Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди
Содержание
История создания книги (предисловие редактора)
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО. ИЕРОМОНАХ СЕРАФИМ РОУЗ И НАУКА 21-го СТОЛЕТИЯ
ЧАСТЬ I. Православные Святоотеческие Толкования на Книгу Бытия ВСТУПЛЕНИЕ. ЗАЧЕМ ИЗУЧАТЬ КНИГУ БЫТИЯ? ГЛАВА I ВВЕДЕНИЕ: КАК ЧИТАТЬ БЫТИЕ 1. Подход 2. Святые Отцы: наш ключ к пониманию Бытия 3. Основные принципы нашего подхода к пониманию Бытия 4. Буквальные противосимволические истолкования 5. Природа текста ГЛАВА II. ШЕСТЬ ДНЕЙ ТВОРЕНИЯ 1. Введение 2. Общие замечания о Шестодневе 3. Почему шесть дней? ГЛАВА III. ШЕСТЬ ДНЕЙ 1. День первый (Быт. 1, 1–5) 2. День второй (Быт. 1, 6–8) 3. День третий (Быт. 1, 9–13) 4. День четвертый (Быт. 1, 14–19) 5. День пятый (Быт. 1, 20–23) 6. День шестой (Быт. 1, 24–31) ГЛАВА IV. СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА ГЛАВА V. РАЙ ГЛАВА VI. ГРЕХОПАДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА ГЛАВА VII. ЖИЗНЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ РАЯ 1. Изгнание Адама 2. Каин и Авель 3. Родословие Адама от Сифа к Ною 4. Нечестие людей ГЛАВА VIII. ПОТОП ГЛАВА IX. РАССЕЯНИЕ НАРОДОВ 1. Ной и завет Бога с ним 2. Родословие сынов Ноевых 3. Башня Вавилонская ЧАСТЬ II. Философия Эволюции ГЛАВА I. НАУКА И СВЯТЫЕ ОТЦЫ 1. Истинное богословие и светское знание 2. Наука и Христианская Философия 3. Отделение материалистических фантазий от научной истины 4. Наука как низшая форма знания 5. Чуждая система мысли 6. Недостаток философской культуры среди православных христиан 7. Философия святых Отцов ГЛАВА II. КРАТКАЯ КРИТИКА ЭВОЛЮЦИОННОЙ МОДЕЛИ 1. Введение 2. Исторический контекст 3. «Доказательства» эволюции 4. Теория эволюции, понимаемая философски 5. Конфликт между христианской истиной и эволюционной философией ГЛАВА III. «ХРИСТИАНСКИЙ ЭВОЛЮЦИОНИЗМ» 1. Вступление 2. Пьер Ле Конт дю Нуи 3. О. Антоний Костюрос 4. Карл Ранер 5. Стефан Трустер 6. Взгляды римской католической церкви на первозданного человека 7. Феодосий Добжанский 8. Тейяр де Шарден 9. Хилиазм Тейяра де Шардена1 10. Тейярдизм в свете Православия 11. «Православные» последователи Тейяра де Шардена ЧАСТЬ III. Святоотеческое Учение о Сотворении Мира Неделя 5-ая Великого поста, 1974 1. Философия, а не факт 2. Ясное определение 3. Развитие, а не эволюция 4. Как святые Отцы понимают книгу Бытия? 5. «Человеком смерть бысть» (1 Кор. 15, 21) 6. Божественное ведение 7. Природа человека 1 Возраст земли 2. Радиоуглеродный метод датирования 3. Геологические пласты 4. Проблема выбора модели 5. Происхождение небесных тел (святоотеческая космогония) 6. Научные креационисты 7. Различные эволюционные идеи 8. Ограничения биологической изменчивости 9. «Эволюция человека» 10. Ограничения научного исследования 11. Библейская хронология 12. Предсуществование душ, «реинкарнация» и эволюция 13. Природа рая 14. Свобода воли 15. Сотворение Адама и Евы 16. Ум Адама 17. Рай и небо 18. Диавол 19. Духовное тело Христа 20. Твердь 21. «Месторасположение» рая 22. Между грехопадением и потопом 23. Потоп 24. Святоотеческое толкование в сравнении с современной критикой текста 25. Возраст патриархов 26. Различные толкования 1. Ключевая позиция в программе антихристианства 2. Теистическая эволюция 3. Соперничающая с Православием модель мышления 4. Глубоко сидящая первичная сила 5. Не научное, но богословское возражение против эволюции 6. Насущные интеллектуальные проблемы сегодняшнего дня 7. В таком «богословии» мы не нуждаемся 8. Типичный продукт «духа времени» 9. Ожидая с большим интересом 10. Словесные ухищрения 11. Святые Отцы в ответ на ухищрения средневековых схоластов 12. Научная вера 13. Наконец настало время настоящей брани 14. Любовь к святым Отцам 16. Неосознанная заводь для «современных идей» 17. Подлинная наука 18. Устраняя смятение 19. Генеалогии Христа 20. Более широкая идея натурализма 21. Ученые, которые ставят под сомнение эволюцию 22. Избегая односторонности 23. Три аксиомы 24. Заметки из диалога об эволюции 25. Священство в Греции против «Православной эволюции» 26. Люди готовы прислушаться к этому ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТЦА ДАМАСКИНА (ХРИСТЕНСЕНА)ЭВОЛЮЦИОНИЗМ И РЕЛИГИЯ БУДУЩЕГО ПРИЛОЖЕНИЕ I. ЗАМЕТКИ О НАУКЕ, ЭВОЛЮЦИИ И ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПРИЛОЖЕНИЕ II. ПЛАН ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ПРИЛОЖЕНИЕ III. ПОСЛЕДНЯЯ БЕСЕДА О. СЕРАФИМА О СОТВОРЕНИИ МИРА И ЭВОЛЮЦИИ ПРИЛОЖЕНИЕ IV ПРИЛОЖЕНИЕ V. РЕКОМЕНДУЕМОЕ РЕДАКЦИЕЙ ЧТЕНИЕ Где можно заказать эти источникиИстория создания книги (предисловие редактора)
Эта книга, составленная и опубликованная посмертно, является важнейшим достижением в жизни великого мыслителя в духе святоотеческого учения иеромонаха Серафима (Роуза). Она представляет собой исчерпывающее собрание всего относящего к этой теме материала как рукописного, так и записанных на магнитофонную ленту курса лекций о Бытии и сотворении мира, которые отец Серафим читал в течение девяти лет до самой своей кончины в 1982 году. Книга может быть использована в качестве руководства к изучению патристики и обращаться к ней можно постоянно. Но книга эта – более чем учебник. За посмертно собранными частями книги лежит целая история – история труда отца Серафима на протяжении всей его жизни над непрестанно волновавшим его значением начала и конца всего. Изложить эту историю и является нашей целью.
1. Интеллектуальное окружение отца Серафима в годы его формирования
В 1950-ые годы, когда отец Серафим (тогда Евгений) учился в школе и колледже в Калифорнии, теория эволюции была в апогее своей силы. Превосходство над всеми другими взглядами на происхождение жизни и вселенной отмечалось на столетнем юбилее издания книги «Происхождение видов» великого Чарльза Дарвина в университете в Чикаго в 1959 году. Ученые прибыли отовсюду разделить триумф не только научной теории, но и всемирно признанного мирового взгляда. Филипп Джонсон пишет:
«Участники столетнего юбилея работы Дарвина по понятным причинам пребывали в триумфальном настроении. Престиж науки никогда еще не был так высок. Полиомиелит был побежден вакциной; сила атома, казалось, обещала мощный и дешевый источник энергии; полеты в космос были уже на горизонте ближайшего будущего. Кроме этих технологических достижений, наука с очевидностью установила, что бесцельный процесс эволюции был «нашим истинным создателем» и поэтому свергла с престола Библейского Бога. Религиозное значение этой интеллектуальной революции было откровенно выделено в одном из значительнейших выступлений столетнего юбилея британским биологом, философом и мировым общественным деятелем сэром Юлианом Хаксли.
Юлиан Хаксли был внуком Томаса Хенри Хаксли, получившего прозвище «Дарвиновский бульдог», потому что был самым известным, ярым приверженцем теории Дарвина. Т.Х. Хаксли первым использовал слово агностик для выражения своих религиозных взглядов. Зоолог Юлиан Хаксли был одним из научных основателей неодарвиновского синтеза, современной версии теории Дарвина. Он также пропагандировал натуралистическую религию, названную эволюционным гуманизмом, и стал первым генеральным секретарем ЮНЕСКО – Организации Объединенных Наций по образованию, науке и культуре. Короче говоря, Юлиан Хаксли был одним из самых влиятельных интеллектуалов середины двадцатого столетия, и 1959 год был ярко отмечен его влиянием. Несколько выдержек из замечаний Хаксли на юбилее:
Историки в будущем возможно отметят юбилейную неделю как воплощающую важный период в истории нашей земли – период, когда процесс эволюции в лице вопрошающего человека начал действительно осознавать самого себя... Это одно из первых событий в обществе, когда оно открыто столкнулось с тем, что все аспекты реальности являются объектами эволюции – от атомов и звезд до рыб и цветов, от рыб и цветов до человеческих обществ и ценностей – действительно вся, вся реальность есть единый процесс эволюции.
В 1859 году Дарвин приоткрыл дверь, ведущую на новый психологический уровень новой модели идеологической организации – организации мысли и веры вокруг эволюции.
В эволюционной модели мысли нет больше ни необходимости, ни места сверхъестественному. Земля не была сотворена, она эволюционировала. Также как и животные и растения, которые ее населяют, включая и человека, его разум и душу, и мозг, и тело. То же происходило и с религией.
Эволюционирующий человек больше не может искать защиты от своего одиночества в руках Божественно-Отцовского Существа, Которого он сам себе создал, нет бегства от ответственности принятия решений в укрытии под защитой Высшей Власти, нет освобождения самого себя от тяжелого бремени стоящих перед ним проблем и планирования своего будущего, полагаясь на волю Всемогущего, но, к сожалению, непостижимого Провидения.
Наконец, эволюционный взгляд позволяет нам различить, хотя и не полностью, контуры новой религии, которая, мы можем быть уверены, появится для того, чтобы служить нуждам грядущей эры.
Короче говоря, триумф дарвинизма подразумевал «смерть» Бога и освобождение места путем вытеснения Библейской религии новому верованию, основанному на эволюционном натурализме. Новая вера стала бы основой не только науки, но также и власти, закона и морали. Она стала бы признанной религией философии современности.
Некоторые из самых значительных ученых мира – от Ричарда Овена и Луиса Агассиза в 1860-ых годах до Ричарда Голдсмита и Отто Шиндевольфа в 1940-ых – показали научному обществу конфузящие трудности теории, которая была выгравирована на щите Дарвиновского юбилея, но эти ученые оказались объектом насмешек, а их действенные возражения не были приняты во внимание. В дополнение к этим прозвучавшим голосам критики существовала и группа ученых, не поднимавших открыто свой голос, но не согласных с эволюционной теорией, опасавшихся открытого столкновения с преобладающим мировым мнением.
Существование этой группы было признано на Дарвиновском юбилее палеонтологом Еверет Клэр Олсон из Калифорнийского университета, которая сказала:
«Трудно судить о количестве и составе этой молчаливой группы, но, несомненно, их число не является незначительным».
Не дали ли им говорить, либо они сами решили молчать – так или иначе, мнения множества ученых, оспаривавших дарвинизм, не были услышаны народом. Поэтому, когда отец Серафим начал изучать науки в школе и колледже в начале 1950-ых, эволюция всей жизни из первичного бульона преподносилась как неоспоримый и неопровержимый факт, такой же очевидный (по выражению Юлиана Хаксли), как то, что земля вращается вокруг солнца.
2. От эволюционного мировоззрения к православному
Обладая блестящим умом, отец Серафим с юных лет проявлял горячее желание знать, понять реальность в самом высшем смысле этого слова. В школе он настойчиво искал знаний в науках: биологии, зоологии, алгебре. Окончил школу лучшим в классе, ему была присвоена стипендия в колледже в Помоне, в южной Калифорнии, благодаря деятельной поддержке его учителя математики.
В Помоне он продолжил изучение наук, теперь вместе с изучением философии. Под влиянием гуманистов своего времени он присоединился к великой миссии мыслителей, таких как Юлиан Хаксли: объяснить вселенную без Бога. В курсовой работе по философии на первом курсе университета (1952) он утверждал:
«Все в науке указывает на существование вселенной как общности всего существующего. Ничто не указывает на Бога, существующего вне вселенной. В настоящее время, так как я не выработал еще собственную теорию познания, я для удобства предполагаю, что смогу получить знания (и очевидно то, что они могут быть получены) путем научного познания. Поэтому верю в открытия науки, указывающие на существование вселенной; я отвергаю концепцию независимого Бога за недостаточностью доказательств».
Это утверждение может показаться наивным сегодня, когда деспотизм научного натурализма все больше ослабевает, но нужно принять во внимание контекст 1950-ых, декаду восхождения гуманизма и триумфальные заявления Дарвиновского юбилея.
