Откровенный разговор священника со своим духовным отцом. О традициях исихазма

Священник. Благословите!

Духовник. Божие благословение да пребудет со всеми нами!

Священник. Отче, мне необходимо не только ваше благословение, но и наставление.

Духовник. Какого рода наставление тебе требуется?

Священник. Ко мне обратилась одна прихожанка с вопросами о творении в сердце Иисусовой молитвы, и ее вопросы вызвали мою настороженность.

Духовник. И что именно тебя насторожило?

Священник. А то, что она в защиту своего интереса постоянно ссылалась на известное произведение «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», которое в наше время подвергается довольно резкой критике.¹ Во всяком случае, беря во внимание ту полемику, которая ведется вокруг этой книги,² как доказательство того, что в ней есть нечто спорное, я запретил ей использовать ее в качестве руководства, хотя знаю, что некоторые ее рекомендуют.³ Впрочем, может я поступил неправильно, зная наверняка, что она вряд ли сможет по данной теме воспользоваться святоотеческими советами. И вообще, пользуясь случаем, мне хотелось бы с вами обсудить различные вопросы священной исихии, рассмотреть ее методы и условия.

Духовник. Тебе, отче, следовало бы спрашивать об этом тех, кто опытно познал дивное таинство священнодействия, а не того, кто находится еще в разряде учащихся. Боюсь, что твои вопросы превосходят мою меру, и вряд ли худость моя сможет удовлетворительно объяснить то, что тебе и так известно не меньше моего.

Священник. По поводу меры моего просвещения в этом вопросе вы, отче, сильно преувеличиваете. Могу только исповедать свое благоговение пред сим монашеским занятием и одновременно свою недостаточную в нем компетентность, имеющую место по причине моего пребывания посреди мира, а не в тиши монастырской кельи.

Духовник. Практически на все вопросы ты можешь найти ответы в творениях святых аскетов Восточной Церкви. Что же касается «Откровенных рассказов странника», то с одной стороны, эта книга вдохновляет всякого незнакомого с традицией умного делания на путь Иисусовой молитвы и на изучение святоотеческой литературы по этой теме, а с другой – при некритичном прочтении вполне способна ввести в заблуждение и повредить духовно.

Священник. Некоторые приравнивают «Рассказы странника» к отеческой литературе.⁴

Духовник. Эту книгу нельзя отнести к разряду святоотеческой хотя бы уже потому, что Церковь не канонизировала ее автора.

Священник. Как же канонизировать того, кто неизвестен?

Духовник. Это согласно издательской традиции сочинение является анонимным. На самом деле, уже давно выяснено, что книгу написал иеромонах Арсений (Троепольский).⁵

Священник. Я о нем ничего не слышал.

Духовник. Родился он в Москве 26 февраля 1804 года. После учебы в университете на филологическом факультете в 1825 году вступил в московский Симонов монастырь и был пострижен с именем Арсений в 1830 году. После принятия священного сана начались его «странствования» по монастырям России. В 1833 году он проживал в Оптиной пустыни, в 1835 году был включен в братство Киево-Печерской лавры, в 1837 году находился в Санкт-Петербургской Сергиевой пустыни, затем в том же году был переведен в московский Заиконоспасский монастырь, где провел несколько лет «в совершенном устранении от всех служений и послушаний». С 1842 года иеромонах Арсений становится наместником московского Симонова монастыря, но уже в 1847 году переведится в Саввино-Вишерский монастырь. После этого он побывал еще в нескольких монастырях, пока в виду обострившейся болезни не поселился в 1857 году в Пафнутиево-Боровском монастыре, где и почил 7 июля 1870 года.⁶ На протяжении всей своей жизни Троепольский постоянно интересовался темой умного делания, которой увлекся еще в бытность свою в Симоновом монастыре, где под руководством старца Илариона (Ремезова) занимался Иисусовой молитвой. С того же времени он начал составлять тексты, посвященные этому занятию, вести подробный дневник практики Иисусовой молитвы и собирать из литературы многочисленные примеры о чудесном действии молитвы.⁷ Отличительной особенностью его рукописной традиции было «отсутствие имени составителя практичес­ки во всех списках его сочинений».⁸

Священник. Так вот почему «Откровенные рассказы странника» не имеют авторства!

Духовник. Кстати, тема странничества, скорее всего, возникла у него после того, как он в 1849 году отправился в «годичное странствие», посетив не менее 12 монастырей.⁹ Это и нашло свое отражение в упоминаемой книге, где при помощи незатейливого сюжета последовательно излагается его понимание молитвенного делания.

Священник. А «Откровенные рассказы» были написаны полностью им или вторую часть написал кто-то другой, как гадают некоторые?

Духовник. Книга была целиком составлена иеромонахом Арсением. Первые четыре рассказа он написал в 1859 году, когда находился в Пафнутиево-Боровском монастыре. Работа над второй частью книги была продолжена им в 1862 году и окончена сводной редакцией всех семи рассказов в мае 1863 года. В первоначальном виде она активно переписывалась и редактировалась, пока не была издана в 1881 году настоятелем Черемисского монастыря, игуменом Паисием, о чем письменно уведомляет одну монахиню преп. Амвросий Оптинский.¹⁰

Священник. Кстати, что вы скажете по поводу слухов, приписывающих авторство второй части «Рассказов странника» самому преп. Амвросию?

Духовник. Известно только, что он был знаком с этим произведением еще до его издания,¹¹ и что по его указанию в январе 1880 года текст рассказов был к изданию подготовлен. Но сам он этих рассказов не составлял.

Священник. А еще я слышал версию об авторстве схиархимандрита Михаила (Козлова).

Духовник. Под этим именем в 1992 году была даже напечатана первоначальная рукопись «Откровенных рассказов».¹² На самом же деле, этот выходец из старообрядцев и бывший начальник Забайкальской противораскольнической миссии, проживавший на Афоне в 1857–1860 и 1866–1874 годах, вероятнее всего, лишь познакомился с рукописью во время своего пребывания в России в 1860–1866 годах, увезя переписанные «Рассказы» на Афон. И уже там, возможно, этот текст, в свою очередь, был переписан иеромонахом Паисием (Федоровым) в 1868 году во время его пребывания на Святой Горе, где он встречался «со схимонахом Михаилом из старообрядцев».¹³ Данная рукопись и была издана иеромонахом Паисием в Казани в 1881 году.¹⁴

Священник. Говорят, что этот текст был одобрен св. Феофаном Затворником!

Духовник. Если взять во внимание, что он «эту книжку поправил»,¹⁵ а не просто прочитал, то уже из одного этого можно сделать заключение, что он как минимум критически отнесся к изданному тексту.

Священник. И многое он в книге исправил?

Духовник. Своими исправлениями он коснулся лишь сюжетной линии рассказов, опустив, например, то, как странник последовательно расспрашивал о непрестанной молитве «дьячка», «священника», «самого архиерея», «учёного проповедника церкви Духовной Академии» и «протопопа, почтенного старичка, набожного и строгого», но никто из них не дал удовлетворительного ответа. Вероятнее всего, св. Феофан сократил этот эпизод, чтобы у читателей не возникло негативного отношения к церковной иерархии. Из тех же благочестивых побуждений он убирает ненужные подробности описания попытки совращения странника в плотской грех и заменяет первоначального его собеседника на духовного отца, пытаясь через это несколько «воцерковить» странника с его духовным деланием. Кстати говоря, искусственность последней правки даже при беглом ознакомлении сильно бросается в глаза, ибо главный герой практически не знаком со своим собеседником, не становится по отношению к нему в подчиненное положение и не испрашивает никаких советов. Помимо этого, с самого первого рассказа видно, что у странника уже имеется духовный отец, который обучил его Иисусовой молитве и которого он именует своим старцем. Что же касается молитвенной практики странника, то в нее св. Феофан практически не вносит никаких коррективов.

Священник. Не означает ли такого рода редакция одобрительной оценки представленного в книге молитвенного делания?

Духовник. Трудно назвать одобрением следующую его рекомендацию: «В книгу – рассказы – не смотрите. Там есть советы, не пригожие для вас, которые могут повесть к прелести».¹⁶

Священник. Что он этим хочет сказать?

Духовник. Говоря о прелести при делании молитвы Иисусовой, св. Феофан подчеркивает, что «бывает она не от нее, а от образа совершения ее, – именно того, который прописан в Добротолюбии».¹⁷

Священник. Не понял!?

Духовник. Он имеет в виду описание того способа молитвы, который встречается не вообще в Добротолюбии, а лишь у четырех ее писателей: преподобных Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Никифора монаха и Ксанфопулов Каллиста с Игнатием.

Священник. Так, это именно те, которых наставник странника выделяет особо, говоря, что «хотящему научиться из Добротолюбия внутренней молитве, должно читать его следующим порядком: 1) во-первых, прочесть книгу Никифора монашествующего; потом 2) книгу Григория Синаита всю, кроме кратких глав; 3) Симеона Нового Богослова о трех образах молитвы, и слово о вере; и за сим 4) книгу Каллиста и Игнатия»!¹⁸

Духовник. Вот это и есть то, из-за чего св. Феофан считал, что «книжка – рассказы странника – внешний чин дела изображает»,¹⁹ ибо о внешней стороне искусственного метода совершения умно-сердечной молитвы «говорят только эти четверо».²⁰

Священник. Что же плохого во внешнем молитвенном чине, с учетом того, что без внешнего внутренняя человеческая жизнь и не обходится?

Духовник. Плохо то, что у названных писателей Добротолюбия «описан только один внешний очерк дела, а что при этом добавляется старцем для восполнения внутреннего при сем строя, того не видно. Проходящий такое делание без руководителя естественно и остается с одним внешним деланием, строго исполняет, что велено относительно положения тела, дыхания и смотрения в сердце. Как такого рода приемы естественно могут доводить до некоей степени сосредоточения внимания и теплоты, то он, не имея при себе верного определителя, который бы сказал ему, каково достоинство происходящего в нем изменения, приходит к мысли, что это и есть то, что он ищет, т.е. что его осенила благодать, тогда как ее тут еще нет, и начинает мнить, что имеет благодать, не имея ее. Это и есть прелесть, которая затем покривит и все последующее течение его внутренней жизни».²¹

Священник. Если я правильно понял, дело не в том, что описываемый перечисленными святыми образ молитвы неприемлем, а в том, что его надо проходить под непосредственным руководством опытного в этом деле наставника. Кто же возьмется за это дело самостоятельно, по одному внешнему описанию его, тому прелести не миновать.

Духовник. Так считал св. Феофан Затворник, предупреждая: «Вы читаете Добротолюбие: хорошо. Только в статьях Игнатия и Каллиста, Григория Синаита и Никифора не запутайтесь».²² По этой же причине и оптинские старцы не рекомендовали читать те места Добротолюбия, в которых описываются внешние действия сердечной молитвы.²³

Священник. Но ведь странника с этими страницами познакомил взявшийся за его руководство схимник, знавший, что «без поверки наставника самочинно заниматься внутренним деланием неудобно и малоуспешно».²⁴

Духовник. Знать-то он знал, но мог ли при этом занять место наставника – большой вопрос?

Священник. По-вашему схимник не имел личного опыта в молитве Иисусовой или был недостаточно опытен в деле руководства других?

Духовник. То, что старец-схимник лично практиковал Иисусову молитву, сомнений не вызывает. Возможно даже, что он достиг некоторой святости, хотя и тех немногих свидетельств странника достаточно, чтобы весьма критически отнестись к версии о его праведности.

Священник. О каких свидетельствах идет речь?

Духовник. Взять хотя бы вот это признание странника: «Я слыхал от покойного моего старца, что и не молитвенные люди, а или способные к тому, или болезненные, в самой темной комнате видят свет, как он исходит из всех вещей, различают предметы, ощущают своего двойника и проникают в мысли другого».²⁵

Священник. Такое ощущение, что вы зачитали отрывок из какого-то оккультного журнала об аурах, астральных телах, продуктах биолокации, т.е. одновременного присутствия в двух местах, телепатии и прочем.

