О характере христианской жизни (нравоучительные проповеди)

Посвящается тем христианам, которые желают, чтобы по имени их было и житие их

Обязанность исполнения порученного мне служения благовествования (2Тим. 4:5) побуждает меня, многогрешного иерея, предложить вниманию благочестивого читателя собрание поучений нравоучительного свойства, содержание которых таково, чтобы в каждом из поучений имелось описание тех или иных нравственных свойств, из совокупности которых составился бы общий характер, приличествующий всякому носящему на себе звание христианина. Говоря о характере, я имею в виду, прежде всего, совокупность таких свойств личности человеческой, которые выражают общую направленность души, исходящую из определенного миросозерцания и являющую себя в том или ином практическом отношении к себе самому и ко всему окружающему. Слово Божие говорит, что в жизни человеческой возможен выбор только между двумя направлениями: к Богу и от Бога. Деятельность, направленная к Богу, отображает в своем характере Божественные качества, через исполнение закона Божия; деятельность же отводящая от Бога обращает силы души ко всему плотскому и страстному, напечатлевая такие же черты на своем образе. Определенный тем или иным направлением образ поведения получает свою качественную характеристику, определяя и формируя в свою очередь соответствующий этому характер и всех сил души. За выработку того или иного характера человек несет полную ответственность, так как свободен в выборе того или иного направления. В мою задачу входит не только указать верное направление, которое итак ясно, но и описать по возможности все характерные черты богобоязненного жития, дабы идущий в этом направлении мог сличить свой характер жизни с достодолжным и произвести в себе соответствующие перемены.

(Начало индикта – 1/14 сентября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы отмечаем начало нового церковного года, именуемого индиктом. Празднование сие ведет свой отсчет от св. Константина Великого. И было одобрено Отцами I Вселенского Собора как начало христианской свободы от тиранства римской империи. Первоначальные индикты были введены еще за 30 лет до Рождества Христова римским императором Августом, после того, как он стал единым правителем всей тогдашней вселенной. День провозглашения его единодержавия, который пал на 1 сентября, был объявлен днем индикта, что в переводе означало день всеобщего налога, день собрания податей со всех подвластных ему стран. Смысл индикта языческого, как нам кажется, сохраняется и в христианском индикте, хотя значение его качественно изменилось.

Чтобы понять это обратимся первоначально к вопросу о том, почему св. Церковь не выбрала началом своего года месяц Авива, т.е. месяц колосьев (Исх. 13:4) или Нисана, месяц цветов, который по римскому наименованию называется мартом и считается первым месяцем не только Юлианского календаря, но и Ветхозаветного установления. Именно об этом месяце Господь так сказал: «Месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года» (Исх. 12:2). В этот месяц по преданию был сотворен видимый мир и сам человек. И ежегодно по прошествии зимы именно в этом месяце мы наблюдаем неизменное обновление органической жизни во всех ее проявлениях. Очевидно, логичнее было бы с марта, а не с сентября начинать и летоисчисление, как это и было поначалу не только у иудеев и язычников, но и христиан.¹

Самим наименованием сентябрь показывает, что он не первый по счету месяц, а седьмой от марта.² Впрочем, именно это и подводит нас к разрешению вышепоставленного вопроса. В Ветхозаветные времена Господь обозначил месяц март как первый месяц года, но отмечать праздником повелел сентябрь как месяц седьмой. «Скажи сынам Израилевым: в седьмой месяц, в первый день месяца да будет у вас покой, праздник труб, священное собрание да будет у вас; никакой работы не работайте и приносите жертву Господу» (Лев. 23:24). Видимо, эта же идея заложена и в христианском индикте, некоторого рода подати, которую каждый христианин обязуется ежегодно приносить Господу. Что это за подать и как ее должно приносить тому, Который ни в чем не нуждается?

За разрешением этого вопроса обратимся к притче о талантах, согласно которой некий человек, отправляясь в чужую страну, одному дал 5 талантов, другому 2, а третьему 1. Первые двое пустили в оборот полученные таланты и получили прибиль, а последний закопал его в землю. Когда пришло время отчета, то первых двух господин похвалил, а последнего отругал, отобрав у него неиспользованный талант (Мф. 25:15–30).

Что означает талант, данный Господином своим заимодавцам? Талант – это денежная единица, означающая время. Ведь правильно говорят все, что время – это деньги, только вот не все правильно это выражение понимают. Да, время – это талант, данный Богом каждому из нас для того, чтобы мы не зарывали его в недро земных дел, имеющих преходящее значение, а пускали в оборот, приобретая с помощью его капитал добрых дел во славу Божию и во спасение нашей души. Кому-то дается много талантов, т.е. много времени, а кому-то чуть-чуть в виде одного таланта. Но сколько бы мы не получили от нас требуется использовать данное нам время благоразумно, приобретая на него богоугодные мысли, чувства, слова и дела, из которых и слагается многоценное небесное сокровище. Только такое сокровище как плату за данное взаймы время уместно предоставить Господу, когда Он потребует отчета у своих заимодавцев (Мф. 25:19). Человек, помни, тебе время дано взаймы и ты должен будешь скоро перед лицом вечности дать отчет о том, как ты использовал данное тебе время. Отдавал ли ты его торгующим (Мф. 25:27), т.е. ближним своим, приобретая на него любовь, милосердие, сострадание и прочие христианские добродетели, или же ты потратил его на ту блудницу (Отк. 18:2), с которой любодействуют цари земные, и от великой роскоши которой богатеют купцы земные (Отк. 18:3)? Ведь наступит момент, когда закончится кажущийся неистощимым запас времени, и тогда купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает (Отк. 18:11). Их товар – это земные утехи и наслаждения и все те фальшивые ценности, которые уничтожаются вместе с самим временем и непригодны для приобретения вечного и непреходящего.

Несмотря на это, у нас по отношению ко времени повсюду наблюдается непозволительная расточительность. Оно не только растрачивается без разбора на земные дела и удовлетворение страстей, но и намеренно преследуется с целью уничтожения. Вся наша игровая и развлекательная индустрия не на шутку озабочена тем, как бы «убить время», выполняя заказ общества. Она специально для этой цели изобретает всевозможные развлечения для всех слоев населения. Но не надо обольщаться, ведь убийство не может остаться безнаказанным. Убийство всегда влечет за собой тяжкую ответственность и если не всегда здесь, то неизбежно на Суде высшей Правды, которая не делает снисхождения за запоздалое раскаяние.

Но мы продолжаем нерадеть, уподобляясь той бесплодной смоковнице, которая из года в год напрасно занимает место в винограднике (Лук. 13:6–7). И опять Господь по снисхождению Своему и безмерной любви Своей по-видимому дает нам еще один год, чтобы мы, наконец, принесли ожидаемый плод благочестия (Лук. 13:9). Долго ли мы будем так злоупотреблять Божиим долготерпением? Ведь, кто знает, – может этот начинающийся год есть год последней отсрочки для нас? А может быть, страшно даже подумать, этот льготный год уже заканчивается для нас и теперь со дня на день надо ждать рокового приговора, который решит вечную участь нашей бесплодной души. Надо торопиться делать добро и экономить время, не растрачивая его без пользы на безделье, развлечения или еще хуже на грех. Время течет беспрерывно и его невозможно вернуть никакими силами и средствами. Неизбежно настанет для нас тот момент, когда отпущенное на нашу долю время истечет, и мы предстанем пред лицем Божиим с отчетом о всяком прожитом нами мгновении. И если, хотя и милосердный, но справедливый Судия усмотрит, что талант, данный нам для прибыли, оказался неправильно использованным, то нас как неоплатных должников ждет вечная темница (Мф. 25:30).

Итак, братья и сестры, блюдите како опасно ходите, не якоже немудрии, но якоже премудрии. Искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5:15–16). «Время купли для всякого человека есть время настоящей жизни, говорят Отцы, и дни настоящей жизни явно суть дни лукавые (злые) для тех, которые не пользуются ими, как подобает».³ Поэтому «искупайте время, употребляя его как должно».⁴ Вместо того, чтобы попусту тратить время данное нам на время, надо всячески стараться приспособить его к целям нашей жизни. Только это и будет искупать время. «Цель времени в вечности, жизнь настоящая дана для приготовления к блаженной жизни в будущем. Кто все к этой цели направляет, не попуская и малым промежуткам своего времени проходить в пустых занятиях, тот все свое время искупает».⁵ Время по свойству своему часто именуется неуловимым. Апостол назвал его лукавым, хитрым как умеющем ловко ускользать в тот момент, когда кажется уже пойманным. Так что «спешите, в каждую минуту делайте что можно, не пропускайте его даром, уйдет, не воротишь».⁶ С другой стороны, Апостол мог наименовать лукавыми днями дни нынешнего века, старающегося использовать все наше время впустую т.е. на делание зла. Отсюда, именно деланием добра мы как бы выкупаем наше время у нынешнего лукавого века, превращая его из дней настоящего века в дни века будущего. Характерной чертой будущего века является неизменность. Правильно пользующийся временем приобретает ту же черту в отношении добра. Поэтому можно сказать, что «всякий человек, живущий в настоящей жизни целомудренно, праведно, благочестно и мужественно, с благодушным терпением переносящий все притрудности и прискорбности искушений и бед, причиняемых видимыми и невидимыми врагами, всякий такой мудро искупает время и успешно деет куплю, наперекор злым дням настоящей жизни».⁷

Именно это, по нашему мнению, и имеет в виду Церковь, когда началом нового своего года считает седьмой месяц, в который все возросшее из земли вновь возвращается в землю, напоминая нам о тленности земных предметов. Этим как бы невольно отвлекается интерес наш от земного, направляясь к небесному. Какова и есть цель установления Богом и 7 дня и 7 месяца. Но, кроме того, дни покоя побуждают нас оглянуться на прошедшее время и проанализировать, как оно прошло и какой отчет мы можем дать Господу в день возвращения Его к нам. В этом вероятно и состоит смысл установленного Церковью ежегодного индикта, как некоего маленького экзамена нашей совести перед Высшей Правдой, за которой еще не следует окончательный приговор, но который может оказаться именно таким, каким его представляет нам наша совесть – этот глас Божий.

Братья и сестры, если прежние годы мы прожили нерадиво, бесплодно растратив данный Богом капитал, то пусть хотя бы начинающийся новый год послужит для нас поворотным пунктом для прибыльной жизни. Не будем играть временем, ведь время не игрушка… Прислушаемся к тревожному голосу нашей совести, говорящей нам о неправильном растрачивании отпущенного на нашу долю времени, пока еще не поздно поспешим правильно воспользоваться оставшимся у нас временем, которое действительно может быть уже заканчивается для кого-то из нас! «Искупая время жизни своей, со всею готовностью и рвением, всецело предадим себя на одно делание заповедей Божиих и на одно стяжание всякой добродетели… Будем искупать разумность души нашей, научая ее презирать видимые и привременные блага и углубляться в размышление о благах духовных и вечных. Мудрования же плотского будем всячески бегать, потому что оно неугодно Богу и при нем нет возможности оторваться от наслаждения привременным и вознестись умом к небесному и вечному… Будем искупать делающую нас присными Богу правду со всяким благоговением и рассуждением, различая праведное от неправедного, предпочитая добродетель пороку, и не давая места лукавому диаволу, уготовляющему погибель душе нашей… Будем искупать мужество душ наших через благодушное претерпение всяких искушений, по слову Господа, Который говорит: в терпении вашем стяжите души ваша (Лук. 21:19), мужественным помыслом противостоя греху и бия врага нашего орудиями Святого Духа… Будем искупать целомудрие тела нашего всяким воздержанием и смирением, ибо борец, законно подвизающийся на поприще благочестия, от всего воздерживается… Такою духовною куплею премного получим мы прибыли, если разумно будем вести торг во время сие, теча стезею настоящей жизни в правде и целомудрии, и мужественно перенося тяготу и зной дня. Ибо если сим образом будем куплю деять во время настоящей жизни, оставив привременное тем, для кого оно вожделенно, себе же стараясь присвоить одно нетленное и вечное, то несомненно внидем в неволненное и небурное пристанище царствия Божия, неся с собою все усокровиществованные дары Святого Духа, и не убоимся ни страшного оного гласа, отсылающего грешников в огонь вечный, ни горьких оных мук, так как будем иметь с собою многоценный бисер Духа, который обрели мы в период торгового времени настоящей жизни, продав все свои желания, мудрования, расположения и силы, и купив его».⁸

От всей души желаю всем купующим и продающим на торгу жизни сей получить обильную нетлеющую прибыль и сложить ее у престола Божия, услышав от Сидящего на нем одобряющий глас, глаголющий: «Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25:21).

2003 г.

(св. пророка Моисея 4/17 сентября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы творим память того человека, которого называли кротчайшим из всех людей на земле (Числ. 12:3). Это вождь и законодатель еврейского народа – Моисей. Он родился в Египте среди стонов и воплей израильского народа и чуть не погиб от руки фараоновой, но всесильной рукой Божией был не только избавлен от неразумной ярости, но и поселился в самом царском дворце. Но несмотря на то, что он прожил там довольно долгое время, получив египетское воспитание и образование, его сердце осталось с родным народом и с Богом, которого чтил этот народ. Моисей предпочел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение, и поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища (Евр. 11:25–26). При виде бедствий своего народа ему становилось противной роскошь царских палат, так что он даже отказался называться сыном дочери фараоновой (Евр. 11:24). А однажды в порыве негодования по поводу учиненной несправедливости он убил человека (Исх. 2:12) и вынужден был покинуть родные места, избегая наказания (Исх. 2:15). Раскаяние об этом поступке им было выражено через наименование своего первого сына, которому он дал имя Гирсам, потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле (Исх. 2:22). Очевидно, Моисей долгие годы раскаивался в том, что позволил развиться в себе страсти гнева настолько, что смог убить человека. Время и уединение объяснили ему, что нельзя не только допускать убийство, но и даже гневаться на ближнего своего (Мф. 5:22).

Не будь побежден злом, – говорит св. апостол Павел, – но побеждай зло добром (Рим. 12:21). По объяснениям святоотеческим, «побеждать посредством зла есть один из диавольских законов».⁹ Закон Божий имеет совершенно противоположные постановления, согласно которым «когда, кто встречая оскорбление, обиду и напраслину, поддается чувству оскорбления, тогда он побеждаем бывает злом, а еще более, когда гневается, и еще более, когда замышляет отмщение. Но когда кто ничему такому не поддается, а напротив вместо зла полагает делать добро, тогда он является победителем».¹⁰ И хотя многие считают совершенно справедливым допустившему зло воздать соответственным видом зла, но так думать их научает неразумная самость присущая всякому падшему естеству. «Настоящее благоразумие не может не видеть, что маслом не тушат огня. Если горит уже огонь неприязни в сделавшем зло, то воздаяние ему злом не угасит, а воспламенит его более. Если хочешь погасить сей огонь, залей его водою кротости, невзыскания, благотворения».¹¹ Да и с другой стороны, не глупо ли подражать злу? Если, как мы считаем, сделавший зло поступил плохо, то зачем подражать в том, что признается нами же за худое? Египтянин, бивший еврея, поступал плохо, но Моисей, убивший египтянина, не хуже ли его поступил? Таково свойство гнева – несправедливость. Посему не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым, ибо и праведник гибнет в праведности своей (Еккл. 7:15–16), если допускает раздражение для достижения справедливости. Справедливо сказано, что гнев человека не творит правды Божией (Иак. 1:20), так как движимый гневом обычно взыскивает больше, чем того требует неправое дело. По этой причине Сам Бог берет на себя дело отмщения, говоря: «Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12:21). Только Тот, Кто не подвержен страсти гнева способен на праведное воздаяние. К тому же Бог все направляет к тому, чтобы из всего всем выходило благо, а когда вмешивается человек, то, расстраивая Божии порядки, он только размножает зло и сам же потом его пожинает. Поэтому мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью (Иак. 3:13).

Что такое кротость? Можно сказать так: кротость – это медлительность раздражительной части души в своих худых порывах, которые, как правило, возникают из-за земных интересов. «Небесное никогда не служит к тому поводом, – утверждают святые Отцы, – ибо оно независтно. Бери всякий сколько можешь и сколько хочешь. А земное все таково, что коль скоро досталось одному, то другому уже нечего взять».¹² Соответственно, «поскольку жизнь человеческая вещественна, а страсти из-за веществ, всякая же страсть имеет быстрый и неудержимый порыв к исполнению желания, потому что вещество тяжело и стремится вниз, то Господь не тех ублажает, которые живут вне действия на них страстей, потому что в жизни вещественной невозможно всецело преуспеть в житии невещественном и бесстрастном, но возможным пределом добродетели в жизни человеческой называет кротость».¹³

Святой пророк Моисей, получив отрицательный опыт в проявлении гнева, ни о чем более так не заботился, как о постоянном подавлении в себе этой страсти. Для преодоления упорства фараонова ему пришлось десять раз безрезультатно приходить к нему на прием, но мы не видим, чтобы он прогневался на фараона или проклял его жестокосердие. Сам Господь научал его кротости и терпению (Мф. 11:29) и делом показывал Свое «отмщение». Впоследствии Моисею пришлось столкнуться с жестоковыйностью собственного народа и терпеть упреки в свой адрес не меньшее количество раз (Числ. 14:22). В пустыне Сур на него роптали, страдая от жажды (Исх. 15:24), а в пустыне Син упрекали в намерении уморить их голодом (Исх. 16:3). Подобные упреки он выслушивал неоднократно и впоследствии.¹⁴ Даже ближайшие его родственники высказывали свои недовольства прямо ему в лицо (Числ. 12:1). И все это Моисей терпеливо сносил. И даже, когда Господь гневно сказал ему: «Доколе будет раздражать Меня народ сей? и доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? Поражу его язвою и истреблю его и произведу от тебя и от дома отца твоего народ многочисленнее и сильнее его» (Числ. 14:11–12). Он все же не перестал ходатайствовать за свой народ и просить прощения за их неразумие (Числ. 14:13–19). И вообще, несмотря на то, что народ израильский постоянно проявлял свою непокорность в отношении Бога и его верного раба Моисея с первых дней их знакомства (Втор. 9:24), мы не можем назвать практически ни одного случая, когда бы Моисей разгневался или хотя бы проявил свое раздражение и нетерпение, если не считать случая с золотым тельцом, где проявления гнева было жизненно необходимым для вразумления неразумного народа (Исх. 32:19). И то Моисей здесь выступил как поборник истины, употребив гнев не против людей как таковых, а против их неразумия и глупости. В этом случае, гнев его нисколько не нарушил границ кротости, ибо, как говорят отцы, «кротость соблюдается тогда, когда мы не помы­шляем ничего худого против ближнего».¹⁵ И вообще кротость не предполагает отсутствие гнева как такового, но лишь изменение его качества, а именно неразумный гнев должен смениться гневом разумным. Если сравнить гнев с псом, то можно сказать, что лишь тот пес нехорош и глуп, который не слушает хозяина своего и кусает домочадцев своих, послушный же пес полезен, ибо своим лаем способен оградить дом от разбойников и воров. Из этого мы заключаем, что гнев, всецело подчиненный разуму, есть средство для стяжания и охранения самой кротости, так что не может быть кротости там, где нет этого гнева, который «в совершенной безопасности сохранит ее тогда, когда будет истреблять нечистые и порочные помыслы, когда будет отовсюду отгонять диавола».¹⁶ Необходим такой, пес, который лает на чужих, оберегая своих, даже и тогда, когда первые ласкают его, а последние бьют, и тот гнев необходим, который охраняет добродетель, хотя бы она причиняла ему скорбь, а на порок восстает и тогда, когда он предлагает ему удовольствия, ибо его задачей является охрана души от смятения и беспорядка, производимых страстями. По мысли Отцов, кроткими называются только те, которые укротили свои нравы, освободились от всякой страсти и в чьих душах не поселено никакого мятежа.¹⁷

Следовательно, желающему достичь кротости, необходимо всячески хранить мир своего сердца, не допуская его приходить в смятение от действия беспорядочных страстей или внешних раздражений. Для этого надо, прежде всего, держать в порядке свои внешние чувства, не дозволяя им вольности в своих проявлениях, и всякое дело свое совершать в тихости (Сирах. 3:17). Кроме того, требуется исполнять все веления своей совести, дабы она ни в чем нас не обличала, но была мирна и в отношении к Богу, и в отношении к ближним, и в отношении к себе. Но более всего надо стараться об искоренении страстей возбуждающих неразумный гнев. Если спросить у этого гнева от чего он рождается и чем поддерживается, то можно услышать от него следующее: «Матерей у меня много, и отец не один. Матери мои суть: тщеславие, сребролюбие, объедение, а иногда и блудная страсть. А отец мой называется надмением».¹⁸ Все эти страсти имеют один общий корень – самость, заботящуюся исключительно об угождении себе. Следовательно, чтобы достичь действительной кротости требуется отвергнуться себя, пойти во след Христа (Мф. 16:24) и если возможно сохранять мир со всеми людьми (Рим. 12:18). Впрочем, это взаимосвязано. Как говорит святитель Феофан Затворник: «Отвергшиеся себя и в след Господа пошедшие имеют прочную основу мира; но как и в них ветхий человек не вдруг умирает, то и в них нередко чувствуются припадки раздражения, покушающиеся разрушить взаимный мир. И подобает блюстись. Не многое требуется: жертвуй всегда своим в пользу другого, и никогда мир твой с другими не нарушится».¹⁹

Итак, говорит Господь, возьмите иго самоотвержения на себя, и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11:29). И как Я кротко допустил снять с себя одежды Свои и растерзать плоть Свою на кресте, так и вы учитесь с кротостью переносить бесцеремонность ближних, поручая Мне воздаяние за обиду,²⁰ а лучше, если можете, благотворите ненавидящим вас (Мф. 5:44). А именно: если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья (Рим. 12:21). Вот благословенный и единственно возможный способ отмщения – благотворение тем, которые сделали и делают нам что-либо неприятное и худое.

Братья и сестры, облечемся как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу (Кол. 3:12–13). Подражая Господу и Его угоднику святому пророку Моисею, постараемся быть всегда готовыми на всякое доброе дело, никого не злословить, быть не сварливыми, но тихими, и оказывать всякую кротость не только по отношению к начальству и властям, но и вообще ко всем человекам (Тит. 3:1–2). Аминь.

2003 г.

(Нед. 12 по Пятидесятнице. Суббота. Мф. зач. 90)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Наше жительство – на небесах» (Филип. 3:20)! – сказал апостол Павел. Но, как пояснили святые Отцы, такое жительство для нас, пока мы странствуем на земле, возможно лишь «по уму и по внутреннему человеку»,²¹ а по телу мы являемся гражданами того государства, в котором временно поселил нас Промысл Божий. И мы не можем забывать о том, что «если мы в Царство Божие призваны, то должны быть и гражданами этого царства, звания этого достойными».²² Ведь вполне «можно быть слушателем Божественной мудрости и вместе своему гражданскому положению соответствовать».²³

В чем выражается это соответствие? Прежде всего, в повиновении существующим властям и постановляемым от них законам. Так апостол Петр наставляет нас, говоря: «Будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро» (1Петр. 2:13–14). Начальство установлено Богом для того, чтобы ограждать общество от зла, давая простор благу. В этом смысле всякий начальник есть Божий слуга (Рим. 13:4). И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь (Рим. 13:5–7).

Обратим наше внимание, братья и сестры, на то, что у христиан есть своего рода долги, которые им следует отдавать сообразно с родом начальствующих. Когда у Христа Спасителя спросили: «Позволительно ли давать (σουναι) подать кесарю, или нет» (Мф. 22:17)? Он тут же исправил вопрошавших, сказав, что кесарево кесарю надо не давать, а отдавать (αποσουναι), ибо подать не добровольный дар, но законная обязанность, которую, как и всякую другую, каждый христианин должен исправно выполнять, заграждая уста невежеству безумных людей (1Петр. 2:15).

Таким образом, живущий в том или ином государственном обществе и пользующийся удобствами, безопасностью и прочими выгодами от него, обязан подчиняться тем законам, по которым живет это общество. Впрочем, если эти законы не противоречат законам Божиим. Если, например, общественные власти приказывают отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса, то судите сами, справедливо ли пред Богом слушать их более, нежели Бога (Деян. 4:18–19)? В таком случае мы не можем признать, что эти власти от Бога (Рим. 13:1), ибо всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста (1Ин. 4:3). Но опять же только тогда оправдано неподчинение, когда от властей исходит запрет Богу отдавать Божие, во всех же остальных случаях требуется продолжать кесарю отдавать кесарево. И даже в то время, когда государственная власть жестоко преследует нас за последование христианскому учению, мы обязаны повиноваться ей в делах гражданских.

К сожалению, не все способны бывают придерживаться правильной линии христианского поведения, путая одни обязанности с другими. Примером тому может служить та группа раскольников, которая получила в XIX веке название «странников» или «бегунов». По их учению требовалось прервать всякую связь с гражданским обществом, а именно: не участвовать в переписи, не платить государственных податей, не иметь паспортов и находиться в странствовании на том основании, что ныне в мире спасение стало невозможным. «Странники» веровали, будто антихрист уже пришел и царствует видимо в правительственной российской власти, а потому следует отвергать исполнение всех исходящих от этой власти повелений.

Не воспроизводят ли их ложное учение сегодня те, которые начинают отказываться от всего, что связывает их с гражданским обществом на основании тех же апокалиптических страхов? Сколько ныне встречается духовных руководителей возмущающих народ и призывающих к неприятию всех общественных предприятий, начиная с переписи и налоговых платежей и кончая различными видами паспортов и денежных эквивалентов. А ведь все эти вещи ни прямо, ни даже косвенно не препятствуют отдавать Божие Богу. Причина подобных заблуждений в том, что не проводится достаточно ясной и точной границы между совершенно разнородными областями. Что вообще из внешнего, материального может помешать внутреннему, духовному? Ведь Дух дышит, где хочет и никакие материальные вещи не в состоянии удержать его в себе или подчинить себе, если этого не хочет сам Дух. Так бывает и со всяким, рожденным от Духа (Ин. 3:8). Таковому не могут повредить никакие общественные формы жизни.

Очень правильно один древний христианский апологет сравнивал христиан с душой, а общество с телом, в котором эта душа обитает. И как душа обитает в теле, соблюдая законы его но не принадлежа ему, так и христиане, хотя и обитают в мире, соблюдая законы мира, но не от мира они.²⁴ Населяя различные города, христиане не должны отличаться от людей живущих в них ни бытом, ни языком, ни одеянием, ни другими знаковыми чертами, накладывающими ту или иную печать принадлежности обществу, но лишь в некотором роде парадоксальном устроении своего жития, которое заключается в том, чтобы пребывая во плоти, жить не по плоти.

Живущие по плоти о плотском помышляют (Рим. 8:5), а не о том, чтобы «все было законно и сообразно с волею Божией».²⁵ Дела же плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное (Гал. 5:19–21). Делающие такие дела не могут наследовать Царствия Божия, ибо сии черты составляют печать мира сего и антихриста. Те же, которые усматривают печать антихристову в новых технических достижениях человечества или в формировании тоталитарного общественного строя, приписывая все это проискам антихристовых слуг, приготовляющих царство лжемессии, и начинают вести борьбу с этим, неприметно для себя уклоняются от духа Христова, т.е. начав духом, оканчивают плотью (Гал. 3:3), упуская из виду, что наша брань не против крови и плоти и не против начальств и властей земных, но против начальств, властей и мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6:12).

По учению Духа Святого не с техническим прогрессом надо бороться и не телесную свободу отстаивать, но всеусилено должно противостоять прогрессу греховному и стремиться к свободе от греха. Ап. Павел не призывает находящихся в телесном рабстве восставать против существующего общественного строя, но повелевает не только соблюдать должное повиновение господам своим (Еф. 6:5), но и почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение (1Тим. 6:1). А разве не хулится учение христианское от некоторых христиан, учащих противостоять формирующемуся новому общественному режиму и введению в связи с этим новых технических средств для учета и контроля населения?! Согласно с духом Христовым мы должны смиренно принимать и претерпевать все внешние пусть рабские положения и неудобства нашей жизни, заботится же только о том, чтобы не быть свободными от праведности (Рим. 6:20) и чтобы имя Божие не хулилось перед народами (Иез. 20:9). Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает, но заражен страстью к состязаниям и словопрениям, от которых происходят зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения (1Тим. 6:3–4).

Не отсюда ли, например, берут начало подозрения о готовящейся акции антихриста посредством введения различных электронных документов с последующим их вживлением в телесный состав человека, которые якобы уже в себе содержат печать антихристову. Следовательно, принимающие их и не сопротивляющиеся внедрению их в жизнь отрекаются от Христа и планомерно идут к поклонению антихристу, будущему всемирному управителю. Но, во-первых, что касается рода печати антихристовой, то теория с вживляющимися на лоб и руку микросхемами есть всего лишь гипотеза, которая к тому же не выдерживает критики со стороны истины. А во-вторых, учение об отдачи кесарю кесарева имеет прямое отношение и к самому антихристу, который будет некоторое время обладать гражданской властью. И следовательно, ему христиане должны будут по законоположению Божию платить подати, налоги, служить и даже воздавать честь и поклонение как представителю земной власти. Но ведь такое поклонение не является актом отречения от Христа. Оно будет таковым только тогда, когда антихрист потребует поклонения себе как Богу. Для сего он будет и великие знамения творить (Отк. 13:13). И только в таком случае христиане должны будут исполнить заповедь отдачи Богу Божия.

Так именно и поступали христианские мученики первых веков. Состоя на службе у языческих императоров, они с величайшей добросовестностью исполняли все поручения, которые были необходимы для удовлетворения общественных нужд и оказывали всяческое почтение достоинству их власти до тех пор, пока те от них не начинали требовать себе божеского поклонения. Так поступят и христианские мученики времен антихриста, помня, что не только отвергающим Христа, но и отвергающим начальство и злословящим высокие власти обещана достаточно печальная участь (Иуд. 1:8)! Аминь.

2004 г.

(на Рождество Пресвятой Богородицы – 8/21 сентября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Днесь «неплоды рождает» Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, являя миру ту, которая должна была стать «домом Премудрости» и «пречистым храмом Спасовым». В Ветхом Завете, когда восхотел Бог пребывать в Иерусалиме, Царь Израильский создал Ему храм из драгоценнейших веществ. Но оказалось, что Всевышний не в рукотворенных храмах живет (Деян. 7:48) и требовалось Ему создать новый храм из веществ более драгоценных. По свидетельству Слова Божия, дороже всех драгоценных камней является добродетель целомудрия (Притч. 3:15), которая есть гармоническое действие всех душевных сил, не позволяющее необходимые потребности превращать в не необходимые похоти (Рим. 13:14). Бог любящий чистоту и непорочность пожелал приготовить себе дом из подобного же материала и выбрал для строительства сего всенепорочную чету, Иоакима и Анну, обладавшую необходимым для этого «строительным материалом», ибо по утверждению св. Димитрия Ростовского, в то время на земле не было более непорочной пары, нежели Иоаким и Анна.²⁶ «Подобно тому как земные цари имеют свои порфиры, сделанные не из простой материи, а из златотканной, так и Небесный Царь восхотел иметь Пречистою Своею Матерью, в плоть Которой как в царскую порфиру, Ему должно было облечься, рожденную не от обыкновенных невоздержных родителей, как бы из простой материи, но от целомудренных и святых».²⁷

И действительно, по плодам их узнаете их (Мф. 7:16). Плодом их чрева явилась такая Дева, чистоте которой дивились не только люди, но и сами ангельские силы. Некоторые даже утверждают, что Она была настолько чиста и непорочна, что никогда не имела не только нечистых дел, но и нечистых мыслей²⁸ и была неприкосновенна для чувственных, плотских ощущений, потому что ум Ее был постоянно обращен к Богу и к предметам духовным, откуда и заимствовал духовные ощущения. Стяжав собственным настроением возможную для людей чистоту, Она тем самым привлекла к себе Бога и получила преизобильно от Него очистительную благодать. Вследствие чего естественная Ее девичья чистота претворилась в чистоту сверхъестественную. «Чистая по собственному состоянию тела и духа, – говорит св. Игнатий Брянчанинов, – соделалась чистейшей от творческого всесильного действия, произведенного в Ней животворящим, очищающим, обновляющим, изменяющим, притворяющим свои сосуды, Духом Божиим. Чистая Дева соделалась Пречистою, чуждою всякой скверны помышляемой и ощущаемой»²⁹. Эта сверхъестественная чистота сердца и поселила в себе Бога-Слово; она же поселила Его и в самой утробе, так что Слово стало плотью.

Чистота сердца – цель жизни человеческой. Чистое сердце способно увидеть невидимого Бога (Мф. 5:3). Увидев Бога своим умным чувством и ощутив любовь Его, оно не может не полюбить Его. Полюбив Его, оно стремится к соединению с Ним. А соединившись с Ним, оно успокаивается в Нем, достигая такого состояния, которое в Писании именуется Царством Божиим. Сущность Царства Божия заключается в Богообщении и в восприятии человеком благодати Святаго Духа. «Царствие Божие в нас есть, – по словам св. Симеона Нового Богослова, – когда Бог бывает с нами в единении благодатью Пресвятаго Духа»³⁰. По его же мысли, не следует льстить надеждою спасения тому человеку, который не почувствовал в себе действия благодати Божией³¹. «Тщетно именуется христианином тот, – говорит он, – кто не имеет в себе благодати Христовой ощутительно»³². Благодать же, живущая в человеке, обнаруживает себя через непоколебимость во всех добродетелях, то есть обнаруживает себя в святости, а святость, по учению церковному, преимущественно свидетельствуется чистотой от плотских влечений и сочувствий³³. Апостол Павел прямо отождествляет святость с хранением себя от блуда (1Сол. 4:3). «Не призва нас Бог в нечистоту, – говорит он, – но в святость» (1Сол. 4:7). То же самое говорят и святые Отцы. «Чистота – это добродетель противоположная блудной страсти»³⁴, – говорит свят. Игнатий. «Чист тот, – по слову преп. Иоанна Лествичника, – кто плотскую любовь отражает любовью Божественною»³⁵. По другому можно сказать, что чистота – это любовь Божественная, любовь к Богу, а нечистота – это любовь плотская, любовь к твари помимо Бога, любовь не исходящая от Бога и исключающая любовь в Боге. По этой причине никаким грехом так не гнушается Бог, как грехом плотским, выражающимся в непотребстве и разврате³⁶.

Бог раскаялся, что создал человека, когда увидел, что всякая плоть извратила путь свой на земле (Быт. 6:12). Этот ужасный разлив чувственности был во времена Ноя. Прежде видимого водного потопа человечество утонуло в невидимом потопе греха, наполнив ум и сердце непотребством. Дальнейшее их существование было бессмысленным. За ту же распущенность нравов были погублены Содом и Гомора с близлежащими городами. По той же самой причине погибли и жители развратных городов Геркуланума и Помпей. Раскопки в городе Помпей доказывают чудовищную развращенность его жителей. Там были найдены бесчисленные изобретения безнравственной наготы встречающиеся в разных видах и разной величины, на воротах, на стенах, в домах и домашних предметах.

Увеличение блудных пороков, по учению Слова Божия, является характерным признаком кончины мира³⁷. Как еще апостол Павел сказал, что в последнии дни люди будут более сластолюбивы, т.е. живущие ради наслаждения, нежели боголюбивы (2Тим. 3:1–4). Апокалипсис изображает это последнее крайнее растление мира в образе жены, великой блудницы, держащей в руке своей золотую чашу наполненную нечистотой блудодейства (Отк. 17:1–4), которой она напоила все народы (Отк. 18:2).

Без преувеличения можно уподобить современную нашу жизнь этому самому питию из золотой чаши великой блудницы. Сегодня отовсюду – со страниц газет, журналов, книг, с рекламных стендов, с экранов телевизоров льется обильно грязный, мутный поток блудных образов, разжигая и распаляя плоть. Со всех сторон возбуждается плотская похоть и провоцируется ее усиление в каждом человеке. Диавол, подобно Навуходоносору (Дан. 3-я глава), принуждает под громкие звуки музыки поклониться золотому истукану, т.е. плоти, с ее животными стремлениями. Современное человечество в большинстве своем «махнуло рукой» на свое спасение и интуитивно знает, что идет в погибель, однако, придерживаясь принципа – «погибать так с музыкой», поклоняется золотому истукану, удовлетворяя все свои прихоти и похоти. А для тех, которые остаются верными Богу и Его заветам, диавол разжигает в семь раз сильнее огненную печь соблазнов нынешней культуры.

Благодаря современным техническим достижениям стало возможным сконцентрировать в малом времени большой объем греховных образов и сведений. Достаточно сейчас провести один час перед экраном телевизора, чтобы растлить свое сердце в такой же степени в какой раньше это можно было сделать в течение длительного времени, участвуя во всяческих оргиях.

В этой горящей печи, обжигающей огненными языками соблазнов, приходиться жить нам, современным христианам. И только милостью Божией возможно сохраниться от всепожирающего пламени, подобно трем отрокам, оставшимся невредимыми в печи вавилонской. «Умоляю вас, братия, – вопиет на всю вселенную святой апостол Павел, – милосердием Божиим представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего, и не сообразуйтесь с веком сим» (Рим. 12:1). Вообще, нужно заметить, что никогда не были послания святого апостола Павла так современны как сейчас. Он почти в каждом своем послании говорит о хранении целомудрия и бегании блуда. Примечательно еще то, что когда он перечисляет грехи, с которыми нужно вести борьбу, то всегда начинает это перечисление с грехов плотских³⁸, видимо по той причине, что они наиболее противны духу христианскому³⁹. «Сия бо есть воля Божия, – говорит он в послании к Солунянам, – храните себе самих от блуда» (1Сол. 4:3). «Бегайте блудодеяния» (1Кор. 6:18), – умоляет он коринфских христиан. Посылая письмо в Коллосы, Апостол пишет и им: «Умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту…» и т. д. (Кол. 3:5). А от ефесян прямо требует, чтобы блуд и всякая нечистота даже не именовались у них (Еф. 5:3). Наставляемые таким образом, первые христиане резко отличались от язычников в этом отношении, так что последние дивились, что те не сходятся с ними в тоже блуда разлияние (1Пет. 4,4).

Святая Церковь всячески заботится о сохранении целомудрия своих чад. Строго судит грехи против седьмой заповеди, отлучая согрешивших на многие годы от Причащения. И не только запрещает совершать грех на деле, но запрещает даже смотреть на то, что запрещено делать, анафематствуя, например, 100-м правилом VI Вселенского Собора распространителей изображений «обаяющих зрение, растлевающих ум и производящих воспламенение нечистых удовольствий». Охраняя верующих от соблазна, она запрещает 26-м правилом того же Собора даже изящные женские прически и «аще кто вопреки сему правилу поступит, да будет отлучен». Так строго она относится ко всем проявлениям блудной страсти по той причине, что Царство Божие несовместимо с похотью. Блудник не может надеяться на спасение (Еф. 5:5). Впадая в грех, он самим действием падения отлучает себя от вечного блаженства. Есть конечно и другие пагубные следствия блудного греха, которые отражаются на внешности человека, на его здоровье телесном и душевном, на обществе и т.п., но все это в сравнении с первым является уже не столь значительным.

Поистине, горе нам, живущим перед лицом столь многих соблазнов! Однако, это не оправдание для соблазняющихся. Соблазнов много, но также много способов избежать их. Ною сохранена была жизнь – за что? За то, что он хранил себя от обычаев своего времени и не жил как все. Лот избежал участи Содомлян – почему? Потому что избегал греха их и не подражал житию их. Три отрока остались невредимыми в пещи Вавилонской – по какой причине? По той, что до конца оставались верными Богу и Его заветам. Пресвятая Дева на своем примере показала какой чистоты может достичь человек, если только пожелает. Ведь для этого то и приходят соблазны, чтобы узнать, к чему более склонится человек: к добродетели или ко греху, к чистоте и целомудрию или к временной греховной сладости, ко спасению или к погибели. Надобно, поэтому, придти соблазнам, чтобы испытать наш выбор. Сделаем же братья и сестры правильный выбор, ибо от этого зависит наша вечная участь! Аминь.

2000 г.

(на день памяти св. прав. Иоакима и Анны 9/22 сентября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В день памяти блаженных супругов, Иоакима и Анны, праведных родителей Пресвятой Богородицы, о добродетели которых довольно было сказано вчера, приличнее всего поговорить нам, братья и сестры, об исходящей из человеческого естества потребности заключать взаимные союзы, именуемые брачными, которых не только не гнушается Бог, но и всячески благословляет (Быт. 1:22). Тем более это является уместным в виду того, что среди христиан вновь стало чаще встречаться учение бесовского характера, хотя и одевающееся в личину святости, возбраняющее христианам вступать в брак (1Тим. 4:13). И хотя достаточно много аргументов имеется у святых Отцов в защиту того, чтобы не осуждать брака и не считать «препятствием и помехою на пути, ведущем к добродетели – иметь жену и воспитывать детей»,⁴⁰ однако снова и снова приходится объяснять нам то, что кажется давно таким ясным и понятным.

И сказал Господь Бог: нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут два одна плоть (Быт. 2:18, 22–24). Так устанавливается Богом начало брака и семьи – остаток блаженства и чистейшего наслаждения, как для души, так и для тела. Жизнь супружеская в идеале своем предполагает жизнь самую счастливую, богатую радостями и полную наслаждений душевных и телесных. В том и Божественный замысел, чтобы брак приносил счастье, делая жизнь мужа и жены более совершенной, и если он не приносит этого, то вина не в брачных узах, а в людях, кои соединены ими.

Брак – это соединение двух несовершенных половинок в единое совершенное целое, так что образуется из двух жизней одна и каждая из половин до конца дней своих несет священную ответственность за высшее благо другого. «Тайна сия велика» (Еф. 5:32), – говорит о браке Апостол. Таинственно и непостижимо происходит в браке соединение двух личностей в одну плоть по образу духовно-благодатного единения Христа с Церковью. Брак основан на таком влечении человека, на такой его потребности, которая заложена в самой его природе по воле Создателя. И главной целью брака является взаимная, полная, нераздельная преданность и общение двух супружеских лиц. Они двое должны жить только друг для друга и отдать друг за друга жизнь свою. Прежде несовершенные муж и жена, восполняя друг друга через взаимообщение, нравственно влияют друг на друга, помогают друг другу совершенствоваться, выполняя этим свое назначение, которое состоит в спасении. Супружество, по мысли св. Отцов, не может быть препятствием на пути к Царству Небесному, потому что если бы оно было препятствием, и если бы жена уготовляла одни только козни, то Бог, сотворив ее в начале, не наименовал бы ее помощницей.⁴¹

Но кроме спасения взаимного, другой целью брака является рождение и воспитание детей. Когда появляется в доме новорожденный, брак как бы заново рождается. Невинное дитя сближает семейную пару еще более. Его беспомощность затрагивает в сердцах родителей благородные струны и нет сильнее того чувства, которое приходит к ним, когда они держат на руках свое дитя. Великое дело – взять на себя ответственность за эту юную жизнь и сообщить ей соответствующее направление и качество.

Слово Божие учит, что рождение детей есть благословение Божие. Вот наследие от Господа: дети; награда от Него – плод чрева (Пс. 126:3). Ничто не может быть так дорого для женщины как ее собственное дитя, ради которого она забывает себя и все скорби и труды связанные с рождением его. Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16:21). С умножением числа детей умножается и число забот! Но эти заботы не тяготят, а напротив, приносят радость. Одно сознание, что все труды, лишения и беспокойства доставляют спокойствие и удобство лицам любимым, уже дает глубокое чувство утешения.

К сожалению, в наше время изменилось воззрение на семейную жизнь и получили большое распространение превратные взгляды на рождение детей. Теперь редко встречаются многодетные семьи. Заводят одного-двух, а остальные становятся лишними, которых безумные родители могут даже убить еще во утробе, не дав увидеть им света Божия. И нельзя сказать, что вся причина в бедности, в материальных трудностях жизни. Наши предки жили куда беднее, но они твердо верили и знали, что Бог не оставит их без помощи. «Даст Бог детей, даст и на детей» – говаривали они, исповедуя неопровержимую и опытом подтверждаемую истину. И не является ли наказанием Божиим то, когда имеющие одного ребенка работают в поте лица и с трудом могут его прокормить?

Ясно, что из-за неверия, крайнего себялюбия и упадка нравственности, стремления к удобствам и спокойствию, снижается рождаемость. Самое дорогое не ценится и считается тяжким бременем, от которого желают избавится, чтобы жить беспрепятственно кому как захочется. Но невозможно быть счастливым тому, кто живет за счет убийства своих детей. Кроме того, источником всех семейных скорбей служит обычно любовь к себе или как следствие этого страстная любовь к супругу (супруге), которая быстро проходит и испаряется как пар, являющийся на малое время (Иак. 4:14).

«Из многих опытов видно, – пишет преподобный Макарий Оптинский к одной мирской особе, – что у тех, кто по страсти вступает в супружество, не бывает счастья: страсти остынут, и любовь исчезнет. Надобно избирать партию по разуму, с благочестивым намерением и молитвою ко Господу, чтобы жизнь провести в мире и любви, для семейного счастья и общественной пользы»⁴². Браки, заключенные по страсти, непрочны. Страсть, которую в наше время по какому-то странному недоразумению называют любовью, на самом деле является лишь телесным, похотным возбуждением. При такой «любви» любят не человека, а то возбуждение чувства, которое он вызывает. Интересен человек, как предмет страсти, а не сам по себе. Страстная любовь сейчас самый распространенный наркотик, но как действие наркотика в организме со временем ослабевает и требует увеличение дозы, так и страстная любовь постепенно уменьшается, ибо притупляется острота опьянения и тогда требуется увеличение дозы, обновление, замена «любимого» человека. Так распадается только что созданный союз, ибо на таком чувстве нельзя создать прочную семью.

Для этого потребно то чувство, которое долготерпит, видя недостатки, особенности привычек и вкуса своей второй половины; милосердствует, успокаивая и утешая ее в скорби; не завидует, печалясь о благе ее в ущерб собственного; не превозносится, говоря легкомысленно и поступая неосмотрительно; не гордится, считая себя выше и совершенней; не бесчинствует и не чувствует бесчестия и унижения, оказывая услуги любимому; не ищет своего и для себя; не раздражается, встречая неприятности и неудобства; не мыслит зла в другом и от другого; не радуется неправде, от которой страдает любимый, а радуется истине, которая приносит благо ему; все покрывает, набрасывая как бы вуаль на грехи, слабости и немощи возлюбленного; всему верит, доверяет, надеется на лучшее и терпеливо переносит все неприятности, которые могут быть доставляемы ей со стороны любимого и в такой степени, что ничто не может отторгнуть ее от любви к любимому, и она поэтому никогда не перестает (1Кор. 13:4–8).

Из этого чувства выводятся все так называемые секреты счастливой семейной жизни, такие как: уступчивость, нежное внимание, особая деликатность во взаимоотношениях, верность в самом широком смысле слова. Уступчивость прекращает возникающие ссоры и не дает развиваться гневу и обидам. Привыкшие уступать друг другу супруги не смогут поссориться, даже если этого захотят. Оказываемые друг другу знаки внимания будут питать взаимную расположенность и создавать в их жизни атмосферу счастья, которое «составляется из отдельных минут, из маленьких, быстро забывающихся удовольствий от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых, мыслей и искренних чувств»⁴³. Искренность рождает доверие, являющееся основой верности не только в делах, но и в самих мыслях. К усилению этой добродетели может служить убеждение во взаимной нужде. Не будет ни согласия, ни любви между супругами, когда каждый из них станет требовать любви и преданности от другого, не стараясь об исполнении своих обязанностей. Нужна, очень нужна некая тонкая деликатность, которая всячески старается не демонстрировать свое плохое настроение и оскорбленные чувства, ибо знает, что никто не будет так переживать из-за резких и необдуманных слов, хотя и слетевших с губ нечаянно, как вторая половина. Ведь чем ближе отношения, тем больнее сердцу от такого взгляда, тона, жеста, слова, которые свидетельствуют о раздражительности или необдуманности. Здесь сильный должен понести немощь бессильного (Рим. 5:1). Сильный, обижающий слабого, вызывает презрение к себе и укор. Всемогущий Бог, претерпев от создания своего всевозможные оскорбления и несправедливости, не ответил ему тем же и не наказал его жестоко, но по несказанно сильной любви к нему снизошел к его немощи, ограниченности и неразумию (Ис. 53:4), проявив тем самым Свою силу и Свое благоразумие. К этому, в частности, призывается сильная половина в отношении своей слабой половине (1Петр. 3:7), которой она снисходит, учитывая свою природную силу и ее природную немощь. Муж должен в буквальном смысле слова угождать жене (1Кор. 7:33), хотя и не ее страстям, отдавая все лучшее, что есть у него. А она, в свою очередь, должна помогать ему в этом, побуждая его к совершенствованию. Это великое искусство, которому супруги терпеливо должны обучаться не только ради себя, но и ради детей своих, потому что самое богатое наследство, которое родители обязаны оставить детям это счастливое детство с нежными воспоминаниями об отце и матери. Аминь.

2005 г.

(на Воздвижение – 14/27 сентября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы вспоминаем обретение животворящего Креста Господня, образ которого до этого являлся императору Константину, послужив символом его победы над врагами. Желая отыскать показанный ему Крест, равноапостольный Константин направил в Иерусалим свою мать, царицу Елену, которой в 326 году удалось обнаружить не только Крест Господень, но и кресты распятых вместе со Спасителем разбойников.

Данная находка, как нам видится, является не только исторической закономерностью, но и прекрасным аллегорическим образом, показывающим, что пребывание со Христом неизбежно соединяется с крестом. Не случайно желающих быть с Ним в Царстве Его, Он предупреждает, что прежде вы будете пить чашу Мою, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься (Мф. 20:23), имея в виду крестные муки и страдания (Мф. 26:39). В виду этого распятые вместе с Ним разбойники вполне могут послужить наглядным образом человечества в его отношении к Богу и своему спасению. Тем более, что всякий, проживающий свою жизнь в противность назначению Божию и в угоду своим страстям невольно становится разбойником по отношению к самому себе, ибо сказано, что любящий душу свою любовью мира сего погубит ее, отчуждив ее от Бога (Ин. 12:25) – единственного источника жизни и блаженства. И вот, стремясь спасти убийцу своей души, Господь посылает ему крест, приговаривая: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24).

Исходя из этого, от каждого последователя Христова требуется принятие данного ему от Бога креста. Не случайно же говорят, что без креста не увидишь Христа. Так что человеческие кресты крайне необходимы в деле спасения. Впрочем, спасительными они станут лишь тогда, когда соединятся с крестом Христовым, чрез который и ради которого посылается от Бога всяк дар совершен. И тот, кто несет свой крест, не имея в виду креста Христова, напрасно трудится и надеется, ибо, если терпеть скорби, но не ради Господа, это не принесет пользы духовной. Для этого важно не только оказаться на кресте, но и быть распятым рядом со Христом и в виду Его. Хотя, и это еще не гарантирует спасение, как видно из примера разбойника распятого по левую сторону. Как видим, сей разбойник был на кресте, и Христос был распят рядом, желая облегчить его страдания, но ему это не помогло, ибо он рвался избавиться от креста, считал его незаслуженным, не мог с покорностью и исповеданием своих грехов принять его, не хотел обратиться к Богу с мольбой о спасении.

Если мы желаем избавиться от зла, необходимо суметь собственный крест преобразовать в крест Христов, превратив его из орудия казни в орудие спасения. Как это сделать?

Сначала давайте рассмотрим и изучим крест со всех его сторон. Если посмотреть на него с чисто внешней стороны, то мы увидим, что он состоит из различного рода болезней, несчастных случаев, оскорблениий, напраслин, неблагоприятностей во взаимоотношениях, семейных неприятностей, потери близких, и всякого рода лишений, встречаемых на каждом шагу в жизни всякого человека. Все эти скорби тесно связаны с земным пребыванием нашим с той самой минуты, как мы сами себя лишили райской жизни, и не закончатся до тех пор, пока мы вновь эту жизнь не приобретем. Сами по себе они спасительными не являются, так что можно испить полную чашу всех видов злостраданий и не получить никакой от этого пользы. Чтоб они были во спасение, следует употребить их по намерению Божию при назначении их в отношении к человеку. Скажите, зачем Господь так устроил, что на земле нет никого, кто бы не знал перечисленные виды скорбей? Это сделано с той целью, чтобы человек почувствовал ненормальность своего положения и искал выхода из него, познал скоротечность временного своего пребывания и не прилеплялся ни к чему земному, обрел бы высший смысл своего существования и научился бы сообразовывать с ним жизнь свою. Кто достигнет этой цели, тому все эти и многие другие неприятности не только не повредят, но еще и пользу принесут, да и переживаться будут легче. Кстати, те или иные переживания, составляют крест с его внутренней, скрытой от внешнего взгляда, стороны. Одни и те же обстоятельства разными людьми по-разному воспринимаются и переживаются. То, что одному кажется приемлемым или терпимым, для другого может оказаться невыносимым. И дело здесь не в свойстве скорбей, а в восприятии переносящих их.

Но, к сожалению, мера восприятия не определяет меру спасения. Эту меру определяет вид креста, повторяющая вид Креста Животворящего, на котором те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями (Гал. 5:24). Только этот вид страданий помогает сковать страсти и обездвижить похоти. Что это за вид? Ни что иное как постоянная борьба с ними и болезненный труд по искоренению их. Страсти и сами по себе болезненны, потому что срослись с нашим естеством настолько, что стали как бы естественны. Поэтому, если даже с ними не бороться, они все равно возведут на крест, вызывая страдания, только крест этот не во спасение послужит, а приведет к смерти духовной, ибо возмездие за грех – смерть (Рим. 6, 23). Борьба же с грехом и страстями хотя и болезненна, как и всякое хирургическое действие, однако спасительна, как возвращающее утерянное здравие душевное и телесное. Таковому святые Отцы говорят неустанно: «Ты гибнешь на кресте страстей своих. Разори этот крест и устрой другой – крест борьбы с ними. И будет тебе распинание на нем во спасение»!⁴⁴

Таков крест разбойника благоразумного, который отличается от разбойника неразумного тем, что он сумел покаяться и произвести необходимое изменение в уме и сердце своем. В результате, неразумный уверен, что миром правит случай, а благоразумный верит в то, что все подчиняется единой воли Божией и подчиняется ей; неразумный не видит связи бедственного существования с грехами своими, а благоразумный считает, что мы осуждены справедливо (Лук. 23:41) и что горькость здешней доли искупает от горчайшей вечной участи. Поэтому неразумный терзается и мучается, злословя Господа (Лук. 23:39), а благоразумный повторяет из среды бедствий своих молитву: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» (Лук. 23:42)! И хотя внешнее положение разбойников не отличаются между собой, однако помышления и чувствования неразумного и от собственного креста не спасают, и от греха и смерти избавления не приносят, будучи разъединены с крестом Христовым, тогда как помышления и чувствования благоразумного словно нитями связывают наш крест с крестом Христовым, получая из Него спасительные для нас силы, благодаря чему он может даже хвалиться крестом Господа нашего Иисуса Христа (Гал. 6:14).

