Древний Восток (к вопросу об изучении его истории)

(К вопросу об изучении его истории)

Нам припоминается сравнение Палестины с коралловым рифом, выступающим из недр волнующегося океана.

Палестина нередко выступает в волнах истории, как коралловый риф в волнах океана, и привлекает к себе всеобщее внимание, чтобы затем снова, – и часто на долгое время, –погрузиться в пучину забвения. Это сравнение, в целом объеме своём, приложимо и к древнему Востоку. „Древний Восток», поскольку это название является „культурно-историческим термином для обозначения, можно сказать теперь уже подземных стран древних цивилизаций, в их далёком прошлом, также напоминает подводный коралловый риф.

Время, как все заливающая могучая волна, нередко заполняло сознание человечества новыми интересами, поглощавшими пробуждавшийся иногда интерес к древнему Востоку. Все, по крайней мере, знают такие исторические моменты, когда культурные и политические интересы почти всех народов сосредоточивались на Западе.

Но все же Запад не похоронил древнего Востока. Культурная сила умерших заявила о себе. И теперь настойчивее, чем когда либо, стали снова говорить о „древнем Востоке». В его культуре стали искать корней эллинистической, римской и всей европейской культуры. Религиозные верования новых народов также стали ставить в соотношение с религиозными верованиями народов древнего Востока. Развалины Вавилона, Сирии, Палестины, Египта стали разрешать загадки культурно-бытовых особенностей не только умерших, но и живых. В частности, и в нашем отечестве, оказавшемся благодаря духовному братству с Византией в духовном родстве с древним Востоком, стали понимать, что и наша культура не чужда культуре „Древнего востока». На этот счёт существуют определённые исторически разъяснения. „Если до сих пор Европа многим пользуется из того, что выработано на Востоке нисколько тысячелетий тому назад, то наше отечество находится с ним в еще более близких связях. Восточная империя переварила в себе богатое культурное наследство, полученное из разных источников и от разных народов, вошедших в его составь, и уже в таком виде передавала его дальше подчинившимся её культуре народам. Вот почему одни и те же литературные памятники так часто оказываются и в славянском, и в коптском, эфиопском, армянском, сирийском облике; вот почему церковную живопись коптов можно принять по ошибке за старые русские иконы, а произведения песнопевцев греческой и русской церкви по манере, стилю и тону напоминают не Гомера и Пиндара, а древневавилонские и египетские гимны».

„Наконец, область древнего Востока и территориально соприкасается с нашим отечеством. Средняя Азия составляла часть древнеперсидского царства, а Закавказье входило в состав Ванского царства, могущественного соперника Ассирийской державы. До сих пор в Эриванской губернии находят клинообразные надписи – памятники того царства, культура которого находилась в зависимости от ассиро-вавилонской. Самые центры ассиро-вавилонской культуры – Ниневия и даже Вавилон – находятся в ничтожном расстоянии от нашей границы, и тем самым напоминают нам, что интерес к изучению древнего Востока должен быть у нас более жив, чем в Западной Европе»¹.

Политические события наших дней открыли нам путь в Ванскую область и к Месопотамии. За русскими войсками двинулись сюда и ученые исследователи пока, кажется, с ограниченными средствами. Однако почин уже сделан.

Ho ни одно предприятие не обещает успеха, если в нём не заинтересовано само общество. Настоящая заметка и иметь своею целью показать, что русское общество начинает живо интересоваться древним Востоком. Еще двадцать лет назад у нас очень немногие интересовались историей древнего Востока, и русские исследователи отдельных моментов её хорошо понимали это². Казалось, что западные ученые Англии, Франции и Германии навсегда останутся бессменными тружениками в области изучения истории древнего Востока. Скромность русских учёных долгое время должна была признавать, что ориенталисты запада, как, например, Мариэтт, Лепсиус, Бругш, Эрман, Шрадер, Масперо, Штейндорф, Дюмихен, Шаба, Видеманн, Навиль, Флиндерс Петри, Ведж, Лайцене, Макс Мюллер, Раулинсон, Лэйярд и др.³ имели и имеют своих учеников и даже школы и что в России не только нет в наличности школы ориенталистов, но и надежды на её возникновение. Однако и среди русских исследователей древностей Востока и ученых нашлись ориенталисты, которые в настоящее время дают возможность говорить о возникновении русской школы и по преимуществу египтологов. Московское Археологическое Общество еще в 1893–96 годах отправило экспедицию на русскую территорию, сопредельную с Малой Азией⁴. В 1911–12 г. Императорская Академия Наук командировала в Азиатскую Турцию, именно в Ванскую область, И.Л. Орбели.