Духовник. Не менее показательны и описания того, как старец учил молитве странника после своей смерти, являясь ему во сне или наяву! А однажды странник даже почувствовал, что как бы дух старца проник в его дух или засветил его, вследствие чего он ощутил какой-то свет в разуме и множество мыслей о молитве.²⁶

Священник. Некоторые места книги мне тоже показались весьма странными. Так, к примеру, там сказано, что животные способны ощущать благодать «посредством обоняния».²⁷ Разве органы восприятия способны чувствовать нечувственное?

Духовник. Очевидно, что для ощущения благодати, во-первых, нужны духовные способности, которых у животных нет, во-вторых, вряд ли это можно сделать при помощи органа обоняния, который к такой цели вовсе не предназначен. В этой связи мне вспоминается эпизод из патерика, в котором некий старец сподобился чувственно видеть сопровождавших его ангелов. И когда они обходили труп, лежавший на дороге, то старец, почувствовав запах разложения, заткнул ноздри свои и при этом заметил, что ангелы сделали то же самое. Когда же он спросил их о том, обоняли ли они смрад, то услышал в ответ: «Нет, а лишь подражая тебе, мы заткнули ноздри, ибо зловония этого мира мы не ощущаем, но тот смрад, который испускают из себя души грешников, мы обоняем».²⁸ Следовательно, как ангелы не способны ощущать запахи материального мира, не имея соответствующих для этого органов, так и животные по аналогичной причине не могут чувствовать мир иной.

Священник. Кстати, про ангелов в книге тоже встречаются интересные рассуждения. Так, являясь в нашем мире видимым образом, оказывается, они «набирают и составляют себе осязаемое тело из воздуха и световой материи, а когда совершают свое явление, опять возвращают занятое ими в те стихии, из коих был почерпнут состав их тела».²⁹ Как вам такое объяснение?!

Духовник. Изложенной точки зрения о явлениях ангелов придерживался св. Феофан Затворник, говоря: «Я полагаю, что духам бесплотным Бог даровал способность привлекать к себе, когда это требуется, известные стихии и образовывать из них вокруг себя известную оболочку и потом, когда минуется надобность, отрешать их от себя и возвращать в первое состояние. Таким способом ангелы образуют себе как тело в виде человеческого, в котором обыкновенно являются, так и одежду и все, с чем являются; и таким же способом все это опять разлагается на свои стихии. И, мне кажется, что этот способ объяснения есть самый простой и натуральный, а главное – обнимающий все случаи ангелоявлений».³⁰

Священник. Что ж с Феофаном Затворником я, пожалуй, спорить не буду.

Духовник. А вот св. Игнатий Брянчанинов «спорил». Он считал, что ангельские тела, имея некую свою вещественность (невещественную в сравнении с нашей вещественностью), способны «быть в виде более тонком и более грубом».³¹ Из житийных сказаний мы узнаем, как некоторым подвижникам ангелы приносили пищу не этого мира, а райскую, которая, очевидно, должна иметь способность переходить из тонкого своего состояния в состояние более грубое, способное к действию на органы восприятия. Можно вспомнить и пример из Священной истории, когда Бог отверз двери неба, и одождил на иудеев манну в пищу, и хлеб небесный дал им. Именно хлеб ангельский ел человек, а не просто взятый из стихий мира сего (Пс. 77; 23–25).

Священник. Вы хотите сказать, что иудеям выдавались запасы той пищи, которой питаются ангелы? Но ангелы не нуждаются в еде!

Духовник. Ангельским называется хлеб не потому, что это пища ангелов, а потому что она принадлежит к миру ангельскому. Мы же не отвергаем того, что и Пресвятая Дева «чудную и нетленную пищу вкушала»,³² питаясь хлебом небесным и принимая пищу от ангела.³³

Священник. Но как такое возможно понять?

Духовник. Для лучшего понимания можно указать на пример воды, которая способна быть как в твердом, так и в жидком, и даже газообразном состояниях. При этом мы знаем, что она, меняя свойства, не меняет свой химический состав. И не только воду, но и твердые металлы можно привести в жидкое и газообразное состояния при соответствующих условиях. По данным же современной науки энергия или квантовое «вещество» может превращаться в материю, а материя – обратно в энергию, из которой все элементарные частицы материи и состоят.

Священник. И кому верить – Игнатию Брянчанинову или Феофану Говорову?

Духовник. В подобных вопросах мы можем иметь разные точки зрения, как не имеющие о них Откровения свыше.

Священник. Понял. Церковь же не смущается тем, что у некоторых святых встречаются устаревшие или ошибочные взгляды на природу и устройство мира по причине их доверия тем научным положениям, которые в их время казались несомненными. К примеру, св. Василий Великий верил, что «срубленные и обожженные сосны превращались в дубы»,³⁴ а преп. Иоанн Дамаскин не соглашался с утверждением, что «солнце во много раз более земли» на основании того, что «святые отцы считают его равным земле».³⁵

Духовник. Как говорится, глупо требовать «строгого исповедания в вещах для святости бесполезных».³⁶

Священник. Значит, и старец странника, несмотря на имевшиеся у него неверные представления о мире духовном, мог быть святым?!

Духовник. Теоретически – мог. Хотя приведенные странником представления схимника выявляют его общую малограмотность в вопросах духовного порядка. В частности, это касается молитвенной практики, где он берет на себя роль незаблудного руководителя не только для странника, но и для всех, кто устремляется вслед за ними.

Священник. Хотелось бы услышать конкретные факты, обличающие некомпетентность схимника в вопросах молитвенного делания.

Духовник. Боюсь, что это будет долгий разговор. По крайней мере, за одну беседу мы не сможем обсудить все встречающиеся в «Откровенных рассказах» рекомендации и советы.

Священник. О молитвенной практике я готов с вами беседовать сколько угодно, ибо для меня это одна из важнейших тем жизни духовной.

Духовник. Твоя ревность в этом вопросе достойна всякой похвалы. В духовной жизни многое зависит от молитвы совершаемой должным образом. Хотя, как и везде, здесь встречаются пагубные крайности. Так при первом же знакомстве с наставлениями старца-схимника бросается в глаза то, что все дело христианской жизни им сводится к часто повторяемой молитве. При этом он ссылается на следующие слова Апостола Павла: «Молю убо прежде всех творити молитвы» (1Тим. 2;1). Этими словами, согласно его пониманию, Апостол ставит дело молитвы в начало других дел, ибо «много дел благих, которые требуются от христианина, но дело молитвы должно быть прежде всех дел, потому что без нее не может совершиться никакое другое дело благое».³⁷

Священник. Что же здесь не так?

Духовник. А то, что Апостол учит вовсе не этому! В общем контексте эти слова звучат следующим образом: «Итак, прежде всего, прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2;1). Для лучшего нашего восприятия я воспроизвел этот текст в русском переводе, из которого видно, что Апостол лишь дает руководство ефесянам для совершения ими общественных молитв, прописывая порядок того, о ком следует молиться в церковных собраниях в первую очередь. Конечно, молитва обо всех – как верующих, так и неверующих, в том числе и власть имущих – не является в Церкви делом первостепенной важности, ибо, как можно видеть на примере мирной ектеньи, прежде молитвы «о мире всего мира» мы молимся о собственном спасении, а «о стране, властех и воинстве ея» вообще поминаем лишь после молитвы обо всех верующих и ее церковных предстоятелях. Возможно Апостол предлагал ефесянам, сообразуясь с их обстановкой, такой порядок общественного моления, который помог бы им избежать появления и распространения слухов об их якобы человеконенавистничестве и мятежности, создавая тем самым необходимые условия для благочестивой жизни.

Священник. Выходит, схимник, вырвав апостольские слова из контекста, придал им нужный ему смысл?!

Духовник. Собственно, это сделал не он, а свят. Филарет, митр. Московский. Автор «Рассказов странника» просто вложил в уста схимнику слова Московского Митрополита, добавив от себя лишь ту мысль, что молитва должна быть частая.³⁸

Священник. И как же это возможно?

Духовник. Эти слова легко могли попасть на страницы книги, если учесть тот факт, что проповедь была сказана Московским Святителем в Успенском Соборе 15 сентября 1823 года, а затем напечатана в «Христианском Чтении» 1840 года и в собраниях его сочинений 1844 и 1848 годов.

Священник. Простите, но мой вопрос был не о том, как мог автор «Рассказов странника» заимствовать слова московского святителя, а о том, насколько возможна вероятность искажения смысла апостольского наставления таким богомудрым пастырем, как свят. Филарет?!

Духовник. В данном случае мы оперируем фактами, а не благочестивыми настроениями. И кстати, это не единственный пример буквального искажения апостольских слов в святоотеческом предании.

Священник. Я не верю своим ушам! Такое утверждение я мог услышать от кого угодно, но только не от вас... И вы можете это доказать?!

Духовник. Ты сам можешь это сделать.

Священник. Каким образом?

Духовник. А вот объясни мне, что имел в виду Апостол, говоря: «В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим» (1Кор. 14;19).

Священник. Ну, очевидно же, что он имел в виду внимательную молитву, ибо лучше пять слов произнести со вниманием, нежели тысячи с рассеянностью.

Духовник. Аналогичное объяснение присутствует в «Рассказах странника», кстати сказать, его там озвучивает тоже священник, говоря, что «Бог требует не слов, а внимательного ума». И при этом Апостола цитируется им в таком виде: «Хощу пять словес умом моим глаголати, нежели тьмы словес языком».³⁹

Священник. И в чем подвох?

Духовник. Никакого подвоха нет. Просто данный фрагмент так же, как и предыдущий – подогнан под желаемую мысль. Вот как выглядят его слова, что называется, по буквам: «В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1Кор. 14;19). Не только из контекста, но и из буквального прочтения этих строк видно, что речь здесь идет вовсе не о молитве, а о противопоставлении осмысленной проповеди непонятным пророчествам или о предпочтении ясного учения неясному.⁴⁰ В устах св. Григория Богослова эти слова звучат следующим образом: «Лучше мне пять слов сказать в Церкви с разумом, нежели тысячи одним языком».⁴¹ По разъяснению св. Иоанна Златоуста, сказать умом моим, чтобы и других наставить, означает «говорить то, что понимаю, что могу истолковать и другим, говорить с сознанием и поучать слушателей».⁴² И преп. Ефрем Сирин считает, что св. Павел желает пять слов толковых и полезных сказать, нежели десять тысяч слов на непонятном языке нагово­рить.⁴³ Таким образом, выражение пять слов сказать умом моим означает именно речь, а не мысленное и, тем более, молитвенное обращение.

Священник. Простите, но, слушая все это, я испытываю легкий шок, ибо многократно встречал в святоотеческих текстах использование этих слов Апостола для апологии Иисусовой молитвы.

Духовник. Ты еще скажи, что под пятью словами Апостол имел в виду молитву «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».

Священник. Выглядит забавно. И все же...

Духовник. Объясняю. Образец такого оригинального толкования первым подал преп. Иоанн Синайский.⁴⁴ Следуя его авторитету и, как правило, ссылаясь на него, в том же смысле эти слова Апостола повторяют такие почтенные отцы, как Григорий Синаит,⁴⁵ Нил Сорский,⁴⁶ Игнатий Брянчанинов,⁴⁷ Иоанн Кронштадтский⁴⁸ и еще ряд святых,⁴⁹ которых перечисляет преп. Паисий Величковский, разделяя с ними такое же понимание.⁵⁰

Священник. Вы хотите сказать, что все они неправильно толковали слова Апостола?!

Духовник. И да, и нет.

Священник. Как это понимать?

Духовник. В смысле буквальном: все последователи преп. Иоанна были неправы, но по сути – учили правильно.

Священник. Как такое возможно?!

Духовник. Возможно, если помнить, что смысловым горизонтом святоотеческого понимания Священного Писания является принцип любви к Богу и ближнему, согласно которому «история, пророчества, догматы и нравоучение – все в нем направлено к тому, чтобы произвести и укрепить любовь».⁵¹ Исходя из этого принципа, «кто при истолковании слова Божия думает, что он уразумел Священное Писание или некоторую часть его, а между тем его разумение никого не назидает в вышеизложенной двоякой любви к Богу и ближнему, тот еще не уразумел Писания. Напротив, кто извлек из него мысли, полезные для назидания в любви, тот, хотя бы иногда и не то именно говорил, что изъясняемый им писатель хочет сказать в известном месте, однако ошибка его безвредна: он, конечно, обманывается, но не лжет».⁵² Следовательно, хотя обсуждаемое нами понимание аскетами слов апостольских (1Кор. 14;19) не соответствует мысли Апостола, тем не менее, оно не только не противоречит принципам герменевтическим, но, что для нас еще важнее, полностью соответствует принципам аскетическим.