В конечном же итоге, наш разбойничный крест, после очищения нас от страстей, должен преобразоваться действием Креста Господня в крест беспрекословной преданности воли Божией. Как Господь наш Иисус Христос, хотя и желал избежать посылаемых Ему страданий, однако полностью отказался от своей воли в отношении их (Мф. 26:39), так и достигший в меру возраста исполнения Христова, сообразовывает свою волю с волей Божией настолько, что как бы распинается на ней, пригвождая к ней всякое свое действие, мысль и желание. И когда придет в такое состояние, когда уже не он сам, а Бог производит в нем и хотение и действие по Своему благоволению (Фил. 2:13), тогда говорит: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Такое состояние есть предначатие состояния будущего, когда Бог будет всяческая во всех. Далеко не каждый может достигнуть его еще в сей жизни, однако если не воспримет креста разбойника благоразумного, не сможет достигнуть его и в жизни будущей.

Посему, находясь сегодня у подножия воздвигнутого Креста Господня и воззревая на Него, не презрим и креста разбойничьего и, добровольно взяв его на себя, будет взывать прилежно: «Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя». Аминь.

2018 г.

(в день памяти св. Иоанна Богослова – 26 сент/9 окт).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Святой Апостол и Евангелист Иоанн, память которого празднуется сегодня, издавна именуется святой Церковью Богословом. Такое наименование он получил по причине глубокого проникновения в тайны домостроительства Божия. В Евангелии и посланиях своих он вкратце изложил, можно сказать, весь курс христианского богословия. Кроме того, святой апостол Иоанн по праву может именоваться еще и Пророком по причине написания Апокалипсиса – книги, содержащей в себе ряд пророчеств о том, чему надлежит быть вскоре (Апок. 1:1). В символах и образах эта книга показывает всю историю трагедии падшего мира и историю воцарения Христа Царя, совершающегося в крестных путях этого же мира.

Со времени написания Апокалипсиса и до наших дней человечество в скорбные периоды жизни своей всегда напряженно всматривалось в это духовное зерцало судьбы человечества, пытаясь разгадать смысл пророческих видений, бывших некогда возлюбленному ученику Христову. Сейчас эта книга приобретает особое значение, в виду приближающегося конца и обостренного в связи с этим апокалиптического восприятия непривычно быстро изменяющихся реалий современности. Одним из настораживающих явлений для многих верующих явилось сегодня введение в нашей стране новой системы учета населения с применением еще невиданных, а потому и настораживающих способов опечатания гражданской принадлежности. Необоснованные страхи перед мнимым злом и внешним врагом, «страшного» образа которого совсем еще не видно, свидетельствует не только и не столько о невежестве и неразумии отдельных лиц, сколько о том общем жизненном неблагополучии, которое присуще всему современному христианскому обществу.

В чем выражается это неблагополучие? Оно выражается – в изменении характера христианской жизни. Слово χαρακτηρ в переводе на русский язык звучит как примета, отличительное свойство, черта, знак или печать. Когда говорят о характере, то обычно разумеют под этим именно такую совокупность свойств и качеств личности, которые накладывают определенную печать на все ее проявления и деяния. Черты характера составляют те существенные свойства человека, которые определяют тот или иной образ поведения, образ жизни. Определяя образ жизни, характер в свою очередь сам им же определяется и формируется. Причем, формируется характер не отдельными и единичными действиями, а именно всем образом жизни, который включает в себя соответствующие образы мыслей, чувств, желаний. Поэтому, «зная чей-либо образ жизни, можно угадывать, что думает он в то или другое время и как поступит в известных обстоятельствах», – говорит св. Феофан Затворник⁴⁵. Кроме того, следует заметить, что к характеру человека непосредственно не относятся те свойства его природы, которые обуславливают умения и способности; характер образуют именно те свойства, которые выражают направленность души человеческой. В зависимости от того, куда человек направляет силы ума своего и сердца, формируется и его характер.

Куда должен направить христианин все силы своей души? – ко Христу! Где Он? Как Бог – везде, как человек – на небе, а как образ – в Евангелии. Этот евангельский образ Иисуса Христа, как доступный, христианин и должен всегда иметь перед умственным взором своим, стремясь отобразить его в образе жизни своей через исполнение евангельских заповедей, в которых Господь наш Иисус Христос открыл Свои свойства, образ жизни и характер. Видевшие Его непосредственно, видели на Нем печать Божественности (Ин. 6:69), но и «кто вникнет в характер Иисуса Христа при разумном чтении Евангелия, тот по одному этому характеру исповедует Иисуса Богом»⁴⁶. А кто усвоит этот характер себе, тот сам станет подобным Христу Богу и получит от Него печать, которая есть благодать. «Поистине одна только есть печать Христова – осияние Духа Святаго, хотя много есть видов воздействий Его и много знамений силы Его».⁴⁷ Есть разные проявления, характерные для Божией благодати, такие как милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение и т.п. (Кол. 3:12–13), но основной чертой печати Христовой, которой знаменуются истинные ученики Христовы и по которой их всегда и во все времена можно узнать, является любовь к Богу и к Его образу – ближнему (Ин. 13:35).

Не получивший или получивший, но не сохранивший этой печати Христа, находится в опасности принять печать антихриста, усвоив предварительно его свойства, образ жизни и характер. По внутренней направленности душевных сил характер антихриста прямо противоположен характеру Христа, ибо все силы его направлены не к Богу, а к миру сему. Поэтому св. Иоанн Богослов в одном из своих посланий, желающим избежать образования пагубного характера, заповедует не любить мира, ни того, что в мире (1Ин. 2:15), разумея под «миром» не совокупность вещей, но совокупность страстей (2:16). Живущий по началам мира сего, а не по Христу (Колос. 2:8) непременно и неприметно образует в себе характер антихристов, получая на челе – уме своем и деснице – деятельности своей его печать – безблагодатность. Свойства печати антихристовой соответственные: злоба, немилосердие, похоть плоти, суетные попечения и проч. Но самой характерной его чертой является по слову преп. Нил Мироточивый злопамятство⁴⁸ как выражение ненависти, делающее сердце человеческое бесчувственным и нелюбовным. Кто не имеет любви к Богу и ближнему, тот уже имеет в духе своем печать антихристову, которую получил, приняв антихриста и поклонившись ему в духе. Логическим следствием такого настроения будет принятие антихриста во плоти, когда он придет во время свое, и принятие от него, а не кого-либо другого, печати его.

Не случайно среди признаков скорого пришествия антихриста указывается на оскудение любви к Богу и ближнему (Мф. 24:12) и на возрастание любви к миру сему⁴⁹. Причина принятия антихриста – миролюбие. Все злодеяния направленные против Бога и ближнего Писание приписывает миролюбцам (Мф. 23:35). Ужасный пример величайшего злодеяния показал всему миру впадший в миролюбие Богом избранный Израиль, совершивший богоубийство. В последние времена мира согласно пророчеству новый Израиль завершит совокупность злодеяний принятием антихриста (Ин. 5:42), стяжав душевное настроение и характер способные к принятию его.

Вот на что нужно обратить нам, братья и сестры, все свое внимание – на выработку в себе христианского характера, который вырабатывается деятельным исполнением заповедей Христовых и, в частности, заповедью о любви к Богу и ближнему. Именно такой характер мы видим у святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, который не только словами, но и всей жизнью своей учил деятельной любви, за что и получил наименование апостола Любви.

«Возлюбленные! – умоляет он, – будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь (1Ин. 4:7–8), и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (4:16). Для такого же не страшен антихрист со всеми его соблазнами, потому что таковой познал истину, которая есть любовь! Аминь.

2001 г.

(29 сент./12 окт. – Лук. Зач. 19 Гл. 5:17–26,)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня св. Церковь вспоминает описанный в Евангелии случай исцеления расслабленного и поставляет его нам в пример. Читая Евангелие, мы слышали, как в один день Господь учил в доме, где собралось такое количество людей, что не только внутри, но и снаружи, у дверей, не было места. И в то время, как Он учил, четыре человека принесли к Нему расслабленного, желая его исцеления, но не могли внести его внутрь и положить пред Ним из-за толпы, окружавшей весь дом. Тогда эти люди залезли на крышу дома, раскрыли ее кровлю и спустили сквозь нее одр, на котором лежал расслабленный, прямо под ноги Господу. Увидев веру их, Господь сказал расслабленному: «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2–8). Эти же слова Господь обращает к тем из расслабленных духом, которые проявляют изобретательную настойчивость, ища свой путь к Нему.

Четыре человека несшие расслабленного – это образ того, как узнавший о Спасителе дух человеческий, взяв себе в помощники – ум, сердце и волю, несет с их помощью расслабленную грехом душу на исцеление туда, где пребывает Господь. И ни любопытствующая толпа, сама не входящая и другим заграждающая вход в дом Божий (Церковь), ни близстоящие возле Него «праведники», одним своим видом вводящие в уныние всякую расслабленную душу, ни другие явные или только кажущиеся препятствия не могут остановить усердно ищущего спасения. Главное только не останавливаться при встрече первого же препятствия, но прилагать все усилия к его преодолению и делать все, что представляется возможным и даже то, что кажется невозможным. В конце концов, невозможное для одних человеческих усилий становится возможным содействием Божием (Лук. 18:27).

Что в этом отношении мы можем сказать о себе? Стыдно признаться, но мы настолько духовно расслабленны, что неспособны бываем подвизаться добрым подвигом веры, держась вечной жизни, к которой призваны, и исповедать доброе исповедание перед многими свидетелями (1Тим. 6:12). Почему? Потому что нет в нас необходимой решимости оставить полюбившийся грех и непоколебимой настойчивости в борьбе с ним. «Мы часто заканчиваем борьбу на половине, – с горечью свидетельствует один из наших современников, – потому что путь ко Христу оказывается трудным и загроможденным… Энергия падает, и страшная, предательская мысль вдруг является откуда-то и покоряет сознание: «Спасение для нас невозможно... Мы по­гибли!» И почти равнодушно люди возвращаются назад, отка­зываясь от дальнейшей борьбы».⁵⁰ А ведь условием успеха в борьбе за свое спасение является настойчивое стремление к цели. Этим же преодолевается любое встречаемое препятствие. «Не слышали ли вы о вдовице, как она победила судью, благодаря своей настойчивости? Не слышали ли, как один друг в самую полночь крепко молил и умолил своего друга? Не слышали ли и о хананеянке, как она своей неотступной просьбой возбудила к себе участие Владыки? Эти люди достигли цели настойчивостью».⁵¹ И Царствие Божие благовествуется всем, но входит в него не всякий, а только тот, кто прилагает к стяжанию его все свои силы и проявляет великую настойчивость (Лук. 16:16).

Отсутствие настойчивости объясняется отсутствием с одной стороны четко поставленной цели, а с другой, непреодолимого стремления к ней. В первом случае, когда разум не дает четкого видения цели, а сердце и воля увлекают душу в свою сторону, тогда силы тратятся понапрасну без малейшего продвижения к цели. Если же разум все-таки увидел и смог четко обозначить цель, но воля по лени своей не хочет следовать этой цели, а сердце удовлетворено тем, что имеет, не желая что-либо менять из-за боязни предстоящих трудностей, то продвижение в таком случае также невозможно, ибо разум только указывает путь, но не может следовать по нему отдельно от других сил души. Таким образом, настойчивость возможна лишь при наличии единой цели и единодушного стремления к ней.

Как же достичь столько необходимого согласия? В отношении единства цели это возможно, если понять, что нет нужды заботиться и суетиться о многом в этой жизни, ибо одно только потребно – внимать слову Господню, зовущему к Себе (Лук. 10:41–42). Когда ум наш внимает Слову Божию (Ис. 1:10), когда душа желает во дворы Господни, когда сердце и плоть восторгаются к Богу живому (Пс. 83:3), когда Бог является центром устремлений всех сил человека, тогда естественно возникает то единство цели, которое обеспечивает необходимую настойчивость. Если же ко всему этому примешать стремление к иным, противоположным духовному целям, то настойчивость поколеблется, потому что никто не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Невозможно с одинаковым усердием служить Богу и мамоне (Мф. 6:24).

Но если даже выбрана правильная цель, и явилась та непреодолимая жажда души к Богу крепкому, живому, когда не терпится явиться пред лице Божие (Пс. 41:3), необходимо еще позаботиться о том, чтобы не просто идти к Богу как это нам представляется, а предварительно согласовать свою волю с волей Божией. Это необходимо не только для того, чтобы избежать сомнений в правильности выбранной цели и средств к ее достижению, ибо от этого одного уже ослабляется должное напряжение, но и для того, чтобы получить от всемогущего Бога подкрепление наших немощных сил в столь сложном для них деле. Таким образом, всецело опирающийся на волю Божию становится непреодолимо настойчивей и сильней, нежели тот, кто руководится только указаниями своего ограниченного и к тому же омраченного грехом ума и действует слабыми силами лишь одной своей воли.

Впрочем, даже если мы встали на путь Божий и получили от Него благословение и помощь в достижении поставленной цели, то и это может не дать ожидаемого результата, если мы не будем следить за тем, чтобы воля не только не ослаблялась, но последовательно и постепенно реализовывала поставленную перед ней задачу, а не делала это беспорядочно и лишь по временам. Эпизодические и единичные усилия воли в деле духовного продвижения не только не дадут нужных результатов, но могут еще и повредить жизни духовной. Почему? Потому что духовная жизнь как и жизнь физическая развивается постепенно и органически, требуя одинаковых и непрерывных усилий. Усилия же чрезмерные и непостоянные способны здесь вызвать лишь гипертрофию. Вот почему чрезмерные подвиги, за которые часто берутся сгоряча начинающие, всегда вызывают тревогу у духовно опытных. Имея это в виду, авва Матой говаривал о молитвенном правиле: «Предпочитаю непродолжительное правило, но постоянно исполняемое, продолжительному, но в скором времени оставляемому».⁵² Для роста цветка часто и непродолжительно идущий дождь предпочтительней редко случающегося ливня. Последнего рода полив скорее нанесет вред, нежели пользу.

Нетерпение в духовном делании зависит желания иметь скорый и заметный для всех успех. Хочется стать свя­тым если не в одно мгновение, то очень скоро. И если этого не случается, начинает казаться, что все наши усилия пропадают даром, энергия скоро угасает и душой овла­девает уныние. Чтобы предотвратить такой настрой, надо знать, что ни одно усилие, как бы мало оно ни было, не пропадает без­результатно и оставляет свой след в душе. Посмотрите, как медленно и незаметно рас­тет дерево. Нашему глазу этот рост незаметен, но это не означает, что его нет. Так и в жизни духовной. Поэтому никогда не следует мерить, на­сколько ты вырос в духовном отношении, а все внимание об­ратить на то, каков будет твой следующий шаг. И пусть на этом пути ободряет нас не столько пример евангельского расслабленного, сколько глас, обращенные ко всем неослабно идущим ко Господу: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25:34). Аминь.

2012 г.

(в день памяти преп. Амвросия Оптинского – 10/23 окт).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем всеми любимого русского подвижника XIX века преп. Амвросия Оптинского. При чтении жития и воспоминаний о нем сложно сразу понять, что образ старичка, ходящего с палочкой или лежащего в своей келье, на самом деле относится к молодому мужчине, ставшего полным инвалидом в возрасте 35 лет. До конца своих дней он страдал воспалением слизистой оболочки желудка и кишечника, рвотой, кровотечениями и постоянной лихорадкой. При этом преп. Амвросий не только не унывал и не жаловался на судьбу, но еще и умудрялся утешать окружающих своим необычайно добродушным и веселым нравом, всем своим видом говоря: «Терпел Моисей, терпел Еслисей, терпел Илия, потерплю и я».

Преп. Амвросию с юности была присуща шутливость. Благодаря ей он всегда был душой компании. Она же сопровождала и многие его духовные наставления, которые он часто зарифмовывал, превращая в афоризмы. В церковный обиход прочно вошли такие его фразы как: «не люби слушать о недостатках других, тогда у тебя будет меньше своих»; «жить можно и в миру, только не на юру»; «нужно жить – не тужить, никого не обижать, никому не досаждать» и т.п. Он стремился, чтобы его ответ или совет сам врезался в память. Поэтому, например, он не просто опровергает теорию Дарвина, а делает это в такой полушутливой форме: «На слово не верь всякому вздору без разбору – что можно родиться из пыли и что люди прежде обезьянами были. А вот это правда, что многие люди стали обезьянам подражать и до степени обезьян себя унижать». Если обличал, тот так: «Хорошо бы, матушка Nина, если бы у тебя наружно была приятная и назидательная мина, при этом и душевная тишина хранима». Не только в беседах, но и в письмах он часто использовал эти свои сказовые особенности. А в одном письме даже встречается объяснение этой его манере общения с людьми: «Дай Бог, чтобы всякое возгорание неприятное скоро погашалось, чтобы не подавать деревенским ребятишкам повода повторять старинную песенку: «Гори, гори жарко, едет Захарка, сам на лошадке, жена на коровке, дети на телятках». По-видимому, песенка эта глупенькая, но не без причины же и повода какого-либо она сложена. А я вам написал это после духовного утешения для простого рассмешения».

Как видим, преп. Амвросии намерено использует юмор и рифму и именно эта способность шутить и играть словами влекла к нему всех искавших утешения и ободрения. Чисто психологически это легко объяснимо, но соответствует ли такой образ святого тому распространенному образу православного подвижника, который в подражание Христу никогда не смеялся и не шутил, поминая ублажение плачущих (Мф. 5:4) и укорение смеющихся (Лк. 6:25). Например, рассказывают, что преп. Памва, будучи всегда преисполнен умиления, никогда не смеялся, хотя бесы неоднократно пытались его рассмешить!⁵³ Таким же, говорят, был и преп. Сергий Радонежский и многие другие, с самого детства отказавшиеся от игр и забав.

Еще премудрый Соломон укорял смешливое настроение, говоря, что сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше, и поэтому сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья (Еккл. 7:3–4). Сегодня можно встретить целые сообщества смеющихся циников, навязывающих обществу модель постоянного и беспричинного смеха над всем, включая и то, что является святым для большинства. Таковые забавляются сами и забавляют других смешными словами, не замечая в себе действия пагубного тщеславия, желающего быть центром всеобщего внимания. В жертву популярности и популизму приносится доброе устроение сердца как смешащего, так и смеющегося с ним. Такой праздный смех становится оружием против всего доброго и дверью для всего недоброго. Примечательно, что Церковь называет преисподнюю «всесмехливым адом», а первым известным «шутником» является тот, чье имя Хам (Быт. 9:22). Св. Иоанн Златоуст считал ужасным «находить удовольствие в шутливости», а в особенности аскету, о чем и произнес целую беседу, в которой утверждает, что «смех делает слабыми узы целомудрия, смех отталкивает, смех не воспоминает о страхе Божием, смех не боится угрозы геенны, смех – путеводитель блуда, смехотворство производит то, что мы впадаем в беспечность, смехотворство – повод к презрению» и т.д.⁵⁴ В унисон с ними звучат и другие церковные голоса⁵⁵ во главе со св. Апостолом, полагавшим, что смехотворство неприлично званию христианина (Еф. 5:4).

С другой стороны, мы слышим от святых, что «угрюмая, отталкивающая, или брюзгливая жизнь не есть Божия жизнь»,⁵⁶ что шутка бывает назидательной,⁵⁷ что «не смех – зло, но зло то, когда он бывает без меры и когда он неуместен».⁵⁸ Все знают, что даже такой строгий аскет как преп. Антоний Великий позволял себе иногда шутить с братией, оправдывая это необходимостью послабления от изнурительных трудов и говоря, что «если мы сверх меры будем напрягать силы, то они скоро расстроятся».

Итак, святые Отцы сходятся во мнении на том, что «способность смеха дана нам не для того, чтобы хохо­тать и постоянно смеяться, а для того, чтобы, когда увидим какого-нибудь изнурённого и павшего духом, ободрить его улыбкою,… чтобы душа иногда получала облегчение».⁵⁹ Таким образом, шутки и остроты допустимы, когда они используются как средство для снятия стресса и напряжения, как попытка смягчить ту или иную конфликтную ситуацию, как стремление обличить порок с целью избавления от него.

Но не только цель оправдывает смехотворство. Оно и само должно проистекать из доброго источника. Смех – не грех, если он не связан с осуждением и злословием, если не рождается от беса блуда и тщеславия,⁶⁰ если за ним не скрываются зависть, праздность и другие пороки. Добрым смехом в подлинном смысле можно считать смех детский, который не осуждает, не злорадствует, не тщеславиться, не похотствует,⁶¹ но исполнен любви и доброжелательства ко всем.

Вот таким смехом пусть смеется душа наша, ощущая радость Божьего вездеприсутствия и чистоты совестной, как это делала и душа преп. Амвросия, щедро делясь своим душевным смехом со всеми, кто обращался к нему за утешением. Аминь.

2019 г.

(в день памяти св. мученика Лонгина сотника – 16/29 окт).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Верно и всякого принятия достойно апостольское слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников (1Тим.1:16) и доказательством сему является не только яркий пример разбойника, который первым вошел в рай, но и не менее показательный пример того римского воина, который совершил едва ли не самый тяжкий из всех возможных для человека грехов. Звали его Лонгин. Он был центурионом, т.е. командиром римской сотни, и непосредственно руководил солдатами, приводившими в исполнение смертный приговор Спасителю нашему, а затем охранявшими Гроб Господень. Но, став свидетелем чудес, сопровождавших крестные страдания и воскресение Господа, Лонгин уверовал в божественность Иисусову.

Согласно свидетельству Евангелия, сотник и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: «Воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27:54. Ср. Мк. 15:39~и Лк. 23:47). Предание церковное к засвидетельствованному в Евангелии прибавляет еще и то, что Лонгин был тем самым воином, который пронзил ребра распятому Господу Иисусу Христу, и от истекшей крови и воды получил исцеление своих больных глаз. Окончательно же он уверовал во Христа, как Сына Божия, когда находился в числе стражей, приставленных ко Гробу Господню, и видел как сошедший с небес Ангел Господень, вид которого был, как молния, и одежда которого была бела, как снег, приступив, отвалил камень от двери гроба, показав тем самым, что Христа нет во гробе, ибо Он воскрес (Мф. 28:2–6). После этого Лонгин сделался проповедником Христова Воскресения, возвестив сначала Пилату и архиереям обо всем происшедшем, а затем и всей вселенной, отказавшись от подкупа, который был ему предложен старейшинами израильскими, желавшими скрыть Истину от народа (Мф. 28:11–13). И от этой Истины Лонгин не отрекся до конца дней своих, несмотря на то, что был подвергнут гонениям со стороны Пилата и начальников иудейских. За приверженность Истине он лишился не только своей карьеры, но и самой жизни, быв прославлен не только пред Ангелами Божиими (Лук. 12:8), но и пред самим Отцем нашим Небесным (Мф. 10:32).

Причина такого его поведения кроется не столько в чудесах, свидетелем которых был не он один, сколько в том, что он был, как говорят, «человек честный и известный самому кесарю».⁶² Что значит быть честным? Какое душевное качество здесь имеется в виду? В понятие честности входят понятия правдивости, искренности, добросовестности, прямодушия, принципиальности, неподкупности и т.п. Если эти понятия обобщить, то честность можно определить как жизнь по правде Божией или хождение пред Богом (Быт. 5:24). Люди жили честно до тех пор, пока тайком не нарушили Его заповедь и не спрятались от Него между деревьями рая (Быт. 3:8). В дальнейшем люди стали прятаться от своего Творца уже не в чащу райских деревьев, а в чащу деревьев адских, т.е. «в тьму своих гордых и нечистивых помыслов и дерзких мудрований».⁶³ Для своего оправдания стали придумывать разные доводы и соображения, подменив правду правом и распространив на преступников презумпцию невиновности. Чиновники решили, что имеют полное право жить не для народа, а за его счет, репортеры считают, что должны искажать действительность ради создания сенсации, торговцы спокойно обманывают покупателя, предлагая некачественный товар или продавая его по завышенной цене. К нечестности люди в большинстве своем стали относиться как к норме и некоей неизбежности, говоря, что так делают все, что по-другому дескать уже и нельзя, ибо такова жизнь. Данная логика вражья, ибо жить лукаво учит лукавый и кто его слушает, тот становиться его сыном (Мф. 13:38) и рабом (Ин. 8:34).

От такового родства и рабства мы избавлены кровью Спасителя нашего Иисуса Христа, который отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века (Гал. 1:4). И если мы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие (Еф. 2:2–3), то теперь, став не от мира сего (Ин.15:19), мы можем во всем вести себя честно (Евр. 13:18). К этому и Господь нас побуждает, говоря: «Да будет слово ваше: да, да, нет, нет, а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37). И апостолы призывают отложить прежний образ жизни ветхого человека, облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины и, отвергнув ложь, говорить истину ближнему своему, потому что мы члены друг другу (Еф. 4:22–25).

Могут ли делать то же самое язычники, будучи далекими от Христова благовествования? Пример Лонгина доказывает, что такое возможно, но при условии наличия доброй совести (Евр. 13:18), которая, будучи голосом Божиим, «просвещает ум и показывает ему, что доброе, а что злое».⁶⁴ Совесть вложена Богом в каждого человека, а, следовательно, и потребность в честности, которая является производной совести, есть в каждом, независимо от его религиозности или степени просвещения. И хотя современная жизнь заставляет нас усомниться в том, что честность кому-то нужна и как-то возможна, на самом деле она всегда востребована и только как вложенный в душу естественный закон, но и как источник блаженства. Эту истину открыл нам Спаситель, сказав, что блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5:6), т.е. получат искомое всеми душевное удовлетворение. Ложь – это преступление человека, прежде всего, перед самим собой и наиболее страдает от нее тот, кто ее допускает. Благодаря совести лгущий знает о своей лжи и это знание лишает его мира, доставляет ему мучение и дискомфорт. Можно конечно, добиться того, чтобы перестать слышать голос Божий, звучащий в душе каждого посредством совести, но рано или поздно это голос пробьется через толщу оправдательных аргументов и нарушит искусственно созданное окамененное нечувствие, доставив душе невыносимое мучение, которое будет длиться вечно, ибо голос вечного Бога не может перестать звучать.

Но скажут нам: честная жизнь в обществе, где принято лукавство в жилищах их посреде их (Пс. 54:16) тоже влечет за собой мучения, и пример мученика Лонгина, отказавшегося играть по предложенным ему правилам той игры, которую затеяли старейшины израильские, наглядное тому подтверждение! Не будем спорить с тем, что честная жизнь в нечестном обществе это неизбежный подвиг, связанный со страданием. Право открыто свидетельствовать правду в таком обществе оплачивается ценой потери доброго имени, привилегированного положения и самой жизни. Но как упрек в адрес стремящихся к комфортному христианству звучат слова Апостола: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии… мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1Кор. 4:10–13). Разве можно в виду грозящих скорбей выбирать сторону лукавства и лжи? Да и что значат все эти перечисленные мучения в сравнении с мучениями вечными, тем более что именно страдания за правду и доставляют блаженство вечное, по сказанному: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:11). Кто выбирает честность как принцип жизни для того она послужит той самой закваской, которая готовит душу для Царства Небесного (Лук. 13:20–21). Так что не надо бояться из-за правды потерять покой плоти, ведущий к гибели, а лучше расспросите у прошедших путем спасительным, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим (Иер. 6:16). Аминь.

2018 г.

Нед. 20 по Пятидесятнице (Лк. зач. 83. Притча о богаче и Лазаре)

(21 окт./3 нояб. 2019 г.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы прочитали притчу о некоем человеке, который был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. А когда умер, то наследовал муку вечную. В этой же притче упоминается также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот богача в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола его, но не имел и такой возможности. А когда он умер, то отнесен был Ангелами на лоно Авраамово (Лук. 16:19–23).

В свете этой притчи возникает естественный вопрос: непременно ли земные блага лишают небесных благ, тогда как отсутствие первых обязательно дарует последние? Нет, конечно. Сами по себе земные блага не могут препятствовать наслаждению небесных. Тогда почему, спросите вы, Авраам сказал богачу: «Вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (Лук. 16:25). Мы знаем, что Бог сотворил людей для наслаждения обоими видами благ, но грехопадение исказило в нас правильное отношение к ним. Так что живущий в богатстве земном забывает о богатстве духовном и ему трудно становится войти в Царство Небесное (Мф. 19:23). У нас нет возможности одновременно служить Богу и мамоне (Лук. 16:13). Предпочтение, как правило, отдается мамоне, которая делает немилосердным своего служителя. Вот почему богач не хотел замечать нищего, хотя знал его не только в лицо, но и по имени. Вот эта бесчеловечность, произошедшая от множества богатства, и сгубила его.

Впрочем, влияние вещественного богатства на духовную сферу более или менее понятно, но вот что дает духу нищета тела? Спасает ли сама по себе? Способствует ли человечности? Приводит ли к богатству радушия? Сообщает ли доброхотность по силам и сверх сил (2Кор. 8:3)? Если да, то почему царь Соломон, вполне изведавший все прелести богатства, просит избавить его не только от него, но и от нищеты (Прит. 30:8)? Почему Христос предупреждает желающих идти за Ним: «Лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20). Потому что скудость и злострадания также способны отвратить от Бога и лишить человечности, скорее способствуют озлоблению, нежели благодушию и вызывают больше ропот, чем благодарение. Каждый из вас не раз встречал бездомных людей, которым нечего есть и негде приклонить голову. Скажите, много ли среди них встречается благочестивых, кротких и смиренных? Что вы чаще видите на их лицах – отблески невечернего света или тень зловещей тьмы?

Чем же тогда Лазарь заслужил Царство Небесное? В чем секрет его спасения? На наш взгляд его секрет заключается в том, что он умел довольствоваться тем, что имел. Поэтому мы и не слышим от него слов ропота, и не видим дел, свидетельствующих об озлоблении. Предполагаем, что совершенство Лазаревой души не изменило бы его отношения к жизни и при изобилии плодов земных. Подобное довольство имел св. ап. Павел, свидетельствовавший о себе следующее: «Я научился быть довольным тем, что у меня есть. Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке» (Филип. 4:11–12). Эти строчки были написаны им из тюрьмы, в которой на тот момент он просидел уже более трех лет в ожидании суда за проповедь Евангелия. И это не единственный вид злострадания, которое он претерпевал в течении своей жизни. В одном из своих посланий он пишет: «Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый» (1Кор. 4:11–13). При этом он никому не жалуется и никого не укоряет, но всего лишь хочет научить правильному отношению к жизни. «Не к постыжению вашему пишу сие, – читаем мы там же, в продолжение, – но вразумляю вас, как возлюбленных детей моих,.. умоляю вас: подражайте мне» (1Кор. 4:14–16).

Имейте довольство в душе при любых обстоятельствах жизни. Тем более, что нельзя найти его во внешних условиях, даже если они будут весьма благоприятными. Эта истина давно известна и проверена не раз. Вспомните Соломона, который, имея все для этого возможности, решил однажды дать волю наслаждению всяческим добром и весельем, но оказалось, что счастье душе это не приносит (Еккл. 2:1)! Его вывод был подтвержден и Господом, сказавшим прямо, что жизнь человека не зависит от изобилия его имения (Лк. 12:15). При этом Господь ничего не имеет против имения, ибо наличие в нас потреб­ностей указывает на неполноту наше­го существа, ощущение которой заставля­ет нас искать предметов для восполне­ния себя. В этом отношении человек есть губка, число потребнос­тей которого равно числу ее отверстий и предмет, в котором он чает найти удовлетворение своей нужде, считается благом. Но среди всех потребностей человеческих высшими считаются потребности духовные, удовлетворение которых настолько важны, что называются иногда чуть ли не единственно необходимыми (Лук. 10:42). Можно потратить много времени и сил на удовлетворение низших потребностей, но это все равно не принесет довольства, потому что лишь удовлетворение духовных потребностей научает человека «поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей пособствует, – и в человеке водворяется полная гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений».⁶⁵

В этом и состоит секрет довольства. Если вы имеете Бога в себе, то внешние обстоятельства жизни перестают для вас иметь важное значения. Как этого достичь? Следует научиться свою волю подчинять воле Божией. Вспомните слова Апостола: «Я научился быть довольным тем, что у меня есть». Каким образом? А вот таким, каким научился и сам Апостол. Вот что он о себе рассказывает: «Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи"… Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен» (2Кор. 12:7–10). Заметьте, что Апостол не сразу отказался от своеволия, но трижды пытался добиться своего, пока, наконец, не смирился под крепкую руку Божию, все заботы возложив на Него (1Пет. 5:6–7).

Итак, братья и сестры, если мы не хотим участи богача, то будем учиться быть довольными всем, что имеем и чего не имеем. Главное не то, чтобы не иметь недостатка в благах земных, а то, чтобы не иметь недостатка в делах благих, ибо великое приобретение – быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям. Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости. Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к которой ты и призван (1Тим. 6:6–12). Аминь.

2019 г.

(на память св. архистратига Михаила – 8/21 ноября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы воздаем почитание нашим старшим братьям по разуму не имеющим плоти и живущим в неизвестных нам уголках нашей обширнейшей вселенной. Почитаем мы их за их высшее по сравнению с нами умственное и нравственное развитие, а так же за их необыкновенную в сравнении с нами силу. И среди них мы особо сегодня выделяем Михаила, издревле именуемого архистратигом, т.е. военноначальником всех небесных сил бесплотных. По значению своего имени, этот архангел обладает особой духовной силой, которой когда-то низверг с неба взбунтовавшегося херувима по имени Люцифер (Денница). О чем прямо говорится в Откровении св. Иоанна Богослова: «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним. И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь…Итак веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени» (Отк. 12:7–10, 12). По дальнейшему свидетельству Откровения низвергнутый с неба диавол начал борьбу с женою, стоящей на луне, облеченной в солнце, с венцом из двенадцати звезд на главе (Отк. 12:1), и со всеми, кто произошел от семени ее (Отк. 12:17). Под женой, облеченной светом Солнца правды – Христом, увенчанной венцом апостольских догматов и добродетелей и стоящей в мире сем подобно луне изменяющемся, толковники разумеют св. Церковь, чревоболящую о каждом из возрождаемых ею водою и Духом, доколе не изобразится в них Христос (Гал. 4:19). Происходящие же от семени ее есть христиане, в лице которых Она непрестанно рождает Христа в них изображаемого вплоть до полного возраста Его (Еф. 4:13).

По свидетельству Писания диавол питает столь непримиримую вражду, как к жене, так и к рождаемым от нее, что становится перед женой прямо во время ее родов, ожидая от нее появления еще не о чем не подозревающих младенцев с тем, чтобы сразу погубить их, не дожидаясь того, когда они возмужают и приобретут силу и смышление (Отк. 12:4). А когда ему не удается совершить задуманное сразу (Отк. 12:5), то он не только не отступает от своей преступной цели, но еще больше свирепеет, преследуя жену (Отк. 12:15–16) и вступая в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии (Отк. 12:17). Так исполняется древнее пророчество, сказанное Богом диаволу: «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее» (Быт. 3:15). И в этом пророчестве нет у нас повода для ропота или уныния. Напротив, в нем неожиданно для себя можно обнаружить величайший источник утешения и ободрения от созерцания Божественной Премудрости.

Ведь «Бог объявляет его скрытым врагом и кладет между ним и человеком полезную вражду и спасительный раздор, чтобы он обманчивой дружбою уже не мог повредить человеку».⁶⁶ Неблагонамеренный, каковым по праву можно назвать диавола, имеет свойство развращать обращающегося с ним и вести его на путь недобрый (Притч. 16:29). Одной из причин, почему человек перестал видеть мир ангельский телесными очами является то, что через постоянное видение злых примеров со стороны злых духов он бы скоро развратился и составил вредное содружество с ними, так как с грехопадением он стал более склонен ко злу, чем к добру. И поэтому злым духам приходится ограничиваться злыми внушениями через помыслы, мечтаниями и различными прикосновениями. И только в исключительных случаях Господь позволяет диаволу явиться видимым образом для искушения или обольщения.

Что касается характера брани со стороны падших духов, то он определяется многими причинами. К примеру, если подвижник живет среди общества человеческого, то враг, «привлекая к себе некоторых людей, как пособников и подручников, ему послушных, при посредстве их ведет брань» против делателя заповедей Божиих.⁶⁷ Совершает он ее, или в более грубой форме, через соблазн женским бесстыдством, уговорами на лихоимание и т.п., или в более тонкой, через осуждение его за странность поступков и скудость полезной деятельности, обвинение его в лицемерстве и ханжестве, приписывании ему злых и коварных намерений, причинение обид и различных козней, проявление ничем не объяснимой к нему неприязни, наконец, через клевету на него, которой особенно выдает себя истинный виновник всех этих проявлений злобы.

Если же враг рода человеческого для борьбы с воином Христовым не находит в войске человеческом союзников себе, по причине их верности Богу или по причине одинокого жительства противоборника своего, то он старается воздвигнуть брань в нем самом, беря в союзники себе его собственные плоть и кровь. В этом кроется причина того, что в уединении и при отсутствии внешней брани усиливается брань внутренняя настолько, что может довести до отчаяния испытывающего ее. Неожиданно для него в его душе и теле возникают такие греховные пожелания и представления, которых он и представить себе ранее не мог. А от прикосновений бесовских возбуждаются такие страсти и болезни телесные, которые уврачевать не способны никакие человеческие средства.⁶⁸

Успех вышеназванной брани через плоть и кровь обуславливается тем, что терпящему эти нападения представляется, что с ним воюет не падший дух, а его ближний или он сам страстной частью своего естества и, обращая гнев на кажущегося противника своего, он упускает из виду подлинного своего врага, терпя от этого поражение за поражением. Поэтому отцы предупреждающе говорят, что «как демоны признают весьма важным для себя скрыть себя от человека: так и для человека очень важно понять, что они – начальные делатели греха, источник наших искушений, а не ближние наши, не мы, когда проводим жизнь в служении Богу, и не какой-нибудь случай».⁶⁹ Нужно постоянно держать во внимании ту истину, что в конечном итоге наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6:12).

Непосредственную же брань эти злобные твари ведут только тогда, когда не могут себя уже скрывать по причине отсутствия внешних пособников или высокого преуспеяния сопротивляющегося им подвижника. Находившиеся в таких условиях подтверждают, что «с теми монахами, которые живут в уединении, демоны ведут брань прямо сами от себя, без всякого посредства»,⁷⁰ а также тогда, когда лишаются «возможности действовать чрез помыслы на душу очистившуюся, начинают действовать со вне, являются видимо и строят подвижнику то, чем надеются повредить ему, или поколебать его добрые намерения».⁷¹

Итак, братья и сестры, смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время. Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими в мире (Петр. 5:6–9). Это не простые слова. Это слова горькой и в то же время весьма полезной опытности. Произнесший это наставление неоднократно был побеждаем общим врагом нашим, потому что слишком надеялся на свои силы, пока не понял, что силен он только силою Божией. А научился сему он из той брани, которая попускалась Ему любящим его Богом. Не будем забывать и мы, что все нападения демонов на спасающихся попускаются Самим Богом для пользы нашей. Как говорит св. Василий Великий: «Домостроитель дел человеческих воспользовался его лукавством к обучению душ наших, как и врач употребляет яд ехидны в составе спасительного врачевства».⁷² Из этого следует, что Бог, попуская диаволу нападать на нас, не столько наказывает нас за грехи наши, сколько благодетельствует нам, заставляя лукавого недобрым своим произволением содействовать благому.⁷³

И первое благо, происходящее от попущенной нам Богом брани состоит в том, что она извлекает душу нашу из состояния богопротивной теплоты (Отк. 3:15–16), возбуждая ревность о добродетелях.⁷⁴ Душа наша, занимая среднее положение между плотью и духом, сама по себе не хочет всецело сочувствовать ни потребностям плоти, ни потребностям духа, так что если бы не возникала между плотью и духом брань (Гал. 5:17) за отстаивание своих прав, то она бы пребывала в состоянии равнодушия к их потребностям. Вследствие же их взаимной брани, душа невольно возбуждается ревностью об истине и руководствуемая разумом и Законом Божиим, то отстаивает права духа, когда плоть преувеличивает свое значение и свои потребности, то права плоти, когда дух, чувствуя поддержку со стороны души доходит до крайностей, требуя умерщвления вместе с греховными движениями и всех каких бы то ни было движений плоти. Воюя то на одной, то на другой стороне, человеческая душа постепенно приобретает навык отличать добро от зла (Евр. 5:14), прозревая через это и саму первопричину всех возникающих браней.

Из этого рождается еще и то благо, что обнаруживающие в себе действия бесовских сил и возмущающиеся их содержанием, вступают с ними в противодействие, в процессе которого постепенно обучаются искусству брани. Таинственное изображение этого усматривается в распоряжении Божием относительно враждебных Израилю народов, которых оставил Господь, чтобы искушать ими Израильтян,… для того только, чтобы знали и учились войне последующие роды сынов Израилевых, которые прежде не знали ее (Суд. 3:1–2). И если у кого-то возникнет недоумение по поводу приведенного свидетельства, то оно непременно рассеется, когда он услышит, что «такую войну Господь устроил не потому, чтобы не желал покоя Израилю или не заботился о его благе, но потому, что видел, как она полезна для него. Подвергаясь почти непрестанному нападению тех народов, он не мог не чувствовать постоянной нужды в помощи Божией и потому должен был пребывать во всегдашнем мысленном обращении к Нему и молитве. Не имея возможности оставить войны, не имел времени и предаться беспечности или ослабеть от лености и праздности. Ибо часто безопасность и счастье низвергают того, кого не могли победить несчастья».⁷⁵ Для этой цели благодать Божия периодически и на некоторое ей одной известное время отступает от человека, предоставляя врагу осуществлять свои злобные нападения на немощный его дух. Понимающий пользу такого промышления не просит Бога никогда не оставлять его один на один с врагом, но умоляет лишь о том, чтобы это оставление было умеренным (1Кор. 10:13) и неокончательным (Пс. 118:8). Есть свидетельство, что однажды авва Иоанн Колов, не уразумев пользы от умеренной брани, умолил Бога, чтобы отняты были у него всякие страстные вожделения, и когда ощутил ненарушимое спокойствие, то пришел к некоему отцу и сказал: «Отче, я получил спокойствие и не имею никакой брани». На что старец ответил ему: «Иди и умоли Бога, чтобы возвратились твои брани и то сокрушение сердца со смирением, которые ты имел прежде, ибо по причине браней душа приходит в преуспеяние».⁷⁶

Что касается попускаемой Богом степени вражьего нападения, то она обуславливается силой сопротивляющегося диаволу подвижника. И верен Бог, Который не попустит быть нам искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы мы могли перенести (1Кор.10:13). Степень нашего преуспеяния производит и степень брани воздвигаемой против нас. Таким образом, по степени усиленно возникающих страстных ощущений и греховных помыслов, а так же по степени внешних нападок со стороны мира и непосредственно самих бесов мы можем безошибочно определять и степень своего богоугождения.

Сильный и обученный брани воин Христов перестает бояться нападения врагов, и вооруженный Духом Святым, едва ощутит воздвигаемую на него брань идет навстречу оружию, смеется над опасностью и не робеет и не отворачивается от меча (Иов. 39:22). Перед такой решительной смелостью враги не могут устоять и падают от одного гласа моления его.⁷⁷ С этого времени искусный в брани подвижник получает от Бога право и власть над духами искусительными и начинает повелевать ими.⁷⁸

Но нужно еще знать и помнить, что враг наш очень хитер и опытен. В отличие от многих из нас, падшие духи знают о той пользе, которая приносит нам брань с ними и, завидуя тому, как мы умудряемся и восходим к Богу в горниле искушений, «часто скрывают от нас и утишают эту мысленную брань, (имея при сем в намерении и то), чтобы, когда мы (забыв об опасностях нападения с их стороны), обеззаботимся, внезапно похитить ум наш (в мечтания), и опять сделать нас невнимающими сердцу нерадивцами».⁷⁹ Именно «наше нерадение делает их менее злыми в нападении».⁸⁰ И только наше усердие в духовном делании и ревностное искание Царства Божия подвигает их на упорное и порой отчаянное сопротивление нам.⁸¹ Будем иметь это в виду и не будем забывать, что время брани – это не время уныния и печали, но время совершаемого в радости подвига во славу Божию. И эта радость не должна омрачаться даже нашими частыми поражениями. Только бы совершались они не от изменения нашего произволения и двоедушия, а единственно от нашей немощи и испорченности природной. Такие побеждения приносят порой большую пользу, нежели победы, ибо невольно смиряют дух наш и привлекают Божию благодать (Иак. 4:6), которая единственно способна даровать нам победу в этой неравной борьбе.

Залог победы – убеждение, что своими силами ее не достичь, равно, как и прекратить саму брань. Только Бог определяет меру и степень всякого искушения постигающего нас, а также время нашей победы над ним. И кто не понимает такой простой и очевидной истины, тот неизбежно начинает измышлять свои способы борьбы с весьма коварным врагом, уподобляясь древнему Израилю, который, будучи избавлен от Египта Богом, не уразумел истинного источника своей силы, но сам стал создавать себе мнимого помощника – литого тельца (Исх. 32:4).⁸² Такое глупое самомнение и самонадеянность может, если не совсем лишить Божиего покровительства, то, во всяком случае, способно помешать входу в землю обетованную и отъять необходимое при виде врага мужество и упование (Числ. 13:32–34).

Итак, братья и сестры, с великим смирением покоримся правосудному определению Божию о нас и станем подвизаться не так, чтобы только бить воздух (1Кор. 9:26), но чтобы был поражаем от ударов наших сам князь, господствующий в воздухе (Еф. 2:2). Это возможно совершить только тогда, когда удары наши будут поражать его в самую голову его (Быт. 3:15). Глава диавола – это «начальные проявления греха в помыслах, мечтаниях и ощущениях».⁸³ Если хочешь поразить врага, борись со злом еще в самом начале его зарождения. А когда почувствуешь, что зло одолевает тебя, то по примеру царя Езекии умом своим возопи к небу, чтобы Господь послал тебе на помощь почитаемого нами ныне Архангела сильного поразить всех бранников и начальников и воевод в полцех бесовских (2Пар. 32:21). Эта помощь от Господа не замедлит прийти, если мы подобно тому же Езекию отвергнем нечестивое поклонение страстям своим и разрушим жертвенники, на которых приносили ранее жертву самоугодию своему. Аминь.

2006 г.

(на память ап. Матфея – 16/29 ноября)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную»? – естественный вопрос желающего спасения. Ответ Спасителя прост: «Следуй за Мною» (Мф. 16:24, Мк. 8:34, Лук. 9:23). Желающий спасения должен следовать за Спасителем. Именно это в буквальном смысле слова и сделал св. ап. Матфей, которого мы сегодня чествуем. По личному его воспоминаю Господь, увидев будущего Апостола сидящим у сбора пошлин, сказал ему одну лишь фразу: «Следуй за Мною». Услышав это, он без лишних вопросов встал и последовал за Ним (Мф. 9:9) в отличие от того человека, которой в ответ на точно такой же призыв сказал: «Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего» (Лк 9:59). Мы не знаем, что Господь сказал ап. Матфею, но этому человеку было сказано прямо: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Лк 9:60). Звучит жестко, но этого Господь требует от всех своих последователей: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лук. 14:26). И это не призыв к жестокости и ненависти, которым не может учить Тот, кто есть любовь (1Ин. 4:8) и кто увещевает любить даже врагов своих (Мф. 5:44). Это призыв к предпочтению любви к Богу любви к родным: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10:37). Отсюда следует, что если совместная жизнь с родными по плоти представляет препятствие к жизни по принципам христианским, то христианин, конечно же, не должен склоняться к единомыслию с ними, а обязан разорвать с ними союз вследствие той враждебности, которая царит по отношению к нему. Заметим, ни его к ним, а их к нему. В этом смысле и учит Господь отсекать руку, ногу, вырывать глаз, которые нас соблазняют (Мф. 5:29–30).

Но возразят нам, если отвержение родственной любви является необходимым условием следования за Ним, когда этому следованию мешают домашние, превращаясь во врагов (Мф. 10:36), то как следованию за Христом может помешать погребение отца своего» (Лк 9:60)? Прямого ответа на этот вопрос в Евангелии мы не находим и можем лишь предполагать. Так, с одной стороны, можно предположить, что после погребения отца дела последнего перейдут на сына и помешают служить Богу в чистоте, а с другой ведь не сказано, что отец уже умер. В любом случае, отпрашивающийся похоронить отца отсрочивает свое следование за Христом на неопределенный период, за время которого может произойти все что угодно, ибо никто не знает, что родит грядущий день (Прит. 3:28). Послушайте говорящие: «Сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль». Вы, которые не знаете, что случится завтра, ибо что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Вместо этого лучше говорить: «Если угодно будет Господу, и живы будем, сделаем то или другое» (Иак. 4:13–15). Правильно ведь говорят, что не нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А откладывание дела своего спасения на потом есть явная и давно разгаданная подвижниками уловка врага нашего спасения. Уже давно замечено, что «тех, которые познали худость и бедственность жизни, которою живут, враг успевает удерживать в своей власти наибольшей частью следующим простым, но всесильным внушеним: после, после; завтра, завтра. И бедный грешник, прельщаясь тенью доброхотства, представляемого таким внушением, решает: «В самом деле, ныне я покончу свое дело и потом с полнейшей беспопечительностью предам себя в руки благодати Божией и неуклонно потеку путем духовной жизни; ныне сделаю то и то, а завтра покаюсь». Это и есть сеть вражеская, которою он уловляет многих и премногих и держит в своих руках весь мир. Причина же, по которой эта сеть так удобно осечивает нас, есть наше нерадение и ослепление. Ничем другим, как нерадением и ослеплением, нельзя объяснить того, что в таком важном деле, от которого зависит все наше спасение и вся слава Божия, мы не беремся тотчас за самое простое и легкое, чтобы с полною решимостью и энергией сказать себе: Сейчас! Сейчас начну духовную жизнь, а не после; ныне покаюсь, а не завтра. Ныне, сейчас в моих руках, а завтра и после в руках Божиих».⁸⁴ Да и даже если Господь даст нам завтрашний день, можем ли мы быть уверенными, что и завтра мы не запутаемся в тех же сетях вражиих? К тому же, не должно ли настораживать поведение того, кому предлагается средство исцеления, а он отвечает: «Подожди, дай я еще немного поболею»? Благоразумие требует от нас сразу внимать Божьему зову и не допускать даже малейшей отсрочки под надуманными предлогами. Напомни себе, что «Давший тебе утро не связал Себя чрез то обещанием, что даст и вечер. Потому не слушай диавола, когда он будет тебе нашептывать: отдай мне ныне, а Богу отдашь завтра. Нет, нет; все часы жизни твоей проводи так, чтоб это было благоугодно Богу, содержи в мысли, что после настоящего часа не будет тебе дано другого».⁸⁵

Впрочем, это не единственная причина, требующая самоотвержения. Когда некто предложил Господу такой вариант: «Я пойду за Тобою, Господи, но прежде позволь мне проститься с домашними моими». В ответ он услышал: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк 9:62). Следовательно, откладывающий дело своего спасения обнаруживает привязанность к миру сему, которая не дает шествовать за Христом. Не так действовали апостолы. Они, услышав призыв Христов, тотчас бросали свое занятие и, не простившись с родными, следовали за Ним, несмотря на возникающие при этом трудности. Поиск Царства Божия сравнивается с пахотой, т.е. требует большого напряжения сил и преодоление трудностей. Как правило, в момент обращения к Богу трудная сторона добродетели ускользает от внимания. Ускользает она потому, что красота увиденной им добродетели затмевает реальное положение вещей. Впоследствии эта трудная сторона выступит на первый план, появятся препятствия в себе и в усвоенных ранее порядках жизни, которые сравнимы с распятием себя миру (Гал. 6:14). Не случайно ведь Господь, говоря о следовании за Ним, добавил: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой» (Мф.16:24).

Кроме того, среди людей очень распространенно ошибочное мнение, согласно которому обращение к Богу и следование за Ним улучшает житейское благополучие и сообщает успешность в мирских делах. Таковым Господь отвечает: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Лк. 9:58). И это происходит не от того, чтобы Бог не может обеспечить Себя и Своих последователей всем необходимым, а от того, что такое обеспечение способно легко отвлечь от главной цели. Поэтому и сказано: «Всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лук. 14:33).

При этом Господь вовсе не требует от следующих за Ним фарисейской праведности. Когда Иисус возлежал в доме последовавшего за ним мытаря Матфея, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его. Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9:10–13).

2014 г.

(на память св. муч. Варлаама –19 ноября/2 декабря)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Святой мученик Варлаам родом из Антиохии Сирийской уже в престарелых летах был схвачен за исповедание имени Иисуса Христа. Приведя к идольскому храму, его стали уговаривать принести там жертву идолам, на что он дал решительный отказ. Тогда они насильно простерли его руку над жертвенником и положили в нее горячие уголья с ладаном, надеясь, что он от нестерпимой боли бросит их перед идолами, принеся таким способом необходимую им жертву. Но к их удивлению мученик мужественно удерживал в своей руке раскаленные уголья до тех пор, пока не сгорели все его пальцы, которые он так и не разжал. Все окружающие весьма удивились его стойкости и мужеству, ибо эта добродетель весьма ценилась в среде язычников, которые считали ее одной из четырех фундаментальных добродетелей, составляющих основу нравственности. Эти добродетели упоминаются и в Священном Писании, именуясь дочерьми праведности, которая научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству, полезнее которых ничего нет для людей в жизни» (Прем. 8:7).

Одним из величайших достоинств полковод­ца в войнах мира сего признается такое мужество, которое не страшится никаких превратностей жизни и как скала не колеблется от самых яростных порывов ветра и каких угодно больших волн неутомимо бушующего моря, так и сердце мужественного своей каменной твердостью приводит в недоумение любых врагов, ослабляя их дерзость и напор, бывая причиной необыкновенных успехов и решительных побед. Такой характер проявил и св. Варлаам, стяжав через него неувядающий венец славы. Мужество в понимании языческом – это стойкость посреди страха и боли, которое не боится смотреть в лицо опасности и дает силы переносить боль. Дело же христианского мужества не просто терпеть противности, но «стоять в истине и хотя бы встретилось противоборство не уклоняться к несущему».⁸⁶ Св. Варлаам потому терпел боль и не боялся смерти, что прежде познал истину о Боге и жизни вечной. Он понимал, что «лучше терпением того, что нас постигает, прибегать к Богу, нежели по страху опасностей потерпеть отпадение, впасть в руки диавола и вечное отпадение, точнее же, мучение с ним навлечь на себя. Ибо нам предстоит одно из двух: или потерпеть первое и временное, или второе и вечное».⁸⁷

Источником непоколебимости и силы его была вера во всемогущего Бога, Которому он верно служил всю свою жизнь, и надежда на воздаяние каждому согласно делам его (Откр. 22:12). Он знал, что «победитель сколько бывает борим, столько же венчается и получает чрез то большую радость», а потому «когда услышит звук трубы, не боится его, как вестника о своем убиении, но более веселится, как предсказанию о получении венца». Таким образом, «ничто обыкновенно не одерживает победы так легко, как благое дерзновение с твердою верою, и наоборот, ничто не приносит обыкновенно поражение, как самолюбие и боязнь, происходящие от неверия», а кроме того, «нет иного лучшего руководителя к мужеству, как старание и опыт в деле».⁸⁸ Не случайно св. отцы говорят, что мужество представляет собой «крепость и терпение в трудах по Богу и в искушениях»,⁸⁹ ибо только деятельное многолетнее служение Богу посреди превратностей и искушений закаляет волю, делая ее не только непоколебимой, но и правой. Эта правота действий придает мужеству такое качество, благодаря которому его невозможно становится победить.

