Сказание о славных делах Раббулы, епископа благословенного города Ургэй (Эдессы)

Раббула, епископ Едесский, оставил о себе в истории светлую память. Он был приверженцем святителя Кирилла Александрийского, которому помогал в борьбе с несторианством. За время от своего обращения из язычества он заявил о себе высоким подвижничеством и миссионерством, любовью к духовному просвещению и смелым свидетельствованием об истине Православия. Епископствовал он с 412 по 435 год.

Житие этого труженика веры и просвещения заслуживает внимания лиц, ищущих назидательного чтения, и представляет собою также интересную часть церковной истории и истории сирийского монашества.»

Цифрами (в круглых скобках) отмечается здесь начало страницы подлинника.

Братие! По ревности любви Христовой создаем мы пред вашею любовью посредством писаний образ превосходных дел епископа Раббулы, похвалы нашего города, чтобы он был для нас и для всех родов воодушевляющим знамением, чтобы нам подражать его добрым делам. Он на поприще праведности явился храбрым, и в жестокой борьбе с началами (I чин ангелов злых) оказался победителем, и мудростью своею одолел хитрость диавола, и открыто презрел мир и его похоти, воинственно попрал силу противника, тело и страсти свои победил своим терпением, в состязании победил ненавидевшего его сатану, а тех, кого последний прельстил, обратил к истине; хитрые обольщения сладостных возбуждений греха победил острием своего терпения.

Он тот, который помогал людям словами, и приносил им пользу своими делами, и Ангелов возвеселил, и привел их в удивление своим постоянством, и Господа своего прославлял и величал своею верою, и душою своею обрел и получил спасение. И почивал в нем Дух Божий в течение всей его жизни, пока не поднял он венца праведности за все подвиги своего смирения, когда, наконец, он удостоился от Бога желаемых им небесных благ. Итак, подобает нам этому славному своими именами по достоинству начертать вожделенное воспоминание, чтобы для нас и для всех веков образ его славных дел был воодушевляющим знамением, чтобы мы подражали в них ему, как и добродетельным и славным своими именами отцам. Они и в Ветхом и в Новом Завете возвышают образы своих добродетелей, как врачества писаний, которые воплощены в Священном Писании.

Блаженный же тот Раббула был с детства язычником, ибо и отец его был язычником и жрецом. И нечестивый Юлиан чрез его именно руки предал свою ДУШУ бесам, когда отправился на войну с персами, но мать его была верная [т.е. христианка] (1) и боролась с мужем, чтобы он обратился ко благочестию Христову и постоянно она делала так, но не превозмогла силы воли этого огрубелого человека, чтобы он обратился к истине. И он всячески побуждал эту верную, но недостало его силы на то, чтобы свободу (её, данную) во Иисусе, подчинить греху. И остался каждый из них при своем. И родился у них всеславный ревнитель Раббула, второй Иосия (2), если это сравнение, которое мы сделали, соответствует чести святого. Мать же поручила его кормилице верной (христианке), чтобы она вскормила его. И когда он вырос, то был выучен всем книгам греков как сын богатых и знатных людей их города Кынышрин (Орлиное гнездо). И мать его поспешила взять ему в жены верную (христианку). И хотя его супруга и мать умоляли его обратиться от (398) язычества отца своего к вере Христовой, он не слушал их и возвышался в той почетной должности, которая была уделена ему от царя.

Звание же его было для него хорошим предлогом отправиться в свои деревни в сторону пустыни Кынышрин. В пределах одной из тех областей был один уединенный монастырь блаженного Авраама-затворника. И сообщили ему его слуги и жители той страны, что в том монастыре живут чужеземные братья и руками их совершаются дивные чудеса – исцеления от Христа, Бога христиан и когда он услышал об этом, это сообщение о знамениях поразило его слух и, как якорь, упало на его душу известие о тех славных делах. И когда по его сердцу пробежал огонь любви к поклоняемому имени Иисуса, его ум начал сомневаться в язычестве и скоро и с поспешностью устремил его под водительством Божиим к видению того блаженного, чтобы видеть ему силу чудес Иисуса, Которого он [прежде] ненавидел, подобно Павлу. Последним Он был сначала преследуем, но посредством… небесного голоса он вошел (в Церковь) и освящен был игом креста, поклоняясь ему. И восхитил его Христос от иудейства к истине, как и Раббулу от язычества к христианству. И так как знамения по необходимости требуются для тех, которые не веруют (1Кор. 14:22), то (399) Благий Владыка, Который заботился о рабе Своем, предварительно приготовил для него приманку ко спасению, как и для самарянки и Нафанаила, посредством того незначительного чуда, которым он уловлен был для спасения, и дал ему возможность встретить у всехвального Авраама одну женщину, плоть которой от сильной болезни в течении долгого времени отваливалась, а члены были расслаблены. И когда блаженный Раббула увидел это чудо [исцеления женщины], он отправился (оттуда), говоря про себя о том, что было, и под воздействием силы Христовой начал сомневаться в язычестве и в сердце своем говорил сам с собою, как (потом) он нам сообщил: “Если тебе смешно отречься от мерзких греческих богов и исповедовать Богом Распятого, то смотри, что сделала сила креста в душе твоей через исцеление этой женщины, и обсуди это про себя”.

И когда мать его увидела, что изменился цвет лица его, и от тех, которые были с ним услышала о деле Божием, совершившемся перед его глазами, то от радости поспешила и отправилась к Евсевию, епископу ее города, и сообщила ему о деле своего сына, и он обрадовался, и, послав, привел его к себе, и много из книг толковал ему о Христе, и, полагая, что и от других будет полезна помощь его слову, встал поспешно, и повел его, и привел его к преподобному Акакию, епископу города Халаба. Ибо они были братьями во Христе и вместе воспитывались в знаменитой церкви монастыря. И когда Акакий услыхал о причине их прихода, то весьма обрадовался, и (400) явилась у него любовь к Раббуле, и начал он говорить: «Сын мой! Ты не можешь понять силы истины так, что она – истина, если не признаешь, что заблуждение есть то что ты знаешь». Он же отвечал и сказал ему: «Как я могу признать заблуждением то, что я знаю, иначе как ту истину увижу во свете. Истинное и заблуждение не являются ли ясно как таковые?» Акакий же заметил столь сильную в нем перемену и сказал ему: «Ты можешь познать истину, но только если ты признаешь, что пока не знаешь её». Раббула же сказал: “Это я признаю, что не знаю истины. Но это не исповедание истины, но извещение относительно заблуждения, что оно – заблуждение. И я желаю той самой истины, которую узнаю». Говорит ему Акакий: «Веруй во Господа Иисуса Христа, что Он есть Сын Бога и истина Его знает, как удержать тебя при Себе». Он же сказал: «На основании чего могу я исповедать Христа? Тот, к Которому я сознательно стремлюсь, не есть ли истинный и верный?» Говорит ему Евсевий: “Эта истина сама явится тебе, если ты упразднил себя от того, что ты знаешь, и возымеешь нужду в познании ее». Раббула говорит: “И как я могу забыть это, когда я не желаю и вспоминать сего?” Евсевий говорит: «Когда ты введешь и поселишь в душе своей постоянную память об Иисусе, увидят это в тебе постоянно воюющие против нас духи злобы и убегут от тебя, как тьма рассеивается пред лучами света”. И когда много было сказано между ними о вере, (401) он дал обет отправиться и помолиться на месте славных мучеников Космы и Дамиана. И отпустили его с молитвою и отправили его радуясь. И когда он стоял во храме, каждый видел его исповедание о том, что он был слеп и прозрел, и удивлялся силе креста; изумлялся же особенно тому чуду, которое Сам Бог сотворил в нем, – что открыл Господь уста его и он дал песнь новую, песнь Богу Отцу и Сыну и Святому Духу. И раздал он там милостыню, размышляя о том, что видел и слышал. И обратился он в путь свой, уничижая в душе своей то заблуждение, которое было в нем доселе. Пришел же он к Акакию и открыл ему, как, когда он стоял и молился, воссиял Бог во устах его славу Свою и он исповедал пред Ним веру во Иисуса. Акакий, слыша, радовался его вере и сказал ему: «Сын мой! у всякого, в сердце которого прошел огонь любви к Богу, всякие страсти со всеми плевелами греха опаляются и сожигаются, и он седмерицею очищается от них и убеляется». И взяли опять его епископы Акакий и Евсевий в обитель святого Маркиана-затворника и к блаженному Аврааму, о котором я упомянул выше. И обильным словом укрепили они его помысл и дали ему возможность поселиться там. И признался им Раббула и сказал: «Так как я истинно возложил надежду на Господа и уверовал в Сына Божия, то я всего себя обещал Богу, и совершенно оставлю мир, и вполне последую Богу, и затворюсь подобно вам в монастыре. И этого я пожелал для себя, чтобы пойти (402) в Иерусалим, видеть Святую Землю и креститься во Иордане, где крестился для примера нам Христос. И когда услышали это отцы, возрадовались, и проводили его с молитвою, и отпустили. И когда блаженный Раббула пришел в Иерусалим, то он помолился пред Голгофою со многими слезами и умилением. Зашел он и ко Гробу Господа нашего и в пещеру, где Он родился, взошел и на место Вознесения, дал милостыни бедным и оттуда сошел на Иордан. И тотчас известил он священников и произнес пред ними исповедание веры, и они помазали его и крестили. И тотчас, как он вышел из воды, полотно, которое было обернуто вокруг его тела, по обычаю духовно обручившихся Христу, явилось пред всеми сияющим со всех сторон от особенного лекарства – крови Христовой – в форме знамения креста. И все бывшие там, видя такое великое чудо, смотрели, и изумились, и смутились, и объял их трепет. И с поспешностью они пали, и преклонились пред Богом в молитве, и славили громким голосом за все чудеса, которые они увидели. Когда же он приобщился Святого Тела и Господа и все было исполнено в Божественном Таинстве, он возвратился в свой город, радуясь о вере своей, веселясь в надежде, ликуя в любви своей, будучи насыщен любовию своею, и возблагодарил благодать Божию.

