25-е

Блаженный Давид, в иночестве Пётр²⁶³, князь Муромский, был второй сын князя Юрия Владимировича Муромского. Старший брат его Владимир Юрьевич с 1170 г. наследовал после отца Муром. – После того как болгары опустошили (в 1183 г.) окрестности Мурома, Муромские князья Владимир и Давид вместе с несколькими другими вступили в землю болгаров с мечом и огнём и вознаградили потери поданных. В 1186 г. Владимир и Давид Юрьевичи участвовали в походе великого князя Всеволода против Рязанских князей, нападавших на своих братьев, князей Пронских²⁶⁴. – В 1196 г. три брата, князья Муромские, были у Всеволода на брачном пиру сына его; а в следующем году один Давид Юрьевич был у великого князя при выдаче дочери его в замужество²⁶⁵. По повести, пока жив был старший брат, «имеяше обычай блаженный Пётр всегда приходити к брату своему на поклонение»: так уважал он старшего брата! В конце 1203 г. (дек. 18 дня) князь Владимир умер и «на Муроме остался брат его Давид Юрьевич²⁶⁶.

По повести, когда св. князь принял правление после брата, пришлось ему испытать сильную борьбу с собой, но он вышел победителем. За несколько времени перед тем долго страдал он опасной болезнью – тело его покрыто было струпьями. – Славившаяся умом своим дочь «древолазца», бортника, излечила его мазью. По разговору и поступкам девушки князь признал высокие качества ума и сердца в дочери бортника и дал слово взять её в супругу себе; но потом нашёл неприличным для князя супружество с простой девушкой.

Болезнь возобновилась. Евфросиния вновь вылечила князя, и признательный князь выполнил своё слово, сочетался с ней браком. – Когда же после смерти брата вступил он на престол, муромская знать, конечно, подстрекаемая младшим братом и племянником, объявила: или пусть отпустит от себя супругу, оскорбляющую своим происхождением знатных жён, или же, оставит Муром. – Князь твёрдо помнил слова Господа: «что Бог сочетал, того человек да не разлучит. Кто отпустит жену свою и женится на другой, тот прелюбодей». Потому, верный долгу христианского супруга, князь согласился отказаться от княжества. Он остался после того с небогатыми средствами к жизни, и печальные мысли невольно приходили ему на ум. Но умная княгиня говорила ему: «не печалься, князь, – милостивый Бог не оставит нас в нищете». В Муроме скоро открылись раздоры непримиримые, искатели власти схватились за мечи и многие из вельможных потеряли жизнь. Бояры муромские принуждены были просить князя Давида и княгиню Евфросинию возвратиться в Муром. Так князь, верный долгу своему, восторжествовал и над врагами своими²⁶⁷.

По летописям видим затем князя Давида принимающим участие в событиях России. – В 1207 он уличает перед великим князем Всеволодом старших Рязанских князей в их неверности Всеволоду и дружинами своими помогает великому князю в войне с Пронскими и Рязанскими князьями. По окончании войны Всеволод отдал ему богатое Пронское княжество. В следующем году Пронские князья осадили его в Пронске. Добродушный Давид послал сказать им: «братья! Я – не сам собой занял Пронск; меня посадил тут Всеволод, – Пронск – ваш». И спокойно возвратился в Муром²⁶⁸. – Какое высокое бескорыстие! Какое глубокое уважение к долгу любви и чести! В 1214 г. князь Давид ходил вместе с великим князем Георгием против Ростовского князя, но на этот раз не было пролито крови, князья помирились²⁶⁹. В 1220 г. войска князя Давида с воеводой участвовали в славном походе против болгар²⁷⁰.