Конечно, мужество не бывает без борьбы. Оно из нее рождается и ею воспитывается. А если учесть, что самая лютая борьба среди людей – это борьба с самим собой, так что не столько удивителен полководец, захвативший многие города и веси, сколько человек, которому покорились страсти и страхи, тогда из этого следует, что мужество лучше всего формируется и развивается в постоянной и неустанной борьбе с грехом, живущем в каждом из нас. Вот почему св. отцы говорят, что «свойство мужества состоит не в том, чтобы побеждать и одолевать ближнего, ибо это есть дерзость, стоящая свыше мужества, и не в том, чтобы, по страху искушений, уклоняться от деланий о Боге и добродетелей, ибо это, напротив, есть боязнь, находящаяся ниже его; но в том, чтобы пребывать во всяком деле благом и побеждать страсти душевные и телесные».⁹⁰

Вот каким должно быть поприще для христианина в воспитании мужества. Для этого нам следует признать, что мы рождаемся и пребываем в падении. По мере осознания этой действительности и признании ее ненормальности возникает борьба с грехом за право творить добро. И здесь потребуется настоящее мужество, ибо делание это напрямую связано с тем, чтобы постоянно терпеть нападения греховных помыслов и чувств и мужественно им противиться. А так как в союзе с ними находится еще и наш исконный враг, злобный падший дух, то брань эта усугубляется еще тем, что тот начинает внушать нам помыслы боязни в предстоящей борьбе, поселяя в сердце малодушие. Но мы должны знать, что с нами Бог, с легкостью сокрушающий мышцы нечестивых и неправедных (Пс. 36:17), Который не только не попустит нам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, и наши немощные силы укрепит, так чтобы мы могли его перенести (1Кор. 10:13–14). Кроме того, враг наш не настолько силен, как это представляется нашему испуганному воображению. Если бы он был силен, то не пользовался бы такими средствами, как внушение или соблазн, а расправлялся бы с нами, что называется, без лишних разговоров. «Так извольте вооружиться мужеством и врага не слушайте и внимания никакого не обращайте на его жужжание»,⁹¹ – говорят нам в ободрение богомудрые отцы Церкви. Посему и я, призывая на подвиг борьбы с врагами нашего спасения, всякому мужу и жене, старцу и юноше, богатому и бедному, простолюдину и начальнику, советую приготовиться к этому подвигу со всяким мужеством, не допуская малодушию даже на минуту овладеть нашим сердцем, помня, что настоящее время есть время делания, а будущее – время воздаяния. Аминь.

2018 г.

(на память св. великомуч. Екатерины – 24 нояб./7 дек.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Св. Екатерина, дочь правителя Александрии, живя в самом центре эллинской учености, получила блестящее образование, изучив произведения лучших античных философов и ученых, но истину познала от христианского подвижника, к которому ее отвела ее мать. Приняв от него Крещение, она стала обличать заблуждения язычников, укоряя их в неразумии. Когда слух дошел до императора Максимина, он лично пытался ее вразумить, когда же это сделать ему не удалось, он призвал ученых мужей империи на публичный диспут с ней, дабы они повлияли на ее убеждения. И когда философские прения ее не переубедили, Максимин предложил ей разделить с ним царство его, обещая ей такое изобилие благ земных, какими ни одна царица не наслаждалась. Но св. Екатерина вместо этого выбрала мучительную и позорную смерть. Окружавшие ее люди плакали и сожалели о том, что погибает столь юная девица. Все вокруг говорили ей в недоумении: «Почему ты так жестока к себе, что предпочитаешь смерть сладостной жизни? Не благоразумней ли было бы тебе принять предложение царя, и наслаждаться благами в сей жизни, нежели умереть такою позорною смертью»? На это им св. мученица отвечала: «Не плачьте и не сожалейте о том, что я отказалась от предложения земного царя и наслаждения земными утехами, а лучше порадуйтесь о том, что Господь призывает меня в свое царство к неизреченному блаженству райскому, которым я буду наслаждаться в бесконечные веки».

Св. Церковь похваляет св. мученицу в первую очередь за ее благоразумие, ставя эту добродетель в число основных, из которых рождаются все прочие. Эту же добродетель ценили и язычники, поставляя ее в разряд так называемых кардинальных или стержневых добродетелей, образующих добрый нрав. Правда, понимание этой добродетели христианами отличается от тех, для которых богом является идол, а реальность существует лишь в пределах земной жизни. Для последних благоразумие имеет в первую очередь практическую направленность к достижению благ века сего. В их понимании благоразумными называются те, которые в житейских делах умеют предвидеть выгодное для себя и избегать невыгодного. И в этом отношении сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. Впрочем, за подобное «благоразумие» в устроении земных дел Евангелие называет их управителями неправедными, не только за образуемый в результате такой деятельности характер жизни, но и за средства, которыми они для этого пользуются (Лк. 16:8). Судите сами, можно ли считать благоразумным сребролюбца всю жизнь копившего деньги на «черный день», используя при этом и деяния преступного свойства, а затем внезапно умершего и оставившего все, что накопил тем, кого так или иначе обижал своим стяжательством? Согласитесь, что даже если не признавать бессмертную жизнь души такое поведение все равно выглядит неразумным. А если учесть, что кроме земных существуют еще и небесные блага, то благоразумно ли променять то, что имеет вечное качество на то, что по свойству своему временно и изменчиво?

Сущностным атрибутом благоразумия является способность производить разумный выбор к достижению собственного блага, по сказанному: «Кто наблюдает благоразумие, тот находит благо» (Прит. 19:8). В чем же состоит это благо? Для каждого свои критерии блага, но если вдуматься, то «превосходнейшее из всех благ есть само Божество, к которому устремлено все вожделевающее благое».⁹² Если не знаете, говорят испытавшие, то вкусите, и увидите, как благ Господь (Пс. 33:9)! И только «приобщающиеся ко Господу удостоверяются, что в сем только вкушении и есть их истинное благо»,⁹³ в противоположность обманчивым чувственным удовольствиям.

А вот чтобы приобщиться к этому благу, необходимо узнать путь, ведущий к нему. Этот путь, по которому стремящиеся ко благу должны идти, и дела, которые они должны делать – уставы Божии и закон Его (Исх. 18:20). Бог, заботящийся о благе человека, заблаговременно дал Свой Закон через Моисей и при этом заповедал: «Тщательно храни и исполняй весь закон, который завещал тебе Моисей, раб Мой; не уклоняйся от него ни направо ни налево, дабы поступать благоразумно во всех предприятиях твоих. Да не отходит сия книга закона от уст твоих; но поучайся в ней день и ночь, дабы в точности исполнять все, что в ней написано: тогда ты будешь успешен в путях твоих и будешь поступать благоразумно» (Ис. Нав. 1:7–8). В этом и состоит первое правило благоразумия. Кто придерживается этого правила, тот в библейской традиции и считается благоразумным. Например, царь Давид настолько любил закон Божий, что не только постоянно размышлял о нем (Пс. 118:97), и через это как бы написал его в сердце своем (Пс. 39:49) и хранил его там (Пс. 118:55), но что важней, он через это приклонил сердце свое к исполнению уставов его (Пс. 118:112). Поэтому и сказано было, что Давид во всех делах своих поступал благоразумно, и Господь был с ним (1Цар. 18:14).

Тот же принцип заповедан и нам с вами, если мы желаем быть благоразумными. Только теперь исполнять мы должны не столько то, что передано через Моисея, сколько то, что заповедал нам Христос. Отличается ли христианское благоразумие от благоразумия библейского? По сути нет, хотя есть много частностей. Например, с точки зрения христианской благоразумней поступает тот, кто не мстит за причиняемое ему зло, нежели тот, кто придерживается правила: «перелом за перелом, око за око, зуб за зуб» (Лев. 24:20). Трудно также принять и правило: «Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5:40). Неразумным кажется также любить врагов своих и благотворить ненавидящим нас (Мф. 5:44). Но как наставляют друг друга сами христиане: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1Кор. 3:18–19). Для мирского сознания совершено непонятно поведение не только тех подвижников, которые за любую невыгодную цену, какую им предлагали, отдавали свое рукоделие, от которого питались, или оставляли на дороге найденное ими золото, или продавали себя в рабство в обмен за свободу неизвестных им людей, но и таких как св. Екатерина, не просто отказавшаяся от благ земного царствования, но сделавшая это ценой собственной жизни.

В чем состояло их благоразумие? В том, что они предпочитали большее меньшему, земные блага обменивали на блага духовные, противодействовали греху вместо того, чтобы служить ему. Поэтому хотя «иные называют благоразумными тех, которые умеют разумно распоряжаться в чувственном, но настоящие благоразумники те, которые владеют своими пожеланиями»⁹⁴ ради высших целей, установленных для нас Богом, говорящим: «Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7:24–27). Аминь.

2019 г.

(Неделя 25-я по Пятидесятнице. Лк. 13:10–17. 8 декабря)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы прочитали, как однажды, когда учил Иисус в одной из синагог в субботу, там оказалась женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться. Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога. При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний (Лк 13:10–14). Казалось, этот законник ничего плохого не имел в виду. Он только пытался в точности соблюсти закон Божий. Но Установитель этого Закона назвал его лицемером (Лк 13:15)! Почему? Ведь сказано же: «Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай в них всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела» (Исх. 20:8–10). Причем, нарушение субботнего покоя наказывалось очень строго, вплоть до смертной казни (Исх. 35:2). Так, когда сыны Израилевы были в пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы; и привели его нашедшие его к Моисею и Аарону и ко всему обществу сынов Израилевых; и посадили его под стражу, потому что не было еще определено, что должно с ним сделать. И сказал Господь Моисею: должен умереть человек сей (Чисел. 15:32–35). Заметьте, что строгость в отношении соблюдения заповеди о субботе исходила не от людей, но от самого Господа.

В чем же причина такой резкой перемены? Там Господь требует смерти, а здесь ругает того, кто пытается соблюсти субботний покой. Причем, делал Он это неоднократно и в отношении других, так что блюстители закона вывели даже заключение, что не от Бога этот Человек, потому что не хранит субботы (Ин. 9:16). Однако, Господь в свое оправдание говорил таковым: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон... не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5:17).

Чтобы разобраться во всем этом, необходимо исследовать, в чем заключалось, по мнению фарисейскому, хранение субботы и соответствовало ли это мнение Божьему замыслу об ее установлении? При буквальном прочтении кажется, что заповедь о субботе запрещает всякий вид деятельности в воспоминание того, что Бог почил в день седьмый от всех дел Своих (Быт. 2:2). Но давайте ответим себе на вопрос, действительно ли Божья суббота выражает идею прекращения всякого вида деятельности Бога или же имеет в виду прекращения лишь всех тех дел, которые были связаны с творением мира? Очевидно, что речь идет лишь о прекращении определенного вида дел, а не вообще всех, таких, например, как дела Божественного промышления, искупления и т.п. Следовательно, и тот покой, который иудеи должны были соблюдать в суббо­ту, состоял вовсе не в полном прекращении всякой деятельности, а лишь в перемене повседневных дел на дела иного рода.

Исходя из этого судите сами, кто был более прав, те, которые в период восстания Маттафии отказались сражаться по субботам и погибли, боясь нарушить заповедь Божию, или те, которые решили сражаться и в день субботний, дабы не умереть, как умерли братья их, пытавшиеся соблюдать закон о субботе слишком буквально (1Мак. 2:36–41)!?

И это не единственный пример того, как различно иудеи могли трактовать заповедь о покое. С одной стороны, они возмущались поведением тех, кто, проходя засеянными полями в субботу, срывали колосья и ели, растирая руками (Мк. 2:24), а с другой, спокойно допускали вполне себе житейский труд в виду угрозы ущерба личного имущества. На это даже указывал Господь, говоря, как о чем-то само собой разумеющемся, что если у кого из вас осёл или вол упадет в колодезь, не тотчас ли вытащит его и в субботу (Лк. 14:5)? И чтобы подчеркнуть именно имущественный мотив, руководивший данным послаблением, Господь уточняет, что овца у такого хозяина была всего лишь одна (Мф 12:11). Если же кто-то усомниться в этом и скажет, что фарисеи допускали послабление не из корыстного расчета, а из милосердия, тогда почему они же запрещали врачевать в субботу (Лук. 14:3)? Неужели человек менее достоин милосердия, нежели овца (Мф. 12:12)?

Вы скажете, что фарисеи имели в виду лишь то, что исцеление не такое остро необходимое дело, как вытаскивание из колодца бедного животного. Пусть так. Но тогда ответьте еще на такой вопрос: что важней, соблюсти субботу или обрезать младенца, когда это совпало с субботой, так как Закон повелевает совершить обрезание непременно на 8-й день по рождении (Лев. 12:3)? Мы знаем, что при противоречии этих двух заповедей фарисеи предпочитали нарушать субботу (Ин. 7:22), и в то же время негодовали на Христа, который так же предпочитал установлению о субботе исполнение заповеди о любви к ближнему, которая составляет центральный пункт учения Закона, аргументируя это тем, что суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2:27).

Сама суть благочестия заключается в исполнении заповеди о любви и благотворении, а не в формальном исполнении установленных правил, тем более, если они при неправильном их понимании препятствуют совершению дел благих. «Что должно делать в субботу, – спрашивает Господь, – добро или зло» (Лук. 6:9)? Если в субботу можно делать зло, тогда, как этот день увязать с идеей посвящения Богу? А если в субботу можно и даже нужно делать добро, то значит не только допустимо делать дела любви, но необходимо ими преимущественно и заниматься в этот день, ибо смысл субботнего установления как раз в том, чтобы содействовать благочестию, а не препятствовать ему. Следовательно, причина столь строгого осуждения со стороны Бога позиции фарисейской относительно субботы заключается в том, что «ревностный блюститель закона» пытался настоящее благочестие заменить показным. И дело здесь не в том, что он требовал строгого соблюдения формальных норм благочестия, а в том, что он ратовал за соблюдения их при искажении их сути. В таком случае получается уже не соблюдение Закона Божия, а прямое его нарушение. Причем, здесь не просто совершается беззаконие, а совершается оно под видом почитания блага, в надежде обмануть, если не Бога, то хотя бы людей. Вот она – тайна беззакония в действии (2Фес. 2:7). И эта тайна беззакония не только иудейских законников, но и всех тех, кто старается из разных видов благочестия во всей строгости соблюсти несущественное в ущерб главному.

К примеру, согласно установлению Церкви мы с вами ныне соблюдаем Рождественский пост. Что является самым существенным в этом установлении? Если исходить из исповедей современных прихожан, то создается впечатление, что главным является разборчивость в еде и добровольное ограничение в мирских благах. Но разве сущность поста в этом? Из библейской истории мы знаем, что телесное воздержание бывает не только напрасным, но и ненавистным Богу (Иерем. 14:12). Пост приятен Ему лишь при исполнении Его заповедей. Поэтому если хочешь поститься богоугодно, то поступай так: «Если увидишь нищего, подай милостыню. Если увидишь врага, примирись. Если увидишь своего друга счастливым, не завидуй». А «кто ограничивает пост только воздержанием от пищи, тот более всего бесчестит его».⁹⁵ Ведь основной смысл поста в том, чтобы «через него мы могли обрести любовь, в которой заключается неизменное, постоянное добро».⁹⁶ Означает ли это, что телесное воздержание излишне? Нет, если оно содействует, а не препятствует главному. Посему разумней делать так: «В тот день, в который постишься, ничего не вкушай, кроме хлеба и воды, а то из пищи, что ты в этот день сбережешь таким образом, отложи и отдай вдове, сироте или бедному… Если будешь совершать пост так, то жертва твоя будет приятна Господу».⁹⁷ Почему она Ему приятна? Потому что дает возможность исполнить главное в Законе.

Таким образом, подлинное благочестие выражается в любви и все что препятствует ее проявлению или не содействует ее стяжанию, не имеет отношения и к благочестию, хотя бы и считалось таковым, по мнению его неразумных ревнителей. Аминь.

2019 год

(на память прав. Филарета Милостивого –1/14 декабря)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня в Евангелие мы читали, как некто спрашивал у Христа: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную»? И когда выяснилось, что им соблюдаются Божии заповеди, Господь сказал ему прямо: «Одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах». Услышав сие, он опечалился, потому что был очень богат, а Христос на это заметил, что трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие. Не сказал, что это невозможно в принципе, но сказал, что удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие (Лук. 18:18–25).

О возможности войти в Царствие Божие при наличии богатства красноречиво говорит нам пример жившего в VIII веке праведного Филарета, память которого Церковь отмечает сегодня. Родом он был из Пафлагонии (Малая Азия), имел жену, троих детей и большое имущество. Но ко всему у него имевшемуся он относился как к данному на время и для определенных целей. «Неужели, – считал он, – я так много благ получил от руки Господней только ради того, чтобы самому одному ими питаться и жить в наслаждении, угождая своему чреву? Не должен ли я разделить дарованное мне Богом великое богатство с нищими, вдовами, сиротами, странниками и убогими? Какую пользу принесут мне в день Страшного Суда все имения мои, если я, по скупости своей, сохраню их для одного себя, ибо на том Суде не получат милости те, кто не оказал милости (Иак. 2:13). И если ничего из нашего земного имущества взять с собою мы отсюда не можем, то не лучше ли отдать сие Богу, как бы взаймы, руками нищих»? Действительно, ведь сказано, что кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды… не потеряет награды своей (Мф. 10:41). На праведном Филарете это исполнилось еще при его жизни.

Так он был милостив к нищим, как отец к своим детям и голодных кормил, и нагих одевал, и дом в свой странников принимал подобно праотцу Аврааму и нищелюбцу Иову. И делал он это даже тогда, когда, напавшие на Пафлагонию, арабы разграбили все его имущество, так что у него осталось только два вола, корова, несколько ульев и дом. Жена и дети упрекали св. Филарета в неразумии, видя, что он продолжает раздавать оставшееся, на что он, уповая на милость Божию, отвечал им: «Я имею в тайниках, вам неизвестных, такое богатство и такие сокровища, которых достанет вам, даже если вы и сто лет проживете без труда, и ни о чем не заботясь». И Господь, обещавший заботиться о ищущих Царства Небесного, воздал Филарету за его милосердие, так что когда было отдано последнее к нему вновь вернулось богатство земное, ибо его внучка была выбрана в жены императору Константину Багрянородному. И как прежде, святой нищелюбец продолжал щедро раздавать милостыню и устраивать трапезы для нищих, собирая себе через это сокровище на небесах.

Противоположную стратегию выбрал тот приточный богач, который, получив хороший урожай, решил сохранить его исключительно для себя, присвоив себе то, что ему не принадлежало (Лук. 12:16–20). Назван был сей богач безумным, ибо, во-первых, не посчитал неожиданно полученное земное богатство даром от Бога для приобретения вечных ценностей, но исключительно собственным приобретением и для удовлетворения лишь временных нужд, во-вторых, временному он стал присваивать статус бесконечной вечности, говоря, «много добра лежит у тебя на многие годы», а в-третьих, усмотрел благо для души своей исключительно в телесных удовольствиях, говоря ей, покойся, ешь, пей, веселись, и обозначая тем самым желание греховной жизни, которая обычно следует за пресыщением чрева (Еф. 5:18). Но в то время, как с великим услаждением мечтал богач о предстоящей ему греховной жизни, он внезапно лишился и ее, и полученного богатства. Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет (Лук. 12:21).

Свящ. Писание говорит нам о трех видах богатства. Есть такое богатство, о котором можно только сожалеть, говоря: «Горе вам, богатые» (Лк 6:24), а есть богатство, за обладание которым муж праведный удостаивается похвалы (Пс. 111:3), но еще бывает богатство в нравственном отношении нейтральное, которое становится благим или злым в зависимости от целей и свойств употребляющих его. Первый вид богатства – это богатство греховными делами и навыками, второй – богатство добродетелей, а третье – богатство материальное, которое может принести душе, как пользу, так и вред.

Последнего вида богатство способно принести пользу лишь тому, кто имеет его так, как будто оно ему не принадлежит, ибо кто любит богатство, тому нет пользы от того (Еккл. 5:9). Какая может быть польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит (Мф. 16:26)? Повредит уже тем, что будет уделять время не ей, а приобретению богатства. Тем более вредит душе тот, кто приобретает богатство способами неправедными, греховными. Особенно ужасно это выглядит тогда, когда «имение сребролюбца разделяют между собою многие, а грехи, сделанные им из-за этого имения, уносит с собою он один, подвергаясь за них мучительному наказанию».⁹⁸ Вот почему св. Апостол советует нам уповать не на богатство неверное, но на Бога живого, дающего нам все необходимое в изобилии, и призывает богатеть добрыми делами, быть щедрыми и общительными, собирая себе такое сокровище, которое послужит добрым основанием для будущей вечной жизни (1Тим 6:17–19). Вот почему Господь говорит нам: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:21).

Каким способом собирается сокровище на небе? Одним единственным – жизнью богоугодной, ибо «земная деятельность, направленная по евангельским заповедям, доставляет душе нетленное богатство: познание Бога и себя, веру, смиренномудрие, любовь к Богу и ближним. Такая деятельность правильно распоряжается земным достоянием как даром Божиим и правильным распоряжением претворяет тленное имущество в нетленное, переносит сокровища свои с земли на небо».⁹⁹ Так что, если хотите иметь сокровище нетленное, то живите так, как это угодно Богу. В частности, продавайте имения ваши и давайте милостыню (Лук.12:34), ибо, во-первых, «оставляя видимое богатство мира сего, мы оставляем не свое, а чужое, хотя хвалимся тем, что оно или собрано нашими трудами, или досталось нам от родителей по наследству», а во-вторых, «у нас нет ничего своего, кроме того, что усвоено сердцем, что сроднилось с душою нашей, и чего никто никогда не может похитить у нас».¹⁰⁰

Таким образом, мы видим, что у богатого имуществом есть возможность получить спасение. Но почему тогда сказано, что удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие (Лук. 18:18–25)? Основным препятствием на пути спасения является наша страстная приверженность к видимым вещам, которая не дает возможности одновременно работать Богу и мамоне (Мф. 6:24). Богатый имуществом, как правило, предпочитает видимое имущество невидимому Богу. На имущество он возлагает свое упование, в нем он полагает средство уклониться от влияния превратностей земной жизни, ему он отдает свое серд­це и все существо свое. При этом вещелюбец не замечает образовавшегося в его душе идолопоклонства (Еф. 5:5) и последующего за ним отречения от Бога. К сожалению, осознание данного отречения приходит слишком поздно. Как правило, лишь вступая в веч­ность, такой богач способен услышать голос совести своей говорящей о нем: «Вот человек, который не в Боге полагал крепость свою, а надеялся на множество богатства своего, укреплялся в злодействе своем» (Пс. 51:9).

Но если богатство так опасно для души, может надо как можно скорей избавиться от него и раздать его разом? Некоторые делали и так, чувствуя свою слабость перед ним, но нельзя упускать из виду, что задача состоит не в том, чтобы раздать полученное от Бога имение и остаться без плода. Целью раздачи должно быть приобретение. Господь не предлагает всем избавиться от сокровища земного, но призывает поменять его на сокровище небесное. Интересна одна подробность из жизни св. Филарета Милостивого. Известно, что он приказал сделать три ящика и наполнить их порознь золотыми, серебряными и медными монетами: из первого получали милостыню совсем неимущие, из второго – лишившиеся средств, а из третьего – те, кто лицемерно выманивал деньги. Следовательно, он не просто раздавал имевшееся у него богатство, а делал это с разумом.

Если раздавать деньги, не глядя, направо и налево, это будет называться расточительством. Еще хуже поступит тот, кто отдаст свое имущество в руки грешников для умножения их грехов, и станет соучастником их преступлений, приобретя сокровище совсем другого плана. С другой стороны, не могут быть сочтены делающими достойное награды дело и те, которые лишь некую малость из собранных денег и вещей иждивают на нуждающихся, отговариваясь тем, что не способны помочь всем. Таковым страсть или сам диавол подсказывает усвоять себе то, что Бог создал для общего употребления, чтобы чрез такое любоимание привить грех бессердечия и немилосердия. Такому богачу надо помнить, что время работает против него и если он даже опомнится, упустив его, начнет раздавать нуждающимся собранные у него деньги, то он может не только лишиться обещанной награды, но и ответить за то, что «неправедно заставлял их терпеть лишения доселе и не только за это имеет он дать ответ, но и за тех, которые померли во время его жизни от алчбы и жажды, которых он мог напитать и не напитал».¹⁰¹ Ему тогда мало будет раздать свое имение бедным по страху мук или в надежде получить в тысячу раз больше розданного, а придется еще принести покаяние за все те вещи, которые он удерживал столько времени в своей власти, не давая ими пользоваться ближним своим в нуждах их.¹⁰²

Вот почему трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие (Лук. 18:24) и не только не следует христианину стремиться к его приобретению, тратя не это драгоценное время и силы, но и получившему его без усилий следует приложить все силы к тому, чтобы послужить через него Богу и ближним, приобретя посредством его собственное спасение. Аминь.

2017 г.

(на 10 прокаженных)

3/16 декабря (На литургии недели 28-й: Лк 17:12–19).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Как они не возвратились воздать славу Богу» (Лук. 17:18)? – с недоумением и упреком вопросил Христос одного из десяти прокаженных получивших от Него исцеление, показав тем самым, что Он не только не против, но и ожидает от нас благодаренного к Себе отношения. Во всяком случае, поведение неблагодарных Господу кажется неприятным.

Может этот упрек Господь адресует сегодня и к кому-то из нас, потому что мы в основном выпрашиваем и требуем у Него себе благодеяний, а получив их, не утруждаем себя благодарить за них, как будто Он должен и даже обязан нам делать все, что мы не попросим. А вот роптать и возмущаться в случае неисполненных наших прошений мы готовы практически всегда, не понимая того, что некоторые наши просьбы могут быть неполезны нам или, не замечая, что они исполнились, хотя и не в том виде, в каком мы просили и не в то время, в какое ожидали. Впрочем, исполнение наших желаний – не единственный повод для благодарения. Мы имеем вне и внутри себя множество причин к возникновению благодарных чувств. Одно то, что мы не только получили бытие, но и все средства к существованию как вещественному, так и духовному не может не вызывать невольных чувств признательности. Кроме того, нам даровано спасение от созданных нами же греха и смерти, и хотя мы этого не заслуживали, Бог по одной лишь любви к нам отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин. 3:16).

Однако, не смотря на то, что Бог практически все сделал для нас и за нас, мы продолжаем любить грех, служить диаволу и губить себя, успевая при этом в этом еще обвинять Того, Кто всеми силами пытается нас от всего этого уберечь. Конечно, Бог благ и к неблагодарным и злым (Лук. 6:35), но неблагодарные не только выражают присущее им зло, а еще лишают себя возможности избавиться от него, ожесточая свое сердце. Пример этого подают нам иудеи, которых св. Иоанн Предтеча назвал порождениями ехиднины (Мф. 3:7), «поедающими благодеяния своею неблагодарностью».¹⁰³ Именно «этот народ, названный Божиим виноградом, оказавшись неблагодарным за Божии благодеяния, породил не гроздья, но терния, творя дела не богоугодные, но прогневляющие Бога».¹⁰⁴ Кстати, говоря, среди десяти исцеленных прокаженных благодарным оказался лишь самарянин и ни один из иудеев не возвратился воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника (Лук. 17:16–18). С большой долей вероятности, можно предположить, что болезнь их вернулась к ним, если учесть, что «всякое благо приходит от Господа промыслительно; отходит же тайно от неблагодарных».¹⁰⁵ Посему «берегитесь, чтобы ненавистник добра не увлек нас в неблагодарность, ибо тогда мы все потеряем».¹⁰⁶

Не случайно, Апостол заповедует нам благодарение (1Фес. 5:18), наверняка зная, что благодарность – это не только естественное выражение признательности, но и способ снискания милости, ибо «благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары большие прежних», так что «дар не остается без усугубления, разве только когда нет за него благодарности».¹⁰⁷ Следовательно, если мы хотим получить новые милости, должны позаботиться о благодарении за полученные. Для тех, кто больше всего заботится о своей выгоде, нельзя игнорировать эту простую истину. Особенно, «выгодно» благодарить Бога, потому что «благодарность, приносимая людям за их благодеяния, умножает славу самих благодетелей, но, когда мы возносим благодарность к человеколюбивому Богу, то умножаем свою собственную славу, потому что Он требует от нас благодарности не потому, чтобы нуждался в нашем прославлении, но чтобы вся польза обратилась на нас же, и мы сделались достойными больших милостей Его».¹⁰⁸

Но как, скажите, благодарить нам Того, Кто не нуждается в благодарности и Которого мы не можем возблагодарить достойно? Ответим на это вопросом: а чем маленький и полностью беспомощный ребенок может благодарить своих родителей? Всем понятно, что отблагодарить он может лишь одной любовью и признательностью в меру своих сил и понимания. Вот так и Бог, зная нашу немощь, не требует от нас приношений сверх наших сил. «Отдай сердце твое Мне, посвяти Мне все помышления и чувства твои, – говорит он каждому из нас, – и глаза твои да наблюдают пути Мои во всю жизнь твою» (Прит. 23:26). Внимательное наблюдение за путями Божиими – неиссякаемый источник благодарения. Священное Писание, вся мировая история и частная жизнь каждого человека открывают необозримую многочисленность благодеяний Божиих, возбуждающих к благодарению Бога. Приводит к славословию Бога и величие дел Божиих, созерцаемое в окружающей нас природе. Причем, благодарение и прославление Бога не только облагораживает сердце, но и уберегает от безумия, ибо те, кто, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, дошли до того, что осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце настолько (Рим. 1:21), что они всё, с чем сталкиваются в своей жизни, стали объяснять наличием безумного случая, потеряв почву под ногами и уверенность в завтрашнем дне. Особенно таковых доводят до уныния и отчаяния многоразличные скорби, с которыми каждый человек в разной мере соприкасается в течение жизни своей, по сказанному: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16:33). Скорбь – это плата за грех, который человечество впустило в свою жизнь с самого начала своего существования, но со времени искупления нашего скорбь превратилась в полезнейшее лекарство, способное при правильном его употреблении врачевать нашу страстность. И одно из ключевых условий такого употребления – искренняя и постоянная благодарность за все случающееся. Не просто ведь заповедано нам благодарить, но благодарить за все (1Фес. 5:18), т.е. не только за приятное, но и за горестное. «Будешь ли ты в скорбях, или в нуждах, или в утеснениях, или в болезнях и трудах телесных, за все, постигающее тебя, благодари Бога», – советуют Отцы Церкви.¹⁰⁹ Такое настроение проистекает от понимания того, что все, совершающееся над нами, совершается не вне Промысла Божия, а значит, способно доставить пользу.

Кстати говоря, данное восприятие относительно случающегося с нами существенно отличается от так называемого оптимизма, согласно которому, все происходящее неизбежно приводит к лучшему. Это не так, ибо во-первых, вся деятельность нашего падшего естества ведет не к лучшему, а к худшему, так что в конечном итоге, земля и все дела наши на ней сгорят (2Пет. 3:10), а во-вторых, мы знаем, что только любящим Бога, призванным по Его изволению, все, включая и самое зло, содействует ко благу (Рим. 8:28). Следовательно, если мы любим Бога, то у нас всегда есть повод для благодарения и даже если мы не видит смысла в случающихся с ними неприятных обстоятельствах, мы должны довериться Божественному о нас попечению и благодарить, не смотря на то, что сердце не отзывается на это соответствующими чувствами. Некто испытавший на деле похожее состояние делится своим опытом, говоря, что «иногда от сильного действия скорби потеряет­ся вся сила души; душа как бы оглохнет, утратит спо­собность чувствовать что-либо: в это время начну вслух, насильно и машинально, одним языком, произ­носить «Слава Богу», и душа, услышав славословие Бога, на это славословие как бы начинает мало-помалу ожи­вать, потом ободрится, успокоится и утешится»,¹¹⁰ так что «если сердце ваше не имеет благодарения, то принуждайте себя к благодарению и вместе с ним внидет в душу успокоение».¹¹¹

Но не только своими словами мы можем благодарить своего Создателя и Попечителя. Св. Апостол дает нам еще одну очень важную рекомендацию. «Все, что вы делаете, словом или делом, говорит он, – все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца» (Колос. 3:17). Такое благодарение посредством дел куда более приятно Богу и считается самым лучшим прославлением Его, потому что здесь возносят славословие не одни уста, а бесчисленное множество. Ведь «добродетельный всех, кто ни смотрит на него, заставляет хвалить своего Господа, а славословие их привлекает великую и неизреченную милость от Господа на того, кто побудил их к нему».¹¹² Потому-то и Господь сказал: «Да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16).

Так будем же, братья и сестры, не только собственными устами постоянно возносить благодарение Богу, но и своим поведением возбуждать всех ближних к совокупному с нами славословию. Такое богоугодное делание доставит нам величайшую пользу: избавит нас от забвения Бога, покажет нам Его величие, откроет неизреченные и неисчислимые благодеяния Его к нам и насадит в нас живую веру в Него. И тогда мы, подобно евангельскому прокаженному, сможем приблизиться к Нему и, прославив Его, благоугодить Ему, и услышать от Него спасительно слово Его: «Вера твоя спасла тебя» (Лук. 17:19). Аминь.

2018 г.

(в день памяти преп. Иоанна Дамаскина- 4/17 дек.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Православия наставниче», «благочестия учителю»,¹¹³ «честнаго богоглагольника» и «церкве наказателя»,¹¹⁴ – такими и подобными этим словами церковных песнопений мы неоднократно сегодня именовали преподобного и богоносного отца Церкви Православной Иоанна Дамаскина, жившего на рубеже VII-VIII веков.

Такие наименования он получил вследствие своей жизнедеятельности, которая вся без остатка была обращена на раскрытие истин Христова учения как устно, так еще в большей степени и письменно. Сознавая значимость сего дела и видя в этом цель жизни своей, преподобный Иоанн, лишившись правой руки, усердно молил Пресвятую Богородицу об исцелении, обещаясь сей рукой написать многое в защиту и прославление Церкви Христовой. Получив исцеление, он в то же время услышал и слова Пресвятой Девы, которыми Она напоминала ему данное им обещание и просила сделать исцеленную руку «тростью скорописца».¹¹⁵

Желая исполнить свое обещание, а в особенности просьбу Пресвятой Девы, преп. Иоанн немедленно удалился от светских дел для дел духовных в лавру преп. Саввы Освященного. Но, оказавшись в послушании у простого старца, он получил запрещение на всякое устное или письменное слово. При этом старец сказал ему: «Ты же знаешь, что не только наши философы учат молчанию, но и Пифагор завещал ученикам своим долговременное молчание, и не думай, что безвременно говорить хорошее есть благо».¹¹⁶ Теоретически старец был прав, ибо говорить прежде времени, значит говорить впустую, так как говорить по существу еще нечего. Если еще не живет в сердце истина, то не может и слово исходящее из такого праздного истиной сердца не быть праздным. А за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, как извратившие Божественную цель слова (Мф. 12:36).

Какова же его цель? Из примера воплощения Бога-Слова мы видим, что Божественная цель всякого слова – спасение от зла и наставление в добре.¹¹⁷ Достижение сей цели, есть свидетельство уподобления человека Богу. Почему и сказал св. Апостол, что кто не согрешает в слове, употребляя его для других вовсе не Божественных целей, тот человек совершенный (Иак. 3:2), как исполнивший на деле данную человекам заповедь о совершенстве Отца Небесного (Мф. 5:48), всегда употребляющего Свое Слово для вышеназванной цели. И до тех пор, пока человек не в состоянии исполнить эту цель, ему запрещается пользоваться даром слова. Ибо кто уподобляется скотам несмысленным в делах, тот пусть уподобляется им и в бессловесности. И как не может дерево худое приносить плоды добрые (Мф. 7:18), так невозможно говорить доброе будучи злым, ибо от избытка сердца говорят уста (Мф. 12:34). Посему старец запретил только что пришедшему в обитель Иоанну пользоваться словом, как это предписывается делать со всяким новоначальным. Достаточно хорошо познав испорченность человеческой природы и видя в себе непрестанное действие греха, преп. Иоанн не стал возражать старцу и с любовью принял данную им заповедь о молчании. Но в то же время он не мог забыть и о данном Пресвятой Деве обещании. Помнила об этом и сама Пресвятая Дева, почему и сделала выговор старцу, явившись ему в видении и сказав: «Зачем ты заградил источник, могущий источать сладкую и изобильную воду, – воду, которая лучше истекшей из камня в пустыне (Числ. 20:11), – воду, которую желал пить Давид (2Цар. 23:15), – воду, которую обещал Христос Самарянке (Ин. 4:14)? Не препятствуй источнику течь: изобильно потечет он, и всю вселенную протечет и напоит; покроет моря ересей и претворит их в чудную сладость,… он напишет догматы православной веры и обличит еретические лжеучения; сердце его отрыгнет слово благо, и изречет дела царева пречуднейшая (Пс. 44:2)».¹¹⁸ Этими словами Она как бы сказала ему, что неужели он до сих пор еще не понял из примеров сердечного смирения преп. Иоанна, что Бог, дающий смиренным благодать (Иак. 4:6) уже давно сообщил ее сему смиренному послушнику, так что всякое слово, исходящее из его доброго сокровища сердечного имеет и соответствующие сему свойства.

Услышав это, старец тотчас призвал Иоанна к себе и сказал: «О чадо послушания Христова! Открой уста твои, чтобы привлечь дух, и то, что восприял сердцем, скажи устами; пусть они говорят о премудрости, которой ты научился размышлением о Боге. Открой уста твои не для повествований, а для слов истины, и не для гаданий, а для догматов. Говори к сердцу Иерусалимскому, созерцающему Бога, т.е. к умиротворенной церкви; говори не пустые слова, на воздух бросаемые, но те, которые Дух Святый начертал на твоем сердце. Взойди на высокий Синай Боговидения и откровения Божественных Таин и за великое твое смирение, путем которого ты сошел до последней глубины, взойди теперь на гору церковную и проповедуй, благовествуя Иерусалиму. Крепко возноси голос твой, ибо много славного мне сказала о тебе Богоматерь. Меня же, молю, прости за то, что я тебе был препятствием по своей грубости и неведению».¹¹⁹

Получив такое повеление, преп. Иоанн стал молиться ко Пресвятой Богородице со слезами, говоря, что нам грешным пристало любити убо более благоговейное молчание, которое удобее, так как исполнено страха Божия, страха перед невыразимыми, несказанными и неизглаголанными таинствами, яко безбедное; и хотя есть в нас любовь и неудержимое влечение к вдохновенному песнотворчеству, все же любовию, Дево, песни ткати спротяженно сложенные неудобно есть, ибо весьма трудным для сил человеческих представляется такое поистине ангельское делание, как составление стройно сложенных гимнов о тайнах богословия, но даждь нам, Мати, для этого такую же силу, елико есть и произволение наше по любви к Богу и всему Божественному.¹²⁰

Преп. Иоанн весьма хорошо представлял всю трудность благовествования, но в то же время не мог отказаться от этого дела, прекрасно понимая, что не только за каждое праздное слово, какое скажут люди, но и за каждое доброе слово, которого не скажут, так же дадут они ответ в день суда.¹²¹ Посему кто может, тот должен воплощать в мире сем во зле лежащем всякое доброе слово, служащее спасению от зла и утверждению в добре. Надо только следить за тем, чтобы слово наше имело истинно, а не мнимо добрые качества. Мнимо доброе слово рождается из состояния мнения, состояния присущего испорченному грехом сердцу, которое за неимением истинных в себе движений сочиняет их из себя под действием страстей и демонических сил. Рождаемое из такого состояния слово имеет и соответствующие этому качества, ибо каков корень, таков и плод (Мф. 7:18). В первую очередь, сочиняемое слово по свойству своему непременно будет лживым (Ис. 59:13). И как бы то ни было нечестивый, пока пребывает в нечестии, ходит со лживыми устами (Притч. 6:12). И даже кто утверждает, что познал Истину, которая есть Христос (Ин. 14:6), но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины (1Ин. 2:4).

«Мудр ли и разумен кто из вас, – говорят опытно познавшие Истину, – докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская» (Иак. 3:13–15). Земная или бесовская мудрость отвергается Богом (1Кор. 1:20), как мнение мудрости, в которой нет истинного знания, а есть лишь претензия на это знание. А так как нет истинного знания в таком мудровании, то и порождаемые этим мудрованием мысли содержат в себе неясность, неопределенность. «Неопределенность – непременно чадо мнения».¹²² Естественно быть неопределенности там, где нет знания, и лишь там только, где есть знание, есть и определительность в словах, и ясность в суждениях.¹²³

Утрата определенности, оформленности и ясных очертаний свойственно процессу распадения, разложения и тления, которые непосредственно связанны с процессами старения и смерти. В стихии духовной, к которой принадлежит слово человеческое, процесс тления и гниения непосредственно связан с порочностью или с совокупностью греховных энергий, составляющих, так называемого, ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях (Еф. 4:22) и порождающего из себя соответственные этому слова. Св. Апостол Павел, наставляя совлечься ветхого человека с делами его, вместе с тем заповедует отложить злоречие и сквернословие уст (Кол. 3:8–9), которые свидетельствуют о пребывании ветхого человека в душе. Таким образом, пусть никакое гнилое слово не исходит из уст ваших, иначе придется за каждое такое слово дать ответ в день Суда. Гнилым является то слово, которое по свойству своему распространяет зловоние и заразу. Запах зловония исходит от злоречия, пересудов, клеветы, срамословия, лести, коварства и кривотолков. Заразу распространяют те слова, которые колеблют добрые устои и нравы, сеют раздоры, подозрения и смущения. Все такое и подобное этому оскорбляет Духа Святаго, плод которого есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22). Лишь доброе слово имеет в себе подобные качества, сопрягаясь с благодатью и не только служит назиданию в вере, но и доставляет благодать слушающим (Еф. 4:29). Такое слово заповедуется не утаивать, а произносить для благовествования (1Сол. 1:5) и для обогащения во всяком познании (1Кор. 1:5), а так же для утверждения в благом деле (2Сол. 2:17) и для утешения (1Сол. 4:18).

Итак, желающие вместо наказания получить награду от Бога, следите за тем, чтобы слово ваше было всегда с благодатью и исходило из сердца дышащего любовью и благорасположением, а так же смотрите, чтобы оно было приправлено солью, т.е. «не пустое и смешливое, хотя и приятное для слуха и не жесткое и оскорбительное, хотя и строгое одновременно. Как пища одинаково неприятна, если она недосолена или пересолена, так и слово».¹²⁴ Но кроме меры требуется еще знать, как отвечать каждому (1 Сол. 4:6), учитывая время, место и лицо. «Когда мы говорим или не вовремя, или не по месту, или не так, как потребно для слушающих, тогда гнилое слово исходит из уст наших»,¹²⁵ – говорят искушенные в слове. Должно быть всему свое время: есть свое время для молчания и свое время для слова (Еккл. 3:1,7). Время молчать тому, кому еще нечего сказать, кому вместо того, чтобы учить других, нужно еще самому учиться. И хотя бывают случаи, когда Бог поручает заниматься наставлением тому, кто еще сам недостаточен в знании, но это случается от всеобщего оскудения преподобных и голода в слышании Слова Божия, ибо все таки «лучше употреблять хлеб нечистый и иметь пропитание, нежели оставаться вовсе без хлеба».¹²⁶ Но общее правило для появления доброго слова – это наличие знания, содействуемого духовным действием, действием Духа Святаго, сообщающим определенность во всех понятиях.¹²⁷ Сия определительность свидетельствуется внутренним успокоением, как для самого говорящего, так и для слушающего его. «Мир – свидетель истины, плод ее»,¹²⁸ посему и слово доброе, как слово истинное не приносит в душу смущения, сопутствуемого лишь духу заблуждения. Сама Истина, обращаясь к принимающим Ее, говорит прямо: «Мир мой даю вам» (Ин. 14:27). Впрочем, этот мир не всякий способен познать и принять (Мф. 10:13). В таком случае, говорящему должно умолкнуть, как это сделала однажды Сама Истина (Мк. 15:4), чтобы не бросать добрых слов на попрание нечестию (Мф. 7:6), и, отряхнув прах от ног своих (Мф. 10:14) в знамение того, что все познания жителей места сего, есть тщета и сор перед превосходством познания Истины (Филип. 3:8), уйти от места того до времени. Ибо пока место сие утоптано или каменисто, или усеяно сорняками, семя Истины не может там взойти, сколько бы его не сеяло усердие Сеятеля (Мк. 4:3–7).

Непригодное к принятию Истины сердце человеческое должно приготовиться сначала покаянием и очищением под руководством того гласа вопиющего в пустыне сердечной (Ис. 40:3), который хотя не есть Слово, но как глас причастно Ему и идет перед Ним. Предтеча доброго слова – добрая совесть, внимающая внушениям Духа Святаго и требующая от сердца и ума всякую образовавшуюся под действием страстей дебрь, всякий низменный помысел наполнить возвышенным, духовным содержанием, возводящим от достоинства бессловесных скотов к достоинству горнего ангельского мира, а всякую гору самомнения, восстающую против познания Божия (2Кор. 10:5), смирить, вернув уму его изначальное состояние и всякий холм плотских похотей выровнять по заповедям Евангельским и все какие бы то ни было кривизны различных движений души и неровные ее пути выпрямить и сделать гладкими, чтобы Истина вошла в душу и стала видимой для сердца и ума – этих очей душевных (Ис. 40:3–5). Без выполнения данных условий Истина не может безбедно для себя войти в душу. Войдя в такую душу, Она или погибнет, будучи низверженной с горы самомнения, или заблудится в дебрях мрачного сознания и потеряется из виду, или, изранившись о стропотные и острые стези лукавых мыслей, вынуждена будет уйти из души, ища других дорог для своего шествия в мире сем.

Внявшим же гласу совестному остается следить за тем только, чтобы Слово Христово вселялось в них богатно (Кол. 3:16). Для этого требуется учить и вразумлять во всякой Божественной премудрости себя самого (Кол. 3:16), дабы не услышать в свой адрес справедливый укор: «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого» (Рим. 2:21)? Учить себя значит стремиться не только понять, но и принять истину, а вразумлять себя значит убеждаться в истинности Слова Божия, вызывая из сердца соответствующие тому чувства и благорасположения. Без последнего «нельзя сказать о ком-либо, что он научил себя, хоть и знает слово Христово на память и хорошо рассуждает».¹²⁹

Наученный же Царству Небесному книжник имеет в сокровищнице очищенного от скверны страстей своего сердца всякое, и новое, и старое слово, равно одинаковое по своей ценности, которое он уже не прячет от алчущих и жаждущих правды Божией, а с радостью выносит в удовлетворение их горячего желания (Мф. 13:52). К этому его побуждает сам Спаситель словами: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мф. 10:27). И послушавшийся Божественного гласа подобно купцу, собравшему немалые сокровища слов и дел, идет и усердно продает живущим на земле все, что имеет в душе своей, получая за это драгоценную жемчужину (Мф. 13:46) – спасение души своей. Аминь.

2006 г.

(на Рождество Христово 25 дек. / 7 янв.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дева днесь Пресущественнаго рождает и весь мир подвластный Рождаемому ныне обличается (Ин. 16:8), выставляя наружу свое внутреннее состояние. Одни воспевают славословную песнь (Лук. 5:13), другие идут посмотреть на Него движимые чудесными видениями (Лук. 5:16), третьи благоговейно поклоняются Ему и предлагают свои дары (Мф. 2:11), четвертые тревожатся (Мф. 2:3), пятые ярятся и пытаются воевать с Ним (Мф. 2:13). Большая же часть совсем не проявляет к этому событию никакого интереса.

Сия картина изобразилась более 2000 лет назад, но в существенных чертах своих она осталась неизменной и по сей день. Чем же определяется такое разное и такое одинаковое отношение людей к Родившемуся в мир Богомладенцу? Ничем иным как степенью любви или нелюбви к Нему. Нетрудно определить, кто из перечисленного нами окружения Христова испытывает любовь к Нему, а кто не любит Его вовсе. Любящему свойственно радоваться появлению любимого, устремляться к нему и делать ему приятное, тогда как нелюбящий испытывает неприятность от одного представления нелюбимого, старается избавиться от него или просто не обращает на него никакого внимания.

Любящие Бога Ангелы выражают свою любовь к Нему через славословие (Лук. 2:13), являя нам такой вид духовной любви, который считается совершенным среди тварей и присущим только тем, кто, возбуждаясь памятью о Боге и о всем, что Он для нас благоволил совершить и еще совершит по обетованию Своему, непрестанно хвалит Его во всех помышлениях своих.¹³⁰ Такой род любви среди земнородных имеют только ангелы во плоти. Пастухи, сподобившиеся сверхъестественных откровений и видения Бога в мире вещества, являют вид еще не совершенной любви, но все же достаточной к тому, чтобы часто славить и хвалить Бога за все то, что слышат и видят имеющие ее в промыслительных действиях о них (Лук. 2:20). Такую любовь имеют те, кто добре пасет свои бессловесные движения и живет вдали от мира и славы его. Волхвы-язычники предлагающие от себя дары Богу, символизируют собой вид любви к Богу несовершенной и недуховной, считающей, что совершеннейший Дух может иметь нужду в вещественных дарах. И хотя последний вид любви, по свидетельству Писания, присущ многим из чтущих Бога (2Пар. 32:23), но все же не всем. Находятся среди верующих в Бога и такие, которые даже этого вида любви к Богу не имеют. Признаком того, что нет в них любви к Богу, являются или смущение при напоминании о бытии Божием или прямая ненависть ко всем проявлениям Божественной силы в мире, или полное равнодушие при кажущемся благочестии.

Первопричиной всех этих проявлений враждебности к Богу является дружба с миром, о которой прямо сказано в Писании, что она есть вражда против Бога (Иак. 4:4). Говоря о предосудительной любви к миру, Священное Писание разумеет любовь к той стороне мира, которая во зле находится (1Ин. 5:19), составляясь из совокупности страстей и жительства по их началам.¹³¹ Мера любви к этой стороне мира определяет меру враждебности по отношению к Богу. Даже при очень малой любви к миру можно ожидать лишь такую же малую враждебность к Богу, но никак не любовь к Нему. Кто любит мир, в том нет любви к Богу (1Ин. 2:15), даже если он имеет образ благочестия (2Тим. 3:5), составленный из воздержания, трудолюбия, целомудрия, терпения и других подобных добродетелей. Более того, данный вид миролюбия считается наиболее опасным для человека и наиболее неприятным для Бога. Опасность для человека в том, что этот вид миролюбия, облеченный во одежду благочестия не кажется ему отвратительным, не вызывает неприязни его к себе, а посему он не только не думает отрекаться от такой любви, но еще и хвалится ею перед Богом (Лук. 18:11). Богу же она неприятна по причине нераскаянности обладаемого ею и степень этой неприятности такова, что сравнима разве что с тем отвращением, которое невольно приводит в действие рвотный рефлекс (Апок. 3:16). Приходит в такое состояние тот, кто когда-то испытал горячность веры и любви к Богу, а потом вследствие нерадения своего, постепенно охладел настолько, что стал равнодушен к делу своего спасения. И хотя нельзя еще сказать о нем, что он совсем охладел к духовной жизни, но все же утерял уже должную горячность веры и любви к Богу, придя в состояние нежизнедяеятельной теплохладности. Таковыми были жители Вифлеема. Они не могли не знать о случившемся в их городе славном Рождении, ведь об этом наверняка говорили пастухи, и волхвы своим приходом не могли не обратить на себя внимания вифлеемлян. И хотя Иосиф с Марией пробыли в Вифлееме более месяца не видно, чтобы местное население проявляло к этому живой интерес. Более того, по всей видимости, их теплохладность начала переходить в состояние полного нечувствия к предметам духовного порядка. Почему Бог и попустил им пережить великую скорбь от рук грешников, вследствие которой они утратили рожденных ими младенцев – начатки окамененного нечувствия. В этом и состоит неизреченный Промысел Божий по отношению к охладевающим в духовной жизни, но еще сохраняющим чувствительность и тепло и не умерших окончательно.

Не испытывают подобной скорби или не принадлежащие к жителям Вифлеема, или уже перешедшие в состояние духовной смерти. Как холодность и нечувствительность тела служит свидетельством наступившей смерти животного организма, так и холодность с нечувствительностью по отношению к жизни духовной свидетельствует о совершенной смерти души. При вести о рождении Спасителя люди с умершей душой выдают себя в первую очередь возникающей в душе тревогой, что их лишат права законно удовлетворять полюбившиеся им страсти. Такое именно состояние души имели жители Иерусалима, ибо очень встревожились и смутились, когда узнали, что родился тот, кого предвозвещали пророки (Мф. 2:3). Как объясняет эту странность св. Игнатий Брянчанинов: «Иерусалим смутился оттого, что нравственность иерусалимлян была растленная. Столица поняла, достойно тонкому столичному чутью, что новый Царь, Царь правды, потребует отвержения безнравственности».¹³² Но при всем при этом рассматриваемые нами столичные жители не желали расстаться с добрым о себе мнением со стороны окружавших их жителей, особенно таких, как жители Вифлеема. Иерусалимляне не идут вслед за волхвами в Вифлеем, чтобы проверить случившееся и попытаться устранить возникшую угрозу, зная, что это может подорвать сложившееся в окружавшем народе их положение. И чтобы сохранить это положение, а вместе с этим и возможность удовлетворять образовавшуюся страсть к суетной похвале, свои честолюбивые расчеты и карьерные стремления, сребролюбивые и развратные пожелания, им необходимо было тщательно прикрываться личиной строгого благочестия и мелочного исполнения всех обрядовых форм. Все что они могут позволить себе это устранение своего врага чужими руками, с сохранением вида своей непричастности к чужому нечестию. Для этой цели они с верноподданнической готовностью указывают царю земному точное место рождения Царя Небесного (Мф. 2:5–6), зная, что у него имеется достаточно причин для устранения своего конкурента. А то, что они наружно представлялись благочестивыми, видно из того, что царь Ирод не доверяет их словам вполне и тайно от них призывает к себе волхвов, чтобы сверить полученную информацию, будучи уверенным, что иерусалимляне, дорожа ожидаемым ими Младенцем, вводят его в заблуждение (Мф. 2:7).

