Пребывание Израиля в Египте в свете египетских источников

Как известно, современная библейская критика доказала, что пятикнижие Моисеево, каким мы его теперь видим, составлено не основателем религии, чье имя оно носит в позднейшем предании, а возникло из обработки четырех главных источников. Из них принято вообще называть более древнюю группу (относящуюся к IX–VII дохристианским столетием) иeговстически-элогимистической: средняя возникла «около 650 г. до P. X.; новейшая же, относящаяся к первой половине V века, известна под именем Ритуального Устава Пятикнижия (Priestercodex)(1). В этих четырех источниках частью собраны, частью обработаны, сказания в которых некогда древний Израиль, как каждый еще некультурный народ, передавал свою историю. К этим сказаниям относится и эпизод, являющийся предметом настоящего исследования: пребывание Израиля в Египте. Я хочу, путем критического рассмотрения, попробовать отделить историческое ядро предания, но прежде всего эта брошюра, как о том дает понять подзаголовок должна осветить исторически фон рассматриваемого здесь происшествия в свете современных ему египетских и клинописных источников. Хотя я, в качестве египтолога, обращал главное внимание на египетские памятники, которые именно в последние годы начали говорить явственнее, но, вместе с тем, мне служила путеводителем и ветхозаветная библейская критика, которой мы, главным образом, обязаны современной протестантской теологии. В этом именно пункте, – в применении установленных результатов критического исследования источников Ветхого Завета, – отличается эта попытка от многочисленных египтологических работ на ту же тему. Тому обстоятельству, что я избежал некоторых ошибок, которым египтолог мог подвергнуться в чуждой ему области, я благодарен любезной поддержке моего коллеги Георга Бера, – профессора Ветхого Завета, советами которого я неоднократно пользовался.

Не без некоторого размышления я отважился предложить трудную проблему широкому кругу читателей. Поэтому я считаю себя обязанным соблюдать везде величайшую осторожность не только по отношению к собственным выводам, но и по отношению к новейшим умозаключениям мифологии, которая, по моему мнению, лучше обсуждать в тесном кругу. Моей главной целью было, – представить ясную картину этого старого спорного вопроса, без всякой полемики и без лишнего литературного балласта, являющегося тягостным для непосвященного, а для специалиста, – большей частью излишним. Лишь в заключении даны ссылки на литературу, особенно тех вопросов, исследование которых я хотел бы сделать возможным и для не египтолога. В интересах ясности целого, я провел защищаемые мною взгляды с некоторой определенной односторонностью, не приводя везде несогласных мнений. Что тем самым я не считаю своих мнений единственно верными, я вряд ли должен упоминать. Кто, при недостаточном материале, имеющемся в настоящее время, полагает, что им найдено единственно-возможное решение, доказывает этим лишь то, что он не уяснил себе трудности сложной задачи.

Не имея возможности, по вышеизложенной причине, выразить своей признательности в самом труде, я хотел бы с благодарностью признать здесь, что на меня в значительной степени оказали влияние и помогли мне новые и новейшие, касающаяся этого предмета, работы Новака¹, Штаде² и Винклера³, даже там, где я шел иными путями. Главнейшим же образом, конечно, эта работа обязана двум лицам, поработавшим заступом над решением данного вопроса, – Эдуарду Навилю, – исследователю библейской топографии Дельты, и Флиндерсу-Петри, открывшему Израильскую стелу, легшую в основу этого исследования. Когда, приблизительно, лет двенадцать назад, по поручению счастливого находчика, я опубликовывал этот драгоценный памятник, я полагал ограничиться лишь переводом и филологическим комментарием, ибо значение наделавшей много шума стелы с упоминанием об Израиле было мне тогда неясным в отношении вопроса об Исходе. Окончательного решения я не нашел и за это время, но надеюсь, что могу предложить правдопобное объяснение. С своей стороны, работа эта должна, прежде всего, убедить в том, что решение и этого вопроса, касающегося Ветхого Завета, зависит прежде всего от дальнейших раскопок, и этим возбудить интерес к раскопкам в Египте и Месопотамии.

Рис. 2. Амбары для запасов в Питоме

Ныне уже твердо установлено, что источники Ветхого Завета сохранили лишь баснословное воспоминание о пребывании Израиля в Египте. Достаточно указать на то, что имеющиеся известия носят решительно все признаки легенды. Тщетно мы будем спрашивать о времени, об исторической доказуемости личностей: где мы, например, ожидаем встретить имя египетского царя, говорится о царе вообще. Ибо слово фараон – «большой дом» (per-о), которым египтянин величал своего владыку, обозначаешь лишь царя вообще, подобно тому, как турок называешь свое правительство «Высокой Портой». По именам фараоны (Schischak, Tirhaka, Necho, Hophra), – называются лишь в ветхозаветных Книгах Царств. Таким образом, спор может идти лишь о том, – возможно ли вышелушить из этих легенд историческое ядро, о том, имеется ли здесь некоторого рода историческое воспоминание, или же мы имеем дело с чистым вымыслом, без всякой исторической ценности.

Таким образом, пред нами возникает вопрос: является ли вообще пребывание Израиля в Египта историческим фактом?

На вопрос этот отвечали отрицательно, ссылаясь, между прочим, на то, что египетские источники должны были бы сохранить нам воспоминание о столь важном событии, тогда как до сих пор не было найдено никакого египетского известия о пребывании Израиля в Египта, ни о выходе из него. Но такое testimonium ex silentio, однако, ничего еще не доказывает. Надо лишь раз навсегда уяснить себе, – как недостаточны все наши знания египетской истории, даже для тех эпох, о которых мы думаем, что знаем много. В Египте нет современных описаний, какие, например, нам дают историки древности или хроники средневековья, и мы и впредь обречены на то, чтобы восстановлять картину египетской истории, по надписям и очень туманными позднейшими отрывками, являющимися, большей частью, историческими рассказами. Если в подобной постройке еще недостает Исхода, то это легко может быть объяснено тем, что случайно еще не были найдены камни, которые когда-нибудь заполнять это пустое место⁴. Ибо должны же мы когда-нибудь восстановить в главных чертах, по папирусам и надписям, историю древнего Египта. Правда это огромный по количеству материал и профану может показаться, что его достаточно и даже предостаточно. Кто, однако, смотрит на почти необозримую массу со стороны их исторической годности, того охватывает чувство безнадежности:

Was man nicht weiss, das eben brauchte man,

Und was man weiss, kann man nicht branchen»⁵.

Только бесконечно малая часть является исторически пригодной. Этого не надо упускать из вида при рассмотрении нашего вопроса. Поэтому вовсе нет надобности указывать на то, что в египетских источниках мы, никогда не прочтем ничего о событии, могущем задать национальное самолюбие египтян. Но так, как недавно возражение это снова было выдвинуто с компетентной стороны, то я хотел бы опровергнуть его.

