Очерки современной церковной психологии

Предисловие

Сказать, что мы живем в сложное время — значит не сказать ничего. По слову блаж. Августина, мы и есть времена.[1] Именно от нас зависит, каким будет наше время. Тем не менее, нельзя не заметить, что отношения Церкви с современным миром весьма непросты. Хотя в средствах массовой информации существует некая мода на то, чтобы ругать Православие, взоры наших соотечественников, пусть не всегда заметно для них самих, все же обращены именно к Православной Церкви. И пусть не всегда на высоте христиане, но «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр.13:8), а Церковь была, есть и будет Столпом и Утверждением Истины (1 Тим. 3,15).

Поводом для написания данной книги стало знакомство с одним замечательным человеком, который в начале своей церковной жизни прошел «школу» служения младостарцу[2].

[2] Под младостарчеством мы понимаем явление, когда неопытный священник превышает свои полномочия и начинает браться за «старчествование». Это явление осуждено определением Указа Священного Синода от 28 декабря 1998 года, которое приводим полностью:

«Справка:

В последнее время участились случаи злоупотреблений в духовнической практике, негативно сказывающиеся на состоянии церковной жизни.

Некоторые священнослужители, получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Не памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане (Гал.5:13). Подобные недопустимые методы духовного руководства в некоторых случаях оборачиваются трагедией для пасомого, который свое несогласие с духовником переносит на Церковь. Такие люди покидают Православную Церковь и нередко становятся легкой добычей сектантов.

Некоторые духовники объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в храме. Случается, что духовник настаивает на расторжении брака между супругами, когда один из супругов не принадлежит к Православной вере. Иные монашествующие духовники запрещают своим духовным чадам вступление в брак и принуждают их к принятию монашества на том основании, что монашество якобы выше брака. Некоторые пастыри-духовники не допускают к Причастию лиц, живущих в «невенчанном» браке, отождествляя таковой брак с блудом; запрещают своим духовным чадам вступление во второй брак на том основании, что второй брак якобы осуждается Церковью: запрещают супружеским парам развод в том случае, когда в силу тех или иных обстоятельств семейная жизнь становится для супругов невозможной.

Имеют место случаи, когда пастырь «не благословляет » тому или иному из своих прихожан жениться или выйти замуж по любви, но предлагает «по послушанию » вступить в брак с лицом, рекомендованным самим пастырем.

Также имеют место случаи, когда пастырь запрещает пасомым обращаться за медицинской помощью, препятствует исполнению пасомыми своих гражданских обязанностей — участию в выборах, службе в вооруженных силах. Некоторые пастыри навязывают пасомым те или иные политические взгляды. Иные духовники считают учебу в светских учебных заведениях «ненужной » или вредной для спасения. Подобные требования не только нарушают право каждого христианина на принятие самостоятельных решений, но и входят в противоречие с действующим законодательством.

Участились случаи создания теми или иными пастырями таких церковных общин, в которых жизнь строится на авторитете самого пастыря, подкрепляемом негативным отношением к церковному Священноначалию, а также к другим пастырям и приходским общинам. Таковые пастыри забыли о том, что их задача — вести людей к Богу, а не группировать прихожан вокруг самих себя. В подобного рода приходах создается атмосфера собственной исключительности, несовместимая с духом соборности, на которой зиждется Православная Церковь.

ПОСТАНОВИЛИ:

1) Имея в виду участившиеся жалобы мирян на канонически неоправданные действия отдельных пастырей, указать священникам, несущим духовническое служение, на недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к следующим действиям и решениям: принятию монашества; несению какого-либо церковного послушания; внесению каких-либо пожертвований; вступлению в брак; разводу или отказу от вступления в брак, за исключением случаев, когда брак невозможен по каноническим причинам; отказу от супружеской жизни в браке; отказу от воинского служения; отказу от участия в выборах или от исполнения иных гражданских обязанностей; отказу от получения медицинской помощи; отказу от получения образования; трудоустройству или перемене места работы; изменению местожительства.

2) Напомнить всем пастырям Русской Православной Церкви, несущим духовническое служение, о необходимости в духовнической практике строго следовать букве и духу Священного Писания и Священного Предания Православной Церкви, заветам Святых Отцов и каноническим установлениям, а также о недопустимости для православных пастырей вводить в духовническую практику какие-либо нравственные и иные требования, выходящие за рамки предписанного означенными установлениями, и по слову Спасителя, «возлагать на людей бремена неудобоносимые » (Лк. 11,46).

3) Напомнить всем пастырям-духовникам о том, что они призваны помогать своим пасомым советом и любовью, не нарушая при этом богоданную свободу каждого христианина. Подчеркнуть, что беспрекословное послушание, на котором основывается отношение послушника к старцу в монастырях, не может в полной мере применяться в приходской практике во взаимоотношениях между священником и его паствой. Особо указать на недопустимость для пастырей вмешиваться в вопросы, связанные с выбором жениха или невесты кем-либо из их пасомых, за исключением случаев, когда пасомые просят конкретного совета.

4) Подчеркнуть недопустимость негативного или высокомерного отношения к браку, напомнив всем священнослужителям правило 1-е Гангрского Собора: «Аще кто порицает брак и женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, гнушается, или порицает оную, яко не могущую внити в Царствие, да будет под клятвою». Особо подчеркнуть, что принятие монашества является делом личного выбора христианина и не может совершиться «по послушанию » тому или иному духовнику.

5) Напомнить монашествующим о недопустимости, согласно правилу 21-му Гангрского Собора, «принимать подвижничество в повод гордости», «превозноситься над живущими просто» (т. е. состоящими в браке) и «вопреки Писаниям и церковным правилам вводить новости». Правило 10-е того же собора гласит: «Аще кто из девствующих ради Господа будет превозноситися над бракосочетавшимися, да будет под клятвою».

6) Настаивая на необходимости церковного брака, напомнить пастырям о том, что Православная Церковь с уважением относится к гражданскому браку, а также к такому браку, в котором лишь одна из сторон принадлежит к Православной вере, в соответствии со словами святого Апостола Павла: «Неверующий муж: освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим» (1Кор.7:14).

7) Напомнить пастырям о том, что в своем отношении ко второму браку Православная Церковь руководствуется словами Апостола Павла: «Соединен ли ты с женою? Не ищи развода. Остался ли без жены? Не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж:, не согрешит… Жена связана законом, доколе жив муж: ее; если же муж: ее умрет, свободна выйти, за кого хочет, только в Господе » (1 Kop.7:27–28, 39).

8) Напомнить пастырям о необходимости соблюдения особого целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни.

9) Особо указать на недопустимость для пастырей создания вокруг себя таких общин, в которых имеет место оппозиционное и критическое отношение как к высшему церковному руководству, так и к другим пастырям и приходским общинам.

10) Подчеркнуть недопустимость использования церковного амвона для проповеди тех или иных политических взглядов.

11) Призвать епархиальных Преосвященных обратить особое внимание на то, как пастырями вверенных им епархий осуществляется духовное окормление паствы. Усилить надзор за строгим соблюдением пастырями установлений и норм Православной Церкви, касающихся различных аспектов духовнической практики.

12) Призвать верующих Православной Церкви обращаться к своему правящему архиерею во всех случаях, когда пастырь-духовник превысил данную ему Богом власть «вязать и решить». Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним. В связи с этим обратить внимание на слова преподобного Симеона Нового Богослова о том, как должны строиться отношения между духовным чадом и духовником: «Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе бесстрастного и святого руководителя. Также и сам исследуй Божественные Писания, особенно же практические сочинения Святых Отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с Божественными Писаниями принимать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что много в эти дни стало прельстителей и лжеучителей».

13) Епархиальным Преосвященным довести настоящее постановление до сведения священнослужителей, монашествующих и мирян Русской Православной Церкви».

Определение взято нами с официального сайта Московской Патриархии: www.orthodox.org.ru.

О младостарчестве см. также главу «Духовность и духовничество» в книге «О встрече» митр. Антония Сурожского, где он, в частности, говорит: «Подчас молодые люди, выходящие из богословских школ, воображают, будто рукоположение наделило их и умом, и опытностью, и «различением духов», и делаются тем, что в аскетической литературе называли «младостарцами»; то есть, не обладая еще духовной зрелостью, не обладая еще даже тем знанием, которое дает просто личный опыт, они думают, что их научили всему, что может им помочь взять кающегося грешника за руку и повести от земли на небо.

И, к сожалению, это случается слишком часто, и во всех странах: молодой священник, в силу своего священства, но не потому, что он духовно опытен, и не потому, что Бог его к этому привел, начинает руководить своими духовными детьми «указами»: этого ты не делай; это ты делай; такую-то литературу не читай; в церковь ходи; отбивай поклоны… И в результате получается некая карикатура духовной жизни у его жертв, которые делают всё, что, может быть, и делали подвижники, —но те-то делали это из духовного опыта, а не потому что они дрессированные животные. А для духовника — катастрофа, потому что он вторгается в такую область, в которую у него нет ни права, ни опыта вторгаться » (Доклад на Второй международной церковной научной конференции «Богословие и духовность» (Москва, 11–18 мая 1987 года), проведенной в рамках подготовки к празднованию Тысячелетия Крещения Руси). Опубликован в книге «О Встрече».***)

Он поинтересовался, нельзя ли проанализировать отношение людей, приходящих в Церковь, ко многим встречающимся на их пути феноменам. В результате получилось небольшое психологическое исследование, отражающее «изломы души» некоторых современных прихожан православных храмов. Мы пытались донести мысль о том, что Церковь — чиста и непорочна, и не стоит отождествлять грехи и проблемы ее членов с неким «разрушением» Церкви. Поэтому не следует удивляться тому, что в данных очерках так много описаний отрицательных свойств людей, приходящих в Церковь. Это вовсе не является проблемой самого Православия. Церковь — мать, врач, духовная твердыня, к которой прибегают имеющие нужду в исцелении. Для людей с существенными проблемами и аномалиями в душевной сфере только Православная Церковь может дать всё необходимое для духа, несмотря на весьма многочисленные недуги ее членов. Возможно, посторонний взгляд встречает людей с различными отклонениями в православной среде гораздо чаще, чем в других христианских конфессиях. Это утверждение верно лишь отчасти. Где еще встретишь столь много духовно здоровых людей? Где еще вы видели проявление действия подлинных благодатных даров? В то же время хочется спросить: куда еще идти больному, как не во врачебницу? «Сейчас в жизни очень много душевнобольных людей. И в особенности их много в Церкви», — считает прот. Владимир Воробьев.

Но можно взглянуть на это явление и по-другому. Дело в том, что всевозможные патопсихологические феномены диссонируют с духом Православия и отчетливо видны на его фоне. Действительно, Православная Церковь имеет свойство ярко высвечивать недостатки и дисгармоничные черты личности. Как здоровая среда, Православие не может поддерживать и взращивать какую-либо патологию[4].

Для нас очевидно, что Православие неповрежденно хранит истинное Христово учение и является наиболее здоровым обществом. Поэтому именно в нем, как нигде ярко, становятся заметны все человеческие немощи, в том числе немощи душевные, из которых проистекают порой и телесные страдания (психосоматика).

И еще одна теоретическая посылка, из которой мы исходили. Рассматривая акцентуации и вообще аномалии личности, можно отметить два важных момента.

Во-первых, все они развиваются на основе тех или иных греховных страстей, растут по мере их углубления и уменьшаются по мере борьбы с ними.

Во-вторых, все аномальные черты снабжены механизмами защиты от посягательств совести и покаянного чувства. И защиту эту непросто победить. Сюда мы относим сублимацию, вытеснение, проекцию, которые мы понимаем не в смысле фрейдовского психоанализа, а как психопатологические механизмы, позволяющие уклониться от духовной работы.

Итак, Православная Церковь обладает полнотой благодати, питающей дух человека. С организацией же душевной жизни дело всегда обстоит сложнее, поскольку эта сфера напрямую зависит от тех людей, которые составляют общину, приход, от личности духовника.

В процессе работы книга получилась несколько шире, в нее добавлены очерки об алкоголизме и о психологии болезни. К сожалению, на сегодняшний день у нас слишком мало цельных, законченных работ по православной психологии[6]. Так и наш труд, нисколько не претендуя на всеохватность и непогрешимость, призывает читателя к размышлениям и даже полемике.

Очерки «Уходя — уходи», «Пьянство и алкоголизм», «Голос пессимиста», «Психология и психопатология духовного руководства» и «Некоторые аномалии личности с точки зрения православной психологии», вошедшие в книгу, посвящены рассмотрению дисгармоничных черт личности с целью дальнейшего выбора правильного пути и средств исправления.

Мы приводим описание личностных расстройств как по отдельным симптомам, так и по крупным синдромам, употребляя термины «истероидный», «параноидный» или «депрессивный» тип характера. Но абсолютно чистые типы редко встречаются в жизни. Чаще в каждом из нас перемешаны в причудливых состояниях аномальные и ценные свойства, так что хочется воскликнуть со свт. Феофаном Затворником: «Вот строй греховной области! Всякий грешник — весь в ней, но держится преимущественно чем-либо одним»![7] Не стоит забывать и о ситуативных заострениях черт характера. Так, ученый, работающий над новой статьей, может на месяц застрять на своей теме, представляя собой личность с навязчивостью. Переживший тяжелую потерю человек может долгое время проявлять все черты депрессивной личности и т. д.

Вопрос о том, что считать нормой, а что патологией, всегда был очень сложным. Методологический арсенал православного психолога обогащен такими четкими аскетическими понятиями как грех, страсть, греховный навык, прилог и т. п. Это знание ставит его в более выгодное положение по сравнению со светскими учеными, не определившимися с нормой и патологией. Вспомним, что в современном обществе существует тенденция считать психическое расстройство вариантом нормы, лишь не приемлемым для господствующего общественного стереотипа (Антипсихиатрическое течение середины 60-70-х годов в Западной Европе и США и в начале 90-х в нашей стране).

Есть еще одна посылка, из которой мы исходили. Одним из определяющих понятий в Православии является преображение — не превращение, а одухотворение, возвышение, облагораживание — всего естественного, что есть в человеке, в том числе его душевных сил. Это и определило название книги.

Авторы не делали ни малейшей попытки как-то классифицировать аномалии, пользуясь уже известными названиями и понятиями. Не ставилось целью и описать все возможные патохарактерологические феномены. Темы наших очерков ограничены проблемами патопсихологии в контексте православного взгляда на душевную жизнь человека. Это наброски к портретам аномальных, невротических, акцентуированных «стилей» (Понятие «стиль личности» — авторский термин современного психотерапевта Д. Шапиро). существования в интерьере церковного обихода, сделанные кистью православного психолога.

Среди задач данной книги — посмотреть, как формируются некоторые акцентуированные характеры, как действуют их обладатели в условиях церковной общины, какие трудности встречают, каковы пути гармонизации личности и преображения души.

Чаще всего в поле нашего зрения попадали акцентуированные личности (Термин предложен немецким психиатром К. Леонгардом).

Мы пытались рассмотреть связь акцентуаций с греховными влечениями, не забывая, что и «здоровый» человек может быть великим грешником, при этом не испытывая ни тревоги, ни мук совести. В свою очередь, человек с серьезными нарушениями психического здоровья может быть значительно чище и глубже, чем так называемый средний, «нормальный» человек.

Авторы ни в коей мере не претендуют на оригинальность и системность изложения. Данная книга скорее представляет собой сборник очерков, объединенных общим замыслом. Кроме того, мы намеренно не стали упрощать материал, поскольку говорить о глубоких явлениях лучше все же на языке профессионального психолога. Думается, что для любого человека, интересующегося православной психологией, будет полезно войти в мир лучших достижений психологической науки. С другой стороны, все психологические феномены рассматриваются с точки зрения православной антропологии, поэтому в тексте так много ссылок на богословские работы. Следовательно, книга эта — для людей думающих и творческих.

«Уходя — уходи»

И побежим покаянием!

Прп. Симеон Новый Богослов

Суть вопроса

Еще скажу: наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего: он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцем назначенного.

Гал.4:1-2

Уходить из жизни, полной пороков и заблуждений, нужно решительно, оставляя все плохое без сожаления. Процесс становления новообращенного очень труден и порой бесконечно долог. Этот процесс можно сравнить с Исходом Израиля из Египта. Моисей со своим народом бродил по пустыне сорок лет, пока не умерли все родившиеся в Египте и воспитанные в рабстве. Так и в душе должны умереть все прежние страсти и греховные привычки. Только тогда сможет она войти в Землю Обетованную.

«Промежуток между обращением на путь заповедей и свободным хождением по нему проходит в состоянии полугорьком и полуотрадном, полуживом и полумертвым. У одного он длиннее, у другого короче; но у всякого бывает», — указывает свт. Феофан Затворник.

«Человек может «во единем часе» переродиться сердцем. Но, даже если его сердце прикоснулось к новой Тайне, нужно еще время, чтобы приучить рассудок — со всеми его школьными и житейскими привычками — жить в присутствии Тайны. Переступая церковный порог, человек проносит с собой многие стереотипы, о существовании которых он даже и не догадывается. А потому подсознательно он начинает — даже в том случае, если ему кажется, что он никак не занимается богословием — перетолковывать опыт своего сердца и опыт Евангелия в привычных схемах прежних идеологем».

Действительно, человек уже может ощущать себя полноправным членом Церкви, хотя и не испытал еще по-настоящему серьезных боев с внутренними страстями (ср. «Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха» (Евр.12:4). Все видится в розовом свете, он активно читает святоотеческие книги, но не умеет грамотно применить написанное к себе. И хотя не остыл еще огонь призывающей благодати, душа пока не ведает преображающего воздействия Святого Духа, которое постигается лишь после многих трудов. Это уже новый человек по своему имени и призванию, но ветхий по своему душевному укладу. Освобождение наследника (духа) от рабства опекуна (души) и домоправителя (тела) отложено для трудящегося на ниве Христовой до срока, Отцем назначенного. «Вино в начале созревания своего перебраживает. Это образ новоначалия, которое мятется, пока не возмужает и не остепенится», — говорил прп. авва Исаия. Подобную мысль можно встретить и у светских психологов. Например, К. Г. Юнг замечал, что психология человека не так-то быстро меняется, даже если он по внешности в корне изменил свою жизнь. Любой верующий человек знает, что наша борьба должна вестись с миром, плотью и диаволом. Но часто бывает, что грех плотно сросся с человеком, став греховным навыком.[15] Тогда процесс преображения становится долгим и болезненным. И если, по слову прп: Варсонофия, ошибки святых объясняются во многом влиянием их прежнего окружения, образования, привычек, то новообращенные тем более несут в себе тяжкий груз прошлого опыта, надолго определяющий их поведение.[17]

Благодать не меняет характера, утверждал прп. Макарий Египетский. Скорее характер преображается действием Божиим в душе человека. Эта мысль хорошо иллюстрируется жизнью прп. Амвросия Оптинского. Он прошел тяжелый путь монашеских искусов, ступил на стезю старчества, имел дар слезный, но при этом сохранил свой веселый нрав. Таково удивительно бережное, просветляющее действие благодати. Только шутил он уже не о мирском и не для того, чтобы повеселиться, а чтобы поддержать, утешить, приободрить.

Человек должен сохранить и умножить все то хорошее, что было в нем до прихода в Церковь (Вспомним, что Церковью отвергнуто не только учение пелагиан, но и крайность подхода блаж. Августина, считавшего, что после грехопадения в человеке не может быть ничего доброго (см., напр., Смирнов Е. И. История Христианской Церкви. Петроград, 1915. Репринт: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1997, с. 235–243)).

«Знайте, что характеры имеют значение только на суде человеческом, и потому или похваляются, или порицаются; но на суде Божием характеры, как и природные свойства, ни одобряются, ни порицаются. Господь взирает на благое намерение и понуждение к добру, и ценит сопротивление страстям…» — утверждает тот же Оптинский старец.

При воцерковлении необходимо не отсечение приобретенных навыков и качеств души, а именно преображение. Так, вреден и греховен не сам по себе гнев, а его неверное использование — против ближнего. Гнев выполняет и положительные функции, когда направлен против страстей и демонических сил. Ведь в православном понимании страсти — это не сторонние силы, которые пришли в нас извне и которые мы должны искоренять, «но скорее энергии души, которые повреждены и нуждаются в преображении… В аскетическом богословии страсть определяется как противоестественное движение сил души».

Наряду с усвоением и освоением жизнью азов благочестия, приходящему в Церковь необходимо разобраться в своей душевной жизни. Нужно увидеть непредвзятым взором все, что было накоплено за прежние годы. Без сомнения, это не одномоментный процесс, и чем глубже и действеннее покаяние, тем чище взор человека на окружающий мир, людей и самого себя.

«Христианская духовная жизнь растет постепенно, органически развивается вместе с ростом души, и потому требует постоянных, непрерывных, длительных усилий воли. Усилия чрезмерные могут вызвать только напряженный искусственный ее рост, или, как говорят медики, гипертрофию, но это если и не погубит совершенно молодых зародышей ее (что нередко бывает), то, во всяком случае, отзовется очень вредными последствиями», — предупреждает нас священномученик Василий Кинешемский. Если же человек хватается за аскетические установки, не решив своих душевных проблем, то он пытается воздвигнуть дом, не заложив фундамента, ибо«не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1Кор.15:46.) О судьбе построек на песке всем хорошо известно (см. Мф.7:26–27).

Христианство не расчеловечивает человека. Еще во втором столетии св. Ириней Лионский сказал, что грех людей (даже самых первых) состоял в том, что они, «не став еще людьми, хотели стать богами». «Не пройдя школу человеческой чести и вежливости, воспитанности и человечности — что ж говорить об «Обожении»!»Действительно, духовная любовь не может прижиться в душе, где все поставлено с ног на голову, где царствует дисгармония и нет подчиненности«единому на потребу» (Лк.10:42). А с точки зрения психолога это и есть проявление аномалий личности, неверного развития отдельных черт и свойств характера. Увидеть патологию (болезнь) своей души — начальный этап движения по верному пути: от душевного к духовному, которое не может быть достигнуто без упорных трудов.

В идеале все свойства нашей души должны дополнять друг друга, создавая стройный ансамбль. Атрофия, или непропорциональное развитие некоторых из них приводит к формированию дисгармоничной личности. К примеру, воля может ослабевать (слабоволие), вовсе атрофироваться (безволие), иметь извращенную направленность — на достижение заведомо аморальных или малозначащих целей. Столь же вредно и чрезмерное развитие душевных сил: воображения, эмоций и т. п.

Конечно, очень важную роль в процессе становления личности имеют усилия самого человека. Все, что мы делаем, накладывает отпечаток на наше существо. Мысли, чувства, работа духа сквозят и через телесную оболочку. Даже лежание на диване имеет значение, поскольку любое действие или бездействие приобретут когда-либо свой смысл. Окончательная же оценка любого бытийного акта произойдет уже в вечности. «Когда тело умирает, остается лишь нетленный, истинный человек, который выбирал наилучший или наихудший способ использовать свой материал». Увидев себя взглядом, вооруженным столь мощным инструментом как православная антропология, надо научиться жить с самим собой, зная, что лишь упорный труд и милость Божья могут привести душу к гармонии.

Оккультисты в Православии

Малая закваска заквашивает все тесто.

Гал.5:9

Порой я замечал, как велика тоска, которая в душах современных людей вопиет об избавлении, и какими причудливыми путями она их ведет. Вера в Бога считалась глупостью, чем-то почти неприличным, зато они верили в различные учения и имена — в Шопенгауэра, в Будду, в Заратустру и многих других.

Г. Гессе. «Петер Каменцинд»

В первую очередь речь пойдет о людях, приходящих в Церковь из оккультизма и неоязычества. Эта сфера для них — своя, родная. Они легко воспринимают мистическую сторону христианства, чудеса и предсказания, быстро адаптируются, как бы не меняя стихии. Но не стоит приуменьшать того мощного разрушающего воздействия, которое производит темный мистицизм на всего человека, делая из него фактически психопатологическую личность, но не в узко научном понимании этого слова, а в религиозно-философском смысле. Как указывал С. Л. Франк, «психопатология из науки о расстройстве механизма душевной жизни превращается в науку о расстройстве смысловых связей, мировоззрений, опираясь на философско-психологическую и, можно даже сказать, религиозно-философскую теорию».

Связь с демонами у людей, занимающихся оккультизмом, может быть самой разной силы. К счастью, чаще встречается простое развитие мечтательности, воображения и мнения о своих способностях под влиянием тщеславия и славолюбия. В этом случае душевное и духовное здоровье страдают частично, в основном за счет гипертрофии (Гипертрофия — здесь: чрезмерное развитие) воображения и мечтательности.

Опытные духовные наставники всегда предупреждали об опасных последствиях перегрузки памяти и воображения. Современные деятели массовой культуры глубоко заблуждаются, считая, что демонстрацией картин насилия, ужасов или путаных сюрреалистических фантазий они снимают энергию агрессии и саморазрушения, накопленную человеком. Зло остается злом, сколь бы малым оно ни казалось. «Поэтому в жизни нашей должны иметь большое значение и память, и воображение как силы, ведущие наше сердце по тем же хорошим или опасным путям, по которым шла наша жизнь в прошлом».

«Духовное здоровье подразумевает ясность и чистоту сознания с предельным ориентированием души на истинное положение вещей, реальность и правду. Православная же аскетика прямо нацеливает подвижника на неустанную, осознанную борьбу с воображением».[29] Необходимо отметить, что степень развития воображения и его направленность также могут быть различными. Воображение может быть слугой грубых, плотских страстей, порождая блудные образы и картины. Никакого противоречия тут нет, поскольку даже самые «духовные» оккультные методики пронизаны скрытым эротизмом (фактически — блудом). Все языческие мистерии древности, активно возрождаемые в наше время, имеют мощную сексуальную составляющую.

Другая форма воображения — мечтательность. Связанный с оккультизмом человек погружается в мир эзотерических фантазий: медитирование с вызыванием ярких цветных образов, фиксация «внутреннего взора» на лицах «богов», вызывание путем сложных ассоциаций разнообразных телесных ощущений, разговор с собственными органами, бесчисленные техники по расширению или сужению сознания, раскрытие внутренних резервов, активация сил кундалини (См. далее.) Чаще занятия подобными техниками все же не опускают человека глубоко в демоническую сферу, а лишь усиливают порочные свойства души.

При этом часто бывает так, что внешне поведение человека становится лучше. Известно, что последователи «бога Земли» Порфирия Иванова не пьют, не курят, ведут здоровый образ жизни. Но в их душе неимоверно разрастается колосс гордыни. При всем при том они попирают первую заповедь Божию и поклоняются человеку, фактически делая из него идола.

Другой пример.

Профессиональный скрипач, ведущий богемный (читай: распутный) образ жизни, «земную жизнь пройдя до половины», наконец осознал, что пьет слишком часто и слишком много. Пару раз кодировался, но хватало максимум на месяц. Кто-то подсказал ему, что надо изменить не только строй жизни, но и сам образ мыслей, стать «духовным» человеком. Однако искать духовность в Православной Церкви для «человека мыслящего» казалось несолидно и немодно. Нашего музыканта занесло в дом культуры, где какой-то индийский маг в белых одеждах в чалме объяснял что-то про астрал. После первого занятия музыкант почувствовал прилив сил, после пятого научился входить в астрал. После тринадцатого он покончил с выпивкой. Одновременно он бросил работу, жену с двумя детьми, друзей, которым был должен деньги. Продал машину, чтобы поехать на курсы усовершенствования медитативной техники, где и пропал из поля зрения близких. Вспоминая о нем, друзья вздыхали: «Уж лучше бы он пил!»

«Еще один вид воображения — по сути своей попытка разума проникнуть в тайны бытия и постигнуть Божественный мир. На самом же деле человек сам творит «бога» по своему образу и подобию, т. е. так, как он понимает и думает, что в действительности есть великая ошибка, ибо ограниченное тварное мнит постичь неограниченное, нетварное, трансцендентное»[31]По отношению к Богу всякие фантазии опасны и не могут приблизить человека к познанию тайн мироздания, а лишь заслоняют истину. «Воображение не может соединить человека с Богом. Это доказало падение ангела, возмечтавшего быть равным Богу и превратившегося в дьявола. Он наполнил свой ум воображаемыми образами и сделался изобретателем этой силы, которой дьявол пользуется для погубления людей».

Развитие перечисленных видов фантазирования поддерживается сонмом оккультных методик и армией сенсеев и гуру. Нередко это приводит человека к патопсихологическим состояниям с расстройством мышления, а чаще — к нарушениям процессов саморегуляции познавательной деятельности, искажениям личностного компонента мышления. Психиатры в один голос утверждают, что количество «наполеонов» и «эйнштейнов» в отделениях их больниц резко сократилось с началом оккультного засилья. Зато отделения наполнены контактерами, уфологами, медитаторами, которые вдыхают на завтрак прану, а на ужин гоняют по внутренним органам кундалини (Прана и кундалини — названия энергий в восточных пантеистических культах.).

Попытки апологетов пантеистических учений растворить себя в окружающей вселенной, обезличить свое «я», стереть индивидуальность ведут порой к плачевному исходу (Интересно замечание нашего знакомого религиоведа по поводу выражения «трагедия буддизма»: трагедия буддистов в том, что они стремятся к небытию, а никакого небытия нет. Есть Царство Небесное и адские муки. И желая достичь небытия, они устремляются к аду. И в этом — их подлинная трагедия.). Некоторые техники медитации, с точки зрения психиатра, представляют собой методы намеренного саморазрушения (С точки зрения христианской этики это близко к проявлению тягчайшего греха самоубийства.). Приходилось встречать людей, которые после длительных занятий методиками управления своего организма начинали страдать синдромом деперсонализации, при котором нарушается восприятие отдельных частей или всего тела.

Не менее часто встречаются нарушения восприятия времени. Одним из любимых приемов «работы» с сознанием у некоторых медитативных сект и закрытых секций восточных единоборств является остановка и растягивание времени в своем сознании. При этом возникают состояния, сходные с наркотическим опьянением легкой степени. По нашим наблюдениям, попытки воздействия на восприятие времени вводят человека в благодушное, расслабленное состояние, порой вызывая эйфорию. Специалисты по восточным единоборствам используют феномен «замедления времени» для резкого обострения внимания бойца в поединке. Психиатры считают это явление нарушением психики, относящимся к правополушарным расстройствам.

О том, что практически все методики изменения сознания являются наркотизирующими и вызывают привыкание, говорилось давно. Дело в том, что мозгом человека вырабатываются особые опиоидные вещества белковой структуры (эндоморфины). Они вызывают эйфорию и легкое изменение сознания. В норме их немного, они нужны в особых ситуациях: при беременности и родах, при боли и стрессах для улучшения адаптации. Именно они, например, вызывают особое состояние у влюбленных, когда объект любви видится в розовом свете. Определенными методами можно стимулировать их выделение, но это далеко не безобидно. Как и любой наркотик, они способны создавать очаги доминантного возбуждения в молчащих зонах коры больших полушарий. Эти очаги, согласно теории А. Ухтомского, и определяют любую зависимость.

Состояния с изменением сознания могут иметь разную природу, они известны под общим названием альтернирующих. Психиатр А. Людвиг определяет их так:«Альтернирующие состояния — любые состояния, провоцируемые физиологическими, психологическими и фармакологическими агентами, которые отличаются субъектом (или при объективном наблюдении) от полноценного бодрствования и ясного сознания».[35] При самых различных методах «изменения сознания» в головном мозгу происходят весьма похожие процессы. Возникать они могут как у нездоровых, так и у нормальных людей (Говоря медицинским языком, физиологически эти состояния малоспецифичны). Так, достоверно отмечено увеличение амплитуды альфа-волн при ЭЭГ активности во время практики ТМ, курения марихуаны и обычной релаксации с использованием техники «обратной связи». Этим важным фактом может быть объяснено уже упомянутое явление того, что в среде новых религиозных движений велико количество бывших наркоманов. Возможно, при новой практике они испытывают те же переживания?

Опасные методы работы с сознанием проникли в психологию и в психиатрию. Некоторые психотерапевты считают возможным применение гипноза для коррекции «личностных программ». Однако выяснено, что «необратимые разрушения некоторых программ с дефектом функционирования, усложняющим самочувствие субъекта, может вносить новые, еще более весомые проблемы в его жизнь… Особую осторожность рекомендуется применять при тех психологических операциях, которые, удаляя дефектные программы, ничего не оставляют субъекту взамен и тем самым формируют своеобразные состояния фрустрации», — считает авторитетный психолог проф. Л. Гримак.Авторы придерживаются более категорического подхода, в принципе отвергая возможность использования гипноза и подобных ему методов в психотерапевтической практике.

Все это подводит нас к выводу, что за человеком, активно занимающимся восточными культами, экстрасенсорикой с попытками изменения сознания, при вхождении в Церковь тянется длинный «хвост» из прошлой жизни. Повторим: никакие занятия подобного рода не проходят для человека бесследно. Такие люди требуют особого подхода и умелой реабилитации.

Тягостным наследием для людей мистически одаренных, с гипертрофированным воображением, становится желание додумать и дорисовать в своей фантазии любую ситуацию. Им все время кажется, что их окружают чудеса, для них характерен навязчивый поиск таинственного смысла событий. Это люди с горячим сердцем, думающие не разумом, а чувствами, отрицающие главенствующую роль ума на начальных этапах религиозной жизни. Свт. Игнатий (Брянчанинов) предупреждает: «Способно к свидетельству сердце, очищенное покаянием, обновленное Святым Духом; но сердце, находящееся в плену у страстей и демонов, способно только к показаниям лживым и ошибочным». Однако если сердце всегда должно быть горячим, «ум всегда должен оставаться холодным, ибо за сердцем следит ум. Как наиболее личностная часть человека, начало его сознания и свободы, ум в человеческой природе наибольшим образом соответствует его личности; можно сказать, что он — местопребывание личности».Разгорячение сердца может вызвать серьезные сложности при молитве. С одной стороны, развитое фантазирование, умение убеждать себя в реальности иллюзорных представлений, и сильно укоренившийся пантеистический мистицизм — с другой невольно формируют отношение к молитве как к одной из медитативных техник, пусть наиболее совершенной.

О молитве как о пути соединения с Богом, об особых благодатных состояниях написано много, в основном это творения Святых Отцов. Эти книги и попадают в первую очередь в руки неофитов. Отсутствие духовного опыта и малая осведомленность в православном учении способствует развитию уродливых явлений духовной жизни. Молитвенное делание воспринимается как очередное упражнение, техника. Стремление к непрестанной, самодвижущейся Иисусовой молитве порой становится сверхценной (доминирующей) идеей личности. Как и положено по законам психопатологии, это стремление сопровождается значительным эмоциональным напряжением и отсутствием критического отношения к ситуации. Это «горение» может восприниматься как благодатный огонь. А отсюда уже недалеко до прелести (См. твор. Свв. Отцов, в частности свт. Игнатия (Брянчанинова), свт. Феофана Затворника, Письма прп. Макария Оптинского).

Некоторые православные авторы, которые пишут о влиянии оккультизма на физическое и психическое здоровье человека, пытаются объединить все проявления этого влияния в некую нозологическую единицу под названием «оккультная болезнь». В нее включают как психические симптомы, так и многие соматические заболевания, например онкологическую патологию. Приветствуя такое смелое суждение в духе интегративно-классификаторского подхода (видимо, по аналогии с алкогольной болезнью), позволим не согласиться с научной стороной вопроса. Почему-то на память приходит книга Иова: читайте, там все написано (Ср. также Ин.9:2–4.)!

Нам довелось общаться с человеком, который сочетал в себе два противоположных качества: с полной серьезностью, с карандашом в руках изучал оккультно-фантастическое творение Д. Андреева под названием «Роза мира» и громко смеялся, когда мы заговаривали с ним о бытии темных сил. Помнится, еще льюисовские Баламут с Гнусиком мечтали о «выведении» особого типа людей — полных материалистов в вопросах совести и веры и одновременно любопытных и доверчивых исследователей оккультных теорий.

Но от полуосознанного баловства с мистическим миром легко прийти к сознательному служению духам злобы. Надо четко осознать, что даже самые безобидные эксперименты с «силами», «энергиями» и т. п. уже являются призыванием темных духов. Бесы будут всячески морочить голову человеку, убеждая в реальности виртуального (Виртуальный — мнимый, не существующий реально, но претендующий на подлинность) мира, в который он входит. А в несуществующем мире, как в спектакле, возможно все. Вопрос в том, кто режиссер этого спектакля, и каков будет его конец. Православному христианину ответ на этот вопрос известен.

Вот случай из жизни.

То, что наши знакомые А. и М. занимаются медитацией, мы знали, но оказалось, что все еще серьезнее, чем мы могли предложить. Как-то встретив их на улице, мы заметили, что они слегка «не в себе» и что-то бурно обсуждают. Оказалось, что во время одной из медитаций случилось непредвиденное.

А. ясно почувствовал присутствие какой-то темной и холодной тени. Последним усилием воли заставил себя поднять трубку телефона и позвонить М. Только банальная телефонная связь (точнее, милость Божия, выраженная посредством сугубо физических явлений), вернула А. более-менее нормальное состояние. После этого он пролежал несколько часов в кровати с сильнейшей головной болью и дрожью в конечностях. Потом произошла встреча с М, свидетелями которой мы стали. Все происшедшее можно было бы списать на психическое нездоровье и тысячу других причин. Однако, во-первых, А. и М. совершенно не похожи на умалишенных. Во-вторых, слишком уж похоже описание их встречи с холодной сущностью (подробности которого мы намеренно опускаем) на свидетельства Святых Отцов о явлении падших духов грешным людям.

Чем глубже погружается человек в оккультизм, тем плотнее он срастается с ценностями демонической философии, и тем активнее проникновение в его жизнь темных сил.

Под этим влиянием меняется весь строй души. Думая, что он продвигается по ступеням совершенства, подчиняя себе все новые потоки энергий, на самом деле человек все больше погружается в мир обмана, который ему подсовывают демоны. При этом они держат свою жертву на коротком поводке, фактически управляя ею. Привлекательность создаваемого злыми духами «альтернативного» мира (мира-антипода, виртуального царства) настолько сильна, что даже великие подвижники и молитвенники попадались на эту удочку, если полагались на свое разумение, а не на милость Божию, и начинали «мнить» о себе и представлять то, чего нет. Что же говорить о людях, ничего не подозревающих о кознях демонов!

При этом сердце — орган богопознания и богообщения, который надо «хранить всяческим хранением» (Прем.4:23), — словно вымерзает, превращаясь в пустыню. Известно, что душа человека как бы обнимает собой все тело и для выражения использует телесные органы. «Как мозг для ума, так и сердце для души — орудия», — утверждает свт. Феофан Затворник.[43] «После фильтрации всех внешних впечатлений и всей внутренней жизни в сердце осаждается и выкристаллизовывается в единое качество — чувство, итог всей нашей душевно-духовно-физической жизнедеятельности».[44] Можно представить, какие кристаллы осядут в сердце, отданном на служение неоязычеству и оккультизму. Когда от чисто умственного познания эзотерических тайн человек переходит к практическим занятиям и контактам с духами, он отдает свое сердце под приют для демонов. «При романтизации злого и безобразного возникает пародия на духовность — сатанизм или холодное эстетство, впрочем, последнее — удел этических калек».[45] Выбраться из этой ямы очень сложно, хотя «всё возможно Богу» (Мк.10:27).

Всё разнообразие подобных методов на каком-то этапе их познания сливается в одну дорогу. Восточные секты, практика взаимодействия с «космосом», языческие мистерии, парапсихология, медитация при глубоком погружении в них ведут к грубому демонизму. «Ибо, как показывает опыт, даже незаинтересованное чтение оккультной литературы есть процесс соединения с темными силами, невидимо отравляющий и губящий душу читателя».[46] Это происходит как раз по причине того, что мы соприкасаемся с опасным, таким манящим и тонко действующим виртуальным миром, «творимым» злыми духами для того, чтобы обольстить нас. Проявляя к нему какой бы то ни было интерес, мы вступаем в контакт с бесами, всегда готовыми нарушить сердечный покой и приглушить голос совести.

Внутреннее ощущение каждого человека подсказывает ему, что его сущность не сводима к тому, что он есть в данный момент, и его теперешнее состояние — не приговор. Каждый из нас неизмеримо больше себя настоящего. Но где обрести что-то лучшее? Как выполнить призыв, звучащий в сердце, чтобы из перстного человека стать «космическим Адамом»?[47] На эти вопросы могут существовать самые разные ответы. Ясно одно: контакты с падшими духами в погоне за сверхъестественными дарованиями ещё никого до добра не довели.[48] Человек — не автономное существо на земле. Начав со своеволия, он слишком уж часто заканчивает порабощением сердца диаволу в тоталитарных или оккультных организациях, которым нет числа. Попытка взбунтоваться против Бога и стать в результате этого свободным приводит к зависимости от противоположных сил. Это и есть путь Адама из рая на землю, указанный змием. Последствия для души человека, глубоко окунувшегося в демонизм, весьма велики.

Впрочем, глубоко вдаваться в этот вопрос не входит в задачи наших очерков, поскольку это ближе к компетенции православной аскетики и демонологии.

* * *

Суетно спасение человеческое

(Пс.59:13)

У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога?

Гал.1:10

Теперь поговорим о другом наследии мира — суетности.

«Дело суеты начинается тем, что уменьшается внимание к духовному и усиливается наклонность к чувственному: пленяются изящным, ищут приятного с охлаждением к истинному и доброму; более занимаются игрой, чем слушают рассудка и нравственного чувства», — рассуждает свт. Филарет (Дроздов).[49] Можно со всем основанием утверждать, что суетность и многозаботливость стали массовым проявлением душевных расстройств современного человека. Все увеличивается темп нашей жизни, способствуя общению с большим количеством людей, решению множества неотложных проблем сразу, а в конечном счете приводя к суете. Как сказал поэт Александр Солодовников:

«Вся наша жизнь шумит и мчится,

Так далеко душе до звезд…» [50]

Умение «вертеться» теперь считается положительной, даже необходимой чертой характера. Но ведь именно неумение и нежелание приспосабливаться к любому дуновению ветра отличало христиан в первые века от восторженных почитателей различных языческих мистерий. Святые Отцы (Здесь и далее Святыми Отцами мы называем канонизированных писателей, чье учение принято Церковью) связывали невозможность остаться наедине с собой с грехом уныния, который гонит свою жертву из дома. Что и говорить, возможность «развеяться на людях» в наши дни значительно возросла, особенно для горожан.

Вместе с тем, многочисленность контактов ведет к необходимости приспосабливаться к каждому из непохожих друг на друга людей, что в итоге порождает конформизм (Конформизм — приспособленчество, безоглядное следование чужому мнению). А это уже не просто психологическая черта, а особенность личности, относящаяся к негармоничному (девиантному) поведению, обычно с нарушением адаптивности и с отклонением от нравственного и эстетического контроля за собственным поведением.[51] Лица, которым были присущи эти черты, по приходе в Церковь продолжают свои поверхностные эмоциональные контакты с людьми. Это всегда сопряжено с многословием (болтливостью), напряжением настроения, поверхностным взглядом на собеседника, неумением его выслушать, вникнуть в его проблемы, опять-таки неумением почувствовать его, восприняв целостность его образа.

Болтливость чаще всего сочетается с неискренностью и лживостью. Но как говорил свт. Филарет Московский, «в раю много кающихся грешников, а говорливых нет ни одного». Отсутствие чувства ответственности за произносимые слова можно считать проявлением душевного инфантилизма (Здесь: незрелости) и даже психопатической чертой.[52]

Трудно найти человека, который хотя бы иногда не лгал. Но описываемый нами тип в силу своей безответственности и духовной пассивности будет говорить неправду напропалую, не задумываясь об обстоятельствах и последствиях. Им движет лишь мимолетная идея, эмоции, и он «несет» все, что приходит ему в голову, хотя уже через час утверждает нечто противоположное. Для него важен производимый эффект, а не соответствие слов реальной ситуации, а тем более каким-то высшим ценностям. У такого человека «эгоцентрический интерес к конкретным обстоятельствам общения перевешивает отстраненный интерес к объективному содержанию».[53] Короче говоря, его интересует не то, что он говорит, а как он говорит и какой эффект при этом производит (Это может напоминать поведение истероидного типа личности, различие с конформным типом — в мотивах поступков: Истероид хочет выделиться, привлечь внимание, конформист — приспособиться, стать «как все»).

Классик отечественной психиатрии П. Ганнушкин особо выделил акцентуированную личность конформного типа и дал ей такое описание: человек, постоянно готовый подчиниться голосу большинства, банальный, склонный к ходячей морали, внешнему благонравию, шаблонности поступков и мыслей.[54]

Проиллюстрируем поведение конформного типа личности. Назовем этого человека Константином.

В православной библиотеке сидит Алексей и читает книгу протоиерея Александра Шмемана. Заходит Константин.

— Это что у тебя за книга?

— Шмеман.

— Любопытный автор, — Константин делает ничего не значащее заявление, напряженно ожидая, не проявит ли Алексей своего отношения к данной книге.

— Сильно написано…

— Вот-вот! — подхватывает Константин, уловив одобрение собеседника. — Книга написана живо и очень глубоко. Что ни говори, а парижская школа большую роль сыграла в современном богословии.

— Ну, не все так однозначно, — смущается Алексей.

— Конечно, — сразу соглашается наш герой. — Порой такое понапишут, что просто диву даешься!

Сплошная абстракция! Но Шмеман — приятное исключение.

Тут появляется третий персонаж — Владимир, он преподаватель духовной семинарии, лицо, значимое для Константина.

— О, да ты, я вижу, Шмеманом увлекся? Смотри, как бы тебя куда не занесло! — обращается Владимир к Алексею.

— Вот и я то же говорю, — подключается Константин. — Шмеман, парижское богословие… Надо Святых Отцов читать!

— Ну что ты, и в парижском богословии много ценного, — говорит Владимир. — И отец Киприан (Керн), и Владимир Лосский — они все там творили.

— Точно! — угодливо поддакивает Константин. — Но ко всему надо подходить с умом, осторожно. (Опять делается ничего не значащее заявление, штамп, не несущий конкретного смыслового содержания).

Развязка наступает внезапно.

— А тебе самому книги отца Александра не слишком сложными показались? — интересуется Алексей у Константина.

— Да я его вообще-то не читал… — неожиданно признается тот.

Если же найдутся среди людей описываемого типа способные на глубокий душевный контакт с другой личностью, то итог такой дружбы чаще всего бывает плачевным. Боязнь серьезного общения у конформиста неизживаема, он страшится глубокого взаимного обмена. Проще либо брать (потреблять), либо давать, «нести свет», быть руководителем и вразумителем. Конформист способен долгое время носиться со своим новым другом как с писаной торбой, невольно вызывая его привязанность. Но по прошествии некоторого срока, найдя подходящий повод, наш суетный просветитель разряжается, в зависимости от уровня развития, в тяжелом разговоре или интеллектуально оформленном скандале. При этом он наносит болезненные удары своему «другу» или подопечному, так неосторожно открывшему для него тайники своего сердца.

Как мы поняли, главная мечта конформиста — быть как все. Сюда относится многое: от стиля одежды до мировоззрения. Они готовы одобрять то, что нравится их окружению, и осуждать то, что оно не принимает. При этом они не любят выделяться, хотя стараются быть в гуще событий. Подобному человеку трудно решиться на глубокое освоение истин Православия, на труд над собой. Чаще он склонен руководствоваться расхожими (и довольно банальными) истинами: «Красиво жить не запретишь», «Сколько волка ни корми…» и т. п., измеряя ими все жизненные события.

Конформный тип подпадает под описание пассивной личности, сделанной в одном из наших очерков («Некоторые аномалии личности с точки зрения православной психологии»). В приходской жизни такой человек в силу своей нелюбви к напряжению воли, чувств и духовной работе будет, скорее всего, с неприязнью относиться к новым членам общины, порой осложняя их жизнь. Но стоит только кому-то из лидеров, а тем более нескольким авторитетным прихожанам, одобрить новичка, как отношение к нему конформиста резко меняется.

Не секрет, что под напором цивилизации человек все более теряет цельность души.

Само понятие о значении целомудрия, то есть цельности души, все более теряется. Вместе с тем стоит задуматься над детским воспоминанием митр. Антония Сурожского: «Однажды в юности я вернулся из летнего лагеря. Мой отец встретил меня и выразил беспокойство по поводу того, как прошел лагерь. «Я боялся, — сказал он, — что с тобой что-то случилось». Я с легкостью юности спросил: «Ты боялся, что я сломал ногу или свернул шею?» И он ответил очень серьезно, с присущей ему трезвою любовью: «Нет, это не имело бы значения. Я боялся, что ты потерял цельность души». И затем добавил: «Помни: жив ты или умер — не так важно. Одно действительно важно, должно быть важно и для тебя и для других: ради чего ты живешь и за что ты готов умереть»». (Митр. Антоний (Блум). Жизнь. Болезнь. Смерть. Минск, 1998.)

Естественно, влияет это и на межличностное общение. Искренность и простота подменяются лицемерием и как бы его разновидностью — елейностью поведения. Бывает трудно понять, что же на самом деле творится в душе человека, каково его истинное мнение о явлении и собеседнике. В условиях церковной общины фасад слащавости, умильности, угодливости с бесконечными «Спаси вас Господи!» может замаскировывать внутреннюю неприязнь, холод и равнодушие.

Обилие внешних контактов суетного человека обязательно повлияет на качество этих встреч. Даже простой разговор — это немалый духовный труд, таинство соединения двух душ в мгновение времени. Верующие, глубоко прочувствовавшие это люди стремятся в каждую свою встречу внести частицу духовной радости, единения, заповеданного нам Божественным Основателем Церкви. Священник Александр Ельчанинов однажды замечательно сказал о том, как сделать так, чтобы не было «скучно» с людьми. Нужно помнить, что каждый человек, с которым сводит нас Господь, послан или для того, чтобы помочь нам, или чтобы мы помогли ему.[55] Недавно канонизированный Русской Православной Церковью московский старец Алексий Мечев говорил: «Живи так, чтобы людям с тобой было хорошо». Как это непохоже на современную тенденцию ограничиться деловыми контактами, окружая себя лишь нужными людьми, жить по внешним схемам группы или общества, поддерживая разные, порой противоположные точки зрения.

Известный авторам человек, когда его знакомили с кем-нибудь, откровенно спрашивал: «А что у тебя взять-то можно, если что? Ты где работаешь? В механосборочном цехе? Так и пишу: «Серега. Гайки и болты».

В особую категорию можно выделить людей, внешняя жизнь которых перенасыщена событиями, встречами, контактами по роду их деятельности. Они должны, невольно пребывая в круговороте внешних событий, не только не терять внутренней цельности, но и возрастать духовно. Отчасти этому помогает глубокое, внимательное отношение ко всем событиям и людям. С другой стороны, необходимо умение не держать в мыслях других дел, кроме того, которым занят именно сейчас.

По этому поводу вспоминается диалог героев рассказа Н. С. Лескова «Час воли Божией»:

— Какой час важнее всех?

— Теперешний… потому что всякий человек только в одном, в теперешнем своем часе властен.

— А какой человек нужнее всех?

— Тот, с которым сейчас дело имеешь… потому что от тебя сейчас зависит, как ему ответить, чтоб он рад или печален стал.

— А какое дело дороже всех?

— Добро, которое ты в сей час этому человеку поспеешь сделать».[56]

Свт. Феофан Затворник не сомневался, что при любой внешне бурной жизни можно сохранять духовную собранность: «Полагаю, что возможно, при всех внешних хлопотах, держать душу не суетящейся… Надо себя наладить так, чтобы, не суетясь, делать все возможное и, делая одно, не забегать вперед и не нахватывать в голову десятки других дел. Осуечение составляют не дела, а образ совершения их. Когда одно дело делается, а сотни толпятся в голове».[57]

К особому роду суетности можно отнести всезнайство. Ф. М. Достоевский так описывает одного из представителей этой категории: «Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно часто, в известном общественном слое. Они все знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно, за отсутствием более важных жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный мыслитель. Под словом «все знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служил такой-то, с кем он знаком, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным».[58] В церковной среде подобные всезнайки прекрасно знакомы с биографией местного архиерея, досконально знают все подробности о доходах приходского священства и т. д. Зато они могут не вспомнить, когда в последний раз были на Исповеди и у Причастия, какую последнюю духовную книгу прочли.

