Псалом 31. Блаженны получившие от Бога прощение грехов

Псалом 31 есть постельная песнь о необходимости для грешников скорейшего раскаяния пред Богом, чтобы освободиться от тягостных мучений совести и страха наказания Божия, и получением прощения грехов достанут блаженства внутреннего мира и спокойствия души, и явления милости Божией. Псалмопевец прежде всего, на основании собственного опыта, изображает, как блаженно состояние человека, получившего от Бога прощение грехов (ст. 1–2), и как напротив тягостно предшествующее топу состояние грешника, терзаемого совестью в сознании себя под гневом Божиим (ст. 5–5), а затем убеждает согрешающих, чтобы они скорее обращались с покаянною молитвою к Господу (ст. 6), как всегдашнему его защитнику и милостивому вразумителю и спасителю всех прибегающих к Нему (ст. 7–8), а не упорствовали бы в своём удалении от Него (ст. 9), и повторяя кратко начальные мысли псалма о состоянии нечестивых и обращающихся к Господу (ст. 10), призывает всех правых сердцем радоваться о являемой им милости Божией (ст. 11). – Надписание приписывает псалом Давиду и, судя по содержанию, можно с полною уверенностью полагать, что он действительно написан был Давидом в исполнение данного им в 50 Пс.обещания научить беззаконных путям Божиим (ст. 15), вслед за получением от Бога прощения, когда он, собственным опытом изведав всю тяжесть пребывания во грехе под гневом Божиим, тем живее познал сладость благодатного оправдания своего Господом и примирения с своею совестью. Апостол Павел в посл. к Римл. также приписывает его Давиду и при этом, в восхвалении блаженного состояния прощённого Богом грешника, указывает нам пророчеетвенное предызображение благодатного оправдания человечества верою во Христа Спасителя без дел закона (4:6–9). Поэтому в Христианской Православной Церкви Пс.31, с одной стороны, как песнь покаяния Давидова, издавна причисляется к покаянным псалмам (св. Григорий В. pss. роеnіtent. septem.; ср. св. Иустина филос. разг. с Триф. гл. 141), – с другой, как песнь о благодатном оправдании, с древних времён назначен был для пения при совершении таинства крещения (св. Афанасий Алекс. в посл. к Маркелл.; ср. св. Еирилла Иерусал. Оглас. сл. 1:1 и бл. Симеона Солунского о св. таинств. гл. 35), в чине которого и доселе занимает место вслед за погружением крещаемого в воду.

Надп. Ѱало́мъ (см. выше стр. 15 а) дв҃дꙋ ( – стр. 29 3), ра́зума, – русск. Учение ( – стр. 13, в, Маскил).

1–2 ст. содержат главную мысль псалма, что прощение грехов для человека грешника есть высочайшее благо, или блаженство. Блаженство это состоит в сладостном вкушении внутреннего мира, в полном спокойствии совести, отсутствии чувства стыда и смущения пред людьми и страха наказания праведного суда Божия, особенно же – в сознании близости «общения своего с Богом» (ср. св. Дионисия Ареоп. о таинст. крещ.), и ощущении Его отеческой любви и милости (ср. ст. 10 б). Такое состояние души недоступно для человека грешника, нона он пребывает в своём грехе; но он достигает его, как скоро искренним раскаянием получает от Бога прощение грехов. Блажен, кому отпущены, т. е. прощены как долги (Мф.6:12) беззакония, и чьи грехи покрыты милосердием Божиим, так что «не осталось и следа» их существования (бл. Феодорит); блажен человек, которому Господь не вменит греха, т. е. не поставляет в вину и не угрожает наказаниями праведного гнева Своего, и в чьём духе нет лукавства, – кто искренно раскаялся в своих грехах, и «не имеет в своей совести никакой нечистоты лицемерия» (св. Кирилл Иерус. Огласит. сл. 1:2), чтобы извинять себя пред Богом (1Ин.1:8; Пс.140:4) или оправдывать пред людьми, но твердо решился исторгнуть из своего сердца всякое лукавство (δόλος), т. е. злую наклонность ко греху (ср. 1Петр.2:1). Со времени искупления грешного рода человеческого крестною жертвою Христа Спасителя это блаженное состояние оправдания приобретается раскаивающимися во грехах верою в Божественного Искупителя (Рим.4:5–6) в установленных Им таинствах крещения (Деян.2:38; 22:16) и покаяния (Ин.20:21–23; 1Ин.1:9; ср. ев. Афанасия на ст. 1).

