Марк Пустынник и его новооткрытое «Слово против несториан»

Ввиду того, что новооткрытое сочинение приписывается в кодексе св. Марку пустыннику, естественно, возникает вопрос: кто был этот Марк пустынник, когда он жил и какая пустыня была местом его подвижничества?

Так как исторические сведения, обыкновенно сообщаемые об авторе творений, известных с именем Марка Пустынника (Отшельника, Подвижника, Аскета, Постника и т. д.) в ученых трудах по патрологии и по церковной истории, отличаются необыкновенною спутанностью и сбивчивостью, как в отношении к хронологии, так и в отношении к месту жительства пр. Марка, то мы находим необходимым, для установления хронологии жизни и деятельности автора новооткрытого «Слова», обратиться к рассмотрению тех внутренних данных, который можно найти в самом тексте данного сочинения относительно времени его происхождения.

Решению вопроса относительно времени жизни Марка пустынника может помочь вопрос о том, против какой ереси восстал этот древний церковный писатель. Как показывает заглавие новооткрытого литературного памятника, он имеет своим предметом обличение ереси Hecтopия. Но ввиду того, что в самом тексте «Слова» нигде не встречается даже имени Нестория или несториан, определение той ереси, против которой боролся наш автор, возможно лишь в том случае, если мы изложим, на основании новооткрытого сочинения, учение противников Марка пустынника и покажем отношение этого учения к ереси Нестория.

Выступив на борьбу с еретическим учением, автор новооткрытого «Слова против несториан» заявил, между прочим, что для оказания действительной помощи каждому еретику «нужно расследовать не только все то, что те говорят ныне, но и все, что возможно также после них, разоблачить их зловредные мысли и разгласить их толкования» (VI гл.). Если бы этот прием опровержения не только уже высказанных еретиками положений, но даже и возможных лишь впоследствии, был, действительно, осуществлен нашим автором, то представить учение противников Марка в том самом виде, в каком оно существовало во дни этого писателя, было бы несколько затруднительно. К счастью, Марк оказался на самом деле далек от осуществления этого приема, предлагавшегося, как он говорит, людьми, «утвержденными в истине о Христе» (θαρροῦντες τῇ ἐν Χριστῷ ἀληθείᾳ). Опровергая лишь высказанные, действительные, а не воображаемые и возможные положения еретиков, Марк тем самым дает нам возможность восстановить подлинное учение обличаемых им еретиков.

Еретики эти, оспаривая у истинных христиан наименование православных (XI гл.), по словам Марка веруют, как и последние, в триединого Бога-Отца и Сына и Святого Духа (XXVIII гл.). Они признают и Христа (XVIII гл.). Разногласие их с православными касается лишь учения о лице Иисуса Христа. Приступая к опровержению еретического лжеучения, Марк пустынник сразу же заявляет, что его противники стыдятся исповедывать распятого и пренебрегшего позором Учителя Сыном Божиим (I гл.) и что распятый Христос, по их мудрствованию, есть «простой человек» (II гл.). Очевидно, что еретики, опровергаемые Марком, смотрели на распятие, как на страдание только человека. Признавая вместе с православными Христа единым (XVIII гл.), они в то же время допускали двойственность в Его личности, так что Марк пустынник находит возможным обличать еретиков в том, что они «делят надвое Господа славы» (II гл.). Противники Марка различали во Христе, с одной стороны, «простого человека» (ψιλὸς ἄνθρωπος), а с другой – «бесплотного Бога» или «бесплотное Слово» (γυμνὸς Θεὸς, λόγος). Впрочем, на прилагательное ψιλὸς нужно смотреть, конечно, как на добавку со стороны самого Марка, так как выражение ψιλὸς ἄνθρωπος со времени Павла Самосатского считалось неприличным и даже осужденным; поэтому, если бы противники Марка, действительно, стали называть Христа «простым» человеком, то они сразу же выставили бы себя в непривлекательном свете². Но, конечно, несомненно, что еретики различали во Христе «человека» и «Бога», признавали Христа «в отдельности Богом и человеком» – ἀνὰ μέρος Θεὸν ἢ ἄνθρωπον (X гл.). И это разделение во Христе «человека» от «Бога» они видят не только в распятии Христа, но и во всей вообще Его жизни, начиная с рождения (X гл.). Они строго различают «чудеса» Христа (θαύματα), или дела божественные (μεγαλεῖα) от дел и состояний обыкновенно-человеческих, или страданий Его (πάθη). И великие, божественные дела они приписывали Богу-Слову, дела же и состояния человеческие относили к «простому человеку». Поэтому Марк вполне справедливо обличает их в том, что «исповедавши при крещении в душе (своей) воплотившегося и вочеловечившегося Бога-Слова..., они отделяют теперь по очереди, то плоть от Слова, то Слово от плоти» (IX гл.). Это разделение Христа «надвое», по Марку, почти равносильно признанию двух Христов (III, XII, XVIII гл.); и если еретики еще не высказали этой мысли, продолжая все еще исповедовать Христа единым (XVIII гл.), то в мыслях своих (ἐπινοίαις) они, по всей вероятности, представляют двух Христов. Основанием к такому разделению Христа «надвое» для еретиков служит то соображение, что Бог не может быть распятым и умереть, не может Он алкать и утомляться (XV гл.). Из этого-то соображения еретики и выводят ту мысль, что страдал и переживал человеческие состояния только «простой человек»; и «вера в распятого, как в Сына Божия, – по их воззрению, – есть дело безумия» (XI гл.). Что касается выражения апостола: «распяли Господа Славы», то эти слова должны быть понимаемы, по мысли еретиков, в том смысле, что «распятый человек после воскресения удостоился славы» (VII гл.), и если апостолы повелевают веровать в распятого, то собственно «они говорят о вере не в распятого, а в Бога, обитавшего в нем» (XIV гл.). Выражение еретиков: «распятый человек после воскресения удостоился славы» показывает, что и воскресение из мертвых еретики относили к одному только «человеку»; и, действительно, по словам Марка, еретики учили, что «умерший и воскресший есть простой человек» (XIII гл.). Для обозначения этой первой, т. е. человеческой природы лица Иисуса Христа у еретиков нет строго определеннаго термина; для обозначения ее они безразлично употребляли несколько терминов. Наиболее употребителен в этом отношении термин ἄνθρωπος, затем σάρξ³ и σῶμα⁴.

Разделяя Христа «надвое», еретики смотрели на естество человеческое во Христе только как на жилище или одежду (ἱμάτιον) для Бога Слова (XIV, XVIII гл.). Ипостасное соединение двух естеств, о котором учили православные христиане, противники Марка отрицали. Это учение казалось им весьма несостоятельным, так как, признавая Бога Слова ипостасно соединившимся с плотью, православные должны были признавать якобы и участие Бога Слова в страданиях; тогда как на самом деле бесплотный и бесстрастный Бог страдать не может (XV гл.). Признавая только чисто внешние отношения между «человеком» и «Богом Словом» во Христе, еретики учили, что «Бог Слово» может разлучаться, покидать «человека», и снова вселяться и обитать в нем (XVIII, XXII гл.). Отрицая ипостасное соединение во Христе естеств, они отрицали и природную святость тела Христова и потому, исповедуя догмат Пресвятой Троицы, под Сыном Божиим разумели не вочеловечившееся, а совершенно бесплотное Слово (XXVIII гл.), основывая такое понимание догмата Троичности на изречении Свящ. Писания о рождении Сына Божия из чрева Отца еще прежде денницы (XXX гл.).

Таковы существенные черты учения о лице Иисуса Христа еретиков, обличаемых Марком пустынником. Но, рассматривая изложенное Марком учение еретиков, можно на первый раз подумать, что он имеет дело вовсе не с последователями и современниками Нестория, а с какими-то другими еретиками. Дело в том, что центральным пунктом ереси Нестория был вопрос о наименовании Девы Марии Богородицею. С этого вопроса собственно и началась несторианская ересь. Этот вопрос о имени Девы Марии в несторианских спорах был настолько существенным, что его касались и все, доселе известные, борцы православия против несториан. Между тем, в новооткрытом «Слове против несториан» нет даже намека на этот вопрос. Марк пустынник нигде не касается споров относительно имени Девы Марии; у него нет даже слов Θεοτόκος, ἀνθρωποτόκος, χριστοτόκος; даже глагол τίκτω он почти не употребляет (только один раз в ХVIII гл.), а везде заменяет его словом γεννάω; и самой личности Девы Марии Марк совсем не касается; лишь два раза он упоминает о ней и притом мимоходом, называя ее в одном случае «Святою Марией» (XXX гл.), а в другом – даже просто «Марией» (XXV).

Однако, на самом деле, сказать, что Марк в своем «Слове» полемизирует не с несторианами, а с иными еретиками, – никак нельзя. Доказательством того, что наш автор, действительно, борется против несториан, служит, прежде всего, самое заглавие новооткрытого «Слова». Приписывать составление этого заглавия кому-нибудь другому лицу нет серьезных оснований. Тот факт, что древние церковные и нецерковные писатели тщательно заботились о полной и точной формулировке заглавий для своих сочинений, может. достаточно убедить нас в том, что заглавие новооткрытого догматико-полемического труда – принадлежит самому автору его.

Затем, если мы отрешимся от вопроса о наименовании Девы Марии Богородицею, то увидим, что все опровергаемые Марком еретические мысли, есть мысли, действительно, самого Нестория и его сторонников. Так, по свидетельству известного западного борца против пелагиан и несториан, Mapия Меркатора († 460), Несторий, ссылаясь на слова Христа: раззорите храм сей, учил, что Бог Слово только вселился в «человека» и обитал в последнем, как в храме (templum)⁵. Очевидно, что противники Марка в этом пункте вполне сходны с Несторием. Известно также, что Несторий все деяния Христа разделял на две группы, одни из них («божественные») относя к Богу Слову, другие – к человеку. И это деление дел Христа, весьма заметно выступающее и в учении противников Марка, было, действительно, особенностью несторианской доктрины.

На основании этого тождества учения противников Марка пустынника с еретическими мыслями Нестория о лице Иисуса Христа, мы должны признать, что писатель «Слова против несториан» в своем полемическом сочинении имел дело действительно с ересью Нестория.

Итак, если новооткрытое «Слово» действительно имеет дело с несторианскими заблуждениями, то очевидно, что это сочинение Марка пустынника не могло появиться раньше того времени, как возникла самая ересь Нестория, т. е. раньше 428 г. Но так как ересь несторианская, обличаемая в исследуемом нами сочинении, существовала не в одном лишь 5 веке, но и после него, продолжая существовать даже и в наши дни, то точно определить время происхождения новооткрытого сочинения не особенно легко.

Обращаясь к тексту «Слова против несториан», нельзя не увидеть, что автор новооткрытого сочинения жил среди противников православной веры. В своем сочинении Марк пустынник имеет дело не столько с отвлеченной доктриной несториан, не столько с разбором ее оснований и тезисов, сколько с самими еретиками и с обличением их. Взору писателя несторианская ересь представляется не в абстрактных ее положениях, а в конкретных носителях и сторонниках ее. Он имеет дело не столько с ересью, сколько с самими еретиками. Почти в каждой главе сочинения Марка пустынника можно встретить обращения писателя к еретикам, как к его собеседникам и оппонентам: «скажи мне, еретик»... «если ты будешь говорить»... «если ты скажешь»… «если ты думаешь»... «Теперь я хочу спросить тебя, еретик, а ты, во имя любви к истине, ответь мне. Но чтобы ты в своей злобе коварно не запутал (этот вопрос), лучше (прямо), по своему убеждению, дай и ответ» (гл. X). «Теперь я (с своей стороны) спрошу тебя и ты ответь мне. Но не уклоняйся в своем пустословии туда и сюда, а скажи прямо»... (гл. XXI). Такие выражения, сплошь и рядом встречающиеся в сочинении Марка Пустынника, мог употреблять только тот писатель, который не по литературным произведениям был знаком с еретическим учением, но который сам непосредственно имел дело с еретиками.

