Пять писем о Православии

Эти пять писем были написаны в ответ на письмо Алексея Кондрашова, опубликованное на сайте «Православие и мир». Алексей – кандидат биологических наук, профессор Института биологических наук и кафедры экологии и эволюционной биологии Мичиганского университета США. Его письмо оказалось почти энциклопедическим – вопросы, которые ставил Алексей, оказались, с одной стороны, очень личными и искренними, с другой – довольно типичными, их ставят и многие другие люди. Ему удалось перечислить если не все, то многие вопросы и недоумения, которые возникают у современного образованного человека в отношении Православной Веры. Я попытался – как смог – ответить на эти вопросы и разрешить эти недоумения.

Текст выглядит примерно так, как он и публиковался на «Правмире», я только добавил некоторые подзаголовки – чтобы читателю было легче в нем ориентироваться.

«Еще одно утверждение православия о свойствах иного мира принципиально важно – учение о Рае и Аде. Якобы тех, кто вел себя хорошо, ждет вечное блаженство, а тех, кто плохо (не верил в Бога, не ходил в церковь, не навещал больных…) – вечные муки. Неудивительно, что у людей с «нравственной интуицией» рассказы про Ад часто вызывают вовсе не страх, а недоверие к его апологетам – членам РПЦ или иных христианских деноминаций (Иван Денисович – баптисту Алеше: «Зачем вы нас за дурачков считаете, рай и ад нам сулите?»). Просьба – не кидайтесь возражать и говорить ерунду о том, что грешников в Аду черти «наказуют бичом любви». Лучше послушайте голоса своей совести.»

Добрый день, Алексей!

Я с огромным интересом прочитал Вашу статью и должен поблагодарить Вас за те вопросы, которые Вы ставите; Ваш обзор тех сомнений, которые наш современник может испытывать в отношении Православной веры, носит почти энциклопедический характер. Все они, несомненно, достойны подробного ответа, и я попробую такой ответ дать; но, думаю, для удобства наших читателей это будет лучше сделать в серии из нескольких статей. В первой из них я попробую ответить на некоторые Ваши недоумения относительно Евангелия.

Существует ли Бог – наиболее важный вопрос в жизни, и то, как мы отвечаем на него, меняет все. В частности, то, что мы понимаем под нравственностью и совестью. Вы советуете нам прислушиваться к своей совести и оценивать те или иные доктрины или явления с точки зрения их нравственности. Это совершенно справедливо. Но давайте уточним, что такое совесть, и почему нам следует к ней прислушиваться.

С точки зрения верующего, совестью мы воспринимаем истинный свет – существует праведный Бог, и, хотя наша совесть повреждена грехом и находится под влиянием нашего окружения, она все же способна воспринимать исходящий от Него свет. Я, например, человек близорукий, и мое зрение часто меня обманывает – я могу принять собаку за ребенка и дерево – за телеграфный столб; но я все же не слепой, я могу видеть свет и те реальности, который воспринимается благодаря свету. Так и совесть – она несовершенна, повреждена, подвержена нашим собственным страстям и внешним влияниям, но она позволяет нам видеть Истинный Свет.

Половину своей жизни я был атеистом; и сейчас я люблю перечитывать серьезных атеистических мыслителей. Я могу посмотреть на мир глазами атеиста и попытаться осмыслить его именно с этой точки зрения. Если бы я был атеистом, мне пришлось бы верить, что истинного света просто нет, и моя совесть не просто находится под влиянием общества и культуры, но полностью ими сформирована. Как говорил великий немецкий мыслитель Фридрих Ницше, – “Голос стада будет звучать еще и в тебе! И когда ты скажешь: «у меня уже не одна совесть с вами», – это будет жалобой и страданием”. Голос совести в атеистической вселенной – не более чем голос стада. (А чей же еще?) Авторитет, стоящий за совестью – это авторитет социума. Должен ли я ему повиноваться? С чего бы? Всегда ли социум прав? Ведь есть разные социумы с разными требованиями – то, что для одних похвально, для других – мерзость. Какой из конкурирующих систем требований я должен повиноваться? И должен ли вообще какой-нибудь из них? Кто из них прав? И имеет ли смысл вообще задаваться этим вопросом? Прав по отношению к чему? По какому стандарту правоты? Во вселенной без Бога такого стандарта просто не существует – Вы можете, скажем, драться с нацистами, но Вы не можете сказать, что они неправы – в своих глазах точно они так же правы, как Вы – в своих, а никакого высшего Судии, чтобы рассудить вас, в этом случае нет.

Поэтому для того, чтобы апеллировать к совести, мы – и это логически неизбежно – должны признавать, что она свидетельствует нам не о человеческих мнениях и обычаях, но о неком Истинном Свете и истинном моральном Законе, которому все мы должны повиноваться. Мы можем с уверенностью сказать, что этот Свет носит личностный характер – нравственные предпочтения могут быть только у личности, и признать, что мы имеем дело с Кем-то, кто в теистической традиции называется словом “Бог”. Я пока не говорю “Бог, каким Его исповедует Православная Церковь”, я надеюсь пока согласиться на гораздо меньшем: существует Истинный Свет, Тот, кто является Источником всего добра, истины и красоты этого мира, и мы призваны стремиться к Нему.

Поэтому я могу только согласиться, что нам, несомненно, следует повиноваться голосу совести. Не следует принимать никаких учений, если они противны совести – даже если они предлагаются от имени Церкви. Другое дело, что при внимательном исследовании вопроса окажется, что либо Церковь учит не этому, либо мы просто чего-то не поняли. Но – подчеркнем это – ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не следует поступать против совести.

После этого мы можем перейти к следующему пункту нашего рассмотрения. Дело в том, что в истории был человек, который заявил, что Он и есть этот Свет: “Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни” (Иоан.8:12). Уточним – Он не говорил, что указывает на свет, или помогает нам увидеть свет, или что-нибудь еще в этом роде. Он говорил, что Он и есть Свет.

В Евангелиях, насколько я понимаю, многое кажется Вам достоверным, но многое и смущает – это чудеса и слова Иисуса об аде. Мы будем подробнее говорить о чудесах (и взаимоотношениях христианства и науки вообще) отдельно, пока я ограничусь лишь цитатой Вашего коллеги – выдающегося американского генетика Френсиса Коллинза: “Если Вы готовы признать Бога или некую сверхъестественную силу за пределами природы, то нет ничего алогичного в том, что в некоторых случаях сверхъестественные силы могут вмешиваться в ход событий” (цит. по The Sunday Times June 11, 2006 I’ve found God, says man who cracked the genome).

Перейдем к тем предупреждениям об аде, которые высказывает Господь, и которые кажутся Вам настолько отталкивающими и “садисткими”, что Вы готовы предположить, что их Иисусу приписали Евангелисты. Что же, если Вы считаете ад безнравственным, я могу только с Вами решительно согласиться – разумеется, ад безнравственен, отвратителен, гнусен, и глубоко противен Божиему замыслу о человеке. “Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив?” (Иез.18:23)

Христос приходит именно затем, чтобы победить ад; Христос и ад – никак не друзья, а смертельные враги. Мне кажется, что вас (как и многих других) подводит определённое представление об аде, как о результате Божиего вмешательства – с человеком, будь он предоставлен сам себе, ничего бы худого не случилось, но тут Бог решает навести справедливость и засовывает его в ад, где и мучает вечно. Если вы не верите в эту картину, я не собираюсь Вас переубеждать – я в нее тоже, разумеется, не верю. Реальная картина выглядит совсем по-другому – человек, будучи предоставлен самому себе, устремляется в ад, а Бог делает абсолютно все – до Голгофы включительно – чтобы спасти его от такой участи.

Ад разверзается не по воле Божией, но в результате противления этой воле. Нам, оглядываясь на ХХ век с его примерами рукотворного ада, не так трудно это понять. Мы видели – и продолжаем видеть – как человеческая гордыня, ненависть, алчность или властолюбие водворяет ад на земле. Что будет, когда эти души покинут землю? Они сделаются добрыми и любящими? Для этого нужно покаяться, признать себя неправым, согласиться на перемены. Не сделаются? Тогда они превратят в ад любое новое место своего обитания.

Чтобы поверить в возможность такого развития событий, даже не обязательно быть христианином или принимать Библейское Откровение. Достаточно верить в реальность свободной воли (в чем мы, как я понял, согласны) и в реальность жизни после смерти (что я Вам предлагаю принять, хотя бы, в качестве допущения).

Обретут ли злые люди вечную радость после смерти? Но как? Оставаясь злыми? Даровать нераскаянному злодею вечную радость невозможно не столько потому, что это было бы несправедливо, сколько потому, что это невозможно. Вы не можете сделать счастливым семьянином эгоистичного манипулятора; невозможно дать радости дружбы человеку, который неспособен, а главное, не хочет быть другом. Евангелие говорит, что любой злодей может перемениться, покаяться, преобразиться – и спастись. Но человек обладает неотъемлемым даром свободной воли; никто другой не может за него покаяться. А он может и не захотеть.

Как-то я видел документальный фильм ВВС о разделе Индии в конце сороковых годов (и происшедшей при этом массовой резне). Там было интервью с одним сикхом, уже глубоким стариком, который, любовно поглаживая кривую саблю, похвалялся, что тогда ни один мусульманин ни ушел от него живым. Когда у него спросили, не сожалеет ли он о совершенных им убийствах, он ответил с негодованием: «И с чего это я должен сожалеть? Эти чертовы мусульмане вырезали половину нашего народа!»

Что будет с этой душой по ту сторону смерти? Как может войти в рай человек, который яростно настаивает на том, что он прав, и не думает раскаиваться в своих грехах? Что может милость Божия сделать для такой души? Нельзя сказать, что совсем ничего.

Бог водворяет “великую пропасть”, которая препятствует злым мучить добрых; Бог дает погибшим столько знания истины, сколько они могут вместить – хотя эта истина им и ненавистна. Что еще можно сделать? Предоставить погибших, после всех попыток их спасения, самим себе? Боюсь, что именно это и происходит.

