Преподобный Никодим Святогорец. Житие и труды

К пятидесятилетию со дня прославления преподобного Никодима Святогорца 31 мая 1955 года

Содержание

Акт о канонизации преподобного Никодима

Пролог

Пролог к четвертому изданию

Предисловие

Введение

Акт о канонизации преподобного Никодима

Афинагор. Божией милостью Архиепископ Константинополя, Нового Рима и Вселенский Патриарх

Просиявших в земной жизни совершением добродетелей свято и в высшей степени полезно для церковной полноты по преставлении их почитать, благоговейно ублажать и ежегодными богослужениями и похваль­ными гимнами славить: потому что хвала преставив­шимся в добродетели возносится к Самому Богу, от Которого подается людям всякая добродетель, как богословствует тезоименный богословию Григорий, и потому что хвала за хорошие поступки исполняет ревности унылых и ленивых и побуждает к совершению добродетели.

Итак, поскольку таковыми великими подвигами добро­детели отличился и Никодим Святогорец, живший на Святой Горе, вначале в Священном Царском, Патриаршем и Став­ропигиальном Монастыре Дионисия, где он и принял свя­щенную схиму, а затем во Священном, Царском, Патриар­шем и Ставропигиальном Монастыре Великой Лавры и в других местах, явивший преподобием и святостью жития пример христианского жительства и живой образ добродете­ли, а разнообразными православными и душеполезными писаниями показавший себя учителем Церкви и Христоименитой полноты, Мерность наша с находящимися при нас Святейшими и честнейшими Митрополитами, возлюбленны­ми в Духе Святом нашими Братиями и сослужителями, воздавая дань его богоугодному жительству, и уставам, и подвигам, и промышляя об общей пользе верных, к тому же принимая во внимание и сделанное в отношении его проше­ние от имени всех подвизающихся на Святоименной Горе Преподобнейших Монахов, переданное Старцем Келлии в Карей Ананией Лавриотом, дабы годовщина смерти его отмечена была признанием его святости, мы решили, следуя вместе с бывшими прежде нас божественными Отцами общему обычаю Церкви, воздать ему честь, подобающую божественным мужам. Почему и постановляем соборно, и определяем и повелеваем во Святом Духе, чтобы отныне и во все последующие веки Никодим Святогорец был причислен к Преподобным и Святым мужам Церкви и почитался ежегод­ными священнослужениями и празднествами и ублажался похвальными гимнами 14 июля, в день, когда он блаженно отошел ко Господу.

В знак этого и утверждение настоящее наше Патриаршее Соборное деяние было изложено и подписано в том же священном кодексе нашей святой Христовой Церкви, и в точной копии послано Священному Киноту Святой Горы для помещения в его архивы.

В лето Спасения 1955, месяца мая 31.

Патриарх Константинопльский Афинагор поста­новляет

Митрополит Халкидонский Фома

Митрополит Принцевых островов Дорофеи

Митрополит Иринопольский Константин

Митрополит Иконийский Иаков

Митрополит Родопольский Иероним

Митрополит Деркский Иаков

Митрополит Феодоропольский Леонтий

Митрополит Сардский Максим

Митрополит Имброса и Тенедоса Мелитон

Митрополит Филадельфийский Иаков

(протокол №1717/31–5–55)

Пролог

«Первое из благодеяний – восхвалять доброе; потому что похвала пролагает путь соревнованию, соревнование – добродетели, а добродетель – блаженству»¹.

Следуя этому изречению блаженного Григория Богосло­ва, я взялся за написание вступительного слова к настоящему труду моего духовного чада, ученейшего монаха Феоклита.

С тех пор как по божественному мановению Матерь Церковь причла блаженного Никодима Святогорца к лику святых, обосновав это Каноническое Деяние на том, что издавна соблюдается, то есть на святости жизни и душепо­лезных писаниях преподобного, стала очевидной необходи­мость написания труда, в котором для всего церковного народа раскрывались бы эти две основы, составляющие доступную людям святость.

Все, но в особенности святогорцы ожидали, что среди участников духовной трапезы величайшего из святогорцев Никодима найдется тот, кто сможет заплатить долг славному отцу умелым исследованием всего, что имеет отношение к его роду, годам учебы, преподобнической монашеской жизни, и еще более – рассказом о многообразном писательском труде святого с рассмотрением того, как отразились в этом труде особые дарования Духа.

