Хронография Георгия Синкелла-Феофана Исповедника: хронологический аспект

Грандиозный хронографический труд, начатый Георгием, cинкеллом Константинопольского патриарха Тарасия, и завершенный его другом, игуменом монастыря Великого Поля Феофаном, снискавшим венец исповедничества в борьбе против второй волны иконоборчества – эпохальная веха в истории византийской хронологии. Это сочинение, охватившее 6305 лет мировой истории (от Адама до 813 г. н.э.), стало последней дошедшей до нас византийской хронографией – «летописанием» в прямом смысле этого слова. Более поздние сочинения, претендующие на это название, могут быть отнесены к этому жанру лишь условно, поскольку его непременный хронологический атрибут – сквозной «счет лет» мировой истории – занимает в них весьма скромное место.

Первая часть «Хронографии», доведенная Георгием Синкеллом до начала правления Диоклетиана (284 г. н.э.), представляет собой полномасштабный хронологический трактат, посвященный историческому и богословскому оправданию и утверждению так называемой александрийской эры, созданной в начале V в. монахом Аннианом (начало отсчета, или эпоха – 25 марта 5492 г. до н.э.). Как показывают имеющиеся в нашем распоряжении источники, к концу VIII в. позиции этой некогда весьма авторитетной в Византии хронологической системы заметно пошатнулись. В повседневном употреблении распространение получила так называемая византийская, или «ромейская» эра (эпоха – 1 сентября 5509 г. до н.э.), происхождение которой восходит к сирийским календарным традициям. С византийской эрой теснейшим образом связана так называемая «протовизантийская» эра, сконструированная автором «Пасхальной хроники» около 630 г. (эпоха – март 5509 г. до н.э.).

Со 2-й четверти VII в., когда эра «от сотворения мира» впервые выходит за пределы теоретических построений хронистов,¹ она в течение века проникает в тексты практического назначения (пасхалии, церковные и светские документы, надписи). И при этом ни один из известных нам примеров применения таких датировок не может быть отнесен к александрийской системе – за исключением пасхалистического трактата Максима Исповедника, составленного в начале 641 г. и содержащего полемику с приверженцами византийской эры.² Памятники VII–VIII вв. – среди которых и такие вполне официальные тексты, как правила Трулльского Собора (692 г.) и «Эклога» императоров Льва III и Константина V (741 г.) – определенно свидетельствуют о широком употреблении византийской эры в различных ее вариантах: ультрамартовском, сентябрьском и мартовском. К 768 г. византийская эра с сентябрьским началом года была уже известна на крайнем Западе Европы под именем счета лет от Адама «согласно грекам» (annus ab Adam secundum Graecos)³.

Однако Георгий и вслед за ним Феофан столь убежденно следуют александрийской эре, что в их сочинении можно найти лишь едва заметные следы альтернативной хронологической системы. Объяснить принципиальный отказ соавторов «Хронографии», как и их современника Никифора, будущего Константинопольского патриарха, от византийской эры в пользу александрийской можно двояко. С одной стороны, речь шла о возрождении некогда самой авторитетной в православном мире традиции – александрийской, чье влияние заметно поколебалось в эпоху христологических богословских споров V–VІІ вв. С другой стороны, следует иметь в виду, что все упомянутые хронисты принадлежали к числу православного монашества, одержавшего нелегкую (и, как оказалось, лишь временную) победу над иконоборчеством на VII Вселенском Соборе в Никее в 787 г. А поскольку эта ересь и возникновением, и укреплением своим в первую очередь была обязана светской власти, противостояние иконопочитания с иконоборчеством имело тенденцию обострять размежевание между «священным» и «мирским». Ярким подтверждением тому служат затяжные конфликты в среде победивших иконопочитателей между монашескими кругами и официальными церковными и светскими властями, проходившие под знаменем борьбы за сугубое благочестие (т.н. «михианская схизма», студитская оппозиция). Вполне возможно, что в монашеских кругах византийская эра воспринималась как светская, «профанная» и неверная хронологическая система, которой следовало противопоставить церковную, «истинную и точную» александрийскую традицию.