Является ли актом садизма предупреждать о такой возможности? Я не курю, но надписи большими черными буквами на пачках сигарет “КУРЕНИЕ ВЫЗЫВАЕТ РАК” выглядят устрашающе даже для меня. Не сомневаюсь, что они немало портят настроение курильщикам. Должен ли я считать врачей садистами, которые с гнусными ухмылками радуются тому, что тех, кто пренебрежет их словами, постигнет ужасная смерть от рака? Мне доводилось видеть фильм, показывающий, во что людей превращает употребление наркотиков. Фильм был весьма жутким – должен ли я считать его авторов садистами, которые радуются мучениям и смерти наркоманов? Очевидно, нет – эти предупреждения в обоих случаях продиктованы искренней заботой о благе людей. Христос предупреждает нас о в высшей степени ужасной участи, которую мы можем на себя навлечь – и предупреждает именно затем, чтобы мы ее избежали.

Вас смущают образы огня и серы в Писании? Говоря о духовной реальности невозможно избежать метафорического языка; у нас есть слова для нашего посюстороннего опыта, и нам просто не хватает языка для описания того, что может ожидать нас после смерти. Вне всяких сомнений эти метафоры обозначают нечто невыразимо жуткое – нечто, что произойдет, когда зло, которое люди взращивают в своих сердцах, будет предоставлено самому себе всю оставшуюся вечность. Будет ли это состояние мучительным? А есть ли что-нибудь мучительнее бессильной злобы?

Итак, противно ли совести верить в то, что люди обладают личным бессмертием и жизнь их не завершается в момент физической смерти? Безнравственно ли верить в то, что люди обладают неотъемлемым свободным произволением? Безнравственно ли признавать реальную возможность того, что некоторые употребят свое произволение на то, чтобы окончательно и навсегда отвергнуть Свет и закоснеть во зле? Безнравственно ли верить в то, что те, кто навсегда избрал путь противления, в итоге будут изгнаны во тьму внешнюю и лишены возможности причинять зло Божиему творению? Безнравственно ли верить в то, что вечность для них окажется в высшей степени ужасным местом? Погрешим ли мы против совести, отвернемся ли мы от Истинного Света, если поверим в то, что это возможно, и, что нам стоит быть предупрежденными о такой возможности?

Но отметим и то, что Евангелие не есть возвещение об аде – оно есть возвещение о вечном спасении, о том, что, несмотря на то, что мы противимся Богу и губим себя, Он неизменно желает нашего спасения и спасет нас для блаженной вечности – если только мы сами, по своему ожесточенному упорству, не отвергнем все Его усилия.

«Возникает естественный вопрос – чем православное учение о Боге лучше прочих? Собственных сведений о структуре Бога у меня – как и у всех известных мне нормальных людей – нет, а очень многие деноминации, в том числе и христианские, вообще отвергают троичность Бога.»

Добрый день, Алексей!

Вы ставите вопрос о том, почему для спасения необходимо разделять именно православное представление о Боге. Это очень серьезный вопрос, и, отвечая на него, мне придется начать с более фундаментальных вещей – с греха и спасения вообще. Это ступенька, через которую нельзя перепрыгнуть; поэтому начнем с нее.

Что значит – спастись? В обычном языке мы чаще всего употребляем глагол “спастись” с предлогом “от” – от гибели, от преследований, от болезни. Но в библейском контексте мы спасаемся не только “от” но и “для” – для вечной жизни. Вопрос о спасении в православной перспективе неизбежно связан с вопросом от творении – для чего мы вообще живем? Есть ли в нашем существовании какой-то смысл? Или жизнь, как говорят некоторые философы (Альбер Камю, например), в принципе абсурдна? Есть ли у нас подлинное благо и предназначение, родной дом, в который мы должны вернуться, тот замысел о нас, который должен осуществиться?

Библейское Откровение говорит о том, что наша жизнь никоим образом не случайность; мы созданы личностным, благим Богом, который, из чистой щедрости, пожелал разделить с нами ту вечную жизнь, любовь и радость, которой в вечном переизбытке обладает Он сам. У истоков всей реальности лежит любовь Божия, которая сотворила нас для вечной радости. Человеческий род призван стать бесконечно счастливой семьей, глава которой – Бог.

Как рассказывает книга Бытия, Бог наделяет людей свободой и владычеством – “И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле”(Быт.1:28). У нас есть реальный выбор с реальными последствиями и реальная власть изменять тварный мир. Мы злоупотребили этой свободой и властью – и ввергли мир и самих себя в катастрофу, которая в христианской традиции называется грехопадением. Наша собственная природа – то, что Писание называет “сердцем”, сердцевиной человеческого существа – оказалась глубоко повреждена.

Из всех христианских доктрин, грехопадение – единственная, доступная непосредственному наблюдению. Как сказал Гилберт Кийт Честертон, “Если правда (как оно и есть), что человек может получать изысканное наслаждение, сдирая шкуру с кошки, то приходится отрицать либо Бога, как атеисты, либо нынешнюю близость Бога и человека, как христиане”. В самом деле, если мы признаем реальность Истинного Света (а, напомню, любая апелляция к совести и нравственности потеряет всякий смысл, если ее не признавать), нам остается только признать реальность нашего отпадения – и как человеческого рода в целом, и как отдельных людей.

Люди неоднократно пытались водворить на земле если не рай, то хотя бы гармоничное, мирное, справедливое и гуманное общество, где не будет войн, несправедливости, угнетения, бесчеловечности. Люди воодушевлялись смелыми идеями, предпринимали героические усилия, шли на великие жертвы. Но из всех попыток устроить рай на земле – от Коммунизма до Джонстауна – выходило что-то гораздо более похожее на ад. Почему? Какой роковой дефект в человеческой природе обрекает все благие начинания на провал?

В христианской традиции этот дефект называется “первородным грехом”, но если Вам не нравится термин, давайте просто остановимся на том, что всю известную нам историю люди демонстрируют глубокую неспособность жить в мире, любви и гармонии друг с другом и тварным миром в целом. Даже в наиболее благоустроенных и цивилизованных обществах в мире существует полиция, которая защищает граждан друг от друга, замки на дверях, тюрьмы, тщательно разработанные финансовые предосторожности, которые должны помешать ворам и мошенникам.

Но особенно неприятное открытие ожидает нас, если мы обратимся от проблем человеческого рода в целом к его конкретным представителям – нам с Вами, и задумаемся над тем, насколько наше собственное поведение, наши мысли, слова и поступки соответствуют Истинному Свету. Я сейчас не говорю – учению Церкви, я даже не говорю – Евангелию, просто тому Свету, который мы уже имеем, и к которому апеллируем, говоря о совести и нравственности. Когда мы обрушиваемся на плохих людей – жестокого правителя Константина, рабовладельца Томаса Джефферсона, антисемита Вольтера, расиста Томаса Хаксли (мы еще поговорим об идеалах и их носителях в одном из следующих писем), нам кажется, что Свет – наш союзник, но когда мы задумываемся о себе, оказывается, что Он – наш Судия. Если есть некое мерило праведности, к которому мы обращаемся, порицая других людей, то оно столь же приложимо и к нам самим. Если другие люди подсудны (и осуждаемы) перед лицом этого Света, то нет никаких оснований предполагать исключение для нас самих.

Я отнюдь не пытаюсь отразить Вашу критику универсальным приемом “на себя посмотри”; просто христианское понимание спасения начинается с того, что мы посмотрели на себя – и обнаружили очень серьезную проблему.

Возможно, мы с Вами не сдираем ни с кого шкур, и не подписываем приказов о пытках или бомбардировках (мы, к счастью, не занимаем высоких постов), не участвуем в межобщинной резне (нам повезло в нее не попасть) – но если мы хоть немного честны с собой, мы помним о случаях, когда мы явно противились Свету, поступали так, как нам было удобнее а не так, как были должны, и явно предпочитали следовать своим хотениям, а не Свету.

Понимание Благой Вести начинается с чрезвычайно неприятного открытия, которое мы все отчаянно не хотим делать – не только другие люди, но и мы сами виновны в сознательном подавлении того света, который дан нам в совести.

В прошлом письме, говоря об аде, я приводил пример человека, достаточно нам чужого – нераскаянного убийцы из далекой страны. Христианство побуждает нас увидеть, что те внутренние тенденции, которые делают из людей нераскаянных убийц, живут и в нашем сердце. То ожесточенное противление Свету, которое не дает тому старому сикху покаяться, хорошо знакомо и нам. И оно может привести нас туда же, куда и его.

Отмечу еще раз – говоря о “противлении Свету” я пока не говорю о “противлении учению Православной Церкви”. Я говорю о том свете, который дан нам в совести, и к которому все мы апеллируем, порицая других людей. Мы осуждается тем самым судом, по которому желаем судить других.

Тут возникает необходимость разрушить одну иллюзию; обычно мы закрываемся от света щитом, на котором написано “уж мы-то приличные люди”. Мы же не римские императоры и не рабовладельцы. Да, мы совершаем определённые ошибки, но они носят вынужденный характер. Часто у нас просто нет иного выбора. Беда в том, что на свете не было еще ни одного негодяя, который не был бы уверен о себе, что он – приличный, или даже очень хороший человек.

В этом отношении существует интересный парадокс – по-настоящему плохие люди гордятся своей хорошестью; хорошие люди (не обязательно христиане) сокрушаются о своих моральных провалах. Пол Пот, как Вы знаете, был одним из самых страшных массовых убийц в истории человечества. Уже после того, как он утратил власть, он сказал в интервью гонконгскому журналу “Дальневосточное Экономическое Обозрение”: “Моя совесть чиста... Да, мы совершали определённые ошибки, но они носили вынужденный характер. У нас не было иного выбора. Мы должны были защищать себя от вьетнамцев, которые хотели раздавить Кампучию. Говорить о миллионах погибших – это слишком большое преувеличение. Все эти мемориалы в память о погибших не более чем вьетнамская липа”.

