Воспоминания о в Бозе почившем Преосвященном епископе Иакове, как ректоре Благовещенской духовной семинарии

Почивший архипастырь, подвизавшийся, в течение большей части своей жизни, на духовно-училищной службе, оставил после себя много учеников, предстоящих в сане иерейства, престолу Господню и с честью служащих на других поприщах общественной деятельности. Но весьма немногим из них, рассеянным по разным местам Сибири, выпал жребий лицезреть его, уже убеленного сединами мудрости старца, но все еще живого и деятельного, в высоком сане епископства, удостоиться святительского благословения архипастыря, как органа божественной благодати, а тем паче, хотя и со скорбью, взирать на кончину и песнословить его погребение. – Чувство глубокого благоговения к почившему архипастырю и благодарная память о нем побуждают нас заглянуть в прошедшее, чтобы, пользуясь воспоминаниями, обрисовать деятельность его, как мудрого начальника и талантливого учителя.

Для более обстоятельного ознакомления с деятельностью почившего архипастыря, как ректора семинарии, необходимо вкратце коснуться истории возникновения Благовещенской семинарии и условий, с которыми совпало открытие ее. Назначение его ректором сей семинарии состоялось вскоре после открытия ее, последовавшего в 1870 году, во время управления камчатской епархией, незабвенного на Амуре, епископа Вениамина (ныне архиепископа Иркутского), которому собственно и принадлежит честь, как открытия семинарии, так и деятельность по первоначальной организации ее, продолженной потом, под непосредственным его руководством, ректором семинарии. Открытие семинарии в Приамурском крае, безлюдном, неустроенном и удаленном от центров просвещения, составляет видную эпоху в истории края, как по важности самого события, так и по характеру тех обстоятельств и неблагоприятных условий, при которых оно совершилось. Во вновь открытой семинарии не было ни ректора, как ближайшего руководителя, ни преподавателей с академическим образованием, ни библиотеки, соответствующей потребностям семинарии, ни сносного помещения. Существовавшее, до открытия семинарии четырех классное училище, с которым она должна была соединиться, помещалась в ветхом деревянном здании, которое требовало каждогодних значительных ремонтировок. То была для семинарии самая тяжелая година! Любвеобильнейший архипастырь первый принял самое горячее, самое деятельное участие в устроении дорогой ему семинарии в отношении учебно-воспитательном и хозяйственном. Занимаясь делами по управлению обширнейшей епархией, он, с редким терпением и любовью, почти ежедневно посещал ее, сам преподавая и руководя, в то же время, другими лицами, занимавшими места наставников. Уместно заметить, что учебная и воспитательная обстановка училища, как и хозяйственная, находилась в крайне плачевном состоянии, к которому, в известной степени, вполне можно было применить характерные черты бурсы времен Помяловского. Обязанности учителей занимали или окончившие в семинарии курс учения, пожилые священники, или исключенные оттуда дьяконы, или даже дьячки, образовательный ценз которых не простирался далее «2-й кафизмы царя Давида». Но те и другие, будучи не знакомы ни с требованиями современной педагогии, ни с методами целесообразного преподавания, в деле обучения руководились собственной своей логикой и учили, как хотели, и как умели. Таким образом, премудрость учения внедрялась в умы питомцев, не могших освоиться со своеобразным способом преподавания, путем механического заучивания, при помощи аудиторов, толчками, потасовками, обречением на, более или менее, продолжительный голод, с неизменной «березовой кашей», почему не столько развивала умственные способности запуганных детей, сколько заглушала их, производя разрушающее действие и в области нравственной природы – жертвы насилия и невежества. Воспитательная часть училища имела не менее мрачный характер, вследствие неумелости педагогов нравственно влиять на воспитанников и сурового обращения с ними, доведенного до ригоризма. Такой способ воспитания не мог не сказаться в дурных последствиях на поведении учеников, особенно возрастных, из которых многие совершали такие поступки, о которых теперь «срамно есть и глаголати». В каком положении находилась хозяйственная часть, видно из того, что воспитанники не имели ни сносного стола, ни порядочной одежды. Вечно полуголодные, полуодетые, они жили так, как жили страдальцы во времена существования пресловутой бурсы.

