древних перуанцев. Изобретателями же названий отдельных дней недели, по всей вероятности, следует считать вавилонских халдейцев, так как они поклонялись планетам, которым были посвящены дни недели. Почему халдейцами избран был именно такой порядок планет, какой доныне сохранился в германской и романской областях, – загадка, до сих пор ещё не выясненная.

Около Р.Х. эта система названий была заимствована римлянами в следующим виде:

Впоследствии, под влиянием христианства, «dies Solis» был переделан в «dies dominicus» (или «dominica»).

У греков совершенно другая система названий. Исходной точкой здесь служит «ἑβδομάς» = лат. «septimana» = церковнослав. «седмица» = рус. «неделя»⁷ = эстонск. «nädal» и так далее. Поэтому в греческом названия дней недели были следующие:

В новогреческом под влиянием христианства, точно так же, как и в латинском, «ἡ πρώτῃ τῆς ἑβδομάδος» была переименована в «κυριακή» = лат. «dies dominicus» = день Господень, а в остальных случаях, кроме субботы (= «σάββατον») и пятницы (= «παρασκευή» = «приготовление» к субботе), стали употребляться просто числительные: «δευτέρα» = понедельник, «τρίτη» = вторник, «τετάρτη» = среда, «πέμπτη» = четверг⁸.

Вот две основные системы названий дней недели, которые впоследствии с большей или меньшей последовательностью были заимствованы всеми главными народами Европы.

Латинской системы, без всякой примеси христианских элементов, замечательно строго ещё доныне придерживаются народы германской группы, как лучше всего видно из следующей таблицы:

Как из таблицы явствует, англичане и нидерландцы удовольствовались тем, что просто приноровили латинские названия к своим национальным божествам, приблизительно соответствующим данным латинским. Только немецкая группа отчасти отвела солнцу ещё день, а именно «Sønn-abend» = «канун дня солнца»¹², отчасти же сделала уступку местному обычаю (шведск. и датск.).

Из шведского языка финны заимствовали название дней недели, что вполне объясняется прежней политической зависимостью финнов от иноплеменных им шведов, между тем как одноплеменники финнам эстонцы заимствовали русские названия дней недели, как будет показано впоследствии. Вот финские названия:

К этой же группе относятся романские языки, кроме португальского. Здесь уже заметно христианское и еврейское влияния, отзывающиеся первое на воскресенье = «dies dominicus» или «dominica»¹⁴, второе на субботе = евр. «schabbesch»¹⁵ = «покой» = рус. «шабаш». Остальные названия дней недели прямо заимствованы (не переведены, как германские) из латинского, в чём можно убедиться одним взглядом на приведённую ниже таблицу:

Относительно воскресенья и субботы к предыдущему примыкают португальские названия; относительно же других дней они принадлежат к греческой системе названий дней недели, как видно из таблицы:

Этим португальская система представляет удобный переход к славянской группе, служившей исходной точкой нашего разыскания.

Славяне, вероятно, ещё задолго до принятия христианства заимствовали у греков названия дней недели, не обнаруживающие никаких следов влияния христианских элементов, кроме «воскресенья» в русской области, которое впоследствии заменило прежнее, более общее название «недели». Четыре названия в церковнославянском («въторьникъ, третийникъ, четвръгъ, пѧтъкъ»), образованные из числительных, доказывают вполне, что первоначально понедельник¹⁷ считался первым днём недели, – иначе было бы немыслимо уже с самого начала назвать «вторым» то, что в самом деле по порядку «третье» – и, что замечательнее всего, продолжать таким последовательным образом по этому крайне странному пути переделывания числительных до «пятницы», то есть до пятого по названию, в действительности же шестого дня.

Упомянутое предположение подкрепляется ещё следующими доводами: во-первых, относительно этого передвижения значения имён числительных, помимо формы их, все славянские наречия согласны между собой как нельзя более, обстоятельство, исключающее всякую случайность; во-вторых, известно, что воскресенье, следующее за масляной неделей, всегда причисляется к предыдущей неделе, а Великий пост начинается с понедельника. По моему мнению, здесь проглядывает прежнее воззрение относительно воскресенья.

Значит, по понятиям славянских народов, по крайней мере в первые времена, воскресенье принималось в смысле Ветхого Завета: «ше́сть дне́й да сотвори́ши дела́, в де́нь же седмы́й суббо́та, поко́й свят Го́споду»¹⁸.

На этот ветхозаветный «покой, отдых», между прочим, довольно ясно указывает и самое название воскресенья, принятое большинством главнейших славянских говоров, – «неделя», то есть день, в который ничего не делают. Реминисценции о более древней, уступившей своё место уже в церковнославянском христианскому «воскресенью», неделе сохранились в общем всей группе «понедельнике», то есть дне после «недели» (воскресенья). Этим доказывается, что прежде «неделя» и в русском языке употреблялась в смысле «воскресенья», – иначе в нём не могло бы быть по-недельника, если не хотим допустить, что последнее название просто заимствовано русскими у остальных славян, к чему, впрочем, никакого довода нет.

