Любовь Божия привлекается мудростью
Никогоже бо любит Бог, токмо сего, иже с премудростию пребывает (Прем. 7:28).
Воззрел некогда Бог с высоты своего величия на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли между ними разумевающие Его своим умом и взыскующие Его сердцем, и нашел, что все они уклонились от Него своими помышлениями, все оставили Его своею душою, и потому стали неугодными Ему и недостойными Его благоволения и милости (Пс. 13:2–3); – была такая несчастная пора всеобщего помрачения в истории человечества!
Если бы и теперь дано было нам прозреть в сердца людей, проникнуть в сокровенные их мысли и движения духа, то, как мало нашли бы мы таких, которые помнят Бога, думают о Нем, заботятся об угождении Ему и своем к Нему приближении! О чем же думают большею частью сыны человеческие; что занимает их сердце; куда стремятся они своими желаниями? Душа их заключена в пределах века настоящего; сердце их приковано к земле; их мысли и желания скитаются по пространству мира видимого – по разным царствам природы; вся цель их существования состоит в том, чтобы достигать тех вещей, в которых они видят или свою пользу или удовольствие.
Не оскудели однако же между сынами человеческими и дети Божии. Среди необъятного множества сынов заблуждения, которые осуетились своими помышлениями, омрачились неразумием своего сердца и растлились духом, остается в неизвестности малая часть и таких людей, которые смотрят на предметы мира как на средство к достижению высших целей человека; которые мыслят о Боге, о Его вечном царстве и бесконечной любви. Имея в виду сих людей, уважая их высокие и святые стремления духа, мы останавливаемся своею мыслью на том, как и чем может заслужить человек вечную любовь Божию; что требуется с его стороны, чтобы войти ему в живой союз со своим Творцом и Промыслителем и быть достойным блаженного с Ним общения?
Ответ на этот великий вопрос дает нам сама любовь Божия. Она всем ищущим и вожделевающим ее указывает на премудрость как на единственный путь и средство, которыми они могут достигнуть того, чего ищут и желают. «Никогоже бо любит Бог, токмо сего, иже с премудростию пребывает» (Прем. 7:28). Здесь представляются нам для разрешения следующие вопросы: почему любит Бог только тех, которые пребывают с премудростию? Выполнимо ли для людей это условие любви Божией, т. е. для всех ли достижима эта премудрость? И если она достижима для всех людей, то почему не во всех она обретается?
Во-первых, почему любовь Божия останавливается единственно на тех, которые любят премудрость и с нею пребывают? Премудрость происходит от Бога и в Нем имеет свое пребывание. Сам Бог возлюбил ее и основал в Себе. В ней открываются Его слава, полнота жизни и бесконечное совершенство. «Пара бо есть силы Божия и излияние Вседержителя славы чистое… Сияние бо есть света присносущнаго и зерцало непорочно Божия действия и образ благостыни Его» (Прем. 7:25–26). Чрез нее приведено из небытия в бытие все существующее. Премудростию Бог основал землю и совершил небеса; ее смыслом и чувством разверзлись бездны и облака дают росу. Премудрость Божия говорит о себе так: «Господь созда мя начало путий своих в дела своя, прежде век основа мя, в начале, прежде неже землю сотворити, и прежде неже бездны соделати, прежде неже произыти источником вод, прежде неже горам водрузитися, прежде же всех холмов раждает мя… Егда готовяше небо, с ним бех, и егда отлучаше престол свой на ветрех, и егда крепки творяше вышния облаки, и егда тверды полагаше источники поднебесныя, и егда полагаше морю предел его, да воды не мимоидут уст его, и крепка