Естественно, подобные знания не только не приближают нас к Богу, но и отвлекают от покаянных чувств, отдаляют от спасения. К таким людям как нельзя лучше подходит предостережение Апостола Павла: «Знание надмевает, а любовь назидает» (1Кор.8:2). «Пустота ума, забывшего о Едином, Который есть все, рождает заботу о многознании, разведывание, пытание, пытливость. Пустота воли, лишившейся обладания Единым, Который есть все, производит многожелание, стремление к многообладанию или всеобладанию…»[59] Такое всезнайство в психологии укладывается в понятие об обсессивно-компульсивной личности, может быть ее составляющей или существовать автономно. Интенсивная деятельность по сбору информации носит целенаправленный характер и соответствует ригидному (негибкому) познанию мира у этого типа. При этом данные люди знают, с кем и когда своей информацией можно будет поделиться (вновь — целенаправленность). Ради этого они готовы преодолевать любые расстояния и препятствия.

Желание манипулировать виртуальными образами реальных людей, тасовать их как колоду карт, давать им оценки, — все это выявляет не просто любопытство, а серьезные душевные проблемы данного человека. Обычно к подобного рода манипуляциям склонны люди невротичные. Они как бы перекладывают собственные грехи и проблемы на плечи своих героев, незаметно выгораживая и оправдывая себя.

Вот лишь один пример.

Мужчина средних лет, бывший инженер из секретного «ящика», теперь, как и многие, пробует себя в бизнесе. Любит посещать приходские собрания и катехизаторские беседы, знаком с большим числом священников, многим чем-то помогал по мелочи. При этом собирает всевозможные истории о батюшках и архиереях, но особого рода: кто, где и когда выпил лишнего, как выругался, какой анекдот рассказал. На поверку оказывается, что он и сам любитель «принять на грудь», рассказать сомнительный анекдот и т. п. Таким образом, обладая значительным количеством историй с участием авторитетных людей, которые согрешают тем же, наш герой защищает себя психологически: «значит, и мне можно». Так вытесняется необходимость покаяния, укрепляется самооправдание.

Да и каждый из нас нередко пользуется подобным приемом для убеждения себя в том, что «я не хуже других».

Но если вспомнить, что говорят по этому поводу Святые Отцы, окажется, что всякое потакание страсти, оправдание себя — укрепляет грех.[60]

Об этом нужно помнить каждому человеку, стремящемуся ко спасению

Блаженны все боящиеся Господа.

(Пс.127:1)

О, если бы подвергли себя отсечению возмущающие вас.

Гал.5:12

Среди людей всех возрастов и профессий встречаются любители «острых ощущений», которым меду не давай, лишь бы была возможность послушать или рассказать какие-нибудь ужасные истории. Как известно, страшилками увлекаются дети и подростки, особенно в детских лагерях, но не брезгуют ими и студенческая молодежь и даже взрослые. Кто не помнит страшных рассказов своего детства про «черную простыню», летящую по городу, зловещие «белые перчатки» и многое другое! Рассказываются они обычно «замогильным» голосом для создания особой, напряженной атмосферы у слушателей.

«Страшные рассказы зимою, в темноте ночей пленяли сердце Татьяны Лариной, и Тургенев в «Бежином лугу» описал, с каким интересом слушали дети страшные истории. Традиционные крестьянские «былички» об утопленниках, мертвецах и домовых рассказывали не только дети, но и взрослые».[61] Современные дети, вырастая из «страшилок», начинают интересоваться жуткими книгами о вурдалаках и упырях, с упоением смотрят фильмы ужасов и мистические триллеры. Люди взрослые, в зависимости от уровня культуры, могут также «застрять» на «ужастиках». А могут щекотать себе нервы просмотром «Криминального экрана», «Дежурной части» и других многочисленных телепередач, рассказывающих о преступлениях, кровавых убийцах и прочих кошмарах. Вряд ли при этом они вспоминают о том, как наряду с «ходящими в правде» и «говорящими истину» пророк Исаия прославляет тех, «кто затыкает уши свои, чтобы не слышать о кровопролитии, и закрывает глаза свои, чтобы не видеть зла» (Ис.33:15).

В психологии коллективной жизни страшным историям принадлежит особое место. Они создают атмосферу напряженности, перед лицом которой происходит сближение лиц в коллективе. Ведь любая беда делает мелкими и незначительными проблемы повседневного быта и способна сплотить людей. Но иллюзия беды порождает иллюзию единения, поскольку, окунаясь в мир страшилок, человек не теряет контроля над ситуацией и чувства защищенности.

Подобных устных и печатных историй немало и в православной среде. Читателям, думается, не стоит напрягать память, чтобы вспомнить хотя бы несколько историй о старцах, предсказывавших об ужасах конца света, и битвах схимонахинь с колдуньями. Естественно, эти рассказы изобилуют яркими описаниями язв и фурункулов, которыми покрывались тела после очередного наведения на них порчи. Не будем утомлять внимание читателя пересказом этих живописных повестей. Переходя от человека к человеку, из общины в общину, эти повествования обрастают все новыми подробностями и несут яркий отпечаток страхов, комплексов и чувства незащищенности рассказчика.

В церковных лавках, наряду с молитвословами и житийной литературой, обязательно присутствуют книги (и прежде всего потому, что пользуются спросом), подробно рассказывающие о магии, оккультизме, сатанизме, сетях масонских организаций, заговорах против русского народа, происках иезуитов и т. п.

Еще больший интерес вызывают триллеры (От thrill (англ.), буквально — приводить в трепет, захватывать, увлекать) о видениях старцев, грядущем конце света, жутких снах и предсказаниях безымянных праведников. То, что пристрастие к подобной литературе является симптомом невротизации населения, проявлением расстройства адаптации к быстро меняющейся окружающей среде и слабого понимания глубин Православия, видно уже при беглом взгляде. Люди, вспоенные горькой водой мистицизма, приходя в Церковь, не утрачивают интереса к области таинственного, порой скрывая это от самих себя.

Нет ничего удивительного, что люди выносят свои доминирующие депрессивно-тревожные настроения наружу в виде страшилок. В современных условиях психика большинства людей оказывается недостаточно пластичной, чтобы успеть адаптироваться к длительным стрессовым ситуациям. А первые симптомы невротизации проявляются в виде тревожности, неосознанного чувства страха, истерических или панических расстройств, сбивки этических ценностей вплоть до цинизма, а также ухода в мир мистики и мифов.[62] Это позволяет человеку оформить неосознанный страх, дать его стройное описание, чтобы научиться не бояться.

Но наличие опасности и страх — величина некогерентная, то есть можно осознавать опасность и не испытывать страх. «О Бозе сотворим силу, и Той уничижит стужающия нам» — кто имеет такой помысел, тот неуязвим для страха. Есть, конечно, понятие «страх Божий», но за ним стоит совсем другое чувство: страх исказить свою душу, потерять связь с Богом. В немецком языке, например, есть различие между Furcht (священный, высокий страх) и Angst (трусливый, заячий страх).[63] Порой, пытаясь найти в Церкви защиту от ужасов мира, человек невольно наталкивается на знакомые по нецерковной жизни феномены. Действительно, зачем искать книги о вампирах или оккультизме на книжных развалах посреди улиц? Почти в любой церковной книжной лавке можно купить опус, способный удовлетворить интерес к «области таинственного». При этом действительно полезные книги зачастую соседствуют с сомнительной литературой, из которой скорее научишься оккультизму, чем Православию.

Предсказания старцев стали своего рода священной коровой для некоторых «чрез меру у нас православных » (Выражение свт. Григория Богослова). При попытках провести критический разбор этих, явно нехристианских, мифов мы нередко встречали серьезный отпор апологетов нездорового мистицизма, вплоть до обвинения в инакомыслии и отступничестве.

В церковной среде существует немало «профессиональных» рассказчиков и собирателей жутких историй. При этом подавляющее их большинство не слишком верит в собственные повествования, или же не задумывается об их смысле (Впрочем, со временем сами рассказчики могут поверить в собственные выдумки. Это ярко показано Н. С. Лесковым в рассказе «Привидение в инженерном замке»). Они просто любят рассказывать о похоронах колдунов, ведьмах, разъезжающих на черных автомобилях, булавках и ржавых крестах, подбрасываемых под двери, стуках в окна шестого этажа и многом подобном. Видимо, это дает им возможность манипулировать эмоциями слушателей и находиться в центре внимания. Мы отмечали, как один рассказчик прямо-таки упивался своей властью над переживаниями своих слушателей. Порой так самоутверждаются люди, лишенные другой возможности для этого. «При разговоре с «пророками», — пишет диакон Андрей Кураев, — с мрачной уверенностью возвещающими, что антихрист воцарится в ближайшие же годы, я порой ощущаю, что мои собеседники будут искренне огорчены, если это не произойдет. А вот если слухи об антихристе подтвердятся, — они будут чрезвычайно обрадованы: «Мы же говорили!»[64]

Удивительно не само наличие подобных книг и историй. В их основе вполне могут лежать реальные факты и предания Церкви. Суть в том, как преподнесены факты, и какие плоды зреют в душах рассказчиков, слушателей и читателей. Если это плоды покаяния и страха Божия — это одно, а если суетное любопытство, празднословие и страх человеческий — это совсем другое. «Ведь ум такого человека будет помышлять не о Боге, а о тех угрозах, которые исходят из внебожественного мира».[65] Заметим, что, рассказывая о страшных временах перед концом света, Св. Отцы призывают нас к трезвению и очищению сердца, а не стараются напугать и произвести впечатление.[66] По меткому замечанию И. А. Ильина, «весь этот обостренный интерес к жутким рассказам о привидениях, к темам Эдгара По, к «мистике», к «магии» — все это попытки подделать утраченную религию, злоупотребить ее священными развалинами и обойтись без нее «.[67]

Психология рабства

Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства.

Гал.5:1

В этой части очерка мы кратко рассмотрим возможные патопсихологические последствия влияния на человека двух, казалось бы, различных по происхождению факторов: советской идеологии и телевидения. Их объединяет конечный итог воздействия — формирование зависимого, трусливого, безответственного и, вместе с тем, агрессивного человека.

Одно из ужасающих последствий грехопадения — дисгармония между составляющими человеческого естества, некогда подчиненных единому смыслу. У современного человека, помимо этого, прогрессирует внутридушевный разлад. По всей видимости, это результат воздействия разрушительных информационных технологий, а также полного отсутствия духовного контроля над жизнью.[68]

Вероятно, каждому приходилось видеть людей, которые, осознавая себя глубоко верующими христианами, и думая, что они служат Богу, совершали поступки, противоречащие своему же образу мыслей, при этом умудряясь чувствовать и желать совершенно противоположное своим уму и делам. И все это одновременно! Попытка диалога с такими людьми порой приводит в состояние недоумения: кто перед тобой — один человек или несколько в одном лице?

В одном известном авторам приходе есть группа замечательных старушек, нашедших взаимопонимание на почве такого разделения внутри себя. Их отличает сугубо благочестивое поведение в храме, комсомольско-добровольческий энтузиазм в делах прихода и деспотически-тиранические манеры в общении со своими близкими да и вообще всеми, кто от них зависит. Их вклад в реставрацию храма столь велик, что они считают себя вправе руководить жизнью прихода, меняя священников по своему желанию. Дошло до того, что расположенный в пяти километрах от города храм считается у батюшек «ссылкой».

Феномен «бабок» особенно характерен для нашего времени, поскольку является результатом деятельности на русской земле всевозможных организаций типа «юных ленинцев», будущих пионеров и «школ коммунизма», где «утопить» своего товарища, несогласного с правым делом, было обычным явлением. Вторжение в личную жизнь считалось чем-то само собой разумеющимся. Воспитавшие вероломных и фанатичных борцов за светлое будущее организации канули в небытие после празднования 1000-летия Крещения Руси. Но их воспитанники нашли приют в открывающихся по всей стране храмах, сменив комсомольские значки на крестики, «моральные кодексы» на «Добротолюбие», а красные галстуки перевязав с шеи на голову.

«Самое страшное наследие большевизма — не в разрушении храмов и не в охоте за религиозными мыслителями и проповедниками. Произошла замена образа святого, замена идеала праведника. Не лесковские соборяне теперь праведники и образцы жизни, а борцы-диссиденты… От А. Галича и В. Высоцкого, Гинзбурга и В. Осипова усвоен новый эталон праведника. Отныне праведник — тот, кто правильно сумеет ответить на вопрос: «Сможешь выйти на площадь в назначенный час?» Этот идеал — чист и высок. Но он — другой, не «святорусский». А жизнь Церкви ныне уже оценивается по этому критерию. Что делал Патриарх в августе 91-го? А в октябре 93-го? Как приближала Церковь в пресловутые «семьдесят лет» «зарю долгожданного дня»? Как смел Солженицын молчать во дни путча? «Народная совесть» уже не может тихо молиться и каяться в лесу, как это делал прп. Сергий или прп. Серафим. Она должна греметь в газетах и на площадях», — с горечью пишет современный апологет.[69]

Не стоит забывать о том огромном влиянии, которое оказало на людей семидесятилетнее царство безбожия. Значимые последствия его воздействия на умы и души будут ощущаться еще в третьем и четвертом поколениях, выросших после его падения.

Сегодня многие люди, воспитанные на коммунистических ценностях и идеалах, активно критикуют такие многочисленные современные проблемы, как безнравственность, коммерциализацию, цинизм. При этом они указывают на столь явные положительные черты людей, живших в советское время, как энтузиазм, жертвенность, простоту и многое другое (Особенно ярко это заметно на примере 30-х годов, Великой Отечественной войны и послевоенной разрухи). Однако не следует забывать, что социология придает большое значение опыту и влиянию предыдущих поколений на формирование современных взглядов. Следовательно, в наше время мы видим результат длительного воздействия атеистической идеологии на умы и души людей. А люди, которые жили на заре советской власти и победили фашизм, корнями своими уходили в дореволюционное время и худо-бедно, но воспитывались на христианской нравственности.

По сути, тоталитарное государство, созданное в 1917 году, сочетало в себе идолизированную систему власти, владевшей сферой распределения благ, аппаратом насилия и тотально контролировавшей идеологию с одной стороны и огромную армию простых людей с рабской психологией — с другой.

Психология вынужденного рабства близка к психологии невротической личности. В обоих случаях в ее основе лежат страхи, которые в большом количестве продуцировал великий и могучий государственный аппарат. Как известно, «раб боится наказания, бессмысленных прихотей хозяина, но больше всего он боится потерять его милость«.[70]

Для того чтобы поддерживать и культивировать страхи в умах и обществе в целом, людей постоянно чем-то запугивали: физической расправой, психологическим принуждением, ставили в полную зависимость от воли партии, а также создавая и поддерживая образы врага — внешнего и внутреннего.

Вместе с тем, как указывает И. А. Ильин, для обретения деятельной, творческой веры необходима в том числе и внешняя свобода. «Не свобода делать все, что кому захочется, с тем, чтобы другие люди не смели никому… мешать, но свобода веры, воззрений и убеждений, в которую другие люди не имели бы права вторгаться с насильственными предписаниями и запрещениями, иными словами, свобода от недуховного и противодуховного давления, принуждения и запрета, от грубой силы, угрозы и преследования».[71]

Можно возразить: а как же быть с мучениками, которые в условиях абсолютной несвободы и грубого физического воздействия исповедовали себя христианами? Но мученичество — это сверхъестественный, надмирный акт, дар Божий. Нельзя стать мучеником, не будучи к тому призванным. Не случайно в Заповедях Блаженств, которые многими богословами называются ступенями восхождения[72], мученичество относится к высшим достижениям человеческого духа.

Человек, стоящий на подступах к лестнице блаженств, попав в условия жестокой несвободы, может оказаться изломанным страхами и не сохранить действенной, преображающей веры в своей душе. Впоследствии эти комплексы он перенесет в приходскую жизнь, демонстрируя зависимое поведение, конформизм, нездоровый поиск авторитета.

В те времена целая система работала над сознанием человека с самого его рождения, пытаясь заменить своими установками христианские ценности, уродливо копируя их по форме. В итоге мы видим несколько поколений людей, не умеющих быть ответственными за свою жизнь, не умеющих жить в условиях свободы выбора, поскольку государство и образование давало, и на работу устраивало, и лечило, если нужно, и подсказывало, как поступать в трудных ситуациях.

Но не только запугивание и внешнее принуждение сыграли свою роль. Усвоение искаженных нравственных и социальных ориентиров сказалось еще более серьезно. Порой легче противостоять принуждению к прямому отречению от своих убеждений, чем выдержать длительное психологическое наступление, в результате которого человек постепенно теряет подлинные ценности, незаметно усваивая противоположные. Недаром народная мудрость гласит: «В Церкви мучеников много, а преподобных мало». Мотивационное звено человеческого поступка может попасть в гиперзависимость от тотального контроля государства, общественного мнения, экономических и личных связей. Тогда мы будем поступать не как предписывает Евангелие, а как партия велела, как «принято у людей», как выгодно для бизнеса или чтобы тетю Маню не обидеть. А вот Апостол Павел иначе относился к «общественному мнению»: «Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или как судят другие люди» (1Кор.4:3). Можно предположить, что именно перечисленные выше рычаги будут использованы во времена антихриста для склонения воли людей к отречению от Христа. И только к самым стойким будут применены меры грубого, в том числе физического воздействия.

При рассмотрении различных вопросов психологии, в том числе неврозов, типологий характеров и акцентуаций, а также социологических феноменов в русле православного подхода авторов всегда интересовала проблема восприятия времени отдельной личностью или группой людей. Ранее мы уже писали о некоторых аспектах психологии и философии времени. Теперь скажем о различии понимания времени православным сознанием и в коммунистической идеологии.

Православная Церковь учит жить сегодняшним днем, воспринимая каждый миг, каждый час как дар Божий.[73] Фактически это означает запретить уму блуждания по времени, умирить жизнь, «угомониться». Это значит быть довольным своим внешним положением, стремиться к улучшению своего внутреннего положения путем приобретения христианских добродетелей.

Вопреки этому, сознание советского человека напоминало загнанную лошадь: «Нужно окончить школу… Когда я поступлю в институт… Вот выйду на пенсию…»Светлое завтра, его напряженное, невротическое ожидание стало своеобразной карикатурой на чаяние Царствия Небесного, присущее христианам. Но отличие этих понятий очень глубокое. «Царствие Божие внутри вас» (Лк.17:21), — говорит Христос, а не в конкретном историческом пространстве и времени. Христианин призван«не заботиться о завтрашнем дне» (см. Мф.6:34). Нелишне будет вспомнить и слова Апостола Иакова: «Теперь послушайте вы, говорящие: «сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль»; вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Вместо того чтобы вам говорить: «если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое»(Иак.4:13–15).

Невротизированные подобным образом личности совмещают в себе противоречивые чувства: тягу к общению, поиск единомышленников, защитников и одновременно боязнь людей, скрытую вражду, страх перед ответственностью за самого себя, тем более за других.

«Запрет и принуждение, угроза и страх могут вынудить у человека только лицемерную «любовь» и лицемерную «веру»; а эти вынужденные, показные, неискренние проявления скрывают за собою или прямое лукавство, или же испуганное, мертвеющее сердце…»[74] Подобных людей много сегодня в храмах. Тот, кто искренне ждет исцеления, получает его. Другие продолжают жить со своими страхами, перенося их в приходскую жизнь, не изменяясь внутренне.

Теперь немного о роли телевидения в жизни церковного человека. Даже поверхностный взгляд на проблему позволяет утверждать, что человеком в современном обществе руководят не нравственный закон или любовь и даже не пресловутый здравый смысл, а феномены, относящиеся к психологии толпы, такие, как групповая внушаемость, высокий авторитет средств массовой информации, «стадный инстинкт» (быть как все), поиск харизматического лидера, способного решить все проблемы. Телевизор в этой игре в жизнь исполняет роль шамана первобытного племени, способного ввергать своих соплеменников в транс, давая им целевые установки. Толпа же сама ищет трансовых состояний (Поверьте, все наши мысли на этот счет — не телефобия, за телевидением мы признаем некоторые положительные моменты. Сказанное неоспоримо подтвержено психологической наукой. Так, об этом много пишет проф. Л. Гримак).

Авторам приходилось на собственном опыте ощутить гипнотическое влияние телевидения. Согласитесь, что, находясь в приемной высокого начальства, пребываешь в собранном состоянии, мысленно прокручиваешь все проблемы своей организации, окончательно оттачивая изложение вопроса. Православный христианин вдобавок перемежает всё это короткими молитвами. В приемных для развлечения посетителей обычно работает телевизор. И стоит только отвлечь внимание от своих мыслей и заинтересоваться телепередачей, как через несколько минут замечаешь, что напряженность ожидания уходит, проблемы меркнут, сознание, пусть едва заметно, но все же затуманивается, а молитва исчезает вовсе.

Выделение эндорфинов, о которых мы говорили выше, особо интенсивно в измененных состояниях сознания. «Более того, некоторые авторы в связи с этим говорят о «естественной очарованности» человека измененными состояниями сознания, вследствие чего он научился вызывать их произвольно (галлюциногены, алкоголь, ритмические воздействия)»[75] Таким образом, телевидение обладает заметным трансогенным действием, вызывая повышенную внушаемость. Человек входит в«приятные пассивные состояния».[76]

Основным психопатологическим фактором телетранса можно считать снижение уровня критичности по отношению к происходящему на экране. Если человек, твердо знающий, что прелюбодеяние — тяжкий грех, преспокойно смотрит по «ящику», как симпатичный ему герой флиртует с дамочками, увлекая их в телепостель, следовательно, он считает это приемлемой моделью поведения, даже если никогда не поступит так сам. Но к чему засорять свое око? (Мф.6:22–23). Не забудем и о том, что при просмотре телевизора мы загружаем свою память посторонними и отнюдь не безобидными образами, которые непременно всплывут из подсознания в самый ответственный момент, чаще на молитве. Как итог — потеря «чутья» на грех, неправду. Не слишком ли часто в момент духовного выбора из воинов духа мы превращаемся в жалких дезертиров?

Привычка к телевидению также влияет на восприятие времени, поскольку мы начинаем жить в ритме «экранных часов», отличающихся от часов реальных и внутренних.

Привычка христианина к телевизору «ослабляет отношения, сокращая, а иногда и устраняя нормальные возможности поговорить, пообщаться»[77], а от себя добавим: и помолиться. Мы неосознанно перемещаем наших близких, родных, всех встреченных людей в виртуальный мир, находящийся за стеклом телевизора, привычно принимая роль пассивного зрителя. Это противоречит идеалу христианина, который «для всех должен стать всем » (см. 1Кор.9:22).

Известно, что для людей со скрытыми дефектами психики телегипноз может иметь крайне негативные последствия, вызывая вспышки гнева, агрессию и т. п.[78] Да и для «здорового» человека это не проходит даром. Набило оскомину на самом деле верное утверждение о том, что увеличение числа преступлений, связанных с насилием, особенно среди детей и подростков, напрямую связано с просмотром соответствующих теле- и видеофильмов. У человека, не склонного к внешним проявлениям агрессивности, притупляется чувствительность к чужой боли, способность к пониманию проблем своих ближних. Мы черствеем, сидя у «голубых экранов». Имеет место и процесс формирования у телезрителя образа окружающего мира как очень опасного, наполненного страхом и насилием.

В основе неуемного желания некоторых людей создавать себе трудности, а потом успешно их преодолевать лежит психологический феномен, который Э. Берн назвал«жаждой конфликтов»[79]. Что ж, если тебя столько лет учили бороться, искать, вцепиться и не отпускать, то трудно перестроить свою психологию, даже если умом понимаешь, что «перестройку надо начать с себя» (сакральная фраза времен горбачевской перестройки). Вот и сочетаются в одном человеке диалектически противоположные (Мы имеем в виду закон единства и борьбы противоположностей.), но единые по сути вещи: «сериальная» ригидность и вязкость мышления и периодически возникающие взрывы агрессивной активности. Мы ввели термин «сериальное мышление», чтобы подчеркнуть еще один мощный фактор, формирующий инвалидов духовного труда. Желая увеличить количество серий своих мыльных опер, их режиссеры намеренно удлиняют диалоги, делая их малоинформативными и однообразными по смыслу. Едва заметная мелочь жизни вызывает на экране длительные дискуссии. Зародившееся чувство или переживание обсасывается по 5-10 минут экранного времени. Это приучает зрителя к особому, обсессивному (т. е. мышлению, застревающему на второстепенных деталях) типу мышления, для которого характерны ригидность, застревание на мелочах, потеря реальности, когда жизнь может долгое время вращаться вокруг субъективных переживаний. В итоге целая армия любителей сериалов начинает мыслить как акцентуированные личности.

На фоне заторможенных мыслительных процессов накапливается некая критическая масса отрицательной психической энергии, требующая выхода наружу через конфликт. Елейное благочестие, постоянные разговоры о «духовных» предметах, пересыпаемые для связки благочестивыми фразами, более напоминающими нарушение Второй заповеди, и в то же время фанатичная агрессивность, направленная на выбранные жертвы, — печальная эклектика (Эклектика — неорганичное, чисто внешнее соединение несоединимого.) этих душ.

Что ж, свои представления о Боге часто бывают для человека сильнее евангельского образа Христа. Это ведет к неправильному взгляду на себя и на окружающих и, в конечном итоге, мешает двигаться по пути к спасению. Человек, как известно, «призван к пути. Путь же возможен лишь при наличии отстояния исходной точки от цели. Чтобы отправиться в путь, я должен знать и ощущать, что здесь и теперь я не обладаю и в принципе не могу обладать тем, что ждет меня в другом месте, и между «здесь» и «там» лежит путь, который должен пройти я«.[80] Необходимо четко знать направление предстоящего путешествия. Еще перед каждой дорогой необходим «запас тишины» и твердая решимость преодолеть все трудности.

И — «побежим покаянием»!

Психология и психопатология духовного руководства

Христианство преподано с такой определенностью, что нет оправдания для тех, кто не знает его.

Свт. Игнатий Брянчанинов

Синдром Корейши, или Двадцать шесть московских дураков

Иван Яковлевич Корейша — личность чрезвычайно примечательная. В его судьбе как бы в гротескной форме отражается беда многих вполне церковных людей, ищущих поклонения живому пророку и чудотворцу. Неуемная жажда чудесного толкает их на поступки унизительные и, главное, несовместимые с христианским учением.

В 60-х годах XIX века вышла в свет интересная книга под названием «Двадцать шесть московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков»[81]. Автор, социолог Иван Прыжов, изобразил портреты 26 ложных праведников, снискавших, однако, почтение и поклонение некоторых своих современников. С этой книгой, видимо, был хорошо знаком Ф. М. Достоевский, описавший в романе «Бесы» юродивого Семена Яковлевича. Вот эти строки: «Это был довольно большой, одутловатый, желтый лицом человек, лет пятидесяти пяти, белокурый и лысый, с жидкими волосами, бривший бороду, с раздутою правою щекой и как бы несколько перекосившимся ртом, с большою бородавкой близ правой ноздри, с узенькими глазками и с спокойным, солидным, заспанным выражением лица».[82] В этом описании виден нескрываемый сарказм.

Приведем лишь финал описываемой Достоевским сцены посещения юродивого. Одна из участниц «чрезвычайно интересной экспедиции» очередной раз «визгливо вопрошала» Семена Яковлевича:

— Что же, Семен Яковлевич, неужто не «изречете» и мне чего-нибудь? А я так много на вас рассчитывала.

— В… тебя, в… тебя!.. — произнес вдруг, обращаясь к ней, Семен Яковлевич крайне нецензурное словцо. Слова сказаны были свирепо и с ужасающею отчетливостью. Наши дамы взвизгнули и бросились стремглав бегом вон, кавалеры гомерически захохотали.[83]

Дальнейший рассказ об Иване Яковлевиче Корейше подтвердит предположение некоторых исследователей[84] о том, что образ «юродивого» у Ф. М. Достоевского создан прежде всего на материале книги Н. Прыжова.

Однако обратимся снова к Ивану Яковлевичу, более сорока лет находившемуся в Преображенской психиатрической больнице.

«В его палате стены уставлены множеством икон, словно часовня какая… Направо в углу, на полу, лежит Иван Яковлевич, закрытый до половины одеялом. Он может ходить, но несколько лет уж предпочитает лежать. На всех других больных надето белье из полотна, а у Ивана Яковлевича из темноватого ситца. И этот темный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать все отправления, как то: обеды, ужины (он всё ест руками и об себя обтирается), — всё это делает из его постели какую-то темно-грязную массу, к которой трудно подойти. Лежит он на спине, сложив руки на груди. Ему около 80 лет. Лоб высокий, голова лысая, лицо какое-то придавленное. Он молчит или почти не отвечает на все предлагаемые ему вопросы…»[85]

Как видим, Фёдор Михайлович значительно облагородил внешний облик своего Семёна Яковлевича по сравнению с прототипом. Но откуда же взялся этот Иван Яковлевич и чем привлекал внимание сотен поклонников?

Происходил он из семьи священника, учился в семинарии, потом немного в академии. После неожиданного ухода был найден в лесу без шапки, ковыряющим землю палкой. Люди построили ему избушку, стали к нему приходить. Его слава всё возрастала. Однако после того как «юродивый» изрек странные предсказания, сильно подействовавшие на невесту одного военного, тот, разгневавшись, переломал Ивану Яковлевичу ноги. Далее Корейшу поместили в Московский дом умалишенных, где он пробыл безвыходно 44 года, «пророчествуя» почитательницам о женихах, выздоровлениях, морозах, засухе, холере и т. п.

Приносимые дары Иван Яковлевич «освящал» в своих руках и раздавал посетителям. Любил писать записочки, нарочно выводя каракули и употребляя греческие и латинские слова. Его предсказания всегда были «загадочны», вплоть до полного отсутствия смысла. В них можно было увидеть что угодно, объяснялись они очень близко к мыслям самого просителя и потому непременно сбывались. Записочки эти поклонницы носили на кресте, считая, что от них исходит целебная сила. Другими способами передачи «врачебной силы» были следующие: девушек он сажал к себе на колени и всячески вертел; пожилых женщин обливал мерзостями; заворачивал платья; дрался и ругался, несомненно, придавая всему этому символическое значение.

По много лет он не говел, заставлял и других в Великий пост вкушать мясные блюда, впрочем, смешивая их с остальной пищей до однородной массы. Нужду он отправлял под себя, так что с кровати текло и служители сыпали на пол песок. Этот песок почитательницы собирали и уносили домой для излечения от самых разных болезней. Многие приходили издалека, чтобы купить песочек у сторожей. После смерти юродивого песок стал истощаться, цена на него возросла. Тогда догадливые сторожа стали носить песок со двора, мочили его из-под себя и продавали. Тем не менее, «целительные силы» в песочке не угасали.

Похороны «блаженного» превратились в безумие суеверной толпы. После отпевания ревущая масса народа вернулась в Преображенскую больницу и «венчала» на место Ивана Яковлевича нового дурачка, быстро освоившегося с ролью и тут же начавшего раздавать корявые записочки.[86]

Явление, условно названное нами «синдромом Корейши», подробно описывал в своих творениях великий ревнитель чистоты Православия свт. Игнатий (Брянчанинов). Да и о самом Иване Яковлевиче он отзывался весьма нелестно. Святитель замечает, что предсказания московского лжеюродивого напоминали обычный результат сношения со злыми духами, которые доставляли ему сведения «пустые, вещественные, удовлетворяющие тщеславию пророка и любопытству плотских людей, его вопрошавших. Святой Дух всегда возвещает что-либо духовное, душеспасительное, существенно нужное, а падший дух возвещает всегда что-либо плотское, как пресмыкающийся по своем падении в греховных страстях и в вещественности».[87]

Однако история с Корейшей на этом не заканчивается. Перед нами лежит книга под названием «Студент хладных вод. Иван Яковлевич Корейша», изданная в 1996 году издательством «Лествица». Автор, А. Ф. Киреев, со слов «богобоязненных старушек» живописует жизнь и чудеса блаженного, причем без какого-либо критического анализа. Кстати, если верить книге, то в московской Преображенской психиатрической больнице, помимо Ивана Яковлевича, находилось еще несколько собратьев по перу и слову, предсказывающих как через записочки, так и в устной форме. Видимо, появление подобной книги нужно отнести к явному проявлению неразборчивости в духовной жизни.[88]

И все же стоит различать исцеления благодатные, данные как милость Божия, от несомненных подделок. В последние десятилетия врачи, особенно психиатры, заинтересовались некоторыми заболеваниями, протекающими на фоне нервно-психических расстройств. Наметилась тенденция к сближению психиатрии с соматической («телесной») медициной. Выявлено множество нервно-психических заболеваний, протекающих «под маской телесного недуга».

Есть много пациентов, обивающих пороги различных врачей-специалистов с диагнозами соматической патологии. Порой внимание таких больных сосредоточено исключительно на вопросах собственного здоровья. При этом тягостное ощущение внутреннего душевного дискомфорта, мешающее нормальной жизни, воспринимается ими как «физические симптомы».

Стоит напомнить, что грех, совершенный человеком, продолжает жить и действовать на уровне сознания и подсознания, являясь «инородным телом» для души.[89] Он разрушает нормальный душевный строй, гармонию естества, отдаляет личность от Бога. Человек очень зависим от поддерживающей благодати, поэтому перенести такую потерю чрезвычайно трудно. Это возможно лишь в состоянии некоего гипноза, одурманивания. В этом смысле диавола можно сравнить со змеей, которая, прежде чем проглотить птичку, ввергает ее в состояние транса, долго глядя ей в глаза и покачиваясь. Так и в человеке притупляется чувство неправды, он становится неспособен отличить свои мысли от подозрительных «помыслов». Следствием этого является разлад психики и, как следствие, тела. В результате появляются длительные болезни, невротические, а то и психические расстройства.

Конечно, приведенная схема не охватывает всех возможных причин заболеваний. Есть люди, несущие болезнь как крест, подвиг. Но это бывает им нужно для того, чтобы победить в себе грех. Другие получают болезнь для вразумления или отвращения от греха. Однако (за редким исключением) во всех причинах болезни присутствует диавольский яд, некогда смертельно отравивший человечество (Подробнее см. об этом главу «Очерк психологии болезни» данной книги, а также главу «Человек и болезнь» в нашей книге «О небесном и земном». М, Паломник, 2001).

Типичным условием для возникновения различных заболеваний является продолжительное воздействие на человека психотравмирующих факторов, «ударов судьбы». Длительные переживания истощают нервную систему, что является почвой для различных патологических процессов. И подвижники, святые люди, после многих трудов, перегрузок, сопряженных с телесными подвигами, приобретали не только телесные болезни, но и нервные расстройства.[90] Однако у людей с глубокими внутренними проблемами существуют особые типы психического реагирования. Чаще всего эти проблемы основаны на гипертрофированном самолюбии, пассивном отношении к собственным духовным проблемам, стремлении обвинить окружающих в своих бедах. В психологии этот феномен известен под названием «проекция».

В других случаях срабатывает механизм вытеснения, диктующий, например, истероидным личностям совершенно особый тип адаптации к окружающей действительности.

Нет ничего удивительного в том, что истерики исцеляются от болезней в описанных нами условиях. Как правило, их заболевания имеют психосоматическую природу, являясь своеобразной защитой от окружающего мира, способом вызвать жалость и сочувствие.

Истерические заболевания имеют ряд характерных свойств. Могут наблюдаться любые симптомы, вплоть до припадков «эпилепсии» и «параличей», которые даже опытные невропатологи не всегда могут отличить от настоящих.

Только типичные личностные качества могут натолкнуть на мысль, что перед нами проявление нервного расстройства. Например, в характерных для описываемых нами людей расстройствах обычно отражаются представления больного о каком-либо виде телесного страдания. «Его картину он и старается воспроизвести».[91] При этом пациенты абсолютно уверены в наличии у них серьезных недугов.

Другая отличительная черта подобных болезней — демонстративность и нарочитость. Даже «приступы эпилепсии» происходят только при стечении большого числа людей и практически никогда не сопровождаются прикусом языка или ушибами (Классическим отличием истерического припадка от эпилептического считается то, что истерики, падая «без сознания», умудряются ничего не повредить и не ушибаются, при этом никогда не прикусывают язык до крови. Впрочем, один из авторов знаком со случаем истерического припадка, полностью имитирующим grand mal, то есть большой припадок эпилептиков, с кровавой пеной изо рта и сильными ушибами. То, что это не эпилепсия, было доказано совершенно нормальной энцефалограммой.).

Поэтому и «исцеление» таких больных происходит чаще всего в обстановке напряженного ожидания чуда, пристального внимания окружающих.

В подобных случаях поражает прямо-таки евангельская внезапность и одномоментность выздоровления. При этом душевное и тем более духовное устроение таких людей не изменяется. Тем не менее, подобные «чудеса» очень укрепляют авторитет лжепророков и лжестарцев, привлекают к ним всё новых страждущих. Хотя, как указывает свт. Игнатий, чудеса эти «не имеют никакой благой, разумной цели, никакого определенного значения, они чужды истины, преисполнены лжи, они — всезлобное, лишенное смысла актерство, усиливающееся удивить, привести в недоумение и самозабвение, обольстить, обмануть, увлечь обаянием роскошного, пустого, глупого эффекта».[92]

При этом желающие совершать исцеления находятся в явном заблуждении, считая чудеса, предсказания и пророчества чем-то обычным и частым. Многолетнее выпрашивание выздоровления, постоянные поездки по старцам и святым источникам не вызывают у нашего верующего люда ни тени неодобрение. Но «искушать Бога, нарушать благоговение к Нему, воспрещается во всяком случае; дозволяется просить помощи Божией в крайней нужде, когда не имеется собственных средств, чтобы из нее выйти».[93]

Когда здравомыслящий приходской священник рекомендует нашему «больному» изменить образ мыслей, начать с самоукорения и неосуждения, творить дела любви и смирения, то встречает агрессивное непонимание.

— Это всё не то… Это мирской поп… Мне нужен старец, который даст «духовную таблетку», и всё будет как нужно! — рассуждает наш страдалец.

В итоге происходит порабощение души суетным попечением о непременном выздоровлении. Причем обращается человек к себе подобному, заблудшему, лишь выдающему себя за «целителя недугов духовных и телесных». «Плотское мудрование признает недуги бедствием, а исцеление от них, особливо чудесное, величайшим благополучием, мало заботясь о том, сопряжено ли исцеление с пользой для души, или со вредом для нас», — показывает духовную изнанку подобных стремлений свт. Игнатий.[94]

То же можно сказать и о предсказаниях, знамениях, видениях подобного рода. Священник должен быть достаточно подготовлен духовно, чтобы оградить паству от искушения чудесами и знамениями. «Ибо есть много и непокорных, пустословов и обманщиков… каковым должно заграждать уста: они развращают целые домы, уча, чему не должно, из постыдной корысти» (Тит.1:10–11).

Портрет истероидной личности в интерьере приходской жизни

В настоящее время происходит странная подмена религиозных понятий. Эксцентричность принимают за высшую духовную силу, простую сентиментальность — за умиление и любовь.

Еп. Арсений (Жадановский)

Истероидные личности — особый контингент верующих, многочисленный и заметный. Конечно, не стоит забывать, что степень выраженности подобных расстройств бывает разная. От заостренности некоторых черт характера до выраженной психопатии — большое расстояние.

«На бытовом уровне истерия часто встречается не как болезнь, а как определенный стиль поведения, для которого характерна сильная эмоциональность, театральность, самолюбование… Истерик очень остро переживает отсутствие внимания и пытается добиться его любыми средствами, нередко предпочитая негативную реакцию на свое поведение — равнодушию. Человек такого склада запросто может испортить окружающим праздник какой-нибудь выходкой, предпринятой для того, чтобы обратить на себя внимание. Он вызовет тем самым злость и раздражение, но в любом случае ему это будет приятнее, чем отсутствие внимания вообще.

…Некоторые считают свои истерические проявления признаком оригинальности и непосредственности и не только не стыдятся «истеричности», но, напротив, всячески культивируют в себе эту самую эмоциональность. Так, нередко слышишь, как женщины с гордостью рассказывают о том, что в той или иной ситуации не в состоянии были контролировать свои эмоции. Понятное дело, получая дополнительную подпитку, истерия развивается и в конце концов превращается в действительную и довольно опасную болезнь».[95]

Кто эти люди, выбравшие для себя истероидный стиль? Каждый из нас может вспомнить людей, которые на просьбу что-то описать говорят примерно так: «Ой, он огромный такой, просто страх!» Или же: «Я его жутко ненавижу!» То есть ответ на вопрос содержит не столько факты, сколько эмоции.[96] Конечно, это яркие впечатления, связанные с личными переживаниями, но факты и конкретная информация здесь явно отсутствуют, что характерно именно для истероидных личностей. Действительно, истероиды вспоминают только эмоциями, и ими же, видимо, думают. (Можно сказать, что существует целый «истероидный» тип живописи (и вообще искусства) — импрессионизм: никаких деталей, только впечатления, настроение.)

Это разительно отличается от детализированного мышления навязчивых личностей, описанных в очерке «Голос пессимиста».

Коснемся духовной стороны явления.

Сотворенный в гармонии, но несущий в себе последствия первородного греха человек в основе любого отклонения имеет греховное начало — гордость, в различных вариантах и обличиях. Одним из проявлений этой страсти является тщеславие. Характеризуется оно чрезмерным самомнением, неадекватной самооценкой, завышенными притязаниями, склонностью к хвастовству, жаждой похвал. Тщеславию не чуждо лицемерие, лживость, человекоугодие, ревность и зависть.[97] Как видим, описания страсти тщеславия и истероидной акцентуации почти совпадают.

Наш век замешан на тщеславии и вскормлен им. Ребенка чуть ли не с рождения учат казаться лучше и умнее других, выпячивать свои способности и достижения, мечтать о карьере и богатстве. Завышая притязания, не соизмеряя их со своими силами, человек рождает в себе конфликт между «хочу» и «могу». Это — прямая дорога к неврозам, среди которых, как наиболее частые, выделяют истерию.[98]

Митрополит Антоний Сурожский особо отмечает артистичность в поведении истероидов: «В истерии есть момент комедианства, лжи, игры и т. д. Такого рода психические настроения, конечно, губительны для духовной жизни, потому что правды остается очень мало; человек так запутывается в собственной комедии, что трудно добиться, чтобы он правдиво стоял перед Богом. Если он и исповедоваться придет, он, может, даже скажет всю правду, но сам по отношению к этой правде станет как бы любоваться: настолько драматично он описывает, какая он дрянь. И это уже не исповедь, это бесполезно. Человек не может каяться, когда, исповедуясь, он смотрит краешком глаза и думает: «Какое же впечатление я произвожу? Неужели он не сражен тем ужасом, который я описываю?»[99]

Истероидные личности всегда впереди «на белом коне». Они легки на подъем, и уж если что решили, то обязательно этого добьются. «Они явно стремятся к переменам и свободе, жаждут всего нового и раскованного, перед ними открыты шансы и возможности будущего».[100] Как видим, эта классическая картина акцентуации (то есть заострения обычных, присущих многим черт характера) встречается довольно часто.

Истероиды очень зависимы от мнения окружающих, поскольку тщеславие любит себя демонстрировать. «Мнение о нас других людей — вот то зеркало, перед которым позируют почти все без исключения. Человек делает себя таким, каким хочет, чтобы его видели. Настоящий же, каков он есть на самом деле, неизвестен никому, включая часто и его самого, а живет и действует некая выдуманная и приукрашенная фигура».[101]

«У истериков сильно развито чувство мести; они склонны драматизировать разного рода опыты. Божественный опыт легко подменяется личным; собственные желания с легкостью выдаются за желания Господа. Таким людям необходима зависимость, ориентация на сильного собеседника-проводника, который придавал бы им выдержку и ограничивал бы их«.[102]

Ядром их характера является «эгоцентрический мотив нахождения в центре внимания всех взаимоотношений»[103]или хотя бы близко к центру внимания. В практике церковной жизни это означает стать ближе к батюшке, быть его «правой рукой».

Все феномены истероидного характера формируются на основе этой «жажды признания».

«На хвастуна не нужен нож:

Ему немножко подпоешь,

И делай с ним что хошь»…

Булат Окуджава

Порой такой человек ищет нетрадиционные варианты поведения в обществе. Причем это не всегда вызывающие поступки или броская одежда. Быть активным членом приходской общины при общем скепсисе отношения к религии также «неплохой» вариант. Главное — гореть поярче, чтобы и другим светить.

Одной девушке для перехода из протестантской общины в православную понадобился целый спектакль. Пригласив на очередное молодежное собрание двух ничего не подозревающих парней, ходящих в православный храм, она при всех объявила, что уходит из общины. Естественно, братья-протестанты начали интересоваться причинами: «Скажи, мы плохо к тебе относились?», пытались отговорить ее, при этом, конечно, хвалили. Но все же она спела в последний раз свой любимую христианскую песню и ушла. В православном храме девушка в первый же день усиленно стала проситься петь на клиросе, намекая, что в противном случае опять может вернуться в протестантскую общину.

Впрочем, есть «еще одна довольно извращенная форма тщеславия — гордость своими недостатками. Так, нередко приходится слышать, как человек говорит с гордостью: «Да я вообще сволочь редкая…»[104] Еще чаще с этим встречаются священники, когда прихожане (чаще прихожанки) говорят о себе: «Ой, батюшка, грешница-то я какая великая!» Причем стоит за этим вовсе не глубокое покаянное чувство, а все то же тщеславное желание выделиться, обратить на себя внимание. Именно эти люди руководствуются принципом: «Мы согласны, чтобы нас любили или ненавидели, и только равнодушия к своей особе не прощаем».[105]

В одном «человеколюбивом» голливудском фильме главная героиня (выступающая как положительный персонаж, несомненно вызывающая сочувствие) «созналась» в несовершенном ею преступлении лишь для того, чтобы привлечь к себе внимание. И такое встречается не только в кино. Психотерапевт С. А. Белорусов указывает, что «в анналах судебной психиатрии описаны даже самооговоры в несовершенном преступлении, сделанные такими людьми с одной целью — обеспечить общественный резонанс вокруг собственной персоны».[106]

Эти люди неспособны к легким степеням эмоциональных переживаний. Их чувства всегда накалены и переполнены. Они охотно принимают все «близко к сердцу», при этом не любят переживать в одиночку, но обязательно в окружении сочувствующих взоров.

Особенно часто встречается истероидный тип поведения у женщин. Поэтому священнику, особенно молодому, часто приходится несладко. В одном современном романе приводится яркий пример подобного поведения.

Председатель приходского совета Елизавета Ивановна, довольно красивая женщина лет тридцати пяти, с тонкими подведенными бровями, в элегантном костюме, пытается флиртовать с только что приехавшим на приход молодым священником. После отказа от предложенного в доме председателя ночлега она сообщает о наличии в храме помещения для отдыха:

— Видите дверцу? За ней винтовая лестница, она ведет наверх. Там есть келья… Можете посмотреть. Только, извините, сопровождать Вас туда я не буду. Все-таки я женщина… Это было бы не совсем прилично…

Священник вспыхнул:

— Елизавета Ивановна, не будем говорить о приличиях.

— Почему же? — наигранно-наивным тоном спросила она. — Где же еще, как не здесь, поговорить о приличиях?

— Здесь говорят о грехах.

— Можно и о грехах. Я могла бы рассказать Вам много удивительного.

— Все, что Вы можете мне рассказать, старо как мир. И ничего интересного для меня в этом нет.

— Не думаю. Впрочем, я вижу, Вы не расположены к разговору о грехах. Позвольте откланяться.

— Странная манера разговаривать со священником…

— То ли еще бывает, батюшка, то ли еще бывает!»[107]

Про таких людей можно также сказать, что у них нет «внутреннего стержня», а поведение «сильно зависит от ситуативных факторов, в частности от внимания окружающих».[108] То, что подобные люди быстро попадают под обаяние авторитетных для них личностей, в том числе священников, обусловлено повышенной внушаемостью, склонностью к «мифическому и мистическому осмыслению действительности».[109]

Приходилось видеть, как молодой священник, едва начав служение, становился жертвой окружения, которое формирует из него кумира. Священник не успевает опомниться, попадая в круговорот славы. И часто только Господь может остановить этот круговорот, посылая скорби и испытания для того, чтобы привести его к покаянию.

Наблюдения показывают, что истероиды часто бывают неудержимыми фантазерами. Им «скучно» жить в окружающем мире, они стремятся изменить его своей фантазией. Вот случай, которому мы были свидетелями.

Молодой послушник, явно желая привлечь к себе внимание, стал рассказывать случай якобы из своей жизни, как его едва не укусила собака, и только после краткой молитвы он сумел избежать нападения. Причем повествование это во всех подробностях совпадало с эпизодом из жизни преп. Силуана Афонского.[110] Через несколько минут послушник обмолвился, что недавно прочел книгу об этом святом.

Всегда любопытно слушать, как люди с подобными качествами передают события, искажая очевидные факты в силу своего желания владеть ситуацией, влияя на слушателей.

Один почтенный человек всегда с недоумением относился к подобному качеству своей жены, постоянно интерпретирующей по-своему все события. Он утверждал, что на вопрос: «Сколько времени?», если на часах, к примеру, было 8-30, она отвечала: «Восемь двадцать пять или восемь тридцать пять».

По верному замечанию исследователя, прошли времена, когда истерики в припадках выгибались дугой. «В настоящее время многие психиатры указывают на то, что истерические реакции теперь редко выражаются брутальными (явными и грубыми) проявлениями, они все чаще обнаруживаются в утонченном и дифференцированном виде».[111]

Особенно способствуют развитию тщеславия и демонстративности «публичные» профессии: оратор, актер и т. п.

Элементы публичности есть и в служении священника. Для склонного к тщеславию (истероидному поведению) молодого пастыря есть опасность угодить в собор «младостарцев». Опасными (и самыми ранними) симптомами этого можно считать излишнее внимание к своему одеянию, стремление говорить речи и поучения для людей (при которых значение имеет не само наставление, а обстоятельства его произнесения), склонность к самолюбованию, нарочитость, зависимость от чужого мнения, излишнее стремление к указам: «это делай, этого не делай». Рукоположение может означать для такого человека удовлетворение высоких притязаний. Такие священники, по слову митр. Антония Сурожского, «воображают, будто рукоположение наделило их и умом, и опытностью, и «различением духов», и … не обладая еще духовной зрелостью, не обладая даже тем духовным зрением, которое дает просто личный опыт, они думают, что их научили всему, что может им помочь взять кающегося грешника за руку и повести от земли на небо».[112]

Следует отметить, что стремление к лжестарчеству чаще всего встречается именно у истероидов. «Некоторые люди, выдающие себя за пророков и драматическим образом воздействующие на среду, оказываются на самом деле скорее истерическими натурами. Тот, кто играет слишком легко и с удовольствием, тем самым обнаруживает скорее психические недостатки, чем подлинное призвание».[113] Ощущая внутреннее побуждение, иногда отчетливо не осознаваемое, эти люди настойчиво ищут себе проводника. Некоторых искреннее желание измениться спасает от грубых уклонений, многие же находят себе подобных, попадая в сети лжеучителей всех мастей.

Еще один аспект истероидной личности — нереальный мир, в котором она пребывает. Психологи знают, как тяжело порой получить детальный ответ от подобного человека, поскольку он не способен к интенсивной умственной концентрации и более полагается на свою интуицию и вдохновение.