В Муроме правление князя Давида было правдолюбивое, но без суровой строгости, милостиво, но без слабости. Умная и благочестивая княгиня помогала супругу советами и делами благотворительности. Оба жили по заповедям Господа, всех любили и не любили ни гордости, ни неправедной корысти; покоили странников, облегчали участь несчастных, чтили иноческий и священнический чин, ограждая его от нужд. – Оба вели жизнь постническую, чистую, целомудренную²⁷¹. – Один женатый возмущался нечистыми мыслями, смотря на прекрасную княгиню. «Почерпни воды из реки с этой стороны судна», сказала княгиня (это было во время плавания по реке Оке); тот почерпнул; «испытай, какова?» Тот исполнил приказание. – Почерпни воды с другой стороны судна и попробуй её, и сказала княгиня. И когда тот выполнил волю её, она спросила: «находишь ли разность между той и другой водой?» – Никакой, отвечал тот. Святая сказала тогда: «точно так одинаково естество женское; напрасно ты, оставляя свою жену, думаешь о чужой». Когда князь и княгиня достигли старости, то в одно время облеклись в иноческое одеяние, один с именем Петра, другая с именем Февронии²⁷². На Пасхальной неделе 1228 г. умер сын князя Давида, потом на той же неделе преставился сам князь-инок, а в один день с ним почила и блаженная Феврония²⁷³. Князь и княгиня, согласно с завещанием, положены были в одном гробе²⁷⁴.

В начале ΧVΙ века «по всем странам прошла весть, что в городе Муроме явились славные чудотворцы, дарующие исцеление приходящим к ним»²⁷⁵. – Собором 1547 г. положено местно праздновать память кн. Петра и Февронии; тогда же и написана и служба им²⁷⁶. – Впоследствии празднование стало повсеместным²⁷⁷, и вероятно вскоре после того, как царь и Иоанн Васильевич, на походе против Казани, в 1552 г. благоговейно «покланялся в Муроме сродникам своим великим чудотворцам, князю Петру и княгине Февронии»²⁷⁸. Блаженные Давид и Евфросиния в жизни своей были в образцом христианского супружества, готовые на все лишения для Евангельской заповеди о нерушимом союзе. И ныне они молитвами своими низводят небесное благословение на вступающих в брак. – Так показывают многие опыты загробной жизни их.

«Сыны человеческие! доколе быть вам с тяжёлым глупым сердцем? Почему вы любите суету и ловите ложь» (Пс.2:8)? «Что пользы, братия, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли вера спасти его?» (Иак.2:14).

В Месопотамии, в горах соседних с Низибией, ещё в конце III столетия процветала община 50-ти девственниц, основанная диакониссой Платонидой (пам. 6 апреля), которая и управляла этой общиной. По смерти её начальство над общиной приняла также высокая подвижница – Вриенна (пам. 30 авг.). К ней на воспитание отдана была двухлетняя племянница её – Феврония, и под нежным и внимательным надзором своей тётки; проникнутая влиянием всей окружавшей её обстановки, девочка, возрастая, достигла высокого духовного развития. При этом, редкая красота была достойным соответствием её высоких душевных свойств.

Но эту красоту наружности – как опасный дар – великий соблазн для самолюбия – опытная воспитательница Вриенна тщательно укрывала под более чем скромным облачением молодой инокини, – и даже во время чтения свящ. Писания, которое возлагалось на Февронию еженедельно по пятницам, молодая чтица оставалась скрытой за занавесью от городских посетительниц, собиравшихся во множестве, чтобы слушать чтение Февронии с объяснением священного Писания. Но, и не показываясь никому, Феврония привлекала всех умным рассуждением о смысле свящ. Писания. По всему городу распространились слухи об уме молодой толковательницы, и все спешили слушать её. Между прочими· особенно заинтересовалась ею Иерия, знатная женщина, молодая вдова сенатора; она была язычница, но ум её стремился к истине, а сердце жаждало добра. Услышав о Февронии, она пожелала познакомиться с ней и побеседовать, так как она нуждалась в разумном и искреннем совете. Не без труда умолила она Вриенну допустить её к Февронии, не показывавшейся до сих пор никому из светских людей и не видавшей даже никогда светских нарядов. Иерия познакомилась с Февронией под видом странницы-послушницы и была принята ею, как сестра о Христе. После краткой беседы Феврония начала читать, и Иерия слушала чтение и беседу её с такой жадностью, что всю ночь провели они в этом Божественном занятии и на другой день даже с большим трудом могли уговорить её расстаться с своей молодой наставницей. Возвратясь домой, она передала родным впечатление, которое произвело на неё Евангельское учение, и стала убеждать их покинуть язычество и принять христианскую веру. Сама же она, как только услышала о Христе, так и постигла, что Он есть та истина, которой искала она, и немедленно приняла христианство и сделалась ревностной его исповедницей. Вслед за ней и все домашние её приняли крещение.