«В одно время я целиком верил в эволюцию, – вспоминал позднее отец Серафим. – Я верил не потому, что много размышлял над этой проблемой, но просто потому, что «все верили в нее», потому, что это «факт», а как можно отвергать «факты»?.. Я все еще вспоминаю, как мой преподаватель зоологии на первом курсе распространялся по поводу «великих идей человечества»: для него величайшей идеей, выдвинутой человеком, была идея эволюции; более великой, как верил он, чем «идея Бога».
В целом, отец Серафим, пытаясь постигнуть сущность реальности, не мог быть удовлетворен современной наукой, посвятившей себя натурализму, ни западной философией, которая была основана на рационализме. «Студентом, – вспоминал он позднее, – я пребывал в поисках какой-либо истины в философии и не находил ее. Западная философия мне наскучила». На втором курсе колледжа он начал искать высшей мудрости в философии древнего Китая, ради которой предпринял изучение китайского языка – и древнего, и современного.
Отец Серафим закончил колледж в Помоне в 1956 году и продолжал изучение древнекитайского языка и философии в академии Азии в Сан-Франциско и позднее в Калифорнийском университете в Беркли. В академии он открыл для себя работы французского метафизика двадцатого столетия Рене Генона, традиционалиста, который находил в древних ортодоксальных выражениях мировых религий ответы на всеобщие вопросы бытия. Генон и прояснил, и изменил интеллектуальное мировоззрение отца Серафима. Позднее он писал: «Это Генон научил меня искать и любить истину превыше всего, и не удовлетворяться ничем меньшим».
Образование отца Серафима научило его рассматривать все в ракурсе исторического прогресса, согласно эволюционному взгляду на мир нашего времени. После открытия для себя Генона он начал рассматривать все в ракурсе исторической дезинтеграции.
В своей книге «Власть количественного. Знамение времени» Генон объяснил, как устранение традиционных духовных принципов привело к стремительной деградации человечества. Он показал, как наука двадцатого века, со своей тенденцией понизить все до исключительно количественного уровня, разрушила человеческую концепцию истинного знания и приковала его взгляд ко всему, что временно и материально.
В другой работе Генон пишет, что «в попытках понизить все до закона человека, имеющему цель в самом себе, современная цивилизация опускалась шаг за шагом до уровня своих нижайших элементов и целей чуть выше стоящих, чем удовлетворение нужд, присущих материальной стороне его естества». В попытках заполнить пустоту, оставленную наукой и материализмом нашего времени, возникали псевдорелигии; но своим смешением реальности физической и духовной, они еще больше затмевали истину.
Генон писал, что «современный мир, занимаясь рассматриванием себя самого, есть аномалия, и даже нечто вроде уродства»; и он рассматривал современную теорию эволюции, которая была рождена в попытке объяснить вселенную исключительно натуралистически, как наследие этого уродства. В эволюционизме, писал он, «вся реальность находится исключительно в «становлении»; подразумевает окончательное отрицание всего принципа неизменности и, следовательно, всей метафизики».
Похоже, что Генон явился причиной сомнений отца Серафима в эволюционизме еще до его начала обращения к Православному Христианству. «Я начал размышлять более глубоко над этим вопросом [эволюционизма], – вспоминал позднее отец Серафим. – Начал очень часто замечать, что то, что называется «наукой», вовсе не факт, но философия, и я начал очень тщательно разграничивать понятия научные факты и научная философия».
В Помоне на первом курсе отец Серафим доверял современному научному мировоззрению. Изучая Генона, он все еще рассматривал современную науку как путь к знанию, но теперь смотрел на нее как на «знание низшее, самого общего порядка».
Генон показал отцу Серафиму, что оставить позади, и вывел его на дорогу к истине, но не показал ему конечного пункта этого пути. Тот открыл этот путь чудом, обнаружил, что Истина, Которую он искал, оказалась Личностью – Иисусом Христом, – Чей образ был сохранен нетронутым в Православии того самого Христианства, который он раннее отвергал.
В Православном Христианстве отец Серафим нашел истинное, древнее мировоззрение, взамен современного, эволюционного; и ключ к этому мировоззрению он нашел в писаниях святых Отцов Православия. Богословие святых Отцов, как он понял, было основано на живом, личном отношении Бога к человеку, и поэтому это был порядок бесконечно выше не только порядка, существовавшего в науке, но и в тех метафизических откровениях, которые он получил благодаря Генону. Он никогда не прекращал отдавать должное тому направлению, на которое указал ему Генон по дороге к Истине, но теперь видел, что дорога метафизики, которая ставит интеллект человеческого ума над Высшим, открываемым в богословии, полна опасностей, и поэтому ведет к заблуждениям, хотя и перемешанным с моментами высшей истины. Когда-то он полагался на свой ум, чтобы открыть Истину, теперь он знал, что должен смирять свой ум перед Истиной в лице Личности: Иисуса Христа. Вскоре после своего обращения он писал: «Приобщившись Христианства, я добровольно распял свою мысль, но Крест, который я понес, – лишь в радость. Ничего не утеряв, я обрел все».
3. Корни эволюционизма
В первые годы, последовавшие за обращением к Православию, отец Серафим провел тщательный анализ истории философии Западной цивилизации, чтобы полностью понять предшествующие причины, настоящее состояние и перспективы развития отступничества Запада от исконного порядка традиционной христианской цивилизации. Результатом этого изучения должен был стать его философский magnum opus под названием «Царство человеческое и Царство Божие».
В главе четвертой предполагаемого труда отец Серафим должен был рассмотреть вопросы новой физики, предложенной для обсуждения рационалистами Бэконом и Декартом в конце эпохи Возрождения, которые рассматривали вселенную как замкнутую систему и ставили своей целью определить первые и естественные (т.е. не Божественные) причины всех физических явлений.2 В той же главе он должен был дать описание современной философии прогресса, появившейся в конце эпохи Просвещения, вытеснив установившееся мировоззрение, которое во многом было присуще идее Просвещения. Эти два положения философии, принятых a priori – натурализма и прогресса – сформировали основу, на которой позднее и выстроилась теория эволюции, впервые предложенная дедом Чарльза Дарвина Эразмом в 1794 году. Как позднее заметил отец Серафим, «эта теория развивалась вместе с современной философией, начиная от Декарта, задолго до появления какого-либо «научного доказательства» ее истинности».
Исследования отца Серафима для предполагаемой к изданию книги оказались огромными. Были написаны тысячи страниц, но работа так и не была завершена, за исключением седьмой главы о нигилизме.3
К 1963 году вместе со своим сподвижником, будущим отцом Германом (Глебом Подмошенским), он полностью ушел в работу по открытию христианского православного Братства в Сан-Франциско и первого магазина в Америке, который продавал исключительно православные материалы.
4. Мышление святых Отцов
В то время духовный руководитель отца Серафима святитель и чудотворец архиепископ Иоанн (Максимович) начал читать богословские курсы, которые отец Серафим посещал несколько раз в неделю в течение трех лет. Хотя отец Серафим был американским обращенным, а все курсы проходили на русском языке, он окончил их лучшим в классе. Среди многих предметов преподавалась патристика епископом Нектарием (учеником Оптиной Пустыни, который позднее и рукоположил его в священство) и Ветхий Завет архимандритом Спиридоном (старцем-прозорливцем, близким архиепископу Иоанну). Здесь, в отличие от рационалистических эволюционных идей, которые ему преподавались в юношеские годы, отец Серафим изучал откровения Самого Бога о сотворении вселенной и природе первозданного мира, как о том сообщает Писание и Боговидцы святые Отцы на протяжении столетий. Преподаватели отца Серафима – архиепископ Иоанн, епископ Нектарий и архимандрит Спиридон – сами были святыми Отцами нашего времени, и поэтому отец Серафим имел возможность воспринимать учение свв. Отцов не только из книг, но и от самих носителей его. Именно устами живых хранителей святости открылся ему смысл Бытия.
В 1969 году отцы Герман и Серафим перебрались в горы Северной Калифорнии, где они, став монахами, продолжили свою православную миссию написанием, переводами и изданием православных материалов. Там, в лесной пустыни, отец Серафим паки питал свою душу истиной Святого Писания и учения свв. Отцов. За годы учения он приобрел обширные знания в святоотеческом учении, которые теперь были помещены в соответствующий контекст благодаря курсам, которые он посещал в Сан-Франциско. Обращаясь к какой-либо проблеме в своих работах, он часто пользовался большим выбором источников патристики как древних, так и современных, Восточного и Западного Православного Христианства, многие из которых были малопонятны и никогда не переводились на английский язык.
Однако стать ученым со специальностью святые Отцы не было целью отца Серафима. Подобные эксперты, он писал, часто «совершенно чужды традиции истинного святоотеческого писания, но всего лишь живут за его счет». Как всегда, он должен был углубиться, чтобы увидеть полную картину. Он должен был постигнуть учение свв. Отцов не только силою интеллекта, но скорее перенять их мышление, научиться думать, чувствовать и смотреть на все так, как они. Он добивался того, чтобы их отношение стало бы его собственным. Слишком часто проявляется тенденция современного человека интерпретировать веру так, чтобы приспособить ее к собственному мышлению. Отец Серафим осознавал, что он должен двигаться в противоположную сторону: изменить свое сознание по мышлению Отцов, полностью проникнуться непрерывным двухтысячелетним опытом Христианства.
Он, конечно же, сильно ревновал, горячо обращаясь в молитве к Богу. Он молился и древним святым Отцам как братии Тела Христова и проводникам Божественной мудрости, чтобы ему открылось, как они воспринимали реальность. Он чувствовал особую близость к святому четвертого века Василию Великому, который среди других своих основных творений составил ясные святоотеческие комментарии на Шесть Дней Творения мира.
Знакомя читателей наших дней с жизнеописаниями и творениями свв. Отцов, отец Серафим писал о их неоценимости: «Не существует такой проблемы нашего запутанного времени, из которой нельзя найти выход, внимательно и смиренно читая святых Отцов: будь это сложные философские вопросы, такие как «эволюция», будь это прямые нравственные вопросы об абортах, эвтаназии или «контролем над рождаемостью...» По всем этим вопросам святые Отцы или живущие ныне Отцы, которые следуют им, – наши несомненные руководители».
5. Эволюция и хилиазм
Работая над книгой «Царство человеческое и Царство Божие», отец Серафим определил веру современного человека как секулярную форму хилиазма: веру в неизбежность прогресса и совершенствование этого падшего мира. Эволюционизм, со своей верой в постепенное развитие от низшего к высшему, был тесно связан с хилиазмом. По словам отца Серафима, «почти неизбежное его следствие».
Вместе с хилиазмом эволюция была тем, что отец Серафим назвал «глубокосидящей первичной силой, которая, казалось, захватила человека в плен, независимо от его сознания и способности здраво рассуждать. (Существует причина этому: с самой колыбели о ней настойчиво твердят, и поэтому ее очень трудно выделить и взглянуть на нее рационально.)» Перефразируя выражение Юлиана Хаксли, который на Дарвиновском юбилее отозвался об эволюции как о «модели мысли», отец Серафим назвал ее «соперничающей моделью мысли» для Православия, а не просто новой идеей. И эта модель мысли, по его наблюдению, последовала курсу «совсем противоположному тому, чему учит Христианство»:
«Эволюционная философия с ее направлением «вверх от животного», конечно, выглядит несовместимой с христианским учением о «падении и изгнания из рая», а весь наш взгляд на историю будет, конечно же, зависеть от того, во что и как мы верим!»
Именно хилиастическая эволюционная модель мышления породила такие политико-религиозные движения, как международный социализм, глобализм и экуменизм. Все подобные движения разделяют одну и ту же цель хилиазма: грядущий «новый порядок», в котором все предшествующие постулаты, рассматриваемые как относящиеся к определенной стадии прогресса, должны быть совершенно изменены на ее следующей стадии. Так же как различия между организмами размыты в идее биологической эволюции – так как организмы переходят один в другой за период времени в миллионы лет – таким же образом все различия между нациями и религиями размыты в хилиастическом «новом мировом порядке».
6. «Традиционалисты» поддерживают эволюцию
Таким образом, для отца Серафима стало очевидно, что эволюционизм, со всеми его многочисленными следствиями в
современной мысли и жизни, был прямо противоположен православному мироощущению, ставшему ему лично близким. Он писал:
«Я всегда рассматривал эволюцию со всеми ее ответвлениями как важную составляющую часть современного интеллектуального багажа, который я оставил, когда стал православным, и мне никогда не виделось, что вопрос об эволюции можно считать неважным для любого сознательного православного христианина, особенно сейчас, когда многие ученые отказались от нее (исключительно по научным соображениям), так как псевдорелигиозные посылки ее последователей слишком очевидны и так как она связана с масонским экуменизмом и псевдорелигиозным взглядом на мир».
