Летопись происходящих в расколе событий за 1891 год

Дополним прошлогоднюю «Летопись» известиями о некоторых достойных внимания обращениях из раскола в православие, и да послужит это сообщение благим началом «Летописи» наступающего, по благости Божией, нового лета.

Мы не имеем обычая вести хронику совершающихся по разным местам присоединения из раскола к православной церкви, даже тех, о которых встречаются печатные известия. Достаточно знать и утешаться, что при помощи довольно распространенных уже в народе противораскольнических сочинений и довольно многочисленных уже миссионеров, а наипаче действием благодати Божией, преизобилующей в церкви православной, эти отрадные явления, притом остающиеся большей частью неоглашенными, не преставая, продолжаются. Мы сообщаем обыкновенно известия о таких только обращениях из раскола в православиe, которые заслуживают особого внимания в том, или другом отношении и о которых имеем точные сведения или от самих присоединившихся, или от ближайших участников и свидетелей их присоединения. Таковы и сообщаемые теперь.

Приведем, во-первых, присланный нам от миссионера Олонецкой eпapxии о. В. Ржановского подробный рассказ о присоединении к церкви нескольких старообрядцев деревни Конды, Сеногубского прихода:

«Деревня Конда отстоит от приходской Сеногубской церкви в 12 верстах. Еще в недавнее время деревня эта была наполнена раскольниками: из 30 слишком домохозяев едва ли 10 считалось православных. В 60-х годах, заботами приснопамятного apxиепископа Аркадия, в видах пpотиводействия расколу, в Конде была построена церковь, и с тех пор, действительно, раскол начал здесь ослабевать. Но он крепко держался до последнего времени в доме крестьянина Козьмы Ломтева, которого и предки издавна были раскольниками. Ломтев – человек грамотный. Я познакомился с ним довольно близко еще в то время, когда состоял учителем в Сеногубской сельской школе: двое сыновей Ломтева учились у меня и сделались православными. И в то время, при случае, я заводил с ним речь о заблуждениях раскола. Когда потом я назначен был на должность миссионера, знакомство наше не только не прекратилось, но мы сблизились еще более. Почти в то самое время, как я сделан был миссионером, Ломтев выдал дочь свою за крестьянина деревни Леликова И. И. Коросова. Коросов, человек преданный православной церкви, много содействовал сближению со мною тестя своего и сам при всяком случае старался заводить с ним речь о заблуждениях раскола. Ломтев начал чаще и чаще ездить ко мне и, беседуя, мы просиживали иногда целые ночи. Будучи грамотным, он сам мог видеть и читать в старопечатных книгах те доказательства, которые я указывал ему в опровержение раскольнических мнений. Брал он книги у меня и к себе на дом: там читал их и проверял по ним свои цветники и тетрадки. В начале 1890 г. с ним произошла значительная перемена: искра сомнения в правоте раскола запала ему в душу, он начал грустить. Прощаясь со мной после бесед, он каждый раз говорил: «помолись за меня Богу, о. Василий, мне становится очень тяжело, – ведь 50 лет живу так!» Я успокаивал его, советовал внимательно и беспристрастно вникнуть в то, что он слышит от меня и сам читает в старых книгах, а особенно советовал просить у Бога вразумления и наставления на путь истины, имиже весть судьбами. Так шло время до субботы Baий. В этот день Ломтев пришел ко мне с книгою «Большой Катихизис», которую брал у меня на дом. Принимая книгу, я спросил у него: «прочел ли ты, Козьма Потапович, эту книгу?» Ломтев ответил, что прочел, и прибавил, что он брал эту книгу между прочим для того, чтобы почитать ее и своим домашним. – «Это, говорю, весьма хорошо ты сделал; из Катихизиса вы все могли ясно видеть, что для спасения необходимо принадлежать к церкви Христовой, и что вне церкви нет спасения; церковь же есть общество людей, право верующих, состоящее из пастырей и пасомых, имеющее семь богоустановленных таинств, необходимых для спасения; Глава церкви – сам Господь Иисус Христос, который сохраняет ее и сохранит навсегда, как свое тело, не одоленною и адовыми вратами, по своему неложному обещанию» (Mф.16:18). Сказав далее о необходимости причащения тела и крови Христовых, я привел из слова св. Кирилла Александрийского на неделю Мясопустную следующее место: «иже церкви Божия и причастия себе святых Христовых Таин удаляюще, врази Божии бывают и бесом друзи» (Больш. Собор, л. 118). На этот раз, прощаясь со мною, Ломтев с особенным ударением сказал мне: «пpиезжай, отец, ко мне на следующей Страстной седмице в Конду, пожалуй, в среду!» Я обещал.