Священник. То же самое можно сказать и относительно понимания слов Апостола (1Тим. 2;1) св. Филаретом Московским?!

Духовник. Именно. Хотя искажение смысла слов апостольских у него налицо, однако, идея о молитве как условии совершения добрых дел в сущности верная.⁵³

Священник. К тому же эту мысль проводят и другие святые отцы, как можно видеть из приведенных схимником слов св. Исаака: «Стяжи матерь, и произведет тебе чад, научись приобрести первую (т.е. в первую очередь) молитву и удобно исполнишь все добродетели».⁵⁴

Духовник. А вот таких слов у св. Исаака нет!

Священник. Что значит – нет?!

Духовник. У него есть слова о том, что началом доброделания является страх Божий,⁵⁵ или что основанием всех добродетелей и предшественником всех добрых дел являются пост и бдение,⁵⁶ но ничего похожего он не говорит о молитве.

Священник. Ну, не мог же схимник приписать свое учение учению св. Исаака?!

Духовник. Из всего сказанного св. Исааком к приведенной схимником цитате больше всего подходит такое его наставление: «Каждая добродетель есть матерь другой добродетели. Поэтому, если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде, нежели отыщешь матерь их, то оные добродетели оказываются для души ехиднами».⁵⁷

Священник. Но тут же нет ни слова о молитве, а говорится лишь о последовательности в приобретении добродетелей и об опасности нарушения этой последовательности!

Духовник. Однако схимник, видимо, усмотрел в этих словах учение о молитве как матери всех добродетелей, говоря, что «многие о деле молитвы рассуждают совсем превратно, думая, что приуготовительные средства и подвиги производят молитву, а не молитва рождает подвиги и все добродетели».⁵⁸

Священник. Под этими «многими» он разумеет современных ему невежд?

Духовник. Парадокс в том, что к «рассуждающим превратно» относятся святые Отцы, утверждающие, вопреки мнению схимника, что исполнение заповедей служит для молитвы Иисусовой тем, чем «служит елей для горящего светильника», а не наоборот,⁵⁹ и «как цвет и плод произрастают на стебле или древе, которые сами прежде должны быть посеяны и вырасти, так и молитва произрастает на других добродетелях и иначе не может явиться, как на них».⁶⁰

Священник. Но нельзя же не согласиться с тем, что молитва в числе добродетелей занимает одно из центральных мест!

Духовник. Так оно и есть. Только нельзя и забывать, что, будучи одной из базовых добродетелей, она не является единственной. А в книге «Откровенные рассказы странника» упорно проводится мысль, что «единственный способ ко спасению и совершенству, есть частость молитвы – какова бы она ни была».⁶¹ И это утверждает не только руководитель странника, но и другие персонажи книги, которые все в один голос говорят, что «токмо частость или непрестанность молитвы (как бы она ни произносилась вначале) есть единственное мощное средство как совершенства внутренней молитвы, так и спасения души»,⁶² и «если бы человек неупустительно выполнил одну сию заповедь Божию о непрестанной молитве, то в одной он исполнил бы все заповеди».⁶³ Эта мысль в разных формах повторяется в книге до десяти раз.

Священник. Но ведь она, повторяясь, подтверждается различными святоотеческими высказываниями.

Духовник. Во-первых, любые цитаты можно приспособить к своей идее, исказив настоящий их смысл посредством отрыва от контекста, во-вторых, можно исказить не только содержание, но и букву путем вольного перифраза. Примечательно, что в книге ни одна цитата не имеет сносок и соответственно трудно проверяема. При проверке же оказывается, что далеко не все высказывания встречаются у тех Отцов, на которых ссылается автор. К примеру, в рукописи, полученной о. Амвросием из Доброго монастыря, приводятся такие слова св. Симеона Нового Богослова: «Тот, кто непрестанно молится, в сем одном все доброе совокупил». На самом же деле, у св. Симеона не только нет такой цитаты, но даже мысли подобной не встречается. У него можно найти слова о том, что «вера, воодушевляясь надеждою, совершает все добродетели»,⁶⁴ что последние основываются на смиренномудрии, соединяясь в любви и через это делая человека богом по благодати,⁶⁵ но нельзя отыскать утверждения, что молитва содержит в себе все добродетели. А ведь на этой мысли некоторые строят современную практику православного благочестия.⁶⁶

Священник. И, как я догадываюсь, это не единственный пример?!

Духовник. К сожалению, нет. В той же рукописи содержатся ссылки на слова преп. Исихия о том, что частость молитвы приемлет навыкновение и обращается в натуру и что без частого призывания имени Иисуса Христа невозможно очистить сердце; утверждается, что преподобные Каллист и Игнатий советуют прежде всех подвигов и добродетелей начинать молитву во имя Иисуса Христа часто, беспрерывно, ибо частость и нечистую молитву возводит к чистоте; говорится и об утверждении блаженного Диодоха, что если бы человек как можно чаще призывал имя Божие (молился), то не впадал бы в согрешения.⁶⁷ Но всего этого нет в творениях названных Отцов, тогда как все эти непроверенные «цитаты» кочуют затем из книги в книгу.⁶⁸

Священник. Неужели ничего похожего с приведенными утверждениями у названных святых писателей не встречается?

Духовник. Можно найти у св. Исихия слова о том, что «учащение есть матерь навыка, а навык потом державствует, как природа», но эти слова не обязательно связываются с молитвой, а применимы «как в отношении к добродетели, так и в отношении к пороку».⁶⁹ Преподобные же Каллист и Игнатий советуют прежде всех подвигов избрать не молитву, а «отречение и совершенное повиновение непритворное»,⁷⁰ и даже приступающим к безмолвной жизни они в первоначальное их делание поставляют страх Божий и постоянное исполнение заповедей боготворных наряду с беспопечительностью.⁷¹ Правда, у блаж. Диадоха встречается мысль, что «сие дивное Имя (Иисусово), будучи напряженною заботливостью содержимо мыслию, очень ощутительно попаляет всякую скверну, появляющуюся в душе»,⁷² но нет утверждения, что если бы человек как можно чаще призывал имя Божие, то не впадал бы в согрешения.

Священник. И это касается всех цитат, встречаемых в книге?

Духовник. Нет, конечно. Например, в книге встречаются слова св. Исаака о том, что «без непрестанной молитвы невозможно приблизиться к Богу». Такое высказывание действительно имеется,⁷³ но в нем св. Исаак вовсе не утверждает, что молитва – единственное средство в названном деле. Так, к примеру, он говорит, что «никто не может приблизиться к Богу, если не удалится от мира»⁷⁴ или что «невозможно приблизиться к Богу без скорби».⁷⁵ Проблема же «Странника» в том, что он пытается убедить читателя в том, что «главный, единственный и удобнейший способ к приобретению дел спасения и духовного совершенства есть частость, беспрерывность молитвы, как бы она ни была немощна».⁷⁶

Священник. А что в принципе плохого в таком утверждении? По-моему, мысль совершенно правильная!

Духовник. Я еще могу согласиться с тем, что в отношении совершенствования в молитве, когда необходимо утвердиться в памяти Божией, хорошим «средством служит краткая, часто повторяемая молитва».⁷⁷ Но в отношении спасения и духовного совершенства одного этого явно недостаточно. Уже давно опытно изведано, что «если кто, не имея молитвы, принуждает себя к одной только молитве, чтобы иметь ему молитвенную благодать, но не принуждает себя к кротости, к смиренномудрию, к любви, к исполнению прочих заповедей Господних, и не заботится, не прилагает труда и усилия преуспеть в них, то, по мере его произволения и свободной воли, согласно с прошением его, дается ему иногда отчасти благодать молитвенная, в упокоении и веселии духа…».⁷⁸

Священник. Ну, вот – можно значит приобрести благодать и одной лишь молитвой!

Духовник. «Однако же, кто не имеет сказанных выше добродетелей, не приучил и не приуготовил себя к ним, тот, если и приемлет благодать, то утрачивает оную по приятии, и падает от высокоумия или не преуспевает и не возрастает в благодати, дарованной ему, потому что не предает себя от всего произволения исполнению заповедей Господних».⁷⁹ Надо понимать и помнить, что молитва, будучи лишь одним из средств ко спасению, без приобретения других добродетелей бесполезна и даже губительна.

Священник. Признаюсь, в таком срезе я о молитве до сих пор еще не думал.

Духовник. Можно посмотреть на это и с другого ракурса. Так, молитву часто сравнивают с дыханием: «Что есть молитва в сущности своей, как не дыхание Божественной жизни в человеке, по реченному: Сам Дух воздыхает в нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8;26)? Где есть хотя слабые начатки дыхания, там есть признаки жизни, а, где нет дыхания, там нет и жизни. Так, в ком есть хотя начатки молитвы, в том есть признаки жизни духовной: состояние человека без духа молитвы есть состояние бездыханного по внутреннему человеку. Посему, как для жизни естественной, прежде всего, нужно возбудить дыхание, так для жизни духовной, прежде всего, нужно возбуждать дух молитвы».⁸⁰

Священник. Но здесь опять говорится о том, что, прежде всего, должна быть молитва!

Духовник. А что будет с человеком, если оставить его с одним дыханием? Ведь дыхание при всей своей важности не составляет «всего человека», хотя и участвует в его жизнеобеспечении, выполняя одну из важнейших функций. Конечно, без дыхания жизнь прекращается почти мгновенно, но есть же и другие не менее важные функции, без которых человеку долго не прожить, не говоря уже о нормальном его развитии.

Священник. Я понял вашу мысль, и у меня, наконец, все встало на свои места. Если рассмотреть «строение» так называемого «нового человека» (Ефес. 4;24), то его душой будет являться самоотвержение, сознанием – смиренномудрие, сердцем – любовь к Богу, волей – отречение от мира, телом – совокупность деятельных добродетелей, пищей – Слово Божие, а дыханием – непрестанная молитва.

Духовник. Вот именно. Молитва – это условие жизни «нового человека», но не сам «новый человек». Не будет этого человека – не будет смысла и в самой молитве. Даже самой молитвы не будет, а будет лишь ее имитация. Между тем, по меткому замечанию св. Феофана, «из молитвы Иисусовой не знать что сделали. Думают, что как только стал кто творить сию молитву, то этим одним уже все сделал. Молитва сия стала у них как заговор какой: твори ее, приложив к сему и те телесные положения, о коих инде говорится, и все получишь. Вот и мурлычут».⁸¹

Священник. Значит, если я правильно понял, главный вред книги «Рассказов странника» в том, что в ней акцентируется внимание на одной молитве и мало говорится о значении доброделания в деле спасения?!

Духовник. Более того, в ней не просто излагается однобокое учение о молитвенной практике, но сама эта практика вызывает ряд серьезных вопросов… Впрочем, пока об этом мы говорить не будем. Такое лучше обсуждать основательно и в соответствующем контексте. Сейчас же следует отметить ту особенную популярность, которую эта книга имеет в латинской традиции и среди нехристианских мистиков.⁸² Особенно хорошо знакома с «Рассказами» западная читающая публика и интерес к ним в западном мире со временем все более и более возрастает, в связи с чем она переведена уже на множество иностранных языков.⁸³

Священник. Наверное, в этом нет ничего удивительного, если учесть фактор ее увлекательности, который на многих воздействует и у нас. Я тоже еще юношей прочитал «Рассказы» на одном дыхании и сразу же приступил к занятию Иисусовой молитвой.

Духовник. В том и беда, что увлекает эта книга не столько своим приключенческим жанром, живым, народным языком и бытовыми деталями, сколько обещанием достижения быстрых результатов от усиленного занятия таким видом упражнения молитвой, каковой далеко не для всех подходит.