Очень недавно в „Известиях Императорской Академии наук» (№ 10; 6-я серия; 1916 г., стр. 817–822; приложение к протоколу 8-го заседания Отдела Исторических наук и филологии Импер. Акад. Наук) дан список фотографических и между прочим халдских древностей Ванского округа.

Это – отчасти результат зимней (1915–16 г.) экспедиции старшего хранителя Археологического отдела Кавказского музея С. В. Тер-Аветисяна, командированного Императорской Академией Наук в Ванский округ для принятия мер охраны и производства регистрационных археологических работ.

Одновременно с попытками к обследованию отдельных пунктов „древнего Востока» началось у нас и изучение памятников, относящихся к его истории. И не только у нас, но и за границей стали известны имена русских египтологов В. С. Голенищева, уступившего прекрасную коллекцию египетских древностей московскому музею Императора Александра III-го и давшего нисколько ценных работ, относящихся к изучению памятников Египта; проф.. Б. А. Тураева, издавшего и издающего интересные тексты египетских памятников, давшего несколько ценных исследований по вопросу о религиозных верованиях египтян и древне-египетской культуре и, наконец, свой курс: „Истории древнего Востока» в двух частях⁵. У нас известны имена коптоведов (О. Э. Лемм), знатоков христианского Египта (В. В. Болотов) и древнего искусства (напр. В. К. Мальмберг, Ф. В. Балмод и др.). Проф. Б. А. Тураев имеет уже и школу молодых учёных⁶.

С чувством глубокого удовлетворения мы должны отметить, что интерес школы проф. Б. А. Тураева выходит и за её пределы. Под редакцией его издана при сотрудничестве, главным образом, его учеников серия „культурно-исторических памятников древнего Востока». Редактор этой серии и его почтенные сотрудники хорошо понимают, что не всякий изучающий историю „древнего Востока» может читать и КЛИНОПИСЬ, и иероглифы. Даже большинство учёных исследователей вынуждены бывают опираться на авторитет специалистов. A таковыми специалистами, дававшими законченные переводы целых текстов, были по преимуществу иностранные ученые, к которым и должны были обращаться все, изучающее „древний Восток».

При таком положении дела каждый памятник как-бы переживал двойные „страдания». Он усвоялся и переводился первым специалистом-переводчиком; далее усвоялся и переводился перевод переводчика. Отсюда – неизбежные ошибки в переводах. Но в серии „культурно-исторических памятников древнего Востока» даются опыты самостоятельного русского перевода с оригиналов. Эта серия начата изданием „Законов Вавилонского царя Хаммураби“, с 8-ю рисунками и картой (перевод И. М. Волкова. Москва 1914 г.). Отмечаемый труд состоит из введения, где даются сведения о Хаммураби и его времени, в связи с общею справою, относящеюся к истории открытия памятника и его изучения, и комментария к нему.

Первый переводчик этого памятника французский ассириолог Шейль⁷ так оценил значение его: „с самого начала восточных раскопок ни в Египте, ни в Ассирии, ни в Вавилониии, не говоря уже о других, менее богатых древностями, странах, до сих пор еще не открыто памятника, более важного по значению и более полного по содержанию, чем кодекс Хаммураби. Для научного знакомства с известным народом еще далеко недостаточно знать только его имя, происхождение, царские династии, военные походы, вообще, так сказать, поверхность его жизни. От нас ускользает важнейшее из его жизни, пока мы не ознакомимся с его внутренним строем и законами, руководившими его семейным бытом, гражданскими отошедшими и вообще – всею народною жизнью. С этой точки зрения можно, не преувеличивая, сказать, что кодекс Хаммураби является одним из важнейших памятников не только специально восточной, но и всемирной истории ⁸. Для библеиста этот памятник особенно интересен в виду отождествления Хаммураби с библейским Амрафеломъ и сопоставления этого памятника с законодательством Моисея при безапелляционном утверждении некоторых тенденциозных историков, что законодательство Моисея имеет свой прототип в законодательстве Хаммураби.

