О необходимости изучения в духовных академиях русского сектантства

Говоря о русском сектантстве, мы разумеем новое сектантство или, лучше сказать, то массовое народное религиозное движение, которое возникло в начале второй половины прошлого столетия и уже к концу 70-х годов широкой волной разлилось по всему югу России, проникло в центральные губернии, северные и поволжские. Старые русские секты (духоборчество, молоканство) как отлившиеся в определённые формы и застывшие в них, а также и раскол старообрядчества с многочисленными его толками стояли в стороне от этого движения, не оказывая в начале его влияния ни на вероучение, ни на социально-экономические воззрения новых сектантов. Конечно, были единичные случаи, когда отдельные личности из старых сектантов и старообрядцев, переходили в их общества, но это, повторяем, были случаи единичные, далеко не доказывающие того, что новое наше сектантство развилось на почве старого, возникло из него, как его логическое последствие. Русское сектантство второй половины прошлого столетия есть явление новое, особое, вполне так сказать, самостоятельное, имеющее свои особые причины, лежащие в народной жизни, во многом отличающиеся от причин, вызвавших старое сектантство и мало имеющие общего с причинами возникновения раскола – старообрядчества. Об этих причинах нами подробно будет сказано в другом месте; здесь же мы считаем нужным заметить, что новое сектантство не только не есть продолжение старого, а напротив – оно дало толчок старому сектантству, внесло в него оживление и выделило из себя новые сектантские толки, например, так называемый, второй донской толк молоканства, или толк Захарова (с. Астраханка, Таврической губернии.)

Изучение сектантства, о котором мы говорим, началось сравнительно недавно: 25–30 лет тому назад, и притом в начале этого времени оно ограничивалось краткими журнальными заметками и газетными корреспонденциями, которые не давали обстоятельного и ясного представления о жизни сектантов, часто ограничиваясь сообщениями, что новые сектанты в храм не ходят, икон не почитают, водки не пьют и т. п. В этом отношении изучение сектантства значительно отстало от изучения других сторон народной жизни: экономической, социальной и проч. Исследователи народной жизни более интересовались вопросами: «как пашет наш крестьянин», «что он ест», «во что одевается», забыв более существенные вопросы: «что он думает», «во что и как он верит». Даже в программе, изданной Императорским Географическим Обществом, для собирания этнографических сведений и, в частности, для изучения умственной и нравственной жизни народа, сектантство пройдено молчанием. Впрочем, несправедливо было бы всецело сваливать в этом случае вину на учёных исследователей народной жизни, так как и при желании поработать в области сектантства, им не всегда это удавалось по причинам от них не зависевшим. Дело в том, что наше сектантство долгое время составляло тайну Министерства Вн. Дел: так называемый Департамент Общих Дел этого министерства обыкновенно учинал эти дела «конфиденциально» «секретно», «совершенно секретно». Естественно, что при той таинственности, которой были окружены дела о сектантах, проникнуть в тайну их постороннему лицу не было возможности. Понятно также и то, что взгляд Мин. Вн. Дел на сектантство, как на явление, которое до́лжно соблюдаться в секрете, не мог не оказать влияния и на цензуру, которая должна всегда сообразоваться с взглядами министерства на вещи и явления в общественной жизни. Посему сочинения, в которых проводились взгляды на сектантство, не согласные с взглядами министерства, цензурой не пропускались к печатанию. Но это время прошло и, конечно, не с тем, чтобы когда-либо возвратиться.

Серьёзное изучение сектантского движения второй половины прошлого столетия началось только в 80-х годах его: как на обстоятельные работы по сектантству за это время можно указать на сочинения проф. Воронова, протоиерея Рождественского, гг. Пругавина, Абрамова, Емельянова, Харламова и др. Что же открыло нам это изучение сектантства?