Самая еретическая партия, как можно заключать из новооткрытого «Слова», в дни писателя была партиею новою, недавно лишь образовавшеюся. Современные писателю еретики не были потомками людей, прежде отступивших от учения православной веры, но родились от православных родителей. Автор новооткрытого труда неоднократно упоминает о том, что противники православной веры были крещены в православной церкви и исповедали при крещении тот же самый символ веры, какой исповедал и сам писатель. Так, в IX главе Марк Пустынник прямо говорит, что обличаемые им еретики, «как верующие, приняли печать, исповедавши Христа не простым человеком и не бесплотным Богом, но воплотившимся Словом». В следующей главе он, спрашивая еретиков о том, един ли Христос или два Христа? продолжает: «если ты скажешь мне, что Он един в двух (естествах), как исповедал ты и при святом крещении, то прекрасно скажешь». В главе XI Марк обличает еретиков, между прочим, следующими словами: «итак, принявши крещение и соделавшись новою тварью, не будь, нечестивец, новым Тертиллом, красноречиво говорящим против истины, и не воображай себя равным по мудрости Павлу». В 23 главе на слова еретиков: «не знаю, как веровать, да и что такое вера»? – Марк отвечает «вера есть то исповедание, которое дал ты при крещении, говоря: верую в Бога Отца Вседержителя» и т. д.– Все эти, сейчас приведенные, места из сочинения Марка с достаточною ясностью и убедительностью свидетельствуют, что современная нашему писателю еретическая партия состояла из лиц, лишь недавно отступивших от истинного учения о лице Иисуса Христа.

В своем «Слове» Марк пустынник противников своих три раза называет «еретиками» (гл. V, VI и X). Но ни в одном месте он не упоминает о том, чтобы эти еретики были формально осуждены церковью и отлучены ею от общения с православными. Напротив, он неоднократно упоминает о том, что еретики участвуют в таинстве причащения вместе с православными, и это дает ему основание предлагать еретикам вопросы вроде следующих: «зачем вкушаешь ты Его тело, если оно простое? зачем и кровь Его пьешь, если она простая»? (гл. XXIII). Слова, произносимые священниками при таинстве причащения: «святое тело Иисуса Христа в жизнь вечную», – служат для Марка одним из доказательств истинности православного учения об ипостасном соединении во Христе двух естеств (гл. XXIV). Из этих мест сочинения Марка пустынника можно вывести то заключение, что еретическая партия, во время написания пр. Марком своего сочинения, не была еще вполне организованным обществом, которое существовало бы вне православной церкви и имело бы свою собственную иерархию. Еретики, обличаемые Марком пустынником, были в то время лишь внутренними врагами церкви, возмущавшими ее благосостояние и оспаривавшими у последователей истинного учения право на наименование православными и истинными христианами. Между православными христианами и еретиками в то время шли только пререкания относительно того, какая сторона сохранила древнее учение и какая отступила от него. «Удивляюсь я, – говорит пр. Марк,– как не стыдятся они Божественного Писания, ясно говорящего о них, что от нас изыдоша, но не бьша от нас; аще бы от нас были, пребыли убо быша с нами (1Ин.2:19). Однако, (эти) терния (т. е. еретики), своими самыми острыми иглами касающиеся (нашего) сердца, беспощадно пронзают нас и говорят: «вы от нас вышли» (гл. XI). – Марк пустынник упоминает даже, что помимо еретиков и православных были в то время еще люди колеблющиеся, не знавшие, на чью сторону склониться. «Люди трудолюбивые, – говорит Марк, – Учителя, Владыку и Господа, распятого за нас и пренебрегшего позором, исповедуют, как Сына Божия, лица же преданные удовольствиям, или, лучше сказать, тщеславные, так исповедовать Его стыдятся. При такой борьбе этих двух сторон, некоторые колеблющиеся люди, видя высказываемое противоречие и не будучи в состоянии различить лучшего от худшего, думают, что истинная вера не ясна» (гл. I–II). Эти слова Марка пустынника, как нельзя лучше подтверждают то предположение, что новооткрытое сочинение написано еще до вселенского собора, положившего конец сомнениям и отделившего еретиков от православных. А если так, то, значит, данное «Слово против несториан» могло явиться только до июня месяца 431 года, когда был созван третий вселенский собор.

Таким образом, на основании новооткрытого сочинения, можно с полною уверенностью утверждать, что писатель «Слова против несториан», называемый в савваитском кодексе Марком пустынником, был современником Кирилла Александрийского, Феодорита Киррского и eресиарха Нестория.

* * *

Пришедши, на основании внутренних данных новооткрытого сочинения, к тому выводу, что Марк пустынник был писателем первой половины V века, мы находим нужным коснуться вопроса и о его местожительстве и вместе с тем предложить некоторые соображения относительно его жизни и деятельности.

Русская литература о Марке пустыннике не очень обширна. Специальных наследований об этом церковном писателе нет. О нем есть лишь более или менее значительные параграфы и главы в общих системах по той или иной богословской науке. Всего более биографических сведений о Марке аскете сообщается у Филарета, архиепископа Черниговского в его «Историческом учении об отцах церкви». Время жизни и деятельности Марка в этом труде не определяется, а местом жительства его считается Нитрийская пустыня в Египте, куда он удалился еще в молодых годах. По описанию преосв. Филарета подвижник Марк отличался особенною кротостью и воздержанием, за что и был удостоен свыше дара чудотворений, так что и св. тайны принимал не от пресвитера, но от ангела. Вместе с тем преп. Марк был человек богато одаренный способностями, в особенности же обширною памятью, благодаря которой он знал все свящ. Писание наизусть. Между прочим, преосвящ. Филарет сообщает о преп. Марке и то, что последний был учеником и слушателем св. Иоанна Златоустого. Скончался Марк столетним старцем. Все эти сведения преосвящ. Филарет почерпнул из Палладиева Лавзаика, церковной истории Созомена, синаксаря в греческой минее и из церковной истории Никифора Каллиста. Ввиду того, что Галландий (Gallandius) – один из издателей творений, надписываемых именем Марка отшельника, – на основании упоминания Марком в послании к монаху Николаю о «благочестивейшем сыне Епифании», пришел к тому выводу, что Марк нитрийский не одно лицо с Марком – церковным писателем, – преосвящ. Филарет в подстрочном примечании к параграфу о Марке аскете, на основании того же упоминания о Епифании, старается доказать тожество Марка нитрийского с Марком-писателем.

Почти те же самые сведения сообщаются о Марке и в «Кратком сказании о преподобном отце нашем Марке подвижнике», – сказании, служащем как бы предисловием к изданному в 1858 г. русскому переводу нравственно-подвижнических слов Марка подвижника. Здесь также говорится о великой святости Марка и чудесном причащении его из рук ангела; также сообщается и о том, что жизнь этого подвижника продолжалась более ста лет. Вновь добавляется здесь лишь то соображение, что «некоторая разность в сказаниях о времени его жизни», по всей вероятности, произошла от того, что Марк подвижник «был современником и тех из святых отцов, которые жили в конце IV столетия, и тех, которые были в начале V века».

Несколько строк уделяется Марку Подвижнику и в сочинении проф. П. Казанского: «Об источниках для истории монашества египетского в IV и V веках», причем автор высказывает смелую догадку, что Марк подвижник, может быть, одно лицо с Макарием Александрийским⁶.

По словам преосвящ. Сергия («Полный месяцеслов Востока т. II»), Марк, будучи 40 лет, сделался монахом и 60 лет подвизался в нитрийской пустыне. Время преп. Марка преосв. Сергий определяет таким образом: «так как Марк постник был слушатель Златоустого, прожил 100 лет и 60 из них провел, по разлучении с Златоустом, в нитрийской пустыне, то кончину его следует полагать около половины V века». К этому преосв. Сергий добавляет, что «был и другой Марк, также писатель, ученик Сильвана», (т. II, заметки стр. 71). Остальные сведения о Марке пустыннике, сообщаемые преосвящ. Сергием, те же самые, что и у Филарета Черниговского.

Наконец, самым последним по времени литературным трудом, коснувшимся Марка пустынника, был труд профессора Н. Барсова, под заглавием: «Очерки из истории христианской проповеди». Барсов не дает биографических сведений о Марке аскете. Признавая Марка, согласно сказанию Палладия, за египетского отшельника, проф. Барсов относит жизнь Марка к IV веку. Но, сопоставляя сказания Палладия с историческими заметками Созомена и Никифора, Барсов не решается сказать что-либо определенное относительно того, был ли Марк Палладиев одно лицо с Марком, упоминаемым у Созомена и Никифора Каллиста, или же это были два совершенно различные лица⁷.

Вот и все, что можно найти в русской литературе о Марке пустыннике.

Сведения, который сообщаются о Марке в указанных сочинениях, поражают своим разноречием, спутанностью и нерешительностью. Тогда как Казанский, по-видимому, сомневается в самом существовании Марка, – преосвящ. Сергий утверждает, что было даже два Марка и оба писатели; тогда как Барсов колеблется признать Марка Палладиева за одно лицо с Марком, упоминаемым у Созомена и Никифора, – преосв. Филарет не только относит сказания о Марке аскете, приводимые у поименованных греческих писателей, к одному лицу, но даже категорически заявляет, что среди древних церковных писателей имя Марка носил только один Марк нитрийский. Ввиду такого неопределенного, еще не установившегося воззрения русских духовных писателей на личность Марка пустынника, мы находим необходимым решить следующие вопросы: 1) был ли, действительно, церковный писатель с именем Марка, и есть ли у более или менее древних писателей упоминания о писателе с именем Марка? 2) Был ли писателем Марк, упоминаемый у Палладия, и в частности мог ли он быть автором «Слова против несториан»? 3) Был ли, на самом деле, писателем Марк, ученик Сильвана? и, наконец 4) Кто был истинным писателем «Слова против несториан»?

Относительно того, был ли среди древних христианских подвижников монах с именем Марка, сомневаться нельзя. Древние церковно-исторические сочинения свидетельствуют, что монахов с именем Марка в III–V веках было даже несколько. Так, Палладий, в своем «Лавзаике»⁸, и Созомен в своей «Церковной истории»⁹ упоминают о Марке, подвижнике скитском, современнике Макария Александрийского. У Иоанна Мосха в «Луге духовном»¹⁰ говорится, между прочим, об авве Марке отшельнике, проводившем жизнь близ палестинского монастыря Пентуклы. Руфин¹¹ и Пелагий¹² говорят о Марке, жившем в скитской пустыне, ученике аввы Сильвана. Но был ли среди древних монахов-подвижников писатель с именем Марка, это другой вопрос. Ни Палладий, ни Созомен, ни Иоанн Мосх, ни Руфин, ни Пелагий об упоминаемых ими Марках не говорят, чтобы эти монахи были писателями. Вот это-то молчание древних историков о Марке монахе, как писателе. и послужило для некоторых позднейших ученых основанием к тому положению, что церковного писателя с именем Марка в древней Церкви совсем не было, а те сочинения, которые приписываются Марку пустыннику или подвижнику, принадлежат на самом деле какому-нибудь другому писателю, хотя бы, например, Макарию Александрийскому.

Но такой вывод страдает, однако, непростительною поспешностью. Не нужно забывать, что такие историки, как Созомен и Руфин, писали историю Церкви, а не историю церковной литературы. Внимание их преимущественно сосредоточивается на истории отношений светской власти к духовной, т. е. императоров к епископам, и на истории отношений православных к еретикам. Поэтому нет ничего удивительного, если Созомен и Руфин, вовсе не задававшиеся целью представить систему патролопии или историю церковной литературы, умалчивают о литературной деятельности монахов, живших вдали от шумной жизни многолюдных городов. Что касается Палладия и Иоанна Мосха, то эти писатели имели в виду представить пред взором своих читателей нравственное превосходство жизни монашеской пред жизнью мирян; поэтому-то, как у Палладия, так и у Иоанна Мосха, передаются лишь подвиги и чудеса монахов, да еще те из их изречений, которые свидетельствуют об отрешенности мысли и ума подвижников от земных интересов. Таким образом, молчание указанных древних историков и писателей о Марке-писателе еще не может само по себе служить основанием к отрицанию Марка-писателя, как исторической личности.

Указания на Марка писателя, как на историческую личность, можно найти у святых отцов и в некоторых древних рукописях, дошедших до нашего времени. Имя Марка пустынника, как писателя, было известно еще в 1-й половине VI века. В библиотеке Британского музея, по каталогу Райта¹³, находится в настоящее время сирийская рукопись, принадлежащая, по всем данным, к 534 году. В этой рукописи помещены, в переводе с греческого на сирийский язык, два сочинения, надписанные именем Марка отшельника. Правда, многие ученые, например Кунц¹⁴, сомневаются в принадлежности этих сочинений Марку; но если даже таковое сомнение этих ученых окажется, действительно, вполне справедливым, то свидетельство этой древней рукописи, несомненно принадлежащей к 1-й половине VI века, все-таки нисколько не потеряет своего значения. Эта рукопись всегда будете свидетельствовать о том, что в христианском образованном обществе VI века имя Марка, как писателя, было уже не только известно, но даже очень популярно, так что именем этого писателя надписывали такие сочинения, которые, может быть, и в самом деле не принадлежали ему.

