Святой великий князь Владимир равноапостольный и сущность исторического его значения
Есть мера государственного служения народу, за которой оно само по себе переходит в подвиг святости.
Речь в торжественном собрании Императорского Общества ревнителей истории 28 марта 1915 года, посвященном девятисотлетию со дня кончины святого князя Владимира 15 июля 1015 года доктора церковной истории С.Г. Рункевича.
Имя святого князя Владимира должно быть в наши дни особенно дорого и близко всей мыслящей России.
На глазах всего мира совершается испытание нашей русской культуры и, судя пo первым нашим ответам на вопросы мировых отношений, совершается для нас успешно.
Родоначальником, отцом нашей культуры является святой князь Владимир.
Святой Владимир княжил в такое время, когда впервые органически слагавшееся великое восточно-славянское единодержавие поставлено было историческими условиями в необходимость воспринять, вместе с верою, культурные основы, для развития своей государственной и общественной жизни.
Святому князю Владимиру предстояло избрать одну из четырех известных тогда в Европе религиозных культур, и он остановил свой выбор на Православии с византийской культурой.
Этим он обезпечил свободное развитие русской национальной культуры, создавшей единственный в истории тип народа-богоносца, который, сочетав в себе идеалы Востока и Запада и охраняемый Православием от духовного порабощения, имеет сказать миру свое слово – слово мировой правды.
Об этом так нервно и страстно мечтали и мечтают наши писатели и мыслители пророческого направления.
Принятие святым князем Владимиром другой веры и другой культуры неминуемо, пo историческим условиям, сопровождалось бы для нас утратой национального духовного облика. To обстоятельство, что наша внешняя культура несколько запоздала и отстала от западно-европейской, не является для нас серьезным ущербом при решении мировых задач вечного порядка.
Великое государственное дело святого князя Владимира, за которое ему усвоен титул Равноапостольного, обеспечило ему бессмертие не только историческое – в научном признании его исторической заслуги, но и реальное – в религиозном почитании.
* * *
Отодвигая завесу девяти веков, считаю целесообразным и позволительным высказать несколько предварительных общих замечаний.
Из необозримой цепи звеньев человеческого бытия история заносит на свои скрижали только немногие имена. Точно отражая в себе поступательный ход человечества в мировом процессе, история при этом естественно выделяет все то, что выделялось над уровнем общежизненного течения современности. Высоко взлетавшие над жизнью современников гении добра и зла одинаково отражают свои полеты в зеркале жизни, называемом историей.
Bсe то, что записано на страницах истории, тем самым приобщено историческому бессмертию. Но не каждая запись обладает одинаковым значением, и при внимательном анализе не трудно различить разные виды исторического бессмертия.
«Обрати взор на тех, которые жили прежде тебя» ( – я пользуюсь перифразом отрывка из проповеди святого отца, Василия Великого). Где державшие в своих руках власть? Где прославленные ораторы, любимые певцы, знаменитые артисты, пленявшие всех и вызывавшие в отношении к себе общее поклонение? От всех их остался только прах и немного костей. Загляни в гробы и – там не отличишь бедного от богатого, властителя от раба, красоту от уродства. Яркие образы потухли, чудные звуки растаяли в воздухе, острые речи улетели и не вернутся назад. Невольно закрадывается в душу сомнение: да было ли в самом деле то, что повествуется про них? He миф ли все это?
Бессмертие этих исторических лиц ограничивается тесными рамками исторической записи, которой они и охраняются от утраты из памяти человечества, подобно тому как сохраняются от утраты художественные редкости в музеях.
Другого рода бессмертием обладают исторические деятели-двигатели человеческой̆ культуры. Имена их, также записанные на скрижалях истории, живут еще и в их делах: в созданных ими государствах, городах, обществах, культурных изобретениях, течениях мысли и науки. Им сооружают памятники, их имени посвящают названия улиц, площадей, городов, учреждений. Люди образованные полны благодарным воспоминанием в отношении к именам этих лиц, но народная масса вообще пользуется результатами их трудов и усилий, не трудясь вспоминать их имена.
Наконец, есть бессмертие святости. Оно более входит в глубь и ширь народную и обладает особенным свойством жизненности.
Если бы можно было взвесить или измерить ту энергию духа, которая выражается в признании доблести и уважении, окружающем славное имя государственного, общественного, научного деятеля или мыслителя, то эти вес и мера отступили бы, как спокойное движение воздуха пред ураганом, пред силой религиозного чувства, – надежд, требований, мольбы, безусловной покорности и беззаветной преданности, окружающих имя того, чей лик изображается на иконах и в честь кого созидаются храмы и поются богослужебные песнопения. Он остается поистине живым и на земле, тяжесть могилы для него не существует, и он находится в самом тесном, реальном общении с необозримой цепью поколений, сменяемых одно другим.