Весьма характерны следующие факты. В предисловии к актам VII Вселенского Собора в рассказе о поставлении патриарха Тарасия дата его хиротонии (25 дек. 784 г. н.э.) приведена по византийской сентябрьской эре: 8 инд., 6293 г.⁴ Далее в соборных деяниях мы находим имплицитно выраженную александрийскую хронологию: говорится о явлении Христа в 5501 г. мира.⁵ Наконец, Феофан Исповедник, почти дословно повторяя рассказ о поставлении Тарасия, датирует это событие по александрийской эре: 25 декабря 8 инд., 6277 г.⁶

В своей «Хронографии» Георгий Синкелл и Феофан Исповедник, видные представители православного монашества, последовательно проводят линию на возрождение александрийской эры, которую они – очевидно, в противовес византийской – постоянно сопровождают эпитетами «точной и истинной».

Закономерен вопрос: почему же в таком случае после «рецидива» 2-го иконоборчества и окончательного торжества православия в 843 г. александрийская хронология не только не получила преобладания, но наоборот, стала стремительно вытесняться из употребления? Ответ на это следует, очевидно, искать в тех сложных и противоречивых процессах, которые характеризовали историю церковно-государственных отношений в Византии 2-й половины IX–X вв. Утверждение православного догмата соседствовало с неуклонным ослаблением роли монашества, которое, неоднократно выступая в оппозиции к государству и официальным церковным властям, в итоге утратило те исключительные позиции в области культурной и политической жизни, которых оно добилось на рубеже VIII–IX вв. В высшей степени характерно, что на смену «монашеским» хроникам предыдущей эпохи в X в. приходят придворные историки, которых уже нисколько не могло смутить якобы «светское» летосчисление. А в XI в. инок-царедворец Михаил Пселл уже прямо – хотя и с оговорками – отвергает александрийскую эру как исторически неадекватную.⁷

«Хронография» Георгия Синкелла и Феофана Исповедника является знаковым рубежом в этом процессе «смены эр». Для характеристики той роли, которую это крупнейшее сочинение монашеского историписания сыграло в истории византийской хронологии, важно проследить общее и особенное в подходе обоих ее авторов как к построению хронографического повествования, так и к вопросам хронологического характера. Анализ показывает, что в последнем отношении безусловное первенство принадлежит Георгию Синкеллу, который значительное внимание уделяет хронологии как системе. Что касается Феофана Исповедника, то он выступает как новатор в области хронографической методики, предлагая оригинальный способ распределения исторического материала.

Рассмотрим факты.

В предисловии к своей части «Хронографии» Феофан сообщает следующее:

– данный труд является продолжением и окончанием «Краткой хронографии» его друга, патриаршего синкелла Георгия;

– Георгий довел свое сочинение от Адама до Диоклетиана, как никто другой до него соблюдая точность в хронологии и согласовывая расхождения источников; при этом он «записал правления и годы древних царей» различных народов, а также – в меру сил своих – архиереев «великих и вселенских престолов» (5 патриархатов);

– на смертном одре Георгий убедил Феофана, несмотря на его отговорки, завершить начатый им труд и предоставил ему свою рукопись вместе с имевшимися у него материалами;

– Феофан довел «Хронографию» до 6305 г. от с.м. (813 г. н.э.), исследовав «множество книг» и распределив все события по годам «для удобства читателей».

Сказанное в предисловии находит подтверждение при сопоставлении двух частей «Хронографии». Можно сколь угодно долго рассуждать о вторичности труда Феофана PI степени его зависимости от Георгия, однако структурное отличие первой и второй частей сочинения бросается в глаза. Феофан Исповедник самостоятельно разработал и применил хронологическую систему анналистического типа, где исторический материал распределялся по ежегодным рубрикам, а при его отсутствии используются так называемые «пустые» годы. Именно она является главной отличительной чертой его «Хронографии», не характерной ни для Георгия Синкелла, ни для более ранних хронистов (Юлия Африкана, Евсевия Кесарийского, автора «Пасхальной хроники»). Распределяя события по хронологической шкале, предшественники Феофана пользовались более сложной и менее точной схемой счета по олимпиадам. Не в последнюю очередь это было обусловлено тем, что они, в отличие от Феофана, вели свое повествование с глубокой древности, где число событий было ограничено, а их точная датировка затруднена.