Священник. Замечу, что к основным достоинствам «Рассказов странника» сегодня склонны относить и «присутствие подлинно русского духа», и «особенности русской души», и родственность «с нашей культурной традицией», избегая вопроса о соответствии изложенной там духовной практики святоотеческому преданию Православной Церкви.⁸⁴

Духовник. Конечно, дело здесь вовсе не в русском духе и нашей культурной традиции, которыми прикрываются ее популяризаторы. Скорее даже, наоборот – в данном сочинении присутствует дух иноземный и излагается традиция более близкая к духовной жизни Западной Церкви, чем Восточной. И вовсе не случайно русский странник кажется «гораздо более близким к Бедняку из Ассизи»,⁸⁵ чем к отшельнику из Сарова, а «Рассказы» нашего «странника» на Западе ассоциируются с «Рассказами» их «странника» Игнатия Лойолы, причем, они уверены, что этих двух странников роднит не столько внешний образ жизни, сколько их «общий духовный опыт».⁸⁶ И уверенность эта вовсе не голословная, ибо автор «Откровенных рассказов», в одном из своих очерков истории внутренней молитвы, среди делателей умной молитвы XVI столетия действительно особо отмечает Игнатия Лойолу, который «учредил орден Иезуитский».⁸⁷

Священник. Но ведь этих перечисленных вами латинских «святых» наши святые считают находящимися в «сильнейшей бесовской прелести»!?⁸⁸

Духовник. И одна из причин такого о них мнения заключается в том, что они «тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам недоступным для новоначального, заносятся и заносят» и эта «разгоряченная, часто исступленная мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют никакого понятия».⁸⁹

Священник. Кстати, именно эти святоотеческие предостережения меня в свое время здорово отрезвили, и я боюсь даже представить, каких «высот» я бы сегодня достиг, молясь по «Страннику».

Духовник. И слава Богу, что ты вовремя встретил эти наставления, ибо «Святые Отцы Восточной Церкви приводят читателя своего не в объятия любви, не на высоты видений, а приводят его к рассматриванию греха своего, своего падения,... Они сперва научают обуздывать нечистые стремления нашего тела, соделывать его легким, способным к духовной деятельности; потом обращаются к уму, выправляют его образ мыслей, его разум, очищая его от мыслей, усвоившихся нам по падении нашем, заменяя их мыслями обновленного естества человеческого, живо изображенного в Евангелии. С исправлением ума святые Отцы заботятся о исправлении сердца, о изменении его навыков и ощущений». Это страстность наша и, в особенности, «тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще неспособен по нечистоте своей, и за недостижением истины сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные, ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения. Все, незаконно подвизающиеся, находятся в этом состоянии. Оно развивается в них больше или меньше, смотря по тому, сколько они усиливают свои подвиги. Из этого состояния написано западными писателями множество книг. На них-то с жадностью кидается, их-то проповедует преимущественно святыми и духовными, достойными стоять возле св. Писания слепотствующий и гордый мир, признающий себя просвещенным в высшей степени, и потому не нуждающимся держаться неотступно преданий Восточной Церкви».⁹⁰

Священник. Постойте! А как быть с рекомендациями «Рассказов странника» учителями именно Восточной Церкви? В первую очередь, я имею в виду, св. Алексия (Мечева), который говорил, что это «замечательная книжка»,⁹¹ а в «Приложении» к ней до сих пор перепечатываются слова архиепископа Вениамина (Благонравова), рекомендующего «всем, особенно монахам, читать рассказы странника».⁹²

Духовник. Если почитать перечисленные тобой высказывания в их контексте, то обнаружится, что в них нет прямых рекомендаций относительно руководства этой книгой в упражнении молитвой Иисусовой. Ведь, хотя св. Алексий (Мечев) и считал, что это «хорошая книжка», однако не предлагал ее в качестве руководства в деле Иисусовой молитвы, как это видно из дальнейшего его наставления: «Книжку прочтите и молитву Иисусову говорите. Говорите ее просто, во всякое время, сколько сможете за день… Только смотрите, совсем-совсем просто».⁹³ Видимо, она в его понимании служила лишь вдохновением на делание молитвенное. И архиепископ Вениамин (Благонравов) рекомендовал «всем, особенно монахам, читать рассказы странника», но целью знакомства с этой книгой он поставлял вовсе не руководство ею, а смирение, рождаемое от сознания того, «как далека моя молитва от настоящей».⁹⁴ Единственный, пожалуй, пример непрелестного руководства обсуждаемой нами книгой являет нам афонский монах Никодим Карульский, который и сам учился по «Страннику»,⁹⁵ и советовал ее другим.⁹⁶ Но и такое руководство, как это видно из оставшихся записей – как его, так и его старца – не обошлось без корректировки святоотеческими советами.

Священник. И в чем же состояли корректировки?

Духовник. Сейчас у меня нет возможности это показать за неимением под рукой нужных записей, а вот при следующей нашей встрече это вполне можно было бы сделать – тем более, что нам уже пора идти к вечерней службе.

Священник. Батюшка, благодарю вас за столь содержательную беседу. Мне хотелось бы еще многое уточнить относительно традиций исихазма, обсудить книги соответствующей тематики и прояснить некоторые аспекты учения об Иисусовой молитве. Очень надеюсь, что вы мне в этом не откажете.

Духовник. Обязательно обо всем этом поговорим, ибо мне самому тема сия весьма любезна.

Священник. И это чувствуется – хотя бы из того, насколько подробно и основательно вы давали ответы на мои простые, казалось бы, вопросы.

Духовник. Будем считать, что договорились, а теперь идем в храм.

Священник. С удовольствием присоединюсь к вашей молитве.

Духовник. Приветствую тебя, возлюбленный собрат мой во Христе!

Священник. Очень рад нашей встрече. Признаюсь, ожидал я ее с большим нетерпением. И, хотя с последней нашей беседы прошло не так много времени, мне показалось, что минула целая вечность.

Духовник. Твое усердие в деле духовном не может меня не радовать. Ныне нечасто встречается подобный интерес к молитвенному деланию.

Священник. В кругу приходского духовенства эта тема почти не обсуждается. Так что с вами бы хотелось о многом поговорить.

Духовник. Итак, на чем мы остановились?

Священник. На том, что Никодим Карульский учился молитве по книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», в которой содержатся весьма сомнительные положения и советы относительно умного делания.

Духовник. Сей благословенный схимонах действительно обучался Иисусовой молитве по «Добротолюбию» и «Откровенным рассказам странника». К этому же он привлек и своего старца, иеросхимонаха Феодосия – известного русского богослова, хотя и защищавшего молитву Иисусову во время смуты «имябожников», но молившегося ею лишь устно. Правда, Никодим Карульский признавался, что по неопытности своей посоветовал ученому старцу в руководство дыхательный метод «Странника», который почти сразу вызвал такие проблемы, что тот затем целый год боялся взяться за молитву Иисусову, а когда взялся, – начал сначала молиться просто, по четкам. Вот как это описывает схимонах Никодим: «Взялся Старец горячо по «Страннику» с дыханием и по биению пульса в сердце, и скоро привилась молитва непрестанная к сердцу. Седмицы две занимается и утешается... Через два дня в большом смущении Старец спрашивает: «Что это со мной? От непрестанной молитвы у меня в сердце чувствуется, как собака брешет (лает) «гам-гам», а молитвенных слов не могу ясно слышать. И так этот «брех» отвратителен, страшно становится. Навязалось это на сердце так, что не могу отбиться никак. Боюсь, не прелесть ли уж начинается и не сойду ли с ума от этого?» Говорю: «Успокойтесь, это от усердия у вас. Молитесь другими молитвами». После по опыту узнал я, это у него перебой пульса случился от усталости и долгого упражнения. Не должно бы бояться, а отдохнуть надо. «Молюсь, – отвечает, – да не перебью». И так бедняга всю ночь мучился, не мог заснуть, и ко дню сильно заболел... Позвал духовника и долго одни беседовали, и в результате присоветовали молиться не тихой молитвой, а по-прежнему обычной и простой… Проходит год в обычной молитве... Однажды говорит мне Старец: «Как хочется опять взяться за молитву Иисусову, да только боюсь». А я ему говорю: «Не надо горячо, а с ощупью, как советует Игнатий Брянчанинов… Принял Старец мой совет и начал опять занятие Иисусовой молитвой, но не сразу художественно, а по «Страннику» (т.е. по другому методу, также изложенному в книге): считать четки».⁹⁷

Священник. Выходит, он не только одной книгой «Рассказов странника» руководствовался, но и читал таких авторов, как св. Игнатий Брянчанинов?!

Духовник. Он и с учением св. Феофана Затворника был достаточно хорошо знаком. Во всяком случае, знал его предостережения относительно умного делания, которые имеются в книге «Письма о духовной жизни».⁹⁸ Этим и объясняется, почему он и его старец не повредились от «Рассказов странника»,⁹⁹ ибо боялись, чтобы «несвоевременным и ошибочным «своим деланием» без руководства наставника не усвоить неправильных приемов и не навредить себе в будущем, как бывает иногда, по описанию в Добротолюбии и других подобных писаниях».¹⁰⁰

Священник. Значит, сии богомудрые старцы знали, что и Добротолюбием можно духовно повредиться?!

Духовник. Как же им не знать, когда в их время на Афоне запрещали его самостоятельно читать, чтобы не запутаться и не увлечься несущественным!¹⁰¹

Священник. А я думал, что только нашими подвижниками на этот счет делались соответствующие предостережения…

Духовник. Нам просто они больше известны. Взять, к примеру, «Предостережение читающим отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву» преп. Макария Оптинского…

Священник. Сразу хотелось бы уточнить: он имел в виду все отеческие книги или какие-то конкретные?

Духовник. В первую очередь, преп. Макарий имел в виду Добротолюбие, а также «рукопись неизвестного писателя, в которой объясняются различные молитвенные действия и утешения духовные, каких сподобляем был сибирский старец Василиск».¹⁰²

Священник. Не тот ли это пустынножитель Василиск, о котором рассказывает схимонах Зосима (Верховский)?

Духовник. Тот самый, с которым схимонах Зосима прожил более 30 лет, вплоть до его кончины последовавшей в 1824 году, и с которым вместе был причислен к лику преподобных в 2004 году.

Священник. Получается, что один святой критиковал молитвенный опыт современных ему других святых?

Духовник. Преп. Макарий критиковал не опыт преп. Василиска (тем более, что о последнем положительно отзывались духовные авторитеты его времени)¹⁰³ и не повествования схимонаха Зосимы (Верховского), а не пропущенную цензурой «Память о молитвенной жизни старца Василиска, монаха и пустынника сибирских лесов», принадлежащую все тому же иером. Арсению (Троепольскому).¹⁰⁴ Преподобный предупреждал лишь о том, что сей неизвестный ему автор, описывая неординарный опыт, побуждает «к прохождению умной и сердечной молитвы, поставляя главною целью в сем делании искание высоких дарований и утешений духовных, что может повести к весьма опасным последствиям в отношении прелести вражией».¹⁰⁵ Переживания преп. Макария усугублялись еще и тем, что данная рукопись «написана убедительно; доказательства приспособлены из книг отеческих, а опасная сторона по сему предмету умолчана, так что не совершенно знающий учение святых отцов, может легко увлечься таким убеждением, и особенно кому не случалось самому видеть или от других слышать о повредившихся душевно чрез такое делание».¹⁰⁶ К слову говоря, и современные издатели, знакомя читателя с «Повествованием о действиях сердечной молитвы старца-пустынножителя Василиска», считают своим долгом предупредить, что оно «является описанием возвышеннейших молитвенных состояний, которых сподобляем был старец от Господа», и поэтому «знакомиться с рукописью схимонаха Зосимы подобает с особенной осмотрительностью и благоразумием».¹⁰⁷

Священник. Почему же иером. Арсений не проявил подобной осмотрительности?

Духовник. Возможно потому, что понятие его о духовной жизни было «более ученым, чем опытным»,¹⁰⁸ а возможно потому, что это его сочинение, как и «Рассказы странника», не предназначалось для широкого круга читателей. Кстати говоря, «Предостережение» оптинского старца имеет прямое отношение и к «Рассказам».

Священник. Почему?

Духовник. Да потому, что они писались под сильным влиянием повествования о действиях молитвы Василиска.