Насколько православные христиане с готовностью принимали эволюционизм, стало понятно отцу Серафиму в 1973 году. В феврале того же года он помог и воодушевил школьного учителя А.Е. написать и опубликовать православную статью против эволюционизма. Эта статья, отец Серафим писал позднее, «затронула что-то очень глубокое». Она говорила о той неуловимой теме, которую ранее большинство православных христиан на Западе предпочитали не обсуждать. Вскоре после появления статьи стали появляться публикации в поддержку эволюционизма в основных известных православных журналах (особенно в издаваемых Американской Православной Церковью и Архиепископией Греческой Церкви). Это не удивило отца Серафима, который после своего обращения понял, что большинство православных в Америке капитулировало перед духом мира сего и его интеллектуальной модой. Однако искренне удивляло, что братское «традиционное» Православие, которое, как и он, отвергало экуменизм, оказалось на стороне эволюционизма и выступило со строгой официальной критикой против А.Е. за его статью! «Откровенно говоря, – писал отец Серафим, – нас очень удивляет, что люди так хорошо осведомленные в церковных вопросах, экуменизме и т.д., казалось, совершенно не задумываются о такой важной проблеме, как эволюция; очевидно это потому, что она, видимо, выходит за пределы церковных проблем». Одному из таких «традиционалистов» Православия отец Серафим писал:
«Мы полностью согласны с А.Е., что «эволюция – одна из самых опасных концепций, стоящей перед православными христианами сегодня» – это ключевое (интеллектуальное) направление нападок на Церковь, сама философия (и это реальное явление!) грядущего антихриста».
Принимая все это во внимание, он призывал А.Е. написать брошюру о эволюционизме. В то же время он занялся глубоким исследованием как научной теорией эволюции, так и учением свв. Отцов о творении, первозданном мире и первом человеке. Он обнаружил, что древние Отцы, которые хотя и не опровергали эволюцию per se (так как до недавнего времени о ней еще ничего не было известно), но зато предоставили ясное опровержение ее основных положений. Они подробно писали о различии между «свойствами» организмов во время их сотворения и их состоянии впоследствии и ясно выступали против любой философии, которая игнорировала бы это различие. Их учение допускало изменения внутри отдельного вида, что наблюдаемо и может быть научно продемонстрировано, но резко отвергали мысль о том, что один вид может трансформироваться в другой (что и на сегодняшний день не имеет научных подтверждений).
Изучив догмат свв. Отцов о сотворении человека и мира, отец Серафим нашел его положения такими ясными, что был «просто поражен тем фактом, какую власть имеет «эволюция» над образованными умами Православия. Такова власть мира сего и его модных идей».
Все живые представители святоотеческой традиции, с которыми был знаком отец Серафим, осознавали, что эволюционная теория была скорее верой, чем научным знанием. Критики статьи А.Е. настойчиво причисляли имя традиционного православного писателя доктора Александра Каломироса к представителям проэволюционизма. Не будучи в состоянии прочитать статью Каломироса по-гречески, отец Серафим был разочарован, что имя ученого противопоставляют его собственному таким образом.
Он относился с уважением к сильной критике Каломиросом экуменизма, вышедшей в английском переводе под названием «Against False Union» – «Против ложного единения», и не мог себе представить, как тот же автор мог поддерживать эволюцию. Он написал Каломиросу письмо с просьбой прояснить свои взгляды, и последний обещал выслать подробный ответ на английском языке с цитатами из свв. Отцов. «Мы ждем с большим нетерпением и интересом! – писал отец Серафим. – Мы надеемся получить подтверждение нашим подозрениям, что его совсем неправильно характеризовали и использовали как приверженца эволюции». Несколько месяцев спустя отцы Герман и Серафим получили послание от Каломироса на сорока страницах. «Должен признаться, – писал отец Серафим, – что это шокирует выше всех ожиданий – так бесхитростно и неквалифицированно подтверждать «эволюционное» учение такими выражениями как «эволюционировавший зверь Адам» и «тот, кто отрицает эволюцию, отрицает и Священное Писание». С другой стороны, мы вполне удовлетворены, потому как только теперь впервые столкнулись с уважаемым православным «эволюционистом», который оказался совершенно откровенен в вопросах, которые другие, я думаю, боязливо обходят стороной».
Отец Серафим приложил всю свою энергию в составление ответа, который оказался таким же длинным, как и письмо доктора Каломироса. Письмо отца Серафима – на самом деле, трактат – шедевр мысли патристики, и сегодня мы можем быть благодарны, что переписка с Каломиросом вдохновила его это написать. До сегодняшнего дня это самое ясное и полное опровержение эволюции в патристике, когда-либо известное.
7. Научная сторона вопроса
К тому времени первоначальный замысел выпустить брошюру об эволюционизме уже не казался отцу Серафиму достаточным. Теперь он и А.Е. планировали написать целую книгу. Отец Серафим должен был писать о святоотеческом учении, о сотворении мира и ветхозаветном человеке, а также о философских корнях эволюции, в то же время А.Е. должен был писать о эволюции как научной теории и о «христианской эволюции». «Наше исследование, – писал отец Серафим, – должно дать «полную» картину, которая, мы надеемся, прояснит многие умы. Мой собственный ум, прежде всего, во многом прояснился, так как ранее я не задумывался в таких подробностях о многих аспектах этого вопроса».
Переписка отца Серафима с доктором Каломиросом показала ему необходимость быть в курсе всех научных дискуссий на предмет эволюции. Доктор Каломирос гордился тем, что считал себя выше этих дискуссий, так как они являлись «западными» и поэтому «не православными». Но как отец Серафим отметил,
«Вопрос эволюции не может быть обсуждаем вообще, если нет основного понимания научной стороны его («научных доказательств»), так же как и обоснованной ими обширной философии эволюции (Тейяр да Шарден и др.)... Тем самым я не имею в виду, что нужно быть ученым для того, чтобы обсуждать научную сторону вопроса – научная сторона не является самой важной и ученые слишком много теряют времени, концентрируя свое внимание на них; но если недостаточно быть информированным с научной стороны, невозможно будет охватить вопрос в полном его объеме. Невозможно будет определить с уверенностью, например, возраст человека на земле как семь или восемь тысяч лет («или около того», как говорят часто Отцы), если совершенно игнорировать вопросы радиометрического датирования, геологических пластов и т.д., которые «доказывают», что возраст человека насчитывает «миллионы лет». И такие знания вовсе не эзотеричны – основные принципы радиометрического датирования могут быть изложены в довольно короткой статье4... (этого будет достаточно для ознакомления с сильной и слабой стороной метода). Это всего лишь пример тому, что для того, чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо иметь общие представления о научных свидетельствах за и против эволюции. Если быть достаточно объективным и не преследовать цель «доказать свою точку зрения» любыми средствами, обсуждение подобных вопросов не будут вызывать страстных споров. Основным принципом, конечно, мы должны принять положение, что научная истина (в отличии от различных мнений и предрассудков) не может противоречить истине, полученной в откровении, если мы понимаем оба выражения правильно».
В первой половине двадцатого столетия, как мы убедились, ученые наотрез отказывались ставить под сомнение эволюционную модель. Они проверяли каждую гипотезу, за исключением этой – на ней покоилось все, вся классификация научных данных. Те немногие из них, включая нескольких самых известных, которые осмеливались сомневаться в этой догме, причислялись к «еретикам» и заносились в черный список. Когда доктор Каломирос посещал школу в 1950-ых годах, было не только не популярно, но и определенно считалось анафемой не верить в эволюцию; отсюда и его попытки как исследователя патристики представить учение древних Отцов не противоречащим ей.
После 1950-ых ситуация начала меняться. «Молчащие несогласные», упомянутые на Дарвиновском юбилее, один за другим стали подавать голоса. Авторитетные ученые высказывали серьезные сомнения по поводу эволюции, и невозможно было уже игнорировать такое большое количество высказанных мнений. Открытия в «точных науках», молекулярной генетики, эмбриологии и др. и полученные новые научные данные очень трудно вмещались в рамки неодарвиновской модели. Выходили в свет научные труды, критически рассматривающие дарвиновскую теорию, такие как Значения эволюции (1961) Г.А. Керкута, профессора физиологии и биохимии университета Саусхэмптон, Англия, и Эволюция всего живущего (1973) Пьера П. Грассе, одного из величайших в мире ныне живущих биологов и экс-президента французской академии наук. П. Грассе закончил свою книгу уничтожающим обвинительным приговором дарвиновской эволюции:
«Псевдонаука была создана, опираясь на использование и злоупотребление скрытых постулатов, методом дерзких, необоснованных экстраполяций. Она пускает свои корни в самое сердце биологии и ведет по пути заблуждения многих биохимиков и биологов, которые искренне верят в достоверность ее фундаментальных концепций, что совсем не так».
Несмотря на такие заявления фундаментальных ученых, споры об эволюции, является ли она псевдонаукой или нет, в основном велись в стенах научных учреждений и не были известны широкой публике. Что касается американской общественности, то эволюция все еще оставалась таким же «неопровержимым фактом» в 1970-ые годы, какой она была и в 1950-ые, когда и отец Серафим, и доктор Каломирос учились в колледже. Люди, имеющие желание знать, что в действительности происходило в научных сообществах, должны были знакомиться со специальными книгами и научными журналами.
Испытывавший искреннее желание знать, что современная наука могла сказать о эволюции – что было действительно доказано, а что являлось предположением – отец Серафим занимался изучением как основной научной литературы, так и популярными толкованиями «доказательств» эволюции и происхождения человека. Он также беседовал с учеными, работавшими в ведущих научных учреждениях, которые рассказывали, как сами эволюционисты признавали, что не существовало доказательств как таковых, но были распространены такие доводы, как «это более разумно» или «альтернатива не посягаема разумом» – то есть наводила на мысль о Божием творении. Для правдивого ученого они означали, что истинная теория эволюции – это удобный способ классифицирования, и любая другая равнозначная научная модель могла бы быть смело принята.
Благодаря своим исследованиям и знакомству с научными кругами отец Серафим, хотя и не обладающий научными степенями, стал разбираться лучше в текущем положении эволюционной теории, чем доктор Каломирос. Уверяя Каломироса, что он вовсе не «против науки», он писал ему:
«Вы, кажется, не знакомы с тем великим множеством научной литературы последних лет, которая очень критически относится к эволюционной теории, и которая относит ее скорее к области поэзии и метафорам, чем к научной теории (проф. Констанц, преподаватель ботаники в Калифорнийском университете в Бэркли), или вообще отвергает ее обоснованность. Если желаете (но это было бы совсем излишне!), я мог бы составить список сотен (если не тысяч) авторитетных ученых, которые либо вообще отвергают эволюцию, либо утверждают, что это весьма сомнительная научная теория».
В своих исследованиях отец Серафим отдавал должное трудам научной группы приверженцев теории сотворения мира, христиан-протестантов – профессиональных ученых. Это движение возросло и катализировалось в Америке с публикацией учебного тома Потоп книги Бытия докторов Генри Морриса и Джона Виткома в 1960 году (всего лишь год спустя после Дарвиновского юбилея),5 и его популярность возрастала одновременно с растущими сомнениями в истинность эволюционной теории среди научного истэблишмента. Стратегией движения с самого своего зарождения не было показать, насколько эволюция противоречит Библии, но насколько она противоречит научным фактам. Его ранний успех и влияние заставили эволюционистов перейти в наступление, изображая сторонников сотворения мира в карикатурах и обвиняя их в религиозных предрассудках, в то же время не признавая своих ошибок. Доктор Генри Моррис писал:
«Ответ эволюционного истэблишмента на аргументы сторонников сотворения мира не был научным ответом, но эмоциональной реакцией. Ставка делается на запугивание. Американский союз борьбы за гражданские свободы либо подает, либо угрожает подать в суд, когда в школьном округе практикуется двухмодельный подход [сотворение мира или эволюция] преподавания. Настоящий поток тирад против сторонников сотворения мира хлынул из либеральных источников средств массовой информации, также как и со страниц научных журналов и книг образовательного научного истэблишмента. Эволюционисты публично злорадствуют по поводу малейшего намека на неверную цитату или искажение, которые им удалось отыскать в изобилующих документами литературе сторонников сотворения мира, в то время как их собственные работы полны цитат, оторванных от контекста, и скандальных искажений, приведенными из аргументов своих оппонентов».
Так, к тому времени, когда отец Серафим проводил всестороннее изучение этого предмета в начале 1970-ых, движение сторонников сотворения мира было сделано предметом насмешек в умах широкой публики. Сначала отец Серафим сам относился скептически к этому движению, не потому, что его взгляды были поколеблены общественным мнением (которому он абсолютно не доверял), но потому, что он видел, что движение скорее было основано на рационалистической интерпретации протестантизмом Писания «с точки зрения здравого смысла», чем на толковании Божественных откровений святыми Отцами Православия. Однако, когда он приступил к изучению книг ведущих ученых движения – в особенности Потоп книги Бытия и Научный креационизм, обе написаны доктором Генри Моррисом, – на него произвела впечатление тщательная исследовательская работа и трезвое, вдумчивое преподнесение материала. «Их изложение «Модели Творения», – писал он, – можно рассматривать как обещающий переход к более объективному взгляду на весь вопрос».
Отец Серафим не ждал от научных работ сторонников сотворения мира разрешения вопросов богословия и философии.