При таких то грустных обстоятельствах, после томительных ожиданий, вступил в управление семинарией о. ректор, архимандрит Иаков, прибывший в Благовещенск в конце 18⁷⁰/⁷¹ учебного года. О. ректор, как первый архимандрит на Амуре с высшим образованием, был предметом глубокого интереса городского общества, а особенно воспитанников, из которых многие родились в полудикой Камчатке, где и на обыкновенного инока, явись он в эту глушь, взглянули бы не иначе, как на чудо или выходца с того света. Питомцы встретили о. ректора с любовью, хотя и не без тревоги и трепета, так как предполагали в нем строгого и недоступного начальника. Но вскоре сомнения, обуревавшие их юные души, рассеялись, как скоро преходящие на ясном небосклоне мрачные тучи. После торжественного молебствия, пред началом учебного года, которое совершено было впервые на Амуре архимандричьим служением, о. ректор обратился к ним с задушевными словами приветствия и наставлений, которые, будучи выслушаны с удвоенным вниманием, произвели сильное впечатление на восприимчивые умы и сердца юных слушателей, и подействовали на них ободряющим образом. А еще более убедились они в добродушии о. ректора, когда, при наступлении занятий, он разрешил им свободный доступ в свою квартиру или за получением объяснений на свои затруднения по приготовлению уроков, или с какими-либо нуждами и просьбами.

Такая заботливость и преданность делу, показанная на первых порах, была тем необходимее, что на долю о. ректора выпала трудная обязанность – совершить целый переворот во всех областях по управлению училищем и новой семинарией. Старому времени наступил конец и грустные события его должны были сделаться достоянием истории. Нахлынули новые порядки; все, что могло возродиться, возрождалось, а старое, уже отжившее свой век, вымирало. Вместо прежних, закоснелых в рутине, педагогов, скоро прибыли новые преподаватели, образованные, гуманные, люди ума и энергии. Сам о. ректор, ревниво следя за правильной постановкой и ходом учебного дела, посещал весьма часто не только классы в урочное время, но и вечерние занятия воспитанников, и как бы входил в роль репетитора. И нужно было видеть с каким терпением и любовью давал он бесхитростные и удобопонятные объяснения ученикам, затруднявшимся в понимании урока! При посещении классов, он весьма внимательно слушал не только ответы воспитанников. предлагая нередко свои вопросы и объяснения, но и лекции преподавателей. Обозревая классные журналы, не опускал случая, чтобы не сделать неисправным ученикам соответствующего внушения, а исправных не поощрить словом одобрения; в то же время, обращал особенное внимание на целость и опрятность в содержании, как классных принадлежностей, так и учебников; чистота классных комнат и чистый здоровый воздух служили всегда предметом его особенной заботливости и требований. В предотвращение какого-либо ущерба учебному делу, он внушал преподавателям избегать всякого уклонения, без уважительных побуждений, от программы и требовал возможно точного выполнения всего, в ней содержимого. Сам в высшей степени аккуратный й бережливый во времени, научал тому же и других напоминанием, выработанной опытом жизни, истины: «время – золото» и если сказать правду, достигал желаемого. Преподаватели являлись в класс всегда исправно, тотчас после звонка и если кто почему-либо опаздывал, он спешил туда или сам, или извещал запоздавшего о времени начатия урока чрез посла.