Само собою понятно, что египетская историография должна была иначе смотреть на Исход, чем ветхозаветная. Быть может, она изобразила бы исход Израиля как изгнание или поражение, но событие могло ведь быть упомянуто. Конечно, это событие, – если мы хотим, прежде всего, оценить его как историческое, – должно было представиться египетским современникам существенно иначе, чем нашим глазам, взгляд которых предопределен ветхозаветным преданием. Событие, бывшее для Израиля часом рождения национального и религиозного развития, было в египетской истории лишь безобидным интермеццо, на которое никто не обратил особенного внимания. Ведь, действительно, как часто могли происходить изгнания из царства неугодных кочевых племен. Поэтому вряд ли можно было рассчитывать, – найти в каком-нибудь туземном источнике сообщение об Исходе. Для египетского государства исход Израиля был столь же безразличен, как для римского распятие Иисуса, о котором не сообщает нам никакая римская надпись, ни один римский писатель; потому что событие мировой для нас важности, тогда могло представить собою лишь местный интерес.

Таким образом, из египетских источников нельзя заключить ничего за или против исторической действительности пребывания Израиля в Египте. Мы должны обратиться к описывающим это событие ветхозаветным сведениям, которые уже по существу были выше охарактеризованы⁶. Из них древнейшие отделены от события столькими столетиями (если мы отнесем Исход ко времени царствования Меренты⁷, то более четыре столетий), что мы можем рассматривать их не как непосредственно-историческая, но, в лучшем случае, как осадки старых воспоминаний, живших в песнях и сказаниях. Историк может, таким образом, только вопрошать, – заключается ли историческое ядро в ряде сказаний, эхо которых звучит в Ветхом Завете; другими словами, – можем ли мы еще смотреть на пребывание Израиля в Египте и на Исход, как на историческую действительность, или же мы имеем дело с чистым измышлением народной фантазии. Вследствие этого, вопрос, взятый по существу, представляется точно таким же, как вопрос об исторической основе Троянской войны, переселения дорян, Песни о Нибелунгах; дело сводится к тому, чтобы указать историческую основу, на которой мог основаться египетский эпизод израильского странствования. Из этой постановки вопроса уже ясно видно, что мы приступаем не к вопросу, – откуда взялся Израиль (о своем первоначальном происхождении никакой народ не сохранил ясного воспоминания), но что мы исследуем здесь исключительно определенный важный период молодости Израиля.

Что источники XI-го до христианского столетия уже знают о нем, было выше упомянуто; здесь я хочу еще подчеркнуть, что воспоминание о пребывании Израиля в Египте образует основу самосознания у его пророков. Поэтому, если бы мы хотели считать весь египетский эпизод выдумкою, то пришлось бы отнести ее довольно далеко назад, по меньшей мере, к IX веку и, кроме того, пришлось бы объяснить, для какой цели могла быть сочинена эта басня. Предание, и в настоящем своем виде, сообщением своим о том, например, что Моисей, основатель иеговизма, воспитывался при египетском дворе⁸, свидетельствует о такой тесной связи между израильской религией и языческим народом, что израильская национальная гордость должна была бы оскорбиться этим. Мне представляется невозможным, чтобы этот Исход был включен в предание по собственному измышлению. Скорее историческое воспоминание об этом событии было так сильно, что даже тенденциозная историография не могла обойти его молчанием. Уже один этот довод решительным образом, говорит за то, что некогда Израиль действительно был в Египте. С другой стороны, нельзя найти никакого довода, могущего оправдать или мотивировать, хотя бы и этологическое (2), неисторическое измышление сказания о странствовании Израиля.

Поэтому мы можем считать историческим ядро сказания об израильском пребывании в Египте и отважиться на попытку, – дать догматическое изображение исторических событий, отражающихся в сказании. Я попробую достичь этого главным образом тем, что отброшу в предание все сомнительное и буду обращать внимание лишь на существенный черты, которые соответствуют политическим соотношениям Египта или могут быть из них произведены. Таким образом, египетский эпизод Израиля представляет следующую картину.

Семитические кочевники, некогда, когда в местах постоянного пребывания их племени⁹ царил голод, перекочевали в плодородную нильскую долину, чтобы там временно пасти свой скот. Один из этих кланов, чей соплеменник, подобно многим семитическим и иностранным чиновникам, занял тогда высокий государственный пост, получил разрешение на более долгое пребывание, и поселился в области Гозен¹⁰, в Дельте. С течением времени политическое положенье Египта переменилось настолько, что существованье семитической вставки стало опасным. Египетское правительство решило защитить себя тем, что поставило под строгий надзор, сильно между тем выросшее племя, пока оно, наконец, под предводительством Моисея, не принудило фараона дать ему разрешенье на Исход.

Вышеизложенное основывается прежде всего, на критическом анализе ветхозаветного предания. Отбросив все второстепенное, я твердо признал два пункта историческими: – пребывание Израиля в Гозене и Исход под предводительством Моисея. Первый факт, по-моему, можно взять из сообщения иеговистического Бытия (Быт.46:31 и след). Там мы находим маленький рассказ, который как раз указывает на то, почему Яков с сыновьями поселился в земле Гозен. Эта, известная, по египетским текстам, область Гозен лежала восточнее Бубастидского рукава Нила (3), и имела богатые пастбища, где паслись также стада фараона (Быт.47:6).

Рис. 3

Если Иосиф, таким образом, представил фараону своих братьев как овчарен и скотоводов¹¹), то он мог рекомендовать их на этот пастбищный участок. Ясно видно, как иeгoвист хочет объяснит твердо установленное преданием пребывание в Гозене ¹². Если когда либо из пребывания Израиля в Гозене были бы выводимы какие-нибудь притязания на эту землю, то, само собою, предание было бы сомнительно и не имело бы ценности. Но этого не случилось, и потому можно считать Исход историческим событием.

Точно также дело обстоять и с личностью Моисея. Если мы примем, что Ветхий Завет является тенденциозным произведением во славу Иеговы и его избранного народа, то известие, что основатель Иеговизма получил египетское воспитание, очень плохо подходит к этой тенденции. Этот исход, наверное, не был измышлен, но был столь несомненным, что тенденциозные писатели не могли умолчать о нем. Факт этот находит себе полнейшее подтверждение в том, что основатель единобожия носил египетское имя. Ибо весьма вероятно, что имя Moscheh соответствует довольно часто встречающемуся египетскому имени Môse¹³(4). По крайней мере, неудачная попытка елогистов (Исх.2:10) объяснить имя по-еврейски¹⁴, ясно доказывает, что оно не израильское. То, что ветхозаветные источники глухо сообщают о жизни великого основателя религии, уже давно признано за смесь вымысла и правды. Лишь новейшие исследования стали указывать на чужие мифологические влияния, которые быть можем, влияли вместе со многими другими причинами на образование легенд о Моисее. Доныне египетские надписи ничего еще не сообщили вам о личности Моисея.

