Где выход?

То, что происходит в России, с трудом поддается разумному объяснению. Сталин швыряется головами, как мячиками в теннис, и среди этих голов мы видим уже не только старых ленинцев, «троцкистов» – возможных его врагов – но и его собственных ставленников, верных исполнителей и палачей. Сталин против сталинцев – можно было бы назвать этот последний фазис русской политики. Дальше, кажется, идти некуда. Диктатор изолирует себя от того правящего класса, который вместе с ним через революцию пришел к власти. ГПУ, Красная армия в лице ее маршалов, виднейшие сановники из наркомов и их товарищей – оказываются под ударом. Недоверие к армии находит свое выражение в новой системе политического контроля над ней. Арест начальника ГПУ сопровождается потоком грязных разоблачений. Сталин не щадит не только людей, но и созданной им системы. Если поверить ему, то СССР, управляемый изменниками и казнокрадами, превосходит по гнусности все, что может представить себе историческое воображение.

Что это – политика или безумие? Какую цель может преследовать глава государства, столь беспощадно разоблачающий свое правительство и устраняющий все силы и лица, на которых держится власть? Кое-что допускает политическую интерпретацию. Разоблачая мнимых троцкистов, Сталин сваливает вину с больной головы на здоровую, выдает массам на расправу их непосредственных эксплуататоров, чтобы спасти себя самого от ответственности. Но даже и это сопряжено с большими опасностями. Сталинизм опирался до сих пор на новую «знать». Предавая ее, он наверняка теряет свою социальную опору. Приобретается ли этим популярность масс, давно им преданных? Сомнительно, риск этой игры ва-банк усугубляется грубой обнаженностью ходов, неприкрытых политическими условностями. У Сталина министры не выходят в отставку, а отправляются в тюрьму. Пытки, казнь или самоубийство – вот что ожидает их, вот о чем должен думать каждый из фаворитов, еще стоящих у ступеней трона.

Быстрая и беспорядочная смена людей в составе правительственной группы напоминает последние дни императорского режима. Это само по себе знамение конца: признак паники, растерянности, потери пути. Но формы этой «чехарды» – насильственные и кровавые – делают игру бесконечно более опасной для Сталина, хотя, может быть, менее опасной для России.

В самом деле, нет ничего более тяжкого для страны, чем длительное гниение власти. Разлагающие процессы опускаются все ниже и ниже, отравляют гангреной весь организм. Когда, наконец, происходит взрыв, он не освобождает, не очищает воздуха. Он приводит к новым и новым болезненным процессам – к тому тяжкому и опасному для жизни недугу, который именуется, смотря по обстоятельствам, или Смутным временем или Великой революцией. То, что могло бы несколько лет назад разрешиться одним ударом (coup d’État)¹, сменой нескольких лиц или лица, теперь, когда упущено время, требует миллионов человеческих жизней и разрушения чуть ли не всей национальной культуры.

Русское дворянство в XVIII веке обладало той смелостью, которая необходима для излечения кризисов в самодержавном режиме. Перевороты, передавшие трон Елизавете, Екатерине, Александру, обеспечили России столетие славы и процветания. За XIX век политическая атония правящего класса в России сделала такие успехи, что подобное решение оказалось невозможным в годы мировой войны, когда оно одно могло спасти Россию от «великой» революции. Принять личную ответственность, личный риск – оказалось свыше сил для русских патриотов, окружавших разваливающийся трон. Личная ответственность была не по плечу и русской интеллигенции, которая умела приносить жертвы, умела умирать, но всегда «миром», отдаваясь течению исторического потока. Неужели эта наследственная болезнь воли передалась и новым людям, вышедшим из огня революции? Хочется думать, что нет. Хочется верить, что хоть в этом одном – в цельности воли – новые люди, столь резко порвавшие историческое преемство – стоят выше своих предшественников. В годы гражданской войны и первой пятилетки они проявили чудовищную энергию, бесстрашие и жестокость. Они, которые не дрожали в боях, дрожат ли теперь перед тираном? Они шли за ним, пока он вел их по тому пути, который совпадал с их интересами, с пониманием задач России. Теперь вождь сбился с дороги – не потому, что дороги нет. Она лежит перед ним – ясная, торная дорога истории. Почему сбился вождь – мы не знаем. Потерял власть над нервами? Поддался низким инстинктам страха или мании величия? Все возможно. Вполне ясно лишь то, что Сталин ведет к гибели своих соратников, вероломно играя их жизнью. И более или менее ясно, что ставка не ограничивается их жизнью, но игра ведется и на Россию.

Редко в истории складываются положения, выход из которых бывал бы столь определенным. Если останется Сталин, он своими судорогами доведет Россию до новой революции, т. е. до разгрома. Освобождение от Сталина, конечно, не решает еще всех политических вопросов, но сделает возможным их решение. Оно ставит нелегкий вопрос о преемнике, открывает новый период борьбы за власть. Несомненно, эта перспектива только и спасает еще диктатора от окружающих его врагов. Но через это пройти неизбежно. Иначе вопрос о власти в России будет решаться Гитлером. Устранение Сталина – это первый шаг к распутыванию всех противоречий. Это, прежде всего, конец всей невыносимой лжи, в которой страна задыхается уже столько лет, и которая делает невозможной всякую прямую и честную политику. Конец затянувшегося маскарада, когда национальные задачи России облекаются в мнимую марксистскую идеологию, с одинаковым предательством и марксизма и русской культуры. Конец Сталина – это свежий воздух, открытые окна в отравленной миазмами курной избе. Мы знаем, новая Россия, при всех ее социальных противоречиях, полна жизненных и творческих сил. Эти силы буйно рвутся наружу во всех сферах культуры. Но лживая политика отравляет и парализует их. Эти силы требуют иной, достойной их организации – водительства, а не тирании. Неужели тлетворный дух Ленина так глубоко отравил русскую революцию, что среди ее героев нет ни одного, кто нашел бы личное мужество и дерзание в этот ответственный момент?