Священник. Из чего это видно?

Духовник. Из сравнительного анализа. Так, к примеру, у вдумчивого читателя невольно возникает вопрос, почему странник ежедневно совершал именно 12 тысяч молитв? Объяснение этому находится в составленном Арсением Троепольским перечне молитвенных ощущений Василиска, согласно которому необходимо доводить «творение устной Иисусовой молитвы до 12 тысяч в сутки»,¹⁰⁹ хотя, в «Повествованиях» преп. Зосимы нет никаких сведений о молитвенном правиле его учителя, если не считать того замечания, что лишь «однажды старец хотел испытать себя и пробыть бодрственно в мо­литве, не вставая с места, двенадцать часов».¹¹⁰

Священник. Получается, что автор «Рассказов странника» предписывает главному герою и всем его подражателям каждый день пребывать в такой молитве, которую преп. Василиск совершил лишь однажды!?

Духовник. «Ты глаголеши» (Мф. 26;64)! А еще, ссылаясь на опыт преп. Василиска, Арсений Троепольский заключает, что для достижения благодатных плодов не потребуется длительного труда. «Любопытно знать, – рассуждает он, – сколько времени продолжалось сие (умное) обуче­ние и когда достигло своей цели? По соображению обстоятельств видно, что не весьма было продолжительно. Ибо выражение «долго о сем смущавшись, он при­нял строгое воздержание в пище и сне и, усердно о извещении по­молившись, начал внутренне внимание сердцу и вдруг, то есть скоро, ощутил развитие молитвы» означает не весьма долгий период времени».¹¹¹

Священник. А сколько конкретно этот период длится, он не определяет?

Духовник. Он считает, что видимых результатов молитвы можно достичь в течение одного года, если учесть, что «начало сего внутреннего обучения старцева началось в брянских лесах в то время, когда учи­тель его, отец Адриан, постригши его в монашество и наставивши в молитвенном упражнении, перешел в Коневскую пустыню, а Васи­лиск остался жить в келий Адриановой один» и «жил с небольшим только год в брянском лесу, до переселения своего на Коневец к отцу Адриану, где уже молитва его сопровождалась раз­ными усладительными ощущениями».¹¹²

Священник. Так вот почему странник получает ощутимые плоды молитвы за считанные месяцы!

Духовник. О точных сроках достижения странником результатов молитвы говорить трудно, учитывая ту путаницу, которая допускается автором не только в изложении молитвенного делания главного героя, но и в описаниях канвы внешних событий его жизни. Но, действительно при чтении «Рассказов» складывается ощущение, что главный герой весьма быстро достиг сердечной молитвы и благодатных ее плодов, хотя в большинстве случаев «сие умное делание и трезвение требует многого времени, подвига и труда».¹¹³ И, в особенности, в продолжительном времени для обучения молитве нуждаются новоначальные, ибо «невозможно, вскоре по вступлении в монастырь или по вступлении в подвиг, достичь этой верховной добродетели. Нужны и время, и постепенность в подвиге, чтобы подвижник созрел для молитвы во всех отношениях».¹¹⁴

Священник. О каких конкретно сроках идет речь?

Духовник. Если учитывать, что «мало-помалу молитва устная перейдет в умственную, а потом и в сердечную», то можно с уверенностью предположить, что «на переход этот нужны многие годы».¹¹⁵ Кстати говоря, преп. Василиск, прежде своего знакомства с иеромонахом Адрианом (Блинским), 10 лет прожил отшельником в лесах Чувашии, упражняясь в умном делании по благословению иеромонаха Клеопы, ученика преп. Паисия Величковского. Но об этом обстоятельстве Арсений Троепольский почему-то умалчивает.

Священник. Но ведь бывают и исключения. Если я не ошибаюсь, некто из валаамских старцев свидетельствовал, что лично знал трех людей, одному из которых сердечная молитва открылась сразу, второму – по прошествии шести, а третьему – по прошествии девяти месяцев.¹¹⁶

Духовник. Так как молитву молящемуся дает Бог, могущий по неведомым нам причинам допустить исключение из общего для всех правила, то такое в принципе возможно. Но ориентироваться на исключения в каком бы то ни было деле есть верх неразумия, почему святые Отцы и советуют сохранять «общий чин» и идти «путем всех людей».¹¹⁷ Тем более это важно ввиду того, что «все случающееся с нами вне общего порядка приводит нас в самомнение и колеблет в нас смирение»,¹¹⁸ что и вызвало опасения преп. Макария Оптинского при знакомстве его с рукописью «неизвестного писателя» о «различных молитвенных действиях, каких сподобляем был сибирский старец Василиск».

Священник. Кстати, о самих молитвенных действиях старца Василиска вы так и не упомянули.

Духовник. Почитай сам их описание и найдешь много схожего с плодами молитвы странника. К примеру, мы читаем, как сердце странника начало «как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например: 1) Господи, 2) Иисусе, 3) Христе» и он «перестал устами говорить молитву, и начал с прилежанием слушать, как говорит сердце (а притом, как бы и глазами начал внутрь его смотреть)», что вызывало приятность и «тонкую боль в сердце, а в мыслях такую любовь ко Иисусу Христу, что казалось, что если бы Его увидел, то так и кинулся бы к ногам Его, и не выпустил бы их из рук своих, сладко лобызая, до слез, но благодаря, что Он такое утешение о имени своем подает, по милости и любви своей, недостойному и грешному созданию своему»,¹¹⁹ и недоумевая о том, «какое может быть большее и лучшее наслаждение в царствии небесном».¹²⁰ В опытах преп. Василиска тоже встречаются случаи, когда «Иисусова молитва сама собою изрекалась чисто, ясно и сладостно внутри его сердца сими словами «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного» и невольно отвлекала внимание от чтомого»,¹²¹ вызывая такую нестерпимую боль в сердце, что будто оно было «как ко­пьем пронзено»,¹²² доставляя одновременно с этим такую неописанно сладостную любовь к Единому Богу и вне­запное утешение, что он «не думал найти высшей сладости и в Царствии Небес­ном».¹²³ Еще мы замечаем, как иногда странник «чувствовал такую легкость, как бы не имел тела, и не шел, а как бы отрадно плыл по воздуху»¹²⁴ подобно Василиску, который тоже «иногда чувствовал себя столь легким, как бы составленным из воз­духа и утешительно летающим».¹²⁵ И таких параллелей встречается немало.

Священник. Что же плохого в том, что опыт странника подтверждается опытом святых нашей Церкви?

Духовник. Во-первых, нельзя все и сразу встречаемое в традиции исихазма применять в своей практике, поминая слова преп. Иоанна Лествичника, что «удивляться трудам святых – дело похвальное, ревновать им – спасительно, а хотеть вдруг сделаться подражателем их жизни есть дело безрассудное и невозможное».¹²⁶ Во-вторых, неразумно добиваться чрез умное делание духовных дарований и сладостных утешений, ибо таковые «неминуемо должны впасть в одну из двух крайностей: или уловлены будут в прелесть вражью ложными ощущениями и обольстительными мечтаниями, или не получат никакого успеха, будут безрассудно смущаться, потому что высокой духовной молитвы, по слову св. Исаака Сирина, сподобляется один из множества людей».¹²⁷ Мы же видим, что автор «Рассказов странника» выдает за обычные те действия Иисусовой молитвы, которые в основном сводятся к весьма приятным, а в некоторых случаях и весьма редким для восточной традиции проявлениям мистической физиологии. В уста странника он вкладывает следующие характерные слова: «Мне понятно и ясно открылось, что значит внутренняя молитва, какие средства к достижению оной и что от нее бывает, и как она наслаждает душу и сердце».¹²⁸ Эти слова являются ключевыми в молитвенной теории и практике Арсения Троепольского, как это видно из его убежденности в том, что «целью молитвы есть соединение с Богом, Который есть весь благо, весь желание, весь сладость, весь блаженство, весь любовь», а посему «желание сладости при мо­литве есть правильное стремление души к своей цели, коей обязан до­стигать каждый прилежащий внутреннему занятию».¹²⁹ Собственно эти слова и встревожили оптинского духовника, заставив написать соответствующее «Предостережение».

Священник. А может он так написал, потому что в принципе «решительно отвергал умное делание, называя его причиною прелести»?¹³⁰

Духовник. Говорить о нем столь категорично неуместно, учитывая, что все им писанное было писано «по желанию пользы ближнему и для предостережения неопытных и немощных, чтобы нерассудно и дерзостно не стремились выше меры своей к прохождению умного делания, да не впадут в прелесть вражью, и будут поругание бесам и плач в человецех, как сказано выше, но отнюдь не писано сие с тем, чтобы удержать и отвратить от сего делания кого-либо, в разуме и по учению святых отцов желающего проходить оное».¹³¹

Священник. Хорошо бы уяснить все это на конкретных примерах.

Духовник. Классический пример такого рода прельщения являет нам подвижник по имени Малпас. Считается, что он занялся непрестанной молитвой, услышав наставления о ней непосредственно от преп. Антония Великого. Но, так как он захотел достигнуть лишь высоких дарований, оставив без внимания необходимость борьбы со страстями и исполнения евангельских заповедей, то вскоре и был обольщен бесовскими помыслами, став ересеначальником евхитов.¹³²

Священник. Насколько я помню из курса семинарии евхитами (в произношении греческом) или мессалианами (в сирийском произношении) называли таких «молящихся», которые практиковали непрерывную молитву в ущерб церковной дисциплине.

Духовник. Они не просто ставили непрерывную молитву выше уставной (ибо так делают и исихасты), а считали ее единственным средством ко спасению, думая, что «от крещения не бывает никакой пользы сподобляющимся его, но что одна только усердная молитва изгоняет обитающего в человеке демона». Когда же усиленной молитвой изгоняется демон, на его место заступает Всесвятый Дух, «ощутительным и видимым образом показывая свое присутствие и освобождая тело от движения страстей и совершенно избавляя душу от наклонности ко злу».¹³³

Священник. Получается, что автор «Рассказов странника», доказывая необходимость очищения души от страстей одной лишь непрестанной молитвой, проповедует старую ересь?!

Духовник. Конечно, нельзя обвинять его в прямом мессалианстве, учитывая официально осужденные положения и многообразные аспекты этой ереси, но и представлять его опыт выражением подлинной исихастской традиции слишком опрометчиво.

Священник. А некоторые безапелляционно записывают в последователи Варлаама Калабрийского, всех, кто отговаривает от чтения этой «замечательной» книги, усматривая в наличии критического взгляда по отношению к ней «типичный симптом варлаамизма»!¹³⁴

Духовник. Кстати говоря, упомянутый тобой известный критик исихазма сослужил хорошую службу самому исихазму. Ведь часть его обвинений сводилась именно к усматриванию «мессалианства»¹³⁵ или «богомильства»¹³⁶ – а по сути ложного исихазма – в практике тех монахов, которые считали, что можно стяжать благодать путем технических приемов. Скорее всего, Варлаам и сам неверно понимал суть психосоматических методов, используемых в молитвах.¹³⁷ Хотя, когда он высмеивает «некие совершающиеся вместе с дыханием умные исхождения и вхождения духа через ноздри», то утверждает, что об этом учили известные ему исихасты.¹³⁸ Возможно, говоря такое, Варлаам просто клеветал.¹³⁹ А, возможно, и указывал на действительно существовавшие крайности в среде монашествующих, ибо не исключено, что в то время, как истинные исихасты подчеркивали вспомогательный характер подобных приемов,¹⁴⁰ некоторыми необразованными монахами «технические приемы» воспринимались как средства стяжания благодати. Во всяком случае, по мнению специалистов, такой взгляд имел свои традиции, уходящие вглубь времен к мессалианам, полумессалианам и последователям «неусыпающих».¹⁴¹ Ошибка Варлаама состояла только в том, что он свои обвинения направил в сторону настоящих исихастов, в чем и упрекал его Акиндин, говоря, что несправедливо усматривать мессалианство в самих психофизических приемах употребляемых при молитве и издавна принятых монашеским преданием.¹⁴²

Священник. А разве Акиндин не был последователем Варлаама? Ведь св. Григорий Палама писал против них обоих.

