Глава V
Рождение зла в мире ангельском совершилось прежде сотворения мира видимого. Существование зла во вселенной было прежде сотворения Богом человека. Невинное состояние сотворенных первых людей. Благо и радость бытия. Свидетельство о сем Св. Писания. Благо бытия вообще; благо и радость бытия, в частности, человека. Божественный элемент в существе человека, как начало и источник радости его бытия в Боге. Зло не могло входить атрибутом в двойственность, т.е. духовно-телесность существа человека. Тело человека не могло быть для него источником зла. Двоякая возможность проявления зла в роде человеческом путем рождения и путем приражения. Зло в мире человеческом не рождено самим человеком. Безусловная необходимость заповеди Божией первому человеку в невинном его состоянии. Двойственный характер сей заповеди, определяемый самим существом человека. Богооткровенное учение о положительной заповеди Божией, данной первому человеку в невинном его состоянии. Выводы. «Божие» и индивидуально-человеческое: переход из состояния «может согрешить» в состояние «не может согрешить». Умопредставляли ли себе первые люди понятие о смерти? В чем сила Божественной заповеди о невкушении плодов от древа познания добра и зла? Божие, как Божие и вместе как непреложно и вечно человеческое. Выводы.
Св. Писание не говорит определенно ни о времени сотворения Богом духовных существ или Ангелов, ни о времени падения диавола и с ним других духов из ангельского мира. На основании, однако, некоторых косвенных и прикровенных указаний Св. Писания богословская наука устанавливает точное мнение о том, что ангельский невидимый мир сотворен Богом прежде сотворения видимого мира, для подтверждения чего богословская наука приводит, во-первых, прикровенные слова пророка Моисея о самом начале творения и, во-вторых, слова пророка Иова о бытии уже ангелов при сотворении мира видимого.
Передавая историю творения видимого мира, пророк Моисей говорит: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт.1:1). «Здесь под именем неба, – говорит преосвященный Макарий, – нельзя разуметь твердь или вообще то, что вообще называется небом, ибо небо видимое со всеми своими пространствами и светилами сотворено после (Быт.1:16–17). И как под землею надобно понимать не одну только землю, а и вообще вещество, из которого потом, в продолжение шести дней, Бог образовал мир вещественный, так и под небом, по противоположности, естественно разуметь собственно духов, которые обыкновенно представляются в Писании населяющими небо.
Догадка тем более вероятная, что небу Моисей вовсе не приписывает того нестроения, какое приписывает земле или первобытному веществу и, таким образом, ясно различает и противополагает их между собою. Если это справедливо, то, значит, ангелы сотворены прежде всего, когда кроме Бога ничто еще не существовало, и послужило началом творения Божия» (Догм, богосл. преосв. Мак. 295).
В книге Иова говорится о том, что ангелы восхваляли Господа Бога, узрев сотворенный видимый мир. Господь говорит Иову: «Егда (сотворены) быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим вси ангели Мои» , или, как читается в русском переводе с еврейского текста: «...кто положил краеугольный камень ее (земли), при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» (Иов.38:6–7). «В первом полустишии, – говорит преосвященный Филарет, – под положением краеугольного камня нельзя разуметь что-либо другое, кроме положения основания земли, устроения первых начал земли, а после сего под утренними звездами нельзя разуметь звезд вещественных, поскольку при основоположении земли этих звезд еще не было.
Присовокупляя же к этому то, что у Моисея (Втор.32:43) и в самой книге Иова (Иов.1:6, 2:1) ясно сынами Божиими называются духи-ангелы, доходим до уверенности в том, что ангелы – сыны Божии – были уже и хвалили Бога тогда, когда полагались основания земли. Утренними же звездами они названы, конечно, потому, что составляют раннее, первое создание Божие, уже насладившееся бытием во время хаотического состояния мира вещественного, подобно как утренние звезды предшествуют появлению дня, хотя с утром начинается и самый день.