Не исключено, что имеющийся в нашем распоряжении текст «Хронографии» Георгия, в полном виде сохранившейся в 2 рукописях XI в. (Paris, gr. 1711 и 1764), является черновым (не забудем, что автор скончался, так и не завершив сочинение); однако в нем заложены определенные принципы членения информации. И эти принципы настолько далеки от использованных Феофаном, что тезис о несамостоятельности последнего и его зависимости от Георгия не выдерживает критики.

Внимание Георгия главным образом сосредоточено на хронологических расчетах; при этом он, по его собственным словам, опирается в первую очередь на Анниана Александрийского, а также Ипполита Римского и Максима Исповедника, критически относясь к альтернативным системам (Юлия Африкана, Евсевия и Панодора; ни Иоанна Малалу, ни «Пасхальную хронику» Георгий не упоминает). В то же время хронологическая система Георгия далека от строгости: в ней нередко не согласуются указываемые в разных местах длительности царствований, имеются внутренние сбои в хронологии.⁸

Отступив от громоздкой системы региональных столбцов (filae regnorum), принятой в хронике Евсевия (и оказавшейся фатальной для судьбы его сочинения в греческой рукописной традиции), Георгий в то же время отказывается и от единой канвы олимпиад, царств и консульств, применяемой в «Пасхальной хронике». Его повествование, носящее ярко выраженный компилятивный характер, имеет двоякую «пространственно-временную» структуру: регионально-сюжетные блоки выстроены в относительном хронологическом порядке. При всех недостатках подобной схемы она позволила автору собрать большое количество разнородного материала, что делает его сочинение подлинной сокровищницей для позднейших историков.

«Хронография» Георгия Синкелла делится на 2 части, имеющих разную рукописную традицию. Вторая часть, относящаяся к имперской эпохе и непосредственно примыкающая к сочинению Феофана, носит особое заглавие «Синтаксис, или краткая хронография от Цезаря до Диоклетиана». В ней применяются следующие хронологические рубрики:

а) начало правления императоров (которых Георгий, в отличие от Феофана, снабжает порядковыми номерами);

б) промежуточные вехи в длительных правлениях (с подзаголовком «остаток царствования»);

в) случайные датировки отдельных событий;

г) «пустые» круглые даты.

Епископы 4 важнейших «апостольских кафедр» (Рим, Антиохия, Александрия, Иерусалим) и персидские цари (шахиншахи из династии Сасанидов) также пронумерованы. Сроки их правления указываются в особых хронологических гнездах, причем в случае продолжительного правления упоминания о епископах могут повторяться. Определить по этим данным точный год начала и конца правления невозможно: ясно, что источником этой информации служили перечни, снабженные указаниями лишь на длительность правления. Георгий не задавался целью установить их строгую хронологическую привязку, довольствуясь лишь приблизительным соотнесением с царствованием того или иного императора.

Материал расположен довольно хаотично, масса выписок из разных авторов запутывает хронологическую последовательность изложения. Даты-подзаголовки присутствуют случайно, общая хронологическая канва не отличается стабильностью. Все это позволяет утверждать, что императорская часть «Хронографии» была написана Георгием вчерне и плохо обработана.

Хронологический метод Феофана более строг и систематичен. Хотя он, очевидно, пользовался материалами Георгия, но гораздо серьезнее подошел к вопросу структурного устройства сочинения.

