Источник

Беседа 39

Деян.17:32–33. Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время. Итак Павел вышел из среды их.

Почему Павел отведен в Рим в узах. – Кротость достохвальна. – Оскорбляющий подвергается большему осужде­нию, нежели оскорбляемый.

1. Почему Павел, успевший так убедить афинян, что они говорили: «об этом послушаем тебя в другое время», и тогда как не было опасностей, спешил оставить Афины? Вероятно, он не ожидал здесь большой пользы; а с другой стороны, он был веден Духом в Коринф. «Некоторые же мужи, пристав к нему, уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит и женщина, именем Дамарь, и другие с ними. После сего Павел, оставив Афины, пришел в Коринф; и, найдя некоторого Иудея, именем Акилу, родом Понтянина, недавно пришедшего из Италии, и Прискиллу, жену его, – потому что Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима, – пришел к ним; и, по одинаковости ремесла, остался у них и работал; ибо ремеслом их было делание палаток» (Деян.17:34, 18:1–3). Точно, как я сказал, он был веден Духом в Ко­ринф, где должен был остаться. Афиняне, хотя и любили слушать новости, но не были внимательны (к проповеди); они не показывали никакого усердия, а старались только о том, чтобы постоянно иметь какой-нибудь предмет для разговора; это и было причиною, что они отступили (от Павла). Но если у них был такой нрав, то почему они обвиняют его, что он «проповедует о чужих божествах» (Деян.17:18)? Потому что это (учение) для них было весьма непонятно. Впрочем, он убедил Дионисия Ареопагита и некоторых других. Те, кото­рые заботились о благоустроении своей жизни, скоро приняли слово; а прочие нет. Павлу казалось достаточным, что он по­сеял по крайней мере семена; а тогда протекла уже большая часть его жизни, так как он скончался при Нероне. Между тем воздвигнуто было Клавдием гонение на иудеев, хотя и издалека, но не напрасно, чтобы, хотя таким образом вразумить их: из Рима они были изгнаны, как люди вредные.

Потому по устроению (Божию) случилось то, что (Павел) от­веден был туда, как узник, не затем, чтобы быть изгнан­ным оттуда, как иудей, но чтобы остаться там и действовать под стражею. «Остался, – говорит (писатель), – у них«. Так, какое нашел он оправдание – жить с ними? Здесь особенно требовалось, чтобы он не брал (содержания от Церкви), как он сам говорит: «дабы они, чем хвалятся, в том оказались такими же, как и мы» (2Кор.11:12); потому и устрояется, что он живет здесь. «Во всякую же субботу он говорил в синагоге и убеждал Иудеев и Еллинов. А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Павел понуждаем был духом свидетельствовать Иудеям, что Иисус есть Христос» (Деян.18:4–5). Т.е. они оскорбляли его, нападали на него. Так они (де­лали); а что Павел? Он оставляет их, и притом с великою угрозою. Уже не говорит: «вам первым надлежало быть проповедану слову Божию» (Деян.13:46), но и с внешним знаком обращается к ним: «но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам. И пошел оттуда, и пришел к некоторому чтущему Бога, именем Иусту, которого дом был подле синагоги. Крисп же, начальник синагоги, уверовал в Господа со всем домом своим, и многие из Коринфян, слушая, уверовали и крестились» (Деян.18:6–8). Смотри, как опять, сказав: «отныне", он однако не перестает пещись о них; и следовательно сказал это для того, чтобы возбудить их. И за­тем пошел к Иусту, которого дом был подле синагоги. По­селился в соседнем доме, чтобы это самое соседство возбу­дило в них ревность, если бы они захотели. «Крисп же, – гово­рит (писатель), – начальник синагоги, уверовал в Господа со всем домом своим». И это весьма много могло содействовать к их обращению. «Господь же в видении ночью сказал Павлу: не бойся, но говори и не умолкай, ибо Я с тобою, и никто не сделает тебе зла, потому что у Меня много людей в этом городе» (Деян.18:9–10).

