О памяти смерти

См. также: Заметка к слову «О памяти смерти» преп. Симеона Нового Богослова иером. Василий (Кривошеин)

Слово 21. О памяти смерти. И каковую благую кончину имел трижды счастливый брат его Антоний. И под конец слова надгробное обращение к нему¹.

Братья и отцы, молюсь помиловавшему меня Богу, дабы устроилось спасение всех, и души наши были бы хорошо направлены к тамошней жизни, где ожидают нас предварившие нас братья и родители, куда перешел и трижды счастливый и блаженный брат наш господин Антоний, хорошо и свято проведший жизнь и покаявшийся подлинно, искупив трудами и то, что лишь немногие из монахов считают грехами. Будучи чистым и стяжав сердце чистое от страстных мыслей, этот святой считал великими грехами маленькие и, как мне кажется, совершенно не погрешительные вещи и исповедывал их. И покрываемый благодатью Божией, девственником провел он свою жизнь, чистый и телом и сердцем. Ибо с тех пор, как вошел он во врата обители и сочетался со Христом, он не осквернил одежды своей плоти и своей души ни соединением мыслей, ни согласием помыслов, ни каким-либо действием, как он о том сам разсказывал мне, сидящему около его постели и плачущему. «Что плачешь, – говорил он, – брат? Ведь я не был отступником от веры в Бога, но сохранил, надеюсь, ее, как и Его. И с тех пор, как я пришел в эту святую обитель, говорю не хвалясь, но уповая на Бога и на молитву нашего святого отца, плотского греха я не совершил. В еде и питье провел я в безпечности дни мои. Возлагаю, однако, себя на человеколюбие все знающего Бога и предаюсь тому, как Он поступит с моим смирением».

Чем, следовательно, последния слова и изречения великих отцов больше того, что сказал наш брат? Ибо он с дерзновением поведал нам о своей чистоте и девственности и вместе с тем сделал достоянием своей души смирение, не способное пасть, сохраняя и в этом слова или, лучше сказать, заповедь Владыки, которая говорит: Когда вы все соделаете, тогда говорите, что мы негодные рабы; чтó должны были сделать, мы сделали (Лк.17:10). После этого, встретившись наедине с нашим святым отцом, он с плачем разсказал ему подобные вещи, которые изумили как самого святого отца, так и нас самих. Да не только нас оне поразили, но и всех без исключения услышавших о них после его кончины. Ибо никто у нас не надеялся, что в нем скрывается такое сокровище чистоты и девства. После этого он с большой охотой облекся во святую и ангельскую великую схиму и в седьмой день с излиянием многих слез, в нерушимой вере и совершенном познании этот новопросвещенный и новопризванный воин, последним сравнительно с нами вошедший в настоящую жизнь и первым покинувший суету мира, отбыл таким образом к своему Владыке в несказанной радости, оставив нам бедным непрестанный плач. Ибо когда я вспомню то, что вы и сами знаете, что я, суетный, делал и говорил ему, стараясь об его душевном спасении, я весь прихожу в изступление и умом и помышлением и воспламеняюсь в моем сердце, как все это осталось скрытым от меня, каким я был суетным, наставляя мужа, от которого я должен был скорее сам наставляться? Потому что, расценивая его добродетели как недостатки, я испытывал острое болезненное чувство и трепетал о душевном спасении моего возлюбленного брата. Так следует мне говорить и не лгать, хвалящемуся во Христе! И вместе с тем я объят несказанной радостью, что я проводил таким образом из здешней жизни моего брата и удостоился увидеть его отбывшим ко Христу в таких делах и действиях. Ибо знает Бог, испытующий наши мысли и помышления, что об этом у меня с самого начала было великое старание и забота и что я пролил много потоков слез именно ради него. И Человеколюбец не презрел прошения меня бедного, но во взаимной любви и смирении, и вере к нам брат мой отлетел на небо, оставив одно тело в моих жалких руках. Ибо когда я рыдал и говорил: «Не забудь нас, брат! Вот ты кончаешься и покидаешь нас», – он тихо и спокойно так произнес: «Нет, на Бога надеюсь». И высказав эти слова своими чистейшими губами последними, он отошел к Богу. И не один раз сказав это, но дважды. А именно после того, как я сначала попросил его: «Не забудь нас, нежно любимый брат». Он дважды в ответ обещал не забывать нас. И вытянув ноги и сложив руки крестообразно, в безмятежном состоянии души, он почил так сладчайшим сном в глубоком мире и уснул сном, подобающим праведникам, не показав пристрастия ни к чему из настоящего мира. Потому что он ни о родственниках не вспомнил, ни назвал по имени какого-нибудь друга в этой жизни, ни сделал распоряжения о какой-либо тленной вещи, но возненавидев как навоз и грязь и почувствовав отвращение ко всему здешнему, обнаженный таким образом от всякого желания видимых вещей и от связи с ними, он перешел в умопостигаемые царства, став воистину достойным их жителем и наследником. И по справедливости. Ибо если Бог заповедал нам, обнаженным, одевать братьев, насколько более Он Сам станет одеждою и покровом моему сладчайшему брату, обнажившему себя для Него от всего мира и от того, что в мире, и нагим отшедшему к Нему?