Обратимся теперь к свидетельству отцов церкви, которые, приводя в своих творениях отрывки из писаний преп. Марка, упоминают и самое имя цитируемого ими автора¹⁵. На первом месте в ряду таковых отцов и церковных писателей следует поставить авву Дорофея, игумена одного из палестинских монастырей¹⁶. Время жизни этого писателя относится ко второй половине VI столетия и к первой четверти VII века; кончина его полагается обыкновенно в 620 году. В «Наставлениях» (Διδασκαλίαι – doctrinae) этого отца есть две цитаты, почти буквально приводимые из сочинений, приписываемых Марку подвижнику. Приводя слова этого церковного писателя, авва Дорофей предварительно замечает, что слова эти принадлежат «авве блаженному Марку». Вот эти цитаты:

Приведенные цитаты аввы Дорофея из сочинений Марка, ясно свидетельствуют, что авва Марк в конце VI и начале VII века был уже известен, как такой писатель, литературная деятельность которого давно завершилась и со времени кончины которого прошло уже много лет.

Вторым по древности писателем, упоминающим имя Марка монаха, как известного писателя, был Анастасий Синаит, пресвитер и игумен Синайской горы²¹. В своем сочинении: «Вопросы и ответы», Анастасий Синаит, давая ответ на вопрос 1-й (Какие признаки истинного христианства?), приводит изречения различных писателей, в том числе и «Марка монаха». Правда, в некоторых рукописях вместо «Μάρκου μοναχοῦ» читается «Μακαρίου μοναχοῦ»²². Но этому разночтению нельзя придавать большого значения, так как в большинства рукописей читается имя Марка монаха. Поэтому-то и издатели творений Анастасия Синаита, перечисляя тех святых отцов, свидетельствами и изречениями которых этот писатель пользуется, ставят в списке этих отцов, из которых Анастасий Синаит приводит буквальную выписку (Catalogus scriptorum) имя не Макария, а Марка²³. К тому же самое сочинение Марка, из которого Анастасий Синаит приводит буквальную выписку («О тех, которые думают оправдаться делами»)²⁴, принадлежит, по более древнему свидетельству аввы Дорофея, – как мы видели, – преп. Марку.

Иоанн Дамаскин, время жизни которого относится к VIII веку, в одном из своих творений приводит цитату из послания Марка подвижника к монаху Николаю, называя автора послания «мудрейшим среди подвижников» (ὁ ἐν ἀσκηταῖς σοφώτατος)²⁵.

Итак несомненно, что среди древних подвижников был известен писатель с именем Марка пустынника, или аскета. Но кто же был этот Марк? Не был ли этим писателем тот Марк, о котором говорит Палладий в своем Лавзаике? Не этому ли Марку принадлежит и «Слово против несториан»?

Чтобы дать ответа на этот вопрос, нужно прежде всего установить хронологию жизни Марка, упоминаемого у Палладия. Речь о Марке у Палладия ведется в XIX и XX главах Лавзаика, по современному делению. В конце XIX главы Палладий, со слов Макария Александрийского, рассказывает о чудесном причащении Марка ангелом, а в XX передает беседу 100-летнего Марка с самим собою. Эта последняя глава (XX) и должна бы служить главным основанием для определения времени жизни преп. Марка. Вот начало этой главы: «Марк сей еще в юности знал наизусть Писание Ветхого и Нового Завета; он был чрезвычайно кроток и скромен, как едва ли кто другой. В один день на досуге пошел я к нему (он был уже в глубокой старости) и севши у дверей его кельи, (как новоначальный, я считал его выше человека, и он действительно был таков), стал прислушиваться – что′ он говорит или что′ делает. Совершенно один внутри кельи, почти столетний старец, у которого уже и зубов не было, – он все еще боролся с самим собою и с диаволом»²⁶. Но ставят вопрос: о самом ли себе говорит Палладий, замечая: «в один день на досуге пошел я к нему»? или же вся XX глава, подобно предыдущей, повествуется со слов преп. Макария Александрийского? В понимании приведенных слов Лавзаика исследователи расходятся между собой. Так, по мысли Вагенманна, Палладий сам видел Марка²⁷; Тильмон же не решается сказать что-либо определенное по этому поводу (может быть, Палладий видел Марка, а, может быть, только слышал о нем)²⁸. На наш взгляд, вернее всего понимать XX главу Лавзаика в том смысла, что весь рассказ ее ведется Палладием со слов Макария Александрийского и что именно этот последний, а не сам Палладий, подслушивал беседу 100-летнего Марка с самим собою. Основанием к такому пониманию XX гл. Лавзаика для нас служит, во-первых, то обстоятельство, что деление Лавзаика на главы, принятое в настоящее время, принадлежит не самому Палладию, а позднейшим переписчикам и издателям этого сочинения. И XX глава может быть некогда была соединена в одну главу с концом XIX главы, со слов: «Дивный муж сей (т. е Макарий Александрийский) рассказывал нам» и т. д.. Во-вторых, так понимали рассказ Палладия все средневековые и новейшие составители Четьи-Миней и Житий Святых, в том числе и св. Димитрий Ростовский. Излагая житие преп. Макария Александрийского, св. Димитрий Ростовский говорит, между прочим: «тому Палладию (автору Лавзаика) преподобный Макарий на пользу поведа о преподобном Марке, яко от рук ангельских причащение Божественных таин приемляше». Потом, рассказав об этом чуде, св. Димитрий продолжает: «Во един же от дней празден сый в келлии моей, глаголет Макарий святый, идох к нему состаревшуся уже и седох при дверех келлии его». И передав почти буквально словами Лавзаика беседу Марка с самим собою, Димитрий добавляет: «то святый Макарий поведа Палладию, иже и написа сия»²⁹. Да и в самом деле, не предубежденный читатель, обладающий здравым смыслом, прочитав конец XIX-й и XX главу Лавзаика, без сомнения, скажет, что XX глава есть продолжение предыдущей и что весь рассказ ее, действительно, ведется от лица Макария Александрийского. А если так, то Марк подвижник нитрийский был столетним старцем еще в первые годы жизни Макария Александрийского среди египетских монахов. Макарий же Александрийский, по словам Палладия, удалившись от мира на сороковом году своей жизни, 60 лет провел в пустыне нитрийской³⁰ и скончался чрез три года после того, как Палладий пришел к нему в пустыню, т. е. около 395–396 года (388 + 3 + 1 +3 = 395). Начало монашеской жизни Макария относится, поэтому, к 335–336 г. по Р. Хр. (395 – 60 = 335). Марку же аскету в это время, по словам Лавзаика, было уже около 100 лет; следовательно, преп. Марк нитрийский родился около 235 года, скончался же приблизительно в 336 году. Очевидно, что этот Марк никоим образом не мог быть автором новооткрытого «Слова против несториан», которое не могло появиться ранее 428 года. Не мог он быть также слушателем и учеником св. Иоанна Златоустого, проповедническая деятельность которого началась только в 386 году³¹.

Но если Марк нитрийский, упоминаемый у Палладия, не мог был составителем «Слова против несториан», то не был ли он писателем вообще; не оставил ли он после себя каких-либо других литературных трудов? Его называют писателем – Месяцеслов императора Василия Порфирородного и Синаксарь в греческих минеях на 5-й день марта месяца. Здесь прямо говорится, что «сей (т. е. Марк Палладиев), будучи трудолюбивым во всех отношениях, предался вместе с тем и упражнениям в Божественном Писании и достиг высоты подвига и добродетели,– доказательством того и другого служат написанные им слова, полные всякого назидания и пользы»³².

Ввиду этого мы предполагаем, что все те творения, которые в наше время известны с именем Марка Пустынника, или Подвижника, вышли из-под пера не одного, а двух церковных писателей.

* * *

Всех творений, известных в настоящее время с именем Марка, насчитывается двенадцать: – 1) О законе духовном – 2) О тех, которые думают оправдаться делами. – 3) О покаянии, всегда и всем необходимом, при той силе действия, которую верные и прежде делания получили чрез благодать крещения. – 4) Ответ недоумевающим о святом крещении. – 5) Советы ума своей душе. – 6) Прение схоластика с аввою Марком. – 7) О духовном рае и законе. – 8) О посте и смирении. – 9) Послание к монаху Николаю. – 10) Главы о трезвении. – 11) Против мелхиседекиан и – 12) Против несториан.

Из этого перечня приписываемых Марку подвижнику сочинений видно, что все они делятся на две, совершенно не равные, группы. К первой группе относятся первые десять творений нравственно-аскетического содержания, вторая группа состоит только из двух сочинений догматико-полемического характера, причем, если мы обратимся к более тщательному рассмотрению всех этих сочинений, то неизбежно придем к тому заключению, что слова догматико-полемические написаны, очевидно, не тем автором, которому принадлежат слова нравственно-подвижнические.

В происхождении двух догматико-полемических сочинений («Против мелхиседекиан» и «Против несториан») от одного автора не может быть сомнения. Единство их писателя доказывается сходством литературных и полемических приемов, сходством слога и тожеством самых мыслей, которые нередко высказываются в том и другом сочинении почти в одних и тех же выражениях и словах³³.

Итак, несомненно, что новооткрытое «Слово против несториан» и другое слово «против мелхиседекиан» принадлежат одному и тому же автору. Между тем доказать принадлежность остальных десяти сочинений тому же самому писателю, который составил и догматико-полемические слова, – едва ли возможно, не прибегая к крайним натяжкам.

Прежде всего, в сочинениях указанных групп обращает на себя внимание различие в литературных приемах. В сочинениях нравственно-аскетических автор раскрывает преимущественно свое положительное учение о том или ином предмете и лишь изредка касается учения противников, хотя некоторые из этих сочинений, судя по их заглавиям, направлены прямо против людей, не разделяющих воззрений самого автора; таковы, например, сочинения: «О тех, которые думают оправдаться делами» и «Ответ недоумевающим о святом крещении». Между тем, в сочинениях догматико-полемических писатель главным образом сосредоточивается на опровержении положений еретиков. – Во-вторых, в сочинениях первой группы церковный писатель все свои положения раскрывает, если не исключительно, то преимущественно, на основании своего внутреннего опыта, на основании психологического анализа; даже о таких предметах, которые, по-видимому, всего менее могут иметь соприкосновения с психологией (как, например, вопрос «о крещении»), автор говорит не иначе, как с психологической точки зрения. Между тем, в словах догматико-полемических писатель все сводит к голым логическим формулам; в основу этих сочинений полагает не психологический анализ, а логические законы мышления. Автор берет известный текст Свящ. Писания, указывает противоречия еретиков данному тексту и устанавливает правильное воззрение на обсуждаемый предмет. – В-третьих, сочинения первой группы отличаются объективным изложением учения о том или ином предмете. Тон этих сочинений спокойный, ровный. Это спокойствие автора не нарушается даже в тех сочинениях, где он не только имеет дело с учением противником, но оказывается даже поставленным лицом к лицу с последними, как, например, в сочинении: «Прение с схоластиком». В этом сочинении авва Марк дает обстоятельные, спокойные ответы на все вопросы схоластика; даже при укоризнах и негодованиях со стороны последнего, авва не теряет своего спокойствия, но, продолжая свою кроткую, мирную речь, он лишь изредка сопровождает ее глубокими вздохами. Так и слышится в этом «Прении» голос того старца, о котором сказал Палладий: «он был чрезвычайно кроток и скромен, как едва ли кто другой». Да и вообще, упоминая о тех или других еретиках, например, о новацианах, в «Слове о покаянии», автор аскетических сочинений нигде к названию еретиков не прибавляет никакого унизительного и оскорбительного для них эпитета. Между тем, тон сочинений догматических резкий, возбужденный, горячий. Автор не столько занят раскрытием своего положительного учения, сколько обличением еретиков. Его новооткрытое «Слово против несториан» представляет из себя полнейший контраст сочинениям нравственно-подвижническим. Это «Слово» почти все состоит из вопросов и восклицаний. Мало того; автор далеко не спокойно относится к своим противникам; говоря о них или обращаясь к ним, он называет их не иначе, как «еретиками» (αἱρετικοί), «зловерными» (κακόπιστοι), «нечестивцами» (βέβηλοι), «отступниками» (ἀποστάται), «обманщиками» (λογοκλέπται), «терниями» (τρίβολοι) и т.д. Их учение он называет «зловерием» (κακοπιστία), «зломыслием» (κακονοία), «зломудрием» (κακοφροσύνη) и т. д. – В-четвёртых, означенные группы сочинений отличаются друг от друга и по слогу. Слог сочинений нравственно-аскетических отличается округленностью и даже тяжеловатостью; относительно же слога сочинений догматических этого сказать нельзя. – В-пятых, та и другая группа отличаются одна от другой и по способу изложения мыслей; и эго различие довольно резкое. В словах нравственно-аскетических сочинений мысли излагаются плавно, без всяких повторений и отступлений от главной идеи; так что, несмотря на тяжеловатость слога и даже на темноту и глубину мыслей, эти сочинения читаются с не меньшею легкостью, чем слова догматические. Изложение мыслей в последних поражает читателя многочисленными повторениями. Почти в каждой главе, на каждой странице автор повторяет одни и те же слова и выражения и притом в одной и той же последовательности. Опровергая учение еретиков, он употребляет везде и всюду один и тот же, как бы заученный прием. – Но наиболее существенное различие между сочинениями аскетическими и догматическими состоит в различии самых воззрений на природу человека и на источник греха; а это различие может быть объяснено единственно только тем, что сочинения эти принадлежат разным авторам, имевшим различное мировоззрение. Правда, автор догматических сочинений слишком мало излагает свои воззрения на внутреннюю жизнь человека, однако данные для определения характера этих воззрений можно найти в 29 главе. Чтобы показать действительное различие в аскетических воззрениях, проводимых в нравственно-подвижнических и догматических сочинениях, мы приведем два отрывка: один из сочинения «О думающих оправдаться делами», другой из новооткрытого «Слова против несториан». Вот что, между прочим, говорится в первом из этих сочинений: «Без сокрушения сердца невозможно совершенно избавиться от зла; а сердце сокрушается от тройственного воздержания: от сна, говорю, пищи и телесного покоя»³⁴. Как можно видеть из этого текста, автор цитируемого сочинения видит источник нравственного зла во плоти, порождающей сладострастие, которое «принимает злые помыслы и противится молитве и приличному служению». Эта же самая мысль в «Прении с схоластиком» излагается следующим образом: «воля плоти есть укрепляемые сном и покоем тела естественное движение тела и последующее за ним разжжение без помыслов»³⁵. Но совершенно иные мысли высказываются в «Слове против несториан». Автор этого «Слова», перечислив в XXIX главе дела Христа по плоти, делает такое заключение, которое прямо отрицает мысли, высказанные в предшествующих сочинениях. «Он, – говорит автор о Христе, – воспринял не одну только плоть нашу, но и (свойственные ей) по ее природе дела, кроме греха, чтобы мы познали, что ни одна из естественных (потребностей) не понуждает (нас) ко греху». Очевидно, что для писателя «Слова против несториан» источник греха представляется совсем не в «воле плоти» и не в движениях последней.