Моя реконструкция исторического зерна египетской основы цикла саг опирается, далее, на наши современные знания египетской истории. Мы имеем многократные свидетельства о том, что семитические кочевники, прогнанные голодом с мест своего пребывания, желали впуска в Египет. Так египетские чиновники (5) доносят в 8-м году правления Сети II-го, преемника Меренпты (ок. 1250 г. до P. X.) следующее: «мы пропустили (6) бедуинские племена из Эдома перейти Меренптову крепость от Тку- (= Суккотъ¹⁵ סכת*) к озерам (brkt = בּרכות) Меренпты, чтобы прокормить себя и свой скот на больших пастбищах фараона, прекрасного солнца всех стран». После небольшого перерыва следуют «прочая названия племен, прошедших крепость Меренпты».

Далее, мы обладаем (7) отрывками речи, с которой некий важный чиновник времен царствования Горемиба ¹⁶ (Haremheb, ок. 1360 г. до P. X.), поручает варваров, (вероятно, также семитические номады) «не умеюших жить» своим подчиненным, которые должны были смотреть за тем, чтобы эти беглецы не переступали указанной им области.

На существование иностранных поселений в Египте во время Нового царства (приблизит. 1500–1200 до P. X.) нередко уже указывалось. Особенно часто возникали они по той причине, что военнопленные бывали, поселяемы в каком либо храмовом округе в качестве рабов. О храме Аменготена III¹⁷, чьими гордыми свидетелями доныне являются оба колосса Мемнона, говорится однажды в преувеличенной риторике, что он «окружен сирийскими поселениями (иди деревнями) (time), украшенными детьми князей. Эти поселения были особыми кварталами, гетто, в которых жили иностранцы. Так, в Нубии, в городе Аниба, было «поле киприотов», в Мемфисе – «поле хеттитов», и так как и Гередот еще упоминает о «лагере тирцев», к югу от мемфисского храма Пта, то можно видеть, – какое долгое прошлое считали за собою иностранный поселения, если и не считать прямо, (что мне кажется недопустимым,) идентичными хеттитское поле и тирский лагерь. Поэтому, вопреки недавно выраженному взгляду, можно утверждать, что в стране фараонов имелось место для чужого кочевого народа с его стадами.

Далее, является известным фактом, что в космополитическом государстве, так называемого, Нового Царства (ок. 1500–1200) иностранцы могли достигать самых высоких государственных должностей(10).

Надеюсь, что этими доводами я в существенных частях утвердил, или но крайней мере оправдал, свою попытку реконструкции. Как я уже указал выше, все побочный черты отпадают для меня, как исторически бесценные. Так, например, евреизированные египетские имена Потифара (Быт.37:36) (11), Асенефы (Быт.41:45)(12) и египетское имя Иосифа Цафнаф-панеах (Быт.41:45)(13), относятся к области вымысла елогистов, и прекрасный результат, получившийся из исследования этих имен (удалось получить опору для определения возраста упомянутых источников), имеет цену лишь для истории предания; для нашего же вопроса оно не имеет значения. Все же я хотел бы упомянуть, что рассказу иеговистического и особенно елогимистического источника египетский колорит довольно хорошо придан. Разумеется, нам нечего ожидать и от кабинетных ученых, черпающих свой материал из письменных источников; для этого египетские краски слишком бледны. Многое, скорее, основывается на устных сообщениях, быть может египетских купцов или солдат, рассказывавших палестинцу о своей родине. Наоборот, кое, что израильский рассказчик мог видеть и наблюдать лично, когда он, приблизительно в VII веке, посетил Дельту, ибо вышеупомянутые египетские собственные имена могут указывать на это время.

После того, как мы, таким образом, попробовали обнаружить историческое зерно предания, нам остается задача, – определить время египетского эпизода израильской истории. Это возможно лишь в пределах египетской истории и, таким образом, мы должны будем представить себе ее того времени, в которое могли произойти те события, о коих сообщает Ветхий Завет. Сами израильские источники, как мы сказали, в вопросе о датировке, оставляют нас в совершенном неведении. Случайно набранные ветхозаветные даты теперь уже признаны всеми набором цифр, и часто упоминаемое название города Рамсеса еще не может служить доказательством того, что фараон времен притеснения был действительно тем, чье имя носил город. Кто знаком с точными результатами современной критики источников, сможет вывести отсюда лишь то, что елогист, живший много столетий после Исхода, перенес место рабской работы пленных Израильтян в оба города: Питом и Рамсес¹⁸, из коих первый существовал еще в его время (в VIII в. до P.X.)¹⁹ Что это представление елогиста основывалось на правильном предании, должно быть принято как возможное, но не как безусловное. И поэтому должно остаться спорным, – действительно ли пленные Израильтяне работали в больших амбарных сооружениях в «городе запасов» Питоме (рис. 2), чьи остатки Навиль недавно открыл, или же фантазия еврейского рассказчика представляла себе там своих пленных предков в качестве рабов.

Рис. 4. Семитический торговый караван в египетском изображении времен Среднего Царства (приб. 1900 л. до P. X.) (18). (1-я полов.).

Уже с древнейших времен египетской истории между Нильской долиной и соседнею Сирией существовали отношения то дружественный, то враждебный (Рис. 4 и 5). Плодородная Дельта была предметом беспрерывного покушения для кочевых племен соседней азиатской области, и потому Суэцкий перешеек уже в начальный период египетской истории был охраняем крепостными сооруженный, из которых «княжеская стена» играла особую роль. Лежавшая за этой стеной пустыня называлась, вероятно поэтому, «Стенной пустыней»²⁰ (מדבּר שׁוּר)(19). Большею частью, это были маленькие племена, которые от времени до времени угрожали границами. Лишь около 1700 года до P.X., гиксы, – большая коалиция сирийских бедуинов, – быть может, вследствие внутренних усобиц египетского государства, быть может, как волна большого переднеазиатского переселения народов, осмелились на планомерное завоевание Страны Фараонов, что и удалось в короткое время. Гиксы господствовали в Египте почти два столетия, совсем как прежние властители страны, чью более развитую культуру они быстро переняли. Весьма возможно, что эти семитические завоеватели, несмотря на то, что они с внешней стороны оегиптизировались, всегда оставались в теснейшей дружбе с семитической родиной. Они должны были покровительствовать притоку новых семитических племен.

Рис. 5. Семитический торговый караван в египетском изображении времен Среднего Царства (прибл. 1900 л. до P.X.) (18), (2-я полов.).