Духовник. Называть Григория Акиндина «варлаамитом» – некорректно,¹⁴³ хотя бы потому, что он официально не только не был на стороне Варлаама, но и считался ближайшим другом и учеником св. Григория Паламы, занимая в споре между калабрийским философом и афонским монахом роль судьи. И, выступая впоследствии против своего учителя, он критиковал его лишь в плане богословия, ничего не имея против психофизических способов молитвы, общепризнанных не только у исихастов, но и у их противников.¹⁴⁴ Да и как он мог быть против этих приемов, когда сам лично использовал их в своей молитвенной практике, достигнув, как ему казалось, через них даже «созерцания», которое на самом деле было диавольским мечтатанием в виде являвшегося его внутреннему взору лица «Христова».¹⁴⁵

Священник. Как же вы говорите, что психофизические способы молитвы были признаны и противниками исихазма, если Варлаам выступал именно против них?

Духовник. Настоящими противниками исихазма были не Варлаам с его последователями, а еретики-«богомилы» или крайние исихасты «полумессалиане», учение которых при искажениях в догматическом плане в своей аскетике имело сходные черты с исихасткой практикой. И с ними по вопросам молитвенного делания свят. Григорию Паламе приходилось спорить еще задолго до нападок Калабрийца.¹⁴⁶ Мало того, св. Каллист патриарх Константинопольский утверждает, что ересью «богомильства» в то время (1341–1344 гг.) был заражен и Афон,¹⁴⁷ и даже известны имена тех афонских еретиков, которые за свою ересь были осуждены официально.¹⁴⁸

Священник. Странно, но у меня составилось представление, что борьба с исихазмом – это борьба латинского Запада с православным Востоком.

Духовник. На самом деле, противники исихазма не были латиномудрствующими и с формальной стороны, исповедовали православие. Более того, и Григорий Акиндин нередко проявлял враждебность к латинству, и Никифор Григора не питал к ним ни малейшей симпатии. Встречались среди них даже и такие, которые писали полемические трактаты против латинян.¹⁴⁹ Что же касается Варлаама, то он основывал свое противостояние исихастам на положениях классиков умного делания, таких как Евагрий или Максим Исповедник. И тем труднее было защищаться от него, что деятельность исихастов, предлагавших подлинное учение о молитве и традиционный аскетизм, проходила в той же среде, что и приверженцев крайних методов, хотя и усвоивших тот же психофизический способ молитвы, но пользовавшихся им неправильно.¹⁵⁰

Священник. Значит, в результате борьбы с Варлаамом, настоящие исихасты смогли отделить себя от ложных и утвердить свою традицию на богословской основе!?

Духовник. Беда только в том, что побежденные крайние исихасты «полумессалиане» или «богомилы» эмигрировали в славянские страны, принеся туда свое учение и практику.¹⁵¹

Священник. А вот об этом, расскажите, пожалуйста, поподробней, ибо я, хотя и слышал о славянских богомилах, однако никогда не связывал их с византийским исихазмом.

Духовник. На самом деле славянские богомилы никак и не связаны с исихазмом Византии – ведь они появивились в X-XII веках, т.е. задолго до паламитских споров. Мы сейчас говорим не о них, а об изгнанных крайних исихастах-«полумессалианах», которых называли «богомилами», и следы учения которых встречаются в древнерусских текстах, толкующих Иисусову молитву.

Священник. О каких текстах вы говорите?

Духовник. В качестве примера можно указать на «Цветник» священноинока Дорофея.

Священник. Что вы говорите! Св. Игнатий Брянчанинов отзывался о данном труде, как о вдохновенном и исполненном «драгоценных духовных советов».¹⁵²

Духовник. Мне известно, что эту книгу, которая представляет собой «по преимуществу собрание и объяснение изречений Древних Отцов, без наименования этих Отцов», св. Игнатий называл одной из «возвышеннейших аскетических книг», приближающейся своим достоинством «к знаменитой книге Исаака Сирского». Он также утверждал, что «учение о умной молитве изложено в «Цветнике» с необыкновенною ясностью, простотою, окончательностью», что в ней «повсюду видны обильное духовное преуспеяние и здравый смысл русского человека, упрощевающий мудреное, излагающий возвышеннейшее духовное учение с необыкновенною естественностью, чрезвычайно внятно и изящно»!¹⁵³ Имея в виду все это, и преп. Амвросий Оптинский, называл ее «полезной и преполезной».¹⁵⁴ Кстати сказать, выдержки из «Цветника» были даже приписаны преп. Паисию Величковскому и изданы под названием «Крины сельные», а сделал это упомянутый уже сегодня нами схимонах Феодосий Карульский.

Священник. И что же на все это можно возразить?

Духовник. А вот что. По слову св. Феофана Затворника – «это не Отец и книга его запрещена» и хотя «она содержит много назидательного, но имеет и неодобрительные мысли, в числе коих и то, что Св. Троица не вдруг вселяется в человека, а по годам: в 1-й год вселяется Дух Святый, во 2-й Сын Божий, в 3-й Бог Отец».¹⁵⁵

Священник. О чем это он?

Духовник. Как раз о том самом мессалианском влиянии. Вот как выглядит поучение русского Дорофея о молитве Иисусовой: «Кто эту молитву Иисусову, нуждаясь в ней, произносит, пусть произносит ее так же постоянно, как постоянно исходит дыхание из ноздрей. Тогда через год вселится в него Дух Святой. Через два года войдет в него Христос, Сын Божий. А через три – придет к нему Отец. И, войдя, будет обитать в нем Святая Троица. И поглотит молитва сердце этого человека, и сердце поглотит молитву. И начнет повторять эту молитву непрестанно, днем и ночью. И от всех сетей бесовских будет человек свободен во Христе Иисусе Господе нашем».¹⁵⁶ Мы уже говорили, что именно еретики мессалианского направления учили достижению полной неподверженности страстям и бесовским воздействиям. Причем, бесстрастие у них полагалось в области естества, а не воли, и достигалось не трезвением и борьбой со страстями, а внешними приемами, вроде строгого поста накладываемого на определенный срок (обычно на три года) или механически понимаемого молитвенного подвига.

Священник. Неужели, кроме св. Феофана, этого никто не заметил?

Духовник. Хотя преп. Амвросий Оптинский называл книгу священноинока Дорофея «преполезной», однако оговаривался, что 31 главу следует «оставить без значения», ибо она, «во-первых, не согласна с содержанием всей книги, а во-вторых, несогласна и с учением других св. отцев, из которых ни один не говорит об определенных сроках вселения благодати в человека и порознь Лиц Св. Троицы».¹⁵⁷ Правда, он считал, что эта глава – результат позднейшей деятельности раскольников.

Священник. А что! Это вполне возможно!

Духовник. Но подробный анализ древнерусской литературы свидетельствует о том, что здесь не позднейшая порча православного текста, а вплетение в церковную традицию невежественной в догматическом плане, но весьма устойчивой и прочно укорененной ветви религиозного сознания, восходящего к поздневизантийскому «Посланию к монахам» (XIV в.), исихастскому по источнику, но носящему ярко выраженные мессалианские черты.¹⁵⁸

Священник. Простите, но я теперь должен уточнить – насколько упомянутое религиозное сознание укоренено в нашей традиции?

Духовник. В свое время подобные тексты тщательно переписывались «заволжскими старцами» и хранились во множестве в древнерусских монастырях. Именно им мы обязаны появлению и псковских стригольников, и духоборцев разных мастей, и хлыстов со скопцами. Но благодаря трудам таких просветителей, как Феофан Затворник и Игнатий Брянчанинов, многие крайности и ошибочные формы исихазма были изжиты, хотя в том или ином виде немало еще можно их встретить на страницах современных изданий. Кстати говоря, в первоначальной версии «Откровенных рассказов»¹⁵⁹ странник получает от «духовника подвижнической жизни» из Китаевой пустыни весьма показательный «печатный листок», где в качестве поучения была напечатана та самая 31-я глава из «Цветника аввы Дорофея».¹⁶⁰

Священник. Вот как! Это очень показательно для характеристики указанной книги. Впрочем, меня больше заинтересовали ваши слова о том, что и на страницах современных изданий встречаются ошибочные формы исихазма. Что конкретно вы имеете в виду?

Духовник. Яркий образчик сомнительной в духовном отношении литературы представляет собой переведенная с новогреческого и изданная в 2003 году рукопись неизвестного афонского исихаста под названием «Трезвенное созерцание». Речь идет о датированной 1851 годом рукописи № 202 библиотеки афонского монастыря преп. Ксенофонта. Согласно заметкам на полях, тетрадь принадлежала бывшему монаху монастыря Григориат, подвизавшемуся в скиту монастыря Ксенофонт. После его смерти в 1877 году она перешла в собственность монастыря, как записано тогдашним книгохранителем. По некоторым признакам можно предположить, что книга написана рукой известного исихаста о. Харитона, который со своим братством подвизался в пещере преп. Афанасия Афонского. Но это – догадки. Подлинно же известно, что книга написана рукой малограмотного и необразованного (как светски, так и богословски) иеромонаха, который считал ее благодатной на основании свидетельства явившегося ему Христа, что уже само по себе должно насторожить всякого трезвенного исихаста в виду известных святоотеческих предупреждений.¹⁶¹ И эти опасения оправдываются, когда начинаешь знакомиться с его «сладчайшим видением об этой книге», представляющим собой классическую живопись самообольщения и самомнения. Да и как по-другому назвать описание такого диалога между грешником и Богом: «С благоговением сказал я Владыке моему Христу: «Позволь мне, Господи, малому пред Тобою, сказать то немногое, что я давно желал Тебе сказать». И Спаситель сказал мне: «Глаголи с дерзновением, ничего не страшась». Тогда я сказал Ему с большим смирением и скромностью: «Скажи мне, Господи, та смиренная книжечка, которую я написал об умной молитве, написана при помощи благодати Твоей или нет»? И Он сказал мне: «Да! Она написана при помощи Моей благодати».¹⁶²

Священник. Лично мне это напомнило монологи латинских святых, вроде Франциска, обращавшегося к слушателям примерно в таком же «смиренном» тоне: «Я ничтожный и слабый, ваш последний раб,… услышьте, братья мои, и внимайте словам моим. Приклоните ухо вашего сердца и повинуйтесь гласу Сына Божьего».¹⁶³

Духовник. «Дерзость подобного напыщенного велеречия наводит ужас и глубокую печаль на душу, воспитанную учением Православной Церкви», – сказал бы св. Игнатий Брянчанинов. И объяснил бы затем, что самообольщения нет лишь в том, кто сознает себя недостойным Бога. А «кто считает себя готовым к приятию благодати, кто считает себя достойным Бога, ожидает и просит Его таинственного пришествия, говорит, что он готов принять, услышать и увидеть Господа, тот обманывает себя, тот льстит себе: тот достиг высокого утеса гордости, с которого падение в мрачную пропасть пагубы. Туда ниспадают все возгордившиеся над Богом, дерзающие бесстыдно признавать себя достойными Бога и из этого самомнения и самообольщения говорить Богу: «Глаголи, Господи, яко слышит раб твой» (1Цар. 3;9). То же дерзает говорить сладострастный и надменный мечтатель, никем не призываемый, упоенный тщеславным мнением, сочиняющий в себе гласы и утешения, ими льстящий надменному своему сердцу, ими обманывающий себя и легковерных своих последователей».¹⁶⁴ Издатели же воспринимают эту книгу «как некое сильнейшее лекарство», навязывая такое же восприятие читателю и говоря, что «это книга, в которой благоухает благодать Божия».¹⁶⁵ Однако недоумение возникает, когда еще только начинаешь знакомиться с надписанием книги неизвестного «исихаста», в котором автор выбирает себе эпитет «Отчаявшийся». Почему-то, для издателей и «для тех, кто имеет духовный вкус, эта автохарактеристика являет святость души», представляя собой «состояние человека, исполненного божественным эросом, радостью, надеждой, слезами любви и умиления».¹⁶⁶

Священник. Налицо какая-то терминологическая нестыковка. Даже если под отчаянием этого «исихаста» разуметь крайнюю степень сокрушения, все равно оно не может нести в себе смысл высшего состоянии любви и надежды.