Психопаты, отбывающие пожизненное заключение за совершенные ими жестокие убийства, уверены, что они – хорошие люди, страдающие от несправедливого общества. Напротив, люди, искренне стремящиеся к свету, уверены в своем моральном несовершенстве. Чем ближе мы к свету, тем яснее мы видим пятна на нашей совести; чем дальше от Него – тем больше уверены, что “наша совесть чиста”.

Гибель грозит нам не из-за неправильных богословских представлений как таковых, а из-за греха – как из-за испорченности сердца, так и из-за неправильных решений, которые мы, под влиянием этой испорченности, принимаем. Люди умирают не из-за того, что у них ошибочные представления о лечении – люди умирают от болезни.

Это плохая весть – и мы знаем ее не столько из Библии, сколько из непосредственного опыта, нашего и других людей. А Благая Весть состоит в том, что Сам Свет нисходит в наш мир, чтобы спасти нас от наших грехов. Как говорит Он Сам: “Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих” (Мк.10:45).

В нашем грехе есть два аспекта – испорченность и вина; поврежденность сердца, которая склоняет нас к дурным поступкам, и сами эти поступки. То и другое отчуждает нас от Бога. От того и другого приходит спасти нас Христос.

Грех – акт свободного произволения, которым мы выбираем тьму, а не свет, акт духовного самоубийства, которым мы отвергаем волю Божию о себе и выбрасываемся “во тьму внешнюю”. Иногда люди пытаются уйти от сознания серьезности этой катастрофы, переопределив грех как “нарушение не слишком понятных мне религиозных предписаний”. Но – отметим это еще раз – речь пока не идет о нарушении предписаний Церкви. Речь идет о противлении голосу добра, который известен нам из совести.

Просто взять и отменить эти наши решения, значило бы отменить реальность нашего свободного произволения. У нас действительно есть реальный выбор с реальными последствиями. Если мы самоопределили себя к аду – значит самоопределили. Бог не объявляет наши решения небывшими. Бог делает нечто другое – Он принимает этот наш выбор и Его последствия на Себя. “Христос умер за грехи наши... Он погребен был, и воскрес в третий день...” (1Кор.15:3,4). За наши грехи умер Невиновный; смерть, которую мы вызвали своими грехами, поглощена Его смертью.

Мы, грешники, можем войти в общение со Святым Богом, потому что наши грехи искуплены на Голгофе. Но просто избавить нас от результатов нашего порочного выбора было бы мало. Представьте себе наркомана, который, ища денег на дозу, совершил преступление. Если мы каким-то образом избавим его от тюрьмы, но не от его больной страсти, мы его не спасем – очень скоро он опять совершит преступление. Наше спасение предполагает не только прощение вины, но и избавление от испорченности.

То и другое не может совершиться без нашего согласия. Мы призваны обратиться к Истинному Свету, который пришел к нам в лице Иисуса Христа, принять его прощение и предаться в Его руки, чтобы Он исцелил нашу порчу.

Наше обращение ко Христу проявляется в покаянии и вере – мы принимаем решение доверять и повиноваться Ему. В частности, это предполагает принятие истины, которую Он открыл. Мы обязательно рассмотрим вопрос о том, почему истина, которую Он открыл, пребывает в Православной Церкви, но пока мы должны остановиться здесь. Вопрос о Церкви обретет актуальность не раньше, чем мы определимся с вопросом о грехе и о Спасителе – признаем ли мы реальность нашего греха и нашу нужду в спасении? Признаем ли мы в Иисусе Христе нашего Господа и Спасителя?

Пока мы не определимся в этом вопросе, говорить о Церкви бессмысленно – Христос есть единственная причина существования Церкви и единственная причина, по которой нам стоит к ней принадлежать. Если я – не грешник, а Христос – не Спаситель, то мне просто нечего делать в Церкви. Если верим Его словам, что Он “пришел душу Свою отдать для искупления многих”, и признаем в числе этих “многих” себя, то мы можем дальше рассматривать вопрос о том, что из этого следует – в частности, почему так важно верить в Троицу.

Процитирую Ваше последнее письмо на “Правмире”:

“Наверное, Ваши слова можно подытожить так – «В Аду окажутся лишь те, кто больше нигде находиться не может, несмотря на все Божьи усилия».

Именно так, Вы поняли меня совершенно правильно.

“Горящий в адском пламени богач – не какой-то особый злодей – он обычный в меру черствый человек. По таким меркам всю Америку с Россией надо в Ад – с нашими бомжами и уклонениями от уплаты налогов” Очень хорошо, что вы обратили внимание на притчу о Богаче и Лазаре.

Думаю, в восприятии этого отрывка мы очень близки. Есть два места в Евангелии, которые лично меня совершенно не устраивают – и если бы кто издавал политкорректную версию Библии специально для меня, их бы оттуда обязательно изъяли. Первый – это как раз притча о богаче и Лазаре; второй – это притча о Страшном Суде в 25 главе Евангелия от Матфея. В обоих случаях осужденными оказываются люди, о которых нам не сообщается, что они активно творили какое-то зло. Они просто распорядились своим временем, силами и деньгами так, как сочли нужным – и они предпочли не тратить их на нищих, голодных, больных и заключенных. Много вас тут, Лазарей, а я один. Если Евангелие – это слово Божие, тогда у меня большие проблемы. Не то чтобы я особенно блистательно пиршествовал, но и в рамках моего скромного достатка я мог бы жертвовать (деньгами, временем и силами) больше, чем это делаю, причем не особенно надрываясь.

Что мне мешает? Страх повредить себе, нежелание себя в чем-то стеснить, эгоцентричность, лень – все то, что можно было бы назвать “неправильно поставленным сердцем”. Если Евангелие право, то я – сильно неправ. Является ли требование Евангелия несправедливым или произвольным? Беда в том, что это требование не является даже специфически евангельским. Это вполне “общечеловеческая ценность”. Капитан корабля, который просто поплывет по своим делам мимо моряков терпящих бедствие, сядет в тюрьму. Его осудит и закон, и общее мнение. Тем более осудит, если выяснится, что капитан просто не хотел прерывать веселую вечеринку у него на борту ради спасения чужих жизней. Хотя казалось бы – это его корабль, он может им распоряжаться, придет на помощь утопающим – молодец, не придет – его дело. Но закон (и общее мнение) так не считает. Мог спасти людей, но не захотел – значит виновен в их смерти. Боюсь, что это так и на суше – не желая спасать чужие жизни мы делаемся виновны в их гибели. Это крайне неуютный вывод, но он неизбежен.

Евангелие в этом отношении не сообщает чего-то нового – оно просто подтверждает то, что мы и так знаем. В этой ситуации мы можем сделать три вещи – во первых, мы можем отрицать само Евангелие. Нет ничего плохого в блистательных пиршествах – тут то ли Иисус неправ, то ли Евангелист Его не понял, в общем, пиршествуем и не беспокоимся. Но тут беда в том, что осуждает нас, как уже было сказано, не только Евангелие. Можно попробовать перевести стрелки на других – которые, предположительно, хуже нас; разоблачение и всяческое обличение негодяев несколько помогает облегчить внутреннее беспокойство. Но чужие негодяйства никак не снимают вопроса наших собственных.

Можно еще сказать, что мы не сильно хуже среднего уровня – в самом деле, “по таким меркам всю Америку с Россией надо в Ад”. Но Библия и говорит, что все люди согрешили и нуждаются в спасении – никто не заслуживает рая, хотя все могут быть спасены во Христе. Беда еще в том, что у нас перед глазами люди, которые ведут себя значительно лучше нас – так, как мы бы вполне могли бы себя вести, если бы захотели. По правде сказать, в Церкви – и в ее истории, и в ее настоящем – меня мало беспокоят люди, которые ведут себя плохо. Это как раз люди, которые ведут себя хорошо, заставляют меня чувствовать себя неуютно.

Евангелие призывает не искать отговорок, а признать свой грех, попросить прощения, предаться Богу, чтобы Он изменил и исправил наше сердце, делать то, на что нас хватает сейчас.

Христос обличает нас в том, что наша жизнь неправильна, и требует ее изменить – причем требует именно как Господь и Судия. Мы не хотим меняться? Если мы не изменимся, мы окажемся в аду. В вечности нельзя быть в меру черствым – мы либо входим в Царство любви, либо отказываемся войти. Мы не можем измениться? Он может нас изменить, если мы сдадимся Ему. Не хотим сдаваться Ему?

Но тогда дело именно в этом, а не в свв.Константине или Иосифе Волоцком, младоземельных креационистах, антисемитах или еще каких-то неприятных людях, которых мы усматриваем в Церкви. Если бы их всех и на свете не было, на наше решение это бы никак не повлияло. В этом случае дело вовсе не в плохих – или заблуждающихся – людях, которые возмущают нашу совесть. Дело в человеке, который говорит нам истину о нас и нашу совесть обличает – Иисусе Христе. Главная проблема именно в Нем, и давайте отдавать себе в этом отчет.

Наше отношение к Церкви определяется нашим отношением к Иисусу Христу – чтобы быть православным христианином надо, как минимум, признавать Христа Спасителем, а себя – одним из тех грешников, которых Он пришел спасти. Каждый православный христианин, идя к Причастию, повторяет слова Апостола Павла: “Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый” (1Тим.1:15). Человек, исповедующий эту веру, еще не обязательно принадлежит к Православной Церкви; ее разделяют с нами и неправославные христиане. Но ее исповедание вводит человека в совершенно другой мир и дает ему совершенно иную точку отсчета. Некоторые вопросы оказываются важными, некоторые – утрачивают свое значение. Если Иисус тот, Кем Себя объявлял – то Он жив сейчас, и сейчас, пребывая в одной со мной комнате, ожидает от меня ответа на Его вопрос – “...ты веруешь ли в Сына Божия?” (Иоан.9:35).