В слав. и всех спп. греч. конец 2-го ст. читается: нижѐ є҆́сть во ᲂу҆стѣ́хъ є҆гѡ̀ ле́сть = у кого нет в словах лицемерия, т. е. кто искренне исповедует грехи свой пред Богом; но уже бл. Иероним (в посл. к Суннии и Фрет.) заметил, что «чтение во устех соответствует только переводу Симмаха, а у 70 толк., у Феодотиона, в 5 и 6 изд. и у Акилы, как и в евр. т., стоит в духе его» (= русск. и лат.).

3–4. Как прощение грехов доставляет раскаявшемуся грешнику блаженство, так наоборот предшествующее раскаянию состояние грешника есть состояние ужасного нравственного мучения. Псалмопевец знает это по собственному опыту. После своего тяжкого грехопадения с Вирсавией он сперва молчал, т. е. не обращался с покаянным исповеданием к Господу, но только старался скрыть свой грех от людей, собственно от мужа Вирсавии, и при своём усилии к тому еще прибавлял преступление к преступлению: он хитрил и лукавил пред Урией, стараясь притворною ласкою и неумеренным угощением вином расположить его отправиться на ночлег в свой дом, а потом, раздраженный безуспешностью своих попыток, решил отделаться от него чрез убиение на войне, дав приказание поставить его в самое опасное место сражения. Грех глубоко запал в душу Давида, так что и новое, еще более тяжкое преступление, – убийство, – не вызвало его к раскаянию: он успокаивался мыслью, что преступление его прикрыто непроницаемою тайной, что первый грех его уже заглажен супружеством с Вирсавией, а смерть ее мужа не есть непосредственное дело его рук, а могло быть естественным последствием война, на которое меч поядает иногда того, иногда этого (2Цар.11), и в таком положении нераскаянности пред Богом он оставался около года, до тех пор, пока не явился к нему с обличением пророк Нафан (2Цар.12:1–13). Но как он ни старался обмануть свою совесть и успокоить себя, во все это время он не имел душевного спокойствия. Уже то самое, что он старался, во что бы то ни стало, скрыть свой грех от людей, ясно показывает, что он сознавал свою виновность, чувствовал упреки совести и стыдился обнаружения своего греха пред своими подданными; а вот скрытое сознание и чувство стада естественно терзали его душу и не давали ему покоя. В то же время, вместе с сознанием своей виновности, он невольно чувствовал, что оскорбил Господа Бога, сделался недостойным его милости, и рука правосудия Божия (ср. Пс.9:33) уже день и ночь, т. е. постоянно и неотступно тяготеть над ним, наказывая его лишением внутреннего мира и спокойствия. Эго еще более увеличивало его внутренние терзания и вызывало ежедневно глубокие вздохи (Пс.6:7; 37:9–10) и стоны, которые были тем тяжелее и мучительнее, что он должен был, как и тайну своего грехопадения, скрывать их от посторонних свидетелей. Тяжелое, от всех скрываемое, душевное состояние не могло не отразиться и на телесном организме. Псалмопевец за это время исхудал и изнемог так, что едва держался на ногах, как будто бн самые кости в нем одряхлели (ѡ҆бетша́ша), – и сделались не в состоянии поддерживать тело (ср. Пс.6:36; 21:15); весь телесный состав его лишился своей свежести и крепости сил, как увядающее от гноя растение (Иез.17:10; 19:12); ослабел он от жгучего горя, будто изнуренный зноем и жаждою путник в летнюю засуху (ср. Ин.4:8).

