Страсти (248)

В самом деле, нет ничего хуже наглой надменности. Она-то и делает нас и напыщенными и в то же время раболепными, а потому в первом случае смешными, во втором отвратительными, и таким образом производит зараз два противоположных порока: гордость и подлое ласкательство.

Мы не можем быть свободны от страстей, а должны всегда им противоборствовать и не быть праздными… а так как всякая страсть ослепляет человека, то просить Господа, чтобы не попустил помрачиться зрению душевному от страстей

Никто да не хулит Бога, будто бы Он в естество наше вложил страсти и грех. Бог в каждое из естеств вложил то, что служит к его возрастанию. Но когда одно естество входит в согласие с другим, тогда оно обретается не в том, что ему свое, но в противоположном тому. А если бы страсти были в душе естественно, то почему душа терпела бы от них вред? Собственно принадлежащее естеству не вредит ему.

Многие, пав и возобновив борьбу, одержали победу над страстями, которыми прежде, как сознавались, были побеждены. Посему если и ты многократно падал, то приди наконец в себя.

Когда же сами подвигнетесь на ярость, то это значит, что и вы работаете страстям: от этого смиритесь, познайте свою немощь и в мыслях ближним снисходите. И сколько можно, старайтесь удержать себя от гнева: он помрачает ум, ожесточает сердце и есть явный знак гордости. Ежели помалу будете себя удерживать от этого, то при помощи Божией он ослабеет, и вы будете мирнее.

Где налицо это холодное слово <«мое»>, там, как говорят божественные отцы, нет союза любви и Христос изгнан; те, которыми овладела эта страсть <собственничества>, тем тогда становятся свойственны себялюбие, сребролюбие, братоненавидение и всякий вид зла, который и ныне позорит их.

Не станем оплакивать того, кто уже умер, но будем оплакивать хищника, корыстолюбца, сребролюбца, ненасытного. Зачем плакать об умерших, которым нельзя уже принести никакой пользы? Будем плакать о тех, для которых еще возможна перемена.

Люди же, показующие нам страсти, суть орудия Божии; так в самолюбии, гордости и во всякой страсти должны мы иметь наблюдение за собой и бороться с ними.

Неприлично и неполезно разузнавать, кто как жил и как умер. Для чего вам чужим сором порошить и затмевать себе глаза душевные и сердечные? Господь глаголет в Евангелии: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5: 8). А кто занавозит чужим сором очи сердечные, хоть бы под предлогом жалости, и по этой причине не может зреть Бога, кто такового одобрит? Не скорее ли пожалеть о нем?

… Не только от насыщения, но и от невкушения пищи вижу <бывающее> бедствие; ибо когда мы в течение многих дней не вкушаем пищи, то уныние, найдя себе в нас место, восстанет и будет бороть нас, и ночное бдение наше низвергает в сон, а дневную молитву в плотские помыслы…

Если надеешься отойти к Богу, то послушайся моего совета и угашай неистовство чревоугодия, ослабляя тем в себе разжжения сластолюбия,– это предает нас вечному огню.

Кто служит своему чреву и между тем хочет победить дух блуда, тот подобен угашающему пожар маслом.

В царские божественные чертоги нет другого кратчайшего пути восхождения малою лествицею добродетелей, как умерщвление пяти противных послушанию страстей, именно: преслушания, прекословия, самоугодия, оправдания и пагубного высокого о себе мнения.

…Кто ублажает и возвышает сам себя, того гораздо справедливее было бы назвать мнимым мудрецом и суемудрым, нежели великим по уму.

Когда замечаешь за собой самонадеяние, то, при случаях и при помощи Божией, самоукорением оно исторгнется.

Когда ты поносишь кого-нибудь, это голос не души, но твоего гнева; когда срамословишь, то не она так говорит, но твое безрассудство; когда злословишь — это говорит ненависть; когда обманываешь это дело любостяжания: все это не душе принадлежит… Эти пороки принадлежат прившедшим в душу страстям.

…Сребролюбие, тщеславие, гордость и множество всяких пороков соединяются нераздельным союзом. Таким образом, если и один какой-нибудь порок начнет усиливаться в нас, то он будет доставлять приращение и прочим.

Допустив в себе начало порока, не говори: «Он не победит меня». Ибо насколько ты предался ему, настолько уже побежден им.

Должно возненавидеть сребролюбие, тщеславие и сласть, как матерей пороков и мачех добродетелей.

Самомнение и гордость суть причины хулы; сребролюбие же и тщеславие — немилосердия и лицемерия.

…Матерь блуда есть объедение; уныния же матерь — тщеславие…

Смущаешься, и в душе кипит на всех зло. Это от самолюбия и тщеславия. Старайся всегда считать себя перед Господом хуже и грешнее всех на свете и молись в это время: «Господи, помилуй нас, грешных», – разумея и себя, и тех, на кого гневаешься.

…<Малодушие> бывает причиной погибели, подобно беспечности. Малодушен не переносящий обид, малодушен не переносящий искушений…

Ибо кто враждебно противостал удовольствию вообще, тот не поддается частным приражениям страсти. А кто допустил в себя начало страсти, тот с этим вместе принял в себя целого зверя.

Есть… немало и таких, которые сплошь да рядом сомневаются в доброжелательстве ближних от меньших до старших. Будь для них кто добр, как Ангел, они и тому не поверят, приискивая и выставляя на вид какие-нибудь малозначащие причины. Продолжая сомневаться во всех и во всем, они, наконец, доходят до сомнения и неверия относительно и будущей жизни и таким образом сами делают жизнь свою жалкой и безотрадной.