Поэтому можно выразить предположение, что первое переселение израильского клана, которое Ветхий Завет связывает с Авраамом и Иаковам, произошло в это время. Это сперва может показаться весьма произвольным предположением, но оно находит себе опору в том поразительном факте,(20) что один из царей гиксов носит имя – יעקב אל = Иаков-ель, т.е. древнейшую форму имени Иакова, тогда как имя другого владыки гиксов можно, быть может, читать как Симеон (21). Конечно, никто не будет отождествлять, на основании этого, прародителя Иакова с одноименным царем гиксов: ведь будь тот царем Египта, предание наверно не скрыло бы этого от нас. Но все же из этой находки можно заключить, что между господством гиксов и коленами Иакова есть связь. С этой точки зрения, на известное сообщение Иосифа²¹ («Против Апиона I, (14) о нашествии гиксов²² следует смотреть серьезнее, чем это обыкновенно делают. Конечно, следует отнестись очень осторожно к еврейскому писателю, желающему доказать в своей истории древнее происхождение и благородство своего народа, прежде чем согласиться принять его теорию об идентичности евреев с гиксами. Но и не следует упускать из виду, что эта теория исходит от Иосифа не впервые, но происхождение ее может быть прослежено еще до него.(22) Поэтому возможно, что в предании, которое отождествляет евреев с гиксами, находится зернышко правды. С идущим далее отождествлением Иосифа²³, конечно, нельзя будет согласиться. Исход под предводительством Моисея, конечно, не имеет ничего общего с изгнанием гиксов, и известие Манефона²⁴†, на котором основывается Иосиф, относится ко времени религиозной реформации короля-еретика Хунатена²⁵(23). Переселение же племен патриархов Авраама и Иакова в Египет могло совпасть со временем господства гиксов. Будь эта комбинация верна, мы могли бы отнести начало египетского эпизода Израиля ко времени от XVII до XVI-гo дохристианского столетия.

После изгнания гиксов, (из которых некоторые, конечно, продолжали жить в стране в качестве египетских подданных), началась эпоха великих завоеваний, которая при Тутмосе III²⁶ сделала Сирию и Палестину египетскими вассалами. Посредством мудрой политики, по правилу divide et impera, устройством крепостей и военных дорог, страны эти были удержаны под египетским владычеством более четырех столетий. После решительных битв с многочисленными народами, в середине XV столетия наступили спокойные, мирные отношения, и обе культуры, – египетская я сирйско-месопотамская, которые уже прежде отчасти соприкасались, теперь начали взаимно проникаться друг другом. Во всех областях египетской жизни, высокоразвитая сирийская культура выказывала свое влияние: в искусстве, моде, языке.(24).

Скоро чужестранные семитические слова стали таким же показателем литературного образования, как французские слова в известный период нашей литературы. Везде в Египте поселялись семиты, помимо военнопленных (рабов) также и купцы, и некоторые из них достигал высокого положения в государстве. В это время «филосемитизма», существование семитического контингента в Гозене не возбуждало ни малейшего подозрения. Никто не мог считать тогда возможным, какой либо ущерб восточной границе Дельты: древняя линия укреплений на Суэцком перешейке считалась тогда лишенными всякого практического стратегического значения, почти историческими памятниками давно прошедшего времени. То, что лежало но ту сторону крепости, было покорными союзными государством, в котором, правда, иногда появлялись непокорные вассалы, но все же, обыкновенно, они были верными союзниками, на которых фараон мог положиться. Это положение не изменилось также и от большого события, потрясшего в первой половине XV столетия египетский государственный строй до его основания, – религиозной реформации Хунатена (Аменготена IV-гo). Теологическое учение гелиополитанского жречества при нем провозглашено было государственной религиею, и при помощи строжайших мер была предпринята попытка ввести почитание единого божества, – солнечного диска, вместо старой политеистической религии местного культа. Пока жил царь, новая вера победоносно главенствовала, а старая, защищаемая фиванскими жрецами, была безжалостно подавляема. Но уже при ближайших преемниках царя-еретика, началась контрреформация, которая, наконец, около 1350 г, до P.X. достигла полнейшей победы. Эти внутренние волнения не остались без влияния на внешнюю политику. Правда, сирийские вассалы не отпали, но они уже более не находили у своего защитника–фараона действительной поддержки против своих врагов, и их маленькие раздоры стали невыносимыми, ибо властелин не вмешивался в них. Как раз в то время, зашевелились два противника, которые должны были стать серьезной опасностью и для Нильской долины: на севере хеттиты, которым суждено было оспаривать гегемонию Рамессидов в передней Азии, на юге – Хабири, в которых теперь почти единогласно признают евреев (עברים) (25). Правда, имя это не покрывается обычным нам (26). Хабири – евреи являются в то время еще находящимися в странствовании племенами, в противоположность издревле-оседлым хананеям. В египетском вассальном государстве – Палестине, они играли ту же роль, что германцы в Римской империи и, подобно им, были смесью племен, которых свела вместе юношеская жажда к завоеванию, и расовая общность. Среди этих хабири были также и «евреи», так, например, побежденные Меренптою племя Израиль и племя Ассер²⁷, встречаемое около 1.300 г. до P.X., в царствование Сети I и Рамсеса II в Палестине (27).

Рис.6 Глиняная табличка с письмом АБди-Хибы из Иерусалима к египетскому фараону (ок. 1400 л до Р.Х.)

Эти хабири знакомы нам из переписки фараона с Иерусалимским князем²⁸ Абди-Хибою, извлеченной на свет Божий вместе с прочими письмами вавилонских и западно-азиатских князей, из развалин архива царя Хунатена в 1888 году. Эта находка, значение которой едва можно оценить, пролила и еще должна пролить на все стороны неожиданный свет; она является и для нашего вопроса чрезвычайно важной. В то время, когда в Египте бунтует реформационная война, мы видим хабирские племена, в борьба с египетскими вассалами в чьи внутренне раздоры они при случае вмешиваются. Так, вышеупомянутый Абди-Хиба, наживший себе врага в соседнем префекте, приведен был последним, в союз с евреями, в такое безвыходное положение, что писал фараону следующее жалобное письмо: «Мерзость совершили против меня. Увидь это кто-нибудь, он вызвал бы слезы из глаз царя (фараона), – столь сильно угрожает мне опасность. Неужели хабири завладеют царскими городами? Если в этом году не появятся наемники-пидати (египетские войска), то пусть царь отзовет меня со всеми моими братьями через своих послов, чтобы мы умерли у нашего господина-царя».