3. Ꙗ҆́кѡ ᲂу҆молча́хъ... слав. греч. ꙗ҆́кѡ есть перевод еврейского כִּי (ки) и может быть понимаемо и в значении союза времени: когда = русск. а у Амфилохия: егда (ср. Пс.8:4), и причины: так как, поскольку (= Феодор. – лат. и сирск.) Конец 4-го ст. по русск. пер.: свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху – קַיִץ בְּחַרְבנֵֹי לְשֵׁדִּי נֶחְפַךְ которому соответствует и халдейский, а во 2-й половине близки переводы Симмаха и бл. Иеронима. В славянском, соответственно переводе 70 и чтению Отцов и Уч. Церкви, слова эти переведены: возврати́хсѧ (точнее бы и яснее прекращен быхъ), на страсть, егда унзе ми терн, т. е. я повержен на страдания, или, как преосв. Порфирий: «превратился в несчастного» (Вульг: пребывал я в несчастии) с тех пор, как вонзился в меня терн, т. е. «вошел в душу и уязвил ее грех» (св. Афан. и бл. Феодорит). Происхождение такого перевода можно объяснить тем, что 70 толк. слово לְשֵׁדִּי (лешадди) – свежесть моя, или сок мой (ср. Числ.2:8), принимали за слово שׁדֹ (шод) – страдание (ср. Пс.11 евр. 12:6) с преф. לְ ; слово בְּחַרְבנֹי (бехарвоне), от חֲרָבוֹן засуха, – множ. в сокр. с преф. בְּ (= в ), читали בְּחַרְבנֹי (бехарвени), – как неопр. накл. глагола חָרֵב схорав) с знач. пронзать (применит, в חֶרֶב херев. – меч) с мест. суфф. גִי и с преф. בְּ (= когда пронзил меня); а вместо קַיִץ (ка́иц) – лето (ср. Быт. 8:22) читали קוֹץ (коц – Быт. 3:18) – терн.

5. Чистосердечное, покаянное исповедание греха пред Господом положило конец тяжелому, нравственно и физически, состоянию грешника и даровало блаженной покой н отраду измученной душе его. Эго произошло после того, как пророк Наоан, своею притчею, заставив Давида произнести себе строгий, смертный приговор, обличил его в тяжком грехе его (2Цар.12:1–13). Псалмопевец вспоминает теперь об этом событии и, обращая речь к Господу, рассказывает о себе, что он открыл пред Ним грех свой, не утаил своего беззакония, но твердо решился (сказал, т. е. себе, слав. рѣ́хъ) исповедать и исповедал свои преступления, и Господь простил ежу визу его. Здесь, по ходу речи, подравняется, что тогда он своим опытом догнал, как, действительно, блаженно состояние получившего прощение грехов, прославлению которого и посвящает этот псалом; во псалмопевец, умалчивая об этом, прежде всего спешит призвать к покаянию других, подобно ему, согрешающих рабов Божиих (ст. 6) и уже вслед затем, как бы восполняя недосказанную мысль, обращается к изображению и прославлению испытанной их в прощении грехов милости Божией.