Не знаю, что думают об этом мои собратья, но до сего дня я не услышал, чтобы кто-либо другой из святогорцев взялся за подобный труд. Однако, полагая, что более прочих этот долг лежит на нашей священной обители, в которой святой отец положил начало своему монашескому житию, равно как и своим писательским трудам, я обратил свой отеческий взор на доброго послушника отца Феоклита и не ошибся в своих чаяниях. Я встретил полное понимание моего пожелания, или, лучше сказать, его собственное давнее устремление, поскольку преподобный Никодим – это глав­ный старец и руководитель в монашеской жизни и для нас, и для большинства других афонских монахов.

В Притчах мудрый Соломон говорит: «Сын премудр веселит отца»². Так и моя смиренная душа возвеселилась об исполнении желания – увидеть завершенным труд о святом Никодиме Святогорце. Радуется и отеческое мое сердце, видя успех ревностного и избранного чада во Христе.

И потому, воздавая похвалу всему доброму и возжигая божественную ревность отца Феоклита к исполнению добро­детели делом и словом, я молюсь, дабы он достиг вечного блаженства, равно как и о том, чтобы он довел до конца новый свой труд, посвященный иже во святых отцу нашему Григорию Паламе, а все читатели получили от Господа благая и в настоящей, и в будущей жизни.

Игумен Священной Киновии Святого Дионисия на Афоне

† Архимандрит Гавриил

Пролог к четвертому изданию

Поскольку 3-е издание моей монографии, посвященной великому святому отцу и учителю святейшей Церкви гречес­кого Православия, уже разошлось, издательский дом Евангела Пападимитриу, выпускающий классические книги пред­принял четвертое издание, за что я его и благодарю, испра­шивая ему всякое благо от Господа.

С момента признания блаженного Никодима со стороны Вселенского Патриархата святым Православной Церкви и до наших дней все более и более раскрывается его многосто­роннее, безупречно православное учение и осознается его значение для сохранения Церковью традиционной догматики и духовной истины.

Теперь многие богословские конференции университетс­кого уровня провозглашают, что святой Никодим Святого­рец – это великая святоотеческая фигура, во имя его воздви­гаются монастыри. Выходят в свет богословские исследова­ния, а настоящая книга, как первопроходец, рассматривается в качестве классического труда, что в совокупности с другими причинами побудило пастырское отделение богословского факультета Фессалоникийского Университета три года назад присудить ее автору степень почетного доктора богословия.

Пользуясь случаем, я хотел бы поблагодарить и поздра­вить прекрасного филолога г-на Еммануила Франкискоса, который, проведя исследование, сделал открытие, что автор­ство переводов двух западных книг («Невидимая брань» и «Упражнения духовные») принадлежит Еммануилу Романити. Таким образом, удалось разрешить филологическую про­блему, имевшую духовные последствия, смущавшую совесть и порождавшую вопросы в отношении издателя этих книг, святого Никодима. Кроме того, весьма ценно для богословов сообщение исследователя о том, что эти рукописи привез и передал святому Никодиму святитель Макарий Коринфский, из библиотеки Патмоса, описанием которой он в то время занимался.

Святая Гора, 20.3.2001

Феоклит, монах Дионисиатский

Предисловие

Настоящая книга – труд монаха. В Восточной Церкви тип «ученого» монаха совершенно неизвестен. Восточное монаше­ство отличает столь высокая духовность, что в святоотеческом аскетическом учении и мистическом богословии не может найти себе оправдание монах, если он не делатель добродетели и не созерцательная и богоприятная душа, из любви к братьям во Христе открывающая им опыт своего общения с Богом.