Если мы отвечаем на этот вопрос “нет”, и полагаем евангельское свидетельство ложным, то дальнейший разговор о Церкви теряет всякий смысл – если в основании Православной Церкви – и всего Христианства вообще – лежит заблуждение, обещания, которые никто не выполнит, молитвы, которые никто не услышит, надежды, которые никто не оправдает, если кости Иисуса лежат где-то в земле – такие же мертвые, как кости любого другого мертвеца – то разговор о Православии можно окончить на этом, и свв. Константина с Иосифом Волоцким можно оставить в покое за полной ненадобностью.

Если Вы не верите в то, что Евангелие говорит истину об Иисусе Христе, то рассматривать те пожелания, с которыми Вы обращаетесь в конце Вашего письма, просто бессмысленны – допустим, мы рассмотрели их и пришли к выводу, что Ваши представления о Церкви просто ошибочны. Придете ли Вы в Церковь? Нет; да и было бы странно этого ожидать – в Церковь люди приходят потому, что они поверили во Христа, а не потому что перестали верить в некоторые мифы о Церкви. Если я имел, к примеру, ложные представления о буддизме, а потом от них отказался – это же еще не повод делаться буддистом.

Единственная причина делаться христианином – это то, что евангельское свидетельство о Христе истинно. И здесь мы должны рассмотреть вопрос о том, Кем именно считал Себя Евангельский Христос и кем считали его Апостолы.

Вы пишете “Сама по себе гипотеза о боговоплощении многим по душе. Мне, к примеру, легче уважать Бога, который добровольно спустился с небес на землю – попробовать на своей шкуре, каково жить в сотворенном им мире – вместо того, чтобы с безопасного расстояния выставлять нам оценки по поведению. Но можно ли однозначно определить, что такое боговоплощение?”. Что же, Вы сами определяете его вполне верно – Бог сошел в наш мир и стал человеком, одним из нас. Как говорит святитель Мелитон Сардийский, “Бог облекся в человека, и страдал ради страдающего, был умерщвлен ради умерщвленного и погребен ради погребенного”.

Но есть и то, что Вас смущает: “Сам Иисус, согласно Евангелию, в разных случаях говорил о своей божественности по-разному («Я сказал: вы – боги»; «Кто видел меня – видел Отца»; «Я и Отец – одно»; «Отец мой больше меня») – и уж наверное ему виднее… Однако Вселенские соборы, осчастливив нас точными сведениями о структуре Бога, навели порядок и здесь и установили, что Иисус обладал двумя нераздельными и неслиянными природами и волями”. Насколько я понял, Вы находите неубедительными постановления Соборов о личности и деяниях Христа: “Вопрос (к тому, кто станет мне возражать) – как бы Вы отнеслись к решениям об эпохе царя Алексея Михайловича, принятым пленумом ЦК КПСС по указанию Сталина?”

Я обращусь к предложенному Вами сравнению. Допустим, никакого Сталина, способного принуждать историков к определенным воззрениям, давно уже нет; историю эпохи царя Алексея Михайловича рассматривает множество ученых и их коллективов из разных стран, не имеющих никакого общего руководства и нередко ведущих острую полемику друг с другом. Возможно, если мы обнаружим, что между абсолютным большинством исследователей той эпохи есть согласие в отношении некоторых ключевых фактов, мы согласимся считать эти факты хорошо обоснованными. Если, скажем, все историки, рассматривая дошедшие до нас свидетельства, сходятся на том, что в царствование этого государя была проведена военная реформа, значит, по всей видимости, она действительно имела место.

Новозаветные свидетельства о Христе исследуются аналогичным образом – у Православных, Католиков, Лютеран, Баптистов, Реформатов и других общин, признающих Новый Завет, нет общего руководства, которое могло бы навязать всем общие взгляды. Тем не менее, между всеми этими группами существует поразительно обширная область согласия – так, например, общей для всех них является вера в Боговоплощение и Троицу. Если абсолютно не связанные административно и подчас ведущие между собой энергичную полемику группы исследователей Писания вычитывают из этого Писания одни и те же догматы, этому есть только одно объяснение – они там действительно есть. Общины, отрицающие Троицу – такие как Свидетели Иеговы – обычно опираются на какой-то внебилейскоий авторитет (у СИ это т.наз “Руководящая Корпорация”), и носят, по отношению к христианскому миру в целом, скорее маргинальный характер – как последователи Академика Фоменко к исторической науке.

Почему представители таких разных христианских общин независимо друг от друга признают Иисуса Богом? Потому что таково Его свидетельство о Себе, сохраненное Евангелием.

Несколько раз в Евангелии Христос прямо назван «Богом». Например апостол Фома говорит: “Господь мой и Бог мой!” (Ин 20:28), увидев Воскресшего Спасителя, причем такое исповедание сам Иисус принимает без возражений. Надо отметить и то, что Христос в Евангелии везде и всюду утверждает Свою Божественность. Современного читателя Евангелий тут часто подводит незнание библейского контекста. В рамках библейского языка Иисус постоянно и очень настойчиво говорит о том, что Он – Бог. Евреи вообще избегали говорить о Боге прямо, опасаясь нарушить заповедь «не поминай имя Господа, Бога твоего, напрасно». В речи на Бога часто указывали косвенно – «Благословенный», «Господь», «Небо», «Великий Царь», «Судия».

Иисус указывает на Себя как на Царя, Судию (напр. Мф 25:34), Того, кто посылает Пророков (напр. Мф 23:34), Того, о Ком в ветхозаветных пророчествах говорится как о Боге и т. д. В рамках Библии это не может означать ничего, кроме предельно ясного отождествления говорящего с Богом. Вспомним хотя бы притчу о Страшном Суде:

“Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую” (Мф 25:31–33).

Судией всех народов здесь выступает Иисус, хотя в библейском контексте никакого другого высшего Судии, кроме Бога, нет и быть не может. Есть и другие слова Христа, которые не могут быть истолкованы иначе как самосвидетельство о Его Божественном достоинстве. Это случаи, когда Он говорит о прощении грехов (Кто Он, что грехи прощает?), называет Себя Господином субботы (хозяин субботы – только Бог, суббота – Его день), свидетельствует о Своей безгрешности (Ин 8), говорит: «Я и Отец – одно» (Ин 10:30).

Окружающие Его отлично понимали:

“Иудеи сказали Ему в ответ: не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом” (Ин 10:33). Итак, Господь Иисус Христос использует максимально сильный язык для утверждений Своей Божественности.

Соборы было бы неверно рассматривать как аналог современных законодательных собраний – которые устанавливают ранее не существовавшие законы. Соборы не вводили каких-то новых истин о Христе – они придавали четкие формулировки “...вере, однажды преданной святым” (Иуд.1:3), чтобы оградить ее от попыток исказить ее так или иначе. Христиане верили в Иисуса Христа как совершенного Бога и совершенного человека до эпохи вселенских соборов; такая вера ясно выражена уже в текстах Нового Завета.

Почему важно в это верить? Этот вопрос ставят достаточно часто. Не важнее ли быть просто приличным, нравственным человеком, чем признавать именно это – пускай и верное – учение о Христе?

Беда в том, что с нашей “приличностью” и “нравственностью” есть очень большие проблемы, которые мы не можем решить своими силами. Серьезные попытки следовать Свету их немедленно выявляют. Нам нужно обратиться к Свету напрямую и искать его помощи. Но уже простейшее проявление веры – молитва – предполагает определенные догматы. Решение упоминать или не упоминать Иисуса в нашей молитве уже предполагает определенный догматический выбор; тем более, такой выбор стоит за решением, в каком качестве Его упоминать. Простейшая молитва – “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного”, уже предполагает определенное догматическое сознание – мы исповедуем Иисуса Господом и Судией, у которого ищем милости – то есть недвусмысленно отождествляем Его с Богом. Впрочем, отказываясь обращаться к Нему таким образом, а молясь как-то иначе, мы тоже исповедуем определенные догматы – только другие.

Любая молитвенная практика догматична. Ввергают ли ложные догматы в ад? Сами по себе – нет, в ад ввергает грех, упорное, сознательное и нераскаянное противление Свету. Сколько в вероисповедном заблуждении того или иного человека от сознательного противления, сколько – от обстоятельств его жизни, сколько – от незлонамеренных ошибок человеческой немощи, мы не знаем; Бог знает.

Мы не утверждаем, что все неправославные попадут в ад. Возможного, язычник, придя на Суд Христов, встретит тот Свет, который Он как мог и как умел, искал всю свою жизнь, и возрадуется вовеки. Мы не знаем. Мы утверждаем другое – Иисус Христос есть Свет; в конечном итоге мы выбираем между Ним и тьмой.

Другие недоумения, которые Вы выражали, относятся к исторической Церкви и соотношению христианства и науки. Бог даст, мы рассмотрим их в двух следующих письмах.

Добрый день, Алексей!

Прежде всего, Христос Воскрес! (Письмо опубликовано на Пасху).

Это событие – то, что Иисус из Назарета буквально, телесно, физически восстал из мертвых – является для христиан абсолютной точкой отсчета, и если Вы ее не принимаете, мы находимся в разных системах координат; это отнюдь не делает беседу невозможной – но об этой разнице в системах отсчета нам стоит помнить. Но перейдем к рассмотрению вопросов, которые Вы поднимате.

Вас смущает то, что император Константин был жестоким воином и правителем. Вы пишете: “Когда мне говорят, что Дух возвещал через Константина со товарищи возвышенные истины, на ум приходят лишь слова Станиславского – «не верю!»...” Вы также указываете на жестокие преследования еретиков св.Иосифом Волоцким. Отвращает ли эти факты меня от Церкви? Нет.