Тотчас же, как только крестился блаженный Раббула, и отправился в свой город, и вошел в дом свой, поступил так, как было у него приготовлено по обету и как мудрый купец, который вышел (на поиски) хороших жемчужин, и, найдя (403) жемчужину своего упования, он пошел продал все, что у него было, и купил ее. Ибо свое золото, и серебро, и все, что он приобрел, он разделил нуждавшимся и до святых и до бедных Ургэя достигли его милостыни. Именно он, по пророчеству, приготовил (все), чтобы получить достояние: ибо прежде всего были совершены Таинства Христовы, (потом добродетель святого) умоляла Его (Христа) залогом милостыни при посредстве бедных, как бы друзей Жениха, как и в прочих странах. Ибо он понял сам ясно, что забота об этом мире и попечение о богатстве, подобно плевелам и тернию, подавляют в невнимательной душе семя слова Божия и плода не дают. И поэтому он возревновал и отверг от себя все тяжелые узы богатства, чтобы легко возрастить втайне слово Божие, которое он воспринял, и дать плоды в тридцать, шестьдесят и в сто раз. И так он, радуясь, усвоил заповедь Господа нашего о том, что кто не оставит всего своего имения, не может быть Моим учеником (Лк. 14:33), и усердно распределил и раздал все, что приобрел, бедным, чтобы правда его пребывала в век (2Кор. 9:9. Пс. 111:9). Кроме того, он продал и свои деревни, цену их тщательно распределил между нуждавшимися, чтобы руками их поместить в небесное сокровище свой залог и чтобы посредством благодеяний им его сокровища сохранились там. Опять же и рабов своих, родившихся в его доме и купленных за деньги, всех отпустил на свободу и каждого из них обеспечил и отпустил с миром. Некоторых из них он наставил и (404) научил и ввел в монастыри. И для благословенной матери своей ои взял все, что она приобрела, радуясь, что приняла на себя иго Христа. Так же поступил он и со своей супругой. Сыновьям же своим, тогда еще детям, он преподал наставление и поселил их в обителях. Таким образом он освободился от всего, что он приобрел, чтобы приобретать имения Господу всяческих.

Когда же он по заповеди Господа нашего отлучил себя от матери своей и от жены, от сыновей и дочерей, от деревень своих и от всего имения своего, от пищи, и от рабов, и от друзей, и от всего, что он приобрел в мире, он взял по заповеди Господа нашего тайно крест свой и совершенно последовал Ему. И как только совлекся мира в своей жизни и всего, что в нем, с пламенным стремлением (к) истинной любви ко Христу он одиноко выступил в пустыню, чтобы и ему самому искуситься от диавола по примеру Господа нашего и встретить его нападения со страданиями от зверей, как (встречают) борцы в пустыне, и вступить в борьбу с природою и привычками своими, и сражаться с ними, как атлету, с началами и властями – с духами злобы изнутри и совне. Пошел же он и поселился в пустынном монастыре блаженного Авраама, о котором мы упоминали выше и который малым сиянием одного из своих чудес привлек вначале блаженного Раббулу, чтобы он из мрака язычества вышел к свету истины.

И когда он (Раббула) известное время прожил с ним (Авраамом-затворником) в великих подвигах, (405) он побудил того взять его с собою в малую обитель, чтобы в ней вести себя подобно усопшему.

И послушался тот его просьбы и взял его в монастыре, и поселился с ним его брат и другие со славным по своему имени блаженным Евсевием, которого святой Раббула (позднее) сделал епископом в городе Тиле. Обитель же их, как и все монастыри, была подобием церкви апостолов, ибо все, что имели последние, было и в ней. Ибо долгое время они уходили на ночлег без пищи, радуясь. И в один из (тех) дней недостало в их монастыре хлеба, по обычаю. И когда он (Раббула) благодарил Господа своего, радуясь, что Он сподобил его претерпеть такие страдания, благодать послала им хлеба насущного на закате солнца. Но блаженный Раббула оказался удивительным и изумительным по силе своего ума. Ибо он увидел эту милость (Божию) и сказал: «Так как Бог призрел на мою немощь, по которой я не перенесу этих скорбей, то Он и сделал так, чтобы искусить меня». И в силу такого суждения он вечером взял и отдал эту пищу другим, и лег он голодным.

После же того, как он увидел, что народ начал собираться к нему как к человеку, который оставил мир и удалился в пустыню и возненавидел себя и возлюбил Бога, тогда, чтобы не быть затрудняемым пред ними в своем постоянном стремлении к праведности, он скрылся от них и перешел во внутреннюю пустыню, как поступил и блаженный Антоний. И нашел он (406) в земле небольшую расселину, в стороне от которой тек понемногу небольшой ручей воды. Занятия же его там были только следующие: постоянная молитва, и последование псалмов (т.е. чтение Псалтири), и чтение Писаний. Ибо таковы были верные правила, которые были обязательны для всех монастырей и для каждого, кто принадлежал Господу нашему. И ради того и произошло его удаление туда, чтобы его мысль о Боге совсем не отделялась от его души. Ибо лукавый возбудил там всякие многочисленные и разнообразные нападения на него, чтобы ими прельстился блаженный. И страшные пресмыкающиеся многочисленных видов вели с ним войну. Ибо он [лукавый] заставил ползать вокруг него и над ним для его (святого Раббулы) устрашения змей, и скорпионов, и змей ядовитых и отвратительных, чтобы он ужасался. И все они были побеждены силою знамения крестного. И когда сатана не одолевал его силы, он опрокидывал кувшин с водою, (взятою) из того небольшого ручейка, который только один и протекал для удовлетворения его нужды. И все это, посредством чего сатана жестоко боролся с ним, чтобы досадить ему, было для его праведности многообразным побуждением (к тому), чтобы он усерднее успевал в молитве, и умолял, и с силою восклицал к Богу, чтобы Он спас его от всякого зла. Ибо он терпеливо совне и изнутри стоял храбро пред лукавым и со всякими добрыми чувствами против всех злых чувств готов был выйти навстречу, и очистить себя от них, и, стоя на молитве, не удаляться от беседы с Богом. (407) И случилось, что разбойники – арабы – оказались идущими к нему. И обрадовался он, и подумал, что уже наступило время его увенчания (мученического). Но они, увидя этого живого, как мертвого, в пустой расселине, посмеялись над ним и оставили его, взяв только хлеб и верхнее платье, и удалились. А он и за это возблагодарил Господа своего, но удивился тому, что встретился с ними человек, который шел, чтобы доставить для его потребности милостыню – хлеб, и они его не обидели, так что в обоих (случаях) прославилось его терпение.

И когда он жил душою и телом в таких ангельских подвигах и помысел его находился пред Богом, подобно Ангелам в их небесном служении, жители его монастыря узнали, где и как он живет. Они пришли и с мольбою увели его к себе. Но так как в его сердце, как палящий огонь, было желание исповедничества, то он встал, взял блаженного Евсевия, и оба отправились в город язычников Ваал-Бек, и вошли они с божественной ревностью в капище идолов, чтобы сокрушить их и сподобиться мученичества. Ибо когда они пошли, у них не было надежды на то, что они возвратятся к жизни, но они отважились на это в надежде, что будут истязаться теми (язычниками), и те убьют их, и они сделаются мучениками. Однако их страдания были не меньше мученичества, избавились же они ради тех будущих дел, которые были для них уготованы Богом, чтобы они имели успех в епископском служении. Но их били без милосердия до тех пор, пока начали думать, что они умерли. (408) После же сего они (язычники) бросили их, как мертвые трупы, с большой высоты со многими уступами, и о последние бились они, когда двигались (падали) вместе. И (язычники) один другого теснил, бросая их, чтобы они протащились по всем ступеням, пока достигли земли. И возвратились они в свою обитель, радуясь, что сподобились ради Бога восприять на свои тела язвы страстей Христовых, претерпели же смертные скорби, как хотели, но не умерли в мученичестве, как ожидали. По своей воле они были мучениками, как пожелали, но не достигли совершенства чрез одно только убиение, ибо многое еще было припасено для их увенчания.