Стремление слушать внутренний голос (а они склонны ему доверять) и нежелание (невозможность?) проверять все его советы работой разума может сыграть с ними злую шутку. А если добавить сюда способ познания посредством быстрых, пассивных впечатлений («Ага, я уже всё понял!»), то становится ясно, какие выводы делают эти люди в результате поверхностного знакомства с аскетической литературой.

Интуитивные предчувствия и поверхностные впечатления являются для таких личностей преобладающими механизмами их познавательной деятельности. Общаться с истероидами непросто из-за их одержимости желаниями, импульсивности, постоянного стремления к моментальному удовлетворению своих потребностей. «Идеальные установки заставляют пренебрегать логичностью и последовательностью своих действий».[114] Еще труднее им идти по пути духовного восхождения. Привычка жить поверхностными впечатлениями бывает так сильна, что не позволяет глубоко вникнуть в смысл святоотеческого учения о спасении. Им проще начать коллекционировать творения Святых Отцов и книги о них, убеждая себя, что если полки их книжных шкафов заставлены духовной литературой, то уж в этом интерьере и они таковы же.

Еще один психологический феномен, характерный для описываемой категории людей, объясняет окончательно, почему они склонны к поиску «необыкновенных» духовных руководителей. Дело в том, что истероиды склонны к напряженному внутреннему ожиданию своего «принца», который приедет на белом коне и разрешит все их проблемы. При этом они проецируют образы святых подвижников из аскетической литературы на окружающих их людей. А их склонность к романтической любви и привязанности позволяет принимать отдельные похожие черты за целостный образ и не замечать очевидных недостатков.[115]

Пастырь грозно предостерегает: «Истерия есть разложение личности, и она освобождает огромные, пагубные своей разрушительной силой количества энергии, как в распадающемся атоме».[116] Тем не менее, избавиться от истероидного стиля не только можно, но и необходимо. Священнику, «назначая такому прихожанину послушание, следует избегать излишней нагрузки в физической и психической сфере. Истерику необходимо запретить практику каких-либо из-лишних религиозных «подвигов», длинных молитвенных правил, послушаний, подогревающих тщеславное чувство значимости, могущих на короткое время вызвать «разгорячение крови», чтобы затем вновь ввергнуть человека во мрак уныния при осознании своего непостоянства.

Твердость и последовательность духовника в руководстве такими людьми дают положительные результаты. В процессе общения нужно мягко пресекать капризы, плаксивость и притворство. Однако люди этого склада, видя, что их ухищрения и игра не действуют на священника, легко меняют духовного руководителя».[117]

Мотив депрессии в полифонии духовной жизни

Да не унываем.

Гал.6:9

Когда мы говорим о чрезмерном желании человека во что бы то ни стало найти «старца», следует отметить, что не только истерические личности предрасположены к этому.

Руководствуясь отличными от истероидов мотивами, вокруг истинных и мнимых духовников собираются лица с депрессивными чертами характера. Для них«доминирующим является страх утраты в различных его проявлениях — страх перед изолирующим дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым. Они ищут неограниченной близости и необыкновенно крепких уз, связывающих их с другими, именно в этом находя защиту»[118]от своих страхов.

Надо заметить, нам «везло» на близкое общение с верующими людьми с выраженной депрессивной акцентуацией. Следует признать, общаться с ними непросто. Надо иметь не только особый такт, но и сильную внутреннюю защиту, поскольку они неосознанно пытаются вторгнуться во все сферы жизни собеседника, постоянно подталкивая его к откровенности неожиданными знаками особого расположения и внимания. Порой они долго «обхаживают» выбранного человека, пытаясь срастись с ним душевно, дабы под сенью крыл его обрести покой для себя. При этом, несмотря на то, что многие из них хорошо владеют навыком манипуляции другими людьми, сами легко попадают под чужое влияние и нередко становятся жертвой бесцеремонных личностей, использующих их слабость.

В нашем случае такими бесцеремонными лицами будут лжепророки и лжестарцы, которые, повторим, в большинстве своем — тонкие психологи и манипуляторы.

Степень выраженности депрессивных расстройств, конечно, различна. От едва заметной склонности к созерцательности, стыдливости, проходя, как через промежуточный этап, чрезмерную робость и скромность, пассивность к жизненным ситуациям, и заканчивая апатичностью, меланхолией, унынием, постоянной праздностью и скукой (обломовщина!). Как крайняя степень — коснение в грехе уныния, полное недоверие к Творцу, отчаяние, и как предел — самоубийство. (Как отмечает исследователь, наибольший процент самоубийств отмечается именно у депрессивных личностей — см. Д. Хелл. Ландшафт депрессии.)

Тяжело бывает молодым священникам, по душевной простоте и непониманию глубоко допускающих этих людей в свою личную жизнь, не заметив, что они даже ног о коврик не вытерли. Конечно, присущая таким людям самоотдача — качество ценное. Но в данном случае она, во-первых, имеет неверное направление, во-вторых, чрезмерна, а точнее сказать, несоразмерна конкретной ситуации. Вся деятельность таких людей наполнена глубоко сокрытыми тревогой и страхами, в качестве причины которых нетрудно увидеть всю ту же жажду богообщения. Из-за недоверия к Богу проистекает их боязнь, которая постоянным фоном проходит через всю их жизнь. Как следствие — поиск защиты. «Депрессивные личности ищут зависимости, которая сулит им безопасность».[119]

Вместо священника в качестве «донора» может фигурировать любая мало-мальски сильная личность. Вот характерная ситуация.

Глубокий вечер, 3. читает молитвы на сон грядущим. Неожиданно раздается звонок в дверь. Появляется В. со словами:

— Мне срочно нужно поговорить!

— Проходи…

— Я долго думал, и пришел к выводу… (глубокий вздох), что готов отказаться от общения почти со всеми своими знакомыми (пауза). Видимо, связи постепенно обрываются. Зачем поддерживать пустые отношения? Но два-три человека все же ценны для меня… (вздох).

Появляется интрига: кого же В. осчастливит?

— Ну? (3. в замешательстве).

— Я думаю, с тобой у меня очень тесные отношения. Только тебе я могу доверить…

— Слушай, у тебя проблемы? Срочно сходи к отцу Н. Расскажи, поисповедуйся.

— Я вчера был у него вечером, говорил часа три. Это был очень серьезный разговор… Но… (вздох).

— Что, тебе этого мало? — догадывается собеседник.

И т. д. и т. п.

Обратим внимание, что и эта беседа, и важный разговор со священником происходит в вечернее время, так как именно тогда обостряются все проблемы депрессивных личностей. Все подобные затяжные разговоры редко ведут к улучшению состояния, поскольку отсутствует подлинное желание вырваться из порочного круга. Многие реплики сопровождаются тяжелыми вздохами.

Далее указанная беседа развивается по типичному сценарию, затягиваясь на несколько часов. Причем В. поглощен своими проблемами настолько, что окружающий мир отодвигается на второй план, тускнеет. Проблемы его личности становятся единственным достойным поводом для разговора.

Как одну из важнейших черт духовного портрета депрессивных личностей можно назвать самонадеянность, титанические усилия «стать святым своими собственными силами».[120] Естественно, это приводит к быстрым и глубоким разочарованиям, повергает в уныние, выбраться из которого своими силами также невозможно (порочный круг). Отсюда проистекает желание найти «помощника и покровителя», но почему-то среди людей. К сожалению, игнорируется (не на словах, так на деле) Помощник, способный исцелить любого человека, доверяющего Ему свою душу без остатка.

Автор книги «Невидимая брань» по этому поводу указывает: «Погрешают те, которые почитают добродетелью чрезмерную печаль, бывающую у них после учинения греха, не разумея, что это происходит у них от гордости и самомнения, утверждающихся на том, что они слишком много надеются на себя и на силы свои. Ибо думая о себе, что суть нечто не малое, они взяли на себя многое, надеясь сами справиться с тем. Видя же теперь из опыта своего падения, что в них нет никакой силы, они изумляются, как встречающие нечто неожиданное, мятутся и малодушествуют; ибо видят падшим и простертым по земле тот самый истукан, т. е. самих себя, на который возлагали все свои чаяния и надежды».[121]

Глубоко исследуя внутренний мир своей души, они боятся признаться себе, что они таковы, каковы на самом деле, трусливо вытесняя из сознания правду.

Без сомнения, это не единственный механизм развития депрессии вообще. Но мы ведем разговор о депрессивных личностях — людях с конкретной акцентуацией, склонных к реализации указанных механизмов.

Характерной психологической особенностью течения депрессии можно считать измененное восприятие времени.[122]

«…Время воспринимается депрессивными больными как заторможенное, замедленное. По мере углубления депрессии больные повторяют: «Как медленно тянется время».[123] Причины депрессии глубоко скрыты от самого человека в недрах его души. У депрессивных личностей механизм самообмана, вытеснения срабатывает автоматически. Эти люди не хотят открыто встретить разочарование, неудачу, печаль. Надо честно сказать: «Да, я возлагал все свои надежды на эти отношения (этот поступок), но я, именно я, оказался несостоятелен, и из-за этого ничего не получилось. Самонадеянность моя привела к краху, и я вижу, что без Божией воли ничего совершить нельзя». Современный психотерапевт Д. Хелл замечает: «Если человек не в силах признаться самому себе, что потерял то, что имело для него особую ценность, то он замыкается, отворачивается от цели, стремясь найти новые ориентиры. Тем самым он подвергает себя опасности пережить новые утраты и разочарования вследствие своих нереалистических ожиданий».[124]

Очень важным фактором в деле духовной реабилитации таких прихожан является личность духовника. Опытный и честный священник, конечно, попытается сделать все возможное для того, чтобы помочь страдальцу (депрессия — мучительная вещь!), при этом не заслоняя собой Христа. Но если на пути такого искателя встретится человек, склонный манипулировать другими, то может произойти трагедия.

Следует учитывать и другое: депрессивные личности, как и истероиды, склонны идеализировать окружающих людей, особенно — значимых для себя (нереальный мир). А это создает предпосылки для создания психологической зависимости. Даже понимая, что с ними происходит что-то неладное, они не способны к «праведному гневу», ставя свою зависимость во главу угла и боясь проявить характер (волевые качества которого порой уже атрофированы). Агрессивность у них проявляется в замаскированных формах (она редко направлена вовне): в бесконечных сетованиях, причитаниях, жалобах на судьбу, сопровождаемых глубокими вздохами. Все это делается с целью вызвать сочувствие и сострадание. Порой они путают смирение и печаль о грехах со своей депрессией. «Разве вы не знаете, что Бог заповедал нам смирение и самоуничижение?» — порой говорят они. На деле это смирение мнимое, в основе его лежит тонкое самолюбие. «Они ищут ошибки только в своем собственном поведении и постоянно заняты только собой»[125], порой переводя чувство вины в самонаказание.

Из возникающего чувства печали надо выкристаллизовать плач о грехах, печаль по Бозе, отбросив пессимизм, саможаление, угнетенность чувств. Чувства также надо «воспитывать», освобождая их от ненужных наслоений. А вот уже просветленным чувствам, поставленным на службу духу, следует отвести достойное место. Ведь наши чувства означают «более чем фундамент, на котором формируется разум, облаченный в вербальную форму. Наши чувства связывают нас друг с другом теснее, чем наши мысли».[126]

Как, быть может, и всякая болезнь, депрессия может приводить к более глубокому пониманию своей жизни и своего предназначения. «Все великие отцы церкви, начиная с Павла, позднее Августина и вплоть до Лютера, прошли через душевную катастрофу. Я указываю на это, не желая просто приравнять их переживания к клинической депрессии. Они пережили свое несчастье как глубочайшую истину»[127], — пишет западный исследователь.

Однако «застревание» на фазе непродуктивного самообвинения, характерное для этих людей, не ведет к выходу из тупика. Верующий человек, постоянно, с напряжением клянущий себя за одно и то же, видимо, не может просто сказать себе: «Да, я это сделал». А с этого момента всегда и начинается осознание своего подлинного положения. Появляется и надежда на милосердие Божие, без которой человек не может расти духовно (Как будто бы специально для депрессивных личностей издан замечательный сборник бесед митр. Антония (Блума) «О встрече».). Повторим, что такие прихожане любят донимать священника бесконечными разговорами, часто об одном и том же, порой смакуя подробности своих переживаний.

Ф. М. Достоевский отмечал, что это люди, «которые даже в самом чувстве унижения посягнули отыскать наслаждение» [128].

Депрессивное состояние должно стать сигналом, звонком о том, что в душевной и духовной жизни человека существуют серьезные проблемы.

Действительно, часто «мы не стремимся вылечить свою душу, а всего лишь принимаем время от времени таблетки обезболивающего, предназначенные для того, чтобы на какую-то долю секунды прекратить нескончаемую боль. Мы притупляем эту боль алкоголем, наркотиками, развлечениями, но не пытаемся вылечить себя. Разве таково поведение разумного существа? » [129]

К. Г. Юнгу приписывается следующее великолепное описание депрессии. «Она похожа, — говорит он, — на пожилую даму в черных одеждах. Если эта «дама в черном» появляется, ее не следует прогонять. Напротив, нужно пригласить ее к столу и выслушать то, о чем она хочет рассказать». Другой известный психотерапевт рекомендует примириться с наличием депрессии и по возможности помочь больному собраться с духом, чтобы пережить ее: «Речь идет не о том, чтобы обрисовать страдающему его страдание, а как раз наоборот — представить это страдание как зеркальное отражение его существования, стремящегося в своем безумии к бегству от жизненных проблем».[130]

Нежелание вести серьезный разговор с этой «дамой» приводит к поиску поддержки хоть какого-то равновесия. Обычно это делается с чьей-либо помощью.

Современный психотерапевт Эмми Гут видит в депрессии «положительную потенциальную силу в действии. Она придерживается мнения, что в депрессивном состоянии могут быть переработаны ситуации неудачи и утрат, так как депрессивная опустошенность принуждает к покою и одновременно предоставляет возможность выждать то, что поднимется из подсознания. В период депрессии, в тишине и покое может развиться нечто новое. Тем самым депрессия может стать продуктивной».[131]

Но не следует впадать в другую крайность и радоваться депрессии.[132] Встречаются случаи, когда человек прямо-таки наслаждается своим подавленным состоянием.«Стереотипные представления о том, что человек не любит плохих настроений, крайне ошибочны. Погрузившись в состояние депрессии, человек получает какое-то странное удовольствие от своей тоски. Нередко он ощущает даже свое превосходство над людьми жизнерадостными и веселыми».[133] Однако превосходство это весьма сомнительного качества: «Одна молодая женщина сравнивала приход депрессивного состояния с погружением в черную бездонную яму. Смотришь вниз, в черную бездну: страшно, голова кружится, а в то же время глаз оторвать не можешь и какая-то непреодолимая сила тянет туда, вниз: «Иди туда — там покой».[134] Нельзя забывать, что для православного христианина «единственная печаль, которая допустима, — это скорбь о своих грехах. Но святые проводят четкую грань между печалью-страстью и печалью-скорбью о грехах. Второе чувство, по свидетельству Святых Отцов, несет с собой мир и покой, тогда как первое — неприятные ощущения, тоску или тревогу».[135]

И «как больной не выносит тяжелого бремени, так унылый не в состоянии тщательно исполнить Божии дела; ибо у того телесные силы в расстройстве, а у этого не осталось сил душевных» (преподобный Нил Синайский).[136]

Как будто зная об этом, депрессивные личности обычно выбирают себе в собеседники людей, с одной стороны, достаточно сильных, а с другой стороны, тех, кто не будет докапываться до подлинных причин их уныния и депрессии. Этому требованию соответствуют всевозможные лжепророки и «старцы», в беседах и советах которых порой сокрыта тонкая лесть и присутствуют элементы игры и лукавства. Они держат «на плаву» своих приближенных, но не позволяют им открыто взглянуть на себя и окружающую действительность. Вспомним утверждение некоторых психологических школ (в частности, психоанализа) о том, что причины невротических страданий могут происходить из детских проблем. В письмах преп. Амвросия Оптинского можно найти указания на это, как на этиологический (причинный) фактор депрессии.«Один диакон, страдавший неизвестной болезнью, сопровождающейся тоской и страхом (депрессия? — авт.), просил преп. Амвросия помолиться о нем. Своим духовным взором старец провидел причину мучившей его болезни и написал ответ: «Началом и первой причиной болезни вашей были детские грехи, которые, должно быть, вы не умели или стыдились исповедать вовремя!»[137] На наш взгляд, здесь виден все тот же механизм: «недопущенная печаль» о грехе, желание спрятать его от себя самого и других, отсюда боязнь исповедовать свои проступки.

Человек, который оказался в ситуации вынужденного тесного общения с депрессивной личностью, конечно, должен быть осторожен. Как видим, эти люди склонны приукрашивать проблемы, преувеличивать (В медицине есть особый термин — аггравация, означающий намеренное преувеличение тяжести симптомов.) тяжесть обстоятельств и долго о них говорить на пределе откровенности. Умением так тягостно дружить депрессивные люди напоминают шизоидов, погруженных, подобно нашим героям, в свой внутренний мир настолько, что окружающее становится малозначимым. И вообще, шизоидная акцентуация явно соотносится со свойствами депрессивных личностей.[138] Поэтому и отношение ко всем сугубо личным рассказам должно быть очень бережным. Не стоит забывать о ранимости и зависимости этих людей. Свт. Филарет Московский предостерегал: «Личную откровенность, которую в избытке не решился бы человек требовать, должно принимать, как дело свободного рассуждения, с таким уважением и со страхом Божиим, как следует принимать тайну христианской души, которая есть Божия».[139] Иначе может произойти «интоксикация (Интоксикация — здесь: отравление.) тайной». Подобная близость приедается, интимное обесцвечивается, становится пошлым.

Следует признать еще две вещи относительно этих личностей. Во-первых, это одна из наиболее трудных в духовном отношении категория прихожан. Во-вторых, как уже указывалось, именно из их среды выходит наибольшее число самоубийц. «Люди, имеющие тонкое душевное устроение, большое честолюбие и тонкость, горюют и страдают от меланхолии, или вообще кончают самоубийством. Они и сами чувствительны, и диавол делает их еще более чувствительными… Ибо диавол потакает их наклонностям».[141]«Трудность» же этих людей в том, что, находясь в аффекте отчаяния (выражается это своеобразной мимикой, скорбным маскообразным лицом, вздохами и т. п.) и даже высказывая мысли о самоубийстве, они обнаруживают активное сопротивление всяким попыткам окружающих помочь им выпутаться из ситуации, примириться с действительностью, вырасти духовно.

Если человек во всех окружающих обстоятельствах видит лишь причину для своих страданий и не умеет принимать все бывающее с ним как из рук Творца, он будет унывать при каждой неудаче. Прп. Антоний Великий рассуждает так: «В чем кто находится поневоле и неохотно, то для него есть темница и казнь. Итак, будь доволен тем, что есть у тебя, иначе, перенося (это состояние свое) без благодарения (с недовольством, неохотно), ты будешь тираном для себя самого, не сознавая того».[142]

Это святоотеческое положение как нельзя лучше объясняет разницу между одиночеством, являющимся проблемой всего человечества, и «заболеванием одиночеством»,которое фактически означает крушение идеальных представлений о жизни, разрыв иллюзорных связей, некогда казавшихся значимыми. Кризис семьи, неполноценная (пустая) дружба, чувство тоски о чем-то светлом, ощущение, что ты никому не нужен, нереализованные творческие способности… Душа мятется и впадает в отчаяние.

Преп. Амвросий Оптинский на вопрос «Как жить?» отвечал: «Жить — не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение». Жизнеописатель так объясняет этот шутливый ответ: «Если посерьезнее вникнуть в это наставление, то каждый увидит в нем глубокий смысл. «Не тужить», то есть чтобы сердце не увлекалось ненужными для человека скорбями и неудачами, направляясь к Единому Источнику сладости вечной — Богу; через это человек при бесчисленных и разнообразных невзгодах может успокаивать себя, мирясь с ними, то есть смиряясь».

У каждого человека есть положительные качества. Кто-то «от рождения» несребролюбив, кто-то мягок и уступчив. Каждому типу личности соответствуют определенные черты, которые могут с успехом использоваться в доброделании. Прп. Серафим Саровский в своей известной беседе о цели христианской жизни сравнивал жизнь с торжищем, где нужно использовать самый ходовой товар. Странно было бы, имея полную лавку сукна, махнуть на него рукой и пытаться «сделать бизнес» на голенищах от сапог, которые в данный момент и достать трудно, и продать тяжело. Каждый человек должен знать, к какому доброму делу он расположен больше всего. При этом не стоит забывать, что товар, имеющийся в избытке и достающийся даром (врожденные свойства), и стоит весьма дешево. А то, что в дефиците, и пойдет по дорогой цене. Человек, никогда не считавший деньги, может спокойно подать нищему или дать взаймы неблизкому знакомому. Но если он трясется над каждым рублем, скуп и никому не дает взаймы, то любая, даже небольшая жертва, поданная от всего сердца, оценится весьма высоко. Таким образом, пользуясь врожденной склонностью к доброделанию, следует знать свои сильные и слабые стороны и работать над ними.

Люди с депрессивным складом характера обладают такими необходимыми для христианина качествами, как сосредоточенность, склонность к самоуглублению и созерцательности. Им присуще глубокое переживание своей вины. Вообще, это люди с глубокими чувствами, богатым душевным миром, склонные к возвышенным размышлениям. Во всяком деле они стремятся постичь его глубину. От этого они так быстро впадают в уныние, им не хватает надежды, смелости радоваться.

Если тщеславным истероидам и гордецам шизоидам надо чаще прибегать к такому действенному духовному оружию, как самоукорение, депрессивным личностям, которые уже владеют им (впрочем, в извращенном виде), стоит чаще прибегать к мысли о величии, о милосердии Божием, дабы воспитать в себе надежду.

По учению свт. Тихона Задонского, «под именем христианской надежды следует понимать такое чувство христианина, когда он и умом своим, и сердцем, и волею полагается на одного Бога, на Его высочайшую премудрость, на Его всесовершенную любовь к человеку, на Его всемогущество и правосудие». 145 Описываемому типу людей свойственно серьезное отношение к своим обязанностям, впрочем, по большей части к тем, которые их действительно интересуют. Хотя при этом они часто останавливаются на полпути, впадают в пессимизм и опускают руки.

Если же они преодолеют свою неустойчивость и склонность к печали, научатся слушать голос совести и надеяться на Бога, у них есть прекрасная возможность стать настоящими христианами.146

Вновь капуста вверх корнями?

Всякий, невидящий и обещающийся наставлять других, есть обманщик, и последующих ему ввергает в ров погибели по слову Господа: «Слепец же слепца аще водит, оба в яму впадут».

Прп. Симеон Новый Богослов

Жаркий июльский день клонится к закату. Закончено вечернее богослужение буднего дня. Молодой священник, благословив с амвона немногочисленных прихожан, с приятным чувством исполненного долга входит в алтарь и начинает неспешно разоблачаться. В сердце звонко поет радость. Еще совсем недавно это был обычный молодой человек, игравший в «крутой» музыкальной группе. Несколько лет назад он пришел в Церковь. Теперь он призван наставлять, обращать заблудших, помогать людям в различных трудных обстоятельствах. И он очень благодарен Богу за это…

Эти светлые мысли неожиданно прервал скрипучий голос: «Ну, батя, чего заснул-то? Пора церкву закрывать!»

«Это алтарник Тимофей, старик лет семидесяти. Служит при храме лет двадцать, всюду сует нос и любит давать советы. Вот и теперь, видите ли, поучает, созерцанию мешает. Но я-то уже не тот Юра, которого можно было посылать за водой для мытья пола и поминутно читать поучения. Я теперь — отец Георгий, и обращаться со мной следует соответственно. Не ради меня самого, конечно. Я прекрасно знаю о том, что почести принимать — грехи наживать. Но вот сан мой почитать необходимо. Так и Святые Отцы писали. Вот, например, свт. Феофан Затворник, или… Да, вот и Олег, хоть и одноклассник, но и после моего рукоположения он как-то слишком уж вольно со мной беседует. И руку почему-то не целует, а ведь это по правилам положено. Надо ему сказать, что теперь ко мне следует по-другому относиться…»

Увы! Как часто размышляет подобным образом молодой священник, еще не приобретший духовного опыта. И как часто эти размышления и соответствующее им поведение приводит к тому, что называется «младостарчеством». Такой пастырь уже стоит на краю духовной прелести, рассмотрение которой выходит за рамки данной книги.

Однако даже от взора психолога, не говоря о людях духовных, не ускользают некоторые типичные для данной ситуации ошибки.

Прежде всего, происходит смешение понятий, относящихся к священному сану и личности священника. На уровне ума здесь все ясно. Но на уровне душевного расположения возникают вопросы: целуют руку мне, как носителю сана, или сану, который я ношу? Но если даже сану, то ведь он мой. Без меня и руку-то было бы некому целовать. Или другой вопрос: если меня обижают и оскорбляют «при исполнении», бороться ли за честь священных одежд или сдержаться? Обличить ли властью священника замеченное зло, или покрыть человеческим снисхождением? Перед этими трудными вопросами может растеряться всякий человек. От того, как они решаются, зависит дальнейшее служение молодого пастыря. Все его рвение и горение может обратиться в бой с тенью, о чем предупреждал Апостол Павел (1Кор.9:26).

Тот же великий проповедник христианства, Апостол Павел, в своем послании к Филиппийцам радуется, что христиане, получившие от него наставления в вере, вновь стали заботиться о нем. Но разница между этой чистой радостью и восторгом молодого священника, видящего, как вокруг него суетятся люди, желая хоть чем-то угодить, велика. Божественный Апостол пишет, что он «весьма возрадовался в Господе» (Флп.4:10), поскольку, заботясь о нем, эти люди получают плод духовный. Сам же он говорит, что «научился быть довольным тем, что у меня есть; умею жить в скудости, умею жить в изобилии, научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод» (Флп.4:11–12).

Юный пастырь, не подготовленный ни духовно, ни душевно, (Психологический опыт тоже важен!) может воспринять получение священства как обретение чуть ли не всех даров Святого Духа сразу. Особые благодатные утешения, бывающие в начальный период после рукоположения, принимаются за свое неотъемлемое достояние.

«Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица, и жучок, и паучок», — взывает душа, готовая сеять всем приходящим «разумное, доброе, вечное».

Начиная наставлять, он, конечно, опирается на книжный опыт, полученный за 3–4 года усиленного штудирования Святых Отцов. Причем прочитываются в первую очередь чаще всего те книги, которые реально применимы к жизни только после нескольких лет внимательной христианской жизни, и то при наличии опытного духовника. (В повести В. Алфеевой «Джвари» иеромонах говорит недавно пришедшей к вере женщине: «Зачем Вы читаете Лествичника, эту классику монашеского опыта, если живете в миру? Это только увеличивает разрыв между тем, что Вы знаете, и тем, что Вы есть на самом деле». Алфеева В. Джвари // Новый мир. 1989, № 7. С.22.)

Можно не согласиться с такой категоричностью. Но очевидно, что в чтении необходима рассудительность. После «проглатывания» книг о высотах духовного подвига с языка не сходят такие выражения, как «смирение», «святое послушание», «благодатные дары», «духоносные старцы» и т. п. (Подробнее о чтении духовных книг см., напр.: Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 5. Приношение современному монашеству. СПб., 1905. Репринт: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991. Глава IX. О чтении Евангелия и отеческих писаний; Глава X. О осторожности при чтении отеческих книг о монашеской жизни. С. 50–54.)

Юное сердце тает от наплыва «благодати», а точнее сказать, от эмоций, сдобренных тщеславием. Исполняется предостережение Спасителя о плевелах, растущих посреди пшеницы (Мф.13:24–30). Все романтические рассказы о послушании и старцах хочется применить к себе, причем на себя непременно взять роль старца. Что и говорить, число желающих смирять во все времена многократно превышало число готовых смиряться.

Однако давайте вернемся к людям, прибивающимся к таким «вождям». Каждый священник знает, как много у нас женщин с неуемной энергией. Эти дамы всегда готовы слушать беседы на религиозные темы, они постоянно приходят для обсуждения своих проблем, подолгу и скрупулезно исповедываются. Они всегда ищут утешения в духовных объятиях любимого (как опасно!) батюшки.

Синдром «жен-мироносиц» подробно описан в книге прот. Владимира Воробьева «Покаяние, исповедь, духовное руководство». Автор указывает, что эти женщины ищут прежде всего душевного тепла, хорошего расположения, внимания. Зачастую это одинокие, разведенные женщины, или имеющие пьющих мужей, одним словом, это несчастные люди с несложившейся личной жизнью.

Священник Борис Нечипоров отмечает, что «одной из характернейших отрицательных черт сегодняшней женщины является психологическая бездомность». То есть крыша над головой вроде бы имеется, а вот дома нет. Часто вина лежит на самой женщине, которая не смогла (или не захотела) стать источником домашнего тепла и уюта. «Та женщина, которая «сама не в себе» — именно она и не может, по-видимому, иметь дома. И обретение дома для женщины приходит параллельно с возвращением к себе, святыне своей души».

В любом случае, на первых порах этим «бездомным» нужны обычное внимание, теплое человеческое отношение. Однако стремление делать из батюшки постоянного утешителя тормозит духовный рост и зацикливает на эмоционально-чувственной сфере.

Представим ситуацию, когда подобные женщины, да еще и с истероидными чертами характера, окружают нашего «младостарца». А если он при этом высокого роста, обладает приятным голосом, развитой речью и прочими привлекательными качествами, то борьба может быть весьма упорной.

Внутренне стремление к «духовному» руководству со стороны такого священника встречает поддержку целой группы энергичных прихожанок. Это еще больше затмевает духовный взор пастыря. «Ах, отец Г.!» — слышится со всех сторон. Священник начинает ловить на себе внимательные, изучающие, порой восхищенные взгляды. Ответственность возрастает, уже нельзя просто так пройти по храму, повернуться. Нужна особая элегантность, плавность. За собой приходится следить, порой подолгу разучивая движения перед зеркалом. (Подобные явления описаны и в светской литературе (см., например, «Пармскую обитель» Стендаля.)

И вообще — подрясник уже староват. Нужен новый, да побогаче, из хорошей ткани, ведь люди смотрят. Или же наоборот, надену-ка я ряску постарее, с заплатками, обувь похуже, пусть все видят, что я не какой-нибудь сребролюбец, я смиряюсь!

Пять-шесть лет работы над собой в подобном направлении формируют законченный образ «блестящего духовного руководителя», уже со знанием психологии, языка телодвижжений (Мы своими глазами видели знаменитую книгу Алана Пиза «Язык телодвижений», известную по институтским лекциям с первого курса, в келье у одного из типичных младостарцев.), физиогномики и системы Станиславского. «Теперь можно и за старчествование браться»…

Особенно тщательно изучается святоотеческая литература, и в первую очередь монашеского толка: о смирении, подчинении воле старца. Несогласные с господствующей в общине системе руководства обвиняются в незнании творений Отцов, низком духовном развитии.

А что же наши верные духовные чада? Их привязанность успела перерасти в зависимость. Каждое слово и жест любимого духовного отца ловятся на лету, обсуждаются, нагружаются особым смыслом. Впрочем, иногда все это «почитание» воздается даже еще не имеющему сана человеку, видимо, «авансом».

Приходилось наблюдать, как с выполнявшим несколько дней обязанности пономаря пареньком начали весьма любезно здороваться и оказывать прочие знаки внимания, потихоньку шушукаясь: «Скоро рукополагать будут!»

Другой случай. Во время всенощного бдения оставленный без присмотра ребенок забрался на солею и зашел в алтарь. «Батюшкой будет», — пронесся приглушенный шепот среди немногочисленных прихожан, в основном пенсионного возраста. Служивший священник по этому поводу заметил: «Вообще-то это девочка была!» «Ну, значит, монахиней станет!» — не сдавались старушки.

Литература о послушании, духовном руководстве и прозорливости переходит из рук в руки. Главной темой для разговоров становятся рассказы о современных и древних старцах. Каждая духовная дочь стремится во что бы то ни стало попасть на особый, индивидуальный разговор с батюшкой, быть к нему как можно ближе.

Так незаметно преступается вторая заповедь Декалога: «Не сотвори себе кумира». Человек, насколько бы свят он ни был, не должен заслонять собой образ Христа.

«Народ наш, некогда благочестивый и верный Господу, потерял способность «различать духов», утратил нравственные ориентиры», — с горечью отмечает Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий И.

Рука не поднимается описывать те нравственные ужасы, которые приходилось наблюдать в отношениях междуподобными пастырями и их пасомыми. Культ личности в отдельно взятом приходе может принимать формы тоталитарной секты внутри Православной Церкви. Черное там называют белым, бесов выдают за Ангелов. Чтобы отвести подозрения в сгущении красок и нагнетании ужаса, приведем слова живого свидетеля. Ему удалось освободиться от влияния одного видного «младостарца» при титанических усилиях нескольких священников, в том числе духовников епархий.

Вот лишь одно из его признаний: «Так велика была моя вера в батюшку, что по одному его приказанию я готов был совершить не только безнравственный поступок, но и преступление, думая, что этим исполняю службу Богу. Священник же этот, видя и поддерживая мое рвение, использовал меня для своих личных нужд».

Далее приведем отрывок из творения еп. Варнавы (Беляева), хорошо иллюстрирующий наши размышления.

«… Диавол уводит внимание еще дальше от той черты, на которой оно должно стоять, а именно — на личность духовного отца. И все под предлогом изыскания благодати. Удобство для врага доставляет то обстоятельство, что благодать неотделима в данном случае от личности, ибо именно через последнюю проявляется и изливается на окружающих.

И вот — начинают эту благодать отыскивать везде и во всем и, найдя, интересуются уже не ею, а тем телесным органом, через который они ее получают. Я не отрицаю того, что, действительно, у святых все тело благодатно, но внимание новоначальных не должно останавливаться на внешнем облике подвижника. Действительно, очи прозорливцев полны небесного огня, но смотреть на них бесстыдно, во все глаза, есть дерзость. Руки их при благословении источают для верующих чудотворные токи, но при этом некоторые обращают слишком большое внимание на форму рук благословляющего. А это опять-таки грех.

Если же почитаемый учитель, хотя бы и имеющий духовный сан, не является духоносной личностью, то греха еще больше, потому что развиваться ему ничто не мешает. Тогда, немного спустя, всё начинает «нравиться»: голос (при возгласах), походка, манеры, обращение. Созданный образ заслоняет, наконец, подлинное лицо духовного отца. Тех, кто не верит в «святость» нашего избранника, мы начинаем ненавидеть; кого старец приближает к себе, к тому ревнуем и тому завидуем. Если есть возможность оттереть этого человека, всячески стараемся сделать это, а недавно пришедших — не допустить к обожаемому духовнику. Если, придя в церковь, не застают почитаемую особу, уходят, забыв даже перекреститься.

Но разве благодати не стало в храме, разве Христос ушел из него? Как не вспомнить слова св. Апостола Павла: «вси бо своих си ищут, а не яже Христа Иисуса «(Флп.2:21). Грустно у него это звучит — «все ищут своего»… Какое им дело до Христа, им нужно «батюшку» или владыку такого-то!..»

«Но в исключительных случаях нездоровое отношение к своему духовнику принимает столь ужасную форму, что требует от человека самого пристального внимания к своим поступкам и перемен в поведении. Ибо неистовствовать, встречая выходящее из храма духовенство, откусывать пальцы (как это пыталась сделать одна из психопаток, позволю себе так назвать этих несчастных, у о. Иоанна Кронштадтского), рвать «на память» рясы, «вынимать след» и тому подобное — всему этому Божественное Писание не учит. Напротив, из Евангелия мы узнаем, что жены, шедшие за Христом, находясь даже в великой скорби, кричали лишь вслед Ему (Мф.15:23), смотрели на Господа, но издали (Мф.27:55), и если прикасались, то лишь к краю одежды Его (Мф.9:20)»

Не так давно в Москве открылся Центр по реабилитации жертв тоталитарных сект. Приходилось слышать о необходимости открытия подобного центра для жертв тоталитарных общин и лжестарцев в Православной Церкви. За этой печальной шуткой стоят сотни жертв, порой полностью по-терявших доверие к священству или даже совсем ушедших из Церкви. Некоторые же, хотя и не порвали с Православием, постоянно мучаются недоверием к людям, подозрительностью, впадают в пессимизм и депрессию.

По мнению А. Л. Дворкина, «младостарчество» и тоталитаризм внутри Православия — «периферийные явления, осужденные священноначалием».. Мы не разделяем этого оптимизма, поскольку размах иных лжеблаженных, лжестариц и «младостарцев» настолько велик, что это вполне можно назвать целой тенденцией в современной духовной жизни.

То, что у наших современников потеряны духовные ориентиры, сомневаться не приходится. Люди, считающие духовностью любые гадания и заговоры (Мы слишком хорошо знаем одну женщину — «ученую», защитившую докторскую диссертацию по психологии на тему о духовности, но не имеющую элементарных представлений о началах христианского учения.), легко становятся членами тоталитарных общин. Причем это могут быть не только муниты или сайентологи, но и наши доморощенные «блаженные» или «старчики». Описанные тем же А. Дворкиным этапы подчинения сознания вполне универсальны и в разных вариантах применяются и в «старческих» общинах. Упрощенно эти этапы выглядят так:

1. Отказ от всего прошлого. Людям внушается, что до знакомства со старцем (или ему подобным) они не знали истинного Православия, его тайн и глубин.

2. Разделение сознания и воли человека. Конечно, на это поддаются далеко не все. Преградой становится наша истинная вера и трезвость. И всё же часть людей, принимая Евангелие, исполняет волю «аввы», порой диаметрально противоположную учению Церкви.

3. Культ личности своего учителя, фанатичная привязанность к нему (христианство — это он (она).

На этих «трех китах» держится любая тоталитарная организация. Нынешние лжестарцы и юродивые пользуются вполне современными технологиями «раскрутки» своего имени. Они воздействуют на наивных искателей объекта поклонения с помощью достижений психологии и социологии, электроники, а порой и просто оккультными методами.

Действительно, «в нашем падшем мире нет такой святыни, которую злая воля не могла бы выломать из храма и использовать в качестве булыжника для разрушения Церкей.»

Становясь членом лжестарческой общины, человек совершает несколько весьма серьезных шагов, ломая вложенные в нас механизмы духовной и психологической самозащиты. Во-первых, он приносит себя в жертву руководителю, и совершается это прежде всего путем отказа от анализа происходящих событий, особенно действий руководителя: «Теперь все решает старец. Он определяет, что хорошо, а что плохо. Благословляет, как поступать и от чего воздерживаться». Как указывалось выше, все это облекается в личину «святого послушания» и «отсечения воли».

Для кого-то этот этап является довольно трудным, поскольку и разум, и сердце подсказывают: «Что-то здесь не так!» Тогда человек начинает себя заставлять, убеждать (особенно это характерно для обсессивно-компульсивных личностей). Для других ситуация отсутствия критического анализа происходящего давно знакома и даже желанна. Депрессивные, дефензивные и истероидные личности будут возглавлять колонну.

Во-вторых, в угоду общине приносится в жертву индивидуальность. Не греховность, как это было в монастырях, руководимых опытными духоносными старцами, а именно индивидуальность. По сути дела, община лжестарца является ничем иным, как толпой, живущей по своим законам и прежде всего обезличивающей человека. Думается, никому из православных христиан не хотелось бы видеть людей не у ног Спасителя, а у кроватей обманщиков. Необходимость иметь духовного руководителя каждому, кто следует по пути спасения, подчеркивалась многими Отцами Церкви. «Но чтобы Христос послал такого отца, нужно его искать, с пламенной молитвой и в покаянном духе». Видя же искажения понятия о духовном руководстве, свт. Игнатий (Брянчанинов) предостерегал пастырей и пасомых: «По причине иссякновения благодатных руководителей, по причине умножения лжеучителей, обманутых бесовскою прелестию и влекущих весь мир в этот обман, необходимо жительство, растворенное смирением. Убойся лицемерства во-первых в себе самом, потом в других: убойся именно потому, что оно — в характере времени и способно заразить всякого при малейшем уклонении в легкомысленное поведение».

Посланный от Бога смиренный и опытный пастырь — всегда, а особенно в наше время, — дар, который не следует сочинять в своих мечтах и творить своими руками, проецируя на первого встречного свои идеальные представления.

Закончить этот очерк хочется всё же на оптимистической ноте, процитировав глубокие по смыслу, вселяющие надежду слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I:

«Православный русский народ истомился в искании истинно добрых духовных пастырей. Их, верим, немало и теперь, но далеко не так много, как бы хотел православный русский народ и сколько их нужно для блага и процветания нашей Православной Церкви. Поэтому, молясь здесь вместе с теми, которые со временем будут пастырями(Слово произнесено в Ленинградской Духовной Академии.), которые теперь готовятся быть пастырями, русский народ с особой любовью смотрит на них, как на будущую надежду Церкви, как на будущих пастырей, чуждых того соблазна, который в недавнее время, как ураган, ворвался в нашу Церковь и которому были, к сожалению, причастны многие и многие наши пастыри…

Православный русский народ очень тонко умеет узнавать и ценить истинного пастыря. Его не соблазняют и не вводят в заблуждение драгоценные камни, сияющие на митрах и крестах многих нынешних священников; он желает видеть пастырей, украшенных блеском душевных качеств, желает видеть сияние души пастыря; он желает видеть пастыря — человека высоких духовных достоинств; русский народ желает видеть пастыря-отца, который приникает любовью своей к нуждам паствы; он идет к священнику и ждет услышать от него слово спасения: как ему спасти душу, как ему направить свою жизнь, чтобы привлечь на себя благодать Господню, как ему преодолевать трудности жизненные, как справляться со своими скорбями, недугами, немощами, как беречься от падений греховных».

Голос пессимиста

В этой главе речь пойдет о взаимном влиянии верующих и об отношениях в общине. Вначале приведем рассказ человека, имевшего длительный опыт общения в нескольких сплоченных группах православных христиан.

«Я разочаровался в верующих. Этим людям дано так много, но они далеко не соответствуют высоте полученного дара. С тех пор как я стал ходить в церковь, я не встретил ни одного нормального человека. Даже самое простое, умение слушать — где оно? Такое впечатление, что эти люди слушают только самих себя, они наполнены чрезвычайной значимостью событий, в том числе происходящих внутри них самих. Они постоянно выискивают и обсуждают «искушения», «кресты», трудности. Охвачены собственными проблемами настолько, что удивляешься тому, как они зашорены. Оглянуться, посмотреть вокруг, вдохнуть воздух полной грудью, — всё это невообразимо трудно для них. Приходя в Церковь, я хотел обрести внутреннюю свободу, но встретился с огромным количеством ограничений, предписаний, обрядов и обычаев, которые свято чтутся верующими людьми. Невыполнение малейшего из них грозит самыми настоящими гонениями. Причем гонения со стороны верующих,«мнящих творити службу Богу» (Ин.16:2), как я мог убедиться, носят утонченный и просто невыносимый характер.

От многочтения отеческих книг у таких людей возникает острое чутье на грех и неправду. Однако отсутствие смирения обращает это искание правды не внутрь себя, а наружу, превращаясь в рассматривание ближнего как в анатомическом театре. Я всё время ощущаю слежку: «Тут он поступил не по смирению. Здесь в нём говорит тщеславие. Он нарушил пост: надо его обличить»…

Эта атмосфера слежки и придирок очень мелочна и тягостна. Я не хочу отворачиваться от Бога, но с такими «верующими» мне тяжелее, чем с обычными нецерковными людьми.

Это невольно отталкивает меня от общения с ними, от их непрестанных разговоров про батюшек, матушек, чёточки, молитовки и святые места.

Каков же выход? Что предпринять в такой ситуации?»

Ответ православного психолога или Капуста вверх корнями

Чтобы правильно ответить на поставленный вопрос, следует учитывать два момента. Во-первых, многое зависит от личности самого вопрошавшего, а во-вторых, следует признать, что проблема действительно существует, и нужно научиться ее решать.

Распространенная ошибка неофита — считать всех верующих людей святыми. Это бывает в период «первой любви» (Имеется в виду период вхождения в Церковь (ср.: Апок. 2,4.) когда все видится в розовом свете, молитва журчит ручьем, все духовные цели кажутся близкими и легко достижимыми. Поскольку нет ещё опыта и элементарного чутья, любой душевный подъем воспринимается как искра благодати. На это указывали многие духовные писатели.

Чаще всего уже с первых шагов в храме верующий узнает о великом значении смирения. Однако смирение — это дар Божий, приобретаемый после многолетнего подвига. Гораздо легче освоить определенные правила и ритуалы, стандартные фразы, которые помогут показать себя «своим» человеком.

В любой общине, к сожалению, есть люди, которые так и не вышли из периода «религиозного детства». Действие призывающей благодати ими уже утрачено, а духовный опыт еще не приобретен. Многие так и остаются в состоянии некоего инфантилизма. На этой почве пышным цветом произрастают различные психопатологические явления. Наш герой, возможно, встретился с группой прихожан именно такого свойства. Они крепко держатся за внешнюю, ритуально-обрядовую сторону Православия, не осознавая, что при всей ее значимости есть более глубокие пласты.

Любой выход за рамки ритуала воспринимается группой как бунт. Такого беглеца быстро усмиряют, а если он не поддаётся, то изгоняют из группы. Налицо групповой стереотип поведения, как результат коллективной несвободы от существующих установок. Отличительная черта таких стереотипов — их всеобщее почитание, культивирование и навязывание.

Даже при беглом знакомстве с творениями Святых Отцов заметно, что они в один голос утверждают: самый тяжелый грех — гордыня, самая высокая добродетель — смирение. И вот новые члены общины, еще незрелые духовно, пребывают в постоянном стремлении (иногда доходящем до навязчивых, тревожных состояний) не выделиться своим несмирением и отличиться смирением.

Так, распространенным стереотипом является мнение, что выражать свои желания и предпочтения — это грех. Приведём наглядный пример.

В сторожке при храме собрались верующие для общей трапезы. Одного из собравшихся спрашивают: «Вы кашу как едите — с маслом или без?» Следует ответ: «Как благословите».

Конечно, подобный ответ чаще всего рождается не из глубокого внутреннего чувства смирения, как это бывало у подвижников благочестия. В данном случае человеком движет боязнь осуждения окружающими. Причём дома или в какой-то иной обстановке тот же самый человек весьма активно и конкретно выражает свои вкусы и предпочтения, нередко даже отстаивая их в споре. Но здесь — другое дело! Кстати, данный человек не задумывается о том, что таким ответом ставит в трудное положение того, кто предложил ему масло.

У митр. Антония (Блума) в книге «Три беседы о Церкви» есть хорошая иллюстрация к этой теме. Как-то к нему приехал Никодим (Ротов), тогда ещё архимандрит (Митрополит Никодим (Ротов) — митрополит Ленинградский в 1963–1978 гг. Известный церковный деятель.).

На все вопросы владыки: «Хотите лимона? Вам чай с сахаром? Положить Вам варенья?» он отвечал стандартной фразой: «Как благословите». В конце концов митр. Антоний не выдержал и сказал: «Отец Никодим, я Вас благословляю правду сказать!»

Истинное чувство смирения в подобных ситуациях праведные люди проявляли иначе. Когда новоначальные слишком пытаются преуспеть в смирении или другой добродетели (внешней, конечно), результат бывает плачевным. Слишком уж часто придумываются правила внешнего поведения с единственной целью: убедить себя и окружающих в собственной духовной «продвинутости». У Святых Отцов, в частности у свт. Игнатия (Брянчанинова), смирение понимается совсем иначе. Это прежде всего умение быть снисходительным к немощам и недостаткам ближних, великодушно переносить обиды, оказывать всевозможные услуги и т. п.«Смирение — ненависть к похвале человеческой, правота и прямота, оставление словооправдания»‘.

Однако многим новоначальным запоминаются не эти слова, а житийный рассказ о послушнике, который по благословению старца сажал капустную рассаду вверх корнем. К этой знаменитой капусте мы ещё вернёмся, а сейчас поговорим о том, что имеет самое непосредственное отношение к психологии. Мы уже отмечали быстро растущий темп невро-тизации населения. В основе большинства неврозов лежит конфликт между притязаниями («я хочу», «мне надо») и возможностью их реализации. То, чем человек хотел бы себя видеть, чем хотел бы обладать, не всегда достижимо в реальной жизни. Для любого невротика ценны внешние «подпорки» — для каждого свои: кто-то напряженно ожидает одобрения, похвалы; кто-то не менее сильно боится порицания, столкновений. В любом случае, если невроз меняет окраску словно хамелеон, и подделывается под «православный» цвет, все равно это будет болезнь, жалкое подобие подлинной добродетели. Невротик «смиряется» карикатурно: жеманничает, заискивает, ищет особых обстоятельств (кто-то должен заметить его смирение!). Другая печальная пародия на смирение — невротический страх, нерешительность, навязчивое самокопание, боязнь свободы, «открытых пространств» духовной жизни.

Социальные психологи утверждают (Впрочем, каждый может убедиться в этом на собственном опыте.), что для человека имеет огромное значение его оценка окружающими, и прежде всего теми, кто для него важен, от кого он чувствует себя зависимым. Зависимость эта формируется с раннего детства. Первыми значимыми для ребёнка людьми являются родители, именно их похвалой или осуждением регулируется детское поведение. Зачастую родители злоупотребляют своей значимостью. Как много сил тратят православно верующие родители на то, чтобы воспитать в ребёнке послушание, считая это краеугольным камнем педагогики. И как редко эти родители задают себе вопрос: а кто научит наших детей пользоваться свободой? Той самой свободой, к которой мы призваны, по слову Апостола, но которая не должна быть поводом для угождения плоти (ср. Гал.5:13). Чрезмерная перегрузка ребёнка религиозным воспитанием, «духовностью» без его внутренней готовности к этому часто даёт обратный результат.

Иногда родители используют свою значимость для достижения совершенно обыденных целей, «Доешь эту кашу, а то я тебя любить не буду», или «А то не разрешу тебе на велосипеде кататься» (что для ребёнка равнозначно). И ребёнок, чтобы не лишиться любви значимых для него людей, вынужден заталкивать в себя эту кашу, которую есть не хочет и вообще терпеть не может. Таким образом он учится приспосабливаться, при этом дезориентируясь в ценностях жизни.

Именно так формируется психология алкоголика и наркомана, то есть зависимого человека. Но это ещё не всё. Наряду с этим ребенок перестаёт понимать и ощущать целенаправленность своего жизненного движения. Он ломает себя ради прихотей человеческих, уродуется его характер. В итоге вырастают как раз те «проблемные христиане», которые сами себе не рады и над которыми всю жизнь довлеют стереотипы, заложенные в детстве.

Слов нет, весьма отрадно видеть, как ребёнок во всём испрашивает благословение родителей и знает, что не во всём нужно слушаться свою волю. Но такое поведение должно быть естественным следствием его убеждений, а не механическим исполнением принятого в семье обряда. Главное — не отбить у ребенка вкус к свободе, что порождает инфантилизм, безответственность, стремление непременно сделать «как благословят». Великий знаток христианской психологии свт. Феофан Затворник настаивает на том, что детей надо не «приучать», а «располагать» к этому. А брань с грехом, развивающемся в ребёнке, не должна быть войной с самим ребёнком. Быть может, мы все слишком мало ценим свою свободу. Но её ценит Бог, не насилующий волю человека, но дающий ему возможность выбирать. Только выбрать мы должны именно то, что приводит к вечной жизни. Вспомним слова Апостола Павла: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (I Кор.6:12).

Эта свобода может быть страшнее любой тюрьмы для человека, стремящегося на каждом явлении повесить ярлык с надписью: «хорошо» или «плохо». Отсюда желание регламентировать свою жизнь, максимально ограничиться внешне, замкнуться, чтобы как можно реже попадать в мучительное состояние выбора.

Зависимость человека может проявлять себя в самых необычных формах, в частности в виде созависимости. О ней можно говорить, когда человек «принижает себя перед кем-либо, стремится к сохранению существующего уклада, в котором находит парадоксальное самоутверждение». Такой человек принимает на себя роль жертвы, порой страдая физически, находя в этом удовлетворение. Порой он видит в этом собственное предназначение. При этом «внешне иногда такого рода поведение маскируется под христианский образ смирения, жертвенности, служения и любви».

