Из академической жизни. [Июнь 1894 г.]

Июнь 1894

Вот уже прошел и еще один учебный год. Как быстро мчатся эти годы! Конечно весьма приятно, когда наступает июнь и месяца на три можешь чувствовать себя на полной свободе; но приходит такая пора жизни, когда наступление каждого нового июня не радует только, но и вызывает на некоторые размышления, невольно заставляет припомнить, что с каждым промчавшимся годом все ближе и ближе спускаешься к роковому пределу. Эта тревожная мысль очень часто приходит мне в голову, но так уж устроен человек, что он всего более склонен жить настоящим и, не задумываясь слишком долго над тяжелыми вопросами будущего, спешит пользоваться тем, что есть у него под руками.

Значительно опустела по обычаю с наступлением вакации наша академия. Большинство ее деятелей разбрелись на лето в разные стороны, смотря по возможности или желанию, а мне на этот раз Господь привел отправиться на южный берег Крыма.

Было время, и еще очень недавно, когда далекие путешествия к минеральным водам или морским купаниям составляли дорогую роскошь, доступную лишь людям весьма богатым т. е. таким, которые в большинстве своем и трудятся меньше других и пользуются постоянно лучшими условиями жизни, а следовательно и меньше других нуждаются в отдыхе и подкреплении сил. Из людей, живущих личным трудом, двигались в дальний путь только очень немногие, которым или почему-либо особенно благоприятствовала судьба, или которых гнала крайняя необходимость. Теперь уже, слава Богу, не то. Разного рода льготы и скидки за проезд по железным дорогам и множество расплодившихся повсюду недорогих сравнительно меблированных помещений со столом дают в настоящее время возможность и людям очень скромного достатка, при некоторой экономии в продолжении года, скопить сотню-две, чтобы провести хотя некоторую часть лета на каком-либо курорте. По дороге на юг я видел очень много студентов, учителей и особенно учительниц, которые все стремились провести свою вакацию или в Славянске, или на Кавказе, или на южном берегу Крыма. Один из таких туристов в случайной беседе говорил, что отныне в продолжении года он ни в карты играть, ни вина пить не станет, лишь бы только скопить денег на какую ни будь летнюю поездку. Конечно, за всех этих людей можно только радоваться. Если кому, то в особенности им – людям напряженного умственного труда, вполне законно и уместно подкрепить свои расшатанные нервы прекрасным воздухом юга и его целебными водами.

Могучая природа южно-крымского края производит на непривычного к ней северного человека и чарующее и вместе подавляющее впечатление. Эти вершины гор с играющими на них лучами солнца; эти непрерывно куда-то бегущие волны моря, то синие, то темно-свинцовые, то серебристые, то отливающие всеми цветами радуги; эта роскошная флора кипарисов, лавров, каштанов, магнолий и пр. и пр.; эти всюду журчащие ручьи и водопады; эти величественные каменные утесы, то обнаженные во всей своей дикой красе, то увитые плющом и виноградом, то омываемые вечно плетущей волной, – все это представляет очарованному взору бесконечный ряд таких чудных картин, от которых не хочется оторваться по целым часам. Зачем я не художник, зачем я не поэт, часто думается мне. Целые дни сидел бы я в каких-либо очаровательных уголках с своим альбомом н десятки разных набросков увёз бы с собою хотя бы только из одной Алупки. Но любуясь каменными громадами гарь, на которых останавливаются даже облака, не находя себе прохода, или беспредельною ширью волнующегося моря, или возносящимися к небу стройными вершинами пирамидальных тополей и кипарисов, не только испытываешь наслаждение от этих грандиозных картин природы, но вместе и невольно смиряешься, чувствуешь свое великое ничтожество. Смотрю я на громадный, морской пароход и думаю: какой ничтожной скорлупкой представляется он над бездной моря. Стоит лишь немножко нахмуриться этому морю и покрыться туманом, стоит лишь рассердиться ему и забушевать своими волнами, чтобы заскрипел и затрещал пароход по всем своим составам, а нередко и пошёл ко дну, оглашаемый отчаянными воплями погибающих , наскочив на какой-либо утёс, или не справившись со штормом. Смотрю я па величественные вершины Ай-Петри и думаю: какой жалкой букашкой представляется человек, когда он карабкается по крутым обрывам. Стоит лишь оторваться от каменного великана какой-либо стотысячной частичка, чтобы под ее ужасающей тяжестью погибла эта букашка, не оставив о себе даже малейшего следа. Каким ничтожеством представляется человек наряду с величием природы, какими мелочами кажутся его обыденные маленькие интересы, заботы и стремления!.. Долго я никак не мог отрешиться от этой мысли. Долго она не давала мне взяться за перо, как я ни старался убедить себя в необходимости своевременного выполнения раз предпринятого дела. Стоит ли, думалось мне, даже и вспоминать о мелочах нашей обыденной жизни, когда вокруг все так могуче и величественно?! Однако зачем же унижать и человека. Как ни величава природа, как ни кажется человек бессильным и ничтожным при сравнении с нею, однако он царит над ней силою своего ума, обуздывает и заставляет подчиняться себе ее по-видимому непреоборимые стихи. Правда, нередко он гибнет в непосильной жизненной борьбе; но, и погибая, не умирает совсем, как умирает все в природе, а остается живым в творениях, идеалах и стремлениях своего бессмертного духа. Ничтожен и жалок человек по своим размерам на лоне могучей природы; но он велик и неизмеримо выше ее силою своего гения, богоподобными свойствами и стремлениями своего разума; он и царь и раб, и червь и бог, а потому можно-ли считать только мелочами хотя бы и обыденные интересы и явления его умственной жизни? Что говорить, чудно-хороши роскошные картины юга, но и среди их красот мне с удовольствием вспоминается родной север и уносится подчас душа

„опять в затишье бора,

Опять в немую даль синеющих лугов;

Туда, где так грустна родная мне картина,

Где ветви бледных ив склонились над прудом,

Где к гибкому плетню приникнула рябина,

Где утро обдаёт осенним холодком

И часто предо мной встают под небом Юга,

В венце страдальческой и кроткой красоты,

Родного Севера – покинутого друга

Больные, грустные, но милые черты»

Оторвём же хотя на некоторое время очарованный взор от красот юга, оглянемся назад на свой север и постараемся припомнить что-либо из прожитого в минувшем учебном году нашей родной академией.

