Память смертная (118)

Инок должен воспоминать ежедневно и по нескольку раз в день о предстоящей ему неизбежной смерти.

[…] Если ежедневно имеешь перед глазами смерть, то не согрешишь. Если откажешься от суетных хлопот, то не обратишься в бегство на брани. […]

Не до того только времени нужно трудиться, пока увидишь плод, надо подвизаться до самого исхода.

Так и Адам был создан Богом чистым для служения Ему, и вся тварь была дана ему для его служения, потому что он был поставлен господином и царем над всею тварью. […] когда он оказался уже захваченным в плен, тогда вместе с ним была захвачена и служащая и повинующаяся ему тварь. Таким образом чрез него над всякою душою – то есть над всей живущей на земле тварью – «воцарилась» смерть.

Под наслаждениями сидит общий враг, выжидая, не совратимся ли мы с правого пути, прельщенные видимым… Весьма опасно неосторожно проглотить в первый раз скрытую уду коварства, а потом волей или неволей оказаться привязанным к тленным вещам и неприметно увлечься сластолюбием на страшное перепутье к страшному разбойнику – смерти.

Размышлением о смерти удерживай глаза свои, которые ежечасно хотят любопытно смотреть на телесную красоту и великолепие.

Прими в рассуждение время и вечность, временное и вечное страдание, временное утешение и вечное страдание, временное страдание и вечное утешение и облегчится болезнь твоя. Ничто так не облегчает скорби, как надежда избавления от скорби и получения вечного утешения. […] Смерть для каждого есть дверь к Вечности, или блаженной, или неблагополучной, и уже ближе тебе она сегодня, нежели была вчера и третьего дня.

С молоденькими себя не равняй, а считай себя последней. На лета свои не смотри, а думай, что только начинаешь жить. Эта жизнь пройдет, и лета кончатся, и начнется вечность, в которой потрудившиеся здесь упокоеваются от трудов своих. Об этом помышляй и не щади своих сил и лет.

Будучи богат, думай, сможешь ли ты достойно переносить бедность. Будучи счастлив, представляй, как с достоинством встретить несчастье. Когда люди тебя хвалят, думай, сможешь ли достойно переносить поношения. И всю жизнь думай, как достойно встретить смерть.

Пойди к гробнице, посмотри на прах, на пепел, на червей, на отвратительный вид места; посмотри и рыдай горько. И если бы наказание ограничилось только прахом! Но ты теперь от этого гроба и от этих червей перенесись мыслью к тому бессмертному червю, к скрежету зубов, ко тьме кромешной, к огню неугасимому, к тем страшным, невыносимым мукам, к жизни бесконечной.

Склоните взор свой в сии гробы, юноши и дети, красующиеся своими одеждами, гордящиеся своею красотой, и посмотрите на обезображенные лица и составы, подумайте об этом жилище скорбей. Не надолго человек остается в мире, а потом переселяется сюда. Поэтому возненавидьте суету, она обольщает своих служителей, рассыпается во прах и не достигает конца своих стремлений.

Приидите, посмотрите на этих червей, которые покрывают тлеющие тела, во множестве поверженные смертью во граде мертвых Гамона (см.: Иез. 39, 16). Там, как видимый образ разрушения, лежат мертвые тела, изъеденные молью и червями, которые не уважают никакой гордыни, посрамляют всякого заблудшего, гонявшегося за суетами этого скорбного мира.

Приидите, славные земли, величающиеся и превозносящиеся своими преимуществами, и вместе с нами посмотрите на сие посрамление в шеоле. Одни из них были некогда властелинами, другие — судьями; они величались венцами и колесницами, но теперь все попираются ногами, смешаны в одну кучу праха; как одинакова их природа, так одинаково и тление.

…Бог желает, чтобы смерть происходила не только по природе, но также по праведности или по грехам, чтобы мы имели возможность своею праведностью избегать несвоевременной смерти.

Если посмотришь на оставшиеся кости, еще более горькими слезами будешь оплакивать суетность жизни. Лицо обратилось в пепел, чернее сажи; глаза провалились, подвергшись гниению; рот открыт и служит часто проходом для пресмыкающихся.

Приидите, любезные и прекрасные, и во гробе, этом месте скорбей, увидите страшное зрелище: сотлевает там всякая красота, в прах обращается всякий наряд, и, вместо благоухания, смрад тления гонит прочь всякого приходящего; почему никто не может туда взойти и посмотреть на ближнего своего.

Приидите сюда, князья и сильные, предающиеся гордыне, посмотрите, до какого уничижения доходит род наш, и не высоко цените громкие свои титла; им конец — смерть. Лучше всяких мудрых книг мертвые тела сии всех, взирающих на них, учат, что всякий человек низойдет, наконец, в сию глубину уничижения.

Если бы каждый знал, что он завтра непременно умрет, то перед этим днем он ни от чего не стал бы удерживаться… и наделал бы тысячу злодейств, мстя врагам.

Посмотри на царя, когда украшен он великолепными царскими одеждами, и потом посмотри, когда он в шеоле, среди мертвых, когда моль и червь стали для него постелью. Смотри: повелевал и высился он, как бог, и вот, с уничиженными в шеоле, как и все прочие, истлевает безмолвно.

У нее — и мореходец, который древом покорял себе волны; к себе увлекает она и мудреца, не уведавшего истинной мудрости. Прекращается там мудрость и мудрых, и ученых; конец там мудрости трудившихся над исчислением времен.

