К Е.А. Свербеевой⁵⁵⁹

Почтенная и любезная Екатерина Александровна!

Несправедливы вы, уверяя, что я никогда вам не отвечаю. Я помню, что я отвечал всегда или почти всегда; но именно на сей раз отвечать не могу, или лучше сказать, отвечаю не своей рукой. Меня так искусно кучер вышвырнул из тарантаса, что я три дня мог только лежать и то с большими болями в левом вертлуге. Не переломлено, и я думаю, не вывихнуто; но все бедренные сухожилья так растянуты, что в них стоит постоянная боль, как будто бы их вымолотили цепами. Теперь немного могу сидеть, но вовсе не в таком положении, чтобы можно было писать. Не будь только этого, я, хотя, не ожидая вашего письма, а по известию от Аксакова, уже написал бы тому дня три то письмо, на которое вы меня вызываете.

Известие о болезни Самарина⁵⁶⁰ меня очень огорчило, хотя я уверен, что последствий никаких не будет. Ещё прежде, т. е. зимою, когда неизвестно ещё было, что он поступит в Петербургский комитет, я советовал ему отдохнуть в чужих краях от Самарского комитета и признавал это необходимым.

Человек этот не может работать через пень-колоду: он весь в своём деле и умом, и душой. Во всем видит он исполнение долга. Самолюбие в теперешнем деле он, конечно, к делу не примешивает; затерянный в толпе сорока человек, которые сами затеряны в Ростовцовской фирме, конечно, он вовсе не думает о прославлении себя. Им управляет глубокое чувство человеческое и христианское, и вот почему работа и неудовлетворенное желание добра опасны для его жизни. Да, вы совершенно правы, говоря о моём братском или отеческом чувстве к нему. Мне кажется, что эта натура выработавшая в себе волею и совестью всю чистоту, которая Валуеву была прирождённа (разумеется, я в прочем знаю, что они друг на друга вовсе не похожи). Скажите только, как этот другой, любезный фанатик долга не любит его? Разве как Кальвин не любил Сервета?

Душевно вас благодарю за ваше доброе дело. Если Бог даст, дня через два, мне можно будет сесть к письменному столу, первые мои строки будут к вашему назначению. Ещё раз, душевно благодарю вас и за него, и за себя. Ваша добрая дружба никогда не изменяется.