Феофан систематически использует хронологические «ячейки», не пропуская ни одного года и стараясь по возможности избежать «пустых лет». Указывая каждый раз порядковый год правления и его общую продолжительность для императоров, персидских царей и епископов 5 кафедр, он практически не допускает ошибок. На более чем 4000 числовых данных, приводимых Феофаном Исповедником в его «Хронографии», нам удалось отметить лишь 14 случаев внутренних несогласованностей. При этом в некоторых случаях есть основания подозревать не ошибки вычислений, а своего рода «маскировочные ходы», призванные загладить разнобой в источниках. При той катастрофической ситуации с точными датами, о которой известно любому специалисту по истории 1-го тысячелетия н.э., Феофан как правило с достоинством выходит из положения и умудряется построить весьма совершенное с точки зрения внутренней целостности историческое повествование. Однако это вовсе не означает, что мы можем с доверием относиться к его датам: в этом отношении задачи Феофана и современных исследователей совершенно различны. Особого внимания заслуживает расхождение в порядке епископских (патриарших) кафедр, которого придерживаются авторы «Хронографии»: у Георгия – 1) Рим, 2) Антиохия, 3) Александрия, 4) Иерусалим; у Феофана – 1) Рим, 2) Константинополь, 3) Иерусалим, 4) Александрия, 5) Антиохия.⁹

Другим разительным примером несходства подходов Георгия и Феофана является общая хронология. Георгий Синкелл испытывает к данному вопросу особый интерес, рассматривая его с теоретической точки зрения и обосновывая избранную им александрийскую эру. В самом начале своего сочинения он разъясняет символическое значение даты 25 марта, играющей центральную роль в александрийской хронологии: на этот день, приходятся начало творения, Боговоплощение (Благовещение) и Воскресение Христово. Отождествив 25 марта с 1 нисана, Георгий считает нужным предупредить читателя: «Началом каждого года в этой хронике всякий обращающийся к ней пусть считает 1-е число первого еврейского месяца нисана, – а не по-египетски первое тота, или по-римски первое января, или иное начало у какого-либо иного народа: ведь у разных народов по разному согласованы месяцы и начала месяцев и лет, и незнание этого для желающих точно выяснить что-либо о днях, месяцах и годах приводит к немалому заблуждению».¹⁰ В дальнейшем Георгий Синкелл последовательно придерживается александрийской эры мартовского стиля (эпоха – 25 марта 5492 г. до н.э.). В высшей степени показательно, что традиционный византийский сентябрьский стиль не удостоен Георгием даже упоминания.

Ответ на вопрос, где находится начало года у Феофана Исповедника, далеко не столь однозначен. Для решения этой проблемы следует сопоставить даты в его «Хронографии» с принятыми в науке историческим датами, известными с точностью до месяца. В этом отношении у Феофана теоретически возможны следующие датировки:

I) верные по индикту и году с неясной границей (нерелевантны в отношении стиля);

II) верные по индикту и сентябрьскому году (сентябрьский стиль);

III) верные по индикту и мартовскому году (мартовский стиль);

IV) верные по мартовскому году, но неверные по индикту (результат смешения стилей);

V) неверные.

В ходе обработки данных «Хронографии» Феофана нами получена следующая таблица:

Анализируя таблицу, можно отметить полное отсутствие дат III типа (александрийские мартовского стиля), что позволяет с уверенностью утверждать: используемый Феофаном александрийский год мира привязан к сентябрьскому индикту, который начинается на 6 месяцев раньше соответствующего мартовского года.

Единственная дата IV типа (воцарение Ираклия в октябре 610 г.) должна быть, таким образам, отнесена к ошибкам Феофана: верно указав индикт (13), он дает при этом не 6103, а 6102 г. мира; в дальнейшем этот сбой тянется в «Хронографии» по всему царствованию Ираклия. Чем объяснить такую погрешность Феофана, прекрасного умеющего обращаться с цифрами? Скорее всего, речь идет о путанице стилей. Найдя в источнике – скорее всего, в материалах Георгия Синкелла – дату воцарения Ираклия по мартовскому стилю, октябрь 13 инд. 6102 г., Феофан не дерзнул поменять ее, хотя она и вошла в противоречие с его привычным сентябрьским стилем.