Смотри, каким образом Он убеждает его и как потом говорит ему то, что особенно ободряло его: «много людей в этом городе». Как же, скажет кто-нибудь, они все вместе напали на него? Но они ничего не сделали ему, а только привели его к проконсулу. «И он оставался там год и шесть месяцев, поучая их слову Божию. Между тем, во время проконсульства Галлиона в Ахаии, напали Иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище, говоря, что он учит людей чтить Бога не по закону» (Деян.18:11–13). Видишь ли, для чего они всегда пред­ставляли свои обвинения всенародно? Но, смотри, когда они сказали, что «он учит людей чтить Бога не по закону», проконсул нисколько не обращает на это внимания, а напро­тив еще защищает Павла. Послушай, как он отвечает: «если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас» (Деян.18:14). Он был, кажется мне, человек кроткий; это видно из его благоразумного ответа. «Когда же Павел хотел открыть уста, Галлион сказал Иудеям: Иудеи! если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас, но когда идет спор об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайте сами; я не хочу быть судьею в этом. И прогнал их от судилища. А все Еллины, схватив Сосфена, начальника синагоги, били его перед судилищем; и Галлион нимало не беспокоился о том» (Деян.18:14–17). И отсюда опять видна кротость этого мужа. Когда того били, он не почел этого для себя оскорблением: так дерзки были иудеи!

2. Но рассмотрим прочитанное выше. «Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время». Слыша так много великого и высокого, они не обращали внимания, но смеялись; а смеялись они (над учением) о вос­кресении: «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия» (1Кор. 2:14). «Итак, – говорит (писатель), – Павел вышел из среды их». «Итак". Как? Убедивши одних, осмеянный другими. «После сего Павел, – говорит, – оставив Афины, пришел в Коринф; и, найдя некоторого Иудея, именем Акилу, родом Понтянина, недавно пришедшего из Италии, остался у них и работал». Смотри, как закон начинает уже терять силу. Будучи иудеем, он остригся впоследствии в Кенхреях и отправился с Павлом в Сирию. Будучи понтя­нином, он поспешил идти не в Иерусалим или ближе к нему, но дальше. У него и пребывает (Павел) и пребывать не стыдится; но потому и пребывает, что находит здесь убежище удобное, гораздо удобнее для него царских чертогов. Не смейся, слыша это, возлюбленный! Ведь, как для борца более по­лезна палестра (школа, в которой упражнялись в борьбе), нежели мягкое ложе, так и для воина – меч железный, а не золотой. «И работал» проповедуя.

Устыдимся мы, которые и не проповедуя живем праздно. «Во всякую же субботу он говорил в синагоге, – говорит, – и убеждал Иудеев и Еллинов». «Но как они противились и злословили», отступил: отступил, надеясь, таким образом, скорее обратить их. Для чего, в са­мом деле, он, оставив тот дом, поселился ближе к сина­гоге? Не для этого ли? Он не видел опасности и там. «Свидетельствовать», говорит, им. Уже не учит, но свидетельствует. «Но как они противились, – говорит, – и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших». Делает это для того, чтобы не только словом, но и делом устрашить их; и говорит им с боль­шею силою, как уже убедивший многих. «Я, – говорит, – чист". «Отныне иду к язычникам». Так и мы виновны в крови тех, кото­рые вверены нам, если нерадим о них. Подобным образом, когда он говорит: «впрочем никто не отягощай меня» (Гал.6:17), говорит для того, чтобы устрашить, так как не столько могло устрашить их наказание, сколько эта (угроза). «И пошел оттуда, и пришел к некоторому чтущему Бога, именем Иусту». Переходит, желая внушить им, что он отошел к язычникам. «Крисп же, начальник синагоги, – говорит (писатель), – уверовал в Господа со всем домом своим». Смо­три, как тогда верные делали это целыми семействами. Затем вскоре и многие другие веровали и крестились. Начальником синагоги здесь называется тот самый Крисп, о котором (Па­вел) говорит в послании: «я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия» (1Кор.1:14). А этот, мне кажется, называется и Сосфе­ном, так как этот муж был столько верен, что и был бит и всегда находился при Павле.