Теперь становится несомненным, что русское сектантство есть одно из самых крупных и серьёзнейших явлений русской жизни, которое не только нельзя дальше замалчивать, но с которым должно считаться всякому, кому дороги интересы Православной Церкви. Сектантство распространено по всей обширной территории России: вы встретите целые сектантские общины на всём протяжении от Архангельского до Карса, от Варшавы до Владивостока; вы найдёте сектантов в болотах Полесья, в тундрах Сибири в лесах Поволжья и в ущельях Кавказских гор. В среде сектантов вы встретите европейски образованного русского князя, учёного, литератора, художника, купца, ремесленника и проч. Но при этом, что достойно особого внимания, так это то, что русское сектантство, которое мы имеем в виду, обладает большой жизненной энергией: это не историческая окаменелость – явление раз навсегда отлившееся в известные формы и остывшее в них, – нет, оно полно жизненных сил; мысль и чувства сектантов работают усиленно, горячо, с увлечением... Между ними поддерживаются самые оживлённые сношения, устраиваются съезды, на которых читаются рефераты по вопросам веры, нравственности, народного права, общественной жизни и проч. Летом текущего года в С.-Петербурге происходили заседания съезда представителей новых сект: пашковцев, баптистов, пресвитериан и др., а в самое последнее время представители тех же сект, по газетным сообщениям, вошли с ходатайством к Обер-Прокурору Синода о разрешении им свободно распространять своё вероучение путём устных бесед с православным населением и печатных изданий. Всё это указывает на то, что наше сектантство не дремлет, что оно задалось широкими планами прозелитизма и если раньше оно только защищалось, то теперь принимает наступательное движение. Но этим виды сектантов на будущее не ограничиваются. Вместе со стремлениями достигнуть свободы распространения своего вероучения, стать, так сказать, на один уровень с господствующей церковью, в массе сектантов развивается ясно определившееся движение в пользу объединения сектантов, если не всех, то, по крайней мере, рационалистических сектантских групп, в одной религиозной федерации. В этом смысле ведётся оживлённая переписка между руководителями отдельных общин, об этом с жаром трактуют на общинных собраниях, для этой же цели устраиваются провинциальные съезды, и ей же посвящён был всероссийский съезд сектантов в Петербурге, о котором мы упомянули выше. И кто знает, может быть не далеко то время, когда мы будем свидетелями события величайшей важности: объединения русских сектантов в одной религиозной федерации. Если это случится, то пред нами, разумею тех, кто посвятил свои силы служению церкви и оставшийся верным ей православный русский народ, встанет колоссальная задача – задача борьбы с врагом церкви, сильным количественно и качественно. Готовы ли мы к этой борьбе?

До сих пор мы имели в виду, говоря о сектантах, ту сторону их жизни, которой они близко соприкасаются с религиозными интересами русского народа. Но наше сектантство не есть явление только религиозно-нравственной жизни нашего народа: оно захватывает и другие стороны народной жизни – семейную, общественно-экономическую и др. Сектант не только перестаёт быть членом православной церкви, но он в большинстве случаев перестаёт быть и членом крестьянской общины, выходит из «мира-громады» к своим единоверцам, на «свою» землю, где по своему вкусу устраивает свою экономическую и семейную жизнь. В литературе о сектантстве известны неоднократные попытки штундистов устроиться на коммунистических началах и нам лично известны неудачные эксперименты их в этом отношении. Замечено также, что сектант, отделившись от православной крестьянской общины, прежде всего, старается «сесть на свою землю», т. е. обзавестись собственным участком земли. Для этого сектанты, соединившись в товарищества, покупают участок земли, который потом распределяют по «душам». На Кавказе существуют многочисленные сектантские колонии, образовавшиеся таким путём. Наше сектантство давно уже самобытно указало путь к разрешению тех аграрных затруднений, которые теперь так волнуют наше общество. Также небезызвестен и тот факт, что семейный строй, каким мы привыкли видеть его у русского народа, у сектантов подвергается большой ломке: например, у штундистов дети перестают называть отца «отцом», а называют его «братом» на том основании, что все мы братья во Христе, мать – это «сестра». Власть родителей над детьми также получила у штундистов своеобразные формы проявления: детей штундисты обыкновенно не наказывают, так как, по слову Божию, они «святы», им обещано Христом царствие небесное. У так называемых шелапутов замечается обратное отношение к детям: по мнению шелапутов рождение детей – дело грешное, дети – это чада греха, щенки, которых не грешно выбросить в овраг. И, действительно, чадородие у шелапутов не существует, что для миссионеров служит лучшим показателем принадлежности данного лица к этой секте.

Вот, по нашему мнению, те основания, в силу которых русское сектантство имеет право на особое внимание со стороны науки. Оно захватывает все стороны народной жизни: религиозную, семейную, общественно-экономическую и проч., и, как таковое, представляет обильный материал для богослова, историка, моралиста, социолога и т. п.

Но, спрашивается, какое отношение сказанное нами имеет к задачам академического образования? Отвечаем: самое ближайшее и существенно важное.