Обрядоверие — вот имя мощнейшему течению в современном Православии. И относится это не только к людям, которые приходят в церковь три раза в год: на Крещение — за святой водой, на Вербное Воскресение — за вербой и на Пасху — освятить кулич и яйца. Многие из нас ходят в храм регулярно, исповедуются, причащаются, читают массу книг, но при этом жизнь полагают на то, чтобы культивировать в себе комплекс внутренней несвободы.

В психологической стороне обрядоверия можно выделить два основных аспекта: «сдвиг мотива на цель» и феномен структурного голода, о которых и поговорим подробнее.

Феномен подмены, или «сдвиг мотива на цель» (Классический пример «сдвига мотива на цель» из светской психологии: человек изучает иностранный язык. Сначала — потому, что ему нужно ехать за границу. Потом — просто потому, что язык (или процесс его изучения) понравился ему сам по себе.) характеризуется переносом внимания на процесс достижения некогда значимого результата, обстоятельства его формирования и внешние атрибуты. Удачное сравнение делает схимонах Паисий Афонский. Он пишет о людях, ревнующих «не в том направлении»: «В то время как они, имея тонкое сердце, могли бы много преуспеть, диавол в конце концов похищает его у них. Они идут, например, в лавку купить поднос, чтобы на нем были цветы. Когда они находят поднос, радуются, а сами цветы им уже ни к чему».

Наиболее ярко это видно на примере церковного поста. Очень важными оказываются внешние обстоятельства: сколько раз в день есть, что именно, сколько раз в неделю ходить на службы и какие именно, какие акафисты читать дополнительно. Но если поинтересоваться: «Зачем пост Вам лично? Что Вы от него ждете? Какова духовная цель поста?», можно услышать ответ: «Пост — церковное установление», или другой ответ, где причина смешана со следствием.

Другой пример — путешествия по святым местам. Помимо великой важности православного почитания святых, их мощей, иконопочитания и т. п., паломничества — это ещё и своеобразный духовный подвиг. Человек отрывается от привычного места, вступает в контакт с незнакомыми людьми, переносит тяготы дороги. Однако при этом он должен сохранить в уме — молитву, в сердце — любовь к святыне, уважение к окружающим людям, прибыть к святому месту с тишиной душевной и благоговением. Свт. Феофан строго предупреждал неуёмных «паломников»: «Искушения здесь (то есть дома — авт.) поодиночке нападают, в дороге будут нападать десятками, а в Иерусалиме — сотнями»., Видимо, многих людей интересует не конечный результат паломничества, а «сам процесс». Цель меняется местами со средствами её достижения. Не следует забывать, что даже самое святое место на Земле не гарантирует спасения. «В душе надо Афон строить», — советует свт. Феофан.

Известный психолог Э. Берн, исследуя врождённые потребности человека, выделял шесть видов «голода», то есть тех глобальных душевно-телесных направлений, которые должны разрабатываться человеком. Если нет адекватного ответа на эти запросы, может произойти бунт, и мы будем иметь дело уже с патопсихологическими явлениями. Лучшим вариантом здесь является одухотворение и преображение всех этих потребностей в русле истинного предназначения человека. Сейчас мы коснёмся лишь структурного голода, или голода по структурированию времени, являющегося одной из важнейших проблем человеческой жизни. По сути это создание «складок» и «сгущений» времени (конечно, в психологическом смысле), перспективное планирование времени и некая «уверенность в завтрашнем дне», за которую можно ухватиться. Церковный календарь с его чётким расписанием праздников, чередованием постов и мясоедов, дней светлой печали и покаяния с днями ликования и торжества, представляет собой уникальную возможность утоления структурного голода.

Однако здесь может таиться опасность. Бывает, что вместо высокой духовной свободы, которая обретается в процессе добровольного подчинения требованиям церковного календаря, человек находит удачный повод зажать себя в прокрустово ложе ритуала. Вместо таинственного единения, завещанного Апостолом: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим.12:15), получается киношное «все побежали, и я побежал». Удобно сознавать себя членом организованной массы, которая в определенный день дружно выдвинется на освящение куличей, в назначенный час придёт в храм в голубых (зелёных, красных…) косынках, и т. п. Мы знаем всё на год вперёд, каждый день уложен в рамки церковного обряда, который, к сожалению, может затмевать собой Таинство.

Именно потому стирается для нас подлинное значение церковных праздников так, будто они касаются нас непосредственно. «Можно подходить к каждому празднику, спрашивая себя: где здесь мое место? Какое суждение обо мне приносит мне этот праздник? Спасение или погибель? И если не спасение, то что мне надо сделать, чтобы оказаться в царстве жизни, а не в царстве смерти?»

Потребность человека в структурировании времени не стоит сбрасывать со счетов. Социологи утверждают, что «жизнь без строгой регламентации, когда каждый час сулит что-то новое и неожиданное, может показаться привлекательной и обеспечивающей условия для самореализации. Но это ошибка».

К восприятию времени можно отнести чувства спешки, спокойствия, размеренности, своевременности, надлежащего или сбитого чувства ритма, чувство перспективы (страх за будущее, ожидание чего-то), опасности, психологическое предвидение и планирование. Составляющей частью духовного состояния каждого человека «в любой момент жизни является какое-то конкретное чувство времени».

В характерологическом смысле подобная «безвременная авантюрность» типична для истероидных личностей.

Примером подобной бесструктурности можно назвать движение хиппи, да и вообще молодёжные тусовки, на которых «убивается» время. (Хотя время жестоко мстит тем, кто пытается его убить.) Похоже, что у «тусовщиков» совершенно отсутствует поисковое поведение, присущее каждому человеку, которое в идеале должно быть направлено на поиск путей спасения.

«Нирвана» на земле, полное отсутствие желаний и малейших движений воли — вот идеал этих сборищ. На самом

Вспоминаются строки Мережковского: «Какое счастие — не мыслить, Какая нега — не желать».деле поисковая активность человека не угасает, но, неправильно ориентированная, она «может проявиться в немотивированной агрессивности и неожиданных антисоциальных поступках, а порой и в саморазрушающем поведении. Творец вложил в душу человека потребность творить. И только ориентация на творческое преображение может быть нормой для внутренней жизни человека.

Возможно, раньше человек долгие часы проводил у телевизора или на молодёжных тусовках. (Тот, кто это прошёл, знает, как трудно избавиться от влияния неблагоприятной молодёжной среды, всё более затягивающей в пустоту.) Теперь же у человека появляется возможность иначе проводить время — на своём приходе. Например, в долгих разговорах о поездках по святым местам. Тем более, что в каждом храме находятся своеобразные «коллекционеры святых мест», которые постоянно посещают источники, монастыри, видели всех «старцев» и «стариц». Как правило, они являются вдохновенными и неутомимыми рассказчиками. Порой кажется, что вся их жизнь состоит всего из двух занятий: поездок по святым местам и разговоров о них. Услышанный авторами от священника Воронежской епархии эпизод достаточно ярко раскрывает сущность подобных «коллекционеров».

Одна из прихожанок, неутомимая путешественница, рассказывает другой: «А я и там была, и там была, и тут побывала». «А я нигде не была», — с некоторым сожалением замечает вторая. «А я и там была!» — с жаром подхватывает первая.

Наверное, действительно проще смиряться таким экзотическим способом, как посадка капусты вверх корнем, чем терпеливым перенесением выговоров и колкостей, не только без ответов словом и делом, но и с искренней молитвой за выговаривающего.

Неопытные пастыри, сами понимающие смирение как безропотное подчинение, нередко укрепляют людей в этом заблуждении. Бывает, что пастырь рассуждает примерно так: «Эти люди неопытны, уж я возьму на себя такой крест — думать за них, а они будут выполнять мои мудрые советы и двигаться по пути спасения».

На первых порах такая изолированность и ритуализированность может играть некоторую положительную роль. Снова уточним, что речь идёт не о благодатной изолированности человека от греховного мира, а о ситуации, когда человек, не изжив страсти, замыкается в кругу церковной терминологии и обрядов. Таким образом может протекать период адаптации, подготовки человека к дальнейшему росту. Согласно святоотеческому учению, грех, «срастаясь» с человеком, переходит в греховный навык, изживание которого составляет длительный и мучительный процесс.

Новообращённому важно не задержаться на этом этапе, не погрязнуть в бесконечном смаковании собственных «искушений», в поисках особой святости, в ритуалах и паломничествах. Религиозная жизнь современного православного верующего может дать множество поводов для этого. Хорошо, если опытный пастырь твёрдой рукой и горячим сердцем сумеет провести неофита сквозь все препоны к источнику воды живой.

Человек, входящий в Церковь, не без удивления для себя замечает, что путь веры почему-то заменяется у многих слепым следованием авторитету какой-либо личности или мнению группы. Невольно он вливается в этот общий поток. Но «если он и останется при этой форме верования, то религия духа останется недоступной»} Эти люди так и не перерастают, по слову И.А. Ильина, «религиозного детства».

Следует признать исключительную важность всего внешнего в христианстве, но при условии наполненности этой формы (сосуда) духовным смыслом. При этом следует избежать другой крайности, в которую зачастую впадают верующие люди. Мы имеем в виду почти органическое неприятие обрядовой, внешней стороны Православия.

Всякий церковный обряд, всякое действие, употребляемое при совершении Таинств, является внешней формой, неизменно насыщенной глубочайшим внутренним смыслом. Плоть человеческая со всеми совершаемыми движениями также представляет собой пустую форму, сосуд, который предстоит наполнить. «Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Который имеете вы от Бога» (1Кор.6:19). Если бы это уже было исполнено в каждом человеке, церковный обряд приобрёл бы такую прозрачность, что из него сквозила бы неизъяснимая животворящая благодать Божия. При этом внешняя форма не исчезает и не растворяется, а только просветляется.

Так учение Православной Церкви преодолевает две крайности отношения к внешнему и материальному, абсолютизацию и принижение, выбирая «золотую середину». Отсюда и вполне определённые психологические выводы. Душевные проявления человека (воля, чувства, память и т. д.) не изучались Святыми Отцами отдельно от целостной человеческой природы. «Эти явления, если и привлекали к себе внимание, то только как символы иного бытия, как отображения вечной жизни Самого Божества».

Еще одна из крайних тенденций, которую приходилось замечать в среде православных ревнителей, — полное отрицание достижений науки, любого внешнего знания, будто бы все это наполнено антихристианским смыслом. Еще не затих ажиотаж вокруг компьютеров и штрих-кодов, а на горизонте уже появляются новые объекты для борьбы.

Приведем по памяти один случай, описанный у прот. Димитрия Дудко. Во времена, когда автомобиль был еще редкостью, один из прихожан, увидев проезжающую легковую автомашину, обратился к пожилому священнику со словами:

— Смотрите, батюшка, на бесе едет!

— Это хорошо, — последовал ответ, — хуже, когда бес на человеке катается.

В наши задачи не входит обсуждение взаимодействия науки и христианства. С точки зрения психологии, в этих ситуациях заметна тенденция к поиску внешнего врага, что отвлекает силы души от трезвения и борьбы с грехом. Образ внешнего врага легко найти в последние времена, действительно изобилующие примерами отступления от истины. Руководствуясь этим, легко прийти к отрицанию любой образованности, технических средств, человеческих знаний, да и «светских» книг вообще. Нежелание напрягать собственные извилины приводит к воинственному отношению к светской учености. О таковых свт. Григорий Богослов писал: «Недолжно унижать ученость, как некоторые делают, но нужно признать глупым и необразованным того, кто, придерживаясь такого мнения, желал бы, чтобы все были подобны им, чтобы в общей массе была незаметна их собственная глупость и чтобы избежать обличения в невежестве»

Вечный мотив или Личности с навязчивостями

Особое внимание стоит уделить людям, в силу своих психологических особенностей цепко хватающимся за внешнюю, обрядовую сторону любого церковного явления. Речь пойдет об обсессивно-компульсивном типе характера, или личностях с навязчивостями. Духовные корни подобных личностных расстройств не столь очевидны, как у истероид-ных типов (тщеславие) или у людей, подверженных депрессиям (духовная пассивность, чрезмерная надежда на собственные силы с постоянными разочарованиями).

Вот что пишет по этому поводу немецкий психиатр Ф. Риман: «Все мы желаем продления своего существования и даже бессмертия; все мы ищем чего-то бесконечного и испытываем глубокое удовлетворение, когда вновь находим вещи, к которым привыкли, но которые по различным причинам утратили. В этом плане мы понимаем и страсть к коллекционированию: что бы мы ни собирали — почтовые марки, монеты или фарфор, — нами руководит неосознанный мотив вечности, некая гарантия бессмертия».

Естественно, все мы ищем, чему (кому) поклониться. И если душа сбивается с пути к Богу, Которому только и следует поклоняться и Кто только и может дать вечность, то она находит суррогат на земле. (Кстати, это одна из глубинных причин алкоголизма и наркомании (см. об этом специальный очерк в данной книге).

Склонность к обрядоверию часто основана на стремлении этого типа людей оставить все по-прежнему. Перемены в форме, содержании, отход от усвоенных понятий может восприниматься со страхом, поскольку означает крушение привычного образа мира. «В связи с этим… они пытаются найти или восстановить уже изведанное и проверенное. Когда что-либо изменяется, они расстраиваются, становятся беспокойными, пытаются отделаться от изменений, уменьшить или ограничить их, а если они происходят — помешать им или преодолеть их».

«При таких состояниях мнения, опыт, установки, главные правила и привычки удерживаются железной хваткой на основе действующего принципа и неизменного правила — все настоящее превращать в «закон вечности». Для православного человека, который дышит живительным воздухом Церкви, не может быть страшным восприятие чего-то нового, перемена взглядов в связи с осознанием собственных ошибок. Но человек с навязчивостями склонен воспринимать лишь то, что считает для себя правильным, отгораживаясь от остального. Такие люди считают для себя обязательным верить в то, что они считают истинным, и всякая другая мысль кажется им невероятной.

«Поэтому они так упрямо держатся за принципы и формулы, для них нет ничего страшнее, чем необходимость изменить что-либо в своей собственной личности. Их отличительную черту составляет магическое мышление; предохранение с помощью правил и запретов и соблюдение установившегося порядка помогают преодолеть страх».

По этому поводу нельзя не вспомнить окружавших Спасителя фарисеев, сделавших профессию из сидения в оппозиции и скрупулезного исполнения Закона.

На самом деле христианство, и в первую очередь православное, предполагает определенный риск, которого так страшатся данные личности. И.А. Ильин говорил о пользе религиозного сомнения в том смысле, что настоящее сомнение, убедившись, что привычные представления являются неверными, готово принять этот новый опыт.

«У личностей с навязчивым развитием всегда существует опасность довести до абсурда имеющиеся у них правильные познания и воззрения, превращая все действительное в мертвую схему.

Современный психиатр по этому поводу приводит следующую печальную шутку: «Один человек, попав на небо, увидел две двери с табличками: «Дверь в Царство Небесное » и «Дверь на лекцию о Царстве Небесном». Он подумал и вошел во вторую дверь «.

Для описания данного личностного типа психологи используют термин «ригидность» (негибкость) различных его характеристик. Относится это «к неподвижности тела, поведенческому социальному стереотипу и общей тенденции следовать прежним путем, оказавшимся неподходящим или даже абсурдным».

Конечно, в первую очередь бросается в глаза ригидность мышления, склонность «застревать» на какой-либо теме, неспособность быстро переключаться. Беседуя с таким человеком, вы замечаете, что он разговаривает, по сути, сам с собой, не отвечая на ваши вопросы и не возражая по существу.

Приведем отрывок из беседы в лавке православной литературы, свидетелями которой оказались авторы.

Женщина лет пятидесяти, приехавшая в Москву из провинции по делам прихода, пытается найти среди множества книг те, которые бы ответили на давно интересующий ее вопрос.

— Есть ли у Вас книга о Н-ской церкви, ее истории? — спрашивает она продавца.

Неожиданно к разговору подключаются двое мужчин неопределенного возраста. Один, с редкой бородкой, одет в длинный черный плащ, так что непонятно, кто он — монах, священник или мирянин. Другой в куртке, но с длинной и широкой бородой и «хвостиком» из волос.

— Н-ская церковь — еретики! Общаться с ними — страшный грех! Это нарушение N Правила М-го собора, — говорит тот, что в плаще.

— Но мне интересна история… — пытается возразить женщина.

— От этого до экуменизма — один шаг. Мы погибаем, предавая святые заповеди отцов Вселенских Соборов. Антихрист только и ищет того, чтобы мы не отличали правильную веру от ереси.

— Но я хотела сделать доклад в воскресной школе…

— Следы антихриста всюду! — грозно обрывает ее бородатый. — Апостол Петр предсказал: «Были и лжепророки в народе, как и между вами будут лжеучители, которые введут в пагубные ереси, отвергая и искупившего их Владыку». Ересей всегда было много, теперь же отступление приняло страшные масштабы. Штрих-код — это цветочки. Скоро всем присвоят номера, а мы и не заметим…

Обратим внимание на то, что наши «учителя» говорят как бы поверх своей собеседницы, не возражая ей по сути, не реагируя на ее реплики. У людей нетерпеливых общение с навязчивыми личностями вызывает раздражение, поскольку кажется, что на собеседника совсем невозможно повлиять, так как ко всем «новым фактам и другим точкам зрения… они проявляют ригидность».

«Одной из возможностей придать легитимность (Т. е. законное обоснование — Авт.) своей агрессивности, не выражая ее вовне, и даже рассмотреть ее как достоинство для лиц с навязчивым развитием является адекватный выбор профессии. В этом случае они приобретают право бороться со всем тем, что считают запретным для самих себя. Так появляются фанатики — неумолимые, бескомпромиссные и беспощадные в своей борьбе в любых областях, будь то гигиенические правила, подавление инстинктов, соблюдение морали или религиозность… Они направляют свою агрессию не на самих себя, но на внешние проявления и делают это с чистой совестью, будучи убеждены в том, что это необходимо».

В Православии такие люди часто находят свое «призвание» в постоянном поиске инакомыслящих, «еретиков», «обновленцев» и т. п. Сами они занимают позицию, которую принято называть ультраконсервативной, хотя можно вспомнить выражение свт. Григория Богослова: «Чрез меру православные».

«В религии они склонны к ортодоксальности и догматизму, а также, соответственно, к нетерпимости к другим вероисповеданиям. В представлениях о Боге у них доминирует аспект строгого и мстительного Бога-Отца, обладающего, прежде всего, качествами патриарха, требующего безусловного послушания и веры. Вместе с тем, они нередко суеверны и придерживаются магических представлений… Молитвенники и чётки, помогающие концентрировать внимание и вспоминать, становятся как бы шаблоном, предписанием, требующим безусловного исполнения. В своем рассказе «Скоморох Памфалон» Николай Лесков изобразил такую навязчивую набожность, противопоставленную простодушной и искренней вере простых людей».

Очевидно, что обсессивные личности нечутки к настрою в окружающем обществе, состоянию и личным переживаниям собеседника. Склонность фокусировать внимание на периферийных (Периферийных — здесь: второстепенных.) явлениях сопровождается у них заметным напряжением воли, направленной на выбранные аспекты, совпадающие с их понятиями. Но, увы, они склонны упускать именно то, что отличает одного человека от другого, одну ситуацию от ряда других. Не замечая черт, придающих явлению неповторимость, они рискуют окружить себя унылым миром стереотипных событий.

Их представления о Боге и Церкви могут быть чрезвычайно «умными» и детализированными, а знание Устава и вообще обрядовой стороны — впечатляющим. Но жизнь духа не может теплиться в темнице запретов. «Носители бюрократической набожности, такие люди главным образом выступают ПРОТИВ чего-нибудь и редко борются ЗА что-либо»..

Духовная основа описываемого явления — страх перед безграничной свободой, данной человеку, своеобразная боязнь открытых духовных пространств. Бог кажется им строгим учителем, требующим выполнения всех установок и предписаний (типичное фарисейство!) Энергия страха, накапливаясь, перерождается в агрессию. Обсессивный человек «критикует других, перенося на них собственное беспокойство и пытаясь их исправить».

Наш герой любит устанавливать себе сроки и давать обеты, как бы пытаясь совершить сделку с Богом. Сроки устанавливаются совершенно сознательно и свободно: «К Пасхе выучу наизусть первую кафизму». Изнурять себя зазубриванием, постоянно думать об обещании, волноваться — это совершенно в их стиле. При этом можно заметить искажение направленности воли. Дав обещание выучить десяток страниц церковнославянского текста, этот человек направит волю не на достижение результата, а на самого себя, поскольку он только и интересен себе самому.

Если истероидная личность характеризуется «выпячиванием» эмоциональных черт человека, шизоидная — мыслительных, то навязчивая — чрезмерным развитием и неправильной направленностью волевого начала. Обсессивно-компульсивный тип живет в состоянии постоянного волевого напряжения. Быстро усвоив, что подобает, а что нет верующему человеку, он ежеминутно принуждает себя чувствовать и думать «то, что надо». Он прикладывает к этому максимум усилий, фактически «сублимируя» свои глубинные страхи, но при этом создавая лишь иллюзию праведности.

Психологи отмечают, что обсессивные личности как бы играют выбранную роль (точнее, заставляют себя это делать), представляя из себя то «рабочего», то «любящего мужа», то «верующего на вечернем правиле», то «паломника». При этом они приказывают себе вести себя так, как должен выглядеть человек на работе, дома, в поездке по святым местам, воплощая многочисленные детали образа. При этом они с гордостью заметят вам, что постоянно заставляют себя что-то делать, поскольку в Церкви они получили множество предписаний. Если священник даст такому прихожанину определенное правило, то оно будет исполняться в мельчайших подробностях, а компульсивно акцентуированный еще и соберет всю информацию на данную тему. А если ему предоставить свободу выбора, то исчезнет необходимое для него ощущение внешнего принуждения, обязательности. Ведь для принятия даже самого простого решения человеку с навязчивостью необходим твёрдый принцип.

Склонность к «рассуждательству» и самокопанию — также нередкая черта их облика, причем эти самоугрызения не имеют ничего общего с подлинным покаянием, поскольку кроме обвинения себя оно обязательно должно сочетаться с верой в неизреченную милость Божью, ненавистью к греху и твердым желанием исправиться. Обсессивную же личность более интересуют обстоятельства и мотивы своих собственных поступков, ощущения и мысли при их совершении. Все это рождает особый тип исповеди: многочисленные подробности выкладываются священнику, который призывается сопереживать и анализировать все детали совершённого греха и возникавшие при этом чувства. Но ведь на исповеди главным должно быть покаяние, а подробности греха не рекомендуется воспроизводить даже в памяти, поскольку это вредит как исповеднику, так и духовнику. Догматизм и неуверенность в себе — две стороны одной медали, поскольку «догматизм появляется, чтобы побороть сомнение и неуверенность и компенсировать их».»Человек с навязчивым синдромом постоянно стремится застраховать и защитить себя. Поэтому он так упрямо держится за принципы и формулы; для него нет ничего страшнее, чем необходимость изменить что-либо в своей собственной личности. Его отличительную черту составляет магическое мышление: предохранение с помощью правил и запретов и соблюдение установившегося порядка помогают преодолеть страх. Болезненная привычка сотни раз проверять двери и краны, до бесконечности повторять молитвы, пересчитывать на улице машины или многократно осмысливать какое-либо слово перед тем, как совершить следующий шаг, дает ему чувство, что можно прожить без страха по крайней мере несколько часов».

Единство храбрых

Если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? И не по человеческому ли обычаю поступаете?

1Кор.3:3-4

Закон практической психологии и духовной жизни гласит: человек обличает в других то, в чем грешен сам, и борется против того, что неспособен понять (проекция). Поэтому некоторые люди хотели бы видеть Православную Церковь в виде некоей полукатакомбной секты, враждебно настроенной к окружающему миру.

Известно определение Церкви как собрания верующих, водимое Духом Святым. Выдающийся русский богослов А.С. Хомяков говорил о Церкви как о единстве Божией благодати, обитающей во множестве разумных творений. Эти определения основаны на учении Спасителя: «Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них»(Мф.18:20).

Это и есть то новое, что вдохнуло христианство в мир — не отделение и обособление, а единение во имя любви. Мы все — родственники друг другу по Адаму и все спасены новым Адамом — Христом. Поэтому в Церкви так жива идея единства всей твари, всего видимого и невидимого мира.

При этом довольно тесное слияние в области духа не должно калечить нашу индивидуальность. Чтобы всей своей жизнью прославлять Бога «едиными усты и единым сердцем» (Слова из Евхаристического канона.), не обязательно иметь одно лицо, одни привычки и один характер. «Единомыслие», воспеваемое на Литургии, не является унылым однообразием помыслов. В результате прихода в Церковь человек должен стать «духовной личностью, с неразложимым, священным центром, с индивидуальным характером, со способностью духовно творить и наполнять духом общественную жизнь, свободу, семью, родину…»

Таким образом, церковная община способна приподнять человека, возродить и преобразить его. Но это возможно только тогда, когда соблюдается важное условие: люди собираются во имя Христа, отдавая друг другу лучшую частицу себя самого, обогащая «общий стол» своим дорогим приношением. Если такую общину (и такой стол) возглавляет опытный и смиренный пастырь, то мы реально видим проявление величайшего чуда Церкви Христовой, никогда не стареющей, но вечно юнеющей.

«Истинно духовное единение возможно именно там, где каждый человек стоит духовно и религиозно на собственных ногах, то есть носит в себе самом живые источники духовного опыта и религиозной веры. Там, где этого нет, там единение не будет на настоящей высоте; а это значит, что там необходимо стремиться к этой личной самостоятельности и внутренней свободе людей».

К сожалению, бывает это очень редко… Пожалуй, чаще приходится наблюдать множество «болезней» церковных общин. И эти недуги являются продолжением тех болезней души, которые приносят отдельные её члены. Часто такие сообщества возникают стихийно. Не руководимые священниками, они развиваются по всем законам групповой психологии и патопсихологии.

Поведение человека в неорганизованной общности людей («толпе») весьма своеобразно. Обычный человек начинает обнаруживать неожиданно низкий уровень интеллекта, становится более агрессивен и нетерпелив.

Известно, что в толпе человек очень подвержен избыточному фантазированию, домысливанию, часто выдает желаемое за действительное. «Толпа не отличает сна от реальности», — утверждает крупный современный психолог С. Московичи. Толпа, по его мнению, это не только человек на площади, но и человек у телеэкрана, на конкурсе красоты и в других обезличивающих ситуациях, которым он добровольно уделил своё внимание и открыл душу. Этот же автор утверждает, что «всякий раз, когда люди собираются вместе, в них скоро начинает обрисовываться и просматриваться толпа».

«Спасение наше через ближнего совершается», — любил говорить прп. Амвросий Оптинский. Это означает, что в отношениях с людьми раскрываются все наши качества и страсти, в том числе тайные. Бывает, что человек уверенно заявляет: «Да, я знаю свои слабые стороны и грехи, но вот к зависти я не склонен». Означает ли это, что в нем действительно нет зависти? Порой Промыслом Божьим этот человек ставится в такие условия, что в нем просыпается неведомый доселе порок. И в этом есть свои плюсы. Если враг поднял голову, то его можно обнаружить и начать боевые действия.

Вспомним, кстати, как появились знакомые теперь каждому школьнику понятия «экстраверт» и «интроверт». К.Г. Юнг заметил, что для всех людей, попадающих в проблемные ситуации, доминирующим мотивом действий будет поиск разрядки (заземления). Поскольку обстоятельства зависят в основном от окружающих людей, одни избегают тех, кто их не признаёт (интроверты), другие — ищут тех, кто их признаёт (экстраверты).

По большому счету, большинство наших отношений с людьми построено на принуждении: внешнем и внутреннем (самопринуждение). Все мы очень разные, в нас живёт и действует множество чувств, желаний, помыслов, склонностей, привычек. При любом общении с другим человеком мы оказываемся в ситуации внешнего давления: нам навязывают нечто, что может не согласовываться с нашим внутренним состоянием. По сути, принуждение — это давление воли другого человека на нашу волю с целью повлиять на выбор решения в конкретной ситуации. Оказываем давление на людей и мы сами. «Принуждение существует и в таких близких отношениях, как отношения двух влюбленных, родителей и детей, далее друзей: именем супружеской четы, семьи или дружбы навязываются определенные поступки и определенные мнения».

Из-за необходимости работать над своей волей многие подвижники советовали начинающим монахам сначала «пообтереться» в монастыре, на людях. Здесь более заметны такие качества, как лень, обидчивость, раздражительность, зависть, скупость и т. д. В пустыне же неочищенное сердце рискует весьма скоро заразиться мнением, опасным видом прелести.

Православие, призывает человека и к сохранению индивидуальности, развитию своих лучших качеств, и к мистическому единению во Христе. Это идеал. На практике, попав в обычную общину, мы часто начинаем усредняться, сереть, теряем индивидуальность, перенимаем далеко не самые лучшие манеры, вкусы и предпочтения своего ближайшего окружения. Вновь оговоримся, что если единение происходит на духовном уровне, то даже трения идут на пользу. Таким образом, отношения между людьми тренируют и очищают совесть, помогают взглянуть на себя со стороны. Состояние человека в толпе сравнимо с коллективным неврозом, для которого характерен уход от логического мышления, а также раскол рационального и иррационального в человеке, его внутренней и внешней жизни.

Под действием этих психологических феноменов человек становится членом группировки, живущей по законам толпы (особенно очевидно это в сектах).

Православие легко преодолевает синдром толпы, поскольку в подлинной общине верующих исполняется обетование Христово: «Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них» (Мф.18:20). В убогом интерьере сторожки при храме образуются такие духовно крепкие общины и вырастают такие светильники веры, что трудно не исполниться радостью при встрече с этим подлинным чудом Православия — единением во Христе.

В наше время всё’ более острой становится проблема повальной невротизации в условиях длительного действия психотравмирующих ситуаций социального, семейного, личного плана. Человек ищет не только то «тёплое» место, где он может обрести единомышленников, но и глобальную, истинную защиту от жестоких бурь внешнего мира. Церковь даёт эту защиту, но не в той форме, которой ждут многие приходящие в неё.

«Царство Моё не от мира сего» (Ин.18:36), — говорит Христос, встречая полное непонимание иудеев, ждущих внешнего могущества Царя-Мессии и разрешения своих социальных и политических проблем. Многие современные «иудеи» смотрят на Христа тем же просительным взглядом: «Сделай так, чтобы у меня всё было хорошо». Нерушимая стена, защищающая от мира, от его бурь и волнений, воздвигается в сердце Духом Святым, при этом внешние удары и скорби имеют исцеляющее, преображающее значение.

Вспомним, что для того чтобы увидеть Преображение Господне, апостолы проделали утомительный трехдневный подъем по крутой и каменистой горе Фавор.«Человеку… нужен камень веры, который вечно был бы с ним — и в песчаной пустыне, и в снежной буре, и в непролазном лесу, и в тюремной одиночке всеобщей клеветы и злобы; такой камень, который всегда можно было бы осязать как непоколебимую твердыню и стать на него как некий столп утверждения».

В церковной общине (особенно недавно возникшей) могут оказаться в большинстве люди, ищущие прежде всего внешней поддержки, сочувствия, внимательного собеседника. Они готовы часами рассказывать о своих проблемах, не очень-то интересуясь чужими. Отсюда стремление стать как можно ближе к «батюшке», слышать его одобрение, что порой перерастает в зависимость и даже человекоугодие. Про таких людей говорят, что священник заменяет им Христа… Увы, никто из пастырей не застрахован от «тонкого сладострастного желания обладать душой пасомого, особенно душой женской, особенно душой преданной».

В результате длительного пребывания в группе людей (В данном случае — в церковной общине), человеку передаётся ее эмоциональный настрой. Это определяет самочувствие человека в коллективе. Психологи пользуются термином «психологический климат» для обозначения совокупности нравственной и эмоциональной сторон, взаимоотношения людей, моральных норм и ценностей, «которыми руководствуются члены группы в своих отношениях к объединяющему их делу и друг к другу».

Основное влияние коллектива — это создание морального и эмоционального настроя. Человека мы всегда оцениваем через своё мироощущение, свои устои, свою систему моральных ценностей. Чистый, незамутнённый взгляд через призму Евангелия позволяет нам увидеть в каждом человеке образ и подобие Божие (пусть и искажённые грехом), почувствовать жалость и участие к нему, а в идеале — воспылать к нему истинным христианским милосердием и любовью. Неплохо, если мы, вглядываясь в человека, ощущаем причастность к нему, как бы общую беду — грех, поработивший нас и удаливший от Бога. Это позволяет относиться к ближнему если не с любовью, то хотя бы с пониманием. Это не даст нам совершить зло по отношению к нему, не позволит осудить (ведь я такой же грешник, даже ещё худший).

Исходя из этого, мы советуем вопрошавшему Пессимисту прежде всего осознать, что он пришёл ко Христу. К Нему же пришли и другие страждущие и увечные духовно и душевно. Процесс исцеления долог, но он возможен только у ног Спасителя. Всегда нужно помнить, что опыт конкретного прихода не тождественен опыту Православия. В богословии есть даже специальный термин для обозначения этого феномена: «парохиализм» — ограниченность мира приходскими масштабами.

Но к сожалению, часто приходится видеть, как православные общины, братства, просто группы прихожан, объединённые общей идеей, быстро превращаются в малоорганизованное общество, а то и в толпу. «Когда «живое Предание» умирает для людей, они пытаются его оживить, акцентируя свою «традиционность», придумывая «измы». Не дышат воздухом, но обосновывают и пропагандируют необходимость дышать им».

«Разъединение можно назвать магистральной (т. е. ведущей) тенденцией современного мира. Это не удаление человека от внешней суеты, при котором всеобщее единство и сопричастность переживаются более остро. Это замкнутость и оторванность человека от других людей, некий духовный аутизм(Аутизм — здесь: патологическая замкнутость), ограниченная самодостаточность. При этом человек считает себя и свои интересы, потребности, вкусы, удачи и неприятности центром, делом жизни и мерилом всех ценностей… Если этот аутизм вкрадывается в саму религиозную жизнь, то религиозный опыт начинает вырождаться: люди «веруют» как алчные просители». Потребительское отношение друг к другу, к великому сожалению, далеко не редкое явление и в православной среде. Стереотипы внешнего мира работают и внутри сообщества верующих.

«Как легко перенести ответственность на закон, на других, на обстоятельства, на свое бессилие, на что угодно, только бы не взять на себя ту ответственность, которая могла бы в нас быть признаком нашего человеческого благородства».

Приходилось наблюдать даже случаи «дедовщины» в приходских общинах, когда авторитетность того или иного лица определялась сроком прихода в сообщество, близостью к «батюшке» и степенью участия в делах прихода. Людям же, которые позже попали на этот приход, даже духовно более опытным, приходилось невольно занимать своё определённое «место» в иерархии. Когда существует подобная дифференциация по внешним, «мирским» критериям, ни о каком здоровом духе внутри сообщества говорить не приходится (Вспоминаются слова Апостола Павла: «Не плотские ли ещё вы?» (1Кор.3:3)). Это можно назвать лишь более или менее организованной толпой. По свидетельству того же И.А. Ильина, люди, составляющие подобную толпу, лишены настоящей духовной культуры и фактически не ведут личной духовной жизни. Поэтому они объединяются «на низком уровне восприятия и переживания,… увлекая и разжигая друг друга».

Столь характерные для русского человека искренность, теплота отношений, основанные на совести, участии, милосердии, давно уже чужды западному миру. «Средний европеец, — пишет И.А. Ильин, — стыдится искренности, совести и доброты как «глупости»; русский человек, наоборот, ждёт от человека прежде всего доброты, совести и искренности». В Европу последнего десятилетия, по свидетельству наших соотечественников, стало возвращаться понимание единства, участия и близости людей. Только основано оно не на христианском онтологическом понимании единения «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин.17:21), а на всеобщем страхе перед холодящим душу будущим мировой цивилизации, построенной на песке (Мф.7:26–27.) «общечеловеческих ценностей».

В Церкви же люди, соединённые Божественной любовью, переживают мистическое чувство единения. По свидетельству свт. Тихона Задонского, слово «Церковь» имеет, кроме «экклесиа», (Т. е. собрание.)ещё один перевод с греческого. Это «вызывание». Мы вызваны из нестройных рядов толпы, бредущей по широкой дороге к пропасти, дабы составить «единое благодатное общество, объединяемое и одухотворяемое единым Источником всех благ — Спасителем мира».

Переживаемое на высоком духовном уровне объединение отдельных членов Церкви несёт с собой вполне реальное ощущение нашей сопричастности друг другу и острое чувство каждого для всех, и всех вместе, и поодиночке для каждого.

Во многих своих беседах, из которых впоследствии возникли книги, митр. Антоний (Блум) старался обрисовать именно психологическую сторону человеческих отношений, пронизанных евангельской живой водой. Для обозначения узнавания человека человеком, с ощущением причастности к онтологическому единству Церкви и её Главе, он использует термин гуманистической психологии — «встреча». Митрополит Антоний, нередко упрекаемый в излишнем «психологизме», «душевности», сознательно концентрирует внимание на психологии человеческих отношений в Церкви. Он стучит в дверь, которая не может не открыться. Ведь этот «психологизм повествования» в его беседах помогает человеку начать воспринимать Евангелие через самую, быть может, развитую часть нашего естества — через чувства. Если «цивилизованный» человек современного мира всё же оставит психологию дикаря из племени людоедов и разовьёт в себе способность встречать, видеть и слышать, это будет его великой победой. Победой над собственным эгоцентризмом и эгоцентризмом нынешнего века. «Большей частью мы относимся друг к другу, к тем, кто нас окружает, как к обстоятельствам нашей жизни. Мы — в центре, и вокруг нас движутся — или не движутся — явления… Такой-то человек нам пригоден, а такой-то непригоден, от такого-то бывают неприятности… Мы бываем по отношению к ним милостивы, милосердны, дружелюбны — всё это в лучшем случае, конечно. Но что это значит? Это значит, что той челяди, которая вокруг нас, мы уделяем сколько-нибудь внимания».

Всевозможным уловкам в общении и поведении, позволяющим умело плавать в обществе, избегая лишних столкновений и конфликтов, ничего не принимая близко к сердцу, посвящено много книг и целых пособий. Некоторые из них прямо учат «манипулировать» окружающими в своих интересах. Особенно популярны опусы Д. Карнеги, апологета «натирания воском шкафов», как назвал митр. Антоний Су-рожский такой стиль общения. Его суть заключается в том, что мы относимся к окружающим, как к мебели, вместо того чтобы видеть в них своих ближних (см. Лк.10:30–37). Но как непохоже это на исполнение заповеди Христа: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф.20:26). Само понимание того, как далека наша повседневная жизнь от евангельского идеала всецелого служения Богу и людям, может стать первой станцией на дороге, ведущей к Царству вечной любви.

Некоторые аномалии личности с Точки зрения православной психологии

Душа жаждет равновесия и ищет спокойствия; она не способна ни вечно обманывать себя перед лицом совести, ни способна выносить и созерцать свою нравственную недостойностъ.

И.А. Ильин

Свою совесть мы чаще всего распознаем не по призывам к доброделанию, а по мучительному укору, который представляет собой «болезненный протест вытесненного и несостоявшегося совестного акта». О творческих проявлениях совести человек порой и не знает, поскольку не допускает ее до положительного зова.

В силу избранной темы нас будет интересовать именно существование человека в условиях угрызений совести, поскольку это приводит к невротизации и другим психопатологическим изменениям.

В литературе ярко описаны «мученики совести»: леди Макбет у Шекспира, Борис Годунов у А.С. Пушкина. Царь Борис замечает о совести: «Здравая она восторжествует над злобою, над темной клеветою», а покаянный голос совести сравнивается с «язвой моровой» (то есть с чумой). Тот же А.С. Пушкин в трагедии «Скупой рыцарь» говорит, что:

«…совесть,

Незваный гость, докучный собеседник,

Заимодавец грубый, эта ведьма,

От коей меркнет месяц и могилы

Смущаются и мертвых высылают».

Действительно, голос совести порой вызывает из-под спуда давно забытые и, казалось бы, хорошо укрытые грехи. И если человеку «не удается вытеснить совестные укоры и как бы удушить саму совесть, то весь внутренний мир его остается расколотым и ослабленным». Механизмы, ослабляющие влияние совести, человеку греховному кажутся тем нужнее, чем более страстной является его натура и чем менее он расположен к духовному труду.

Часто возникновение психопатических черт сводят к искажениям в мотивационной сфере. Мы считаем, что наряду с этим важную роль играют защитные механизмы греховного строя души, приглушающие голос совести и мешающие духовной работе. И, действительно, если нет нормального выхода духовной энергии в молитве, покаянном чувстве, то, видимо, должен существовать механизм вытеснения или обезвреживания этой энергии.

Известно, что нравственное чувство формируется постепенно, незрелая (инфантильная) детская психика в меньшей мере обладает защитными механизмами, а это в свою очередь делает ребенка более открытым к духовной жизни. По мере взросления созревает нравственное чувство, параллельно формируются греховные навыки и привычки. Если человек не усваивает оптимальные пути выхода из проблемных ситуаций (покаяние, молитва, смирение, участие в Таинствах), то в его душе их место занимают различные психопатологические механизмы (вытеснение, проекция, перенос).

Человек — существо с обширным жизненным потенциалом. По слову свт. Иоанна Златоуста, в зависимости от выбора он может стать и зверем, и ангелом, и даже сыном Божиим (естественно, по благодати, а не по естеству). Этот же святитель неоднократно указывал, что ни в коем случае нельзя обвинять в своих грехах человеческую природу, естественные наклонности, черты характера, внешние обстоятельства, поскольку решающее значение всегда имеет собственное произволение. Поэтому, когда говорят порой, что невроз, психопатия, алкогольная зависимость являются болезнями, не стоит думать, что это недуги, которыми, подобно гриппу, заражаются от первого чиха. Недаром современные психиатры А. Эй и П. Бернар утверждают, что невротик — не пассивный носитель симптома, а его творец. В связи с этим понятен низкий процент излечения от подобных заболеваний. К.Леонгард, посвятивший десятки лет работе с психопатическими личностями, признавал, что самое большее, что ему удавалось сделать в результате терапии — несколько приглушить патологические симптомы, улучшить адаптацию в обществе, научить держаться «в рамках». Но сама «болезненная склонность» устранению почти не поддается.

Я не виноват, или Пассивные личности

Проблемы нашего времени как раз в духовной расслабленности, пассивности по отношению к тяжелому труду мучительного постижения Истины.

Проф. М.М. Дунаев

Психопатические личности всегда сложны в восприятии, общении, терапии и духовном руководстве. Предметом нашего рассмотрения в этом разделе будут люди с психологическими особенностями, позволяющими охарактеризовать их как пассивных. Мы выделим два типа пассивных личностей: импульсивный и «слабохарактерный».

Основная черта первого типа — действие по прихоти, отсутствие четких моральных принципов, искажение воли, извращенное восприятие действительности.

Прихоть, любое самое необыкновенное желание являются для них категорическим императивом (Категорический императив — здесь: не требующее возражений руководство к действию.), это «импульс, которому невозможно сопротивляться». Причем возникающие в душе импульсы чаще всего довольно примитивны по содержанию и вычурны по форме. В жизни таких людей немало, многие из них приходят в Церковь. Но крайняя пассивность является для них серьезным препятствием на пути преображения души.

Ослабление и неверная направленность волевого начала, энергия которого предназначена для восхождения к Покаянию, и импульсивность — два основных фактора, тормозящих движение по этому пути. Умом они способны понять многое, но приложить усилия для достижения серьезных целей — для них задача архисложная. Их корабль сотрясают волны прихотей, мощных внутренних порывов, в которых они сами порой не отдают себе отчета: «Сам не знаю, почему так получилось — взял да и сделал».

Выпадение умственно-аналитической фазы совершения поступка очевидно: «Я не могу контролировать свой импульс, свое побуждение». Не стоит забывать, что побуждения эти носят греховный, а порой аморальный и асоциальный характер. При этом сам человек не может логически обосновать мотивы своих поступков.

Описанные в святоотеческой литературе фазы развития греха (прилог, собеседование, сочетание, действие, греховный навык, страсть) в данном случае не реализуются. Невозможно определить, где начальный помысел, абсолютно отсутствует фаза обдумывания, борьбы, и откуда появляется намерение к действию, если контроль над ситуацией у этих людей настолько слаб, что о них говорят: «Виновен, но не умышленно». Мы видим только конечный итог — действие, овладевающее всем естеством, всей душой с высвобождением большого количества энергии. Само действие является и началом, и концом греховного акта. Осознание приходит позже, порой одновременно с удивлением и разочарованием: «Я не хотел брать эти деньги, оно само так получилось».

Знакомому с православной аскетикой читателю такое описание может напомнить бесовское одержание. Насколько верно это предположение?

Исходя из святоотеческого учения о воздействии злых духов на человеческую душу, священник и психолог Адриан ван Каам предложил различать демонические обсессии и посессии. «Демонические посессии или одержимость дьяволом, когда злые духи забирают власть над телом и душой, могут быть излечены только непосредственно Божией волей. Они крайне редки в настоящее время… Демоническая мини-обсессия возникает только на фоне доступной для сил зла падшей части нашей натуры, признаком которой является гордость «.

Направленность действий человека на зло при слабом понимании самим человеком сути происходящего действительно напоминает прямое воздействие духов злобы (посессию). Но не будем спешить с выводами. «Особенностью мини-обсессий является их почти полное сходство с расстройствами, вызываемыми психологическими, социальными и нейрофизиологическими причинами». Тут и возникает опасность спутать психологическую аномалию с этой духовной болезнью. Хотя в случаях явных личностных расстройств демоническое влияние очевидно, но все же оно опосредованно, и выражается в уже перечисленных качествах: пассивности, слабоволии, низкой самокритичности, неумении обуздывать желания.

Святой Антоний Великий предупреждал, что развитие поступка, действия надо встречать и анализировать именно на уровне помысла: «Не всякому помыслу своему следуй».И более того: «Помыслов и пожеланий своих не выполняй».Надо сверять их с евангельским законом и собственной совестью. Именно проверка помыслов отсутствует у импульсивных личностей.

При изучении литературы по данному вопросу нас удивило совпадений мыслей совершенно далеких по мировоззрению авторов о том, что у пассивно-импульсивных личностей искажена нормальная мотивация и присутствует желание избежать ответственности за собственные поступки. Они ищут для себя возможности найти защиту от личной ответственности перед другими и перед собой.

Ребенок забирается под одеяло с головой, отгораживаясь от окружающего мира, считает, что он теперь изолировался в другом измерении и отвечать за свои поступки не придется. Подобный механизм инфантильного страха перед ответственностью вытесняет из сознания любые попытки осмысления и логической, нравственно обоснованной мотивации. Остается лишь прихоть, импульс.

Мы недаром привели мысль об умении отказывать как проявлении зрелого чувства ответственности, поскольку еще одна значимая черта этих людей — податливость и внушаемость. Вот характерные самооправдания, приводимые ими: «Я ничего не могу с собой поделать, бес попутал».

Не всегда импульс ведет за собой драматические, яркие проявления. Когда человек, не понимая зачем, тихо подходит к бару, наливает стакан водки, залпом выпивает его и столь же тихо ложится спать — это также проявление импульсивности на фоне пассивности. «Захотелось — выпил…» Духовный дефект людей с подобной личностной аномалией довольно глубок. Он выражается, помимо неразвитого чувства ответственности за свои действия, в явной самоуверенности и отсутствии угрызений совести за свои поступки. Хотя встречаются и «мучащиеся», переживающие вину, делают они это своеобразно: оправдывая себя и обвиняя обстоятельства.

Какими же глазами будет смотреть такой человек, придя в Церковь, на свое место в ней, окружающие реалии? Какие опасности подстерегают его? Одна из главных проблем пассивных личностей — их неискренность на исповеди. Они стремятся спрятать себя за стену обстоятельств, представив священнику свои поступки в интерьере тяжелых объективных факторов. Конечно, это бывает с каждым прихожанином, но для описываемого типа людей данная черта является особенно характерной. Процесс очищения ядовитого зелья (греха) от множества оберток, в которые он завернут, бывает болезненным, будто режут по живому. Священнику необходимо терпение и даже долготерпение, иначе его подопечного быстро вынесет волной стихийного импульса за ограду Церкви. Стоя за ней, он будет обвинять пастыря в том, что он слишком молод (или, наоборот, стар и глух), что за требы «дерут» втридорога, что иконы развешены не в том порядке, и вообще его не поняли и ничем не помогли.

Второе, не менее важное обстоятельство, — неумение вести перспективное планирование своей жизни, ставить актуальные духовные цели, со смирением и терпением стремиться к их осуществлению. У этих людей все стихийно, порывисто. Легко заметить, что рассуждения о серьезных предметах у них поверхностны, мимолетны, не затрагивают внутренней сути явления.

Услышав краем уха, что в Староконюшенном районе, в селе Горные Валуйки (за 200 км от дома), проживает старица, которая якобы умеет предсказывать, наш герой очертя голову кинется к ней, не продумав как следует ни обстоятельств поездки, ни духовной ее цели. Отрывочные мысли, по его собственному признанию, в этот момент таковы: «Возможно, она мне предскажет, как быть с новой работой; или вдруг онамне расскажет что-то важное?» Есть догадки, предположения, и нет четкой цели.

Третья опасность для них — начать «игру в послушание». Поменяв внутренний импульс на побуждение извне, столь же удобно уходить от ответственности. Духовная цель послушания (приобретение смирения) остается для них закрытой. Прп. авва Дорофей проводит следующую аналогию: «Как в запряженной колеснице один конь не может опередить другого, иначе сломается колесница, так и послушанию нужно, чтобы с ним сопряжено было смирение».

Как видим, послушание и смирение неразделимы, на послушание идут со смирением, отсекая свою волю для ее воспитания, а не погубления, для приучения ее к добру, а не для маскировки своего духовного бессилия. Эти люди «буквально сваливают на плечи священника все свои проблемы… Они ждут исповеди, ждут встречи со священником, иногда спрашивают, как бороться с грехами, а на самом деле противостоять греху не хотят». Под послушанием они «подразумевают чувство защищенности, сознание того, что духовник о тебе заботится, предположение, что если ты не помолишься, то духовник это сделает за тебя и т. п… Но стоит духовнику начать указывать на подлинные грехи и недостатки человека, поднимается буря возмущения, обиды, негодования «.

Вот типичный пример.

Женщина средних лет с выраженным импульсивным характером долгое время досаждала священнику, требуя дать ей «послушание». Она объясняла свое желание стремлением к духовному росту и тем, что она хочет «отсечь свою волю». Священник некоторое время отговаривал ее, стремясь объяснить ей смысл этого духовного действа, но она упорствовала, поскольку понимала послушание как целенаправленную деятельность по чьей-то указке. А тут как раз, в связи с приближающейся осенью, храму потребовались деньги на ремонт крыши. Нужен был человек, который бы объехал все кредитоспособные предприятия района с просьбой о помощи. Трудности этого дела (дальние дороги, ожидание транспорта, ночевки в стесненных условиях, нерегулярное питание) были очевидны. Но импульс, двигавший этой послушницей, был чрезвычайно силен. Наконец ее «благословили». После нескольких поездок наступил глубокий кризис. Неудобства путешествий стали для нее главной проблемой, порождая многочисленные жалобы.

«К сожалению, большинство неофитов видят в «жизни по благословению» возможность ухода от ответственности за свои действия и поступки. Безответственные решения и необдуманные шаги приносятся под благословение духовнику для того, чтобы, недолго думая, всю вину за то, что не получится, свалить на батюшку».

Импульсивная личность в силу своей неспособности к анализу актуальных целей «загорается» в начале любого приглянувшегося дела. Порой, как в данном случае, даже духовнику не удается притушить этот огонь. Завершение дела не включается в перспективный анализ, а тем более не решается проблема духовной составляющей любого начинания.