«Господь же в видении ночью сказал Павлу:, – говорит (писа­тель), – не бойся, но говори и не умолкай». Потому он и оставался там долгое время; хотя побуждало его к этому и множество (верующих), но благоволение Христово – более. А предстояла большая опасность, когда уверовали многие и даже сам начальник синагоги. «Не бойся", говорит. Этого достаточно было, чтобы ободрить его; он обличается в боязни, или лучше, не обличается, но ободряется, чтобы этого с ним не случи­лось. (Бог) не попускал апостолам постоянно терпеть бед­ствия, чтобы они не изнемогли. Павла же ничто столько не огорчало, как неверующие, как противившиеся; это было для него тяжелее самих опасностей. «И не умолкай, – говорит, – потому что у Меня много людей в этом городе». Может быть, поэтому и является ему Христос. «Между тем, – говорит (писатель), – во время проконсульства Галлиона в Ахаии, напали Иудеи единодушно на Павла». Смотри, как они нападают спустя год и шесть месяцев, когда уже не имели права пользоваться своими законами. Коринфян осо­бенно ободряло то убеждение, что правитель не унизит себя, так как не все равно было, победить ли посредством словопрения, или внушить, что об этом деле он нисколько не за­ботится. И посмотри, как он был благоразумен. В ответе своем он не сказал прямо: это не мое дело; но что? «Иудеи! если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас, но когда идет спор об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайте сами; я не хочу быть судьею в этом». Блестящая победа!

«А все Еллины, схватив Сосфена, начальника синагоги, били его перед судилищем; и Галлион нимало не беспокоился о том». О, какой стыд они испытали! «И Галлион, – говорит, – нимало не беспокоился о том», хотя все было сде­лано для его оскорбления; а они, как бы власть какую имея, бьют (начальника), постыдно совершают дело безумной ярости! Почему же он не бил их со своей стороны, хотя имел власть над ними? Чтобы они научились любомудрию. Он не бьет их со своей стороны, что бы судия узнал, кто из них более кроток. Это не мало принесло пользы и присутствующим. Кротость од­них и дерзость других показывали, что для всего этого ну­жен судебный приговор; но они все делали беспорядочно. И не сказал: не должно, – чтобы они в другой раз не стали бить его, – но: не хочу. «Я не хочу быть судьею». Так кроток был этот муж! Подобным образом и Пилат гово­рил о Христе: «возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его» (Ин.18:31). Он хотел, чтобы они судили по закону; а они по­ступали, как пьяные и беснующиеся. Потому Павел прибыл из Афин (в Коринф), что здесь было «много людей». Он был бит, и ничего не говорил.

3. Будем и мы подражать ему. Бьющим нас будем воздавать кротостью, молчанием, долготерпением. Это – раны более тяжкие, удар более сильный и действительный, так как тяжко поражение не тела, а души. Мы многим наносим удары; но если это делается по дружбе, то даже нравится; если же ты будешь бить кого-нибудь с гневом, то касаешься его сердца и потому причиняешь ему великое огорчение, – так мы пора­жаем более сердце их. Докажем же, по возможности, что кротость поражает более, нежели сопротивление. Яснейшее до­казательство этого было бы из дел и из опыта; но, если угодно, объясним это и словом, хотя мы уже многократно делали это. При оскорблениях мы ничем столько не огорчаемся, как мнением присутствующих; не все равно – получать ли оскорбление при всех, или наедине; мы переносим легко те оскорбления, которые наносятся нам наедине, когда нет свидетелей, и никто не знает о том. Следовательно, не самое оскорбление огорчает нас, но то, что оно наносится при всех, так что, если бы кто-нибудь при всех хвалил нас, а наедине поносил, то мы еще были бы ему благодарны. Значит, огор­чение зависит не от самого оскорбления, но от мнения при­сутствующих, пред которыми (мы не хотим) казаться достой­ными презрения. Теперь: что, если мнение их будет в нашу пользу? Не больше ли потерпит сам оскорбитель, если они подадут голос за нас?