Указанные отличия в сочинениях подвижнических и догматических приводят к убеждению, что эти две группы слов принадлежат совершенно различным авторам.

И мы склоняемся к тому мнению, что слова нравственно-подвижнические принадлежат тому именно Марку, о котором говорит Палладий в XIX и XX главах своего Лавзаика.

Как на доказательство принадлежности аскетических слов Марку Палладиеву укажем прежде всего на самый тон этих сочинений, – тон, как нельзя более, соответствующий свидетельству Палладия о Марке, как о человеке весьма кротком и скромном. Во-вторых, доказательством нашего мнения служит то обстоятельство, что записанная у Палладия в Лавзаике беседа Марка с самим собой, есть не иное что, как обобщение и практический результат тех нравственных положений, которые раскрываются в аскетических словах. В-третьих, о принадлежности нравственно-подвижнических сочинений Марку Палладиеву свидетельствует знакомство церковных писателей конца IV и начала V века с некоторыми из этих сочинений. Так, с сочинениями «О законе духовном» и «О тех, которые думают оправдаться делами» был знаком еще преп. Исихий Иерусалимский, кончина которого относится к 432 году. Этот церковный писатель в своем «Слове к Феодулу о трезвении и добродетели», разделенном на две «сотницы» (centuriae), приводит слово в слово отрывки из аскетических сочинений Марка подвижника, не упоминая, впрочем, имени цитируемого автора³⁶.

Это знакомство преп. Исихия, писателя начала V века³⁷ с творениями аввы Марка прямо свидетельствует о происхождении нравственно-аскетических слов Марка до V века. Для того, чтобы сочинения монаха, жившего вдали от центров цивилизации и крупных городов, получили значительное распространение, нужно было очень много времени. Быстро распространяться в те времена могли только слова и творения знаменитых и. выдающихся архипастырей больших городов. Поэтому, если в начале V века сочинения с именем Марка представляются уже значительно распространенными, то, значит, происхождение их относится к гораздо раньшему времени, именно к IV веку, даже к началу этого века, т. е. к тому самому времени, когда жил Марк келлийский, упоминаемый у Палладия³⁸.

Подтверждением высказываемого нами мнения о принадлежности нравственно-аскетических сочинений Марку Палладиеву служит и то обстоятельство, что в словах этих, особенно же в «Прении с схоластиком», автор этих слов довольно часто называется тем самым именем, какое усвоено Марку нитрийскому в Лавзаике. В XIX главе этой книги Палладий передает следующие слова Макария Александрийского: «я никогда сам не подавал приношения Марку подвижнику (Μάρκῳ ἀσκητῇ). Это название аскета или подвижника (ἀσκητής) многократно усвоивается и писателю нравственно-подвижнических слов в «Прении с схоластиком» (гл. I, IV, VII, IX–XV, XXI).

Наконец, в нравственно-аскетических словах Марка подвижника можно находить указания, хотя, впрочем, не прямые и не вполне ясные, на египетское происхождение этих слов. Так, в «Послании к Николаю» Марк, между прочим, говорит о себе: «Мы на время удалены от тебя лицем, а не сердцем, ушедши в пустыню к истинным делателям и подвижникам Христовым, чтобы и нам, хотя мало несколько подвизаясь и сподвизаясь с братиею, подвизающеюся против сопротивных действий и доблестно сопротивляющеюся страстям, отложить леность, отрясти уныние, отвергнуть нерадение и воспринять всякое старание и прилежание в угождении Богу»³⁹. Конечно в этих словах можно видеть и удаление писателя из городского монастыря в пустыню, но можно видеть в этом удалении на время также и обычай, господствовавший исключительно среди подвижников египетских. Дело в том, что нитрийская пустыня в Египте была весьма обширная и делилась в то время на три части. Западная часть ее, лежавшая на юг от озера Мареонитского, носила название «нитрийской горы». В этой горе во время Палладия жило до 5000 мужей⁴⁰. К юго-востоку от этой горы, на расстоянии от последней в 70-ти стадиях⁴¹, т. е. приблизительно в 12-ти верстах, начиналась другая обширная часть нитрийской пустыни, носившая название пустыни келлий. В этой пустыни при Палладии подвизалось до 600 монахов. Сюда обыкновенно удалялись любители уединения из горы нитрийской после того, как они утвердятся в иноческом житии. Наконец, еще восточнее, в расстоянии целых суток пути от пустыни келлийской, лежала пустыня скитская. Это была совершенно дикая, песчаная пустыня. Сюда не было даже проложенной дороги; тем не менее и здесь было немало подвижников. Все эти три пустыни, т. е. нитрийская гора, пустыня келлий и скитская, составляли собственно три части одной обширной нитрийской пустыни и были объединены между собой тем, что имели общих пресвитеров. Между старцами этой обширной нитрийской пустыни существовал обычай переходить из одной ее части в другую; побуждением к этому перехождению служило желание пустынников с большею энергией служить Вогу, при перемене условий своего быта. Поэтому многие подвижники имели свои кельи в разных частях пустыни. Так, например, о Макарии Александрийском Палладий говорит, что «сей святый имел разные кельи в пустыне, в которых совершал подвиги добродетели: одну в Ските, в самой глубокой пустыне; одну в Ливии, в так называемых Келлиях, и одну в горе нитрийской. Некоторые из них были без окон, – в них, говорят, Макарий проводил четыредесятницу в темноте; одна келья была так тесна, что в ней нельзя было и ног протянуть; и еще келья была просторнее других, – в ней он принимал посетителей»⁴². Весьма возможно, что и Марк подвижник, сначала проводивший жизнь в нитрийской горе, где имел многих учеников, в том числе и Николая, – в одно время удалился в глубь пустыни – в Келлии, а, может быть, даже и в Скит, надеясь со временем снова возвратиться к своим ученикам. Вот отсюда-то он и мог послать любимому ученику своему Николаю послание для его назидания.

Итак, мы всецело склоняемся к той мысли, что нравственно-подвижнические слова, известные с именем Марка подвижника, или пустынника, принадлежат перу нитрийского подвижника Марка, краткие сведения о котором даны епископом Палладием в его Лавзаике. Что же касается двух догматико-полемических сочинений – «против несториан» и «против мелхиседекиан», то эти сочинения, по нашему мнению, обязаны своим происхождением сравнительно более позднему времени и вышли из-под пера иного, более позднего, церковного писателя.

Преосвященный Сергий в месяцеслове Востока признает, что было два церковных писателя с именем Марка – именно Марк Пaллaдиeв и Марк, ученик Сильвана.

Сведения о Марке, ученике Сильвана, – у Руфина и Пелагия. На основании их Тильмон составил довольно обстоятельное его жизнеописание⁴³. Пользуясь этим сочинением Тильмона, передадим в кратком виде все те биографические сведения о Марке, ученике Сильвана, какие сохранила нам древность.

В половине IV века в Скитской египетской пустыни подвизался преподобный авва Сильван, о котором православная церковь воспоминает в сырную субботу. В числе 12 учеников этого аввы наиболее любимым со стороны последнего был кроткий, послушливый и трудолюбивый монах Марк. Живя в уединенной кельи, этот Марк всегда имел при себе книги; так что авва Сильван, входя к нему в келью, почти всегда заставал его за книгами, которые тот писал. – В одно время мать Марка, женщина богатая, захотела повидаться с ним и с этой целью прибыла с значительной свитой в скитскую пустыню, где испросила у аввы Сильвана разрешение на свидание с своим сыном. Но когда Марк вышел к ней, то ни она, ни ее спутники не узнали его, хотя он сказал им обычное в то время приветствие. Не узнавши своего сына, мать Марка обратилась вторично к Сильвану с просьбой о том, чтобы тот послал к ней ее сына. Авва, явившись к Марку, спросил последнего, почему тот не исполнил его повеления. Марк ответил: «я был там, авва, как ты повелел мне; но прошу тебя – не заставляй меня идти вторично туда, так как я не хочу не повиноваться тебе». Выйдя от Марка, авва, уверивши его мать в том, что сын ее уже выходил к ней, просил ее более не повторять своей просьбы. – В год смерти Юлиана отступника, авва Сильван решил покинуть скитскую пустынь и удалиться на Синай. Марк, увидя своего учителя и руководителя отправляющимся в Синай, сказал ему: «отец мой, я не желал бы покидать этого места, но в то же время я не могу и оставаться без тебя; поэтому я прошу тебя остаться здесь еще на три дня». Сильван уступил просьбе Марка, а последний на третий день скончался.

Из этих кратких биографических сведений о Марке, ученике Сильвана, явствует, что он не мог быть писателем нравственно-аскетических творений, известных с именем Марка отшельника и приписываемых нами Марку Палладиеву. Марк Сильванов не был аввой и игуменом, он был только ученик и послушник; между тем, в нравственно-подвижнических словах, – напр. в «Прении с схоластиком», – Марк писатель прямо называется игуменом и старцем. Не мог этот, т. е. Сильванов, Марк быть автором и «Слова против несториан», так как данное слово явилось в свет не ранее 428 года; между тем, Марк, ученик Сильвана, скончался в год смерти Юлиана отступника, т. е. в 363 году по Р. X., за 65 лет до возникновения ереси Нестория.

Что касается упоминания биографов этого Марка о писании им книг, то таковые замечания его жизнеописателей лучше всего понимать в том смысле, что Марк, ученик Сильвана, был простой переписчик книг, а не в собственном смысле церковный писатель.

В последнее время, именно в 1894 году, появилось в свет исследование о Марке писателе приват-доцента Лейпцигского университета, Иоганна Кунца. Автор этого сочинения, носящего заглавие: «Marcus Eremita ein neuer Zeuge für das altkirchliche Taufbekentnis», новооткрытое «Слово против несториан», а равно и все остальные сочинения, известные с именем Марка пустынника, приписывает Марку отшельнику, подвизавшемуся некогда в Палестине, близ монастыря Пентуклы. – Насколько справедливо и состоятельно это предположение Кунца, покажет нам разбор тех оснований, опираясь на которые этот западный ученый решился высказать свое мнение.