(В этих вопросах, конечно, он обращался к святым Отцам, также как к традиционным православным философам, таким как Иван Киреевский, епископ Игнатий (Брянчанинов) и Константин Леонтьев.) Скорее он использовал работы этого научного движения исключительно для рассмотрения вопросов, поднятых современной наукой, чтобы поддержать учение, которое он уже нашел в богословии святоотеческого учения. Хотя и этим ученым действительно не хватало понимания святых Отцов природы человека и первозданного мира (и в целом всего собрания толкований святых Отцов на Бытие), их книги изобилуют фактами, указывающими на неподвижность «видов» животных, всемирный потоп и (сравнительно) недолгую историю существования мира – все это отец Серафим нашел недвусмысленно изложенным в учении святых Отцов. Таким образом, не подозревая того, эти протестантские ученые во многом служили активными защитниками православия святых Отцов.
Уважение к смелой группе ученых только возросло после того, как он установил контакты с Институтом Исследований Сотворения Мира в своем родном городе в Сан-Диего. Он подписался на выпускаемый институтом бюллетень Действия и факты, часто обсуждал новые интересные статьи с братией в монастыре. Нередко рекомендовал православным христианам познакомиться с теми многими книгами, которые выпускались институтом, начиная с их первого труда Научный креационизм.6
8. «Курс выживания» и курс лекций по Бытию
Книга, планируемая отцом Серафимом, так никогда и не была закончена. А.Е. прислал черновики своей части работы отцу Серафиму, которые тот просмотрел, внес свои изменения и даже отослал их профессору естественных наук для просмотра; но книга все еще состояла из черновиков и отрывков.
В то же время отец Серафим продолжал исследования, писал и читал лекции об эволюции и сотворении мира в понимании святых Отцов.
Летом 1975 года с целью дать паломникам монастыря основные знания о Православии отцы Герман и Серафим устроили трехнедельные курсы лекций, назвав их «Ново-Валаамская Богословская Академия». Отец Серафим читал лекции о развитии Западной мысли, начиная от отделения Западной церкви от Церкви Восточной, до сегодняшнего дня. Он написал подробный план всех лекций, приведя в порядок свои объемные исторические и философские исследования, которые были проведены для написания книги «Царство человеческое и Царство Божие». Плод уже созрел, не только его раннего исследования, но и богатого опыта православного христианина. Теперь он намного лучше чем ранее был готов к тому, чтобы преподнести свои знания так, чтобы они получили практическое применение в жизни современных людей. Он назвал свою серию лекций «Курс выживания», потому что был убежден, что для того, чтобы людям выжить как православным христианам, сегодня необходимо осознать отступничество от Христианской веры, понять почему современный мир такой, каким он предстает перед нами. Чтобы защитить себя, нужно иметь представление о стратегии врага. Отец Серафим также называл свои лекции «Православным курсом по самозащите».
Двенадцать лекций было прочитано отцом Серафимом, каждая длилась по несколько часов. Одиннадцатая лекция была посвящена эволюции. Отец Серафим использовал здесь не только свои ранние исследования, но также и более поздние, предпринятые для предполагаемой книги о понимании святыми Отцами сотворения мира. В этой лекции он рассмотрел эволюцию с различных точек зрения – исторической, научной, философской и богословской – и закончил ее примерами из различных выражений последователей «христианского эволюционизма», особенно Тейяра де Шардена. Лекция была богатым собранием всех его мыслей по этому предмету за период времени до 1975 года.
В последующие годы отец Серафим продолжал писать заметки и составлять контуры своей работы о сотворении мира и эволюции. Затем, в 1981 году, только за год до своей смерти, он опять серьезно взялся за эту тему. Летом этого года во время курса лекций в «Ново-Валаамской Богословской Академии» он прочитал серию лекций о толковании святыми Отцами первых трех глав книги Бытия. Ранее приложил много усилий для проведения этих лекций, написав расширенные построчные комментарии, включающие цитаты из святых Отцов, многие из которых сам и перевел. Его восьмилетний опыт размышления над этим вопросом, чтения и молитвы не пропал даром. Серия его лекций была результатом зрелого святоотеческого мышления; он, вероятно, как никто другой в наше время направлял свои поиски через все собрание учения святых Отцов для того, чтобы найти и пролить свет на единый догмат святоотеческого учения о Сотворении Мира. И как возвышено было учение Отцов, которое он представил слушателям, насколько вдохновеннее оно было попыток других приспособить учение святых Отцов к современной интеллектуальной моде!
На последующих курсах академии летом 1982 года отец Серафим продолжил свои комментарии Бытия, на этот раз с четвертой до одиннадцатой главы. Спустя две недели по окончании курсов он неожиданно заболел и через неделю упокоился о Господе. Его святоотеческие комментарии на книгу Бытия стали, таким образом, его последним достижением в жизни.
9. План книги
В молодые свои годы, замышляя книгу, отец Серафим думал оспорить теорию эволюции; он хотел показать, что теория эта не имеет убедительных научных доказательств своей истинности, а затем предполагал перейти к ознакомлению с пониманием сотворения мира святыми Отцами. Тогда он полагал, что было необходимо до того, как люди смогут отнестись к святоотеческому учению серьезно, сначала понять, что все, что они узнали в своей жизни о «неоспоримости» факта эволюции, было фактически под сомнением.
К концу своей жизни отец Серафим планировал иначе. В своем последнем плане на предполагаемую книгу он утверждал, что следует начать с толкований святых Отцов на книгу Бытия (т.е. его лекции в 1981 и 1982 году), за которыми последует обсуждение эволюции. «Весь план теперь становится ясным, – писал он. – Книга должна быть названа как-то положительно (эволюция не должна быть в названии), например так, Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди; православное ведение; первая и главная часть книги должна быть православным толкованием (по учению свт. Иоанна Златоуста, преп. Ефрема и т.д.) первых глав Бытия, останавливающимся на «проблемах», поднятых в наши дни в ходе дискуссии. Затем, как второстепенная идея (менее половины книги), последует обсуждение всего вопроса эволюции». В настоящем, посмертном собрании, мы следовали именно этому плану.
Почему же отец Серафим изменил план своей книги? Ответ может быть найден в следующих строках, которые отец Серафим написал весной 1981 года:
«Думая о своих курсах по Бытию этим летом, я перечитывал некоторые из писем доктора Каломироса. Как удручающе! Достаточно только взглянуть, как он излагает... и уходит все вдохновение, весь интерес к предмету. Любому человеку, серьезно обратившемуся к Христианству, придется обязательно пересматривать все свое интеллектуальное мировоззрение, не правда ли? Не в этом ли состоит вся проблема, что доктор Каломирос... и другие подобные интеллектуалы не до конца обратились или не пожелали расстаться со своим интеллектуальным багажом, обратившись к Православию?»
Идея представить учение святых Отцов о сотворении мира исключительно по отношению к современному интеллектуальному багажу эволюционизма была откровенно неинтересна отцу Серафиму. Он это уже сделал в письме к доктору Каломиросу еще в 1974 году, и теперь, восемь лет спустя, когда сам готовил святоотеческие толкования, отдалился от этого противопоставления. Он видел, что сила святоотеческого учения о сотворении мира столь велика и убедительна, что недоказуемые предположения и путанное мышление современных эволюционистов не выдерживают никакого сравнения. Святоотеческое учение, как было ясно отцу Серафиму, покоилось на собственном Божественном ведении, еще до того как современные умы придумали эволюционное учение; и обсуждение вопроса эволюции стояло теперь только на втором плане.
10. Развитие событий в 1980-ые годы
Это, пожалуй, было главной причиной, почему отец Серафим захотел изменить первоначальный порядок книги. Но была, вероятно, и другая причина: в последние два года жизни отца Серафима стала происходить перемена в общественных взглядах на эволюцию и ее популярность. Мы уже отмечали ранее, как в 1960-ых и 1970-ых годах возрастающие сомнения среди ученых по поводу неодарвинизма в основном оставались в тени кабинетов в стенах научных сообществ. К концу семидесятых эти стены начали терять свою непроницаемость. Первая трещина возникла, когда известные палеонтологи Найлс Элдредж и Стивен Джей Гульд опубликовали свою новую эволюционную теорию «прерванного равновесия», чтобы объяснить отсутствие переходных, эволюционных форм среди окаменелостей (такие формы должны были быть найдены согласно неодарвинизму). Новая теория не представляла большого интереса для широкой публики, но, что действительно было достойно внимания, так это то, что, вопреки распространенному верованию, факты о находках окаменелостей совсем не соответствовали дарвиновским ожиданиям. Гульд так далеко зашел, что даже назвал отсутствие переходных форм «профессиональным секретом палеонтологии». Это стало достоянием мировой общественности и привело к новой ступени крушения дарвиновского монумента.
Другим чрезвычайно важным событием, которое началось в 1980 году, было возрождение катастрофичности в геологии. Геологи начали подвергать сомнению главенствующую единую модель, которая вдохновила Дарвина (идеей которой было то, что осадочные породы формировались постепенно с постоянной скоростью), демонстрируя невозможность объяснить образование подстилающих слоев земной коры, особенно скопления окаменелостей. Некоторая часть геологов, называя себя «неокатастрофистами», вернулись таким образом к идее, что практически все пласты осадочных пород были сформированы в результате наводнений и других подобных катастроф. Хотя они и отвергали Библейскую катастрофичность и сохраняли стандартную эволюционную единую основу происхождения земли за миллиарды лет, эти геологи, не разделяющие идеи сотворения мира, предложили научное объяснение тому, о чем геологи потопа, такие как Генри Моррис твердили уже на протяжении многих лет.
В годы, последовавшие за смертью отца Серафима в 1982 году, развитие событий продолжалось. Все больше ученых, которые не являлись ни христианами, ни последователями учения о сотворении мира, открыто признавали тот факт, что неодарвиновская теория не согласуется с новыми данными геологии, палеонтологии, астрономии, генетики, физики, биохимии и других наук. Некоторые из них пытались найти новую модель, хотя едва ли знали, где она может быть найдена. Нельзя было, конечно, и предположить, что они обратятся к «модели сотворения мира», потому, как указывал отец Серафим, эволюция не может быть в конечном счете доказана: это вопрос веры и философии и выбора исходных предпосылок.
Несколько хороших книг вышли в свет после смерти отца Серафима, которые помогли обнажить заблуждения неодарвинизма в глазах общественности. В 1985 году вышла книга австралийца, специалиста по молекулярной биологии, Майкла Ден-тона Эволюция: теория в кризисе, предлагавшая систематическую критику современной эволюционной модели с точки зрения различных научных дисциплин. С точки зрения своей специальности Дентон показал, как открытия молекулярных биологов вызывают все больше и больше сомнений в претензиях Дарвина.
11. События 1990-ых годов: Филипп Джонсон
Одно из интереснейших и самых неожиданных событий в спорах об эволюции в последние годы стало появление на переднем плане профессора юриспруденции, одного из ведущих мировых критиков дарвинизма Филиппа Джонсона. Джонсон, преподаватель юридических наук в Калифорнийском университете в Беркли в течение около тридцати лет, определяет свою специальность как «анализ логики аргументов и установление характера исходных посылок, лежащих в основе этих аргументов». В 1987 году знакомясь с аргументами в защиту теории эволюции в книге Ричарда Даукинса Слепой часовщик, он заметил, что аргументы основаны скорее на риторике, чем на точной науке. «Я убедился, – говорит он, что Даукинсу удалось добиться волшебства слова теми же приемами, которые так знакомы нам, юристам... Я открывал книгу за книгой и все больше и больше поражался очевидными трудностями в деле дарвинистов – трудностям, которых избегали с помощью замысловатой риторики и выразительных повторов».
Джонсон также отмечал, как его ученые коллеги реагировали, когда он задавал трудные вопросы о дарвинизме:
«Вместо серьезного восприятия и ответа на интеллектуальные вопросы, их ответы изобилуют всякого рода уклонениями и туманными выражениями, в результате чего невозможно обсуждать реальные возражения на теорию Дарвина. Таким образом отвечают люди, когда они упорно отказываются что-либо понимать.
Еще одной подсказкой послужил мне тот резкий контраст, который я заметил между догматическим тоном, используемым дарвинистами при обращении к широкой публике и откровенностью признаний, время от времени, в научных кругах в серьезности проблем, стоящих перед теорией...
Большим шоком было для меня увидеть, насколько неубедительна и насколько нелогична вся научная область эволюции, и как противятся ученые внесению какой-либо логики в эту проблему. Так что, я почувствовал серьезную возможность для тех, кто, находясь вне науки, заинтересован был бы скорее в придании этой проблеме здравого логического мышления, чем в продвижении какого-либо набора готовых решений, это и стало с тех пор моей задачей...
Биологи, проводившие всю свою жизнь в изучении биологии, несомненно считаются законными авторитетами по всем вопросам, над которыми они работают в своем исследовании, и аутсайдер не может оспорить этот факт, но аутсайдер определенно может поставить под сомнение логику их мышления, особенно когда биологи верят в то, во что верят, не потому, что они убеждены в этом как биологи, но несмотря на свои знания в биологии. Это философское движение, основанное на материализме... Так что здесь вопрос в мышлении, и это скорее моя дисциплина, чем их».