«Наступила среда Страстной седмицы. После литургии я отправился в Конду. Ломтев ждал меня. Так как зимний путь совсем уже прекратился, да и наступали великие дни праздника, то все крестьяне кондинские были дома. Узнав, что я опять пpиехал беседовать с Ломтевым, они пришли послушать беседы; явились и раскольники. Со мною кондяне хорошо знакомы, как с земляком – сыном их приходского священника и бывшим учителем. Ученики же мои всегда встречают меня с радостью, – а их в Конде, за 12 лет моей учительской службы в Сеногубской школе, было не мало. Беседу я вел опять о необходимости причащения тела и крови Христовых для каждого верующего, приводя о том свидетельства преимущественно из старопечатных книг. Я заключил ее такими словами: «вот кончается святая четыредесятница, – завтра уже великий четверток; ты, Козьма Потапович, опять остаешься без причащения святых таин: на чем же ты основываешь надежду получить спасение? Ты должен знать, что пост есть время, назначенное именно для покаяния и приготовления к таинству причащения; иначе пост не будет иметь и значения. Вот что говорит одна старинная книга: «Посты бывают ради таинств. Якоже бо иже во олимпийских подвизех борением конец есть венец: сице и посту конец пречистое приобщение. Яко аще не исправим его ради дний сих, туне и всуе претружше себе, не венчани, и кроме мзды от подвига постнаго отъидем» (Маргар. слово 6-ое о серафимах л. 224). Тогда и православные, бывшие на беседе, стали говорить Ломтеву: «слышишь, что писано в книгах! полно же колебаться, иди в церковь!» Тут Ломтев со слезами проговорил: «Много я слышал в этот год из книг, много и сам прочел, много говорил мне о. Василий, много говорили зять и сват Коросовы. Теперь я вижу и верю, что без церкви и таинств спастись невозможно, а потому желаю присоединиться к святой православной церкви. Примите меня, о. Василий, и научите, что мне теперь делать. Так жить, как я жил до сих пор, более не могу!» Я сказал: «Прежде всего возблагодари Господа, хотящего всем спастися и в разум истины прийти. А затем мой совет тебе – эти остающиеся дни поста поговеть, потом исповедаться и в Великую субботу причаститься св. Христовых Таин. Это можешь исполнить или здесь, в Конде, или в приходской Сеногубской церкви. Ломтев пожелал исповедаться и причаститься в Сеногубском храме. Тут же вслед за Ломтевым жена его, дочь, племянница и еще трое соседей изъявили желание присоединиться к православной церкви, к великому утешению всех присутствовавших. Я стал собираться в обратный путь, чтобы успеть к повечерию. Вместе со мною стал собираться и Ломтев. Он зажег свечи и лампадки у образов в своей горнице и начал молиться Богу. Молились и мы все, чтобы Господь укрепил его с семейством и всех обратившихся в их добром намерении. Помолившись, Ломтев поклонился до земли перед всем собранием, прося простить его, если кого чем обидел; потом точно так же поклонился своим семейным, прося и у них прощения. Все присутствовавшие плакали от радости и умиления. Мне невольно вспомнилось при этом евангельское сказание об обращении Закхея мытаря и слова Господа Спасителя, сказанный тогда: ныне спасение дому сему быстъ. К повечерию мы прибыли в Сонную губу. Здесь Ломтев усердно ходил в храм Божий ко всем службам, радуясь, что Господь привел его в святую церковь, от которой он бегал целые 50 лет. По присоединении в Великую субботу исповедался после утрени, а за литургией причастился святых Таин. Bсе бывшие в храме, в эти дни (а было очень много) радовались обращению Ломтева и ободряли его, особенно же говевший в эти дни крестьянин Семен Серебренников, несколько лет тому назад обратившийся к православию после 16-летнего пребывания в расколе. После литургии Ломтев и Серебренников зашли ко мне. Я поздравил их и благословил каждого просфорою. Ломтев со слезами выражал свою радость, что Господь сподобил его причаститься пречистого тела и крови Его после столь долгого лишения сей великой святыни. Жена Ломтева, дочь его, племянница и трое соседей, изъявившие желание присоединиться к православию, в то же время приобщились святых таин в своей Кондинской церкви. Так обратил Господь к свету истины этих словесных овец, много лет блуждавших по ложным путям раскола».