Но прежде, чем приступить к разбору воззрения Кунца, мы изложим те положительные сведения с Марке палестинском, которые известны ученому миру по первоисточникам. Сведений этих слишком мало и сообщаются они только у одного древнего писателя, именно у Иоанна Мосха в его «Луге духовном». В XIII главе этой книги Иоанн Мосх пишет: «Об авве Марке отшельнике, жившем близ монастыря Пентуклы, рассказывали, что 69 лет провел он следующим образом: постился по целым седмицам, так что некоторые считали его бесплотным: между тем день и ночь проводил в трудах для того, чтобы подавать милостыню ради Христа, и подавал ее бедным, а сам ни от кого ничего не принимал. Узнав об нем, некоторые христолюбивые люди пришли было к нему с подаянием; но старец сказал им: я не беру, потому что, по милости Божией, мне достаточно моего рукоделья, чтобы содержать и себя и приходящих ко мне». Вот и все сведения, которые сообщила нам древность о палестинском отшельнике, носившем имя аввы Марка.

На чем же основывается Кунц, усвоивая этому авве сочинения, дошедшие до нашего времени с именем Марка Пустынника? Прежде всего, Кунц указывает на то обстоятельство, что Иоанн Мосх назвал палестинского Марка «аввою Марком анахоретом», – т. е. таким именем, каким наш автор (будто бы) обыкновенно называется в рукописи⁴⁴. Но эти слова Кунца не совсем справедливы. Правда, Иоанн Мосх назвал палестинского Марка «аввою Марком отшельником» (ὁ ἀββᾶς Μάρκος ὁ ἀναχωρητής), но в савваитском кодексе писателю усвоено название не ἀναχωρητής, а ἐρημίτης, что значит собственно «пустынник», а не «отшельник». В нравственно-подвижнических же словах, особенно в «Прении с схоластиком», автор этих слов, – как мы уже видели, – напротив, довольно часто называется тем самым именем, какое усвоено Марку нитрийскому в Лавзаике. Название же анахорета ни в тексте самых слов Марка, ни у других древних писателей в применении к Марку-писателю не встречается: оно усвоено ему лишь позднейшими учеными.

Вторым доказательством принадлежности всех сочинений Марка палестинскому отшельнику служит у Кунца то обстоятельство, что наиболее полное собрание слов с именем Марка заключается именно в новооткрытом кодексе саввинской библиотеки. Обитель же св. Саввы, по словам Кунца, находилась в одной области с монастырем Пентуклы и потому между этими двумя обителями, без сомнения, существовали близкие отношения⁴⁵. Но это доказательство слишком странное. Если бы Кунц обратил внимание на то, что в том же самом савваитском кодексе (№ 366), в котором заключаются слова Марка пустынника, находится еще и речь императора Алексея Комнина против Армян, сделавшаяся известною ученому миру только по этой савваитской рукописи, то d-r Кунц не поспешил бы с своим выводом. Ведь, едва ли кто станет утверждать, что император Алексей Комнин жил не в Византии, а в Палестине, – на том только основании, что новооткрытая речь этого императора известна исключительно лишь по рукописи саввинской обители. Не надо, далее, забывать и того, что новооткрытая рукопись своим происхождением обязана ХIII веку, т. е. она явилась на свет по истечении уже более 800 лет после возникновения несторианской ереси. А в течение столь долгого периода времени имена многих писателей могли забыться и сочинения одних писателей могли быть приписаны другим авторам (для примера укажем на то, что некоторые из богослужебных песней в одних рукописях приписываются Анатолию, в других – Иоанну Дамаскину, в третьих – Феодору Студиту, а в четвертых – Иосифу Песнописцу). Кроме того, в течение 800 лет сочинения, как египетских, так и других писателей, могли распространиться по всему христианскому миру.

В-третьих, Кунц для подтверждения своего положения ссылается на то, что его мнение о писателе слов, известных с именем Марка, не страдает и в хронологическом отношении. Несторианская ересь возникла в 428 году; повествования же Иоанна Мосха, по словам Кунца, касаются событий не только современных этому монаху, но и таких, которые восходят ко времени халкидонского собора⁴⁶. Но дело в том, что у Иоанна Мосха нет решительно никаких данных для определения времени жизни Марка отшельника палестинского. Иоанн Мосх, бывший в Палестине с 594 года по 602-й, ничего не говорит о том, когда скончался этот отшельник; не говорит он также и о том, сколько лет прожил на свете этот Марк. Из рассказа Мосха видно, однако, что сам Мосх уже не застал в живых авву Марка, а только слышал о нем из рассказов других лиц. Но ведь, Марк мог умереть и за год только до прибытия Мосха в Палестину. Предположим, напр., что он умер приблизительно за 4 года до прибытия Иоанна Мосха, т. е. около 590 года. Предположим также, что Марк прожил даже около 100 лет. В таком случае выйдет, что Марк этот родился уже спустя 60 лет после того, как усилились несторианские споры и появилось в свет «Слово против несториан» (590 – 100 = 490; 490 – 430 = 60). Очевидно, что Кунц прежде, чем сказать, что его предположение не противоречит хронологии, должен был более или менее точно и основательно определить время жизни палестинского Марка. А так как это сделать невозможно, то и все доказательство Кунца не имеет решительно никакой силы.

Указанные три основания приводятся Кунцем в доказательство той мысли, что все слова, известные с именем Марка пустынника, как аскетические, так и догматические, принадлежат одному писателю, именно Марку отшельнику, жившему около монастыря Пентуклы, находившегося близ города Иерихона⁴⁷. Однако эти основания Кунца оказались слишком шаткими; так что высказанное нами мнение о принадлежности вышеупомянутых слов двум авторам нисколько от доводов Кунца в своей устойчивости не страдает.

Теперь обратимся к рассмотрению тех частных доводов, которые приводятся Кунцем в доказательство принадлежности Марку палестинскому «Слова против несториан».

По мысли Кунца, новооткрытое «Слово» не могло появиться в Египте, так как «там Несторий в существе дела, – как говорит Кунц, – не имел приверженцев»⁴⁸. Но это утверждение Кунца совершенно не согласно с историческими фактами. Известно, что Несторий озаботился собранием своих еретических проповедей в один сборник и стал распространять его всюду. Проповеди эти проникали не только во все большие города, но даже и в пустыни. Книги Нестория, появившиеся в пустыне египетской, произвели сильное волнение умов среди пустынников, из которых некоторые, в увлечении ересью Нестория, стали называть Христа не Богочеловеком, а только «Богоносцем». Даже Кирилл Александрийский взглянул на это волнение среди египетских монахов, как на явление довольно серьезное, и потому счел необходимым написать к ним послание, в котором, изложив истинное учение о лице И. Христа, просил монахов воздерживаться от суждения о непосильных и трудных для них предметах⁴⁹. Если уже волнения и увлечения ересью были в пустынях, тем более могли они происходить в Александрии и других больших городах того времени.

Отвергая египетское происхождение «Слова против несториан», Кунц местом происхождения этого «Слова» полагает и не Палестину, где Марк пентуклийский провел в посте и трудах 69 лет, а галатийскую Анкиру, где будто бы этот Марк был до своего отшельничества игуменом монастыря. Но о пребывании «аввы Марка отшельника» когда-либо в Анкире Иоанн Мосх решительно ничего не говорит: это одна лишь выдумка Кунца, основанная на упоминании в «Послании к Николаю» города Анкиры. Но ведь, относительно Анкиры, как мы видели, в «Послании к Николаю» замечено только то, что сюда некогда прибыл Николай и, руководимый каким-то «милостивым мужем», вступил на путь богоугодного жития; а была ли эта Анкира некогда местом жительства Марка, в «Послании» ровно ничего не говорится.

В доказательство анкирского происхождения «Слова против несториан» Кунц приводит еще два соображения. Во-первых, он указывает на то обстоятельство, что у епископа анкирского Феодота, современника Нестория, в проповедях встречаются те же самые слова, какие находятся и в «Слове против несториан». Слова эти следующие: φύσεις, ὁ Θεὸς λόγος, σάρξ, ἑνοῦν, ἕνωσις, и т. д.⁵⁰. Это употребление автором «Слова против несториан» и епископом Феодотом одних и тех же слов указывает, по мнению Кунца, на то, что как Марк, так и Феодот проходили свое служение в одном и том же городе, именно в Анкире. Но ведь, перечисленные Кунцем слова, одинаково встречающиеся у Марка и Феодота, можно найти в догматических сочинениях и проповедях положительно всех церковных писателей и святых отцов всех веков. – Второе соображение, приводимое Кунцем в доказательство истинности мнения об анкирском происхождении «Слова против несториан», состоит в следующем. Противники, обличаемые автором «Слова», оказываются людьми с сильно развитою любознательностью, что явствует из постоянно предлагаемых ими вопросов: как, почему? В этой любознательности противников Марка Кунц видит влияние антиохийской школы. А так как с подобною любознательностью своих слушателей и пасомых боролся и епископ анкирский Феодот, то для западного ученого не остается уже никакого сомнения в том, что новооткрытое «Слово» было написано в Анкире⁵¹. Но любознательность присуща каждому человеку, как разумному существу, И вопросы: «как, почему»? могут возникнуть и возникают не у одних только жителей Анкиры, но и у жителей Египта, Константинополя, равно как и у народов России, Австро-Венгрии и т. д. И видеть в этой любознательности влияние «антиохийской школы», это значит отрицать человеческое достоинство всех тех людей, которые почему-либо не имели отношения к этой антиохийской школе.

Приведенные Кунцем доказательства анкирского происхождения новооткрытого сочинения и написания его Марком палестинским оказываются настолько слабыми, что все мнение Кунца по вопросу о месте происхождения и авторе «Слова против несториан» является скорее висящим на воздухе, чем зиждущимся на достаточно твердой почве. Поэтому, вопрос об истинном авторе новооткрытого «Слова» мы вправе считать нимало не решенным со стороны д-ра Кунца.

Итак, кто же был автор «Слова против несториан»? – Добросовестный исследователь на этот вопрос может дать в настоящее время только тот ответ, что личность этого писателя нам неизвестна, неизвестно и его местожительство, его жизнь и деятельность. – Впрочем, на основании внутренних данных самого текста новооткрытого «Слова», можно составить некоторые, хотя и неполные и не вполне определенные, представления о писателе этого «Слова».

В надписании «Слова против несториан» сказано, что автор его был «Марк пустынник»⁵². Нет нужды, да и нет оснований отвергать то, что писатель этого «Слова» носил, действительно, имя Марка, так как это имя у древних греков было весьма распространенным. По всей вероятности, потому позднейшие переписчики и редакторы кодексов (в том числе и савваитского) и поместили «Слово против несториан» наряду с нравственно-аскетическими сочинениями Марка нитрийского, что автор новооткрытого «Слова» носил то же самое имя. – Нет никаких оснований к отрицанию и того положения, что автор «Слова против несториан» жил в пустыне и вследствие того получил наименование «Пустынника», или «Отшельника». Но из самого сочинения не видно, чтобы автор, во время написания этого «Слова», проводил жизнь в пустыне. Напротив, из текста новооткрытого сочинения видно, что писатель его был монахом в одном из немалолюдных городов. Мы уже говорили вначале, что автор «Слова против несториан» жил среди еретиков. С этими еретиками автор был близко и лично знаком; их около писателя было весьма много, и автор «Слова» еще прежде, чем выступить против них с своим литературным трудом, вел с ними устные беседы. «Среди еретиков, – говорит он в VI главе, – есть некоторые (такие), которые, вследствие (наших) доказательств, признают истину в сознании, однако не исповедуют (ее), и не воздерживаются от споров». Еретики эти, с которыми имел дело Марк, не были пустынниками-монахами; это были миряне, горожане. Правда, о том, что противники Марка были горожане, он прямо нигде не говорит; однако это можно смело выводить из того факта, что Марк обличает еретиков, с одной стороны, «в стремлении к почестям и наслаждению» (гл. I), а с другой – в том, «что дома свои они содержат небрежно» (гл. VI).

В своем городе, в глазах людей православных Марк, как видно из его собственных слов, пользовался немалым значением и авторитетом. Свое «Слово против несториан» Марк написал лишь вследствие неоднократной просьбы близких к нему лиц. В начале своего сочинения автор прямо заявляет, что он был даже вынужден написать это сочинение, по причине таковых просьб. «Вследствие того, – так начинает Марк свое слово, – что вы часто спрашивали у нас ответы к противникам относительно веры, равно как и их возражения, расспрашивая вместе с тем и о сомнениях людей колеблющихся, – мы вынуждены дать вам посильный ответ, указав сначала причину сомнения многих».