Нельзя сказать, чтобы вторая половина этого года была особенно богата событиями. Академическая жизнь шла своим обычным порядком и потому лишь немногое может быть занесено на страницы нашей летописи.

К концу 1893-го года две кафедры в нашей академии оставались вакантными, а именно: кафедра Свящ. Писания ветхого завета, освободившаяся с выходом доцента А. А. Жданова на службу по министерству народного просвещения, и кафедра нравственного богословия, осиротевшая со смертью инспектора академии, о. архим. Григория.

Уже вскоре после его кончины стали распространяться слухи, что наиболее вероятным преемником ему следует считать исправляющего должность доцента СПб. академии по кафедре Свящ. Писания ветхого завета, молодого о. иеромонаха Сергия (Страгородского). Одной из наиболее важных причин, препятствовавших немедленному назначению о. Сергия в Московскую академию, была без сомнения тяжелая болезнь, на многие недели приковавшая его к постели. Лишь 29-го декабря 1893 г. состоялся указ Святейшего Синода о назначении о. Сергия, „исправляющим должность инспектора Москов. Дух. академии, с предоставлением ему участия во всех собраниях академического совета и правления на правах штатного инспектора“. По желанию Высокопреосвященнейшего Владыки Московского Сергея, новый инспектор занял в академии кафедру нравственного богословия и в первых числах января 1894 г. был уже на месте своего нового служения. Иеромонах Сергий, в миру Иван Николаевич, родился в 1867 г. в город Арзамас, Нижегородской губернии. Получив образование в Нижегородской духовной семинарии и С.-Петербургской духовной академии, о. Сергий тотчас по окончании курса в 1890 г. (первым кандидатом), отправился в Японию на служение церкви при японской православной миссии. Здесь он трудился сперва в качестве преподавателя семинарии в Токио, затем более пяти месяцев плавал в японских и китайских водах, прикомандированный для отправления пастырских обязанностей на военном судне, и наконец, опять возвратившись в Японию, работал при миссии в Киото и др. местах. В июле 1898 г. о. Сергий был избран на кафедру Св. Писания ветхого завета в С.-Петербургскую дух. академию, но пребыл на ней только до конца этого года, получив назначение в академию Московскую.

На вакантную кафедру Свящ. Писания ветхого завета избран советом академии, в заседании его 21-го февраля 94 г., преподаватель греческого языка в Рязанской духовной семинарии В. Н. Мышцын, окончивший курс в Московской духовной академии в 1890-мъ году. Одиннадцатого марта г. Мышцын, согласно требованию академического устава, прочитал две пробные лекции на темы: „сущность ветхозаветного прообраза и значение его для ветхозаветных верующих» и „очерк содержания книги Экклезиаста». Обе эти лекции совет признал удовлетворительными и, по его ходатайству, г. Мышцын утверждён Его Высокопреосвященством на академической кафедре.

Наряду с этими обычными переменами, минувшею весною в учёном сонме Московской академии произошло и чрезвычайное, почти небывалое доселе приращение, – я разумею почетное возведение в ученую докторскую степень питомцев Московской духовной академии, а ныне высоких и уважаемых иерархов Русской церкви, Высокопреосвященнейшего Саввы, архиепископа Тверского и Кашлинского, и Преосвященнейшего Виссариона, епископа Костромского и Галичского. Параграфом 143 ныне действующего академического устава православным духовным академиям предоставлено право возводить в ученую докторскую степень лиц известных своими учеными трудами и заслугами, по своему собственному почину, без всякого с их стороны ходатайства и без представления специально для сей цели написанных докторских диссертации. Ревностно охраняя достоинство высшей учено-богословской степени, духовные академии доселе чрезвычайно редко пользовались и пользуются этим предоставленным им правом, а в частности наша Московская академия до нынешнего года еще ни разу не сделала употребления из 143-го параграфа. Текущий 1894-й год составляет в этом случае первое исключение. Возбудив вопрос о почётном возведении уважаемых иерархов в ученую докторскую степень, совет академии, в своём заседании 15-го марта 94 г., составил две комиссии, которым поручил изготовить подробный отзыв об их учено-литературных трудах и заслугах. В состав первой комиссии для составления отзыва о трудах Высокопр. Саввы вошли ординарный профессор Е. Е. Голубинский, экстраординарные профессоры Г. А. Воскресенский и И. Н. Корсунский и доцент А. П. Голубцов, а в состав второй для отзыва о трудах Преосв. Виссариона: о. ректор академии архим. Антоний, ординарный профессор М. Д. Муретов и экстраординарные профессоры П. И. Горский-Платонов и А. П. Смирнов. Через два месяца обе комиссии представили свои отзывы, которые и были прочитаны 19-го мая в заседании совета.