Сам Ирод представляет собой тип грешника, который не только Бога не боится, но уже и людей не стыдится, а потому открыто выражает свою вражду к Богу, пользуясь всеми возможными средствами, включая и лицемерие (Мф. 2:8). Такого же состояния достигли постепенно и тайно враждовавшие с Богом иерусалимляне, совершив, в конце концов, то, чего не удалось совершить Ироду.

Познайте, братья и сестры, страшную сущность миролюбия. Не обманывайтесь, эта любовь не содержит в себе никакого блага и способна на всевозможные преступления. Посему, вместе с Апостолом, умоляем вас не сообразуйтесь с веком сим временным и ради него не вступайте во вражду со своим Творцом, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, с помощью покаяния очищая себя от пристрастий к миру сему, познавая, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12:2). Любящему свойственно стремиться узнавать все желания любимого им, чтобы по возможности исполнить их и доставить тем радость любимому. Вот почему любящему Богу естественной необходимостью является стремление узнать волю Божию. И Бог, предвидя это стремление любящих Его, открыл Свою волю и запечатлел в Писании в виде различных заповедей своих. Тщательное и подробное изучение этих заповедей и усердное исполнение их верный признак любви к Богу. Так говорит и Сам Господь: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня. Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих» (Ин. 14:21,24). Любящие же Бога говорят: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек» (1Ин. 2:15–17).

С чего конкретно следует начинать исполнение воли Божией? С того же, с чего начали волхвы. С оставления страны язычества и шествия в место Богоугождения, каковой являлась тогда Иудейская земля. Но прийти в то место следует не просто, а с дарами. И пусть сначала эти дары будут несовершенны по причине несовершенности сил нашей души, но и такие Бог не отвергает и, зная нашу немощь, даже требует их (Пс. 95:8) и ждет, когда из заречных стран Ефиопии поклонники Его, дети рассеянных Его, принесут Ему дары (Соф. 3:10). То правда, что дары наши, какие бы ни были они, Богу не нужны, но на то они и дары, чтобы приносить их тем, кто в них не нуждается.¹³³ Богу не нужны не только золото, ливан и смирна или допущенные по языческой грубости различные религиозные постановления, жертвы и сам храм со всеми своими святынями,¹³⁴ но и самое наше сокрушенное и смиренное сердце, которое является конечной целью всех вышеперечисленных наружных обрядов и действий.¹³⁵ Все это нужно нам, и ради нас и нашего ради спасения, а не ради получения даров от нас, Бог стал человеком, родившись от Пречистой Девы. И каждый из нас должен ответить на эту Его любовь первоначально принесением Ему различных видов жертв нашего сердца, которые хотя сами по себе не способны сделать в совести совершенными приносящих (Евр. 9:9), но необходимо нужны до времени исправления души нашей (Евр. 9:10). Поэтому Господь, обращаясь к каждому из нас, с отеческой любовью и желанием одного блага для нас, говорит: «Сын мой! отдай сердце твое Мне» (Притч. 23:26). Или что одно и тоже: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» (Мф. 22:37). А так как сердце является сосредоточением всех сил души и тела, то любовь, возникшая в сердце, сможет распространиться на все силы и ввести в чин пастухов, способных должным образом управлять всеми бессловесными силами естества и любить Бога всею душею своею и всею крепостию своею (Лук. 10:27). При такой любви душевно-телесные силы постепенно расстаются со всеми привязывающие их к земле пристрастиями и неудержимо влекутся к Богу, возводя естество человеческое в чин ангельский, способный непрестанно помышлять о Боге и любить Его всем разумением своим (Мф. 22:37). Достигшие сей последней для тварной природы степени любви, исполнили весь Богом данный закон (Мф. 22:40) и, родившись в жизнь вечную, так как заповедь Его и есть жизнь вечная (Ин. 12:50), стали чадами Божиими (Фил. 2:15), а значит и сонаследниками Христу (Рим. 8:17). Аминь.

2007 г.

Проповедь в неделю Богоотец!

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Возлюбленные о Господе, братья и сестры, в первую неделю по Рождестве Христовом св. Церковь творит память родителей по плоти Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. В числе их воспоминается прежде всего св. Давид, царь Израильский, из него бо пройде жезл Дева, из которой и возсия цвет Христос.¹³⁶

Не считая того, что царь Давид возвеличен уже тем, что от семени его родилось спасение миру, сама жизнь и черты характера его служат достаточным основанием для прославления этой поистине удивительной личности, оказавшей огромное влияние как на современников своих, так и на последующие поколения, вплоть до наших дней. Само то обстоятельство, что он из положения простого пастуха, благодаря своим талантам и подвигам, не только сделался царем, но и снискал такую популярность и любовь своих подданных, что его имя и его дела на веки составили самую светлую страницу еврейской истории и предмет национальной гордости, говорит о незаурядности этого человека. При этом нужно учесть, что вся жизнь его представляет собой целый ряд превратностей и лишений, которые редко выпадали бы на долю кого-либо еще, но из которых он с честью для себя всегда выходил.

Если мы внимательно присмотримся к нраву царственного пророка (Деян. 2:30), то не сможем не заметить, что основной чертой его характера было беспредельное и постоянное упование на Бога во всех случаях жизни и затруднительных ситуациях.

Когда Давид, не выдержав того, как филистимский единоборец Галиаф поносит воинство Бога живаго (1Цар. 17:36), выступил против него, то в руководство этого безнадежного предприятия он взял такое соображение: «Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого филистимлянина» (1Цар. 17:37). И Господь, научая руце на ополчение и персты на брань, не посрамил Давидова упования (Пс. 143:1–2). После сего случая и ряда побед над филистимлянами его стали почитать больше, чем правящего царя, говоря: «Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч» (1Цар. 18:7)! Это естественно вызвало зависть, а затем и преследование со стороны Саула. С этого времени начинается для Давида целый ряд различных приключений, через которые он еще более укрепляется в убеждении, что судьба и жизнь человека находятся в руках Божиих.

Открыто свои гонения Саул начал с того, что попытался собственноручно убить Давида копьем, и когда Давид, увернувшись, скрылся в доме, то царь приказал воинам окружить дом и убить Давида. Безвыходным было положение Давида и он обратился к Богу, молясь: «Изми мя от враг моих, Боже, и от востающих на мя избави мя. Избави мя от делающих беззаконие и от муж кровей спаси мя» (Пс. 58:2–5). Господь услышал молитву невинного Давида и спас его от неминуемой гибели рукой любящей супруги. С этого времени царь начинает преследовать Давида как куропатку по горам (1Цар. 26:20). Но Давид вручил свою жизнь в волю Божию, говоря: «Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя от всех гонящих мя и избави мя (Пс. 7:2). На Тя уповаша отцы наши, уповаша и избавил еси я. К Тебе воззваша, и спасошася, на Тя уповаша, и не постыдешася (Пс. 21:5–6). И аз на Тя, Господи, уповах, да не постыжуся во век» (Пс. 30:2). И Господь не посрамил Давидова упования. Он постоянно хранил его от рук Саула. Так, когда Давид находился в Кеиле и Саул намеревался схватить его там, Господь открыл Давиду, что жители города могут его выдать, почему Давид с отрядом оставил этот город (1Цар. 23:13). В другой раз Давид был окружен слугами Саула в пустыне Маон, и казалось, что нет надежды на избавление, но внезапно пришел к Саулу вестник с известием о нападении филистимлян и Саул вынужден был отложить преследование Давида, отправившись на войну с врагами отечества (1Цар. 23:24–28). Более того, несколько раз преследователь оказывался в руках преследуемого, но последний не подражал жестокосердию первого и не делал ничего для того, чтобы своими руками избавится от своего гонителя. «Господь утверждение мое, – говорил он, – и прибежище мое, и Избавитель мой» (Пс. 17:3). И только когда Господь Сам отнял царство от рук Саула и отдал его Давиду, последний при общем ликовании взял в свои руки управление Божиим народом, окончательно усвоив себе правило, что благо есть уповати на Господа, нежели уповати на князи (Пс. 117:9). Руководство этим правилом развивало и укрепляло царство Давидово и Господь Бог Саваоф был с ним (2Цар. 5:10) до тех пор, пока Давид не отступил от Него через грех прелюбодеяния соединенного с убийством. С этого момента в его доме начинаются бедствия, заканчивающиеся рядом смертей и восстанием родного сына Авессалома. Но царственный пророк понимал, что хотя и многи раны грешному, уповающаго же на Господа милость обыдет (Пс. 31:10). Поэтому он, предаваясь в руки Божии, ничего не отвечал поносящим его (2Цар. 16:11), отдавая все на милосердный суд Божий, говоря: «Суди ми, Господи, яко аз незлобою моею ходих, и на Господа уповая, не изнемогу» (Пс. 25:1).

Спасаясь от рук Авессалома, он искал спасения в Боге, взывая: «Спаси раба Твоего, Боже мой, уповающаго на Тя» (Пс. 85:2). И при этом он не забывал наставлять своих ближних такими словами: «О Бозе спасение мое и слава моя, Бог помощи моея, и упование мое на Бога. Уповайте на Него весь сонм людей, излияйте пред Ним сердца ваша, яко Бог Помощник наш» (Пс. 61:8–9). Благодаря такому упованию Давид достаточно спокойно перенес заслуженные скорби и заградил уста смеявшихся над ним и оскорблявших его. «Терпя, потерпех Господа, – говорил он впоследствии, делясь своим жизненным опытом, – и внят ми, и услыша молитву мою. И возведе мя от рова страстей, и от брения тины, и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя, и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему. Узрят мнози и убоятся, и уповают на Господа. Блажен муж, емуже есть имя Господне упование его» (Пс. 39:2–5).

Как своим примером, так и словом царь Давид учит нас всегда и во всем уповать на Бога, стараясь усматривать действие Его промысла во всех затруднительных обстоятельствах жизни. А если кто не понимает, что для познания собственного устроения и меры упования необходимо практическое испытание (экзамен), тот пусть для начала приучится в неудобных и нежелательных для него обстоятельствах, хотя бы удерживать уста от несмысленного ропота, последуя благоразумному примеру царя Давида, старавшемуся обуздывать уста свои перед нечестивыми и молчать даже о добром (Пс. 38:2–3). Покоритесь воле Божией и таким настроением постарайтесь удержать Бога как бы в своих объятиях подобно тому, как утопающии крепко хватаются за все, что их может спасти. В любом случае, никогда не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние (Евр. 10:35). Это воздаяние состоит в том, что оно не постыжает не только в будущем (Пс. 70:1), но уже в этом веке (Пс. 36:19), дает крепость в перенесении бед и скорбей (Пс. 25:1), предохраняет от грехопадений (Пс. 33:23) и сообщает уповающим на Бога Божие всемогущество (Мк. 9:23). Одним словом, как сказал вдохновенный псалмопевец: «Надеющиеся на Господа – яко гора Сион: не подвижутся во век» (Пс. 124:1). Как «Сионской горы не двинут с места ни жесточайшие бури, ни яростные волны, не потому только, что она – гора, но более потому, что она гора, посвященная Богу, таким же образом и человека, истинно уповающего на Бога и во всем сердечно угождающего воле Божьей не опрокинет никакое устремление бедствий», – говорит св. Иоанн, митрополит Тобольский.¹³⁷

Братья и сестры, обратим наше внимание на то, что гора Сион является символом непоколебимости именно потому, что посвящена Богу. Истинно упование должно основываться на истинном служении Богу. Если мы хотим, чтобы завтрашний день заботился о нас, обеспечивая всем необходимым, то мы должны искать прежде Царствия Божия (Мф. 6:31–34). Такое условие поставил Господь. Если мы будем все свое время употреблять на занятия Божественным, не тратя времени на заботы о житейском, то Господь не замедлит показать на нас Свою попечительность согласно Собственному обетованию. При таком устроении душевном, по словам св. Исаака Сирина, «мир, как раб какой, приготовит нам все, без сомнения будет подчиняться нам, как владыкам, не воспротивится словам нашим и воле нашей».¹³⁸

Неудивительно, что Бог проявлял особое попечение о Давиде, ибо Давид как никто другой старался исполнять Его волю и помнить о Нем во все дни жизни своей. Человек такого устроения имеет полное основание не предаваться заботам о необходимой потребности тела, говоря: «Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит» (Пс. 22:1). Человек же пекущийся не об угождении Богу, а исключительно об угождении своей плоти не имеет права возлагать своего упования на Бога в затруднениях, явившихся следствием его же беззаконных действий. Именно таковых бесстыдно уповающих и имел в виду Господь когда говорил, что они каждый день ищут Меня и хотят знать пути Мои, как бы народ, поступающий праведно и не оставляющий законов Бога своего (Ис. 58:2). Но ведь надежду на Бога должен предварять труд для Бога, а иначе это выглядит как дерзость.¹³⁹

Признаком же того, что человек не имеет истинного упования на Бога, является его постоянная неуверенность в завтрашнем дне. Душа такого «исполняется укоризны в устах и в сердце на всякого человека, и на всякую вещь, и на все, с чем ни встречаешься помыслами и чувствами, и на Самого Всевышнего»,¹⁴⁰ предается малодушию и постоянно боится вреда телесного, возбуждаясь таким страхом, что пугается даже тени своей, и «во время достатка и обилия томится голодом, и при окружающей его тишине исполняется бури».¹⁴¹ Истинное упование на Бога, в отличии от ложного, «всегда сопровождается оставлением упования на себя»,¹⁴² и «когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что со всею чистотою мыслей доверился ты Самому Богу более, нежели себе самому, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебе оная неведомая сила, и ощутительно почувствуешь, что с тобою несомненно сила, та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и не боятся, и, ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением потонуть».¹⁴³

Итак, беря пример, с царя Давида «с мужеством начинай всякое доброе дело, а не с двоедушием приступай к таким делам; не колеблись сердцем твоим в уповании на Бога, чтобы труд твой не стал бесполезен и делание твоей службы тягостно. Напротив того, веруй сердцем твоим, что Господь милостив и ищущим Его дает благодать, как мздовоздаятель, не по деланию нашему, но по усердию и по вере душ наших. Ибо говорит: «Якоже веровал еси, буди тебе» (Мф. 8:13).¹⁴⁴ Аминь.

2003 год.

(на «обрезание Господне» 1 /14 янв.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Боже во имя Твое спаси мя» (Пс. 53:3), – взывал некогда царственный Пророк от лица ветхозаветного человечества, прозревая наступление того дня, когда явится на земле спасительное имя Божие (Ин. 17:6), через которое наконец придет к живущим в стране падшего естества спасение. Этим днем стал восьмой день со дня рождения зачатого от Святаго Духа Девой Марией младенца. Сей младенец, согласно закону (Быт. 17:12), был обрезан и при обрезании получил имя Иисус, означающее спасение. Так именно и следовало назвать Того, Кому предназначалось спасти люди Своя от грех их (Мф. 1:21).

Но могущественная сила имени Вочеловечившегося Бога Слова открылась не сразу после своего объявления. До мужеского возраста Спасителя оно было сокровенно и как бы не имело силы. По мере же возмужания Христова сила имени Его стала все более и более обнаруживать себя. Его именем стали чудеса творить (Мф. 7:22) и бесов изгонять (Лк. 9:49), от Его имени стали пророчестовать (Мф. 7:22) и ради имени Его стали оставлять родных (Мф. 19:29). Но вполне открылась сила имени Его после Его спасительной смерти и славного Воскресения. Тогда именем Иисусовым стали не только бесов изгонять (Деян. 6:18) и получать исцеления (Деян. 4:10), но и прощение грехов получать (1Ин. 2:12), и власть быть чадами Божиими (Ин. 1:12). А что последнее гораздо важнее первого, видно из слов самого Иисуса Христа, которые были сказаны апостолам в ответ на их радостное свидетельство о том, что и бесы повинуются им о имени Его (Лук. 10:17): «Не тому радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лук. 10:20). Последнее не под силу никакому имени, кроме имени Иисуса Христа, ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись (Деян. 4:12).

Но чтобы имена наши написались на небесах необходимо суметь написать имя Христово на сердцах наших и всегда носить Его в себе, как это делал св. Игнатий по прозванию Богоносец. Когда спрашивали у него: «Что означает наименование твое»? Он обыкновенно отвечал: «Носящий Христа Бога в душе своей есть Богоносец»!¹⁴⁵ А перед мученической своей кончиной он открыл всем такую подробность, что в его сердце начертано имя Иисусово. Согласно преданию, нечестивые мучители, желая проверить правду ли сказал Святый перед смертью, взяли сердце его и, разрезав на две половины, увидели на обеих внутренних сторонах разрезанного сердца надпись золотыми буквами: «Иисус Христос»!¹⁴⁶

В этом нет ничего удивительного, ибо по свидетельству преп. Максима Исповедника, «в чистом сердце, словно на неких скрижалях Моисеевых, Бог удостаивает начертать посредством Святаго Духа собственные письмена».¹⁴⁷ Но совершается это только в таком сердце, «в котором отсутствует всякое естественное движение к чему-либо плотскому».¹⁴⁸

Вот почему заповедано наречение имени непременно соединять с обрезанием. Во времена дохристианские такое наречение связываемо было с обрезанием крайней плоти, как средоточения плотской похоти, которым знаменовался завет Бога с человечеством, выражавшийся следующими словами: «Благоугождай предо Мною и буди непорочен» (Быт. 17:1). С пришествием же Сына Божия на землю Ветхий Завет заменился Новым, и обрезание по телу сменилось обрезанием по сердцу, так как прообразы сменились самими образами. Впрочем, истинным по существу всегда было не то обрезание, которое наружно, на плоти, но то, которое в сердце, по духу (Рим. 2:28–29). «Обрежьте крайнюю плоть сердца вашего» (Втор. 10:16), – говорил еще св. пророк Моисей, имея в виду обрезание жестокосердия. Того же желал и пророк Иеремия (Иер. 4:4). Не совершавший при обрезании внешнем сего внутреннего обрезания обесценивал первое, служившее лишь символом и свидетельством последнего, так что его обрезание становилось не обрезанием (περιτομή), а всего лишь сечением (κατατομή) плоти (Филипп. 3:2). «Обрезание полезно, если исполняешь закон, – объясняет св. апостол Павел, – а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием» (Рим. 2:25).

Внешнее обрезание само по себе ничего не значит, равно как и внешнее необрезание, но все дело в соблюдении заповедей Божиих (1Кор. 7:19) или в совлечении греховного тела плоти (Колос. 2:11). В этом именно и состоит обрезание сердца, ибо «обрезание сердца есть очищение его от страстей, а заповеди направлены против страстей, так что исполняющий их изгоняет страсти из сердца, или обрезывает их».¹⁴⁹ Кроме того, исполнение заповедей Божиих, есть исполнение воли Божией, а исполнение воли Божией непременно требует от падшего человека отсечения, обрезания его собственной греховной воли. Но такое обрезание, хотя и требуется от падшего человека, оказывается на деле невозможным для его собственных сил. Св. апостол Павел от лица падшего человека соглашается с тем, что заповедь Божия свята и праведна и добра, но при этом признает свою собственную плотяность и порабощенность греху (Рим. 7:11,14). «Знаю, – говорит он, – что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:18–24).

Последнее никому из людей не под силу. Но невозможное человекам возможно Богу (Лук. 18:27). И обрезание тела греховного совершается не руками человеческими, но Духом Божиим, почему и именуется обрезанием нерукотворенным (Кол. 2:11). Что же тогда требуется от человека, чтобы совершилось в нем такое обрезание? Требуется лишь одно – отдать свое сердце в руки Божии. Этого требует Господь, когда говорит: «Сын мой! отдай сердце твое Мне» (Прит. 23:26). Это исполняет человек, когда говорит: «В Твою руку предаю дух мой» (Пс. 30:6).

Главными орудиями предания сердца человеческого Богу является молитва, состоящая из непрестанного обращения ума ко Господу в сердце, и подвижничество, исходящее из желания сохранять верность Божиим заповеданиям в мыслях, чувствах, словах и делах. Свидетельством же того, что духовное обрезание благополучно совершается в сердце человеческом, служит некая сердечная болезненность, сопровождающая, как молитву, так и подвиги. И сия болезненность считается необходимой настолько, что не испытавший ее не может надеяться ни на получение чистоты сердечной, ни на получение даров Духа Святаго. «Многие безболезненно трудились или трудятся в течение продолжительного времени, – говорит св. Григорий Синаит, – но, перенося труды безболезненно, не с кипучей ревностью сердца, сказываются чуждыми чистоты и не участвующими в дарах Святаго Духа».¹⁵⁰ И это естественно, ибо как можно получить чистоту сердца без обрезывания его страстных действий и чувств. В то же время невозможным представляется при обрезывании их не испытывать никакой болезненности. Болезненность – это закономерность закономерная всякому процессу резания, телесно ли оно совершается или духовно. А если духовное обрезание совершается Духом Святым, то, следовательно, через болезненность сердечную обнаруживается действие Святаго Духа в падшем человеке. Эта болезненность сердца первоначально выражается через болезненное сокрушение духа и страдание его от ощущения греховности своей, доходящей до чувства тонкого отчаяния,¹⁵¹ так что страждущий этой болезненностью, исповедуясь, говорит: «Пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах» (Пс. 37:7). Впоследствии он чувствует эти болезненные ощущения и в самом теле своем, которое принимает участие в этих страданиях духа по тесной связи с ним. На этой стадии он уже говорит так: «Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть исцеления в плоти моей» (Пс. 37:8).

Прекращается же ощущение сей болезненности лишь тогда, когда благодать Божия окончательно изгонит из всех членов души и тела, живущий в них грех или, по выражению апостольскому, совлечет греховное тело плоти (Колос. 2:11), избавив, наконец, человеческое естество от сего тела смерти (Рим. 7:24). Только после совершения сего обрезания Христова благодать Божия начнет печатлеть имя Божие на сердце человеческом, говоря: «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего» (Отк. 3:12). И как при обрезании сердечном в этом процессе принимало участие все естество человеческое, так и при написании имени Божия на сердце, естество человеческое не останется безучастным и свойства имени Божия начнут печатлеться и на всем образе мыслей его – челе, и на всей деятельности его – деснице, подобно тому, как всем грехолюбцам родитель греха начертывает на правую руку их или на чело их свое имя (Отк. 13:16).

И как приявший имя принимает и именуемого сим именем, так и именуемый приемлет приявшего его имя. Вот почему пришедшему во имя свое врагу Божию поклонятся те, которые не приняли пришедшего во имя Отца Небесного (Ин. 5:43) и имена, которых, следовательно, не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира (Отк. 13:8). Господь примет только тех, имена которых будут написаны на небесах, т.е. «начертаны в месте бесстрастия, благодаря благодати усыновления и через осуществление добродетелей»¹⁵² и у которых поэтому имя Его будет написано на челах их (Отк. 22:4). И если нет этого, то нет и повода для радости даже у тех, которым духи или страстные движения повинуются, ибо это может оказаться всего лишь игрой лукавых страстей, а игравшие в эту игру и надеявшиеся на похвалу от Бога могут оказаться вместе с отверженными. И когда скажут они в изумлении: «Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили»? Он ответит им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7:23). Аминь.

2006 г.

(Суббота после Богоявления 13 /26 янв.)

Мф. зач. 7 На лит. в субб. по Богоявлению

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских (Еф 6:10). Такой апостольский призыв мы сегодня слышали за богослужением. Вслед за этим мы прочитали повествование о том, как диавол искушал Господа, предлагая Ему из камней сотворить хлебы, или броситься вниз с высоты в надежде на чудесную помощь, или поклониться мироправителю тьмы века сего в обмен на получение земных преимуществ (Мф. 4:1–11). Данное повествование подтверждает правильность апостольского призыва, ибо, если диавол дерзал искушать Господа, тем более предстоит борьба с ним у всякого идущего вслед за Господом.

Суть искушений Христа диаволом сводилась к попытке последнего исказить во внутреннем мире Сына Человеческого нормы Его отношений к телу и его потребностям, к нынешнему миру и к собственному «Я». Наличность этих искажений в испорченной грехом человеческой природе выражается, во-первых, в подчинении телу его духовных сил, во-вторых, в таком возобладании внешнего мира над человеком, которое доводит его до порабощения посредством механической зависимости и законности тех или иных явлений жизни, и, в-третьих, в нелепом самоутверждении и преувеличенном понимании своего значения и своей личности.

Все мы знаем, что каждый потомок Адамов с самого рождения наследует от родителей образ жизни ветхого человека, с делами его (Кол. 3:9). При этом самоугодие, будучи душой ветхого человека, разделяется на три главные части, составляющие его «голову», «сердце» и «чрево».

Головой ветхого человека является гордость, выполняющая функцию греховного сознания. Как при наличии сознания всякий человек живет и действует, точно так же при наличии гордости, ветхий человек живет и действует для греха, почему и считается, что «где совершилось грехопадение, там прежде водворялась гордость».¹⁵³

Но если гордость – это сознание ветхого человека, то его сердцем является похоть очей или сребролюбие, которое есть корень всех зол (1Тим. 6:10) и прочное основание для отречения от Бога и жизни вечной (Кол. 3:5). Омрачаясь веществолюбием и упоеваясь земным бла­госостоянием, ум человеческий забывает о бессмертии души и смертности тела, и не готовится к вечности небесной, устраивая разнообразные обители для вечной жизни на земле. Поэтому «кто желает сосредоточить в Боге упова­ние и любовь свою, тот должен стараться о том, чтобы пребывать в нестяжании относительно вещей».¹⁵⁴ Вещественное нестяжание – это сердце нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины, тогда как стяжание вещей мира сего – сердце человека ветхого, истлевающего в обольстительных похотях (Еф. 4:22–24).

Чревом же ветхого человека является такое желание плотского характера, которое попечения о плоти превращает в похоти (Рим. 13:14), обращая естественные физиологические потребности в повод и источник чувственного услаждения. Такого рода услаждения именуются нечистотой (Гал. 5:19), мешающей проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте (1Тим. 2:2).

В описанной тройственной похоти заключается вся жизнь ветхого человека, и для того, чтобы умертвить его земные уды (Кол. 3:5) и, в первую очередь, похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую (1Ин. 2:16), некоторые ревнители благочестия избрали в качестве всеоружия противоположные им добродетели целомудрия, нестяжания и послушания. Эти добродетели были положены ими в основу их образа жизни, который настолько стал отличаться от общепринятого, что его даже прозвали иным, иноческим. Проводившие такую жизнь считали, что шли вслед Христа, специально удалившегося в пустыню для борьбы и подвига как необходимого элемента нравственной жизни человека, потому что «если не исцелимся мы от этих трех язв душевных, то тщетна вера в нас, тщетно благочестие, тщетны пост, молитва и милостыня».¹⁵⁵ В виду этого, установленные ими нормы поведения, не всегда по форме, но непременно по своему моральному содержанию имеют значение общехристианское, представляя собой лишь «сознательное повторение данных при крещении обетов» и «торжественно заявленную решимость серьезно отнестись к своему званию христианина».¹⁵⁶

Указанным всеоружием облекались поколения христиан, и в особенности иноков, на протяжении многих веков и лишь в наше время в этой области стала наблюдаться некоторая переоценка установленной нормы жизни духовной, в результате которой сформулированные некогда правила стали усиленно размываться самими же иноками. И вот мы уже не удивляемся общераспространенной практики принятия монашеского пострига на приходе или при архиерейских домах, где отсутствуют какие-либо обеты относительно запрета на владение личным имуществом, а также обеты не покидать монастырь и слушаться настоятеля, что вполне логично, поскольку нет ни монастыря, ни настоятеля. В результате, появляется новый тип «монашества» с единственным обетом безбрачия, по образцу западного целибатства, а точнее по образцу того рода монахов, которые еще в период формирования института монашества отвергали установленные нормы иноческого жития и иго подчиненности игумену, живя по своей воле и на своем иждивении. За ними с древних времен закрепились названия «ремнуотов» или «сарабаитов», что в переводе с коптского языка означает «отдельно живущий человек» или «человек из монастыря». Так блаж. Иероним пишет, что в Египте сформировалось три вида монахов: «Первый – Киновиты, мы можем называть их общежительными. Второй – Анахореты, живущие по одному в пустыне. Третий – Ремнуоты, который в нашей провинции является если не единственным, то основным. Они живут по своей воле и своими средствами… Живут обычно в городах или городишках, и все, что они продают, продают по дорогой цене, как будто бы являются святыми продукты их труда, а не сама жизнь. Среди них часто возникают ссоры, поскольку, живя на своем иждивении, они не терпят кому-либо подчиняться… Все у них показное: широкие рукава, грубейшая одежда, частые вздохи, видаются с девицами, поносят священнослужителей, а когда наступает праздничный день, пресыщаются до рвоты».¹⁵⁷ Преп. Иоанн Кассиан дает похожее описание этого, по его выражению «худшего и неверного вида монахов», которых он называет «сарабаитами» и которые, «думая считаться монахами только по имени, без всякого усердия к подвигам, никак не принимают благочиния киновийского, не подчиняются воле старцев, не принимают их наставлений, не учатся отсекать свою волю, от правильной учености не принимают никакого правила здравой рассудительности, но отвергая мир только напоказ, по человекоугодию, остаются в своих жилищах, связанные теми же занятиями, или, строя себе особые кельи и называя их монастырями, живут самочинно, по своей воле, никак не подчиняясь евангельским заповедям».¹⁵⁸

Следует отметить, что упоминания об этом виде «городских и сельских аскетов» встречаются лишь в IV веке, когда монашество еще формировалось. Но такая форма монашеской жизни не выдержала испытания временем и вскоре исчезла. И произошло это главным образом потому, что подвижники на собственном опыте познали, что только при помощи тройственного отречения, выражаемого монашескими обетами, душа наша способна максимально освободиться от диктата плоти, обрести свободу от житейских попечений и облечься смиренномудрием, получив вследствие этого спасительную благодать Божию (1Петр. 5:5), научающую нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке, ожидая блаженного упования и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа (Тит. 2:12–14). Аминь.

(память преподобного Макария Египетского – 19 января/1 февраля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Господь в очередной раз через Евангелие Свое возвещает нам, братья и сестры, одну из тайных сторон христианской жизни, которая вся представляет собой великое таинство, таинство спасения. Эта таинственность понимается не сразу и не всеми. Она открывается по мере личного участия в ней. Тому же, кто живет по заповедям мира сего, а не Христа, никогда не удастся понять ни принципы христианской жизни, ни происходящий от них характер ее. Как не может он принять заповеди об отвержении мира и удовлетворения своих похотей, так соответственно он не может понять того, как бремя Христовых заповедей может быть легким, а иго христианской жизни благим, о чем неустанно говорит Господь всему миру: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:30). Не взявшему на себя этого бремени Христова и не испытавшему на личном опыте ига Его, никогда не понять того, как обременительное по свойству своему способно не обременять, а угнетающее доставлять приятность. И хотя трудно объяснять рассудку то, что понимается чувством, мы все же попробуем, надеясь на помощь Божию и подсказки святых подвижников, объяснить как пути жестокие (Пс. 16:4), которыми часто именуются пути праведные, способны вместо горечи и трудностей доставлять легкость и приятность. И делаем мы это не столько для тех, которые не верят словам Христовым о легкости несения бремени Его заповедей и представляют Его обманщиком в глазах других, уподобляясь змию в Раю, сколько для тех, которые, вступив через тесные врата на узкий путь, ведущий в жизнь вечную (Мф. 7:14), недоумевают, ощущая легкость и приятность в следовании по нему. Последние порой смущаются настолько, что отчаиваются в своем спасении, зная, что многими скорбями надлежит войти в Царствие Божие (Деян.14:22), но совсем или почти не ощущая их в своей жизни.

В утешение таковым сначала приведем слова св. Симеона Нового Богослова, признающегося в следующем: «Поверьте слову моему, когда я прибег к Богу Спасителю моему, то не встретил ничего скорбного, или тяжкого и неподъятного; но, если уже говорить вам правду и открыть любви вашей то, что я не хотел никому открывать, чтобы доставить некоторым из вас хотя малую какую пользу, когда имел я скорбь, тесноту и так именуемое злострадание, тогда наипаче ощущал, что все это производило мне вящую радость и отраду».¹⁵⁹

Давайте вникнем в смысл сказанного и постараемся найти объяснения этим словам и словам св. ап. Павла, говорящего: «Ныне радуюсь в страданиях моих» (Кол. 1:24). Разве страданиям свойственно сообщать радость? Конечно, нет. Но, во-первых, очень многое, если не все, зависит от восприятия и душевного расположения. И на самом деле люди страдают не столько от свойства вещей, сколько от своих мнений, и соответственно «настолько всякий несчастен, насколько думает так».¹⁶⁰ А во-вторых, трудность любого дела облегчает усердие в его совершении, так что «как при усердии тяжелое бывает легким, так без него и легкое – тяжелым».¹⁶¹ Ленивому и избалованному само принятие готовой пищи может показаться невыносимо тяжелым, потому что, как говорит некто: «Нет ничего легкого, чего бы великая леность не представила нам весьма тяжелым и трудным».¹⁶² Действительно, в чем была трудность принятия подаваемой ежедневно манны небесной? Тем не менее, иудеи, принимая готовую и любого вкуса пищу, не переставали роптать (Числ. 11:6). С другой стороны, «нет ничего трудного и тяжкого, чего бы усердие и ревность не сделали весьма легким».¹⁶³ Всякий согласится с тем, что терпеть ежедневные смертельные опасности невыносимо трудно для разумного существа, однако находились такие, которые называли их легкими (2Кор. 4:17).

Таким образом, можно предположить, что и Господь называет путь к Нему тесным не по свойству своему, а по свойству восприятия слушающих. Это подтверждает и св. Иоанн Златоуст, говоря, что если некоторые и считают путь, ведущий в жизнь вечную, трудным, то «мнение это происходит только от собственной их лености»,¹⁶⁴ и «когда Господь говорит к слабым, то Он называет этот путь тесным и узким; когда же говорит это к здоровым, Он на­зывает его приятным и легким».¹⁶⁵ Добродетель легка и приятна по свойству своей природы, только не все эту легкость и приятность ощущают по причине болезненности душевных своих сил. Для больных глаз неприятен солнечный свет, но это не означает, что этот свет неприятен по свойству своей природы. Природа наша настолько испорчена грехом, что добродетель ей кажется неестественной (как здравие неестественно больному) и труднодосягаемой (особенно поначалу). «Путь добродетели для начинающих любить благочестие кажется жестоким и престрашным, – говорит св. Диадох Фотикийский, – не потому чтобы он был сам по себе таков, но потому что человеческое естество с самого исхода из чрева матерня привыкает жить пространно в удовольствиях».¹⁶⁶ А как известно привычка – это вторая природа. И чтобы избавиться от укоренившейся привычки требуется усилие и труд по ее искоренению. Собственно в этом и заключается вся трудность и теснота. То есть тяжело не путем заповедей идти, а «оставить врага Божия диавола и все сатанинские дела его, со всеми мнимыми благами мира сего».¹⁶⁷ А если бы люди, как утверждает Писание, ходили в стези благия, обрели убо быша стези правы гладки (Притч. 2:20), но порочная воля их делает эти стези неровными и жестокими, ибо сказано, что волчцы и сети бывают только на путех стропотных, храняй же свою душу избежит их (Притч. 22:5).

Избавившиеся от страстей избавляются и от скорбей. А то что «дивная приятность ига Господня чувствуется горькой, то это потому, что горечь нашего отвращения портит ее».¹⁶⁸ Согласитесь, что легче и приятнее жить бессребренику, нежели корыстолюбцу, ибо первый легко расстается со своим имуществом, тогда как второй скорее согласится умереть, нежели что-либо утратить из своей собственности. И одну и ту же заповедь Господню об оставлении имения (Мф. 19:21) первый исполнит со всей легкостью, в то время как второму сама мысль об этом будет невыносима. Следовательно, «путь Господень имеет приятность, если проходят по закону Его. Но мы сами причиняем себе скорби и мучения беспорядочными уклонениями, когда лучше желаем идти кривыми и развращенными путями этого века, невзирая на большую опасность и трудность. А когда таким образом иго Господне сделаем для себя тяжелым и жестоким, то уже в духе богохульства обвиняем или само иго, или Христа, возложившего его, в жестокости, как говорится у Премудрого: глупость человека извращает путь его, а сердце его негодует на Господа (Притч. 19:3)».¹⁶⁹ Таковым Господь справедливо и с укором говорит через пророка Иезекииля: «Мой ли путь неправ? не ваши ли пути неправы» (Иез. 18:25)?

Проходившие путь Господень как должно встают в защиту слов Господних и утверждают, что «Христос ничего не заповедал нам тяжкого и неудобоисполняемого, но все заповеди Его удобны и легки».¹⁷⁰ Но это познание, повторим, дается не сразу, а лишь тогда, «когда недобрые стремления наши бывают подавлены добрыми навыками»,¹⁷¹ а до этих пор предлежит исполнять святые заповеди с усилием, преодолевая собственную порочность. Но и этот труд достаточно облегчается надеждой на будущее. По слову св. Иоанна Златоуста: «Надежда будущих благ всегда облегчает перенесение настоящих скорбей. Это всякий может видеть на предприимчивых купцах, которые переплывают обширные моря, переносят кораблекрушения и нападения морских разбойников и часто, после многих таких опасностей, обманываются в своих надеждах, и не смотря на это, не останавливаются, но снова принимаются за тоже. Это же можно сказать и о земледельцах: и они, после того, как прорежут глубокие борозды, употребят на обработку земли много трудов и щедро посеют семена, часто обманываются в надежде, вследствие засухи, или безведрия, или напавшей ржавчины при самом конце (созревания) колосьев, не смотря однако на это, они не отстают, но опять, когда придет время, берутся за земледелие. Это можно приметить и во всяком занятии».¹⁷²

Добавим к сказанному еще и то, что получение ожидаемых благ от Господа – это не только удел будущей жизни, но и жизни настоящей.¹⁷³ И сообщается это благо благодатью Духа Святаго, без которой невозможно ощутить ни легкость бремени, ни приятности ига Христовых заповедей. По утверждению ныне чтимого нами великого подвижника веры преп. Макария: «Высочайшие заповеди Евангелия и путь Божий тесны и узки людям мира сего, непричастным Духа Божия, и этим путем невозможно идти (то есть стать безупречными во всех евангельских заповедях) никому, пока они не приобретут крыл Святого Духа; тогда, возносимые Святым Духом, они легко смогут пройти по евангельскому пути правды и удостоятся войти в жизнь, по слову Господа: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:30). Они узнают, что не тяжелы заповеди Иисуса, когда, окрыленные Святым Духом, пойдут с великой легкостью и радостью по тесному для остальных людей пути».¹⁷⁴

Зная это, братья и сестры, смело вступим на путь самоотвержения, подчинив себя благому игу добродетельной жизни и взяв на себя легкое бремя Христовых заповедей, чтобы нам, как говорил еще св. Иоанн Златоуст: «И здесь иметь удовольствие, и сподобиться будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков».¹⁷⁵ Аминь.

2006 г.

(на преп. Максима Исповедника 21 января/3 февраля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Вы мои свидетели, – говорит Господь, – и Я избрал вас, чтобы вы знали и верили Мне, и разумели, что это Я и прежде Меня не было Бога и после Меня не будет. Я, Я Господь (Иегова) и нет Спасителя кроме Меня. Я предрек и спас, и возвестил; а иного нет у вас, и вы – свидетели Мои, что Я Бог» (Ис. 43:10–12). На этих словах, сказанных Господом через пророка Исаию, так называемые иеговисты основывают наименование своей секты, считая, что их религия является восстановленным христианством в том виде, в котором оно существовало в первом веке. Мы не будем сейчас разбирать их учение при свете Писания, а зададим себе вопрос: можем ли и мы быть свидетелями Иеговы так, как это делают они, рассказывая о Боге на каждом углу каждому встречному.

О том, что исповедание Бога необходимо для нас мы знаем от Самого Бога, сказавшего нам: «Всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын Человеческий исповедает его пред Ангелами Божиими, а кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими» (Лук. 12:8). Почему необходимо такое исповедание Бога? С одной стороны, потому что исповедничество умножает веру в Бога среди людей, ибо вера от слышания (Рим. 10:17) и нет иной возможности веровать в Того, о Ком не слыхали и слышать без проповедующего (Рим. 10:14), а с другой, исповедничество спасает исповедающего.

Но всякое ли исповедание спасительно? Нет, конечно. Во-первых, исповедовать должно Иисуса Христа как Сына Божия воплотившегося нас ради и нашего ради спасения, ибо кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том только и пребывает Бог, и он в Боге (1Ин. 4:15), а кто не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога (1Ин. 4:3). Во-вторых, одного словесного исповедания для спасения явно недостаточно, как это видно из примера бесов, которые исповедали Иисуса Христа Сыном Божиим, но спасения не получили (Мф. 8:29). Так же сомнительна спасительность исповедания сектантского, которые только устами это делают, а делами далеко от этого отстоят. Поведение одного такого проповедника сектанского толка, который «много толковал о том, что непременно надобно устами исповедать Иисуса Христа, и что как только кто исповедует Его устами, тотчас делается приявшим Его», разбирает св. Феофан Затворник.¹⁷⁶ По твердому убеждению русского Святителя, приятие Христа совершается не исповеданием Христа, а Крещением во имя Его, а сектанского рода исповедание, совершаемое как бы «ни с того ни с сего» представляет собой исповедание на ветер, когда кто выбегает на улицу и кричит: «Верую во Христа и исповедую», зная при этом, что такое исповедание ему ничем не грозит. Такое исповедание не только не богоугодно, но и «противно воле Божией». И только то исповедание ценно в очах Господа, которое совершается перед лицом опасности и даже смерти, и совершивший его вступает в подвиг мученичества, даже если, исповедав Христа и быв мучен за то, по какому-либо случаю не был замучен до смерти.

Пример такого рода исповедничества показал нам преп. Максим Исповедник, прославившийся в истории Церкви своей энергичной борьбой против монофелитской ереси. Родился будущий исповедник в Константинополе около 580 года и вырос в благочестивой христианской семье. В юности он получил прекрасное разностороннее образование: изучил философию, грамматику, риторику, был начитан в древних авторах и в совершенстве владел богословской диалектикой. Это помогло ему вести полемику с еретиками своего времени, с которыми он столкнулся впоследствии, когда уже стал монахом. Преп. Максим участвовал в соборах, дискутировал в публичных диспутах до тех пор, пока в 654 году по приказу императора не был заключен в тюрьму по обвинению в измене отечеству. Там его подвергли жесточайшим пыткам: отрезали язык и отсекли правую руку. Так преп. Максим исповедал доброе исповедание перед многими свидетелями, пред Богом, все животворящим, и пред Христом Иисусом (1Тим. 16:13) и его исповеднический подвиг помог утвердить православное учение на VI Вселенском Соборе в Константинополе.

Подвиг исповедания веры – одно из самых великих и славных деяний. На нем, как на краеугольном камне устрояется Церковь Христова (Мф. 16:18), устрояется до сих пор, требуя и от нас соответствующего поведения. Но как мы можем подвизаться добрым подвигом исповедничества, когда за проповедь о Христе сегодня, кажется, никто не гонит и не притесняет? Это только кажется, что нет сегодня гонений за Христа. Если мир лежит во зле (1Ин. 5:19), то, следовательно, как Христа гнали его соотечественники, так во все времена будут гнать и Его проповедников их соотечественники (Ин. 15:20). Другое дело, что гонения эти будут разными по своим проявлениям и интенсивности. Но если выступающий с апологией Церкви и Христа подвергается за это насмешкам или ругательствам со стороны врагов Церкви или кто-то в веселом обществе, услышав возмутительную для его веры шутку или кощунственный анекдот, не стесняясь и не стыдясь выскажет свое негодование и несогласие по поводу услышанного, уже через одно это они исполнят заповедь Христову об исповедничестве. И хотя кому-то это покажется малым в сравнении с теми, кто перенес настоящие муки и страдания, однако в очах Божиих эти наши две лепты могут оказаться настолько ценными, что Он укажет на нас как на пример для подражания другим (Мк. 12:43).

Впрочем, как мы знаем из Евангелия, открытое исповедничество не всегда требуется и одобряется Господом. От кровоточивой женщины Он требует его, а Иаиру и его родственникам запрещает (Лук. 8:41). Значит, исповедничество уместно лишь в том случае, когда к этому призывает Господь. Как нам узнать призыв Божий в нашей повседневной жизни? Если все, даже мелочные обстоятельства нашей жизни, определяются волею Божиею (Мф. 10:29–30), тогда призыв Господень легко усматриваться в тех обстоятельствах, которые складываются таким образом, что необходимым становится выявить перед людьми свое отношение к Богу.

Самовольное исповедничество отвергается Богом и даже наказывается, как это видно из истории с тем монахом, который, живя в монастыре преп. Пахомия Великого, молился о том, чтобы ему претерпеть мученичество ради Христа, не слушая наставлений игумена о необходимости терпеть монашеский подвиг. Когда он стал докучать всем с просьбами молитв об этом, преп. Пахомий пообещал вымолить ему желаемые обстоятельства, но предупредил, что когда этот час, он скорее всего отречется от Христа, ибо ошибается тот, кто добровольно оставляет свой чин и ввергает себя во искушение вопреки воли Божией. Но брат не слышал этих предупреждений, пока не случилось ему попасться в руки варваров, которые, увидев его, стали глумиться над ним, заставляя его принять участие в идолослужении. Когда монах отказался, они стали угрожать ему смертью. Увидев обнаженные мечи и злобные лица варваров, бедный монах не только поклонился истуканам, но и ел с ними идоложертвенное мясо.¹⁷⁷ Причина его отречения заключалось в том, что самовольный вызов на подвиг исповедничества обыкновенно связан с чувством гордости и руководится самомнением, а потому наказывается Богом, Который гордым противится, и лишь смиренным дает благодать (1Пет. 5:5). Оставленные же без благодатной помощи самовольные мученики, не имея естественных сил выдержать испытания, часто заканчивают свое исповедание отречением. Но даже если им и хватило сил претерпеть мучения, Церковь не причисляет таковых к лику святых, обосновывая свою позицию тем, что «Домовладыка и Учитель наш часто уклонялся от хотевших наветовати Ему, и яко иногда ради их и не ходил явно, и когда приближалось время страдания Его, не Сам Себя предал, но ожидал, доколе не пришли на Него со оружием и с дрекольми... По подобию Его, пострадали и текущие к Его мете, памятуя Божественные слова Его, в которых Он, подкрепляя нас, глаголет о гонениях: внемлите себе, предадят бо вы на сонмы, и на соборищах их биют вас. Предадят, глаголет, а не сами себя предадите: и пред владыки же и цари ведени будете имени Моего ради (Матф.10,17–18), а не сами себя поведете. Ибо Он хощет, чтобы мы и преходили от места на место, будучи гонимы за имя Его, якоже и аки слышим Его глаголющаго: егда же гонят вы во граде сем, бегайте в другий (Матф.10,23). Поскольку Он не хощет, чтобы мы сами приступали к щитоносцам и копьеносцам диавола, да не соделаемся для них виновниками множайших смертей, аки бы вынуждая их к большему ожесточению и к совершению смертноносных дел».¹⁷⁸ Оказывается самовольно ищущий мучений христианин, не только согрешает самонадеянностью, но и вводит в сугубый грех ожесточения и новых преступлений самих гонителей, понуждая их к излишней агрессии.

Итак, имея Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия, давшего нам не только заповедь, но и пример должного исповедания (Евр. 4:14), будем держаться исповедания упования неуклонно, ибо верен Обещавший (Евр. 10:23), давший обещание, что всякого, кто исповедает Его должным исповеданием пред людьми, того исповедает и Он пред Отцем Небесным как свидетеля Истины, способного пребывать в Истине и с Истиной в вечности (Мф. 10:32). Аминь.

2015 г.

(Рядовые чтения 32-й седмицы: Зачало 53, Иак 2:14–26)

26 янв/8 февр.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы слышали апостольские слова о том, что нет пользы тому, кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет (Иак. 2:14), ибо вера, если не имеет дел, мертва (Иак. 2:17), а значит, и не может спасти имеющего ее. Трудно не согласиться с тем, что человек оправдывается делами, а не верою только (Иак. 2:24), но может ли человек оправдаться делами неправедными, если таковых в определенных обстоятельствах потребует от него вера его?

Для пояснения сказанного решим задачку, руководствуясь своей верой. Представим себе, что на распутье мы встречаем разбойников, которые спрашивают нас, по какой из двух дорог побежал преследуемый ими человек. Мы видели убегавшего человека, но также видим, что вопрошающие намерены ограбить или даже убить его. Какой ответ нужно дать в этом случае? Сказать правду и погубить невинного человека, дав к тому же повод совершить преступление разбойникам или согрешить обманом, указав не ту дорогу, по которой убежал преследуемый ими и этим обманом избавить несчастного от смерти, а разбойников от преступления?

Для принятия правильного решения поищем разъяснения в Священном Писании и Святом Предании.

Среди примеров оправданных действий нынешнее апостольское слово упоминает наряду с Авраамом и некую Раав блудницу, которая оправдалась, приняв соглядатаев и отпустив их другим путем (Иак. 2:25). Эта история произошла в те времена, когда израильский народ пришел к земле обетованной и Иисус Навин отправил двух соглядатаев на разведку в Иерихон. Чтобы не навлечь на себя подозрения, соглядатаи, тайно проникнув в город, остановились на самой его окраине, найдя приют у блудницы по имени Раав. Несмотря на все предосторожности об их присутствии узнали и донесли царю, который тотчас же потребовал от Раавы выдачи их. Но она, пораженная рассказами о чудесах, сопровождавших шествие израильтян к земле обетованной, и признавая превосходство их Бога, скрыла их в снопах льна, разложенных у нее на кровле, сказав пришедшим, что приходили неизвестные люди, но уже ушли, а затем тайно выпустила их чрез окно стены за город, направив их по совершенно другой дороге, чем по которой отправились в погоню за ними иерихонцы (Иисус Навин Гл. 2).

Ее поступок был одобрен не только ветхозаветным сознанием (Пс. 86:4), но и сознанием новозаветным. Так св. ап. Павел в связи с описанным поступком говорит о ней наряду со святыми, как Богу угодившей (Евр. 11:31). А св. Иоанн Златоуст не только считает, что «всякой похвалы достойна Раав»,¹⁷⁹ но и ее обман называет прекрасным, как «не предающим на поругание божественного, но сохраняющим благочестие»!¹⁸⁰ С ним соглашается и преп. Кассиан Римлянин, говоря, что именно за такую ложь она «заслужила быть причисленной к народу Божию с вечным благословением».¹⁸¹ К слову сказать, тот же праведный Авраам, наряду с которым упоминается Раав, так же употреблял ложь во спасение. Оказавшись в Египте по причине голода, он свою жену Сару выдал за сестру, и Бог не только не осудил его ложь, но и заступился за него перед Фараоном (Быт 12:10–20). О том, что с помощью обмана возможно добиться Божьего благословения, свидетельствует и история патриарха Иакова (Быт. Гл. 27). Следует вспомнить и то, как святой царь Давид, убегая от Саула, обманул священника Ахимелеха, взяв у него хлебы предложения и меч Голиафа под тем предлогом, что он был послан к нему по тайному поручению царя иудейского (1Цар. 21:1–9), а когда был приведен к Анхусу, царю Гефскому, то изменил лице свое пред ними, и притворился безумным в их глазах, и чертил на дверях, кидался на руки свои и пускал слюну по бороде своей (1Цар. 21:13). Можно еще вспомнить лукавый совет Хусия Авессалому (2Цар 17:8–13), который хотя и пронизан весь духом лукавства, тем не менее, одобряется таким словам: «Так Господь судил разрушить лучший совет Ахитофела, чтобы навести Господу бедствие на Авессалома» (2Цар 17:14). Неправильным будет умолчать и о поступке той женщины, которая укрыла в своем колодце посланных Хусием к царю Давиду и, положив крышку на отверстие его, сделала вид, что просушивает крупу, и когда посланные Авессаломом рабы спросили у нее о них, она не только не выдала их, но и пустила их по ложному следу, по примеру Раав (2Цар 17:20).

Впрочем, кто-то справедливо возразит, что может быть допущение обмана было позволительно лишь во времена ветхозаветные, когда не вменялось во грех иметь множество жен и наложниц и было похвальным убивать врагов. Ныне же, когда позволено иметь лишь одну жену (Тит. 1:6) и не только не разрешается ненавидеть врага своего, но и предписывается любить его (Мф. 5:43–44), допущение лжи, хотя бы и прикрытой благочестивым видом, не может быть не только одобрительным, но даже извинительным. Как говорится: «Да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37).

Согласимся, что к находящимся под сенью Закона должно быть больше снисхождения, нежели к живущим при свете Евангелия. Однако и в те времена ложь была осуждаема так же, как и ныне. Среди заповедей Ветхого Завета встречается заповедь об удалении от неправды (Исх. 23:7), и люди того времени прекрасно знали, что лживые уста убивают душу (Прем. 1:11), а говорящих ложь Бог строго наказывает (Пс. 5:7). Использование лжи в те времена оправдывалось лишь исключительными ситуациями. Ведь праведный Авраам выдал за сестру свою жену не ради забавы, а ради страха перед смертью (Быт 12:12). Иаков, получив обманом отцовское благословение, «не только не навлек никакого осуждения или порицания за это, но и наделен всегдашним наследием благословения, потому что он пожелал благословения, назначенного первородному, не по страсти к настоящей выгоде, а по вере в вечное освящение».¹⁸² И царь Давид завладел Голиафским мечем с помощью лжи не с намерением повредить Саулу, а с целью защититься от него. Безумным же он притворился, потому что сильно боялся Анхуса, царя Гефского (1Цар. 21:12). Лукавый совет Авессалому Хусий дал из желания спасти Давида, как это видно из дальнейшего повествования (2Цар 17:16). Этими же побуждениями руководствовалась и та неизвестная женщина, направившая по ложному следу искавших посланников Хусия.

Теперь вернемся к вопросу о том, как нам поступать в свете Евангелия, когда мы оказываемся в подобных обстоятельствах? Использовать ли ложь во спасение или же отстаивать принцип, что всегда и во всем следует говорить правду, и только правду?

Конечно, ложь – это исключительное свойство диавола, который есть лжец и отец лжи (Ин. 8:44), и праведник ненавидит ложное слово (Прит. 13:5), зная, что Господь Бог есть истина (Иер. 10:10) и слово Его есть истина (Ин. 17:17). Человечество еще в начале своего бытия, вкусив змеиного яда лжи, отравилось навеки, на опыте узнав ту истину, что ложь губительна, как губителен яд. Но, заразившись смертоносной болезнью, мы неожиданно обнаружили, что в нашем состоянии и яд может принести нам пользу, а в некоторых случаях «знатоки врачебного искусства считают изготовленное из него снадобье лучшим и полезнейшим».¹⁸³ Надо только уметь этим смертоносным лекарством правильно пользоваться.