Когда же скончался Мар-Диоген, епископ Ургэя, епископы и Акакий, епископ Халаба, собрались в Антиохию к патриарху Александру, чтобы подумать, кого поставить епископом в Ургэй. И убедил сердца их дух Иисусов, что Раббула достоин быть избранным туда, ибо Он желает его. И Дух как о Давиде, так и о нем сказал устами священников: «Я нашел Раббулу, раба Моего, который достоин служения Моего. Елеем святости Моей помажу его вашими руками. Рука Моя будет помогать ему, и мышца Моя укрепит его. И погублю пред ним врагов (409) истины и ненавидящих его сокрушу (как и исполнилось то пророчество (Пс. 38:1–2, 21), что он одолел дикость еретиков). Истина Моя и милость Моя с ним, и именем Моим вознесется рог его”. Итак, на основании этого свидетельства, которое утвердил в их душах дух Иисусов, они поспешно послали и извлекли его из обители, и ввели его в Антиохию, и сделали его епископом. А он не позволил себе говорить и упрашивать их, как многие, именно, что-де «я не могу выдержать и вынести тяжести власти”. Ибо он не последовал примеру других, чтобы употреблять эти обычные выражения, посредством которых люди спорят, когда бывают и представляются поводы (как-то): «не принимаем (избрания), потому что не соответствуем (ему)». А этот Раббула был духовным, и принудил себя ни в чем не умолять своего сердца, и верно рассуждал обо всем в своей свободной душе, чтобы кто-нибудь не унизил его, помимо Бога, ибо он боялся спорить, думая: «Как бы мне не оказаться стоящим против Бога». Ибо он рассуждал об этом про себя и говорил: «Ни в чем и совсем не господствовало желание моего помысла, и мысль его (помысла) не запуталась в сердце моем. Несомненно я верую, что все это дело поистине принадлежит Богу и что Он так и благоволил, чтобы суровое иго власти и тяжелое Таинство Священства я нес в своей немощи. Да будет воля Его и да исполнится Его желание, ибо я (410) как повиновался Его слову и моя душа вышла из лукавого мира, чтобы я сохранил Его заповеди, так и теперь я принимаю Его повеление. С верою и силою Его вступаю в мир только для того, чтобы исполнить Его волю».

Итак, когда Ургэй услышал весть о священстве его, что их (ургэйцев) пастырь – Раббула, тогда поспешили и с радостью вышли к нему навстречу и приняли его с миром. И тотчас же, как только он вошел и сел на престол священства и все собрание ургэйцев ликовало своими голосами с великою честью, он сперва показал великую заботливость о славных чинопоследованиях церковного богослужения. Ведь если священники Израиля во временной скинии служили со страхом и благоговением, то насколько больше нам подобает служить со страхом и любовию в Церкви Господа и Бога, которую «Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20:28). Перевел же он вернее, чем когда бы то ни было, с Премудростью Божиею, (бывшею) в нем, и Новый Завет с греческого на сирийский ради изменений, найденных в нем. А многочисленные серебряные сосуды, которые клирики вычеканили по усердию для богослужения для десяти трапез, он тотчас приказал продать, и цену их по справедливости распределил на помощь нуждающимся, и благостно умолял их, чтобы они пользовались глиняными сосудами. Потом опять убеждал церковь, чтобы богослужебные золотые и серебряные сосуды продать и цену их дать бедным, говоря, что для знающих ясно, что нет ничего особенно достойного чести от Бога в сосудах богослужебных, приготовленных из золота и серебра, но (411) в чистых сердцах почил Дух Божий и уничижением их уничижается Его повеление. Но просьбою многих он был остановлен в исполнении этого, ибо эти (сосуды) были приношениями почивших прежних отцов, которые принесли их Богу за спасение душ своих.

И членов своего клира он увещевал, как отец своих сынов, и, как голова свои члены, он их убеждал и уговаривал с любовию, и говорил; «Вы знаете, братие, что так как мы стоим вверху на почетной высоте священства и на нас взирает и нами руководится весь народ, который стоит внизу под нами, поэтому не будем ни одному человеку камнем претыкания и не положим пятна на наше служение, и да будет совершена нами служба Господу нашему, и не сделаем ничего такого, за что мы были бы унижены или в сердцах наших, или людьми, особенно же Богом, но во всем да покажем мы себя, что мы служители Бога во всем, что подобает Богу, как сказал апостол: «И будем украшены всякою красотою, подобающею истинной праведности». И образ действий дадим мы в своих лицах – свидетелях для видящих о том, что твердо наше обещание. Поэтому я прошу вас с миром и кротостью Христовою, чтобы прежде всего вы были свободны от связи с женщинами, и пусть никто из вас вовеки не принуждается к тому, чтобы дочь брата или дочь сестры жила с ним, а если можно и не тяжело вам, то и мать и сестра (не жили с вами), как соответствует это вашей чистоте. Но особенно прислуживанием (412) мирских рабынь не позорьте вашей чести, но да будет почитаема свобода ваша братьями – соучастниками вашими в таинствах, как подобает святым, но служите друг другу, когда один из вас будет жить со своим товарищем, как подобает любви христианской. Совершенно же воздерживайтесь от мяса, и от птиц, и от омовения в бане, за исключением необходимости в случае болезни или досаждения от боли. Да не будет у вас заботы и в отношении к обыкновенным яствам для усиления питания тела, чтобы покой его не потряс вас срамотою страстей. Сребролюбие же и любовь к приобретению – это чуждое нашему образу (жизни) – пусть совершенно не именуются среди вас. И мягкие одежды, и одеяния разноцветные да не унижают чести вашего целомудрия. Но вместо этого пребывайте постоянно в посте, в молитве и в делах святых. И никто из вас пусть не предается обязанностям мирским или суду над людьми своего рода, но занимайтесь чтением священных книг. И не любите пустого безделия, и не блуждайте по улицам города праздно, и не будьте осуждаемы за пустые бесполезные разговоры подобно тем пустым (людям). Но будьте усердны в служении Церкви Божией и днем, и ночью, и во всякое время и во всех ваших поступках покажите внимательность к добрым делам, чтобы каждый человек из вашего вида убедился, что верно в ваших душах обещание Богу». И как бы намереваясь ободрять их своим словом, он свидетельствовал им, говоря, что если будете повиноваться и послушаете меня, то не только тук земли будете есть,(413) но наследуете и блага небесные; если же не покоритесь и будете враждовать, то и здесь от нас будете унижаемы пред глазами всякого человека и осуждению в геенну подвергнетесь, и пред Ангелами, и пред всеми мирами.

И так как они не повиновались добровольно его любви, то он силою подчинил их страху пред собою. Ибо он справедливо смирял гордых между ними, чтобы они покаялись, а кротким между ними он явно оказывал почтение, чтобы они утешались. А тех, которые позорно вели себя и надмевались своими товарищами ради своего богатства, он унизил и укротил, чтобы они трудились, которые свою жизнь проводили в подвигах добровольно или по причине бедности, но со всяким приличием и смиренно, он возвысил, возлюбил и вверил им начальствование в Церкви. И усердно он заботился о тех, которые его рукою были избраны на степени священства из тех, что были совершенны во многих добродетелях, ибо многое время трудился умом своим, чтобы при помощи рассмотрения найти верные сведения, которые удостоверяли его в людях, допущенных им к священству Христову. Ибо он был столь тверд силою своего ума, что свою десницу скорее отдал бы без сожаления на отсечение, чем глумливо простереть ее над головою того человека, о котором он не получил истинного свидетельства, ибо он делом исполнял слово апостола и совершенно не следовал тому, чтобы скоро возложить руку на человека, чтобы не участвовать в «чужих грехах» (1Тим. 5:22). Но тот, кто был свободен от болезней души и тела, допускался чрез руковозложение (414) к Святому Таинству Священства. И громким голосом он объявлял пред всею Церковью имена всех тех, которые хотели вступить в клир всем слышащим, чтобы они показали, если знают в тех что-либо противное Богу. Вместе с тем и тайно он разведывал о них, о всех делах. И от них самих требовал (настойчиво открыть) о себе, в чем, быть может, они несовершенны. Ибо поистинне он взял на себя все заботы во всех отношениях, чтобы через его руку были приносимы Богу люди без порока, как жертва избранная и как приятное приношение Авеля, первого священника. А ревность его была такова, чтобы, сколько возможно для человеческой природы, священники делались подобными Ангелам небесным в своей службе.