После того Иерия большую часть времени проводила в общине, дорожа своим сближением с Февронией, которой предалась всей душой; со всем усердием ухаживала за ней, когда она опасно заболела и – сама смерть не разлучила этих сестёр о Христе...

Между тем надвигалась грозная туча, наступало великое испытание для всех этих подвижниц общины: под жестоким гонением Диоклитиана предстояло сокрушиться её лучшему цветку, но вместе с тем предстояло ему и просиять в мире во всём своём блеске.

В 310 г. Диоклитиан отправил на Восток для истребления христианства – брата умершего епарха Анфима – Селения и при нём – Лизимаха, сына Анфима, которому он обещал, если тот успешно исполнит возложенное на него поручение – назначить его епархом вместо покойного отца.

Тяжело было молодому Лизимаху, рождённому от матери-христианки, завещавшей ему на смертном одре покровительствовать христианам, участвовать, вместо того, в истребительном преследовании их... но, не смея возражать императору, он отправился при своём дяде Селении – с намерением в душе – противодействовать, сколько возможно, жестоким мерам Селения, человека крайне-жестокого и ненавидевшего христиан. – При Селении и Лизимахе состоял ещё граф Примус, родственник их, и Лизийах успокаивал себя надеждой на его содействие в пользу христиан.

Великими жестокостями, однако же, успел уже ознаменовать своё прохождение по восточным странам лютый Селений. Скоро и Низибийцы узнали об ожидавших их ужасах: огня и меча и растерзания дикими зверями... не смотря на то, что Лизимах и склонившийся на его сторону граф Примус, сколько могли, сдерживали преследование и часто успевали предупреждать христиан, чтобы они спасались бегством и укрывались, где кто может...

При вести о приближении гонителей к Низибии и здешние отшельники, пресвитеры и сам епископ поспешили укрыться. Инокини монастыря Вриенны также выразили желание укрыться в каком-нибудь безопасном убежище.

– «Враг далеко, – возразила им Вриенна, – вы ещё не видели его, а уже хотите бежать. Борьба не началась, а уже вы падаете духом. Бедные дети мои! будьте тверды. Останемся здесь, примем смерть из любви к Тому, Кто Сам пострадал и умер за нас» ...

Видя однако же страх и трепет сестёр при мысли о грубых воинах, настоятельница предоставила им скрыться. Они уговаривали и Февронью бежать вместе с ними, но она лежала больной и предоставила себя воле Божией; при ней остались Вриенна и ещё одна престарелая инокиня Фомаида, которая и описала впоследствии, что произошло в опустевшей обители.

Оставшись одни, беззащитные подвижницы стали молитвой приготовлять себя к предстоящему мученичеству. Вриенна, однако же, смущалась духом, опасаясь за свою слишком юную и ослабевшую теперь от болезни воспитанницу. С нежностью ободряла она её и уговаривала быть твёрдой в борьбе, напоминала, как радостно приняли в былое время смерть сёстры их общины: Ливия, которой отсекли голову, Леония, которую сожгли, и Евтропия, замученная на 12-м году вместе с матерью²⁷⁹...

С глубоким смирением слушала свою воспитательницу Феврония, сознавала она свою слабость и только молилась и просила молиться о ней: «молись обо мне, мать моя, – говорила она Вриенне, – чтобы Господь удостоил меня и дал мне силу пострадать за имя Его; тогда не убоюсь я мучений за Того, Кого возлюбила с самого детства» ... Так прошла ночь в молитве и в последней задушевной беседе.