Кого же, скажи мне, осуждают по­сторонние свидетели: того ли, кто наносит оскорбление, или того, кто подвергается ему и молчит? Гнев увлекает нас в то время, когда наносится оскорбление; посмотрим же теперь, когда мы свободны от этой страсти, чтобы нам не увлекаться и тогда. Кого все мы осуждаем? Без сомнения того, кто нано­сит оскорбление; если он ниже нас, мы говорим, что он беснуется; если равен, говорим: он безумствует; если выше – и тогда не одобряем. Кто, скажи мне, достоин одобрения? Тот ли, кто возмущается, неистовствует, свирепствует, как дикий зверь, восставая против имеющих одинаковую с ним природу, или тот, кто пребывает в спокойствии, как в при­стани, и сохраняет великое любомудрие? Последний не уподоб­ляется ли ангелу, а тот похож ли и на человека? Тот и собственного зла сдержать не может, а этот удерживает и чужое; тот и самим собою владеть не может, а этот обузды­вает и другого; тот терпит кораблекрушение, а этот плывет безопасно на своем корабле при попутном ветре; он именно не позволяет ветру гнева устремляться в паруса и потопляет мысленную ладью его, но легкий и приятный ветер – дыхание незлобия – веет ему и с великим спокойствием приводит его в пристань любомудрия. Как во время крушения корабля, плывущие на нем не знают, что они выбрасывают в море, свою ли собственность или вверенное им достояние других, но бросают без разбора все, в нем находящееся, и драго­ценное и недрагоценное; когда же буря прекратится, то, раз­мышляя о том, что бросили, плачут и не радуются тихой по­годе, по причине потери выброшенного, – так точно и здесь. Когда свирепствует гнев и поднимается эта буря, не думают, что нужно выбросить и чего нет; когда же гнев прекратится, тогда, размышляя о том, что выбросили, видят только вред и не радуются самому спокойствию, вспоминая, какими словами осрамили себя и какой великий ущерб понесли не в деньгах, но в отношении к смирению и кротости.

Подлинно, гнев есть тьма. «Сказал, – говорит (Писание), – безумный в сердце своем: «нет Бога«" (Пс.13:1). Можно, кажется, и о гневающемся сказать: «сказал» гневающийся: «нет Бога". Он «по множеству гнева своего не взы­щет», говорит (Писание) (Пс.9:25). Если же является помысл благочестивый, то все (другие помыслы) он устраняет, отго­няет и ниспровергает. Если ты не чувствуешь, как ты терпишь вред более оскорбляемого, то оскорбляй; если не будет ни­кого, кто стал бы осуждать тебя, то суд совести, постигнув тебя наедине, накажет в тысячу раз более. В самом деле, когда ты слышишь, что оскорбленный тобою не сказал ни одного обидного слова, не скорбишь ли ты более его? Как, скажи мне, человека тихого, смиренного и кроткого ты осыпал тысячью укоризн? Так говорим мы часто, но не видим, чтобы тоже было соблюдаемо на деле. Как ты – человек – оскорбляешь человека? Раб – подобного себе раба? Но что ди­виться этому, когда многие оскорбляют самого Бога?