Духовник. Можно было бы списать на терминологическую неграмотность и уверенность автора в том, что «во время Литургии иерей – личность, вместо личности Христовой», если бы в примечании к греческому тексту не было бы таких поясняющих слов: «Иерей является здесь не представителем Христа, а «замещает» Христа, является личностью (лицом), которая вместо личности (лица) Христа».¹⁶⁷

Священник. Прямо папизм какой-то.

Духовник. Верно сказано, ибо именно в католичестве считается, что священник в какие-то моменты службы замещает собой Христа, действует как Христос и исполняет Его служение вместо Него, тогда как православное сознание не допускает даже мысли, что священник действует вместо Христа, замещая Его собой. Допустимо еще считать священника символом Христа, Его олицетворением, и поэтому «кто оскорбляет его (священника), тот оскорбляет Духа Святого, живущего в нем».¹⁶⁸ Но утверждать, что он является ипостасью (лицом) Христа и что вообще «для человека возможно чувственно воспринимать ипостась Святого Духа во всякой полноте и всяком действии» означает исповедовать один из основных пунктов мессалианской ереси.¹⁶⁹

Священник. Теперь мне стало понятно, почему св. Григорий Палама, опровергая обвинения в мессалианстве, столь большое внимание уделил теме различения между Божественной сущностью и ее энергиями!

Духовник. При этом он обращает пристальное внимание на то, «что все божественные энергии нетварны»¹⁷⁰ и воспринимаются нечувственно, в отличие от нашего «неизвестного исихаста». А иначе как объяснить утверждение последнего о том, что если мы займемся умной молитвой «просто и как случится и без должной подготовки вкусим ее, то умрем душевно или даже телесно (что случилось со многими, и видим, что случается и по сей день), потому что тогда у нас происходит несварение и мы лопаемся».¹⁷¹ В доказательство этого довольно странного утверждения автор «Трезвенного созерцания» ссылается на следующие слова св. Исаака: «Премудрый Господь благоволил, чтобы ищущие хлеба обретали его с потом. И это для нашей же пользы, чтобы мы, приобщившись его прежде времени, не пострадали от несварения и не умерли».¹⁷²

Священник. Догадываюсь, что св. Исаак имел в виду нечто иное, нежели подумалось «исихасту».

Духовник. Во-первых, как уже было сказано при первом нашем разговоре касавшемся «Рассказов странника», св. Исаак в цитируемом «Слове» рассуждает не о творении Иисусовой молитвы, а о деятельности и созерцании, а также о зависимости последнего от первого. Во-вторых, наш простец понял приведенные слова слишком буквально, хотя св. Исаак перед тем, как сказать эту приточную фразу благоразумно предупредил: «Разумеющий да разумеет». И на самом деле он имел в виду не физическую, а духовную смерть, которая возможна вследствие нарушения принципов аскетики, когда, минуя деятельные труды, пытаются достичь созерцания.

Священник. Но возможно и этот афонский «исихаст» имел в виду нечто не столь буквальное, как это может нам показаться?

Духовник. В таком случае как быть со следующим его заявлением: «Некоторые харкают кровью, потому что понуждали себя молитвой даже до смерти, доколе не победили и не изгнали диавола из своего сердца».¹⁷³

Священник. Ничего подобного ранее не слышал!

Духовник. У писателей Восточной Церкви ничего подобного и нет.

Священник. Откуда тогда он это взял?

Духовник. Ему это было открыто «свыше». Конечно, по «смирению» своему наш «исихаст» повествует об этом в третьем лице, подобно ап. Павлу, говоря: «Бог, видя желание брата, послал ему во сне Ангела в образе некоего известного ему монаха, которого он знал как совершенного в этой молитве. Ангел таким образом истолковал брату сию умную и сердечную молитву. У Ангела была обнажена грудь, и, произнося из глубины сердца: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», он ясно и отчетливо показывал брату все знамения внутреннего делания. Когда Ангел говорил молитву, брат видел его усердие: от сильного внутреннего напряжения Ангел как бы проливал пот, харкал кровью, чрезвычайно утеснял сердце и имел большое внимание к молитве... Иногда как в зеркале было видно, что его сердце едва не разрывалось и не выпрыгивало со своего места от большого напряжения в молитве. Иногда же все его тело казалось мертвым».¹⁷⁴

Священник. Я понимаю, что Царство Божие «нудится», но разве такого рода понуждением?

Духовник. Конечно, нет. Более того, святые Отцы советуют избегать телесных нажимов на сердце при молитве, чтобы умерить действия крови. А посему «должно не нажимать ума с особенным усилием в сердце, должно не утруждать сердца, не производить в нем жару чрезмерным удерживанием дыхания и напряжением сердца; напротив того, должно и дыхание приудерживать тихо и ум приводить к соединению с сердцем очень тихо».¹⁷⁵ Впрочем, издатели также полагают, что «когда кто-либо начнет харкать кровью по причине понуждения сердечной молитвы, пусть прекратит сердечное понуждение молитвы, доколе не исцелеет его внутренняя рана», однако, все же считают, что «крайнее понуждение сердечной молитвы есть совершенная любовь ко Христу и многая ревность крайним сердечным понуждением молитвы сильно отмстить сатане».¹⁷⁶ Здесь они вторят автору «Трезвенного созерцания», который уверен, что «кровь, которую ты выплевываешь от сердца по причине понуждения сердечной молитвы, пред Богом вменяется в приятную жертву». Причем, иметь значение может и то, что кровь бывает «иногда черной и холодной, а иногда красной и горячей» как «следствие того, что в центре груди ради искупления и спасения твоей души благодатная молитва вступила в войну и сразилась с диаволом и его слугами».¹⁷⁷ Так что «если ты харкаешь кровью от чрезвычайного понуждения своей сердечной молитвы, то знай, что ты бросил негашеную известь в центр ада».¹⁷⁸

Священник. Как-то это все жутковато звучит...

Духовник. Самое печальное, что во всех этих странных повествованиях явственно проступают черты мессалианства. Ведь, как мы уже говорили, эти еретики утверждают, что лишь молитвой изгоняется из сердца диавол, тогда как, по православному учению, диавол изгоняется из сердца Духом Святым при Крещении.¹⁷⁹

Священник. Согласен с вами, ибо в молитве о крещаемом прямо говорится: «Господи, изжени из него всякаго лукаваго и нечистаго духа, сокрытаго и гнездящагося в сердце его». Заканчивается же она прямым повелением: «Изыди от человека, и да не ктому внидеши в него».¹⁸⁰ Но, с другой стороны, если вследствие совершившегося Крещения в сердце нет диавола, тогда почему и после него злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния именно из сердца исходят (Мф. 15;19)?

Духовник. Во-первых, сердце не только при помощи нечистых духов, но и само из себя способно порождать помышления недобрые. Во-вторых, хотя «большую часть их, и притом наиболее злых, зачинает оно от злодейства демонов», однако, у крещеных «помыслы, всеваемые в душу демонами, кажутся исходящими из сердца», а не действительно исходят из него.¹⁸¹

Священник. Как же такого эффекта добиваются нечистые духи, если их в сердце нет?

Духовник. За счет того, что они «укрываются около сердца»¹⁸² и «как облака некие темные, промелькают по частям сердца».¹⁸³

Священник. Получается, что, как лукавые делатели принимают вид Апостолов Христовых, так и сам сатана принимает вид Ангела света (2Кор. 11; 13–14)!

Духовник. Причем, этот свет он способен, что называется, воочию показать. Так что неудивительно, что прельщенные «видят свет (или световое воображение)¹⁸⁴ телесными очами своими»,¹⁸⁵ считая его «Божественным», как это случилось и с нашим неизвестным «исихастом», который однажды увидел себя всего «подобным огню». Примечательно, что при этом он подумал вовсе не об известных святоотеческих предупреждениях насчет световых явлений, а вспомнил слова Пророка: «Творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный».¹⁸⁶

Священник. Подозреваю, что вас здесь смутила не его богословская или экзегетическая неграмотность.

Духовник. Меня смутила неграмотность аскетическая, ибо, как его, так и его издателей, даже не насторожило, что он увидел себя объятым «от ног до головы» не просто огнем, но «огнем, очень красным, таким, каким ночью кажутся раскаленные угли».¹⁸⁷ Даже варлаамитам было известно, что исихасты считают «признаком Божиих светов блестящую белизну, а нечистых – как бы пламенность и желтизну».¹⁸⁸ По свидетельствам святых очевидцев, «свет силы вражеской огневиден, дымоват и подобен чувственному огню»,¹⁸⁹ «не светлый и чистый, а красноватый»,¹⁹⁰ который «обращается впоследствии во тьму».¹⁹¹ Эта бесовская тьма лишь «притворяется светом» при помощи мечтательности и воображения,¹⁹² тогда как на самом деле представляет собой «только образ огня, в который бесы будут ввергнуты»,¹⁹³ и который, как известно, не имеет Божественной светлости.¹⁹⁴

Священник. Даже из одного Евангелия видно, что по тону свет Божественный должен быть белым подобно снегу, а по яркости таким, «как на земле белильщик не может выбелить» (Мк. 9;3).

Духовник. И после всего этого издатели нисколько не сомневаются, что путь этого неизвестного исихаста «является путем традиционным».¹⁹⁵

Священник. А что вы скажете относительно современного издательского проекта об умном делании Н.М. Новикова?

Духовник. Не тот ли это Новиков, который издал книжицу архиепископа Антония (Голынско-Михайловского) «О молитве Иисусовой и Божественной благодати»?

Священник. В связи с архиеп. Антонием его обычно и вспоминают. Между тем, он уже давно начал публикацию и собственных книг, включая и 4-томную монографию под названием «Молитва Иисусова. Опыт двух тысячелетий», где, по утверждению издателей, подробно излагает святоотеческое учение о молитвенной практике. Работа над серией «Путь умного делания» была начата им в 1997 году, затем с 2004 года в печати стали появляться и первые книги этой серии, которые с чье-то легкой руки были названы «исчерпывающей современной антологией на тему молитвы».¹⁹⁶

Духовник. Книжица архиепископа Антония (Голынско-Михайловского) мною была прочитана в свое время и весьма понравилась, а вот книги упомянутой серии меня не заинтересовали.

Священник. Почему?

Духовник. Во-первых, потому, что святоотеческое учение о молитвенной практике мне известно и без них, а в критическом прочтении их нужды пока не было. Во-вторых, в его книгах встречается много повторений одних и тех же мыслей и цитат, а так же изложено много сведений, не имеющих к молитве прямого отношения, что требует при ознакомлении многого времени и утомляет внимание. Впрочем, основные идеи, содержащиеся в его книгах, мне известны.

Священник. А вот я буквально недавно просматривал некоторые книги из этой серии и вместе с радостью о том, что эту тему взялись разработать подробно, у меня возникло смущение – в том числе и потому, что там наряду со святыми цитируются сомнительные авторы, включая и тех, кого мы уже касались в наших разговорах. При этом автор упомянутых книг всех критикующих сомнительные стороны, встречаемые в исихастской практике, ругает и даже анафематствует без всякого разбора.

Духовник. Разве нужно бояться несправедливых ругательств (1Пет. 2;20)? Разве боялся св. Феофан Затворник столь резко нападать на «исихастскую» практику Иисусовой молитвы своего времени, имея в виду тексты вроде «Странника» или 31-й главы «Цветника»? Разве не он предупреждал об опасностях чтения Добротолюбия и не критиковал, основанные на нем «духовные» опыты состоящего в комитете для преобразования духовных училищ и мечтавшего о просвещении духовенства графа М.М. Сперанского?¹⁹⁷ И разве не ему принадлежит ироничное высказывание в адрес древних исихастов, которых не одобрял и Варлаам, и относительно которых Святитель сказал буквально следующее: «Прежде когда-то были молодцы, которые вниманием своим упирались на пупок; их за то прозвали пупниками».¹⁹⁸

Священник. Да за одно такое небрежное выражение в адрес исихастов его следует отнести к лагерю неоварлаамитов,¹⁹⁹ глубокомысленно заключив, что «знакомство понаслышке с отдельными внешними элементами исихастского метода приводит к превратному истолкованию учения, а далее… сводится к обвинениям праведников в прелести и ереси»!²⁰⁰

Духовник. Однако, св. Феофан не боялся обличать несуразности ложного исихазма и даже посмеиваться над ними: «Мне сказывал один, что он чувствует нечто, когда вниманием своим стоит на хребте, против груди, назади... Что же, признать его дело правым, потому что он чувствует нечто? Не тем надо нам оправдывать свои делания, что нечто чувствуем от них, а тем, что они указаны нам древними Отцами».²⁰¹

Священник. А насколько вообще оправдано подозревать во вражде к исихазму тех, кто не состоит в союзе с варлаамитами, критикуя не само делание Иисусовой молитвы, а лишь встречающиеся в нем крайности?