Рис. 7. Рамзес II. Фараон притеснитель

Рис. 8. Голова мумии Рамсеса II

Ясно видно, как опасно стало это положение для вассалов; но с другой стороны, нет и речи об угрозе египетскому государству. Фараон, не заботясь об этих событиях, проводит свою реформацию в религии и искусстве. Еще и в это время никто не считал бы подозрительным пребывание семитических племен в Египте. Ибо собственно – Египту никоим образом не угрожали эти внутренние сирийские раздоры, вмешаться в которые Аменофис IV не чувствовал никакой склонности. Задорные маленькие князьки могли сами справляться друг с другом и с хабири.

Рис. 9. Раб-семит (бородатый мужчина с длинными волосами), вероятно военнопленный гикс, на полевой работе (Изображение XVII дохристианского столетия)

Лишь Сети I снова властно вмешался в сирийские отношения, когда он получил донесение: «Враги шус»²⁹, (т. е. номады Синайского полуострова) восстали (?). Их вожди собрались в одном месте, и стоять на Палестинской горе (?). Они в полной анархии. Один убивает другого, они не заботятся о законах Двора». Ему удалось снова восстановить порядок, южная Палестина снова была очищена от евреев (28). Его преемник Рамсес II (1324–1258) сумел могущественно утвердить владычество Египта в Палестине, правда, только на юге: на севере взяла верх великая хеттитская держава, с которою, после упорных битв, фараон заключил союз (29), соответствовавший обоюдным интересам. Мы еще довольно мало знаем о политических отношениях передней Азии этого времени, но так как мы видим, как скоро по смерти Рамсеса II гибнет большое хеттитское государство,

Рис. 10. Военнопленные азиаты за выделкой кирпича под надзором смотрителя (наверху направо присевший человек с палкою. (Изображение XV дохристианского столетия).

и как, с другой стороны, Египту серьезно угрожает вторжение народов (которое, вероятно, следуете отнести к большому, сильно распространившемуся переселению народов), то можем прийти к мысли, что египетско-хеттитский союз при Рамсесе II образовался под давлением большой, направленной против обоих государств, грозной бури. Как бы то ни было, политическое положение Египта при Рамсесе II стало серьезным, пребывание семитического племени в Дельте потеряло свой безобидный вид и потребовало более внимательного наблюдения. Дружественное благоволение, с которым прежде правительство относилось к маленькой семитической вставке, должно было превратиться в недоверие, вылившееся, в конце концов, во враждебные мероприятия. Ветхозаветные источники рассказывают, что новый фараон, не знавший ничего об Иосифе, принудил израильтян к рабским работам. Они должны были выделывать кирпичи (рис. 10) и совершать полевые работы (рис.9), подобно военнопленным рабам, изображение которых мы встречаем на египетских памятниках.

По смерти Рамсеса II, при сыне его Меренпте (30) (рис. 11), около 1250 г. до P.X. наступили события, явившиеся угрозою существование египетского государства. Везде у границ государства поднялись могучие враги; на юге восстали воинственные, всегда склонные к отпадению, нубийские орды, с западной же границы

Рис. 11. Меренпта, Фараон времени исхода.

с западной же границы на Дельту напали ливийские племена, подкрепленные авантюристическими военными кучками с «островов моря» – крайние форпосты могучего движения народов, уготовившего в конце микенского периода эллинскую историю. В кровавой битве, после десятичасового сражения, они были окончательно разбиты, около 8000 вражеских трупов покрывало поле битвы. Но прочность существования государства этим еще не была восстановлена. Великая опасность, которой Египет только что избежал, была, быть может, сигналом к восстанию сирийских его вассалов. Во всяком случай, следующий текст одного гимна, (относящегося к 5-му году правления Мереннты), восхваляющего победы царя, показывает, что нельзя отделять оба события большим промежутком времени.

«Враги повергнуты в прах и молят о пощаде.

Никто из вражеских племен не подымает головы.

Ливия опустошена,

Хеттия приведена в покойное состоите.

Ханаан пойман со всеми скверны,

Аскалон уведен,

Газер взят.(32)

Ианум обращен в ничто,

Израильское племя опустошено без полевых плодов,

Палестина стала вдовой³⁰ для Египта,

Все земли, до единой, в мире,

Каждый, кто блуждал кругом, царем Меренптой... усмирен».

Так заканчивается победный гимн ставшей знаменитой Израильской-стелы (рис. 1),³¹ которую Флиндерс-Петри открыл зимою 1896 года в фиванском некрополе (городе мертвых), в храме над могилою Меренпты(33) Находка эта, понятно, возбудила большое внимание, ибо здесь впервые встречается в египетской надписи имя Израиля. Чтение и указание на Израиля безусловно правильно. Египетское письмо ясно характеризует этим Израиля, как племя или народ, и точно также несомненным является тот факт, что это племя жило в Палестине во время Меренпты, т. е. около 1250 года до P. X.

Всякое иное понимание невозможно, в том числе и то, будто Исход представлен здесь в египетском освещении. Израиль упомянуть здесь в числе побежденных палестинских врагов, и, следовательно, надо его искать в Палестине, хотя надпись оставляет нас в неизвестности относительно более точного местопребывания.

Правильно понять значение этой надписи мы можем, лишь бросив взгляд на общее политическое положение египетского государства и, в особенности, Дельты. Был критический момент, когда в западную часть Дельты вторглась большая ливийская коалиция, и когда, быть может, вследствие этого, отпали палестинские вассалы, и с ними в союзе и племя Израильское, принадлежавшее, конечно, к отбитым Сети I хабирским племенам. Была ли связь между этим Израилем и родственными, населявшими Египет племенами, мы не знаем, но я склонен считать это вероятным. Но что бы там ни было, все же несомненно, что плененное племя воспользовалось затруднительным положением своего притеснителя, чтобы освободиться. До крайности угрожаемый с обеих сторон, Меренпта не имел возможности вызвать озлобленного противника на отчаянное сражение внутри угрожаемого государства; он должен был уступить не потому только, что в этот момент он не обладал силою воспрепятствовать Исходу, но также и потому, что враг в собственной стране был опаснее, нежели вне границ. Хотя он и мог подать руку своим соплеменникам для борьбы с общим врагом, но народ, угнетенный долгим рабством и отвыкший от ношения оружия, не являлся большою опасностью на поле битвы. По положению дел было даже желательно выпроводить нежелательный элемент заграницу. Вопрос о том, соединились ли уже племена из Гозена с палестинским Израилем к тому времени, когда последний был разбит Меренптою, в настоящее время еще не может быть решен.