Наша монашеская жизнь протекает в рамках, начертанных божественным опытом и учением во Святом Духе аскетичес­ких святых Отцов, которых иначе называют трезвенными. Следовательно, эта жизнь не имеет никакой связи ни с немецким идеализмом, ни с утилитаристской этикой мона­шеских орденов Западной Церкви, ни с мизантропической самозамкнутостью стоиков, ни с мертвенностью непросве­щенного буддизма, ни с поклонниками буквы закона – ессеями, ни с бесплодными поисками «Единого» неоплато­ников. Наше православное монашество – это жизнь, по­священная исключительно Богу. Монашество принадлежит Богу, живет Им и трудится в соработничестве с Ним ради себя и ближнего. Божественной Благости поверяет оно свои воздыхания, и Бог призирает на них в Своем промысле о мире. Монашество рождается во времени от жажды боже­ственной жизни, соблюдается слезами и молитвою, возрас­тает любовью во Христе, обращенной ввысь и вокруг, и устремляется к вечности, поскольку «ограниченного мира недостаточно для души, которая желает чего-то большего и совершеннейшего, чему можно изумляться, что можно лю­бить и на чем можно утвердиться».

Следовательно, келья монаха – это не лаборатория ученого (на католический манер), но место молитвы, дела­ния, поучения и закаливания души в различных духовных подвигах, место неотмирное, пустынное и безмолвное.

Пред Распятием Спасителя, Который беседует с душою инока о Своей неизреченной любви к людям, и под тихим взором Пресвятой Девы, Которая с материнской лаской сопровождает вступившего в борьбу со своими страстями и укрепляет его благодатию Своего Сына, кажутся неуместны­ми занятия, требующие много места для памяти о земных делах и научных методах. Итак, в такой весьма ограниченной обстановке аскетической кельи и родилась эта книга, описы­вающая и истолковывающая жизнь и труды иже во святых отца нашего Никодима Святогорца.

Поэтому неудивительно, что смиренный автор этой кни­ги, ощущая уже немало лет свою зависимость от святого, жизнеописанием которого он занимается, и живя в атмосфере монашеской кельи, предлагает свой труд православному греческому народу как простой отпечаток тех условий, в которых она написана, с самого начала отказываясь от какой-либо чести за свои ничтожные писательские достоинства.

Появление в последние времена в Восточной Церкви святого Никодима ясно доказывает, что православное бого­словие, как богословие святоотеческое, продолжают вдох­новлять божественные веяния Всесвятого Духа, и Он посто­янно возвещает через божественные Свои дары Свою свободу дышать, где хочет³, в противоположность Западу, скованному рационалистической и антидуховной схоластикой Фомы Аквинского. Таким же образом Он был познан нами как дыхание бурное⁴ во Святую Пятидесятницу.

Поэтому, когда три года назад Священный Синод Кон­стантинопольского Патриархата причислил Никодима Свя­тогорца к лику святых, Православная Церковь тем самым обновила свою святоотеческую духовность и как бы вышла омытой и непорочной из духоносных струй Священного

Предания. Это событие было радостно встречено как имею­щее подлинно историческое значение для жизни Церкви, которая смогла предложить нашей исполненной смятения эпохе в высшей степени православный пример святой жизни, ибо через преподобного Никодима Святогорца прославляет­ся свойственный нам, православным, уникальный путь бого­словия, представляющий собой не что иное, как путь откро­вения, просвещения и вдохновения. По словам преподобного Максима Исповедника, «нет ничего беднее мысли, философ­ствующей о божественном без просвещения свыше». Теперь Запад, стенающий и охваченный отчаянием в безвыходности человеческих силлогизмов, с жадностью бросается к источ­никам восточных вод. Не случайно, что он уже давно, хотя и иными путями, ищет в экзистенциализме Кьеркегора недо­стижимого избавления. А обращение западного мира к православному мистическому богословию подтверждается осуществленными в последнее время переводами «Добротолюбия» и творений преподобного Симеона Нового Богосло­ва, – книг, над которыми столько трудился Никодим Свято­горец.

Нам кажется, что весьма выразительно голос католи­цизма звучит в искреннем суждении католического теолога В. Грюмеля. Согласно его мнению, святой Никодим «был канонистом, литургистом, агиографом, аскетическим писате­лем, издателем книг, одним из наиболее плодовитых писате­лей и несомненно самым трудолюбивым монахом, благодаря которому впервые за много столетий снова прославляется Греческая Церковь»⁵. Общепризнанно, что Никодим Свято­горец имеет огромное значение для жизни и духовности православных, тем более что духовность эта в конечном итоге представляет собою святость, которая и есть един­ственное требование Церкви. Поэтому убедительно звучат слова о. П. Джерарда из Великобритании: «...мы совер­шаем наши молитвы светлым именем святого Никодима Афонского... благодаря ему Запад обретет «сердечную молитву», «нетварный свет», неодолимым защитником которого был великий святой Григорий Палама»⁶. Право­славие не исчерпывается своими догматическими опреде­лениями и формами, при помощи которых указывается правый путь к познанию превышающей всякое разумение истины о Боге. Оно охватывает также и свойственную нам духовность, состоящую в том, что верующий не находит себе покоя в стремлении достичь возможного для него совершенства, доколе не изобразится в нем Христос⁷.