Первая комиссия, упоминая лишь вкратце о магистерской диссертации Высокопр. Саввы („об устной исповеди»), о собрании его слов и речей и о многих его мелких исследованиях археологического и церковно-исторического содержания, останавливает свое внимание преимущественно на характеристике и оценке его главнейших трудов. Таким трудом комиссия признает прежде всего: „Указатель для обозрения Московской патриаршей (ныне синодальной ризницы) и библиотеки». Несмотря на свое скромное заглавие, этот указатель с полным правом должен быть назван учёным сочинением. В нём помещён научно-составленный исторически очерк синодальной ризницы и библиотеки, а самое изложение указателя и описание предметов ризницы и библиотеки вполне отвечает требованиям науки, сопровождаясь по местам разными учеными соображениями и заключениями и многочисленными примечаниями, обнаруживающими в авторе богатую эрудицию. Второе издание указателя было так переработано и расширено учёным автором, что оказалось по своим размерам втрое большим первого. В этом втором издании автор значительно дополнил историю библиотеки новыми данными, добытыми из разных мест и источников, особенно же из Московского главного архива министерства иностранных дел и из архива Московской Оружейной палаты и затем, вместо прежнего описания лишь некоторых рукописей, составил полный библиографический, научно обставленный, указатель всех, и греческих и славянских, рукописей синодальной библиотеки, с приложениями и объяснительным словарём как к предметам ризницы, так и к сокровищам библиотеки, также вполне научно составленными и, по суду самих учёных, раскрывавшими многое совершенно новое даже для учёных. Встреченный с сочувствием и одобрением в учёном мире и удостоенный от академии наук Демидовской премии, указатель Высокопр. Саввы служит, по отзыву комиссии, необходимою справочною настольною книгою не только для обычных посетителей синодальной ризницы и библиотеки, но и для любителей и тружеников науки. „Древнерусский, особенно церковный, быт, с его религиозным мировоззрением, с его домашним и общественным обиходом, с его искусством на различных степенях развития последнего и т. д. до наглядности ясно раскрывался в описании ризницы, а многочисленные, разновременные по происхождению и разнообразные по содержанию, памятники древней письменности, хранящиеся в библиотеке и описанные в указателе простирающиеся не только на Русь в разные времена ее истории, но и на иные страны, особенно же Грецию, открывали собою, по указателю, обширное поле для изучения состояния просвещения в сих странах, для исследований в области наук богословских, философских, исторических, словесных, юридических и др.“ К работам над указателем тесно примыкал другой серьезный труд Высокопр. Саввы – это „палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской синодальной библиотеки VI–XVII века». Это издание, „особенно для тогдашнего состояния науки палеографии у нас в России, имело очень большое значение, не утратившееся и доселе»... „Достаточно сказать, что палеография, как вспомогательное средство читать и разбирать древние рукописи, дотоле у нас была совершенно неизвестна, и труд Высокопр. Саввы был первым опытом в этом роде; а между тем потребность в чтении и разбор рукописей для разных научных целей уже давно назрела и в рассматриваемое время все более и более усиливалась». Издание Высокопр. Саввы „для учёных, особенно начинающих, стало служить хорошим руководством при их занятиях не только синодальными, а и какими бы то ни было рукописями». – „Последнее тридцатилетие учено-литературной деятельности Высокопр. Саввы посвящено главным образом собранию и изданию разного рода церковно-исторических материалов, но большей части весьма важных и для развития исторического самосознания в нашем отечестве и для разных отраслей научного труда». Издание материалов у Высокопр. Саввы представляет собою труд не механический, а глубоко осмысленный, с обширными предисловиями и многочисленными примечаниями, строго-проверенными справками, основанными на точных архивных сведениях, а потому является как бы живою летописью церковно-гражданской жизни нашего отечества за время, начиная с последней половины прошедшего и кончая последними годами истекающего столетия, сопровождаемою светлым, верным и беспристрастным взглядом на события того времени и на деяния исторических лиц. В ряду церковно-исторических трудов и издании Высокопр. Саввы можно, между прочим, указать: „воспоминания о Высокопр. Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском», „письма Московского митрополита Филарета к покойному архиепископу Тверскому Алексию’’, „письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к Высочайшим Особам и разным другим лицам», „письма Моск. м. Филарета к игуменьи Спасо-Богородицкого монастыря Сергия», „сборник писем духовных лиц ХVІІІ в. к преосв. Арсению (Верещагину), архиеп. Ростовско-Ярославскому, бывшему епископу Тверскому и Кашинскому», а в особенности „собрание мнений и отзывов Филарета митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам» (в шести томах) и „собрание мнений и отзывов Филарета, митр. Моск. и Колом., по делам православной церкви на востоке». Эти замечательные писания великого Московского святителя; „извлечённые из архивов Св. Синода, духовно-учебных заведений Петербургских и Московских, министерств иностранных и внутренних дел и народного просвещения» и др., „в лице Высок. Саввы, одного из лучших и верных питомцев и хранителей заветов митрополита Филарета, нашли себе наилучшего истолкователя и издателя. А между тем не легко и измерить весь объём, всю громаду значения и пользы этих писании для церкви, для гражданского общества и из науки–для церковной (и отчасти гражданской) истории, для церковного (и отчасти гражданского) права, для словесности (также церковной и гражданской), для богословия во всех его частях и видах, даже для философии и наконец для церковной практики». Во всех указанных трудах и изданиях Высокопр. Саввы имеется много ценного, важного в различных отношениях и по большей части дотоле неизвестного в печати, а затем не редко сообщаются принадлежащие именно ему самому, как автору, сведения и данные, которыми проливается совсем новый свет на многие исторические лица и события, исправляются и изменяются взгляды, дотоле существовавшие и уже утвердившиеся в науке, открываются новые точки отправления в научных исследованиях.