Основным правилом в необходимости использования яда лжи является то, что допускается он только в самых исключительных случаях и при соответствующей смертоносной опасности,¹⁸⁴ ибо сама по себе ложь очень вредна и принятая без крайней нужды легко губит. Какой случай может считаться исключительным? Несомненно, только тот, когда придется из двух зол выбрать меньшее, чтобы меньшим злом не допустить большего. Когда мы видим, что наша правда подвергает смертельной опасности нашего ближнего, то более спасительным представляется обман, нежели правда.

Впрочем, лично для выбирающего обман может быть и полезней была бы правда, если бы не заповедь: «Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1Кор. 10:24). То правда, что «если мы будем искать только своего и хотим настойчиво держаться того, что полезно нам, то в подобных затруднениях нам необходимо говорить истину и быть виновными в смерти других. Если же то, что спасительно для других, предпочитая своей пользе, мы будем исполнять согласно апостольской заповеди, то, без сомнения, нам по необходимости придется солгать».¹⁸⁵ И в этом нам подают пример сами Апостолы Христовы, не только не порицая доброе притворство, если оно делается с правым намерением и благочестивым рассуждением, но и советуя иногда им пользоваться. Так «блаженный апостол Иаков, и все главные предстоятели первенствующей церкви советовали ап. Павлу допустить притворство и очиститься по образу закона (Деян. 21:26), не видя вреда от этого притворства, но больше думая о пользе долговременной проповеди его. Ибо не столько было бы пользы апостолу Павлу от такой прямоты, сколько потери для всех язычников от скорой смерти его».¹⁸⁶

Следовательно, использование лжи может принести пользу лишь в том случае, когда без нее зло проявит себя в большей степени. Используя ложь, мы же не пользу ищем, а лишь из двух зол выбираем меньшее. Поэтому, согласно отеческим наставлениям, «когда случится такая великая необходимость уклониться от слова правды, то и тогда человек не должен оставаться беспечальным, а каяться и плакать перед Богом и считать такой случай временем искушения. И на такое уклонение решаться не часто, а разве однажды из многих случаев… однажды во много лет, когда видит великую необходимость, и это самое, допускаемое весьма редко, пусть делает со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение своё, и необходимость, и тогда он будет прощён, но вред он все-таки получает».¹⁸⁷

Утешает только то, что если вред, происходящий от лжи, меньше вреда, получаемого при ее отсутствии, тогда мы можем говорить даже о некоторого рода пользе. Так что во всех затруднительных случаях «надо исследовать не то, кто что сделал, а с каким намерением сделал»,¹⁸⁸ учитывая и тот факт, что сплетатель лжи может извиняться благим намерением, выдавая себя за подражателя Раавы и представляя праведным делом то, что на самом деле губительно.¹⁸⁹

Итак, братья и сестры, во всяком деле имейте свидетельство совести своей, помня, что кто разумеет делать добро и не делает, тому грех (Иак. 4:17). Аминь.

2014 г.

(на мытаря и фарисея)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, как и каждый раз в преддверии Великого Поста, мы слышим историю о вошедших в храм мытаре и фарисее, из которого первый вышел оправданным, а второй осужденным Богом. Урок этой истории прост: в деле спасения своего надейся не на праведность свою, а на великое милосердие Божие (Дан. 9:18).

Но при этой мысли каждый раз невольно возникает в душе сомнение: а есть ли вообще необходимость в праведности, если спасение не от нее? Да и мытарево чувство удобнее иметь при мытаревых делах. Как в шутку говорят у нас в народе: «Не согрешишь не покаешься, не покаешься не спасешься». А так как в каждой шутке есть доля правды, то не это ли имел в виду и сказавший, что «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5:20)? Одним словом, что делать дальше оправданному сегодня мытарю? Возвратиться к прежним делам своим, чтобы было в чем каяться и стяжать тем вновь милость Божию, или оставить их, взяв пример с фарисея? Но если ориентироваться на второе, то где тогда гарантии, что тот мытарь, который в прошлом году вышел из нашего храма оправданным через покаяние, сегодня не присутствует здесь уже в качестве исправного фарисея и не уйдет отсюда с тем же осуждением, что и фарисей евангельский?

Исчерпывающий ответ на такую постановку вопроса, кажется, дает нам тропарь канона утреннего богослужения в неделю мытаря и фарисея, говорящий следующее: «Фарисеевы добродетели потщимся подражати, и поревновати мытареву смирению, во обою ненавидяще безместное мнение, и пагубу падений».¹⁹⁰ Итак, по мысли составителя канона неприемлемым для нас является не только фарисейское самомнение, но и мытарево житие. И каждому покаявшемуся мытарю необходимо стяжать добродетели фарисейские, не утеряв при этом бывшего смирения, а каждому фарисею возжелавшему оправдания, при сохранении уже приобретенных добродетелей своих необходимо еще «поревновати мытареву смирению».

Весь вопрос только в том, как этого достичь? Как совместить исполнение заповедей с чувством их нарушителя? «Скажи мне, – недоумевающее допытывался некий софист у аввы Зосимы, – как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? разве не знаешь, что имеешь добродетели»? И слышал в ответ лишь недоумевающее восклицание: «Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным»! Когда же это попытался объяснить преп. авва Дорофей то у него получилось только то заключение, что «от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить это словом».¹⁹¹

Но нам важно понять, что это за праведность такая, от стяжания которой рождается и развивается привычка к смирению, и не та ли это праведность, которая превосходит праведность фарисейскую и которую необходимо стяжать всякому желающему войти в Царство Небесное (Мф. 5:20)? Говоря о праведности фарисейской, Господь не заключает ее в кавычки, но действительно признает ее добродетельный характер. Другое дело, что Он не считает ее достаточной для оправдания перед Ним и хочет ее усовершенствовать. «В самом деле, – подтвердим эту мысль словом св. Иоанна Златоуста, – если бы она была худа, то Он не стал бы требовать высшей, не стал бы усовершать ее, но просто отверг бы».¹⁹² В чем же заключается несовершенство фарисейской праведности? Во-первых, в том, что она основывается лишь на исполнении Закона Моисеева, суть которого сводится к удержанию от грубых проявлений греха. Во-вторых, праведность фарисейская удовлетворяется одним внешним исполнением заповедей, так что ее характерной чертой становится «исправность внешнего поведения без особенной заботы об исправности сердечных чувств и помышлений».¹⁹³ Впрочем, это закономерно и одно из другого вытекает. Раз Закон Моисеев осуждает внешние формы греха то и соответствующей ему праведностью является внешне формальное его исполнение, не могущее сохранить имеющего ее от возношения и самомнения. «Со времени же Христова пришествия Бог требует иного плода и иной правды»,¹⁹⁴ – говорят святые Отцы Церкви. Так Он «требует от нас не только быть чистыми от убийства, как требовалось от древних, но даже быть чистыми от гнева, предписывает нам воздерживаться не только от прелюбодеяния, но и от похотливого взгляда, не только не нарушать клятвы, но и не клясться, и повелевает нам любить вместе с друзьями и врагов».¹⁹⁵ Другими словами Он требует наряду с делами держать исправными чувства и расположения, причем так, «чтобы не чувства и расположения шли за внешними делами, а внешние дела были вызываемы чувствами и расположениями, и служили им точным выражением».¹⁹⁶ Решающимся же на исполнение таких требований с первых шагов приходится сталкиваться с невозможностью строго все исполнить по причине природной испорченности, присущей всякому зачатому в беззаконии и рожденному во грехе (Пс. 50:7). Как больной неспособен из-за болезненности своей совершать дела здорового, так и грешник неспособен оказывается к делам праведным. Праведным в строгом смысле слова можно назвать только того, кто не совершает греха (1Ин. 3:9). За всю же историю человечества среди рожденных оказался только один такой Праведник (1Пет. 2:22). Остальные же, если и заявляют о своей безгрешности, то только обманывают самих себя, демонстрируя полное незнание ни себя, ни истинного положения вещей (1Ин. 1:8). «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы», – констатируется Свящ. Писание (Еккл. 7:20). Убедиться же в этом может помочь только опыт исполнения Евангельских заповедей, ибо, как говорят испытавшие это, только «строгое исполнение заповедей научает людей глубокому сознанию своей немощности».¹⁹⁷ Иначе и быть не может! Чтобы убедиться в том, что сломана рука надо попытаться ею сделать какое-либо движение, а чтобы определить способность зрения необходимо из тьмы выйти на свет. И так во всем. Собственно говоря, заповеди для того и даны, чтобы больной увидел свои болезни, убедился в невозможности лечения их собственными средствами и обратился бы со смирением к тому, Кто пришел спасти грешников, а не праведников (1Тим. 1:15). В этом контексте понятным становится и выражение, что «покаяние совершается посредством Христовых заповедей».¹⁹⁸ По мере опыта в исполнении этих заповедей, которые представляют собой дела духовно здорового человека, является и углубляется чувство мытаря, привлекающее благодать Божию (Иак. 4:6), подающую постепенное врачевание от греха. И как у здорового телесно обостряются чувства, так и у начавшего духовно исцеляться рождается обостренное ощущение самомалейших проявлений греха. «Более чистый взгляд большее и замечает, – говорит блаженный опыт, – безукоризненная жизнь пораждает большую скорбь самоукорения, исправление нравов и рачительная ревность к добродетелям умножают стенания и воздыхания. Ибо никто не может быть доволен той степенью совершенства, до какой преуспел; чем чище будет духом, тем более видит себя нечистым, более находит причины к смирению, нежели к возношению».¹⁹⁹ Вот почему «добродетель есть матерь печали», порождающей смирение²⁰⁰ и вот откуда берется «привычка к смирению». Это же главным образом и привлекает Божие благоволение, ибо не одним трудам преклоняется Бог²⁰¹ и не добродетелям собственно воздает, но «рождающемуся от них смирению».²⁰²

Следовательно, всякому желающему совместить фарисейскую добродетель и мытарево смирение, образующие вместе праведность христианскую, необходимо обратиться к тщательному исполнению Евангельских заповедей, ибо только их исполнителю обещается жизнь вечная. Аминь.

2011 г.

Неделя о блудном сыне (Лук. 15: 11–32)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Мы все любим справедливость и с великим рвением стараемся о восстановлении ее там, где как нам кажется она попирается. Мы требуем, чтобы зло было наказываемо, а добро вознаграждаемо. «Ну, где же правосудие»?! – возмущаемся мы, видя как зло осталось ненаказанным. Ощущая собственное бессилие для свершения справедливости, мы ищем ее от сильных мира сего, а когда замечаем и их бессилие, то обращаем свой взор к небу в надежде оттуда получить удовлетворение чувству справедливости. Если Бог – судия праведный и строго взыскивающий (Пс. 7:12), говорим мы, если суды Господни истина и все праведны (Пс. 18:10), если Он может сотворить суд угнетенным и справедливость бедным (Пс. 139:13), то почему Он не наказывает нечестивых и мирится с несправедливостью? Невольно можно подумать, что Он или поступает несправедливо (Иов. 36:23), или настолько бессилен, что не может всем воздать должного. А может Его и вовсе нет? Если же Он есть и обладает достаточным могуществом (Пс. 65:7), то пусть докажет Свое бытие воздаянием каждому по заслугам!

Какие неразумные и дерзкие слова! Чего мы хотим? Хотим Бога уподобить себе и сделать Его подобно нам страстным, прося правосудного отмщения? Но Бог не подобен нам и не только правосуден (Пс. 118:137), но и милосерд (Пс. 114:5). И даже более милосерд, чем правосуден! Только милосердие Божие могло принять распутно расточившего свое богатство при одном его раскаянии и дать ему прежнее положение и богатство, и только человеческая справедливость могла возмутиться при виде такой Божественной «несправедливости» (Лук. 15:29–30). Как назвать правосудным одинаковое отпущение неодинакового долга (Лук. 7:41–42)? А где справедливость в решении вечной участи разбойника справедливо осужденного на ужасную казнь соразмерную его делам (Лук. 23:43)? Впрочем, не только разбойник, но и все мы настолько уклонились от исполнения закона Божия, что нет ни одного делающего правду (Пс. 13:3). Но разве мы ощущаем на себе незамедлительное и точное действие высшего правосудия? Если же суд начнется незамедлительно, то нет возможности оправдаться пред высшей Правдой ни одному из живущих (Пс. 142:2). Так что «не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах».²⁰³

Да и потом, желающий строгой справедливости, сам того не ведая, желает зла, ибо исключает милосердие. Ведь «правосудие есть уравнение точной меры, потому что каждому дает, чего он достоин и при воздаянии не допускает склонения на одну сторону или лицеприятия. А милосердие есть печаль возбуждаемая благодатью и ко всем сострадательно преклоняется: кто достоин зла, тому не воздает злом, а кто достоин добра, того преисполняет с избытком. И если в одном есть часть справедливости, то в другом есть часть злобы».²⁰⁴ Одна справедливость без примеси милосердия содержит в себе часть злобы, потому что допускает немилосердие и слепую жестокость, тогда как милосердие содержит в себе часть справедливости, воздавая добром за добро, хотя и не в равной мере.

При воздаянии за труды делателям виноградника наряду с несправедливостью имела все же место и справедливость. Первым делателям было дано справедливое вознаграждение, однако это не удержало их от возмущения по поводу показавшейся им несправедливости. В ответ на поднявшийся ропот хозяин справедливо заметил одному из них: «Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр» (Мф. 20:13–15)? Обладаемый подобной лукавой ревностью о справедливости не ведает того, что страдает тяжким недугом души. Обращаясь к таковому, прилично сказать следующее: «По-видимому ты, человек, обнаруживаешь ревность свою против чужих недугов, а в действительности свою душу лишил здравия. Поэтому потрудись лучше над оздоровлением своей души».²⁰⁵ Как? Во-первых, не ревнуй злодеям и не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут. Во-вторых, уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего. Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит, и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень. Покорись Господу и надейся на Него. В-третьих, перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю (Пс. 36:1–9). «Если же желаешь врачевать немощных, то знай, что больные более нужды имеют в попечении о них, нежели в порицании».²⁰⁶ Вспомним Симона фарисея возмутившегося неправильным на его взгляд поведением Господа по отношению к блуднице, о чем мы сегодня читали во святом Евангелии. И что Господь ему ответил? «Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лук. 7:44–47).

Таким образом, не правды следует искать в стране падшего естества, а любви. Ей одной и без дел правды дается оправдывающая благодать. И кто считает, что человеколюбие прилично Богу, от того справедливость требует подтвердить подобное суждение делами любви к грешнику, а не требованиями от него праведных дел. Иначе подобная «справедливость» может погубить, как погубила она того немилосердного раба, который требовал от своего должника справедливой выплаты долга, получив несправедливое прощение собственного неоплатного долга от царя (Мф 18:27–30). В результате он добился того, что, услышав в свой адрес справедливое обличение, получил не менее справедливый приговор (Мф. 18:32–35) и тем, доказал, что «наши кары причиной имеют не Бога. Ибо не судья – причина кары злодея, даже если судит сам по своей воле, но сам преступник причина собственной кары, а судья – причина справедливости».²⁰⁷ Божественная справедливость требует от человека не только следовать законам человеческой справедливости, не делая и не желая того, что нарушает жизнь и права ближнего, но и по возможности становится выше ее, достигая меры Божественной любви, которая считает несправедливым то, что приносит зло, как бы справедливым это не выглядело.²⁰⁸ Это и есть та самая правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки (Рим. 3:21). Когда же ищется одна справедливость без человеколюбия, тогда, как считают святые Отцы, «не действует уже благодать, оправдывающая нечестивого и без дел правды».²⁰⁹

Поймите все правдолюбцы и поборники справедливости, что весь закон справедливости заключается в одной лишь любви, ищущей пользы того самого преступника закона, которого осуждает справедливая несправедливость! Аминь.

14/27 фев. 2004 г.

(на память св. 40 мучеников-9/22 марта)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В день памяти 40 святых мучеников Христовых душа наша созерцающая тягостнейшие страдания их невольно и естественно (по природе своей) приходит в изнеможение перед величием добродетели терпения их, которой они спасли души свои (Лук. 21:19). Но в то же время она воодушевляется их примером великодушно претерпевать различные скорби, которыми посещает нас любящий Господь (Откр. 3:19), знающий, что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14:22), потому что от скорби происходит терпение (Рим. 5:3), а претерпевший до конца спасется (Мф. 10:22).

Без терпения нет возможности улучить спасения, ибо там нет спасения, где нет борьбы со связанными с ней прискорбностями, которые выдержать способно одно только терпение. Ведь сущность терпения, исходя из названия, заключается в способности выдерживать различные виды противностей, перенося их стойко и безропотно. По определению святых, «терпение – это добродетель, укрепляющая сердце в подвиге крестном, и сохраняющая от негодования и роптания»²¹⁰ и «терпеливым должен называться только тот, кто без ропота переносит все наносимые ему оскорбления».²¹¹

Терпеливый весьма ублажается Писанием (Иак. 1:12), но при условии, если он, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу (1Петр. 2:19–20). Следовательно, не всякое терпение доставляет спасение, а лишь то, основанием которого является добромыслие и доброделание, или иначе, верность «тому внутреннему строю, который созидается в сердце под действием веры, примиряющей душу с Богом и дающей ей ощутить воссоединение с Богом, Которого она всегда жаждет и ищет».²¹² Результатом такого терпения является опытное познание того, что жизнь по вере, не смотря на сопутствующие ей внешние скорби, доставляет блаженство духовное согласно обетованию Божию (Мф. 5:11) и не в будущем только веке, а уже здесь, во время самой претерпеваемой скорби. А это, в свою очередь, дает несомненную надежду и на блага будущие из-за ощущения той любви, которая излилась в сердца наши Духом Святым (Рим. 5:4–5).

В этом и состоит основание непоколебимого терпения в самых скорбных жизненных обстоятельствах, выражаемого внешне непоколебимой стойкостью, спокойствием и не только безропотностью, но и великой радостью (Деян. 13:52, 2Кор. 8:2). Таков характер имели все мученики во Христе, явленные миру св. Церковью. Все они вдохновлялись одной мыслью, которую словесно выразил св. Апостол, сказав себе и другим: «Не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное» (Евр. 10:35–36).

Эта же мысль служит величайшим вдохновением и для всех нас, еще живущих в стране изгнания и плача. И пусть никто не смущается тем, что не застал времени открытого преследования веры своей, когда люди были способны предавать на смерть самых близких своих (Мф. 10:21), ибо не только в таком роде мученичества претерпевший до конца спасется, но и в другом роде, которого не видел глаз внешнего человека, и которое на сердце грехолюбивое не приходило (1Кор. 2:9). Есть, как говорят испытавшие это опытом, два рода мученичества: «Один в уме, а другой – в уме и вместе в действии. Поэтому мы можем быть мучениками, хотя нас не рассекают мечом гонителей. Ибо умереть от гонителя есть очевидное мученичество, но переносить поношения, любить ненавидящего есть сокровенное мученичество в уме».²¹³ Сам Господь свидетельствует о том, что как внешнее мученичество, так и мученичество внутреннее по сути своей одинаковы. Когда Он спросил у сынов Зеведеевых, могут ли они пить чашу, которую Он будет пить (Мф. 20:22), разумея под чашею – страдания (Мф. 26:39), то на их утвердительный ответ, заключил так, что они оба будут пить чашу Его. А мы знаем, что из них только один подвергся внешнему мученичеству (ап. Иаков), другой же (ап. Иоанн) этого не испытал. Но ведь слова Господа неложны! Следовательно, как и св. ап. Иоанн, так и «души, преданные скорбям для испытания, невидимо и различно мучимые лукавыми духами, как тайно, внутренней тяготой скорбей, или лукавыми помыслами, так и явно, телесными страданиями, – если будут мужественно терпеть, сохранять упование и ждать мздовоздаяния от Господа, то сподобятся венцов правды, имея внутри себя то же избавление, и в день Суда приобретут одинаковое с мучениками дерзновение перед Богом».²¹⁴

Но как приобрести необходимую для этого добродетель терпения? С чего начинать? Как и всякая добродетель, добродетель терпения начинается с благоразумия.²¹⁵ «Долготерпелив муж, – говорит Писание, – мног в разуме, малодушный же крепко безумен» (Притч. 14:29). И в силу этого, последний не может приобрести никакой добродетели, какими бы ни были благоприятными для того условия. Как говорится: «Вся противна (суть) мужеви безумну» (Притч. 14:7). Даже явной помощью Божией неразумный не может воспользоваться, потому что она приходит к нему не так, как ему это представляется. То же самое касается и добродетели терпения. Признаком неразумия, в первую очередь, является стремление приобрести эту добродетель исключительно при помощи благоприятных внешних условий и отсутствии внешних раздражительных факторов, совсем не слыша гласа благоразумия, говорящего, что невозможно нам добиться этого, «если всякую подмогу нашему терпению и всю надежду будем видеть не в силах внутреннего нашего человека, а в затворе кельи, или в удалении в пустыню, или в обществе святых, или в помощи какой-нибудь вещи, находящейся вне нас».²¹⁶ Иллюстрацией этого являются те подвижники, которые удалялись в пустыню, избегая поводов к раздражительности, и там начинали сердиться, то на ножик, который плохо резал, то на кремень, если не скоро вылетала искра огня из него, то на кувшин, опрокидывающийся из-за неровной поверхности и на прочие бездушные вещи, доходя до такой степени, что не могли иначе подавить свое возмущение, как произнесши на эти вещи проклятие, а то и физически выместив на них свое раздражение. Таким образом, «мы должны искать покоя нашего не во внешнем и не должны думать, что чужое терпение поможет нашей нетерпеливости».²¹⁷ Напротив, оно еще может его и развить. Вот почему благоразумные подвижники радовались всякому случаю проявления относительно себя нетерпеливости, а некоторые такие случаи специально отыскивали, чтобы поупражняться в терпении, как та благочестивая женщина, которая просила у святителя Афанасия, дать ей какую-нибудь вдову из призреваемых на церковном иждивении, чтобы заботиться о ней. Как рассказывают,²¹⁸ Первосвятитель, похвалив готовность женщины к делу милосердия, приказал из всех выбрать ей сначала такую вдовицу, которая бы превосходила всех честностью нравов, степенностью и образованием, чтобы желание щедрости не было побеждено пороком принимающей, и чтобы искавшая в бедной награды, оскорбившись злым нравом ее, не потерпела бы вреда в вере. Но когда женщина, начав услуживать вдовице, увидела, что та ежеминутно воздает ей честь благодарностью за услуги человеколюбия, она сразу же пришла к Святителю, и сказал с укором: «Я же просила, чтобы ты приказал дать мне вдовицу, которой бы я послужила и успокоила». Он сначала подумал, что просьба ее по нерадивости надзирателя не была исполнена, но потом, когда узнал, что ей была дана вдовица лучшая из всех, тихонько приказал теперь дать ей самую злую, страдающую гневливостью, сварливостью, жестокостью, говорливостью и прочими пороками. Когда ей дали такую, то она стала услуживать ей с таким же усердием, как и первой, и даже еще усерднее. В благодарность же за такие услуги она получала от нее только постоянные оскорбления, брань, злословие, поношения, укоры, с язвительным ругательством. Эти непрестанные оскорбления иногда доходили до того, что эта дерзкая женщина не удерживала и рук от побоев. Но хозяйка удваивала свои смиренные услуги, училась побеждать разъярившуюся не сопротивлением, а смиренным подчинением себя ей, так что, обижаемая всяким бесчестьем, безрассудство ругательницы усмиряла кротостью и человеколюбием. После таких упражнений она приобрела совершенную добродетель желаемого терпения и, придя к Первосвятителю, стала благодарить его за то, что он, по ее желанию, назначил ей самую лучшую учительницу терпения, постоянными оскорблениями которой, ежедневно укрепляясь, она достигла высшего терпения душевного.

Итак, если подвиг севастийских мучеников-воинов закаленных в боях и походах кому-то покажется невозможным для подражания, то терпение этой слабой по природе женщины ни для кого не может быть непосильным. Но если все-таки кому-то и ее пример кажется невозможным для исполнения, то ничего более не остается, как прибегнуть к тому виду смирения, который отцами назван самоукорением. Этот вид смирения необходим нетерпеливому, потому что постепенно приготовит его к терпению скорбей, и будет способствовать благодушному их перенесению.²¹⁹ От него собственно и происходит терпение, так как обнаружение в себе причин постигающих бедствий составляет необходимое для этого благоразумие. «Достойное по делам нашим приняли» (Лук. 23:41), – сказал один из разбойников повешенных близ Спасителя на кресте. И за это он получил наименование благоразумного. Открытие в себе греховности посредством самоукорения и признание себя достойным наказания образовало в нем то необходимое терпение, которым он и достиг своего спасения. Другой же разбойник на таком же кресте и в тех же условиях проявил неразумие, не признав своей виновности и в результате погиб вечной смертью, показав свое нетерпение ужасной бранью, ропотом и богохульством. «Эти два разбойника, – говорят Отцы, – служат образом всего человечества».²²⁰ Ибо каждый из нас является преступником в отношении законов Бытия и убийцей в отношении себя и ближних своих, так что Законодателю ничего не остается, как наказать такого разбойника с тем, чтобы он, «исповедав свои преступления и признав себя достойным казни, удержал за собою спасение, дарованное Богом».²²¹ Удержать его можно только одним способом – терпением до конца, при помощи благоразумного самоукорения. Нетерпеливых же ждет смерть вечная. Аминь.

2008 г.

Проповедь на «стояние Марии Египетской»

(5-я седмица Великого Поста)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Удивила еси всех странным житием твоим, ангелов чины и человеков соборы, невещественно поживши и естество прешедши»,²²² – так поет святая Церковь, воспоминая жизнь и подвиги целомудренной египетской блудницы, преп. Марии. Ее жизнь – наглядное свидетельство того, что ни для кого не закрыт не только путь покаяния, но и путь ангельского совершенствования. Была бы твердая решимость оставить грех и никогда к нему не возвращаться. По свидетельству церковному, преп. Мария, осознав глубину и тяжесть своего падения, всем усердием и любовию притекла еси Христу, первый греха путь отвращши, и в пустынях непроходимых питающися, и Того чисте совершающи Божественныя заповеди.²²³ Следуя Божию указанию, она стремительно и невозвратно удалилась в пустыню, где обрела не только покой от внешних и внутренних греховных приражений, но и стяжала совершенную чистоту душевную и телесную.

Блаженно и вожделенно безмолвие души и тела для того, кто имеет неусыпное попечение о чистоте внутреннего человека! Безмолвие тела являет себя в безмолвии внешних чувств или органов восприятия, а безмолвие души – в благочинии помыслов, внутренних чувств и желаний. «Безмолвник тот, кто существо бестелесное усиливается удерживать в пределах телесного дома»,²²⁴ – говорит святый игумен Синайской горы. А так как к существу бестелесному относится душа со своими силами, то очевидно, что безмолвником является тот, кому удается не уклоняться душой от созерцания Бога и небесных предметов и не развлекаться вниманием своим по предметам земным, заключая душу свою внутри тела как в доме.

Основоположник христианского отшельничества заповедует удаляться шумного многолюдства, дабы сердце и ум смогли избежать смущения, «ибо где люди, там смятение».²²⁵ Смятение возникает вследствие соблазнов, которыми исполнен мир. Постоянное же пребывание близ соблазнов дает возможность проникать в душу греховным впечатлениям, отвлекающим от духовного трезвения. «Соблазн, находясь пред нами или вблизи нас, – говорят Отцы, – по необходимости найдет сочувствие себе в нашем греховном повреждении и произведет на нас впечатление. Впечатление это может быть и не примеченным, но когда оно разовьется и усилится в человеке, тогда возобладает им и может поставить на край погибели. Иногда впечатление соблазна действует и весьма быстро, не дав, так сказать, опомниться или одуматься искушаемому: мгновенно омрачает ум, изменяет расположение сердца, ввергает в падение и падения».²²⁶ Поэтому существует необходимость удаляться насколько это возможно от всех соблазнов и хранить в уединении свои чувства от всего развлекающего внимание. «Кто живет в пустыни и безмолствует, тот избавлен от трех браней: от брани через слух, от брани чрез язык и от брани через видение того, что может уязвлять сердце его», – говорит преп. Антоний.²²⁷ Уход в пустынные места необходим нам для того, чтобы при недостатке чувственных восприятий «обновился в нас внутренний, духовный о Христе человек, чтобы на всякий час быть нам наблюдателями над самими собою и чтобы ум наш соделался бодрственным и охранял себя ежечасно».²²⁸

Согласно закону подвижничества сначала должны быть расторгнуты узы вещества, которыми человек связан извне, чтобы можно было приступить к расторжению внутренних уз, которыми духи злобы связали ум и сердце. Именно в уединении укрепляется благое произволение ко спасению, так как при постоянном разжжении греховного естества впечатлениями мира победа над страстями невозможна, ибо «множество развлечений рождает множество грехов по причине множества встречающихся случаев ко греху»,²²⁹ от которых огражден уединенный. В уединении душа укрепляется и становится нечувствительной к суетности и тлению и таким образом умирает для мира. Уединение – «это тихая, мирная смерть прежде смерти, которая – удел каждого человека, которая для грешников, для рабов мира – люта. В уединении сглаживаются постепенно с ума человеческого впечатления, начертанные на нем предметами мира»,²³⁰ и он начинает обращать свой взор к вечности, усматривая, что «назначение человека – не для земли, а для Неба».²³¹

Начинающий безмолвник говорит в себе: «На страже моей стану, и взойду на скалу, и буду смотреть, чтобы увидеть, что Он скажет мне, и какой ответ получу на жалобу мою» (Авв. 2:1). Содержание начальной стадии безмолвия сводится главным образом к тому, чтобы подвижник подобно рыболову, «с апостольским искусством высматривая в глубине спокойного своего сердца пищу себе, с напряженным и непоколебимым вниманием ловил плавающие стаи помыслов, и как бы с выдавшейся скалы тщательно всматриваясь в глубину, зорким различением рассматривал, какие рыбы он должен привлекать к себе и употреблять в свою пользу, а какие, как худые и вредные, пренебрегать и отвергать».²³² При этом он старательно прислушивается к гласу заповедей, который руководит его в этом предивном деле, пока не дойдет до той стадии уподобления апостолам, когда они, затворившись в Иерусалимской горнице и отложив все попечения, ожидали свыше благодать Святаго Духа, без которой нет сил удержать в теле бестелесный ум, успокаивающийся только в Боге. Пребывая в горнице, апостолы бяху терпяще единодушно в молитве и молении (Деян. 1:14), потому что, по словам преп. Иоанна, «предварительное дело безмолвия есть отложение попечения о всех благословных и непозволительных вещах», а второе дело – «молитва без лености (т.е. псалмопение)», с которым необходимо сочетается и третье дело – «хранение сердца неокрадываемое».²³³ Причем, последнее необходимо для осуществления второго, которому оно служит оградой, ибо существо безмолвной жизни можно определить как «ничем невозмутимое молитвенное стояние пред Богом умом в сердце».²³⁴

Таким образом, все занятие безмолвника в конце концов сводится к тому, чтобы «быть с Единым Господом, с Коим и беседует он лицом к лицу, как любимцы царя говорят ему на ухо»²³⁵ и сами прислушиваются не примет ли ухо их нечто от Него (Иов. 4:18). И только безмолвнику Он открывает ухо и запечатлевает Свое наставление (Иов. 33:16), давая познание о Себе (Притч. 2:5). И именно это познание Бога или познание, даваемое Богом в процессе беседы с Ним, порождает то внешнее безмолвие, которое способствует безмолвию внутреннему.²³⁶ Поэтому и говорится: «Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог» (Пс. 45:11). Таким образом, для того, чтобы получить возможность наедине беседовать с Богом нужна внешняя изоляция, и опытные безмолвники убеждают нас стремиться к ней, чтобы «при недостатке чувственного и в удалении от всего, умудриться нам в ней».²³⁷ Но в тоже время они же говорят, что преждевременный затвор может погубить нас, если наша душа не приуготовилась деланием заповедей к приятию Божественной благодати, ибо к тому способны «только те, которые стяжали Божественную благодать»,²³⁸ через смирение.

Немаловажно знать, что безмолвие дает повод к высокоумию,²³⁹ и поэтому наклонным к этой душевной страсти и ее порождениям неполезно уединенное жительство. Преп. Иоанн Синайский согласно с другими Отцами воспрещает затвор тем, которые «подвержены раздражительности и возношению, лицемерию и памятозлобию». Никто из таковых, говорит он, «да не дерзнет когда-либо увидеть и след безмолвия, чтобы не дойти ему до исступления ума».²⁴⁰ Таковым предписывается жить в обществе, среди молвы и попечений, сохраняя бдительность над собой.²⁴¹ Только «тем, которые себя ошумовали²⁴² в обращении с братиями и умертвили в себе яростную и самолюбивую страсть» дозволяется выходить на безмолвие.²⁴³ Значит, «если кто замечает, что он легко побеждается возношением и вспыльчивостью, лукавством и лицемерием, и захочет извлечь против них обоюдоострый меч кротости и незлобия: тот пусть вступит, как бы в пратву спасения, в общежитие братий, и притом самых суровых, если хочет совершенно избавится от сих страстей; чтобы там, подвергаемый досаждениям, уничижениям и потрясениям от братий и умственно, а иногда и чувственно ударяемый, или угнетаемый, удручаемый и ногами попираемый, он мог очистить ризу души своей от ее скверны. А что поношение есть в самом деле омовение душевных страстей, в том да уверит тебя обыкновенная в народе пословица. Известно, что некоторые люди в мире, осыпавши кого-нибудь ругательными словами в лицо, говорят: «я такого-то хорошо омыл». И это истинно.²⁴⁴ Как твердый и остроугольный камень, сталкиваясь и соударяясь с другими камнями, лишается всей своей угловатости, неровности и шероховатости, и делается кругловидным, так и человек вспыльчивый и упорный, обращаясь с другими грубыми людьми, получает одно из двух: или терпением исцеляет язву свою, или отступает, и таким образом очевидно познает свою немощь».²⁴⁵

Св. Исаак Сирский, повествуя о созерцаниях, которые имеют истинные безмолвники, в то же время предупреждает об опасности, которой подвергаются стремящиеся в затвор из-за суетной славы. При этом он вспоминает как некий Малпас, услышав рассказ великого Антония о высоте отшельнической жизни, избрал ее именно с той целью, чтобы достичь той высоты, о которой слышал. В результате он сделался ересеначальником евхитов, приняв себе в учителя диавола, который, увидев, что у Малпаса нет делания смирения, а лишь жгучее желание таинственных созерцаний и откровений, явился ему в безмерном свете и наполнил его ум своими мечтаниями.²⁴⁶ Подобное испытал и преп. Никита Печерский по причине превозношения. И только благодаря молитвам старцев он был избавлен от беса, а святости достиг посреди общества.²⁴⁷

Словом, вся история подвижничества показывает, что погибали или повреждались лишь те из подвижников, которые удалялись в затвор или пустыню с целью прославиться. Думается не нужно доказывать, что только те причины удаления от молвы людской Богу приятны, которые связаны с любовью к Нему или с немощью плоти. Из страстных же пустынное место в особенности полезно обуреваемым плотскими страстями, как это видно из примера Божьего призвания к отшельничеству ныне прославляемой египетской блудницы, ставшей вследствие этого ангелом во плоти. Поэтому преп. Иоанн Синайский, будучи игуменом, назначал проходить безмолвное житие инокам только со сладострастным и похотливым сердцем. Тем же, которые увлекались и сладострастием, и раздражительностью, происходящей от высокоумия, ибо «невозможно кому-либо разгневаться на ближнего, если сердце его сперва не вознесется над ним»,²⁴⁸ преп. Иоанн предавал в послушание наставнику, который бы позволял им по временам проходить то тот, то другой образ жизни.²⁴⁹

В любом случае начинающим подвижникам затвор скорее неполезен, чем полезен потому что, во-первых, у них еще нет и не может быть смирения, а во-вторых, потому что затвор не дает самопознания и не очищает от страстей, а только усыпляет их. От человека же требуется, по словам знаменитого отшельника, не усыпить свои страсти, а «искоренить их, т.е. преодолеть их, когда будут против нас восставать».²⁵⁰ Встречая постоянные соблазны мира, болея от того душой, видя всю гибельность превозносимых падшим человечеством страстей, мы тем крепче будем прилежать молитве к Богу, и хранить себя среди мира от тлетворных влияний его. «Мир не веселит людей размышляющих, но он, питая нас горестями, отталкивает нашу любовь к нему и направляет ее к Богу. Мир ранит наше сердце и тем исцеляет его болезни – земных пристрастий. Безвременное же уединение уничтожает сию работу сердца, которое, нашедши покой, часто снова примиряется с миром и делается холоднее к Богу»,²⁵¹ – говорят опытные подвижники.

Таким образом, «немощному, которому нужно еще возрастать, питаясь млеком заповедей, полезно сожительство со многими, пока не обучится, не образуется, не постраждет от искушений, не будет падать и в большом числе случаев восставать».²⁵² Такой образ жизни должен воспитать в нем смирение, если конечно он по малодушию своему не отступит и не убежит в дом лености, на ложе сладострастия, обуреваемый сном развлечений. Если же подвижник будет усиливаться сохранять заповеди потребные в жизни общественной, то ум его мало-помалу начнет ощущать стойкость по отношению к страстям и способность к Божественным созерцаниям. Тогда возникнет в нем сильное влечение к уединенной жизни и пустынному безмолвию. Но и в этом случае, потребно еще удержать себя от самовольного и безрассудного шага, ибо нельзя делать дела Божии без соизволения на то воли Божией.²⁵³ А воля Божия по отношению к нашему времени такова, что «отшельничество в безлюдной пустыне можно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным».²⁵⁴ Объясняется это тем, что в современном христианском обществе нет необходимого для этого преуспеяния в духовной жизни, ибо практически нет таких богомудрых наставников, под руководством которых возможно было бы сего достичь. По всей видимости, нам осталось довольствоваться удалением из мира не телом, но лишь образом жизни.

Имея в виду это, святая Церковь устами св. Андрея Критского взывает: «Испытай, душе, и смотряй, якоже Иисус Навин, обетования землю, какова есть, и вселися в ню благозаконием».²⁵⁵ Благозаконием именуется здесь такой образ жизни, при котором всякое действие и всякий шаг совершаются так, как повелевает благой евангельский закон.²⁵⁶ Мир во зле лежащий (1Ин. 5:19) руководится законом противоположным закону евангельскому, и покоряющийся благозаконию должен делать все вопреки порядкам и обычаям мира сего. Если в обычае у мира плотоугодие, то благозаконие требует плоти не угождать (Гал. 5:13). По мирским понятиям похвальны корыстные расчеты и вожделенна слава и почет, а благозаконие советует не собирать себе сокровища на земле (Мф. 6:20), хвалит самопожертвование (Мф. 5:40–42) и с величайшим благоговением зрит на Того, кто уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Фил. 2:7). Мир учит жить по беззаконным законам греховного естества, воюющего на дух (Гал. 5:17), а благозаконие ублажает того, кто день и ночь поучается в законе Господне, стараясь узнать волю Его (Пс. 1:2). Таким образом, живущий по благому закону Божию, живя в мире, оказывается вне мира, потому что его не видно в мире и мира не видно в нем. Между ним и миром благозаконие стоит как монастырская стена, из-за которой не видно мира и того, что в мире, и благодаря которой нет возможности участвовать в мирских делах и обычаях. А если к этому присовокупить еще любовь к молчанию, ненависть к празднословию и шуткам, стремление удерживаться от рассеяния по предметам мира сего, а так же отсутствие близких знакомств и всяческих развлечений, то вполне можно оказаться приятным Богу безмолвником, получающим от Него таинственные познания. И вообще, как считают святые Отцы, гораздо полезнее научаться безмолвию «между людьми при посредстве душевного подвига. Самые падения, невидимые ближними, видимые и ведомые Богу и совести, падения ума и сердца, послужат к пользе, соделывая тебя искусным в борьбе с грехом, открывая тебе всю немощь человека. Подвижник, воспитанный между людьми силою невидимого внутреннего подвига, бывает прочен, богат знанием и опытностью духовною, исполнен смиренномудрия, для ближнего – пристанище, сокровище».²⁵⁷ Необходимо удаляться из мира не столько телом, сколько умом, ибо истинным отшельником является тот, «кто мыслью своею стал вне всего житейского»,²⁵⁸ а «истинное безмолвие состоит в отречении от мира и в самоотвержении, совершаемых в средоточии человека, в духе его».²⁵⁹ Такое отшельничество от мирских дел одобряется целым собором святых как принятое от Божественных Писаний и апостольских Преданий.²⁶⁰ Достичь же этого возможно через упражнения в оставлении помышлений о суетном и в устремлении всех помышлений к Богу, ибо «как для тела миром служат вещи, так для ума миром служат помышления».²⁶¹

Итак, «проводящему внимательную жизнь не должно смотреть ни на что пристально, и не слушать ничего с особенным тщанием, но видеть, как бы не видя, и слышать мимоходно, чтобы память и сила внимания были всегда свободными, чуждыми впечатлений мира, способными и готовыми к приятию впечатлений Божественных».²⁶² Тщательно упражняющийся в этом очень скоро научается, видя не видеть, слыша не слышать и осязая не осязать. Отрешившийся таким образом постепенно от впечатлений внешнего мира, становится восприимчивым к впечатлениям мира внутреннего, духовного и начинает видеть то, чего раньше его око не видело и слышать то, чего его ухо ни слышало и познавать то, что на сердце его раннее не восходило (1Кор. 2:9). Аминь.

2003 г.

Проповедь в субботу акафиста Божией Матери

(5-я седмица Великого Поста)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

«Радуйся начальнице мысленного наздания»²⁶³, – взываем мы каждый раз к Богородице словами Акафиста. Но, взывая так, задумываемся ли мы, братья и сестры, о том, почему она именуется начальницей воссоздания мыслей? Воссоздают то, что было, когда-то разрушено. Что же и когда было разрушено в мысленной сфере? Конечно, здесь должно иметь в виду разрушение того истинного образа мыслей, который совершил первый Адам своим отпадением от Бога и Его учения. Это воссоздание совершилось вторым Адамом, воплотившимся Сыном Божиим. Виновницей же этого явилась Пресвятая Богородица.

Но не только в этом смысле мы именуем ее начальницей мысленного наздания. Она именуется таковой еще и потому, что представляет собой яркий пример пра­вильного образа жизни, который естественно рождается из пра­вильного образа мыслей. Интересно, что все Учителя Церкви указывают на Богородицу как на наставницу и учительницу рода человеческого, хотя на всем протя­жении Евангелия мы не слышим ни одного поучения из Ее уст. Почему же они называют Ее и наставницей, и учительницей человечест­ва, тогда как она не произнесла ни одного наставления и никогда никого ничему не учила словом, хотя наверняка имела что сказать, прожив столько лет с Божественным Учителем уже в детстве превос­ходившим ученых книжников – учителей израильского народа? Так называют Богоматерь по той причине, что она показала совершенную форму учительства, которое заключается в том, чтобы учить не словами, а своим жизненным примером.

Какой же пример подает Божия Матерь нам? Можно сказать в общем, не вдаваясь в подробности, она являет собой пример точного следования учению Христа и пример истинной ученицы такого Учителя, учение которого приводит многих в удивление (Мф. 7:28), но которое не многими понимается (Мк. 1:27), а многими не принимается (Ин. 6:66). В особенности, как сказано, этого учения не будут принимать во времена последние, но по своим прихотям будут избирать учителей (2Тим. 4:3).

Об учении Спасителя как во время Его земной жизни, так и сейчас говорили и говорят разное. Одни говорили Ему: «Знаем, что истинно пути Божию учишь» (Мк. 12:14). Другие же настаи­вали на том, что Он своим учением возмущает народ (Лук. 23:5), а Его ученики не чтут законов – не хранят субботу, не соблюдают положенных постов и т.п. (Мк. 2:18,24). Вообще, нужно заметить, что как в те вре­мена, так и в наши некоторые считают, что важнее всего в религи­озной жизни точное и неукоснительное исполнение обрядовых поста­новлений. В массе этих мелких обрядовых правил и предписаний многими теряется то главное и основное, чему учил всегда Бог людей. Не внешние дела и не поведение Господь выдвигает на первый план, а сердце (Притч. 23:2), главным чувством которого является любовь. Этому одному и учит нас Спаситель и словами и жизнью; этому же научи­лись и Божия Матерь и все истинные ученики Христовы; это же Господь поставляет единственным признаком, по которому можно узнать, вступил ли кто в разряд Его учеников или нет.

Не тогда будут узнавать учеников Христа, когда они будут горы переставлять и воскрешать мертвых, не тогда будут узнавать христиан, когда они будут знать все догматы христианские и выступать с проповедью о Христе, не тогда будут узнавать христиан, когда они будут изображать на себе крестное знамение и регулярно по­сещать церковное богослужение, не тогда будут узнавать христиан, когда они будут поститься двукраты в неделю (Лук, 18:12) и прочиты­вать различные молитвенные правила, а тогда будут узнавать истин­ных христиан, когда они, по слову Христа, будут иметь любовь между собою (Ин. 13:35). Конечно, это не означает, что кроме любви не нужно ни в чем ином упражняться. Нет. И то нужно делать, но и сего не оставлять (Лук. 11:42), и то нужно делать, но это главное. Без любви все прочее теряет значимость и цену. «Для нас – без любви все бесполезно»,²⁶⁴ – говорит св. Иоанн Златоуст.

В исполнении заповеди любви к ближнему состоит основная обязанность человека по отношению к человеку. Более того, только любовь делает человека человеком. «Если я любви не имею, то я ничто», – сказал совершенный в любви и познавший ее значимость Апостол (1Кор. 13:2). К тому же любовь никогда не перестает (1Kop. 13:3), т.е. не прекращается здесь, а переходит в вечность, доставляя блаженство имеющему ее. Без любви же вечность невыносима; без любви вечная жизнь состоит в вечной муке.

Вспомним, как однажды, авва Макарий, идя по пустыне, наткнулся на человеческий череп. Коснувшись его, он спросил:

– Ты кто?

Череп ответил:

– Я был жрецом идолопоклонников живших здесь, а ты – Макарий...

На удивленный вопрос Макария: откуда известно его имя, череп ответил примерно следующее:

– А у нас, в аду, тебя все знают, потому что ты молишься о нас и от этого мы получаем некоторое утешение.

Действительно, преподобный Макарий молился об усопших язычниках, побуждаемый к тому самим образом жизни своей. Ведь он как и мно­гие египетские отшельники того времени вынужден был жить в капи­щах и гробницах этих самых язычников, где единственно можно было ему отдохнуть от трудов и укрыться от невыносимо палящего солнца. Заходя в гробницы, святый подвижник естественно натыкался на усоп­ших, которые довольно долго сохранялись благодаря искусству бальза­мирования и начинал молиться о их вечном упокоении, доставляя им какое-то облегчение и утешение.

Так вот, самым интересным в этом эпизоде является ответ жреца Макарию на его вопрос: а в чем состоит это утешение? Его ответ был таков:

– Мы стоим посреди огня, пламя которого поднимается из бездны и достигает небес так, что мы не можем видеть лица друг друга. А когда ты молишься о нас, то получаем возможность хотя бы видеть лица друг друга. И в этом состоит наше утешение²⁶⁵!

Вот что такое ад! Полное одиночество; никого невидение и ничего неслышание, т.е. состояние совершенного отчуждения. В это состо­яние приходит всякий, не исполняющий заповеди о любви и не желающий замечать рядом находящегося человека. Чтобы избежать этого состоя­ния от нас требуется, пока мы здесь на земле, научиться видеть и слышать ближнего своего, любить его как самого себя (Лев. 19:18) и заботиться о нем с нежностью матери. «Матерью будь, а не отцом к братии», – советовал преп. Серафим Саровский новопоставленному игумену, призывая его к высшей форме любви человеческой²⁶⁶. Требуется в буквальном смысле слова родственная любовь, чтобы стать родным Богу. «Ибо тот Мне брат и сестра и матерь, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного» (Мф. 12:50), – говорит Сын Божий. А воля Отца такова, чтобы мы любили друг друга так, как Он возлюбил нас (Ин. 13:34).

Господь в воплощении Своем явил нам совершеннейшую любовь, претерпев все неудобства земной жизни и саму смерть ради нас и нашего ради спасения. Совершил Он это единственно с той целью, чтобы люди и в особенности мы, христиане, шли по следам Его (1Петр. 21:21). Он же по устроению души таков, что трости сокрушенной не переломит, т.е. души надломлен­ной страданиями, угнетенной скорбью, сокрушенной обидами и неправдами людскими не отягчит новыми искушениями, скорбями и не скажет: «добейте ее», «так ей и надо», но поддержит, вразумит, подкрепит, утешит. Он льна курящегося не угасит, т.е. не презрит тех, кто имеет хоть малую искру веры, хоть слабое желание исполнять Его святые заповеди и бороться со своими страстями, но поощрит, возбудит и поможет разгореться возникшей искре в жаркое пламя (Мф. 12:10)²⁶⁷. И не скажет при этом, что «мне некогда», «я не обязан», «пусть это делают дру­гие». Такого же душевного устроения добивались и все истинные Его ученики, которые так любили, что готовы были удовлетворять не толь­ко нужды ближних своих, но даже и их прихоти, как это сделал, к при­меру, один пресвитер²⁶⁸, сходивший из пустыни в Александрию за пас­тилой²⁶⁹ для пожелавшего ее больного отшельника²⁷⁰. В особенности, святые подвижники, узнавшие на своем блаженном опыте истинную цену любви и видевшие свое спасение в ближнем, все делали для того, что­бы как-то не обидеть и не опечалить ближнего. Когда у одного старца некий брат, посетивший его, просил прощения, за то, что отвлек его от совершения правила, то неожиданно услышал мудрый ответ: «Мое пра­вило таково, чтобы успокоить тебя и отпустить с миром»²⁷¹. Другой брат, жаловавшийся на не дававший ему покоя помысл о требовании возвраще­ния долга от своего должника, услышал из уст святого старца подоб­ный ответ: «Предоставь помышлениям угнетать тебя, но ничем не опе­чаль своего брата»²⁷². И Пимен Великий на вопрос, разбудить ли брата уснувшего за богослужением в Церкви, ответил так: «Что касается до меня, то я, если увижу брата моего дремлющим, положу голову его на колени свои и успокою»²⁷³. Одним словом, истинный христианин не имеет права не только делать несчастным рядом с ним находящихся, но и оставлять таковых без внимания своего и соучастия.

К сожалению, эта обязанность боль­шинством современных христиан не сознается. Какое мне дело до дру­гого? «Разве я сторож брату моему» (Быт. 4:9)? – говорят многие если не словами, то делами. И как первые христиане удивляли современных им язычников своей любовью, так ныне мы к стыду своему и горю удивляем современных нам язычников своим жестоким равнодушием. «Равнодушие к ближнему, ужасающее, тупое равнодушие – это наш общий грех», – с горечью признается один из наших святых современников²⁷⁴. Равнодушие, очевидно, и есть та болезнь которой, по свидетельству Великого Антония, заболеют христиане времен последних. Увидев же не подверженного этой общей болезни, они восстанут на него, гово­ря: «Ты по преимуществу находишься в недуге, потому что не подобен нам»²⁷⁵. Этому одному, как замечает св. Игнатий Брянчанинов, надо очень остерегаться помыслов ложного смиренномудрия, которые предъявят ему демоны и люди, говоря: «Неужели ты один прав, а все или большая часть людей ошибаются»! Такое возражение не имеет никакого значения, ибо всегда немногие шествовали по узкому пути, а в последние дни мира этот путь до крайности оскудеет²⁷⁶.

Со всею тщательностью рассмотрим себя, братья и сестры и определим, находимся ли мы в числе учеников Господа Иисуса Хри­ста, знаем ли мы учение Его, не тем знанием, которое надмевает, но тем которое назидает (1Кор. 8:1) т. е. имеем ли мы то опытное зна­ние любви, которого требует от нас наш Учитель. Если нет в нас этого, то есть возможность исправить положение и начать учиться любви, беря уроки из жизни Спасителя и святых учеников Его, обращаясь при этом за помощью к Божией Матери, преуспевшей в любви более всех живших на земле людей! Аминь.

2001 г.

(на Благовещение – 7 апреля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Нынешний день, братья и сестры, именуется днем благовещения Пресвятой Богородицы, хотя на всем протяжении богослужения и в самом праздничном тропаре мы слышим, что Гавриил благовествует.²⁷⁷ Было бы еще понятно, если бы этот день назывался днем благовещения Пресвятой Богородице, а так возникает недоумение, почему, если благовествует Архангел, святая Церковь приписывает благовещение Благовествуемой? Это недоумение разрешается только в том случае, когда мы пленяем свой ограниченный разум в послушание соборному разуму Церкви. Только тогда мы познаем, что благовестие Архангелово без ответного благовестия Богородицы было бы не благовестием, а лишь пустым звуком. Поэтому «Архангел Гавриил не только принес Деве Марии слово Божественного благовещения, но и взыскал услышать от Нее слово соответствия».²⁷⁸

Это соответствие выразилось с следующих словах: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лук. 1:38). Эти простые по виду слова, хотя сказаны были в безвестном Назарете перед лицеем одних небожителей, перевернули ход истории всего земного мира и дали возможность человечеству вернуть себе утерянное небо. Этих благих слов небо искало на земле в течении 5-ти тысяч лет. Что означают эти слова? То же что и слова Воплотившегося вслед за ними Богочеловека: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38). Эти слова Спасителя и Его Матери указывают нам метод, как низведения Бога с высоты небесной в наше сердце, так и возведения нашей души из юдоли плача в горний мир. Наше спасение зависит от того, готовы ли мы собственную нашу волю покорять воле Божьей, которая есть освящение наше (1Феc. 4:3). Ап. Павел, когда познал истинного Бога, первое что спросил: «Господи! Что повелишь мне делать» (Деян. 9:6)? И впоследствии заповедовал всем познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12:2).

Но вы скажете, хорошо, когда Бог беседует с тобой, непосредственно открывая волю Свою! А что делать тем, кто не слышит Его гласа и не видит Его указаний относительно себя? Бог давно позаботился и о них, дав заповеди, исполнение которых способно вводить в жизнь вечную (Мк.10:19). Затем Он повелевает им обращаться к тем, кто способен понимать и объяснять волю Его. На вопрос Савла, что делать, Господь не дал ему личных указаний и не низвел на него тотчас Духа премудрости, который бы научил его всему, но послал к Анании с обещанием: «И сказано будет тебе, что тебе надобно делать» (Деян. 9:6). Как найти такого человека? По этому случаю еще древними было сказано: «Обращайся всегда только с мужем благочестивым, о котором узнаешь, что он соблюдает заповеди Господни» (Сирах. 37:15). Не можете найти такого человека? «Рассмотрите и расспросите о путях древних, где путь добрый, идите по нему» (Иерем. 6:16). Не у кого спросить? Обратитесь к своей совести, которая есть голос Божий, верно подсказывающий, как лучше поступить и как совершить предпринятое дело согласно с волей Божьей. Говоря короче, есть много возможностей разными способами познать волю Божию сердечно желающим знать и исполнять ее. Господь близок ко всем истинно ищущим Его, и волю боящихся Его сотворит, молитву их услышит, и спасет их (Пс. 144:19).