Из Омутнинского завода (Вятск. губ.) сообщают нам о присоединении к церкви одного из значительнейших местных старообрядцев – Федора Прохоровича Веселухина с семейством, женою и дочерью, – сообщают ближайшие свидетели события: сын заводского единоверческого священника Д. С. Юшков, известный нам добрый юноша, сам, вместе с отцом, присоединившийся из раскола, и родственник Ф. П. Веселухина, недавно также присоединенный к церкви из раскола, И. О. Птицын¹. По свидетельству того и другого, Ф. П. Веселухин пользовался особенным почетом среди старообрядцев и вполне заслужил его, как человек безукоризненно-честный и деятельный, распоряжавшийся у них всеми церковными делами, так что местный, полуграмотный раскольнический поп И. Кузнецов занимался только тем, что отправлял положенные службы, – по его ходатайству разрешено было омутнинским старообрядцам иметь даже открытую моленную. Сомнения относительно старообрядчества возникли у него с тех пор, как его племянник И. О. Птицын начал заниматься рассмотрением касавшихся церкви и раскола вопросов, о которых, обыкновенно, сообщал ему. Присоединение племянника к православной церкви произвело сильное на него впечатление: теперь еще с большим усердием начал он заботиться о разрешении своих сомнений и недоумений относительно раскольнического священства и раскола вообще. В марте месяце 1890 г. он послал даже к Онисиму Швецову на решение свои вопросы об австрийском священстве, под которыми подписался также сын раскольнического попа Ф. И. Кузнецов. Швецов месяца через два прислал им письмо, с известием, что отвечать на их вопросы не будет, так как для этого потребовалось бы составить целое сочинение, целую книгу, на что у него не имеется свободного времени. Ф.И. Веселухин обратился с теми же вопросами к другому раскольническому начетчику, некоему священноиноку Иову, находящемуся на Кавказе: Иов прислал ему ответ, но такой, которым не разрешил его сомнений, и даже усилил их еще более. Так, наприм., на вопрос о неимении епископов в течение двух почти столетий он ответил: «епископов у нас гонители отняли, поэтому мы не виноваты, что не было у нас епископов», как будто гонители, какие бы то ни были, сильнее Христа Спасителя, давшего неложное обещание соблюсти церковь, в ее богоустановленном устройстве, неодолимою даже от адских сил. Наконец, он стал обращаться с своими вопросами публично, в моленной, к своему лже-попу Кузнецову, требуя от него ответа, как от пастыря, обязанного разрешать сомнения и недоумения о вере его духовных детей; Кузнецов, ничего не разумеющий, полуграмотный, отделывался или молчанием, или какими-нибудь бессмысленными ответами². Чтобы выручить своего попа, некоторые из старообрядцев пытались кое-как ответить за него, – на пр. говорили: «мы не знаем, были ли у нас в прежнее время епископы, или не были; а теперь у нас все есть, и больше разговаривать нечего!» Понятно, что все это способствовало только усилению в Ф. П. Веселухине сомнений относительно раскола и укрепляло его в готовности присоединиться к православной церкви. 