Прежде всего, я иду в Церковь, чтобы приступить к Святым Христовым Тайнам, потому, что так заповедовал Христос. Нравится ли мне император Константин или нет – в любом случае не повод отвергать Христа. Господь Иисус говорит “...сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание.... сия чаша [есть] Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается” (Лук.22:19,20), и, если я верю Его словам, то было бы крайне странно отвергать этот Хлеб и эту Чашу в знак протеста против антидемократического режима императора Константина. Тем более что и самого режима уже некоторое время как нет. Может быть только одна причина отвергнуть эту Чашу – если все евангельское возвещение ложно и Христос не воскресал.

Вы произносите слова, которые я уже много раз слышал от других людей – “РПЦ не имеет отношения ко Христу”. Но давайте разберемся – иметь отношение ко Христу – это хорошо или плохо? Апостол Павел пишет “...если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал.... И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков”(1Кор.15:14–19). Если Апостолы говорят, что Христос воскрес, а это неправда, то они лжесвидетели, а христиане – несчастные глупцы вроде каких-нибудь культистов, ожидающих зеленых спасителей на летающих тарелках. Если Христос не воскрес, то все христианство – самое грандиозное надувательство в истории. Тогда нет ничего хорошего в том, чтобы “иметь отношение ко Христу”, и чем Церковь больше имела бы к Нему отношения, тем большего бы упрека заслуживала.

Если Христос воскрес, и иметь к Нему отношение – хорошо и правильно, то давайте тогда принимать Его слова всерьез, давайте искать общину, к которой относятся слова Христа “Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее” (Матф.16:18), общину, в которой мы могли бы приступить к Чаше.

Мы сейчас будем говорить о Константине и других подробно – но мне хотелось бы еще раз обратить внимание на ступеньку, через которую невозможно перепрыгнуть. Рад бы ко Христу, да Константин не пускает – это абсурд. Если хотите ко Христу, то идите. На свете есть только один человек, который имеет возможность не пустить Вас ко Христу – и это не император Константин и не преп. Иосиф Волоцкий. Это только и исключительно Вы сами.

Итак, вопрос об исторической Церкви возникает у нас только после того, как мы определимся с вопросом о Христе. В мире существуют общины верующих, которые в свое время решили отделиться от исторической Церкви и грехов ее истории; мои друзья-баптисты не почитают императора Константина – у них вообще нет почитания святых. Позиция “верю во Христа, а Константин мне видный исторический деятель и не больше”, в принципе возможна, хотя, как я полагаю, ошибочна. Однако для многих именно такая позиция была переходным этапом на пути в Православие. Если Вас смущает Константин – забудьте пока про Константина, определитесь по отношению ко Христу.

Однако я могу рассказать, почему я не верю в попытки отделиться от истории и ее грехов. Прежде всего потому, что это невозможно. Я бы проиллюстрировал это на примере из интеллектуальной традиции, к которой Вы себя, как я понял, причисляете – либеральной демократии.

В начале Декларации Независимости США находятся знаменитые слова: “все люди рождены равными и наделены их Создателем определенными неотъемлемыми правами”. Их автор, Томас Джефферсон, был рабовладельцем. О нем известно, что он сексуально эксплуатировал свою чернокожую рабыню и имел от нее детей. О нем также известно, что он прямым текстом отдавал недвусмысленные приказы о геноциде индейцев. Может ли такой человек открыть нам какие-то истины о свободе и правах? Я не иронизирую – я ставлю серьезный вопрос, на который вижу серьезный ответ – да, может. Когда впоследствии аболиционисты боролись за отмену рабства, а Мартин Лютер Кинг выступал против расовой сегрегации, они обращались именно к этим словам – хотя они и были написаны рабовладельцем а потом другими рабовладельцами же торжественно подписаны. Основателями крупнейшей либеральной демократии в мире были рабовладельцы, замешанные в геноциде. Они до сих пор окружены в США глубоким почитанием, им стоят памятники.

Могут ли нравственно вменяемые люди почитать рабовладельцев, которые отправляли карателей сжигать индейские деревни и истреблять их жителей? Я опять-таки не иронизирую – это серьезный вопрос. И я думаю, что ответ на него – могут, вопрос в том, что именно они почитают в этих исторических деятелях. По-видимому не их грехи – обусловленные их эпохой, культурой, или даже их личной злой волей – но те ценности, которым они, пускай много спотыкаясь, служили.

Подобное происходит и в истории Церкви; святой человек – это не безгрешный человек; это человек, который, будучи человеком своего времени и своей культуры, служил Богу. Много спотыкаясь, да. Но мы почитаем его не за его споткновения.

Такова парадоксальность падшей человеческой природы – глубочайшие прозрения могут сочетаться с проявлениями греховности, присущей как соответствующему времени и месту в целом, так и конкретно этому человеку. Должны ли мы отбрасывать эти прозрения, требуя, чтобы их носители были во всех отношениях безупречными, а все их поступки отвечали политической культуре развитых стран XXI века? Это было бы невозможно – да ничего подобного и не делается, когда речь заходит о почитаемых фигурах за пределами Церкви.

Когда я сталкиваюсь с тем, что почитатели Джефферсона находят аморальным почитание Константина, а поклонники антисемита Вольтера негодуют на (реальный или предполагаемый) антисемитизм в Церкви, я нахожу это крайне непоследовательным.

Да, в истории Церкви можно найти много греха – даже если отложить “черные легенды” и говорить о реальных фактах. Историю вообще творят люди – а люди грешны. Если мы хотим по этой причине возгнушаться Церковью, то нам – если мы хоть немного честны – пришлось бы возгнушаться всем человеческим родом. На наше счастье, Бог им не гнушается.

Но Вы ставите чрезвычайно важный вопрос, который можно было бы сформулировать так – под чем необходимо подписываться, чтобы быть членом Русской Православной Церкви. Вас отталкивает что-то, под чем Вы с чистой совестью подписаться не можете; что же, я еще раз подчеркну, что ни в коем случае не стоит идти против совести. Ни в коем случае не следует признавать за истину какие-то утверждения, о которых Вам точно известно, что они ложные, или одобрять какие-то действия, которые Вы по совести одобрить не можете.

Вы приводите примеры того, с чем Вы не можете согласиться, предваряя их словами “РПЦ учит, что...”. Но Вам, как ученому, наверняка излишне рассказывать о некоторых необходимых методологических правилах – во-первых, определения понятий, во-вторых, определения методов. Что мы имеем в виду под словами “РПЦ учит?”. Что это за “учение РПЦ”? Учение, которое выражают некоторые члены РПЦ? Учение, которого придерживается большинство членов РПЦ? Учение, выраженное в официальных документах РПЦ? Учение, выраженное в высказываниях священноначалия РПЦ? Учение, которого необходимо придерживаться, чтобы быть членом РПЦ? Во всех этих случаях мы говорим о разных, хотя, возможно, пересекающихся вещах. Откуда мы узнаем это учение? Из высказываний отдельных лиц? Из официальных документов вроде “Основ Социальной Концепции”? Во всех этих случаях Ваше несогласие с учением РПЦ может обозначать довольно разные вещи.

В ряде случаев, как я понял, оно означает, что Вы категорически не согласны с мнениями некоторых членов Церкви. Что же, зайдя на любой православный форум, Вы обнаружите, что множество членов Церкви категорически не согласны с мнениями других членов Церкви – так, что дискуссии ведутся подчас с большой остротой.

В Церкви есть люди разных, в том числе довольно крайних взглядов, которые, однако, остаются маргинальными. Приведу пример. Совсем недавно, в 2007 году известный биолог, нобелевский лауреат, Джеймс Уотсон, заметил, что с пессимизмом смотрит на будущее Африки, поскольку, по его мнению, чернокожие от природы обладают пониженным интеллектом. Значит ли это, что биологическое сообщество в целом – оплот расизма? Как бы Вы отнеслись к студенту, который бы наотрез отказался изучать биологию в знак протеста против высказываний Уотсона? Кому он сделает хуже?

Относительно упреков в “погромном антисемитизме” я бы просто предоставил евреям говорить за себя. Главный раввин России, Берл Лазар, сказал в связи с кончиной Патриарха Алексия II: “он видел в нас, евреях, своих братьев, детей единого Бога, говорил о «кровном родстве» между нами. Поэтому он с уважением относился к нашему Закону и открыто говорил об этом. И мы, евреи, тоже относились к патриарху Алексию и его пастве с огромным уважением”. Он же приветствовал новоизбранного Патриарха Кирилла как “дорогого друга и брата”. Лидеры обеих общин дружески общаются и принимают совместные заявления по различным вопросам. Похоже, главный раввин страны вовсе не считает Русскую Церковь оплотом антисемитизма; и я не вижу смысла пытаться быть большим евреем, чем главный раввин.

Поэтому принадлежность к Церкви никак не означает согласия с чьими-то антисемитскими высказываниями – не больше, чем принадлежность к биологической науке обязывает Вас соглашаться с расистскими высказываниями Уотсона.

О младоземельном креационизме мы поговорим, даст Бог, в следующем и завершительном письме, пока лишь отмечу, что такая позиция не является ни официальной, ни общепринятой, ни обязательной в Русской Православной Церкви. Я ее не придерживаюсь, не придерживаются ее и многие известные мне миряне и священники.

Перейдем к вопросу, который Вы тоже ставите, и который затрагивает уже не частное мнение, с которым член Церкви волен не соглашаться, а действительно учение Церкви. Вы спрашиваете, почему Церковь выступает резко против проведения гей-парадов и усматриваете в этом ее противостояние правам человека. Вы пишете: «почему РПЦ уделяет такое неподобающе большое внимание борьбе против гомосексуализма, женского священства и эпатажной живописи? Вы правда думаете, что гей-парады страшнее, чем 18 литров алкоголя на душу населения в год?»