Постоянные же его увещания относительно мужчин, давших обет целомудрия, кто может пересказать? Ибо в течение всех тех лет его жизни, в которые он пробыл во священстве, именно 24-х лет, он не прекращал этого увещания. И нам недостаточно, если мы изобразим и передадим о его великой ревности в деле увещания со дня на день, ибо он и приводил свидетельства, и угрожал им, чтобы удалялись совершенно от беседы с женщинами, повелевал и объяснял им, чтобы они не ели мяса или будучи здоровыми, не мылись (в бане), советовал им и убеждал их не обременяться делами мирскими, постановлял им и добрым словом убеждал их, чтобы не давали в долг денег на проценты или под залог,(415) чтобы они любили друг друга, и советовал им, чтобы каждый из них жил, если можно, со своим товарищем, увещевал их и упрашивал, чтобы были усердными в посте и постоянными в молитве, и побуждал их к тому, чтобы они сами во всем словами и делами показали, что они ученики Христа, заповедуя им словом своим, чтобы ни одеждою своею, ни обувью, ни стрижкою волос они не показались неприличными. И во всяком положении женщин он опять всегда увещевая их, чтобы их лица как невест Христовых никогда не открывались пред глазами людей из-под покрывала целомудрия на улицах, и чтобы вовсе никаким образом они не показывали и признаков роскоши, и ни одна из них не отправлялась иначе как вместе с многими женщинами в народ или куда нужно. И он желал, чтобы все дочери каждой диакониссы жили с нею осторожно, свято и целомудренно. Возможно было, конечно, и соглашение между многими (диакониссами), чтобы оно было охраняющим для всех их. Он же всяким способом побуждал себя вырывать людей у греха и делал их причастниками праведности.

Ибо каков бывает решительный пастырь, который заботливо пасет свое стадо, такова была и ревность этого духовного пастыря в отношении к тому словесному стаду, которое было передано ему от Бога. Ведь он боялся, что хотя немного успокоится от забот о них, (416) и тогда, при его заботливости только о себе, погибнет и пропадет хоть одна душа из его народа. И со многим вниманием он стоял на страже во всякое время, и молился за нее (душу), и тревожился в мысли своей, как бы не было в ней чего-либо злого, тайно или явно, ибо он с любовью положил себе, чтобы его стадо по возможности творило добро, а он сам пред ним был бы добровольно уничиженным. В великом труде ради него (своего стада) и в молитве к Богу трудился он во всякое время, пася его духовными наставлениями на злачном луге Священных Писаний (Пс. 22); и как бы из приятной долины – учения Божественного – он со всяким усердием поил его живыми словами, предостерегая угрозами сильных, исцеляя утешениями немощных и поддерживая слабых отрадными словами, чтобы когда-нибудь кто-либо в его пастве чрез пренебрежение его чем-нибудь не впал в заблуждение. Ибо душа его была уверена в благой надежде, которая была сохранена ему и воздаяние за его труды по свидетельству Бога, которое Он оказал тому у кого были таланты «Хорошо, добрый и верный раб! В малом ты был верен и над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25:21).

Много (можно бы) говорить о полезных наставлениях его к священникам сел, насельникам монастырей и давшим обеты. Но по силе нашей мы обозначим кое-что из этого и для них. Ибо его слово постоянно было по благодати Божией как бы «приправленно солью» (Кол. 4:6) (417) и могло подать благодать тем, которые принимали его с верою. Ибо для его слушателей слово его было удостоверено самим видом дел его, а поступки, и дела его, и слова его приносили пользу каждому человеку при посредстве его зрения и слуха и принимались каждым человеком как истинные свидетели. Но его слово было страшно своим обличением, почтенно своим устрашением и любезно увещанием и по своему влиянию было благотворно для слушателей, «ибо от избытка сердца говорили его уста», и они побуждали каждого человека к чистоте в делах. Он старался не о том, чтобы запугать кого-либо словом, но только чтобы как-нибудь человек обратился к Богу, от своих злых дел к делам правды. Не было так, что по невежеству его словам его недоставало этого или другого, но он заботился только о том, чтобы они были полезны и благотворны для людей. Ведь он совсем не стремился к тому, чтобы при изъяснении (Писания) трудиться над украшением хитросплетенных слов: он говорил в церкви, как другие, более низкие, чем сами слушатели, (говорил) не для того, чтобы показать обилие своей мудрости и получить славу себе, но заботился он о том, чтобы острым словом своим обрезать сердца своих слушателей от зла и обратить их к добру, и стремился к тому, чтобы не унижалась ими слава Божия. И как громкий голос пророка Иеремии вооружался толкованиями, так (418), подобно трубе, и он восклицал во уши народа, чтобы удержать его от беззаконий и греха, которые рождает слабость.

Еще он угрожал и тем, которые страстно спешили смотреть на позорные открытые зрелища, какие бывали в театрах и цирках. Отвратительные же зрелища зубастых зверей, которые проливали кровь людей на арене, он совершенно упразднил своим властным повелением, праведно угрожал, говоря: «Совершенно да не будет в городе верных того, чтобы люди, которые с верою вкушают Тело Бога и пьют Его Кровь, видели плоть человека, как она преступно съедается лютыми животными на представлении». И он показывал им посредством слова раны от грехов, которые, по причине невнимательности людей, преданных удовольствиям, владычествовали над их душами. И как Тот, Который из любви к ним (людям), был поносим за них, так поистине страдал и он за тех, которые весьма зло поступали в своем непослушании, даже до потери своего спасения. В убеждении народа обратиться от злых дел его не было с его стороны небрежностью то, что он, увещевая, говорил только как бы для того, чтобы избавить душу свою, но (это было), чтобы исполнилось на нем то, что Богом изречено было через уста пророка: «Если изведешь честное из недостойного, то будешь как Мои уста» (Иер. 15:19). Так он трудился из всей силы своей.

Относительно же его речей к тем, которые, несмотря на обеты девства и святости, (419) были поражаемы язвами грехов, нам достаточно повторить только следующее: страдания от печали сердца его о них досаждали его душе. Или если кто из совершенных, укрепившихся в своем поведении, кто слушался его и заболевал каким-нибудь из худых дел, то не был ли он (Раббула) вместе с тем из-за него в страдании и не болел ли он ради того? Или о ком из соединившихся со Христом, когда о том доходил до него (Раббулы) слух, что он согрешил против своего обета или соблазнился в вере своей, не горел он скорбью, как огнем? Ибо всегда он был опытный целитель, мудрый в отношении ко всем различным их поступкам, от которых скорбями болели души. Бывало, когда милостивым наказанием, какое было необходимо для унижения отступления, он, как острым железом, обрезал порчу нарыва; бывало и то, что словесными угрозами, которые были достаточны для наказания преступления, он, как бы целебными кореньями, врачевал силу скорби, чтобы побудить того покаяться и помочь ему, бывало еще, когда мирными увещаниями посредством добрых слов, которые возвышают святость обличений учащего, как бы прохлаждающими лекарствами, он врачевал горечь страдания, чтобы подкрепить и дать назидание. Ибо его заботливость во всех отношениях была такова, что они каялись ради одного только исправления путем покаяния благодаря ревности его о научении души с целью ее обращения. Так во многом из этого он постоянно обнаруживал заботливость свою о своей пастве. (420) Ибо он поистине боялся праведного осуждения, которое определено в грозных обетованиях Бога о тех пастырях, которые при невнимании к своим паствам показывают усердие к самим себе. И как тот, кто действительно верил в Справедливый Суд, готовый быть впоследствии (у Бога) с пастырями, по слову Господа нашего, которое свидетельствует им, что кому дано много, много и потребуется с того (Лк. 12:48), так и он от (всего) сердца заботился изо всей силы, словом или делом, вовремя или не вовремя увещевать, учить, устрашать всякого человека во всякой заповеди, хотя природной силы его [Раббулы] недоставало для решительности его воли. Ибо сильнее была его добрая воля, чем сила его природы, и свидетельствовала (об этом совесть верных).

Итак, во всякое время он ясно подвизался в великом посте, хотя и его терпение было совершенным постом. Ибо он не только совсем не давал места послаблению в своей душе, чтобы пользоваться разными кушаниями, но и во время вкушения пищи он не обращал внимания на силу голода, чтобы не насытиться. Ибо до его желудка достигали хлеб в количестве трех унций вместе с неизысканною пустою похлебкою, тогда как он воздерживался и от масла и от вина. Ведь с того дня, как на нем было нареченно имя Христово, (421) ничем он не побуждался повиноваться тому, чтобы утолить свой голод. Он ведь постоянно терпеливо вел войну со всеми нашими похотями, и во всякое время он был высок и еще более возвышался победами над этими слабыми страданиями, укрощающими сильных, находясь в суровом подчинении нужде, которая выше их. Ибо для каждого человека пост имеет укрощающее значение, когда он чужд гордости, и он сам по себе приучался к умеренности в пище.

Ибо многочисленные приношения различных снедей, которые делались ему многими в той уверенности, что он воспользуется ими, он, соглашаясь принять их, отсылал их больным и слабым в странноприимнице и тем, которые подвизались в болезнях в отдаленном отшельническом монастыре. Вся же незначительная наличность (для) его жалкой трапезы состояла в следующем: в стеклянной тарелке и глиняной чашке с деревянною ложкою.

