Передышка

Когда началась война, заключенных из лагерей, находящихся в Карелии и па Кольском полуострове, стали спешно перегонять вглубь страны. По этапу епископ Афанасий был отправлен в лагерь, расположенный в Архангельской области около станции Плесецк (сейчас гам находится космодром). Путь оказался невероятно тяжелым. Впоследствии он писал об этом переходе: «Я вспоминаю бывшее со мной – <...> мне пришлось идти пешком около 400 километров из Олонецкой в Архангельскую область. Меня с детства приучили не пить сырой воды. А тут я рад был зачерпнуть горстью водички из лужи или из болота, и эта, хотя и грязная, но не ядовитая, вода... освежала меня и укрепляла. Соринки, травинки, водяную плесень я откидывал, а воду пил и без этой сырой и не совсем чистой воды едва ли бы дошел до цели»⁷⁶. Тяжелый переход и голод гак ослабили епископа Афанасия, что он с трудом передвигался по бараку и готовился к смерти.

Об Онежском периоде жизни епископа Афанасия известно очень мало: не сохранилось ни одного его письма, отправленного из лагеря. Мы знаем лишь то, что заключенные этого лагеря занимались лесозаготовками и работали на строительстве целлюлозного завода. На каких именно работах находился епископ Афанасий, неизвестно. Как бы то ни было, 30 июня 1942 года, проведя в лагере пять месяцев сверх срока, он вышел на свободу и был направлен в бессрочную ссылку в Омскую область.

Первые четыре месяца ссылки он работал ночным сторожем в совхозе Голышманово, а затем перебрался в город Ишим. Здесь в течение почти целого года он жил в семье двух пожилых людей, которые всячески поддерживали его. «Хозяева мои, старички, очень хорошие, – писал он из Ишима. – Старушка целый день хлопочет о еде... Вообще – благодарение Господу, – нынешнее обилие покрывает с избытком прошлогоднюю скудость». Как всегда, епископ Афанасий совершал богослужение на дому. Слух о том, что в городе, где не было ни одного храма, живет ссыльный архиерей, быстро распространился, и местные жители стали обращаться к нему с просьбами о совершении треб. Это поддерживало его не только морально, но и материально, поскольку просители приносили продукты. Поскольку государственная политика по отношению к Церкви во время войны несколько смягчилась, местные жители стали хлопотать об открытии храма и предложили епископу Афанасию служить, па что он дал принципиальное согласие. Заслуживают внимание письма епископа Афанасия, в которых он рассказывает о своей церковной деятельности в Ишиме. Поскольку в соблюдение тайны переписки никто из заключенных особенно не верил, приходилось прибегать к своеобразному эзопову языку В письмах диакону Иосифу Потапову он пишет о себе в третьем лице и называет себя кумом: «Ваш кум писал, что устроился хорошо, работает на дому за работу получает больше натурой. Поговаривают об открытии мастерской и ему предлагают руководить. Он в затруднении»⁷⁷. А вот фрагмент другого письма: «Кум пишет, что он попал в такое место, где на большое расстояние в округе нет медицинского пункта. Местные жители, узнав, что он немного знаком с медициной, стали к нему обращаться, а он не считал себя вправе отказать в помощи больным. Теперь там хлопочут об открытии медицинского пункта, а он предполагает не оставлять без помощи жителей до тех пор, пока не будет прислан для пункта специальный врач»⁷⁸. Человеку, который привык жить в атмосфере постоянной слежки, не составляло особого труда понять, что речь идет о враче духовном, а не телесном, а местные жители хлопочут не об открытии мастерской или больницы, а храма.

Облегчение бытовых условий позволило ему несколько восстановить силы и, насколько позволяли условия ссылки, вернуться к литургическим грудам. В относящихся к этому периоду письмах он часто вспоминаем о прерванной работе. «Так хотелось бы продолжить работу с моими книгами, но и это невозможно... Кое-что в качестве материалов собираю и сейчас, но все это очень незначительно, а время идет... Гак хотелось бы «О поминовении усопших» закончить, но теперь без Вас сохранится ли и то, что сохранилось!.. И когда-то я сам смогу все это получить в свои руки и сам убедиться, что же именно сохранилось и сохранилось ли что-либо?.. Ведь в работах по собранным мной материалам я только и вижу смысл дальнейшей моей жизни»⁷⁹.

Если продолжение научной работы было возможно лишь в будущем, то пастырская переписка с верующими, обращающимися к нему со своими проблемами, прекращалась лишь тогда, когда администрация вообще запрещала переписку. В письмах своим духовным детям он неизменно спокоен и мягок. Читая эти письма, забываешь, что их пишет не ушедший от мира старец, а ссыльный, обязанный периодически являться на регистрацию и каждую минуту ожидающий повторного ареста. В его письмах нет политики, нет жалоб на бытовые условия, а есть лишь размышления о том, как спастись в современном мире: «Современный человек стремится посредством всякого рода техники облегчить свой труд, сократить его, сократить время на него. Но это стремление не освящается молитвой, делается без призвания Божия благословения и потому, вместо того чтобы получить больше времени для личной жизни, его совсем почти не остается для нее»⁸⁰.

Власти не оставляли епископа Афанасия в покое. Неожиданно в Ишим приезжает житель Владимира Иван Дмитриевич Буланов (стукач, благодаря которому епископа Афанасия смогли выследить в Петушках в 1936 году). Владыка не знал, что стекольщик Буланов имел и другую, более высоко оплачиваемую работу. Предупредить владыку об опасности было некому, и в ноябре 1943 года ссыльный Сахаров был вновь арестован.