Что же, со времен Христа и Апостолов (а они в этом отношении следовали еще более древней иудейской традиции) Церковь считала, что сексуальная близость предназначена для брака, и любая внебрачная сексуальная активность – обращена ли она на лиц чужого или своего пола – греховна и несообразна Божиему замыслу о человеке. Церковь также разделяет со всем человеческим родом, со всеми культурами в истории, убеждение, что брак – это союз мужчины и женщины. Это учение Церкви приходит в конфликт с идеологией так называемого “гей-движения”; в этом нет ничего необычного. С какими только идеологиями Церковь не приходила в конфликт. Время от времени люди воодушевляются каким-нибудь очередным -измом, и негодуют на Церковь, которая относится к этому -изму без должного энтузиазма. Потом -изм выходит из моды, и люди начинают упрекать Церковь ровно в обратном – в том, что она ему недостаточно противилась.

Является ли гомосексуализм неким “супергрехом”? Нет, он является просто грехом, подобным другим грехам – в Писании он перечисляется рядом с обычным, “гетеросексуальным” блудом и никак не выделяется. Несомненно, есть вещи намного худшие – и при этом намного более распространенные – чем гомосексуализм. Человек, который бросает постаревшую и подурневшую жену ради другой женщины, помоложе и попривлекательней, совершает намного более тяжкий грех, чем гомосексуалист, торопливо совокупляющийся с товарищем по несчастью в общественном туалете.

Но рассмотрим этот вопрос подробнее.

Вы ставите вопрос: “Вы правда думаете, что гей-парады страшнее, чем 18 литров алкоголя на душу населения в год?”. Нет, не страшнее; но в Вашем вопросе чувствуется некоторая алкофобия. Похоже, Вы не считаете водку равноправной разновидностью хлеба. Что же, Церковь тоже занимает резко алкофобскую позицию и всячески подталкивает государство к введению различных ограничений на рекламу и продажу алкоголя. Меры принимаются – с некоторых пор крепкое спиртное в Москве нельзя купить вечером и ночью. Алкопьщие граждане выражают крайнее возмущение этим клерикальным наступлением на свои права, но недостаток политической организованности не дает им выступить единым фронтом. Церковь как раз энергично выступает против пьянства – просто, поскольку Вы и сами алкофоб, для Вас это не является конфликтной точкой, и Вы этого не замечаете.

К счастью для церковников, у алкопьющих граждан нет значительных, тем более международных, организаций – и они не требуют проведения парадов алкогольной гордости, преподавания в школах специальных курсов по преодолению алкофобии или объявления любого негативного высказывания об алкоголе преступлением. Особенность именно гомосексуализма вовсе не в том, что это исключительно, по сравнению с другими, тяжкий грех – а в том, что именно этот грех продвигается с исключительной напористостью.

В этом отношении я не могу разделить взгляды либерального мейнстрима не столько из-за моей веры, сколько из-за недостатка веры. Требования либеральной ортодоксии гораздо более суровы, чем требования ортодоксии православной. Как христианин, я должен верить в вещи, которые я не могу проверить; нынешний либеральный мейнстрим требует от меня веры в вещи, проверяемо ложные.

Например, мне говорят, что “сексуальная ориентация” – это такая же врожденная особенность человека, как цвет кожи; человек родившийся “геем” будет в любом случае и неизбежно вступать в сексуальные контакты с лицами своего пола, родившийся “натуралом” будет в любом случае вести гетеросексуальный образ жизни. После этого – те же самые люди – сообщают, что многие являются так называемыми “поздними геями”, то есть людьми, которые лет до сорока вели гетеросексуальную жизнь, состояли в браке, успешно и плодотворно исполняли свои супружеские обязанности, а потом обнаружили, что родились геями. То, что у них есть родные дети от предыдущих браков, используется как аргумент в пользу того, чтобы разрешить усыновление однополым парам. Есть примеры обратного – люди, долгое время ведшие гомосексуальный образ жизни и определявшие себя как “геев”, переходили к гетеросексуальному образу жизни. Известный пример – британская актриса Джеки Клуни, которая долгое время была лесбиянкой, а ныне – счастливая мужняя жена с четырьмя детьми. Пример с Джеки интересен еще и тем, что в ее случае переход никак не был связан с религией – то есть полагать, что она подавляет свою подлинную лесбийскую природу и живет с мужем исключительно из мрачного религиозного фундаментализма, нет никаких оснований.

Главная доктрина гей-движения – “такими родились” (“born this way”) приходит в лобовое столкновение с множеством фактов перехода людей в обе стороны; я не знаю, как люди, верящие в эту доктрину, справляются с когнитивным диссонансом. Я с ним справиться не могу – да и не понимаю, зачем.

Более того, мы знаем о существовании субкультур, в которых гомосексуальное поведение было гораздо более распространено, чем среди населения в целом. Трудно поверить в то, что, скажем, спартанские гоплиты или ученики британских школ для мальчиков являли собой массовую генетическую аномалию. Очевидно, что под влиянием культуры и среды вести гомосексуальный образ жизни может и человек, который в другой ситуации вести бы его не стал. Особенно если этот человек – подросток, переживающий трудное время полового созревания.

И тут возникает другая проблема. Если человек вовсе не детерминирован к гомосексуализму генетически (про близнецовые исследования Вы наверняка в курсе), и его поведение может быть тем или другим в результате сложного взаимодействия природы, жизненных обстоятельств, культурного влияния и его личного выбора, то правильно ли поощрять его к однополым контактам? Другой лозунг гей-движения – “гомосексуалистом быть нормально” (“It’s okay to be gay”). Нормально ли? По официальным данным американского Центра по Контролю над Болезнями (Center for Disease Control and Prevention), мужчины, вступающие в половые связи с другими мужчинами, в 44 раза (не на 44% – в 44 раза!) чаще заражаются СПИДом, и в 46 раз – сифилисом. Подобные цифры – опасность заразиться смертельной и неизлечимой болезнью для гомосексуалиста в десятки раз выше – дают исследования и по другим странам. Вы действительно верите в то, что это нормально?

Для сравнения – для курильщика опасность заболеть раком легких выше примерно в десять раз. Поэтому закон налагает определенные ограничения на рекламу сигарет – и требует помещать на пачках пугающие предупредительные надписи о смертельной опасности этой привычки. Никто не считает это нарушением прав курильщиков. Но когда речь идет о гораздо более рискованном поведении, нас уверяют, что мы обязаны всячески внушать людям – начиная с детского сада – что ничего неправильного и опасного в гомосексуальном образе жизни нет. Считаете ли вы правильным, человеколюбивым и сообразным общему благу продвигать и поощрять образ жизни, связанный с настолько катастрофическими последствиями для здоровья людей? Я не считаю.

Другой вопрос – вопрос о политическом движении, которое “борется за права геев” и о гей-парадах как об элементе этого движения. Признаем ли мы за гомосексуалистами равные права? Разумеется! Точно также, как, например, за курильщиками или алкопьющими гражданами. Но из того, что курильщики – полноправные граждане, никак не следует обязанности государства поощрять курение и преследовать никотинофобию. Когда я читаю новости о том, что очередная группа гей-активистов осквернила очередную церковь, что католическим агентствам по усыновлению предписано отдавать детей в однополые пары, что один человек арестован, а другой – уволен просто за выражение своего взгляда на однополые контакты, что группа активистов вломилась в католическую церковь с требованием преподать им Причастие, что некие юные гей-активисты несколько раз бросили торты в лицо 70-летнему старику Архиепископу – и это, как правило, при благожелательном невмешательстве полиции и открытом одобрении либеральной прессы – я вынужден признать, что это уже сильно выходит за рамки чьей-либо частной жизни. Не говоря уже о том, что глумление над христианской верой – практически обязательная часть программы гей-парада.

Если любая группа – марксисты, националисты, борцы за права курильщиков, кто угодно еще – станут ломиться в Церковь, требуя, чтобы Церковь пересмотрела свое вероучение, и позволила именно этой группе диктовать, кого допускать к Причастию и кого сочетать браком, мне бы это тоже не понравилось.

Более того, если, скажем, борцы за права курильщиков, возмущенные до глубины души никотинофобской позицией биологического сообщества, станут врываться на торжественные собрания ученых, и швыряться тортами в лицо пожилым и почтенным академикам, вряд ли это понравится Вам.

Я хотел бы, чтоб ни государство, ни толпы раскрашенных активистов не ломились в Церковь, куда я хожу; я хотел бы, чтобы я мог открыто говорить о том, что считаю правильным, не подвергаясь опасности ареста. Именно поэтому я против гей-парадов – государство Российское (в отличие, от, например, Британского) пока не лезет, по требованию гей-движения, диктовать Церкви ее вероучение и практику – и я хотел бы, чтобы так и оставалось. Ущемляет ли это права гомосексуалистов? Не больше, чем ограничения на рекламу спиртного или сигарет ущемляют права курильщиков или любителей выпить.

В следующем письме – которое, я думаю, будет завершающем в этом цикле – я хотел бы рассмотреть те вопросы о соотношении христианской веры и научного знания, которые Вы ставите.

Добрый день, Алексей! В этом, последнем письме мне хотелось бы поговорить об еще одной проблеме, которую Вы ставите – о соотношении православной веры и науки.

Хотя Вы и не позиционируете себя атеистом, Вы приводите известные слова об «этой гипотезе»:

Основное возражение против существования Бога сформулировал Лаплас в своем знаменитом разговоре с Бонапартом: «Cир, я не нуждаюсь в этой гипотезе»

Почему я не могу признать это возражение обоснованным? Дело в том, что Лаплас (и те, кто повторяют за ним эти слова) исходят из ряда подразумеваемостей, которые нам следует рассмотреть подробнее. Лаплас (как и, например, Джулиан Хаксли) предполагает, что, во-первых, утверждение о бытии Божием есть гипотеза; во-вторых, что эта гипотеза не нужна для объяснения тех или иных процессов в мироздании (например, процесса формирования солнечной системы); в третьих, из того, что она для объяснения этих процессов, по видимому, не нужна, следует, что Бога нет.