Святой Антоний Великий настраивал всякого следующего путем спасения на внимательное отношение ко всем своим действиям: «Пусть каждый из вас замечает и записывает свои поступки и душевные движения, как бы с намерением сообщить это друг другу; и будьте уверены, что, стыдясь известности, непременно перестанем грешить и даже содержать в мыслях что-либо худое. Ибо кто, когда грешит, желает чтоб его видели?»

Нежелание того, «чтобы тебя видели», у пассивных личностей перерастает в замаскированность всех поступков от себя самого, с отсутствием всякого духовно-нравственного анализа своего поведения.

Не стоит, однако, думать, что это абсолютно беспомощные люди. Нет, они успешно выполняют краткосрочные задачи, которые относятся к сфере личных интересов, поскольку их поведение в целом эгоцентрично. Если затронуты их интересы, «они совершают социальные манипуляции с большим пониманием».

Используя принятый нами критерий пассивности, можно подвести следующий итог вышеизложенным мыслям. Если истероидный, параноидный, обсессивно-компульсивный и шизоидный типы личности несомненно обладают мощным зарядом активности (впрочем, имеющим неверное направление), то у пассивных типов, таких, как импульсивный и слабохарактерный (наряду с депрессивным), это свойство ослаблено. Следовательно, активные типы могут под бдительным оком опытного духовника использовать свои положительные качества, постепенно преображая себя. А вот пассивным личностям хочется, чтобы всю духовную работу проделал за них кто-то другой, а они бы пожинали плоды.

Продолжая исследование на тему пассивных личностей, выведем на сцену новый персонаж. Мы назовем его слабохарактерным. В известных классификациях такого названия нет, но это понятие вполне поддается описанию.

Существует термин, охватывающий всех людей «слабого» типа, — дефензивная личность. Это человек неавторитарный, защищающийся, непрактичный, инертный, неуверенный в себе, малодушный. Конечно, под это понятие попадают многие астеники и психастеники, дефензивные шизоиды и даже некоторые эпилептоиды. Слабохарактерных издревле называли меланхоликами. В классической западной литературе по акцентуациям и психопатиям этот тип людей называется неустойчивым.

Несмотря на зависимость от внешних обстоятельств, взгляд нашего героя на них совершенно нереален. Многие из этих людей чрезмерно доверчивы, и когда им рассказывают всяческие небылицы и истории с налетом нездорового мистицизма, они принимают их за чистую монету. Более того, их легко убедить, что в подобных историях и сокрыта суть Православия.

«С неповинным неповинен будеши, со строптивым развратишися», — сказано в книге Псалмов (Пс.17:26). Это

применимо к любому человеку, тем более актуально для слабохарактерного типа, поскольку он сильно зависит от среды, в которой находится. Это не обычное приспособленчество, к которому склонны конформисты. Этим людям и приспосабливаться не нужно, поскольку они, как жидкость, принимают форму любого сосуда. Когда такой человек попадает на приходскую «посиделку», где серьезно обсуждаются вопросы духовной жизни, он активно участвует в разговоре, не на минуту не сомневаясь в его серьезности и значительности. В тот же вечер он может попасть в компанию далеких от Церкви людей и тут же поддержит их не в меру веселые выходки. Чем больше такой человек общается с серьезными, глубоко верующими людьми, тем больше он меняется в лучшую сторону. Но быстрая перемена взглядов обличает отсутствие волевого стержня, столь необходимого для сопротивления греху. Мнения и события, существующие в данный момент, часто становятся доминирующими и определяют поведение и образ мыслей такого человека. При этом попирается одно из главных правил аскетики: анализ внешнего и внутреннего побуждения, проверка его на соответствие нравственному закону.

Как импульсивному человеку (по его же признанию) «невозможно» сопротивляться возникшему внутри желанию, так слабохарактерному «невозможно» устоять перед внешними обстоятельствами.

Помним, как один человек, придя в Церковь, бросил пить, но через некоторое время впал в запой лишь по невозможности отказать своим «друзьям». Они сторожили его несколько дней после работы и таскали по забегаловкам. После он оправдывался: «Я не хотел пить, но меня никто не поддержал в тот момент, а человек слаб, устоять перед искушением трудно, тем более что я отказывать не умею!» Услышав такое объяснение, так и хочется воскликнуть словами персонажа пьесы Е.Шварца: «И что характерно, я не виноват!»(Так говорил король, оправдывая свои поступки плохой наследственностью, воспитанием, обстоятельствами.)

Святой Антоний Великий по этому поводу пишет: «Несмысленному человеку свойственно за грехи свои винить рождение свое или другое что, когда самопроизвольно употребляет он худое слово или делает недоброе дело».

Среди слабохарактерных особенно много алкоголиков, наркоманов, гомосексуалистов. «Отсутствие внутреннего волевого стержня быстро приводит к социальной деградации. По некоторым данным, личности с чертами неустойчивости составляют до 50 % алкоголиков и до 70 % наркоманов».

Такому человеку присуще ощущение, что его соблазнили, подтолкнули к чему-либо, а он «не устоял». В этом заметно «искажение нормального чувства намерения и частичная или мимолетная мотивация». Это уход от ответственности в виде ее «экстернализации». Но в том-то и дело, что эти люди сами находят внешнее давление, которое будет играть для них определяющую роль и на которое можно при случае все свалить. Следовательно, активный поиск все же им присущ. Они неосознанно ищут такую «экологическую нишу», где бы сами ни за что не отвечали, но делали то, что хочется.

Критическое отношение к внешнему давлению у этих людей снижено. И даже человек, сознательно пришедший к Православию, продолжает попадать в различные неприятные ситуации, при этом убеждая себя и окружающих, что причины всех его падения — вовне. Он же — не виноват, так как не устоял, «бес попутал».

Конечно, любой человек, даже опытный подвижник, может уступить в борьбе с грехом. Но «пока человек верит, что его жизненная ситуация, его греховное поведение, его страстные проявления, его безденежье или несчастностъ порождаются кем-то другим, какой-то внешней силой, или, возможно, неблагоприятным стечением обстоятельств, у него нет оснований стремиться к личностному изменению»

Поскольку этот тип так подвержен влиянию извне, он легко впадает в зависимость от харизматических личностей — лжестарцев и лжепророков. И вообще, нельзя не заметить, что пассивная личность как нельзя меньше соответствует евангельскому идеалу: «Ищите… стучите… просите»… Напряженное делание и трезвение — вот что должно прийти на смену безволию и пассивности.

Застревающие личности

Теперь перейдем к личностям с застревающей, или параноидальной акцентуацией. Многие авторы в своих классификациях выделяли эту акцентуацию (или психопатию). Мы находим ее у К.Леонгарда, Д.Шапиро, православного психотерапевта С.А. Белорусова(Который соотносит ее со страстью сребролюбия.), а также в известной классификации П.Б. Ганнушкина. А.Е. Личко, описывая типы конституциональных психопатий и акцентуаций характера у подростков, не выделяет этот тип по той причине, что раскрывается он после 30 лет, в период полной социальной зрелости. .

Черты человека с застревающей акцентуацией гораздо более патологичны, чем у какой-либо другой. Эти люди почти во всех своих действиях и мыслях несут отпечаток глубокой душевной дисгармонии. Проявлений параноидного стиля выделено достаточно много. Это всевозможные сверхценные увлечения, доминирующие и сверхценные идеи, патологические страхи, кверулянтство (страсть к письменным жалобам и доносам), подозрительность, бредовые расстройства (ревности, величия), вплоть до галлюцинаций (чаще при параноидной форме шизофрении).

Естественно, есть люди не со столь зримыми отклонениями. У них личностные аномалии могут проявляться так: ригидность — подозрительность — догматичность. И чаще всего, говоря о застревающих личностях, мы вспоминаем об их подозрительности, поскольку эта черта порой определяет весь их внутренний облик. В основе подозрительности лежит какой-либо страх: обмана, супружеской измены, унижения, болезни, утраты, дисморфофобия (Дисморфофобия — боязнь физического недостатка.).

Подозрительное мышление всегда оказывается ригидным, негибким. Если начальник застревает на подозрении своих сотрудников в обмане, он в любой ситуации будет видеть попытку составить заговор. Если человек имеет какой-либо физический недостаток, на этой почве может развиваться очень болезненное состояние — дисморфофобия. «Все вокруг смеются над моим длинным носом. Когда я иду на рынок за покупками, все только и смотрят на меня, улыбаются и перешептываются». Подозрительный человек «смотрит на мир с устойчивым предубеждением, постоянно занимаясь поисками подтверждений своих подозрений». Никто не отрицает, что на рынке люди переговариваются и порой смеются. Но подозрительность и напряженное ожидание насмешек приводят к неправильной интерпретации действительно существующих фактов.

«Сравнительно медленный темп психической деятельности сближает педантичных (навязчивых — авт.) с застревающими личностями. Но у последних медлительность касается в основном застревания на эмоциональных переживаниях эгоистического характера, когда затрагиваются личные интересы и самолюбие данного объекта».

Люди этого типа довольно колоритны как в светской, так и в церковной жизни. Но если взглянуть глубже и выделить главное, то, что определяет их душевный облик, то мы замечаем такую черту, как длительное существование всех переживаний (аффектов), особенно греховных (по типу застревания).

У любого человека может возникнуть гнев, но аффект спадает и гнев проходит. Страх утихает, приступ самолюбия может смениться раскаянием. У застревающих личностей обида может жить в душе бесконечно долго. Человек вспоминает ее обстоятельства, все детали, истолковывая их в свою пользу. Чувство обиды и жажда отмщения не всегда выходят наружу и воплощаются в действиях и словах. Это зависит от развития человека, его культурного и духовного уровня. Но могут пройти годы, и чувство обиды не гаснет, а это уже называется злопамятностью. Порой эти люди выглядят нелепо, когда начинают ворошить прошлое, призывать к ответу, когда уже никто не помнит обстоятельств события.

При такой злопамятности их впечатлительность и обидчивость также довольно велики. Часто они сами сетуют на то, что обижаются по пустякам. А те, у кого понятия о духовной жизни совсем не развиты, порой с гордостью заявляют: «Да, я такой, я очень обидчив».

Из свойств личности у них более всего развито волевое начало (напомним, что, к примеру, у шизоидов гипертрофированна умственная сфера, а у истероидов — чувственная). Даже при наличии среднего уровня интеллекта застревающие личности способны добиваться продвижения по службе, если только их не выгонят совсем за частые конфликты и неуживчивость. «Типичный начальник» — говорят обычно про такого человека: въедливый, своенравный, волевой, с множеством идей, все подмечающий, недоверчивый.

Эгоистическим влечениям и аффектам застревающих личностей присуща особая сила. Когда затронуты их интересы, они могут помнить обиду долгое время. Чаще всего они весьма честолюбивы, требуют от всех окружающих выполнения «долга». В приходской жизни такой человек выделяется навязчивыми приставаниями ко всем и вся с желанием переделать и исправить их, добиться справедливости. Онилюбят, не разбирая лиц и обстоятельств, биться «за правду», защищать несправедливо, на их взгляд, обиженного.

В Церкви им принадлежит решающая роль в борьбе со всевозможными периферийными (Т. е. малозначащими.) явлениями внутриприходской жизни. Они способны изжить свою жертву из общины. Или, затеяв какое-либо дело, например организацию православной библиотеки, легко могут превратить дело в трагедию, перессорившись со всеми.

Если им не хватает интеллекта, могут стать «волевым центром» какой-либо секты, возглавляемой шизоидной личностью, или «правой рукой» младостарца. Именно паранойяльным личностям чаще всего приходят в голову сверхценные идеи вроде борьбы с засильем жидомасонов в России или поскромнее — война со старушками, поющими на клиросе «не по уставу».

Как видим, это типичные волевые экстраверты — их неуемная энергия направлена вовне. Их главным недостатком является неумение заглядывать в свое сердце, нежелание во всех трудных и конфликтных ситуациях, в которые они попадают, брать хотя бы часть вины на себя. Они твердо убеждены, что им недодали любви, почета, внимания, недооценили. И все, чего у них нет, они хотят взять извне, силой, вместо того чтобы воспитать в своем сердце навык принятия окружающего мира. Им приходится по душе утверждение, что «Царство Небесное силой берется» (Мф.11:12), но применяют они его неверно. (И уж, конечно, не вспоминают слова Спасителя:«Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21)).

Вся их бурная деятельность, естественно, не вызывает восторга у окружающих, их сурово «смиряют» или тактично осаживают. Впрочем, при их степени чувствительности к обидам это практически одно и то же.

В связи с этим они убеждены, что к ним плохо относятся, причем именно из-за их правдолюбия.

— Я все говорю в глаза, не лукавлю, как некоторые, — с жаром доказывает нам активист «боя с тенью».

— А что это всё? Какова его ценность? — уточняем мы.

— Речь идет о нашем спасении! — следует ответ.

Да, это такой козырь, что крыть нечем, и мы умолкаем. В связи с тем, что им трудно общаться с людьми, а также из-за частых насмешек над их негибкостью, в них быстро формируется подозрительность. Она основана именно на общем недостатке доверия к людям.

Во всех источниках, описывающих застревающих личностей, указан типичный образ ревнивого мужа. Но в практике приходской жизни это может выглядеть как ревность к старцу, духовному отцу, в связи с тем, что он «изменяет» нашему ревнивцу с другими прихожанами. «Что он так долго ее исповедует? А с этим-то как внимательно беседовал! А на меня сегодня и не взглянул!» Из-за склонности к аффектам их настроение колеблется между напряженным разочарованием и надеждой.

Такой человек может отравить жизнь целого прихода, доводя священника чуть ли не до инфаркта.

По этому поводу вспоминается одна активная прихожанка, всеми возможными средствами боровшаяся за место рядом с батюшкой. При ревности эмоции достигают особого накала, причем развиваются сразу на обоих полюсах: любовь и ненависть. Потому-то наша героиня досаждала пастырю доносами, интригами, клеветой, ставя его в трудные ситуации, только бы он уделил ей хоть немножечко внимания. (Вообще-то, подобного рода любовь слишком напоминает процесс поглощения и переваривания пищи (ср. размышления о любви героя льюисовских «Писем Баламута»)).

Ревность — не единственное сверхценное образование, характерное для параноидального типа.

Нам самим пришлось тесно общаться с несколькими застревающими личностями, в том числе с одной «глубоко правдивой», по ее собственному определению, особой. Ее параноическая настроенность вылилась в жестокую борьбу за «правду» с администрацией учреждения, в котором она работала. Она извергала бесчисленное число жалоб, облекая их в письменную форму и рассылая по самым высоким и «компетентным» инстанциям. В качестве доказательств вины обвиняемых эти объемистые опусы содержали много цитат из Библии, хотя направлялись в сугубо светские организации.

В быту мы часто встречаем людей несговорчивых, упрямых. Цепляясь за мелочи, они никак не хотят идти на уступки, на сближение точек зрения, даже если всё говорит против них. Последним их аргументом будет: «Я так хочу — и все!» или «Право имею!» В православной семье муж с такими чертами никогда не уступит в споре, через слово цитируя: «Жена да убоится мужа своего!»

Часто эти люди склонны застревать на страхах. Страх вообще является доминирующим в сознании наших современников чувством.

Православный человек воспитывает в себе открытый взгляд на все происходящее. Мы не способны отразить окружающие нас явления и события объективно, поскольку смотрим на них сквозь призму своего «я» (О том, что наше восприятие мира носит глубоко личный характер, и марксистско-ленинская теория отражения в корне неверна, см., напр., у диакона Андрея Кураева в его книге «Традиция. Догмат. Обряд».).

Застревающая личность ставит между собой и миром призму своих страхов, и смотрит через нее подозрительно и въедливо. Православный человек должен воспринимать мир через молитву (покаянную, благодарственную, просительную, славословную). «Жизнь и молитва — одно», — утверждает митр. Антоний (Блум). На самом деле застревающую личность волнует не столько сам факт, скажем, насмешек (как при синдроме дисморфофобии), сколько неопределенность, рождающая напряженное ожидание: «Если две старушки у подъезда действительно посмеиваются над моим носом с бородавкой, то я способен с этим справиться. Я поражу их презрением, я придумаю такую месть (и пусть она свершится лишь в моей голове), что они навсегда отучатся издеваться надо мной! Но меня гложет неизвестность: о чем же они шушукаются в данный момент? И это особенно тревожит меня».

В книге прп. Иоанна Кассиана «О гордости» нарисован портрет человека, в котором возобладала указанная страсть, в результате чего, судя по описанию, он пришел в прямо-таки параноидальное состояние. Когда такому человеку говорят что-либо о духовной жизни, он, «занятый своими подозрениями, ловит, перенимает не то, что надобно бы принять к своему преуспеянию, но озабоченным умом изыскивает причины, почему-то или иное сказано, или с тайным смущением сердца придумывает, что можно бы возразить им». Более того, этот слушатель «подозревает, что все сказано против него». А из-за этого он ожесточается, впадает в гнев, ищет отмщения. Именно неукротимая гордость толкает параноидальных личностей на авансцену жизни, в том числе и приходской. Именно гордость заставляет их вести затяжные войны с «неугодными», прикрываясь знаменем правды, или же делаться учителями для многих (ср. 1 Тим.1:7; Иак.3:1).

Попав в затруднительные обстоятельства, мы все можем испытывать страх, неуверенность, растерянность. Молитва гармонизирует наши отношения с миром, водворяет спокойствие в душе; без нее невозможен духовный рост. У застревающих личностей особое отношение к молитве. Истероида (тщеславие!) более интересует вопрос: а как я выгляжу на молитве со стороны? Застревающий тип считает многочисленные (ритуальные) повторения молитв защитным механизмом от своих страхов. «Вот прочту 12 раз «Отче наш», и пойду на экзамен». Внимание сфокусировано на том, какую молитву и сколько раз прочесть, а не на искренности и глубине сердечного вопля к Богу. Ритуал помогает успокоиться, ощутить себя на твердой почве, он играет роль спасательного круга, поскольку ригидная психика параноидной личности камнем идет ко дну в любых необычных для нее условиях. И такой студент придет в замешательство, если не успеет пробормотать установленное им число молитв, поскольку он боится больше не самого экзамена, а неожиданностей во время его сдачи.

К любому доброму делу такой человек тщательно готовится, продумывая детали, и обязательно выполнит его, если все пойдет по плану. Но если неожиданно изменятся обстоятельства, он может просто не успеть перестроиться. В идеале человек должен научиться делать добро почти автоматически, лишь только заметит нуждающегося в помощи. Наши постоянные колебания и мучительная борьба («делать — не делать») есть не что иное, как показатель последствий первородного греха и удобопреклонности нашей воли ко греху (Более подробно см., напр., главу «Первородный грех и его последствия» в книге митр. Макария (Булгакова) «Догматическое богословие».).

С другой стороны, верующий человек всегда памятует о наличии Промысла Божия, ведущего ко спасению, и стремится согласовывать свои действия с волей Господа. В случае же с застревающей личностью, которой сделать добро помешали непредвиденные обстоятельства, можно легко заметить упование не на Бога и желание исполнить Его волю, а на свои собственные силы.

Между умом такого человека и всяким событием или вещью становится плотной стеной его негибкая воля. Она может быть направлена в сторону добра, как это кажется самому человеку, но слишком уж она прямолинейна. И, конечно, здесь нет даже намека на вслушивание в «глас хлада тонка» (3 Цар.19:12), возвещающий волю Божию. В результате человек поступает по своему желанию, причиняя боль окружающим.

Свт. Феофан Затворник, основываясь на учении афонского старца Никодима, указывает, что «когда подлежат нам духовные дела, мы тотчас вожделеваем их и устремляемся к ним; однакож не как движимые волею Божией, или не с тою одною целию, чтоб угодить Богу, но ради того утешения и обрадования, которое порождается в нас, когда вожделеваем и ищем того, чего хощет от нас Бог: каковая прелесть бывает тем скрытнее и утаеннее, чем выше само по себе и духовнее то, чего вожделеваем».

Все мы склонны путать свои желания с волей Божией. Однако застревающие личности намного более настойчивы в достижении выбранных целей и с большим трудом сворачивают с намеченного, порой неверного пути. Они не понимают, «что не должно довольствоваться тем одним, чтоб желать, чего хощет Бог, но надлежит еще желать сего, как, когда, почему и для чего хощет того Он «. Порой им трудно применяться к обстоятельствам. Поэтому они часто испытывают разочарование и страх (феномен фрустрации) оттого, что мир не таков, каким они себе это представляли. Допустим, приготовившись выйти на большую арену и что-то громко прокричать, наш герой неожиданно попадает в маленькую комнату. Впадая в паническое состояние, он не успевает перестроиться и начинает громко выкрикивать, как запрограммировал себя заранее.

Все, что есть в человеке, все его душевные качества должны преобразиться, подчиняясь «единому на потребу» (Лк.10:42) — достижению спасения. Если в душе есть страх, то он должен быть страхом оскорбить Бога. Гнев должен быть праведным и прежде всего обращенным на самого себя за нарушение заповедей.

Личность параноидального типа во всех обстоятельствах ищет подтверждения своих странных подозрений. При этом игнорируются очевидные факты, зато подыскиваются «годящиеся в дело» малозначимые детали.

В словах священника, сказанных на проповеди, такие люди «находят намек на себя, но, в отличие от обычного человека, рассматривают «намек» не как призыв к исправлению, а как желание духовника причинить боль, обиду, рану. Доверие к пастырю у них постоянно под угрозой «..

«Сюда же можно отнести «пожилых церковных людей, болезненно реагирующих на то, что «их место» в храме занято, на неприветливость (часто кажущуюся) настоятеля или старосты, в чем видится попытка их «выжить»; чужая сумка, поставленная на «их место», — намек на то, что им уже давно «пора убираться отсюда». Они болезненно «замечают», что их не оценили по достоинству, их благие намерения не поддержали, их не выслушали, не поняли… Но характерным отличием этой категории пасомых от других, проявляющих реакции обиды, является то, что кажущееся ущемление их достоинства вызывает в них не столько расстройство, уныние, печаль, сколько гнев, злость, желание мщения. В качестве практического совета в общении с таковыми, как пастырю, так и обычному человеку можно настоятельно рекомендовать не вникать глубоко в слова и рассуждения этих больных при общении с ними. Вслушиваться в параноидальный бред не только бессмысленно, но и небезопасно».

Интересно, что при всем этом параноидальные личности не фантазируют и не домысливают ситуацию, а лишь извращенно истолковывают реально существующие факты и детали. Кстати, в поиске деталей они не имеют себе равных. Истероид может «сочинить» себе беду и заставить всех переживать вместе с ним. Шизоид прямо-таки живет в своем придуманном мире, но другие могут и не подозревать об этой terra incognita (Земля неизвестная (лат.)).

Застревающий же тип не склонен к выдумкам и фантазиям. Он лишь выхватывает из общей мозаики мира отдельные фрагменты.

Известно, что в Древнем мире существовали сочинители, составляющие целые произведения из строк поэм Гомера, произвольно выхватывая и переставляя их. По сути это психология сектантства: вырвать из Священного Писания или церковного учения какой-либо фрагмент и акцентуировать его.

Приведем жизненный пример.

Пожилая женщина, седьмой год усердно посещающая занятия в Духовном училище (В то время как даже готовящиеся к священству обучались один год.), попала на лекции по Истории Русской Церкви к новому преподавателю. Сразу стало заметно, что она как-то необычно внимательно слушает, записывает буквально все сказанное, придираясь к мелочам и во всем выискивая ереси. Однажды, услышав что-то уж совсем неприемлемое для себя, она не выдержала и начала конфликт с «противником», считая себя борцом за чистоту Православия. По этому поводу она написала докладную инспектору училища и сделала отповедь самому «виновнику», в том числе в письменной форме (склонность к кверулянтству! (Кверулянтство — здесь: стремление к письменному сутяжничеству (характерна для параноидальных личностей).) Никаких фактов, подтверждающих неправославность преподавателя, жалобщица отыскать не смогла. Да и руководство, в отличие от нашей жалобщицы, почему-то не считало клеветой на Церковь существование на Руси ересей и сект.

После того как инспектор, разобравшись в ситуации, посоветовал преподавателю не обращать на нее внимания, она написала новую жалобу, на этот раз архиерею (застревание). Стоит отметить, что эта «студентка» до сих пор стоит на страже чистоты православного учения в Духовном училище, конфликтуя со многими преподавателями, в том числе имеющими священный сан.

Налицо типичная черта подозрительного мышления — избирательность, направленность внимания, сопровождаемая значительным волевым импульсом. Действительно, свет прожектора всегда несет большой заряд направленной энергии. Однако объективную информацию о происходящем в непроглядной тьме только с помощью этого луча получить сложно: слишком уж много зависит от того, на что в данный момент направлен луч. Поэтому параноидальные личности фактически неспособны классифицировать и обобщать материал, к чему способен обсессивно-компульсивный тип.

Один студент того же Духовного училища, зайдя в преподавательскую, сразу «заметил» в шкафу среди сотни самых разных книг «еретическое», на его взгляд, издание…

Что и говорить, весьма необычная внимательность!

Попав в ситуацию опасности, гармоничная личность легко переключает внимание с обозрения общей картины на изучение мелких деталей. Полученные путем тщательного изучения данные свободно включаются в общий контекст, формируя целостную картину явления со всеми его особенностями. После выхода из трудной ситуации внимание переключается на другие предметы. Истероид в подобных же случаях «расфокусирует внимание». Он постарается рассеяться, «растечься», раствориться во всех и вся, чтобы удар судьбы был не слишком жестоким. Картина мира получается размытой, без четких деталей (Это можно сравнить с рисованием акварелью, особенно с помощью техники «по-сырому».). Для параноидального типа характерна повышенная активность, чрезмерно сфокусированное на избранных фрагментах внимание. Их модель познания мира можно назвать ригидно-фрагментарной. Ее порой сравнивают с сознанием переутомленного солдата, стоящего на посту. Из-за длительного волевого перенапряжения и утомления зрения он способен открыть стрельбу по теням. И если, придя в Православие, такой человек не пойдет путем глубинного изменения себя, смирения и покаяния, то поддерживаемая страстями воля непременно направит его на борьбу с призраками (А это уже больше похоже на графику.).

Простота и ясность — непременные качества духовно зрелого человека. «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного», — говорил прп. Амвросий Оптинский. Теряя простоту, застревающие личности искажают пропорции мира и при этом теряют присущие ему цвет и аромат (Если ранее мы сопоставляли истероидную акцентуацию с импрессионизмом в живописи, то параноидальное видение мира можно соотнести с искусством натюрморта: чтобы изобразить животный или растительный мир, его нужно сорвать или убить и положить на блюдо.).

Любая греховная страсть способна развиваться не только в форме усиления, но и в виде дифференциации. Страсть не существует в душе сама по себе, страстей всегда много, но доминируют одна или две из них, определяя внутренний мир человека и его поведение. Дифференциация — возникновение новых, нетипичных доселе патологически-страстных реакций на внутренние и внешние обстоятельства. Так, легкомысленный и веселый человек, относившийся ко всему наплевательски, иронизирующий даже над серьезными проблемами, однажды может впасть в уныние и депрессию перед лицом трудного духовного выбора.

Ярко проявляется это при последовательном развертывании стадий алкоголизма. Переход из первой во вторую стадию характеризуется изменением картины опьянения. Если раньше, «приняв дозу», человек начинал шутить, раскрепощался, рассказывал массу анекдотов и сам заразительно над ними смеялся, то тут у него начинают доминировать тревожно-дисфоричные состояния, появляется гневливость, жестокость к домашним животным и даже к членам семьи. Так исполняется предостережение Спасителя о «семи злейших бесах» (Мф. 12,43–45; Лк.11:24–26).

Параноидальный человек менее других подвержен такой дифференциации в силу уже указанных причин: мощного волевого начала, крайней ригидности эгоистических аффектов и значительной выраженности патологических черт личности.

I. Schumuker в книге «Религия и психическое здоровье» отмечает, что «Вера, придавая смысл существованию, уменьшает экзистенциальную тревогу», а фундаментализм, догматизм и авторитарность могут представлять угрозу осмыслению абсолютных ценностей.

Умение соизмерять свою ревность о доброделании с конкретной ситуацией Оптинские старцы считали искусством. Они говорили: «Искусство — половина святости».Видя чьи-либо ошибки от чрезмерного «старания», прп. Макарий Оптинский говорил: «Свят, да неискусен», «потому что неискусство, при неуместной ревности, часто может производить бестолковой путаницы не менее самого греха»

Рукотворная вечность, или Плюсы и минусы шизоидного стиля личности

Трудно найти что-то более таинственное и значимое в жизни человека, чем встреча с Богом Живым. Но для того чтобы эта Встреча стала возможна, необходимо оторваться от своих бесконечных «неотложных» проблем, от самолюбования, чтобы «бодрствовать, прислушиваясь в сторону Бога».

Нежелание покидать свой уютный дом и что-то менять в себе и в своей жизни присуще самым разным людям. Однако существует целый тип личностей, для которых покинуть «дом своей души» является целой проблемой. Мы имеем в виду шизоидный стиль личности. Для читателей-неспециалистов сразу просим не пугаться такого, быть может, непривычного названия данного типа характера. Несмотря на возможные ассоциации, можно сказать, что шизоид имеет весьма далекое отношение к шизофрении. Скорее, это вопрос терминологии, а не клиники (Клиника — здесь: совокупность симптомов, соответствующих определенному заболеванию.).

Но каков же он, наш герой?

Одной из главных его черт следует считать зацикленность на себе. Есть люди, которые предпочитают не приглашать в свой дом гостей, опасаясь, что все увидят неубранную квартиру. Шизоид же может обитать в лачуге нищего, но его изощренная фантазия превращает мрачную хибару в роскошный дворец. Хотя первый же посетитель может сказать хозяину: «Да ведь у тебя просто грязно! Так чем же ты гордишься? Какой красотой?» А сам обитатель может просто не замечать, что пыль со стола не стиралась уже десятилетиями.

Прокрутив в голове возможные последствия подобного визита, такой хозяин может прийти к выводу, что придется что-то менять — например, делать генеральную уборку, если не капитальный ремонт. А ведь этого так не хочется! Да и вообще, если поразмыслить, зачем пускать посторонних? Разве он сам не знает цену себе и своему черепашьему домику?

Конечно, шизоид страдает от такой замкнутости, хотя бы потому, что ему некому показать свой фантастически чудесный мир. И если когда-нибудь он все же решится приоткрыть дверцу в свой «внутренний замок», то эта попытка почти наверняка обречена на неудачу. Много ли можно увидеть с порога? Да и как понять это нагромождение реальности и вымысла, однозначно признаваемое самим хозяином за великую красоту?

Что и говорить, внутренний душевный мир шизоидов действительно бывает богат. Да и сами они нередко наделены высоким интеллектом. «Чем больше грехов у человека, и чем в большей степени они выражены, тем более душа человеческая при создании была одарена добродетелями, которые отвергаются, отрицаются грешащим человеком», — считает православный исследователь. «Чем резче выражена индивидуальность, тем ярче становятся и свойственные ей психопатические черты», — пишет классик отечественной психопатологии. Вопрос в том, как поступит человек с вверенными ему талантами.

И действительно, в основе любого греха и любой страсти лежит гордость. «В «Слове на язычников» свт. Афанасия Великого есть такое место: «Люди впали в самовожделение, предпочтя собственное созерцание божественному». В этом кратком определении вскрыта самая сущность гордости: человек, для которого доселе центром и предметом вожделения был Бог, отвернулся от Него, «впал в само-вожделение», восхотел и возлюбил себя больше Бога, предпочел божественному созерцанию — созерцание самого себя. В нашей жизни это обращение к «самосозерцанию» и «самовожделению» сделалось нашей природой и проявляется хотя бы в виде могучего инстинкта самосохранения, как в телесной, так и в душевной нашей жизни», — пишет священник Александр Ельчанинов.

Мы уже заметили, что отличительной чертой шизоидов является именно замкнутость в своем собственном мире. Такому человеку хорошо с самим собой. «Часто эта обращенность на себя развивается у людей тихих, покорных, молчаливых, у которых с детства подавлялась их личная жизнь, и эта «подавленная субъективность порождает, как компенсацию, эгоцентрическую тенденцию, в самых разнообразных проявлениях: обидчивость, мнительность, кокетство, желание обратить на себя внимание даже поддерживанием и раздуванием дурных о себе слухов, наконец, даже в виде прямых психозов характера навязчивых идей, манией преследования или манией величия (Поприщин у Гоголя). Итак, сосредоточенность на себе уводит человека от мира и от Бога; он, так сказать, отщепляется от общего ствола мироздания и обращается в стружку, завитую вокруг пустого места».

Причины этой акцентированной обращенности вовнутрь могут быть разными. Прежде всего, это боязнь потерять свой столь прекрасный, столь сложный, и вместе с тем — такой хрупкий мир. Кто же может ручаться, что этот мир фантазий уцелеет после прихода гостей?

Еще одной причиной, заставляющей шизоидов «скрываться» от мира, является страх перед открытостью собеседника, неумение отвечать на сочувствие. Об этом написал М.Волошин:

…Но чувствовать еще больней

Любви незримые надломы

И медленный отлив друзей,

Когда, нездешним сном томима,

Дичась, безлюдеет душа.

Поэт (Кстати, проявлявший шизоидные черты личности.) признает, что его душа «нездешним сном томима», а реальность — тягостна, спокойствие обретается лишь в мире собственных возвышенных фантазий.

Чем более выражена шизоидная акцентуация, тем более значим для данного человека его внутренний мир, его представления, его «внутренний замок», тем меньше воспринимается внешнее, реальное. Следовательно, тем сложнее будет возвращение к реальности (О чрезмерном развитии воображения подробнее см. очерк «Уходя — уходи».).

Шизоид создает, или, точнее сказать, пытается создать свою вселенную (Греч. Kosmos.), свой мир, где все так, как хочется именно ему. Нетрудно увидеть в этом «самовольном творении мира» некий вызов истинному Творцу. «Они часто делают самих себя мерилом всех вещей, доходя до чудовищной надменности и самообожествления». «Они придерживаются «морали господина» (По этому поводу сразу вспоминается типичный шизоид Раскольников со своей теорией: «Тварь я дрожащая или право имею?»), признавая ее для себя единственно достойной, и полны презрения к тем «слабым личностям», которые связывают свои действия с моральными соображениями, расценивая эти свойства преимущественно как трусость и недостаток мужества».

Попытка собственными силами, точнее, силой собственного разума, решить все проблемы и добиться всего, изначально обречена на провал. Это ярко показано Г.Х. Андерсеном в сказке «Снежная королева». Вспомним эпизод, когда Кай пытается изо льда сложить слово «Вечность». Задание снежной владычицы не может быть выполнено в принципе. «Ледяная вечность, — пишет по этому поводу диакон Андрей Кураев. — Рукотворная вечность. Вечность, не созданная Творцом. Это и есть образ ада. Это поистине дьявольская пародия на Бога. Давняя поговорка утверждает, что дьявол — это обезьяна Бога».

Еще одна черта типична для данного типа: «его стремления направлены прежде всего на сохранение независимости и самоудовлетворение. Быть независимым, не нуждаться ни в чьей помощи, не быть никому обязанным имеет для него решающее значение. Поэтому он дистанцируется от других людей, не позволяет им приближаться к себе, стремится к отграничению».

Все это опять-таки в большей или меньшей степени свойственно каждому из нас. Вспомним притчу экзистенциалистов о том, что люди напоминают дикобразов: они постоянно мерзнут и вынуждены прижиматься друг ко другу, чтобы согреться, но острые иголки соседа больно колют их. Тогда они отстраняются, но снова начинают страдать от холода. Однако у шизоидов эта «тенденция к самостийности» (Выражение одной нашей знакомой, выпускницы психфака.) выражена более четко, что и определяет их акцентуацию. Напомним, что «акцентуация означает очевидную одностороннюю направленность, достигающую границ, за которыми мы подразумеваем пограничные или экстремальные варианты: личностных структур». По мере своего развития эта черта делает их все более нездоровыми (и несчастными!) людьми.

В православной литературе по психологии часто встречается утверждение, что шизоидность формируется именно на основе гордости. При всей бесспорности этого ставшего общим местом утверждения нельзя заметить его неточность. Гордость — мать любого греха, в этом смысле любая акцентуация или психопатия порождается гордостью или ее производными — будь то истероидность, депрессивность и т. д.

«Все страсти могут быть искоренены из сердца посредством исповеди или духовных наставлений богопросвещенных мужей, — говорит свт. Тихон Задонский, — но гордость совершенно не дает человеку возможности воспринять это духовное врачевство. В его (человека. — Авт.) душе доминирует мнение о своих высоких духовных достоинствах, и поэтому он остается неисцеленным». «Находясь в плену этой страсти (гордости. — Авт.), человек свои мнения и рассуждения, хотя они часто являются ложными, всегда считает верными и неоспоримыми и, навязывая их другим, требует от них полного одобрения и признания».

Более того, среди шизоидов встречается много людей талантливых и даже гениальных. Повторим, что их внутренний мир на самом деле богат. Кречмер уподобил шизоидов «лишенным украшений римским виллам, ставни которых закрыты от яркого солнца, но в сумерках которых справляются роскошные пиры». Что ж, во многом можно понять такую осторожность и нежелание приглашать гостей в свой блистательный внутренний замок: гости слишком часто бывают не в меру бесцеремонны. И если шизоид пустил кого-то в свой мир, поделился чем-то пронзительно откровенным, он весьма рискует остаться не только непонятым, но и осмеянным. Ведь гости так часто забывают даже вытереть ноги при входе! Конец этой авантюры известен и печален: с жалобами на непонимание наш герой снова заходит домой и плотно закрывает за собой дверь…«Вследствие ограничения контактов с миром межчеловеческих отношений его суждения основаны на впечатлениях и переживаниях, в них всегда имеется элемент сомнения, он рассматривает как действительность лишь фантазии, которые соответствуют его внутреннему миру, и он предпочитает ту картину мира, которую создал сам, считая взгляды других насмешкой над собой». Всем известна акцентуированность у шизоидов интеллектуальной сферы и неразвитость эмоционально-чувственной. В каком-то смысле это и понятно: попробуйте развить чувства, сидя в темном замкнутом пространстве, куда не проникают яркие цвета и разнообразные звуки! Все, что им остается, — это память, мышление и, конечно, воображение…

«Следует… подчеркнуть, что шизоидные расстройства могут иметь различную интенсивность. Когда мы пытаемся выстроить в ряд шизоидные личности от здоровых до больных, то получаем следующую последовательность: легкая затрудненность контактов — повышенная чувствительность — индивидуализм — оригинальность — эгоизм — чудаковатость — странность — аутсайдерство (манера держаться особняком) — асоциалъностъ — криминальность — психотические расстройства «.

Как и в случае других акцентуаций, у шизоидов заметно нарушение гармонии между тремя основными силами души (ум, чувства, воля). «В противоположность развитию: рациональной стороны шизоидов, их эмоциональная жизнь остается прежней — она относится как к взаимоотношениям с партнером, так и к эмоциональным связям и взаимоотношениям. Для этих людей часто характерно выдающееся интеллектуальное развитие при эмоциональной недостаточности — эмоциональные переживания неразвиты, а иногда — бедны и скудны «.

Во многом пресловутая замкнутость шизоидов обусловливается именно неразвитостью сферы чувств. Дело не том, что они малоконтактные «бирюки». Во-первых, они просто не умеют общаться. Во-вторых, они уверены в том, что чувствами руководствоваться нельзя. На первом месте всегда должна стоять логика! Все неясные образы должны быть воплощены в конкретных идеях, неважно каким путем.

Вот здесь-то и возможна характерная ошибка: придать всем фактам и мыслям образ и подобие себя самого, уложить их в прокрустово ложе «своей» системы миропонимания, подчинить и подавить.

Поскольку фактов, объектов и образов всегда бывает слишком много, а некоторые из них ну никак не вписываются в «свою» систему, наш герой находит такой выход: мифологизировать действительность, придать ей черты нереальности, а к настоящему, подлинному отнести только находящееся внутри себя.

Это ярко видно в концовке романа «Приглашение на казнь» В.В. Набокова, когда рушится весь внешний мир и остается только мир героя: «Я еще ничего не делаю, — произнес месье Пьер (палач. — Авт.) с посторонним сиплым усилием, и уже побежала тень по доскам, когда громко и твердо Цинциннат (главный герой. — Авт.) стал считать: один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся звон ненужного счета… Кругом было странное замешательство… Зрители были совсем прозрачны и уже никуда не годились, и все подавались куда-то, шарахаясь, — только задние нарисованные ряды оставались на месте… Мало что оставалось от площади. Помост давно рухнул в облаке красноватой пыли… Свалившиеся деревья лежали плашмя, без всякого рельефа, а еще оставшиеся стоять, тоже плоские, с боковой тенью по стволу для иллюзии круглоты, едва держались ветвями за рвущиеся четки неба. Все расползалось. Все падало».

«Интровертированное сознание, хотя видит внешние условия, но решающим избирает субъективные определители», — писал примерно о том же К.Г. Юнг.

Главной отличительной чертой шизоидов К.Леонгард считает плохую интуицию. Они склонны устанавливать нормативы для других и по ним оценивать всех остальных. «Не вписавшимся» может быть весьма нелегко. При этом шизоид чаще всего не замечает, что ведет себя агрессивно. Бывает, что такой человек приходит в гости. Пока хозяева и другие приглашенные «укладываются в схему», наш герой вежлив и учтив. Но вот — разговор перетекает в неблагоприятное русло. Он неожиданно роняет вазу (неловкое движение — угловатость!), потом (нечаянно!) наступает кошке на хвост («да они эту кошку как ребенка нянчат!»). Ему стало несколько легче, поскольку внутренняя агрессия нашла выход, и он с милой улыбкой просит прощения: «Извините, я такой неловкий!»

Следует отметить, что «шизоиды в своих взаимоотношениях с людьми не имеют ни малейшего представления о действии их аффектов и агрессии; они рассматривают это лишь как форму реагирования, и до окружающих им нет никакого дела. Поэтому они не знают, какими они могут быть резкими, оскорбляющими и грубыми».

«Заметна нервозность по отношению к непонятным личным чувствам, — пишет о шизоидах А. Аугустинавичуте. — Все непонятное, слишком сложное или двусмысленное фрустрирует(Т. е. вызывает разочарование.), от него отмахивается»

Их часто обвиняют в холодности и даже черствости, но это не так. Они часто бывают людьми совестливыми. И если они осознают смысл и последствия своих действий, то потом долго мучаются, всем своим существом переживая случившееся. Но вот происходит это осознание слишком редко.

Наиболее частыми проявлениями шизоидной агрессии являются «категоричность, внезапная оскорбительная резкость, леденящая холодность и высокомерие, цинизм и быстрый переход от приязни к враждебному отказу от контакта». «Самовлюбленность основывается на самонеприятии (самоотвержении). Это часто кажется бессмысленным, на самом же деле глубоко логично. Человек, отвергающий себя или часть своего я, постоянно ищет утверждения этого я».

Весьма распространенным явлением среди шизоидов, как и вообще среди акцентуированных личностей, является обидчивость, которую Н.Д. Гурьев определяет как«желание лучшего отношения к себе, чем то, которое человек наблюдает в окружающих. Разумеется, что человек обижается тогда, когда считает себя заслуживающим лучшего отношения, когда к нему относятся не так хорошо, как он сам считает справедливым и правильным. В отношениях с людьми такой человек часто проявляет подозрительность, мнительность, опасливость. В зависимости от других качеств он может быть требовательным и конфликтным, а может быть и тихим, «пришибленным»… Своим поведением часто провоцирует людей на резкие и нелицеприятные высказывания, на которые с готовностью обижается. При всем этом обидчивый ведет себя так, как будто быть обиженным — его личное исключительное право и совсем не интересуется, могут ли быть обидными его слова или поступки для других людей».

Причина подобного поведения может показаться парадоксальной. Она исходит из гордости, проявляющейся в самолюбии и саможалении. Обидчивый человек вызывает у окружающих пренебрежительное отношение, и позволяет помыкать, уязвлять и насмехаться над собой, чем и удовлетворяет свою обидчивость. Шизоидное поведение часто можно определить как робость. Внутренне это чувство «сопровождается ощущением зависимости от окружающего, чувством приниженности. Поэтому часто, в качестве компенсации, сопровождается независимостью (подчеркнутой). Внешне может напоминать такие добродетели, как покорность и смирение, с чем и путают ее неразборчивые люди».

Автор указывает здесь на важный момент: робость и застенчивость часто паразитируют на христианских добродетелях, лишь внешне походя на них. Н.Д. Гурьев понимает под истинной покорностью потребность принимать укоры как проявление заботы со стороны людей и любви Божией.Смирение же определяет как«потребность относиться мирно (с внутренним миром), без враждебности не только к обстоятельствам и людям приятным или не оказывающим на тебя влияния, но и к враждебным тебе».

«Робкий человек может быть необоснованно агрессивен и раздражителен, может обижаться на окружающих, даже когда их действия не имели целью причинения ему вреда. Часто бывают замкнутыми, малообщительными, подозрительными (мнительными)… Как и всякая страсть, робость всегда обнаруживается тем, что человек хочет сохранить за собой право и основание считать окружающее вредоносным, недоброжелательным и упорно отстаивает «свое право»… Логику его мыслей можно сформулировать предельно просто: «Я отношусь к вам плохо и, значит, вы, догадываясь об этом, или замечая это отношение, так же относитесь и ко мне»(Фактически автор описывает здесь известный в психоанализе механизм «переноса».).

Современный психотерапевт пишет о шизоидах как о личностях, которые «испытывают страх перед самоотдачей и находятся под влиянием импульсов, направленных на усиление самостоятельности. С психологической точки зрения жизнь этих людей связана с повышенным стремлением к самосохранению».

«Застенчивость — желание произвести как можно более хорошее впечатление, связанное с неуверенностью, что это получится. Проявляется в том, что человек не в состоянии говорить и делать то, что для него желательно, в присутствии других людей, а впоследствии и наедине. В качестве компенсации может отмечаться дерзость, шумливость (отчаянная смелость), при которых человек естественно утрачивает скромность, уважительность, тактичность, вежливость». Как видим, это полностью противоречит распространенному мнению о том, что застенчивость — желанная черта характера, напрямую связанная со скромностью. Впрочем, прп. Нектарий Оптинский находил и полезные свойства в застенчивости, считая ее средством, зачастую удерживающим от совершения грехов: «Застенчивость по нашим временам — большое достоинство. Это не что иное, как целомудрие. Если сохранить целомудрие, — а у вас, интеллигенции, легче всего его потерять, — все сохра-нить»

С застенчивостью напрямую связана знаменитая «неуклюжесть» шизоидов. У них действительно часто бывают проблемы с владением своим телом. Это либо подчеркнутое пренебрежение ко всему «низкому, недостойному, телесному» (вспомним классический образ «профессора», особенно — физика или математика: он растрепан, на пиджаке не хватает пуговиц, он вечно погружен в свои мысли и куда-то спешит). Или же, напротив, они уделяют внешности чрезмерное внимание, досконально изучая теорию этикета, соблюдая строжайшие диеты и выстраивая целые системы оздоровления.

Нередко выраженный шизоид видится как человек, малочувствительный к окружающим, угловатый, робкий и ранимый. Эта робость доходит до абсурдного, когда дело касается его внутреннего мира.

Как и при описании других стилей, нас интересует образ познания мира шизоидов. Их мышление обращено внутрь любого объекта, будь то человек или явление. При этом они видят не живые развивающиеся вещи, а блоки, структуру (Вспомним «Атомарный потрет Галы», написанный Сальвадором Дали со своей жены.).

Желание шизоида создать некую механически-логическую модель мира порой доводится до абсурда, и тогда получается почти по М.Волошину:

Я дух механики. Я вещества

Во тьме блюду слепые равновесъя,

Я полюс сфер — небес и поднебесья,

Я гений числ. Я счетчик. Я глава.

Мне важны формулы, а не слова…

В конце концов, одержание «логичностью» вкупе с развитой фантазией и уверенностью в собственной правоте приводят к плачевному итогу: «Я призрак истин сплавил в стройный бред «.

Все данные и признаки должны уложиться в определенную схему. «Если этот человек поступил так-то, значит, это связано с его таким-то отношением к такому-то блоку его внутреннего мира». Или: «Я уважаю этого незнакомца, потому что он…» (далее следует объяснение для себя).

Но вопрос вроде «Почему мои чувства при встрече с N столь противоречивы?» может вызвать смятение. Разобраться в собственном мире чувств для шизоида нелегко.

Слова Христа «Отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мной» (Мф.16:24) обращены к каждому. Но для шизоидных личностей этот призыв обретает особое значение.

Во-первых, они слишком дорожат своим внутренним миром, чтобы отвергнуть его, даже если он оказывается несовместимым с Путем спасения.

Во-вторых, просто не хочется никуда идти. Да и зачем?! Куда лучше придумать хитроумную систему уловок, позволяющую «совместить» прежнее с новым. И предостережение о слабой пластичности ветхих мехов, не выдерживающих брожения молодого вина (Мф.9:17; Мк.2:22), уже не берутся во внимание — ведь это сказано всем, а они-то особого сорта люди! Да и попробуйте доказать шизоиду, что путь в Царство должен быть реальным, а не виртуальным: ведь он совершил уже столько «путешествий» в своей жизни! Доказать что-либо будет тем более трудно, что по части логического мышления мало кто может сравниться с ними.

И все же, если шизоиды (как, впрочем, и личности всех остальных типов) не научатся доверять Богу и ближнему, если они не победят стремления всегда оставаться в своей скорлупе, лишь мечтая о Царстве, они весьма рискуют. Рискуют навечно оказаться именно в этой самой скорлупе, лишенные не только какого-либо утешения от общения с собратьями, но и самой надежды на Встречу с Прекрасным Далеко…

Избегая другой крайности — тотального отрицания за шизоидным стилем положительных его качеств, заметим, что в данном очерке мы в какой-то мере сблизили черты шизоида и описываемой К.Юнгом интравертированной личности. Архим. Платон (Игумнов), например, видит много преимуществ именно у интраверта в противовес обращенному вовне экстраверту: «Отказываясь от притязаний и разочарований, связанных с обладанием миром вещей, интравертированная личность приобретает способность познания априорных образов умопостигаемого мира. Это — моменты углубления в себя, бескорыстного созерцания благолепия творения Божьего, молитвы и славословия Бога. Интравертированная личность ориентирована на становление, которое есть вечное творчество и непрерывный процесс».Самоуглубление, рефлексия, самопознание безусловно необходимы для спасения, и как раз шизоиды могут достичь здесь многого.

Стоит отметить, что именно среди шизоидов часто встречаются сильные личности. Если такой человек сумеет адаптироваться, реализоваться, пойдет путем духовного роста, он сможет добиться весьма многого. Распространенное представление о шизоиде как о фигуре весьма неприятной, замкнутой, злобной, мы считаем односторонним и потому неверным. Применительно к приходским условиям, шизоид может принести много пользы. Остановимся на этом моменте более подробно.

Известно, что шизоиды склонны к рационализации, структурализму и являются прекрасными стратегами, хотя и кабинетного плана. Пожалуй, по части абстрактного мышления, схематизации они не имеют себе равных. Но ведь и Православие — религия не только и не столько иррационализма, сколько разума, духовной трезвости и взвешенного подхода. Умение сочетать веру и разум — достоинство православного христианина. Понятно, что у любого человека возникают определенные трудности при вхождении в церковную традицию. Для шизоида такой трудностью чаще всего бывает невозможность найти всему, что он встречает в храме, разумное объяснение. Им нужно «разложить всё по полочкам». Это не всегда возможно, не всегда встречаются люди, готовые «нянчиться» с таким любознайкой и всё ему объяснять. Но если это получится, мы увидим перед собой настоящего ревностного христианина.