Слав. беззаконіе мое познахъ выражает мысль, что псалмопевец уразумел глубину своего падения и весь ужас своего положения, как тяжкого, достойного смерти грешника; но соответствующее слову познахъ выражение еврейск. т. и переводов халдейского, сирского и латинского заключает мысль не о сознании только греха, которое и раньше было в душе Давида, но об открытом выражении этого сознания, или раскаянии в нем пред Господом: «я открыл, Тебе грех мой» (русск.). Кажется, в этом смысле нужно понимать и греческое έγνώρισα, тем более, что в некоторых вариантах оно читается с дополнением σοί = тебе (по замеч. Flaminii Nobilii в VI кн. Вальтоновской Полиглотты – в некот. спп. бл. Феодорита), почему это слово следовало бы переводить: повѣдахъ (ср. в Псалт. докт. Скорины: тобѣ ѧвихъ). Вместо не покрыхъ, вразумительнее бы было чтение не скрыхъ (ср. Пс.39:11 слав.). – Исповѣмъ на мѧ беззаконiе мое Господеви = «наскажу на себя о беззаконии моем Господу» (еп. Порфирий). Выражение на мѧ соответ. греч. и лат. и есть перевод еврейского предлога עֲלֵי (але)=на, под, в (פּשָׁעַי עֲלֵי אוֹדֶח сознаюсь в грехах моих), которое переводчики читали עָלַי (алай) = на меня, или на мне. Конец ст. в евр. – халд. и лат., а также в греч., у Лк., Феодотиона и бл. Феодорита, – соответствует русскому чтению: Ты снял с меня вину греха моего, но в кодексах перевода 70 читается, как в слав.: ѡ҆ставилъ є҆сѝ нечестїе сердца моегѡ. Вероятно 70, – переводя слово עֲוֹן (авон) значением нечестие, не хотели далее, во избежание тождесловия, употребить олово грех и заменили его словом сердце, так как оно, по учению тех же псалмов, бывает источником и хранилищем и всякаго нечестия (Пс.5:10; 57:3; 13:1; 65:18; 139:2), также как источником и всякой добродетели (Пс.14:2; 23:4; 56:8).

6. За то = вследствие всего вышесказанного, т. е., так как состояние грешника тяжело, а получившего прощение – блаженно, Господь же милостиво дарует прощение всякому чистосердечно кающемуся, то пусть помолится Тебе, Господи, в случае своего грехопадения, каждый праведник (слав. всѧкъ прпбный, евр. חַסִיד хасид), т. е. каждый израильтянин (Пс.49:5 ср. 7; 148:14; 149:1 и 2) и вообще всякий верующий (1Петр.2:9–10), во время благопотребное, – т. е. пока еще возможно раскаяние (ср. Ин.12:35; 2Кор.6:2; Апок.3:20; противоп. Пс.6:6; Ис.6:9–10; Евр.6:4–6), пока не истощилась еще мера долготерпения Божия (Быт.6:3; Рим.2:4–5): тогда разлитие многих вод не достигнет его, т. е. хотя бы он своими грехами заслуживал самого строгого суда Божия, подобного истреблению нечестивых потопом (ср. слав.-греч.-лат. въ пото́пѣ; и вообще воды – образ бедствий, Пс.17:17, и наказаний Божиих, Иов.27:20), но, по принесении раскаяния, Господь приложит гнев свой на милость, и угрожавшие бедствия праведного наказания Божия не постигнут его (ср. Ин.3:8–10; Иер.26:13).

Обаче (= однакоже) нужно относить к словам: къ нему не при прибли́жатсѧ, и все 2-е полустишие в слав. т. для ясности следовало бы читать: ѻ҆ба́че въ потопѣ водъ многихъ к нему тiи не приближатсѧ (ср. зам. Боголюбского), что по-русски, в соответствии 1-му полустишию можно бы переложить: тогда «хотя бы он (преподобный) был или оказался и при разлитии многих вод, однако же они не приблизятся к нему» (ср. русск. пер. с греч. еп. Порфирия).