Однако, несмотря на свое значение среди своих сограждан, Марк не был человеком научно образованным. Отсутствие школьного, систематического образования ясно сказалось в литературных приемах Марка пустынника. Неоднократные повторения, употребление одного и того же способа опровержения еретиков, отсутствие строго выработанного плана в сочинении – все это говорит о том, что в литературном деле наш писатель был мало опытен. Еще более подтверждается это тем обстоятельством, что Марк, начав писать свое «Слово» для православных христиан, в большинстве глав сочинения совсем забывает, что он пишет для православных, и обращается к своим читателям, как к обличаемым им противникам.

Это обращение к еретикам во втором лице говорит еще и о самом характере, темпераменте писателя и его отношении к еретикам. Ересь Нестория и увлечение ею многих из христиан до глубины души возмущает Марка. Мы уже видели, какими эпитетами награждает Марк своих противников. Человек ровного характера и спокойного темперамента так относиться к еретикам не станет. Тон сочинения Марка ясно говорит о писателе, как о человеке ревностном, горячем, энергичном. В этом отношении, своею ревностью в деле защиты православия Марк напоминает ревность великого проповедника – св. Златоуста.

Сходство в этом отношении автора «Слова» с Иоанном Златоустом невольно наводит на мысль: не об этом ли самом Марке говорит и Никифор Каллист, замечая, что он был учеником Златоуста⁵³? Правда, в труде Никифора Каллиста мало достоверных известий; однако, несмотря на всю запутанность и смешение его исторических сведений нельзя безусловно отрицать его показания, что некий Марк был учеником, или, лучше сказать, слушателем Златоуста. Без сомнения, сведение это Никифор Каллист заимствовал из более древнего источника, – и именно из «Хроники» Георгия Амартола⁵⁴. Как у Никифора, так и у Георгия имя Марка, как ученика Златоуста стоит наряду с именами Нила и Исидора Пелусиота; а эти преподобные отцы, как показывают позднейшие исследования, могли быть и, действительно, были слушателями Златоуста. Поэтому отрицать сообщаемое Георгием Амартолом и Никифором Каллистом сведение об отношении Марка к Златоусту, как к своему наставнику и учителю, нет никаких оснований. Слушать же Марк мог Златоуста или в Антиохии в 386–397-м годах, или в Константинополе в 397–404-м годах. Если мы предположим, что Марк был слушателем Златоуста в молодых годах и что во время разлучения с своим учителем – св. Златоустом ему было не более 25 лет, то окажется, что во время несторианских споров он имел 45–55 лет. А если так, то время рождения его следует отнести к 70-м или 80-м годам IV века.– Но это, конечно, только более или менее вероятная и правдоподобная догадка⁵⁵.

Не будучи человеком научно образованным, Марк, писатель «Слова против несториан», был, однако, человек довольно талантливый и начитанный. Из его сочинения видно, что он был хорошо знаком с Свящ. Писанием, хотя понимал и толковал его в некоторых случаях слишком своеобразно (см. напр., гл. VIII, XXII и др.). Нельзя не увидеть из новооткрытого «Слова» также и того, что Марк пустынник был знаком и с догматическою литературою своего времени. Отзывчивость его на запросы современников свидетельствует, что он, несмотря на свою монашескую жизнь, был скорее общественным деятелем, чем самоуглубленным, чуждым для мира аскетом.

Вот и все, что можно сказать о Марке пустыннике на основании внутренних данных его «Слова против несториан». Все остальное, – до тех, конечно, пор, пока ученые исследователи древних книгохранилищ не откроют какого-либо древнего документа о жизни этого писателя, – будет только совершенно произвольною, решительно ни на чем не основанною догадкой.

Новооткрытое сочинение Марка пустынника в савваитском кодексе озаглавлено следующим образом: «Марка пустынника против говорящих, что святая плоть Господа не соединилась с Словом, но как одежда единочастно облекала (Его), и что посему Он состоит, с одной стороны, из носящего, а с другой – из носимого; иначе говоря: против мудрствующих согласно с Несторием».

Сочинение это в кодексе разделено на 30 глав, из которых две, именно XVI и XVII, были, по всей вероятности, утрачены еще в том оригинале, с которого списано это «Слово» в савваитский кодекс. Однако, отсутствие этих глав нимало не заметно для читателя, так как все сочинение лишено совершенно какого-либо определенного, строго выработанного плана. Но и из тех глав, которые сохранились до нашего времени, по всей вероятности, далеко не все обладают первоначальною полнотой. Главы XX и XXX представляют наиболее резкий пример утраты нескольких стихов или предложений. Впрочем, несмотря на недостающее число глав и предложений, догматические воззрения Марка пустынника на лицо Иисуса Христа в «Слове против несториан» довольно ясны и полны.

Основное положение Марка пустынника, защищаемое в новооткрытом «Слове», касается нераздельного, ипостасного соединения во Христе двух естеств. Общий ход мысли писателя, полемизирующего с людьми, отрицающими его основное догматическое положение, уловить довольно трудно, – что объясняется, конечно, неопытностью Марка в плавном и последовательном изложении своих мыслей.

Указав в начале своего сочинения причину, побудившую его приступить к написанию данного «Слова», Марк сообщает, что в его время в отношении к вопросам веры существовало три категории людей, именно: трудолюбцы, подвижники (φιλόπονοι), исповедовавшие распятого за нас Учителя Сыном Божиим; затем люди, преданные удовольствиям (φιλήδονοι) или тщеславные (κενόδοξοι), которые отрицали и стыдились такого исповедания (I гл.), и, наконец, люди колеблющиеся (ἀμφιρρεπεῖς), которые не знали, на чьей стороне правда, и думали, что истинная вера не ясна. Людей второй категории Марк пустынник смело уподобляет «врагам креста» – иудеям, и утверждает, что с этими людьми, по заповеди апостола, люди истинно верующие должны бороться (II гл.). По словам автора, эти еретики, вступая в полемику с православными христианами, обыкновенно спрашивали их: «итак, был распят Господь славы»? Опираясь на слова апостола Павла (1Кор.2:7–8), Марк, вопреки «богоразделителям» (θεομερισταί), доказывает справедливость православной догматической формулы и истинность православного учения о Христе, как Боге и человеке вместе (III гл.), так как таким именно образом исповедует Его и все Свящ. Писание (IV гл.), в частности же пророк Исаия и Иеремия (собственно Варух). Приведя из книг этих пророков известные тексты (Ис.57:7–8; Вар.3:36–38), Марк находит излишним выписывать слова других пророков, так как и Христос в тех случаях, когда народ искажал Его мысли, удалялся от этого народа, обрекая его на тягчайшее осуждение (V гл.). Автор желает «помочь о Господе в деле обращения еретиков». С этой целью он указывает тот прием, благодаря которому благоразумные (φρόνιμοι) из еретиков могли бы рано или поздно обратиться на путь истины. Прием этот должен состоять в опровержении не только высказываемых еретиками положений, но еще и всех тех дальнейших выводов, которые следуют из их лжеучения (VI гл.). Однако сам автор, как мы видели в начале, оказался далек от осуществления этого приема: он опровергает только уже высказанные еретиками мысли, из которых первая состоит в следующем. «Если апостол назвал одного и того же и распятым и Господом славы, то это он сказал потому, что распятый человек после воскресения удостоился славы». Но это положение еретиков, по Марку, несостоятельно, так как у апостола Иисус Христос назван Господом славы еще до креста (VII гл.). Следующее положение еретиков, опровергаемое Марком, состояло в том, что «плоть Господа» (Κυριακὸν σῶμα) они считали за «простое тело» (ψιλὴ σάρξ). Но это учение еретиков о плоти Христа Марк находит несогласным с словами Спасителя о том, что Его плоть есть «живот мира» и «хлеб с небесе сходяй». Да к тому же это учение еретиков о плоти Христа ведет к отрицанию самого догмата искупления. Если же еретики признают этот догмат, то должны только веровать и исполнять заповеди, а не заниматься пустыми вопросами (VIII гл.). Предаваясь же занятию таковыми вопросами, они только «отрицают и веру, и крещение» (IX гл.). Далее автор, вопреки еретикам, устанавливает правильное воззрение на рождение Иисуса Христа и, доказывая, что Христос един (X гл.), укоряет еретиков в том, что они считают православных христиан отступившими от истинного учения (XI гл.). Затем, снова доказав, что единый Христос есть Бог и человек вместе (XII гл.) и что Он не простой человек и не смертная плоть – «σῶμα νεκρόν» – (XIII гл.), писатель отвергает то положение еретиков, будто апостолы, повелевая нам веровать во Христа, «говорили о вере не в распятого, а в Бога, обитавшего в нем» (XIV гл.). Отвечая на новый иронический вопрос со стороны еретиков: «значит, Бог распинается и умирает»? – писатель обличает своих противников словами евангелия: «Слово плоть бысть» и выясняет истинное отношение во Христе божественного естества к естеству человеческому во время крестных страданий (XV гл.). Касаясь другого вопроса, предлагаемого противниками: «пострадавший за нас Бог или нет»? – Марк пустынник дает еретикам ответ, в котором снова повторяется истинное учение о Христе, как Богочеловеке (XVIII гл.). С целью убедить еретиков в ипостасном соединении Слова с плотью, Марк указывает на то, что Распятый и Умерший совершил избавление греховного, гибнущего человечества от диавола (XIX гл.), ибо это избавление не может быть делом простого смертного (νεκρία), а есть дело всецело Божией силы и мудрости (XX гл.). А каким именно образом совершилось воплощение Слова и наше спасение, на это можно ответить только: «непостижимо» и указать на божественное всемогущество и благоизволение (XXI гл.). Однако воплощение Слова и ипостасное соединение Его есть действительный факт, и потому об одной только человеческой природе Христа в Писании нигде не говорится, а, напротив, Свящ. Писание всегда говорит о Боге Слове с Его плотью, называя Его единым Христом и Сыном Божиим (XXII гл.). Познавший эту истину из Свящ. Писания, человек должен только веровать, т. е. сохранять данное при крещении исповедание, а не заниматься решением пустых, ни к чему не ведущих вопросов. Дела божественные сокровеннее человеческих; между тем, еретики не могут объяснить и того, что касается лично их, напр.: каким образом они, живя во плоти, умерли во время крещения и были погребены вместе с Христом? От этого вопроса о крещении автор переходит к вопросу о таинстве причащения (XXIII гл.) и слова, произносимые священниками при этом таинстве, он приводит, как доказательство истинности православного учения о ипостасном соединении во Христе двух естеств. Эту же истину он доказывает другими словами апостола Павла (XXIV гл.), а также исповеданием ап. Петра (XXV гл.) и Фомы (XXVI гл.). Да и все Свящ. Писание полно свидетельств об этой истине, представляя Христа одним и тем же Сыном Божиим в двух действах; и истинные христиане, следуя Свящ. Писанию, исповедуют Отца и Сына и Св. Духа (XXVII гл.). Но этот догмат тройческого единства Божества признают и еретики. Однако между ними и православными и в этом пункте есть существенное различие. Еретики под Сыном разумеют не воплотившееся, а бесплотное Слово. Опровергая это заблуждение еретиков, писатель старается выяснить образ воплощения Слова (XXVIII гл.) и указывает значение и цель человеческих деяний Иисуса Христа (XXIX гл.). Наконец, отвечая на последний вопрос еретиков: «кого родил Отец прежде денницы – Бога Слова или человека»? – Марк отшельник еще раз излагает православное учение об образе ипостасного соединения во Христа\е двух естеств (XXX гл.).

* * *

Замечательно отношение Марка пустынника к богословским умозрениям. Как известно, в IV и V веках по Р. Хр. догматические споры волновали весь христианский мир. Решение вопросов из области христианского вероучения составляло тогда как бы насущную потребность почти каждого христианина. По словам Григория Богослова, в его время вопросы веры были предметом бесед и прений не только в церквах и домах, но и на торжищах, даже в банях. Что происходило в дни этого великого учителя церкви во время ереси ариан, то самое было и во время Кирилла Александрийского – при ереси несториан. Борющиеся друг с другом партии писали одна против другой сочинения полемического характера, в которых защищали и доказывали правоту своих догматических воззрений и опровергали, обличали воззрения противников. В эпоху несторианских споров на защиту православия восстал и наш автор... Но как восстал? Признавал ли он за богословскими вопросами и прениями право на существование? Как смотрел он на процесс богословского умозрения? В чем полагал он причину возникновения в недрах церкви мнений, не согласных с истинным и древним догматическим учением ее? Решение этих вопросов может пролить свет на характер отношения Марка к современным ему умственным движениям общества и отчасти уяснить нам образ мыслей этого писателя.