Таким образом, по сему указанию слов Иова, творение Ангелов должно было предшествовать образованию мира вещественного. Оно совершилось, по всей вероятности, тогда, как, по словам Моисея, «вначале сотвори Бог небо и землю» : так как в шесть дней, по его же словам, происходило образование мира вещественного, коего законам не подлежат чистые духи» (Догм, богосл. преосв. Фил. 255–256). Отцы Церкви все почти единогласно полагают, что время сотворения ангелов из мира невидимого было прежде сотворения мира видимого (Мнен. отт. Церкви Догм, богосл. преосв. Мак. 295–297), и Св. Церковь, согласно Св. Писанию и мнению отцов Церкви, учение свое о времени сотворения ангелов излагает в следующим виде: «Ангелы сотворены Богом прежде всего, и вообще мир духовный прежде мира вещественного» (Прав, испов. 6, 71, вопр. 18; прав. Катих. чл. 1).
Если, таким образом, время сотворения ангелов было прежде времени сотворения мира видимого, то и падение диавола вместе с другими, последовавшими его примеру, духами совершилось, нужно полагать, прежде шести дней творения видимого мира. И, во всяком случае, диавол пал до сотворения Богом человека, так как, по свидетельству Моисея, человек, призванный Богом к своему бытию, встречает диавола на своем пути уже в падшем его состоянии, ибо встречает его как клеветника Божия, и как своего соблазнителя ко злу, и своего обольстителя.
Зло, следовательно, уже существовало во вселенной, когда человеческий род призван был Богом к бытию в лице своих прародителей, и существовало именно в отце лжи, «человекоубийце искони» – диаволе, как говорит Иисус Христос (Ин.8:44). Бытие человека для ангелов, оставшихся добрыми, должно было составить радость, восторг и ликование, ибо в человеке они видели и образ Божий, и свое согражданство; для диавола же и всех злых духов бытие человека должно было сделаться воплощенною укоризною из богоотступничества, и сам человек должен был явиться для них предметом злобной ненависти, ибо на него могла быть перенесена та их вражда, которая должна была первоначально относиться только к Богу и к оставшимся верными Богу – добрым Ангелам.
Но если бытие человека для злых существ должно было составить уязвление их ненависти, то блаженное состояние первых людей в раю должно было возбудить в диаволе преступные, человекоубийственные замыслы. Отторгнуть человека от Бога, вовлечь его в свою волю, сделать его враждебным Богу и овладеть человеком – вот мысль и желание, которые должны были всецело овладеть всем существом диавола; привести сию мысль и сие желание в исполнение значило, могло казаться злобному и самообожившемуся уму диавола, нанести умаление власти Божией.
Человек, венец творений Божиих на земле, дивным образом соединивший в себе две природы – вещественную и духовную – явился в своем бытии не иначе как в красоте и доброте творения премудрой мысли и всеблагой воли премудрого и всеблагого Бога. Первобытное состояние человека, блаженное и радостное, Св. Писание называет состоянием «невинности». Как по содержанию природы своей, так и по способности воплощения сей природы человек был «добро зело» . Верный своему образу, определяясь содержанием сего образа, имея конечною причиною и последним своим основанием Бога, в Котором одном могли оправдаться вечные блаженство и радость частного личного бытия, человек, по свидетельству Св. Писания, ощущал непосредственно и лично радость Бытия в Боге, именно чрез Премудрость Божию, которая, будучи художницею у Бога при творении и радуясь на кругу бытия, предназначена быть с сынами человеческими, как радость сынов человеческих (Прит.8:30–31).
Бытие вообще есть благо и радостный для творения дар Божий; но бытие разумно-свободного существа есть божественное благо и дар премирной, в Боге блаженнейшей радости. «Жена, – говорит Иисус Христос, – егда раждает, скорбь имать, ...егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир» (Ин.16:21): в этих словах Спасителя ясно, что явление человека в мир, начало его бытия есть радость, «радость, – говорит Спаситель, – яко родися человек в мир» .
Иисус Христос не указывает ни на то, каков будет родившийся человек в мир, ни на то, будет ли он велик, или ничем не примечателен в мире, проживет ли он семьдесят или восемьдесят, или сто лет, или же, вышедши из недр матери и не испытав земного жребия, он возляжет в недра земли и почиет там до «великого дня Божия», а говорит вообще о радости потому, что родился человек в мир; следовательно, отмечает и имеет в виду радость от призвания к бытию нового человеческого существа, новой разумно-свободной личности, нашедшей благостию Творца свое существование во времени для вечности. Бытие поэтому есть само по себе благо, и радость бытия, следовательно, тождественная самому бытию: «Он (Бог) создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле» (Прем.1:14, 11:25). «...всякое творение Божие хорошо» , говорит Ап. Павел, и ничто не гнусно» (1Тим.4:4); «Бог все соделал прекрасным в свое время, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает от начала до конца» (Еккл.3:11).