Вторая комиссия в своём отзыве писала:

„Преосвященный Виссарион, начав свою литературную деятельность учёными исследованиями, привлекшими к себе вполне заслуженное внимание, именно, магистерскою диссертацией „Святый Димитрий митрополит Ростовский», неустанно, в течение уже почти полувека (1848–1894 гг.), обогащает русскую богословскую литературу многочисленными сочинениями, содержащими 1) истолкование Священного Писания, 2) раскрытие истины православного нравоучения и вероучения 8) изъяснение богослужения и общеупотребительных молитв и 4) обличение заблуждений раскольнических“.

„Истолковательные труды автора содержат изъяснение паримий из Пятикнижия Моисеева, из книг Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Иова, Притчей и Премудрости Соломона, прор. Исаии, Иеремии, Иезекииля, Даниила, Иоиля, Ионы, Михея, Софонии, Захарии, и Малахии. Главная цель истолкования паримий состояла для автора в том, чтобы облегчить разумение их для тех читателей, которые, слыша чтение их при богослужениях, ищут в них духовного назидания. Этою целью изъясняется, во-первых, строгое следование церковно-славянскому тексту богослужебных книг и церковно-славянской библии; во-вторых, – общедоступность изложения; в третьих,– обстоятельное раскрытие связи речи, оснований для такого, а не другого истолкования, значения изъясняемых событий и изречении в отношениях: догматическом, нравственном, психологическом, историческом и, наконец, оснований для ответов на различные недоумения и возражения. Нередко истолкователь паримий приводит святоотеческие истолкования. Он пользуется, с соблюдением строгой критики, и трудами иностранных толкователей, наприм., Розенмиллера, Шольца и Дерезера, Койля, Делича, Курца и некоторых других. Истолковательные труды преосв. Виссариона вполне самостоятельны и, в то же время, в точности сообразны с началами толкования, принятыми православною церковью».

„Истины православного нравоучения и вероучения излагаются преосв. Виссарионом в следующих книгах: „Сборник для любителей духовного чтения», „Очерки христианской жизни», „Черты христианского учения», „Сборник для назидательного чтения», „Духовная пища», „Духовный свет» и др. Точность, ясность и простота изложения составляют отличительные черты всех сейчас перечисленных трудов».

„Изъяснение богослужения и молитвословий православной церкви автор дает в следующих трудах: „Толкование на божественную литургию по чину св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого“, „О вечерне» и „Обозрение употребительнейших церковных молитв». В толковании на литургию автор раскрывает ближайший смысл ее, насколько он вытекает из самого текста ее. Автор не разделяет воззрения на литургию тех толкователей ее, которые видят во всем составе литургии последовательное, в хронологическом порядке, изображение земной жизни Христа Спасителя от рождения Его до вознесения на небо. По справедливому взгляду автора, вся литургия, во всем ее составе, есть проповедь о Христе, воспоминание о Нём, особенно о последних днях Его земной жизни, но отнюдь не есть хронологическое о ней повествование. К особенностям рассматриваемого труда автора должно отнести и подробное, не встречающееся в других сочинениях о литургии, изъяснение антифонов, прокимнов, входных стихов, аллилуариев и причастных, с присовокуплением обстоятельных соображений о значении в литургии этих составных частей ее».

„Книга о расколе и по поводу раскола» содержит собрание церковных бесед автора, которые он произносил ежегодно, начиная с первого года открытия Московского противораскольнического Братства св. Петра митрополита, в течение шестнадцати лет, в каждый годовой праздник Братства. Для утверждения православных в преданности святой церкви и для вразумления отпадших от неё беседы автора о расколе имеют важное значение».

По выслушивании представлений обеих комиссий совет постановил ходатайствовать установленным порядком о возведении Высокопреосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашлинского, в ученую степень доктора церковной истории, а Преосвященного Виссариона, епископа Костромского и Галичского, в ученую степень доктора богословия¹.

Возведение Высокопр. Саввы в высшую ученую степень дает нам основание с великою признательностью упомянуть здесь об одном добром деле, которым уважаемый архипастырь выразил в истекшем учебном году свое особенное расположение к родной ему Московской академии, и воспитавшей его и состоявшей некогда под его начальственным руководством.

Еще в первой половине минувшего 1893-го года Высокопр. Савва выразил желание, чтобы после его кончины Московская Духовная Академия явилась главною наследницей тех научных сокровищ, книг и рукописей, какие имеются в его обширной и многоценной библиотеке. Во исполнение этого желания, профессор И. Н. Корсунский, по поручению академического совета, обозревал библиотеку Его Высокопреосвященства на месте ее нахождения в Твери и затем, при содействии библиотекаря академии Н. А. Колосова, отметил по ее общему каталогу все то, что можно было признать желательным и полезным для приобретения в академию. В результате такого пересмотра оказалось, что из 8607 названий книг по каталогу библиотеки Его Высокопреосвященства было отобрано для академии 6147 названий, список коих и был представлен совету профессором Корсунским вместе с донесением об исполнении им возложенного на него советом поручения. В феврале 1894-го года Высокопреосвященнейший Савва писал в совет М. Д. Академии следующее:

„По окончании в 1850 г. образования в Московской Духовной Академии, я, свыше сорока лет проходя разные церковные служения и учебно-административные должности (в том числе должность Ректора и профессора в Московской академии), а также состоя членом многих учёных обществ, – имел возможность составить очень значительную библиотеку, состоящую из книг и частью рукописей разного, преимущественно Богословского и церковноисторического содержания. Собранными таким образом сокровищами я пользовался до сего времени при своих учено-литературных трудах. Ныне-же, по преклонности лет и при оскудевающих силах, я не в состоянии более продолжать учёные занятия и потому не могу уже пользоваться помянутыми книжными сокровищами. Но чтобы эти сокровища не оставались без полезного и целесообразного употребления, я заблагорассудил лучшие и наиболее ценные книги и рукописи своей библиотеки принесть в дар Московской Духовной Академии, в благодарную память о моем воспитании в этой академии и о начальствовании в оной“.