7-го октября, в воскресный день, после службы, в моленной он передал лже-попу находившиеся у него, как у попечителя, ключи от моленной и публично объявил, что через неделю намерен присоединиться к православной церкви и что если старообрядцы желают удержать его от присоединения, то пусть в течение недели докажут ему от писания законность своего отделения от грекороссийской церкви и правильность своего нового священства. «А если», прибавил он, обращаясь к присутствовавшим в моленной, «вы не в состоянии этого сделать, то советую и вам последовать моему примеру, оставить душепагубный раскол». Разумеется, никто из старообрядцев не явился к Веселухину доказывать правоту раскола, и через неделю он, действительно, осуществил свое благое намерение. Присоединение его, с женою и дочерью, совершено было местным единоверческим священником Симеоном Юшковым в субботу, 13-го октября, за малой вечерней, при большом стечении народа, в том числе и многих раскольников, на которых обряд присоединения произвел сильное впечатление, – женщины даже плакали от умиления. После вечерни знакомые собрались к новоприсоединенному поздравить его с такою радостью, как вступление в истинную церковь Христову; пришли поздравить даже некоторые из старообрядцев, – сын лже-попа Ф. И. Кузнецов и начетчик Курбатов. Этот последний, не стесняясь, при всех поздравлял Федора Прохоровича «с принятием истинной веры» и говорил о себе, что также не останется в расколе. На другой день, в воскресенье, устроено было особое торжество. Новоприсоединившемуся желательно было перенести в единоверческую церковь из старообрядческой моленной принадлежавшие ему иконы Спасителя (нерукотворенный образ), св. Иоанна Богослова и святителя Николая. По окончании заутрени из единоверческой церкви вышел и направился к моленной крестный ход. Священник в облачении и Ф. П. Веселухин с несколькими другими лицами вошли в моленную, где в это самое время раскольнический поп возгласил: «слава показавшему нам свет!» Старообрядцы были предупреждены о том, что Ф. П. Веселухин явится за иконами, и иконы беспрекословно были ему выданы. Вынесенные из моленной иконы были присоединены к находившимся в крестном ходу, и ход направился обратно к единоверческой церкви с пением: «Владычице прими молитву раб своих», и проч., и встречен был колокольным звоном. Иконы поставлены на приготовленное для них место и немедленно затем начался звон к литургии. Это было торжество, невиданное в Омутнинском заводе. Нет сомнения, что присоединение к церкви Ф. П. Веселухина со всеми, сопровождавшими его, обстоятельствами не останется без доброго влияния на местных старообрядцев, между которыми есть уже расположенные к союзу с церковью.