творяше основания земли, бех при Нем устрояющи. Аз бех, о Ней же радовашеся, на всяк же день веселяхся пред лицем Его на всяко время, егда веселяшеся вселенную совершив, и веселяшеся о сынех человеческих» (Прит. 8:22–31). Так если премудрость составляет славу, зиждительную силу творчества и всю полноту величия самого Бога, то тем более она есть начало и корень всякого добра и совершенства как во всех вообще созданиях Божиих разумных, так и в людях. Только с премудростию человек является в полном своем величии и достоинстве; без нее он утрачивает свое значение, и чем бы ни обладал он, ничто не послужит ему в пользу. Будет ли он наделен силами и крепостию телесною: без мудрости он не может распорядиться своими силами как должно, и ничем не будет отличаться от грубого животного. Будет ли возвышаться над другими благообразием и красотою: без мудрости он погубит и самую свою красоту, которая послужит ему поводом к большему безумию и унижению. Будет ли он иметь в руках своих сокровище и великое богатство: без мудрости не сбережет его и расточит напрасно. Будет ли славен знатностию рода и благородством происхождения: без мудрости обесчестит и самый свой высокий род. Так, «аще бо кто будет и совершен в сынех человеческих, отсутствующей твоей премудрости, ни во что же вменится» (Прем. 9:6). С премудростию, напротив, приходит к человеку все; ибо она совмещает в себе все дары и сокровища. Она вразумляет души простые, незлобивым дает коварство (т. е. опытность); отрочати же юну чувство и смысл (Прит. 1:4). Она наставляет человека на путь правый, поддерживает на этом пути шествие его и сохраняет от всех зол. Нет ничего выше мудрости; она лучше сребра и злата, драгоценнее камней многоценных (Прит 5:14–15). Она благолепнее солнца и паче всякого расположения звезд, свету сравняема обретается первая (Прем. 7:29–30). «…таинница бо есть Божия хитрости и обретательница дел Его. И аще богатство есть вожделенное притяжание в животе, что премудрости богатейше, ею же делаются вся; Аще же разум делает, кто ея от сущих лучший художник есть; И аще правду любит кто, труды ея суть добродетели: целомудрию бо и разуму учить, правде и мужеству, ихже потребнее ничтоже есть в житии человеком. Аще же и многаго искусства желает кто, весть древняя и быти хотящая рассмотряет: свесть извития словес и разрешения гаданий, знамения и чудеса проразумевает и сбытия времен и лет» (Прем. 8:4–8). Блажен поэтому человек, который нашел эту премудрость, и смертный, который уразумел и постиг ее! От уст ее исходит правда, закон же и милость на языце носит. Пути ее добры и мирны; она есть древо жизни для всех, держащихся ее, и опирающимся на нее тверда, как сам Бог (Прит. 3:13–18). Итак, вот почему любитъ Бог пребывающих с премудростию. Он любит их ради самой этой премудрости, которая есть рождение Его сущности, чистейшее излияние Его естества. Премудрость полагает печать совершенства на всем, где является; без нее не на чем остановиться взору Божию в человеке, и он ничем не может привлечь к себе Его любви!
Перейдем теперь к другому вопросу: для всех ли достижима Божия премудрость? Удобоисполнимо ли это со стороны людей требование? Если бы предоставлено было собственным силам человека искать премудрости: то он никогда бы не достиг ее и не открыл пути к ней. Хотя о ней говорит весь мир, потому что Господь излил ее на все дела свои: однакоже никто не может вполне уразуметь ее и собрать в одно целое то, что по частям открывают о ней разные предметы вселенной. «Песка морскаго, и капли дождевныя, и дни века кто изочтет? Высоту небесе и широту земли, и бездну и