Требуя от преподавателей добросовестного отношения к своим обязанностям, о. ректор являл в своем лице пример честного и всецело преданного своему делу труженика. До пунктуальности точный и исполнительный, он не знал ни устали, ни утомления: болезни, как бы совсем были непричастны его природе, так что во все время своего служения на Амуре, он не пропустил ни одного урока. В последнюю половину своей 10-летней службы при семинарии, он преподавал воспитанникам богословского отдаления св. писание. Богатство душевных дарований, обширная начитанность, всестороннее образование и редкие педагогические приемы были неотъемлемым достоянием о. ректора, как талантливого учителя, опытного педагога. И что это были за лекции, имевшие для нас непостижимо чарующую прелесть и заманчивость?!... Красота речи, неудержимо лившейся, подобно стремлению потока, склад ее, простота в изложении и обилие разнообразных сведений, возбуждали в слушателях глубочайший интерес и внимание к мудрому преподавателю, пред которым благоговели. Сосредоточенное спокойное лицо, ровная плавная походка и сановитость во всех движениях любимого о. ректора, окончательно и как бы невольно приковывали к нему слушателей, у которых превращалось в слух и внимание все и вся. На уроках о. ректора не было места ни скуке, ни утомления и если он замечал в ком-либо стремление к дремоте, то, обладая в высшей степени богатой ассоциацией идей и представлений, доводил свою лекцию до возможного оживления и интереса, чем снова овладевал вниманием сонливых учеников. Час окончания урока, таким-образом, проходил незаметно и воспитанники, увлекавшиеся лекциями о. ректора, весьма часто выражали недовольство, смешанное с удивлением: «Как скоро окончился класс?! Я рад еще послушать о. ректора, хотя бы и пришлось лишиться обеда» (уроки о. ректора были в предобеденное время). Хотя изъяснение св. писания проходилось без учебников, но воспитанники, благодаря искусству о. ректора вести свое дело, так прекрасно усваивали его лекции, что за немногими исключениями, давали всегда дельные ответы и на уроках, и на экзаменах, а некоторые из них воспроизводили лекции эти почти дословно, особенно в сочинениях, что вызывало не малое изумление о. ректора. Воспитанник В., плохо учившийся по математике, подал о. ректору срочное сочинение, почти буквально воспроизведенное с одной из его лекций. О. ректор, хотя и отметил сочинение баллом 5, – но сделал такую отметку: «инии трудишася и вы в труд их внидосте… Удивляюсь игре природы – почему автор, при такой восприимчивости, не может быть хорошим математиком?»

В интересах приучения воспитанников к самостоятельному умственному труду, о. ректором обращалось самое серьезное внимание на их письменные занятия. Деятельный о. ректор рассматривал все срочные сочинения не только воспитанников семинарии, но и училища, делая на них соответствующие заметки. В сознании высоты своих обязанностей в деле развития в воспитанниках самостоятельного мышления и дара наблюдательности, о. ректор не ограничивался уроками и сочинениями, намеченными в расписании. Всецело и бескорыстно отдавшись делу воспитания молодежи, он не опускал ни одного, в каком-либо отношении, замечательного случая или события, чтобы не поручить воспитанникам описать его. К числу таких случаев и событий следует, напр., отнести совершавшиеся, по предложению преосвященнейшего епископа Вениамина, в каникулярное время экскурсии старших воспитанников, совместно с лектором семинарии, в пределы Небесной империи с целью практического изучения маньчжурского языка. Но путешествия эти, хотя и сопровождались большими затруднениями и притеснениями со стороны недоверчивых китайцев, подозревавших в лице молодых путешественников – шпонов, подосланных правительством, но, тем не менее, обогатили их, если не языковедением, то достаточными этнографическими познаниями, которые потом они и излагали в своих сочинениях. В начале каникул 1872 года в Амурской области было великое наводнение, залившее не только прибрежные селения, но и Благовещенск, по улицам которого ходили пароходы. В это лето преосвященнейший епископ Вениамин совершил путешествие в японскую империю, в сопутствии о. ректора и певчих из воспитанников семинарии. Путешествие это, обильное разнообразными картинами и впечатлениями, было предметом особенных наблюдений воспитанников, писавших, по поручению о. ректора, путевые заметки. Некоторые впечатления этого путешествия в свое время прекрасно изображены в письмах о. ректора в редакцию Ирк. Епарх. Ведомостей. Отец ректор трактует в них о японцах, как юных, но ревностных христианах, передает впечатления, произведенные там и на туземцев, и на иностранцев приездом и богослужением православного русского епископа, сопровождавшимся землетрясением во время песнопения: «Тебе поем»; говорит об одном из иностранных консулов, выразившем в письме свое удовольствие, вызванное торжественным служением архипастыря. Восторгаясь грозно-величественными картинами и явлениями моря, о. ректор восхищается в то же время развитым умом, веселым нравом и прелестью манер морских офицеров, находя в этих качествах полную гармонию с их прекрасным, стройным костюмом.

1873 год увековечен посещением приамурского края августейшим путешественником Великим Князем Алексеем Александровичем, который в свой проезд чрез Благовещенск, изволил посетить и молодую семинарию, где был в классах, столовой, осматривал физический кабинет, а в правлении изволил, по предложению о. ректора, на поданном листе бумаги начертать свое имя. Событие это было предметом особых толков и вниманий воспитанников, совместными силами которых составлена, по поручению о. ректора, большая рукопись, хранящаяся теперь в память потомству в архиве семинарского правления.