Субъективно и объективно всякое творение Божие прекрасно: оно планомерно, закономерно и целесообразно, и потому в неповрежденном своем образе оно должно было всегда находиться только «во благе» бытия. Но личность человека как разумно-свободного существа имела в себе радость совершеннейшую, радость предощущения блаженнейшего бытия с Богом и в Боге. «К вам, люди, взываю я, – говорит Олицетворяемая Премудрость Божия, – и к сынам человеческим голос мой! Слушайте, потому что я буду говорить важное, и изречение уст моих – правда... Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони... Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, ...когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими» (Прит.8:4–6, 22–31).
Премудрость Божия, веселящаяся пред лицом Божиим на земном кругу, свидетельствует, без сомнения, Собою о величайшей художественности мира, как целого, и о благе всякого частного бытия, как создания Божия, в котором Премудрость Божия была художницею. Благо и художественность бытия состоят, конечно, в планомерности, закономерности и целесообразности бесчисленных частных природ и их сил, гармонирующих сами с собою и с целым, т.е. с космосом; но в природах (частных), лишенных разума и самоопределения, благо и художество бытия только переживаются, и радость бытия в них еще только стихийна: одна природа человеческая на земном кругу бытия опознает благо бытия, ощущает и сознательно чувствует радость его. А потому, в то время как Премудрость Божия радуется на земном кругу бытия и веселится, следовательно, по случаю художественности и блага бытия, в отношении к сынам человеческим, Премудрость Божия входит в соразделение радости: Она радуется не о их только бытии и не по случаю их бытия, но радуется с ними самими – сынами человеческими.
Почему же, спрашивается, Премудрость Божия как бы Сама входит в общение радости бытия только с сынами человеческими? Без сомнения – потому, что только в сынах человеческих, на всем земном кругу, Премудрость Божия находит отклик Себе, встречает опознание Себя, как «Премудрости Божией», говорит Ап. Павел, тайной, сокровенной, «которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» (1Кор.2:7).
Кто же есть эта олицетворенная Премудрость Божия, радующаяся совместно с сынами человеческими? Премудрость Божия, по свидетельству Св. Писания, есть «Слово Божие, Вторая Ипостась Святыя Троицы, Сын Божий»: «Вся там быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть» (Ин.1:3). – Итак, радость бытия в человеке есть радость божественного в нем элемента, есть радость бессмертия и вечной его жизни в том, чем он обращен к Богу, как источнику жизни и абсолютному бытию в Себе Самом, чем в духе своем человек соприкасается с Богом и ощущает Бога, возносясь до непосредственного сорадования с Премудростию Божиею, т.е. Творческим Ипостасным Словом Божиим.
Вопрос поэтому о том, входит ли человек в непосредственное общение с Богом, решается сам собою в утвердительном смысле, и, как будем видеть в своем месте, непосредственное единение человека с Богом, составляя «реальнейшую реальность» для него, как для бытия всякой частной природы на земном кругу в смысле освятительно-зиждительном, в то же время становится для него созерцательно-опознавательным общением до соразделения жизни в Боге, в Божественных началах или элементах самой человеческой духовно-нравственной природы.
Потеря этой связи с Богом приводит к крушению человека, как нравственной личности, а прекращение этой связи Бога с человеком, безусловно, имеет своим следствием погибель человека. В невинном своем состоянии человек, как духовно-нравственная, разумно-свободная личность, вполне был счастлив, переживал и ощущал одно лишь благо бытия, чувствовал и опознавал радость бытия.