премудрость кто исследит?» (Сир. 1:2–3). «Не весть человек пути ея, ниже обретеся в человецех. Бездна рече: нестъ во мне: и море рече: несть со мною… Утаися от всякаго человека, и от птиц небесных скрыся. Пагуба и смерть рекосте: слышахом ея славу» (Иов. 28:13–22). Кто же возвестит людям об этой премудрости; кто откроет им ее тайны? Сама премудрость. Она низошла на землю, поселилась между сынами человеческими и указала место своего пребывания среди их. "Аз, говорит она, из уст Вышняго изыдох и яко мгла покрых землю, аз на высоких вселихся, и престол мой во столпе облачне, круг небесный обыдох едина и во глубине бездны походих, волну морскую и всю землю, и вся люди и язык стяжах, со всеми сими покоя взысках, и во наследии чием водворюся; Тогда заповеда ми Создатель всех… и рече: во Иакови вселися и во Израили наследствуй… Во скинии святей пред Ним послужих и тако в Сионе утвердихся; во граде возлюбленнем такожде мя препокои, и во Иерусалиме власть моя: и укоренихся в людех прославленных, в части Господни наследия Его» (Сир. 24:3–13). Избрав место своего виталища во Израили, и утвердив свое пребывание во Иакове, премудрость всех призывает к себе, и с каждым беседует голосом нежнейшей любви и дружества. "Аз, говорит она, любящые мя люблю, ищущие же мене обрящут благодать» (Прит. 8:17). «Приступите ко мне, желающие мене, и от плодов моих насытитеся: память бо моя сладка паче меда, и наследие мое паче сота медвена. Ядущии мя еще взалчут, и пиющии мя еще вжаждутся: слушаяй мене не посрамится, и делающие у мене не согрешат» (Сир. 24:21–24). «Услышите премудрость, и умудритеся, и не отмещите. Блажен муж, иже послушает мене, и человек, иже пути моя сохранит, бдяй при моих дверех праведно, соблюдаяй праги моих входов: исходи бо мои исходи живота» (Прит. 8:33–35). «Сыне, моих законов не забывай, глаголы же моя да соблюдает твое сердце: долготу бо жития и лета жизни и мир приложат тебе... Сыне, да не преминеши, соблюди же мой совет и мысль: да жива будет душа твоя, и благодать будет на твоей выи: (будет же исцеление плотем твоим, и уврачевание костем твоим:) да ходиши надеяся в мире во всех путех твоих, нога же твоя не поткнется. Аще бо сядеши, безбоязнен будеши, аще же поспиши, сладостно поспиши. И не убоишися страха нашедшаго, ниже устремления нечестивых находящаго: Господь бо будет на всех путех твоих и утвердит ногу твою, да не поползнешися» (Прит. 3:1–26). «Послушайте, дети, наказания отча, и внемлите разумети помышление, дар бо благий дарую вам: моего закона не оставляйте» (Прит. 4:1–2). «Слыши, сыне, и приими моя словеса, и умножатся лета живота твоего, да ти будут мнози путие жития. Путем бо премудрости учу тя, наставляю же тебя на течения правая: аще бо ходиши, не запнутся стопы твоя: аще ли течеши, не утрудишися. Имися моего наказания, не остави, но сохрани е себе в жизнь твою» (Прит. 4:10–13). «Ты же напиши я (моя словеса) себе трижды, на совет и смысл и разум, на широте сердца твоего: учу бо тя истинному словеси, и разума благаго слушати» (Прит. 22:21). После сего никто не может жаловаться на недоступность и сокровенность премудрости Божией, когда она так откровенно и ясно возвещает людям свою волю и наставление. Значит, мы за несомненное должны принять то, что говорится о премудрости: «Светла и неувядаема есть премудрость, и удобно видится от любящих ю, и обрящется ищущих ю: предваряет желающим предуведетися. Утреневавый к ней не утрудится: приседящую бо обрящет при вратех своих… яко достойных ея сама обходит ищущи, и на стезях показуется им благоприятно, и во всем провидении сретает их» (Прем. 6:12–15).