При сопоставлении отмечаемого перевода, указанного памятника с переводом небольшого отрывка из него, данного в сборник памятников письменности, точнее отрывков из них под заглавием: „Древний мир в памятниках письменности» (составили Д. А. Жаринов, H. М. Никольский, С. И. Радциг, В. Н. Стерлигов. Москва 1915 г.), открываются особые достоинства его. Издатели „Древнего мира“ в памятниках письменности в предисловии от составителей замечают, что „отрывки из кодекса Хаммураби переведены по Kokler – Peiser'y (Hammurabi’s Gesetz), при чем приняты во внимание два перевода Winckler'a (в серии Der Alte Orient и отдельно) и перевод Ungnad'a (в книге Gressmann'a: Altorientalische Texte und Bilder zum Alten Test.); русcкий nepeвод Волкова не принят во внимание, так как в его основе лежит указанный перевод Ungnad'a”. Преклоняясь пред „иностранными» авторитетами, издатели „Древнего мира“ очевидно хотели в маленьких отрывках дать наиболее точные переводы. Но к сожалению, этого не видно. Так, например, приводя „уголовные постановления” из кодекса Хаммураби, они под цифрою 1) дают такой перевод; „если кто-нибудь обвинит другого и заявит об этом (пред судом), но не докажет, то обвинитель предается смерти». Недоумеваешь: ведь, это, по-видимому, одно из неумных законоположений умного Хаммураби. Выходит, что за каждое недоказанное обвинение обвинитель приговаривался к смерти. Оригинал не оставляет, однако, места никаким недоразумениям: здесь имеются в виду обвинение в таком преступлении, которое влечёт за собою смертную казнь обвиняемого – и именно обвинение в убийстве. Перевод И. М. Волкова и сохраняет эту подробность, которая имеется и в переводе A. Unynad'a (в изд. Gressmann’a, Altorient. Texte... S 143). Под 2-ю цифрою уголовных постановлений издатели „Древнего мира“ приводят статью законодательства по вопросу обвинения в чародействе. Здесь, между прочим, читаем: „того, кто обвиняется в чародействе, должен пойти к реке и броситься в реку. Если река возьмёт (?) его то тот, кто его обвинял получает его дом, a если река объявит этого человека невинным, и он останется невредим, то тот, кто обвинял его в чародействе, предается смерти, a опускавшийся в реку получает дом своего обвинителя». Очевидно, что „бросаться” и „опускаться” в реку–понятия неоднородные. И в переводе Волкова правильнее и согласнее с Ungnad'oab в обоих случаях употреблено однородное выражение „опуститься» A.Ungnad’ (в изд. Gresamann’a: eintauchen; eingetaucht). Такие же несогласованности в переводах законодательства Хаммураби И. М. Волкова и издателей „Древнего мира“ замечены нами и в некоторых других пунктах, при чем перевод Волкова, в большинстве случаев, мало расходится с переводом Ungnad'a. Конечно, изучающие памятники древнего Востока могут указать и на некоторый неточности перевода г. Волкова и вероятно при новом издании законодательства Хаммураби сам переводчик сделает исправления⁹. Но нужно принять во внимание то обстоятельство, что и ученые ассириологи и египтологи запада также нередко допускают неточности в переводах и поправляют не только один другого, но и сами себя. Такие исправления „неточностей» мы встречаем у очень авторитетных египтологов, как например, у Maspero (имеем в виду его: „Les Contes populaires de l'Egypte Ancienne» в нескольких изданиях). И самое законодательство Хаммураби уже не однажды переводилось на западе (Scheil, Winckler, Mullier, Harper, Kohler и Peiser).