Как уже выше было сказано, вследствие влияния христианства первым днём недели было выдвинуто «воскресенье». Названия всех остальных дней таким образом были передвинуты каждое одним днём дальше вперёд. Такое перемещение, совершившееся до славянской письменности¹⁹ достаточно показывает, до какой степени эти названия, образованные некогда из имён числительных порядковых, тогда уже утратили своё первоначальное значение. Они сделались столь общеупотребительными, а потому и не характерными, что никто не замечал разлада, возникшего между формой и значением их по назначении нового начала недели. «Въторьникъ, третийникъ, (впоследствии „среда“), четвръгъ» и «пѧтъкъ» больше не чувствовались как числительные порядковые, а являлись просто как носители определённых понятий, то есть как и другие носители отвлечённых понятий в языке. Вследствие этого они так же были приспособлены к переменам, как и остальные любые слова.

В греческом языке, как показано было выше, христианство так же потребовало своей дани, как и в латинском. «Ἡ πρώτῃ τῆς ἑβδομάδος» была переименована в «κυριακή»; но порядок и названия остальных дней остались без нарушения, так что форма по-прежнему согласовалась с значением. Понедельник назывался, как и всегда, «δευτέρα», вторник – «τρίτη» и так далее.

Из всего сказанного можно видеть, как чутко и сознательно греки относились к своему языку и в настоящем случае: они переименовали первый день недели, чем и сохранили гармонию между формой и значением её в остальных случаях, между тем как славяне, под такими же условиями выказали некоторую нечувствительность к такому несоответствию. Они вставили в число дней недели «воскресенье», поместив его во главе уже раз прежде установившегося ряда названий, чем и передвинули старый порядок так, что «понедельник» фактически стал вторым днём, то есть «вторником», вторник же «третийником» и так далее.

Надо ещё заметить, что до введения названия «среды» названия дней недели были более одинаковы. Это можно видеть из церковнославянского, в котором рядом с «средой» употреблялось название «третийник»²⁰. Для наглядности позволю себе привести таблицу названий дней недели главнейших славянских наречий.

Так как эстонцы издревле имели сношения с русскими, то немудрено, что они почти целиком заимствовали систему названий дней недели у русских, даже со всеми передвижениями, которые есть в русском. Только два последних названия заимствованы у шведов, а именно «reede» = «fredag», «laupäev» от «lördag».

Итак, даже в названиях дней недели у эстов замечается отчасти славянское, а отчасти германское влияние, что и вообще сплошь и рядом встречается в эстонском языке. Приведу для сравнения таблицу русских и эстонских названий дней недели.

Интересную параллель к славянскому передвижению названий дней недели мы встречаем в римской истории, а именно передвижение латинских названий месяцев. В 46 году до Р.Х. Иулием Цезарем постановлено было считать начало года, то есть новый год с 1 января. Вследствие этого получилось следующее разногласие между названием и порядком месяцев:

До «июня» всё идёт порядком: но со второго полугодия начинается разлад и продолжается до самого конца года. «Пятый» месяц по названию в действительности оказывается «седьмым», «шестой» становится восьмым по порядку и так далее. Стоит только взглянуть на названия месяцев и помещённые над ними, обозначающие порядок их, числа в прилагаемой таблице, чтобы убедиться в сказанном. Числительные порядковые, из которых образованы названия последних шести месяцев, передвинуты, помимо их значения, дальше вперёд на две единицы, подобно тому, как славянские названия дней передвинуты на одну единицу. Ясно, что числительные порядковые в данных случаях вполне утратили своё первоначальное значение. Они больше вовсе не обозначали порядка дней или месяцев, а перешли в категорию имён нарицательных, как, с другой стороны, например, «Quintus», «Sextus» и «Decimus» перешли в категорию имён собственных. Можно указать даже такие случаи, когда два слова, совершенно отдельных, рассматриваются как морфологическая единица; поразительным примером этого могут служить латинские слова «pridie» и в особенности «ante diem», которые вполне перешли в категорию несклоняемых существительных, на что указывает то обстоятельство, что они могли быть соединяемы с предлогами «in», «ad» и «ex»²⁶, например: «nuntii venerant ex ante diem Nonas Iun. usque ad pridie Kal. Sept.» (Cic.Att.3.17:1); «in ante diem octavum et septimum Kal. Octobres comitiis perduellionis dicta dies» (Liv.43.16:12); etc.²⁷.

Подобных примеров передвижения значения можно найти во всех языках в значительном количестве.