Отселе сам собою решается и тот вопрос: почему не все люди находят премудрость, отчего не во многих обретается она? Не все находят высочайшую премудрость потому, что немногие из людей имеют искреннее желание знать ее и учиться ее наставлениям. Если бы каждый человек искренно желал принять мудрость, то никто не был бы лишен ее разума и тех благих даров, какие она приносит с собою. «Начало бо ея истиннейшее наказания возжеление, попечение же наказания любы, любы же хранение законов ея, хранение же законов утверждение нерастления (есть), нерастление же творит близ быти Бога: возжеление убо премудрости возводит к царству вечному» (Прем. 6:17–20). Возжеление премудрости возводит к царству вечному; но этого-то условия и недостает в сердцах многих людей! Почему недостает, когда премудрость сама в себе есть сокровище ни с чем несравненное, и когда дарования ее так велики и неисчислимы? Тут есть свои тайны человеческого сердца! Чистейшая премудрость Божия, вселяясь в душу человека, прежде всего, раскрывает пред ним естественное его безобразие и нечистоту, обличает пороки и несовершенства, указывает правила к лучшей жизни и деятельности, и чтобы сильнее подействовать на него, употребляет прещения и угрозы, поражает его своим страхом, тяготит и мучит его сердце; одним словом: она вначале обходится со своим питомцем строго и грозно, притом не вдруг открывает ему свои тайны, веселящие душу и сердце. Это делает она, с одной стороны, для того, чтобы очистить душу человека от примешавшейся к ней нечистоты и приготовить ее в достойный сосуд себе; с другой, для того, чтобы испытать его верность и убедиться в искренности расположения его сердца. Счастлив, кто устоит в этом испытании премудрости, перенесет строгость первоначальную ее обхождения и не отступит от ее внушений! Такой человек скоро почувствует спасительные плоды мудрости и получит вожделенное вознаграждение за свои труды и печали. «Премудрость, говорит премудрый, стропотно ходит с ним (человеком) во-первых, боязнь же и страх наведет нань и помучит его в наказании своем, дóндеже веру иметь души его и искусит его во оправданиих своих, и паки возвратится прямо к нему и возвеселит его и открыет ему тайны своя» (Сир. 4:18–21). Не все расположены по внутреннему настроению своего сердца принести эту жертву, какой требует от человека премудрость; для многих требования ее кажутся стеснительными и тягостными. Что же делают в этом случае нерасположенные сердцем к мудрости? Совсем оставляют внушения ее, притворяются непонимающими ее смысла, а иногда открыто восстают на нее своим разумом, усиливаются опровергнуть ее и представить как безумие. Отселе произошла та надменная, измышленная собственным разумом человеческим мудрость, которая не покоряется разуму Божию, которая хочет ниспровергнуть мудрость высшую и стать на ее место. Чем же оканчивается такое противление со стороны людей премудрости Божией? Какое выходит следствие из этой борьбы с нею их разума и самоизмышленной мудрости? «Погублю премудрость премудрых, говорит Господь, и разум разумных отвергну» (1Кор. 1:19). «Се, предложу вам моего дыхания речение, научу же вас моему словеси. Понеже звах, и не послушасте, и простирах словеса, и не внимасте… убо и Аз вашей погибели посмеюся, порадуюся же, егда приидет вам пагуба, и егда приидет на вы внезапу мятеж, низвращение же подобно бури приидет, или егда приидет вам печаль и градоразорение, или егда найдет на вы пагуба. Будет бо егда призовете мя, Аз же не послушаю вас: взыщут мене злии и не обрящут. Возненавидеша бо премудрость, словесе же Господня не прияша: ниже хотеша внимати моим советом, ругахуся же моим обличением. Тем же снедят своих путий плоды, и своего нечестия насытятся» (Прит. 1:23–32). Таков конец уклоняющихся от мудрости Божией и отвергающих ее советы! Отметая эти советы, человек думает расширить пути своей жизни, возвысить свое счастье, утвердить свой мир и блаженство; а того не примечает, что, действуя таким образом, он поставляет свой дом при смерти и стопы свои направляет к аду (Прит. 2:18). Путь, которым идет он, не приводит к жизни, и пока остается на нем, является погибшим, совершенно умершим для других собратий своих, водящихся духом правого разума. В глазах их он хуже мертвеца, который скончался только для жизни временной, потерялся для этого света. «Над мертвым плачися, исчезе бо свет: и над буим плачися, исчезе бо разум. Сладчае плачися над мертвым, яко почил есть: буяго же лучше смерть, неже живот зол. Сетование о мертвеце седмь дний: о буем же и нечестивем вся дни живота его» (Сир. 22:9–12).