Насколько обоснованы эти подразумеваемости? Имеет ли смысл говорить о “гипотезе Бога”? Гипотеза – это утверждение о процессах в материальном мире, которое, в принципе, может быть подтверждено или опровергнуто при помощи повторяющихся наблюдений и воспроизводимых экспериментов. Можем ли мы поставить эксперимент, доказывающий (или опровергающий) бытие Бога? Нет. Бог, о котором говорит теизм, просто не является объектом, процессом или явлением в материальном мире – Он является Его Творцом.

Приведу пример – компьютерщики, как Вы, возможно, знаете, делятся на две большие группы – биллистов и абиллистов. Биллисты верят, что операционная система Microsoft Windows создана великим Биллом Гейтсом и соработниками его, ибо искусство их весьма велико. Сего ради биллисты считают обязательным платить Биллу Гейтсу и соработникам за лицензионные копии. Абиллисты, напротив, указывают на явный факт эволюции Windows и выдвигают правдоподобное предположение, что Windows возникла в результате глюков в первичном Dos’е, а затем постоянно менялась в результате случайных сбоев. Удачные версии копировались пользователями, неудачные выходили из употребления – так, постепенно, через известные нам ископаемые формы, мы пришли к Windows 8. Глупые же суеверия относительно Билла Гейтса, который сидит на вершине Майкрософта и оттуда поражает громами и молниями тех, кто не платит ему за лицензию, унизительны для разумного человека и, очевидно, выдуманы жрецами Майкрософта, чтобы собирать деньги за “лицензии” с простаков-биллистов.

Как биллисты, так и абиллисты могут одинаково хорошо разбираться в работе самой системы и решать возникающие в ней технические проблемы. Абиллисты могут указать на то, что даже разобрав систему по косточкам, мы не найдем там ни легендарного Билла Гейтса, ни соработников его. На что биллисты обычно возражают, что Билл Гейтс не является ни элементом интефейса, ни утилитой, ни даже ядром операционной системы – он является ее создателем.

Бог не является одним из элементов мироздания, тем более, одним из его материальных элементов – Он является Его Творцом. Поэтому говорить о “гипотезе Бога” было бы, неточным и сбивающим с толка употреблением слова “гипотеза”.

Но, оставив слово “гипотеза”, перейдем к другой часто встречающейся форме довода “от Лапласа” – наука не нуждается в Боге, чтобы объяснить те или иные явления в мироздании, следовательно Бога нет. Этот довод – как и любой довод вообще – требует, прежде всего, анализа терминологии. Не нуждается для чего? Что мы называем наукой, объяснением, и, наконец, научным объяснением?

Наука характеризуется, прежде всего, своим методом – основанным на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах. Требование воспроизводимости результатов задает такую ее особенность как методологический натурализм – исключение из рассмотрения любых реальностей, выходящих за рамки природы, понимаемой как замкнутая система причинно-следственных связей, управляемая неизменными законами. Это исключение из рассмотрения не означает, что этих реальностей не существует – мы с Вами, кажется, согласны, что акты свободной воли не сводятся к чисто природной причинности, как не сводятся к природе нравственные или эстетические ценности.

Например, авторитетный современный мыслитель Питер Сингер полагает, что детей можно убивать не только в утробе матери, но и после рождения – поскольку, по его мнению, младенцы “лишены таких определяющих черт личности, как автономность, рациональность и самосознание”. Возможно, Вы с ним не согласитесь. Можно ли разрешить ваше разногласие при помощи какого-нибудь научного эксперимента, в зависимости от результатов которого, наконец, научно определить, можно убивать младенцев или нельзя? Нет, наука не может ответить на этот вопрос. Ответ на него приходится искать в другой области.

Что такое объяснение? Объяснение – это указание причин того, почему те или иные элементы реальности являются такими, а не другими. Почему у жирафа длинная шея? Потому что так ему удобнее объедать побеги с деревьев. Как выработалась эта полезная особенность? В результате эволюции, когда длинношеии мутанты успешно объели своих короткошеих конкурентов. Приведем другой пример объяснения. Почему Антонио Гауди возвел собор Саграда Фамилиа? Чтобы обратить сердца сограждан к Богу.

Что такое научное объяснение? Это объяснение в рамках того же методологического натурализма – т.е. указание причин в рамках природы как замкнутой системы причинно-следственных связей, управляемой неизменными законами. В этом отношении объяснение того, почему у жирафа длинная шея является научным, почему Гауди построил собор – нет. Действия Гауди не управляются неизменными законами – он является свободным, личностным, творческим агентом, принимающим сознательные решения.

При этом ненаучное объяснение вовсе не является ложным – оно просто лежит вне сферы применимости науки как метода познания. Наука может многое объяснить в соборе – как сопротивление материалов обеспечивает прочность конструкции, как форма помещения влияет на акустику, как свет преломляется и рассеивается в цветных стеклах витражей. Но она не отвечает на вопрос зачем был построен собор. В чем цель всего этого камня, стекла, дерева и золота?

Переходя от безличных сил, управляемых неизменными законами, к действиям личностных агентов, обладающих свободной волей, мы выходим за рамки естественных наук. Научное объяснение не включает в себя Бога не потому, что Бог оказывается “не нужен”, а просто потому, что действия свободных и личностных агентов вообще не соответствуют требованиям воспроизводимости – и поэтому находятся вне досягаемости ественнонаучной методологии.

Перейдем к следующей подразумеваемости – что научное объяснение каким-то образом устраняет религиозное.

Начну с примера – на вопрос «почему едет машина» можно ответить по-разному. «Потому, что в двигателе происходят такие-то химические реакции» или «потому, что Иван Иванович решил повезти свою семью на дачу». Оба эти ответа верны; нам не приходится выбирать между ними. Нас, скорее, удивит человек, который станет уверять, что, поскольку химия подробно подробно описывает реакции, происходящие в двигателе внутреннего сгорания, мы должны оставить смехотворные басни про «Ивана Ивановича» который «любит своих домашних и хочет, чтобы они хорошо отдохнули на даче». Это же химия, глупенькие. Реакция окисления. Углеводороды, атмосферный кислород, любой студент-химик напишет вам формулу.

В этом примере ошибка выглядит очевидной – химия, как и естественные науки вообще, ничего не может рассказать нам об Иване Ивановиче, его отношениях с домашними и его планах на эти выходные. Если мы не усматриваем следов вмешательства Ивана Ивановича в процесс сгорания топлива, это не значит, что его не существует; это просто значит, что химия никак не поможет (впрочем, как и не помешает) нам с ним познакомиться. Чтобы узнать его, нам надо поговорить с ним – или хотя бы с его домашними.

Однако, когда речь заходит о Боге, эта грубая ошибка подается в качестве серьезного аргумента – наука, де, способна объяснить природные процессы не привлекая «гипотезу Бога». Если мы можем описать динамику воздушных потоков, значит, не Бог посылает дождь; если мы значительно продвинулись в понимании того, как функционирует живая клетка, значит не Бог – податель жизни. Логически этот аргумент против бытия Божия выглядит точно также, как и аргумент против бытия Ивана Ивановича – но воспринимается без улыбки, с полной серьезностью.

В чем причина такой ошибки? Я думаю, тут происходит смешение между двумя типами вопросов – «каким образом» и «зачем». Студент-физик, который на вопрос о причинах полярного сияния ответит «Бог зажигает Полярное Сияние, чтобы мы дивились чудесам Его творения», получит двойку, хотя даст совершенно правильный ответ. Беда в том, что он отвечает не на тот вопрос, который ему ставят – у него спрашивают «каким образом», «каков физический механизм этого явления», а не «кто», «зачем» и «с какой целью». Дело даже не в том, что Вы “не нуждаетесь в этой гипотезе”. Дело скорее в том, что если Вы попытаетесь ответить на вопрос «каким образом элементы тварного мира взаимодействуют между собой» указанием на волю Божию, Вы совершите ту же ошибку, что и студент из нашего примера. Вас не спрашивают, «по чьей воле и замыслу они себя так ведут». Вас спрашивают «как именно» они себя ведут. Вы ответите невпопад, если на вопрос о процессах, происходящих в двигателе внутреннего сгорания, ответите «Иван Иванович повез свою семью на дачу».

Когда говорят о том, что «гипотеза Бога не имеет уже не имеет никакой практической ценности для интерпретации или понимания природы» совершают ту же ошибку, но в обратном направлении. Если «интерпретация или понимание природы» включает в себя только описание происходящих в ней процессов, взаимодействия ее элементов, то упоминание воли Божией просто отвечает не на тот вопрос, который ставится исследователю. Собственно, верующие ученые, например, Луи Пастер, или автор концепции расширяющейся вселенной бельгийский священник Жорж Леметр, и не думали привлекать Бога в качестве гипотезы. Они верили в Него как в Творца и Промыслителя.

Вы пишете «Однако многое в Евангелиях вызывает у меня серьезное недоверие – прежде всего, многочисленные чудеса. Уже зачатие Иисуса без участие мужчины подразумевает нарушение множества законов природы».

Что же, нам действительно стоит воспринимать Законы Природы всерьез. Опыт говорит нам, что мы живем в высоко упорядоченной вселенной, причем эта упорядоченность постижима для человеческого разума и выразима на языке математики. Как сказал Альберт Эйнштейн, «Самая непостижимая вещь по вселенной – это ее постижимость». В самом деле, почему вселенная упорядочена? Почему материя подчиняется законам? Почему наше мышление способно к постижению этих законов? Почему физические постоянные «тонко настроены» таким образом, что во вселенной возможна жизнь и разум? В чем источник логичности вселенной? Для теистов – Кеплера и Коперника, Паскаля и Бойля, Ньютона и Леметра – ответ был очевиден. За разумным порядком во вселенной стоит Логос – личностный, разумный Творец.

Атеизм просто отказывается давать ответ; законы природы просто существуют, без всяких объяснений. Это отсутствие объяснений сложно признать удовлетворительным; поэтому представляется естественным последовать за Кеплером и другими, и признать за логическим порядком во вселенной творящий Логос.