В 1991 году профессор Джонсон выпустил книгу Дарвин под судом. Он, с ясной головой пробираясь сквозь риторику дарвинизма и обнажая логические основания противоречия, одинаково быстро заслужил себе репутацию среди сторонников сотворения мира и их противников, а также гнев упорствующих эволюционистов, которым и по сей день не удалось оспорить ни один из его аргументов.
Его работа вдохновила многих ученых открыто выступить с обсуждением их собственных трудных вопросов эволюционной теории. Самый широкоизвестный среди них – это профессор биохимии Майкл Бехе, который в 1996 году в своей книге Черная коробка Дарвина показывает, как новые поразительные открытия в биохимии никак не могут быть размещены ни в одной из ниш дарвинизма. Он приводит доказательства из своей области знаний, что взаимосвязанные биохимические механизмы должны были быть сконструированы, однако, не являясь последователем учения о сотворении мира, не называет имя Самого Конструктора:
В 1997 году еще одна книга, заставляющая читателя задуматься, наносит смелый удар по дарвинизму: Не случайно! доктора Ли Спетнера. Израильский биофизик и специалист по генетическому коду, Спетнер тридцать лет исследовал возможности эволюции на генетическом уровне. Он не только показывает, почему случайные мутации никогда не произведут тех изменений, на которые претендует эволюция, но также предлагает новые научные проспекты для исследования процессов механизма, каким образом у каждого отдельного организма возникают вариации внутри строгих генетических ограничений. Последующий год принес еще один значительный вклад: Вывод проекта Вильяма А. Дембского, профессора математики и философии, недавно обратившегося к Православному Христианству.7 Исходя из законов математической вероятности, Дембский решительным образом демонстрирует, что случайные естественные причины не могут привести к сложным биологическим комплексам.
По мере того как подобные вклады продолжают вноситься, профессор Джонсон использует их для выдвижения вопроса о Создателе. Обладая опытом в политической теории, он показывает себя осторожным стратегом. Он рассматривает свою работу и работу других с точки зрения стратегии «вбития клина». «Идея состоит в том, – говорит он, что надо добиться того, чтобы определенное количество людей выдвигало новый подход в мышлении и новые идеи. Это очень шокирует и чревато последствиями. По мере того, как люди все больше говорят об этой проблеме, открыто встают на ее защиту и получают упреки и унижения, все больше и больше людей привыкают говорить об этом. Это становится проблемой, о которой люди привыкают слышать, все больше и больше людей оказываются активными участниками, и в конце концов этот вопрос становится частью научной дискуссии на законных уже основаниях. И это и является моей целью: легализовать споры об эволюции и в особенности о механизме дарвиновской теории и предполагаемой ею движущей силе, и сделать это, в рамках общепризнанной науки, типичной академической проблемой. Насколько мы сможем этого добиться и вывести этот вопрос на авансцену, настолько все смогут убедиться, что нет доказательств. Так что мы не можем проиграть спор. Мы неминуемо победим. Нам просто требуется нормализовать процесс, а для этого нужно терпение и упорство, что мы и прилагаем».
Профессор Джонсон также является почитателем отца Серафима и приложил усилия, чтобы жизнь и труды отца Серафима стали более известными.8 Мы благодарны ему за вступительное слово к настоящему изданию.
12. Перемены в православном мире
«Вбитие клина», о котором говорит профессор Джонсон, происходило не без определенной реакции в православном мире. В 1998 году Деятельный христианин – популярный православный журнал, имеющий аудиторию в 75000 православных христиан самых разных слоев общества – опубликовал статью доктора Каломироса, где было объявлено, что современная эволюционная теория согласуется с православным христианским взглядом. В этом, конечно, не было ничего удивительного. Как мы уже убеждались, православные журналы в Америке неоднократно в прошлом поддерживали эволюционизм. Что оказалось действительно необычным и удивительным – так это реакция читателей на статью доктора Каломироса. Деятельный христианин всегда получал большое количество читательских отзывов, но на этот раз они буквально захлестнули редакцию. Издатель писал в следующем номере:
«Мы получили большее количество читательских отзывов на наш 11-ый номер, чем на любой предыдущий. А также большее их количество на статью доктора Каломироса «Вечная воля» о сотворении мира, чем на любую статью, которую мы когда-либо печатали; все письма выражали несогласие со взглядами автора».
Редактор принял мудрое решение опубликовать обширные выдержки из письма отца Серафима доктору Каломиросу, утверждая, что взгляды Отцов Церкви, которые были представлены отцом Серафимом о предмете эволюции, были в самом деле традиционными и православными.9
Отзывы на статью в Деятельном христианине в 1998 году стали главным поворотным пунктом со времен 1970-ых, когда статьи в защиту эволюции не вызывали ничего более, чем осторожного молчания или открытого одобрения в кругах православного большинства. В то время отец Серафим выступил против общественного мнения современного американского православия и поэтому стал объектом критики со стороны своих единоверцев – православных. Теперь общественное мнение стало ближе к его взглядам.
13. Вслед за эрой Дарвинизма
Интересно то, что отец Серафим предсказывал такое направление событий. В своих работах и лекциях он говорил, что атеизм-агностицизм в современной науке и философии, который основательно полагался на теорию Дарвина, неминуемо зачахнет. Это станет периодом подъема для традиционных христиан и для тех, кто ищет истинного Бога; но других, говорил отец Серафим, приведет к туманному деизму и пантеизму различных оттенков, которые будут характерны для обманчивой «религии будущего».10
Филипп Джонсон как христианин, который находится на острие споров о сотворении мира и эволюции, соглашается с предсказанием отца Серафима, сделанном два десятка лет тому назад. «Это как раз то, что мы обсуждаем со своими друзьями, – говорит он. – Научный материализм увядает, но нездоровые формы религии в основном вырастают на его месте». Православных христиан это явление еще более заставляет твердо придерживаться общего учения свв. Отцов, которых отец Серафим назвал «несомненными носителями подлинного Христианства».
14. Настоящее издание книги
Этот том был собран из следующих работ отца Серафима:
1. Письмо к доктору Каломиросу, 1974;
2. Лекция 11 «Курса выживания» в 1975 году, которая включает как «Краткую критику эволюционной модели» отцом Серафимом, так и его дискуссию о «Христианском эволюционизме»;
3. Толкование свв. Отцов на Бытие, 1981 и 1982 гг., как рукописи отца Серафима, так и устный материал, включая семинары вопросов и ответов;
4. Письма с 1974 по 1981 гг.;
5. Различные заметки, включая наброски планов, короткие эссе и дополнения отца Серафима к незавершенным главам, написанным А.Е.
Хотя отец Серафим так и не дожил до завершения книги, которую он планировал, настоящий том, составленный из его собственных работ и лекций, охватывает все главные темы, которые он хотел рассмотреть.11 Фактически это посмертное собрание определенным образом оказалось более полным, чем книга, которая ему представлялась. Так, например, некоторые из самых наиболее интересных богословских наблюдений отца Серафима оказались записанными на магнитофонную ленту на семинарах во время вопросов и ответов (Часть 4), а одно из его самых кратких и проницательных замечаний об эволюции находится в подборке его писем (Часть 5).
Обсуждение отцом Серафимом научной стороны проблемы сотворения мира/эволюции не представляет собой такого полного рассмотрения вопросов, как это предусматривал отец Серафим для этой книги, также как и не является вполне современным. Мы попытались исправить ситуацию, включив: (1) вступление профессора Джонсона о пересмотре взглядов на дарвинизм сегодня, (2) объяснительные подстрочные примечания к дискуссии отца Серафима со сносками на более современную литературу, (3) статью о радиометрическом датировании в дополнение к замечаниям отца Серафима (Приложение Четыре), и (4) список рекомендуемой литературы, включая самые современные источники (Приложение Пять).
15. Мировое значение этой книги
Уникальность этой книги совсем не кроется в обсуждении научных проблем. Как мы уже знаем, сейчас существует множество превосходных материалов как сторонников сотворения мира, так и множество материалов тех, кто придерживается других взглядов.
Эта книга скорее вносит новое измерение в современный мир споров о сотворении мира и эволюции, представляя проницательно, подробно и в то же время просто сознание иного мира – мира свв. Отцов, постигающих творение, первозданный мир, природу сотворения и природу первозданного человека.
Преодолевая искушение распространенного мнения, преследовавшее с самого детства, о том, что, мол, нового могут сказать древние? – отец Серафим открывает, как благородно, как совершенно драгоценно сознание свв. Отцов. Из его работы становится ясно видно, что это не обыкновенный человеческий ум, но нечто Божественное.
Пророк Моисей, написавший Бытие, получил свои знания о творении в Божественном откровении – theoria по-гречески. Святые Отцы, толковавшие Писание, также были соучастниками Божественной theoria, и поэтому они являются единственными несомненными толкователями текста Моисея. Отец Серафим, погрузившись в сознание святых Отцов, представил современному миру святоотеческое ведение космоса и таким образом поднял дискуссию на уровень высший, чем просто рациональный или научный.
Все последователи творения как Библейского, так и не Библейского найдут много нового для себя в откровениях у отца Серафима. Не Библейские последователи творения почувствуют в учении Отцов мистическое освещение книги Бытия, и поэтому смогут взглянуть на эту книгу более внимательно как на вдохновенное Божественным Светом «пророчество о прошлом». Библейские последователи также обнаружат, что свидетельство Отцов открывает в их понимании Библии новые измерения: новые уровни значения, которых они никогда не смогли бы достигнуть обычными средствами экзегетики.12
Достигнув понимания разума Отцов, как это сделал отец Серафим, невозможно будет рассматривать книгу Бытия как всего лишь аллегорию; но даже более этого, нельзя смотреть на современный мир прежними глазами. Почему? Потому что свв. Отцы, также как и пророк Моисей, постигли мир в его первозданном виде. Они учили из своего опыта, что мир первоначально не был подвержен тлению, был более высокого порядка, чем материальный мир, пришедший ему на смену после человеческого падения. Святой Отец современности преподобный Варсонофий Оптинский (1845–1913) так об этом говорит:
«Прекрасное в этом мире – только намек ту красоту, которой был наполнен первозданный мир, как видели его Адам и Ева. Эта красота была разрушена грехом первых людей.
Представьте чудную скульптуру великого мастера – и вдруг кто-то расколол ее будто ударом молнии. Что останется? Обломки. Нам остается только собирать их; можно распознать шею, часть руки или лица. Признаки красоты линий присутствуют и в этих отдельных обломках, но они больше не создают для нас былой гармонии, былой цельности и красоты. Так падение в грех первых людей разрушило красоту Божьего мира, и вот остались нам только обломочки, по которым мы можем судить о первоначальной красоте».
Однажды, стоя у окна ночью, преподобный Варсонофий указал на луну и сказал своим духовным чадам:
«Посмотрите – что за картина! Это оставлено для нас в утешение. Не удивительно, что пророк Давид сказал: «Яко возвеселил мя еси, Господи, в творении Твоем» (Пс. 91,5). «Яко возвеселил мя еси» – говорит он, хотя это только лишь намек на ту чудесную красоту, непостижимую для человеческого ума, которая была создана изначально. Мы не знаем, какая луна тогда была, какое солнце, какой свет... Все это изменилось после падения».
Ведение свв. Отцами первозданного мира было одновременно взглядом в будущее. Как говорил преп. Варсонофий:
«Придет время мирового катаклизма, и весь мир сгорит в огне. Земля, солнце и луна сгорят – все сгорит; все исчезнет, и новый мир поднимется, еще более прекрасный, чем тот, который созерцали первые люди. Тогда наступит вечная, радостная жизнь, полная благодать во Христе. И этой благодатной жизни человеческая душа и жаждет здесь, на земле».
Постигнув разумение свв. Отцов, отец Серафим жил с этим образом перед собой. Утром, до службы в церкви, он имел обыкновение обходить всю территорию монастыря. Когда золотое сияние утреннего света пробивалось через густую крону дубовой листвы, можно было видеть, как отец Серафим благословляет и даже целует деревья.
«Что это? – Однажды спросил его отец Герман. – Целуешь деревья!»
Отец Серафим поднял голову, взглянув на него, радостно улыбаясь, и продолжил свой путь.
Отец Серафим знал как никто другой, что эта старая земля, согбенная под греховностью человека, скоро умрет, что она «исчезнет во мгновение ока,» преобразуется в новую землю. И все же, как понял отец Герман, наблюдая за ним, как он делает свой обход, отец Серафим целовал те самые «обломочки» утерянной красоты начального творения. «Он желал умереть, – говорит отец Герман, – слиться с землей, которая будет преобразована... Он принадлежал к иному миру, когда целовал дерево, ведь деревья изначально были созданы нетленными в раю, как говорит о том учение св. Григория Синайского».
В толкованиях на Бытие отца Серафима можно найти откровение, подтверждающее такой взгляд на мир:
«В мирном шелесте лесов (где так много подвижников-аскетов нашли себе убежище) неужели нельзя не увидеть остатки того райского растительного мира, который изначально предполагался для нашего укрытия и пищи, и все еще сохраняется для тех, кто способен вознестись духом, как св. Павел, чтобы лицезреть его?»