Сколько поэтому представляется нам побуждений любить мудрость и заниматься изучением ее со всем расположением души, с полным участием сердца! Мудрость сама по себе есть благо ни с чем несравненное и все в себе содержащее. По одному этому мы должны ценить и уважать ее так, как ценил и уважал ее премудрый. «Предсудих ю, говорит он, паче скиптров и престолов, и богатство ничтоже вмених к сравнению тоя, ниже уподобих ея каменю драгоценному, яко все злато пред нею песок малый, и яко брение вменится пред нею сребро: паче здравия и красоты возлюбих ю и предизбрах ю вместо света имети, яко неугасаемо есть блистание ея. Приидоша же мне благая вся вкупе с нею и бесчислено богатство рукама ея: и возвеселихся о всех, яко ими обладает премудрость» (Прем. 7:8–12). Затем любить мудрость должны мы по страху и опасению тех последствий, которым подвергаются оставляющие ее. Кто оставляет мудрость, тот оставляет самого Бога, отпадает от Его любви и навлекает на себя Его осуждение и гнев. Сколько вожделенно быть в любви Божией, столько же ужасно лишиться ее и отпасть от не! Потому-то говорит премудрость: «согрешающии же в мя нечествуют на своя души, и ненавидящии мя, любят смерть» (Прит. 8:36)!
Определенны и ясны слова премудрости, и для тех, которые внутренно расположены пребывать в ней, они не требуют никаких изъяснений, или толкований. Что думают при этом нечествующие против этой мудрости? Они, по своему обыкновению, или представляются непонимающими ее смысла, или же в духе своего неверия не хотят признать за нею принадлежащего ей свойства – происхождения божественного, так, чтобы в словах ее видеть слова Господа; почему с дерзостию вопрошают: «где есть слово Господне; да приидет» (Иер.17:15)? Отрицая обетования и угрозы вечных судов Божиих, они небоязненно выступают против них, и хотят убедиться в их истинности не прежде, как с самым их исполнением; почему с отважностью говорят: «скоро да приближатся, яже сотворит, да видим, и да приидет совет Святаго Израилева, да разумеем» (Ис. 5:19)! Итак, вот чего недостает этим людям для убеждения их в верности слов Господа – самого совершения их на деле! Это значит, что они хотят сперва дождаться своей смерти и на опыте дознать свою гибель, чем угрожает им глагол Господень, а потом они согласны признать за истину то, что возвещает им этот глагол! Как верно, поэтому, сказано о них, что они нечествуют на свои души и любят свою смерть!
Действительно, если бы они не любили смерти: то не стали бы дожидаться ее, чтобы сойти с пути погибельного, не спешили бы призыватъ на главу свою то, что по благости Божией, не хотящей смерти грешника, отсрочено до последующего времени и долготерпится, в ожидании покаяния и обращения заблуждающих. Если бы они не любили смерти, то могли бы убедиться в истинности возвещаемого Богом из примера других нечестивцев и истории целых народов, которым задолго вперед объявлял Господь страшную судьбу их, и которая наконец исполнилась в свое время со всею точностию предсказания. Не говорил ли Господь заранее своему народу, тому самому возлюбленному Израилю, которого Он избрал в достояние свое для хранения своих заповедей, что этот народ будет наслаждаться счастием и благоденствовать только под условием своей Ему верности; а за измену Ему и отступление от Его повелений и сам будет оставлен и предан на позор всему миру? «Оставится дщерь Сиона, яко куща в винограде и яко овощное хранилище в вертограде, яко град воюемый... И аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте: аще же не хощете, ниже послушаете мене, меч вы пояст: уста бо Гоподня глаголаша сия... сокрушатся беззаконнии и грешницы вкупе, и оставившии Господа скончаются… Будут бо яко теревинф отметнувый листвия (своя), и яко вертоград не имый воды. И будет крепость их яко стебль изгребия, и делания их яко искры огненныя, и сожгутся беззаконницы и грешницы вкупе, и не будет угашаяй» (Ис. 1:8–31). Не исполнилось ли это страшное предречение над народом, некогда возлюбленным, который соделался теперь живым уроком для всех, внимательных к словам Господа? Пусть читают историю и других знаменитейших народов древности, о которых сохранились в священных книгах пророчества, каковы например: вавилоняне, египтяне, тиряне, и поверяют совершившиеся события с самыми о них предсказаниями, вызванными несправедливостию, грабительством, притеснениями и надменным превознесением этих народов, забывших Бога и в своем ослеплении дерзнувших присвоить себе честь, принадлежащую Ему (Ис. главы: 13,14,19,23,24; Иез. 17:32–36, 28:1–23). Велико было нечестие упомянутых нами народов, но какой ужасный постиг их и конец! Для людей, упорно противящихся премудрости Божией, эти примеры неубедительны и у них, конечно, найдется на все исторические события свое толкование, почему надлежало совершиться то, или другое в судьбе народов, независимо от предсказания о них слова Господня: нечего и толковать с ними, потому, что они твердо решились не верить сим словам, пока сила их не оправдается над ними самими. Они возлюбили смерть, избрали для себя пагубу: и приидет им!