Делает честь переводчику и то, что он, становясь в положение комментатора переводимого им памятника, не давит на сознание читателя изъявлением своих симпатий к гипотетичным сближениям Хаммураби с Амрафелом, законодательства первого с законодательством Моисея, что охотно делают переводчики последнего времени, услужливо располагающее своих читателей в предисловиях или в пользу Велльгаузена или в пользу Ренана.

Иллюстрации – снимки с древних памятников – придают работе И. М. Волкова особый интерес. Здесь имеются: 1) изображение Хаммураби на стеле Британского музея; 2) письмо Хаммураби в Синидинна, хранящееся в Императорском Эрмитаже; 3) часть текста законов Хаммураби; 4) контракт о разделе имущества из эпохи Хаммураби; 5) другая часть текста законов Хаммураби; 6) цилиндр из эпохи Хаммураби; 7) надпись Хаммураби, повествующая о построении храма богине Нинне в г. Халлабе близ Сиппара (Британский музей); 8) столб с законами Хаммураби; 9) эскиз карты древней Вавилонии. Столб с законами Хаммураби и эскиз карты помещены на отдельных странницах. Для лиц, не имеющих возможности лично видеть памятники эпохи Хаммураби, такие снимки существенно необходимы.

С такою же аккуратностью и взиманием выполнена и другая работа И. М. Волкова: „Арамейские документы иудейской колонии на Элефантине V в. до Р. Х.“ с 10-ю рисунками (2-й выпуск серии „культурно-исторических памятников древнего Востока“ Москва. 1915 г.). Эта работа, как и предыдущая, имеет введение, в котором переводчик излагает историю нахождения и издания папирусов, относящихся главным образом к персидской эпохе и хронологически заполняющих собою почти все пятое столетие до P. X.

Огромное культурно-историческое значение новооткрытых арамейских документов понято как на западе, так и у нас в России. Этими документами интересуются историки вообще¹⁰ и библеисты – в частности¹¹.

В заключительной части работы переводчик Арамейских папирусов говорит о главнейших чертах быта и судеб иудейской колонии в Элефантине по Арамейским папирусам. Характерная черта работ автора – воздержание от безусловных утверждений имеется и здесь. Так, например, относя время возникновенья колонии к последним годам царствования Манасии или к первым годам царствования Иосии, когда на египетской службе могли состоять иудеи, автор говорит только о вероятности такого предположения¹², каковая вероятность оспаривается, впрочем, русским библеистом В. Ф. Иваницким¹³.

К рассматриваемому труду даны хорошо исполненные иллюстрации 1) папирус с ответом Багоя, персидского наместника, на одно из ходатайств иудейской колонии; 2) вид развалин древнего города на острове Элефантине; 3) вид дороги, идущей вдоль одой из стен храмового двора на Элефантине; 4) монеты из персидской эпохи; 5) часть арамейского папируса относительно празднования опресноков; 6) рельеф на одной из стан Хнумова храма на Элефантине с изображением на части его императора Августа, приносящего жертву Хнуму; 7) вид острова Элефаетины с изображением развалин зданий, в которых были найдены арамейские папирусы; 8) один из сосудов, в которых хранились некоторые из новооткрытых арамейских документов; 9) вид города Ассуана.

Третий выпуск серии „культурно-исторических памятников древнего Востока» содержит „Рассказ египтянина Синухета и образцы египетских документальных автобиографий» (с рисунками. Москва. 1915 г.).

Основная часть этой работы, принадлежащей уже получившему почтенную и заслуженную известность профессору Б. А. Тураеву, посвящена классическому рассказу Сиеухета из эпохи среднего царства. Рассказ Синухета, появляющийся в первый раз в полном русском переводе, это популярный реалистический роман, в котором, как полагают, приключения исторического Синухета описаны в беллетрической форме. „Литературные достоинства памятника, замечает проф. Тураев, обусловили его распространенность и популярность. Его читали и переписывали в школах, как образец классического стиля, его держали в домашних библиотеках и даже брали с собой в гробницы для загробного употребления»¹⁴. В настоящее время имеются многочисленные списки этого памятника египетской литературы и на папирусе, и на острака.