Отец Серафим любил также сильно и царство зверей: как тех многих диких зверей, которые свободно бродили вокруг монастыря, так и многих монастырских домашних животных.
Он имел это чувство с самых детских лет, оно вдохновляло его, еще мальчика в младших классах, три года подряд в летние каникулы изучать зоологию в летней школе науки в Сан-Диего. Позже, когда он был православным монахом, подвизаясь в пустыне, он рассматривал животных в более возвышенном свете, хотя и понимал, что первородный грех человеческий коснулся и их тоже. Отец Герман вспоминал, как однажды в тихую минуту одно из монастырских животных подошло к ним. «Как ты думаешь, – спросил отец Герман задумчиво, – что особенного есть во всех животных?»
«В них есть что-то от рая», – ответил отец Серафим.
16. Природа человека
Согласно отцу Серафиму, «наиважнейший вопрос для православного богословия, на который наталкивала современная теория эволюции, – это природа человека и, в особенности, природа первого человека Адама». В рационализме и особенно в эволюционизме современный светский человек утратил сознание того, каким он был до падения, когда он, как и сам рай, был беспорочен. Как убедился отец Серафим, сами современные христиане, включая православных христиан, также утратили это сознание – и это одна из самых больших проблем Христианства сегодня. Без осознания нашей первоначальной природы нам не известно, к чему нам следует вернуться; нам не известно, для чего мы созданы. Единственный путь вернуть это осознание – это овладеть мировоззрением святых Отцов. Поэтому эта книга ведет к живительному источнику не только для выяснения истины в современных спорах о сотворении мира, эволюции, но буквально для всех аспектов человеческого бытия.
«Когда открылись их глаза через падение, – писал отец Серафим, – жизнь в раю для Адама и Евы была уже потеряна... И теперь их глаза будут открыты для всего низкого и земного, и только с большим трудом им будет открываться высокое Божие. Они больше не бесстрастны, но положили начало страстной жизни на земле, которая перед нами и сегодня».
Через молитву и аскетические подвиги добиваясь бесстрастия, православные святые сквозь столетия восстанавливали, хотя и оставаясь в тленном теле, отчасти то состояние, в котором Адам пребывал до грехопадения. Как и он, они оказывались недоступными для стихий; как и он, они были и господами, и рабами творения, и вся тварь поклонялась им.
«Адам находился в состоянии цельности, – отмечал отец Серафим в другом месте. – Он смотрел на все и видел окружающее таким, каким оно было на самом деле. Не было «двойственности мысли», как в нашем греховном состоянии... смотрим мы на окружающее, а представляем что-то другое».
Через Христа святые возвращались к состоянию цельности и трезвения до грехопадения (nipsis по-гречески). Чистым, открытым сознанием они постигали не только первоначальную природу человека, но также и особенности природы тварного мира – «идеи» создания Божиего замысла.
Отец Серафим, читая жития этих святых (особенно пустынножителей), был поражен этими образами почти непосредственного восприятия того, каким был человек создан, и того, каким он будет в будущем веке, когда будет воскрешен в теле нетленном. Идя по их стопам, отец Серафим много молился, взращивая возвышенные добродетели целомудрия и бесстрастия, и возносился над тленной землей вместе со святыми.
«Я замечал, – вспоминает отец Герман, – что не только его ум был вовлечен, но и сердце, и его сердце постигало то, что нам недоступно разумом, из книг. Что открывалось ему, о том он не мог рассказать, потому что другие бы не поняли. Поэтому он говорил так мало, даже когда я и побуждал его открыть результаты своих размышлений...
В этом мире для него не было дома, у него не было жажды жизни; поэтому он смог достичь таких высот – подняться выше привычного сознания».
С таких высот отец Серафим разделял опыт святых в стремлении разглядеть природу первозданного человека и природу тварного мира. В результате он понимал, что эволюция не жизнеспособна, не только потому что святые Отцы так говорили (хотя для него было достаточно и этого) или потому, что не было подлинных научных доказательств, но и потому, что увидел внутренним взглядом, что эволюция отрицает существование первозданной человеческой природы, лишает человека сознания рая и осознания своего падения и разрушает Божественно установленный порядок и различия в природе тварного мира.
Через откровение свыше пророк Моисей писал о творении и первозданном мире. Благодатью Христа, действующей в них, святые Отцы освещали слова Моисея. И наконец, по той же действующей благодати, святой Отец нашего времени иеромонах Серафим (Роуз), пробираясь сквозь тьму эволюционизма, пролил свет на учение святых Отцов для тех, кто ищет Истину в наши дни.
Наша молитвенная надежда в том, что смысл здесь изложенного будет доступен для все большего количества ищущих истины. Благодаря работе таких людей, как профессор Джонсон, Спетнер и Дембски можно убедиться, по меньшей мере, что эволюция не была доказана и вообще не доказуема. Благодаря работе ученых, сторонников сотворения мира, можно рассмотреть громадное количество научных доказательств, указывающих на правду книги Бытия как исторического факта. Благодаря святым Отцам Православной Церкви можно поднять взгляд своего ума и сердца над этим падшим, тленным миром. Оттуда можно увидеть мир и самого себя такими, как есть, и такими, какими мы предназначены быть.
Иеромонах Дамаскин (Христенсен), монастырь преп. Германа Аляскинского, память блаж. свят. Иоанна (Максимовича), 19 июня/2 июля 1999 года
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО. ИЕРОМОНАХ СЕРАФИМ РОУЗ И НАУКА 21-го СТОЛЕТИЯ
ФИЛИПП ДЖОНСОН
Впервые услышал я об отце Серафиме (Роузе) летом 1996 года, когда читал лекции в окрестностях Сиэттла. Молодой человек, который был связан с монахами монастыря преп. Германа в Платине, Калифорния, принес мне стопку книг, сказав, что монахи просят меня написать эссе, которое будет опубликовано вместе с собранием работ отца Серафима о Бытии и эволюции. Я отправил книги почтой в мой офис, кроме одной тоненькой (Nihilism), которую отобрал почитать в дороге. Меня приятно удивила глубина проникновения, которая сразу была заметна в этой ранней работе, так что не нужно было дополнительно побуждать себя, чтобы позднее прочитать весь остальной материал, который я получил, включая биографию, написанную иеромонахом Дамаскиным (Христенсеном), и ранее не публиковавшиеся работы, собранные в этой книге. Отец Серафим верил и жил по учению ранней Христианской Церкви, но (или следует сказать «и поэтому»?) он также основательно разбирался в проблемах современности. Для меня большая честь быть приглашенным содействовать тому, чтобы его труд стал достоянием широкой публики.
Моя задача заключается в том, чтобы дать отчет о состоянии научных вопросов на сегодняшний день, дать читателю представление о том, как соотносится критика эволюционизма отцом Серафимом с главными вопросами пересмотра дарвинизма в наше время, становящимся актуальным в мире. Следует объяснить с самого начала, что моя вовлеченность в предмет эволюции существенно отличалась от его. Наиважнейшей целью отца Серафима было объяснить учение Отцов Церкви, особенно всего, что касается их понимания Писания, чтобы православные верующие не были бы увлечены на тот ложный путь, по которому направляются усилия интерпретировать это учение в свете модернистской эволюционистской науки. Он занимался научными вопросами главным образом в контексте защиты патристики и предназначал свое учение для верующих христиан. Хотя и его понимание философских корней эволюционной теории было очень глубоким, он не был широко вовлечен в жизнь научного сообщества. Он, кажется, вел споры по этому предмету только с доктором Каломиросом, который являлся весьма уважаемым авторитетом среди определенной части православной общины, но чьи научные взгляды отличались запутанностью и недоброкачественностью сведений.
Мои собственные работы адресованы к миру в целом, включая нецерковных интеллектуалов и верующих разных конфессий. Мои работы и выступления приводят к постоянным спорам с самыми разнообразными научными авторитетами как большой, так и меньшей величины. Большинство из моих критиков не рассматривали бы Отцов Церкви как надежные авторитетные источники, их имена им даже не знакомы. Многие из них вообще очень отрицательно настроены против всего, от чего отдает «фундаментализмом» или даже «религией», поэтому любая ссылка на Библию или ее толкователей их скорее отталкивает, чем убеждает. Чтобы избежать бесконечного смешения различных взглядов и не отвлекать внимание, я смело отложил в сторону все вопросы, связанные с Библейским толкованием и религиозным авторитетом, чтобы сконцентрировать все усилия на одной теме. Моя тема, говоря словами отца Серафима, заключается в том, что «эволюция вовсе не научный факт, но философия». Философия, которая здесь рассматривается – это натурализм (основное положение которой – не существует ничего кроме природы), и поэтому она идентична материализму (основное положение которого – реальность составляют ничего более, как частицы, изучаемые в физике). Если материализм истинен, тогда природа способна на свое собственное создание, и существование материалистического эволюционного процесса следует как неизбежное логическое следствие. Отсюда я и выдвигаю аргумент, что научный материализм обосновывает существование натуралистической эволюции не на фактических доказательствах, а независимо от них.
Хотя мой проект и привел меня к уходу от вопроса авторитетности патристики, что более всего и занимало отца Серафима, некоторые из моих оппонентов (такие как доктор Каломирос) обращались к Отцам и цитировали их крайне искаженно, преследуя свои собственные цели. Поэтому я благодарен отцу Серафиму за то, что он полностью их в этом разоблачил, лишив любимого приема приспособленцев не только в Православии, но и в римско-католических и протестантских кругах. Отчаянно изыскивая все, что могло бы поддержать их маневр облачить Христианство в одежды эволюционного натурализма, эти теологи и ученые заявляли, что такие авторитетные Отцы, как Василий и Августин учили догмату, который более или менее напоминал примитивную версию современной эволюционной теории. Мне здесь нечего больше добавить, так как никому, кто знаком с лекциями отца Серафима о Бытии и сотворении мира, содержащимися в этом томе, не угрожает быть увлеченным таким извращением фактов.13
По ходу этих вступительных комментариев я объясню некоторые общие черты непонимания научных проблем, с которыми отцу Серафиму пришлось иметь дело, и по ходу изложения я попытаюсь привести дискуссию к актуальности сегодняшнего дня. Мысли отца Серафима были серьезно не в ладах с научной мыслью двадцатого столетия, сформированной наукой с ее давнишним обязательством a priori в верности к метафизическому материализму. Может оказаться, однако, что наука следующего столетия будет более скромна и поэтому более реалистична, в этом случае он может оказаться человеком намного опередившим свое время. Что такое «эволюция»?
Сжатое и точное определение «эволюции» как термина, используемого большинством ученых и просветителями науки, представлен официальной (USA, 1995) формулировкой Национальной Ассоциации Преподавателей Биологии14 (NABT): «Разнообразие жизни на земле – это результат эволюции: неконтролируемого, безличного, непредсказуемого и естественного процесса временного наследования жизни с генетическими модификациями, которые происходят в результате естественной селекции, случайности, исторических условий и изменений окружающей среды».
Это определение содержит три элемента:
1. Эволюция – это неконтролируемый и безличный процесс – т.е., она не направляема и не управляема Богом;
2. Эволюция – это естественный процесс наследования с модификациями, по которому все сегодняшние живущие организмы произошли естественным образом от единого первоначального предка, который эволюционировал (без сверхъестественной помощи) из неживых химических элементов; и
3. Механизм эволюции – это комбинация случайных генетических изменений (случайностей) и естественной селекции, оперирующей в контексте исторических условий и изменений окружающей среды.
Я рассмотрю эти три элемента ниже в обратном порядке. Предварительно, однако, хотел бы сразу же исправить одно из многих заблуждений доктора Каломироса. Не всякое изменение в природе является неотъемлемой частью «эволюции», как этот термин понимается сегодня. Желудь, вырастающий в гигантский дуб, – это не эволюция, так же как и развитие человеческого младенца из эмбриона в материнской матке. Эти процессы, называемые биологами «развитием», фундаментально отличаются от биологической эволюции, потому как программируются информацией, унаследованной от родителей и поэтому в высшей мере предсказуемы. Эмбрион человека никогда не развивается в животное, но только в человеческое существо, и желудь никогда не сворачивает с запрограммированного пути, чтобы вырасти в сосну или куст розы.
Среди эволюционистов настойчиво бытует легенда, что «онтогенез повторяет филогенез»; то есть развитие человеческого младенца в матке есть своего рода повторение истории эволюции, поскольку эмбрион начинает развитие от стадии рыб, далее к стадии рептилий и так далее. Этот несуществующий феномен часто называют «законом Хекеля», по имени самого известного немецкого ученика Дарвина. В еще одной формулировке «закон» устанавливает, что эмбрион проходит не через взрослые стадии, но эмбрионные формы развития своих ранних «предков». В любой из формулировок закон не существует в реальности и не защищается квалифицированными эмбриологами в профессиональной литературе. Можно, однако, обнаружить стадии, свидетельствующие то там, то здесь о характерных особенностях, которые при включении воображения, могут быть преобразованы в пригодные для закона Хекеля закономерности, и таковые настойчиво муссируются на публике для ее потребления, являясь якобы популярными доказательствами «эволюции». Самый известный пример, пожалуй, – «жабровые прорези», которые появляются у эмбриона человека на одной из стадий развития, хотя эти отверстия не являются жабрами и никогда не развиваются в жабры.