Зло, как ложь в себе самом и нестояние в истине, как расстройство и дисгармония природы, как разрушение и опустошение первобытного блага, как отрицание сего блага и как страдание, не имело еще места в судьбе первых людей в невинном их состоянии. Тело человека не могло, конечно, как орган души человека, быть источником зла; ибо соединение в одно целое в человеке тела и духа было соединением не случайным или дисгармоничным, но было делом особенного творческого, следовательно, премудро-целесообразного акта, в котором призвано было к бытию особенное духовно-нравственное личное существо. А потому тело в невинном состоянии первых людей нельзя считать ни темницею, ни ограничением духовной сущности человека, но должно считать одною из сторон того индивидуального целого, которому имя «человек»: оно есть орган, гармонически входящий в целое, как его часть, существенно определяющее собою индивидуальное частное личное бытие.
Тело, следовательно, входило, по творческому акту и в идее Творца, в определение нормального бытия, призванного к существованию духовно-телесного существа, и в содержании своем ничего, следовательно, не могло иметь такого, что давало бы собою что-либо злое или дисгармоничное. Тело человека также принадлежало благу и доброте личного бытия человека, как дух человека мог опознать себя, т.е. все свое целое в радости бытия. Поэтому то обстоятельство, что бытие человека было бытием духовно-телесного существа, не имело само по себе и не могло иметь ничего злого. Зло в мире человеческом, коль скоро оно есть факт в настоящем состоянии человека, т.е. в теперешнем падшем его состоянии, должно было или родиться также, как оно рождено в мире ангельском, или должно было быть привито из мира падших духов через склонение воли человека в волю диавола.
Происхождение зла в мире человеческом путем рождения его самим человеком мыслимо для личности человека также, как мыслимо для личности ангела, ибо свобода человека, в его самоопределении, так же могла явить себя в явлении абсолютизма, как она могла явить себя в мире ангельском. Большая, в сравнении с ангелами, ограниченность человека, как существа духовно-телесного, не могла служить в этом случае препятствием: «быть себе яко Бог» человек также мог вожделеть, как вожделел сего диавол. Но, однако, как ни кратко повествование пророка Моисея о пребывании первых людей в раю до их падения, ничто не позволяет нам думать, что у человека самостоятельно зарождалась мысль к богоотступничеству: напротив, из всего повествования пророка Моисея видно, что человек всецело был в Боге, принимая волю Божию в свою волю.
Заповедь Божия, данная первым людям в раю, о невкушении плодов от «древа познания добра и зла» , как положительное откровение воли Божией, требовалась не только как воспитательное начало и средство для свободы человека в ее самоопределении, но и как первая основа и существенное условие возможности опознать человеку себя, как разумносвободную личность в отношении ее к Богу – Единосущей Первопричине, Верховному Законодателю и Абсолютному бытию.
Рассматриваемая с этой последней стороны положительная заповедь Божия, безусловно, необходима была человеку, ибо только при существовании сей заповеди человек мог войти в мысль о своем самоопределении в отношении к Богу и мог явить сознательно первый акт свободной личности, опознав свое благо, закон и норму направления своей воли. При отсутствии положительной заповеди не было и не могло быть внешнего объекта, в рассуждении которого человек мог явить в себе самом и пред самим собою, равно как и пред Богом, свою свободу, свое личное самоопределение, опознать свою индивидуальность и воплотить самостоятельное решение своей воли.
Без положительной заповеди Божией человек никогда не мог сделать себя предметом своего познания, как личности, которой принадлежат законы и норма бытия, как личности, бытие которой, в силу тварного ее начала, только условно, а не абсолютно; следовательно, без сей положительной заповеди Божией человек не мог индивидуально самому себе ни опознаться, ни определиться. Без сомнения, с вопросом о своем отношении к Богу человек, в силу разумносвободной природы своей духовной сущности, необходимо и непременно должен был встретиться; в какой же, спрашивается, неопределенности мыслей и в каком блуждании своих рассуждений человек должен был бы встретиться с этим вопросом, если бы он не имел положительно выраженной в отношении к себе самому воли Божией? Но всего этого, т.е. ни неопределенности мыслей, ни блуждания рассуждений не могло быть, коль скоро дана была положительная заповедь Божия, ибо она ясно и определенно решала вопрос по его существу о том, что такое должен быть Бог для человека и что такое сам человек в отношении к Богу?