Тому же самому он научал, сообразно их силе, и живущих в его доме, чтобы они воплотили в себе подобие его добродетелей. И они по воле своей старались (об этом), ибо в постоянных бдениях с псалмами и молитвами они проводили большую часть ночей вместе с ним самим, тогда как все дни они трудились в делах, [помогая] обиженным, и в чтении пред ним. Они ежедневно постились с ним, для них достаточно было в качестве двух блюд употребление бобов и зелени. (422) Этому соответствовал и бледный (цвет), которым они вместе с ним украшали и свои лица, так чтобы он (цвет) видом своим свидетельствовал об образе их жизни. Ибо как люди (как у людей), которые питались от одного недостаточного (скудного) стола, лица их были окрашены в бледный (зеленоватый) цвет. Он старался суровые подвиги монашеской жизни усугубить и епископским служением, ибо дарование духа священства было в нем участником, помогавшим всем добрым делам его. Но удивительно было и то, что из людей, которые были с ним в обители в продолжение двадцати четырех лет, никто не мог за столь долгий период времени подчинить его тому ярму, чтобы легко входить к нему по сравнению с обычным порядком (приема) или говорить с ним попросту, но с каждым днем прибавлялся страх к их страху пред ним, и как (у) того, кто только что начал входить к нему, и их мысль в смущении трепетала пред ним. Они страшились его не как сурового и страшного, но стеснялись его как ученого и серьезного. Не было (так), чтобы только пред их глазами не находила места его свобода в чем-либо малом, но и по совести их совсем не было для его воли предлога к тому, чтобы они соприкасались с ним. Ибо он был таков, что в душе своей страдал оттого, что ненавидел, насколько же более пред лицом каждого человека он был и скромен, и серьезен, и страшен, и в то же время любезен.

(423) Те же самые насельники его обители со всем его клиром обязаны были у него словом Божиим (к тому), чтобы не принимать от кого-либо совершенно ничего лично в качестве взятки или подарка, равно как и всех священников, (бывших) под его властью, он побуждал наказанием запрещения, чтобы они не смели совершенно ничего приносить никому из его людей или из клира. «Если же под именем благословения приносят взятку, – [говорил епископ Раббула),– то нам, которые чествуемся ими, подобает отдать им (ее), если же тот подарок есть насмешка, то нам прилично почитать то, что есть власть. Если же этот дар – дар насилию, то нам нужно отдалиться от тех, хотя мы и получаем помощь от них. Итак, во всех отношениях мы те, которые обязаны давать, а не брать (Деян. 20:35)».

А кто из монахов подражал большей части его бедности? Ибо в мысли своей он был начальным, постоянною одеждою его была шерстяная рубашка и скромная накидка. Ибо во время церковной службы зимою он надевал одно покрывало с капюшоном, которое приобрел, и один плащ летом. Тощая же подстилка на его ложе состояла только из следующего: постельного покрывала, простыни и маленькой подушки, сделанной из нужного количества травы, под голову его.

О распределении же молитвы его пред Богом (известно, что) – для него не были достаточными определенные времена для богослужения. Поэтому он отделял иногда седмицу дней (424) на постоянную молитву и самого себя заключал в темницу монастыря от разговора народа, скрываясь oт лицезрения и жителей своей келлии, и отставал oт чтения, чтобы в удалении от голоса и шума людей, в спокойной тишине мыслей ум его вполне был собран у него, и помысел его возбуждался бы воспоминанием о Господе его, и разум согревался бы духом Бога его и чтобы молитва в его уединении была полезна ему, как приятная жертва его чистого прошения устремлялась бы к Господу в месте его тайного пребывания, когда он принял на руки своего ума память грехов мира, чтобы от Него получить очищение грехов их (живущих в мире) по неизреченной милости Его.

Но в этой тайной тишине в течение немногих дней его молитвы кто умел поведать об удивительных изменениях, которые обновлялись в его помысле от Духа Божия, кроме таких же совершенных, как он, которые научались скрытым тайнам молитвы. Может быть, им легко было понять от вкушения слов его таинственные знамения, которые в сердце его совершались благодатью Божией. И как поистине вкушающие любви Божией опять алчут её и пьющие её опять жаждут ее, тем более он добрым пожеланием любви к Богу побуждался к тому, чтобы на сорок дней в году оставлять город и необходимые дела, и пламенно устремляться, и удаляться, и поселяться в монастыре в пустыне Кынышрин, чтобы там умолять молитвою и (425) воздыхать с силою (о том), чтобы возвратились к нему прошения его. И всякий раз, как он стоял на молитве пред Богом во главе народа, пока он не поднимался с коленопреклонения, глаза его от плача с воздыханием совершенно не успокаивались. А обилие его слезоточения достаточно было и для того, чтобы преступные люди и чуждые любви страдали при виде того, как они (слезы) текли, чтобы спускаться из глаз его на грудь, когда он сидел на престоле во время богослужения. Ибо в страхе пред славою Его, как подобает естеству человеческому, и с дерзновением истинной любви по воле Бога он благоразумно священнодействовал пред Ним.

Итак, при таком небесном поведении этого ангела во плоти сообщались больным по силе его молитвы различные и многочисленные воспомоществования исцеления и вера его прогоняла от человека жестокие язвы, (происходившие) от злых духов. Слова же его своими действиями доказывали знающим, что, когда он справедливо гневался на человека или благоразумно подавал совет, Бог обращался (вместе) с ним. И в силу такого страха (пред ним) достаточно было только имени его молитвы, чтобы тяжба между человеком и его товарищем разрешалась миром. Сколько раз народ в возбуждении веры в него добровольно разрывал его одежды и передавали один другому их как святыни (милость), чтобы было передано благословение на многих из них при посредстве его одежд. Кроме того, многие из горожан и живших под его управлением, поскольку имя Раббулы было почтенно, (426) нарекали его с верою для благословения своим сыновьям и дочерям.

Паства его укрывалась под крыльями его имени и молитв, чтобы быть защищенной, и молилась о полном его здоровье, чтобы он прожил долгую жизнь. Он ведь был твердою стеною, так что его власть крепко охватывала всех. Ни в одном из дел он не подчинялся хитрости врага. И те, которые жили в пределах его крепости, благочинно управлялись в тишине и мире и в надежде на него. Ибо он властно запрещал человеку грабеж, насилие или месть без милости. Ибо кто смел бы обобрать убогого, или обидеть бедного, или притеснять ближнего и не проявилась бы на нем для научения его Правда Божия, благодаря ревности его (Раббулы)? Ибо богач, который злобно поступал с бедным, только при воспоминании о нем (Раббуле) устрашался и обличался. И муж, который обижал в счете того, кто был меньше его, из страха пред его именем стыдился и боялся. Ибо всякий человек в верной мысли своей спешил решить дело свое с ближним, чтобы не быть униженным от него на суде. Ибо алчные уста несправедливых людей были связываемы уздою правды его, чтобы они не дерзали открыто на беззаконие обиды над меньшими, и хищные грабительские руки человека скручивались узами его справедливости, чтобы напряжением сил их он не повредил слабым. Ибо кто (427) из знатных людей города или из тех, которые, чтобы злодействовать, получали убежище в почтенных домах людей имеющих власть, поднимал голову свою и надменно кричал, не тотчас бывал попираем пятою истины, чтобы раскаялся в том, что дерзнул? Или кого из этих судей, которые во дни его задумывали преступить его слово, не постигал скоро суд Божий наказанием, чтобы он пострадал за то, что преступил? Или кого между содержащими власть, которые превозносились над его смирением, не постигала быстро Правда Божия, чтобы он покаялся в грехе своем? Ибо все сироты и вдовы, бывшие под его властью, в надежде на него стремились (к нему), как в тихую пристань, чтобы в своем прибежище, которое у него, не быть напрасно поврежденными высокими волнами преступных грабителей. Ибо во дни его люди из служивших в войске не только побуждались к страху пред ним, вместо того чтобы обижать ремесленника или притеснять деревенских жителей, но и к тому, чтобы почитать тот образ Христа, в который он был облечен. Сколько не презрен он был на вид, но они покорялись ему силою его скромности.

Ибо так Бог водворял страх и любовь к Себе в каждом человеке, [что] многие из страха и стыда (пред Ним) очистились от множества грехов ради него (Раббулы). Ибо трудно было, (428) чтобы под его властью нашелся человек из мирян, который дерзнул бы беспечно нарушить порядок брака, то есть он (Раббула) не позволял, чтобы один взял двух сестер, имея сыновей от первой умершей жены, или он совсем не позволял, чтобы кто-нибудь взял в жены себе дочь брата или дочь сестры своей, в особенности же, чтобы человек оставил жену по какой-либо причине. Этого не могло быть совсем, когда он обращал внимание. Ибо он не допускал, чтобы делалось что-либо помимо воли Божией, что для слуха его было доказано. Но сколько раз было достаточно и страшно упоминание о Божественной ревности его, чтобы преступная сила готовившихся злодейств предварительно обличалась, чтобы они не были совершены. Ибо кто из бесчестных в его дни отважился бы поднимать бесстыдно свой взор, чтобы посмотреть на красивое лицо стыдливости? Потому что если бы такому было напомнено о святости этого преподобного, то поколебались бы земля под ним и небо над ним и, благодаря такому охлаждению, тело у него смирилось бы и успокоилось. Или какой из учеников Христа надел бы тонкие и расшитые одежды, чтобы в них с честью и гордо показаться на улицах города, и не стыдился бы сам в себе… видя почтенность его, именно с каким смиренным видом он стоял во главе народа? Или кто из корыстолюбивых, подчиненных злому господству (429) похоти чрева, вспомнил бы трапезу этого целомудренного мужа, которая совсем не утоляла его голода, и осмелился бы жадно есть и бесчинно пить? Ибо страх пред ним укреплял людей и чистота, которая была у него, охраняла их. Кто еще из сребролюбивых, которые губили жизнь свою в суете, правильно понял бы этого домоправителя Божия, ибо откуда в один год благодать рукою его разделила для бедных семь тысяч дариков, как не от обычая его сослуживцев и подписки всех горожан, и не осудил бы и не обвинил бы себя, и не возненавидел бы свой порок, и не устремился бы [к покаянию], и не принял бы участия в милостынных подаяниях в подражание этому праведнику, который подражал всем милосердным делам Бога? А в течение всех лет своей жизни он не согласился строить что-либо на земле, кроме только половины северной стены в храме церковной общины в городе, ибо он был вынужден [делать это] силою повреждения, которое было в ней, и она была устроена в течение немногих дней.