Велик стольного Киева князь Владимир в истории, как государственный и культурный деятель. Но всеобщей известностью и славой имя его пользуется потому, что он Равноапостольный.
Исключительным в его судьбе является то, что признание святости он приобрел именно своим государственным делом.
Сын воинственного князя Святослава и второй его жены Малуши, бывшей ключницей княгини Ольги, Владимир, подобно многим великим государям, рано начал свою политическую карьеру. Его еще в детском возрасте новгородцы выпросили себе на княжий стол. Князь Святослав, нелюбивший Киева, который весь был наполнен именем его матери, «мудрейшей всех человек» княгини Ольги, все свое княжение, пока жива была княгиня Ольга, провел в походах, а когда княгиня Ольга скончалась и русская земля предъявила требование постоянного присутствия в ней князя-правителя, Святослав, в 970 году, посадил на Руси своих двух сыновей, едва еще выходивших из отроческого возраста, – старшего, Ярополка, в Киеве, второго, Олега, у древлян, а сам решил отправиться в отвоеванный им у дунайских болгар город Переяславец на Дунае. Владимир – или по малолетству, или в виду происхождения от матери, бывшей не знатного рода, – не получил княжеского стола. Но новгородцы, привыкшие уже к жизни с князем и оставшиеся теперь без князя, по совету брата Малуши, видного в Киеве боярина Добрыни, выпросили себе на княжение малолетнего Владимира, который и стал княжить в Новгороде при помощи Добрыни. В 975 году, при столкновении Ярополка с Олегом, которое было вызвано убийством на охоте в Олеговых владениях Люта, сына Ярополкова боярина Свенельда, – Олег погиб и Ярополк завладел и древлянской землей. Опасность, – может быть действительная, а может быть, как это часто бывает в жизни, только воображаемая, рассеиваемая смутной молвой, – грозила и Новгороду. Быть может и закон родовой мести требовал отмщения за смерть брата и делал столкновение Владимира с Ярополком неизбежным. Владимир, по совету Добрыни, бежал за море – к варягам собирать на Ярополка рать. Через три года он привел варяжскую воинскую силу и первым делом вернул себе Новгород, где уже сидели посадники Ярополка. Потом со множеством войска, собранного из варягов и с верных русских племен – новгородцев, чуди и кривичей, – отправился на Ярополка. По дороге, после отказа полоцкого князя Рогволода выдать за него дочь Рогнеду, бывшую уже невестой Ярополка, разбил Рогволода и овладел Рогнедой.
Проявления воинской доблести чередовались с проявлениями дипломатического искусства. При помощи предателя, – который всегда найдется среди окружающих высокую особу лиц, – Владимир овладел Киевом. Привлеченный Владимиром на свою сторону и тайно сносившийся с ним воевода Ярополка Блуд убедил Ярополка в наличии не существовавшего заговора и необходимости бегства. Ярополк послушался Блуда, бежал и тем погубил свое дело. Владимир вступил в Киев, а Ярополк вскоре был убит, когда явился к Владимиру с повинной. После этого Владимир остался единодержавным в Киеве и правил русской землей единодержавно с 980 года в течение 35 лет до самой своей кончины 15 июля 1015 года. Это его правление, иногда исчисляемое, вследствие неточности летописных показаний, с 978 года, у позднейших историков именуется великокняжением, хотя прежние историки титул великого князя впервые усваивали только сыну Владимира Ярославу.
Первые же политические шаги князя Владимира, сопровождавшиеся военными и дипломатическими успехами, свидетельствуют о наличии в нем государственного дарования. Государственный талант еще более проявился в дальнейшем. В Киеве засели прибывшие с Владимиром варяги, и скоро сказалось все неудобство их пребывания в столице русской земли. Варяги стали держать себя буйно и потребовали наложить в их пользу дань на киевлян. Выслушав требование, князь Владимир отложил ответ на месяц и за это время покончил с варягами искусным маневром. Более видных он извлек и привязал к себе, назначив их своими управителями в города, а оставшуюся массу рати, оказавшейся без предводителей, уже без особого труда направил на службу к греческому императору.
Внутреннее правление русской землей ознаменовано было большой ревностью к религии. Князь Владимир ставил новых кумиров и «творил им», как выражается летописец, «потребу с людьми своими». На почве религиозной ревности киевлян этого времени произошло умерщвление в Киеве, в 983 году, первых христианских русских мучеников – варяга и его сына, на которого пал жребий при принесении человеческой жертвы.