Она поемлет судей, которые производили суды и умножали грехи свои. Она берет к себе властителей, злочестиво царствовавших на земле.

К такому великому равенству (увидел я) приводит смерть, которая поемлет всякого; и общее всех тление служит для нас образом Божией правды.

Царя не спасает порфира, драгоценные камни и великолепные царские украшения. Власть царей преходит, и смерть в одну кучу слагает тела их, и исчезают они, как будто бы и не было их.

Не трудится там земледелец; смерть положила конец работам его. Связаны члены у тех, которые мечтали, что миру нет и конца.

Смерть поникшими делает надменные и без стыда похотствовавшие очи. Не нужна там красивая обувь, потому что связаны ноги.

Там не крадет тать; добыча его лежит подле него; оканчивается там рабство; раб лежит рядом со своим господином.

Если бы мы постоянно помышляли о геенне, то не скоро низринулись бы в нее. Для этого-то Бог и угрожает наказанием. Если бы размышление о геенне не приносило нам великой пользы, то Бог и не угрожал бы ею, но так как память о ней может способствовать надлежащему исполнению великих дел, то Он, как бы некоторое спасительное лекарство, посеял в наших душах грозную мысль о ней.

Слыша о муках вечных, не смущайтесь, ибо они весьма благодетельны для человека; когда бы их вовсе не было, тогда еще хуже и грешнее были бы мы. Ибо как отцы и матери удерживают детей от резвости прутом, так и Бог посредством адских мучений удерживает людей от злодеяний.

Если кто не верит, что есть геенна, тот, видя халдейскую пещь, пусть через настоящее уверится в будущем и убоится не пещи нищеты, но пещи греха. Грех есть пламень и мучение, а нищета — роса и прохлада. В греховной пещи предстоит диавол, а в пещи нищеты — Ангелы, отражающие пламень.

Огненное море приводит меня в смущение и ужас, и трепещу по причине злых дел, какие совершены мною. Да послужит для меня мостом чрез оное Крест Твой, Сын Бога Живаго, да отступит со стыдом геенна пред Телом Твоим и Кровью Твоею, и да буду спасен щедротами Твоими.

…Сошедши во ад, где никто не может исповедаться (Пс. 6, 6) и откуда уже никто не освободит нас… уже будет необходимо в стеснении и глубоком мраке и при полном отсутствии утешителей терпеть бесконечное наказание и быть несожигаемою пищею для всепожирающего пламени.

Будь готов к тому, что Господь каждый день может потребовать твою душу. Не делай так, чтобы сегодня покаяться, а завтра забыть об этом, сегодня плакать, а завтра плясать, сегодня поститься, а завтра упиваться вином

В собственном смысле разлучение души с телом не есть смерть, оно — только следствие смерти. Есть смерть несравненно более страшная! Есть смерть – начало и источник всех болезней человека: и душевных, и телесных, и лютой болезни, исключительно именуемой у нас смертью.

Брат спросил старца:»Что мне делать? Убивают меня нечистые помышления». Старец отвечал: «Женщина, когда хочет отнять от груди сына, помазывает сосцы чем-нибудь горьким. Младенец привлекается по обычаю к сосцам, но, почувствовав горечь, отвращается от них. И ты примешай горечь в помышления твои». Брат спросил: «Что такое горечь, которую я должен примешивать?» Старец отвечал: «Воспоминание о смерти и о тех муках, которые приготовлены для грешников в будущем веке».

Пробуждаясь от сна, будем думать, что не доживем до вечера, и, опять ложась спать, будем помышлять, что не доживем до утра, всегда помня о безвестном пределе жизни нашей. Живя так, мы не будем ни грешить, ни иметь похотения к чему-нибудь, ни воспламеняться гневом на кого-либо, ни собирать себе сокровищ на земле, но, каждый день ожидая смерти, будем презирать все тленное. Тогда остынет в нас и похоть плотская, и всякое нечистое желание, все будем прощать друг другу и будем предочищать себя, всегда имея перед очами ожидание последнего часа и борьбы. Ибо сильный страх смерти и Суда, опасение мучений поднимают душу, клонящуюся в пропасть погибели.

Брат спросил авву Пимена о том, какое делание должен иметь инок. Авва отвечал: «Авраам, когда пришел в обетованную землю, купил себе гроб и с гроба начала вступать во владение обетованной землей». Брат спросил: «Какое значение имеет гроб?» Авва отвечал: «Это место плача и рыдания»

Разболелся Езекия, отягченный многими грехами, и пришел к нему пророк Божий Исаия и сказал: «умрешь ты». «И отворотился Езекия лицем своим к стене, и молился Господу… И заплакал Езекия сильно» (4Цар. 20, 1-3). Кто же научил его такому сердечному сокрушению и умиленной молитве? Слово пророка: «умрешь ты»; смерть была его учителем

Живая Иисусова молитва неразлучна с живым воспоминанием о смерти; живое воспоминание о смерти сопряжено с живой молитвой ко Господу Иисусу, упразднившему смертию смерть

Благодатной памяти смерти предшествуют собственные старания вспоминать о смерти. Принуждай себя часто вспоминать смерть… и начнет приходить само собою, являться уму твоему воспоминание о смерти… Оно будет поражать смертоносными ударами все твои греховные начинания

Постоянное памятование смерти есть благодать дивная, удел святых Божиих, преимущественно предавшихся тщательному покаянию в нерушимом безмолвии