„Препровождая при сем в Совет Академии сделанное мною духовное завещание о передаче, после моей смерти, лучшей и важнейшей части моей библиотеки, по особому списку книг и рукописей, в собственность Московской Духовной Академии, покорнейше прошу принять от меня этот посмертный дар“.

Тотчас по получении этого официального заявления и нотариальной выписки из духовного завещания Владыки, признательная академия, имея в виду очень высокую ценность дара (свыше 50,000 рублей), поспешила торжественно засвидетельствовать Его Высокопреосвященству свою глубокую благодарность. Февраля 23-го в час пополудни к Высокопр. Савве явилась нарочно прибывшая в Тверь особая депутация от академии, состоявшая из профессоров: И. И. Горского-Платонова, Г. А. Воскресенского и И. Н. Корсунского, причем старейший из ее членов, проф. Горский, прочитал следующий адрес: „Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко! Милостивейший Отец и Архипастырь! Московская духовная академия уже давно знала о богатстве книжных сокровищ Вашей библиотеки, с глубоким уважением взирала на постоянное увеличение этих сокровищ, как на выражение Вашей любви к науке и словесности, и с чувством искренней радости и признательности относилась к бескорыстию и беззаветности, с какими Ваше Высокопреосвященство открывали свободный доступ к этим сокровищам всякому, искавшему в них пособия к своим научным или литературным исследованиям. Ныне Ваше Высокопреосвященство изъявили готовность самую большую и важнейшую часть этих сокровищ пожертвовать в библиотеку академическую, с предоставлением академии права воспользоваться для сей библиотеки всем, что было бы признано для неё в научном отношении более или менее важным, нужным, и полезным. Пользуясь этим правом, академия извлекла свыше 6,000 названий Книг и рукописей по каталогу Вашей библиотеки, из коих весьма многие очень редки и ценны, а все в том или другом отношении важны, нужны и полезны для библиотеки академической. Такой беспримерно щедрый и драгоценный дар истинно отеческой любви Вашей к родной академии побуждает последнюю выразить пред Вашим Высокопреосвященством истинно сыновние горячие чувства духовной радости и глубочайшей благодарности за сей дар, которые всегда будут жить в сердцах академической братии и одушевлять собою воспоминание о Вас, как одном из лучших и славных питомцев, начальников и благодетелей академии».

По утвержденному Высокопреосвященнейшим Сергием, митрополитом Московским и Коломенским, определению академического совета постановлено: „по получении книг, поместить их, вместе с портретом Архипастыря, в особом зале библиотеки».

Щедрым и драгоценным даром своим Высокопреосв. Савва оставляет теперь по себе неизгладимую память в академии. Не часто бывают примеры, чтобы библиотека какого-либо учреждения сразу получала такое громадное приращение. Наша академическая библиотека, справедливо пользующаяся почетною известностью, насчитывает в настоящее время свыше пятидесяти тысяч названий. Многие десятки лет копились эти книжные сокровища, а теперь щедротами Архипастыря она одновременно получает такой богатый вклад, какой ей пришлось бы наживать еще многие годы. Имя Высокопр. Саввы и доселе всегда глубоко чтилось в Московской Академии. Правда, уже немного осталось здесь людей, сохраняющих личные воспоминания о его ректорском служении в академии, но признательная память о нём переходить из рода в род в академических преданиях как о человеке, сумевшем и в краткий (1861–62 гг.) срок своего ректорства „сделать так, что не могло остаться о нём никаких других воспоминании, кроме добрых»². Теперь жертвуемые Архипастырем тысячи томов еще более оживят и навсегда укрепят признательную о нём память в академии и сотни духовных юношей, воспитывающиеся в ее стенах, пользуясь научными сокровищами библиотеки, вечно будут поминать имя Высокопреосвященного Саввы вместе с столь же дорогими именами А. В. Горского и К. И. Невоструева.

В мартовском заседании совета происходило обычное присуждение премии за ученые труды, появившееся в печати в истекшем году. На этот раз на премию Высокопр. Митрополита Макария были представлены сочинения: доцента А. И. Введенского „Современное состояние философии в Германии и Франции» и экстр. профессора В. Ф. Кипарисова „Митрополит Московский Макарий (Булгаков), как проповедник».

В отзыве о книге А. И. Введенского о. ректор академии, между прочим, писал: „означенный труд представляет собою результат изучения автором заграничной философии не только по книгам, но и через слушание преподававшихся в 1891 году курсов в Берлине и Париже. Последним обстоятельством обусловливается двойной интерес книги, описывающей, как содержание философских курсов, так и отношение к ним слушателей и общества и таким образом раскрывающей различные направления современной мысли в их взаимной связи с жизнью запада… В книге своей, занимающей собою свыше 30-ти печатных листов, автор изложил и критически рассмотрел полные системы четырёх германских и трёх французских мыслителей, и сверх того отметил характеристическая черты едва ли не всех сколько-нибудь выдающихся представителей философских кафедр. Главные достоинства изложения А. И. Введенского заключаются, во-первых, в талантливой систематизации учении и во-вторых в умении поставить их во взаимную связь и показать, что дает каждый мыслитель для разрешения вопросов, наиболее соприкосновенных с религией и моралью. Таким образом автор является не пассивным излагателем конспектов, а критиком и систематиком. Полнота содержания, глубина мысли, ясность и жизненность изложения делают труд автора заметным вкладом в русскую философскую литературу»...