Таким образом, во всех отношениях, правление Меренпты (около 1250 г. до P. X.) является временем, удовлетворяющим всем историческим условиям Исхода, и может представиться интересным произвести здесь разыскания по поводу того, – как относятся к нашему положению скудные данные ветхозаветных источников. Единственно-находящимся вне подозревая источником³² является родословие эдомских царей (Быт.36:31–39). Если бы можно было принять, что оно совершенно и беспрерывно, то между Давидом и Исходом должно было быть 8 эдомских царей, у которых, власть переходила от отца к сыну. Если мы положим, – что, конечно, явится произвольным – в среднем по 30. лет на время правления каждого из них (время одного поколения), то для времени правления эдомских царей получилось бы 240 лет. Поэтому, если мы отнесем время Давида за 1000 лет до P. X. то получим для Исхода 1240 г. до P. X., т. е. приблизительно-то время, которое мы определили иным путем. Но, как сказано, исчисление это очень проблематично (34) и равным образом остается неизвестными, – можно ли, основываясь на том, что Рамсес царствовал более 67 лет, видеть историческое воспоминание о Рамсесе II в заметке Priestercodex‘a³³ (Исх.2:23), (35) что фараон времени притеснения царствовал очень долго. Как ни приятны мне оба подтверждения, я все же должен настойчиво указать на то, что их можно сильно оспаривать. Итак, мои хронологические положения покоятся исключительно на египетских источниках.

В моей интерпретации Меренптовой надписи, я уже достаточно оттенил тот взгляд, что событие доисторической жизни Израиля являют собою два параллельных ряда развития, – историю населявших Египет племен (для краткости я позволю себе называть их просто гозенскими племенами), и затем историю тех, которые жили в Палестине. В сравнении с последними, гозенские племена всегда имели менее важное значение; они должны били представлять из себя и во время расцвета лишь незначительную кучку. Пастбищная область Гозен не могла прокормить большого племени и, конечно, избыток народонаселения опять возвращался назад, в страну предков, – в Палестину.³⁴ Так в течение долгого времени поддерживались связи между обоими родовыми группами и этим также обуславливалась притеснительная и наблюдательная политика фараонов. Когда же при Меренпте произошел исход, то гозенские племена соединились с главным семитическим стволом, и вот, после этого, оба начали общую борьбу против владычества, в союзе с хананейскими князьями, с тем, чтобы потом, около 1100 г. до P. X., когда власть Египта окончательно была низвергнута, разделаться с прежними союзниками. Лишь с этой второй фазою мы имеем возможность ознакомиться немного лучше из ветхозаветных источников.

Возможно, однако, что предание сохранило нам отзвук первой фазы освободительной войны против египетского владычества, ибо иеговистический источник (Быт.32:28) рассказывает, что Иаков принял по Божьему приказанию имя Израиля, другими словами, предание «соединяет два первоначально различных образа одним приказанием» (Эд. Мейер)³⁵⁾. Также и в поэзии, – быть может, в архаическом стиле, Иаков – Израиль обозначает нередко израильскую нацию: например, в известном месте притчи Валаама (Чис.24:5):

«Как прекрасны шатры твои, Иаков,

Жилища твоя, Израиль!»

Что гозенские племена воплощаются в лице Иакова, ясно показано в предании; что среди палестинский, племен Израиль был весьма важным, быть может, наиважнейшим, показала Израильская стела. Двойная фигура Иакова-Израиля могла, таким образом, очень хорошо сохранить воспоминание об обоих главнейших племенных группах, из коих вырос народ Израиль, – «дети Израиля», – главное палестинское племя и долго живший в Египте гозенский клан.

В позднейшем предании, однако, оба только что исторически освещенные события, – Исход из Египта и борьба с египетским владычеством в Палестине, слились в одну картину. Это довольно понятно: в воспоминании израильских эпигонов, оба события обратились в одну великую освободительную войну, свергнувшую с Израиля египетское иго. Быть может, этому слиянию способствовало то, что название Египта – Мицраим, обозначает также и северную Аравию включая Синайский полуостров и что в Палестине имелись местность Гозен и город Суккот. Если, именно пребывание в Египте достигло столь большого значения, то не последняя тому причина лежала в том, что гозенские племена преобладали в литературном отношении, ведь это были те племена, из которых вышел Моисей – основатель Иеговизма.

Изображение Исхода со всеми подробностями, конечно, относится в области легенды, но оно, как мне кажется, сохранило еще историческое воспоминание, что этот исход не был вооруженным восстанием, но произошел лишь с разрешения фараона. На самом деле, это событие можно себе представить лишь так или подобно этому. Надо лишь уяснить себе, что Египет под владычеством Меренпты владел еще старыми укреплениями на Суэцком перешейке, которые тогда, как это доказываете дневник одного египетского пограничного чиновника, были в хорошем состоянии. (37) Лишь превосходно вооруженная сила могла преодолеть подобное препятствие. Эти семитические выходцы, бывшие вследствие своего занятия и рабства, неспособными носить оружие, были бы истреблены даже маленьким египетским отрядом наемников. Они не могли бы даже серьезно и думать о том, чтобы взять приступом одну из этих застав; нечего им было думать и о том, чтобы пройти в темной незамеченными: достаточно прочесть для этого, с какими трудностями в более раннее время (ок. 2000 лет до P. X.) одному единственному беглецу-египтянину удалось ночью пробраться через линию укреплений. (38) Поэтому можно легко постичь, что подобное предствие являлось для толпы народа невозможным делом. Ввиду всего этого, Исход, при вышеизложенных условиях, должен был происходить без военных столкновений. Преследование Израильтян фараоном с его войском, гибель последнего³⁶ в Чермном море, конечно, относиться к новеллистическим прибавкам позднейших поколений, обладавших лишь общим воспоминанием о приходе одной части племен из Египта. Рационалистические толкователи перехода через Чермное море должны были прежде всего взвесить, – сколь сомнительным является положение, будто египетское войско пало жертвой катастрофы, свидетельствующей о полнейшем незнании собственных местных условий, и притом еще в местности, издревле бывшей военной дорогою египетской apмии. Кто непременно хочет иметь историческое объяснение этого предания, тот может предположить что здесь, в Черном море, какое-то войско некогда нашло себе гибель и что воспоминание об этом событии оказало влияние на образование израильской саги. Быть может, однако, весь рассказ о преследовании фараоном является ничем иным, как воспоминанием о том, что гозенские племена, по исходе их из Египта, воевали с фараоном, чье иго они низвергли в союзе с хананеянами (см. выше).

Также и дальнейшее изображение следующих за Исходом событий, перечисление отдельный стоянок в продолжение странствования, прохождение через пустыню, – все это является вымыслом, и еще ныне мы можем подписаться под именем Штаде, что «проверять избранный Израилем путь имеет ту же ценность, как, например, разыскивать обратный путь бургундцев в поездке их к королю Этцелю в Песне о Нибелунгах». Подобные изыскания могут иметь литературно-исторический интерес, поскольку они бросают свет на позднейшие источники, но для темы нашего исследования они лишены значения.