Для нас важно в этом случае то, что как верны слова Господа в отношении к нечествующим против Его премудрости, так истинны они и непреложны в отношении к тем, которые принимают эту премудрость и пребывают в ней. Эти люди привлекают к себе благоволительный взор любви Божией; они воспитываются и предназначаются для вечного царства, в котором примут в свое время свое наследие, если не изменят премудрости Божьей и не отпадут от нее к противному образу мыслей. Нельзя не порадоваться при этом от глубины души тому, что человеку предоставлено достигать вечного царства Божия таким верным и легким способом, который не представляет собою никакого затруднения и тяжести, который вполне согласен с его природою и применен к его силам. Никого не обременяет Господь своими требованиями, не налагает на нас тяжести непосильной. Если же кто отказывается от исполнения того, чего Он требует от нас для любви своей: то в этом только открывается нечестие души, которая не расположена пребывать в завете со своим Господом, и не дорожит Его любовью.
Бывают минуты в жизни, когда дух наш ослабевает и упадают его силы, при высоте нравственных требований, когда тяжелые мысли ложатся на сердце, как густой туман, среди которого готов погаснуть самый светильник нашей веры, освещающий и согревающий душу, когда вокруг и внутри нас становится темно и страшно, при сознании своего естественного немоществования и нравственных недостатков, когда мы сами произносим на себя полное осуждение и как-бы не смеем помышлять о любви к нам Божией, чувствуем себя далекими от ней и сами не знаем, за что нам взяться, или к чему прибегнуть для поддержания в себе светильника веры и благодатного упования на милосердие Божие: в эти-то тяжелые минуты нужно нам помнить, что мы, при всем своем нравственном несовершенстве и внутреннем недостоинстве, еще не вовсе лишены основания и залога любви Божией, что у нас еще сохраняется корень благочестия, когда стремимся духом к своему Владыке и Господу, удерживаем правые о Нем понятия, которым научены Его премудростию, и носим в своем представлении великий Его образ. Нечестие души, являющейся недостойною и непотребною пред Богом, состоит в том, когда она отрицает Его премудрость, не ищет истинного разумения о Нем, перестает стремиться к Нему и не имеет Его в своих мыслях. Велико в душе нашей значение чистой мысли и правильного представления о Боге – это есть крепкая связь души с Богом. Велико действие и Божией премудрости, пребывающей внутри нас! Эта премудрость, исходя от Бога, и являясь как сила, которою все устроено и приведено в совершенство, что мы видим вокруг себя (Прит. 8:27–30), остается зиждительным началом и в душах, сохраняющих ее в себе, творит и созидает их в достойное вместилище Божества, возводит их к совершенству, которого требует Бог от своей разумной твари для того, чтобы она могла вечно царствовать с Ним. И если так думать уполномочивает нас сама премудрость Божья, то каждому мыслящему и разумному существу нужно оценить ее должным образом и глубоко напечатлеть смысл ее в себе самом.