Впрочем, для спасения недостаточно только познать волю Божью. Познавшему подобает позаботиться и об исполнении ее, ибо раб, который знал волю господина своего, и не делал по воле его, бит будет много (Лук. 12:47). Хотя не только и не столько угроза наказания должна стимулировать нас к исполнению Божией воли. Важно постигнуть ту истину, что нет ничего лучше, как подчиняться во всем и предавать себя совершенно Тому, кто не только никогда творить не может зла, но даже зло способен изменить в добро. Так что, кто свою волю соединил и подчинил Божественной воле, тот при всяком непредвиденном обстоятельстве, не смутится, но сохранит мир в убеждении, что ничего дурного с ним не может приключиться, если этого хочет или этому попускает случиться Бог, без воли которого даже волос с главы не падает (Мф. 10:30). Таковой даже тогда, когда кажется, что Бог его оставил в беде и озлоблении остается непоколебимыми, и не ищет спасения и утешения ни в чем, кроме как в словах: «Да будет воля Твоя»!

Не постигшие этой истины готовы предаваться воле Божией до тех пор пока она совпадает с их устремлениями. Как только они встречают что-либо противное их чувствам, желаниям и представлениям, сразу отворачиваются от Бога, разочаровываясь в Нем. Объясняется подобное поведение не столько ограниченностью сознания, не постигающего промысл Божий, сколько пристрастием к плотскому, ибо только привязаное к временным земным благам сердце скорбит и негодует, когда видит, что блага эти не посылаются от Бога в изобилии. А так как живущие по плоти Богу угодить не могут (Рим. 8:8), то вполне предаться воле Божией способна лишь воля непривязанная ни к чему земному и чувственному. Добиться этого невозможно иначе, как через отсечение желания плоти (Еф. 2:3), устремления которого направлены исключительно к упокоению телесному. Поэтому сообразовывание воли человеческой с волей Божией тесно связывается с ограничением чувственных пожеланий, по мере уменьшения которых душа высвобождается из под влияния плотских движений, направляя свою энергию к достижению высших целей.

Это и есть то, о чем сказал Господь: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя». При этом Он добавил: «И возьми крест свой» (Мф. 16:24). Отвержение склонностей, образовавшихся падением нашим, неизбежно вызывает скорби и неприятности. Поэтому если вы хотите остальное во плоти время жить уже не по человеческим похотям, но по воле Божией, то как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью, ибо страдающий плотию перестает грешить (1Пет. 4:1–2). Отсюда следует, что умножающиеся скорби являются свидетельством правильности процесса очищения сердца от привязанностей земных, а безбоязненность встречающихся противностей есть главный признак живущего по воле Божией. Совершеннейший слуга не тот, кто желает услышать от Господина приятное, а тот, кто желает исполнить то, что пожелает Господин. В этом и состоит истинное богоугождение.

Посему, братья и сестры, как послушные дети, не сообразуйтесь с прежними похотями, бывшими в неведении вашем, но, по примеру призвавшего вас Святаго, и сами будьте святы во всех поступках (1Пет. 1:14–15). Послушными являются те дети, которые свою капризную волю подчиняют воле заботящихся о них родителей, проводя свое время не в бесполезных забавах и увеселениях, а пусть не в очень приятных и затруднительных, но весьма полезных и нужных для них делах. Бог имеет обычай воспитывать чад своих, подобно благоразумным родителям, в страхе и строгом наставлении. И если видишь людей добродетельных отягченными скорбями, изнемогающими в бедах, претерпевающими всякие неудобства, то знай, что они окружены особенной заботой Бога, который не балует любимых чад своих, не содержит в богатстве и удобствах, но испытывает огорчениями, смиряет трудами, воспитывает злостраданиями дабы приготовить из них достойных себе служителей.

Помните, что в очах Божиих лучше один творящий волю Его, нежели множество беззаконных (Сирах. 16:3) и в Царство его войдет не знающий, а исполняющий волю Его (Мф. 7:21)!

2007г.

(на собор архангела Гавриила – 8 апреля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Благовествуй, земля, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу»,²⁷⁹ – так св. Церковь от лица Божия повелевает вести себя всем разумным существам в дни воспоминания принесенной Архангелом благой вести. Земля, которой повелевается благовествовать радость велию, – это мир людей, а небеса, приглашающиеся к прославлению славы Божией, – мир Ангелов. Последние непрестанными гласами взывают: «Свят, свят, свят – Господь Бог Саваоф»! Особенно усердно они это стали делать после того, как с неба в час благовещения Пресвятой Деве Марии архангел Гавриил принес единственно истинную радость – радость нашего спасения в Господе Иисусе Христе. Услышав об этом, Дева Мария не смогла удержаться и от лица человечества радостно запела: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе, Спасе Моем» (Лк. 1:46, 47). Эту радость потом восприняли апостолы и прошли с проповедью о ней по всей земле, так что до слуха каждого дошла эта благая весть.

И сегодня кажется, у нас не должно быть нерадующихся, и нет вроде бы нужды обращаться вновь с тем же призывом. Но Церковь не только не перестает делать это, но и не собирается замолкать, вновь и вновь повторяя: «Благовествуй, земля, радость велию». Этим она старается не просто привлечь внимание к возвещенной радости, но усердно желает каждого приобщить к ней. Смысл ее воззвания однозначен с приглашением: «Вкусите, люди, благ, принесенных Господом на землю, – и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто уже не возьмет от вас».²⁸⁰ По образному святоотеческому сравнению: «Кто сидел во тьме, томился сею темнотою, и потом изведен на свет, тот не может не чувствовать утешения, что видит свет дневной, радостное солнце и все освещаемое им разнообразие тварей. Он не забудет никогда прежнего томления и минуты, в которую избавлен от него».²⁸¹ Все мы, рожденные во грехе, находимся во тьме этого греха до тех пор, пока свет Христов не воссияет в сердцах наших. С этим осиянием привходит радость спасения и веселость духа.

По свидетельству святых: «Радость в духе – всегдашняя спутница христиан и среди лишений произвольных, и среди страданий невольных».²⁸² В доказательство этого положения можно привести пример жизни тех иноков, которые подвизались под руководством аввы Аполлоса в верхнем Египте. Пребывая в дикой пустыне, все братство, состоящее из 5 тысяч человек, пребывало в таком веселии, какого нельзя встретить между прочими жителями земли. Никто между ними не был печален. Авва Аполлос говорил по этому поводу, что не должно быть печальным или смущенным тому, кто предназначен к получению небесного царства. Пусть смущаются еллины! Пусть плачут иудеи! Пусть рыдают грешники! Праведники же пусть веселятся!²⁸³ При этом он сослался на известные слова св. Апостола: «Радуйтесь всегда в Господе» (Фил. 4:4). Примечательно, что в послании к Филиппийцам тот же Апостол не удовольствовался сказать один раз радуйтеся, но добавил: «И еще говорю: радуйтесь» (Фил. 4:4).

Впрочем, тот же Апостол говорит, что если мы иногда и радуемся, должны быть при этом как не радующиеся, равно как и плачущие должны быть как не плачущие (1Кор. 7:30). Чтобы понять сказанное, надо учитывать, что как плач, так радость бывают различными. Сам апостол, рассуждая о печали, разделяет печаль ради Бога, которая ведет ко спасению, и печаль мирскую, которая производит смерть (2Кор. 7:10). А святые Отцы объясняют, что душевредную печаль мира сего никак не должно смешивать с душеполезною печалью ради Бога, которая служит не только причиной спасения, но и источником духовной радости.²⁸⁴ По их словам, оказывается последнего рода плачу «не только не противна та радость, но даже от сего плача и происходит она, ибо оплакивающий и исповедующий свои грехи и неправды – радуется. Иначе сказать, можно плакать о грехах своих, а радоваться о Господе».²⁸⁵ Более того, «по мере слез и плача источается в сердце духовная радость»,²⁸⁶ так что такое состояние духа даже называется не просто печалью или радостью, но радостопечалием или радостотворным плачем.²⁸⁷

Если вдуматься, то в этом нет ничего удивительного. Напротив, здесь наблюдается закономерность. Ведь радость духовная является естественным чувством для человеческой природы, приспособленной к жизни в Раю. Человек был создан для радости, но потерял ее через грехопадение. Восстановление его в естественный для него когда-то чин сообщает естественным образом и радость. Существенной основой такой радости является обновление его падшего естества. С началом обновленной жизни при постепенном выздоровлении от болезни греха является чувство здравия, от которого и проистекает радость жизни. А обновление это совершается покаянием. Вот почему печаль по Богу и плач о грехе является основой для радости, проистекающей от ощущения своего здравия. Следовательно, необходимо жить так, чтобы это сообщало радость и если христианин не ощущает такой радости, то это несомненный признак, что его христианство еще номинально, ибо «радость неразлучна с истинным христианством».²⁸⁸

Таким образом, духовная радость есть отражение соответствующего состояния природы. Преимущественно же духовная радость проистекает из должного отношения к Богу, которые есть Дух (Ин. 4:24) и восприятия от Него соответствующих же духовных благ. Так что если мы хотим иметь настоящую духовную радость, то должны радоваться о Господе (Флп. 3:1), в Духе Святом (Рим. 14:17), ибо «если не о Господе будет радость, то не только не радуется человек, но и никогда не будет иметь радости».²⁸⁹ Но как сделать так, чтобы радость была о Господе? Делясь своим опытом, св. Пророк Давид сказал следующее: «Вспоминал я Бога и веселился» (Пс. 76:4). Вот один из способов всегда радоваться. Постоянно помни Бога и забудешь все скорби мира, потому что упование на Него сообщает беспопечительность, от которой и рождается радость. И так как Бог вечен, то и радость от Него получаемая вечна, так что пребывающий в Нем радуется постоянно и в любых обстоятельствах, даже и тогда, когда обстоятельства вовсе к тому не располагают. Помня о Боге, Апостолы радовались во всякое время и во всяких обстоятельствах, и даже тогда, когда их бесчестили и били (Деян. 5:41). И не только сами радовались, но и других призывали к тому же, говоря: «Всегда радуйтесь» (1Фесс. 5:16).

Но если радость христианина есть отражение его духовного состояния, а не произвольное чувство, то скажете, как можно предписывать его? Но ведь предписывается не выдумывать себе радость и не искусственно ее в себе развивать, что и невозможно, ибо если свое сердце насильно напрягать на радость, то она будет извергаться из него сразу же, как палка, вертикально погружаемая в воду. Можно даже на время обмануть сердце представлением ему мнимых благ, но это будет вовсе не радостью, а опьянением, кончающимся обычно большим томлением.²⁹⁰ Надо жить так, чтобы всегда была эта радость, т.е. «держать себя в таком состоянии духовном, которое приносит непрестанную радость, окружать себя такими убеждениями, которые навевают отраду в душу, не лишать себя вкушения предлагаемых всех духовных благ о Господе, которые не могут не веселить сердца».²⁹¹

Итак, пусть сердце наше не знает другой радости, кроме радости спасения в Господе Иисусе Христе. И пусть Пречистая Владычица Богородица, первая из испытавших эту радость, обрадует всех нас этой радостью, кого в чувстве действительного спасения, а кого еще только в надежде получения его, и да воспоет каждый ныне с Нею: «Величит душа моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем». Аминь.

2014 г.

Проповедь в «субботу Лазаря»

(9/22 апреля 2000 г. – память свящмуч. Вадима)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы отмечаем предвестие славной победы над смертью Господа нашего Иисуса Христа! Смерть вошла в мир с падением праотцев. С того времени земля стала ужасной темницей смерти, а все видимое живое творение – беспомощными ее пленниками и рабами (Евр. 2:14–15). До вочеловечения Бога-Слова само имя смерти приводило всех в уныние и подвергало отчаянию. Смерти боялись все. Боялись смерти не только язычники, не знавшие тайны ее происхождения, но и иудеи, имевшие Божественное Откровение. Это было естественно, ибо смерть для них непосредственно связывалась с адом, о чем красноречиво говорят многие места ветхозаветных Писаний²⁹². Сколь ужасной была смерть до Христа видно из отношения к ней ветхозаветных праведников, ибо, как говорит св. Иоанн Златоуст, «прежде боялись смерти не только грешники, но и святые люди, имевшие великое дерзновение перед Богом»²⁹³. Патриарх Авраам, оправданный Богом, робел перед страхом смерти. Он солгал египтянам, что Сарра была его женой и предпочел предать ее на прелюбодеяние, чтобы спастись от смерти (Быт. 12:11–13). Иаков, внук Авраама, покровительствуемый Богом боялся, однако, своего брата Исава и молился Богу так: «Избави меня от руки брата моего, от руки Исава, ибо я боюсь его, чтобы он, придя, не убил меня» (Быт. 32:11). Великий пророк Илья, бесстрашно обличавший Иезавель, испугался, когда та стала угрожать ему смертью и убежал в определенное место, до которого добирался 40 дней (3Цар.19:2–9). Сама смерть ветхозаветных святых тогда сопровождалась не радостью, а слезами. Горько плакал Иосиф об умершем Иакове, плакал он плачем великим и весьма сильным в течение семи дней (Быт. 50:10). Святой Иоанн Златоуст, толкуя этот поступок Прекрасного Иосифа, обращает внимание на время, в которое это происходило и просит не осуждать, ибо «тогда еще не были сокрушены врата ада, не были расторгнуты узы смерти»²⁹⁴. По той же причине сильно скорбели израильтяне и о смерти Моисея, оплакивая его тридцать дней (Втор. 34:8). Тогда все оплакивали умерших как погибших и навсегда потерянных. Живые пребывали в страхе и трепете, ожидая смерти и отравляя этим все радости жизни.

Но после Воплощения Спасителя, после Его страданий, смерти и Воскресения смерть уничтожается до того, что только носит название смерти, а лучше сказать, что и само название ее уничтожено, ибо она стала называться не смертью, а упокоением и сном²⁹⁵. Как слышали мы сегодня в Евангелии слова Христовы о смерти Лазаря: «Лазарь, друг наш уснул, но Я иду разбудить его» (Ин. 11:11). Доказательством того, что слова «успение» и «сон» были неизвестны до тех пор, является удивление учеников, которые сказали Господу в ответ: «Господи! Если уснул, то выздоровеет... они думали, что Он говорит о сне обыкновенном» (Ин. 11:12–13). Это было несомненно не единственный раз, когда Господь назвал смерть сном. Об умершей дочери Иаира Он тоже сказал: «Не плачьте, она не умерла, но спит». Слышавшие же Его смеялись, не понимая о чем Он говорит (Лук. 8:52–53). Само место, где погребаются умершие теперь стало называться усыпальницей. Все эти наименования проливают в душу утешение и радость, ибо вселяют твердую надежду на будущее воскресение, потому что после сна следует пробуждение. Отныне смерть перестала вызывать страх. Более того, она стала вожделенной. Апостол Павел от всей души желал разрешитися и со Христом быти (Филип. 1:23). И если для ветхозаветных праведников смерть была ужасной, то для него она приятнее жизни. Это и понятно, ибо до Христа смерть низводила во ад, а теперь приводит в Рай, ко Христу. Понятна, поэтому, и радость христиан, которой они всегда сопровождали кончину праведников и особенно мучеников за Христа. «Не плачем уже, сопровождая смерть святых, – говорит св. Василий Великий, – но в восторженных ликованиях веселимся при их гробах»²⁹⁶. И не только о них веселились, но и сами они с радостью шли на смерть и мужественно претерпевали мучения, желая скорее переселиться из худшего мира в лучший и через тление получить нетленные венцы.

О таком восприятии смерти свидетельствуют около 280-ти святых мучеников ныне воспоминаемых Церковью. Из них особенно показателен в этом отношении пример свящмуч. Вадима, пострадавшего за Христа в царствование персидского царя Сапора, в первой половине IV века. В те времена он явился для Персии как бы закваской мученичества и твердого исповедания Христа, утверждая своим примером немощных в вере. Первоначально архимандрит Вадим с семью учениками был заключен в темницу и пробыл там четыре месяца, терпеливо перенося ежедневные побои. А затем объявился и его убийца. Звали его Нирсан, но жизнью своей он вполне заслужил наименование второго Иуды, предавшего Христа. Будучи христианином по имени, он устрашился предстоящих ему мучений и предпочел блага мира сего – Христу²⁹⁷. Чтобы получить их, ему следовало собственными руками убить Вадима. Увещания святого Вадима, жалевшего о вечной погибели несчастного не вразумили Нирсана. Напротив, ожесточив сердце свое как железо, Нирсан ударил мечем в выю святого мученика. Но так как руки убийцы дрожали, то он не сразу смог отсечь голову, а сделал это после многих ударов. Неверные, присутствовавшие при казни святого Вадима, удивлялись его терпению и мужеству, ибо он, принимая многократные удары мечем, стоял неподвижно как столп каменный. Над убийцей же все смеялись, как над трусом и выказывали ему презрение. Спустя немного времени Нирсан в отчаянии покончил жизнь самоубийством и погиб навеки.

Из сего случая, братья и сестры, мы видим, что и после того как Христос победил смерть, последняя все же может возобладать над человеком и погубить его навсегда. И ныне смерть может стать ужасной или, как выражается Псалмопевец, лютой (Пс. 33:22). Таковой она может стать тогда, когда настигнет грешника не плачущего о грехах своих. Лютая смерть прямо зависит от греха и причину свою имеет во грехе (Иак. 1:15). Очевидно, чтобы избавиться от смерти, надо избавиться от греха или, как выражается Апостол, умереть для греха (Рим. 6:2), стать бездейственным по отношению к нему и даже не сочувство­вать ему подобно мертвецу, который не только ничего не делает, но и не чувствует. Но мало умереть для греха, надо еще молиться и просить Господа, чтобы Он воскресил в нас нашу умершую праведность, которой мы лишились с падением праотцев. Когда совершатся в нас эти смерть и воскресение, когда жизнь «ветхая», греховная упразднится в нас и начнется жизнь «новая», святая, тогда смерть телес­ная не принесет нам зла: напротив, послужит источником неизре­ченных и неизглаголанных благ. Эти блага свящмуч. Вадим и получил со смертью именно потому, что еще при жизни совершилось в нем это умерщвление греха и оживление добра, ибо как говорит жизнеописатель, «он был чист от всякой скверны и никакому злу не было в нем места: корыстолюбие было далеко от него, вожделения угасли и не могли вредить ему. Он был чужд всякой страсти и не способен соблазниться золотом. Гордость перед ним смирилась, высокомерие было попрано им, как прах, нищета же и кротость возлюбили его. Правда приникла к нему и истина воссияла в нем; любовь объяла волю его, и мир облобызал его и возрадовался о нем. Согласие и единомыслие обитало в сердце его, и всяких плодов праведных был исполнен муж сей»²⁹⁸.

Взирая на достойный подражания пример святого мученика, позаботимся, братья и сестры, о скорейшем воскресении нашей умер­шей праведности, связанной по рукам и ногам узами греха, издаю­щей из себя смрад страстей и положенной во гробе нечувствия. Пусть наши воля и сознание, подобно сестрам Лазаря Марфе и Марии, припадут ко Христу с плачем и слезами. И Господь, жалея об умер­шем друге своем, без сомнения придет ко гробу нечувствия нашего, повелит отнять от него камень ослепления и воззовет велиим гла­сом евангельской трубы: «Лазаре, гряди вон (Ин. 2:43)! Гряди вон из мира, переменив любовь к нему на вражду, ибо аще кто любит мир, несть любви Отчей в нем: яко все, еже в мире, похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская (1Ин. 2:15–16). Оставь плотскую жизнь, умерщвляющую душу (Рим. 8:13) и плотское мудрование, которое смерть есть (Рим. 8:6). He угодны Мнe образ мыслей и образ жизни, исходящие из состояния падения (Рим. 8:8): будучи мертвы они не понимают пагубности своего состояния, подобно тому, как мертвецы не ощущают своего умерщвления; не сознавая своей погибели и не имея нужды в оживлении, они отвергают Меня, который есть воскресение и живот (Ин. 2:25). Далеко отринь неу­годные Мне плотские мысли и дела, умерщвляя их духовным рассуждением и делами по духу. А как залог будущего воскресения восприими благодать Мою через веру в Меня, ибо всяк живый и веруяй в Мя, не умрет во веки (Ин. 11:26)! Аминь.

2000 г.

День тезоименитства

(Проповедь за Литургией)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9:9), – восклицает ветхозаветный Пророк, за много лет предвидя в Духе Святом событие ныне совершающееся. Незадолго до своей смерти Господь наш Иисус Христос торжественно вступает в Иерусалим, окруженный бесчисленной толпой, среди радостных криков и общего восторга. Дорогу перед ним устилают одеждами, под ноги осла, на котором Он едет, бросают пальмовые ветви. Со всех сторон тысячи уст радостно восклицают: «Осанна! Благословен грядый во имя Господне»! Все это показывает, что встречающие Иисуса Христа принимают Его как Бога, а не как простого человека, ибо «осанна» означает «спаси», спасать же свойственно одному Богу. Все множество народа велегласно славят Его за чудеса, какие видели и вопиют, что благословен Царь, грядущий во имя Господне и мир на небесах, ибо прежняя вражда человечества с Богом заменилась на перемирие и слава в вышних, то есть, видя это, ангелы ликуют на небесах, радуясь о нашем единодушии. Наконец, вся многочисленная толпа народа ослепленная предрассудками национальной гордости, предполагая, что ныне сбываются ее чаяния, готова провозгласить Его царем и как безумная кричит: «Благословенно грядущее во имя Господа Царство отца нашего Давида! Осанна в вышних»! Фарисеи, взбешенные как невиданным почитанием Галилеянина, так и своим бессилием остановить это почитание, требуют от Христа, чтобы он запретил ученикам своим славословное пение. На что Господь им отвечает: «Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют». К такому восторженному славословию побуждают их все те знамения и чудеса, которые они видели и особенно чудо воскресения Лазаря.

Однако, несмотря на такой торжественный вход в Иерусалим, устроенный народом Спасителю, лик Его скорбен и печален, а в очах слезы. Господь в такой многочисленной толпе совершенно одинок. Его никто не понимает. Смотря на город и на народ, Господь плачет и плачет очень сильно, навзрыд (εκλαυσεν). «О, если бы и ты, хотя в сей твой день, узнал, что служит миру твоему, – говорит Он сквозь слезы, – если бы ты хотя бы сейчас узнал, что служит к твоей пользе и ведет к миру и спокойствию, а именно, что нужно уверовать в Меня и удалиться от злого умысла против Меня. Но сие сокрыто ныне от глаз твоих» (Лук. 19:42–43)²⁹⁹. Господь знает, что пройдет несколько дней и эта самая толпа отвернется от Него. Те самые люди, которые сейчас с восторгом кричат «осанна», через четыре дня будут яростно вопить: «Распни, распни Его», возненавидев Его за свое разочарование, за неисполнение своих суетных надежд.

Обратим внимание на это, братья и сестры, и возьмем для себя урок. Не может ли совершаться нечто подобное и с нами при всей видимой торжественности? «Тогда, – говорит св. Феофан Затворник, – видимость была торжественна, но Господь смотрел на то, что было в душах невидимо, и видел его достойным плача. И у нас видимость на праздниках всегда празднественна; но таково ли бывает внутреннее всех настроение»³⁰⁰?

Почему толпа, обоготворявшая Христа, так скоро изменила Ему? Главная причина этой перемены, как можно видеть из самого Евангелия, заключалась в том, что от Спасителя ожидали того, чего Он не хотел давать. Они ожидали от Него осуществления своих мечтаний и надежд, ожидали от Него удовлетворения своей национальной гордости, и когда увидели, что Господь не подчинился им, то разгневались и возненавидели Его. Не бывает ли так и в духовной жизни? Приходящие к Богу люди не имеют ли в виду своих собственных целей, не желая знать какую цель указывает им Бог? Обращаясь к жизни религиозной, одни думают, что от этого их материальное благополучие будет пользоваться Божиим покровительством, и их дела будут успешнее идти. Другие смотрят на религию как на средство сделать карьеру или возможность устроиться в жизни так, чтобы это доставляло удовольствие. Третьи мечтают о славе и почестях доставляемых религиозной деятельностью. Но чаще всего встречается у обращающихся более тонкое и гордостное желание, хотя и с той же грубой целью, поскорей достичь святости и даже получить дар чудотворений и исцелений, потому что, как сказал один из таковых, «это приносит честь»³⁰¹. Очевидно, что во всех этих и подобных им случаях человек отводит Своему Господину недостойную для Него служебную роль, требуя от Него, как от слуги, исполнения своих эгоистических желаний.

Понятно, что вступающий на путь религиозной жизни с такой предвзятой целью и с таким настроем не получит желаемого, потому что как любящий отец не может дать детям своим камень вместо хлеба и змея вместо рыбы (Лук. 11:11), так и Бог не может исполнить пагубных желаний, которые лишь кажутся полезными и жизненно необходимыми. Однако, такие люди, не получив желаемого, вместо того, чтобы найти настоящую тому причину, начинают питать вражду к Богу хуля и ненавидя Его за то, что Он не оправдал их надежд. Сколько есть случаев, когда люди кажется обращаются к Богу, начинают ходить в храм и даже подвижничать, а потом вдруг разочаровываются, начинают сомневаться в правильности выбранного пути, пытаются объяснить свою неудачу внешними причинами и, наконец, совершенно отрекаются от Христа. Хотя, правда, больше случаев, когда человек не отрицает прямо Христа, но отрицает Его на каждом шагу своей жизни; отрицает равнодушным или даже пренебрежительным отношением ко всему религиозному и церковному. Такой человек не делает ни малейшей попытки направить жизнь свою по заповедям Христовым: Бог Богом, а он живет сам по себе и при этом искренно верует в свое спасение.

А ведь этот грех в большей или меньшей степени каждого из нас. И это нас холодных, равнодушных и беспечных обличал, сам горевший духом и ревновавший об истинной жизни во Христе, святой праведный Иоанн Кронштадтский, говоря: «Думают ли нынешние христиане-лицемеры, что они лицемерно молятся и лицемерно живут? – Не думают. Они молятся ежедневно, может быть, долго, молятся по привычке, устами, а не сердцем, без сердечного сокрушения, без твердого желания исправления, чтобы только исполнить заведенное правило и мнят службу приносити Богу (Ин. 16:2), тогда как молитвою своею они навлекают на себя только гнев Божий»³⁰². И неудивительно, если Господь, говоря по человечески, плачет, глядя на наше внутреннее состояние, в то время как мы, стоя в ярко освященном храме за торжественным богослужением, издаем не менее торжественные гласы. Может быть, Господь плачет и говорит нам сейчас то же, что говорил тогда еврейскому народу: «О, если бы и ты, хотя в сей день, узнал: что служит к миру твоему и твоему спасению»!

Вдумаемся, братья и сестры, в эти слова Христа и рассмотрим себя внимательно: стремимся ли мы к тому, чтобы исполнить то, чего хочет от нас Господь или же требуем от Него исполнения своей воли, губящей нас? Вдумаемся, не исполняются ли на нас слова Господни: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком,... но тщетно чтут Меня» (Мф. 15:8–9). Вдумаемся, братья и сестры, пока еще есть время и пока Господь долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2Петр. 3:9), от которого спасение! Аминь.

1999 г.

Проповедь в Неделю Антипасхи

Христос Воскресе!

Воистину Воскресе! Такими или подобными этим словами приветствовали друг друга апостолы, передавая радостную весть о воскресении Христа! Первыми эту весть услышали жены-мироносицы от ангела, когда пришли рано утром на гроб. «Он воскрес, – сказал им ангел, – Его здесь нет». Весть была настолько поразительной и необыкновенной, что они как неготовые к принятию такой вести убежали, никому ничего не сказав. С трудом в это поверили и апостолы.

Господь явился ученикам в самый день Своего воскресения вечером, проникнув в горницу сквозь запертую дверь. Апостолы, боясь иудеев, закрылись накрепко, пребывая в страхе, в опасении и недоумении из-за всех происшедших событий. Явившись посреди них Господь позволил им осязать Себя, показал им раны на руках, на ногах, на ребрах. Апостол Фома в это время отсутствовал и когда ученики сообщили ему о воскресении Христа, то он приведенный в недоумение радостной вестью ответил: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25). Господь не замедлил доставить возлюбленному ученику Своему желанное удостоверение. По прошествии недели, когда Фома был вместе с учениками, Он опять явился им и, обратясь к Фоме, сказал: «Подай перст свой сюда, и посмотри руки Мои; подай руку твою, и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20:27). Этими словами Господь показал, что Он присутствовал как Бог, среди апостолов и в то время, когда Фома высказал свое недоумение. И Фома после этих слов воскликнул: «Господь мой и Бог мой»! Этим восклицанием он засвидетельствовал, что удостоверился не только в Воскресении, но и признал Иисуса Христа Богом. А Господь ему на это ответил: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие, но уверовавшие» (Ин. 20:29).

Здесь Господь сказал о всех нас, не видевших Его телесными очами. Блаженны не те, которые видели Его, но те, которые веруют в Него и исповедуют Его Богом. Сущность дела – в вере. Она приближает нас к Богу, усвояет Ему и делает чадами Его. «Веровати подобает приходящему к Богу», – наставляет святый Апостол (Евр. 11:6). Вера – это орудие, которым Бог спасает человека. Мы погибли, потому что поверили льстивым словам врага Божия и нашего. Праотцы поверили змию и были изгнаны из Рая. Снова войти туда возможно только тому, кто поверит Богу и будет внимать словам Его³⁰³. Слова Его, будучи словами Божиими, превышают разумение человеческое и являются непостижимыми для ограниченного тварного ума. Принять и постигнуть Слова Божии невозможно иначе как верой. «Вера, – говорит св. Игнатий Брянчанинов, – по естественному свойству своему, способна принять и усвоить уму и сердцу то, что непостижимо для ума – не может быть принято обыкновенным путем суждения»³⁰⁴.

Но не только непостижимые познания усваивает вера человеку; она усваивает ему гораздо большее – праведность. «Праведность от веры» (Рим. 9:30), – убеждает апостол Павел, доказывая эту истину различными примерами и доводами³⁰⁵. И в ветхозаветные времена, и во времена новозаветные только через веру люди получали оправдание. Рождается вопрос: почему же тогда Откровение говорит о малом числе спасаемых (Мф. 7:13)? Ведь вера присуща всем; она с самого сотворения вложена Богом в природу человеческую и подчинена произволению каждого. «Вера есть дар всеблагого Бога, дарованный нашему естеству, – говорит св. Симеон Новый Богослов, – почему скифы и варвары естественно имеют веру»³⁰⁶.

Спасает ли их такая вера? На этот вопрос Церковь и Ветхозаветная, и Новозаветная всегда отвечала однозначно – Нет? Любой другой ответ будет богохульным, ибо Церковь всегда признавала одно средство спасения – Искупитель и вера в Него! «Веруй в Господа Иисуса Христа и спасешься» (Деян. 16:31), – ответили апостолы вопросившему их темничному страже. «Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден» (Ин. 3:18), – говорится в Писании.

По учению святых Отцов, «признающий возможность спасения без веры во Христа, отрицается Христа, и может быть, не ведая того, впадает в тяжкий грех богохульства»³⁰⁷. Это богохульство заключается в той мысли, что Искупление и Искупитель не были необходимостью для людей, и что люди могут удовлетворить своему спасению собственными средствами³⁰⁸. «Невозможно спастись никому, кто не имеет непостыжающей и твердой веры во Христа», – говорит св. Симеон Новый Богослов³⁰⁹. Но в то же время, тот же святой Отец как бы противореча себе заявляет, что не должно думать, будто бы для спасения достаточно нам лишь веровать в истинного Бога и исповедовать Христа Богом. Послушаем хотя бы эти его слова: «Кто именуется христианином, и, говоря, что исповедует Христа Богом и верует в Него, в силу одного такого исповедания думает, что есть христианин и имеет сподобиться царствия Христова, тот обманывается»³¹⁰. Впрочем, с ним нельзя не согласиться, потому что действительно многие верят в Бога и даже многие правильно исповедуют Христа Богом, но далеко не все из них спасаются. Доказательством чего являются те же верующие бесы, которые не только верят в Бога, но и открыто исповедуют Христа Господом, говоря: «Вемы, кто еси, Святый Боже, Ты Сын Божий» (Лук. 4:34. Мк. 3:11). Однако эти верующие осуждены в геенну огненную.

От такой веры нет никакой пользы по той причине, что она, по слову апостольскому, мертва (Иак. 2:20), а это равносильно тому, что ее не существует, ее просто нет. Впрочем, вера как свойство бессмертной разумной сущности и умирает подобно ей – не по бытию, а по образу бытия. Известно, что всякая человеческая душа, когда умирает, то лишается не бытия, а благобытия. Смерть, есть разделение или отделение одного от другого: смерть телесная состоит в разлучении души от тела, а смерть душевная – в разлучении души от Бога. При этом смерть расторгает только их взаимный союз, но не лишает бытия: тело продолжает жить своими элементами, душа замыкается в себе и начинает жить своим естеством, а Бог остается в своем неприступном свете. Жизнь – явление противоположное смерти. И если смерть есть разделение, то жизнь – соединение³¹¹. Кроме того, присутствие жизни узнается по двум характерным для нее признакам. Этими признаками являются чувствительность и движение. Где есть чувство и действие, там, очевидно, присутствует жизнь, а где этих признаков нет, там налицо присутствие смерти. Вера живая не может быть без сочувствия истинам веры и без дел по вере. «Вера без дел мертва есть» (Иак. 2:20), – говорит Апостол, вспоминая слова Христа, говорившего некогда к народу: «Что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите яже глаголю» (Лук. 6:46). Веру свою надо не только исповедовать устами, хотя бы и от избытка сердца, но и выражать, доказывать ее жизнью по заповедям. «Покажи ми веру твою от дел твоих» (Иак. 2:18), – говорит тот же Апостол, признающему Христа одним умственным убеждением.

Одной школьной теоретической веры недостаточно для спасения, ибо она не охватывает всех сил человеческой души, а является принадлежностью одного только ума. Нужно, чтобы уму еще сочувствовало сердце уяснением истин христианских (Рим. 10:9) и содействовала воля исполнением евангельских заповедей (Ин. 14:21). Когда, таким образом, ум, сердце и воля, совокупившись воедино, устремятся к Богу, и к вере естественной, умовой присоединится еще вера сердечная и деятельная, тогда Христос-Бог обещавший быть там, где соберутся воедино двое или трое во Имя Его, таинственно явится в горницу человеческой души и оживит (воскресит) мертвую ее веру, вдунув в нее Духом Своим Святым дыхание жизни. С этого момента умовая, сердечная и деятельная вера получит оживление и спасительное качество через соединение с Богом животворящим, ибо где Бог, там жизнь и спасение, а где Его нет, там смерть и пагуба.

Потрудимся, братья и сестры, над приобретением живой и спасительной веры. Позаботимся стяжать не только веру от слуха (Рим. 10:17), но и веру от дел (Иак. 2:18). Осяжите Мя через исполнение заповедей Моих, говорит нам Господь подобно тому, как некогда говорил апостолам; осяжите Меня через деятельную веру, рассмотрите Меня умным оком сердца своего и видите (Лук. 24:40) Меня невидимого духовным ощущением. Всякий, таким образом видящий и осязающий Меня, уверится во Мне, признает Меня Спасителем Своим и, ощутив надежду на спасение свое, воскликнет вместе с возлюбленным Апостолом Моим: «Господь Мой и Бог Мой» (Ин. 20:28)! Аминь.

2000 г.

(Нед. 3-я по Пятидесятнице – Вторник)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Вот человек, который любит… пить вино», (Мф. 11:19) – говорили о Сыне Человеческом иудеи, порицая Его «невоздержанный» образ жизни. В тоже время Иоанна, никогда не употреблявшего вина, они считали одержимым бесом (Лук. 7:33). Такая позиция кажется являет лицемерный характер воздержанного образа жизни при тайном и глубоком сочувствии к невоздержанию, ибо как иначе объяснить одновременное порицание двух друг другу противоположных вещей?! Осуждение всегда обличает таящуюся в душе страсть. Далеко отринув от себя лицемерие и осуждение, давайте рассмотрим при свете Писания каково должно быть правильное отношение к употреблению напитка от лозы виноградной, созданной Богом в день третий (Быт. 1:13).

Первенство в искусстве виноделия принадлежит праведному Ною, на собственном опыте испытавшем свойства и силу действия вина. Опьянев от вина, он сначала потерял сознание и стыд (Быт. 9:21), а когда истрезвился осудил свой поступок и поступок сына своего, во всеуслышание объявившего о срамоте отца своего и подвергшего поруганию и осмеянию того, кто достоин был всяческого извинения и снисхождения. Ведь праведный Ной «подвергся опьянению по совершенному неведению и по незнанию меры употребления вина»,³¹² ибо до потопа не было у человечества никакого опыта в употреблении вина. Уже впоследствии, из опыта люди узнали силу вина. Узнали, что оно приводит в омрачение ум всех людей, пьющих его; оно делает ум царя и сироты, раба и свободного, бедного и богатого, одним умом; и всякий ум превращает в веселие и радость, так что человек не помнит никакой печали и никакого долга (2Ездр. 3:18–20). Всего этого Ной не знал еще до вкушения вина. Не знал он и того, в каких случаях и в какой мере надобно принимать его. Только впоследствии люди поняли, что вино способно веселить сердце человеческое (Пс. 103:15) и поэтому советовали давать его огорченному душой (Притч. 31:6). Узнали и о его укрепляющих свойствах для телесного организма (Песнь Песней. 2:5) и стали предписывать его употребление в качестве вспомогательного средства органам пищеварения (1Тим. 5:23). Узнав же о горячительных свойствах вина (Ис. 5:11), начали пить его во время холодов, чтобы не замерзнуть,³¹³ а так же в старости для возбуждения энергии охладевающего организма.³¹⁴ Из опыта так же поняли, что претерпевающим вар и зной лучше употреблять воду, как то показал Господь, источив для жаждущих в пустыне именно такой напиток (Числ. 20:7–11). Выяснили и то, что к пылу юности присоединять жар горячительной жидкости, значит разжигать и без того горящую печь. Поэтому еще неопытную в этом деле юность стали опасливо предостерегать от неумеренного употребления вина, говоря: «Не упивайтесь вином, в нем же есть блуд» (Еф. 5:18). Гибельное влияние вина на юности проявляет себя в разлитии чувственности, которая начинает литься через край стыдливости, выливаясь в блудные дела.

Впрочем, неумеренность в употреблении вина никакому возрасту и никакому времени не полезна. Вино, как созданное Богом, само по себе благо, но приносит пользу только при умеренном его использовании (Сирах. 31:31). Рекомендуется употребление вина к облегчению в немощи телесной, но немного (1Тим. 5:23). Отрада сердцу и утешение душе – вино, но опять же умеренно употребляемое и вовремя (Сирах. 31:33). Господь изменил качества воды в свойства вина, чтобы поддержать радость вселившихся (Ин. 2:8), но нигде нет упоминаний о том, что это привело к пьянству или распутству пировавших. Этого и не мог допустить Тот, Который заповедовал следить за тем, чтобы сердца наши не отягчались пьянством (Лук. 21:34), потому что излишнее употребление вина лишает не только Царствия Божия (1Кор. 6:10), но и той радости, ради которой оно употребляется (Сирах. 31:34). У кого вой? У кого стон? У кого ссоры? У кого горе? У кого раны без причины? У кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином (Притч. 23:29–30). Поистине плача достойны те, кто с раннего утра ищут сикеры и до позднего вечера разгорячают себя вином (Ис. 5:11). По причине всегдашнего опьянения они не только на дела Господа не взирают, и о деяниях рук Его не помышляют (Ис. 5:12), но и не помнят деяний собственных рук. Лишая себя смысла через упоение, они уподобляются скотам несмысленным (Пс. 48:13), а порой становятся несмысленнее и самих скотов. «Ибо какое бессловесное так недостаточно видит и так недостаточно слышит, как упившийся? Самых близких не узнают упившиеся, а к чужим не редко бегут, как к знакомым. Часто прыгают через тень, как через ручей или ров... Им представляется, что земля поднимается вверх, и горы идут кругом... У них сон тяжелый, почти непробудный, удушающий, близкий к действительной смерти, а бодрствование бесчувственнее самого сна, потому что жизнь их есть сновидение; у кого нет одежды, кому нечего есть завтрашний день, те в упоении царствуют, предводительствуют войсками, строят города, делят деньги. Такими мечтаниями, таким обольщением наполняет сердца их кипящее в них вино».³¹⁵ Такие действия производят разве что умалишенные. Разница только в том, что последние достойны сожаления, тогда как первые всеми строго осуждаются, потому что добровольно и сознательно доводят себя до подобного состояния. В силу этого, пьянство часто именуется как «добровольное неистовство» и даже как «произвольное беснование»,³¹⁶ потому что пьяный ведет себя ничуть не лучше бесноватого. «Так же кружится, так же приходит в исступление… изливает нечистую слюну».³¹⁷ Жалкое зрелище! Но оно становится еще горше, когда мы видим как цветущего возрастом и полного телесных сил уносят на руках, потому что он не может идти самостоятельно. Что есть пьянство тогда, если не «истощение силы» и «кратковременная смерть».³¹⁸ Опьянение обещает утешение, а сообщает мертвенное бесчувствие, так что упившиеся очи имут, и не видят; уши имут и не слышат (Пс. 113:13–14). Чем они тогда лучше мертвецов? Не только не лучше, но и хуже! Мертвец ничего не чувствует и не делает ни добра, ни зла, а мертвецки пьяный, хотя тоже не делает добра, зато по отношению к злу становится более прежнего деятелен.³¹⁹

Жар, производимый вином, разжигает дикие пожелания и пламенные страсти, которые подобно пчелиному рою наносят бесчисленное число ран, потому что сказано, что излишнее употребление вина увеличивает ярость неразумного до преткновения, умаляя крепость его и причиняя раны (Сирах. 31:35). Итак, укоризненно пьянство, хотя и невинно вино (Прем. Солом. 20:1). Не от вина пьянство, а от порочной воли. Не вино производит вред, но неумеренность его употребления. «А что не от вина происходят гибельные пороки, но от развращенной воли, и что происходящую от вина пользу уничтожает неумеренность, это показывает тебе Писание, когда говорит о начале употребления вина уже после потопа, дабы ты знал, что природа человеческая еще прежде употребления вина, дошла до крайнего развращения, и совершила великое множество грехов, когда еще и вино не было известно».³²⁰ Когда же Ною стало известно, что неумеренность в употреблении вина приносит только горе и огорчение, он не стал более упиваться вином.

Не будь и ты между упивающимися вином и между пресыщающимися мясом (Притч. 23:20). Что пресыщение в отношении пищи, то упоение в отношении вина (1Кор. 11:21). Неумеренность в употреблении вина происходит от стремления как бы насытиться вином и утолить жажду рождаемую от вина. Идти по такому порочному кругу неразумно. Но чтобы вовремя обнаружить начавшийся обман нужно, чтобы разум, как некий архитриклин, всегда присутствовал за пиршеством и наблюдал за тем, как бы застольное удовольствие не перешло в постыдное пьянство.

Пример разумного употребления вина показал нам Принявший ради нас плоть человеческую. Употребляя на трапезе вино, Он при этом всегда оставался в разуме, о чем свидетельствуют излагавшиеся Им за трапезой учения. И не только Он, но и Его ученики сохраняли трезвость, иначе бы не помнили услышанного и не могли бы рассуждать об услышанном. Хранить трезвость при употреблении вина им удавалось потому, что они пили его немного и не в чистом виде. Согласно иудейской традиции на праздничных трапезах пьянящие напитки разбавлялись водой трезвости. Этот же обычай соблюдал и Спаситель с учениками своими.

Вода – жизненно необходимый продукт. Можно прожить без вина, но без воды прожить невозможно. Вино полезно в болезни и печали, а вода необходима на все случаи жизни. И если потребуется избрать из полезного и необходимого, то разумнее отдать предпочтение необходимому, а если будет нужда и возможность воспользоваться и тем и другим, то благоразумие требует к необходимому примешать немного полезного, ибо только в таком случае это будет содействовать здоровью.³²¹ Если же есть возможность, но нет нужды в употреблении вина, то в таком случае против вина не показывай себя храбрым, ибо не вовремя употребляемое оно дает обратный результат и вместо пользы приносит вред (Сирах. 31:29). Особенно при занятиях духовных требующих трезвости умственной излишнее употребление вина способно внести в душу плотское веселие, несвойственное тому, кто рожден водою и Духом. Источник его радости и крепости – Дух Святый. Посему Апостол, обращаясь к христианам, говорит: «Не упивайтесь вином,… но исполняйтесь Духом» (Еф. 5:18). Упоение одного рода он требует заменить упоением другого рода, ибо невозможно одновременное упоение и Духом, и вином, как невозможно служение двум господам (Мф. 6:24). Невозможно упоение Духом при упоении вином, равно как и упоение вином при упоении Духом. Когда душа насыщена Духом и исполнена радости духовной, то потребность в насыщении вином исчезает сама собой. Но «если человек, находящийся под влиянием страстей, не приступит к Богу, отрекшись от мира, с упованием и терпением не уверует, что приимет некое необычайное для собственного его естества благо, то есть силу Духа Святого, и не уканет от Господа свыше в душу жизнь Божественная; то не ощутит он истинной жизни, не отрезвится от вещественного упоения».³²²

Но где взять такой Божественный напиток, чтобы более не жаждать напитка от лозы виноградной?... Где та чаша, в которой хранится сие чудное питие?... И чаша и питие эти имеются единственно в Церкви Христовой. Что эта за чаша и что это за напиток?... Эта «чаша духовная, чаша спасительная, чистая чаша крови Господней. Она не производит пьянства, не производит расслабления; ибо она не изнуряет сил, а возбуждает силы; не ослабляет нерв, но напрягает нервы; она производит бодрость».³²³ Дает и приготовляет эту чашу Сам Господь наш Иисус Христос. В первый раз Он совершил это Тайнодействие накануне Своего Распятия, когда в последний раз вечерял со своими учениками. Во время трапезы Он взял чашу с вином, разбавленным водой и, благодарив, подал им и сказал: «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего» (Мф. 26:28).

«Новое вино» создается новым и необычайным способом, способом недоступным и неуразумеваемым для человеческого естества. Новым вино становится тогда, когда к нему, кроме воды подмешивается еще сила Христова, т.е. благодать Духа Святаго.³²⁴ Такое новое вино имеет и качества новые. Оно как и прежнее вино веселит, но веселит духовно; оно так же лечит от болезней, но не столько телесных, сколько душевных; оно согревает, но не тела, а сердца теплотой любви к Богу; оно в конечном счете делает человеческое естество бесчувственным и бездеятельным, но не к добру и всему доброму, а ко злу и ко всему греховному (Рим. 6:11).

Исходя из этих качеств, упоение новым вином не только желательно, но и необходимо для желающего измениться добрым изменением десницы Вышняго (Пс. 76:11), хотя и по внешнему виду (Деян. 2:13) и по внутренним ощущениям оно сходно с упоением от вина. Ибо с внешней стороны, очи так же смотрят и не видят и уши слышат и не слышат (Мр. 4:12). Упившийся духовно так же шатается на ногах своих и старается держаться за что-нибудь руками, чтобы не упасть или лежит на одре в расслаблении.³²⁵ О таковых с полным правом можно сказать, только в другом смысле, что они пьяны, но не от вина, – шатаются, но не от сикеры (Ис. 29:9). По внутренним действиям есть тоже характерные сходства. Например, как вино горячит и одновременно веселит, доводя до забвения всякой печали или извращая понятия о вещах, так и огонь Пресвятаго Духа согревает ум и сердце настолько, что «лице делается румяным»³²⁶ и тело согревается настолько, что не боится зимних холодов.³²⁷ Одновременно с этим отнимается у человека всякая печаль о грехах и каких-либо скорбных обстоятельствах, «отступают от него страх и стыд»³²⁸ и прочие человеческие чувства и потребности, и все представляется в ином свете.³²⁹ Только таким духовным опьянением можно объяснить всю странность поведения христианских Апостолов, подвижников и мучеников, которые, безвозмездно трудясь, обошли весь мир, получая взамен одни поношения и, пребывая в самых неблагоустроенных обстоятельствах (в голоде, холоде, наготе), чувствовали себя самыми благоустроенными или спокойно смотрели на то, как из усеченных членов их обильно текла кровь их.³³⁰ Были и такие, которые упивались Духом Святым настолько, что не помнили себя и того, что с ними происходило и сколько времени.³³¹

Итак, «блажен, кто испиет вина сего! Испили его невоздержные – и устыдились; испили грешники – и забыли пути преткновений; испили пьяницы – и стали постниками; испили богатые – и возжелали нищеты; испили убогие – и обогатились надеждою; испили больные – и стали сильны; испили невежды – и умудрились».³³² Необходимо новое вино тому, кто хочет стать новой тварью во Христе (2Кор. 5:17). «Господь наш Иисус Христос для того и пришел, чтобы изменить, преобразить и обновить естество, и эту душу, вследствие преступления низложенную страстями, создать вновь, растворив ее собственным Своим Божественным Духом. Он пришел верующих в Него соделать новым умом, новою душою, новыми очами, новым слухом, духовным новым языком, одним словом сказать, новыми людьми, или новыми мехами, помазав их светом ведения Своего, чтобы влить в них вино новое, то есть, Духа Своего».³³³ Он есть истинная виноградная лоза (Ин. 15:1), готовая дать всем без исключения Свое духовное вино, ибо говорит через Пророка: «Излию от Духа Моего на всякую плоть» (Иоиль. 2:28). И действительно, все могут быть напоены одним Духом (1Кор. 12:13) через Приобщении крови Христовой, так как «пьющий кровь Христову Духом Божества напояется».³³⁴ Надобно только пожелать этого блага и само это желание послужит тем средством, которым становиться возможным приобрести его. «Господь жаждет, чтобы Его жаждали, напоевает желающих пить; приемлет за благодеяние, если просят у Него благодеяния».³³⁵

Имея такую к нам любовь и благорасположение, не станем предаваться нерадению. «Не видите ли, – восклицает св. Иоанн Златоуст, – с какой готовностью младенцы берут сосцы, с каким стремлением прижимают к ним уста свои? С таким же расположением и мы должны приступать к этой трапезе и к сосцу духовной чаши, – или лучше сказать, мы с большим еще желанием должны привлекать к себе, подобно грудным младенцам, благодать Духа».³³⁶ В особенности огорченному душой от действия греха и супротивника нашего должно скорей приступать к Чаше державной (Пс. 22:5) и пить из нее как бы от самого ребра Христова, приговаривая: «Наслади душу мою Твоею Честною Кровию от горести, еюже мя сопротивник напои».³³⁷ И никто из желающих не встретит отказа от щедрого Милосердия дающего всем и дающего даром. Щедрость Божия такова, что жаждущие могут приобретать вино без серебра и без платы (Ис. 55:1), только бы утолена была бы их жажда.

Но щедрость Дающего не должна рождать бесстыдства у приступающих. Со страхом Божиим и верою приступите! – вот условие для приемлющих. Из этого следует, что к трапезе сей не допускаются те, кто не из числа учеников. Значит «кто не ученик Христов, то пусть удалится».³³⁸ Кто же именует себя таковым пусть еще испытаем себя и внимательно рассмотрит, достоин ли он святого Причастия, ибо недостоинство приемлющего уничтожает всякую пользу приемлемого дара (1Кор. 11:28–29).

Кто же достоин? Тот кто свят, ибо святая трапеза предназначается святым! Очевидно, кто не свят тот и не достоин? Не совсем так, говорят св. Отцы. «Но кто не исповедует сокровенностей своего сердца, кто не показывает достойного покаяния в этом и в том, в чем согрешал в неведении, кто не бывает всегда в слезах и печали и не подьемлет тех подвигов, о коих мы сказали выше, вот кто недостоин».³³⁹ Неложен Сказавший: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:13). Отсюда вывод: «Когда приступают к святым Тайнам грешники, как уязвленные и просящие милостыни, таких врачует и делает достойными своих таинств сам Господь».³⁴⁰ Но когда приступают к сему источнику во грехах и без намерения не только оставить, но и осознать их порочность, вместо пользы получают вред и не только не исцеляются, но еще более заболевают. «От того, – говорит Апостол, – многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1Кор. 11:30). И это касается не только тела, через страдание которого душа может еще вразумиться,³⁴¹ но и самой души, которая постепенно слабеет в вере, поражается неисцельными страстями и наконец совсем умирает для жизни богоугодной.³⁴²

И объясняется это все той же неумеренностью, а главное безвременностью в употреблении «нового вина» ветхим человеком, ибо, как уже говорилось, отрада сердцу и утешение душе – вино умеренно употребляемое и вовремя (Сирах. 31:33). Ведь не вливают вина нового в мехи ветхие, так как и мехи испортятся, и вино пропадет (Мф. 9:17). Для нового вина нужны новые мехи. По слову св. Василия Великого, мехами новыми называются те, «которые со дня на день обновляются и вмещают в себе вино новое из виноградника истины».³⁴³ Следовательно, для восприятия благодати Духа Святаго необходимо восприятие нового образа жизни по образу нового Адама Господа нашего Иисуса Христа. Воспринимается же сей новый образ жизни через добровольное согласие на принятие тех условий, которые необходимы для новой жизни во Христе, и выражается это согласие верой во Христа как Спасителя от греха и смерти. Вера – орудие восприятия благодати Божией, ибо как известно оставшиеся без Христа отпали от благодати, а мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры, но не просто от веры, а от веры, действующей любовью (Гал. 5:5–6). Это две составляющие новой жизни во Христе, с разделением которых жизнь сия угасает и замирает. Поэтому «недовольно только веровать во Христа, но необходимо, чтобы вера сия была воздействуема, хранима и как бы возгреваем любовию ко Христу».³⁴⁴

Можно смело сказать, что это и есть все то, что требуется от тех кто желает попасть на брачный пир Сына Божия и вкусить вместе с Ним нового вина с новыми свойствами, способного веселить и новым веселием, которое никогда не восходило и не может когда-либо взойти на падшее сердце человеческое (1Кор. 2:9).

Итак, все желающие испить вина сего, созданного и предлагаемого Самим Сыном Божиим, верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аминь.

2005 г.

Проповедь в день Пятидесятницы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Когда-то между людьми на всей земле был один язык и одно наречие (Быт. 11:1), говорится в Священном Писании. Но из-за общего стремления ко греху Господь смешал язык их и нарушил тем пагубное их единомыслие (Быт. 11:9). С той поры общение между людьми было затруднено и многие ощутили взаимную отчужденность и непонимание. Каждый человек уже с раннего детства начинает сознавать, что его никто не может понять и что нет между людьми, даже близкими друг другу, того тесного, органического сообщения, которое казалось бы должно быть в силу хотя бы единства человеческой природы. И причиной этого является не Бог, якобы смешавший язык всей земли, а действие того закона, который Он вложил в человеческое естество. Согласно этому закону тот, кто начинает самоутверждаться и зацикливаться на своей персоне, строя башню высотою до небес и делая себе имя (Быт. 11:4), тот перестает быть восприимчивым к окружающему его миру и обществу, теряя связь с ними. Для всего, что находится вне его он становится душевно глухим, слепым и нечувствительным. В силу такой атрофированности чувств душевных он естественно становится неспособным ни с кем общаться, и пребывает в горьком одиночестве среди многолюдства.