В заключение коснемся вопроса, нередко ставимого: оставило ли пребывание Израиля в Египте (которое я пытался доказать, как историческое событие) явные следы в развитии иеговизма? На этот вопрос можно прямо ответить отрицательно, при взгляде на вышеупомянутое учение, царя Хунатена (ок. 1390 г, до Р. X.), которое случайно поставлено египтологами в связь с израильским монотеизмом. Египетская реформа была «солнечным» единобожием учением по которому солнечное светило есть всесоздатель и вседержитель, – у Иеговы же, – громовержца Синая, – мы не находим ни малейших следов этого. На основании этого нельзя, конечно, совершенно отрицать всякого влияния египетской религии на израильскую. Но что и могло быть перенято у египетской культуры (вопрос этот еще далеко не решен), было перенято, безусловно, не в Египте, во время пребывай в Гозене, где израильские кланы не вступали, ни в какие близкие сношения³⁷ с египетской культурой. Но в стране Ханаанской, – именно в течение долгого времени и различными путями. Когда Израиль, после длительной борьбы, получил в свое владение Палестину, он вовсе не нашел там некультурной, девственной почвы. Подобно эллинам, вступившим в Греции во владение микенским наследием, – великою культурой народов Средиземья, или подобно тому, как вавилоняне нашли в Месопотамии уже старую культуру, также и Израильтяне заняли высоко-развитую культурную страну, которая ко времени пришествия их (ок. 1250 л. до P. X.), уже много столетий попеременно находилась под влиянием Египта и Вавилона. И затем, во все-то время, пока израильская нация оставалась самостоятельной, Обетованная Земля продолжала быть местом соперничества обеих могущественных культур, – культуры Нила и культуры Евфрата. Вследствие великого религиозно-исторического значения Израиля, мы склонны переоценивать политическое и культурное значение этого маленького народа, тем более что до самого последнего времени основывали наши суждения почти исключительно на национально окрашенных ветхозаветных источниках. Но с тех пор, как мы, благодаря расшифровке клинописи и иероглифов стали видеть за пределами Израиля, получилась значительно иная картина. Политические судьбы Израиля в некоторых отношениях похожи на судьбы Эльзаса. Как здесь по сей день немецкая и французская культуры спорят об обладании одним народом, так в то время Вавилон и Египет обусловливали собою культуру Израиля, и тем самым влияли на развитие израильской культуры. Но в Египте гозенские племена еще не испытали влияния египетской культуры. Если правда, – а за эту гипотезу говорит очень многое, – что кланы, некогда переступившие восточную границу Страны Фараонов, пришли туда с Синая, то мы можем принять, что они взяли с собою того бога, который с незапамятных времен был племенным богом синайских номадов и, быть может, и соседних с ними племен. Насколько мало эти гозенские племена пожертвовали своим кочевым характером в новой культурой стране, столь же мало они акклиматизировали своего родового бога, связывавшего их с соплеменниками Синайского полуострова. Даже в имеющихся у нас источниках (Быт.4:2), сохранено предание, за которое и кроме того говорит кое-что, будто божественное имя Иегова уже было известно до Моисея. Но лишь через Моисея этот родовой бог сделался национальным Богом и Исход из Египта был событием, в котором впервые видимо выступила на свет сила того Бота, по чьей воли совершались дальнейшая судьбы народа. Посмотрим, в заключение, еще раз, – что в общих чертах дается узнать на основании египетских и клинописных документом, об исторической основе сказаний о пребывании Израиля в Египте:

Среди семитических племен поселившихся (быть может, в свите гиксов) в Египте около XVII–XVI дохристианских столетий, находились кланы, нашедшие себе приют в плодородной, богатой пастбищами, области восточной Дельты. Пока, в цветущий период египетского государства, восточная граница Дельты находилась в безопасности, до тех пор, пока Сирия и Палестина признавали египетское владычество, гозенские племена находились в нерушимом владении их египетским местопребыванием. Но когда при Рамсеса II положение государства стало серьезным, египетское правительство начало наблюдать за чужеземцами и угнетать их. При Меренпте, сыне и преемнике Рамсеса II, наступили со всех сторон опасности, поставившие египетское государство на край гибели. На юге восстали нубийские народности, на западной границе Дельты появилась коалиция ливийских племен, в союзе с искавшими приключений толпами приморских народностей, и почти одновременно разразилось в Сирии и Палестине большое восстание. Еврейские племена (хабири), которые уже в XIV столетии, ко времени Амонофиса IV-го (Хунатена) угрожали палестинским вассалам Египта, (пока Сети I, отец Рамсеса II, их снова не усмирил), воспользовались счастливой случайностью, чтобы снова восстать против фараона, в союзе с другими возмутившимися сирийскими вассалами. К этим еврейским племенам, которых Меренпта впоследствии подавил, принадлежало и племя Израиль, имевшее, быть может, сношения с находившимися тогда в Дельте гозенскими племенами. Верно ли последнее предположение или нет, но во всяком случаи, возмущенные жестоким угнетением гозенские племена воспользовались критическими положением египетского государства, чтобы потребовать свободного Исхода. Меренпта, принимая во внимание угрожавшие со всех сторон опасности, а также и по другим политическим соображеньями, должен был покориться. Гозенские же племена вернулись назад в свою старую родину и приняли участье в борьбе, которая, наконец, (около 1100 г. до P. X.) освободила Сирию и Палестину от египетского владычества.

Важнейшие египтологические работы по вопросу об Исходе (в хронологическом порядке:

Lepsius: Die Chronologie der Aegypter, 1849. S. 314 ff.

Maspero: Lettre a M. G. d’ Eichthal sur les circonstances de 1’histoire d’Egypte qui ont pu favoriser l’exode du peuple hebreu, 1873 (Bibliotheque egyptologique VII, p. 107 s.).

Chabas: Becherches pour servir a 1`histoire de la XIX-e dynastie, 1873.

Brugsch: Steininschriften und Bibelwort, 1891.

Lieblein: L’exode des Нebгеих в Proceedings of the Society of Biblical Archaeology XX. (1898). p. 277. f., XXI (1899). p. 53, и в Fleischers deutgches Revue, 1903.

Хороший обзор литературы по этому вопросу можно найти у Maspero: Histoire des peuples de l’orient classique, II, p. 443.

1) Это – лишь грубое, но для данной цели достаточное деление источников. В частности, вопрос об источниках значительно сложнее. См. Gunkel`я: «Diu Entstehung der funt Bucher Mosis», в «Deutsche Rundschau», 1904, за Апрель месяц.

