К вопросу об избрании церковных старост

При малолюдности некоторых Московских приходов нередко бывает весьма затруднительным избрание лица, которое бы с несомненною пользою для приходской церкви могло служить ей в должности старосты. С другой стороны, и в приходах, более многолюдных возможно подобного же рода затруднение. Здесь часто вопрос об избрании старосты для приходской церкви переносится на почву личного честолюбия и личных отношений и, быв поставлен так фальшиво и неправильно, он естественно и здесь, как и в первом случае, часто дает отрицательные результаты. Так как затруднения, о которых мы ведем речь, существуют в практике Московских приходов не со вчерашнего дня, то эта практика, как и следовало ожидать, не могла не выработать такого или иного исхода из этих затруднений. Время и обстоятельства поставили в настоящем случае дело так, что, при действительном или только мнимом недостатке в приходе лиц, готовых и способных, в качестве старосты, служить своей приходской церкви, староста для неё стал, так сказать, заимствоваться со стороны, из чужих приходов. И каждый знает, что в Москве есть не мало церквей, при которых старостами служат лица чужеприходные. Конечно, многие из этих лиц добросовестно исполняют свои обязанности относительно чужеприходной вверенной их попечению церкви и нередко приносят в жертву ей не только свое время и личный труд, но и известные денежные вспомоществования в тех или других затруднительных случаях церковного хозяйства, но за то есть не мало и таких лиц, которые, притом служа в одно и тоже время старостами при нескольких церквах, обыкновенно ограничиваются чисто-формальным отношением к делу, то есть подписываются вслед за приходским причтом под приходо-расходными книгами и отчетными ведомостями и затем изредка – обыкновенно в храмовые, приходские праздники – навещают свой храм. Способ отправления обязанностей церковного старосты, разумеется, очень немудреный и легкий, но вопрос в том: что же именно приобретают от таких старост церкви и приходы, по нужде, так сказать, прикомандировавшие их к себе из чужого прихода на известное число лет? Нормален ли вообще и желателен ли такой, – положим, и издавна установившийся порядок вещей, при котором в приходской церкви может быть лишь номинальный староста, решительно не имеющий никаких особенно-близких отношений ни к церкви, ни к приходу и совершенно случайно, волею тех или других обстоятельств, приставленный к церковному ящику. Нам кажется, что интересы церкви были бы более надежным образом ограждены и вообще дело церковного хозяйства шло бы гораздо правильнее, если бы вообще церковными старостами являлись при всех церквах исключительно прихожане, наиболее и ближайшим образом заинтересованные в положении и хозяйственных нуждах своей приходской церкви. И здесь сам собою возникает такой вопрос: нельзя ли в известных случаях расширить круг лиц, подлежащих избранию в должность церковного старосты чрез привлечение к сему служению не только лиц мужеского, но и женского пола в приходе? Само собою при этом разумеется, что качества, требуемые вообще от кандидатов на должность церковного старосты, в данном случае в одинаковой мере должны быть прилагаемы к лицам того и другого пола.

Лет пять или шесть тому назад, помнится, некто в «Московских Ведомостях», подписавшийся бывшим церковным старостою, проводил в особой статье эту же самую мысль, доказывая её осуществимость и со стороны принципиальной и историко-канонической. Со своей стороны, к соображениям и резонам бывшего церковного старосты, развитым в упомянутой выше его статье, мы должны прибавить, что вопрос о возможности для лиц женского пола проходить должность церковного старосты, уже давно (более сорока лет тому назад) и фактически разрешен в утвердительном смысле в Московской церковной практике.

С 1832–1839 гг. при Московской Седьмовселенской, близ Новодевичьего монастыря, церкви церковным старостою была женщина, именно купеческая вдова Елизавета Иларионовна Милюкова. Что Малюкова официально была признана в звании церковного старосты и заведовала церковным хозяйством, как должностное лицо, – это видно из её собственноручных подписей в приходо-расходных книгах Седьмовселенской церкви. Вот, например, её подпись в книге расхода за 1832 год: «Расход церковных денег вела староста церковная, московская купецкая вдова, Елисавета Ларионова Малюкова». При этом надобно заметить, что, хотя вышеупомянутая «староста церковная» Малюкова и была женою храмоздателя С. А. Малюкова, но должности церковного старосты она не наследовала, после смерти своего мужа, а приняла эту должность уже впоследствии, через известный и довольно значительный промежуток времени. Из приходо-расходных книг Седьмовселенской церкви видно, что, после смерти храмоздателя Малюкова (в 1824 г.) старостами этой церкви были следующие лица: с 1824 – 1826 московский мещанин Андрей Рюмин, с 1826 по март 1831 г. московский мещанин Дмитрий Петров Гулыппн, с марта 1831 г. по март 1832 г. купеческий сын Андрей Терентьев Сивцев, передавший, по истечении лишь одного года, должность свою Малюковой. Любопытно было бы знать, как было юридически обставлено и оформлено это необычное дело о женщине-старосте при одной из столичных церквей, но, к сожалению, мы не имели случая «видеть само» производство этого дела, без сомнения сохранившееся в Архиве Московской Духовной Консистории.

Вступление Е.И. Малюковой в должность старосты Седьмовселенской церкви было своего рода событием выдающегося значения в приходской жизни. Еще и теперь живы некоторые свидетели очевидцы деятельности Малюковой, как старосты Седьмовселенской церкви, и нижеподписавшемуся, в бытность его настоятелем этой церкви (1872–1877 гг.), не раз приходилось слышать самые добрые и сочувственные отзывы об этой её деятельности.

По характеру, это была строго-благочестивая, добрая и в тоже время весьма энергичная женщина. Семь лет она была старостою Седьмовселенской церкви и все это время исключительно на своем приходском храме были сосредоточены все её помыслы и заботы. Каждый день она бывала в церкви у Богослужения, и говорят, что, кроме церкви, она ни куда и не выезжала, даже к родным своим. Все, что касалось благоустройства приходского храма, его украшения, чистоты и опрятности в нем и вообще всех его хозяйственных нужд, – все это делалось под её личным наблюдением и носило на себе ясные следы её отличной распорядительности и энергии. Продажу свеч в церкви она всегда сама производила лично и лишь в исключительных случаях (напр. болезни) она доверяла это дело особому, близкому к ней лицу.

В этом замечательно-ревностном и усердном служении Малюковой своему приходскому храму и заключается, без сомнения, причина того глубокого уважения, которым она неизменно, до самой смерти своей, пользовалась между прихожанами Седьмовселенской церкви. Её мнение по вопросам церковного хозяйства считалось в приходе самым авторитетным и впоследствии, когда она (в 1839 г.), по причине старости должна была сложить с себя должность церковного старосты. Преемник Е.П. Малюковой по этой должности купец Г.А. Чижов, человек богатый и влиятельный в приходе, нередко, говорят, обращался к ней за советами по делам, касавшимся благоустройства церковного, и многое делал по её указаниям.

Сообщенный нами, сейчас факт отправления женщиною обязанностей церковного старосты при одной из столичных церквей имеет, конечно, прежде всего частный и, так сказать, исторический интерес. Но этот факт мог бы иметь и более общее, практическое значение в смысле указания того пути, по которому иногда, с наибольшею пользою для церкви и прихода, можно было бы выходить из известных, указанных нами выше приходских затруднений...

Священник Александр Никольский