хожу исповедуюсь в храм но тут помойму раз месяц маловата тут похоже нужно ходит каждую неделю на исповедь а так батюшка сказал не отпускает она тебя вот и всё пытается навредит и похожу это на всю жизнь теперь она будит меня доставать не чего не зделаешь токова теперь жизь моя теперь под колдовством ну я что могу здоелать как она наподпда так и нападает не чего ей не страшно .
Эх Саня Саня, сначала ты сам накуролесил, а сейчас хочешь получить исцеление моментально, не веря при этом в Того, без которого мы не можем сделать ничего.
Поучись терпению:
«...до шестьдесят шестого года ты будешь
кричать, а через сорок восемь лет Бог пришлет к тебе священника, который и спасет тебя...
Я не поняла тогда значения его слов, но и на самом деле надо мной стряслась ужасная беда. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, на меня вознегодовали злые люди и наслали на меня черную болезнь: я стала кричать.
– Какую это черную болезнь?
– Ох, лучше и не вспоминать про нее. Страшная, мучительная болезнь. Сначала как бы ничего, целую неделю здоровехонька живу, работаю, тружусь, а как настанет воскресенье или праздничный день – ну и беда! С самого утра начинает что-то к горлу подпирать, того и гляди задушит, а в животе печет, печет, как огонь. Нечистый дух там, словно в своей квартире, распоряжается, а я что есть мочи от боли
кричу... Чего я только ни делала, чем ни лечилась,– ничего не помогает. Только и спасения, бывало, что в Лаврскую
церковь прибежишь, да пред чудотворной иконой станешь. Сначала как бы полегчает, но едва только благословение хлебов или Херувимскую песнь начнут, тут тебя и схватит! Да так запечет – моченьки нет, кажись, острым ножом себя от боли зарезала бы... Ну где уж тут в церкви-то устоять? Выбежишь на двор и давай по Лавре бегать, да во всю глотку от боли кричать...
–
И долго так продолжалось?
– Долго, сорок восемь лет. Столько же, сколько и старец Феофил предсказал.
– Как же вы излечились-то?
– А вот как. Иду я однажды по Лавре, на обедню спешу. Иду и слезами заливаюсь... Вдруг навстречу мне седой священник – старик.
– Ты о чем, горемычная, плачешь?
Я остановилась и рассказала ему свое страшное горе.
– Ну, ну, ничего. Успокойся, не плачь... Господь милосерд. Подойди ко мне ближе, расстегни свою грудь.
Я расстегнула, а он обвязал мою шею крепко-накрепко крестовым шнурком, потом снял со своей груди образ святителя
Димитрия Ростовского, повесил его мне, жалостливо поглядел, благословил и ушел.
– Молись Богу, раба Божия. Крепко молись!
Прошла неделя, подошел праздник. «Ну,– думаю,–схватит...» Нет, ничего. Отправилась в
церковь, достояла до Херувимской – ничего. Прочитали «Верую», пропели «Отче наш» – ничего. Кончилась обедня, вернулась я домой – ничего. Болезнь как в воду канула, точно ее и не бывало совсем. С радостным сердцем прибежала я тогда в Великую
церковь, припала на колени к образу святителя
Димитрия Ростовского и со слезами стала благодарить его за ниспосланное исцеление.
– Отчего же вы к отцу Феофилу за помощью не обращались?
– Обращалась. Святых молитв просила. Ну, он утешит, бывало, просфорочку даст, да так домой и отправит: «
Иди, говорит, иди, да терпи, тебе так суждено. За эти страдания тебе Ангелы на небе венец сплетут» – Жила я тогда с сестрой на Печерске. Мойкой белья вдвоем занимались, скудость страшная была. К тому же, сестра еще и глазами больна была, ослепать начинала, ну какая помощь от нее? Кабы не старец Феофил, поверьте, еще в молодости руки бы на себя наложила. Одни только он, как Ангел-хранитель, наставлял и утешал нас. Бывало, пришлет к нам на квартиру свою родную сестру, что во Флоровском монастыре послушницей жила да и просфорочку в утешение передаст. «Ты их,– говорит,– не днем, а ночью навещай. Хорошенько подгони, чтобы на утреню вставали». Та и приедет, бывало: «Вставайте, ленивые,– говорит.– Брат приказал, чтобы вы на утреню каждодневно ходили!» А раз и сам блаженный наше усердие проверить приехал. Собрался, значит, в Лавру, на утреню, да по дороге и навестил нас. А мы, на ту пору, вставши уже были, в
церковь тоже собрались. Ну, похвалил нас за усердие:
– Так, так,– говорит,– трудитесь, деточки, молитесь, не ленитесь... А сестре Дуне привез мешочек гороху, да и говорит:
– Иди-ка ты, Дуняша, в монастырь просфоры печь: если послушаешь меня, то и глаза там пропечешь, навсегда здорова будешь, а если не послушаешь –будут твои очи, как этот горох.
– Ох, батюшка, куда уж мне в монастырь-то. Благословите лучше при сестре жить.
– При сестре жить? Значит, в монастырь не желаешь? Ну так вот тебе мое благословение: будешь до самой смерти темной ходить.
Так и случилось. Дуня после того ослепла совсем, а я, горемычная, пятьдесят пятый год близ самой Лавры живу, сорок восемь лет одержима беснованием была, да двенадцатый годок ныне пошел, как исцеление от недуга своего получила...».
Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры
Читать подробнее
azbyka.ru