На следующий день прибыл в Низибию Селений с отрядом своим; многие христиане были схвачены и отведены в темницу. Язычники указали Селению на общину Вриенны. Селений послал туда воинов, которые, выломав двери, бросились на настоятельницу и уже занесли меч над её головой. Феврония бросилась к ногам их и умоляла умертвить прежде её, чтобы ей не увидать смерти своей матери... Между тем прибыл граф Примус и велел воинам удалиться.

– Где же все сёстры? – спросил он у Вриенны по удалении воинов.

– Они успели скрыться от вас, – отвечала Вриенна.

– Так зачем же и вы не бежали вместе с ними? Но ещё есть время; поспешите скрыться, я не велю преследовать вас.

Однако же никто из оставшихся инокинь не пожелал воспользоваться этим позволением.

Между тем, Примус, возвратясь из обители, рассказал Лизимаху о том, что был там и что встретил только двух старух и одну молодую инокиню. – «Клянусь богами, – прибавил он, – что эта девушка так хороша, что я никогда не видал никого красивее её, и если бы она не была бедна, то нельзя было бы встретить лучшей невесты для тебя...

– Нет, по завету матери моей не могу я взять девушку, посвятившую себя Богу своему, – сказал Лизимах, – но умоляю тебя, выведи этих инокинь из обители, спаси их от моего дяди...

Этот разговор между друзьями был подслушан одним воином, который передал о нём Селению. Селений сейчас же послал захватить в обители Февронию и объявить в городе, что завтра её будут судить, как христианку.

Воины надели на шею Февронии железное кольцо, сковали её оковами и повели из обители. На просьбы Вриенны и Фомаиды, чтобы и их взяли вместе с ней, им было отказано и Февронии едва дали помолиться и проститься с сёстрами.

Всех в городе поразила весть об участи Февронии, почитаемой всеми молодой чтицы и умной толковницы. Особенно же была велика скорбь Иерии; она поспешила в судебную палату; на дороге встретила Фомаиду в мирской одежде и вместе с ней пришла на место, куда приведена была связанная Феврония. Вскоре прибыли Селений и Лизимах. По приказанию Селения, Лизимах стал допрашивать христианку: – «свободная ты или раба?» – было его первым вопросом.

«Раба», – отвечала Феврония. – «Чья же раба?» – «Раба Бога моего, Иисуса Христа». «Какое имя твоё?» – «Я – христианка и зовут меня Февронией». – «Клянусь богами, что я не должен был бы иметь к тебе никакого снисхождения! – вмешался Селений, – но не могу предаваться гневу на тебя, такую красивую и скромную. Послушай же, что я тебе скажу. Вот, я хочу сделать тебя невестой племянника моего Лизимаха. Посмотри на него: он молод, красив, знатен, богат. Хотя брат мой Анфим и я избрали уже для него богатую и знатную невесту, но теперь я тебе предлагаю выйти за него замуж; всё состояние моё будет твоим приданным, так как у меня нет своих детей. Император окажет щедрые милости Лизимаху, и тебе предстоит быть самой счастливой женой... Но знай и то, что если ты не примешь моего предложения, то клянусь всеми богами, ты не проживёшь более трёх часов... Выбирай».

– Жених мой Тот, Кому с детства обручилась я, – бессмертен, – отвечала Феврония. – Никакие лестные обещания и никакие угрозы не отвратят меня от Христа. Не трудись же понапрасну терять слова...

Не ожидавший такого твёрдого ответа, Селений в яростном гневе приказал сорвать с Февронии её одежду и набросить на неё лохмотья, которые не прикрывали её наготы.

– Не стыдно ли тебе в таком виде стоять перед нами? – со смехом обратился Селений к мученице.

– Если ты к обнажению моему присоединишь пытки и огнём, и железом, то я готова и на них... Мне ли не потерпеть за Бога моего, Который столько пострадал ради меня...