О книге В. Ф. Кипарисова орд. профессор А. П. Лебедев в своём отзыве писал: „Автор, если не ошибаемся, изучил все, что прямо или косвенно относилось к вопросу о проповедничестве покойного митрополита Макария, как то: письма его и к нему, воспоминания о нём, материалы, характеризующее то время, в какое жил и действовал этот пастыреначальник…Сочинение автора послужит в будущем очень ценным пособием для составителя полной биографии покойного московского святителя – каковая биография очень желательна… Так как автор, изучая свое дело, руководствовался методом историко-критическим и отчасти сравнительным, то ему пришлось много изучать – ради его специальной цели –других известнейших русских проповедников прежнего времени, напр. Иннокентия, арх. Херсонского, что отчасти вело к необходимости изучать и то, что говорилось об Иннокентии, как проповедника, в литературе. Автор не оставил без внимания и древнюю святоотеческую литературу, справедливо отыскивая здесь надежное руководство и критерии для правильности собственных суждений. И что особенно хорошо, – он извлекает отсюда такие изречения и тирады, которые оставляли без внимания другие исследователи по гомилетике… Сочинение В. Ф. Кипарисова, заключал свой отзыв проф. Лебедев, заслуживает премии уже по тому одному, что оно имеет темой то самое лице, щедротами которого создалась и самая премия. Премируя труд нашего автора, академия тем самым выразить свои благодарные чувства к основателю премии, имя которого – уверен – дорого для всего учено-богословского мира».

Совет определил разделить имевшуюся в его распоряжении 500-рублевую премию на две половины и выдать их доценту А. И. Введенскому и экстр. профессору В. Ф. Кипарисову.

Еще года полтора тому назад мы говорили об учреждений Преосв. Николаем, епископом Алеутским и Аляскинским, премии в 300 рублей за составление „обстоятельной биографии покойного ректора М. Д. А. протоиерея А. В. Горского». К сожалению, доселе никто из наставников академии не изъявил желания принять на себя этот труд. Думаем, что желающий нашелся бы с течением времени; но, конечно, не тотчас, так как многие из академических профессоров заняты своими срочными серьезными работами и, при всем своём искреннем желании почтить должным образом память незабвенного Александра Васильевича, не имеют возможности принять на себя немедленно новый труд. Между тем дальнейшее ожидание многим представлялось неудобным и найдено было нужным дать делу о премии теперь же какое-либо движение. В заседании совета 21-го февраля 94 г. проф. А. П. Лебедев сделал предложение „включить „обстоятельную биографию А. В. Горского» в число тем, которые будут назначены в следующем учебном году в качестве кандидатских». Премия, по проекту проф. Лебедева, должна быть присуждена автору сочинения на таких основаниях: 1) балл на сочинении должен быть не менее 4 ½ 2) присуждается премия в июньском заседании совета, 3) суждение о том, заслуживает ли сочинение премии, поручается особой комиссии под председательством о. ректора академии и 4) удостоенное премии сочинение составляет собственность редакции „Богословского Вестника» и в нём печатается. Совет академии принял предложение проф. Лебедева и таким образом мы можем надеяться, что через год будет наконец составлена обстоятельная биография Александра Васильевича. От души желая полного успеха будущему автору биографии, мы можем пожалеть лишь о том, что таким автором выступает лицо, отделенное целыми десятилетиями от покойного о. ректора и потому не имевшее счастья стоять под благотворным влиянием непосредственного с ним знакомства. Конечно, в его распоряжении будут многие письма и бумаги Александра Васильевича; он прочтёт не малое количество воспоминаний, написанных в свое время под свежим впечатлением кончины незабвенного о. ректора; многие из наличных профессоров академии, служивших или учившихся при Александре Васильевиче, изъявили готовность содействовать составителю биографии сообщением каких-либо сведений или своих личных впечатлений; но все это не даст ему, конечно, того живого и целостного образа, какой неизгладимо запечатлелся бы в душе его, если бы сам он был учеником и сослуживцем бесценного „папаши». Но, что же делать?! Чего нет, того не создашь. Дай Бог, чтобы, по крайней мере в пределах возможного предполагаемый труд был достойным своего предмета, а затем будем надеяться, что первый шаг автора не останется одиноким.