Мы живем, конечно, от бедных (говорю), как на праведном суде, и не было так, чтобы они получали уход от нас (говорю), как по Правде Божией. Ибо для вспомоществования сиротам, и вдовам, и нуждающимся эта церковь наследовала то, что приобретала от верных людей. И нам, руководителям, было дано право пользоваться от него попросту известным количеством на нужды нашего тела, как и остальной части бедных, только (430) по правильному обсуждению, а не по воле нашего тела, которое желает чего-либо, что причиняет вред нашему духу.

Много (можно) говорить о мудрости его ума и о ясности его понимания, как он постигал и дела каждого человека из его слов, потому что исполнялся Духом Божиим. И не могли быть обманы, которые скрыли бы лицо истины, чтобы ввести его в заблуждение лжецами, ибо от духа Премудрости Божией, которая была в нем, смущался ум тех, которые судились пред ним, так что они, когда их речь обуздывалась страхом, не желая, говорили истину устами своими. И от многих он требовал свидетеля для осуждения обвиняемого, но ему самому достаточно было войти в расследование того, кто виновен и кто прав, чтобы от него не произошло неправедного суда, но по правде. Ибо как он мыслью своею обходил (обследовал) мысли людей, так он и стоял при исследовании тайного, чтобы узнать истинное. Ибо в весьма большой мере даны были ему от Бога, как Соломону, премудрость, и понимание, и величие сердца, ибо не было предела мере его справедливости, насколько властно она гневалась на презрителей, усиливавшихся в своей гордости совершать беззакония против меньших, как не было и меры богатству его благости, насколько много она разливалась на бедных, на их тело и дух, чтобы они прославились терпением своим в горниле (431) бедности… Он был второй Моисей в своем веке и в свое время, который своею праведною ревностью унижал и ненавидел виновных, и кротость его разума уничижала и презирала гордых. Но не было (так), что в этом одном он уподоблялся Моисею, но он подражал ему во всем. А в упорных войнах со множеством религий он уподобился Иисусу Навину, особенно же ревности Иосии. Ибо и ему было сказано от Господа его: «Будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь» (Нав. 1:9). Ибо подобно тому, как нашли Иисус Навин и Иосия землю Ханаанскую, которая заросла всякими плевелами язычества, так и он нашел всю землю Ургэй[скую], которая была заполнена всякими плевелами греха, ибо в Ургэе особенно успевало злое учение Вардейсана, пока оно не было осуждено и побеждено им. Ибо этот проклятый Вардейсан предупредил и посредством хитрости и сладости своих гимнов удерживал при себе всех знатных людей города, чтобы за ними укрываться, как за крепкими стенами. Ведь безумец, заблуждаясь и вводя в заблуждение тех, которые были с ним, полагал, что при посредстве слабой силы людей, получивших его помощь, он мог твердо поставить свое заблуждение.

(432) А этот мудрый пахарь земли сердца успел не только в том, чтобы выполоть из земли неудобные плевелы и оставить растущую пшеницу, ибо это было легко, но он постарался при помощи своей премудрости и эти плевелы изменить в пшеницу ведь это самое и было необходимо. Итак, вместо страшного голоса труб Иисуса и бывших с ним, который они испустили у стен Иерихона, и они обрушились, и который сокрушил людей и скот их с заклятием предал Господу, этот военачальник славной силы Христа тихим и полным любви голосом мог силою своего Бога спокойно сокрушить дом их собрания, принять все их сокровище и ввести его в церковь, и даже взять и камни их (дома) для употребления. Но этих людей, о которых у него была вся забота, он умолял благостно, и покорил в тишине, и обратил к совершенной истине Церкви апостолов, когда они отрекались и проклинали свое заблуждение. И тогда он окрестил их во Христа и сделал их участниками своего богослужения, и, таким образом, он победил своим учением множество верований и покорил их Истине. И тысячи иудеев и десятки тысяч еретиков он окрестил во Христа за все годы своего священства.

Тем же оружием духа, в которое он одевался, он смог и ариан покорить истине о Вышней Троице. Ибо он разрушил дом их молитвы и их приблизил к себе, когда они воздали (все) вместе одинаковую славу Единому Естеству и (433) Трем Лицам, Отцу и Сыну и Святому Духу. Относительно же последователей Маркиона я могу хоть немного показать его ревность, какова она была. Так эту скверную язву рака заблуждения маркионитов этот великий врач, славнейший из всех по своей ревности, исцелил с помощью Божией посредством терпеливости в отношении к ним, ибо Бог вселил в них страх пред святым Раббулой, и они приняли истину верно, отрекшись от своего заблуждения. Также с Премудростью Божиею он приводил и безумных манихеев в серьезное понимание ясного знания. Поэтому они исповедали, как он желал, и уверовали в Истину, и крестились во Христа, и были присоединены к его народу. Относительно еще постыдного заблуждения и скверного предания варваров (известно), что, где он мог, поселял их в монастыри с великою милостью на все время их жизни, ибо многочисленно было безумие их, отвратительно их нечистое учение для чистых уст, чтобы высказать его чистым ушам.

Поэтому он и определял им, чтобы они более не находились под его властью. В отношении же к иудеям и саддукеям-еретикам, которые отделяли себя от смешения с Церковью, как отлученные от Истины, и произвели для самих себя ложное священство, наподобие истинного, заблудившись под влиянием бреда от своих видений и ослепнув в отношении Истины, сообразно с этим и действовал в отношении к ним этот истинный пастырь, заботливый о своей пастве: синагогу их он рассеял, (434) и церковь их, которую они украшали, сделал для них чужою, и их изгнал от нее, и поселил вместо них братьев из Арзан, и тех из них, которые покаялись, включил в свое стадо. Опять наподобие этого он показал заботливость и об еретиках-мессалианах: так он и их приблизил к себе и умолял [жить] во Христе, и они приняли [его слово] с радостью, отрекшись от своего заблуждения. Еще заботился этот истинный пастырь о том, чтобы уподобиться милостями Отцу Небесному по совершенной любви своей к Богу, и одинаково делами обнаруживал свою заботливость о добрых и злых. Поэтому он не отказывался и от грубого народа сынов Израилевых, но всегда из его дел было видно много ревности о них. Ибо он не только не отлучил их от участия в милостынях благодати, но и многие из них каждый год радостно повиновались, чтобы принять знамение спасения в Крещении Христовом под влиянием его постоянного увещания к ним.

А после того, как блаженный Раббула сокрушил щитом веры стрелы и луки ненавистников истины и победил врага правды оружием Бога, которое он держал, и после того, как он попранием при посредстве истины поразил в голову все произрастания заблуждений, и лекарством своего учения очистил скверные язвы хулений неверных (435), и сделал всю свою паству одним целым Телом совершенного Человека, и приблизил ее к себе, чтобы она немного успокоилась и отдохнула, сверх выгод, которые он взял в столкновениях своих с ложными учениями, он присовокупил и заботу особенно о себе и о последователях его веры, особенно о тех, в которых было совершенство, предостерегая, наставляя и побуждая их к тому, чтобы ими непременно были приобретены небесные выгоды от дел праведности, пока мы находимся в мире, чтобы нашелся для нас при добром конце тот истинный руководитель, при помощи которого мы достигнем с утехою Царствия Божия.