Задача академического образования, как она объяснена в Уставе духовных академий, заключается в том, чтобы доставить лицам, обучающимся в академии, высшее богословское образование, в духе православия для просвещённого служения: церкви на пастырском, духовно-учебном и других поприщах деятельности (см. § 1 Устава д. академий). По смыслу приведённого параграфа академического Устава окончившим курс духовных академий предлежит широкий путь практической деятельности: они получает право быть пастырями церкви, преподавателями духовно-учебных заведений и вообще общественными деятелями в самом широком смысле этого слова. Академический Устав желает только одного: на каком бы поприще деятельности ни трудились питомцы духовных академий, только бы они везде были проводниками в общественную жизнь начал православной церкви. Если с этой точки зрения посмотреть на задачи академического образования, то необходимость изучения в духовных академиях русского сектантства сделается понятной сама собой. Какой пастырь, если он желает бдительно стоять на страже своей паствы, в настоящее время может обойтись без знания сектантства? Мы имели случай уже заметить, что сектантство распространено по всей общей территории России, что сектантские идеи имеют своих адептов во всех слоях русского общества, начиная с князей и графов и оканчивая простым рабочим, что, наконец, сектантский «дух» – дух критического отношения к истинам церкви, как некий воздух проникает сознание той общественной среды, которую принято называть интеллигенцией. Посему борьба с сектантством для пастыря так же неизбежна, как для земледельца очистка поля от сорной травы. Но прежде, чем вступить в борьбу с врагом нужно знать его силы, прежде чем лечить болезнь нужно установить правильный диагноз её. Эти соображения вполне применимы и к борьбе с сектантством: пастырь, прежде чем вступить в борьбу с сектантством, на которую он необходимо вызывается, как страж своей паствы, должен изучить его со стороны его вероучения и морали, а также должен знать и противосектантскую полемику. На это могут возразить, что всему пастыря научит сама жизнь. Однако можно ответить на это: поздно учиться тогда, когда настоит нужда выступать на защиту святого дела. Мы имеем уже на глазах пример того, как опасно вступать в борьбу, не приготовившись к ней. Правда, жизнь может дать некоторые практические указания приёмов борьбы, которые, действительно, меняются сообразно со временем и с той средой, с которой пастырю приходится иметь дело; но основные принципы сектантских заблуждений, из которых только и можно понять его и дать правильную постановку полемики с ним, могут быть уяснены путём богословско-философского и церковно-исторического освещения их, какое может дать только духовная академия.

С не меньшей ясностью выступает необходимость изучения в академиях сектантства и для тех академических воспитанников, которые желают посвятить себя службе в духовно-учебных заведениях. В программу духовных семинарий Уставом 1884 года внесено изучение вместе с расколом и сектантства. Правда, последнее в семинарской программе стоит как нечто второстепенное и совершенно заслоняется старообрядчеством; на деле сектантству, обыкновенно, уделяется несколько уроков в конце учебного года, чтобы дать хотя общее понятие о нём и «очистить совесть» ... Иначе, впрочем, и быть не может: по истории и обличению раскола с сектантством по программе назначено всего семь уроков (в 5-м классе – 2 и в 6-м – 3). С этими 7-ю недельными уроками преподаватель должен пройти за два года с учениками очень сложную историю раскола с многочисленными его толками и не менее сложную, но более трудную для усвоения, противораскольническую полемику. Конечно, при такой постановке дела, для сектантства остаётся очень мало времени, а между тем на изучение его должно быть обращено преимущественное внимание, так как с этой именно стороны угрожает церкви большая опасность, чем со стороны застывшего в своих заблуждениях раскола. Мы уверены, что такое положение в курсе семинарий изучения сектантства долго не продолжится, в виду всё более и более угрожающей с его стороны опасности церкви. Всё это говорит за необходимость учреждения в духовных академиях особой кафедры по истории и обличению сектантства: в настоящее время кандидат академии, занимающий кафедру раскола в духовной семинарии, вынужден бывает начинать изучение сектантства, что называется, с «азов», так как в духовных академиях, за недостатком времени и обилием учебного материала по истории и обличению раскола, профессоров, не может долго останавливаться на сектантстве, уделяя ему 2–3 последних лекции. Итак, чтобы академии могли дать семинариям хорошо подготовленных преподавателей истории и обличения сектантства, необходимо учредить в духовных академиях особую кафедру по этому предмету. И не странно ли: в наших духовных академиях изучается католичество, протестантство, для которых существует особая кафедра (кафедра западных вероисповеданий); в некоторых академиях профессора по этой кафедре знакомят студентов с движением в среде старокатоликов. Всё это весьма желательно и достойно самой высокой похвалы; но тем с большей ясностью выступает необходимость особой кафедры в духовных академиях для русского сектантства: если мы изучаем в наших академиях католичество и протестантство – старых врагов нашей церкви, которые не угрожают ей ближайшей опасностью, то тем более мы должны изучать наше современное сектантство, которое, как грозные тучи, повисло над православной русской церковью. Не говорим уже о том, что изучение сектантства в духовных академиях внесло бы оживление в академическое преподавание богословских наук: оно привело бы академическую науку в соприкосновение с «богословствующей» народной мыслью, продукты которой, в виде многочисленных сектантских заблуждений, дали бы обильный и интересный материал для научных богословско-философских обследований, и вместе с этим указали бы: на что, в интересах борьбы с сектантством, должно быть обращено особое внимание профессоров богословия в их академических лекциях.

Наконец, наше сектантство представляет собой явление такой огромной величины и так оно богато содержанием, что всякий образованный человек, который поставлен в необходимость в том или ином отношении соприкасаться с народом, должен знать его (т. е. сектантство) для того, чтобы по нему узнать народную душу и те сомнения, которыми она терзается. И, вот, новое основание для изучения сектантства в духовных академиях, которые дают обществу образованных деятелей на самых разнообразных поприщах общественной деятельности.

В заключение мы выражаем уверенность, что недалеко то время, когда изучение сектантства в духовных академиях займёт почётное место наравне с другими академическими науками.