Кто не испытывал подобных чувств и не ощущал себя брошенным, покинутым и забытым подобно тому расслабленному, который 38 лет пролежал на виду у множества проходящего мимо него народа и в результате сказал: человека не имам (Ин. 5:7)? И как мы знаем, из этого горького состояния одиночества его смог вывести только один Человек, который как тогда, так и сейчас смиренно стоит у дверей сердца каждого и стучит, терпеливо ожидая, когда услышат Его и впустят в дом души своей для утешительного общения (Апок. 3:20). Когда же человек, наконец, откликнется на стук Христов и отворит верою в Него двери сердца своего и впустит Его в дом души своей, тогда избавится он от томящего чувства одиночества, ибо как может быть одиноким тот, в ком живет Христос (Гал. 2:20)? «Соделай дом души твоей палатою в жилище Христу, – говорит св. Симеон Новый Богослов, – и тогда не будешь одиноким».³⁴⁵

А что Он пребывает в нас, узнаем по Духу, который Он дал нам (1Ин. 3:24), – говорит один из сообщников Христовых и участник того события, которое ныне воспоминается Церковью. Тогда в пятидесятый день после Пасхи первые ученики Христовы получили обетованное утешение в общении с Духом Святым, который духовно соединил всех приявших Его. В тот знаменательный день появилась у людей долгожданная возможность взаимного единения на основе праведности. И как тогда, когда Всевышний смешал языки для разделения людей, так ныне Он даровал Духом Святым знание разных языков для собирания всех к единому общению в божественной любви (См.: кондак Пятидесятницы).

Так исполнилось древнее пророчество о наступлении таких дней, когда Господь заключит со своим народом новый завет и напишет закон Свой в мысли их и на сердцах их (Иерем. 31:31–33). Суть этого закона сводится к одному: люби ближнего своего как самого себя (Рим. 13:9). Исполнитель сего Христова закона избавляется от чувства одиночества, «хотя бы он и одинок был, хотя бы сидел в пустыне или находился в пещере».³⁴⁶ Почему, спросите вы? Да потому что любовь к Богу формируется тщательным исполнением данного Им закона любви к ближнему (2Ин. 1:5–6), вследствие чего душа человеческая становится обителью, в которой поселяется св. Троица для таинственного и неизреченного общения (Ин. 14:23). Правда, сподобиться такого общения могут только совершенные души, ибо «как в царских чертогах красивые девы, не имеющие никакого порока, самые благообразные вступают в царское сообщество: так и в духовном – только души, украшенные всякими добрыми нравами, удостаиваются общения с небесным Царем».³⁴⁷ И только такие души могут образовать то идеальное общество, в котором будет как бы одно сердце и одна душа (Деян. 4:32). Такое общество и представляет собой истинную Церковь как тело, главой которого является Христос (Колос. 1:18). В таком обществе нет места обособлению одних членов от других, ибо как не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны (1Кор. 12:21), так и тот, кто есть один дух с Господом (1Кор. 6:17), не может не находиться в тесном общении с одинаковым ему по духу человеком.

Причем, осуществляется это общение большей частью телесно, ибо, как говорит св. Иоанн Златоуст, «для любящих недостаточно одного лишь соединения друг с другом душою, они не довольствуются этим для утешения себя, а нуждаются и в телесном присутствии друг подле друга».³⁴⁸ Объясняется это тем, что «обнаженная от тела душа, сама по себе сблизившись с другою душою, не будет в состоянии ни сказать чего-либо, ни услышать», тогда как телесное присутствие позволяет передавать различные движения души, ибо у тела «есть и язык, который издает звук и сообщает нам о происходящем внутри нас, и слух, который воспринимает слова, и глаза, живописующие душевные движения, так что при посредстве их можно лучше насладиться беседою с любимою душою».³⁴⁹ Вот почему св. апостол Павел, быв разлучен с македонянами на короткое время лицем, а не сердцем, усиливался скорее увидеться с ними, чтобы насладиться взаимным общением (1Фес. 2:17), и не имел покоя духу своему, когда не нашел Тита, брата своего во Христе, которого чаял увидеть в Троаде (2Кор. 12:13).

Но хотя у христиан по внешности такое же общение, как и у всех людей, все же по характеру оно очень отличается, ибо у христиан иной образ жизни, иные интересы, иные вкусы, иное наслаждение и иное общение, которое осуществляется Духом Святым.³⁵⁰ Христианское общение по своему характеру преимущественно духовное и направлено на спасение души. Это положение настолько важно, что если нет таковых элементов в общении у христиан, то подобное общение должно быть немедленно прерываемо, как пагубное и антихристианское. Св. апостол Павел запрещает христианам общаться с тем, кто, прикрываясь именем христианским, ведет языческий образ жизни (1Кор. 5:11). С таковым он не разрешает даже есть вместе, т.е. не только не иметь евхаристического общения, но и общения дружеского, чтобы не получить вреда для души. «Христиане, – поясняет св. Феофан Затворник, – должны блюсти свое общество в чистоте и святости, и в случае появления какого-либо неподходящего под уровень с другими в сем отношении, – изгонять такого из общества».³⁵¹ И делаться это должно св. Церковью «в видах не очищения только себя самой от злого, но и исправлением его самого».³⁵²

Что же касается до внешних, то их судит Бог (1Кор. 5:13), а христиане, будучи отделены от них духом, в силу этого не могут войти с ними в близкие отношения, даже если бы очень захотели этого. Между ними неизбежны непонимание, отчужденность и потеря интереса друг к другу. Ибо если любовь к плотскому общению между супругами способна разлучить с родными людьми так, что они становятся как бы посторонними (Еф. 5:31), то кольми паче любовь от Духа Святого способна отрешить от любви к миру и от всего что в мире. Если же христианин чувствует нечто общее с миром сим, который во зле лежит (1Ин. 5:19), то это его должно насторожить, ибо, что может быть общего у света с тьмою (2Кор. 6:14). При общении с миром невозможно общение с Богом, и кто пытается осуществить подобное, тот обманывает себя и других, впадая в лицемерие. «Друг мира соделывается непременно, может быть незаметно для себя, злейшим врагом Бога и своего спасения», – говорят святые Отцы.³⁵³ Дружба с миром есть вражда против Бога (Иак. 4:4), так что кто любит мир, в том нет любви Отчей (1Ин. 2:15), а значит, нет и общения с Ним и с Его Сыном в Духе Святом. А тот, кто разлучен с Богом, непременно разлучен и с образом Его – человеком, пребывая сирым и несчастным среди таких же сирых и страдающих от одиночества людей.

Итак, братья и сестры, чтобы научиться говорить на одном языке и одном наречии друг с другом и чтобы не остаться нам навечно чужими и одинокими среди того многолюдства из которого составится ад, обратимся к исполнению заповеди Христовой и возлюбим ближнего своего как самого себя, примем его в свою душу, напитаем его Словом Божиим, оденем его во одежду праведности, обогреем его теплотою любви, и тогда Отец сирот (Пс. 67:6) заповедавший защищать сироту и делать добро ему (Ис. 1:17) скажет нам однажды: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25:34), в котором нет места печали и воздыханию, а есть только мир и радость в общении друг с другом во Святом Духе! Аминь.

2003 г.

(в день памяти св. Иоанна Богослова и преп. Арсения Великого 8/21 мая)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Возлюбленные о Господе братья и сестры, сегодня мы чтим память одного из тех святых угодников Божиих, которых Церковь назвала Великими. Это преподобный Арсений, бывший воспитатель сыновей императора восточной части Римской империи Феодосия, тоже названного Великим. Правда, величие одного и величие другого принципиально различаются между собой, так как исходят из двух друг другу противоположных миросозерцаний. То, что считается великим в глазах людей, как правило, является ничтожным и даже мерзким в очах Божиих (Лук. 16:15). И когда любимый ученик Господа, память которого так же празднуется сегодня, не понимая еще сути божественного учения, попросил себе чести в Царстве Божием, то встретил неодобрение, как со стороны своего Учителя, так и со стороны своих товарищей, которые, впрочем, возмущались из нежелания признавать над собой чье-либо превосходство (Мк. 10:36–41). Движимые тщеславием и корыстолюбием они мечтали о том, что составляло по их понятиям величие, т.е. о первенстве, грандиозности дел и популярности среди людей. Они ожидали этого и от Учителя своего и толкали даже Его на это как в высшей степени способного к этому. Этим искушал Его и сатана еще в начале Его деятельности среди людей (Мф. 4:8–10). Но Он отказался от такой заманчивой на первый взгляд перспективы, зная, что истинное величие определяется иными условиями.

Первое и обязательное условие истинно великого дела состоит в том, чтобы оно имело целью своей не славу человеческую, но славу Божию (1Кор. 10:31). Второе же необходимое условие то, чтобы оно было не ради себя, но ради других. «Вы знаете, – сказал Божественный Учитель своим несмысленным ученикам, – что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк. 10:42–44).

Эту заповедь Спасителя и старался исполнить великий Его угодник преп. Арсений. Будучи весьма образованным и благочестивым человеком, он вынужден был заниматься воспитанием царских детей. За это сам император оказывал ему большие почести и относился к нему как к своему отцу. Но Арсений не гордился своим положением, а напротив, очень тяготился и скорбел духом, потому что «сердце его не лежало ни к славе, ни к богатству, ни к суетной мирской похвале»³⁵⁴. Смирение его рождалось от действования в нем Божией благодати, вызывавшей у него сочувствие к славе Божией настолько, что практически не оставалось места для сочувствия к славе человеческой³⁵⁵. Всякое чувство непосредственно связано с любовью и из нее вытекает, а значит и смирение непосредственно вытекает из любви. Но из какой любви? Ясно, что из любви к Богу, а не к себе. Любовь к себе обыкновенно ищет выгод для себя. Мысль о благополучии и счастье другого может появиться здесь лишь в случае зависимости от этого собственного благополучие и счастья. Сопровождается такое эгоистическое чувство, как правило, раздражением, нетерпением, требовательностью и неразумной ревностью. Настоящая же любовь к другому не думает о себе и не ищет своего (1Кор. 13:5), но пользы и славы любимого. Эта любовь отличается долготерпением, милосердием и смирением (1Кор. 13:4). Одним словом, эта любовь в отличие от любви гордой – любви не любящей никого кроме себя, есть любовь смиренная, которая как бы не любит себя, считая себя недостойным даже внимания, а не то, что попечения. «Что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его (Пс. 8:5)? Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе» (Пс. 21:7), – взывал из такого чувства возлюбивший Господа всей душой.

Как видно из жизнеописания, преп. Арсений не сразу достиг такой смиренной любви, отчего и вынужден был бегать от людей, чтобы не нанести им и себе вред душевный. Свидетельством тому служит тот эпизод из жизни преподобного, когда он, рассердившись на своего ученика Аркадия за некоторый его проступок, настолько сильно побил его розгами, что остались рубцы на теле. После чего Аркадий, затаив злобу на Арсения, собирался ему жестоко отомстить за это. От смерти Арсения спасло лишь бегство в египетскую пустыню. Несомненно то, что Арсений наказал своего ученика из любви, но из любви лишенной смирения, ибо только гордая любовь, как сказали последующие Отцы, «обыкновенно деспотична и требовательна и может скорее замучить человека, сделавшегося ее жертвой»³⁵⁶. Такая «любовь» вызывает озлобление и желание мщения. Понимая это, Отцы давали такие советы наставникам: «За случающиеся проступки не слишком негодуй,.. не взыскивай строго,.. не часто обличай,.. не приказывай властительски,.. когда брат сопротивляется, удержи язык твой, чтобы отнюдь ничего не сказать с гневом,.. сжалься над ним, чтобы диавол, уязвив его раздражительностью, не пленил его и не умертвил злопамятностью,.. когда сердце твое укротиться, тогда можешь разумно и со смирением сердца, по апостольской заповеди, обличать, угрожать, увещевать (2Тим. 4:2)»³⁵⁷. Уразумев это, преп. Арсений начал монашескую жизнь свою с упражнения в смирении. Прибыв в Скит, он выразил свое намерение проводить жизнь монашескую и был отведен к старцу исполненному Святаго Духа, который подвергнул его следующему испытанию. Когда они сели за трапезу, чтобы вкусить хлеба, старец не пригласил Арсения, но оставил его стоять. Он стоял, устремив глаза в землю и помышляя, что стоит в присутствии Бога пред Его ангелами. Когда начали употреблять пищу старец взял сухарь и кинул Арсению. Арсений, увидя это, объяснил поступок старца так: старец подобный Ангелу Божию познал, что я подобен псу, даже хуже пса и потому подал мне хлеб так, как подают псу: съем же я хлеб так, как едят его псы. После этого размышления Арсений встал на руки и на ноги и в этом положении подошел к сухарю, взял его устами, отнес в угол и там употребил. Старец, увидев великое смирение его, сказал пресвитерам: из него будет искусный инок³⁵⁸.

– Что есть смирение? – вопросил некто старца.

– Смирение состоит в том, чтоб делать добро тем, которые делают нам зло, – был ответ.

– Но, – последовало возражение, – если человек не достиг той меры, чтоб мог исполнить это, что ему делать?

– Да бегает людей, избрав в свой подвиг молчание, – сказал старец³⁵⁹.

Отсюда понятно, почему преп. Арсению было сказано: «Бегай людей и спасешься»³⁶⁰. Это означало: приобретай смирение, без которого невозможно спасение. Само преуспеяние и возвышение определяется мерой смирения³⁶¹. Парадоксальным образом, умаление в своих и чужих глазах возвеличивает и сообщает силу, которая способна творить чудеса, покоряя себе не только людей, но даже и животный мир³⁶². «Смирение, – говорит св. Исаак, – есть некая таинственная сила, которую восприемлют совершенные святые»³⁶³. Это сила добра, которая сильнее зла и которой только и можно победить зло. Хотя в это мы мало верим или совсем не верим, судя по делам. Считаем, руководствуясь ходячими мнениями, что смирение – это слабость, бесхарактерность. «Будешь смиряться, сядут на шею», – вот обычное наше возражение. Но это возражение имеет только видимость правды, рождающейся от преувеличенного впечатления видимого преимущества мер отрицательного свойства. Так же как сильное впечатление производят разрушительные силы природы. Землетрясения, извержения вулканов, бури, тайфуны поражают наше воображение эффектностью действий невообразимой силы и мощи, но результаты их разрушительных действий оказываются, как правило, не столь велики как нам казалось. Гораздо сильней и непреодолимей действуют другие, тихие и незаметные силы той же природы, такие как сила тяготения, сила солнечного тепла, сила органического роста и т.п. В столкновениях с разрушительными силами победа всегда остается за ними. Вулкан, извергаясь, может выбрасывать камни и пепел на огромную высоту, но в конце концов все это падает вниз, преодолеваемое силой тяготения земли. Долго ли может зимняя стужа противостоять мягко проникающим во все и вся лучам теплого солнца? Смерть, пытаясь разрушить жизнь, добивается лишь того, что жизнь принимает другие формы. То же самое и в мире духовном. Хотя силы зла более бурные и эффектные в своих проявлениях, но они не могут победить тихого и незаметного смирения.

– Велика сила твоя, – признался, однажды, диавол преп. Макарию, тоже называемому Великим.

– Что же это за сила? – спросил преподобный и услышал в ответ, – смирение³⁶⁴.

Обратим, братья и сестры на это особое наше внимание и употребим все возможные для стяжания этой добродетели средства. Начав прежде всего с того, с чего начал и преп. Арсений: с избегания конфликтных ситуаций и молчания на наносимые нам обиды и несправедливые наговоры. Так действуя, мы постепенно сможем прийти в ту же меру, в какую пришел и преп. Арсений, молитвами которого да сподобит нас сего Господь! Аминь.

2002 г.

(служба мучеников общая – зач. 36. Мф. 10:16)

Седмица 3-я по Пятидесятнице (среда – 31 мая/13 июня, 2017 г.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16), – читаем мы всем известное наставление Господне в дни святых мучеников. И хотя это наставление известно всем, но далеко не все понимают его значение. Ведь с одной стороны, идет речь о хитрости, граничащей с изворотливостью и лестью, ибо из Писания известно, что змий хитрее всех зверей (Быт. 3:1) и своею хитростью прельстил Еву (2Кор. 11:3), а с другой, говорится о таком простосердечии, которое легко может перейти в глупость, выражающуюся в том, чтобы добровольно отдаваться в руки ловцов, как тот глупый голубь, без сердца (Ос. 7:11).

Чтобы уразуметь смысл наставления надо принять во внимание, прежде всего то, что среди животных нельзя найти совершенную добродетель по свойству их природы. И Писание не требует от человека подражать им вполне, хотя некоторые черты их небесполезно позаимствовать и человеку для стяжания той или иной добродетели. К примеру, от овцы можно позаимствовать кроткий нрав (Ис. 53:7), от вола – стойкость,³⁶⁵ от льва – бесстрашие (Притч. 28:1), от скакуна – быстроту (Аввак. 1:8), от муравья – трудолюбие (Притч. 6:6), а от пса – благодарность.³⁶⁶ При этом неразумным будет заимствование от этих же животных их отрицательных черт. Ту же кровожадность у льва (1Петр. 5:8) или слабость у муравья (Притч. 30:25), у коня – похотливость (Иер. 5:8), а у вола – неукротимость (Иер. 31:18), жадность у пса (Ис. 56:11), и лютость у волка (Быт. 49:27), наконец, коварство у змии (Мф. 23:33) и несмысленность у голубя (Ос. 7:11).

Святые Отцы говорят, что «Богом даны нам чувство и разум, чтобы избегать нрава бессловесных», но в то же время «подражать их лучшим свойствам»,³⁶⁷ избегая крайностей, что собственно и составляет добродетель. «Ведь все зло случается или по недостатку, или по избытку добродетели. Так, по отношению к смелости недостатком добродетели будет трусость, а избытком – дерзость. И лишь то, что свободно от одного и другого и равно удалено от лежащих по краям недостатков, и есть добродетель. Также и все остальное, что стремится к благу, придерживается середины, проходя между опасными соседями. Мудрость занимает место между хитростью и простотой. И не будет похвальна ни «мудрость» змеи, ни «простота» голубя (Мф. 10:16), если взять каждое в отдельности».³⁶⁸ Только мудрость змеиная в соединении с простотою голубиной составляет совершенную добродетель,³⁶⁹ но «если одна от другой отделена, то мудрость впадает в лукавство, а простота кончает глупостью».³⁷⁰ И чтобы кто-либо, слыша как Господь называет своих последователей овцами, посылаемыми среди волков, не составил о характере христианина такого же представления, какое имеется о характере овцы и голубя и не подумал, что от него требуется быть глупым и безгласным простецом, Господь сразу же дает пояснение того, что осторожность ко врагам требует от его последователей змеиной мудрости, чтобы уметь распознавать хитрости вражии, ибо подобное легко познается подобным, и в то же время голубиной безвредности, чтобы не нарушить заповеди о любви к ним (Мф. 5:44).

«Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые» (Еф. 5:15), – говорит наученный Божественной премудрости св. ап. Павел, которого далеко не за простоту некоторые из язычников нарекли Ермием (Деян. 14:12). Ермий, по-другому Гермес или Меркурий, почитался древними греками и римлянинами богом разнообразных открытий и ремесел, право на которое он приобрел своею хитростью и изворотливостью. Да разве прост был тот, который умудрялся быть всем для всех, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых (1Кор. 9:22) и который, для того, чтобы привлечь язычников к истине, употребил прямую хитрость, сказав, что он проповедует того неведомого Бога, которому они издревле поклонялись (Деян. 17:23), тогда как прекрасно понимал, что они соорудили капище не в честь истинного Бога-Творца, а в честь одного из своих ложных богов, почему и называл их не благочестивыми, а как бы благочестивыми (Деян. 17:22).³⁷¹ Чем, если не благой хитростью объяснить и тот факт, что он обрезал Тимофея ради Иудеев, находившихся в тех местах; ибо все знали об отце его, что он был Еллин (Деян. 16:3), тогда как к Галатам писал, что если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа (Гал. 5:2). Для того он исполнил закон, хотя считал тщетою оправдание от закона при вере во Христа (Филип. 3:7–9), чтобы привести ко Христу тысячи иудеев (Деян. 21:20). «Велика сила такой хитрости, – говорит св. Иоанн Златоуст, – только бы она употреблялась не со злонамеренной целью, или лучше сказать, ее должно называть не хитростию, но некоторою предусмотрительностию, благоразумием и искусством, способствующим находить много выходов в безвыходных положениях».³⁷²

Впрочем, из числа праведников не только св. Апостол употреблял благочестивую хитрость, когда была в том необходимость, но и многие другие, о которых есть упоминания в Священном Писании. К примеру, св. патриарх Авраам схитрил, когда представил египетскому фараону свою жену Сарру, как сестру (Быт. 12:13), потому что, по разъяснению толковников, ему нужно было «изобрести средство ко спасению от голода и к избежанию от рук египтян»,³⁷³ и если бы он сказал прямо, то лишился бы не только жены своей, но и самой жизни.³⁷⁴ Так что, «кому невозможно действовать явной силой, тому извинительно прибегать и к хитрости».³⁷⁵ Об Иакове Священное Писание свидетельствует, что тот хитростью взял благословение своего первородного брата Исава (Быт. 27:35), и при этом благодать Божия излилась на него, совсем не гнушаясь его хитрости, и отец его Исаак так и не дал благословение Исаву, хотя тот умолял его с рыданиями (Быт. 27:38). Употребил хитрость св. Иаков и впоследствии, и благодать Божия вновь содействовала ему (Быт. 30:32–41). Следовательно, не только допустимым, но иногда и необходимым является употребление хитрости «и не только в делах общественных, но и в домашних, у мужа в отношении к жене и у жены к мужу, у отца к сыну и у друга к другу и даже у детей к отцу».³⁷⁶ Ведь если бы дочь Саула или брат ее Ионафан не употребили хитрости в отношении к отцу своему, то Давид не смог бы избежать смерти от рук его (1Цар. гл. 19 и 20). «Хитрость благовременная и сделанная с добрым намерением приносит такую пользу, что многие часто подвергались наказанию за то, что не воспользовались ею».³⁷⁷ Красноречивым примером этого служит та недальновидная простота, с которой Ева отвечала на хитрые вопросы змия, результат которой мы все по сей день ощущаем.

Если же кто-то подумает, что хитрость допустима только как снисхождение человеческой слабости или трусости и более совершенные не прибегают к хитрым уловкам, то на это можно возразить следующим примером из жизни монашеской. Два человека имели нечистую любовь друг к другу. Некто же, желая прекратить это зло, поссорил их между собою, сказав и тому и другому по отдельности, что один плохо говорит о другом. И хотя по форме своей этот поступок выглядит предосудительным, преп. Иоанн Лествичник не только не осуждает данный обман, но и похваляет употребившего его, говоря, что «сей премудрый успел человеческою хитростью отразить злобу бесов, и произвести ненависть, которая уничтожила предосудительную любовь».³⁷⁸ И если кто-то возразит нам, указывая на обман и недопустимость пользования им, то мы на это возражение скажем словами св. Златоуста, что «обманщиком справедливо должен называться тот, кто пользуется этим средством злонамеренно, а не тот, кто поступает так со здравым смыслом».³⁷⁹ Благочестивой хитростью уместно назвать и тот поступок монаха, который при искушении помыслами похвалы устремлял свой мысленный взор к возвышеннейшим добродетелям и побеждал лукавство нечистых духов тем, что считал эти добродетели не приближающими Богу,³⁸⁰ тогда как святые Отцы убеждают нас в обратном.³⁸¹ В данном случае инок обманывал себя подобно тому, как обманывают врачи тех больных, упрямство которых и жестокость самой болезни препятствуют им объявлять истину открыто. Подобная хитрость была употреблена и тем монахом, который каждый день в течение 9 лет обещал своему помыслу, внушавшему ему выйти из киновии, что он завтра же уйдет, но на следующий день говорил сам себе: потерпим еще один день ради Господа.³⁸² Как видим, сама степень опытности духовной определяется степенью приобретения заповеданной Богом хитрости (Мф. 10:16). И неудивительно поэтому, что св. Макарий Александрийский, когда вспоминал о начале своего подвижничества, то прямо говорил: «Я тогда был еще бесхитростен и несведущ»,³⁸³ тогда как св. Апостол свидетельствовал о своей духовной зрелости не иначе, как указанием на то, что ему не безызвестны все умыслы вражьи (2Кор. 2:11).

Итак, чтобы не сделал нам ущерба сатана (2Кор. 2:11), «бесплотных сил Хитрец»³⁸⁴ справедливо заповедует нам позаботиться о благовременном приобретении необходимой меры хитрости, способной усмотреть и расстроить все козни диавольские, ибо враг рода человеческого никогда не борется открыто и прямо, но только с помощью различных ухищрений. Таким образом, когда Господь повелевает нам подражать змее, то желает, чтобы мы подражали ей не в коварстве, но в искусстве избегать коварства. Как говорит св. Иоанн Златоуст: «Бог хочет, чтобы мы были не коварны, но искусны: иное дело быть коварным, иное быть искусным. Искусство состоит не в том, чтобы совершен­ствоваться во зле, но в том, чтобы избегать зла, и поль­зоваться искусством нужно не с тою, целью, чтобы строить коз­ни ближним, но с тою, чтобы избегать сетей других».³⁸⁵ А так как невозможно научиться этому искусству у одной только змеи имеющей, инстинкт самосохранения, выражаемый через причинение зла другим,³⁸⁶ то Господь повелевает позаимствовать еще незлобивость и простоту у голубя, дабы предотвратить мстительность и зломыслие и не услышать в свой адрес того, что Давид сказал о преследователях своих: «Они злое мыслят в сердце, всякий день ополчаются на брань, изощряют язык свой, как змея; яд аспида под устами их» (Пс.139:3–4). И совсем не случайно, св. Апостол, в совершенстве приобретший эту благословенную хитрость, опасался за других, говоря: «Боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе» (2Кор. 11:3). Для исполнения заповеди Господней требуется, «разумно и здраво сочетав инстинкт самосохранения с беззлобием, быть на страже своего благочестия и добродетели, и в то же время иметь настолько беззлобное сердце к оскорбителям, что даже и молиться за них».³⁸⁷ Если удастся добиться этого, то можно помочь не только себе, но и тем, кто строит против нас козни по подобию того, «как врачи, взяв змеиное тело, и счистив его от яда и смешав с каким-то снадобьем, лечат тем укушенных змеями, так и сочетавший во время испытаний благоразумие и инстинкт самосохранения змеи с беззлобием голубя, не только этим поставил себя выше вреда, наносимого змеей, т.е. – козней, причиняемых диаволом, – но и укушенных змеей, т.е. – обольщенных, – исцеляет, уничтожая вред от змей, т.е. – нечестие и грех».³⁸⁸

На вопрос же о том, как приобрести это нелукавое и незлобивое благоразумие ответим так. Кто может, тот пусть приобретет ее опытами жизни своей в процессе преодоления посылаемых от Бога искушений, ибо муж не искушен, не искусен есть (Сир. 34, 10; Рим. 1, 28) и понимающие то, что «мы более опытными становимся в искушениях»,³⁸⁹ постоянно взывают: «Искуси меня, Господи, и испытай меня» (Пс. 25:2). Если же у кого недостает на это мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, – и дастся ему (Иак. 1:5), как далась она Соломону (2Пар. 1:9–12), так как Повелевший иметь мудрость змеиную в сочетании с простотой голубиной, не может не сообщить ее просящим у Него, ибо, как Сам Он претерпел от лукавого все его хитрые приражения и тем быв искушен, очевидно может и искушаемым помочь (Евр. 2:18), только просящий пусть просить с верою, нимало не сомневаясь (Иак. 1:6). Аминь.

2017

(Владимирской иконы – 21/3 июня)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Вновь собрались мы здесь, братья и сестры, для прославления Божией Матери, исполняя на деле пророчество Предтечи Господня Иоанна, пророчествовавшему об этом еще во чреве матери своей. Те пророчественные слова Елизаветы к Марии, которые мы слышали из Евангелия за вечерним богослужением, были, как говорят Отцы³⁹⁰, словами не Елизаветы, а ее утробного младенца. Услышав приветствие Марии, шестимесячный младенец взыграл во чреве Елизаветы и исполнившись Духа Святаго, начал пророчествовать, используя для этого уста своей матери. Поистине удивителен тот факт, что Иоанн еще будучи во чреве сподобился дара пророчества, хотя неудивительно, что он взыграл, ощутив в себе действие благодати Божией, ибо известно, что еще во утробе матери ребенок чрезвычайно чувствителен ко всяким воздействия как внешним, так и внутренним. И не случайно еще издревле от чревоносящей матери требовалось следить не только за состоянием своего тела, но и за состоянием своего сердца, изгоняя из него греховные чувства и насаждая в нем чувства добрые. Иначе говоря, от матери требовалось дисциплинировать свое сердце, дисциплинируя через это ребенка, находящегося под сердцем.

С рождением ребенка процесс его дисциплинирования не должен прекращаться ни на минуту по понятным всем причинам. Сам ребенок, чувствуя свое незнание, неумение и неопытность с первых дней выражает готовность слушаться старших и даже сам стремится под их руководство и попечение, как бы ощущая свое несовершенство. Но кроме того, что дитя несовершенно, оно еще и повреждено грехом, который растет и развивается в естестве человеческом одновременно с ростом и развитием самого естества. Смысл дисциплины в том, чтобы сломить и не дать окрепнуть в неокрепшей душе ребенка греховным началам и укрепить в полезном направлении его ум, сердце и волю. Можно сказать, что дисциплина – это тренировка души, обучение ее правильному образу поведения, выработка праведного характера. Поэтому Священное Писание советует в деле воспитания поддерживать строгую дисциплину, говоря, например, что кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его (Сирах. 30:1), а кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына своего (Притч. 13:12). Поблажка детским капризам и слабостям представляется делом в высшей степени опасным и вредным. Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя. Не смейся с ним, чтобы не горевать с ним и после не скрежетать зубами своими. Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его. Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе (Сирах. 30:8–13). Смысл всех изречений Писания сводится к следующему: «Если ты любишь своего ребенка, ты должен его дисциплинировать».

Однако, это глубоко верное утверждение некоторыми воспитателями неверно понимается и неправильно применяется, калеча и погубляя вверенные им души. Ведь дисциплинировать можно, обратим на это внимание, лишь при наличии любви к детям и такой любви, которая не обуславливается ни симпатиями к ним, ни их способностями и достоинствами, ни их хорошим поведением. Так любит Бог, так должны любить воспитатели своих воспитанников, подражая Богу. При наличии такой любви различные дисциплинарные методы будут лишь различными формами проявления любви, которая одна только способна дисциплинировать человека. Не даром о церковности говорят как о «дисциплине любви», которая учит любить не словом или языком, но делом (1Ин. 3:18), а именно: сносить немощи бессильных и не себе угождать (Рим. 15:1), но искать пользы ближнего своего (1Кор. 10:24).

Такая любовь есть любовь самоотверженная, которая забывает себя, заботясь всецело о благе ближнего, и делается как бы всем для всех, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых (1Кор. 9:22). Такую любовь показал нам Господь наш Иисус Христос воплотившийся и претерпевший все неудобства жизни тленной не ради каких-то Своих выгод, но исключительно ради выгод грешного человечества. Так же и апостол Павел, подражая Ему, порабощал себя всем, подчиняя свой нрав, свой характер, свои обычаи нравам, характерам и обычаям других, для того чтобы, сблизясь через это с ними и найдя доступ в их сердца, приобрести их Господу (1Кор. 9:19). И при этом нельзя его обвинить в лицемерстве, потому что лицемер (и в этом его характерная черта) не заботиться о пользе другого, но все делает в целях личной выгоды. Я же, говорит Апостол, охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши, ибо я ищу не вашего, но вас, ищу вместо ваших денег – душ ваших, вместо ваших услуг – спасения вашего³⁹¹ и делаю это, несмотря на то, что, чрезвычайно любя вас, менее любим вами (2Кор. 12:14–15). Так поступать заставляет его самоотверженная любовь даже к тем ближним, которые не вполне оценивают эту любовь. Для такой любви характерны нежность, снисходительность и смирение. «Мы могли бы, – говорит тот же Апостол от лица всех наставников, – явиться с важностью, как Апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими» (1Сол. 2:7).³⁹² «Льстит ли кормилица дитяти, чтобы заслужить от него славу? – вопрошает, комментируя эти слова Апостола, св. Иоанн Златоуст. – Ищет ли она денег от малюток? Бывает ли высокомерна с ними и сурова»?³⁹³

Примечательно, что греческое слово ηπιος, употребленное ап. Павлом и переводимое как тихий, кроткий, нежный, добрый, милостивый употребляется, именно, в отношениях высших к низшим, начальника к подчиненным, родителей к детям. Так что, в отношениях наставников к наставляемым, ап. Павел, как видим, указал на две характерные для христианина черты – тихость, кротость и нежную материнскую любовь. Вспомним, как отреагировали Иосиф и Мария, когда, потеряв 12-летнего Господа Иисуса, наконец, нашли его через три дня в храме Иерусалимском. Никто из них не кричал на Него с раздражением, упрекая Его за причиненные им беспокойства и скорбь; никто из них не грозился наказать Его жестоко за самоволие. Только Мать Его сказала Ему с печальной нежностью: «Чадо! Что Ты сделал с нами? Вот отец Твой и я с великой скорбью искали Тебя» (Лук. 2:48)? И далее мы видим как они выслушивают Его объяснения и пытаются понять причины такого поступка, вовсе не считая, что правильнее будет просто, не разобравшись, наказать Его под действием своих эмоций или страстей. Они поступили так, как научила их поступить нелицемерная любовь. Каков результат? Он послушался их и был в повиновении у них (Лук. 2:51).

Когда же родители или воспитатели при воспитании руководствуются не самоотверженной любовью, а самоугодием и личной выгодой, тогда их реагирование на неудобное им поведение чаще всего получает репрессивный характер, выражаясь через постоянные недовольства поведением воспитанника, гневные окрики, угрозы и жестокие наказания. Такие «воспитатели» сразу выдают себя, прежде всего тем, что они слишком занимаются собой: своим авторитетом, своим покоем, своими удобствами, и беспокойных, неудобных, да и просто не похожих на них всячески преследуют. Кто-то из них придирается по пустякам, подозревая в чем-то нехорошем, кто-то просто надувается важностью и нудно обижается на всех, а кто-то вообще устраивает истерики, скандалы и, упиваясь сознанием своей власти, производит суд и выносит различные приговоры. Такие «воспитатели» ищут не пользы воспитуемых, хотя и прикрываются этим, но собственных удобств и из честолюбия пытаются насильно утвердить незыблемость своего авторитета за счет унижения личности их подчиненных и хотят добиться уважения к себе посредством страха. При этом они не допускают по отношению к себе никакой критики, замечаний или неуважения, хотя сами постоянно провоцируют на это, ибо настолько проникаются сознанием своей «правоты», что даже мысли не допускают о возможной ошибочности своих действий и пытаются заставить других считать также, вопреки собственному поведению. Их амбиции требуют если уж не поклонения им, то постоянных подтверждений незыблемости их авторитета в их же глазах. Причем, они силой пытаются этого добиться, но добиться никак не могут. И это закономерно. Как удивительно точно сказал об этом наш современник святой епископ Василий, новомученик Российский: «Психология влияния одного человек на душу другого ясно доказывает, что человек добровольно силе не подчиняется. Если приказания деспотической силы и исполняются, то всегда с раздражением и неизменно вызывают бунт в душе, который рано или поздно в благоприятную минуту проявится открыто. Рабы всегда бунтовщики… Человек добровольно подчиняется любви и смирению… Вот почему люди смиренные имеют гораздо более влияния на других, чем взбалмошные самодуры и деспотические эгоисты»³⁹⁴.

Есть старая детская сказка, в которой прекрасно изображается сравнительная сила мягкого обхождения и обхождения грубого.

Однажды солнце и ветер заспорили между собой, кто из них сильней.

– Видишь путника, – сказал ветер, – который идет по дороге, завернувшись в плащ? Кто снимет с него этот плащ, тот и сильней!

– Хорошо! – согласилось солнце.

Налетел ветер на путника и с маху хотел сорвать с него плащ. Тот придержал его руками.

Завыл ветер и еще сильней стал трепать плащ, силясь вырвать его из рук. Путник застегнул у горла крючочки.

Тогда со всем бешенством злобы заревел ветер настоящим ураганом и бросился на путника. Тот засунул руки в рукава плаща и сколько ни силился ветер должен был признать себя побежденным.

Теперь наступила очередь солнца. Оно ласково выглянуло из-за туч и улыбнулось измученному путнику: высушило, согрело, обласкало его своими лучами.

Путник сам снял плащ и благословил солнце.

Из этой сказки можно вывести мудрое правило педагогики. Нет более неодолимой силы как любовь, ласковость и смирение. Этой силой христианство покорило и исправило многие казалось бы непокорные и неисправимые сердца. Эту силу уважают, потому что она не давит и не ломает, а поддерживает, помогает и возвышает. Только такой силой можно добиться настоящей дисциплинированности, при которой отсутствует само желание быть своевольным. Свойства этой силы таковы, что она добровольно вызывает доверие, беспрекословное послушание и неизменную преданность тому, кто обладает ею. Это и есть та самая небесная мудрость власти, которая непонятна для властей века сего (1Кор. 2:68), устрояющих свою власть по началам мудрости человеческой и бесовской³⁹⁵ и которая вызывает у них постоянно один и тот же вопрос к имеющему подобную власть: «Скажи, какою властью ты это делаешь (Мф. 21:23)? и кто вообще тебе дал власть делать это» (Мк. 11:28)? На подобный вопрос таковому приходится отвечать, по примеру того, как ответил Христос, вопросившим Его первосвященникам и старейшинам израильским (Мк. 11:29–33), тоже вопросом: «А скажите, Повелевший, бόльшему быть как меньшему и начальствующему – как служащему, Бог или нет?.. Если Бог, тогда почему вы Его не слушаете?.. или Он для вас не Бог?.. Не скажете?!.. Тогда не услышите ответа и от меня»! Аминь.

2002 г.

(на память Ростовских святых – 23 мая/5 июня)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Наш маленький, скромный град Ростов, который некоторые и градом не называют, до сих пор именуется Великим. И хотя есть другой Ростов, что на Дону, у которого гораздо большие размеры, известность и статус, однако, он Великим не именуется. Наш Ростов велик далеко не внешним величием, но величием внутренним, духовным. Он велик своими святынями и святыми. И сегодня, братия и сестры, мы собрались вместе для того, чтобы почтить в первую очередь, память всех Ростовских святых, святые мощи которых пребывают в наших храмах: святителей Леонтия, Исаия, Игнатия, Иакова, Феодора, Димитрия, Арсения, преп. Авраамия, архимандрита, преп. Петра, царевича Ордынского, блаж. Иоанна Власатаго Милостиваго, блаж. Исидора, кн. Василька.

Воистину, не погрешим, если скажем, что святых мощей в нашем городе больше, чем самих храмов. Но мы должны при этом предупредить вас, что удовлетворяться одним только сознанием того, что Ростов произвел стольких святых и хвалиться этим перед всеми, не стремясь самим быть причисленными к сему лику святых, это значит уподобляться тем иудеям, которые хвались тем, что в их роде были такие великие люди как Авраам, Исаак, Иаков, но сами не старались им подражать в их добрых делах. Невольно при этом вспоминается пророчество преп. Антония Великого о том времени, когда христиане будут только величаться своими святыми предшественниками, не стараясь подражать им в их благочестии, «как будто вся сущность благочестия заключается в достоинстве их предшественников».³⁹⁶

Мы не исполним на деле этого пророчества, братья и сестры, если поймем и признаем, что сущность благочестия зависит не от благочестия наших предков, но от ревности в подражании им. «Потому не будем полагаться на заслуги отцов, – призывает св. Иоанн Златоуст, – но хотя бы ты имел и удивительного по жизни родителя, однако же, не думай, что этого достаточно тебе для спасения, чести и славы, если ты не сделаешься родным ему и в нравах… В этом отношении не все между собою родные, а только те, которые согласны по образу жизни. В этом отношении не того мы называем братом, кто родился от одной с нами матери, но того, кто оказывает одинаковую с нами ревность».³⁹⁷

Почему ныне нам не встречаются такие святые, которые были в древности? Почему сами мы не идем по их стопам? Чтобы оправдать себя наша леность придумывает множество аргументов, имеющих правда только вид оправдательный, а не действительную силу. Говорит, к примеру, что ныне как никогда усилились соблазны мира сего, так что нет почти возможности им противостоять. При этом она совершенно не хочет признавать, что соблазны поставляются духовным законом в прямое условие достижения святости. Ведь неискушенный разными соблазнами и неискусен вовсе и даже если он сумел, вопреки закону подвижничества, избежав соблазнов, достичь святости, то сама эта святость его оказывается непрочной и сомнительной. В большинстве случаев такая святость оканчивалась великим падением приобретшим ее. Блаженным называется только тот человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его (Иак. 1:12). В качестве другого препятствия на пути достижения святости леностью может выставляться сама немощь нашей плоти, якобы не дающей нашей душе совершать дела Божии. Для опровержения данного аргумента можно даже не приводить тот великий сонм святых угодников Божиих, которые будучи во плоти, жили по духу (Рим. 8:1). Достаточно напомнить о тех бестелесных мироправителей тьмы века сего (Еф. 6:12), которым отсутствие плоти не доставило не только святости, но и самого спасения, тогда как некоторые из имеющих плоть получили власть судить самих бестелесных (1Кор. 6:3). «Потому пусть никто не скорбит и не жалуется на свою природу, – говорят Отцы, – как бы она препят­ствовала, но на свое произволение».³⁹⁸ На возражение об отсутствии положительного примера добродетельной жизни мы даже не будем отвечать по очевидности ответа, а по поводу отсутствия руководства в нашей духовной жизни укажем на св. ап. Павла, который по обращении своем ни от кого из апостолов не получил даже начатков руководства, но настолько горел любовью к Богу, что получал руководство непосредственно от Него Самого. А когда леность по великой дерзости своей обвинит нас в гордости, как взирающих на пример апостольский и желающих подражать ему, то мы закроемся от нее словами самого Апостола, говорящего: «Подражайте мне, как я Христу» (1Кор. 4:16). Уподобление святым ведет не к иному чему, как к уподоблению Самому Богу и заботящийся об этом на деле, исполняет повеление всемогущего Бога, сказавшего: «Святи будите, якоже и Аз свят есмь» (1Петр. 1:16). Господь обетовал верующему в Него дать Духа Святого, который сможет привести его к совершенству, как привел к этому апостолов и многих святых. Положение это настолько истинно и спасительно, что несогласных с этим сами святые называли не иначе как еретиками и богоборцами. Святой Симеон названный Церковью Богословом пишет об этом следующее: «Если кто думает, что такое совершенство прилично только апостолам и древним святым, – и говорит, что мы, сколько бы ни подвизались, не можем уподобиться древним святым, и надежды даже не имеем сделаться подобными им; то кто из знающих Бога и состраждущих братиям своим не восплачет о таковом от всей души своей³⁹⁹? Те, которые почитают невозможным быть нам, как были святые Отцы, еретики и имеют не одну какую-либо частную ересь, но, можно сказать, все ереси; поколику эта ересь низвращает все Божественное Писание»⁴⁰⁰. Действительно, из уст такого человека слышится как бы такая речь: «Тщетно возглашается ныне Святое Евангелие, тщетно поются песнопения прославляющие добродетель, тщетно написаны творения святых Отцов наших, ибо, если невозможно нам соблюсти, то, что говорит Бог и все святые, то для чего старались они писать это и для чего все это читается в Церкви и сейчас»? Очевидно, что для тех, которые так мудрствуют, Священное Писание и писания святых Отцов стали бесполезными. «Говорящие так, – приведем снова слова св. Симеона, – заключают небо, которое отверз нам Христос Господь схождением своим на землю, и преграждают восхождение на небеса, которые обновил для нас тот же Христос Господь»⁴⁰¹.

Так что у нас нет причин для оправдания своей беспечности. И на вопрос о том, почему мы не достигаем меры великих древних святых наших правильнее отвечать так: «Потому что нет той же ревности духовной и решимости к жизни по Богу».⁴⁰²

От степени ревности духовной напрямую зависит и степени святости. По слову св. Отцов, ревность – это такая добродетель, без которой не производится ничего доброго.⁴⁰³ Это сила на творение заповедей.⁴⁰⁴ Именуется сия сила по-разному: иногда как готовность или усердие работать Господу, иногда как решимость точного исполнения заповедей Божиих, а иногда как теплота и горение духа. В зависимости от смысла этих наименований ревность определяют то, как некую богоугодную мысль движимую раздражительной силой души,⁴⁰⁵ то, как пса, ревниво охраняющего закон Божий,⁴⁰⁶ то, как огонь, который пришел Господь воврещи на землю естества нашего (Лук. 12:49).

Из сего явствует то, что ревность духовная рождается внутренним изменением сердца, под невидимым действием благодати Божией⁴⁰⁷ и есть такое горение духа, которое выражается неутомимостью и живостью в делах богоугодных без всякого саможаления. Именно ее имеет в виду св. апостол Павел, когда заповедует нам быть тщанием не лениви, духом горяще, Господеви работающе (Рим. 12:11). Отметим, что быть тщанием не ленивым означает не только быстро и усердно действовать, но и добросовестно. «Чтобы кто не вздумал оправдывать своей медлительности тщанием, говоря: надобно же дело сделать как следует, он заповедует быть при тщании не ленивыми. А чтобы кто по той же лености не стал спешить делом, стараясь поскорее отделаться, сделавши дело кое-как, он при неленивости заповедует быть тщательными».⁴⁰⁸ Но одной только видимости в делах благочестия недостаточно. «Внешнее исполнение уставов Церкви, равно как регулярность в делах, установляемая расчетливым рассудком, исправность, степенность и честность в поведении еще не суть решительные указатели, что качествует в нас истинно христианская жизнь».⁴⁰⁹ Коль скоро к этому не присоединяется горячность духа, такого рода дела в сущности своей являются мертвыми, хотя носят имя будто живы (Апок. 3:1). И насколько такое внешнее благочестие неугодно Богу видно из таких слов Господа: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Апок. 3:15–16). Видимое благочестие без соответствия внутреннего более всего неугодно Богу, ибо обманывает своей мнимой добропорядочностью не только окружающих, но и себя самого. В результате образуется нераскаянный фарисей, хвалящийся из-за внешнего своим благочестием. К внешнему благочестию должно присоединить внутренний жар к богоугождению.

Впрочем, и сам жар не всегда свидетельствует в пользу того, что имеется духовная ревность. Ибо всякая ревность производит жар, но не всякий жар производит ревность духовную. Кроме духовной ревности существуют еще ревности душевная и плотская. Различить их от ревности духовной можно по признаку разумности или неразумности.

Ревность духовная это ревность разумная, хотя бы потому, что ревнует о вечном и непреходящем, а не о тленном и временном.

Душевная ревность производится силами души и о духовном, вечном помышлять не в состоянии. Ее законной областью является область душевно-телесной жизни. Уместно ее ревнование о науке, искусстве, устроении временного быта и совсем неуместна ее забота об исполнении Евангельских заповедей, о молитве и чтении Слова Божия. «Душевная ревность в лучших своих проявлениях, – по свидетельству св. Феофана Затворника, – холодна к духовному и отбивает всякую охоту заниматься тем, что удовлетворяет ревность духовную».⁴¹⁰ Ее можно назвать разумной только тогда, когда она подчиняется ревности духовной и в меру ревнует о том, что необходимо для земли.

А вот ревность плотская никак не может наименоваться разумной, ибо производиться неразумными страстями и есть душевный недуг, выражаемый ограниченностью в духовном разуме.⁴¹¹ И будучи лукавой, она по действию лукавых страстей часто прикрывается личиной ревности Божественной и по наружности представляется благочестивой. Но такой мнимой ревности не приемлет Господь (Числ. 16:37), и Отцы всячески заповедуют остерегаться ее.⁴¹² Усмотреть ее могут только имеющие духовное рассуждение. Люди же плотские не только не видят ее безрассудство и душевредность, но и всячески похваляют ее, называя эту ревность ревностью по Богу. Выдает же себя ложная ревность, прежде всего, своей обращенностью ко всему внешнему и своим страстным характером. Такая ревность по неразумию своему с увлечением обращается к внешней стороне жизни христианской, заставляя бедного человека выполнять длительные молитвенные правила, держать строгие посты, делать бесконечное число поклонов и совершать другие подобные этим подвиги христианской жизни. При этом, конечно же, целью поставляется святость жизни и связанные с нею сверхъестественные способности и совсем не замечается, что все совершается по действию и ради тщеславия. Доказательством тому может служить то обстоятельство, что когда страсть эта долго не удовлетворяется и так сказать устает ждать предполагаемого дара чудотворений, как средства доставления похвал человеческих, она побуждает предавшегося ей подвижника бросить взятые на себя подвиги как бесполезные и искать виновных. В своем безрассудстве она может дойти и до хулы на Самого Бога от собственной досады и разочарования. Хула, как порождение страсти, может проявить себя и в форме резкого и жесткого осуждения или обличения различных прегрешений ближних,⁴¹³ которые все представляются неизмеримо тяжкими и непростительными. Одним словом, мнительность, подозрительность и разгоряченность характерные черты безрассудной ревности, и жар, им производимый, всегда сопряжен с беспокойством, нашествием беспорядочных помыслов и действием страстей, главным образом тщеславия и гнева.

Духовная ревность по характеру своему тиха, негневлива, немногословна, снисходительна к недостаткам ближних, и не привносит в душу смущения при обличении, так как действие свое обращает не на ближнего своего, а на грех, живущий в нем, подобно тому, как опытный врач при помощи своего искусства поражает болезнь, не поражая вместе с нею и больного, чем и доставляет последнему облегчение и чувство благодарности. Такая ревность приобретается далеко не сразу и не одними усилиями человеческими. Ее источником является Дух Святый, а приемником дух человеческий очищенный от страстей и приготовленный продолжительной деятельностью по велениям Духа Божия. Производителями же этой деятельности являются с внешней стороны страх Божий и память смертная, которыми нравственная энергия возбуждается как бы нехотя принуждаемая, а с внутренней – ощущение сладости и радости от богоугождения, а также любовь к Богу, которая влечет к Нему так же сильно как жажда влечет к воде всякий животный организм (Пс. 41:2).

Итак, возревнуйте, братья и сестры, о спасении своем, ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послужив и служа святым. Желаем же, чтобы каждый из вас, для совершенной уверенности в надежде, оказывал такую же ревность до конца, дабы вы не обленились, но подражали тем, которые верою и долготерпением наследуют обетования (Евр. 6:10–12). Аминь.

2005 г.

Отдание праздника Пятидесятницы

9/22 июня (На литургии от Матфея, зачало 15, Мф 5:42–48).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Вы слышали, что сказал Господь ветхозаветным людям: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» (Мф 5:43). А нам Он повелел: «Любите врагов ваших» (Мф 5:44). Кто все эти враги, которых велено нам любить? Во-первых, это те, кто ненавидит нас и желает нам зла, кто хочет нам досадить или преследует нас (Мф. :5;11), проклинает и обижает нас (Лк. :6;28), злословит (1Кор. :4;12) и причиняет нам вред.⁴¹⁴ Во-вторых, врагами являются те, кто сознательно отвергают Бога, ненавидят веру и гонят Церковь. Правда, можно встретить мнение, что «ненависть к врагам Божиим законна и угодна Господу»,⁴¹⁵ однако милующее сердце, несмотря на всевозможные доводы, «и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были они помилованы»,⁴¹⁶ ему «жалко даже и бесов, что они отпали от добра».⁴¹⁷ А доказательством того, что следует любить и отвергающих Бога, служит евангельская история о том, как самаряне не приняли Христа, а Он запретил ученикам своим гневаться на них и наказывать их по примеру пророка Ильи (Лк. :9; 54–56), потому что мы призываемся ненавидеть болезнь, а не больного. Так что «если любишь не только любящих, но и враждующих против тебя, то подражаешь по силе своей твоему Господу»,⁴¹⁸ Который в определенное время даже умер за нечестивых врагов Истины (Рим. :5;6).

В чем же должна состоять наша любовь ко врагам? Виды и степени этой любви различны и зависят от уровня жизни духовной. Самой начальной степенью такой любви будет способность не мстить той же мерой, какую пришлось претерпеть от врагов,⁴¹⁹ точнее не мстить вовсе, оставив заботу об отмщении Богу. К этому призывает и Апостол, говоря: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию, ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. :12;19). Несомненно более высшим уровнем является способность не огорчаться от обид, оскорблений и напастей, имея доброе расположение не только к тем, которые поносят в лицо или клевещут на нас, но еще и к тем, кои по видимости притворяются друзьями, а тайно также действуют против нас, хотя это и не утаивается от нас.⁴²⁰ Приобрести подобную способность не только не огорчаться, но еще и принимать совершаемые по отношению к нам злодеяния за благодеяния, поможет отношение к ним как к целительному врачеванию, посылаемому от Самого Господа. При таком отношении «если мы будем праведны, то искушение от врагов послужит нам к преуспеянию, если же грешны, то оно послужит нам к оставлению грехов и исправлению, к опытности и научению в терпении».⁴²¹ И как следствие, мы получим способность не думать плохо о врагах наших, отделяя их от их действий, не будем соответственно их обвинять, укорять или презирать. Легко сможем не только прощать людям согрешения их (Мф. :6;14), но и совершенно забывать о совершившихся по отношению к нам злодеяниях.

Впрочем, все перечисленное в подлинном смысле любовью еще не является. «Не всякий – незавидующий, негневающайся, непамятозлобствующий на оскорбившего, имеет уже и любовь к нему, – говорит преп. Максим Исповедник, – ибо он может и не любя не воздавать злом за зло, по одной заповеди».⁴²² И не ненавидящий не есть уже любящий, потому что любовь – это не просто отсутствие враждебности, а благое расположение. Любовь не только не будет мстить, но и не захочет, чтобы кто-либо другой это сделал. Она будет молиться: «Отче! отпусти им, не ведят бо что творят» (Лк. :23;24). Она будет умолять: «Господи, не постави им греха сего» (Деян. :7;60). Она будет не только желать блага врагам своим, но и сама станет им благотворить (Мф. :5;44), накормит и напоит их с усердием (Рим. :12;20). По отношению к фашистам, напавшим в сегодняшний день 1941 года на нашу Родину и причинившим много горя, наш народ, который некоторые опрометчиво называли безбожным, поступал в высшей степени по-христиански, часто оказывая им незаслуженное ими милосердие. Немецкий майор К. Кюнер делится следующими впечатлениями об одной женщине, у которой он какое-то время пребывал на постое: «Странным кажется отсутствие вражды у русской женщины к солдатам той армии, с которой борются её сыновья: Старая Александра из крепких ниток... вяжет мне носки. Кроме того, добродушная старуха варит картофель для меня. Сегодня в крышке моего котелка я нашел даже кусок солёного мяса. Вероятно, у неё есть где-то спрятанные запасы. Иначе не понять, как эти люди здесь живут. В сарае у Александры стоит коза. Коров у многих нет. И при всем том эти бедные люди делятся своим последним добром с нами. Делают ли они это из страха или действительно у этого народа врождённое чувство самопожертвования? Или же они это делают по добродушию или даже из любви»? Европейцы того времени, встречаясь с красноармейцами, тоже неподдельно удивлялись, восклицая: «Разве это не странно – большинство из них не испытывают никакой ненависти даже к немцам: откуда у них берется эта непоколебимая вера в человеческое добро, это неисчерпаемое терпение, эта самоотверженность»!