Воинская доблесть проявлена была в походах, которые следовали один за другим каждый год. В 981 году князь Владимир отвоевал у западных славян города Перемышль, Червень и другие и присоединил Червонную Русь к своей державе. Затем ходил на вятичей, отказавшихся было платить дань, и оружием заставил их остаться данниками. Победил воинственное племя ятвягов. Усмирил радимичей. Имел удачньй поход на волжских болгар. Ходил на греков и взял у них город Корсунь. «На другое лето по крещении» Владимир ходил на печенегов к днепровским порогам, у которых крепко засели эти постоянные враги русской государственности, – «и прогна я в поле». Затем были походы на волжских болгар, на болгар дунайских, на хорватов, и неоднократное столкновение с неугомонными печенегами, причем однажды князь Владимир «едва укрыся» от врагов.
С соседними славянскими князьями Владимир жил в мире: с Болеславом лядским, со Стефаном угорским, с Андрихом чешским. С греческой империей Владимир вступил в родственные отношения, взяв в супружество греческую царевну Анну, сестру византийских императоров Василия и Константина.
Необходимость обезопашения границ вызывала необходимость культурной работы и внутри государства. Для защиты земли от набегов Владимир «нача ставити грады по Десне и по Остри и по Трубешеви и по Суле и по Стугне». Ставил города и населял их «лучшими» людьми «от словен и от кривич и от вятич», закладывая основы крепкого государственного строительства, и постепенно «отдалял» диких печенегов.
Принятие христианства дало новое содержание внутренней государственной деятельности князя Владимира. Как прежде ревностно насаждался языческий культ, так теперь земля ревностно была очищаема от проявлений грубого фетишизма. Кумиры были ниспровергнуты. Всюду победно насаждалась новая религия. Князь Владимир повелел «рубити церкви и поставляти по местом, идеже стояху кумири». «И нача ставити по градом церкви и попы, и люди на крещение приводити по всем градом и селом». А вместе с новой религией шла и ее высокая культура. «И послав нача поимати у нарочитые чади дети и даяти на учение книжное». «На четвертое лето по крещении» Владимир «помысли сзедати церкве камяну Пресвятыя Богородица», для чего «приведе мастеры от Грек». Через 5 лет эта церковь была создана и положила собой начало памятникам каменной церковной архитектуры на Руси. При освящении церкви Владимир одарил ее десятиной от своих и государственных имений, – «от имения» своего и «от град» своих, – почему церковь и стала называться десятинною.
В личной жизни, с принятием христианства и после супружества с греческой царевной, Владимир, естественно оставил многоженство, о котором с явно-демонстративным преувеличением говорят летописцы. Но засим он остался тем же истинно-русским князем с широкой и доброй натурой. По удачному выражению историка Голубинского, Владимир был полон желания, чтобы жизнь окружающих его текла в полном довольств и радости и чтобы обязанных князю довольством и радостью людей было как можно более. Часто устраиваемы были гостеприимные пиры, но теперь только были приурочиваемы к церковным праздникам и торжествам. При дворе все время оставались заведенные Владимиром общественные собрания. Еженедельно в княжьй гриднице происходил пир, на который собирались представители власти и общества – бояре, гридни, сотские, десяцкие и нарочитые мужи, – как при личном присутствии князя, так и в его отсутствие. «Бываше же на обеде том множество мяс, от скота и от зверины, бяше по изобилию от всего». Бывало, пировавшие, «егда подпияхутся, наченяхут роптати на княз», почему им подают к столу деревянные ложки, а не серебряные. Владимир повелел «исковати лжице сребряны ясти дружине, рек сице: яко сребром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, якоже дед мои и отец мои доискася дружиною злата и сребра». Бе бо Володимер любя дружину», заключает летопись свое повествование, «и с ними думая о строи земльнем и о ратох и о уставе земельнем».
Летопись с особенной любовью останавливается на личной доброте князя Владимира. Пиршества сопровождались раздачей широкой рукой милостыни бедньм. «Бе милостив к нищим, вдовицам и сирым». «Повеле всяку нищю и убогу приходити на двор княж и взимати всяку потребу, питие и ядение, и от скотниц кунами. Устрои же и се: рек, яко немощнии и больнии не могут долести двора моего», велел соорудить особые повозки – «кола» и, нагрузив на них «хлебы, мяса, рыбы, овощь разноличныи, мед в бчелках, а в другых квас», развозить по городу и расспрашивать, где имеются больные и нищие, не могущие ходить, и раздавать им «на потребу».