Нам пришлось наблюдать именно такую ситуацию.

Один молодой человек с незаурядными умственными способностями и шизоидным стилем личности испытывал большие затруднения, делая первый шаги в православном храме. Ему ничего не было понятно, всё казалось нелогичным, он требовал серьезных объяснений. Нашлись люди, готовые объяснить то, что поддается объяснению. Его «церковным образованием» занялся такой же шизоид, скрупулезно составлявший графические схемы, показывающие иерархические различия священноначалия, порядок и виды богослужения, историю и логику возникновения и развития различных ересей и т. д. Результат превзошел все ожидания, и после нескольких лет подобного «воспитания» вместо угловатого и колючего «ёжика» мы встретили весьма грамотного преподавателя семинарии, чуткого пастыря (он принял священный сан), вежливого собеседника, наконец, яркую личность с большим запасом внутреннего мира и тишины.

Роль подобного воспитателя в каком-то смысле могут играть православные книги, Священное Писание и основанные на нем творения Святых Отцов. В этой воистину неисчерпаемой сокровищнице каждый может найти ответ на все свои недоумения.

Шизоиды ищут высокие идеалы и этические нормы, желательно облеченные в логичную и доступную пониманию форму (пусть даже это будет весьма сложная конструкция). В этом отношении Церковь предоставляет поистине безграничные возможности. Евангелие обычно потрясает их своей глубиной, чистотой, стройностью нравственных идеалов.

Церковь видится ими как собрание людей, где царствуют простые, искренние отношения. Когда они встречаются с противоположной ситуацией, может наступить серьезное разочарование.

Зачастую их привлекают строгие аскетические установки, дающие возможность доказать (и, прежде всего, самим себе) свою верность высоким идеалам, стойкость в борьбе. На этом пути их может подстерегать большая опасность, сводящая на нет все добрые намерения и усилия: когда подвиги становятся самоцелью и (или) поводом для гордости и тщеславия. Однако православный христианин верит в то, что для Бога нет ничего невозможного (см. Лк.18:27). Человек с любым душевным устроением вполне может стать гармоничной личностью.

Говоря о православных прихожанах с шизоидной акцентуацией, можно выделить еще некоторые характерные их черты. Когда они исповедуются, то предпочитают делать это неспешно, не любят, когда их торопят, и заставляют говорить шаблонными формулами: «Грешен в том-то, в том-то и в том-то», ведь им трудно разобраться в своих чувствах и переживаниях. Только войдя в той или иной степени в православную традицию, они начинают осознавать ошибочность своих представлений о мире и себе самих. Конечно, это бывает совсем нелегко… С другой стороны, шизоиды склонны преувеличивать значимость своих переживаний, стремятся показать священнику своеотношение к проблеме, свою роль, пытаются все объяснить логически. Им кажется, что, выстроив очередную схему, на этот раз причин своих грехов, они почувствуют облегчение. Возможно, им (как никому еще) необходима особая глубина покаяния, достаточная для того, чтобы перевернулся мир (конечно, их собственный, неверно устроенный мир). Как и всегда в подобных случаях, очень многое здесь будет зависеть от духовника. Неопытному или слишком покладистому священнику шизоид может «сесть на шею». Малейшая грубость, невнимательность или нетактичность может заставить искать другого пастыря, или вовсе оттолкнет от Церкви. Однако опытный, чуткий и любящий пастырь может помочь нашему герою преобразиться. Только совместное действие благодати Божией, пастырской любви и упорные усилия самого человека способны растопить ледяное сердце и привести Домой.

Чтобы начать духовную жизнь, шизоиду нужно спуститься в глубины своего сердца. Это может показаться парадоксальным, поскольку эти люди и так постоянно «внутри себя». Но вспомним древнюю поговорку: «Бог ближе к нам, чем наше собственное дыхание». «В сердце человека есть глубина, которая открывается на невидимое, — не на невидимое глубиной психологии, а на бесконечность, на творческое Слово Божие, на Самого Бога».

В бесчисленных залах своего ледяного замка нужно отыскать дверь, ведущую в глубины духа. Это и есть одновременно и «выход из себя», и «погружение в себя», и возвращение домой. А находится эта дверца нелегко, сначала на ощупь, молитвой, — указывает митр. Антоний. И за дверью этой, помимо радости познания глубин веры, находится еще и трагизм познания себя…

«Я поздно понял, что вину

За все, что сделал на земле,

Нельзя постигнуть никому, —

Иначе — смерть, небытие,

А колокол звонит по мне «…

Эти строки, принадлежащие личности с шизоидными особенностями, перекликаются со словами одного подвижника о том, что Господь не дает нам постигнуть всей глубины наших грехов — ни один человек не выдержал бы этого.

Взгляд шизоида на себя самого, если только этот взгляд искренен, ужасает его. И будь он хотя бы немного почувствительнее, это могло бы ввергнуть его в бездну отчаяния.

Обращаясь к различным классификациям, сделанным психологами, можно заметить такую особенность. В разных типологиях, у разных исследователей можно встретить описания двух типов шизоида (они могут носить разные названия — сенситивная и собственно шизоидная акцентуация у А.Е. Личко, дефензивный шизоид, дуализированный и не-дуализированный шизоид у Аугустинавичуте и т. д.). Для нас по большому счету неважно, как они названы у разных авторов. Главное, что есть шизоиды, сумевшие адаптироваться, усилить свои положительные качества (ум, глубина, чуткость, надежность, порядочность, доброта) и смягчить отрицательные (замкнутость на собственных мыслях и переживаниях, эмоциональная холодность и т. д.), и есть те, кто этого сделать не сумел (а точнее, не захотел).

Исходя из этого, можно выделить два типа подобных личностей, условно обозначив их как адаптированные и неадаптированные шизоиды, или, если угодно, шизоиды гармоничные (или — преображенные) и негармоничные (В словосочетании «гармоничный шизоид» можно заметить логическую ошибку contradictio in adjecto «противоречие в определении» (подобно «синий-синий красный шар». Но можно принять его хотя бы в качестве оксюморона («белые ночи», «живой труп» и т. д.). Для того чтобы стать гармоничной личностью, шизоиду нужно преодолеть прежде всего нереальный, оторванный от действительности взгляд на мир, избавиться от бесплодного мечтательства и фантазирования. Говоря о методах преодоления патологической замкнутости, можно отметить, что «противостоять этому нужно, обратившись к скромности, самоуничижению, признанию своего несовершенства, признанию своей худости, ее исповедыванию и раскаянию»»Из психотерапевтических работ нам известно, что если в течение длительного времени поддерживать с шизоидом постоянные контакты, исполненные симпатии и доброжелательности, пропасть в их межперсональных связях постепенно заполняется, что дает возможность для интеграции их агрессивности и адекватного общения с ними».

Другим должно стать отношение к людям: превозношение и надменность должны уступить место самозабвению и любви. Нужно научиться открываться навстречу людям, идти по дороге добра и осознавать последствия своих поступков. Это вполне реальная перспектива. Известно, что, поборов засилье чистой логики и научившись слушать и понимать других людей, шизоиды меняются до неузнаваемости. Они становятся добрыми, милыми, приятными в общении, уравновешенными людьми. Благодаря способности конструировать системы, просчитывать всевозможные варианты и расставлять всех и всё по своим местам они способны стать прекрасными вдохновителями и организаторами различных трудных начинаний (Примером может служить типичный шизоид Мартин Лютер (напомним, что нас в данном случае интересует лишь психологическая подоплека). Причиной начала Реформации, согласно некоторым данным (А.Аугустинавичуте, т. 2, с. 87), послужило то, что Лютер был поражен непоследовательностью и нелогичностью отношений Ватикана с верующими. Система индульгенций нарушала и спутывала всю иерархию Католической Церкви. Таким образом, Лютер выступал не против системы, а за систему. Он попытался навести порядок, внести логику, все упростить и объяснить.).

Кроме того, шизоидам следует научиться доверять прежде всего голосу совести и советам духовника, а потом уже собственным логическим выводам и размышлениям.

Говоря иначе, им, как и каждому человеку, следует избавиться от гордости и связанных с ней черт и свойств характера. Возможно это только после упорной работы над собой. Что касается окружения шизоида, то помочь ему можно только любовью.

И если искаженные черты личности будут преображены, мы можем увидеть необычайно глубокого человека. «Гениальные люди часто развиваются из подобной личностной основы, проявляя свои чувства в такой тотальной форме недоумения и вопрошания («ln-Frafe-gestellt-Seins»), что мы видим, как неразличимо тонка граница между гениальностью и психозом. В любом случае ясно, что если такие личности способны пережить и преодолеть свой страх, они могут достичь высшей степени гуманности и человечности»? Приложив максимум усилий и полностью доверившись Богу, такие люди могут надеяться на подлинную Встречу. Но это уже другая история.

Пьянство и алкоголизм

Не упивайтеся вином, в нем же есть блуд; но паче исполняйтеся Духом.

Еф.5:18

Как было показано в предыдущих очерках, развитию «человека в человеке» может мешать неправильное отношение к себе, другим людям и, наконец, вещам. О первых двух категориях мы уже сказали, теперь пришла очередь посмотреть, куда могут привести неправильные отношения с вещами и явлениями окружающего мира. Наглядно это можно сделать на примере алкогольной или наркотической зависимости.

Прежде всего, стоит сказать о том, что такое алкоголизм, поскольку в повседневной жизни этот термин не всегда понимают правильно. С медицинской точки зрения алкоголизм — это заболевание, характеризующееся психофизической зависимостью от алкоголя, в основе которой лежит включение алкоголя в обменные процессы организма.

Классическими признаками алкоголизма считаются:

1. Патологическое (болезненное) влечение к алкоголю.

2. Рост толерантности: возрастает переносимость алкоголя, для опьянения нужны все большие и большие дозы.

3. Утрата количественного и ситуационного контроля. Выпив рюмку, алкоголик не успокоится, пока не «отключится».

4. Наличие синдрома отмены или алкогольного абстинентного синдрома. Когда в организм перестает поступать алкоголь, человек испытывает болезненные ощущения. Это и есть «утреннее похмелье»: головная боль, сухость во рту, тошнота и т. д.

5. Запои: похмелившись утром, алкоголик продолжает пить.

6. Амнезии периодов опьянения: протрезвев, человек не помнит того, что было вчера.

В своей глубинной сути алкоголизм, как и любая форма зависимости — результат слишком легкого выхода из жизненных затруднений и поисков. «То, что не удается обрести в быту, компенсируется потреблением алкоголя. Спасаясь от реальности, человек пытается найти средство переносить боль жизни. Это помогает на время забыться, но проблемы так и остаются нерешенными «.

Следует отметить, что в православной традиции нет категорического запрета на употребление спиртных напитков. Само по себе вино не может быть злом. Но, как и многое другое, оно может быть орудием, обращенным против человека.

Вино бывает на трапезе и у мирян, и у монашествующих. Правда, последние употребляют его реже, многие совсем отказываются от спиртных напитков на всю жизнь. В Типиконе ясно просматривается следование псаломской мысли: «Вино веселит сердце человека» (Пс.103:15). Оно предлагается в дни праздничные, торжественные, когда радость человеческая может быть подкреплена небольшим возлиянием, ибо «пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь» (Еккл. 10, 19).

Но в то же время, начиная с Ветхого Завета, и особенно в христианскую эпоху, многие мудрецы и праведники предостерегали от излишнего и неправильного употребления вина. Г. Честертон замечал, что пить безнравственно, когда выпивка становится лекарством от скуки или депрессии. Но наш современник очень уж склонен запивать «с горя» или «от плохой жизни». Активное, молитвенное переживание трудностей, призывание Бога в помощь мы как-то не считаем лекарством от скорби.

Бывает, что необходимо дать больному или скорбящему глоток вина для бодрости (Ср., напр., совет Ап. Павла Тимофею (1 Тим.5:23)), «пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит больше о своем страдании», как советует Соломон (Притч.31:6–7). Но это не должно быть единственным способом решения проблемы, поскольку это больше напоминает уход от какого бы то ни было решения.

Пить для того, чтобы заглушить голос совести, чтобы «забыться» — это осознанное пьянство, которому нет оправдания. А для сердца чистого, молитвенного глоток вина не даст повода всколыхнуться страстям. И, как говорил христианский писатель, «ни природа, ни вино — ничто на свете не обрадует вас, если вы неправильно понимаете радость».

Алкоголизм — страсть или болезнь?

Грех, привившись к человеку как дичок к благородному дереву, истощает соки своего кормильца, подчиняет себе всё человеческое естество и порождает кислые и горькие плоды — новые грехи и страсти. Грех не способен породить ничего полезного и благородного, поскольку корнями своими уходит глубоко в ад, откуда и черпает разрушительные силы. Так и весьма распространённый порок пьянства, быстро перерастающий в алкоголизм, то есть зависимость души и тела от химического вещества и производимых им эффектов, вырастает на грехе и приносит свои горькие плоды — разрушительные страсти.

«Христианин верит, что человек создан, чтобы стремиться к духовной полноте, к обретению единства с Богом, соединению с Ним. Но вследствие первородного греха с самого зачатия человеческое существо несет в себе некоторую пустоту, не заполненную Духом, как бы некий объем бездуховности. Взрослея, ребенок начинает осознавать себя отдельной личностью. И, вместе с этим, начинает неосознанно ощущать свою духовную неполноту. А это рождает сильную потребность (чаще всего — неосознаваемую) чем-то заполнить эту пустоту. Но недостаток Духа можно восполнить только Духом же, причем сделать это доступно не самому человеку, а лишь Тому, от Кого исходит этот Дух, т. е. Богу. Человек может лишь захотеть (или не захотеть) целиком отдаться Божественной воле. Если же этого желания следовать воле Бога нет, то стремление заполнить внутреннюю пустоту приводит к попыткам заместить, «засыпать» ее тем, что на какое-то время может дать иллюзию жизни, собственной духовной полноты и гармонии. Эту иллюзию могут давать самые разнообразные «заменители» — среди них и те, что, безусловно, порицаются обществом (наркотики, насилие, стяжательство), и те, что вызывают в обществе неоднозначную реакцию (алкоголь, азарт, пища, секс, власть). Больше того, даже многие безусловные ценности (работа, дружба, человеческая любовь, благотворительность, религия), если они перестают быть средством и превращаются для человека в цель деятельности, тоже могут стать для него наркотиком. И от каждого из таких наркотиков человек может впасть в зависимость, утрачивая дарованную Богом свободу».

В отношении к алкоголизму существуют две крайности: одни считают, что это только грех, другие, — что это всего лишь болезнь. Известно, что в мозге, согласно теории А.Ухтомского, за годы пьянства формируется патологический очаг, требующий постоянного приема алкоголя. Это определяет физическую зависимость. Но если всё дело в патологическом очаге, находящемся в коре головного мозга, то почему бы не «вычислить» это место и не удалить его физическим способом? Именно так рассуждали учёные Института мозга человека в Санкт-Петербурге. Ими найдена «извилина», в которой формируется зона влечения, а также предложена методика вымораживания этого участка мозга через трепанационное отверстие.

Оставим в стороне этическую сторону этого метода, напоминающего лозунг: «Лучшее средство от перхоти — гильотина». Но сами хирурги, выполняющие подобную операцию, в один голос утверждают, что их метод только даёт шанс человеку перестать быть наркоманом, ликвидируя лишь элемент физической зависимости. Сам человек остаётся тем же. Вновь попробовав наркотики, он снова станет наркоманом. К тому же, по наблюдению врачей, появившаяся после операции «пустота» ввергает человека в сексуальные излишества, в склонность к агрессии или к гневу. Вспоминается евангельская притча о «семи злейших бесах», входящих в выметенный дом, из которого был изгнан один нечистый дух (Лк.11:24–26). Так же вполне может произойти с человеком, который уповает лишь на медицину и её средства, а не на милость Божию.

Дело в том, что алкоголь поражает не какой-либо орган или участок организма — страдает весь человек. Нет ни одного личностного качества, которое не подвергалось бы уродующему влиянию этой страсти. Налицо теснейшая связь пьянства с нравственной и духовной сферой, и одержимый ею весьма рискует быть побежденным в битве за вечную жизнь. «Не обманывайтесь:…пьяницы… Царствия Божия не наследуют» (Кор.6:9-10).

Но есть и другая крайность. В православной среде распространено мнение о том, что алкоголизм — это всего лишь греховное пристрастие, и человеку нужно просто захотеть освободиться от него, чтобы вновь начать вести трезвый образ жизни. Это представление слишком близко к юридической теории, которая трактует грех прежде всего как нарушение заповеди Божией, отсюда вывод: «За грех надо судить, нарушение нормы божественного закона ожидает своё воздаяние и кару».

Вместе с тем, у многих Восточных Отцов грех понимается не столько как преступление против нравственного закона, сколько как «заболевание души». Духовных врачей больше интересовала не юридическая сторона вопроса, а пути исцеления уязвлённой грехом души. Именно это понимание греха в большей степени привилось русскому Православию. Для нашего народа характерно стремление пожалеть больного грехом человека. Здесь есть место и для милосердия, и для осознания тяжести освобождения от этой тяжкой страсти.

Трудно не согласиться с американскими исследователями А. Спиккард и Б. Томпсон, что «алкоголизм является «проблемой всей личности», а исцеление от общего поражения требует напряжённого труда, особой тренировки и времени. Хотя алкоголик может иногда чудесным образом исцелиться от своего физического стремления к алкоголю, не существует мгновенного исцеления от духовного и психологического ущерба, наносимого наркотическим пристрастием».

Трудно описать, сколько горя приносит эта «болезнь» человеку и его ближним. И всё же мы снова слышим: «болящий», «страждущий»… Пусть будет так, пусть любовь человеческого сердца не иссякнет, ибо только она может быть настоящим врачеванием любого «недуга». Но если человек хочет освободиться от тяжких оков винопития, он должен чётко осознать: я — не просто больной, я — грешник, который губит свою жизнь. И пусть милосердие окружающих не будет очередным поводом для саможаления и самооправдания.

Причины алкоголизма

Прежде всего следует отметить, что человек не нуждается для своего существования в алкоголе, как, скажем, в кислороде, воде или пище. «Эта потребность… появляется потому, что общество, во-первых, производит данный продукт и, во-вторых, «производит » и «воспроизводит » обычаи, формы, привычки и предрассудки, связанные с его потреблением».

Существуют «факторы риска», при наличии которых у человека больше шансов впасть в алкогольную зависимость:

1. Наследственность. Дети алкоголиков вовсе не обязательно начнут пить, как иногда это пытаются показать исследователи, но шансов спиться у них больше.

2. «Питейные традиции», «алкогольная атмосфера», царящая во многих коллективах и семьях.

3. Наличие «алкогольных лидеров», которые придумывают поводы для выпивки, регламентируют «процесс».

4. Люди с проблемами в общении, особенно люди молодые и с шизоидным стилем личности, часто пытаются с помощью алкоголя снять барьеры и постепенно впадают в зависимость.

5. Постоянные стрессы, неприятности в семье и на работе, которые «решаются» с помощью спиртного.

Выделяют несколько форм мотивации употребления алкоголя.

Наиболее часта, по нашему мнению, атарактическая мотивация. Суть ее в том, что человек пытается смягчить внутренний дискомфорт. Православным христианам известно, что главной причиной душевного разлада является грех, и наивно пытаться найти благополучие в вине. Получается, что с помощью простого химического вещества человек хочет решить проблему своего бытия. Алкоголь — не помощник в сложных жизненных ситуациях. А такими ситуациями могут быть «отставка, неудача в делах, болезнь, развод, смерть. Ни один из нас не свободен от личных кризисов, и во время таких периодов все мы подвергаемся очень высокому риску образования пагубной привычки к алкоголю».

«Хмельное всегда протягивает нам руку, когда мы терпим неудачу, когда мы слабеем, когда мы утомлены, — пишет Д.Лондон, знающий эту тему не понаслышке. — Нообещания его лживы: физическая сила, которую оно обещает, призрачна, душевный подъем обманчив».

Как-то на одной тренинговой группе для психологов-профессионалов речь зашла об алкогольной зависимости. В ходе работы нескольких присутствующих попросили изобразить дружеское застолье и сыграть роль собутыльников. Когда действие закончилась, участники продолжали оставаться за «столом» и не хотели уходить из этой сцены… Как потом они объяснили, сцена застолья давала замечательное ощущение покоя, теплоты, человеческого участия, защищенности и отрешенности от житейских трудностей и проблем. Там каждый мог быть самим собой и при этом рассчитывать на полное приятие и понимание окружающих. И очень не хотелось покидать такой замечательный и безопасный мир.

При разрешении кризисной ситуации часто исчезает и потребность в спиртном. Конечно, многое зависит от того, как человек воспринимает происходящее с ним — как посланное от Бога для его спасения или как случайное стечение обстоятельств или же «месть злого рока». Особенно часто злоупотребляют алкоголем «для снятия стресса» депрессивные личности. Шизоиды могут привыкнуть употреблять небольшое количество крепких напитков, чтобы легче было общаться.

На противоположном конце эмоционального спектра находится гедонистическая мотивация. Если прием алкоголя по атарактическим мотивам призван нормализовать сниженное настроение, то его употребление с гедонистической целью является попыткой еще более улучшить и без того нормальное состояние. Гедонистическую мотивацию можно считать самой безобидной. Как бы нам ни было хорошо, мы все равно выпиваем по праздникам, потому что «вино веселит сердце человека» (Пс. 103, 15).

Следует отметить, что вопреки распространённому в обществе мнению, алкоголь является не возбуждающим, а угнетающим средством. Лишь малые дозы алкоголя, вдобавок принятого в адекватной обстановке, приводят к веселью. «Постепенно появляющаяся и могущая нарастать привлекательность алкогольного опьянения кроется… в той большей части неосознанной психологической мотивации обращения к вину, в желаниях и потребностях, которые человек пытается удовлетворить с его помощью». Другими словами, гораздо большее значение имеет для нормального, здорового человека не сам алкоголь, а то, чего от него ждут. А ищут в производных этилового спирта намного больше, чем он способен дать, забывая, что «ложь конь во спасение».

«Наиболее частым является здесь желание повеселиться, создать приподнятое настроение на свадьбе, дне рождения, встрече друзей, т. е. в случаях, в которых традиции винопития особенно прочны. Обычно праздника ждут, к нему заранее готовятся, определённым образом настраивают себя, принаряжаются, что само по себе создаёт ту атмосферу, которая и без вина делает человека возбуждённым, приподнятым, радостным. Последующее принятие алкоголя, изменяя состояние организма и нервной системы, создаёт лишь необычный психофизиологический фон, на который мощно проецируются психологические ожидания, вся предшествующая психологическая подготовка к данному событию. Для самого же человека этот механизм является неосознанным, скрытым, что и порождает общепринятое представление об особых свойствах алкоголя».

Чтобы проверить реальное действие алкоголя на организм человека, исследователи прибегли к методу плацебо. Заключается этот метод в том, что определённой группе больных даётся якобы одно и то же лекарство. На самом деле одним из них действительно даётся медицинский препарат, другим — «плацебо», то есть «пустышка», напоминающая по внешнему виду и вкусу лекарство, но приготовленная из нейтрального вещества. Такой опыт удалось провести П.И. Сидорову. При «анонимном» введении алкоголя через некоторое время появлялись жалобы на легкое возбуждение, повышение тонуса, сменяемые последующим расслаблением и сонливостью. Какого-либо отчетливого личностного, поведенческого компонента при этом не выявлялось. Если же пациента заранее предупреждали о характере инъекции, наблюдались известные эмоциональные реакции: оживление, шуточки, комментарии. Другими словами, демонстрировалась типичная картина опьянения.

В данном случае вполне можно провести аналогию с принятием наркотиков. Известно, например, что, выкурив сигарету с гашишем, несведущий человек может испытать лишь изменения восприятия пространства, объёма, цвета и т. д. В то же время «у лиц, курящих гашиш впервые, но знающих об этом и ожидающих наркотического эффекта, картина опьянения иная. Она более красочна и эмоционально насыщена». Наркоманы часто предваряют прием дурмана особой подготовкой. То же можно сказать и об алкоголе. Существует целая «алкогольная культура»: как накрыть стол, за что выпить, кому сколько налить и т. д. и т. п. Это нормально до тех пор, пока главным для человека являются действительные ценности: семья, общение, дружба и т. д. Для алкоголика на первый план выходят ощущения, которые «дарит» само физическое вещество.

Таким образом, «не алкоголь как таковой, не его взятое само по себе физиологическое действие, а прежде всего проекция психологического ожидания, актуальных потребностей и мотивов на психофизиологический фон опьянения создаёт ту внутреннюю субъективную картину, которую человек начинает приписывать действию алкогольного напитка». «Отсюда начинается крайне опасный по своим жизненным последствиям и кардинальный для генеза пьянства процесс — всё большая децентрация, искажение восприятия: человек начинает видеть главный источник привлекающего его состояния только в алкоголе».Как видим, миф об алкоголе, его способности решать проблемы намного сильнее, чем действие самого химического вещества. Вспомним, что Ной, упившись, не показал привычных нам проявлений опьянения, а просто лег спать (Быт.9:20).

Наивно было бы думать, что только стремление избавиться от дискомфорта или поиск наслаждения двигают человеком при приеме алкоголя. «Псевдокультурная мотивация основывается на мировоззренческих установках и эстетических пристрастиях личности».При этой мотивации важна обстановка приема спиртного, тонкий вкус, обсуждение послевкусия, демонстрация этого процесса окружающим. Дегустация разных сортов пива может стать предметом длительной «эстетической» дискуссии. Знаменем этой мотивации мог бы стать античный девиз «In vino veritas» («Истина в вине» (лат.)).

Иногда человек становится на путь поиска внешней или внутренней свободы, испытывая некий «духовный прорыв» во время приёма алкоголя. Многие певцы, музыканты, люди «творческие» считают алкоголь (Хотя в большей части это относится к наркотикам.) неким непременным условием для высвобождения творческих сил.

«Отчего люди пьют? — спрашивает А. Камю. — Оттого, что после выпивки все наполняется смыслом, все достигает высшего накала. Вывод: люди пьют от беспомощности или в знак протеста». Молодёжные «тусовки», претендующие на поиск истинных смыслов бытия, студенческие группировки, неудовлетворённые серым бытом и бездуховностью внешнего окружения, ищут момент истины в алкогольном опьянении. По их мнению, в таких «разогретых» компаниях люди ближе друг ко другу, отношения теплее и душевнее, присутствует искренность и взаимопонимание. Таким образом, здесь налицо поиск чего-то лучшего в себе и своих товарищах. Это тот миг стадной «свободы», о которой хранятся в сердце воспоминания, слагаются легенды внутри группы, это лейтмотив всех выпивок и «тусовок». Что же, здесь действительно присутствует что-то лучшее, положительное. Но это «что-то» — лишь тусклый отблеск того, что в человеке должно воссиять ярким солнцем, освещая всё вокруг, просветляя ум, сердце и волю. Тем более что пустота, наступающая после подобных всплесков измученного духа, слишком реальна и немилосердна. «Мы призваны в этой жизни быть носителями Святого Духа; в нас должна бы ликовать вечная жизнь, через край восторгом, любовью, творческим вдохновением должна сиять жизнь Божия в нас. Но как часто мы ищем вдохновения, опьянения в чём-то другом, — в вещественном вине, которое даёт человеку иллюзию, что ему хорошо, что он крепок, силён…»

«Если он (человек. — Авт.) не найдет в себе силы довериться Богу и Его любви, не сможет почувствовать ее в жизненных событиях и в отношениях с людьми, в нем образуется глубокая пустота, которую он, скорее всего, попытается заполнить какими-либо заменителями». Люди, ищущие «сладкий миг свободы» в вине и наркотиках, имеют в виду довольно верную мысль, что свобода внешняя (то есть наружных обстоятельств) не тождественна свободе внутренней. Однако, преступая естественные законы («душа не творит сама законов, а подчиняется им и не может изменять их по произволению»), человек хочет достичь насыщения вне духовной сферы, не в вере, молитве, духовном творчестве и любви, а в земном, душевном, бесовском (ср. Иак. 3,15).

Есть несколько других причин пьянства, о которых мы не будем здесь говорить (мотивация с гиперактивацией поведения, субмиссивная мотивация). Как писал Р.Бернс:

«Для пьянства есть любые поводы:

Поминки, праздники, встречи, проводы,

Крестины, свадьба и развод,

Мороз, охота, Новый год,

Выздоровленье, новоселье,

Успех, награда, новый чин,

И просто — пьянство без причин».

Для нас важно другое: что человек получает в итоге, к чему приходит, и что бывает с душой в результате долгого винопития.

Таким образом, алкоголизм — одновременно и грех, и болезнь (Тем более что грех, в понимании Восточных Отцов Церкви, — это и есть болезнь, а болезнь — следствие греха.). «Любая зависимость, например, наркомания или алкоголизм, имеет свои биологические, социальные и психологические причины и проявления, Но для христианина очевидно, что основную роль в формировании любой зависимости играет духовный аспект существования человека в мире, а сама зависимость — это недуховный ответ на исконно присущие человеку духовные потребности».

«Основная причина бегства многих наших современников в царство алкогольных или наркотических иллюзий — это духовная опустошенность, потеря смысла жизни, размытость нравственных ориентиров», — говорится в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви.

Привыкание к алкоголю и механизмы его действия

С точки зрения физиологии есть два типа людей по переносимости алкоголя. Первый тип является сильным, имеет в организме активно действующий фермент, разрушающий алкоголь. Второй тип — слабый. У таких людей фермент работает неактивно. Это врожденные свойства. Люди первого типа легко переносят большие дозы спиртного, что вызывает одобрение и удивление окружающих. На мозг воздействует не столь большое количество яда, поэтому патологические очаги возбуждения, формирующие зависимость, возникают не так быстро, как у людей со вторым типом реагирования на алкоголь. Казалось бы, «сильные» надёжнее защищены от алкоголя, чем «слабые». Однако обманное ощущение своей силы, отсутствие боязни получить зависимость, гордость за свой «крепкий» организм могут стать дорожкой к частым приёмам алкоголя.

У людей слабого типа зависимость формируется быстрее, но их часто защищает низкая толерантность к спирту. Попросту говоря, они быстрее и чаще отравляются. Общеизвестные неприятные симптомы отравления фиксируются в сознании и служат защитой от злоупотребления алкоголем.

Алкоголь — гепатотоксичный и нейротоксичный яд. Проще говоря, он разрушает печень и меняет психику человека. Это совместное действие на мозг и личность греховной страсти и химического вещества, создающего ненормальные связи в мозгу и вызывающего патологические доминанты(Патологическая доминанта — здесь: нездоровый очаг возбуждения в коре головного мозга.), меняет душевные и личностные качества человека.

В качестве симптома-предвестника алкоголизма можно назвать разрушение духовной жизни. «Задолго до того, как человек становится алкоголиком, нарушается его связь с Богом. Пьянство подавляет духовное видение и часто приводит к тому, что пьяница нарушает свои собственные нравственные принципы». На этом этапе скрыть начало своего падения от самого себя несложно. Лишь в том случае, если человек вел церковную жизнь и знает первые признаки духовного охлаждения, он начнет беспокоиться и прилагать усилия для возвращения к нормальному состоянию.

Что касается причин привыкания к спиртному, считается, что многие наркотики вроде морфия «сцепляются» с особыми рецепторами на оболочке нервных клеток, и существует предположение, что то же самое верно и для алкоголя. Имеются также некоторые подтверждения тому, что долговременное действие алкоголя вызывает изменения в оболочках нервных клеток, дающие им возможность нормально функционировать даже при насыщенности алкоголем. А.Ф.Бойко пишет: «Наши ученые, проведя ряд экспериментальных исследований, доказали: в результате регулярного пьянства в мозгу появляются нейроны, цель и задача которых настроить мозг на поиск спиртного, и ничего больше! Именно поэтому бывшие алкоголики уходят в запой не от слабости — нет! — нейроны требуют!» Однако, по данным авторитетных исследователей, «какова бы ни оказалась физиологическая основа алкоголизма, алкогольное привыкание не может быть объяснено лишь на уровне физической зависимости. Физическая потребность алкоголика в спиртном хотя и подчиняет его себе, в то же время нерасторжимо связана со столь же могущественной эмоциональной зависимостью. Эмоциональная зависимость коренится в способности алкоголя изменять настроение и воздействует на все стороны человеческой личности».

Поэтому, «когда мы говорим о потребности в алкоголе, то не следует понимать это выражение буквально. С собственно психологической точки зрения речь идёт не о потребности в алкоголе как таковом, а о потребности переживания состояния опьянения, — переживания, несущего достаточно сложный, деятелъностно-опосредованный характер».

Однажды компания молодых людей решила отпраздновать Новый год в безалкогольной обстановке. Но атмосфера праздничного застолья оказала удивительное действие. Результат превзошел все ожидания: уже после приёма пары рюмок пунша (1,5 % спирта) налицо была типичная картина слабого алкогольного опьянения, хотя раньше для этого требовалась приличная «доза» алкоголя.

«Человек ищет в вине значительно большего, чем состояния эйфории; принцип удовольствия слишком тривиален для объяснения столь распространенного и столь грозного по своим последствиям явления. Психологические причины здесь глубже: они кроются, во-первых, в тех возможностях (как уже говорилось, иллюзорных) удовлетворения желания иразрешения конфликтов, которые даёт состояние опьянения для длительно пьющего человека, научившегося разыгрывать, изживать в этом состоянии свои актуальные проблемы, и, во-вторых, в тех психологических и социальных условиях, которые толкают его на этот путь. Такой человек в состоянии опьянения может удовлетворить и своё честолюбие (похвала пьяного), и обиду (пьяные слёзы, угрозы и брань в адрес отсутствующего), и потребность в уважении (сакраментальное «ты меня уважаешь?»), и многое, многое другое».

На примере алкоголизма можно отчётливо проследить взаимосвязь последствий греха и болезни. «Токсическое действие алкоголя серьёзно ослабляет способность алкоголика правильно судить об адекватности своего поведения. Находясь какое-то время в приподнятом настроении со снятыми запретами, алкоголик способен даже самые сомнительные и пагубные свои действия истолковывать так, будто они демонстрируют его особую проницательность в обществе».

Открытым остаётся вопрос о связи алкоголизма с действием злых духов. С одной стороны, есть подтверждения тому, что в состоянии сильного опьянения человек является порабощенным демонскому влиянию. Его поведение может весьма напоминать действия бесноватых. Вместе с тем, есть данные в пользу того, что алкоголь лишь снимает некоторые нравственные запреты и человек в состоянии опьянения совершает лишь то, что он хочет совершить. Просто в трезвом состоянии ему мешают это сделать духовные, социальные или иные установки. «Пьянство не рождает пороков: оно их обнаруживает » — говорит Сократ.

На примере алкоголизма отчетливо виден механизм овладевания демонами душой человека. Мы знаем, что разумные силы души препятствуют воздействию падших духов на человека. В состоянии опьянения человек становится беззащитен перед действием злых духов. Те страсти, которые до этого не проявлялись и как бы дремали в нем, восстают с отчетливой силой.

Можно подумать, что алкоголь сам по себе является причиной одержания человека греховной страстью. Не будет ошибкой предположить, что алкоголь в неумеренных дозах является связующим звеном между бесом и человеком (Вспомним, например, классический случай из жития Василия Блаженного, когда святой перекрестил стакан с водкой, и оттуда с воплями выскочил сидевший там бес.). Грех гнездится не в вине, а в душе. А химическое вещество (алкоголь), воздействуя на мозг, лишь ослабляет контроль разумной части души. «Иногда для мозга достаточно 20–30 г чистого алкоголя, чтобы нарушилась его высшая функция, после чего отключается кора головного мозга и работают более «примитивные» подкорковые участки». Пользуясь терминами психоанализа, сознательное отходит на задний план, давая простор бессознательному. Говоря иначе, начинают действовать сокрытые в тайниках души страсти.

Скорее всего, если бы человек вообще не был бы подвержен действию страстей, то и после приема спиртного он не поддался бы их влиянию. Но — онтология, как и история, не очень-то жалует сослагательное наклонение. «Так уж получается, что алкоголь последовательно пробуждает все восемь страстей в человеке, так как ослабляет волю и возможность человека контролировать помыслы и поступки. А следовательно, та страсть, к которой человек более склоняется, и начнет в нем действовать и проявляться ярче все-го .В состоянии опьянения человек не может координировать не только движения и речь, но и свои морально-нравственные устои со своими же поступками. Он оказывается в неправильной системе координат: не может верно оценить расстояние, время, силу удара. Точно так же не может верно оценить свое поведение: так многие деятели искусства любили выходить на сцену «под шафе», в полной уверенности, что их исполнение в таком состоянии — превосходно. На самом же деле они пели и играли очень плохо, просто не могли оценить свое исполнение адекватно. В результате человек абсолютно лишается «тормозов», и все его дурные наклонности, которые он умеет сдерживать в трезвом состоянии, тут же проявляются «,

Свт. Димитрий Ростовский приводит пример подвижника, после долгого подвига решившего оставить пустыню. Из трех бесовских искушений — пьянство, блуд и убийство — он выбрал самое, на его взгляд, безобидное, — пьянство. Но упившись, он соблудил и совершил убийство. «И те грехи, коих боялся и гнушался трезвый, — теперь без страха совершил, будучи пьян, и погубил многолетние труды свои».

И все же — «алкоголь может сделать человека зависимым, если им злоупотреблять. Следует ли из-за этого считать, что вино — «от лукавого»? Не остается ли оно даром Господним, если мы умеем обращаться с ним ответственно?»

Алкогольная деградация личности

Во всех руководствах по наркологии описана алкогольная деградация личности. Однако следует различать проявление органического психосиндрома как результата воздействия яда на мозг — от вызванного греховной страстью, рабством злым духам, душевного ущерба.

Приходилось видеть людей с довольно высокими душевными качествами, любящих и милостивых, но впавших в полную зависимость от алкоголя, с проявлениями психоорганического синдрома. Митр. Антоний (Блум) вспоминает подобного священника.

Он бывал в церкви, но почти никогда не служил, потому что большей частью он приходил вдрызг пьяный. Многие его осуждали. Я помню даже интересный разговор, когда он говорил о себе, что он плохой священник, но кто-то другой ему сказал: «Знаешь, ты не плохой священник, ты плохой человек, а священник ты хороший…» И вот я с этим абсолютно согласен. Я помню, как он слушал мою исповедь. Он слушал из глубины собственного покаяния, и он плакал надо мной — не пьяными слезами, он был вполне трезвый, но он плакал о том, что вот молодой человек двадцати с чем-то лет борется и может тоже разбиться. И он тогда мне говорил из Евангелия. И вот это человек, который для внешнего наблюдателя — ну, пьяница и только, да еще какой позор: поп — да пьёт! А он мог сказать Божию правду из глубины своего страдания.Потом я узнал больше о нем. Он вместе с частью Белой армии покидал Крым на одном пароходе, на другом пароходе была его жена и двое детей, и этот пароход утонул; у него на глазах они погибли, а он ничего не мог сделать. И запил».

Вместе с тем, можно наблюдать сильно пьющих людей, совершенно разложившихся душевно, потерявших остатки совести, но при этом сохранивших все умственные функции на достаточно высоком уровне. Другое дело, что все мысли и устремления, все силы души алкоголика все более подчинены одной-единственной цели — как добыть спиртное. Весь мир видится «сквозь стакан». Это ярко выражено в поэме В.Ерофеева «Москва — Петушки». Любимое время для алкоголика — это время, когда открыты магазины. Самое большое счастье — достать спиртного и выпить. Любимая женщина вспоминается в связи с совместными возлияниями. И даже во время тяжелой болезни сына — «я пил лимонную у его кроватки»..

Часто говорится о безволии зависимых людей, будь то алкоголики или наркоманы. Но «это — не совсем обычное безволие. Оно имеет довольно избирательный характер. Поскольку многие из прежних интересов и идей для наркоманов утрачивает значение, о слабоволии в соответствующих ситуациях говорить нет оснований. Напротив, движимый греховным побуждением, наркоман способен проявить и настойчивость, и решимость к преодолению разного рода препятствий для добывания наркотиков. Появляются удивительные хитрость, изворотливость, способность пойти на любое нарушение нравственных и юридических норм, даже если это технически трудно исполнимо».

Люди с разными стилями личности меняются под действием алкоголя по-разному.

Одни совершенно перестают интересоваться окружающим, замыкаясь на собственном мире. Особенно это характерно для шизоидных и депрессивных личностей.

Другие становятся очень раздражительными, в ответ на любую ситуацию могут «взорваться», особенно если дело связано с алкоголем. Приведем пример, которому были свидетелями.

Один наш знакомый перепробовал много средств в борьбе с алкоголизмом отца. Одним из способов было выливать найденное спиртное. Однажды он обнаружил «заначку» в виде бутылки самогона и немедленно вылил ее в раковину. Зашедший в этот момент на кухню отец просто остолбенел, затем матерным криком начал выражать свое отношение к произошедшему. Сын спокойно поставил перед отцом пустую бутылку и сказал: «Можешь сдать». Алкоголик не выдержал, и рядом с нами пролетела эта самая бутылка и, разбившись об стену, окатила всех осколками. «Это тебе на сдачу!» — прокричал алкоголик, который сам мог не меньше пострадать от стекла.

Для пассивных личностей характерен другой тип деформации. Человек становится назойливым подпевалой. Он подходит к незнакомым людям в забегаловках, первым начинает беседу «за жизнь», не догадываясь, что часто в его общении здесь не нуждаются.

Не стоит думать, что понятие алкогольной деградации применимо лишь на развёрнутых стадиях болезни. Ущерб для души начинается уже тогда, когда человек переходит незримую черту, за которой притупляется чувство меры, времени, повода, обстоятельств приёма спиртного. Именно в этот момент изменяется система моральных ценностей человека, и мир начинает видеться «через бутылку».

В первую очередь страдает критичность, способность трезво и объективно оценивать себя, свои поступки и их последствия. Обнаруживаются своеобразные проявления механизма психологической защиты, а точнее самооправдания, сводящееся к стандартным фразам вроде «все пьют», «сейчас жизнь такая», «не такой уж я пьяница». Многих людей подкупает в состоянии легкого опьянения то, что они якобы начинают проявлять свои «лучшие качества», повышается коммуникативность, появляется раскованность. На самом деле все это носит патологический характер в связи с изменённой системой потребностей и мотивов. Пьющий человек стремительно грубеет, перестаёт видеть беду другого, даже самого близкого человека. Водка разгорячает мозг, но не способна родить в душе что-то новое, лучшее.

По мере вовлечения в зависимость становится необходимым придумывать всё новые оправдания своим падениям, защищаться от голоса совести.

Один старый анекдот передает такую ситуацию. На приеме врач говорит больному:

— Во всех ваших проблемах со здоровьем виноват алкоголь.

— Спасибо, доктор, — отвечает больной. — Вы первый не сваливаете вину на меня.

Кстати, к психологической защите относится и пресловутый алкогольный юмор — циничный, грубый и плоский. Он сочетается с бравадой, повышенным самолюбием, обвинением окружающих.

Все знают, как тяжело общаться с сильно пьющим человеком. Это происходит в основном из-за его внутренней агрессивности, сочетающейся с болезненной ранимостью. Привести таких людей в Церковь путем разоблачений и обличений крайне тяжело. Однако совесть любого человека, даже сильно пьющего, чутко реагирует на проявление искреннего сочувствия, понимания. Именно на стыке глубокого человеческого отношения извне и неугасшего внутреннего осознания виновности и рождается покаянное желание бросить пить и изменить свою жизнь.

Освобождение от зависимости

Поскольку, как мы выяснили, алкоголизм есть и греховная страсть (болезнь духа), и психическая (болезнь души), и физическая (болезнь тела) зависимость, то для подлинного исцеления от алкоголизма необходимо освобождение от греха, на котором он вырос, преображение всего человека со сменой ценностных ориентиров.

Вспомним трудовые дома, созданные в начале века св. Иоанном Кронштадтским. Бывшие алкоголики обретали там новую жизнь в церковных Таинствах, постоянном общении с духовенством, своими собратьями, отвратившимися от пагубной привычки, а также в посильном труде. Здесь явно присутствовал целостный подход к человеку. Для лечащихся алкоголиков организовывалась трудовая деятельность, обеспечивалась психологическая защита. Все это сочеталось с заботой священников об их духовном состоянии. Очень важно не сбрасывать со счетов внешнюю сторону, обстановку избавления от алкоголизма и психологическую помощь, поскольку интересное, захватывающее дело способно дать человеку значимые для него перспективы, без которых невозможно психосоматическое благополучие.

Быть может, главное, что необходимо человеку, чтобы захотеть освободиться от зависимости, — это ответить самому себе на вопрос: ради чего стоить бросить пить? Это могут быть самые разные ценности: семья, работа, друзья, но они должны быть, и они должны «перевешивать» то, ради чего человек прибегает к алкоголю.

Об этом же говорит и известный исследователь алкоголизма Б.С. Братусь: «Можно сказать, что для воспитателя по сути всё равно, занимается ли ребёнок туризмом, фехтованием, музыкой, театром или плетением вологодских кружев, — важно, каким он становится человеком в ходе этих занятий».

Человеку, решившемуся бросить пить, необходимо огромное мужество. На пути к выздоровлению его поджидает много «ухабов трезвости»:

1. Чисто физиологические трудности. Все хронические заболевания, которые не показывали себя, пока человек пил, могут «показаться на свет».

2. Трудности психологические. Проблемы, накопившиеся за годы пьянства, разом наваливаются на выздоравливающего и требуют своего разрешения. Бороться с трудностями алкоголик разучился, и единственный выход, который он видит, это снова окунуться в бутылку.

3. Родные и близкие разучились выстраивать отношения. Существует понятие «созависимость», применяемое к людям, которые настолько привыкли жить рядом с алкоголиком, что их психика претерпела значительные изменения. Им самим нужно учиться жить, и рядом не просто с трезвым человеком, а с алкоголиком, пусть и выздоравливающим.

4. Страстные желания настойчиво требуют своей реализации.

Бывший алкоголик может стать трудоголиком, почти профессиональным кляузником и «общественным обвинителем», и еще много кем. Прошедший этот этап бывший алкоголик вспоминает:

«Душа бывшего пьяницы опускается в еще более страшную яму, чем алкоголизм. Что постигло и меня. Через десять лет трезвой жизни жена сказала: «Лучше бы ты пил как раньше, чем блудил, как сейчас».

Сейчас в России всё больше распространяются общества по борьбе с пьянством, в частности, Ал-Анон (Анонимные Алкоголики). В Православной Церкви к этой организации часто относятся с недоверием. Объяснить это можно и недостаточным знакомством с их принципами, и неправославной направленностью. Было бы неплохо узнать соборное мнение об этой организации, тем более что есть и православные священники, и миряне, хорошо знающие Шаги и работающие по ним.

Мнение священноначалия нашей Церкви относительно групп АА существует. Приводим выдержку из письма Председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла Председателю Комитета по связям с религиозными организациями Добровольного общества Анонимных Алкоголиков «Русь» В.К. Железнову за № 1930 от 10.07.2000 г.:

«Русская Православная Церковь считает борьбу с пагубной алкогольной зависимостью чрезвычайно важным делом, требующим взаимодействия как церковных, так и светских организаций, всех здоровых сил общества. От лица Его Святейшества подтверждаю, что наша Церковь готова на основе духовных традиций Православия оказывать пастырскую и духовно-нравственную помощь тем членам групп «Анонимных Алкоголиков», которые такой помощи пожелают.

Такая готовность ранее уже была засвидетельствована в резолюции совместного совещания Министерства здравоохранения СССР и Московского Патриархата (15 ноября 1989 г.), одобренной Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 20 февраля 1990 года». — Прим. ред.

Вместе с тем, объективный подход к их опыту позволяет найти полезные элементы в методах их работы с алкоголиками.

Пока приведем мнение пастыря: «»Работа по выходу из наркозависимости при помощи Программы «12 Шагов» вполне уместна и допустима для православного человека, если программу проводит православный руководитель-психолог, который «понимает Бога » так, как Его понимают православные христиане. Он, не столько теоретическими установками, сколько фактом своей православности вложит в понятие «Бог» конкретный, а не абстрактный смысл, даст православный контекст, выход в православное направление жизни из наркозависимости».

Православный психолог, Председатель Правления христианского общественного благотворительного фонда «Старый Свет» Е.Н. Проценко из своей многолетней практики работы в Программе «12 Шагов» делает такие выводы: «Для многих людей «Программа 12 Шагов» стала ступенью на пути к Богу и Церкви. Именно в этом, по-видимому, кроется причина необычайно высокой эффективности Программы и построенных на ее основе терапевтических подходов. Эти подходы — не терапия в традиционном смысле, а новый образ жизни, или иначе не что иное, как некоторое упорядочение и своеобразная конкретизация (применительно к решению частных вопросов) основ христианской общинной жизни, реальная практика восстановления истинной соборности. Процессы формирования общинности и зрелой религиозности, несомненно, нуждаются в определенном структурировании. И, прежде всего, потому, что в человеческой психике, т. е. внутри человека, существует множество препятствий для движения к Богу. Устранить эти помехи можно лишь при самостоятельной активной работе, которая отнюдь не противопоставляется действию Божественной Благодати, получаемой через участие в жизни Церкви, и прежде всего через Причастие, а является ответом человека на действие этой Благодати или, чаще, его подготовкой к настоящему принятию Благодати»,

Пожалуй, вполне приемлемы следующие рекомендации желающим избавиться от пьянства:

=> избегать прежних собутыльников;=> помнить, что это не просто. На протяжении многих лет навязчивого пьянства алкоголик приучил себя к немедленному удовлетворению своих потребностей и желаний. Вернувшись к трезвой жизни, он нередко стремится восполнить растраченное на пьянство время, пытаясь сразу решить все свои проблемы. Онраздражается, получая не те результаты, которых он ожидал, он теряется, наталкиваясь на препятствия,

=> научиться справляться с отрицательными эмоциями. Пьющий алкоголик спасается от тяжёлых внутренних переживаний благодаря депрессивным свойствам алкоголя, а также собственному умению оправдываться, отрицать, фантазировать… Когда он внезапно прерывает пьянство, он часто оказывается беззащитен перед отрицательными эмоциями — раздражением, тоской, стыдом, тревогой, обидой… Важно, чтобы выздоравливающий алкоголик научился принимать определённые душевные страдания как естественную часть жизни и отделять свои отрицательные эмоции от желания выпить;

=> алкоголик ни в коем случае не должен оставаться один на один со своими трудностями в первый период лишения алкоголя.

«На психологическом уровне необходимо научить попавшего в зависимость умению принимать жизнь с ее опасностями, трудностями, потерями, научиться осознавать собственные глубинные потребности, реализовывать в жизни вложенные Богом потребности в любви, дружбе, взаимопонимании, искренности, чувствах открытости и переживаниях близости с другими людьми. Однако самым главным на этом уровне видится помощь в осознании смысла жизни и своего предназначения, своей жизненной миссии».

Вместе с тем, эти рекомендации затрагивают лишь душевную жизнь. Выздоравливающий алкоголик с большим «стажем» свидетельствует: без настоящей аскетической практики в лоне Церкви, без частого прибегания к Таинствам Исповеди и Причащения, постоянной молитвы подлинное преображение невозможно.

Для иллюстрации приведем пример из жизни.