Впрочем, христианская любовь состоит не только в том, чтобы делать добро нашим врагам, но и в том, чтобы благословлять их (Мф 5:44), искренне желая им благополучия. Более того, бывает даже такая степень любви, когда появляется симпатия ко врагам, способная «представлять в уме лицо каждого из них и бесстрастно приветствовать их, как близких друзей, с искренними слезами любви».⁴²³ Подобная любовь, одинаково любящая всех является любовью совершенной и божественной, которая «не разделяет единого естества человеков по различным их нравам»,⁴²⁴ равно любя «добродетельного по естеству и за благое расположение воли, а порочного как по естеству, так еще из сострадания милуя его, как несмысленного и во тьме ходящего».⁴²⁵ Такая любовь – «высшая степень узаконенной Евангелием любви к ближнему»,⁴²⁶ и поэтому каждый разумей, что «если одних ненавидишь, а других ни любишь, ни ненавидишь; иных любишь, но посредственно, а иных любишь очень сильно; то из сего неравенства познай, что ты далек еще от совершенной любви, которая внушает любить равно всякого человека».⁴²⁷

Что дает такая любовь тому, кто ее имеет? Во-первых, «благорасположенно любящий тех, которые его поносят и обижают, и причиняют ему ущерб, и молящийся о них в короткое время достигает великого преуспеяния»,⁴²⁸ особенно в отношении умаления страстей, связанных с гневливостью.⁴²⁹ Во-вторых, любовь к врагам дает не теоретическое и абстрактное, а опытное и конкретное познание того, как Бог любит каждого из нас, через это делая и нас сынами Отца нашего Небесного, который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф 5:45).

2019 г.

28 июня/11 июля (Апостольские чтения: Зачало 137, 1Кор 7:20–24).

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы слышали апостольское наставление о том, что каждый должен оставаться в том звании, в котором призван. И если даже кто-то призван в качестве раба, то не должен смущаться этим, потому что рабское положение не мешает достижению жизни вечной. Впрочем, говорится там далее: «Если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся» (1Кор. 7:20–21). О чем вы подумали, услышав эти слова? Наверняка о том, что воспользоваться лучшим означает не иное что, как добиваться свободы от рабства, так как ничего лучше этого и быть не может! Так подумали вы, с детства слыша отовсюду речи о свободе и правах, но совсем не это имел в виду ап. Павел! Его мысль точнее выражена в славянском переводе и звучит она так: «Раб ли призван был еси, да не нерадиши, но аще и можеши свободен быти, больше поработи себе». Вы слышите! Согласно его убеждению не только не следует избегать рабства под предлогом благочестия, но даже если появится возможность освобождения, лучше оставаться рабом, ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов (1Кор. 7:22).

Как видим, внешним состояниям рабства и вольности Апостол противопоставляет рабство Богу и внутреннюю свободу. Последнего рода свободу мы получили еще в самом начале бытия. Бог от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его (Сирах. 15:14), дав возможность располагать действиями своими по своему усмотрению. В данной свободе заключается одно из главных свойств образа Божия, по которому создан каждый из нас. Впрочем, самовластие наше простирается не на все, а лишь на то относительно чего мы можем сделать разумный выбор. Более того, действия являются свободными и независимыми лишь настолько, насколько являются и разумными, а разумными они являются лишь тогда, когда видят последствия от осуществления того или иного желания. Таким образом, свобода наша напрямую связана с наличием ума, основная задача которого в отношении действий заключается в том, чтобы производить их целесообразно и в соответствии с нормой. Норма эта – богоподобие, а цель – единение с Богом. Следовательно, целесообразной является та деятельность, которая стремится к выработке в нас божественного характера с целью богообщения. Ум в этом случае должен занимать место предводителя и предшествовать желанию, подчиняя волю человеческую воле Божией. Если же он подчинится желанию и начнет творить волю плоти (Еф. 2:3), то это будет свидетельствовать о потере им самовластия и порабощении его греху.

Со времени грехопадения, когда суетны стали помышления человеческие (Пс. 93:11) и не в воле человека стал путь его (Иер. 10:23), мы все лишились самовластия, а вышедшие из подчинения силы, переменив свободу на произвол, предались неудержимо удовлетворению своих неудовлетворимых потребностей, изменив свои естественные свойства в свойства дотоле им неестественные. Эти свойства получили наименование страстей, потому что вместо удовлетворения стали доставлять страдания удовлетворяющим их. Несмотря на это большинство предпочитает естественным потребностям неестественные страсти, свидетельствуя тем самым об утрате свободы и рабстве тем плотским влечениям, во власть которых они подпали. «С того времени, как Адам стал рабом греха, все люди до скончания века рабы суть»,⁴³⁰ – констатируют этот печальный факт святые мужи. И каждый из нас может сказать: «Знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе, потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим. 7:18). От прежнего самовластия у нас ничего не осталось, кроме его желания.

Каков же выход из сложившейся ситуации? Выход один – добровольно предаться в нравственное рабство Богу с полной покорностью воле Его, ибо в то самое время, когда кто всей душой предает себя в подобное рабство, Господь благодатью Своей освобождает его от прежнего рабства греховного. Совершается такое предание через принятие Крещения, которое «восстановляет нашу свободу, данную нам при сотворении, утраченную нами при падении»,⁴³¹ восстановляет силу воли, давая ей возможность не только управлять неразумными желаниями, но и регулировать свои действия на основе получаемых знаний о принципах благобытия. «Все мне позволительно, но не все полезно, – начинает говорить таковой, – все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1Кор. 6:12).

Подобный настрой привлекает к себе благодать Божию, дающую силу жить во Христе Иисусе не по плоти, но по духу (Рим. 8:1). И хотя такая жизнь требует долгого и упорного труда и борьбы за отстаивание полученной свободы, которую все время пытаются вернуть себе греховные навыки, приобретенные в результате частых повторений незаконных и противоестественных действий, ставших как бы второй природой и требующих якобы на законных основаниях удовлетворения приобретенных «потребностей». Однако закон духа жизни во Христе Иисусе постепенно освобождает такового от закона греха и смерти (Рим. 8:2). И хотя кажется, что самоотверженная жизнь духа, прилепившегося верою ко Христу, с обращением душевной и телесной деятельности на богоугождение, трудна и даже невозможна, однако благодать Духа, умерщвляющая грех, облегчает эту брань настолько, что каждому становится под силу освободиться от пагубного порабощения неразумным движениям, став господином своих желаний и помышлений. Для такой свободы внешнее положение не играет абсолютно никакой роли, и в этом смысле во Христе нет раба, ни свободного (Гал. 3:28). Ведь как вы уже поняли, можно и в рабстве не быть рабом, и в свободе не быть свободным. Эту мысль хорошо объясняет св. Иоанн Златоуст, говоря: «Когда раб не бывает рабом? Когда он делает все для Бога, когда служит нелицемерно и не из человекоугодия: это и значит быть рабом людей и оставаться свободным. А когда свободный бывает рабом? Когда он служит людям в чем-нибудь худом, в чревоугодии, корыстолюбии, или честолюбии. Такой человек, хотя и свободен, порабощеннее всякого раба. Вот пример того и другого: Иосиф был рабом, но не раболепствовал людям, потому и в рабстве был свободнее всех свободных; он не покорился госпоже, склонявшей его к удовлетворению ее похоти. Госпожа напротив была свободна, но оказалась ниже всякого раба, обратившись к рабу и с лестью и с убеждением, и однако не смогши склонить его, свободного, к тому, чего он не хотел. Подлинно, он был не рабом, но в высшей степени свободным».⁴³²

Помните, братья и сестры, что вы все куплены дорогою ценою крови Единороднаго Сына Божия, и по одному этому уже должны не греху и диаволу служить, а Господу работать. И пусть весь мир во зле лежащий со всеми своими слугами восстает на вас, с желанием вновь поработить вас себе, вы не поддавайтесь на его угрозы и уловки и не делайтесь рабами верно служащих ему человеков (1Кор. 7:23), не раболепствуйте их мнениям, обычаям и желаниям, когда они противозаконны и Богу не угодны. И как раньше предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые. Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности… Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная (Рим. 6:19–20). Аминь.

2019 г.

(Петр и Павел – 12 июля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Во время όно приступили ко Иисусу сыновья Зеведеевы, Иаков и Иоанн, и попросили для себя первые места в Царстве Божием (Мф. 20:21). У них была надежда, что Господь исполнит такую просьбу, так как Он их вместе с апостолом Петром явно предпочитал другим. Но Господь лишь уклончиво ответил им, что это не Его дело, но дело Его Отца (Мк. 10:40). Как оказалось впоследствии первые места среди апостолов достались Петру верховному и великому Павлу, памяти которых и посвящен нынешний день.

На вопрос, почему именно эти апостолы сподобились первенства, а не те, что просили, можно было бы ответить, подражая Господу: «Это не наше дело, но дело Бога Отца». Однако пытливый наш ум не успокаивается на этом и ищет более удовлетворяющее объяснение, которое дало бы ему, если не полное понимание, то хотя бы начатки его. Тем более что, вглядываясь в жизнь апостолов, он сразу же обнаруживает кажущуюся ему несуразность в распределении мест среди обещанных двенадцати престолов (Мф. 19:28). А именно, что первые места достаются не верному Иоанну, не ревностному Иакову, не Андрею Первозванному, не Нафанаилу, в котором льсти нет, но «Петру отвергшемуся трижды и Павлу хульному гонителю».⁴³³ Никто из Апостолов не согрешил так тяжко как эти двое, но именно они достигли первых мест. Как это понять и объяснить?!

Прежде всего взоры ума нашего обращаются к Самому Виновнику их чести, указывая на возникшее недоумение и прося объяснения. На что Господь справедливо замечает: «Разве Я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что Я добр» (Мф. 20:16)? И разве не было сказано тем же апостолам при обещании им двенадцати престолов, что многие будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19:30)? То, что здесь не имеется в виду очередность хронологическая видно из того, что хотя Павел и был призван к апостольскому служению в числе последних (Деян. 9:26), а Петр начал служить Господу в числе первых (Мф. 4:18), это никак не помешало им обоим занять одинаковое место в апостольском чине. Ведь не сказано, что непременно все последние будут первыми, а первые последними, но есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними (Лук. 13:30).

Конечно, ответ на вопрос о том, как последние становятся первыми, и первые становятся последними, целесообразнее искать у тех, кто чествуется за свое первенство сегодня. И хотя прямого ответа мы у них не найдем, однако их образ мыслей и образ жизни достаточно ясно дает понять, что мера чести Отца Небесного определяется мерой сознания недостоинства этой чести и истинное величие напрямую зависит от добродетели смирения.

Так апостол Петр до получения статуса первоверховного неоднократно проявлял посрамлявшее его самомнение. Еще в начале своего знакомства с Господом, будучи опытным рыбаком, он скептически отнесся к Его повелению закинуть сеть для лова тогда, когда время ловли уже закончилось, и, будучи уверенным, что это занятие пустое, заметил осуждающе: «Мы трудились всю ночь и ничего не поймали» (Лук. 5:5). Когда же в результате данного повеления было поймано великое множество рыбы, он, будучи посрамлен силой Божией, припал к коленям Иисуса и сказал: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лук. 5:5–8). В другой раз, увидев Господа шествующего по водам, вызвался сделать то же самое, но, переоценив силу своей веры, начал тонуть (Мф. 14:28–30). Была ситуация, когда он, получив похвалу от Господа за правильное исповедание (Мф. 16:17), решается прекословить Ему впоследствии в деле, смысла которого не понимал, и слышит в ответ нелицеприятное повеление: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16:22–23). В конце концов, он с большой самонадеянностью заявлял, что никогда не соблазнится (Мф. 26:33) и не отречется от Господа даже перед лицом смерти (Мк. 14:31), и попущением Божиим в ту же ночь отрекся от Него трижды.

Все эти горькие опыты научили его говорить: «Смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время» (1Пет. 5:6). В этом деле следует не на свои силы рассчитывать, но уповать на подаваемую благодать (1Пет. 1:13), которая дается лишь смиренным (1Пет. 5:5).

Такого же мнения был и апостол Павел, советуя не высокомудрствовать, но последовать смиренным (Рим. 12:16) и ничего не делать по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитать один другого высшим себя (Фил. 2:3). Именно такой настрой дает шанс достичь духовного первенства, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лук. 14:11).

Следовательно, достичь истинной чести можно лишь уступая первенство другим и добиться действительного почтения себя невозможно без оказания предпочтения другим. Наглядный пример такого сознания подает нам ап. Павел, определяя себе самое последнее место в лике апостольском, и, считая недостойным даже именоваться Апостолом, называет себя извергом (1Кор. 15:7–8). Причем, делает он это после того, как о нем было засвидетельствовано свыше, что он есть избранный сосуд Божий (Деян. 9:15). В чем причина такого к себе отношения? Она в том, что он никогда не забывал того, как когда-то гнал церковь Божию (1Кор. 15:9) и терзал ее, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу (Деян. 8:3). Постоянная память о содеянном грехе держала его душу и сознание в смиренномудрии и с одной стороны, помогала удерживаться от превозношения и совершения новых грехов, а с другой, возносила в очах Божиих, по сказанному: «Прежде падения сердце превозносится и прежде славы смиряется» (Притч. 16:18). Не случайно забывших эту древнюю истину старейшин Господь укорял следующими словами: «Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф. 21:31). И впереди оказываются они не вследствие грехов своих, а от проистекающего из покаяния смирения, которому единственно и благоволит Бог (Прит. 3:34).

Впрочем, первенство у Бога определяется не только мерой смирения, но и мерой усердия в делах Его. Известно, что из всего сонма апостолов ап. Павел более всех их потрудился содействием благодати Божией (1Кор. 15:10) и желал, чтобы все непрестанно служили Господу без развлечения (1Кор. 7:35). Равно как и ап. Петр везде выступал первым, когда дело касалось проповеди Божией и служения ближним. И делал он это, очевидно, помня слова Господа, сказанные Им трижды при прощении его троекратного отречения: «Паси овец Моих» (Ин. 21:17).

Усердное служение ближним – прямой путь к первенству, как об этом нам открыл сам Господь, говоря: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою и кто хочет быть первым между вами, да будет всем вам рабом» (Мф. 26:27). Эти слова глубоко справедливы даже приме­нительно к здешней жизни, не говоря уже о жизни буду­щей, и люди, посвятившие свою жизнь другим, становятся по своему влиянию первыми и большими среди них. Кого мы предпочтем, деспотичного начальника, требующего беспрекословного к себе подчинения или смиренного подвижника, видящего в нас образ Божий и почитающего нас выше меры нашей? Как показывает история, настоящими руково­дителями и вождями народной жизни являются не ученые и бога­тые, не знатные и сильные, но смиренные и любящие, к которым едут со всех концов света и принимают их наставления как закон. Таким людям подчиняются добровольно и с великим удовольствием, потому что усматривают в них самоотверженную любовь.

Итак, если мы хотим взойти на высоту духовную, то должны, во-первых, приобрести смиренномудрие и научиться отдавать предпочтение пред собою всем людям, ибо если кто «не думает о себе, как о последнем между всеми, его совершенства не принесут ему никакой пользы».⁴³⁴ Во-вторых, мы должны посвятить жизнь свою служению не себе, но ближним для их пользы, а для этого объявить борьбу с собственными страстями, ибо «чтобы искренне служить ближним, для этого надобно непременно перестать служить своим страстям, нужно самоотвержение, ибо страсти не допускают искренне, усердно служить ближним, а учат угождать только самим себе».⁴³⁵

Единственная угодная Богу честь – это служение другим во спасение, как и Сам Христос Бог пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы Самому послужить и отдать душу свою для искупления многих (Мк. 10:45). Аминь.

2011 г.

(на память преп. Сергия, игум. Радонежского – 5/18 июля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, сегодня мы чтим память одного из тех святых, которых по праву можем называть своими земляками. Это преп. Сергий, игум. Радонежский. Нашим земляком он является потому, что родился и воспитался в наших краях. Тот факт, что преп. Сергий родился близ нашего города в селе Варницы и очень часто со своими родителями посещал наш Богоявленский Авраамиев монастырь, служит некоторого рода вдохновением для нас на подражание его святой жизни. А то, что на месте его отеческого дома воздвигнут был еще и Троице-Сергиев Варницкий монастырь, в память о нем, что является некоторым исключением из правил, наводит нас на мысль о любви к месту своего рождения и к присным по плоти своим.

Именно образ преп. Сергия побуждает нас любить ту землю, которая помогает нам перейти на небо. Может быть кому-то странным покажется эта проповедь о любви к земле, но мы не побоимся продолжить свое слово далее и даже вступим в спор с теми, которые говорят, что наш дом – небо, и что всецело любить мы должны только его. Мы не можем с этим согласиться, потому что считаем, что наш дом – это земля, ибо на ней мы получаем свое бытие и первоначальное воспитание. Кто же станет спорить с тем, что в понятие дома входят понятия рождения и возрастания. Или может быть кто-то повторит оригеново учение о том, что первоначальное свое бытие мы получаем на небе, а на землю отсылаемся в наказание за грех, как преступники помещаются в тюрьму за свои преступления? Св. Церковь давно осудила такой образ мыслей. И если Отцы говорят о небе как нашей отчизне, то только в смысле общечеловеческом, исходя из того, что все человечество в лице прародителей наших ниспало с неба на землю в наказание за грех. Только в таком смысле можно говорить о подмене «жизни в отчизне на обитание в чужих краях», имея в виду подмену жизни небесной на земную,⁴³⁶ и о тоске по отчизне нашей – «родине небесной»,⁴³⁷ и о другом подобном. При этом в отношении каждого из нас небо – это цель, наше будущее обитание, в которое мы переселимся, когда возрастем духовно. И как дети, достигнув совершеннолетия в родительском доме, переселяются в другие места обитания, но при этом всегда с любовью вспоминают места своего детства, так и всякий пришедший в полную меру возраста Христова (Еф. 4:13) и переселившийся с земли на небо не может не помнить и не любить родные ему места земли. Выражается это, прежде всего, через молитвенное предстательство за те места земли, на которых святой совершал свое возрастание.

Доказательством тому служат многие примеры заступничества святых, в том числе и пример преп. Сергия, который заботился о своей обители не только при жизни своей, но и «после кончины, неоднократно являясь кому-либо из братии».⁴³⁸ О живой любви к отчизне блаженного Иллариона Печерского, как об особой добродетели отличавшей его от других, говорится в день памяти печерских угодников.⁴³⁹ И о святом Вячеславе Чешском поминается, что он «сколько дорожил чистотою веры, столько любил и отчизну», любовь к которой ему привила его бабка, блаженная Людмила.⁴⁴⁰ Искренне любил покой отчизны и преп. Мартиниан Белозерский.⁴⁴¹ Из новопрославленных Российских святых помянем преп. Серафима Вырицкого, которому Господь дал дар «быть преданнейшим сыном своей Отчизны, стремящимся сделать все возможное для ее блага и процветания».⁴⁴² А если кому-то нужны более яркие примеры, то можно указать на пример преп. Серафима Саровского, который лишил благословения одного из декабристов из-за того, что тот собирался бунтовать против своего Отечества. Характерно, что тихий и благодушнейший старец, возмущен был врагом Отечества настолько, что ученик преподобного, увидев его, смутился и подумал, уж не находится ли старец в каком-либо искушении, потому что страшно было смотреть на него в эти минуты.⁴⁴³

Но не будем доказывать того, что понятно и так. А именно, что святые угодники Божии, и в числе их преп. Сергий, в своем лице дают нам пример великой любви не только к Богу и Царству Его небесному, но и к своему Отечеству. С прискорбием должно признать, что у нас нет той любви к своей Отчизне, какую имели они. А иначе как объяснить тот факт, что мы не только не думаем о благе своей Родины, но и не знаем ее истории, забыли имена ее героев, не чтим ее святых, и в то же время благоговеем перед землями иноплеменичьими, заимствуем их обычаи, подражаем их героям, преклоняемся перед их кумирами. По мысли свят. Илариона Троицкого, мы из-за нелюбви к своей Родине сознанием своим попали как бы в плен забвения о ней. Причем в отличие от пленников, которые только и думают, как бы из плена убежать или плачут, подобно евреям в плену Вавилонском, мы ведем себя подобно тем пленникам, которые настолько забыли свою родину, что стараются вовсе о ней не вспоминать.⁴⁴⁴ Такое поведение нельзя оправдать даже своей верой, требующей отречься от земли ради Неба. Ибо, во-первых, здесь презирается своя земля, ради иной земли и, причем земли более развращенной, а во-вторых, наша вера требует отречения не от земли, как Божьего творения и нашего места обитания, а от земли как совокупности всего греховного и плотского.

В силу последней причины некоторые из монахов по немощи своей духовной удалялись от своей родины настолько, что предпочитали ничего не знать о ней. Преп. Кассиан повествует об одном таком монахе, который через пятнадцать лет после того, как оставил мир, получил много писем от отца, матери и друзей своих и «не только не решился прочитать письма, но чтобы, вспомнив имена или вообразив лица писавших, не отстать от духовного занятия, не распечатав их, бросил в огонь, промолвив: и помыслы об отчизне сгорите также, чтобы через вас не возвратиться мне к тому, от чего я удалился».⁴⁴⁵ Зная немощь человеческой природы, и желая изъять своего последователя из среды греха, даже Господь сказал так: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лук. 14:26). Но этими словами мы не можем оправдывать свою нелюбовь к отчизне, ибо Тот, который есть Любовь (1Ин. 4:8) не мог заповедать ненависти к кому или чему-либо. И как объясняют следующие сему изречению Господню: «Мы удаляемся от близких наших, или от мест, не по ненависти к ним (да не будет сего), но избегая вреда, который можем от них получить».⁴⁴⁶

Когда же последователи Христовы посредством отречения от мира приобретают здравие и избавляются от действия и влияния на них страстей, то, как правило, движимые любовью к родным своим по плоти они возвращаются к ним для того, чтобы помочь им избавиться от того, от чего избавились сами и приобрести то, что сами приобрели. В этом и состоит их любовь к своей Родине. И эта любовь к присным по плоти иногда приобретает такую степень, что имеющие ее готовы бывают пожертвовать собственным своим спасением (Исх. 32:31–32). «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти» (Рим. 9:3), – говорит св. апостол Павел, выражая высочайшую степень любви к своему народу. Ибо как иначе объяснить то, что тот который всем свидетельствовал о невозможности отлучения его от Христа какими бы то ни было способами (Рим. 8:38–39), сам желает этого отлучения ради сочетания со Христом своего народа. «Что ты говоришь, Павел? – спрашивает его св. Иоанн Златоуст, – От возлюбленного Христа, от Которого не могли отлучить тебя ни царство, ни геенна, ни видимое, ни представляемое умом, ни другое тому подобное, – от этого (Христа) ты желаешь теперь быть отлученным? Что произошло? Не изменился ли ты, не погубил ли любовь свою»? На это св. Апостол словами св. Златоуста отвечает: «Нет, не бойся, я только усилил в себе эту любовь».⁴⁴⁷

Таким образом, братья и сестры, примером святых угодников наших мы призываемся любить свою родину так, как мы любим самих себя, а если есть силы, то и больше сего, ибо эта любовь, если она основывается на любви к Богу, заповедана нам. Ведь не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего (1Ин. 4:20–21). Аминь.

2007 г.

(явление Казанской иконы Божией Матери – 8/21 июля)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Образ Богоматери, явленный в Казани в 1579 году считается чудотворным по причине множества сверхъестественных явлений и обстоятельств с ним связанных. Само обретение сего образа было весьма чудесным. Ведь невероятным делом было найти посреди пепелища в целости и сохранности написанный на древе образ, завернутый в сукно. Множество больных получило и получает у этой иконы исцеление. Кроме того, по вере в ее силу в 1612 году Московское государство было очищено от поляков. Говорят, что подобное заступничество было явлено и в Великую Отечественную Войну, как бы в подтверждение слов св. Митрофана Воронежского сказавшего некогда Петру I о том, что пока Казанская икона Божией Матери в городе ап. Петра, и есть молящиеся ей, враг не войдет в город. Считается, что по этой причине г. Ленинград так и не был захвачен врагом. И Москва, и Сталинград не были сданы немецким войскам так же по вере к Казанскому образу Божией Матери. Матерь русских городов, Киев, был освобожден от оккупации врага в день празднования Казанской иконы Божией Матери.

Воистину все эти чудеса есть чудеса Божии как имеющие все признаки Божественных действий. Ибо во-первых, как в ветхозаветное время Господь иногда действовал через священные изображения (Исх. 25:22), так Он вполне может действовать и ныне через иконы Своей Матери по плоти. И в этом нет ничего удивительного, потому что если Он еще в те времена, когда малоупотребительны были изображения, дал чудесную силу медному змию, сделанному Моисеем, так что всякий смотревший на него с верой, оставался живым, несмотря на змеиные укусы (Числ. 21:9), тем более Он может сообщить чудодейственную силу собственным изображениям или изображениям Честнейшей херувимов. Ведь и ковчег с херувимами, символизировавший Божию Матерь, был тоже чудотворным, ибо Иордан расступился, когда его коснулись ноги священников, несших ковчег (Нав. 3:15), а стены Иерихона пали, оттого что евреи обошли с ним вокруг города несколько раз (Нав. 6:5–7). Во-вторых, чудеса Божии всегда преисполнены определенностью и смыслом, т.е. не загадочны и понятны для самых простых людей, приводя их к вере или оживляя ее, а то и просто помогая им в скорбях и болезнях.

Чтимая ныне икона Божией Матери явилась в Казане потому, что необходимо тогда было укрепить ослабевшую веру христианскую перед магометанством, а людей крепких духом и словом недоставало, ведь знамения Божии должны содействовать Слову Божию, а иначе в них нет смысла.⁴⁴⁸ Во времена апостолов были являемы многоразличные чудеса и все они подкрепляли проповедь о Христе (Мк. 16:20). Более того, апостолы иногда молили Господа о даровании чудесного знамения, подтверждавшего истинность проповедуемого ими Слова Божия (Деян. 4:29–30). И чудеса действительно совершались Богом там, где нужно было содействие проповедуемому Слову (Лук. 4:36). Там же, где Слово Божие принимается, чудесные чувствительные подтверждения становятся ненужными. Мало того, они могут даже повредить, ибо все необычное случающееся с нами не может не подать мысль о собственной необычности и избранности. Желание чудес обнаруживает ни что иное, как «живущее в душе и овладевшее душею самообольщение, основанное на самомнении и тщеславии»,⁴⁴⁹ и кто без нужды желает чудесной помощи или чудесного дарования, тот «искушается в уме своем ругателем демоном, и оказывается хвастливым и немощным в своей совести».⁴⁵⁰

Желание чудес распаляется невидимым, но реальным врагом рода человеческого, который часто пытается обольстить ученика Христова имитацией Божественных чудес. Еще в ветхозаветные времена он старался подделывать чудеса Божии, чтобы отвлечь от Бога. Так, когда жезл Моисея силой Божией превратился в живого змия, то волхвы силой вельзевула сумели сделать нечто подобное и отвлечь тем внимание фараона от слов Божиих. За этим последовали чудеса Божии, имевшие характер наказания и направленные на подрыв в глазах египетского народа значения его богов. Первое чудо в виде казни было прямо нацелено против главного божества страны, Озириса, олицетворявшего собой реку Нил. Жрецы, не сумев остановить превращение воды в кровь, своими чарами только смогли увеличить бедствие, обращая также воду в кровь (Исх. 7:22). Когда Господь через Моисея наслал жаб, подрывая культ богини Хект – «гонительницы жаб», волхвы своим искусством опять смогли сделать то же самое. И хотя не все, что делал чудесного Моисей сумели повторить и волхвы (Исх. 8:18), тем не менее, сам факт возможности подделки Божественных чудес ими доказывается определенно.

Итак, наряду с истинными чудесами приводящими к Богопознанию, бывают чудеса ложные, увлекающие в пропасть погибельную. И нужно быть осторожным в отношении всего чудесного и необычного. Тем более нужно быть осторожным в наше время, которое недалеко от того времени, когда «должно открыться обширное позорище многочисленных и поразительных ложных чудес»,⁴⁵¹ и когда люди, «потеряв благоговение и уважение ко всему священному, потеряв смирение, признающее себя недостойным не только совершать знамения, но и видеть их, жаждут чудес более нежели когда-либо».⁴⁵²

На основании этого не должны ли у нас вызывать более опасения, чем доверия, различные необычайные явления встречающиеся в нашей жизни? Как, например, нам нужно относиться к многочисленным, но порой бессмысленным случаям мироточений от икон в наши дни? Уверены ли мы, что это именно чудеса Божии? Не могут ли эти чудеса быть подделываемы лукавым и нечистым духом? Ведь для него вряд ли является сложным произвести из воздушной материи некоторое подобие елея, или слез, или крови? Кроме того, не должны ли нас настораживать подобные массовые чудеса, совершающиеся в католическом мире? Все эти мироточащие изображения, плачущие статуи и кровоточащие Распятия Католической Церкви не указывают ли скорее на нетрезвую и нездоровую духовную атмосферу, чем на Божие благоволение? А если присмотреться к нраву людей живо интересующихся различными влагоистечениями от икон и стремящихся к соприкосновению с подобными чудесами, то мы не можем не заметить в них некоторой экзальтированности и повышенной разгоряченности. Подобное состояние свидетельствует о действии самомнения и наличии плотского мудрования сопряженного с разгорячением крови и пленением страстными помыслами и мечтаниями.

Воистину, только род лукавый и прелюбодейный выбирает сообразно своему настроению душепагубный и ошибочный способ к познанию Бога, ища знамения (Мф. 16:1), хотя бы и от икон. Тем более, что иконы сами по себе не могут предохранить от прелести бесовской и ложных чудодействий. Сколько было случаев, когда подвижники повреждались, приняв происходящие от икон ложные бесовские чудеса за чудеса истинные. И не дивно: сам бо сатана преобразуется во Ангела светла (2Кор. 11:14) и даже способен бывает воспроизводить, хотя и в воображении, образ (икону) Самого Христа. В Откровении св. Иоанна Богослова вообще есть упоминание об иконе, от которой силой диавола будут совершаться обольстительные чудотворения (Откр. 13:15).

Но давайте посмотрим, есть ли в истории Церкви примеры елеоточения от икон. Как свидетельствует церковное предание, за все столетия существования Православной Церкви было несколько икон, источавших святой елей.

Из жития преподобного Феодора Сикеота известно, что когда ему было десять лет, на его родине явилась смертоносная язва, которой заразился и он, так что был близок к смерти. Тогда его отнесли в ближайшую Церковь св. Иоанна Крестителя и положили при входе в алтарь, вверху которого над местом, где помещался крест, стояла икона Спасителя нашего Иисуса Христа. И когда он, страдая от болезни, лежал там, вдруг с иконы упали на него две капли росы и он тотчас получил исцеление.⁴⁵³ Это было во второй половине шестого столетия по Рождестве Xристовом. Из его же жизнеописания известно, что в Малой Азии в писидийском городе Созополе славилась великими чудесами икона Божией Матери, источавшая миро. Преп. Феодор, уже будучи епископом Анастасиупольским, проезжая через город Созополь, зашел в храм для поклонения этой иконе. Простерши руки в молитве наподобие креста, он устремил очи свои к дивной иконе и вот елей, Божиим изволением исторгшись, пал на очи его и оросил их. Все, видевшие это Божественное знамение, сказали: «Воистину велик этот раб Божий». К слову сказать, этот случай в славянской Четьи-Минеи св. Димитрия Ростовского опущен. И опущен, как нам кажется, не потому что вызывает сомнения, ибо он не вызвал никакого сомнения в своей подлинности на VII Вселенском Соборе,⁴⁵⁴ а потому что непоучителен.

Согласно историческим данным в ХIII веке после усердной молитвы блаженного Прокопия и людей о спасении от каменного града Великого Устюга по иконе Благовещения потекло миро как знамение совершившегося над городом милосердия Богоматери.⁴⁵⁵ Так же, когда в 1592 году разбойники похитили с Афона образ «Похвалы Пресвятой Богородицы», она покрылась благовонным миром, вызвав у них раскаяние. Еще известен случай мироточения копии чудотворной иконы «Споручницы грешных» в 1848 году, в Москве, в доме полковника Д.Н. Бонческула на Пасху. Через помазание чудной влагой больные получили исцеление, а впоследствии этот образ прославился и другими чудотворениями.

Из всего этого можно сказать определенно, что за всю историю Церкви вплоть до ХХ века мироточение было крайне редким и необычайным явлением. И, кроме того, оно само по себе никогда не было тем чудесным событием, на основании которого икона считалась бы чудотворной, а служило лишь знамением указывающим или на избранность иконы, проявлявшей впоследствии свою исцеляющую силу, или на последующее событие сообразное со смыслом придаваемым елею, (т.е. указывающим на имеющую последовать милость Божию), или служило поводом для рождения веры у неверующих и закоренелых грешников. Большей же частью и почти всегда миро от икон собиралось и употреблялось именно для исцеления душевных и телесных недугов по подобию использования чудесного мира проистекающего от мощей св. угодников Божиих. Именно это свойство и входит в определение самого понятия «мироточивый».⁴⁵⁶

Исходя из этого можно сказать, что не совсем понятны цель и смысл современных случаев мироточения от икон, ибо мало того, что никогда еще Православная Церковь не встречалась с таким массовым источением мира, оно еще и ни на что не указывает и не производит никаких исцелений! Единственное, с чем ассоциируются современные явления мироточений – это со случаем из Ветхозаветного времени, когда Гедеон, разрушив капище и низвергнув жертвенник Ваалу, возобновил служение Богу, а потом, собравшись избавить израильтян от внешних врагов, испросил у Бога знамение о действительном заступничестве Божием, сказав: «Вот, я расстелю здесь на гумне стриженую шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты» (Суд. 6:37). Правда, он произвел и другое испытание, сказав Богу: «Пусть будет теперь сухо на одной только шерсти, а на всей земле пусть будет роса» (Суд. 6:39). Господь укрепил его маловерие, сотворив по просьбе его. И вот ныне, словно роса покрыла всю землю православную в виде мира на иконах, особенно на иконах Богородицы. Тем более, что руно означает Божию Матерь, как об этом говорится в Акафисте: «Радуйся, Руно орошенное, еже Гедеон, Дево, прежде виде». И яко же дождь с Небесе на руно сниде (Пс. 71:6), не повредив его так и Христос воплотился от Девы, двери девства не вредив.

Но что это? – Действительно благодатная «роса любви, роса защищения, роса утешения, роса исцеления, роса устрашения врагов, роса озарения смыслов, роса избавления от слез, роса узорешительства, роса прогнания лукавых духов, роса исправления человеков, роса ниспадения бесов, роса прозрения слепых, роса благодеяния, роса надежды ненадеждным, роса воскресения», о которой говорит святитель Димитрий Ростовский,⁴⁵⁷ или это ловкая подделка лукавого?

Гедеон через посланное Богом знамение познал Бога и убедился в собственной избранности. Эти ли цели достигаются современными мироточениями? Для содействия ли Богопознанию нужно совершаться сему чуду? Но Богопознание напрямую связано со смирением, которое вряд ли может появиться при обнаружении чуда на иконах, перед которыми мы молимся. Скорее может укрепиться гордая и тщеславная мысль об угодности нашей молитвы или даже о нашей особенной святости подобно той, которая вкореняется в уме и сердце католических стигматиков. А что сказать о разного рода паломничеств к местам обильного мироточения с тайным желанием стать причастником подобного чуда и почувствовать свою праведность, как это подумалось в случае с преп. Феодором Сикеотом. Ибо если не для этого, то для чего другого нужна православно верующему человеку не просто икона, а икона мироточивая? Но если это служит удовлетворению тщеславия и самомнения, то не лучше ли отказаться от подобных «знаков» Божественности? Ведь важно, в конце концов, не то, чудотворна ли икона, перед которой мы молимся или нет, а имеем ли мы веру способную горы переставлять (Лук. 11:23)! Для этой-то цели и являются чудотворные иконы, которые сами по себе не содержат чудодейственной силы, но Господу угодно от них или в присутствии их являть то или иное чудо для возбуждения в нас большей веры и духовных чувств.⁴⁵⁸

Будем, братья и сестры, помнить об этом и стремиться не к видению чудес, а к укреплению себя в вере в силу и спасительность Божественной благодати. Облечемся смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (1Пет. 5:5) способную облечь нас в Господа нашего Иисуса Христа (Рим. 13:14). А когда мы уподобимся Богу, тогда Он признает нас своими в день испытания и скажет нам: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25:34).

2003 г.

Нед. 5 по Пятидесятнице. Пятница. Зач. 130 (1Кор. 4:5–8)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Не судите никак прежде времени, пока не придет Господь (1Кор. 4:5). Такую заповедь возвещает нам сегодня, братья и сестры, апостольское слово. Что же следует из этого заповедания? Никого, никогда и ни в чем не судить? А как же тогда возможно будет с соблюдением этого условия исполнить другую заповедь того же Апостола, данную его возлюбленному ученику: «Согрешающих обличай перед всеми» (1Тим. 5:20). При поверхностном взгляде на вопрос возникает явное противоречие, ибо невозможно, не пользуясь природной способностью суждения, отличить и отделить зло от добра, обличая его перед всеми? Но точно такое же «противоречие» можно усмотреть и в словах Спасителя, когда Он говорит: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1), но в то же время: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его» (Мф. 18:15). Кажущееся противоречие в высказываниях возникает от явного непонимания сокрытого в них смысла. А смысл вышеприведенных высказываний раскрывается следующими словами Божественного Откровения: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7:3–5). Если же кому-то и это изречение кажется недостаточно ясным, то мы постараемся его сейчас пояснить.

Слово Божие в принципе не запрещает производить суд. Оно требует только того, чтобы суд был праведным (Ин. 7:24). «Горе вам, – говорит Господь фарисеям, – что нерадите о суде» (Лук. 11:42). По изъяснению отеческому здесь речь именно о суде, правом, ибо судом неправым фарисеи судили постоянно.⁴⁵⁹ Превратный суд, как сказал о том еще пророк Аввакум, происходит оттого, что нечестие преобладает над праведностью (Аввак. 1:4). Следовательно, там, где всем заправляет нечестие нельзя ожидать правильности в суде. Его неправильность свидетельствуется тем, что от внимания неправедно судящего уходит существенное; несущественное же и мелочное выходит на первый план и преследуется со всей строгостью Закона. Говоря образно, начинается отцеживание комара с одновременным пожиранием верблюда (Мф. 23:24) и изъятие едва заметной порошинки из нежного глаза ударами тяжеловесных бревен.⁴⁶⁰

Но что именно Священное Писание называет бревном в глазу (Мф. 7:3)? Чтобы узнать, что Оно разумеет под бревном, надо сначала узнать о каком глазе идет речь. Подсказкой сему будет следующее изречение Священное Писания: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мф. 6:22–23). О каком оке и каком теле здесь говориться? Конечно же, о душевном, ибо характер речи здесь приточный. Оком душевным именуется разум, а телом вся его деятельность его.⁴⁶¹ Причем, не просто деятельность, а деятельность внешняя, являемая перед взорами внешнего, чувственного мира. Как видно из изречения, составляемый образ внешней деятельности несет на себе свойства самого разума. Если разум чист, то и образ жизни человека таков же; если же разум нечист, то нечист и являемый взору мира образ жизни человека в целом.

Чем же обуславливается нечистота мысленного ока души? Глядя на око телесное, можно сделать ряд наведений относительно ока душевного и предположить, что как для правильного функционирования телесного ока необходимы, по крайней мере, три вещи: его собственная неповрежденность и целесообразное движение, чистота пространства между ним и созерцаемым предметом, а также свет, освещающий зримый объект,⁴⁶² так и для мысленного ока душевного потребны: «ум совершенный, целесообразное его движение и устремление или созерцание, как уздою, страхом Божиим удерживаемое на едином, чтобы не переходило от него к неуместным воображениям, и чистый мысленный воздух, который бы освещаем был истинным светом, просвещающим всякого человека, вступающего в мир добродетелей».⁴⁶³

Исходя из этого, мы теперь можем понять, что бревном, находящимся в глазу, является что-то такое, что находится между зрительной силой ума и зримым им объектом, закрывая своей плотностью и непроницаемостью то, что силится увидеть мысленное око души человеческой.

Что же такое может находиться в мысленном пространстве душевного ока, что по свойству своей дебелости и непрозрачности не дает зрительной силе видеть предметы в их истинном виде и существе. Ни что иное, как страсти, которые «суть как бы твердая какая сущность; они занимают середину между светом и созерцанием, и препятствуют при созерцании различать разнообразие вещей».⁴⁶⁴

А так как упоминаемое в Евангелии бревно находится внутри ока, то можно смело заключить, что оно представляет собой страстное состояние ума или точнее являемый страстным умом образ мыслей. Таким образом, бревно в глазу – это страстный образ мыслей, затрудняющий ясное восприятие действительности и отбрасывающий от себя на все находящееся перед собой мрачную тень злобы. От этой тени грех ближнего увеличивается в размерах настолько, насколько велика тень, отбрасываемая бревном на сучек.

Очевидно, ум имеющий такой образ мыслей не может произвести правильного суждения о воспринимаемой им действительности и пока в его глазу бревно ему запрещается судить (Мф. 7:1). Во всяком случае, св. Иоанн Златоуст утверждает, что «Спаситель не всем без исключения запрещает производить суд над грехами, но тем только, которые сами исполнены бесчисленных грехов».⁴⁶⁵

Впрочем, не потому только запрещается производить суд над грешниками, что он неправилен и полагает известную меру нашего осуждения (Мф. 7:2), но еще и потому, что он производит несоответственные действительности меры исправления осужденного. Чтобы знать, как вынуть сучек из глаза осужденного грешника, надо прежде вынуть бревно из собственного глаза (Мф. 7:5). При наличии бревна, осуждающий не применет воспользоваться им при обличении согрешающего, не замечая того, что «поражая своим бревном согрешающего ближнего, всегда смущает его, нередко губит, никогда не приносит и не может принести пользы».⁴⁶⁶ И причина такого действия в том, что обличающий бьет грешника, не отделяя грех его от него самого, не замечая того, что грех не присущ ему, как не присуща болезнь больному. «По-видимому ты, – говорит св. Исаак Сирский, обращаясь к человеку строго судящему грех, – обнаруживаешь ревность свою против чужих недугов, а в действительности свою душу лишил здравия. Поэтому заботься лучше о здравии своей души. Если же желаешь врачевать немощных, то знай, что больные более нужды имеют в попечении о них, нежели в порицании».⁴⁶⁷

Достойно примечания и то, что после удаления бревна из глаза, т.е. после освобождения от страстного устроения умственного, «недостатки и погрешности ближнего начинают казаться весьма маловажными, как искупленные Спасителем и удобно врачуемые покаянием – те самые погрешности и недостатки, которые плотскому разуму казались необъятно великими и важными. Очевидно, что плотское мудрование, будучи само бревном, придавало им такое огромное значение».⁴⁶⁸

Исходя из этого, надо всячески стараться сдерживать порождаемую страстным устроением ума и сердца ревность, выражающуюся в более или менее жестком осуждении и обличения ближних в их нравственных погрешностях. По самому характеру своему, это не та ревность, которая присуща была Спасителю и Его истинным последователям. Разница в том, что как сам Спаситель, так и святые Его, «если обличали согрешающих и нечестивых, то обличали по повелению Божию, по обязанности своей, по внушению Святаго Духа, а не по внушению страстей своих и демонов».⁴⁶⁹

Если же сравнить суд праведника с судом грешника, то разница между ними заключается в том, что суд праведника в глазах грешника оказывается не осуждением преступника, а его оправданием. И случается это потому, что Бог не послал Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него (Ин. 3:17). И весь суд нынешнего века состоит лишь в том, что свет пришел в мир (Ин. 3:17), являя взору каждого свои собственные дела, а не дела сторонних. Время же суда за являемые дела еще не настало и посему советуется никого не осуждать прежде этого времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения перед всеми и воздаст каждому по делам его (1Кор. 4:5).

Исходя из всего вышеизложенного, мы «должны употреблять все старание вовсе никого не осуждать, ни явную блудницу, ни грешников, ни людей бесчинных, взирать же на всех с простодушным произволением, чистым оком, чтобы обратилось человеку как бы в нечто естественное и непременное – никого не уничижать, не осуждать, никем не гнушаться и не делать различия между людьми».⁴⁷⁰ Ведь мы за видимой внешностью дел не видим внутренних расположений, производящих дела или следующих за делами. Кто же сподобился, вследствие пришествия Господня в душу и действия Его благодати, увидеть не только свою, но и «душу ближнего, хотя не самое существо ее, но в каком она находится устроении и каковы ее расположения и чувствования»,⁴⁷¹ тот той же благодатью побуждается не к произнесению строгого и окончательного приговора, ибо время для этого еще не настало, а к обличению, т.е. открытию и явлению наружу сокрытого во тьме греховной с целью исправления, избавления и спасения.⁴⁷² Таковой не станет метать каменных слов осуждения в грешника, стараясь о побиении его и оправдываясь Законом Справедливости (Ин. 8:4–5), но постарается исправить его духом кротости и любви (Гал. 6:1), ибо «в том состоит чистота сердца, чтобы, видя грешников, или немощных, иметь к ним сострадание и быть милосердым».⁴⁷³

Если же мы прежде пришествия Господня желаем осуждать с пользою для души своей, то объектом нашего немилосердного осуждения изберем не кого-либо стороннего, а себя лично. «Никто тебя не обвинит, – говорит св. Иоанн Златоуст, – если ты будешь осуждать сам себя».⁴⁷⁴ Более того, если мы не будем осуждать сами себя, то есть опасность оказаться обвиненным от Бога в день всеобщего Суда.

Итак, воспрещается не осуждать, а «нерадеть о собственных грехах и восставать против чужих»,⁴⁷⁵ и худо не то, чтобы сучек в глазе брата своего видеть, а то, чтобы бревна в своем глазе не замечать. Увидь бревно в своем глазу и вынь его, а потом увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Мф. 7:5). Аминь.

2006 г.

(на Успение Богородицы – 15/28 августа)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Бог, явившийся во плоти, во время странствования Своего по земле однажды посетил сестер Лазаря, Марфу и Марию. Родные сестры были до противоположности разные по характеру своему. Старшая Марфа, увидев высокого Гостя, занялась угощением Его, в то время как младшая Мария села у ног Его и стала внимать слову Его. Первая символизирует собой благочестивую деятельность, а вторая – благочестивое созерцание. В очах Господа последнее предпочтительней первого, ибо согласно евангельскому повествованию Марфа, заботясь о хорошем угощении, призывала на помощь Марию, но Господь не пустил ее, сказав: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10:38–42). На основании этого, можно с уверенностью предположить, что созерцание Бога предпочитается всем упражнениям в добродетелях.⁴⁷⁶

Впрочем, не надо забывать и того, что Мария не смогла бы упраздниться и спокойно сидеть у ног Иисусовых, внимая Божественному учению Его, если бы Марфа не заботилась, ибо только усердное делание Марфы способно обеспечить благую часть Марии. Поэтому, «кто желает достигнуть созерцания Бога, тому необходимо сперва со всем усердием и силою приобрести деятельное знание, ибо эта практика и без теории может быть приобретена, тогда как созерцательное без практического знания вовсе не может быть приобретено».⁴⁷⁷

Из чего состоит деятельная жизнь? Сюда относятся различные виды воздержаний от похоти, чревоугодия, гнева, роскоши, рассеянности, пересудов, и прочих нечистых движений души и тела, а также дела по исправлению и усовершенствованию, к каковым относятся пост, бдение, псалмопение, коленопреклонения, стояние на молитве и т.п. Сюда же относится различных видов участие в разнообразных нуждах и страданиях людских: подаяние вещественной и невещественной милостыни, посещение больных, принятие странников и т.п. Все эти и подобные им дела многочисленны и разнообразны настолько, что их трудно исчислить, но все они сводятся к тому, чтобы с одной стороны, исторгать и истреблять застарелые страсти, а с другой, насаждать и созидать добродетели.

Смысл и ценность этих дел в приготовлении души к деятельности высшей и полезнейшей, состоящей «в возношении ума ко Господу Богу, в сердечном внимании, умной молитве и созерцании чрез таковые упражнения вещей духовных».⁴⁷⁸ Когда же деятельность внешняя начинает отводить от деятельности внутренней и даже препятствовать ей, тогда она получает неодобрительную оценку от Того, Кому старается всеми силами услужить. Господь не укорял Марфу до тех пор, пока та не стала придавать своей деятельности излишнюю цену и уничижать непонятное ей поведение своей младшей сестры Марии, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его (Лук. 10:39). Иллюстрацией и доказательством вышеуказанного положения является дошедшая до нас история двух подвижников, которые, приобретя соответствующий уровень духовной жизни, вместе уже подвизались в пустыне, проводя время в безмолвии. Однажды, когда они вышли из своих пещер для сбора злаков и кореньев, которыми питались, один из них увидел, как другой внезапно остановился в испуге, а потом стремглав убежал, скрывшись в своей пещере. Недоумевая, что бы это значило, видевший убегавшего брата подошел к тому месту, которое его так напугало. И что же он увидел? Он увидел рассыпанным громадное количество золота…

Скажите, кому из вас понятно поведение убежавшего? Чего он испугался? Вы скажете, он испугался сребролюбия, помня истину о невозможности служить Богу и мамоне одновременно (Мф. 6:24). Может быть. Но ведь с золотом можно поступить и иначе. Если использовать его в качестве милостыни, то на него вполне можно приобрести себе сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает (Лук. 12:33). Именно так и поступил второй подвижник, собрав неожиданно найденное золото, он купил в городе большой дом, устроил в нем странноприимницу, больницу и при них еще основал монастырь, поместив в нем 40 иноков. Затем, поручив все это опытному игумену и вручив ему на нужды 1000 златниц, остальное он раздал бедным и пошел обратно в пустыню. На первый взгляд то, что он сделал достойно самой высокой похвалы. Далеко не каждый из нас способен повторить его поступок. И на его месте вполне закономерным кажется осуждение отказавшегося от такой возможности. Что собственно и произошло. На пути в пустыню он начал высокоумствовать и осуждать брата за то, что тот не захотел сделать добра на найденное им золота. И в это самое время ему является Ангел Божий... Как вы думаете, для чего? Похвалить за предприимчивость? Нет. Обличить за высокоумие? Тоже, нет. Всему этому Бог – Судья. Ангел сказал ему по сути то же самое, что и Господь Марфе: «Знай, что все, что ты совершил, не стоит прыжка, сделанного твоим братом через золото, и он несравненно выше и достойнее тебя перед Богом».⁴⁷⁹

Понять ангельскую оценку поведению двух подвижников возможно только с учетом того, что эти подвижники уже достигли уровня и положения Марии. Ее сидение у ног Иисусовых – это такой этап жизни духовной, который наступает после утверждения в деятельной добродетели чрез подражание хождению и жизни Христа. По своему значению он выше и ценней любого вида телесной деятельности, так что обращение на созерцательном уровне жизни к уровню жизни деятельной – это не восхождение, а нисхождение, не преуспеяние, а падение. И вообще деятельная жизнь, как уже стало ясно, имеет в себе один немаловажный недостаток, заключающийся в постоянном уклонении в мнительность такого рода, которая склонна придавать внешним делам незаслуженно высокую цену, ошибочно заключая в них и ограничивая ими все свое жительство и все богоугождение свое.

Но надо четко понимать, что деятельность внешняя, какой бы значимой не казалась ослепленному ее суетностью уму, конечна и имеет свой вполне конкретный предел, заключающийся в постепенном и решительном переходе к деланию собственно духовному. Дело Марфы закончилось после того, как состоялось угощение Господа, также прекратятся внешние дела с окончанием земной жизни, хотят или не хотят этого совершающие их. В то же время, по свидетельству Господа, Мария избрала такого рода деятельность, которая не отнимется у нее не только в этом, но в будущем веке (Лк. 10:42). Таким образом, дело Марии, изображающее состояние души, удостоившейся вступить в подвиг внутренний, духовный, начавшись во время земной жизни, не прекратится и в вечности, получая там дальнейшее, более полное развитие.

Так что, братья и сестры, нам следует позаботиться о том, чтобы в свое время перейти от деятельной жизни к жизни умозрительной, потому что, «если от дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом (Рим. 3:20), то кто одними подвижническими трудами совершенным явится пред Богом? Деятельною жизнью мы приходим только в навыкновение добродетели и пресекаем действо страстей, но этим одним не делаемся совершенными в меру исполнения Христова».⁴⁸⁰ Порядок подвижнической жизни таков, что усовершившемуся в евангельской деятельности следует приступать к созерцательной деятельности незамедлительно. Кто же медлит в трудах деятельной жизни, не желая расстаться с ней, и даже не пытается взойти на высшую степень созерцания, тот показывает свою несмысленность (Лук. 24:25) или свое нерадение, «ибо нехотение от новоначальных подвигов переходить к совершеннейшим, и от буквы Божественного Писания проходить к высшему его разумению и смыслу есть признак души ленивой, не ищущей вкусить сладости духовных благ и на зло себе отвращающейся от своего преуспеяния».⁴⁸¹

В чем же состоит жизнь умозрительная? Со стороны внешней она представляется праздным безделием, ибо «оставляет наружные делания, оставляет попечение о иных способах богоугождения или употребляет их умеренно и редко, в случаях особенной нужды»⁴⁸² и так, чтобы оно не отвлекало своей суетностью и многообразием от делания существенного, по наружности кажущегося праздным. Со стороны же внутренней, дело созерцания состоит в том, чтобы, «оставя всякая другое попечение, приседеть умному деланию, мысленным движениям Господа и слушанию созерцательных Его разумений».⁴⁸³

Итак, преуспевший в жизни деятельной пусть стремится к переходу на степень Марии чрез господство над страстями и стремление к созерцанию. Кто же не может развить такое преуспеяние по тем или иным причинам, пусть принимает Христа, подражая Марфе в делах ее, отвергая при этом уничижительные помыслы о тех, кто сумел избрать иную часть, ведя и жизнь иную, жизнь не от мира сего. Аминь.

2014 г.