To великое государственное дело, которое историческое бессмертие имени князя Владимира окружило ореолом святости, совершилось, по сказаниям летописи, следующим образом.
В лето 6494, то есть в 986 году, к Владимиру «придоша болгаре веры бохмиче», и говорили: «ты, князь, еси мудр и смыслен, но не веси закона», «веруи в закон наш и поклонися Бохмиту». Сущность своей веры, на вопрос Владимира, они передали так: совершать обрезание, «свинины не ясти, вина не пити; и по смерти даст Бохмит комуждо по седмидесят жен красен». – «Володимер же послушаше их сладко; но се ему бе нелюбо о обрезании и о неядении мяс свиных, а о питии отинудь. И отпусти я, рек: Руси есть веселие питие, не можем бес того быти».
«По том же придоша немцы, посланнии от папежа», и обещали разрешение на все, что «кто пиеть или ясть», но также не имели успеха. Владимир ответил им: «идете опять; яко отци наши сего не прияли суть».
Когда с предложениями магометан и западных христиан дело не наладилось, явились люди, которые, по историческому опыту, обыкновенно не упускают случая воспользоваться выгодным положением, созданным другими. «Се слышавше, жидове козарстии придоша». После речи об учении веры князь Владимир предложил вопрос: «To кде есть земля ваша? Они же реша: В Иерусалиме. Он же рече: To тамо ли есте?» Они ответили что Бог разгневался на них и рассеял их по всему миру, а Иерусалим предал христианам. Вывод Владимира следовал сам собой: если вы отвержены Богом, рассеяны, то как же учите других следовать за вами? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Разве «и нам то же мыслите прияти»?
Наконец, выступили греки и прислали к Владимиру философа Кирилла. Продолжительные рассуждения о вере, в которых наиболее места отведено было вопросам будущей жизни, закончились привлечением душевных симпатий Владимира к греческой вере.
Владимир созвал бояр и городских старцев на совет и предложил им вопрос о принятии новой веры. Сообщение сделано было о всех четырех посольствах с полным беспристрастием, но и с явным наклоном симпатий к вере греческой, и было закончено вопросом, не ограничивающим свободы решения: «Да что ума придасте? Что отвещаете? – Отвещавше же бояре реша: аще бы лих закон греческыи, то не бы баба твоя прияла, Ольга, яже бе мудреиши всех чловек».
Затем последовало крещение князя Владимира и крещение всей Руси в Киеве.
Этот летонисный примитив, явно измышленный в своих подробностях (не могли магометане в столь несимпатичных чертах излагать свою веру, как это изложено в подлинном тексте летописи, не было еще отделения тогда западных христиан от восточной греческой Церкви, Иерусаиимом еще не владели христиане) и свидетедьствующий лишь об интеллектуальном уровне или его автора, или читателей, на которых он мог рассчитывать, – под плотным гримом позднейших наслоений, отражая в себе народное предание в обычной для древших сказаний драматизированной речи, содержит, ту несомненную истину, запечатленную в историческом народном сознании, что принятие христианства князем Владимиром и крещение Руси было великим государственным делом, при котором приняты были в основу и национальные бытовые условия (ответ магометанам), и исторические традиции (ответ посланцам папы), и политические соображения (ответ хозарам), и будущая судьба русской земли (беседа с греками). На это значение летописного повествования доселе не обращали должного внимания наши историки.
Рост державы князя Владимира, естественно, побуждал его к установлению правильных отношений к другим, преимущественно соседним державам. С другой стороны, и эти державы, естественно, побуждаемы были к установлению правильных отношений к нараставшему новому державному могуществу. По обстоятельствам времени, основой для взаимных отношений являлись прежде всего вопросы религии.
Исторические условия жизни русского народа в княжение Владимира сложились таким образом, что русскому народу, неустранимо уже захватываемому волной мировой культуры, не было возможности оставаться в формах младенческого быта и при своей младенческой религии язычества. Князю Владимиру предстояло остановить свой выбор на одной из трех религий тогдашнего культурного мира. В настоящей речи не представляется возможности обратиться к сравнительному разбору религий. Но необходимо, во всяком случае отметить, что религии иудейская и магометанская в сознании князя Владимира не могли не бледнеть пред христианским исповеданием, как по содержанию и выражению своего культа, так и по сравнительному значению народов, исповедовавших эти религии. По справедливому замечанию Костомарова, «с достоверностью можно сказать, что, подобно всем северным европейским народам, русский народ только с христианством получал действительные и прочные основы для дальнейшей выработки гражданской и государственной жизни, как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности». – Христианство в то время предъявлялось в виде двух, уже довольно определившихся, культур – католичества римлян и православия греков.