Человек, беспробудно пивший в течение десяти лет, совершенно искренно пришел к раскаянию. Совершив паломничество к мощам преп. Серафима Саровского, он заметил, что его тяга к выпивке заметно ослабела, а затем и совсем исчезла. Два года он не пил вовсе, ежедневно сокрушаясь о своих падениях и повторяя: «Грех мой всегда предо мною есть» (Пс.50:5). Со временем состояние трезвости стало для него нормой. Покаянный голос затих, совесть успокоилась. Это затишье оказалось тихим омутом. Однажды, гуляя по вечернему городу, он заметил своего бывшего собутыльника, с которым не виделся несколько лет. Этот его знакомый был сильно пьян и обнимал столб. Наш герой поразился тому, как сильно деградировал его прежний товарищ. Подобно персонажу американского триллера, он сказал в сердце: «Yeah! I’ve done it». Я победил пьянство». Незаметно пришел помысел: «И все же я смог выйти из этого состояния, а он нет». Сладковато-приятное чувство тщеславия разлилось по сердцу. Развивая мысль о своем совершившемся нравственном подвиге, он неожиданно для самого себя оказался у пивного киоска и как победитель разрешил себе немного расслабиться. Дальнейшие подробности мы опустим. Через несколько дней сильного запоя, очнувшись буквально под забором, он ясно понял, что причиной его падения стала надежда на свои силы и отвергание помощи Божией. Благо, его духовник понял всю трудность ситуации и смог помочь.

Напрашивается вывод: если физическая и психотерапевтическая помощь не будут сопровождаться реальной духовной работой, то дом строится на песке (Ср. Мф. 7,26–27.). Тяготы длительного исхода из пустыни алкоголизма преодолеваются при помощи Божией такой христианской добродетелью, как терпение. Умение принимать душевные страдания, не прячась от них за бутылку, согласуется с величайшей добродетелью — смирением. «Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами как с сынами» (Евр.12:7). Коварство болезни приводит к осознанию своей немощи и необходимости упования на Господа. Постижение глубины падения вызывает чувство сожаления к окружающим и нежелание осуждать грешников. Обретенные духовные радости позволяют отказаться от прежних мотивов пьянства. Только христианское мировоззрение помогает обрести истинную надежду, которая не усваивается другими путями.

К величайшему сожалению, имеющиеся в Православии средства далеко не в полной мере применяются на практике. Восточному христианству, при всей его глубочайшей духовной наполненности, традиционно не хватает организационной четкости. Все имеющиеся примеры удачной работы с пьяницами (те же трудовые дома св. Иоанна Кронштадтского), по сути, держались не на организационных принципах, а на харизме (Харизма — личные дарования.) их основателей, чья смерть неизменно приводила к постепенному затуханию начинания.

Однако, несмотря на очевидные слабости и болезни церковной общины, выход из любой кризисной ситуации возможен, если в составе прихода находятся подлинно духовные люди, способные взять на себя тяжесть и бремена другого человека (ср. Гал.6:22). В этом случае можно надеяться на исполнение слов Спасителя: «Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них» (Мф.18:20).

Сколько терпения и мудрости требуется священнику, к которому пришел пьющий человек! Раскаявшись и обратившись от вина к церковной жизни, человек вроде бы достигает быстрого положительного результата. И у него самого, и у духовника может создаться ложное впечатление, что «недуг» уже побеждён и можно праздновать победу.

Врачи считают, что алкоголизм не лечится. «До сих пор неизвестны случаи полного излечения от алкогольной зависимости. Алкоголизм является прогрессирующим хроническим заболеванием, развитие которого может быть взято под контроль и приостановлено, но которое вряд ли можно полностью излечить. Хотя считается, что очень небольшой процент алкоголиков после избавления от зависимости может пить «нормально», огромное большинство их на протяжении всей своей дальнейшей жизни могут лишь сдерживать своё влечение к алкоголю, но всё равно его употребляют». И это отчасти верно с точки зрения духовной практики. Ведь алкогольная зависимость — всего лишь надводная часть айсберга, внешняя симптоматика глубокой душевной болезни. Поэтому «лечить» проявления, не затрагивая внутренней сути, просто бессмысленно. Алкоголики — психически зависимые люди. Часто они были зависимы ещё до того, как начали пить. И они сохраняют эту зависимость на периоды (иногда довольно длительные), когда они не употребляют спиртное.

На окружающих выздоравливающего алкоголика людях лежит большая ответственность, особенно если это христиане, члены церковной общины. Часто именно близкие, обычно невольно, способствуют алкогольному рецидиву. Вот пример из жизни человека, решившего покончить с пьянством.

Желание выпить не возвращалось. С радостной мыслью, что алкоголизм побежден и вина я не выпью больше ни грамма, я продолжил свой путь в Православие. Впереди была ясная цель познания Православия, но мой путь омрачило происшествие. Ко мне в гости пришли православные друзья, чтобы отметить окончание поста и светлый праздник Пасхи. Пришли они с вином. Помолились, освятили стол. На мой отказ от вина все гневно стали осуждать меня, говоря, что зло не в вине, а в неумеренном его употреблении. Я согласился с ними и выпил. После их ухода желание выпить еще и еще меня уже не покидало, став, наконец, нестерпимым. Ни страх Божий, ни мысль о недопустимости пьянки не смогли удержать меня. И все покатилось по старому руслу».

Как поведёт себя человек, оправившись от запоя, как отреагирует священник, взявший на себя такую ношу? От этого зависит дальнейший путь. Приходилось наблюдать досадные разрывы личных отношений сорвавшегося человека и пастыря из-за непонимания священником всей глубины проблемы.

Проиллюстрируем это реальным случаем из жизни приходского священника.

У молодого человека, отдавшего несколько лет пьянству, «тусовкам», рок-музыке, в душе произошел серьезный поворот к христианству. Ему повезло, что он встретил священника, оказавшегося способным протянуть руку помощи. У них завязались серьезные духовные отношения. Был пройден длительный путь. Молодой пастырь ревностно заботился о своем подопечном, наставлял его в истинах веры, взял прислуживать в алтаре. Со временем ситуация приобрела неблагоприятный характер. Священника стали одолевать помыслы о его выдающейся роли в жизни этого молодого человека. И его подопечный быстро успокоился, не осознавая всей серьезности предстоящей впереди духовной работы. Поскольку страсть, долгие годы порабощавшая человека, мстительна, кризис наступил внезапно. Обнаружив своего алтарника лежащим в состоянии сильного опьянения у стен церкви, наш батюшка воспылал гневом и в сердцах высказал много справедливых, как ему казалось, но обидных упреков. Конечно, не забыл он отметить и свое великое значение в его жизни. В результате этот несчастный больше месяца не появлялся в храме. Говорили, что он опять «тусуется» в прежней компании и часто выпивает. Серьезный духовный кризис пережили оба: и священник, и его подопечный. Со временем мир был восстановлен. Прошло много лет, но священник до сих пор вспоминает эту историю как пример необходимости бережного отношения к душам своих пьющих прихожан.

Порой человека отталкивает от дальнейшего контакта излишняя официальность отношений с батюшкой. Бывает и наоборот, когда чрезмерная мягкость священника становится препятствием на пути отказа прихожанина от пагубного пристрастия. Примерно то же можно сказать о православном окружении пьющего: отталкивание и навязчивые проявления внимания, чрезмерная строгость или же сусальная жалость. Как действовать в той или иной ситуации, может открыть Господь, подсказать — совесть и мудрость, но никак не книжные советы.

Мы высветили только психологическую сторону проблемы. Благодать Божия восполнит недостатки ищущего и покроет нищету любящего. Любовь же, действующая в сердце, принесёт обильные плоды. «Плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание, на таковых несть закона» (Гал.5:22–23). Только такими плодами духа, добытыми тяжёлым трудом на ниве спасения, можно победить суровые законы физиологии, психологии и, следовательно, любую зависимость.

Обобщая сказанное, можно разделить путь исхода из алкоголизма на две части. Первый этап — отрицательный, то есть освобождение от прихотей, греховных желаний, любых соблазнов, формирующих пристрастие. Необходимо стать «сильнее влечения своего». Но это лишь начало. Пустота должна быть наполнена лучшим, по-настоящему ценным и животворным содержанием. На пути к духовной свободе необходимо будет преодолеть непримиримые конфликты духа — сначала с потребностями тела (тела больного, греховного, зависимого), а затем и с влечениями души. Возможно, сказанное кому-то покажется непрактичным и нежизненным. Но единственно верная практика работы с алкоголиком и его собственный путь будут лежать в очерченных пределах поиска внутренней свободы.

«Лечение не может только отбирать; оно должно и давать. Это особенно явно у наркоманов: у них потому и случаются рецидивы, что, отбирая наркотики, их не заменяют ничем лучшим». «А кроме того — и это самое главное — просто остановиться вовсе недостаточно. Еще надо долго — всю жизнь — учиться жить по-новому, жить без наркотиков, стараясь решать все свои проблемы совершенно иначе, чем раньше. Именно этот процесс называется избавлением от наркомании, алкоголизма или любой другой зависимости».

«Задача заключается в том, чтобы научиться жить в многоцветном мире не убивая себя и не отравляя жизнь родных и близких… Для ее решения необходимо найти новый, не связанный с приемом психоактивных веществ, доступ к «бытийным краскам».

По слову Б.С. Братуся, «подлинный психологический иммунитет дают не сами по себе… меры и знания… а воспитанная в человеке нравственная, активно-творческая позиция, наличие смысловых перспектив и идеалов жизни, адекватных способов их реализации».

«Смысловые перспективы» и «идеалы жизни» только тогда способны дать подлинную поддержку, когда они находятся за пределами временного, в перспективе вечной жизни. Самое же главное — твердо усвоить разумом и пережить сердцем ту непреложную истину, что «всякое даяние благо и всяк дар совершен свыше есть» (Иак.1:17). И — дорогу осилит идущий!

Психология болезни

Страдающий плотью перестает грешить, чтобы остальное во плоти время жить уже не по человеческим похотям, но по воле Божией.

1 Петр.4:1–2.

Разные авторы дают довольно отличные друг от друга определения здоровья и болезни, но большинство из них сходятся на мысли, что понятие здоровья «включает в себя не только оптимальное функционирование органов и систем человеческого организма, его физическое благополучие, но и субъективное, психологическое ощущение здоровья…» Тоесть помимо самой болезни, существует еще и внутренняя картина заболевания. Это чрезвычайно сложная многофакторная система. Мы предложим следующую условную схему.

Самый низший уровень восприятия болезни и реакции на нее — физиологический. Это патохимические и патофизиологические процессы, происходящие в организме при заболевании. Они определяют лицо недуга для врача-специалиста. Повышено или понижено давление, сколько гемоглобина в крови, при какой нагрузке возникает боль за грудиной? Почти все это можно «пощупать», измерить, объективно оценить. Этот уровень никогда не функционирует отдельно от других, высших.

Субъективная оценка своего состояния осуществляется на другом уровне, психологическом. Хорошее самочувствие, оптимизм, желание работать, достигать жизненные цели — все эти весьма важные для здоровья понятия не исключают скрытой болезни, возможно, очень разрушительной. Но все же единство физического и психологического столь тесное, что в современной психосоматической медицине не представляется возможным их разделить.

Следующий пласт — мировоззрение, то есть система принципов, взглядов и убеждений, определяющих жизненные ценности человека. На этом уровне формируется отношение к любой проблеме (в том числе болезни) как таковой, здоровью, семье, работе, обществу, наконец, к смерти, в том числе к собственной. Насыщенность и значимость этого уровня очень велика. Именно здесь формируется ответ на вопрос: что означает болезнь для человека.

Во многом этот уровень образуется под влиянием воспитания в семье, местных и этнических традиций, преобладающих в обществе идей и взглядов. Мировоззренческие установки особенно тщательно должны исследоваться психиатрами и психологами для правильного анализа понятий «норма — патология», «бред — суеверие» и т. п. Тенденция советской психиатрии и фрейдизма объявлять всякого верующего человека психически больным исходит из теории грубого материализма, низводящего человека до уровня животного. В настоящее время, под влиянием оккультного «просвещения», мировоззренческие установки настолько изменились, что убежденность человека в том, что его плохое самочувствие связано с «порчей» или «сглазом», уже не рассматривается как проявление болезни, поскольку это расхожее суеверие. Любой психиатр еще десять лет назад по меньшей мере настороженно отнесся бы к рассказам пациента об энергетических вампирах, лечении на расстоянии. Идеи контактов с внеземными цивилизациями и вовсе расценивались как бредовые. Теперь же многие уверены в существовании летающих тарелок и при этом не являются клиентами психдиспансеров.

Православие дает отчетливое понятие о бытии темных сил и их воздействии на человека. А вот психиатр с грубо материалистическим мировоззрением вместе с фактом существования демонических сил вынужден будет списать в утиль не только свободную волю и совесть, но и всю духовную жизнь.

Наиболее отчетливо несостоятельность материалистического мировоззрения заметна в отношении к болезни, смерти как актуальным вопросам бытия. Отождествление своего «я» с физическим телом, его функциями, и, главное, отрицание загробной жизни приводит к отношению к болезни как к катастрофе. На самом деле если у меня нет ничего, кроме этого тела, то нарушения и ограничение функций моего тела (моего «я»!) — досаднейшая вещь. От этого хочется как можно скорее избавиться. Некоторые же, считая любые страдания злом и абсурдом, приходят к выводу об «устранении» тела (и своего «я»?) как причины страданий. Человек с таким мировоззрением вполне способен на эутаназию.

Греховный человек вообще плохо идентифицирует свое «я». Немецкий психолог Теодор Липпс указывал, что первая ступень самоопознания состоит в отличении «я» вместе с его душевной жизнью и телом от внешнего мира («я» — не просто мыслящий булыжник на обочине вселенной).После такого опознания человек задумывается: кто я и откуда? Куда иду? С этой ступени легко провалиться в крайний эгоцентризм, объявив себя центром вселенной. «Я» человека, «личность» сознает свое бытие, сознает себя центром всего, противопоставляет себя как субъекта всему, что вне его как объекту. Притом объектом является не только вся вселенная, но и Бог. Отсюда постоянное искушение возвеличить себя, покорить себе все объективное (о ужас! — и Бога), сделав все подчиненным себе, как бы продолжением своего «я». И чем больше дарований видит в себе человек, тем легче соскользнуть на этот путь.

Вторая ступень подобной самоидентификации — отделение «я» вместе с душевным состоянием от тела. То есть «я» неизмеримо больше, чем мое тело. От этой точки дорог много: в оккультизм — попытка познания самых темных сторон жизни; в эстетизм — попытка обоготворить культуру и во-обще душевную жизнь, признавая ее высшей ценностью для человека; в гедонизм — стремление утвердить господство тела; в восточные культы (чаще пантеистические), в сферу опасных экспериментов над своим сознанием с целью уничтожения «я»; в секты — потакая своему самолюбию и порабощая все естество без остатка.

Но существует и более высокий уровень самоосознания, суть которого в том, что человеческое «я» не сводится ни к явлениям внешнего мира, ни к телесным действиям, ни к душевной жизни.С этой ступени начинается подлинно духовная жизнь с приоритетом велений совести, с верой в Промысл Божий. Это сфера не чувственной, но мистической Любви, веяний Святого Духа. Отсюда начинается путь ко спасению.

Следует отметить, что, признавая приоритет духовной жизни, христианство отводит достаточно почетные места и душевным проявлениям, и телу. В традициях индуизма и буддизма, наоборот, тело воспринимается как темница души, безусловное зло. А если тело — это враг, то его болезни — наказание для врага. Совсем иначе относятся к плоти даже суровые христианские подвижники. «Ангелоподобные пустынножители афонских дебрей, состарившиеся в своем делании внутреннего трезвения, отнюдь, однако, не звали к уничижению тела и не гнушались им как источником зла в человеке».

На самом деле тело — часть единого целого. Другое вопрос, что тело должно быть служанкой, а не госпожой, конем, а не всадником. «Природа умная и бессмертная сокрыта в тленном теле нашем для того, чтобы в нем и через него обнаруживать свои действия», — утверждает прп. Антоний Великий.

Итак, четвертый и самый высокий пласт в целостном восприятии человеком болезни — духовный. Не стоит его смешивать с мировоззрением, которое формируется во многом под воздействием духовной жизни человека. Тело и душу человека нельзя считать полностью свободными, свобода доступна лишь духу. «Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» (1Кор.2:11). Более того, свобода — неотъемлемое его свойство, ибо дух «имеет дар — вывести себя внутренно из любого жизненного содержания, противопоставить его себе, ценить его, избрать его или отвергнуть, включить его в свою жизнь или извергнуть…»

Духовная практика (независимо от своего знака и направленности), способна изменить мировоззрение, а следовательно, и отношение к болезни.

Б. С. Братусь дает схожее с приведенным выше деление на уровни, не выделяя особо мировоззренческий пласт. Этот уровень при рассмотрении психического здоровья человека включается им в высший, «личностно-смысловой», «ответственный за производство смысловых ориентаций, определение общего смысла и назначения своей жизни, отношение к другим людям и к себе». Мы сознательно разделили «смысловой» уровень на два отдельных пласта: духовный как «производитель смыслов» и мировоззрение как продукт его работы. При поломке или неправильной ориентации высшего уровня продукция, естественно, будет сомнительного качества, поскольку мировоззрение (по определению, собрание устоявшихся и ценных для человека «смыслов» и целей) — может существовать даже при практическом отсутствии какой-либо духовной деятельности человека. Следует уточнить, что мировоззрение — продукт не только личных усилий человека, это скорее результат сложного взаимодействия многих факторов. Многие мировоззренческие стереотипы закладываются с детства, проносятся через всю жизнь, даже не подвергаясь шлифовке. Другие активно пересматриваются, формируются новые.

Внутренняя картина болезни

Отношение человека к заболеванию психологи называют внутренней картиной болезни. Выше мы описали, на каких уровнях человек оценивает значимость заболевания. Берется в расчет многое: возраст, перспективы, семейные и личные отношения. Формируется реакция на болезнь в виде эмоционального переживания, выбора дальнейших действий, происходит духовное осознание происходящего.

Не будем вдаваться подробно в духовные причины болезни, поскольку об этом написано уже достаточно книг (См. напр., «Хочешь ли быть здоров» К. Зорина, «Трактат о болезни» К. Невяровича, «Церковь и медицина» И. Силуяновой и др.). Отметим лишь, что, по мысли свт. Феофана Затворника, болезнь зачастую посылается для отрезвления сердца, ибо Господь «ввергает в болезни, и, ослабляя плоть, дает духу свободу и силу прийти в себя и отрезвиться. Кто прельщен своей красотой и силой, того лишает красоты и держит в постоянном изнеможении… Держимых в узах беспечности внешним счастьем чем иным отрезвить, как не скорбями и несчастьями«,

Можно сказать, что через недуги Господь напоминает нам о Себе, стучит в двери нашего сердца и зовет к Себе. Для нашей темы важно то, что болезнь является именно призывающим фактором. Однако за приходящими в Церковь людьми тянется длинный хвост собственных, «мирских» представлений о болезни, страданиях, роли Церкви в своей болезни. Нужны долгие годы духовного труда, постоянное участие в Таинствах, чтобы все встало на свои места. Как правило, призываемые скорбями и болезнями люди, входя в Православную Церковь, несут свое представление о болезни, и только под мощным влиянием преображающего действия духовной жизни отношение к недугу приходит в соответствие с истиной.

Как уже было сказано, внутренняя картина болезни начинает формироваться на физиологическом уровне, но моментально подключаются более высокие сферы. Идет сложная многоплановая оценка. Ведущими физиологическими факторами при этом считаются наличие боли и дискомфорта. Впрочем, не менее важно ограничение функций отдельных органов, что заставляет перестраивать привычный стиль жизни. Например, человек вынужден долго лежать, ограничиться в передвижении, изменить питание, отказаться от многих привычных вещей.

Немаловажно то, как влияет болезнь на творческую активность, режим работы. Это заставляет вносить коррективы в ближайшие и отдаленные жизненные цели, способы их осуществления. Меняются отношения с окружающими. Например, некогда активный «кормилец семьи» внезапно превращается в тяжелого больного, за которым требуется сложный уход. Живой, энергичный любитель «здорового образа жизни» становится малоподвижным инвалидом.

Авторы считают целесообразным выделение на основе духовных критериев двух вариантов отношения к болезни: пассивного и активного. Человеку прежде всего предстоит ответить на несколько глобальных вопросов (см. выше), и определиться, что делать дальше.

Пассивное отношение к болезни

При выборе пассивного отношения к болезни события могут развиваться по нескольким направлениям. Иногда болезнь воспринимается как кара или наказание, но при этом обязательно незаслуженные. Человек раздражен на свой недуг, всячески старается подчеркнуть свою безвинность, истероиды и вовсе делают свои страдания демонстративными, преувеличивая тяжесть симптомов.

Другой пассивный вариант — отношение к недугу как назиданию другим: «Вот, вы не ценили меня, и я заболел». Или: «Я же говорил, что мне надо больше отдыхать!» Ипохондрики и истероиды любят погружаться в мир болезни и всевозможных врачебных обследований, третируя при этом окружающих. Их гипертрофированное самолюбие и в болезни находит подпитку.

Еще вариант — восприятие болезни как расплаты за грехи предков, как «кармы» и т. п. Как и в предыдущих случаях, ведется поиск виновников заболевания, будь то люди или законы космоса.

Уход в болезнь также относится к этой группе реакций.

Оговоримся, что в критерий активности-пассивности мы вкладываем отношение не к лечебному процессу (лечиться — где и как? обследоваться — не обследоваться? и т. п.), а к самому своему бытию, сопряженному с болезнью.

В чрезмерно активном, суетливом поиске разрешения своей проблемы (заболевания) можно усмотреть духовное бессилие человека перед лицом ситуации, требующей активного выбора. Великие мыслители и врачи М. Я. Мудров и С. П. Боткин утверждали, что надо не противопоставлять болезнь больному, а рассматривать их как единое целое. Отсюда и мудрый закон: помогать больному, а не просто лечить заболевание.

Мифологизированное сознание нашего современника все чаще находит причину заболеваний в окружающих недоброжелательных людях. Их козни видны во всем: они неустанно наводят порчу, «подсыпают» и чародействуют. Все чаще наивно-мистическая концепция происхождения болезни носит характер убежденности, перерастая в мировоззренческий стереотип целых поколений постсоветского общества. Остается лишь удивляться широте арсенала околомедицинских суеверий. «Энергетический вампиризм» воспринимается так же просто, как радио и телефон. Оккультные теории под лозунгом «исцели себя сам» вроде бы настраивают на активный подход к болезни. Но увы, эта активность бьет мимо цели, а чаще и вовсе ухудшает духовное состояние адепта(Напомним, что слово «грех» — «амартия» — можно перевести с греческого как «непопадание в цель».).

Пассивное отношение к болезни вполне может маскироваться за терпеливым ее перенесением. При этом недуг воспринимается частью людей как неизбежность или даже следствие собственной ошибки. У других доминирует внешняя сторона: активные походы по врачам, целителям. Но ни у тех, ни у других нет главного: духовного анализа происшедшего, желания исправить свою жизнь в связи с онтологическим осмыслением болезни.

Известно, что человек чаще приходит в Церковь в горе и болезни, чем в радости и здоровье. Закосневшие в греховной жизни люди порой серьезно задумываются над вечными ценностями только во время тяжкого недуга.

Великий хирург Н. И. Пирогов колебался в выборе между атеизмом и пантеизмом, и только постигшая его болезнь «послужила толчком для того внутреннего поворота, который уже созревал в его душе. В нем пробудились религиозно-церковные настроения его детства. Пробудилась и вера в бессмертие».

Подобных примеров множество. Но не всех болезнь отрезвляет и приводит в Церковь. Переступающие ее порог также ведомы разными причинами. Среди этих побудительных мотивов можно назвать следующие.

Часть людей приходят в храмы и даже приступают к Таинствам неосознанно, в силу традиций, или по чьей-то подсказке. Они надеются: «А вдруг поможет?» Они порой и не знают, в каком месте должно стать лучше, поскольку не отделяют симптомы заболеваний от своего душевного состояния, общего «разлада» жизни, неустроенности и собственной греховности.

Огромная масса людей приходит в Церковь «исцеляться». Часто не с мольбой и просьбой, а с требованием. Бытует мнение, что исцеление подается само собой, в обмен на какие-нибудь внешние действия (ритуализация): поставил свечку, выпил святой воды, «сходил» к Причастию, итог — исцеление. Когда подобная схема не срабатывает, возникают досада и недоумение: «ходила — не помогает». В данном случае Церковь приравнивается к одному из вариантов целителей.

Еще одной причиной можно считать поиск утешения, психологической поддержки.

На этом стоит остановиться подробнее. С целью психологической реабилитации в Церковь, а точнее к священнику или в общину, приходят довольно часто. Расхожей фразой стало сравнение священника с психотерапевтом в рясе.

Действительно, болезнь ставит перед человеком много проблем, обостряет его переживания и чувства. Большую роль играют так называемые преморбидные черты личности (то есть особенности характера и мировоззрения, существовавшие до болезни). Всегда есть место для влияния самой болезни на характер реагирования на нее, включение человека в процесс лечения, поиск средств помощи. При этом отмечено, что типичность реакции на заболевание «зависит от параметров болезни в такой же мере, как и от индивидуально-психологических особенностей человека».

Приходилось встречать больных, которые до болезни легкомысленно относились к возможности впасть в недуг, презирая больных, считая их самих виновными в своем заболевании. Столь характерная для современного мира тенденция к отчуждению не минула и среду православных приходов. И в церковных общинах встречаются ситуации, когда больной человек, требующий помощи, хотя бы словом, утешением, вызывает реакцию отторжения. Вместо христианского подхода — принять человека с любовью таким, каков он есть, в единстве с болезнью и другими недостатками, начинается процесс рационального анализа, облекаемый в цитаты из Священного Писания и книг Святых Отцов. Подобные ситуации напоминают историю с ветхозаветным Иовом.

Как известно, друзья Иова, дошедшего до крайности в своих мучениях, необъяснимых для него самого, вместо сострадания предложили ему ряд своих выкладок, почему он мог так пострадать. Наши современники, искушенные в народных методах лечения, начитавшиеся журналов и книг типа «Помоги себе сам», готовы предложить множество рецептов и снадобий, и даже церковных «методов» лечения, но без соучастия и сострадания. «Уж коль заболел, значит, виноват», — мыслим мы о своих ближних, но только когда это касается других, а не нас самих.

«Погибал ли кто невинный, и где праведные были искореняемы!» — рассуждает фарисей по духу Елифаз Феманигянин (Иов.4:7). «Неужели Бог извращает суд и Вседержитель превращает правду?» — вторит ему Вилдад Савхеянин (Иов.8:3). Но Иов, обличая их, отвечает: «Жалкие утешители все вы» (Иов.16:2).

Наш современник старец Иосиф Исихаст советует: «Ты же смотри, не презирай ни одного из малых уничиженных и больных мира сего, ибо это презрение и обида с твоей стороны не останавливаются на этих несчастных, а поднимаются от них к лику Творца и Создателя, образ Которого они носят. И весьма удивишься в тот день, если увидишь, что Святый Дух Божий упокоевается больше в них, чем в твоем собственном сердце».

Особенности характера и отношение к болезни

Глубоко христианская черта — подавать всем больным любовь, при этом не выставляя свои собственные скорби на обозрение. «Не проси в скорби твоей утешения от людей, чтобы утешиться от Бога», — утверждает подвижник Иосиф Исихаст.

«Профессиональных» жалобщиков немало приходит в Церковь. Они прекрасно адаптируются в ней вместе с букетом своих болезней, не помышляя о духовном росте. Встречающиеся за порогом Церкви типы реагирования на болезнь можно, с учетом некоторых особенностей, встретить и внутри нее. Чем меньше включен человек в подлинную духовную традицию, тем более отчетливо проявляются его психопатологические черты. Войдя в духовную лечебницу, способную преобразить всю личность, человек может отвергнуть все предложенные средства, и выбрать лишь внешнюю, обрядовую сторону (Об обрядоверии см. подробнее наш очерк «Голос пессимиста» в данной книге.).

Из патологических типов психического реагирования, выделенных известным исследователем А.Е. Личко, рассмотрим в интерьере приходской жизни несколько наиболее часто встречающихся и показательных.

Людей тревожного типа в Церковь может приводить поиск новых способов лечения и свежей информации. Основные их черты — тревожность, мнительность, сосредоточенность на своей болезни. Их мучает страх за будущее, опасение, что болезнь пришла надолго и существенно изменит привычный жизненный уклад. Болезнь, призванная изменить отношение больного к жизни, к себе самому, привести к пересмотру ценностей, сама становится объектом особого внимания, центральной проблемой личности. Придя в Церковь, наряду с повышенным интересом к медицинской литературе и придирчивостью к лечебному персоналу, они проявляют особую требовательность к духовенству, прихожанам. Этот тип всегда желает поставить свою болезнь в центр внимания окружающих.

Ипохондрический тип также зациклен на своем заболевании. Его отличает большая демонстративность и сосредоточенность на субъективных переживаниях. Такие люди ищут поддержки, морального участия. Им нужен внимательный собеседник для подробного изложения своих симптомов. Здесь также налицо гипертрофированное самолюбие и эгоцентризм. В любой беседе представители этого типа стремятся перевести разговор на свою болезнь. Они красочно описывают свои заболевания, акцентируя внимание на собственных переживаниях (это типично для людей истероидного склада). Резкое облегчение ипохондрик чувствует, когда его внимательно, с участием выслушивают.

Следует отметить, что сама по себе ипохондрия явление не однородное, хотя все ее проявления имеют в основе чувство саможаления и страха перед неприятностями. Многие боятся за свою жизнь: «А я не умру? А это не опасно? А вдруг у меня рак?» Страх смерти является одной из составляющих так называемых панических атак. Здесь особенно ярко проявляет себя тотальный психологический дискомфорт. Панические атаки часто обнаруживают себя дрожью, бледностью, блуждающими тонами в сердце, удушьем и т. п. При этом больной всегда находится в страхе перед возможной смертью.

Другой же сосредоточен на здоровье вообще, предъявляет неопределенные жалобы, боится любых болей, при появлении которых его охватывает суетливое желание обследоваться или срочно госпитализироваться.

Желание быть здоровым может перерасти в сверхценное психологическое увлечение. Психологи называют это «паранойей здоровья».

Железные нервы, здоровые почки,

Гимнастика, йога, трусца!

И так ежедневно. До ручки, до точки,

И так без конца до конца! —

Строки из песни В. Высоцкого.

таков девиз людей, фанатично преданных здоровому образу жизни.

Само по себе здоровье — дар Божий. Но иногда средства его достижения сами становятся целью (Феномен сдвига мотива на цель.). Почему-то среди фанатов здорового образа жизни нам чаще всего попадались люди надменные, выпячивающие свои способности, готовые ежеминутно проповедовать оздоровительные методы и рассказывать о своих достижениях. Бездуховное коммунистическое общество в середине 80-х породило своеобразную реакцию — «уход в здоровье». Этот бум теперь хоть и локализовался, но масштаб его все еще довольно велик. Он поддерживается хлынувшими с американского континента «фитнессами», «билдингами» и т. п.

Формирование у человека сверхценной идеи здоровья обусловлено глубокими духовными и психологическими проблемами. Чтобы заглушить голос совести, люди уходят на службу кумиру, идее, ритуалу, музыкальному идолу. А причастность к какой-либо тайне и возможность стать «не как все» толкают вперед по этому пути. Уход в здоровье или в болезнь — одинаково вероятные варианты для духовно несостоятельного человека. Выбор зависит лишь от особенностей личности.

Вернемся к ипохондрии. Третий ее вид — «страх за свою красоту». Это и боязнь уродств, деформаций, и панический страх испортить цвет лица, набрать лишний вес. На этой почве процветает косметическая хирургия, которая поначалу имела своей задачей реконструкцию и пластику органов после травм, ожогов или же врожденных уродств. Теперь же косметические хирурги срезают лишний жир, подтягивают бюсты, вздергивают носики (Иногда это доходит до абсурда. Так, утверждают, что стареющая актриса В.Комиссаржевская очень беспокоилась, как она выглядеть на смертном одре и во гробе. Очень уж ей хотелось и тут покорять публику своей внешностью.).

Душевные метания перед лицом недуга обличают не просто слабого человека, но непознавшего свою слабость. Вместо твердой опоры на Промысл Божий — постоянные жалобы, желание угодить своему самолюбию. «Прежде всего — «познай самого себя», то есть узнай о себе самом, какой ты есть. Каков ты воистину, а не каков ты думаешь, что ты есть. С этим сознанием становишься мудрее всех людей, и в смирение приходишь…» — советует старец Иосиф Афонский.

Нередко можно услышать о том, что человек, серьезно заболев, впадает в депрессию. И хотя существует прямая связь между частотой и выраженностью депрессий и тяжестью заболевания, все же ведущее значение имеют личностные особенности. Психологами выделяется меланхолический тип реагирования. Он характеризуется удрученностью болезнью, погруженностью в нее и неверием в выздоровление. Исход болезни видится в темных красках, присутствует недоверие к врачам, методам лечения.

Портрет депрессивной личности мы нарисовали в очерке «Духовное руководство». Напомним, что нередко исходом депрессии бывают попытки самоубийства. Тем более что современный мир предложил способы «безболезненного» ухода из жизни для тяжелых и безнадежных больных, известные под названием эвтаназии и ятротаназии. При этом суицидальные попытки у депрессивных личностей значительно отличаются от подобных же действий других психологических типов, например истероидов. Для последних возможность ухода из жизни служит лишь способом привлечь внимание к своей особе, вызвать сочувствие. По литературным данным, вероятность ухода из жизни в результате суицидальной попытки у депрессивных личностей примерно в 16 раз выше, чем у личностей с другими стилями.

Глубоко верующему человеку присуща диалектическая (Мы имеем в виду закон единства и борьбы противоположностей.) черта, помогающая во многих сложных ситуациях. Чувство собственного недостоинства сочетается в нем с неизменной уверенностью в милосердии Божием и Его заступничестве: «Но и волос с головы вашей не пропадет » (Лк.21:18). Вера в Промысл Божий и чуткое, молитвенное отношение ко всему происходящему — лучшее лекарство от уныния и отчаяния. Вновь повторим, что человек с невоцерковленным сознанием склонен воспринимать болезнь как нечто инородное и спешит всеми средствами от нее освободиться. А если долго ничего не получается, в силу психологического механизма фрустрации («крушение надежд») возникает раздражение, неверие в исцеление и даже нежелание дальше жить. Человек церковный, хотя и стремится к исцелению, старается извлечь максимум духовной пользы от посланной Богом болезни. Сам процесс лечения и хождения по врачам можно обратить себе на пользу, даже не получив выздоровления. Лечение может не помогать в телесном отношении, но «для души приносит большую пользу, — во-первых, смиряет человека, а во-вторых, напоминает о будущей жизни и переходе в оную. И болезнь переносить составляет немалый труд».

Если смыслом существования считать не здоровье, а жизнь вечную, то и отношение к болезни и здоровью будет совсем иным. И то, и другое может помогать восходить к Царству Небесному. А если человек впадает в ужас от мысли, что недуг не позволит ему удовлетворить все желания плоти и вести «привычный» образ жизни, то это лишь обличает эгоцентричные и эвдемонические мировоззренческие установки. Кстати, именно последние явно доминируют в наше время.

Наиболее частым типом реагирования на болезнь считается неврастенический. Это состояние определяют как «раздражительная слабость». Точнее, это раздраженное самолюбие в сочетании с духовной пассивностью. При любых трудностях типичной реакцией является желание поныть, пожаловаться, найти сочувствие. Когда агрессия выходит наружу, она изливается на первого попавшегося, но более всего страдают близкие. Доминирующим свойством неврастении можно считать нетерпеливость. На ней базируются повышенная требовательность к окружающим, вспышки гнева. Все это может заканчиваться осознанием своих ошибок и раскаянием. Налицо противоречивость черт характера. С точки зрения аскетики, эти люди способны мыслить критически в отношении себя, сознают свои ошибки. Но если их система ценностей далека от евангельской, раскаяние (не путать с покаянием!) возникает по пустяковым поводам. Мотивы переживаний здесь самые банальные: «Я так плохо выглядел в этой ситуации! Что подумают люди!» Раскаиваясь в приступах гнева, они осуждают себя не за совершенный грех, а за то, что высказали свои претензии слишком резко. При этом они продолжать считать себя правыми по существу, достойными жалости и особого внимания.

Если человек застревает в таком состоянии, то его самоугрызения приводят к глубокой невротизации. Говоря о «поиске смыслов» личности, мотивации поступков, отметим, что у людей невротизированных, особенно у неврастеников, преобладает внешний уровень мотивации. Они зависимы от мнения окружающих, конформны, тщательно следят за своим поведением: вызывает ли оно одобрение круга знакомых. Все это создает постоянный тревожный фон. Только в процессе духовного роста происходит постепенный перенос целей в область нравственно-религиозную.

Многие подвижники утверждали, что телесные страдания переносятся легче, чем муки сердца, терзаемого грехом, чувствующего свою неспособность устоять перед искушением. Афонский схимник Панкратий говорил: «Поверь, что я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтобы избавил меня от сердечных страданий, потому что они невы-носимы».. Современному человеку трудно это понять, поскольку он далек от такого обостренного чувства греха. Но и в наше время бывает, что на болезнь накладывается глубокий внутренний кризис. Тогда такому человеку душевный пластырь будет дороже любых лекарств. А если ослабеет душа, то и в легкой болезни не найдешь покоя.

Крайним вариантом болезненного самолюбия можно считать эгоцентрический тип реагирования. Здесь налицо обостренное желание выставить напоказ свои страдания и завладеть вниманием близких. Этот тип реагирования ближе всего истероидным личностям. Они разыгрывают целые спектакли, аггравируют (Аггравируют — здесь: преувеличивают.) тяжесть симптомов. Жалобы они описывают красочно, эмоционально. Терпеливое перенесение болезни чаще всего лежит именно в психологической плоскости и не является сверхсложной задачей. По естеству человеческому — терпеть болезни, а сверх естества — благодарить за нее Бога. Поэтому важно то, как наша психика приспосабливается к новым внутренним и внешним условиям. Человек, надеющийся только на Бога, готов к любым поворотам жизни. А ригидность (Т. е. негибкость.) установок, особенно эгоцентрических, создает много неразрешимых проблем для личности.

Сложившиеся условия, болезни и скорби призваны подтолкнуть нас к изменению жизни и своего внутреннего мира. Если мы сопротивляемся этому, то создаем внутридушевный конфликт. Надо чутко прислушаться, к чему зовут нас посланные от Бога обстоятельства.

Предпринятое рассмотрение некоторых типов взаимодействия человека и телесного недуга, естественно, не охватывает всех известных психологии вариантов. Мы и не ставили себе такую задачу, а пытались показать связь патопсихологических черт человека с греховностью его природы в применении к конкретной проблемной ситуации — болезни.

На пороге смерти

Мирное сосуществование человеческой души с грехом невозможно. Кто-то должен победить в борьбе. Боевые действия не прекращаются никогда. Один из соперников наступает, другой обороняется. И если порой мы желаем перемирия и отдыха, то страсти, гнездящиеся в душе, неутомимы, поскольку духи злобы поднебесные не знают усталости. На решительное и бескомпромиссное сражение с грехом всегда были способны единицы. Особенно таковых мало в наше время. Об этом свидетельствуют христианские подвижники древности и наши современники, обладающие высоким духовным авторитетом. Они ясно указывают, что без помощи Божией благодати всякая борьба с грехом обречена на поражение. А современный человек слишком самонадеян, влюблен в себя, поражен явной и скрытой гордыней, чтобы предать себя в руки Промысла Божьего, признавая собственное ничтожество.

Добро и зло перемешаны в человеке столь тесно, что порой их трудно опознать и отделить друг от друга. Мы не видим истинного положения своей души и всего ее греховного пространства по трем причинам: во-первых, по своей неспособности; во-вторых, по нежеланию; и, в-третьих, по милосердию Божию. Если бы мы увидели всю грязь своей души, то, скорее всего, впали бы в уныние. По слову свт. Филарета Московского, «душу свою человек не до глубины видит». «Если бы Господь открыл до дна твою душу, то, может быть, ты отчаялась бы», — пишет игумен Никон (Воробьев) духовной дочери.

В других очерках мы говорили, что грех закабаляет и усыпляет душу, как дурманное зелье, делая человека неспособным распознать страсть и что-либо предпринять. Нежелание, лень и уныние — тоже постоянные наши спутники. Они овладевают душой и расслабляют ее.

Нередко встречается ситуация, когда, отвоевав у страстей часть своей души, отказавшись от многих грехов и приучив себя к положительным навыкам (скажем, внешнему посту (Мы имеем в виду ограничения в пище, отказ от светских увеселений и другие чисто внешние моменты, в отличие от внутренней духовной работы.), ежедневному молитвенному правилу и т. п.), христианин позволяет жить в своей души многим незначительным, на его взгляд, грехам. Тогда расслабленную душу, потерявшую внутренний огонь, осаждают ставшие жестокими некогда «мелкие» страсти, в проломы и дыры вторгаются давно забытые и еще невиданные грехи. «Апокалипсисом мелкого греха» назвал подобную ситуацию архиепископ Иоанн (Шаховской). Человек ввергается в мрачную бездну. Повалявшись в лужах и канавах, расточив все имение (ср. Лк.15:13), душа начинает стонать от тихого, но неумолимого голоса совести, требующего признать падения и раскаяться. Тут-то восстает доселе молчавшее покаянное чувство, и душа возвращается в объятия Отчие. Шаг за шагом отвоевывается законное пространство… Но вот — долгожданный мир восстановлен. Что же дальше? Мы подходим к Рубикону, разделяющему духовное от мирского (точнее, бесовского) (ср. Иак.3:15), и останавливаемся, оставляя жить и действовать врагов — «младенцев вавилонских» (Пс.136:9).

Рубикон, означенный нами, в православной аскетике носит имя Покаяния. «Покаяние — это грань, лежащая между грехом и свободой… Покаяние является подлинным изменением души и притом изменением всецелым и динамически развивающимся «.

На практике это динамическое развитие заметить почти невозможно. Не всякое раскаяние, как мы пытались показать выше, есть покаяние. Выходит, мы служим двум господам (ср. Мф.6:24), как бы разделяя свою волю и мысли.

«Личность грешника расщеплена надвое: одна личность в нем — идеальная, духовная, желающая праведности; другая — реальная, плотская, погрязшая в грехах. И как собрать свою личность воедино? Ведь истинное покаяние совершается только под действием свободной воли, а у грешника она порабощена грехом. Эпизодические раскаяния никого не должны вводить в заблуждение. Покаяние должно стать «самоопределением в свободе».

Перерождение и изменение человека может произойти под воздействием мощного внешнего фактора, помноженного на внутренние чувства, но может и не сопровождаться раскаянием. Под влиянием тяжелой болезни человек может круто изменить взгляды на жизнь, стать лучше и добрее, но подлинного преображения при этом может и не быть. У героя Ф.М. Достоевского Раскольникова произошло «перерождение» без покаяния, когда он глядел на ослепительную степь.

Один наш знакомый после тяжелейшей автомобильной аварии перенес клиническую смерть. Это сильно отразилось на его мировоззрении. По его же признанию, он стал добрее к людям, материальные интересы отодвинулись на задний план, сквозь пелену суеты более отчетливо стали проглядывать вечные ценности. Тем не менее, полного преображения души, сопровождающегося приходом к Богу, заметно не было. Надеемся, что в оставшееся время земной жизни этот путь будет пройден: недаром же Господь продлил его дни.

Творцом устроено так, что даже малые дела и помыслы значимы для духовной жизни(Вспомним луковичку в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского.). А сокровенные душевные движения на весах Вечности могут перевесить «крупные» поступки.

«Человек не обречен на небытие и уничтожение; он призван к преодолению стихии земного существования и к вечной жизни, в которой приобретает безусловное оправдание и смысл весь пройденный им жизненный путь». И если важен весь жизненный путь со всеми «мелочами», тем более важен последний отрезок жизни, поскольку «В чем застану, в том и сужу», — говорит нам Господь.

Как правило, смертельная болезнь приходит к человеку в пожилом возрасте. Обычно у перешагнувшего семидесятилетний рубеж такой недуг воспринимается как нечто должное. Но если тяжелое заболевание поражает человека более молодого, отношение к недугу будет совсем иным.

Вероятность летального (Т. е. смертельного.) исхода — один из основных параметров, оцениваемых больным при постановке ему диагноза. Следовательно, возможная смерть и будет являться тем глобальным фактором, который заставляет человека переоценить все свои жизненные достижения, иначе взглянуть на итоги пройденного пути. Все, что радовало и интересовало раньше, становится незначительным, скучным и пошлым, потрясая своей пустотой. «В лесу жечь костер — не хочется. Оказаться в Париже не хочется. Все осталось там, где-то, опустился занавес, и я очутился по эту сторону… Ничего больше не хочется, как только лечь, закрыть глаза и лежать ни о чем не думая», — так говорит герой В.Солоухина, узнавший о своей неизлечимой болезни.

Часто первой реакцией на такое известие бывает состояние, близкое к оцепенению. Находящиеся в постоянном движении воля и чувства застывают в параличе на некоторое время, не зная, куда же двигаться.

Мужчина средних лет рассказывал нам, что первой реакцией на известие о тяжелом заболевании крови у него было состояние, похожее на анабиоз. На некоторое время, порядка двух дней, в душе образовалась необычная пустота. Пропал интерес ко всему, но где-то глубоко в душе совершалась работа, не контролируемая сознанием. Как образно выразился сам человек, это совесть выбиралась из завалов и нагромождений, чтобы возвысить свой голос. Далее последовала уже мыслительная работа, сопровождаемая чувством тоски, холода и одиночества. Побуждаемый голосом совести и верой, человек сделал правильные выводы, поборол свой страх и начал осознанно готовиться к смерти. Он признавал, что, хотя считал себя верующим, но всю жизнь провел в суете, редко бывая в храме, не прибегая к Таинствам. Предсмертная болезнь приоткрыла суть всех вещей в мире, оставляя главное и безжалостно отметая второстепенное.

Один протестантский автор, перенесший тяжелейшую болезнь и терминальное состояние, впоследствии утверждал, что время недуга было счастливейшим временем его жизни. Исчезли мелкие заботы, амбиции, суетные желания, поиск славы и почета. Каждый день был наполнен духовной радостью. Православный христианин, имеющий доступ к богатейшим сокровищам даров Церкви, тем более может обрести источник сил и совершить Восхождение, поскольку в рамках христианского миропонимания«смерть — это дверь в пространство вечности. Смертельная болезнь — это чрезвычайно значимое событие в жизни, это подготовка к смерти и смирение со смертью, это покаяние и шанс вымолить грехи, это углубление в себя, это интенсивная духовная и молитвенная работа, это выход души в определенное качест венное состояние, которое фиксируется в вечности.

Серьезным препятствием для человека в подобной ситуации бывает привычка к комфортному сосуществованию со страстями и теплохладность. Таким людям труднее мобилизовать все силы даже на последнем отрезке жизни, не размениваясь на жалобы и саможаление.

Без права на ошибку

Предсмертная болезнь — распутие, на которое выходит человек. Тут он должен выбрать правильный путь, и права на ошибку у него нет.

Известен случай, когда тяжелая предсмертная болезнь, сопровождаемая мучительными физическими страданиями, укорами совести, страхом смерти, привела к глубокому покаянию одного из самых ревностных советских атеистов, принимавшего участие в убийстве священнослужителей и разрушении храмов. Он вызвал в больницу Святейшего Патриарха Алексия I и в течение двух часов исповедовал свои злодеяния.

Для тех, кто сохранил веру, но слабо воплотил ее в жизнь, это распутие позволяет сосредоточить все духовные силы в стремлении к Богу. «Пребывая в вере во Христа, в смиренном уповании на беспредельную благость Божию, человек в последний решающий момент жизни становится открыт для вечности и достигает переживания такого внутреннего величия и мира, которыми освящается вся его минувшая, сознательная жизнь’‘.

Покаяние должно подействовать на одно из неотъемлемых свойств человека — страх перед смертью, преобразив его в подлинно христианский страх смертный. Даже многие светские психологи отмечали, что страх является неотъемлемым качеством душевной жизни человека. «Надежда на возможность прожить без страха является иллюзией, он содержится в нашем существовании и является отражением нашей зависимости и нашего знания о неизбежности смерти», — пишет немецкий психиатр Ф. Риман.

Страх смертный является не душевным, но духовным качеством человека, преображенным свойством его падшей природы. Его свойства необыкновенны и спасительны.

«Посвящение себя Богу и любви, исследование законов природы, аскетический образ жизни и философские познания едва ли устраняют страх, но помогают его переносить и, может быть, делают более плодотворным наше развитие’ ‘.

Данное описание, конечно, схематично. В жизни все бывает сложнее, с падениями, отступлениями, непониманием, внутренним и внешним протестом. И если, по мнению практических психологов, «проблема переживания человеком жизненных неудач, конфликтов, кризисов остается в психологии «terraincognita», а многие ее важнейшие составляющие не разработаны даже на уровне гипотез» то тем важнее принятие четких установок православной аскетики, освещающей эти темные коридоры.

В указанной ситуации психология переживания должна подчиниться духовным целям, поскольку времени на «раскачку» не отпущено. И если человек следует влечениям своей неустроенной души, то в комплексе с психической и физической астенией (т. е. истощением), всегда вызываемой глубоким недугом, это приведет к нарастанию разрушительных тенденций. Астению вызывают такие факторы, как прием токсических препаратов, оперативное вмешательство, интоксикация. Проявляется она слабостью, повышенной утомляемостью, угнетением настроения. Само по себе это состояние не играет решающей роли в возникновении душевного кризиса. Но если человек следует греховным влечениям, то в комплексе с астенией разрушительные тенденции нарастают в геометрической прогрессии. Некоторые люди в такой ситуации становятся деспотами для окружающих, тираня их своими капризами, другие обращают агрессию внутрь. Иногда возникает, точнее, предлагается врагом нашего спасения, мысль о самоубийстве.

Стадии, которые проходит человек, узнавший о смертельном недуге, описаны в классической литературе (Е. Кюблер-Росс):

1. Отрицание.

2. Протест.

3. Просьба об отсрочке.

4. Депрессия.

5. Принятие.

Как отмечает исследователь, эти фазы в неизменном виде могут быть применимы лишь к неверующему человеку. Но если в классическую схему вторгается глубокая духовная работа (или она уже проделана в течение жизни), все подобные построения окажутся неверными. Человек, который в полную грудь дышит живительным воздухом Православия, не вписывается в условные рамки, ибо «на таковых нет закона» (Гал.5:23).

Для того, кто внутренне решился преодолеть кризис, выйти из него (в жизнь или в вечность) в ином духовном качестве, можно предположить иную схему.

Первый этап — приведение реальности внешней в соответствие с реальностью внутренней: «да, я тяжело болен, да, я грешен».

Второй этап — рождение в душе чувства смирения со всем происходящим и одновременно нарастание активного противодействия греху. Именно на этом этапе человек должен найти твердую опору в Боге, наполнить жизнь новым смыслом. На этом же этапе нужно сформировать новую, приемлемую модель поведения в оставшееся время жизни с учетом отпущенных физических возможностей. Душевной жизни также надо отдать должное, при этом четко определив, от чего стоит отказаться. Многие врачи могут привести примеры, когда инвалидизация стимулировала раскрытие внутреннего мира. Порой человек, лишенный ног или зрения, становился центром гармоничных семейных или коллективных отношений.

Удивительно, но реакция резкого неприятия тяжелой болезни характерна для тех людей, которые всю жизнь любили болеть: понемногу, с пользой для себя, как бы играючи. Но, попав в экстремальную ситуацию, они испытывают ужас и страх. Лицо смерти и страдания для них незнакомы.

Здесь важно влияние на семейную, сексуальную сферы, а также на господствующие интересы и развлечения. Современная «цивилизация досуга» порождает уродливые явления.

Нам приходилось общаться с заядлым филателистом, стремительно терявшим зрение в результате неоперабельной глаукомы. Он впал в депрессию с мыслями о самоубийстве, поскольку болезнь отнимала у него самое, как ему казалось, главное: возможность видеть и коллекционировать марки, которые превратились для него в идола. Перевести внутренний взор со своего хобби на участь в вечности ему не хотелось. Марки стали сверхценным миром, затмевающим мысли о спасении. И невозможность жить в мире своих интересов вызывала реакцию отторжения от жизни.