Чтобы возбудить в воспитанниках большую любовь и стремление к письменным работам, о. ректор, с разрешения архипастыря, в первые годы возникновения семинарии, устраивал в ней литературные собрания, на которых с кафедры читались учениками их лучшие сочинения. Собрания эти, будучи посещаемы епархиальным преосвященным, семинарской корпорацией, губернатором, городской публикой, а иногда и приезжими высокопоставленными особами, имели на воспитанников, живших доселе замкнутой, казематной жизнью, то благотворное влияние, что облагораживали их нравы и характер, научая вежливости и деликатности в обращении с другими.

Посмотрим, как о. ректор относился к сочинениям воспитанников богословского отделения, по предмету св. писания. При разборе, происходившем обыкновенно в самом классе, каждое сочинение подвергалось строжайшей критике. Достоинство сочинения определялось, как внутренними качествами его, так и внешними. При обсуждении достоинств сочинения принимались в соображение не только содержание, план и форма изложения, и стилистическая обработка его, но и такие особенности, как почерк, чернила, чистота тетради и т. п. На сколько взгляд о. ректора на письменные работы воспитанников был проникнут серьезностью, можно убедиться из того, что он, будучи недоволен автором, мало приложившим труда в составлении сочинения, в разборе последнего доходил до тончайших подробностей, указывая автору на количество содержимых в его тетради строк, слов и даже букв. «Придавать огромное значение мелочам», говорит он, «есть свойство гениальных людей». Так как, но библейскому выражению, «и праведник едва спасается», то строгому критическому анализу подвергались даже сочинения воспитанников, отличавшихся способностями, успехами и трудолюбием, не говоря о малоспособных, на которых изливался самый беспощадный юмор и сыпались остроты красноречивого критика, сопровождаемые дружным, но весьма сдержанным смехом всего класса. При всем том, найденные в сочинении несовершенства, иногда весьма удачно приравнивались к какому-либо нравственному недостатку, подмеченному в ученике наблюдательным о. ректором. Подобная система разбора письменных трудов воспитанников заключала в себе ту несомненную пользу, что служила для последних лучшим побуждением к нравственному и умственному самоусовершенствованию, без мер насилия и принуждения извне. При разборе сочинения и спрашивании уроков о. ректор дозволял ученикам делать соответствующие возражения, имеющие характер диспута, с несомненной, конечно, целью приучить их к правильному и целесообразному состязанию, на поприще пастырской деятельности, с врагами христианства и православия, которыми так богат приамурский край.

К числу мер, принятых о. ректором к возвышению умственного уровня воспитанников, без сомнения, принадлежит его заботливость относительно устройства семинарской библиотеки. Библиотека эта хотя и содержала в числе своих книг несколько экземпляров редкостных сочинений по разным отраслям знания, появившихся на свет во времена глубокой старины, но в общем не могла удовлетворять современным нуждам семинарии, требуя, год от года, значительных пополнений и основательных занятий по приведению ее в систематический порядок. Ученической библиотеки, предназначенной для домашнего чтения воспитанников, вовсе не существовало. Между тем, денежные средства семинарии, на предмет содержания библиотеки, были так ограничены, что нельзя было и думать о покрытии ими всех расходов по ремонтировке последней. Но там, где иногда не представлялось благоприятного исхода, всегда являлся на помощь опытный и чрезвычайно энергичный о. ректор. Всегда верный своему слову и в предприятиях своих не знавший никогда ни преград, ни смущений, он и в данном случае показал свою находчивость и умение устранить нужду и помочь делу. Он обратился к причтам церквей и к людям, отличающимся делами благотворительности, с умилительными письменными воззваниями, которые увенчались полным успехом. Посыпались щедрые пожертвования и книгами, и деньгами, так что семинарская библиотека в непродолжительном времени не только обогатилась современными изданиями, но приняла надлежащий вид и порядок. Вместе с последней образовалась и ученическая библиотека, с довольно удовлетворительным выбором книг и периодических изданий, для внеклассного чтения воспитанников.