Когда он так наставлял и побуждал к этому и словом и делом, ревновал во многом и о тех, и о других, (возрос) один горький корень, о котором говорят истинные (люди), узнавшие его: «Огонь страсти поел ветви его юности, пока он не состарился, не пришел в ветхость и не истлел от смерти; и сгнило слабое тело его и сделалось сором в земле». Итак, от этого-то самого [корня] вышел дух клеветы и произошел один проклятый Несторий, злой ученик того Феодора. И (последний) дал в уста его убийственные плоды, ослепляющие тайною смертью. Так, он поспешил принять проклятое семя из учения того и от общения с ним. И оттого, что он унижал (в себе) страх перед людьми, он был задавлен землею своего сердца, злого и скрытного. Когда же под одним предлогом он присвоил себе высокий престол архиерейства в столице царства, этот безумец думал в гордости своей (436) при посредстве суровой силы своей власти и с помощью вельмож государства легко обратить всякого человека к своим хулениям. И оттоле он дерзнул говорить обидные слова на Вышнего и на Родившую Его наводил извращенное. Но я трепещу, хотя и памятны хулы того, кто осмеливался говорить, что «Блаженная Мария – не Богородица, а человекородица. Ибо если Мария родила Сына, и Елизавета родила Духа Святого». И не вострепетал упорный пред презрением своего сердца, хотя исходил из изречения апостола, который говорил: «Посла Бог Сына Своего единородного, раждаемаго от Жены, бываема под законом» (Гал. 4:4). Но он в своей гордости осмелился (говорить), что «для Сына в Иисусе было только жилище, как и для Святаго Духа в Иоанне». И еще: «раб, который был рожден от жены, претерпел по природе то, что случилось с ним, а Сын, Который обитал в нем, творил чудеса какие хотел». Но не будем повторять заблуждения того проклятого. Довольно того, что мы поведаем понимающим всю величину его преступления. Ибо он так издевался над своим спасением, что дерзал показывать в ясных выражениях своих речей двух различных сынов: одного по естеству и одного по благодати.

Итак, когда достигли слуха этого преподобного те хуления, которые произносил упрямец, сердце его изумилось и вострепетало, ибо он предварительно понял Премудростью Божиею, что была в нем, какой ненавистный вред быстро вошел в паству Христову через того вводителя (437) мерзости. И оттоле он присовокупил говорить о заблуждении его, показывая слова его, как и дело, на основании истинного свидетельства Божественных книг, что Святая Мария есть истинно Богородица. Ибо вот пророк Исаия взывает, что Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог (Ис. 7:14; Мф. 1:23). И вот Варух проповедует, что Бог наш явился на земле и обращался между людьми (Вар. 3:38). Вот и апостол Павел запечатлевает слова пророков и исповедует рождество Господа своего, Который родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим (Рим. 1:3–4). Вот и Иоанн изъясняет в благовествовании. «Слово стало плотию, и обитало с нами и мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца» (Ин. 1:14). Ибо он говорил: «В начале было Слово» (Ин. 1:1) и «Слово стало плотию», тогда как Его естество совсем не изменилось, но Тот Господь всех воспринял подобие раба, сделавшись совершенным Человеком, не потеряв того, что было Богом, но сохранив единство Своего Божества и человечества в двух естествах и в одном Лице вечного Сына, как Он был и сперва невоплотившимся, ибо так и пострадал по воле Своей Тот, Кому невозможно пострадать естеством. Посему Он умер телом и ожил духом и возвестил душам, которые содержались в аде, и тогда воскрес во славе Отца Своего и вознесся на Небо (1Пет. 3:18–19), (438) место, в котором Он был изначала и будет вовеки. Так эти духовные стрелы, которые блаженный отец натягивал и пускал из лука своей веры при помощи крепкой тетивы своего языка, хотя входили… в сердце народа без боли и назидали его, но они ударяли в сердце и того, кто был против него, чтобы он пострадал и покаялся.

Но в то же время приглашение его (Раббулы) [в Константинополь] было прекрасным предлогом к тому, чтобы и там он возвысился и ясно обличил древнее заблуждение нового иудея, пока последний при посредстве священства украшался презренными деньгами и пока еще он воодушевлялся горделивостью надменности и восседал на высоком престоле власти. Лицом к лицу пред всею Церковью, когда она собралась, громким голосом без стеснения он (Раббула) верно проповедовал слово истины, исправляя извращенность учения того лжеца на истинное исповедание своей веры. Но мы готовы по просьбе многих и на помощь всякому человеку написать после нашей речи о нем и ту речь, которую произнес блаженный в уши властителя в Великой Церкви Константинополя, чтобы ясно было видно каждому и поверилось, какое великое дерзновение приобретало его слово со властию от великого свидетельства его чистой совести. Ибо он не нерадел о том, чтобы обнаружить заблуждение того [еретика] и исповедать свою истину и христолюбивым и верным царям (439), и всем вельможам, держащим власть, которые с любовью и с многим почтением приняли его, как ангела Божия и как последнего из апостолов, и от пыла любви своей к нему дерзал любовно и с верою лобызать руки его, чтобы получить благословение от него и сделаться лучшими. Ибо такова была прекрасная слава его добродетели по Боге. Он и издали побуждал их к добрым делам так, что сколько раз они и многие из них… посылали ему для ухода за бедными многие тысячи золота. Насколько более наполняло их выгодами родственное усердие видеть его, и вожделенный разговор его с ними при посредстве увещания его побуждал их ко всяким добрым делам. И он принимал с радостью золото, которое посылалось ими издалека. И когда приносили ему лично цари и почтенные люди множество золота, и украшения, и одежды и просили его принять их пожертвования, он страшился говоря: «Когда совсем обнаружились дела, которые заставили меня взойти сюда, как бы не подумалось им, что я искал себе одежды, выпрошенной (у других), в которой я показался бы им и взял бы у них дар». В силу этого самого, что он не уничижался никем за что-либо и совсем не отдавал в залог своей свободы, он особенно почтенен был в их глазах и заслуживал доверия.

Такими делами, о которых мы предварительно сказали, он обличил Нестория, (440) и обнаружил его заблуждение, и свидетельствовал от себя пред народом, и показывал свою веру истинную, и умолял царей, и просвещал (их) своею истиною, и назидал вельмож, и утверждал их в своем учении, и щедро словами и делами помогал всем, которые видели его в городах, в которые восходил (идя в Константинополь) и нисходил (возвращаясь), пока достиг среди дел милости своего города. Но он оставался там, пока постоянно боролось с ним новое преступление того [еретика], пока оный добрый пастырь страдал за свое стадо, бодрствовал над ним верным суждением при помощи верных и святых епископов, южных и западных. Они под руководством Святого Духа отсекли и извергли его [Нестория] из священного чина, сохраняя (в памяти) Праведный Суд Божий, на котором он даст ответ с теми, которые предались ему.

Но так как нельзя, чтобы в длинной истории я показал борьбу отца нашего с этим заблуждением или еще краткими словами исследовал труд блаженного ради истинной веры Церкви, то достаточны те сорок шесть посланий, которые он написал иереям, и царям, и вельможам, и насельникам монастырей. Их, если поможет благодать, мы потрудимся, чтобы перевести с греческого на сирийский, чтобы они показали тем, которые встречаются с ними, какая ревность по Боге (441) жгла его и пламенела (в нем). Ибо он был последователем веры Павла в его надсаде и любви, ибо хотя он не молился, как апостол, чтобы быть отлученным от Христа ради братьев и сродников его по плоти (Рим. 9:3), но чтобы быть принесенным в жертву за Иисуса ради братьев и сродников своих по духу, к этому, если было можно, он много раз побуждался. Но время не давало возможности быть этому явно. В вольных страданиях своих и в свободных скорбях, которые он показывал в самом себе, в постоянных крестных страданиях во (все) дни жизни своей он вышел из этого мира.

Но не только в этом он уподоблялся Павлу, но и в великом даровании, которое [как бы] поручено было ему от предшествовавших ему апостолов, – заботиться о нищих. У него была забота это именно делать (Гал. 2:10). Как бы сам он с Павлом принял от самих апостолов это повеление заботиться о бедных, так заботливо он и соблюдал его. Ибо кто может рассказать о великой ревности его об уходе за нищими, которая была у него, особенно же о высшей любви к бедным святым, которую он приобрел. Ибо в некоторых уединенных обителях их монастырей, в которых жили преподобные мужи постоянно в затворе и после кончины которых и кости их делались благоуханием о Христе, по его слову устраивали ему уединенную келлию по его воле, чтобы всякий раз, когда он шел посетить их, получал бы помощь по своей вере от тех, которые почивали там в мире, и особенно, чтобы самому помогать их сынам (442) (духовным) своим увещанием, чтобы в ней жить спокойно и отдельно и пребывать в молитве, приятной Богу, и чтобы молитва его была угодна.

Когда, таким образом, было много милостынных приношений его и они во все времена скоплялись у каждого человека, то он сильно желал за всякого человека сознательно принести Христову жертву от своего лица. И по желанию своей воли в отношении к Богу и всякому человеку он тем, что принадлежало его Господу, кормил своих бедных ближних, пока жил в мире по воле Божией. Но он оставил им и после своей кончины благое наследие молитвы и поручил их матери всех, благодати Божией, чтобы при помощи ее ежедневно было удовлетворяемо количество их нужд. Ибо вследствие того, что огонь любви его жил и сохранялся в сердцах их, и вожделенная память любезного имени Раббулы питала их и возжигала огонь любви в сердцах их. Поэтому все нуждавшиеся приобретали в надлежащей полноте при посредстве этого самого доброго имени необходимые в своих скорбях. Ибо в тот час, как только слышали (об этом) любившие вожделенное имя Раббулы, в сердцах их возгоралась любовь к нему и вскипало милосердие их, и они давали милостыни, и радовался дающий, и получал помощь берущий, и прославлялся Бог, когда соблюдалось дело отца нашего Раббулы, и за это и для его господа (достигалось слава) вследствие того, что сказано верными, (именно) что блажен раб, ради которого будет прославляется имя его господина.