Читая новооткрытое сочинение, нельзя не увидеть, что автор, хотя и оставил после себя два догматических труда, был, однако, весьма далек от того увлечения догматическими спорами, в каком находились его современники. Несмотря на вое свое негодование против еретиков, наш писатель приступил к письменному изложению своих мыслей, только уступая неоднократно повторявшимся просьбам со стороны близких к нему лиц. Склониться же на эти просьбы заставило его только желание оказать нравственную, духовную помощь заблудшим (VI гл.) и исполнить заповедь апостола относительно борьбы с «врагами креста» (II гл.).

Марк пустынник – враг отвлеченных богословских умозрений. По его мысли, человек, принявши крещение и исповедавши истинную веру, должен твердо и в простоте сердца держаться этой веры, «не искушая Христа» и «не отвергая раз данного исповедания» (XI гл.). Эта твердая, непоколебимая вера христианина должна состоять «не в молчаливом умозрении» (οὐ διὰ σιγῆς γνώσεως) но в исполнении божественных заповедей (XXVII, VIII гл.). Только в исполнении заповедей сказывается истинная вера во Христа и неложное стремление к Нему человека. Поэтому и еретики, прикрывающие свое отступничество от истинной веры во Христа ссылкой на то, что они ищут Его, «если бы действительно искали Его, – как говорит Марк, – то по возможности и исправлялись бы, согласно Его заповедям» (VI гл.). Отсюда уже можно предвидеть, в чем полагает Марк истинную причину возникновения ересей вообще и ереси Нестория, в частности. Причина эта, по Марку, кроется совсем не в благородном стремлении человека к уяснению высоких и глубоких истин христианства, но коренится она в-нравственной слабости и распущенности общества. «Дело истины, – говорит автор, – перенесение подвигом и бесчестия, дело же заблуждения – стремление к почестям и наслаждению», и первая неразрывно связана с трудом, второе же, т. е. заблуждение, легко приобретается толпой, стремящейся к удовольствиям. «И люди, совершающие подвиги (φιλόπονοι), Учителя, Владыку и Господа, распятого за нас и пренебрегшего позором, исповедуют, – говорит Марк, – как Сына Божия, лица же, преданные удовольствиям или, лучше сказать, тщеславные, так исповедовать Его стыдятся» (I гл.). Ясно, что причину возникновения ереси Марк полагает в нравственных нестроениях общества, а главным мотивом к исследованию отвлеченных догматических тонкостей считает тщеславие. Это тщеславие мешает еретикам оставить свое заблуждение даже тогда, когда они внутренне сознают силу приводимых православными людьми доказательств и соглашаются с ними. «Среди еретиков, – говорит Марк, – есть некоторые (такие), которые, вследствие (наших) доказательств, признают истину в сознании, однако и не исповедуют (ее), и не воздерживаются от склонности к спорам, так как цель стремления их к победе – не вера правая, а тщеславие» (VI гл.). На самое исследование вопросов из области веры Марк смотрит, как на желание людей избежать соединенного с трудом и огорчениями исполнения заповедей. Изложив истинное учение о соединении во Христе двух естеств, Марк замечает, что «верующий в это исполняет заповеди Христа и не исследует бесполезно Его природу. Получивши сведение об этом от святого Павла, мы достоверно знаем, что всякий, кто не исполняет заповедь Христову, тот попусту исследует Его природу» (XXIV гл.). Исследование вопросов в области веры есть, по Марку, с одной стороны, пустое занятие (περιεργία), а с другой – даже богохульство. Вместо того, чтобы «трудиться» (ἐργάζεσθαι), быть исполнителями заповедей Христовых, еретики занимаются только пустяками (περιειργάζοντο), (τὴν περιεργίαν ᾑρήσαντο), «тщетно стараясь постигнуть, при помощи человеческих способов мышления (λογισμοῖς ἀνθρωπίνοις), неизъяснимое соединение Слова с плотью» (IX гл.). На это тщетное занятие богословскими изысканиями Марк смотрит, как на «отрицание и веры, и крещения», так как искание, исследование веры предполагает неудовлетворенность человека данным при крещении исповеданием, а эта неудовлетворенность есть сама по себе уже нарушение обетов христианства (IX гл.). Вопросы, поставляемые еретиками, при критическом исследовании ими догматов веры, есть, по Марку, богохульство (βλασφημία); и писатель «Слова против несториан», действительно, прямо заявляет: «вопрос «как»? в отношении к Богу мы считаем богохульством» (XV гл.). О чем Писание умолчало, то, по мысли Марка, следовательно, не нужно и знать человеку: исследование сокрытого от людей может привести человека ни к чему другому, как только к богохульству. «Все, что божественное Писание, а также пророки и апостолы не нашли (нужным) сказать, эти, – говорит Марк о еретиках, – как бы вторые провозвестники, открывают (таковое), не зная, что это завершится у них великим богохульством» (XVIII гл.).

Истинное отношение христианина к догматам веры должно состоять не в свободном, критическом исследовании их, а в смиренном сознании их истинности и охранении их чистоты и неповрежденности (XXIII, IX гл.). Разум человеческий не может постигнуть божественных действий, так как он, по своей ограниченности, часто оказывается не в состоянии объяснить: «как»? даже относительно явлений, происходящих в видимом мире (XV гл.). Для человека вполне достаточно того, что открыто в Свящ. Писании. Проникнуть же далее того, что сказано в Писании, человеку невозможно: поэтому на все вопросы еретиков, желающих познать сущность и причины того или иного божественно-промыслительного действия, можно ответить только, что это «непостижимо» и «неисследимо» (XXI гл.). Человеку открыто, что Бог есть существо всемогущее и свободное: этого и достаточно для Него, чтобы веровать в то или другое действие всемогущего и свободного Божества. «Если Бог, действительно, всемогущ, – говорит Марк,– то не исследуй: «как»? Если же (тебе) нужно знать: «как»? – то (значит) Он, по-твоему, уже не всемогущ» (XXI гл.). «Написано,–снова говорит автор, – что благоизволи в Нем всяко исполнение Божества вселити телесне. А если Он благоизволил так, то затем же мы спрашиваем: «как»? (XXI гл.).

Смиренная, простосердечная вера в учение Церкви и Свящ. Писания, соединенная с исполнением заповедей Христовых, по учению Марка пустынника, несравненно превосходнее критического мудрования над богословскими вопросами. Если тщеславное, гордое умозрение человека ведет последнего только «к великому богохульству» (XVIII гл.), то смиренная вера, неразлучная с исполнением заповедей, бывает виновницей получения человеком Святого Духа, Который просвещает, очищает ум человека и сообщает ему небесные истины. «Верующий, – говорит Марк пустынник, – исполняя (заповеди), получает Святого Духа, поучается от Самого Бога и, подобно реке, источает истину и другим (людям), по слову Господа, сказавшего: веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (XXIV гл.).

Вот с такими-то воззрениями на догматические споры своего времени Марк и выступил с обличением современных ему еретиков.

Опровергая лжеучение своих противников и выясняя православное учение о соединении в Спасителе нашем двух естеств, Марк пустынник всецело основывает свои мысли и оправдывает православное учение текстами Священного Писания. Употребление доказательств, заимствуемых от Свящ. Писания, было у Марка пустынника приемом, вполне соответствовавшим характеру несторианской ереси, обосновывавшей свои заблуждения на ложно понятых текстах Свящ. Писания. Свящ. Писание имело значение источника вероучения как для православных, так равно и для еретиков, и Марк пустынник, таким образом, боролся с своими противниками надлежащим оружием.

На этой же почве боролись с несторианами и другие писатели, но у Марка пустынника в выборе доказательств от Свящ. Писания замечается некоторая особенность. Дело в том, что почти все церковные писатели, говоря о соединении во Христе двух естеств, ссылались, в доказательство своих мыслей, на то, что Иисус Христос в Свящ. Писании называется одинаково то Сыном Божиим (или Богом), то Сыном человеческим (или даже просто человеком). Между тем, Марк, в доказательство истины соединения естеств в лице нашего Спасителя, указывает на то, что в священном Писании Спаситель наш называется Иисусом Христом. «Иисус Христос» – вот центр мыслей Марка пустынника. «Божественное Писание говорит, что Сын Божий есть Иисус Христос» (гл. XXI): «Сын Бога живаго, нераздельно соединенный с Своею плотью, есть Иисус Христос» (XXII гл.); «если бы Он не соединился, то Он и не назывался бы Иисусом Христом, но – Сыном Божиим, как (назывался) от начала. Если же не так; то объясни ты мне (говорит Марк, обращаясь к еретику), почему апостолы проповедали бесплотное Слово не как Сына Божия, но всегда как Иисуса Христа и «Сего распята»? (XXX гл.). «Таким именно образом Божественное Писание исповедует Его и везде, – не в отдельности Богом или человеком, но Иисусом Христом в двух естествах (τὸν ἐξ ἀμφοῖν Ἰησοῦν Χριστόν). И в Божественном Писании ты везде найдешь Его и исповедуемым, и именуемым Иисусом Христом в таком именно смысле» (X гл.). Имя «Иисус Христос» в отношении к нашему Спасителю есть, по Марку, имя не бесплотного Бога Слова и не простого человека, но имя соединения естеств. «Апостол не сказал: «мы проповедуем распятую плоть», как говоришь ты, но назвал он имя соединения (естеств): мы проповедуем Христа распята» (XI гл.). «Услышав в Божественном Писании об Иисусе Христе, разумей Бога Слова с Его плотью, ибо имя нераздельного соединения есть Иисус Христос. Отсюда ясно, что отрицающий при совершении нашего спасения соединение (естеств) отрицает и имя соединения» (XII гл.).

Полагая в основу своего сочинения ту мысль, что «Слово, нераздельно соединенное с своею плотью, есть Иисус Христос» и что «Иисус Христос» есть имя соединения естеств, Марк из этого основного положения своего выводит и все остальные мысли своего «Слова». В том, что означенное положение Марк пустынник делает исходным пунктом православного учения о лице Иисуса Христа, нет ничего удивительного. Это требовалось сущностью самой полемики с несторианами. Для более успешного хода борьбы с противниками, наиболее опытные полемисты начинают полемику с такого пункта, в котором более или менее сходятся обе борющиеся стороны. Мысль, что имя «Иисус Христос» есть имя соединения естеств, до некоторой степени была свойственна и еретикам. По крайней мере, они высказывали ее в такой форме, что имя «Иисус Христос» есть имя общее обоим естествам. Сам Несторий высказывал эту мысль, и очень определенно. В своем (неодобренном отцами Ефесского собора) послании к Кириллу Александрийскому Несторий, между прочим, приведя начальные слова второго члена Символа веры, писал: «Рассмотри, как они (т. е. отцы первого вселенского собора), поставив напереди слова: Господь, Иисус Христос, единородный и Сын – имена, общие и божеству и человечеству, как основания, созидают на них предание о вочеловечении, страдании и о воскресении, с тем, чтобы поставлением напереди этих знаменательных имен, общих обоим естествам, не допускалось разделения свойства Сына от свойств Господа, и чтобы не уничтожились свойства двух естеств тем, что свойственно одному только Сыну. В этом учителем для них был Павел; он, воспоминая о божественном вочеловечении, когда требовалось сказать о страдании, наперед поставил слово: «Христос» – имя, общее, как я сказал уже, обоим естествам, и вводит слово, соответствующее тому и другому естеству»⁵⁶.

Выходя из общего с еретиками положения о имени «Иисус Христос», Марк ставит своим противникам вполне естественные вопросы «один Христос или два?» «Конечно, скажешь, – отвечает сам Марк, – что один, согласно с словами Писания: един Господь Иисус Христос» (X гл.). Продолжая свою речь далее, Марк возражает еретикам: «если Христос един, то кто Он: простой человек или бесплотный Бог?» (Ibid.). Опираясь на слова ап. Павла: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1Кор.2:8), Марк говорит: «теперь я хочу спросить богоразделителей: кто это такой – и распятый и Господь славы? Если не признающие соединения (естеств) скажут, что – это простой человек, то ответим: каким же образом возможно для простого человека быть Господом славы? Если же они будут говорить, что это – бесплотный Бог-Слово; то как же бесплотное Слово было распято?» (III гл.). Приводя далее слава пророка Исаии: яко овча на заколение ведется..., род же Его кто исповесть (Ис.57:7–8), Марк снова ставит вопрос: «скажи мне, еретик: кто это – веденный, как овча, на заколение и имеющий род Свой неисповедимым? Если ты будешь говорить мне, что – это простой человек; то как же происхождение его неисповедимо? Ведь, Христос по плоти, конечно, имеет родословную. Если же ты скажешь, что – это Бог-Слово; то как же бесплотный Бог ведется на закалание?» (V гл.). Указывая на слова Иеремии (собственно Варуха): Сей Бог наш и не вменится ин к Нему... Посем на земли явися и с человеки поживе (Вар.3:36, 38), Марк опять говорит: «кто это – явившийся и поживший с людьми? Если скажешь, что – это простой человек; то услышишь: как же он – «Бог сей и не вменится ин к Нему»? Если же скажешь: это – бесплотное Слово: то как же оно «на земли явися и с человеки поживе»? (V гл.). Вывод из приведенных слов Свящ. Писания, по Марку пустыннику, тот, что единый Христос есть «воплотившееся Слово» (IV гл.).