Как видим, для возникновения аутоагрессии уже была подготовлена почва: отсутствие духовных ценностей и сверхценное психологическое увлечение (филателия).

В психологии известен принцип: нереализованная внутренняя потребность усиливается, вызывая напряжение. Не умея решить эту проблему иначе, некоторые философы утверждали, что лучший способ избавиться от желания — удовлетворить его. Православная аскетика знает и другие способы работы с желаниями: во-первых, отсечение (если они греховны), и преображение (если они естественны, но имеют несоразмерную величину или неверную направленность). Человек, не знакомый со смирением, каждое ограничение своей жизнедеятельности встречает протестом. У него может возникнуть парадоксальная реакция: повышенная потребность в том, чего нельзя (необоснованная гиперболизация). Психотерапевт А.Полеев описывает людей, которые стремились во что бы то ни стало таскать тяжести после one-рации. Иначе они ощущали себя неполноценными. Другие специально нарушали диету после резекции (частичного удаления) желудка, чтобы быть «как все».

Деструктивные (т. е. разрушительные) тенденции особенно характерны для людей, всю жизнь стремившихся к комфорту (хотя чаще всего это не роскошь, а именно состояние некоей теплохладности, «ни нашим, ни вашим»).

И тогда не только вероятность летального исхода мучает человека. Осознание того, что в оставшиеся дни земной жизни существует высокая вероятность испытывать боль, быть прикованным к постели, фактически став инвалидом, проводить длительное лечение, возможно, согласиться на операцию, приводит человека в замешательство.

Пришло время задать набивший оскомину вопрос: говорить ли умирающему правду о его состоянии?

Врач-хирург, долго корпевший над непонятным больным, заподозрил у него онкологическую патологию. Настоял на биопсии (Биопсия — прижизненное взятие ткани для исследования.)и с нетерпением ждал результата. Когда он узнал, что его догадки подтвердились, он прямо-таки с радостью ворвался в палату к своему пациенту с сообщением: «У Вас рак!»

Что ж, этого врача можно понять: перед ним интересный случай из практики, сложный диагноз, который удалось разгадать. Однако подобный восторг в присутствии больного, мягко говоря, был неуместен. Мы приводим этот случай, чтобы высветить одну из крайностей в решении этого вопроса. Другая крайность — обман больного, упрямое желание пощадить его чувства из гуманистических соображений. Но истина, как всегда, посредине. Обманывать больного, скрывать его положение является грехом для врача и окружающих. Но ни один больной не похож на другого, и каждого надо прочувствовать.

Митр. Антоний (Блум), который был военным хирургом и видел очень много смертей, считает, что предупредить человека о предстоящей смерти можно только после подготовки: «Сказать человеку: «Друг мой, над тобой висит смерть» — значит, что ты с ним должен пройти этот путь, это уже ваше общее… Сказать: «Ты умираешь, но смерть не конец, а начало » — можно очень зрелому человеку. Но что можно сделать — это постепенно готовить человека к тому, что смерть перед каждым из нас лежит, поделиться с ним чем-то, что может его укрепить».

Изучение психологии показывает, что сам заболевший редко теряет надежду, но при этом чрезвычайно сильно зависит от окружения и внешних обстоятельств. Врач должен чувствовать горе больного и родственников, однако «умирание» с каждым пациентом и сентиментальность сокращают жизнь самому доктору. Христианское врачевание придерживается золотой середины: с одной стороны, дистанцироваться, отстраняться от больного, ибо невозможно подарить свою жизнь тому, чья жизнь в руках Божиих; а с другой стороны — быть рядом, чтобы помочь принять трагическую неизбежность болезни или смерти».

Врач-онколог восклицает в статье по медицинской этике: «Наши русские больницы не созрели для правды, а мы — русские доктора — не были выучены для высокой миссии говорить правду, мы не были готовы». Этот же автор приводит несколько случаев, как московские «светила» откровенно обманывали приехавших из провинции пациентов, убеждая в отсутствии онкозаболеваний, оказывая медвежью услугу самим больным и ставя в неудобное положение медиков на местах.

Поддержка близких, участие врача, медицинского персонала — чуть ли не единственный способ борьбы с явлением под названием «госпитализм». За этим термином подразумевают широкий круг изменений человеческой психики непатологического свойства, связанных с длительным пребыванием больного в стационаре. Находясь в больнице, человек оказывается на длительное время в условиях ограниченного пространства, сниженной нагрузки, вне привычных лиц и условий.

Действительно, лечение как одно из средств спасения души должно оказывать благотворное влияние и помочь смириться с неблагоприятным исходом. Тут особенно важен внутренний мир человека, его вера и доверие к Богу. «При страданиях чаще всего просыпается совесть грешника и тогда она в них находит успокоение». Поэтому не следует забывать, «что нередко и болезни, и страдания — наивысшая милость, оказанная нам, и человек, претерпевший болезнь покорно и с благодарением, будет в Царствии Небесном благодарить за нее Бога, как за самую высшую награду». Мало у кого из современных людей найдется в душе та степень доверия к Богу и преданности Его воле, которая позволит не искать поддержки извне. Поэтому практически любому больному необходима элементарная психологическая помощь, такт и чутье со стороны окружающих, чтобы, по слову академика А.А. Кассирского, «не ушибить» больного неумело или не вовремя высказанной правдой о болезни.

В современном мире существует тенденция «изгнать» смерть и страдания из своего сознания. Заболел — в больницу, там же многие и заканчивают жизнь. Нередко тело умершего не лежит в доме, «родные его не видят, с ним не остаются и не прощаются. На кладбище ходят все реже «.

Известно, что в США хорошо поставлена психологическая реабилитация инвалидов, тяжело больных и умирающих, прекрасно организован досуг. Но существует опасность подмены духовных потребностей легко доступной сферой потребления душевно-телесных благ. Цивилизация потребления и досуга порабощает человека, делая его слугой своих ценностей, и даже на пороге смерти эти щупальца мертвой хваткой держат свою жертву.

Православная аскетика и психология, не сбрасывая со счетов душевную поддержку, настраивает на подлинно значимые цели земного пути человека. Проведя всю жизнь с ориентацией на мнимые блага, порой и перед смертью трудно восстановить цели своего существования «в плане его истинного и вечного предназначения» И все же это время как нельзя больше подходит для того, чтобы задуматься о вечности.

«Мы, здоровые, довольно далеко отстоим от Бога, а обреченные на смерть люди к Нему очень близко. Каждый раз, когда вы приходите к постели больного, помните: мы просто не видим, что на этой же самой койке сидит Бог.»

Физическая боль может уходить на второй план на фоне глубоких душевных страданий, и этому есть много жизненных примеров.

Реакция «отрицания, приуменьшения тяжести своего состояния, анозогнозия, убежденность, что диагноз является ошибочным» описана у большинства исследователей как первый ответ человека на известие о неизлечимой болезни. И действительно, из эвдемонической культуры, где наслаждение признается смыслом и целью, изгнана мысль о вечности. «Сведение всего смысла жизни к обыденному уровню означает, что личность перестает расти духовно и развиваться». И если человек не обретет незадолго до смерти смысла своего бытия, потом гложет быть уже слишком поздно. Если же на последний отрезок жизни накладывается тяжелое заболевание, несущее моральные и физические страдания, то это скорее является милостью Божией, которую человек должен максимально использовать. Но идолы, которым он служил всю жизнь, жестоко сопротивляются, гипертрофированное желание иметь и обладать требует себе поклонения.

Альтернативой желанию «иметь» является принцип «быть». Следовательно, стремление личности к комфорту и наслаждению может стать отказом от пути духовного становления. Это и есть пространный путь, ведущий в погибель (см. Мф.7:13). Возможно, за чертой жизни это самое желание «иметь» будет терзать душу, не находя удовлетворения, становясь для нераскаянного грешника «огнем неугасимым» (ср. Мк.9:43). Привыкший конформно (Конформно — т. е. безоглядно следуя чужому мнению.) реагировать на все жизненные ситуации человек перед лицом смерти становится перед выбором, да еще и в условиях максимальной телесной несвободы, порождаемой болезнью. Отсюда и вытекает чувство бурного протеста, неприятия известия о смертельном недуге.

Все это и является причиной проявления агрессивности. Как уже отмечалось ранее, агрессия может быть явной, направленной вовне, на окружающих, и скрытой, обращенной внутрь себя. Последнее в каком-то смысле еще опаснее, поскольку может привести к суицидальным (Т. е. попыткам самоубийства.)попыткам. Болезнь может активизировать агрессию, к которой человек был склонен всю жизнь. Чаще за бурным чувством протеста скрывается внутренняя неуверенность, отсутствие прочной жизненной «опоры», мировоззренческий вакуум.

Верующий человек, по завету Святых Отцов, должен рассматривать все возможные варианты своей судьбы, быть нравственно и психологически готовым к любым ее поворотам. Неприятное известие хотя и потрясет его, но не вызовет бурю в стакане воды, поскольку его смирение не отменяет активной позиции к внешнему миру, а лишь гармонизирует отношения. Для него осознана необходимость в последний раз погрузиться в глубины своей души. Этот путь он проходил много раз. Теперь, в оставшиеся месяцы или дни, предстоит более глубокое исследование своего внутреннего мира, сопровождаемое сугубым покаянием.

Для верующего нехарактерно чувство протеста перед совершающейся волей Божией. Большинство же представителей «цивилизованного» мира исполнены страхом перед неизвестностью.

В клинической практике у психически здоровых людей аутоагрессивное поведение встречается чаще всего при наличии длительного и выраженного болевого синдрома. Но мысли о самоубийстве могут приходить не только на основе эгоистических мотивов: «мне плохо, поэтому мне лучше умереть». Выделяют и альтруистический тип суицидального поведения. Уйти из жизни пытаются и «для блага семьи», или по другим мнимым мотивам «общественного блага». Искуситель может подсунуть самые красивые формулировки: «обуза для родных», «чтобы дети не видели, как я мучаюсь»… При этом напрочь игнорируется участь собственной души в вечности.

Об эвтаназии мы писали довольно подробно в нашей книге «О небесном и земном». Но тема эта достаточно актуальна, и мы продолжаем ее развитие. Напомним, что термин «эвтаназия», или «эутаназия», ввел английский философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626) для обозначения легкой, безболезненной смерти. Современные юристы толкуют этот термин как удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями и средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни. В связи с этим различают активную и пассивную эвтаназию. За время существования эта проблема породила два непримиримых лагеря: сторонников и противников эвтаназии. Обе стороны аргументируют свою позицию прежде всего соображениями морали. Однако противники стоят на позиции христианства, а сторонники руководствуются гуманистическими соображениями. Напомним один из главных принципов гуманизма: только жизнь есть благо, страдания же должны пресечься смертью, по возможности легкой. Сам термин «легкая смерть» использован в «Декларации об эвтаназии» от 5.05.1980. В ней сторонники этого «метода» снимают маску, прямо заявляя о том, что эвтаназия — убийство с помощью безболезненного метода для избежания трудностей жизни, которая считается «нечеловеческой» или «недостойной чело-века».Следует дать себе отчет, что Православная Церковь не призывает к продлению жизни человека всеми методами, пусть даже в ущерб его сознанию и человеческому облику. Митр. Антоний (Блум) говорит: «Да, жизнь — высшая ценность, но является ли жизнью простое ее дление? Да, для христианина смерть — последний враг, которого надо победить, но является ли победой над смертью простое поддержание жизни в ком-то, в ком ее не осталось? «Православный христианин хочет, чтобы смерть постигла его тогда, когда он обратился к Богу, покаялся, пролил слезы, принял Таинства. В связи с этим поддержание биологической смерти имеет мало ценности. Но и прерывать ее искусственно — тяжелый грех, рассматриваемый как убийство или самоубийство.

Результаты опроса онкологических больных, онкологов и рядового населения об их отношении к эвтаназии внушают опасения, что «в случае узаконивания эвтаназии… врачи-онкологи и интернисты, которые традиционно не имеют достаточных знаний о диагностике и терапии депрессий, могут соглашаться помочь больному расстаться с жизнью даже в тех случаях, когда больной… нуждается в лечении депрессии и не способен адекватно оценивать ситуацию».

У тяжелобольных людей самоубийство почти никогда не бывает целью, как скажем, у Кириллова в «Бесах» Ф.М Достоевского. Чаще всего это средство, «обслуживающее иной, вышестоящий мотив, причем не смертельный, а вполне жизненный. Парадокс самоубийства заключается в том, что прекращение жизни наполняется для самоубийцы моралъно-психологическим смыслом.

Выделяют четыре основных фактора, имеющих значение для решения вопроса о прекращении жизни больного, находящегося в терминальном состоянии: наличие у больного упорных, непереносимых болей, трудностей в самообслуживании, чувства бессмысленности продолжения жизни, переживания по поводу того, что он — тяжелое бремя для всей семьи. Проводившиеся американскими врачами исследования показали, что на отношение к эвтаназии значительно влияет вероисповедание больного. Неприемлемой при любых условиях эвтаназию считали респонденты (Опрашиваемые) христианского вероисповедания. У них же значительно ниже процент выявленных депрессий при тяжелых заболеваниях, наличие депрессии — мощный провоцирующий фактор для сведения счетов с жизнью.

Мнение Русской Православной Церкви по отношению к эватаназии высказано на Юбилейном Архиерейском Соборе: «Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай » (Исх.20:13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию)… Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства». В Заявлении Церковно-общественного совета по биомедицинской этике «О современных тенденциях легализации эвтаназии в России» сказано, что применение эвтаназии приводит к криминализации медицины, к поруганию бесценного дара человеческой жизни, к умалению достоинства врача и извращению смысла его профессионального долга.

«Я благоговею перед жизнью» (Данные слова принадлежат лауреату Нобелевской премии А.Швейцеру.) — девиз лучших представителей современного гуманизма. Но жизнь без Христа — смерть, а смерть во Христе — единственно верное приобретение (ср. Флп.1:21). Служители гуманизма стремятся примирить человека с миром, христианство же призывает к примирению с Богом. Американская передовая наука, при всех своих мощных средствах, позволяющих «скрасить» последние дни человека, не достигает осознания глубин его предназначения, порой сознательно уводя его от покаянных мыслей. Есть опасность, что пациент окажется не защищенным от грубой лжи и даже «психологической интервенции» там же, не позволяющих ему реализовать свободу выбора.

Можно спросить: что плохого в физической и психологической помощи умирающему? Конечно, ничего дурного в этом нет, если не применяются насильственные методы. И все же, на наш взгляд, служение гуманиста, пусть даже самого доброго и внимательного, может лишь успокоить человека. Служение же глубоко верующего позволяет ощутить тихое веяние вечности, поскольку «Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них» (Мф.18:20). Духовный огонь незримо согреет даже ожесточенное сердце, и любовь будет сильнее любых слов о Христе и Церкви. Дух Святой будет проповедовать через дела, руки, глаза и сердце, наполняя их дыханием Жизни.

Истинное милосердие — не просто человеческое качество, а дар Божий. Ни один, даже самый добрый человек, не способен собственными усилиями достичь этого духовного качества. В душе человека добро всегда перемешано со злом. «Кажусь я людям милосердным; но с точностию поверив себя, исследовав себя, нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие; милосердствует во мне корысть; милосердствует во мне плоть; милосердствует во мне кровь; но чтоб подвигала меня к милосердию заповедь Христова, чистая, святая, — этого я не нахожу в себе», — сетует свт. Игнатий. В наше время провести закат своей жизни в присутствии истинно милосердного человека — удивительный дар Божий, награда за терпение.

Отсюда напрашивается вывод, что с точки зрения облегчения земных страданий психологическая помощь действенна и необходима. Но с точки зрения участи души в вечности результаты могут быть ничтожными или даже отрицательными. Последние дни жизни лучше посвятить подготовке души к исходу, а не хобби, развлечениям и самоутешению. Финальный отрезок пути должен стать восхождением на гору Фавор, где в итоге просияет свет Преображения. Это путь

трудный, по крутому каменистому склону, но он исполнен покаяния и надежды.

В заключение хотелось бы привести слова о времени умирания Константинопольского Патриарха Афинагора I: «Я хотел бы умереть после болезни — достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы быть в тягость своим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. Вот — она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь. И я говорю ей: войди. Будь моей гостьей. Дай мне собраться перед дорогой. Присядь. Ну, вот, я готов. Идем)»

Музыка души и гармония небесных сфер

Пойте Богу нашему, пойте. Пойте Цареви нашему, пойте. Яко царь всея земли Бог, пойте разумно.

Пс.46:7-8

Оптинский старец Никон (Беляев), размышляя над строками Псалтири, однажды написал: «Десятиструнная псалтирь — это человек с его пятью внешними и пятью внутренними душевными чувствами, на которых как бы на десяти струнах и должен человек петь Господу, т. е. жительство свое проводить согласно с заповедями Божиими, чтобы все поведение, вся жизнь была как бы постоянным пением Божественным. «Пою Богу моему дондеже есмь» (Пс. 103, ЗЗ)».Каждый человек, подобно музыкальному инструменту, исполняет мелодию. Но всегда ли она согласуется со звучанием Божественной гармонии? Конечно же, нет. Чаще всего наш инструмент издает «неопределенный звук» (ср. 1Кор.14:8). Тот же Оптинский старец любил повторять, что «когда струны псалтири не настроены как должно, когда они звучат не в тон, несогласно, — невозможно на ней играть. Так и у человека, когда его чувства не приведены в согласие и не имеют общего согласного устремления к Богу…тогда не может он издать стройных звуков духовной жизни, не может всею жизнью, всем поведением, всеми чувствами своими воспеть песнь святую, песнь Божественную».

Для настройки музыкальных инструментов существует камертон. Для совершенствования души таким камертоном является Евангелие. Православный христианин может также обратиться к опыту Святых Отцов, которые уже прошли этот путь, настроили инструмент своей души на правильный лад и воплотили гармонию в своей жизни. Причем как настройщику рояля не придет в голову изменять камертон, чтобы под него подходил звук инструмента, так и мы не Евангелие должны подстраивать под себя, а самим пытаться дорасти до него, зазвучать в унисон этой Книге. Причем под Евангелием мы понимаем здесь не только четыре книги, написанные Апостолами, но и всю Благую Весть, все дыхание Святого Духа, Который до наших дней живет и действует в Церкви.Верующий человек, приняв Божий Огонь и предоставив ему гореть неугасающим углем в глубинах своего сердца, «внемлет здесь как бы голосу «регента», дающего «тон» всем отдельным «голосам души».

Однако даже на правильно настроенном инструменте нужно научиться играть. В начале этого обучения весьма важными могут оказаться самые незначительные, казалось бы, детали: посадка, постановка пальцев и т. п. В Православии вообще многое дается «на вырост». Уже потом, на вершинах духовной жизни станет понятно, зачем нужно столь сложное Богослужение, церковнославянский язык и т. д.

Так и в музыке. Лишь достигнув определенного мастерства, музыкант может обрести внутреннюю свободу, выражаясь через мелодию. Но путь к такой свободе может быть длиною в жизнь.

Ошибкой было бы считать, что всё имеющееся у нас своеобразие ни для чего не нужно. Создавая портрет обоженного человека, свт. Григорий Богослов писал о Василии Великом: «…Кто был столь же приятен в собраниях… кто мог увлекательнее его беседовать? Кто умел шутить столь же назидательно, порицать столь же деликатно, не делать из выговора разнос, а из похвалы — потакание, но и в выговоре, и в похвале избегать неумеренности?..» Как отмечает по этому поводу исследователь, «человек обоженный может и увлечься беседой, и пошутить, и сделать выговор, однако во всем он соблюдает умеренность. Даже достигнув вершин духовного совершенства, святой не утрачивает свойств обычного человека, но каждое его действие, каждое движение наполняется божественным присутствием «.

Святые могли быть самыми разносторонними людьми. Так, свт. Филарет (Дроздов) хорошо играл на арфе, писал стихи, разбирался в искусстве, интересовался шахматами и т. п. Свт. Феофан Затворник работал на токарном станке, занимался переплетным делом, фотографией, писал иконы, прекрасно знал светское искусство, интересовался медициной. Находясь в затворе и живя высочайшей духовной жизнью, он часто давал советы, поражающие своей точностью и даже необычностью. Святитель прекрасно представлял, кому именно адресуется послание — простому крестьянину, образованному интеллигенту или опытному в духовной жизни монаху. Вспоминаются слова Апостола Павла: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12. 15), а также высеченная на могиле прп. Амвросия Оптинского эпитафия: «Для всех был всем, чтобы спасти, если можно, хотя бы немногих» (1Кор. 9, 22.). Те советы, которые давались этими святыми людьми, были четко настроены на те струны души, которые могли зазвучать у людей, к которым были обращены. В Православии найдется место любому человеку, но вот для того чтобы он нашел это свое место, нужно потрудиться, и прежде всего людям, рядом с которыми он стоит в храме, и священнику этого прихода.

Очень точно отношение Православия к человеческой личности выражает слово «преображение». Все, что имеется у человека, должно быть не уничтожено, не вырвано с корнем, но возвышено и преображено. «Суровый человек и святым будет суровым, — говорит митр. Антоний (Блум), — а мягкий человек будет мягким святым. Но суровость без любви — одно, а суровость с любовью — другое. То есть суровость при глубокой любви может превратиться в очень большую строгость к себе, в стройность жизни или хотя бы перестанет быть мучением для других. Судя по тому, что мне приходилось читать, я не думаю, что человек просто делается иным в том смысле, что его природные свойства или дарования меняются на обратные; но все же они меняются. Скажем, мягкость может быть слабостью или состраданием, сочувствием, лаской; и вот, слабость должна уйти, а ласка, сострадание должны ее заменить. Наши свойства сами по себе большей частью нейтральны, и поляризуются в зависимости от того, в какую сторону мы смотрим, каков наш идеал, какова наша направленность». «Бесстрастие — «апатия» — не стоическая невозмутимость, а именно свобода от страстей. Сама эта недвижность ко греху есть следствие всецелой устремленности к Богу, уязвленности горнею Любовью» Так, по мысли свт. Иоанна Златоуста, «разврат происходит не от чего иного, как от недостатка любви, и пламень любви сжигает душевную нечистоту «‘.По сути истинный антоним похоти не скопчество, а любовь: «Похоти противостоит любовь к Богу», — утверждает прп. Максим Исповедник.

Конечно, какие-то ноты или музыкальные темы нам более близки, некоторые нам знакомы с рождения. Любой певец знает сильные стороны своего голоса, его особенности, и стремится их использовать, работая при этом над слабыми местами. Так и в душевной жизни: что-то нам дается легче, что-то с трудом.

Действительно, каждый из нас несет на себе отпечаток наследственности, окружающего влияния, а также самовоспитания. Приходя в Церковь, человек далеко не сразу освобождается от «прошлого наследия». Быть может, от него и не следует освобождаться полностью. История знает множество примеров того, как светский музыкант, придя в Церковь, становился духовным композитором и исполнителем, художник использовал свой талант в иконописи, а поэт реализовывал свои способности в церковной гимнографии.

Классический пример — история с поступлением в монастырь великого гимнографа Православной Церкви преп. Иоанна Дамаскина. Когда он был правителем Дамаска, его оклеветали за почитание икон, лишили должности и отрубили руку. После молитв перед иконой Божией Матери рука чудесным образом исцелилась. Когда обнаружилась клевета, Иоанну предложили снова вернуться на пост градоправителя, но он раздал все имущество и удалился в Лавру Саввы Освященного, чтобы стать монахом. Его прекрасно знали как человека ученого и знатного, и никто не решался взять его себе в ученики. Наконец, один старец принял Иоанна, но с условием, чтобы он оставил любимое занятие — сочинение священных гимнов. Иоанн долго исполнял это требование, но однажды, желая утешить безутешно скорбящего об умершем брате монаха, сочинил дивные погребальные стихиры, до сих пор исполняющиеся над усопшими. За нарушение обета старец прогнал Иоанна, считая это дерзким проявлением гордыни. Поскольку послушник умолял о прощении, наставник предложил унизительное условие: убрать все нечистоты в обители. После того как Иоанн безропотно выполнил задание, пораженный старец снова принял его к себе и уже сам назначил ему дело на всю жизнь — сочинять священные песни.Мы хорошо знаем, что весь окружающий нас мир звучит. Но порой не слышим, что за обычными, различаемыми человеческим ухом звуками есть и другие, воспринимаемые слухом духовным. Это хорошо видно на примере окружающей нас природы, которая даже в полном молчании может петь хвалебную песнь Богу.

Свт. Иоанн Златоуст говорил, что может бесконечно наслаждаться природой, внимая ее гармонии, глядя, как каждая былинка прославляет Творца. Замечательно об этом пишет Ф.М. Достоевский: «Ночь светлая, тихая, теплая, июльская, река широкая, пар от нее поднимается, свежит нас, слегка всплеснет рыбка, птички замолкли, все тихо, благолепно, все Богу молится «.

Общаясь друг с другом, люди могут «издавать» слаженные или неслаженные звуки, составляя «как бы дуэт, трио, квартет, оркестр, хор… Межличностные отношения можно сравнить с мелодией, которую следует изучать как музыкальную композицию. Музыку делают не отдельные звуки; только их связь между собой образует мелодию. Употребление слов и других сигналов, а также их интерпретация следуют из взаимодействия и поведения лиц, участвующих в общении». Так из многих частей: взглядов, жестов, слов, мыслей, молитвы, сопереживания, отвержения и т. п. рождается процесс общения. И конечный итог — феномен самого общения — неизмеримо больше, чем просто сумма его частей.

Согласие будет возможно только в том случае, если каждый участник будет совершенствоваться, внимательно и смиренно вслушиваться в общую мелодию, следовать гармонии и слушаться дирижера.

Настрой души значительно влияет на межличностные отношения. У каждого найдется немало примеров того, как легко ему бывает общаться с определенным человеком, хотя другие могут называть его «трудным» и «сложным». Напротив, с добрым, замечательным во всех отношениях человеком нам может быть скучно. Во многом такое разное восприятие

обусловливается родственностью душ. Стоит такой душе воспроизвести звук, как наше сердце мгновенно отвечает на этот зов, как откликается струна арфы при нажатии определенной клавиши пианино. Именно так очень часто возникает дружба или даже любовь. «Хорошо мне сейчас с вами, — сказал однажды прп. Варсонофий Оптинский своему ученику, — ибо души у нас звучат в один тон «.

«На взаимном чувстве или понимании наших душ друг друга основывается действие или бездействие проповеднических слов; если проповедник говорит не от сердца, лицемерно, слушатели внутренним чутьем понимают несоответствие слов проповедника с его сердцем, с его жизнью, и слово не имеет той силы, которое оно могло бы принести в том случае, когда проповедник произнес бы его сердечно, особенно когда он сам исполнял бы слово свое на деле. Между душами человеческими находится слишком тесная внутренняя связь и сообщение», — говорил великий пастырь св. Иоанн Кронштадтский.

Мы можем только догадываться, насколько соотносится музыка мира сего с жизнью будущего века.

Нам известно наверняка, что существует пение Ангелов. Как пишет свт. Григорий Богослов, «есть некие ангелы, архангелы… умные силы или умы, природы чистые…, всегда ликующие (Вариант перевода: «составляющие хор, танцующие в хороводе».)вокруг Первопричины… Они все ведут к Единому… воспевая Божие величие, созерцая вечную славу».О Небесном Царстве святой говорит как о царстве, «где жилище всех веселящихся и поющих непрерывную песнь». У Святых Отцов встречается мысль о том, что задача человека в его земной жизни — не совершение некоей суммы хороших поступков, а скорее настроить свою душу на любовь, посеять в ней семена добра. Поэтому вряд ли будет ошибкой сказать, что научиться небесной музыке, то есть истинной жизни души, возможно (и необходимо!) уже здесь, на земле. И тогда душа человеческая, чуткая к Божиим лучам, зазвучит, «как верно натянутая струна».

Послесловие

В заключение подведем некоторые итоги.

Эта книга предлагает думающему читателю, ищущему путей к истинному Православию, взгляд на себя с точки зрения христианской психологии. Однако в задачи самой православной психологии указание путей ко спасению не входит. Это прерогатива Святых отцов и писателей Церкви. Слава Богу, в наше время в подобной литературе недостатка нет.

Авторы убеждены в том, что настоящее время назрела необходимость развития православной психологической науки как альтернативы многим современным учениям, предлагающим такой взгляд на человека, с которым мы, как христиане, согласиться не можем. Если говорить о задачах этой зарождающейся науки, мы считаем, что православная психология через осознание своих немощей и помощь в их преодолении должна вести человека к святости. И как духовные врачи Церкви — Святые отцы — обличали грехи и пороки, так и православные психологи, опираясь на их учение, должны высвечивать всяческую патологию, скрывающуюся под многообразными масками, нередко под личиной внешней религиозности.

Что бы мы ни говорили о путях изменения нашего мира в лучшую сторону, суть всех разговоров будет неизбежно сводиться к изменению нас самих. Пока мы не научимся уважать и любить друг друга, творчески относиться к каждой встрече, к каждому человеку, которых посылает нам Господь на нашем жизненном пути, мы ничего не добьемся. Мы убеждены, что подлинно христианская позиция — увидев зло, и прежде всего в своей душе, не пугаться и не отчаиваться, а призывая на помощь Господа, бороться с этим злом, созидаядобро. Да, путь на гору Фавор долог и труден, но разве лучше упасть в пропасть? А раз так, нужно немедленно, «здесь и сейчас» начинать путь своего спасения. И вновь с великим православным святым, певцом преображения Симеоном Новым Богословом воскликнем: «И побежим покаянием!»

Без чего немыслимо наше спасение? Что является главной нашей задачей на земле? Что предстоит нам обрести в нелегком каждодневном труде? Ответ на эти вопросы можно выразить буквально в двух словах, ставших названием книги. Это — преображение души, преображение светом веры в нашего Господа Иисуса Христа, светом Его любви, светом Его благодати.

Примечания

[1] Цит. по: Внемлите ангельскому пенью. Человечество и его культура на пороге 2000-летия Рождества Христова (по страницам трудов профессора Медушевского В. В.) Сост. Галкин О. А. Минск, 1999, с. 16.

[3] Протоиерей Владимир Воробьев. Покаяние, исповедь, духовное руководство. Издательство «Свет Православия», 1997, с. 37.

[4] Макдоннел К. в книге «Харизматическое обновление и Церкви» подтверждает весьма значимый факт, упоминаемый и другими исследователями: пожалуй, ни одна из церквей не имеет среди своих прихожан столько бывших наркоманов, сколько пятидесятническое движение (McDonnel К. Charismatic reneual and the churches (1976), Seabury, NY. Цит. по: Белорусов С. А. Интерпретация харизматических религиозных феноменов с точки зрения психологии. См. сайт «Епифания»:www.chat.ru/~epifan123). Из этого факта делается двоякий вывод: 1) можно предполагать, что состояния, испытываемые во время харизматического служения и наркотически индуцированные состояния имеют нечто общее в своей основе; 2) опыт соприкосновения с мистической реальностью во время наркотического опьянения приводит человека, вследствие широко распространенных реабилитационных программ, именно этими церквями к практике социально приемлемой формы поведения, напоминающей этот опыт.

[5] Как отмечают западные исследователи, «в культурных и социальных слоях, где психические расстройства (или определенные формы психических расстройств) не находят поддержки со стороны общества, увеличивается соматизация этих расстройств или их соматическая направленность» (Киснер К. П. и др. Психиатрия. Психосоматика. Психотерапия. М, 1999, с. 36).

[6] Это работы Братуся Б. С.(сборник «Начала христианской психологии» и ряд статей), Василюка В. Ф., прот. Бориса Ничипорова («Введение в христианскую психологию»), Флоренской Т. А., Белорусова С. А. (с его работами можно познакомиться на сайте «Епифания»: www.chat.ru/~epifan123), Седых М. («Что играет мной»). Наиболее продуманны и детально разработаны книги священника Анатолия Гармаева. Вообще, когда мы посетовали на явную нехватку работ по православной психологии в беседе с диаконом Андреем Кураевым, он согласился и заметил, что это может означать одно из двух: или у нас нет психологии, или нет настоящего Православия.

[7] Свт. Феофан Затворник. Путь ко спасению, с. 78.

[8] «Близость механизмов патологических психогенных расстройств к механизмам психических реакций здорового человека делает их разграничение трудным», — утверждают современные психиатры. (Чудновский В., Чистяков Н. Основы психиатрии. Ростов-на-Дону — Москва, 1997, с. 68.)

[9] Вспомним слова Оригена: «От нас требуется не истребление, не уничтожение природных деятельных способностей души, но их очищение. Другими словами, мы должны удалить всю грязь и нечистоту, которыми покрыло ее наше небрежение, чтобы сообщить ей природное сияние ее молодости с присущей ей врожденной силой » (Двадцать вторая гомилия на Осию, 4. Цит. по: Оливье Клеман. Истоки. Богословие отцов Древней Церкви. Тексты и комментарии. М., 1994, с. 174).

[10] В этом плане вспоминается подросток, с которым приходилось сталкиваться одному из авторов в процессе педагогической деятельности. Переведенный в связи с олигофренией (степень — дебильность) на домашнее обучение школьник время от времени приходил в свой класс после уроков. Иногда, придя слишком рано, он просился посидеть на шестом уроке, чтобы не ждать в коридоре. На поставленные учителем истории и обществознания вопросы он давал более продуманные и серьезные ответы, чем «нормальные» ученики. Внешность он имел типичную для слабоумных, и дети постоянно дразнили его. Однажды на издевательские выкрики он ответил: «Да что вы кричите, как дебилы!» Сам он отличался гораздо большей по сравнению с ними порядочностью и воспитанностью…

[11] Феофан Затворник. Толкование на псалом сто осьмнадцатый. 1898. Репринт: М., 1993, с. 106.

[12] Диакон Андрей Кураев. Традиция. Догмат. Обряд. Апологетические очерки. М., 1995, с. 119.

[13] Добротолюбие. Т. 1. Троице-Сергиева Лавра, 1992, с. 335.

[14] См. Чудновский B. C., Чистяков Н. Ф. Основы психиатрии. Ростов-на-Дону. 1997, с. 84.

[15] Ср. Феофан Затворник, Толкование на псалом сто осьмнадцатый. 1898. Репринт: М., 1993, с. 12.

[16] Ярко изображает этот процесс английский писатель и богослов К. С. Льюис в сказке-притче «Мальчик и дракон» (цикл «Хроники Нарнии»). Из-за постоянной лжи, жадности и прочих отрицательных поступков мальчик превращается в дракона. Чтобы ему снова стать человеком, с него приходится сдирать много слоев крепко приставшей шкуры. Мальчику больно, но желание вернуться к своему истинному облику гораздо сильнее, и он снова становится самим собой, причем резко изменяется в лучшую сторону. «И я подумал: о, Господи, сколько же еще кож я должен с себя снять? Мне очень хотелось омыть свою больную лапу. Тогда я в третий раз стал царапать себя и снял третью кожу, так же, как и две предыдущие, и вышел из нее. Но как только я взглянул на свое отражение в воде, так понял, что опять все было бесполезно. Тогда лев (у писателя — символ Спасителя. — Авт.) сказал, но я не знаю, говорил ли он: — Тебе придется позволить мне раздеть тебя. Знаешь, я боялся его когтей, да еще как, но к этому моменту я был почти в отчаянии. Так что я просто лег на спину, чтобы он мог это сделать. В первый же раз он рванул так сильно, что мне показалось, что он вонзил когти прямо мне в сердце. А затем, когда он начал стаскивать с меня кожу, это было еще больнее, чем все, что я когда-либо пережил. Единственное, что помогало мне переносить все это, было лишь удовольствие ощущать, как она сходит… Он запросто содрал всю эту ужасную кожу, точно так же, как и я, когда делал это три раза, только тогда не было больно. И она осталась лежать на траве. Только была она гораздо толще, темнее и выглядела более бугристой, чем все предыдущие. И вот я стал гладким и мягким, как прут без коры, и даже уменьшился в размерах. Затем лев схватил меня — это мне не очень понравилось, потому что теперь, без кожи, мое тело стало очень нежным, и кинул меня в воду. Она ужасающе саднила, но только в первый момент. Потом все стало совершенно превосходно, и как только я начал плавать и плескаться, я обнаружил, что боль в руке исчезла. И тут я понял, почему. Я снова превратился в мальчика». Льюис К. С. Плавание «Утреннего путника». Хроники Нарнии. Цит. по: http//cnews.sl.net/ua/merelewis.

[17] Что и говорить, людям свойственно адаптировать церковное учение «под себя», а не переделывать свою жизнь по Евангелию. Отсутствие ясного понимания целей и задач духовной жизни приводит многих к борьбе с периферийными (малозначимыми) явлениями своей и церковной жизни, отвлекая внимание от бревен в своем глазу (ср. Мф.7:1–5).

[18] «Христианская душа всегда полна нехристианских включений», — пишет православный психолог Василюк Ф. Е. (Начала христианской психологии. М., 1995, с. 104).

[19] Прп. Амвросий Оптинский. Письма к мирянам. Житие. М., 1908. Репринт: Кемерово, б/г., с. 132.

[20] «Всякое отречение есть ложь. Отрекаясь, мы утверждаем подлинную реальность того, что есть зло и, таким образом, воплощаем зло в сущее. Для того чтобы найти подлинное, человеку нужно не отрекаться, а преображать. Все, что сущее, может и должно быть преображено. Зло — не путь, а состояние непреображенности. Обратное — это утверждение равной значимости добра и зла, Бога и диавола в равной их воплощенности» (Скобцова Е. Святая Земля // «Путь». 1927, № 6, стр.75–80).

А вот — признание совсем из другого лагеря: «Там, где царит страстность, нет избыточной силы желания и стремления, просто сила эта направлена на какую-то обособленную и неверную цель, отсюда напряженность и духота в атмосфере» (Г. Гессе. Петер Каменцинд. Игра в бисер. / Пер. с нем., М., 2000, с. 214).

[22] Седых М. Что играет мной? М., «Афон», 2000, с. 17.

[23] Святитель Василий, епископ Кинешемский. Беседы на Евангелие от Марка. М., «Отчий дом», 1996, с. 74.

[24] Диакон Андрей Кураев. О «Титанике» и пророке Ионе. www.foma_center.ru/titanik.htm.

[25] «… Люди судят друг о друге по внешним проявлениям, Бог судит по нравственному выбору… Когда человек, с детства воспитанный так дурно, что считает жестокость нормой, совершает добрый поступок или удерживается от жестокости, рискуя вдобавок подвергнуться насмешкам своих товарищей, то в глазах Божиих он, возможно, совершил нечто большее, чем совершили бы мы с вами, отдав свою жизнь за друга». Льюис К. С. Просто христианство. Пер. с англ. Е. Майданович, Т. Майданович. Чикаго, 1990, с. 94–95.

[26] Льюис К. С. Просто христианство. Пер. с англ. Е. Майданович, Т. Майданович. Чикаго, 1990, с.95.

[27] Цит. по: Невярович В. К. Терапия души. Опыт святоотеческой психотерапии. МОДЭК, Воронеж, 1997, с. 15.

[28] Митр. Серафим (Чичагов). Да будет воля Твоя. Часть I, с. 107.

[29] Невярович К. Д. Указ. соч., с. 34. Таким образом, налицо явная противоположность развития человеческих качеств в христианстве и оккультизме.

[30] Подробнее см., напр.: Архим. Софроний (Сахаров). Старец Силуан. М., 1994, с. 415–421.

[31] Невярович К. Д. Указ. соч., с. 35.

[32] Митр. Серафим (Чичагов). Указ. соч., с. 108.

[33] Менделевич В. Д. Указ. соч., Клиническая и медицинская психология. М., Медпресс, с. 124.

[34] Березов Т. Т., Коровин Б. Ф. Биологическая химия. М., 1990, с. 502.

[35] Цит. по: Белорусов С. А. Интерпретация харизматических религиозных феноменов с точки зрения психологии. www.chat.ru/~epifanl 23/harizma.htm.

[36] Белорусов С. А. Интерпретация харизматических религиозных феноменов с точки зрения психологии, www.chat.ru/~epifanl23/harizma.htm.

[37] Гримак Л. Информациология гипноза. Прикладная психология и психоанализ. 2000, № 2, с. 11.

[38] Цит. по: Священник Владимир Елисеев. Православный путь к спасению и лжемистические оккультные учения Востока. Путь Православия. 1993, № 3, с. 158.

[39] Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991, с. 151–152.

[40] Бывший наркоман, в настоящее время находящийся в лоне Православной Церкви, вспоминает: «Когда я начал ходить в церковь, то путем молитв, Таинства Исповеди я пытался достигнуть каких-то чувственных состояний. В этом есть опасность наркомана, делающего первые шаги в Церкви, искать в вере такого же кайфа, как и в наркотиках. Всплеска эмоций, но не больше того. Поэтому многие, не обретя мистики (как это бывает от «винта», «джефа «), уходят в секты, в которых можно получить состояние религиозного экстаза». Издательство «Свет Православия», 2002.41 Об этом пишет иеромонах Анатолий (Берестов). См.: Зорин К. В. Хочешь ли быть здоров? Православие и врачевание. М, 2000.

[41]

[42] Льюис К. С. Любовь. Страдание. Надежда: Притчи. Трактаты: Пер. с англ. М, Республика, 1992.

[43] Цит. По: Невярович К. Д. Указ. соч., с. 26.

[44] Свт. Феофан Затворник. Там же, с. 26.

[45] Белорусов С. А. Процесс духовно-ориентированной психологической помощи. Цит. по: www.chat.ru/~epifanl23/knprocess.htm.

[46] Священник Владимир Елисеев. Указ. соч., с. 135.

[47] Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М, 1991, с. 245.

[48] Люди, вышедшие из глубин оккультизма, подлинно осознавшие ложность пройденного пути, порой годами мучаются вопросом: для чего все это было? Почему Бог вовремя не остановил меня? Для некоторых это становится мучительной философской проблемой, нередко сопровождаемой чувством протеста. Впрочем, вопрос о том, почему Бог допускает зло, относится к разряду извечных (быть может, именно потому, что исчерпывающий ответ на него получить на земле просто невозможно). Но понимают ли люди, требующие от Бога некоей «справедливости», чем это может для них обернуться? Готовы ли они перенести наказания, посылаемые Богом для их исправления? Ведь часто именно бедами и скорбями Небесный Отец вразумляет Своих блудных сынов и дочерей. Следует помнить и о той свободе, которой наделен человек. «Божественная воля будет всегда покоряться блужданиям, уклонениям, даже бунтам воли человеческой, чтобы привести ее к свободному согласию. Таков Божественный Промысл, и классический образ педагога покажется весьма слабым каждому, кто почувствовал в Боге просящего подаяния любви нищего, ждущего у дверей души и никогда не дерзающего их взломать» (Лосский В. Н. Указ. соч., с. 244.). Человек — не автономное существо на земле. Начав со своеволия, он слишком уж часто заканчивает порабощением сердца диаволу в тоталитарных организациях, коим несть числа. Попытка путем бунта реализовать свою независимость от Бога приводит к зависимости от противоположных сил. Это и есть путь Адама из рая на землю, указанный змием. Последствия для души человека, глубоко окунувшегося в демонизм, очень велики, и выйдя из этих глубин, он всем сердцем стремится обрести истинно духовную жизнь, перенося все трудности пути становления.

[49] Цит. по: Невярович К. Д. Указ. соч., 158.

[50] Солодовников А. Сад, наполненный плодами. // Новый мир. 1989, № 8, с. 173.

[51] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 351.

[52] См.: Шапиро Д. Невротические стили, с. 139.

[53] Шапиро Д. Указ. соч., с. 141.

[54] Цит. по: Личко А. Типы акцентуаций характера и психопатий у подростков. М., 1999, с. 233.

[55] Священник Александр Ельчанинов. Записи. М., Издание Сретенского монастыря, 1996.

[56] Лесков Н. С. Повести и рассказы, М., 1988.

[57] Свт. Феофан Затворник. Собрание писем. Выпуск 1. М., 1898, с. 20.

[58] Достоевский Ф. М. Идиот. Горький, 1988, с. 9.

[59] Свт. Феофан, Затворник. Путь ко спасению, с. 75.

[60] См.: Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собрание сочинений. Т. 1. Аскетические опыты. М., 1993, с. 525–528.

[61] Черная простыня летит по городу // Популярная психология. М., 1990, с. 280.

[62] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 332.

[63] Померанц Г. Опасности и страхи. Культура, № 40, 19–25 октября 2000 г.

[64] Диакон Андрей Кураев. О нашем поражении. Клин, 2000 г., с. 156.

[65] Диакон Андрей Кураев. Указ. соч., с. 154.

[66] См., напр.: св. Ефрем Сирин. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 2. О Страшном Суде.

[67] Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта, с. 54.

[68] По-видимому, именно это имел в виду К. Льюис, который говорил о своем герое, которого искушал бес: «в его голове кружится одновременно добрая дюжина несовместимых воззрений». Льюис К. С. Письма Баламута.

[69] Диакон Андрей Кураев. Традиция. Догмат. Обряд., с. 158.

[70] Петрушин В. От рабства к свободе// Прикладная психология и психоанализ. 2000. № 2.

[71] Ильин И. А. Путь к очевидности. М., Республика, 1993, с. 165.

[72] См., напр.: Проф. Скурат. Заповеди блаженства как лестница совершенства. Богословские труды.

[73] Этот принцип назван в современной гуманистической психологии принципом «здесь-и-теперь».

[74] Ильин И. А. Путь к очевидности. М, Республика, 1993, с. 166.

[75] Л. Гримак. Гипноз и телевидение// Прикладная психология и психоанализ. 2000. № 1,с. 6.

[76] Л. Гримак. Гипноз и телевидение// Прикладная психология и психоанализ. 2000. № 1, с. 7.

[77] Л. Гримак. Гипноз и телевидение// Прикладная психология и психоанализ. 2000. № 1,с. 7.

[78] Поэтому многие компьютерные игры снабжены предупреждением о том, что могут вызвать ухудшение состояния у лиц с неуравновешенной психикой, страдающих эпилепсией и др.

[79] Цит. по: Менделевия В. Д. Указ. соч., с. 358.

[80] Диакон Андрей Кураев. Грехопадение// Человек. 1993, № 5, с. 16.

[81] Издание Баркова Н. Москва, 1862 г.

[82] Достоевский Ф. М. Бесы. М., Современник, 1993, с. 325.

[83] Достоевский Ф. М. Указ. соч., с. 330.

[84] Шамаро А. Обитатель Преображенской больницы// Наука и жизнь. 1994, № 2, с. 92–93.

[85] Прыжов Н. Семен Яковлевич Корейша// Наука и жизнь. 1994, № 2, с. 86–92.

[86] Прыжов Н. Семен Яковлевич Корейша// Наука и жизнь. 1994, № 2, с. 86–92.

[87] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Сочинения. Т. 5. СПб., 1905, с. 61–62.

[88] Об истинном и ложном духовничестве см., напр., изданный в 2001 году в Москве сборник «О духовничестве» (сост. игумен Иларион (Алфеев).

[89] «Сущность греха — не в нарушении этической нормы, а в отступлении от вечной Божественной жизни» (архим. Софроний (Сахаров). Старец Силуан. М., 1994, с. 32).

[90] См. книгу «Я полюбил страдание…», воспоминания свт. Луки (Войно-Ясенецкого).

[91] Тарнавский Ю. Б. Под маской телесного недуга. Серия «Новое в жизни, науке, технике. Медицина». № 3, 1990 г.

[92] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собр. соч., т. IV. О чудесах и знамениях, с 300.

[93] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собр. соч., т. IV. О чудесах и знамениях, с 317.

[94] Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собр. соч., т. IV. О чудесах и знамениях, с 321.

[95] Седых М. Что играет мной? С. 94–95.

[96] Шапиро Д. Указ. соч., с. 96.

[97] Зорин К. В. Хочешь ли быть здоров? Православие и врачевание. М., 2000, с. 84.

[98] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 313.

[99] Московский Психотерапевтический журнал, 1994, № 4, с. 167–168.

[100] Риман Ф. Основные формы страха. Пер. с нем. Гушанского Э. Л. М., Алетейа, 1999, с. 241.

[101] Священник Александр Ельчанинов. Записи. М., издание Сретенского монастыря, 1996, с.25.

[102] Йорг Мюллер. Бог — Он иной. Страдание от ложного образа Бога. Пути к исцелению. Пер. с нем. Рерих Е. М., Независимая психиатрическая ассоциация, 1998, с. 71–73.

[103] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 193.

[104] Седых М. Что играет мной? С. 53.

[105] Седых М. Что играет мной? С. 53.

[106] Белорусов С. А. Психопатии и страсти. Цит. по: www.chat.ru/~epifan 123/psystras.htm.

[107] Игумен Иоанн (Экономцев). Из записок провинциального священника. Глава из романа. Путь Православия. 1993, № 2, с. 186.

[108] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 194.

[109] Менделевич В. Д. Указ. соч., с. 195.

[110] Старец Силуан. М., 1994, с. 439.

[111] Священник Анатолий Гармаев. Обрести себя. Волгоград, 2000, с. 65.

[112] Митр. Антоний Сурожский. О встрече. СПб., 1994, с. 244.

[113] Мюллер Й. Указ. соч., с. 71.

[114] Риман Ф. Указ. соч., с. 248.

[115] Шапиро Д. Указ. соч., с. 101.

[116] Священник Александр Ельчанинов. Указ. соч., с. 92.

[118] Риман Ф. Указ. соч., с. 97.

[119] Риман Ф. Указ. соч., с. 99.

[120] Мюллер Й. Указ. соч., с. 76.

[121] Невидимая брань. Издание Московской Патриархии. М., 1979, с. 27–28.

[122] Об этом подробнее см.: Еп. Александр (Милеант). Депрессия. Святоотеческий подход. Fr. Stephen Fraser. Сайт «Епифания».

[123] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. М., Алетейа, 1999, с. 47–48.

[124] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. М., Алетейа, 1999, с. 179.

[125] Мюллер Й. Указ. соч., с. 76.

[126] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. — М.: Алетейа, 1999, с. 133–134.

[127] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. — М.: Алетейа, 1999, с. 213–214.

[128] Достоевский Ф. М… Записки из подполья. Цит. по: Священник Александр Ельчанинов. Демонская твердыня, с. 170.

[129] Седых М. Что играет мной? С. 16–17.

[130] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. М, Алетейа 1999, с. 16.

[131] Ландшафт депрессии. Пер. с нем. И.Я. Сапожниковой. М., Алетейа 1999, с. 272.

[132] В своем классическом труде С. Зарин отмечает: «Печаль не может найти себе доступа в ту душу, в которой ранее не свили себе прочного гнезда какие-либо другие страсти, свидетельствующие о любви человека к миру, о его пристрастии к чему-либо, о его склонности к чувственным, вообще к эгоистическим удовольствиям, лишение, отсутствие которых, невозможность, по какой бы то ни было причине, получить их, притупление восприимчивости к ним, — все эти обстоятельства, по известным психологическим законам, способствуют возникновению и развитию в душе состояния, противоположного удовольствию, т. е. печали. Другими словами, печаль возникает вследствие неудовлетворенности страстных желаний, или удовлетворения их неполного, не доставляющего удовольствия» (Зарин С. Аскетизм по православно-христианскому учению. Т. 1. Кн. 2. СПб., 1907, с. 284).

[133] Седых М. Что играет мной? С. 96.

[134] Седых М. Что играет мной? С. 96.

[135] Седых М. Что играет мной? С. 39–40.

[136] Седых М. Что играет мной? С. 45.

[137] Жизнеописание Оптинского старца Амвросия, с. 464.

[138] См. Белорусов С. А. Психопатии и страсти.

[139] Филарета, Святителя Московского и Коломенского Творения. «Отчий дом», 1994, с. 342.

[141] Священник Дионисий Тацис. Когда чужая боль становится своей. Жизнеописание и наставления схимонаха Паисия Афонского. М., 1999 с 101.

[142] Добротолюбие, т. 1., с. 74.