На свою деятельность в пользу семинарии о. ректор смотрел не иначе, как на дело собственной своей выгоды и потому стремился к наибольшей славе, и процветанию ее с удвоенным терпением и энергией, созидая благосостояние молодой семинарии, можно сказать, из ничего. Пока дела по устройству библиотеки приходили к своей цели, у о. ректора родилась мысль об учреждении при семинарии музея. Но представлялась ли какая-либо возможность воплотить это смелое намерение в само дело – неслыханное и невиданное на Амуре? Однако о. ректор, весьма решительный в своих действиях, ни мало не задумался, сам сделал шаг вперед, воспользовавшись своим путешествием в Японию, как нельзя более кстати. Во время этого путешествия он занялся приобретением редкостей сам и привлек к тому же делу и воспитанников. Собиралось все! Чучела особенно замечательных птиц, зверей и рыб, растения и произведения морского царства, искусства живописи, окаменелые вещества, минералы и т. п. Особенно богатым оказался отдел нумизматический. Таким образом, было положено основание началу музея, но не суждено было существовать этому благому учреждению. Вскоре же после отбытия его учредителя из Благовещенска в Россию, музей этот был предан беспощадному разорению…

Любовь о. ректора к воспитанникам семинарии не ограничилась деятельностью его, определяемой требованиями устава и программами. Он пользовался всяким удобным случаем к развитию в воспитанниках чувства любознательности и стремления к обогащению познаниями, знакомя их с мужами науки и государственными деятелями. Так в 1871 году семинария была посещена начальником Пекинской духовной миссии о. архимандритом Палладием, знаменитым знатоком китайского языка, и профессором Казанского Императорского университета г. Барабашем. Когда, в 1870 годах в Благовещенск прибыл астроном, полковник генерального штаба Ш., для наблюдений по прохождению Венеры чрез диск солнца, о. ректор обратился к последнему с просьбой – показать воспитанникам семинарии небесное пространство. В один из ясных летних вечеров все преподаватели и воспитанники собрались во двор квартиры любезного астронома, который показывал им в телескоп некоторые небесные планеты, делая, в тоже время, астрономические объяснения относительно их открытия, устройства, движения в солнечной системе и проч. Воспитанники видели: Луну, Венеру, Юпитер с его спутниками, Сатурн с кольцеобразными, но едва заметными, полосами.

В своих заботах о нравственном благосостоянии семинарии о. ректор проявил особенную деятельность, так как между воспитанниками, из которых многие отличались великовозрастием, под влиянием сурового обращения старого начальства, существовала крайняя распущенность. Он озаботился составлением особой инструкции, определявшей правила благоповедения воспитанников, обязавши последних всегда помнить и соображать с нею свою жизнь; сам наблюдал за поведением учеников, нередко посещая семинарию в часы глубокой ночи. Особенно преследовал нетрезвость и табакокурение, постоянно объясняя вредное, разрушительное влияние сих пороков, чрез расстройство нервной системы, на нравственную природу человека. Руководимый чувствами высшей справедливости в обращении с воспитанниками, он отличался необыкновенной настойчивостью, которая не исключает деликатности, кротостью, которая не переходит в слабохарактерность и снисходительностью к недостаткам их, которая не допускает послабления. Для подъема нравственности воспитанников особенно пользовался временем ежемесячных чтений ведомостей об успехах и поведении. Преподавая воспитанникам продолжительные нравоучения, замечательные по простоте речи и внушительности, исправных поощрял словом одобрения и похвалы, неисправных подвергал внушениям, выговорам, публичному стыду, наказаниям и в редких случаях, исключению из семинарии. В предотвращение праздности, как матери пороков, о. ректор поручал, особенно воспитанникам старших классов, в свободное от занятий время, работы по библиотеке, переписку проповедей и проч. Одним из воспитанников было переписано его объемистое сочинение: исторический очерк русского проповедничества и взгляд на современное его направление. И таким образом, вскоре так облагородил характер и полудикие нравы воспитанников, что открыл им свободный доступ в хорошие семейства горожан, в обществе которых и сам он пользовался глубокими симпатиями и уважением за свой блистательный ум, возвышенность чувств, добродушие, доступность и прелесть обращения.