Благодаря преподобному Никодиму Святая Гора Афонс­кая предстала в православном мире как хранительница и продолжательница православного духа, озаряющего своими лучами и те пространства, что лежат за ее пределами. Право­славное монашество, рожденное в духовных муках, будучи чадом глубочайшей природы Церкви, ее трудов, слез, сознания греха, но и веры и божественного чаяния, и самой любви во Христе, достигает величайших высот в области нашего бого­словия, воплощает в жизнь христианство во всем его благород­стве и божественной глубине. Таким образом, святой Никодим Святогорец в своих аскетических подвигах и писательских трудах предстает точным отображением Святой Горы, по­скольку в его жизни отразился монашеский опыт прежних отцов, – опыт, которым он поделился с православным народом и ради которого наше святое место обретает торжественнейшее оправдание в истории Православной Церкви.

Источники настоящего труда – это краткое жизнеописа­ние, составленное «собратом» святого, иеромонахом Евфимием, сжатая биография, написанная Онуфрием Ивиритом, неизданные послания преподобного и его труды, которые особенно помогают понять величие его мысли и святость его души. Книги преподобного Никодима подобны мозаике, со­ставленной из золотых, белых, красных, голубых, черных, зеленых, серых камешков, которые мы постарались привести в некое гармоничное единство, насколько это было возможно, чтобы как можно полнее представить образ преподобного, заполнив пропуски, допущенные его неученым биографом. Эти камешки напоминают о жизни преподобного, в которой соединились аскеза, радостотворный плач, любовь к Богу и ближнему. Однако мы сознаем, что не можем сказать ничего достойного этого великого мужа. Поэтому благочестивому читателю предоставляется право судить и восполнять недоста­ющее своими размышлениями, но окончательный суд вынесет только Великий Бог наш и Спаситель Иисус Христос.

Но если мы и принялись за составление жизнеописания нашего святого отца, несмотря на ощущение своего бессилия, то обязаны этим главным образом молитвам наших братьев во Христе, чад и учеников преподобного Никодима в мона­шеском жительстве, помощи самого преподобного и особен­но – надежде на просвещающую благодать Госпожи нашей Богородицы, Хранительницы Святой Горы, богоугодным певцом Которой всю свою преподобническую жизнь был Никодим Святогорец. Однако для пишущего эти строки существует и главное оправдание, чтобы презреть свое несо­ответствие и взяться за труд: преподобный Никодим был отраслью той самой священной обители, где подвизается и автор, исполняя должность секретаря обители Дионисиат, которую почти сто восемьдесят лет тому назад украсил и освятил преподобный Никодим. Из этой обители мы начина­ем описание великого Отца Церкви и выдающегося учителя монашества, как некое немощное и исполненное любви поминовение после провозглашения его святым со стороны Великой Церкви Христовой. Христоименитая полнота пра­вославных должна узнать, каким был «величайший из мона­шествующих со времен устроения Святой Горы»⁸, «всегда изнуряемый бедностью и, словно гигант, возвышающийся над незначительным нашим поколением»⁹ – святой Нико­дим Святогорец. Жизнеописание преподобного преследует и другую цель: чтобы священный Афон, «Врата Небесные», как назвал его Иннокентий, передал нашему благочестивому народу, и символически и на деле, некий залог любви и возобновления духовных связей, из мрака высочайшего мо­нашеского созерцания, в котором жил славный отец и осве­щал православные народы своим кристальным учением, соделавшись и миротворцем, и другом, и учителем всех.

Кроме профессора И. Колицараса, систематически изу­чавшего жизнь и труды святого, никто не написал что-либо превосходящее по объему краткий очерк. Иные авторы сообщали много поверхностного, неточного, необдуманного или непроверенного, что не добавило к осмыслению пробле­мы ничего нового.