7–8. Мысль о избавлении кающихся от грозных наказаний суда Божия возвращает псалмопевца к недосказанному им в ст. 5 воспоминанию об испытанном им самим, вслед за раскаянием, подобном же избавлении (ср. 2Цар.12:13), и он прославляет Господа, как своего покровителя, охраняющего его от скорби, окружающего радостями избавления и являющегося ежу уже не грозным судиею, карателем беззакония, а милостивым Отцом, готовым снисходительно вразумлять, руководить и оберегать нетвёрдого в путях божественных и склонного к погрешностям своего сына. Вместо устрашающих угроз наказания (2Цар.12:10–12), он слышит теперь в своём сердце кроткий, отеческий успокаивающий голос Господа: не бойся, если в удовлетворение оскорбленной правды, ты и должен будешь испытать некоторые горькие последствия своего грехопадения: не как гневный мститель Я буду наказывать тебя (ср. Пс.6:2), но, как соединяющий правду с благостью (Пс.24:8), Я только отечески вразумлю тебя моими наказаниями (ср. Прит.3:11, 12; Пс.118:71), наставлю тебя на правый путь исполнения божественного закона, по которому тебе нужно идти (ср. Пс.24:4–5), буду руководить тебя на этом при, постоянно устремляя на тебя око Мое, т. е. бодрствуя над тобою всеведущим промыслом (ср. Пс.10:4), чтобы оберегать тебя от опасностей заблуждения (Пс.138:23–24 , ср. 18:14) или уныния (ср. Пс.30:23; 142:7).

Русск. пер. 7–8 ст. соответствует еврейскому, который был одинаков, и у составителя Таргума, и у бл. Иеронима; но слав.-грек.-лат. пер. в 7 ст. имеет некоторые, хотя не существенные, разности, которые можно объяснить другим чтением и сочетанием слов тогдашнего не пунктированного, безраздельного текста. Так: 70 толк. слова מִצַּר תִּצְּרֵנִי (миццар циттерени = от скорби охраняешь меня) относили, в качестве определения, к начальным словам ст. и, кажется, читали первое в ж. р. מִצָּרָח (митарат), а последнее תְּצֻרֵנִי (тецюрени), производя от צוּר (облагать, осаждать) и подразумевая перед ним אֲשֶּׁר (ср. Вул. quae circumdedit mе), отчего и произошел пер: «Ты прибежище мое от скорби, обнимающей меня». В следующем, затем, полустишии: תְּסֽוֹבְבֵנִ פַּלֵּט רָנֵּי (ронне фаллет тесовевени) первое слово, стоящее во мн. ч. в сопряж. с вторым, переводчики отделяли в особое обращение к Господу, читая его в ед. ч. с суфф. 1-го лица רָנִּי (ронни) = радость моя; второе, вм. имени существ. «избавление», принимали за пов. накл. глагола ф. Пиэл: избавь, к которому для ясности прибавили не имеющееся в евр. т. дополнение «меня»; а последнее слово, вм. 2 аор., кажется, принимали за причастие мн. ч. с глагольным суффиксом и предлогом מִ читая – מִסּֽוֹבְבֵינִי (миссовевени) = от окружающих меня. Но конец 8 ст. в русск., вм. двух отдельных предложений: буду руководить тебя, где дополнение тебя не имеет соответствующего в евр., и око Мое над тобою, – точнее с евр. соединить в одно предложение: «буду наблюдать над тобою оком моим» (= Амфилохий; ер. бл. Иероним и Сими.), что именно и выражается в слав.-грек.-лат. (= халд. и сирск.): ᲂу҆твержꙋ̀ на тѧ̀, т. е. устремлю, для наблюдения над тобою, очи мои; только множ. ч. последних слов предполагает чтение עָינַי (энай), а в нын. евр. (= халд., у бл. Иер.и в сирск., но изд. Dathe) читается в единств. עֵינִי. ч (эни) = око мое.

9. Если же Господь с такою любовно примет согрешающих, когда они обращаются к Нему, то тем скорее они сами должны спешить ва встречу Его всепрощающей любви, а не оставаться в своей нераскаянности, пока сам Господь не обуздает их непокорности и упорства строгими мерами карающего правосудия и не заставит их обратиться к Нему (ср. Сир.5:4–9; Рим.2:4–5). Эту мысль псалмопевец высказывает пред Господом в форме увещания грешникам, чтобы они, в своей непокорности и медленности обращения к Господу, не уподоблялись неразумным животным – коню, или лошаку (иначе – мулу, слав. мескъ), которым нужно надевать узду и вкладывать в рот удила (слав. брозды́), чтобы заставить слушаться своего хозяина и идти по его водле (ср. Иов.11:12; 4Цар.19:28).

