Наверное, все-таки важно обратиться к личности в истории, так как само по себе ничего не совершается.
Расколоучитель Аввакум поднимал своими пасквилями на Руси мятеж и писал Царям доносы. Интересующихся проблемой советую почитать письма Аввакума, потому что в них эта личность предстает во всей своей неприглядности. Выберем из них нечто наиболее характерное.
В Первой челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум ябедает на Патриарха, уже осужденного Собором, затем – на воеводу Пашкова. Вот слова Аввакума: «...во откровении ми от Бога бысть се, яко мерзок он пред Богом, Никон». В Пятой челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум выставляет себя чудотворцем: «Некогда мне молящуся о тебе с горькими слезами от вечера и до полунощи и зело стужающу Божеству, да же бы тебе исцелитися душею своею и живу быти пред Ним: и от труда своего аз, многогрешный, падох на лице совем, плакахся и рыдая горько, и от туги великия забыхся, лежа на земли, и видех тя пред собою или ангела твоего умиленна стояща, подпершися под лице правою рукою. Аз же возрадовахся, начах тя лобзати и обымати со умиленными глаголы. И увидех на брюхе твоем язву зело велику, исполнену гноя многа, и убоях, вострепетах душею, положих тя взнак на войлок свой, на нем же молитвы и поклоны творю, и начах язву на брюхе твоем, слезами моими покропляя, руками сводити, и бысть брюхо твое цело и здраво, яко николиже боле. Душа ж моя возрадовалася о Господе и о здравии твоем зело. И паки поворотих тя вверх спиною твоею, видех спину твою сгнившу паче брюха, и язва больши первыя явихся. Мне ж так же плакавшуся, руками сводящу язву твою спинную, и мало-мало посошлася и не вся исцеле.» Заметим здесь: если не мнимые, а подлинные святые, кого-то исцеляли, примеров чему много в православной агиографии, исцеленному давалось знать, через кого пришло избавление, без всяких писем.
В той же челобитной Аввакум описывает Царю следующие свои «духовные ощущения»: «...лежащу ми на одре моем и зазирающу себе, яко в таковыя великия дни правила не имею, но токмо по четкам молитвы считаю, и Божиим благоволением в нощи вторыя недели, против пятка, распространился язык мой и бысть велик зело, потом и зубы быша велики, а се и руки быша и ноги велики, потом и весь широк и пространен под небесем по всей земли распространился, а потом Бог вместил в меня небо и землю и всю тварь... Видишь ли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною Русскою землею, а мне Сын Божий покорил за темничное мое сидение и небо и землю; ты, от здешнего своего царства в вечный свой дом пошедше, только возьмешь гроб и саван, аз же, присуждением вашим, не сподоблюся савана и гроба, но наги кости мои псами и птицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы; так добро и любезно мне на земле лежати и светом одеяну и небом прикрыту быти; небо мое, земля моя, свет мой и вся тварь – Бог мне дал, якоже выше того рекох.» Не нужно быть прозорливцем, чтобы, по прочтении этого, объявить Аввакуму диагноз: он был в глубочайшей прелести, которая явилась результатом гордости и ожесточения его души. Старые обряды явились лишь поводом для его восстания против Церкви и Царя, которому он, будучи вполне враждебен, постоянно льстил. Не будь этого повода, он выдумал бы что-то другое – лишь бы насытить свою ненасытимую гордыню. Кстати, прп.
Антонию Великому в свое время было видение: предстал диавол наподобие как раз такого великана, стремящегося обхватить небо и землю, каким возомнил себя Аввакум.
В «Житии» Аввакум описывает следующий характерный эпизод: ему принесли в качестве благословения «никонианскую» просфору. Вследствие пребывания рядом с ним такой «нечистоты», на Аввакума напали бесы, и никакие молитвы, ни поклоны не помогали от их пакостей. Лишь когда Аввакум сжег святую просфору, бесы от него отступили: «Аз же расслаблен и изломан, насилу жив, с доски сваляся на пол, моля Бога и каяся о своем безумии, проклял отступника Никона с никонианы, и книги их еретические, и жертву их, и всю службу их, и благодать Божия паки прииде на мя, и здрав бысть.» Не ясно ли, что Аввакум был игралищем бесов и покорным исполнителем их злой воли? Почитающим себя православными (говорю как пастырь) следует остерегаться восхвалять Аввакума, который предал Православную Церковь анафеме, - такие вещи даром не проходят. Даже если бы Никон был действительно неправ, столь ответственные вещи, как анафема, православному не следует изрекать, руководствуясь исключительно своим мнением. Это компетенция Собора – особенно если речь идет об анафематствовании Патриарха.
В Пятой же челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум описывает явление ему Господа, Богородицы и небесного воинства, и что якобы Господь изрек ему: «Не бойся, Аз есмь с тобою».
В Челобитной Царю Феодору Алексеевичу заметен прогресс Аввакумовой злобы. Он пишет, ничтоже сумняся, о почившем Государе: «Бог судит между мною и Царем Алексеем. В муках он сидит, слышал я от Спаса...» А вот заповеданная Спасителем любовь Аввакума ко врагам: «А что, Государь-Царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал во един час. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю. Да воевода бы мне крепкой, умной – князь Юрья Алексеевич Долгорукой! Перво бы Никона, собаку, и рассекли на четверо, а потом бы и никониан.» Прости меня, Господи, за трансляцию этой безумной злобы! – Вынуждают нынешние почитатели расколоучителя Аввакума.
Неистовство последнего простиралось и на его бывших единомышленников, в частности, на диакона Феодора, и, как водится, подкреплялось соответствующими «видениями»: «Пришел я в хижу свою, повалился спать. Вижу ся со старцем у церквицы некия, а одаль нас Федор дьякон на холму высоком стоит со скоты и с немцами и с татарами. Старец же посла меня к нему... Пришел я к холму тому, к Федору, он на меня почал сцать. На ноги мои мокрота та пловет. А се ноги мои стали гореть, зело больно горят, а я кричу: «Господи, согреших, прости мя окаяннаго!»... Да свяляся с доски, кое-как лбом о землю, весь болю. Полегче мне стало, дьякона-то опять проклял, да и оздоровел». («Послание чадом церковным о дьяконе Федоре»). Характерная подробность: как проклянет человека, так становится легче. Догадайтесь, боголюбивые читатели, каков источник этой легкости.
Наконец, кульминацией Аввакумова изуверства являются призывы к самосожжению: «...иже сами себя сожигают, хранят цело благочестие, - тому же прилично, яко и с поста умирают, добре творят.» («Послание отцу Ионе»). Вот слова из «Послания сибирской братии»: «Григорью Неронову писал: лучше во огни сгори, или в воде утони, неже по новым служебником причащайся...».. (Иерей Сергий Карамышев )