Настоящий труд настолько полон, насколько позволяли материалы, найденные в библиотеках Святой Горы, к числу которых следует отнести также и некую по сей день неиздан­ную рукопись друга преподобного Никодима, Афанасия Паросского. В том, что касается жития, мы черпаем сведения главным образом из жизнеописания, составленного Евфимием, поскольку он близко знал преподобного на протяжении почти тридцати пяти лет несмотря на то, что этот благоговей­ный иеромонах подчас был не в состоянии по достоинству оценить и проанализировать основные этапы жизни и дея­тельности святого Отца. Что же касается трудов и взглядов преподобного Никодима, то здесь мы использовали его книги, описывая которые, выявили главнейшие темы, зани­мавшие святого, а также многообразие дарований, раскрыв­шихся в его сочинениях.

Выражаем нашу глубокую благодарность начальникам священной обители Великой Лавры, позволившим нам рабо­тать в ее архивах, где хранятся бумаги духовных наследников святого – Скуртеев, а также книгохранителю монаху Панте­леймону, предоставившему в наше распоряжение упомяну­тую выше рукопись Афанасия Паросского¹⁰.

Да принесет сей труд, по благодати святого, пользу братьям и да послужит поводом к дальнейшему изучению многогранной личности этого православного богослова и преподобного отца.

Святая Гора, март 958 г.

Феоклит монах Дионисиатский

Введение¹¹

Когда мы беремся за жизнеописание, то есть за истолкование внутренней жизни какого-либо святого Отца Церкви, нас невольно охватывает страх и умиление, трепет и смирение, поскольку мы сознательно дерзаем войти в заповедные чертоги его очищенного божественным огнем сердца. Но самое неуместное, когда люди несовершенные и нечистые вторгаются, хотя и по любви, как исследователи во внутреннейшее за завесу¹² святых душ.

Однако мы хотим узнать об их святой жизни и описать ее. Какие употребить нам средства, чтобы приблизиться к ней? Человеческую логику? Мышление? И притом непросвещенные? Но достигнет ли желаемого мышление, разум? Что такое святой? – Состояние души очищенной, просвещенной и соединенной по энергии с Богом, а следовательно, лежащей за пределами человеческого разума. Потому и святые нередко оказывались бессильны выразить глубочайший свой опыт, ибо жили по ту сторону ограниченной логики.

Экстатическое состояние молитвы, полное смирения сер­дце, озарения божественной любви, многоразличные действия благодати составляют внутренние события, соединен­ные с трансцендентными началами, которые невозможно согласовать с человеческой логикой, поскольку здесь нет логической последовательности. Мы не знаем сущности святости и не вкушали ее, это – главная причина разлада между братьями, из-за которой начинает разделяться нешвенный хитон Христов¹³.

Мы можем узнать об учении любого святого Церкви и приложить усилия, чтобы его систематизировать. Если это нам удается, то мы даем краткие определения: Златоуст – церковный проповедник, Василий Великий – по преимуществу догматист, Григорий Назианзин – богослов Пресвятой Троицы, Григорий Нисский – богослов с платоническим уклоном, Симеон Новый Богослов – мистик, Григорий Палама – теоретик. Однако так мы не знакомимся со святыми непосредственно, а просто распределяем особенности их учения или, лучше сказать, свойственные каждому из них дарования Духа. Их святость остается для нас неприступной, и только по некоторым внешним проявлениям мы в состоянии осознать ее частицу. Как в богословии постигается то, что относится к Существу Божию, на основании свойств Божиих, «умопостигаемых творениями», так и в случае святости (конечно, лишь по некой аналогии), мы можем понять нечто из таинственной жизни святого лишь по некото­рым ее проявлениям. Благодать Божия, обитающая в сердцах святых как сокровище в глиняных сосудах¹⁴, дивным образом озаряет и нас своими лучами, как многообразная святость, которой мы поражаемся, но которую мы не можем постичь во всей ее глубине и во всем ее масштабе посредством человеческого разумения.