Героем этого памятника является придворный египтянин Синухет, бежавший от царского гнева в Сирию. После долгих скитаний он поселился у сирийского князя, который выдал за него свою дочь и сделал его вторым лицом после себя. Синухет оказывает князю важную услугу, одолев в единоборстве первого борца всей области. Но тоска по родине потянула его в Египет – ко двору. Он не мог помириться с ужасом быть погребённым на чужбине, без соблюдения египетского погребального ритуала, необходимого для вечной жизни. Египетские послы, направлявшиеся к азиатским великим державам и пользовавшиеся при проездах чрез Сирию услугами Синухета, доложили о последнем фараону, который и приглашает беглеца вернуться. Синухет возвращается и снова „до врат гробницы» пользуется благоволением фараона.

Рассказ Синухета, увлекательный по своему содержанию и интересный по сведениям, относящимся к политическому и социальному строю, к домашнему укладу жизни, к религиозным верованиям, интересен, в частности, и для библеиста. Он может служить прекрасной иллюстраций к истории бегства Моисея из Египта в землю Мадиамскую, каковой факт нередко оспаривался только потому, что, будто бы, Моисей никогда не решился бы бежать в неизвестную страну. Но оказывается, беглецы-египтяне были уже и ко времени Моисея.

Как предисловие работы проф. Б. А. Тураева, определяющее значение „рассказа Синухета» и дающее краткую историю перевода его, так и пояснительный примечания к нему и к посмертным надписям в автобиографической форме – все это отличается обстоятельностью, с какою вообще выполняются работы проф. Тураева.

С внешней стороны издание „рассказа Синухета» также производит самое выгодное впечатление. Нужно заметить, что вся серия „Культурно-исторических памятников» издается на прекрасной бумаге. Но к рассказу Синухета приложены две цветных таблицы: 1) первый фрагмент папируса № 4657 Московского музея Изящных Искусств имени Императора Александра Ш-го, содержащий начало рассказа Синухета и 2) вилла архитектора Инени, изображенная на стене его гробницы в Курна (Фивы). Кроме того здесь имеются следующие снимки: 1) развалины пирамиды Аменемхета I в Лиште; 2) заупокойный жертвенник из Лишта с надписью, на которой упоминается имя пирамиды Сенусерта I; 3) образец берлинского папируса № 3022; 4) изображение Абиша, князя бедуинов, на знаменитой картине в бенихассанской гробнице; 5) голова статуи Аменемхета I-го из красного гранита, найденная в Танисе; 6) пленные ливийцы; 7) Сахмет (богиня), дающая грудь царю; 8) верхняя часть статуи Сенусерта I, найденная в Лиште; 9) верхняя часть статуи неизвестной царицы эпохи среднего царства; 10) письмо на папирусе эпохи XII-й династии, найденное в Кахуне; 11, 12) изображение погребальных церемоний в гробнице Схотепибра; 13) часть погребальной процессии Пахери; 14) богиня Хатхор, простирающая ожерелье и держащая систр; 15) изображение постели и других вещей домашнего обихода на саркофаге жреца Хершефхотепа; 16)погребальная статуя вельможи, найденная в Лиште;17)часть деревянного гроба эпохи Среднего царства с перечнем жертвенных даров; 18) ибис на зарослях папируса; 19) богиня Тауэртъ; 20) письмо царя Илиопи II-го к Хирхуфу; 21) изображение Хирхуфа и надпись на стене его гробницы.

Вне указанной серии, но при. участии, главным образом, школы проф. Б. А. Тураева издан еще интересный по своему составу „Изборник источников по культурной истории Востока» (под редакцией проф. Б. А. Тураева и II. Н. Бороздина, ч. I-я. Восток. Москва. 1915 г.).

Изборник имеет семь отделов или глав. Две первые главы содержат, главным образом, переводы текстов (разных эпох), относящихся к религиозной, государственной и общественной жизни египтян; следующие две главы посвящены Вавилону и Ассирии – их религиозной, государственной и общественной жизни в разные эпохи; три последние главы содержат частию тексты, частию отрывки из классических писателей, поскольку в них характеризуется религиозное, политическое или общественное состояние финикиян, сирийцев, персов и карфагенян. Этот изборник может служить хорошим пособием при прохождении курсов древней истории в средней школе.