Но в этом случае нет ничего несообразного в том, что этот Логос может пожелать в каких-то случаях действовать поверх установленных Им законов – как на это обращает внимание генетик Френсис Коллинз, которого я цитировал в самом первом письме.

Когда говорят «чудеса противоречат законам природы», путают две вещи.

Первое: мы живем в высокоупорядоченном мире, где благоразумно ожидать, что природа ведет себя сообразно определенным законам, если вода 1000 раз закипела при 100 градусах, то и на 1001 она закипит. Наука обращается именно к этой упорядоченности мира.

Второе: мир закрыт, то есть не существует каких-либо сил за его пределами, которые могли бы вмешиваться в происходящие внутри его события.

Тезис первый подтверждается всем нашим опытом – мир упорядочен, более того, упорядочен строго таким образом, что в нем возможна жизнь.

Из этой упорядоченности никак не следует тезис номер два (мир закрыт от вмешательств извне). Не существует никакой логической связи между упорядоченностью и закрытостью. «Чудес не бывает» – это просто мировоззренческая установка, и мы не можем ее доказать или опровергнуть, ссылаясь на данные естественных наук, поскольку естественные науки в принципе имеют дело с упорядоченными, повторяющимися явлениями, а не с экстраординарными внешними вмешательствами.

Чудеса не противоречат науке и не подтверждаются ей. Они просто находятся вне сферы ее компетенции.

Таким образом, собственно науке библейские сообщения о чудесах никак не противоречат; они скорее противоречат некоторым околонаучным мифам, популярным представлениям, в которые люди привыкли верить, не задумываясь. Когда мы начинаем задумываться – и исследовать предмет подробнее – строгий порядок мироздания, который исследует наука, начинает выглядеть свидетельством славы Божией; а тот, Кто явил Свою славу в таком чуде, как вселенная, может являть ее и в других чудесах.

Это, разумеется, не значит, что любое сообщение о том или ином чуде – истинно; точно также, как из того, что существуют алмазы, еще не следует, что все алмазы – подлинные. Но ничего противного разуму или науке в самих по себе чудесах нет – и многие великие ученые верили (и продолжают верить) в то, что Иисус был зачат без участия земного отца, и на третий день после Распятия телесно воскрес из мертвых.

Вы находите невозможным принять представления младоземельных креационистов о том, что земле несколько тысяч лет, а многообразие видов сотворено готовым в течении рабочей недели? Ничего подобного и не требуется от члена Церкви, и многие православные люди, в том числе священники, их не придерживаются. Но я думаю, Вам будет интереснее мнение ученого, а не священника. Выдающийся (и наверняка знакомый Вам) эволюционный биолог Феодосий Добжанский писал в своем эссе, посвященном эволюции: «Я креационист и эволюционист.... Приходит ли эволюционная доктрина в столкновение с религиозной верой? Нет. Рассматривать священное Писание как школьный учебник по астрономии, биологии, геологии или антропологии – грубая ошибка. Воображаемый (и неразрешимый) конфликт возникает только тогда, когда символы священного Писания истолковываются в том смысле, который в них никогда не вкладывался»

Именно такой воображаемый и неразрешимый конфликт Вы и описываете:

«Не было никакого сотворенного из пыли первого мужчины Адама; никаких 4 вытекающих из Рая рек; никакой сотворенной из ребра первой женщины Евы; и никакого первородного греха, совершенного Адамом и Евой и переданного ими всему произошедшему от них человечеству. А была медленно эволюционирующая линия предков современных людей, которая еще 10 миллионов лет назад являлась предковой и для обоих современных видов шимпанзе – и которая в каждый момент времени была представлена многими особями»

Поясню ситуацию на примере. В детстве я читал книжку «о том, как устроен атом». В ней электрон изображался маленьким голубым шариком, протон – большим красным, а нейтрон – большим зеленым шариком. А у нейтрино был забавный такой хвостик. Мы можем представить себе «атомного фундаменталиста», который заявляет, что если в Книге явственно нарисованы цветные шарики, значит, элементарые частицы это цветные шарики и есть (а ты не мудрствуй, смотри как нарисовано!). Мы можем представить себе его оппонента, «а-протониста», который заявит, что поскольку предполагаемые «элементарные частицы» меньше длинны световой волны, говорить об их цвете есть полная бессмыслица, поэтому книга «О том, как устроен атом» есть смехотворная чушь, никаких протонов с нейтронами не существует. На самом деле, оба спорщика не понимают, что хотел сообщить детям автор книжки; он хотел сообщить не цвет протона, а то, как элементарные частицы взаимодействуют друг с другом и как происходят атомные реакции. Рисование же цветных шариков есть неизбежный педагогический прием для передачи истин, к форме цвету элементарных частиц не относящихся.

Возможно, суровый критик скажет, что автору не следовало сбивать детей с толку своими цветными шариками; но я с ним не соглашусь. Едва ли можно как-то по другому рассказать детям «о том, как устроен атом».

Когда Библия говорит, что апостолы встретили живого Господа Иисуса после того, как Он умер и был погребен, это следует понимать вполне буквально. Мы знаем, как люди умирают, и их хоронят, и мы знаем, что значит встретить живого человека. Но когда речь идет о реальностях, находящихся за пределами нашего опыта – таких как Творение или опыт боговидения, пережитый пророками, символический язык просто неизбежен.

Попробуйте объяснить, например, жителю экваториальной Африки, что такое снег. Ваш язык неизбежно будет символичным. Вам придется использовать какие-то символы и образы, знакомые собеседнику, чтобы передать то, что ему незнакомо.

Возможно, вы попробуете описать снег, как «холодный белый пух, как пух у птиц, который в теплом месте превращается в воду» или как «белую холодную муку, которая покрывает всю землю». В любом случае африканец сделает ошибку, если решит, что снег – это буквальный птичий пух или холодная мука.

Библейский рассказ о Творении тоже неизбежно символичен. Его цель – рассказать нам о Боге как источнике всякого бытия, Созидателе мира и человека, о взаимоотношениях Бога и творения, о предназначении человека и его полномочиях в тварном мире.

Это вероучительное послание передается нам при помощи образов, которые могли воспринять люди позднего бронзового века, образов, в которых совершенно бессмысленно искать каких-либо естественнонаучных данных.

Между тем, в самом тексте книги Бытия мы находим, что Бог творит не непосредственно, но наделяя творение способностью к развитию. Вспомним, например, стихи Писания: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что это хорошо» (Быт.1:11,12). Бог не творит растения непосредственно, а наделяет землю возможностью произвести их. Таким образом, творение – это не монолог, а диалог, в котором Бог придает творению, в определенной степени, автономный голос.

Любые научные теории (в том числе теория эволюции) говорят нам о движении материи, отношения людей с Богом находятся вне их поля зрения. Исследуя ископаемые остатки или прослеживая особенности ДНК различных групп людей, можно узнать много интересного о том, как формировалась материальная структура наших тел, тот упомянутый в Библии «прах земной», из которого мы сотворены, как наши генетические предки расселились по лицу земли и т.п.. Эта история, которую могут рассказать свидетельства, доступные науке.

Они ничего не говорят нам о внутренней, духовной жизни человека, о том, как эта жизнь началась, как именно «прах земной» стал образом Божиим, способным к молитве и богообщению, праведности и греху.

Повествование об Адаме и Еве не отвечает на вопросы из области биологии или генетики – оно отвечает на гораздо более важные вопросы о первопричине нашего бытия, о причинах нашего несчастья и надежде на спасение. История об Адаме и Еве это не просто история о неких незнакомых нам людях, происшедшая когда-то давно. Это история о нас, открывающая нам наше величие – мы созданы по образу Божию. Она говорит о единстве человеческого рода – мы все, в глубочайшем смысле, дети Адама, независимо от расы, культуры, или языка. Она говорит о нашей трагедии – все мы, как Адам вкушаем запретный плод и все мы, как и он, ищем свалить нашу ответственность на кого-то другого.

Как конкретно выглядело «вдыхание жизни», чтобы ученый антрополог мог бы сказать, если бы наблюдал жизнь первых людей до падения, как это падение выглядело бы в глазах телеоператора – мы просто не знаем. Для нашего спасения это и не важно – важны те духовные истины, которые передает нам библейское повествование.

Как говорится в «Основах социальной концепции Русской православной Церкви», «Научное и религиозное познание имеют совершенно различный характер. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не противоборствовать одна с другой. Ибо, с одной стороны, в естествознании нет теорий атеистических и религиозных, но есть теории более или менее истинные. С другой – религия не занимается вопросами устройства материи»

Человек создан для того, чтобы искать истину; найдя, хранить ей верность; сохранив верность истине, возрадоваться ей вовеки. И эта истина – не набор утверждений, это Личность, Тот, кто сказал о Себе – «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Иоан.14:6).

Мы становимся православными людьми не потому, что увидели в Церкви идеальное сообщество с идеальной историей. Для сообщества, состоящего из людей, это невозможно – но потому, что мы поверили обетованию Господа Иисуса: »Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Матф.16:18).

А еще Он обещал, что ищущий найдет. Найдет Истину, а вместе с ней – вечную радость.

Вы можете читать, распространять, или размещать в сети интернет этот текст без оплаты и без дополнительного согласования с автором.

Но если Вы находите этот текст полезным, а усилия автора – заслуживающими поддержки, вы можете перевести сумму, которую находите уместной и возможной, на яндекс-кошелек 41001371823348

Или на счет Альфа-Банка

Банк получателя: ОАО «Альфа-Банк», Москва ИНН 7728168971

КПП 775001001

БИК 044525593

к/с 30101810200000000593

наименование получателя: Худиев Сергей Львович

No. счета получателя 40817810205600028313

Если Вы хотите издать книгу в бумажном варианте, пожалуйста, не делайте этого без согласования с автором.