Все мы, однако, вновь разсмотрев жизнь нашего брата, будем подражать, прошу, его вере, его подвигам, исповеди, покаянию, чтобы и мы, приходя к исходу из тела, отошли бы из тела безстрашно и безмятежно, как он, и отошедши к Богу, вселились бы в Нем в доброй надежде и успокоились в вечных селениях, где жилище всех радующихся и где водворяется лик блаженных и святых отцов.

Но вспомни об обещании, о любимейший и Богом возлюбленный, триждевожделенный брат, и не забудь твоих последних и сладчайших для меня слов, молясь о нас, твоих братьях, и о всем роде твоем. Ты знаешь, в каковых злых обстоятельствах мы находимся, сам оказавшийся в прекрасных и многих благах. Потому что избавленный от тьмы знает в точности жалкое состояние тех, которые удерживаются в ней. Итак, молись, настоятельно просим, и теперь к Богу о всем твоем во Христе братстве, как никогда не преслушавший кого-либо просящего тебя или лишивший необходимой тебе самому пищи нуждающихся. Моли о братьях, привязанных к твоей любви и не могущих терпеть разлуку, и не имеющих силы удержать плач, дабы и нас, встретив, ты имел бы с собою. И умилостиви преблагого Бога поселить нас с тобою и предуготовить нам место упокоения, устроенное деланием здесь добра, дабы тобою и вместе с тобою, как и в настоящей жизни, мы и там совместно жили бы и сорадовались, удостаиваемые проводить и видеть безпечальную и блаженную жизнь. И как мы приготовили тебе, прибегшему из мира в монашеское жительство, обитель и дом, так теперь и ты, прежде нас вошедший в неизреченный и божественный и невещественный образ жизни, любезно встреть нас, вернее приими к себе и сопутствуй и совместно потрудись, как братолюбивый брат. И освободи нас от пытающихся воспрепятствовать и помешать нашему прибытию к тебе, поминая, что и мы помогли твоему приходу к нам и совместно трудились с тобою в братстве этой жизни. Ибо мы более нуждаемся теперь в твоем сотрудничестве, чем тогда, когда ты предпринял выйти из сетей мира.

Потому что много у меня тягот, сладчайший брат, обременяющих смиренную мою душу и тело. Самая ужасная из них – одиночество и великая забота о братьях, находящихся с нами. Ты знаешь, что в этой заботе я неистовейший ревнитель! Во всяком случае теперь ты узнал о моем расположении к тебе и о том, что я никогда не обличал тебя по ненависти или отвращению, но всячески стремился упрочить мои наставления, сильно любя тебя и воспламеняемый неизменной нежностью к тебе. Ибо, я знаю, теперь ты, освободившийся от мрака и тяжести этого тела, видишь обнаженною мою душу и мысли ея. Ибо, став боговидным, ты и видишь более боговидно все, к нам относящееся. Не окажись же обманщиком по отношению к твоим обещаниям и не забудь о брате, чрезмерно любившем тебя и, если это не смело сказать, самую душу положившем за тебя. Но дай руку помощи в твоих благоприятных молитвах, дабы мы удостоились достигнуть к тебе и вселиться с тобою в Самом Господе и Боге и Спасителе нашем Иисусе Христе, устраивая наше жилище в Нем, пребывая в невыразимом свете, в нетленной жизни, в несказанной радости, в неописуемой славе и светлости, видимой и поклоняемой во веки во Отце и Сыне и Святом Духе. Аминь.