– Бесстыдная девушка! – закричал Селений, ты уже не величаешься ли тем, что выставлена напоказ...

– Нет! до сих пор и лице моё было скрыто от постороннего взора, теперь же я принимаю всякую пытку ради Господа моего, – твёрдо отвечала Феврония.

– Хорошо! Так пусть же ты узнаешь, что такое настоящая пытка! – решил рассвирепевший Селений и приказал, привязав христианку между четырьмя столбами, разложить под ней огонь и в то же время осыпать её градом ударов. Кровь мученицы полилась ручьями и тело отпадало клочками. Многие из зрителей не могли вынести этого зрелища и лишались чувств, другие требовали прекратить зверство, но Селений бесчеловечно подвергал свою жертву всё большим и большим истязаниям и тогда только прекратил пытку, когда сказали, что Феврония умерла.

Фомаида также лишилась чувств... Иерия громко кричала: – «о Феврония! наставница моя! тебя отнимают у меня... и Фомаиды лишаюсь я» ... Между тем Февронию привели в чувство водой.

– Что! удалось тебе в борьбе с нами? – сурово спросил её судья?

– Ты можешь сам судить: победила ли твоя жестокость мою слабость? – отвечала святая.

Тогда мучитель велел возобновить пытку; выбиты были все зубы у Февронии; раны её опаляли огнём, доходившим до внутренностей. Истекая кровью, изнемогая от боли, она молилась: «Спаситель мой! не оставь меня в этот страшный час!»

– Поклонишься ли ты богам? – кричал Селений и велел отрезать груди страдалицы. Она же молилась: «Господи! Ты видишь, как я страдаю... приими в Свои руки душу мою!»

Когда её отвязали от столба, то она не могла уже держаться на ногах и упала. – «Она умерла!» – сказал граф Лизимаху. – «Нет, – отвечал Лизимах, – она ещё будет бороться за веру – для спасения других; ты увидишь. Такова твёрдость христиан!»

– Жестокость твоя оскорбляет человечество и нарушает всякое гражданское приличие! – смело обратилась к Селению знатная и влиятельная Иерия. – Побледнев от гнева, он велел представить её к допросу.

– «Не отринь и меня, Бог Февронии, – наставницы моей! Соедини меня с ней!» воскликнула мужественная женщина и подошла поспешно к судье. Селений хотел уже подвергнуть её допросу, но приближённые остановили его, предупредив, что подвергать истязаниям такую знатную женщину опасно, потому что народ и без того взволнован. Отпустив Иерию, Селений велел отрубить Февронии руки и ноги.

– Довольно... сказал ему Лизимах, – пойдём обедать...

– Нет, я не уйду, пока не дождусь её последнего вздоха... отвечал неутомимый мучитель и велел отрубить голову мученице.

Со слезами Лизимах смотрел на эту последнюю казнь её и, распорядившись, чтобы охраняли останки Февронии, с глубокой скорбью удалился к себе в комнату. Селений возвратился домой также смущённый; на него напал страх, а потом – бешенство, в порыве которого он ударился головой о мраморный столп и упал мёртвым.

Поражённый смертью дяди Лизимах воскликнул: велик Бог христианский!

Потом, призвав Примуса, просил устроить почётное погребение замученной христианки. Оно совершилось в тот же вечер, в обители, при многочисленном стечении народа, славившего Бога, Который дал силу мученице совершить до конца страшный подвиг. Примус и Лизимах приняли христианство. – Вскоре в честь мученицы начали строить храм в Низибии, который был освящён на шестом году после её кончины (316). В 318 г. скончалась блаженная старица Вриенна. В 320 г. почила при гробе св. Февронии «пламенная душой» Иерия. В 322 г. окончила подвижническую жизнь св. Фомаида.

Мощи св. Февронии были перенесены в Царьград, в храм Иоанна Предтечи, вероятно, около 363-го года, когда Персы взяли Сиваполь (Низивию).