Святость – это состояние, которое мы способны почувствовать неким таинственным образом, и особенно тогда, когда и мы приобщаемся ей. Когда душа наша исполняется умиления, нам в какой-то мере удается почувствовать, что такое умиление какого-либо святого мужа, и в таком случае нам нетрудно описать и свойства умиления. Подобным образом и по отношению к любви, смирению, кротости, радостотворному плачу святого, его горячей любви к Богу. Вот почему лишь когда предшествует действие святого сердца и за ним следует помысл, мы можем относительно и как бы по тождеству познать Бога и приобщающуюся по энергии Его святости душу святого. Только любовью и удивлением познаем мы божественное. «Чтобы найти Бога, нужно начать Его искать; чтобы начать Его искать, нужно Его узнать; чтобы Его узнать, нужно Его полюбить».

Поэтому Православная Церковь считает и признает авторитетным толкование Слова Божия, данное святыми Отцами, ибо они приобщились святости тех, кто проповедал его – Господа и апостолов, и Святым Духом постигли их дух и учения. Святые Отцы, конечно, были личностями, наделенными выдающимися умственными способностями. Однако вовсе не их умственные способности позволили Церкви признать верными их толкования, а главным образом их святость, воспользовавшаяся как вспомогательным средством для выражения божественных истин просвещенной внешней ученостью. То, что в Откровении мы не в силах постичь по недостатку святости, Отцы постигают, истолко­вывают и делают своим достоянием по причине своего духовного сродства с предметом истолкования.

Христос – источник святости. Как мы можем приблизиться к Нему, познать Его, полюбить Его? – Святостью жизни, которая очищает и освящает душу, в которой Дух Святой воскипает как любовь, как смирение, как умиление, как прощение, как сыноположение, как неизреченные воз­дыхания¹⁵. Так познается Христос в том мистическом браке, в котором духовно соединяются Жених Христос и невеста душа. И вот почему, когда мы пытаемся истолковать внутреннюю жизнь и деяния святого Отца нашего Никодима, нас невольно охватывает страх и умиление, трепет и смирение, и мы с самого начала осознаем, что нам не сказать ничего достойного этого преподобного мужа.

Мы можем понять какую-либо выдающуюся личность лишь приняв во внимание те исторические и географические рамки, в которых она жила. Ведь то, чем она жила и что явила как выражение своей жизнедеятельности и своеобразия, находится в неразрывной связи со временем и местом. Необходимо учитывать эти предпосылки, иначе мы придем к ошибочным выводам. Поэтому читатель жизнеописания какого-нибудь мудреца должен принимать во внимание опреде­ленные особенности места, где тот родился, воспитывался и получил образование. Мать, отец, семейное окружение, дом, природа родины, нравы эпохи, климат, море, солнце, дере­вья, цветы, учителя, церковь, школа – все это обязательно оказывает влияние на формирование души, на вырабатыва­ние характера и на развитие душевных и духовных свойств молодого человека.

Однако если речь заходит о каком-либо святом, все принимает иной оборот. С того мгновения, когда герой жизнеописания входит в религиозную атмосферу, в которой изменяются душевные и духовные элементы, им воспринятые, а природная последовательность вещей прерывается, человек «забывает» свою историю, обновляется, преобража­ется во Христе и, наконец, «побеждается естества чин», – человек перестает быть таким, каким он был прежде. Пото­му-то мы и не сожалеем, что лишены детальных сведений о жизни святого, – и тех, что касаются его юности, и тех, в которых отражена последующая его жизнь, вплоть до старо­сти. Мы не считаем необходимым брать в расчет упомянутые факторы, акцентируя внимание на их влиянии на душу и дух религиозного человека. Потому что только мирским мудрецам и выдающимся деятелям всю их жизнь сопутствует то, что они восприняли с юности, а святые отвергли все, что не сочеталось с открывшейся им истиной, сформировав иной душевный склад, новый ум, ум Христов¹⁶, сердце чистое и святое, вознесшись над рабством бедным стихиям мира¹⁷ и дыша свободою чад Божиих¹⁸. Поэтому классический тип синаксарей если и говорит, то лишь весьма коротко о родителях и внешнем образовании святого. И это вовсе не потому, что внешнее образование необходимо для святости, но потому, что оно полезно в сочетании с нашей, религиозной и церковной, ученостью, по крайней мере, если мы говорим об учителях Церкви. Составители синаксарей сами были святыми...