«Трижды напиши себе моя словеса, говорит нам премудрость, на совет и смысл и разум, на широте сердца твоего» (Прит. 22:21)! Напиши, человек, наставления премудрости, прежде всего на свой совет. Совет необходим там, где из двух различных вещей нам нужно избрать одну. Две представляются нам в жизни мудрости: мудрость земная и мудрость небесная. Рассуди, размысли каждый, какая из них предпочтительнее и надежнее, чтобы избрать ее в свою собственность и предаться ее водительству. При сравнении той и другой мудрости, могут представиться некоторые преимущества и выгоды на стороне мудрости земной; именно: эта мудрость свободнее рассуждает обо всех вещах и самом человеке, о его назначении в жизни, о его делах, обязанностях и правилах поведения; она расширяет и углаживает пути на поприще временного течения человека и отличается большим числом своих последователей, которые притом удерживают за собою славу людей образованных, передовых, чуждых предрассудков и давних убеждений, наследуемых детьми от отцов. Но прежде, нежели предашься, человече, этой мудрости и поставишь ее предметом своего изучения, размысли и посоветуйся в душе своей, настолько ли эти преимущества ее важны и уважительны, чтобы предпочесть ее высшей мудрости? Свободные взгляды земной мудрости вытекают не из сознания разума человеческого истины, а из свободных стремлений падшего человека жить и действовать так, как внушает ему природа; вместо того, чтобы сдерживать эти стремления и давать лучшее, разумное направление силам души, мудрость земная применяется к этим самым стремлениям, возводит их в силу закона, прислушивается к различным желаниям испорченного сердца, которые ему приятны, придает им разумный смысл и таким образом расчищает и уравнивает путь, последняя которого зрят во дно адово (Прит. 16:25). Нерадостно поэтому мыслящему человеку смотреть на ту легкомысленную толпу, которая шумно и весело несется по этому пути! Многочисленность таких путников нисколько не говорит о каком-нибудь внутреннем достоинстве и истинном превосходстве их пред тем малым числом избранных людей, которые тихо и незаметно для взоров посторонних, в терпении и смирении направляются иным путем к иной цели, указываемой им светом небесной истины. Как бы ни было велико численное количество заблуждающих, какою славою ни пользовались бы некоторые из них, преуспевающие в заблуждении, и как бы ни было могущественно влияние их на современные умы единомысленного с ними общества своего, – это ничего не значит там, где идет оценка человеку по высоте той цели, какую указывает ему истинная мудрость. По отношению к этой цели только те и признаются истинными людьми, которые держат себя на прямом пути к ней, и, при своем усильном стремлении, достигают ее; прочие же являются не более, как одна капля, которая отделяется от массы воды, при наполнении сосуда, вне которого она теряется и исчезает. Потому-то не только об одном каком нибудь отдельном человеке, но и о целых народах, уклонившихся от своей истинно человеческой цели и потерявшихся для истины, читаем следующее в учении премудрости Божией: «вси язы́цы, аки капля от кади, и яко претяжение веса вменишася, и аки плюновение вменяется» (Ис. 40:15). «О, люте множеству языков многих! аки море волнующееся, тако смятетеся, и хребет языков многих яко вода возшумит: аки вода многа язы́цы мнози, аки (шум) воды многия нуждею носимыя: и отвержет его, и далече поженет его, аки прах плевный веющих противу ветра, и яко прах колесный буря возносящая» (Ис. 17:12–13). Так оценивает премудрость Божия всех, отступившых от ее водительства! Это многочисленное собрание людей, по своей обширности равняется волнующемуся морю, а по внутреннему значению оно есть только ничтожная капля от кади и незаметная пылинка, приставшая к весовой чашке, на которой взвешивается чистое золото, или еще выразительнее сказать – это одно плюновение, выделяющееся из живого организма!