Хотя и закон Хекеля был опровергнут уже десятки лет назад, но, обладая такой неотразимой привлекательностью для дарвиновского воображения, он все еще преподается во многих школах по всему миру. Даже уважаемые всеми музеи и университеты продолжают популяризировать его версию в довольно туманной форме, но самым неподдельным образом. Например, музей палеонтологии on-line Калифорнийского университета в Беркли так говорит о законе Хекеля:
«Закон рекапитуляции» был опровергнут уже начиная с начала двадцатого столетия. Эксперименты морфологов и биологов показали, что не существует однозначного соответствия между филогенезом и онтогенезом. Хотя и строгая форма рекапитуляции не верна, филогенез и онтогенез переплетены между собой, и многие биологи продвигаются как в исследовании, так и понимании основы этого отношения».15
Исследования в эмбриологии фактически показали, что это узконаправленный процесс, который совсем не вмещается в дарвиновскую парадигму. Попытки внести изменения в процесс путем стимуляции мутаций могут производить различные деформации, но не оканчиваются успехом в попытках изменить сам путь развития, так чтобы эмбрион развился в жизнестойкую форму другого вида.
1. Механизм эволюции: мутация и селекция
Вкратце, биологическая эволюция – это теория изменений, которая берется объяснить, как становится возможным для одного вида организма измениться во что-то совершенно другое. Она также пытается объяснить, как чрезвычайно сложные биологические органы и организмы могут появляться как жизнеспособные формы без помощи сверхъестественного Создателя. Как пояснил выдающийся дарвинист Ричард Даукинс, «биология – это изучение сложных форм жизни, которые производят впечатление созданных для определенной цели». Тем не менее Дарвин, как говорит Даукинс, «осуществил возможность стать интеллектуально реализовавшимся атеистом», объяснив, как материальный механизм, не обладающий разумом, мог произвести очевидное чудо биологического творения. Этот механизм поэтому и является сердцем теории, и как объясняет сам Дарвин: «Рассматривая происхождение видов, становится вполне постигаемо, как натуралист, задумываясь над взаимным сходством органических существ, над их эмбриологической связью, их географической распространенностью, геологической преемственностью и другими подобными фактами, мог бы прийти к выводу, что каждый отдельный вид не был создан отдельно от других, но произошел как его вариативная форма от другого вида. Однако такое заключение, даже хорошо основанное, оставалось бы неудовлетворительным до тех пор, пока нельзя было бы показать, как бесчисленное количество видов, населяющих этот мир, были модифицированы таким образом, чтобы достигнуть того совершенства структурной завершенности и взаимоприспособления, которые самым справедливым образом вызывают наше восхищение».
Другими словами, всего лишь постулирование, что изменение произошло или, что примитивные виды являются «предками» современных видов – это еще не победа над тайной творения, пока не объяснен сам механизм изменения. Наш опыт говорит о том, что «подобное рождает подобное». Человекообразная обезьяна никогда не рождает человека (и наоборот), еще более трудно себе представить, как бактерия даст жизнь бабочке. Так как же один вид организма меняется во что-то совершенно иное? Прежде всего, каким образом возникают новые сложные органы (такие как глаза, крылья, почки и мозг) в ходе процесса изменений, которые ранее не существовали? Происхождение человеческого разума, конечно же, наиважнейшая проблема, и Даукинс признает масштаб этой проблемы:
«Книги по физике могут быть сложны, но... объекты и феномены, с которыми эти книги по физике имеют дело, проще, чем единая клетка в организме их автора. А автор состоит из триллиона этих клеток, многие из них отличаются одна от другой, организованные усложненной архитектурой и точным инженерным расчетом в работающую машину, способную на написание книги... В каждом ядре клетки (...) содержится цифровая кодированная информация, большая по информационному объему, чем содержат все 30 томов Encyclopedia Britannica вместе взятые. И это объем каждой клетки, а не всех клеток организма вместе взятых».
Как же неконтролируемый материальный процесс создает чудо такой сложности, намного более сложное, чем компьютер или космический корабль?
Ответ Дарвина заключается в том, что крошечные изменения – определенные отклонения, которые появляются в каждом поколении и отличают молодой организм от его родителей – накапливаясь постепенно на протяжении многих поколений, производят в определенный момент совершенно новый вид создания с новыми органами и характерными чертами приспособления. Этот механизм никогда не обнаруживал возможности произвести что-либо большее, чем малые внутривидовые отклонения (такие как непостоянные колебания изменений размера клюва вьюнка или относительная частота смены светлой и темной разновидности моли в популяции).16 Исходя только лишь из натуралистической возможности, которая производит правдоподобное впечатление, и на основе этих тривиальных примеров, дарвинисты самым неожиданным образом делают вывод, в результате которого постулируется механизм, способный на создание бесконечного количества чудес приспособляемости и выживаемости. Такие претензии слабо обоснованы, мягко говоря, и в последние годы сталкиваются с непреодолимыми фактами данных, доказывающих противоположное. Подробности даны в моей книге Darwin on Trial и в различных статьях, собранных на моем сайте (www.arn.org).17 Очень кратко: два независимых друг от друга явления вносят решающий довод:
1. Stasis (стаз, застой) в находках окаменелостей. Находки окаменелостей, повсеместно характеризовавшиеся закономерностью внезапного появления, сменились явлением stasis. Новые типы организмов появляются внезапно и в полностью развившейся форме, оставаясь в основном не затронутыми изменениями впоследствии. Такая особенность могла бы поддержать предположение, что творение происходило не только лишь в начале, но и на протяжении всей истории земли (полагаясь на точность датирования каменных пород)18 но, в свою очередь, отвергает возможность поддержать ключевое Дарвиновское требование в том, что один вид изменяется постепенно в другой, совершенно иной. Неполнота находок окаменелостей не может повлиять на особенность установленных данных, потому как эта закономерность слишком очевидна и неопровержимо проявляется как раз в тех областях (особенно у морских беспозвоночных), где эти находки наиболее полны.
Такое самое антидарвиновское положение вещей в данных о находках окаменелостей было известно посвященным под названием «профессионального секрета палеонтологии», на которое впервые широкая публика обратила внимание в 1980-ых годах вследствие известности, которую вновь приобрела теория эволюции благодаря «прерванному равновесию». Эта теория пыталась примирить дарвинизм с фактами закономерности внезапного появления и stasis, предполагая, что значительные явления эволюции происходят в небольших группах, которые отдаляются от (неизменяемой) главной популяции, аккумулируют мутации, а затем появляются уже как новый вид, не оставляя таким образом следов трансформации в окаменелостях. И вот так отсутствие данных о эволюции преобразуется в данные о невидимой эволюции. Памятно выражение (1995 года) Найлс Элдредж, одного из основателей теории прерванного равновесия: «Эволюция не может вечно происходить неизвестно где. Хотя именно такое впечатление оставляют находки окаменелостей на многих потерявшихся палеонтологов, пытающихся найти какие-либо доказательства эволюции».19
Как и подразумевает замечание Элдредж, эта красноречивая закономерность неподтверждения данных в находках окаменелостей продолжает настойчиво проявляться даже и по истечении более чем столетнего периода целенаправленных усилий дарвиновских палеонтологов обнаружить факты, поддерживающие их излюбленную теорию. Любая сомнительная окаменелость, которая могла быть представлена как промежуточная дарвиновская переходная форма, приводилась как доказательство достоверности дарвинизма, несмотря на то, что даже после этих героических усилий подавляющее большинство находок окаменелостей самым серьезным образом расходились с дарвиновскими ожиданиями так же, как это было в 1859 году, когда Дарвин выдвинул свою теорию.
2. Не поддающаяся упрощению сложность. В 1996 году молекулярный биолог Майкл Бехе20 предоставил ко вниманию общественности факт, что биологические системы на молекулярном уровне не поддаются упрощению. Это означает, что они состоят из сложных частей и субсистем, все из которых должны быть на своем месте для того, чтобы система в целом выполняла полезную функцию. Иначе говоря, эти усложненные системы не могут быть выстроены постепенно, по кирпичику, как того требует дарвиновская теория, и молекулярная биология даже и не пытается представить подробный сценарий, как эволюция могла бы их произвести. Также как и с повсеместно распространенным явлением stasis в находках окаменелостей, не поддающаяся упрощению сложность на молекулярном уровне давно была уже известна специалистам, но была скрываема от общественного внимания, потому что биологи не знали, как объяснить ее в рамках дарвинизма. Это иллюстрация известного феномена, хорошо описанного Томасом Куном: факты, не вмещающиеся в доминирующую научную парадигму, имеют обыкновение систематически игнорироваться, потому что они отвлекают внимание от господствующей системы взглядов исследовательской повестки дня.
Когда они сталкиваются с превалирующим количеством данных, свидетельствующих против дарвиновского механизма и напоминанием о недостатке данных в его пользу, дарвинизм имеет тенденцию отступить и занимать, как ему представляется, более выгодную оборонительную позицию. Проводится граница между «спецификой дарвиновской теории», которая признается уязвимой, и тем, что они называют «фактом эволюции», который объявляется неопровержимо достоверным.21 Это положение подводит меня ко второму пункту.
2. Тезис об общем прародителе
Разница между предполагаемой неопровержимостью «факта эволюции» и «дарвиновской теорией» невразумительна по той причине, что простая констатация факта закономерности отношений не имеет большого значения, пока нет теории, которая объясняет, как эта закономерность появилась. «Факт», обычно называемый «общим прародителем», который предполагает, что люди (как и все другие животные) имеют общего прародителя вместе с растениями, грибами и бактериями. Убедительность этого факта, полагают, заключается в том, что все живое существует в группах, и эти группы связаны общими признаками в большей или меньшей степени. Человек имеет сходство по многим признакам с человекообразными обезьянами, несколько меньше с кроликами, еще меньше со змеями и еще меньше с деревьями и т.д. Все эти несравнимые группы таксономического порядка (бактерии, растения, животные и т.д.) имеют общую биохимическую основу, указывающую на общий источник происхождения. Дарвин объясняет эту особенность результатом происхождения от общего прародителя, а группы, имеющие наиболее высокую степень сходности признаков – результатом происхождения от относительно недавнего общего прародителя. В действительности наличие общего прародителя постулируется в теории, которая имеет своей целью объяснить факт классификации отношений.
«Наличие прародителя» подразумевает ступенчатый, чрезвычайно постепенный процесс изменений, так как потомки очень мало отличаются от своих родителей в каждом поколении. Отсюда следует, что тезис о общем прародителе подразумевает не только существование когда-то на земле общих предшественников, но также и очень длинные генеалогические линии постепенного наследования, связывающие этих древних прародителей с их мнимыми современными потомками. Изучение окаменелостей не может подтвердить ничего подобного, но тем не менее дарвинисты верят в то, что этот процесс имел место, потому что, по их мнению, – это единственное научное (т.е. натуралистическое) объяснение возникновения и распространения жизни на земле.
Напротив, закономерность в большей или меньшей степени схожести отличительных признаков или отклонений в рамках основного вида является скорее свидетельством общего плана создания, чем естественного эволюционного процесса. Это было невольно продемонстрировано в книге (1990) дарвиновского зоолога, который иллюстрирует «факт эволюции», приводя пример из производства одной линии автомобилей:
«Все эволюционирует в смысле наследования с проявлениями модификаций: это либо правительственная политика, религия, спортивные машины, либо организмы. Революционная стекловолокнистая модель Corvette произошла от более приземленных автомобильных предшественников в 1953 году. Другим достижением в эволюционном изяществе Corvette была модель 1962 года, в которой первоначальная 102-дюймовая длина кузова была уменьшена до 98 дюймов, и появилась новая модель закрытого купе Stingray; модель 1968 года, предшественница сегодняшней разновидности Corvette, появилась со смещаемым верхом; а юбилейная серебряная модель 1978 года – с верхом в стиле fastback. Сегодняшняя версия продолжает постепенные усовершенствования, которые начались накапливаться с 1953 года. Смысл состоит в том, что Corvette эволюционировала на протяжении всего селекционного процесса, вносящий изменения, которые оканчивались появлением серий переходных форм, а конечный результат довольно отчетливо отличался от исходной формы. Подобный процесс происходил и с эволюцией организмов».
Безусловно модификации Corvette, как и организмы, обладают общими признаками, потому что были рождены в уме конструктора, а не потому что какой-нибудь бессознательный процесс являлся причиной их создания. Иначе говоря, факт наличия родственных отношений не является свидетельством существования совершенно естественного или бессознательного механизма создания. Симфонии Бетховена следуют общему замыслу с присутствием вариаций, но на подобной закономерности едва ли можно основывать теорию, что симфонии сами себя написали без всякой помощи Бетховена.