Не меньшую службу сослужил о. ректор и в области семинарского хозяйства, обратив свое внимание, прежде всего, на неудовлетворительное состояние помещений. Дом, занимаемый училищем, ремонтирован; для помещения воспитанников семинарии выстроено обширное, с достаточным количеством воздуха и света, деревянное здание со столовой, которое на первых порах служило местом занятий гимнастикой; приобретен дом для квартиры эконома семинарии. Содержание учеников пищей и одеждой было также предметом особенных забот о. ректора. Нас спросят: какие существовали источники на покрытие громадных расходов по ремонту зданий и содержанию воспитанников семинарии тогда, когда в суммах, ассигнуемых на то и другое, в виду необыкновенной дороговизны в приамурском крае на предметы жизненных потребностей, ощущался крайний недостаток, ставившей о. ректора в затруднительное положение с неизбежными думами и огорчениями. И каким способом можно было сообразовать расходы по семинарии со сметой, когда достоинство амурского рубля, вследствие дороговизны, равнялось 33 коп. в центральной России, да и сами цены, находясь в полной зависимости от урожаев или не урожаев, не имели определенной нормы? Но невозможное для другого возможно было для энергичного о. ректора, с большим тактом выдержавшего и эти испытания. Он озаботился приисканием блюстителя семинарии сначала между Благовещенским купечеством, хотя встретил только неудачи и был огорчен крайним невежеством некоторых из них, доходящим до смешного.

На предложение, сделанное о. ректором одному тузу, принять честь сослужить молодой семинарии службу в качестве почетного блюстителя ее, чудак этот ответил вопросом: «а сколько жалованья в месяц?» Пришлось искать блюстителя вне Амурской области, между Иркутскими или Забайкальскими капиталистами, из числа которых нашелся наконец добрый человек М. Д. Бутин, известный своей обширной благотворительностью и делами христианского милосердия. Кроме того, о. ректор обращался с письменными просьбами о помощи, как к местным благотворителям, особенно в лице золотопромышленников, так и к Иркутским капиталистам, изображая в своих красноречивых письмах бедственное положение и нужды новой семинарии, единственного, можно сказать в ту пору, рассадника просвещения на далеком востоке. И надо признаться, что воззвания эти, исполненные молений и просьб, в большинстве случаев, не оставались бесплодными, и обилие пожертвований сказывалось в тысячах рублях. – В содержании воспитанников пищей и одеждой немаловажное подспорье оказала и сумма, ассигнуемая епархиальному преосвященному на содержание певчих, состоявших из учеников семинарии и училища, но, по настоятельной просьбе о. ректора, переданная в распоряжение семинарского правления.

В интересах целости казенного имущества о. ректор проявлял необыкновенную заботливость, сам входя во все мелочи семинарского хозяйства. Поучая эконома и комиссара семинарии бережливости, он раскрывал пред ними не только ущерб, наносимый казне их неосмотрительностью. но и неприятности, происходящие от нее. Несложные обязанности комиссара семинарии, без ущерба учебного дела, возлагались о. ректором на старших воспитанников семинарии, как с целью приучения их к хозяйству, так и потому что им нужды товарищей известны более, чем какому-либо проходимцу сомнительного поведения и честности.

Деятельностью по управлению семинарией определялась и келейная жизнь о. ректора. Она представляла из себя ряд непрерывных трудов и подвигов, направленных в пользу семинарии и науки. Никто никогда не видел о. ректора без дела. Все посещавшие его воспитанники постоянно заставали его за письменным столом, если не с пером, то с книгой в руках. Различия между его помещением и кабинетом ученого не существовало. Жизнь вел строго воздержную, если не аскетическую; употреблял пищу преимущественно из царства растительного, утоляя свой голод нередко однажды в сутки. В одежде соблюдал крайнюю простоту, презирая щегольство и пышность, как пороки, неуместные в иноке. Спал столько, сколько было необходимо для восстановления упавших сил организма.

Такова, в общих чертах, была деятельность и келейная жизнь в Бозе почившего архипастыря, как ректора семинарии, деятельность, должно признаться, не вполне исчерпанная настоящим очерком, как но разнообразию подвигов и трудов, подъятых почившим для пользы и процветания семинарии, так и потому что многое, вместе с временем, предано забвению. Скажем только, что почивший архипастырь пользовался святой, крепкой и беззаветной любовью воспитанников Благовещенской семинарии: им они гордились, имя его было произносимо не иначе, как с благоговением и когда он оставлял семинарию, уезжая из Благовещенска, чтобы не видаться более с своими питомцами в сем мире, весьма многие из них, будучи проникнуты чувствами беспредельной благодарности, орошались слезами неподдельной скорби об утрате любимого ими о. ректора. «Нашей семинарии», говорили ученики, «не нажить более такого ректора!» И дай Бог, чтобы молитвенная память о почившем труженике архипастыре не прекращалась, но переходила бы из рода в род, да исполнится на нем обетование божественного Учителя: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном (Мф.5:19).

Священник Николай Верещагин