Такое назначение этому сборнику указывают и издатели его.

Правда, здесь нет уже пояснительных примечаний какие, мы встречаем в серии „культурно-исторических памятников»; некоторые переводы, несмотря на достаточно известные имена переводчиков, представляются нам требующими новой поверки, как, напр., надпись Меши (№ 39), переведенная Соловейчиком впервые еще в 1900 г., после чего она неоднажды исправлялась учеными западными переводчиками. Но в „Изборнике источников по культурной истории Востока» имеются и новые переводы памятников, представляющих интерес и не для одной только средней школы. Таков, например, перевод „славословия Осирису”, сделанный опытным переводчиком А. Л. Коцеиовским и др.

В „Изборнике» имеется более сорока, хорошо исполненных, снимков, из них два в красках, а именно: 1) часть изображений погребальных процессий, помещавшихся над первыми главами „Книги мертвых» (из папируса Ани); 2) Фараон Тутмос I-й и царица Сенсенеб – супруга Тутмоса 1-го.

Едва ли нам нужно говорить о значении „Изборника» для средней школы. Предисловие его достаточно говорит об этом. При наличности в старших классах светских учебных заведениях курса „Истории античной культуры» и при изучении древней истории он необходим, поскольку воскрешает подлинную жизнь минувшего. Некоторые отрывки из этого „Изборника» могут быть интересны и для средней духовной школы, где также изучается курс древней истории и где на уроках Священного писания учащиеся слышат о Вавилоне, о Навуходоносоре, о Моавитянах, о Кире и Дарии Гистаспе.

Мы отметили работы, которые могут быть полезны всякому интересующемуся делами давно минувших дней, отмеченными на памятниках, найденных в древних культурныхъ странах Востока.

Более специальным характером отличаются Памятники Музея Изящных Искусств имени Императора Александра Ш-го в Москве (Издание начато с 1912 – го года. Пока имеется четыре выпуска текста к прекрасно изданным снимкам с наиболее интересных памятников), переводы малоизвестных широкому кругу текстов египетских памятников (см. напр., учёные египтологические заметки проф. Б. А. Тураева, печатающиеся в Известиях Императорской Академии Наук, небольшие ученые работы, относящиеся к истории искусства (напр. работа проф. В. К. Мальмберга. Старый предрассудок. К вопросу об изображении человеческой фигуры в египетском рельефе. 1915). Но и эти работы представляют значительный интерес для изучающего условия быта древних народов, с чем особенно приходится знакомиться библеистам и археологам.

Библеисты давно уже поняли значение истории „древнего Востока» для их науки. Палестина, в её прошлом, находилась» в постоянных сношениях с древними великими колыбелями человеческой культуры. Израильтяне дважды приходили в Палестину: первый раз–в виде небольшого племени–из области Тигра и Евфрата и второй–в виде большой племенной группы–с берегов Нила. Добровольно, а иногда и невольно они расходились то по Вавилону, то по Египту. Таким образом историческое взаимоотношение Израиля с народами древнего мира естественно устанавливает тесную связь „Истории Израиля» с историей „древнего Востока», в каковой связи первая и изучается теперь в высшей богословской школе.

Археология также питается источниками, которые расширяют содержание и древней истории Востока. Так, например, загадка происхождения христианского нимба, как думают, находит отчасти свое разъяснение в египетской мифологии¹⁵. Для археолога– это серьезная справка, хотя, быть может, и нуждающаяся в разъяснениях и восполнениях.

Все отмеченные нами труды являются показателем того, что наши отечественные ориенталисты, о работах которых мы главным образом и говорили¹⁶, идут на встречу интересам широких читающих кругов.

Можно только пожелать, чтобы интересующиеся „древним Востоком» оценили бескорыстное стремление серьёзных работников и своим внимавнием к их трудам поддержали их доброе начинание.

Димитрий Введенский