Во внешних условиях существования Московской академии минувший год произвёл некоторое улучшение. Давно уже и неоднократно нам приходилось, и слышать и высказывать сетования на тесноту и неудобство помещений, занимаемых в стенах лавры нашею академией. Отчасти вероятно благодаря таким свойствам помещений, а отчасти вследствие некоторых недостатков в устройстве, унаследованном от седой старины, которая не любила сообразоваться с требованиями гигиеническими, санитарное состояние нашей академии за последнее время далеко нельзя было назвать блестящим. Среди учащегося юношества слишком часто стали обнаруживаться легочные заболевания, иногда сопровождавшиеся, как мы знаем, печальным исходом. Чтобы по возможности предотвратить впредь такие явления, возбуждено было пред высшею властью ходатайство об ассигновании сумм, потребных для производства в академии некоторых построек и переделок. Инициатором этого ходатайства и главным деятелем в проектировании планов постройки был покойный о. Архим. Григорий. К концу 93-го года ходатайство было уважено и с весны 94-го года начались работы. Вся ассигнованная по смете сумма простирается до 60-ти тысяч рублей, но она должна быть израсходована не на одну какую-либо постройку, а на несколько различных работ. Прежде всего, около двадцати тысяч исчислено на сооружение нового двухэтажного корпуса, который непосредственно примыкает к одному из прежних, вмещающих в себя студенческие помещения, аудитории и квартиры чинов инспекции. Новый корпус весьма не значителен по своим размерам, в нём всего 27 аршин длины и 16 аршин ширины. По предположению, в верхнем этаже этого корпуса устроятся помещения для студентов, а в нижнем – квартира помощника инспектора академии. Таким образом, весь этот новый корпус, уже седьмой в общем счёте академических здании, послужит к расширению студенческих помещений, так как прежняя квартира помощника инспектора предоставляется также студентам. Для улучшения санитарных условий академии от всех ее зданий устроится канализация с выводом труб за стены лавры и с сооружением там фильтра. Весьма значительному ремонту подвергается здание академической библиотеки, страдающее, особенно в ее нижнем этаже, сыростью, т. е. таким свойством, которое в хранилище драгоценных рукописей и книг всего менее может быть терпимо. Для устранения этого недостатка теперь предпринята переделка всех печей, выемка земли с устройством сводов и вытяжных труб для осушки и замене всех колод и рам новыми. Наконец около десяти тысяч употребляется на ремонт главного корпуса, т. е. так называемых чертогов, где в недавнее время замечена в некоторой части осадка, образовались трещины в потолках и местами значительно осыпался фундамент. Конечно, и после благополучного совершения всех этих работ наша академия с точки зрения внешнего благоустройства и удобств все-таки оставляет желать еще очень многого. Так уж ей, как говорится, на роду написано, чтобы сколько в ней ни производилось построек, все-таки оставалась она на всегда неуклюжею и неудобною. Когда проект последних построек был на рассмотрении одного высокопоставленного лица, оно, говорят, заметило: „сколько вы ни стройтесь, ничего хорошего все-таки у вас не выйдет». Совершенно верно. Из семи отдельных корпусов никак уж одного не сделаешь, а пристройкой к ним все новых и новых, насколько позволяет то скученность зданий внутри стен лавры, можно достигнуть лишь сравнительного простора, но никак не красоты и удобства. При взгляде на наши академические здания, разрастающиеся то вверх то вбок, нам нередко приходит в голову все та же мысль, что даже и с хозяйственной точки зрения было бы вероятно гораздо лучше, если бы позволили наконец Московской академии навсегда проститься с посадом. Нам думается: лучше было бы однажды затратить насколько сотен тысяч, чтобы устроить в Москве для академии раз навсегда удобное и во всех отношениях хорошее помещение, чем хронически расходовать в посаде по многим десяткам тысяч, без надежды добиться когда-либо удовлетворительных результатов. Чтобы составить себе некоторое понятие о том, какие суммы выходят в конце концов из этих постоянно повторяющихся затрать, сделаем маленькую историческую справку. В 1870-м году в духовных академиях производилась реформа. В это самое время, в виду необходимости приспособления и существующих академических зданий к требованиям нового устава, возбуждён был серьезно в печати вопрос о переводе Московской академии в Москву. Противники перевода, между прочим, указывали и на то, что это предприятие обойдется слишком дорого. Как бы то ни было, академия осталась и доселе остается в посаде; но не думайте, чтобы ее пребывание здесь стоило очень дешево. С той поры, т. е. в продолжение двадцати четырёх лет, в нашей академии произведены были, сверх обычных ремонтов, следующие постройки:

а) В 1874 году началась постройка нового особого двухэтажного здания для академической библиотеки. Израсходовано по смете на эту постройку 61,000 рублей³.

б) В тоже время и в связи с этою постройкой началось производство и других работ, а именно столовая студентов, кухня, хлебная и др. хозяйственные помещения были переведены в здание, прежде занимавшееся библиотекой, а вместо их в главном корпусе устроены помещения для студентов. Израсходовано на это 29,000 руб.

в) В 1879 г. над академическою церковью устроен купол и ее помещение расширено особою пристройкой. Израсходовано на это 11,000 руб.

г) В 1888–85 гг. над большим корпусом, где помещались аудитории, надстроен третий (кроме подвального) этаж. Сюда переведены все аудитории, а их прежнее место занято жилыми помещениями студентов. Кроме того, надстроен второй этаж и произведено расширение здания больницы. Израсходовано на это 85,000 руб.

д) В 1892 г. произведено весьма значительное расширение академической церкви с прибавлением к ней каменной двухэтажной пристройки, в верхнем этаже которой помещён алтарь и ризница, и с неизбежной перестройкой смежных с нею помещений. Израсходовано на это до 25,000 руб.

е) В настоящем году произведена постройка еще нового двухэтажного корпуса для увеличения помещений студентов, а также значительно переделано здание библиотеки, устроена канализация и т. д. Ассигновано: 60,000 руб. Итак на улучшение и расширение академических помещений истрачено 271,000 рублей, а что же вышло в результате? Не отличается наша академия ни красотой, ни удобствами, да едва ли когда и будет в состоянии похвастаться этими свойствами. Могло бы выйти и выйдет, конечно, не то, если вместо постоянно повторяющихся частичных затрат, однажды была бы произведена, или произведется крупная постройка. Впрочем, что мечтать о том, чего, говорят, пока мы живы, быть не может. Будем пока довольны и тем, что наша академия теперь состоит не из шести, а из семи корпусов, и в ее санитарных условиях произведено некоторое существенное улучшение.