(443) А из любви своей к бедным, которую он приобретал сам, он произвел великие перемены в странноприимнице своего города, которая сперва существовала только по имени, а не на деле. Во славу Божию он открыл ее истинно и для похвалы своей устроил надлежащим образом. Ибо из имений своей церкви он отделил известные селения от произведений (имущества) которых пополнялось бы количество расходов, и открыта была дверь (возможность) многим давать в наследство свои имения и скот так, чтобы число доходов каждый год было тысяча динариев, из которых по распоряжению его слова был бы (обеспечен) покой больным и помощь здоровым. Ибо кто из тех, для кого совесть их была не ненавистна, не захотел бы перетерпеть (лишение) различных кушаний, чтобы они были для больных ради ревности (к) его заповеди? Ибо человек из призираемого состояния узнавал, что не могло быть, чтобы болезненные и покрытые ранами были брошены там, по причине заботливости и чистоты, которая была по слову его; ибо кровати их были прекрасны, благодаря мягким тюфякам, которые на них были наброшены, и совсем не были видны на них или при них грязные или презренные одежды. Ведь для успокоения их и для необходимого в их скорбях (утешения] были назначены служители верные и усердные…

(444) Так же он сделал и в странноприимнице женщин, которой (прежде) вовсе не было, но по его повелению она вскоре устроилась из камней четырех капищ, которые властно были разрушены в городе по его слову. Так он поставил над ней… диакониссу с женщинами, сестрами завета, чтобы они целомудренно и усердно исполняло служение их [странниц] успокоения.

Опять же, по любви Божией, которою он милостиво в отношении к своим соплеменникам горел и пламенел, он особенно великую заботливость показал о бедных, искушенных (бедствиями), которые жили вне города отдельно как ненавистные и презренные. Ибо он назначал для них истинных служителей, которые, живя в их стороне с терпеливыми братьями, были поставлены для прислуживания им. Все же необходимое для потребности их исходило от церкви постоянно, тогда как и сам он опять всегда успокаивал их души делом и словом: делом – ибо его дарование врачевало страдание от их болезней; и словом Божиим он укреплял их помысел, чтобы он не был угнетен болезнью. И сколько раз как бы для ободрения их он приветствовал святым лобзанием в гнойные уста тех людей, которых тела загнивали, и, чтобы они не отчаялись в учении Божием, (обращенном) к ним, он ободрял их, и, чтобы за самые скорби (445) свои они более благодарили Господа, он увещевал их, говоря: «Помните, братья, что написано: Лазарь за то, что терпел злое (бедствия), сподобился лежать на лоне Авраама в стране Царствия».

Когда же во всем этом и во многом, о чем мы предварительно сказали, и прочем, о чем мы не в состоянии повторить, прославлялось истинное священство этого, славного своим именем (мужа), когда злые и дерзкие трепетали пред его праведностью и слабые и немощные от дара его получали уход, когда он ухо свое благостно приклонял к угнетенным и в ревности своей был допросчиком обиженных, когда он усердно содействовал словом и делом угодным ему, когда он во всякое время давал руку смиренным для возвышения их, когда он в своем лице воплотил дело закона и надел на себя заповедь Господа своего, как одежду, когда на нем видны были виды милостей его Бога и он щедро проливал их в пределы своей области, когда все поколения Ургэя хвалились и гордились им и он хвалился и утверждался в Господе своем, когда он ясно видел заповеди Бога и на собственную праведность совсем не надеялся, – после всего этого случилось, [что,] по обычаю своему, заболел он телом своим в новолуние месяца таммуз (июль), по исполнении трех месяцев сверх двадцати четырех лет его жизни в епископстве.

(446) Но обратим внимание и просветимся и тем чудесным знамением, которое было совершено у этого мужа, все дни которого были с различными болезнями. В тот день, в который с ним случилась последняя болезнь, вдруг открылось ему и он сказал своим близким, что наступило для него время успокоения. Но он и делами показал, что наступила кончина жизни его, как то поистине было тайно возвещено ему Духом. От этого милостыню, которую он сделал обычаем разделять в каждый месяц кянун, он поспешил разделить скоро в месяце таммуз (июль). Послал он вдруг милостыни свои чрез своих служителей на север и восток то, что обычно давал. И отослал других, которые понесли его милостыню в обители на западе и на юге, пребывающие в надежде на благодать Божию, до бедных святых, которые живут в пустыне Иерусалима, как и блаженный Павел писал, что он собирал для них милостыню. И вышли другие в область всех городов, которые были под его рукою. И другие разделяли священникам и заветным общинам мужчин и женщин. И дал он плачущим и насельникам монастырей, которые [были] в его области. И разделил бедным, которые находятся в деревнях по всей (области) Ургэй, когда другие разделяли ещё и в городе его во всем нуждающимся монастырским и заветным общинам мужчин и женщин. И вдовым и искушенным разделил, как желал, и многое написал, и прибавил на них [им], и простил все долги, которые наследовал, и разорвал документы, по которым ссудил ремесленникам много золота (447) и всем клирикам одинаково дал благословение из руки своей.

После того, как он исполнил всю добрую волю свою, и совершил все прекрасное желание свое, и увидел, что он повоевал с миром и его препятствиями, и сокрушил лукавого и его соблазны, и уничижил плоть и ее возбуждения, тогда он уверенно возвысил свой голос на основании доброго свидетельства своих превосходных дел, хвалясь Господом, как говорил славный Павел, что подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил, и отныне соблюден для меня венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия (2Тим.4:7–8), и в руку Его я полагаю дух мой. Это сказал он [Раббула] молясь в страдании во время смерти своей, и осенил лицо свое крестом, и с любовью благословил тех, которые стояли перед ним, и с радостью предал душу свою Господу своему.

Когда же в 8-й день месяца августа в городе внезапно распространилось известие о его смерти, (тогда) и стены, наверное, задрожали и жилища тряслись от звука внезапного вопля жителей его. В скорби рыдания голос человека смешивался (связывался) с голосом его товарища и следовал [раздавался], не прекращая своего постоянства. Ибо все дома города были как бы одним домом плача, разделившись на 18 партий служительниц (плакальщиц) во дворе церкви. Партия плакальщиков от иудеев была вне, когда весь город оплакивал его на улицах порывистыми рыданиями, которые рождали горестные вздохи и скорбные слезы. Священники со всем народом Завета и миряне с иудеями возвещали самим себе горе, говоря: «На нас пришла совсем погибель: какой милости человеколюбца и Бога мы лишены! И после какого истинного пастыря и и руководителя к праведности мы сделались сиротами! И от какого распределителя благ и ревнителя о благочестии мы удалены, и какого описателя истин и заботливого о добродетелях мы лишены! Ибо кто исследовал бы для нас его дела, дела этого святого, которого… возбуждали страдания его единоплеменников». Ибо он был отцом сирот по любви своей к ним, и братом бедных по своей заботливости о них, и еще товарищем печальных по своему смиренному поведению, и любителем святых по своим отличным священнодействиям, и заботливым о спасении всякого человека, который находился (стоял) в его истине. Так говорили они это, оплакивая лица свои, и говорили это, когда рыдали души их.

На следующий день поспешили скрыть чистое тело его в деревянный ящик, что в его обители, чтобы его святое тело не было растерзано руками всего народа, который из любви к нему поспешил бы взять от него святую частицу по вере своей, и так проводили (449) с псалмами и гимнами, похваляя его открыто до пристани – могилы, что в усыпальнице, в которую и сошла утружденная ладья благословенной его старости, неся в себе великое бремя праведности, чтобы из него разделять помощь тем, которые с верою просят во имя Господа его, чтобы Он предал им чрез это истинное сокровище дар – из сокровища щедрот. Ибо вот больные там – исцеляются, и здоровые там – и получают помощь, опять там бесы – и прогоняются, и плачущие там – и утешаются. Опять бедные там – и получают помощь, и богатые – ещё обогащаются. Ибо и холодное тело есть источник приобретений от теплоты духа, которые покоился в нем. И заведовал он с дозволения своего Господа полнотою его имений, из которых легко раздавал блага всем, которые приходили к нему как нуждающиеся, когда же он собрал у себя самого вполне свое богатство, то и сохранил при себе вполне всю тяжесть своих богатств, пока воскреснет и обновится тело его, и соединится с ним душа его, и оно просияет, и от них (богатств) он просветится в славе, как совершенный в день славного явления Сына Божия, Спасителя всех, Который дарованием милостей Своих удостоит всех нас милостью Своею, чтобы в тихой обители славного Отца нашего стать нам одесную Его и чтобы Он сказал за нас Господу и не постыдился за нас: (450) «Вот Я и дети, которых дал Мне Бог» (Евр. 2:13). Поклоняемся Тебе и благодарим Отца Твоего, и славим Духа Святого Твоего и ныне и во веки веков. Аминь.