4. Да будет это утешением для вас, которые терпите оскорбления. Вас оскорбляют? Бывает оскорбляем и Бог. Вас поносят? Бывает поносим и Бог. Вас подвергают оплеванию? Тоже (терпел) и Господь наш. В этом Он имеет общее с нами, а в противном этому – нет. Он никогда не­справедливо не оскорблял, – да не будет, – не поносил, не обижал. Следовательно мы (оскорбляемые) имеем с Ним общее, а не вы (оскорбляющие). Переносить оскорбления свой­ственно Богу, а оскорблять напрасно – диаволу. Вот две против­ные стороны. «Бес в Тебе» (Ин.8:48), – такие слова выслушал Христос; Его по ланите ударил раб архиереев (Ин.18:22). На сторону этих людей и становятся оскорбляющие неспра­ведливо. Действительно так. Если Петр был назван сатаною за одно только слово (Мф.16:23), то тем более такие люди могут быть названы иудеями, когда творят дела иудеев, а эти (названы) сынами диавола, потому что творили дела диавола (Ин.8:44). Ты оскорбляешь (другого): но, скажи мне, кто ты? Или лучше, потому ты и оскорбляешь, что сам ты – ничто. Человеку не свойственно наносить оскорбления. При столкнове­нии говорят: ты кто? Напротив следовало бы говорить: оскор­бляй, ведь ты ничто. Теперь, когда мы говорим оскорбителю: ты кто? – слышим в ответ: во всех отношениях лучше тебя. Между тем следовало бы говорить противное. Но как мы дур­но предлагаем вопрос, то и они дурной дают ответ. Значит, виноваты мы сами. Мы обращаемся к оскорбителям как бы к каким великим людям, когда говорим: ты кто, что оскорб­ляешь? Поэтому они так и отвечают. А следовало бы говорить напротив: ты оскорбляешь? – оскорбляй; ведь ты – ничто. Скорее к тем, которые не наносят оскорблений, следовало бы гово­рить: ты кто, что не оскорбляешь? Ты выше естества человечес­кого. В том и благородство, в том и свобода, чтобы никому не говорить ничего унизительного, хотя бы иной и был досто­ин того. Скажи мне: сколько есть людей, достойных смерти? И, однако, судья сам собою не осуждает их, но допрашивает и притом не сам лично. Если же не принято, чтобы судья сам говорил с дурным человеком, но для этого нужен какой-нибудь посредник, то тем более мы не должны оскорб­лять людей равных нам. Мы не столько получим пользы от оскорбления других, сколько от убеждения, что в таком слу­чае мы унижаем самих себя.

Итак, дурных людей не дол­жно оскорблять по этой причине, а добрых – еще по другой: по­тому, что они не заслуживают того. Есть еще и третья – та, что не должно быть оскорбителем. А теперь, посмотри, что происходит: человек оскорбляется и унижается, а с ним вместе и оскорбляющий и все наблюдающие это. Что же? Не привести ли зверей к ним, чтобы решить дело? Остается это (одно средство). Если люди рады наносить друг другу оскорб­ления, то остается – предоставить зверям примирение. Как в доме, когда ссорятся господа, примирения их остается ожидать от слуг (этого требует самое существо дела, хотя, может быть, этого и не бывает), – так и здесь. Ты оскорбляешь? Не удиви­тельно; ведь ты – не человек. Оскорбление кажется каким-то великим делом и почитается приличным людям великим; но это скорее прилично рабам, а свободным приличны добрые речи. Как делать зло свойственно первым, так терпеть зло свойственно последним. Например, служанка, намеревающая­ся украсть, тайно похищает добро господина своего; так бы­вает и с оскорблением: как вор, – скажем, – вошедши осто­рожно, озирается кругом, ища похитить что-нибудь, так и этот высматривает все, чтобы выдать что-нибудь другим. Изобра­зим его еще другим примером: как тот, кто похитил из дому нечистые сосуды и вынес их перед всеми, не столько стыдится дела похищения, сколько самого себя, видя, что он похитил и вынес такие сосуды, так и этот, высказав перед всеми сквернословные речи, срамит этими словами не других, а себя, высказав их и осквернив ими свой язык и разум. Когда мы ссоримся с дурными людьми, то бывает тоже, что с человеком, который бьет другого лежащего в грязи; он пачкает себя самого, касаясь грязи своими руками. Помня все это, – увещеваю вас, – будем избегать этого зла, будем иметь благоречивый язык, чтобы, соблюдая себя чистыми от всякой укоризны, мы могли безопасно провести настоящую жизнь и спо­добиться благ, обетованных любящим Бога, благодатию и че­ловеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

* * *

*

Настоящие беседы произнесены святителем в Константинополе в 400 или 401 гг.

Абзацы в тексте расставлены нами – Редакция «Азбуки веры»


Источник: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Издание СПб. Духовной Академии, 1903. Том 9, Книга 1, Беседы на Деяния Апостольские, с. 5-478.

Комментарии для сайта Cackle