Но еретики с своей стороны возражают: «и мы называем Христа единым, только сообразно с обстоятельствами разделяем естества» (XVIII гл.). В частности, относительно крестных страданий Спасителя, по поводу слов апостола: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1Кор.2:8), они говорят: «Слово есть Господь славы, распят же был человек» (III гл.). Основанием к такому разделению естеств во Христе для еретиков служат те соображения, что Бог не может рождаться от Девы (X гл.), не может Он подвергаться распятию, умирать, алкать и изнуряться (XV гл.).

Разбирая возражения еретиков. Марк пустынник, напротив, утверждает, что «апостол не разделил, с одной стороны, Слово от плоти в «господстве славы», а с другой стороны – плоть от Слова в распятии, но и в славе, и в распятии нераздельно исповедал единого» (IV гл.); что Спаситель наш «у святого Павла Господом славы назван еще до креста», т. е., по апостолу, страдавший за нас был уже Господом славы до страданий Своих и был именно «Господом славы», а не участвующим во славе (VII гл.). Указание еретиков, в доказательство своих ложных мыслей о разделении естеств, на рождение Спасителя от Девы, Марк находит ничего не значащим, так как «Он родился не бесплотным Богом и не простым человеком, но о том и другом вместе сказало Писание, что «родился Христос» (X гл.). «И ангелы, увидя Его воплотившимся на земле, не разделили Его; но, признав Его боголепно соединившимся, они дивно прославили Его, восклицая: слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение (Лк.2:14). Вот видишь, как они соединили славу «в вышних» и благоволение «в человецех», и явно благовестили пастухам рожденного Христа Спасителя, говоря о едином, а не о двух» (XVIII гл.). Разделения естеств не было и во время страданий Христа, и Марк пустынник на вопрос своих противников: «итак, был распят Господь славы?» – отвечает: «я буду исповедовать мое спасение и не отрекусь, а скажу (прямо): да, был распят Господь славы. И в этом своим защитником и свидетелем неизреченных (тайн) имею Павла, который говорит: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (III гл.). «Употребляя выражение: «Господь славы», апостол говорит о вечной жизни; слово же «распяша» ясно указывает на Его смерть за нас. Итак, если, по словам Павла, жизнь и смерть – эти крайние пункты (άκροθίνια) всякого естества – не были в состоянии разделить Христа, то не может Его разделить и никакое начало и власть, ни высота и ни глубина, ни настоящее и ни будущее» (VII гл.).

Рассматривая возражение еретиков о разделении естеств подробнее, Марк, вопреки своим противникам, видевшим в земных действиях Спасителя лишь действия простого человека, служившего для Бога Слова одеждою или храмом, – говорит, обращаясь к этим еретикам, что они «относительно всего того, что Божественное Писание говорит о Спасителе по плоти, не в состоянии доказать, что оно говорит исключительно об одной плоти (τὴν σάρκα μονομερῶς)». «Ведь, разве Писание (в рассказе) о кровоточивой сказало: кто коснулся человека? Разве оно сказало, что (слуга архиерейский) ударил по ланите человека? Разве (Христос) сказал Пилату: «предавший тело Мое тебе болий грех имать»? Разве Писание сказало, что распяли человека или плоть Христа? Разве оно сказало, что «облекли человека или плоть в одежду червлену»? Разве сказало: «человек возложил руки на глаза слепого»? Разве (Христос) сказал, что восходит человек Мой к Отцу Моему? Разве Он сказал: вложи руку твою в ребра человека Моего?» (XXII гл.). «Разве ты не слышал, – говорит Марк еретику, – в евангелиях, как Он, указывая апостолам на Себя, говорил: приидите и видите, яко Сам Аз есмь (Лк.24:39)? Почему Он не сказал: «приидите и видите, яко человек Мой есть, но, показывая плоть и кости, говорил: видите, яко Сам Аз есмь?» (XXVI гл.). Но если Писание, по Марку, нигде не говорит о Спасителе нашем, как исключительно только о человеке, зато оно всегда говорит о Нем, как о человеке, нераздельно соединенном с Божеством, и везде называет Его Иисусом Христом – именем соединения естеств, «говоря, что Христос родился, Христос исцелил, Христос вкусил, Христос сел; тело Христово, ноги Христовы, раны Христовы, ударил в ланиту Иисуса; утрудился Христос, пострадал Христос, умер за нас Христос, был распят Христос, воскрес Христос, вознесся Христос, воссел (одесную Отца?) Христос» (XXII гл.).

Отрицание нераздельного соединения во Христе естеств ведет, по учению Марка пустынника, к отрицанию тайны искупления, совершенного нашим Спасителем. «Если плоть Господа была простою, человеческою, не соединенною по ипостаси с Богом Словом, то очевидно, что она произошла от единого Адама и от греха; а потому, каким же образом она, сама нуждаясь подобно тебе в таком же искуплении, была дана за живот мира?» (VIII гл ). «Если Он был простым человеком, то как же Он умер за всех, когда сам нуждался в том, кто бы умер (за него)? Пойми, что и праведники (так же) были под властью смерти, как и грешники, ибо (апостол) говорит: царствова смерть и над несогрешившими (Рим.5:14), ибо все потомки Адама подпали под ее власть не за свое, а за Адамово преступление» (XIII гл.). «Если тело (Христа) было, – говорю, подобно тебе, – простым, нуждающимся в очищении, то откуда же, наконец, (ожидать) нам спасения? Ведь, если пострадавший был единочастным (μονομερής) и простым человеком, то он едва пострадал лишь за самого себя. Поэтому, верующие так остаются еще во грехах своих, ибо они живут сами для себя, а не для умершего и воскресшего за них. Если же они вполне веруют, что Христос умер не за Себя, а за нас, то, согласно с Писанием, они не должны называть пострадавшего простым человеком» (VIII гл.).

Наконец, разделение еретиками естеств во Христе и утверждение их, что пострадавший за нас был простой человек, делает, по мысли Марка пустынника, и таинство св. причащения не имеющим никакого значения. Указывая на это последствие лжеучения еретиков, Марк пустынник спрашивает: «зачем вкушаешь ты Его тело, если оно простое? зачем и кровь Его пьешь, если она простая? Если Он, – говорю по твоему, – не соединился, то каким образом тело и кровь Христовы оживотворят тебя? И если они не освящены чрез соединение, то как же они освятят тебя и даруют тебе отпущение грехов?» (ХХIII гл.). «Если бы я стал говорить тебе о Христе, ты снова стал бы мудрствовать я разделять (Его). Теперь же я говорю тебе о теле и крови. Скажи, как они сами по себе даруют нам жизнь? ибо ты слышишь от священника: «святое тело Иисуса Христа в жизнь вечную». Если бы он сказал тебе: «святый Христос в жизнь вечную», ты снова возразил бы, что «Он свят чрез вселившегося (в Него) Бога». Но теперь ты слышишь: «тело и кровь», называемые единочастно святыми, (как) соединенные с Божеством от утробы (матери) по ипостаси, а не после рождения по участию» (XXIV гл.).

Итак, учение еретиков, как противоречащее свящ. Писанию и ведущее к отрицанию догмата искупления и таинства причащения, несостоятельно и ложно. Истинно и чуждо заблуждений лишь учение православное. – В каком же виде это учение о лице Христа Спасителя представляется в новооткрытом сочинении Марка пустынника?

По учению преп. Марка, Господь славы – Иисус Христос есть Бог и человек вместе. Соединение Бога и человека в лице единого Иисуса Христа есть соединение не внешнее и временное, или периодическое, как учили несториане, но ипостасное, нераздельное и неслиянное. Не Бог Слово обратился в плоть и не плоть разрешилась в Слово, но Бог Слово благоволил восприять соединение с плотью чрез утробу Девы. И со времени зачатия Девой Марией Христа, соединение Бога с человеком в лице Спасителя остается неразрывным и нераздельным во все времена. Посему православный христианин, исповедуя свою веру в Бога Отца, Сына Божия и Духа Святого, под Сыном Божиим должен разуметь не бесплотное Слово, но соединенное со святою плотью, и ни в мыслях, ни в речах не должен допускать деления естеств. Разделения естеств не было и во время страданий Христа. Хотя бесстрастное и бесплотное Слово и не может, но самому существу своему, утомляться, алкать и страдать, но, как ипостасно соединенное с человеком, Оно усвоивало Себе страдания и все дела и состояния Христа по плоти.

«Святые апостолы, – говорит Марк, – не называют пострадавшего бесплотным Богом, не называют и простым человеком, но Богом и человеком вместе, который есть Иисус Христос – Господь славы; они не разделяют Его при совершении нашего спасения, но исповедуют Сына (Божия) единым в двух (естествах) Иисусом Христом, пострадавшим плотью, и говорят: мы проповедуем Христа распята» (XIV гл.). На вопрос еретиков: «пострадавший за нас Бог или нет»? – Марк отвечает: «да, Бог, но не чуждый человечества. Я говорю также, что Он – человек, но соединенный с Божеством» (XVIII гл.). «Объясни ты мне, – говорит Марк еретику, – как пришло бесплотное Слово или как освятил и послал Отец Сына Своего в мир? Неужели, по твоему, преходяще (μεταβατικῶς), или с изменением (ἀλλοιωτῶς), или с приложением (τρεπτῶς), или призрачно и безъипостасно? Но посланием, снисшествием, освящением и помазанием от Отца было соединение со святою плотью. Соединив ее непреложно и неизреченно с Собою от утробы (матери), Бог Слово усвоивает Себе все, касающееся ее» (XXVIII гл.). «Господь Иисус Христос, – говорит Марк в другом месте своего сочинения, – есть Сын человеческий вследствие соединения, не как простая плоть, но по соединению с святою плотью (οὐχὶ διὰ ψιλὴν σάρκα, ἀλλὰ διὰ ἕνωσιν τῆς ἁγίας σαρκός); Он равным образом есть и Сын Божий, (но) не как бесплотное Слово, а по соединению с Словом (οὐ διὰ γυμνὸν λόγον, ἀλλὰ διὰ ἕνωσιν τοῦ λόγου), ибо одно дело – свойство, а другое – соединение. О соединении же мы говорим таинственном и неслиянном, ибо не Слово обратилось в плоть и не плоть разрешилась в Слово. Но, чтобы остаться Словом, как был, и стать плотью, как есть, – Бог Слово, по воле Бога Отца, благоволил соединиться с плотью чрез утробу (матери); и несмотря на то, что каждое естество пребывает неслиянным, ни одно из них во Христе не имеет отдельного (μεμεριμένην) свойства ни в именах и ни в действиях, И, называясь Сыном человеческим, Христос, согласно Писанию, Сам же называется и Сыном Божиим, ибо сказано святой Марии: Дух Святый найдет на тя и сила Вышняго осенит тя; темже и раждаемое свято наречется Сын Божий (Лк.1:35) чрез соединение от утробы. Он проповедовал, поучал, совершал (дела) божественные и претерпевал свойственное людям» (XXX гл.). «Поэтому, когда ты услышишь о тех великих делах, которые боголепно сотворил Христос, то, видя (эти) чудеса, ты называй (Его) не бесплотным Богом, но соединившимся с человечеством; и с другой стороны, если ты услышишь про все то, что Он претерпел, то не за простого человека, по причине (таковых) страданий, признавай Его, но за соединившегося с Божеством» (XVIII гл.). «Нигде не сказано, что одно претерпел человек Его, а другое сделал Бог Слово, но всюду Он усвоивает Себе дела плоти не только на земле в настоящее время, но и на небесах во веки» (XXII гл.). «Итак, – говорит Марк, – мы не утверждаем преложения ни Слова, ни плоти, но исповедуем нераздельное соединение Его. И таким-то образом мы мыслим о бесстрастном Слове и веруем в пострадавшего за нас Сына Божия, так как каждое естество, пребывая в Нем, боголепно усвоило себе ради нас то, что свойственно другому естеству» (XXX гл.). «Поэтому, Тот, Кто был выше нас, принял раны по плоти; но (оставаясь) нераздельным и таким, каким Он был прежде, Он усвоивает Себе страдания» (XV гл.).

А. Юрьевский