Не входи в спор, не в рассуждение с сомнениями и возражениями, порождаемыми лжеименным разумом; мечом веры посекай главы этих змей, едва они выставят свои главы из своего логовища!

Гибельная страсть в человеке — сделать клятвы привычными для языка своего. Не делай клятв привычными языку своему, чтобы не умножилось твое неведение, и вместо оправдания не собрать тебе кучи грехов.

С новоначальными телесные падения случаются обыкновенно от наслаждения снедями; со средними они бывают от высокоумия и от той же причины, как и с новоначальными; но с приближающимися к совершенству они случаются только от осуждения ближних.

…Должно владеть страстями, работать же Богу. Ибо невозможно, чтобы в душе царствовали грех и Бог, напротив того, должно над пороком брать верх и покоряться Владыке всяческих.

Должно веровать, что в первородном грехе заключается семя всех страстей […] и потому не стоит удивляться проявлению и восстанию ни одной страсти, как чему-нибудь необыкновенному и странному.

Находятся и такие, которые стараются остановить страсть, но по внушению другой страсти: один молчит по тщеславию, другой по человекоугодию или по иной какой-либо страсти; сии злым хотят исцелить злое. […] Другой не только радуется, когда его оскорбляют, и почитает виновным самого себя, но и сожалеет о смущении оскорбившего его. Бог да введет нас в таковое устроение.

Святой Лествичник выставляет три главных страсти, борющие находящихся в повиновении: чревоугодие, гнев и похоть плотская. Последние приемлют силу от первой, похоть возгорается от чревоугодия и покоя телесного, а гнев – за чревоугодие и за покой телесный. Весь же этот злой собор рождается и происходит от самолюбия и горделивого расположения души. […].

Брат! страсти те же скорби, и Господь не отделил их, но сказал: призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня (Пс.49:15). И потому в отношении всякой страсти ничего нет полезнее, как призывать имя Божие. […]. Нам же, немощным, остается только прибегать к имени Иисусову; ибо страсти, как сказано, суть демоны и исходят от призывания сего имени. Чего же ты хочешь более сего? Бог да укрепит тебя во страхе Своём и да подаст тебе победу…

…Мы только действия и ветви страстей чувствуем, сил же их и корней познать не можем без просвещения от Святаго Духа. От того только тогда сознаем мы в себе страсти, когда они действуют, как же скоро они притихнут, нам думается, что мы достигли уже бесстрастия. Чем удостовериться можем, что страсти только притихли в сердце нашем, а не умерщвлены? Тем, что когда случится нам, успокоившимся на их счет, встретить предметы, которыми питаются скрывшиеся в нас страсти, особенно когда это бывает внезапно, то они тотчас оживают и дают чувствительно о себе знать своими, иной раз нелегкими движениями, так что, бывая ими смущены, дивимся сами, где они укрывались и как вдруг выросли.

…Если у кого-нибудь хотя одна страсть обратилась в навык, то он подлежит муке, и случается, что иной совершает десять добрых дел и имеет один злой навык, то и это одно, происходящее от злого навыка, превозмогает десять добрых <дел>. […]. Так и душа: если хотя одну только страсть обратит себе в навык, то враг, когда ни вздумает, низлагает ее, ибо она находится в его руках, по причине той страсти.

Главные наши страсти: гордость, самолюбие, а от них гнев, ярость, зависть, злопомнение, поречение ближних, презрение своего сердца; эти страсти лежат в нас сокрытыми до случая: кто нам их покажет? А мы, вместо того чтобы благодарить тех людей и стараться об искоренении оных (страстей), воздвигаемся на них (оскорбивших) яростью, укоризной и злопомнением, и сами себя наветуем, как бесы. А надо бы, чтобы борьба со страстями нас смиряла, и видя свою немощь, прибегали бы к Богу, прося помощи Его, и получили бы ее несомненно. А мы, напротив, истязуем от других исполнения заповедей, себя оправдывая и тем мир нарушая.

Умный человек борим бывает страстями душевными через чувства <телесные>, кои есть у разумных тварей. Телесных чувств пять: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Через сии пять чувств, подпадая четырем своим собственным страстям, бедная душа берется в плен. Эти четыре страсти душевные суть: тщеславие, жажда утех, гнев и страх. Но когда человек с мудростью и рассуждением, хорошо повоевавши, одолеет и победит страсти, тогда уже не бывает борим, но мирствует душою и увенчивается от Бога, как победитель.

Быть рабом чрева, быть одержиму страстью к богатству, гневаться, терзать, попирать ногами других, — свойственно не людям, а зверям. Впрочем, каждый зверь имеет, так сказать, свою особенную страсть, и притом по природе, а человек, свергший с себя власть разума, отторгшийся от жизни по Боге, предает себя всем страстям, и делается уже не зверем только, но каким-то чудовищем разновидным и разнохарактерным, и в самой природе своей уже не находит для себя извинения.

Главные три вражеские исполина: славолюбие, сластолюбие и сребролюбие, самолюбием укрепленные – стараются наблюдать и взять власть свою над бедными нашими умом и сердцем, а за ними уже нетрудно и весь собор злых страстей и грехов невозбранно пленяют душевный наш град и, лишая нас многовожделенного мира и спокойствия, соделывают смятения, неустройства и крамолы в убогой душе нашей, что вы видите и в своем устроении, не имея мира и спокойствия душевного.

Если желаем искренно приступить к Создателю нашему, то необходимо нам подвизаться об освобождении душ наших от страстей, по духовному закону. […] и нет нам ни от кого спасения, кроме Господа нашего Иисуса Христа…