По примеру прежних лет, Московская академия и в минувшем учебном году стояла в живой связи с местным населением Сергиевского посада, уделяя часть своего внимания и труда на духовно-просветительную деятельность в его пользу, насколько позволяли это ее главные, научно-богословские занятия. Такого рода деятельность выразилась в богослужениях и воскресных беседах, совершавшихся в домовом академическом храме. Во все почти продолжение учебного года, с 30 сент. до недели Фоминой, божественная литургия совершалась в академическом храме ежедневно, причем в дни учебные она начиналась в 7 часов утра, чтобы участвующее в богослужении студенты к началу лекции были уже свободными. Особенною торжественностью и многолюдством отличалось, конечно, богослужение утрени и литургии в светлый день Воскресения Христова, совершавшееся о. ректором академии в сослуженной восьми иеромонахов и священников, и трёх диаконов. Евангелие па литургии читано было на языках: еврейском, греческом, латинском, славянском, русском, болгарском, сербском, французском, немецком, английском, японском и арабском. Вскоре после пасхи, а именно 1-го мая в неделю жён мироносиц, по обычаю, совершена была о. ректором соборная литургия на греческом языке, при чем часы пред литургией читал студент-араб П. Жузе, апостол и символ веры студент – араб Хабиб-Ханания, а евангелие студент-диакон грек о. Каллист. По воскресным дням, в 3 часа пополудни, во все продолжение года неизменно происходили внебогослужебные собеседования при общем пении всего, собиравшегося на них народа. В произнесении бесед более всех потрудился о. ректор академии (10 раз), главным помощником ему явился студент священник С. Никольский (7 раз), а затем беседовали по одному или по два раза в год еще девятнадцать студентов, из коих восемь имеющих священный сан. Предметом бесед до января 1894 г. служила история апостольская и церковная до эпохи вселенских соборов, а с января – история церкви с ІV-го в. в очерках жизни и подвигов великих учителей и святителей и преподобных подвижников монашества. По окончании бесед народу раздавались Троицкие листки, а иногда мелкие брошюры или образки. Слушатели стекались всегда на беседы с большим усердием. Наименьшее количество их выразилось в цифре 230, а наибольшее – 1,400 чел. Средним числом на каждую беседу приходится 642 слушателя. Всего более беседы посещались в воскресные дни святой четыредесятницы, а общее число всех, бывших на беседах в продолжение учебного года выражается в почтенной цифре 23,757 чел.

Хотя наша академия и деревенская, хотя, вследствие ее отдаления от столицы, всякого рода высокие посетители заглядывают в нее сравнительно не часто, однако многие, особенно из лиц духовных, приезжая в Лавру для поклонения мощам преподобного Сергия, считают не лишним оказать внимание Московской академии своим посещением. Из православных архипастырей в минувшем 1893-м году академию посетили Высокопреосвященные: митрополит Иоанникий Киевский и архиепископы: Феогност Новгородский, Владимир Казанский, Модест Волынский и Ионафан Ярославский и Преосвященные епископы: Антоний Черниговский, Никанор Архангельский, Дионисий Уфимский, Ювеналий Курский, Александр Витебский, Антонин Псковский, Иустин Тобольский, Ириней Тульский, Пётр Сухумский, Герман бывший Кавказский, Илларион Полтавский, Никон Угличский, Владимир Острогожский, Сергий Новгород-Северский, Александр Дмитровский, Тихон Можайский, Иоанникий Михайловский и Иоанн Сумский. В первую половину 1894-го года в числе почётных посетителей академии были преосвящ. епископы: Александр Калужский, Алексий Балахнинский, Анастасий Воронежский, Иероним Литовский и Виссарион Костромский. Некоторые из посещавших академию архипастырей, а именно: преосвященные Александр Калужский, Тихон Можайский, Пётр Сухумский и Иоанникий Михайловский, совершали богослужение в академической церкви.

Само собою, разумеется, что для Московской академии всего более цены и значения имели те благосклонные и продолжительные посещения, какими удостоил ее в мае месяце ее высокий покровитель и руководитель, Высокопреосвященнейший Сергий митрополит Московский и Коломенский. Прибыв в Лавру 19-го числа, Его Высокопреосвященство на другой же день посетил академию и более часа присутствовал на экзамене студентов четвёртого курса по догматическому богословию, а 23-го числа был столько же времени на экзамене студентов 1-го курса по введению в круг богословских наук. На обоих этих экзаменах Владыка принимал самое живое участие в производстве испытания, предлагал студентам многие вопросы, требовал различных разъяснений и дополнений к их ответам, и вместе с экзаменаторами обсуждал некоторые научные вопросы, насколько позволяло время. Самое окончание учебного академического года совершилось при непосредственном благословении Его Высокопреосвященства. В день Св. Троицы, 5-го июня, после торжественного богослужения в Лаврском Троицком соборе, вся академическая корпорация принимала благословение Владыки в митрополичьих покоях и удостоилась его благосклонного приглашения на сервированный здесь завтрак, а на другой день, т. е. 6-го числа окончился наш учебный год. В академическом храме в этот день после литургии совершено было торжественное молебствие с обычными возглашениями, а пред началом молебствия о. ректор академии обратился к студентам с напутственным словом. Еще один год прибавился в академических летописях, еще несколько десятков молодых людей, завершив свое образование, вступили в жизнь с горячими юношескими мечтами и стремлениями послужить Св., Церкви и отечеству, а оставшиеся в академии деятели и питомцы получили на несколько месяцев полную свободу располагать своим временем, как им угодно.

В. Соколов