Здесь позвольте обратиться к одному непродолжительному воспоминанию. Несколько лет тому назад мне привелось быть в одном из наших западных, прибалтийских городов, где жили рядом и западные исповедания, и православие. Я стоял на возвышении, с которого открывался вид на весь город. Я был поражен той подавляющей внушительностью, которую имели церковные сооружения западных исповеданий. Занимая все самые высокие пункты города, обыкновенно на открытой горе или высоком обрыве берега, высились мощные серые стены и высокие, прямые башни под темно-красной, тяжелой крышей. Трудно было подыскать более яркое символическое изображение идеи господства. Впечатление гранитной глыбы. Все, что было внизу, казалось лежащим у подножия этих гигантских сооружений, – безвольное, покорное, подавленное, как прах.
Насыщенный однородностью впечатления взор переходил на окраину города, его новую, русскую сторону, и здесь открывалась совсем другая картина. Среди скромных невысоких домиков, на небольшом взгорке, в зелени погоста, приветливо и радостно встречала взор лазоревая церковь под зеленой крышей, с радостно устремленной в высь колокольней и тесно сдвинувшимися, ярко раскрашенными, сиявшими куполами, как добрая любящая мать всего окружающего ее населения. Это был цветущий луг, и церковные купола, как цветочные маковки, тянулись к небу.
Первое мимолетное впечатление, готовое было отдать преимущество первой картине, быстро таяло и постепенно заменялось в сознании другим. Действительная, жизненная сила, вечно живая была именно здесь, в этом цветущем луге. Как бы ни были грандиозны и монументальны сооружения рук человеческих, сковывающие землю, с первыми лучами весеннего солнца среди них начнут пробиваться ростки живого роста и скоро цветущий луг покрывает всю землю.
Скажите, позволю себе спросить: кто был подавлен православием? У кого оно сковывало волю? Кому мешало жить?
Историческая заслуга князя Владимира в том, что он, – видимо, после глубокого и всестороннего рассмотрения вопроса, – остановился на православии и, приобщив русский народ христианской культуре, о одной стороны спас его от духовного разложения и порабощения, а с другой – вложил в него начала вечного бытия.
Просвещенный светом небесным, имея идеалы бесконечного совершенства, православный русский народ обладает возможностью нескончаемого свободного развития своего бессмертного духа и осуществления идеала человечности, являющегося идеалом человечества. Провиденное нашими мыслителями и поэтами мировое значение православной России, как носительницы идеала мировой правды, теперь уж стучится в дверь. И мы слышим этот стук.
Этим русский народ обязан святому своему князю Владимиру. Он возжег русский светоч мирового масштаба. И в христианском подвиге русского народа-богоносца тонут и меркнут, как малые перед большим, отдельные подвиги личной святости. Дело святого князя Владимира поистине дело апостольское, и он полноправно входит в мировой храм исторического бессмертия с именем Равноапостольного и с атрибутами апостольства: всеобщим признанием святости и религиозного преклонения.
Есть мера государственного служения народу, за которой оно само по себе переходит в подвиг святости.
Книги С.Г. Рункевича
Святый блоговерный великий князь Александр Невский и его государственная деятельность на пользу родной земли. Речь. 1913.
Русская Церковь в XIX веке. Исторические наброски, со снимками. 1901.
Учреждение и первоначальное устройство Святейшего Правительствующего Синода. Книга удостоена Академией Наук Уваровской премии. 1900.
Приходская благотворительность в Петербурге. Исторические очерки. Удостоены премии Государыни Императрицы Александры Феодоровны. 1900.
История Минской архиепископии с подробным описанием хода возсоединения западно-русских униатов с православной Церковью в 1793–1794 годах. Историческое исследование. Удостоено Уваровской и Макарьевской премий. 1893.
Описание документов архива западно-русских униатских митрополитов. Том первый, 1473–1700 гг. Том второй 1701–1839 г.г.
Архиереи Петровской эпохи в их переписке с Петром Великим. Вып. I.
Александро-Невская Лавра 1713–1913 гг. С 277 снимками. 1913.
Святой священномученик Игнатий Богоносец и его творения. 1914.
Религиозные мотивы в сочинениях Пушкина. 1899.
О добродетелях и подвигах по творениям св. Василия Великого. 1906. Книга переведена на японский язык.