Духовник. Главное понимать и не забывать, что антиисихазм состоит не в критике молитвенной практики из желания предостеречь от прелести, а в отвержении той формы делания, которой придерживались святые Отцы. Да и в отношении последователей Варлаама на Соборе 1341 года было сказано совершенно определенно, что, «если кто бы то ни было еще в том же когда-либо будет уличен, или как верящий, или как говорящий, или как пишущий против этого святителя Фессалоникийского, а точнее – против святых богомудрых отцов и против нашей Церкви, – то мы… осуждению его подвергаем».²⁰²

Священник. А как относиться к тому, когда постановление этого Собора адресуется и тем, кто не только не повторяет учение Варлаама и ничего плохого не говорит в адрес св. Григория Паламы, и тем, кто вообще об Иисусовой молитве не берется рассуждать?²⁰³

Духовник. Во-первых, как говорят в народе, «на каждый роток не накинешь платок», а во-вторых, высказанное мнение о других, прежде всего, характеризует высказавшего его.

Священник. Можете ли вы в таком случае, дать общую характеристику ему, как теоретику или практику молитвенного делания?

Духовник. Судя по тому, что мне встречалось из его книг, сложилось впечатление, что он больше пересказчик чужих мыслей, чем теоретик или практик молитвы и в определенном смысле повторяет стиль работы известного составителя справочника для русских клириков, Булгакова С.В., задача которого состояла в добросовестном переписывании подходящих ему текстов без соответствующего их анализа. Только этим и можно объяснить, как в одной и той же книге одного и того же автора содержатся столь контрастные утверждения. Например, сказано, что исихасты – это еретики, преимущественно жившие на Афонской горе и почитавшие пупок средоточием душевных сил и центром созерцания, а защитником их вздорного учения об условиях восприятия несозданного света был архиепископ Григорий Палама, одержавший победу в прении о существе этого света с ученым монахом Варлаамом,²⁰⁴ тогда как из других мест книги вдруг оказывается, что еретиком является вовсе не он, а тот самый калабрийский монах Варлаам, не допускавший возможности достигнуть озарения Божественным светом при помощи молитвы, учение которого успешно обличил причисленный за это к лику святых, архиепископ Григорий Палама,²⁰⁵ явившись выразителем созерцательного направления, без крайностей, ученики которого стали наставниками умного делания во всех православных странах и преимущественно в России.²⁰⁶ Вполне возможно, что и наш пересказчик, цитируя разных по духу и мировоззрению людей, прописывает противоречивые утверждения, не понимая того, что утверждает.

Священник. В таком случае, что вы скажете на то, что в своих книгах Новиков часто цитирует «выдающихся греческих подвижников последнего столетия», практика и учение которых возможно небезупречны, судя по тому, что «сегодня пытаются посмертно уличить в прельщении таких отцов святой жизни, как Порфирий Афинский и Харлампий Дионисиатский».²⁰⁷

Духовник. Не берусь судить об их святости, предоставляя это Церкви. Что же касается учения о молитве Иисусовой, то оно сильно отличается даже между ними самими. В частности, методы навыкновения Иисусовой молитве, которыми пользуется Харалампий Дионисиатский, очень напоминают методы, встречаемые у «Странника». Да он собственно и не скрывает источников своих знаний о молитве, советуя: «Почитай Добротолюбие, почитай «Откровен­ные рассказы...», отцов-исихастов».²⁰⁸ Хотя даже в перечисленных источниках не найти таких примеров, которые подает он сам и его ученики. Так, один неизвестный нам и хорошо знакомый с ним афонит свидетельствует, что «некоторые молодые люди после встречи со старцем, с первого же вечера начинали следовать правилу вось­мичасового всенощного бдения».²⁰⁹

Священник. Это он о чем?

Духовник. А вот о чем. Из беседы, записанной на магнитофон, мы слышим, как старец Харлампий пришедшему к нему юноше в качестве первого урока дает следующее наставление: «Я дам тебе эти четки-трехсотицу, и с вечера ты вместе с нами совершишь бдение. Будешь читать девять четок Спасителю: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» и три – Божией Матери: «Пресвятая Богородице, спаси мя». Протянув двенадцать четок, начинай новый круг. За час до литургии зайдешь ко мне, расскажешь... о своих успехах». И хотя юноша сомневался, что осилит данное правило, не прошло и часа, как он закончил первые двенадцать трехсотиц. Затем прошел второй, третий и даже четвертый двенадцатичеточный круг, прочитав в сумме 14 400 молитв.²¹⁰

Священник. Ого! Да такого огромного правила даже «Странник» не совершал за целый день, ибо лишь к вечеру он успевал прочитывать начатые им с утра 12 тысяч молитв!

Духовник. Потому что не знал одного маленького секрета.

Священник. Какого?

Духовник. Что про­износить молитву следует «как можно бо­лее отчетливо и быстро».

Священник. Насколько быстро?

Духовник. Если «двенадцать трехсотиц» составляют 3600 молитв Иисусовых, значит, чтобы успеть прочитать их в течение часа, на каждую молитву, состоящую как минимум из пяти слов, потребуется одна секунда!

Священник. Как же такое возможно?

Духовник. У старца Харлампия было возможно и не такое, ибо он уверял, что мог за один «вдох-выдох» произнести «100–200 молитв»!²¹¹

Священник. Уму непостижимо!

Духовник. Бесспорно, это уникальный случай во всей исихастской практике, когда молитва Иисусова произносится ежесекундно. По этой причине, предлагая такой быстрый способ совершения Иисусовой молитвы, архимандрит Харалампий не ссылается ни на одного из Отцов, да и не может этого сделать, ибо этот метод противоречит не только их учению, но и простому здравому смыслу.

Священник. Так вот почему, излагающие его молитвенный опыт,²¹² оговариваются, что «школа старца своеобразна», что «его подходы не во всем схожи с практикой других Отцов», что, «пройдя школу у благодатного наставника», он, однако, «использовал свои собственные методы»,²¹³ которые впрочем, «никак невозможно сопоставлять с теми общими советами, которые, например, св. Игнатий Брянчанинов дает в своих книгах новоначальным рядовым послушникам, впервые приступающим к Иисусовой молитве». Просто его уникальный опыт не вписывается в некие шаблонные представления, но в сущности своей не противоречит исихастской практике.²¹⁴

Духовник. Очень спорные, если не сказать, скользкие утверждения.

Священник. Похожие характеристики встречаются и в отношении учения о молитве Порфирия Кавсокаливита, «высказывания об умной молитве» которого «порой кажутся противоречивыми», а потому, читая их, нужно «полагаться более не на интеллект, а на духовную чуткость».²¹⁵ А какого вы мнения об этом старце и его учении?

Духовник. В его жизни и учении немало странностей, но в целом он мне симпатичен. И прежде всего, своею детской наивностью, которой многое прощается. Что же касается его учения о молитве Иисусовой, то у него, во-первых, очень мало наставлений о ней, а во-вторых, они особой оригинальностью не отличаются. Может его спасло то, что афониты, в том числе и такие, как вышеупомянутый Харлампий, не давали ему специальных сведений о ней. Просто дали четки и велели молиться, а как именно это делать – не объяснили.²¹⁶

Священник. А я еще слышал достаточно жесткую критику в его адрес за проповедь краткого и легкого пути посредством любви,²¹⁷ с отвержением пути борьбы со страстями.²¹⁸

Духовник. С такой критикой нельзя согласиться по той причине, что, призывая не «заниматься колючками», т.е. «страстями и врагом», не избирать для своего исправления «негативных способов», т.е. не бороться за то, чтобы «изгнать тьму из клети своей души» и даже не делать «никаких усилий к тому, чтобы освободиться от них», старец Порфирий тем самым не отвергает борьбу со злом как таковую, а лишь советует не сражаться с ним «в лобовую» и при помощи собственных «утомительных способов», но обращаться сразу к Богу за помощью, т.е. «когда вы видите, что идет зло, чтобы захватить вас, как только почувствуете его издали, пренебрегите им и устремитесь в объятия Божии», подобно тому «как малыш простирает свои руки и устремляется в объятия своей матери».²¹⁹ Такой образ борьбы против духов злобы поднебесных (Еф. 6;13) давно известен в православной аскетике и рекомендуется обычно новоначальным. Зак­лючается он в том, чтобы новичок «немед­ленно отвергал помысел и мечтание греховные, отнюдь не входя ни в беседу, ни в прение с ними, не обращая и не останавливая на них внимания, чтобы помысл или мечтание не успели напечатлеться в уме и, таким образом, усвоиться уму… Если он только укоснит малейшее время во внимании к ним и нач­нет беседу с помыслом, по видимому не соглаша­ясь с ним и противореча ему, то он непременно победится и увлечется им».²²⁰ Именно это имеет в виду преп. Иоанн Колов, говоря о себе: «Я подобен человеку, который сидит под большим деревом и видит, что к нему приближается множество зверей и змей. Так как он не может стоять против них, то поспешно взлезает на дерево и спасается. Так и я: сижу в своей келии и вижу злые помыслы, восстающие на меня; и как у меня недостает сил против них, то прибегаю к Богу посредством молитвы и спасаюсь от врага».²²¹ Это имеет в виду и св. Феофан Затворник, когда спрашивает: «Что делает подвергшийся нападению злого человека? Подавши его в грудь, кричит: «Караул!» На зов его прибегает стража и избавляет его от беды. То же надо делать и в мысленной брани со страстями: рассерчавши на страстное, надо взывать о помощи: Господи, помоги! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси меня! Обратитесь так ко Господу и уже не отходите от Него вниманием к тому, что в Вас происходит, а все и стойте пред Господом, умоляя Его о помощи. От этого враг, как огнем палимый, убежит немедля».²²² Это же имеет в виду и старец Порфирий, убедившись на личном опыте, что «лишь Божия благодать может изменить нас», а «мы сами по себе не можем ничего».²²³ Поэтому он и говорит: «Не боритесь за то, чтобы изгнать тьму из клети своей души. Проделайте маленькое отверстие, чтобы проник свет, и тьма исчезнет».²²⁴ Это очень похоже на сказанное св. Феофаном: «Когда, не вступая в эту словесную прю со страстным, прямо обратимся ко Господу со страхом, благоговеинством, упованием и преданностью Его вседействию, то этим самым страстное уже отстраняется от очей ума, взирающего на Господа. Будучи отрезано от души таким вниманием, оно само собою отходит, если естественно так возбуждается, а если тут и враг примешивается, то его поражает луч света умного, от созерцания Господа исходящий. И бывает так, что душа тотчас успокаивается от страстных приражений, как только обратится ко Господу и воззовет к Нему».²²⁵

Священник. Все ясно. И на сегодня, пожалуй, у меня вопросы закончились.

Духовник. Если подвести итог сказанному, то следует сделать вывод, что умное делание с использованием Иисусовой молитвы – важнейшее дело жизни христианской, заслуживающее нашего пристального внимания и тщательнейшего изучения. Особенно это необходимо делать ввиду наличия ложных представлений о нем и таких же ложных традиций, связанных с ним, которые предлагаются в руководство к достижению священной исихии. Истинным и верным следует признавать только то, что находит себе подтверждение в Священном Предании Церкви и в совокупном опыте святых отцов-исихастов. Отступление от их пути является достаточным доказательством ложности любого нового учения и любого иного опыта. Именно такой подход дает возможность Православной Церкви на протяжении двух тысяч лет сохранять подлинную традицию жизни духовной.