Ничто не спасет человека – кроме подражания святым. Жизнь святых – это обретение мира духовной свободы, которая представляет собой победу человеческого духа над тлением плоти. Мир движется к искуплению с мучительной устремленностью, но находят его, однако, лишь немногие. Вся человеческая история – неизреченное воздыхание об искуплении. Но искупление возможно лишь в христианстве. Вне его, вне Церкви Христовой спасения нет. Ни углублен­ные занятия философией не могут дать разрешение пробле­мам человеческого сердца, ни какая бы то ни было обще­ственная система не в состоянии успокоить беспокойную и смятенную совесть мира.

Проблема человека – духовна, глубоко духовна. И ее нельзя разрешить, если человек не поднимется выше области материального. Это означает: не уничтожать материю, кото­рая неизбежно представляет собой важнейшую составляю­щую нашей жизни, но подчинять материю духу, худшее – лучшему. Хотя человек и пытается в мучительном борении тщетно избавиться от закона тления. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего (Рим.8:22–23).

Итак, жизнь святых – это верный путь спасения мира от его подлинной катастрофы. Сегодняшний мир пребывает в беспричинном волнении, в безотчетном чувстве предвкушая откровение неведомых и величественных горизонтов познания. Однако как же он заблуждается!

Было много попыток истолкования намерений Бога в отношении земли и цели мировой истории. Однако никто не обрел истины – за исключением Отцов. И это потому, что вхождение в мистический мрак божественных энергий есть дело божественного откровения и просвещения, а они совершаются лишь в чистых и святых душах. Вот почему никакая внешняя философия не в состоянии осознать тайну отношений Бога и человека и определить их свойства, образы и порядок. С тех пор, как человечество уверовало в свое понимание путей прогресса и спасения, оно пресекло свою связь с Богом и выхватило из Его рук нити творящей­ся по Его воле истории. Потому-то без Отцов Церкви мы не можем познать никакой истины. Тот философ, который изрек бы людям истину, был бы уже не философ, но святой Отец. Величие учения Святых заключается в том, что оно представляет собою выражение их внутреннего потрясения, беспредельной любви к Богу и человеку, чистое выражение наполненного святостью ощущения настоящей жизни и жизни невещественной. Философы не могут своими пустыми размышлениями исправить мир, но Святые, прежде исцелив души, затем созидают из них святой храм.

Отсутствие веры в философской мысли ведет ко лжи.

Чтобы мы смогли достичь Бога, Сам Бог должен выйти навстречу нам, то есть открыться. Первые страницы книги Бытия содержат важнейшую истину, ибо рассказывают, что Бог говорил с первыми людьми словно отец со своими чадами. Преступление предстает как трагическая катастрофа, постиг­шая жизнь всего человечества. Грех стал губительным для всего человеческого рода, поскольку человек своим преслуша­нием расторг свою сыновнюю связь с небесным Отцом – Богом. Христос – это единство Бога и человека, Неба и земли. Он есть абсолютное примирение. Вера наша – это не плод фантазии, но истина. Истина, которая находит оправда­ние и перед лицом Слова, и перед лицом совести, и перед лицом сердца. Нам надлежит возжелать очищения. Мы не можем понять Откровения Божия, если не предадимся ему. Открове­ние – это логичнейшая из всех вещей, это высочайший разум, это истина нашего разума. Вот почему философствующий разум не в состоянии постигнуть истину. Слово Божие и слово человеческое суть две совершенно различных реальности. Тот, кто полагает, будто посредством человеческого разума воз­можно измерить Божественное, невообразимо умаляет поня­тие о Боге. Ибо Бог выше пределов нашего естественного разума.

Поэтому, видя безнадежное стремление мира обрести мир, свет, избавление, мы, помимо иных образов святых Отцов, представляем православному миру святой образ преподобного Никодима Святогорца как пример христианской жизни в монашеской ее форме, как путь избавления, победы и святости. Мы попытаемся, в меру ничтожных наших сил, дать объяснение жизни и труду святого, хотя и не считаем, что нам удастся в полной мере выразить все то, что заключено в сверхчеловеческих масштабах его личности. Но там, где мы будем анализировать различные проявления его жизни и деятельности, станут явными и наши духовные ничтожность и нищета. По этой причине, равно как и для того, чтобы дивный образ святого вырисовался как можно ярче, мы часто даем возможность говорить ему самому с читателем напрямую, ибо его слово проникает глубоко в душу, просвещает ум, подает весть сердцу, – поскольку преподобный Никодим свят, просвещен и исполнен любви.