В подтверждение данной гипотезы приведем другое важное место из той же «Хронографии». Говоря о сильном и продолжительном землетрясении в Константинополе в 740–741 гг. н.э., Феофан весьма пространно датирует начало подземных толчков: «26 октября 9 индиктиона, в 4-й день недели (среду), в 8-м часу. ... Это был год от Адама по ромейском V счету 6248, а по египтянам, то есть александрийцам – 6232, со времени же Филиппа Македонского – 1063»¹². Указанные даты от сотворения мира верны лишь в случае мартовского стиля, т.к. при сентябрьском 9 индикту соответствуют 6249 и 6233 гг. Вполне возможно, что и здесь Феофан воспроизвел материалы своего предшественника Георгия Синкелла (характерно упоминание эры Филиппа).

В связи с этим обратим внимание, что мартовское начало года было свойственно также одному из вариантов византийской («ромейской») эры: согласно В. Грюмелю, именно по мартовскому стилю датирована известная «Эклога» императоров Льва III и Константина V (9 инд. 6248 г.).¹³ При этом нельзя не поразиться тождеству этой даты с датировкой землетрясения у Феофана.

О том, что византийская эра была хорошо известна Феофану, говорят приводимые им изредка датировки по «эре ромеев»¹⁴. Наряду с приведенным выше примером следует назвать и случай применения Феофаном византийской эры в датировке воцарения имп. Анастасия (апрель 491 г. н.э.): «от Адама по ромеям 5999, а по точному и истинному счёту александрийцев – 5983, от начала [правления] Диоклетиана – 207, от Божественного Воплощения – 483, индиктиона 14».¹⁵ Апрель 491 г., 14 инд., соответствует 5999 г. по византийской эре как при сентябрьском, так и при мартовском начале года. При этом в качестве 1-го года Анастасия было бы очень удобно принять мартовский 5983 год. Однако Феофан не делает этого, начиная отсчет лет Анастасия лишь со следующего 5984 года, 15 индикта. Это лишний ряд убеждает нас, что в своей хронологической канве он последовательно придерживался именно сентябрьского индикта, а не «естественного» мартовского года, который с такой убежденностью отстаивал его предшественник Георгий Синкелл.

Таким образом, можно сделать следующий вывод. Феофан, отдавая дань уважения избранной в «Хронографии» Георгия Синкелла александрийской эре, из соображений практического удобства объединил границы года мира с границами официального года индикта. Тем самым он пошел по тому же пути, по которому произошла трансформация мартовской (и ультрамартовской) византийской эры в сентябрьскую. Все вышесказанное служит лишним подтверждением необоснованности мнений о незначительной и второстепенной роли Феофана Исповедника по отношению к Георгию Синкеллу и доказывает самостоятельность и независимость авторской манеры этого выдающегося византийского историка.¹⁶

Zusammenfassung

Dieser Artikel ist dem größten historischen Werk der mittelbyzantinischen Epoche gewidmet, nämlich der Chronographie, die von Georgios Synkellos angefangen, von Theophanes Confessor dann zum Ende gebracht worden war (Anfang des 9. Jhrs.). Anhand der Analyse der chronologischen Struktur dieses Werkes wird gezeigt, daß jeder von beiden Autoren der Chronographie in seiner eigenen, für ihn typischen Weise an der Verfassung dieses Werkes arbeitete. Das spiegelte sich nicht nur in verschiedenen Weisen wider, in denen das historische Material aufteilt wird, sondern auch in der Anwendung seitens Georgios und Theophanes verschiedener chronologischer Systeme. Ersterer tritt als überzeugter Anhänger der klassischen alexandrinischen Ära von Annianos mit dem Jahresanfang am 25. März auf, und begründet die Richtigkeit des Jahresanfangs an diesem Datum dadurch, daß an diesem Tag die Schöpfung der Welt ihren Anfang nahm. Der zweite, wobei er Georgios in der Anwendung der alexandrinischen Zeitrechnung (das erste Jahr dieser Äre = 5492 v. Chr.) folgt, setzt den Jahresanfang regelmäßig am 1. September an, und setzt die Grenzen des Weltjahres dem Jahr der Indiktion gleich.