Говоря о положительной заповеди Божией, данной Богом человеку, мы, естественно, должны мыслить эту заповедь, во-первых, с двойственным ее характером, т.е. заповедь Божия, в силу духовно-телесной природы человека, должна заключать в себе, как внутреннюю, так и внешнюю сторону, а именно: при положительно выраженной воле Божией (внутренняя сторона) должна быть предметною (внешняя сторона); во-вторых, содержание заповеди должно носить абсолютный характер запрещения, так как сохранение заповеди тогда только вполне свободно и решительно, когда исполнение заповеди требует только акта воли, а не труда или деятельности, которые собою могут уже осложнять и отягчать некоторым бременем самую заповедь; в-третьих, при исполнении и сохранении заповеди Божией человек не должен был чувствовать никакого лишения себя в чем-либо существенном, и в-четвертых, предмет заповеди Божией должен быть наивозможно близок человеку и должен находиться, так сказать, пред его глазами.
Как известно из Божественного Откровения, все эти существенно необходимые условия, действительно, заключаются в заповеди Божией, данной первым людям в раю: эта заповедь является именно такою, какою и должна быть для духовнотелесного свободного существа. Говорить о легкости или трудности сохранения или нарушения этой заповеди – значит ослаблять безусловную положительность и абсолютный ее характер, в каковых свойствах она и может быть мыслима, как заповедь Божия.
Существенное свойство положительной заповеди Божией должно быть таково, чтобы в содержании своем эта заповедь отвечала человеку во всей полноте и целости его индивидуального существа. Она именно должна была быть дана Богом в том виде, в котором, действительно, она и была дана, ибо она премудро-целесообразна для человека, как духовно-телесного личного существа.
Дело заключается не в легкости или трудности сохранения или нарушения человеком заповеди Божией, а состоит дело в том, что человек необходимо должен был явить самостоятельный акт в своей воле, должен самоопознать себя и определить относительно воли Божией. Цель, которой должна служить положительная заповедь Божия, имела быть достигнута такими средствами, которые, являя запрещение Божие, в то же время служили бы как объектом запрещения Божия, так и объектом для самоопределения воли человеческой.
Человек не должен был, выразимся словами Св. Писания, сказанными при другом случае относительно же заповеди Божией, ни всходить на небо, ни сходить в бездну, чтобы уразуметь содержание воли Божией (Рим.10:6–8), но объектом этой запрещающей Божественной воли должен служить один из тех предметов, которые по свойству своего естества могут возбудить желание человека. «И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке, – говорит Св. Писание, – и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. ...И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт.2:8–9, 16–17).
Такова заповедь Божия, которая дана была первому человеку в раю. В ней ясно, определенно и категорически выражена воля Божия человеку: Творец и Верховный Законодатель указывает своему разумно-свободному созданию, что оно в бытии своем не абсолютно, а зависимо и условно, что самоопределение его должно быть определением в волю Божию. Закономерность и правомерность свободы человека должны исключать собою произвол пожеланий, и в этом случае посягательство на волю Божию есть, в сущности, посягательство человека на самого себя, так как преступление воли Божией последствием своим будет иметь смерть человека.
Природа и образ человека имеют, конечно, свое содержание; но это содержание в самоопределении человека должно быть им опознано в норме и законах его бытия. Законы и норма личного частного бытия человека даны ему Богом, и в воле Божией человек должен пребыть, как в своем благе, как в счастии и радости бытия. Нет жизни и нет бытия, кроме тех жизни и бытия, которые созданы и даны Богом, поэтому всякое частное бытие условно: конечною причиною и последним основанием всякое частное бытие условно от воли Божией, в которой и должна находить свое оправдание всякая частная воля. Там, где не будет сего оправдания, там смерть, а не жизнь, там зло, а не добро.
Все, что в жизни, то от Бога, и все, что должно остаться в жизни, должно оставаться с Богом и в Боге: оставаться вне Бога или без Бога – значит перейти к смерти. Поэтому самоопределение человека в волю Божию, в силу данной Богом положительной заповеди Божией, было бы для человека актом самопознания для жизни и вечности в законах и норме своего бытия, и невинное состояние первых людей должно было, таким образом, чрез утверждение их воли в воле Божией, перейти в опознавательное стояние в истине, причем Божие, чрез акт сознания и акт личного воления, сделалось бы индивидуально человеческим, и сам человек из состояния: «может согрешить» – перешел бы в состояние: «не может согрешить», в каковом состоянии непреклонности ко греху и находятся добрые ангелы по отпадении от Бога злых духов.