Выражение несмысленный (букв. с евр. – нет смысла), отнесенное в русск. пер. к одному лошаку, правильнее относить, как в гр., лат., слав. и халд. сирск., к обоим животным и принимать за определение сказуемого, так как и конь, в отношении упрямства, в Св. Писании ставится наравне с глупым ослом, в параллель глупому человеку (Прит.26:8). Вообще, русск. пер. этого ст. уступает в буквальной точности гр.-лат.-славянскому, за исключением слова востѧ́гнеши (обуздаешь), переданного определённо во 2 л. буд. вр. в отношении к Богу, соответственно обращению к Нему в конце стиха, вм. безличного: подобаетъ востѧгнути (нужно обуздывать), выражаемого в евр. неопр. наклонением. Точнее бы был следующий перевод: «не будьте несмысленны (= «без разумения», Никольский, или «неразумны», – Пумпянский), как конь, как лошак, – которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами, когда они не приближаются к Тебе».

10. Узда и удила, которыми Господь обуздывает и приводит к Себе неразумно упорствующих в своем беззаконии грешников, – это многие скорби (слав.-гр.-лат. мнѡ́ги ра̑ны Пс.88:33), т. е. различные наказания, ниспосылаемые Господом, для вразумления и обращения нераскаянных грешников (ср. Пс.24:17–18; 70:20; слав.-грек.-лат. Пс.88:33). Эта мысль о различных скорбях, постигающих нераскаянного грешника, подробно развита псалмопевцем, на основании его собственного опыта, в ст. 3 и 4; но, чтобы сильнее подействовать на грешников и убедить их к скорейшему раскаянию, он снова кратко повторяет ее теперь в основание своего увещания к грешникам, противополагая ей также кратко главную мысль Псалма о блаженстве раскаявшихся, которую выражает словами: а уповающего на Господа окружает милость, т. е. кто, в надежде на милосердие Божие, приносит чистосердечное раскаяние, того Господь осыпает своими милостями, или множеством различных душевных и телесных благ, из совокупности которых и слагается блаженство (ст. 1–2 и 7–8). Единств. число в наименовании грешника и уповающего на Господа употреблено в собирательном смысле, в значении множественного.

11. Заключение Псалма. Если же так блаженно состояние раскаявшегося н оправданного Богом грешника, то все праведные, т. е. благочестивые верующие, как поступающие по правде божественного закона (ср. Пс.1:1–2 и 6а; 5:9; 14:2) и стремящиеся к достижению оправдания пред Богом (Деян.13:89; Рим.2:13), веселитесь, и радуйтесь о Господе, т. е. ради являемого Господом величия Его благости и любви к грешному человеку, и притом так, чтобы эта радость и веселье проявлялись достойным Господа образом, не в чувственных грубых увеселениях и удовольствиях, а в благоговейном ликовании пред Господом и в молитвенном прославлении его (ср. Пс.32:1–3; Еф.5:18–19; Иак.5:13). Та же мысль выражается и во 2 полустишии хвали́тесѧ – не в смысле самохвальства или кичливого превозношения приемлемыми от Господа милостями, – что прямо запрещается Господом (Иер. 9:23), но в значении: радуйтеся (ср. с евр.-слав.-гр. и русск. пер. Пс.19:6; 24:27; 66:5 и 80:2), ликуйте (ср. с евр.-русск. Пс.5:12), или торжествуйте (как в русск.) о Господе все правые сердцем, т. е. все искренно верующие и нелицемерно, без всякого лукавства в душе (ср. ст. 26), старающиеся соблюдать божественные заповеди (Пс.36:31; 118, ср. 1–3 и 5–7).