Преподобный Никодим принадлежит к лику Отцов Церкви. Он был одновременно писателем и аскетом. Чтобы постичь его труд, необходимо твердо усвоить, что православное богословие Восточной Церкви единообразно, не разделя­ется на разнородные элементы и не подвержено развитию. Феномен Западной Церкви, находившейся то под воздействием платоновских влияний, то аристотелевских и схоластических тенденций, которые оставляли следы в богословии, у нас неизвестен, несмотря на определенную склонность к Платону, проявившуюся в богословском брожении древней Церкви. Все Отцы, бывшие носителями богословского духа, не говорили ничего своего, ни по догматическим вопросам, ни по духовным. Исключение составляют те Отцы, что жили до эпохи Священных Соборов и не имели какого-либо предше­ствовавшего основания, на котором можно было бы созидать безопасно, хотя и многие из них, по вдохновению от Святого Духа, согласны друг с другом и в этих двух областях – богословской мысли и Откровения – составили первое незыблемое основание богословия.

Шествуя таким путем, наше богословие сложилось, с точки зрения догматики, в несгибаемый и неизменный канон, а с точки зрения духовности, приобрело особый характер, в котором выражен образ понимания святыми Отцами Восточной Церкви евангельской нравственности, которую они и переживали во всей ее полноте, ведущей к совершенству.

Всесвятой Дух в соработничестве с человеческой личнос­тью уже действовал в Церкви, однако неподготовленность многих народов и различные исторические обстоятельства не позволяли православной духовности открыться во всем ее величии. Отцы, жившие до 4 и 5 вв., обращались с проповедью по преимуществу к варварским и необразован­ным в христианском смысле народам, а богатейшая письмен­ность, повествующая о внутренней жизни, – это дело последующих столетий, хотя оно и основано на теориях прежних Отцов. Мы говорим о трезвенных и созерцатель­ных Отцах, чьи творения являются высочайшим и благород­нейшим выражением христианского учения с точки зрения созерцания и делания.

Сегодняшнему подвижнику достаточно усвоения безмер­ного «богословского богатства» и опыта жизни божествен­ных Отцов. Когда великий богослов собирает множество знаний из святоотеческих сокровищниц, а его святая жизнь соответствует жизни Святых Отцов, тогда и он получает наставления от Того же Духа, Которым были научены и они. Тогда знания эти становятся его собственными, а ум его не стремиться внести что-то новое, как по причине всеобъемлю­щей полноты, пребывающей во Святом Духе, святоотеческой мудрости, так и потому, что им движет облекающее его смирение, хотя он и сохраняет свою духовную свободу.

Богослов, желающий добавить что-то свое в сокровищницу святоотеческой духовности, обязательно впадет в гордыню. Тогда как святой человек, мудрствующий разумно и смиренно, будет постоянно прибегать к разуму Отцов, несмотря на свои собственные представления касающиеся духовной и нравственной жизни.

В таком состоянии пребывал и святой Никодим Святого­рец, неизменно ссылавшийся на Отцов, хотя и сам он всецело обретался вне мира и созерцал Бога. Мы думаем, что, как и остальные Отцы, он далеко не полностью раскрыл себя, по причине смирения. Ведь, создавая свои труды в мрачную эпоху рабства, он понимал, что неразумно делать всеобщим достоянием свое высокое богословие и божественный опыт, несмотря на то, что его стремление скрыть свои дарования осуществлялось далеко не вполне, ибо его любовь к братьям выдавала его, как некогда Исаака Сирина. По этой причине идеи нашего Святого не отличаются оригинальностью, но высвечивают чистейший источник его православной мысли, а также безмерную любовь к Богу и ближнему, переполняв­шую все его творения.

Святой Никодим, как убедится благочестивый читатель, был уникальным популяризатором православного богословия, во всех его областях и проявлениях, – аскетики, теории, мистики, литургики, этики, гимнологии, догматики, каноничес­кого права, покаянной дисциплины. И на примере преподоб­ного Никодима Святогорца, в лице которого представлены все области богословия нашей Православной Церкви легко убедиться, что православное богословие неразрывно связано со святостью