Вопрос о том, было ли у Адама и Евы в невинном их состоянии отчетливое представление о смерти, как о событии, обозначившимся фактически уже после преступления заповеди Божией, не было ли точного представления о ней, для духовно-нравственного состояния первых людей не мог иметь никакого решающего значения. Во всяком случае, должно заметить, что понятие о смерти преподано было первым людям Богом как понятие о событии и состоянии, противоположных событию и состоянию жизни, и в таком именно смысле понятие о смерти и было воспринято первыми людьми, ибо Ева, говоря о заповеди Божией, разъясняла диаволу: «не есть плодов от древа познания добра и зла Господь повелел для того, чтобы нам не умереть» (Быт.3:2, 3).
Значит, понятие о смерти умопредставлялось первыми людьми. Впрочем, сила и смысл заповеди Божией, данной первым людям в раю, нисколько не зависели от того обстоятельства, отчетливо ли, или неотчетливо умопредставлялось первыми людьми самое событие смерти, так как сущность заповеди Божией заключалась в словах: «не ешь плодов от древа познания добра и зла», а не в словах: «смертию умрешь». Последние указывали лишь на следствия нарушения заповеди и содержали Откровение Божие о будущем жребии человека, если он согрешит.
Воспитание в долге, в сознании непреложности для себя закона и воли Божией, направление ума и сердца человека к той мысли, что личное бытие человека условно, и сознательным актом воли человек должен утвердиться в Боге и принять волю Божию в свою волю, как начало, основание и разум своего личного бытия – вот цель, для которой дана была первым людям заповедь Божия, и в этом случае не страх наказания и не самое наказание, а любовь к Богу и личное решение воли человека принять волю Божию в свою волю и тем утвердить себя в Абсолюте, как в безусловном бытии, благодатно разделяя Божественное, как свое, должны были удержать человека от нарушения заповеди Божией.
Точно ли, не точно ли умопредставлял себе Адам событие смерти, во всяком случае, с получением заповеди, он ясно, точно и определенно знал волю Божию и определял себя к ней, как к воле Божией, хотя в самоопределении его были только начатки его личного воления, а не решительный и окончательный акт его воли – такой акт, в котором воля Божия являлась бы, по сознательному акту самого человека, конечною причиною и последним основанием воления человека в смысле безусловного и абсолютного развития человека.
Божие чтилось пока человеком, как Божие и как святыня, но не признавалось еще в то же время, что оно – Божие есть непреложно и вечночеловеческое, есть закон, норма, разум жизни и есть сама вечная жизнь для частного личного Бытия. Как разумно-свободное существо, следовательно – существо нравственное, человек не сказал еще себе: «Божие есть мое, и нет ничего другого моего, кроме того, что освящено волею Божиею»; а не сказавши себе сего, человек был пока только невинен, как творение Божие – чистое и безгрешное, но не самостоятельно еще праведен, истинен, совершен и окончателен в добре: для достижения и для стяжания последнего состояния в себе требовалось опознание себя, предстоял волевой акт самоопределения в Боге, когда человек мысленно и в воле своей не иначе охватывал бы себя и свою личность, как совместно с Богом и в Боге. Только такое духовно-нравственное состояние духовно-нравственного существа окончательно нравственно, окончательно добро, адекватно правде и истине личного частного бытия.
Пока же это еще не пережито и лично-субъективно не усвоено человеком, оставалась возможность его падения, возможность уклонения от истины, правды и благобытия в ложь, фикцию и в злобытие. Подобно тому как добрые Ангелы неудобопреклонны уже ко злу потому, что «имеют в себе святыню, которая проникла уже все их существо и соединилась с их природою», так что своим они имеют Божие и Божие своим, так точно в духовно-нравственном отношении должен был и мог стать человек. «Различие в этом случае с Духом Святым, – говорит Св. Василий Великий, – то, что в Духе Святом есть естество, а в них (Ангелах и след, людях) освящение по причастию», или, как выражаются, есть индивидуально (Твор. Св. От. 7 134). Следовательно, по закону частного личного разумно-свободного бытия требовалось, чтобы человек опознал себя и самоопределил себя в Боге, как в истинном Бытии, Вечном и Абсолютном благе.