Напиши, человек, слова премудрости на свой смысл и разум. Этого требует достоинство самого разума нашего, если мы хочем иметь в нем то, чем он должен быть в нас. Разум наш тогда только есть в собственном смысле разум, когда ему присуща мудрость Божия; в противном случае он напрасно носит это великое название, потому что он чужд света истины и кругом объят тьмою неведения. Все его теории, которые он развивает из самого себя, на основании своих начал, о важнейших и существенных предметах нашего познания, и в которых он поставляет свою мудрость, сами по себе несостоятельны и ложны, а потому ничем не отличаются от тьмы неразумия, – ими не разъясняется истина, а только вводятся в заблуждение те, которые принимают их за чистую истину. Истина – в одном Боге, и от Него исходит; честь нашего разума в этом случае состоит только в том, что он способен воспринимать ее и сознавать в себе, – в этом и состоит его чистая, непогрешительная мудрость. Разум не хочет сознаться в необходимости для него высшего света истины, он силится найти ее в себе самом, – и вот отселе-то произошли все его заблуждения, за которые он стоит, как за великую и чистую мудрость. Но эта мудрость носит только одно имя, под которым вовсе нет самого содержания, соответсвующего своему названию. «Премудрость бо по имени ея есть и не многим есть явна», замечает один премудрый (Сир. 6:23). Этой-то мудрости и нет у тех, которые присвоили себе честь мудрых и разумных; она далека от них именно потому, что они пренебрегают тем источником, из которого она может быть заимствована. Разубедить их в таком крайнем ослеплении трудно, или даже совсем невозможно. Но их заблуждение весьма ясно для всякого, кто впишет в свой смысл и разум чистое учение премудрости божественной; при ее свете разоблачается и становится совершенно понятным то, что на стороне противников действительно одна ложь и прельщение. Первым наглядным и непререкаемым доказательством этой их лжи служит неустойчивость и разноречие тех взглядов, какие они составляли себе в разные времена на одни и те же предметы. Постоянства и единства в их образе мыслей никогда не было и нет доселе, так что, если бы ищущий истины захотел перейти на их сторону, то он не знал бы, на чем ему остановиться? Ясно, что в этих переменчивых и разноречивых воззрениях нет истины, которая должна быть всегда одинакова и во всем с собою согласна. При дальнейшем разборе этих воззрений, легко приметить и то, что мудрость человеческая состоит не в ином чем, как в одной попытке разума опровергнуть и подорвать в своем основании истину Божию, к чему она приступала в разные времена с разных сторон. Следовательно, напрасно стал бы кто-нибудь искать в ней что-либо самостоятельное, творчески выработанное разумом; в ее содержании, духе и характере выражается одно лишь отрицание того, что открывает людям сам Бог. Если же таким образом мудрость человеческая состоит в одном отрицании истины Божией и противлении ей, то каждый согласится, что лучше дать место в своем разуме истине Божией, нежели соделать его вместилищем всякой лжи и заблуждения, ибо последствия, к которым приводят заблуждения своих пленников, мы уже видели.
Напиши, человек, слова премудрости и на широте твоего сердца! Когда слышим, что премудрость выше и драгоценнее всех сокровищ мира, что она совмещает в себе все богатства и блага жизни (Прем.7:11; Прит. 3:15–16), то не сузим своих представлений о ней до того, будто все, сделавшиеся в известной мере причастниками ее, получали бы непременно в свое обладание богатство и сокровища земные. Если бы эти сокровища приходили непременно ко всякому с самою премудростию, то она сделалась бы средством для людей приобретать богатство тленное и земное. Мы должны любить мудрость потому единственно, что она есть мудрость, которая ни с чем несравненна; должны искать ее потому, что она в своей деснице держит долгоденствие и жизнь, а в шуйце ее – богатство и слава (Прит. 3:16). Довольно для нас, чтобы возлюбить ее всею широтою сердца, и того одного, что сама премудрость обладает всеми сокровищами и драгоценностями мира, которые произведены ее смыслом и художеством. Потому она сама знает, кому, когда и в какой мере уделить от своих сокровищ! Мы должны быть вполне уверены со своей стороны в том, что все преданные ей своею душою и сердцем, не останутся в лишении и не обманутся в своих упованиях на те великие обещания, которые она изрекает им. Какая это премудрость и как нужно понимать ее, знает тот, кто искренно внимает ее словам, и с кем она беседует языком нежно любящего отца: «Слыши, чадо, и приими волю мою, и не отвержи совета моего: и введи нозе твои во оковы ея и в гривну ея выю твою: подложи рамо твое и носи ю, и не гнушайся узами ея: всею душею твоею приступи к ней и всею силою твоею соблюди пути ея. Изследи и взыщи, и познана ти будет, и емься за ню не остави ея: на последок бо обрящеши покой ея, и обратится тебе на веселие. И будут ти пута ея на покой крепости и гривны ея на одеяние славы... во одежду славы облечешися ею, и венец радости возложиши на ся» (Сир. 6:24–32). Если мы в этих словах мудрости не слышим сладчайшего голоса, который должен быть вожделеннее для нашего чувства всякого звука, издаваемого сребром и золотом, то мы недостойны ее; она не наша собственность, а достояние тех, которые с апостолом Павлом считают все за тщету и уметы, только бы приобрести превосходящее разумение, которое открывает мудрость любящим ее (Филип. 3:8)!