Эволюционная теория сегодня находится в затруднительном, запутанном положении, при котором такие важные фигуры, как Стивен Джей Гульд и Ричард Даукинс сильно расходятся во мнениях о том, как эволюция должна была возникнуть. (См. главу четыре моей книги Reason in the Balance для ознакомления с этими основными расхождениями.) Эти воинствующие идеологии определенно имеют и общую программу своего рода, но это скорее философская, чем научная программа. В чем они согласуются – так это в том, что Богу не должно быть здесь места. Это нас подводит к третьей и наиболее важной части определения эволюции.
3. Эволюция (в научном смысле) по своему замыслу безбожна
Мы видели, как формула NABT утверждает, что эволюция по определению «неконтролируема». Это требование не является выводом, к которому дарвинизм приходит в результате полученных эмпирических данных, но философское предположение, которое отражает его зарождение в метафизическом натурализме или материализме. Если ничего не существует кроме природы, тогда природа должна была быть способна на собственное создание. Это подразумевает существование натуралистического эволюционного процесса, способного на создание сложного, исходя от простого. Прежде всего, этот процесс должен быть неуправляем, потому что сознание, способное на управление эволюцией, должно само эволюционировать из неживой материи. Как только эволюционировал человек, эволюция, конечно же, может стать управляемым процессом, используя евгенику и генную инженерию.
Если принять эти предположения, то все, что по крайней мере похоже на дарвинизм, просто по необходимости должно быть истинно, независимо от наличия данных. Эволюция должна начинаться с изменений или случайных изменений, и она должна быть руководима некоей бессознательной силой, способной на создание чудес сложной инженерии, которые мы называем организмами. Поэтому Ричард Даукинс оспаривал в своих лекциях мнение, что если сложные формы жизни существуют на других планетах, дарвиновская эволюция должна быть ответственна за это. Нет нужды ни в данных, ни в наблюдениях, потому что дарвиновский механизм является единственным реальным кандидатом, способным на выполнение этой работы, принимая натурализм за исходную точку зрения. Эта логика объясняет, почему дарвинизм не реагирует на проблемы фактической доказуемости, на которые указывают критики, такие как я. Эта теория должна быть истинна несмотря ни на что, потому что в противном случае, мы остались бы без материалистического объяснения сложности жизни и должны были бы обратиться к Богу. Эта логика была выразительно выгравирована в одном из параграфов эссе (1997 года) видного генетика Ричарда Левонтина:
«Мы принимаем сторону науки, несмотря на настойчивую абсурдность некоторых из ее составляющих, несмотря на невыполнение многих из ее экстравагантных обещаний по поводу здоровья и жизни, несмотря на терпимость научного сообщества к не имеющим под собой основы рассказам из серии «именно так!», потому что мы выполняем ранее принятые на себя обязательства, обязательства по отношению к материализму. И не методы и научные учреждения каким-то образом вынуждают нас принять материальное объяснение мира явлений, но, напротив, мы вынуждены вследствие нашей приверженности a priori материальным причинам создать аппарат исследования и выработать набор концепций, которые обеспечат нам материальные объяснения, и неважно, что вопреки интуиции, неважно, как мистично все это представляется для непосвященного. Более того, материализм абсолютен, потому что мы не пускаем к себе Божественного Гостя».
Ничего больше и не скажешь. Нам остается только убедиться в глубокой проницательности высказывания отца Серафима о том, что «ЭВОЛЮЦИЯ НИКОГДА БЫ НЕ ПРИШЛА В ГОЛОВУ ЛЮДЯМ ВЕРУЮЩИМ В БОГА, КОТОРОМУ ПОКЛОНЯЮТСЯ ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ» (выделено в оригинале). Как только входит Божественный Гость, отпадает надобность постулировать и легионы предшественников, ненаблюдаемые в окаменелостях, и бессознательный материальный процесс, который производит чудеса творения.
4. Заключение: Может ли наука рассказать об истинной истории происхождения?
Критика эволюционной теории, какой действенной она бы ни была, не может ответить на самый важный вопрос. Если мы желаем знать истину о происхождении, на что нам следует прежде всего полагаться, на Божественное Откровение или научное исследование? Отец Серафим, подобно многим последователям творения, полагал, что наука важна, пока мы не подошли к окончательному разрешению вопроса о происхождении, а истинное знание тогда может дать только Откровение. Причиной этому, он считал, было то, что события недели творения Бытия происходили под действием уникальных законов, законов совершенно отличавшихся от тех, которые действовали после грехопадения.
Если это верно, то следует вывод, что весь предмет происхождения находиться вне научного исследования. Наука может только лишь заниматься наблюдением того, что происходит в мире сегодня, и может выдвигать предположения относительно отдаленного прошлого, полагаясь только на неизменность физических процессов и физических законов во времени. Поэтому ученые эволюционисты прежде всего полагают, что процесс, создавший растительный и животный мир, остается фундаментально тем же самым процессом, который управляет например маломасштабными изменениями, наблюдаемыми в животном и растительном мире сегодня. Едва ли могут быть найдены доказательства, подтверждающие то предположение, но ведь без них наука о происхождении была бы беспомощна. Можно предположить, что в далеком прошлом существовал совсем недарвиновский эволюционный процесс творения, механизмы которого больше не действуют сегодня. Такой процесс был бы также неприемлем как для научного материализма, так и для открытых сторонников творения, потому что механизм, который в принципе недоступен для наблюдения, не является приемлемым для научного исследования, так как является чудом.
Наука могла бы отказаться от дарвиновской теории без серьезной для себя потери, если бы под рукой была другая материалистическая теория, также основывающая свои положения на неизменности физических законов и натурализме. А что если нет альтернативной теории или, по крайней мере, нет теории с достаточной фактической подтверждаемостью, чтобы претендовать на всеобщее признание? Ученые, которые желают все объяснить, всегда будут настаивать на признании предположений, позволяющих им достигнуть великой цели и всегда будут противиться признанию, что их методы могут оказаться неадекватными для объяснения таинств творения. Наука не терпит соперничества в путях познания, и поэтому амбициозные ученые упрямо отвергнут тех религиозных мыслителей, которые говорят о возможности того, что физические процессы и законы серьезно изменились со времени сотворения мира. Отца Серафима не пугало такого рода отвержение, другим также его не следует бояться. Неизменность физических законов, как и натурализм, есть философское предположение, а не факт. Совершенно разумно делать другие предположения, включая и те, которые приводят к выводу, что мы можем стать обладателями знаний о происхождении мира настолько, насколько Бог дает их нам в откровениях.
* * *
Хилиазм – ересь, возникшая в ранний период Христианства, основывавшаяся на ложном истолковании книги Апокалипсис, «хилиазм» в расширенном смысле может относиться к любым гражданским или религиозным взглядам, проповедующим возможность совершенствования этого падшего мира. – Ред.
Для обстоятельного обсуждения темы исторических корней натурализма, см.: Michael Denton, Evolution: A Theory in Crisis, pp. 71–73.
Опубликована посмертно отдельной книгой: Eugene (Fr. Seraphim) Rose, «Nihilism: The Root of the Revolution of the Modern Age» (1994). На русском языке: Корень революции: нигилизм («Человек против Бога »), – в сборнике «Приношение православного американца «(1998).
Мы привели такую статью в Приложении четыре этой книги.
В 1932 году подобное движение началось в Англии, назвавшее себя Движением Протеста против Эволюции. Его главным вдохновителем был биолог Дуглас Девар. Продолжая свою работу до сегодняшнего дня, оно известно как Научное Движение Сотворения Мира
Отец Серафим высоко оценивал деятельность Института Исследований Сотворения Мира, и это хорошо заметно в его последней речи о сотворении мира» эволюции, которую он произнес за несколько недель до своей кончины, где он подробно говорил об институте и его трудах. См. Приложение Три.
Джон Марк Ренолдс, профессор философии в университете Биола – еще один православный христианин, активно опровергающий эволюционизм в наше время. В одной из недавних (1999) антологий он убеждает, что «святые Отцы, начиная с первого столетия в подавляющем своем большинстве были единодушны относительно молодой земли и всемирного потопа... Не принимать во внимание точку зрения Отцов – совсем не выход для вдумчивого христианина» (Moreland and Reynolds, ed., Three Views on Creation and Evolution, p. 97 – Морланд и Ренолдс, ред. Три взгляда относительно творения и эволюции).
См.: Филипп Джонсон «Краткая биография отца Серафима», впервые опубликованная в Books & Culture (сентябрь/октябрь, 1997) и затем в собрании его эссе, Objections Sustained, pp. 173–78.
Письмо отца Серафима доктору Каломиросу ранее было опубликовано в специальном выпуске двойного номера православного журнала Epiphany (осень 1989 – зима 1990), отредактированном и составленном Андрю Росси и Стиваном Мураторе. Этот, заложивший основу, номер журнала – первая работа такого рода, появившаяся в американской православной прессе, также включала научные и философские опровержения эволюции, проведенные Вильямом А. Дембским, Вольфгангом Смитом и другими.
Эта тема подробно обсуждается в эпилоге редактора
Так как это собрание отдельных частей работ, проделанных в разное время и для различных целей, здесь присутствуют определенные повторения отдельных частей святоотеческого учения. Если бы отец Серафим успел при жизни сам завершить собственный труд, эти повторы, конечно же, не встречались бы. Мы решили оставить их в этом посмертном собрании, чтобы не нарушить целостность и последовательность каждой отдельной работы
Некоторые из работ последователей учения о творении содержат ошибочные идеи о свв. Отцах, основанные на идее, что Христианство подверглось искажениям со времен св. Константина вплоть до протестантской реформации. Надо надеяться, что настоящая книга воодушевит их заново познакомиться с учением свв. Отцов, и Библейские последователи учения о творения всех деноминаций смогут убедиться, что учение свв. Отцов на самом деле не противоречит основным положениям ученых, приверженцев учения о творении, а, напротив, может поднять их понимание до более высокого уровня. Кажется, что подобный пересмотр уже начался. В 1991 году Creation Research Society Quarterly напечатал статью в защиту толкования св. Василия на Бытие (« An Early View of Genesis One,» CRS Quarterly, том 27, стр. 138–39), которая в 1994 году в адаптированном виде была перепечатана в другом ведущем журнале последователей творения, Creation Ex Nihilo (« Genesis Means What It Says,» Creation Ex Nihilo, том 16, № 3, стр. 23). А совсем недавно молекулярный биолог Джонафан Веллс замечательно выступил в защиту учения свв. Отцов о сотворении мира (см. его статью «Abusing Theology» в Origin & Design, том 19, № 1, 1998), также как и британский ученый последователь учения о творении Мальколм Бауден (см. его книгу 1998 г. True Science Agrees with the Bible, стр. 38–40 ).
См. статью Jonathan Wells, «Abusing Theology: Howard Van Till''s 'Forgotten Doctrine of Creation''s Functional Integrity,'» в журнале Origin & Design, том 19, № 1
Полный текст официальной формулировки определения эволюции для преподавания был опубликован в The American Biology Teacher (январь 1996) стр. 6162, и в собрании Voices for Evolution (Berkeley, Calif: National Center for Science Education, 1995) стр. 140–44. В ответ на общественную критику как мою, так и других, NABT откорректировала определение, опустив слова «неконтролируемый» и «безличный». Такая поправка ни в коем случае не меняла существа позиции, занимаемой NABT; она просто избавлялась от слишком очевидно и безусловно неосторожных слов. Дарвиновский истэблишмент настаивал на главном своем положении – что Бог не имеет никакого отношения к эволюции – используя скорее настойчивые внушения, чем простой стиль, допускающий другое мнение. Эволюция никогда не управлялась разумом (до того как человек науки не разработал генной инженерии) – это положение остается стандартным для дарвиновского учения
Как пример продолжающейся популяризации для широкой публики концепции рекапитуляции см.: дискуссию по теме эмбриология человека на американском общественном телевидении в программе «NOVA», мои дебаты в интернете с профессором Kenneth Miller of Brown University: http»: www.pbs.org wgbh pages nova odyssey debateindex.html
Хотя эксперимент с перечной молью так и не показал ничего достойного внимания, читателям следует знать, что сам по себе этот эксперимент являлся всего лишь результатом дарвиновского энтузиазма. Для подробного ознакомления с тем, как наука опровергла этот эксперимент, см. статью Jonathan Wells, «Second Thought about Peppered Moths,»
Многие из статей Филиппа Джонсона можно найти в его книге Objections Sustained (1998). – Прим. ред
Метод радиометрического датирования, в настоящее время принятый, однако, основывается на недоказанных предположениях о неизменности физических законов эюлюционистов. См. обсуждение этой темы отцом Серафимом в ч. II, гл. 2, 3; ч. IV, 2, а также приложении четыре «Вера и радиометрическое датирование», – прим. ред
Для общего обзора полемики по поводу прерванного равновесия см. главу 4 моей книги Darwin on Trial (2-ое издание, 1993).
Michael Behe, Darwin''s Black Box: The Biochemical Challenge to Evolution (1996).
Для ознакомления с общим обзором неуловимого различия между «фактом» и «теорией» эволюции см. главу 5 моей книги Darwin on Trial