2) Ср. Gunkel: Kommentar zur Genesis, S. XXIII ff. Я лично полагаю, что подобно тому как имя египетской Трои (нынешней Турры) создало предание, что этот египетский город основан был пленными троянцами, оставленными здесь Менелаем (при его возвращении из Илиона), точно также египетское туземное имя могло дать повод к нахождению египетского местопребывания Израиля.

3) О местоположении этой «земли Гозен» (ארץ גשׁן)³⁸ Ветхий Завет не дает нам точных указаний. Для иеговиста – это полоса земли в Дельте (кажется, недалеко от восточной границы), с плодородными пастбищами. Несомненно, что имя Гозен идентично с египетским городом GôSeM, лежавшим на месте нынешнего Сафт-ель-Генне, и бывшим главным городом области того же названия, к юго-востоку от Бубастиса, области, занимавшей треугольник между Заказиком, Бельбе-оом и Абу Гаммадом. Имели ли в виду древнейшие источники Ветхого Завета (элогимистически–иeговистически) эту древнеегипетскую страну, являвшеюся частью провинции Аравии, мы не можем еще определить. Источник более позднего происхождения – Priestercodex, считал местопребыванием Израильтян «Страну Рамзесову», – (ארץ רעמסס нынешний Вади Тумилат, – носившую имя Рамзеса II, особенно заботившегося об орошении этой местности. Её главным городом был Пиф, вновь открытый Навилем у нынешней Телл-ель-Машуты. Еще немного иначе представляли себе географическое местоположение Гозена. Семьдесят Толковников, но для нашего вопроса это не имеет значения. Можно лишь с уверенностью сказать, что древнейшие источники видели в земле Гозенской плодородную пастбищную страну в Дельте. В частности см. G. Steindorff (в Haucks Realencycladie fur protestant. Thelogie und Kirche. 3 Auflage, слово Gosen), с которым я в главных чертах согласен.

4) См. Zeitschrift der deutschen morgenlandischen Gesellschaft LIII. S. 633–634.

5) Pap. Anast. VI 4, 14 ff. Сравни W. Max Muller: Asien und: Europe. S. 135.

6) Буквально: «Мы справились с пропуском».

7) Erman: Aegypt Zeitschrift XXVIII, S. 126 и Wiedemann: Proceed. Soc. bibl. arch. XI. p. 425.

8) См. Borchardt Aeg. Zeitschrift XXXVI. S 84. v. Bissing: ib. XXXVII, S. 79. Spiegelberg. Recueil de travaux relatifs a la philologie egyptienne XX. p. 50.

9) Recueil XX p. 44.

10) Erman: Aegypten und agyptisches Leben im. Altertum. S. 157. 683.

11) По египетски: Pete-p-Re –«коего дал бог солнца Re.»

12) Ens-Neit – «принадлежащийй богине Neit».

13) Djt–p-nute–ef–ónch «говорит бог ... и он (новорожденный) живет». Ср. Steindorff: Aegf Zeitschrift XXVII. S. 41. XXX., S. 50.

14) Я хотел бы обратить здесь особенное внимание на то, что можно в отдельности доказать существование этих трех собственных имен и в более раннее время, из них имена Потифара (פוטיפרע) и Цафнаепансаха (צפנתפענח) не раньше времени царствования XX династии (ок. 1200 л. до P. X.). Далее следует обратить внимание на то обстоятельство, что наш материал для имен собственных для времени 1200–800л, до Р. X. весьма скуден, так что из него может быть объяснимо лишь происхождение единичных имен. Все же дата: 1200 л. до P. X. есть верный terminus post quern.

15) Развалины этого именно города вновь открыты Навилем в нын. Тель-ель-Машуте. См. The storecity of Pithom and the route of the exodus. (См. прим. 3).

16) Местоположение города Рамсеса неизвестно. Выть может, это был пограничный город на Суэцком канале, также принадлежавший к числу крепостей, охранявших восточную границу Дельты.

17) W. Max Milller. Asien und Buropa. S. 43 ff.

18) Это – известное изображение в котором прежде так часто видели приход Авраама или Иакова в Египет. Надписи не оставляют никакого сомнения относительно значения изображения. См. W. Мах. Miiller Alien und Europa. S. 36.

19) Brugsch: Dictionnaire geographique. p. 130.

20) Spiegelberg: Orientalistische Litteralurzeitung. VII. S. 130.

21) Здесь, быть может, возможно вспомнить об особенной роли, которую играет Симеон в рассказе об Иосифе (Бьт.42:24).

22) Lepsius: Die Chronologie der Aegyptsr, S. 332.

23) Edoard Meyer: Geschichte Aegyptens, S. 276.

24) Erman: Aegypten, S. 682.

25) Так, из последних, Нельдеке в Zeitschrift ffir Assyriologie, 1904. S. 96.

26) Winckler. Geschichte Israels. I. S. 18 ff.

27) W. Max Miiller: Asien und Europa.

28) Ed. Meyer въ Aegyptiaca (Festschrift fQr Georg IJbers).

29) W. Max Miiller. Der Biindnisvertrag Ramses П. und des ChetiterkSnigs. (Mitteilungen der vorderasiat. Gesell- schaft 1902. a 193 ff.).

30) Имя Мернепты, по прекрасному предположению ф. Каличе, сохранилось в ветхозаветном названии места «колодец Мернепты» (חחםפ ׳׳ץ (Orientalist. Litteraturztg. 1903. S. 224).

31) Надпись из Амада (в Нубии). Recueil, XVIII, – р. 159.

32) Завоевание Газера упоминается и в только что названной амадисской надписи, во 2-ой строке.

33) Sitzungsberichte der Akad. der Wissenschaften zu Berlin, 1896, XXV. Aeg. Zeitschrift XXXIV, S. 1 ff. Там же см. на стр. 23 и Breasted: «The biblical world». 3-е издание, стр. 10 приведенную библиографию.

34) Ср. Wellhausen: Israelitisehe und jüdische Geschichte 3 Aufl., S. 10.

35) Ср. Baentsch.

36) По трудному вопросу о приходе Израильских племен в Египет см. также труды Steueraagel’я: Die Einwanderung der Israelitischen Stämme in Kanaan. 901., и Luther, Die israelitischen Stämme, 1901, в Zeitscbrift fflr die alttestamentliche Wissenschaft, XXI. S I. ff.

37) Erman: Aegypten, II. S. 708 ff.

38) Gm. перевод Erman’а «Aus den Papyrus der Kgl Museen». S. 14 ff.

39) Я повторяю этим «предположение», уже однажды высказанное мною в Zeitschrlft der deufech-morgenländischen Gesellschaft LIII. S. 633 ff. Из приведенных там египетских имен служителей Иеговы (Моисей, Пинхас, Пашур), не видно надобности предполагать египетского религиозного влияния.

40) См. замечания Breasted’a въ Aegyptische Zeitschrift XL. 1903. S. 109.