Особого внимания заслуживает предстоящее присоединение к церкви одного из видных членов раскольнической иерархии о. Исихия, настоятеля состоящей в ведении Анастасия Измаильского, так-называемой обители святых Архангел. О. Исихий – лицо весьма известное московским старообрядцам и в лучшей половине их общества пользующееся большим уважением. за свою скромность, безукоризненную жизнь, разумность и даже некоторую образованность, которая, как известно, составляет великую редкость у раскольников. Не малое время он занимал должность письмоводителя при московском Духовном Совете Будучи искренним окружником, он, в качестве письмоводителя, старался действовать так, чтобы дела решались не во вред учению Окружного Послания и не в нарушение церковных канонов, что весьма не нравилось властвовавшим в Совете, и властвующим доселе, ревнителям соединения окружников с неокружниками, хотя бы и ценою Окружного Послания, руководящимся к тому же в решении дел своими личными расчетами, а не церковными канонами. На о. Исихия поэтому воздвигнуты были гонения, о которых неоднократно упоминалось и в нашей «Летописи»; наконец он был даже устранен от письмоводительской должности, которую передали лицу совершенно противоположного характера и противоположных качеств – умственных и нравственных, – Перетрухину, с которым достаточно знакомы наши читатели. Тогда о. Исихий отправился к Анастасию Измаильскому, который принял его с радостью и назначил потом в настоятели своего Архангельского монастыря. Между тем ближайшее наблюдение над «церковно-иерархическими» делами у раскольников австрийского согласия, даже участие в них, знакомство с лицами, стоящими во главе управления, с высшими и низшими членами Белокриницкой иepapxии, особенно же внимательное изучение появлявшихся одно за другим полемических сочинений против раскола и в частности против Австрийского священства, а также и раскольнических писаний в опровержений их и в защиту раскола с его иepapxией, составленных такими раскольническими «богословами» и «богодухновенными учителями», как Швецов, – писаний, лживость, лукавство и крайняя неосновательность которых очевидны для каждого беспристрастного, непредубежденного и разумного читателя из самих старообрядцев, – все это было причиною, что о. Иcихий давно уже с большим сомнением начал смотреть на раскол и ныне существующую в расколе иepapxию, и, напротив, постепенно приходил к убеждению в правоте и истинности грекороссийской церкви. Невольные проявления таких отношений его к расколу и церкви не укрылись также от фанатических заправителей раскольнических дел, царивших в Духовном Совете, и в свою очередь способствовали возбуждению против него гонений. Удалившись к Анастасию, в уединении, он еще с большим усердием занялся рассмотрением занимавших его вопросов о церкви и расколе, вступал даже в откровенные беседы об этих вопросах с самим Анастасием, который также хорошо понимает лживость раскола и неправильность Австрийской иepapxии, хотя по житейским расчетам доселе еще не оставляет их. Решив, наконец, все свои сомнения, убедившись совершенно в неизменном православии грекороссийской церкви и в том, что раскольники незаконно отделились от нее, а поповцы управляются безблагодатным, ложным священством, о. Исиxий принял намерение разорвать навсегда свои связи с расколом и поступить на жительство в Никольский единоверческий монастырь, к о. архимандриту Павлу, который своими сочинениями особенно много способствовал ему уразуметь неправду раскола и истину православия. Но так как для поступления в православный монастырь для лиц податного состояния требуется увольнение от обществ, к которым они принадлежат (только раскольнические иноки имеют привилегию не стесняться такими требованиями), то о. Исихию нужно было для этого отправиться предварительно на родину в Пермскую губернию, – и Анастасий беспрепятственно отпустил его. С родины, из Саткинского завода, 28-го ноября 1890 года, он послал Анастасию следующее письмо, которое мы приводим с буквальной точностью, не изменяя ни единого знака препинания:

«Сим имею честь уведомить ваше преосвященство что на свою родину я приехал благополучно 1-го сего ноября. Дело, по которому меня требовали домой, разрешилось в мою пользу. Однако, не смотря на такой счастливый исход дела, в монастырь святых Архангел я не возвращусь, потому что поступаю в Никольский единоверческий монастырь, находящейся в Москве под управлением архимандрита Павла. В виду такового решения, прошу вас и заявляю вам иметь меня отречена от обязанности настоятеля Архангельского монастыря.

«Причин, заставивших меня оставить вас и вместе с вами общество старообрядцев Белокриницкой иepapxии, и поступить в общество с православной церковью, имеется мною, о которых считаю излишним теперь говорить, только лишь укажу на одну как наиболее важную по отношению ко мне.

«Вам известно, что я давно уже страдаю различными телесными недугами, а потому, страшась, как бы не умереть имея в душе сомнение о законности Белокриницкой иepapxии, я наконец с Божией помощью решил успокоить свою совесть тем, что присоединяюсь к православной грекороссийской церкви, от которой мы по своему ожесточенному предубеждению, незаконно и без всякого основания отделились. Впрочем, зная мои убеждения относительно православной церкви, вы конечно не будете удивлены моим решением оставить общество старообрядцев Австрийской иepapxии. Более писать пока нечего, а потому в заключение всего сказанного свидетельствую вам глубокую благодарность за вашу многую любовь и расположение ко мне. Ради Бога простите меня грешного во всем, в чем я, как человек, согрешил пред вами, да и вас Господь помилует в день он»...

Так простился о. Исихий с единственным из раскольнических епископов, который отнесся к нему с искренним расположением и не только не преследовал его за его правильные понятия о церкви и расколе, но, очевидно, и разделял его понятия. Пора бы и вам, о. Анастасий, оставить ваши виноградники и последовать примеру ваших друзей, чтобы соделаться рождием истинной лозы – небесного Виноградаря – Христа!

Прежде своего прибытия в Никольский монастырь, о. Исиxий прислал туда свою библиотеку в нескольких больших коробах. Это обилие собранных им книг богословского и церковно-исторического содержания может служить достаточным свидетельством его любознательности и объяснением приобретенного им образования. В декабре он и сам явился в монастырь. 21 числа, в день годичного праздника в Братстве св. Петра митрополита, на общем братском собрании, он представлен был преосвященному Виссариону, от которого с умилением принял архипастырское благословение, и радостно, с любовью, приветствован всем Братством, как добрый и желанный собрат. Московское старообрядческое общество весьма занято присоединением о. Исихия к православной церкви, и те из старообрядцев, которые близко его знали, особенно искренние окружники, очень жалеют, что лишились его. Для церкви же его обращение из раскола, питаем надежду, составит немалое приобретение. Да поможет ему Бог осуществить эту возлагаемую на него надежду! Отселе все свои, молодые еще, силы да посвятить он на служение православной церкви, с матерней любовью, простирающей к нему свои объятия!

О положении арестованного раскольнического лжеучителя и распространителя разных ересей Онисима Швецова мы получили из Стародубья от нескольких лиц новые сведения.

Читателям вашим известно уже, что в стародубские слободы, в Сураж и в Чернигов, ездил выручать Швецова из заключения родственник, друг и наперсник его, известный своими дерзкими ругательствами на православную церковь, раскольнический поп Димитрий Смирнов, снабженный от московских почитателей Швецова большою суммою денег. В Сураж он явился под именем мещанина посада Еленки и прожил там более десяти дней. Во все это время ему предоставлен был свободный доступ в острог к заключенному Швецову, у которого он и проводил каждое утро в беседах и совещаниях. Каждое утро также он доставлял в острог по 200 пятикопеечных булок для раздачи арестантам, дабы они благословляли свою участь, что сподобились разделять заключение с таким знаменитым узником, как великий раскольнический ересеучитель Швецов. Остальное время Смирнов проводил или на квартире, или же бродя около здания присутственных мест, чтобы повидаться с некоторыми, нужными для его дела чинами. Помощником Смирнова и в Сураже и в Чернигове был богатый купец-раскольник посада Еленки Гусев, а в хлопотах о взятии Швецова напоруки приняли участие клинцовские фабриканты-раскольники, именно предлагавшие от себя поручительство за арестованного. Вообще, в средствах для того, чтобы добиться разрешения взять Швецова напоруки недостатка не было. Слышно, что предлагали в поручительство за сохранность такого драгоценного узника 10,000 руб. Но Смирнову с компанией дано было знать, что это сумма слишком большая для формального залога, а лучше употребить ее на негласные расходы для получения разрешения внести этот формальный залог в размерах гораздо меньших. И действительно, последовало разрешение отпустить Швецова напоруки, со взятием за него лишь 1,500 рублей. Смирнов, с помощью московских рублей, устроил не только освобождение Швецова из тюремного замка, а обделал дельцо и поважнее. Хорошо понимая, что участь Швецова зависит всего более от тех вещественных доказательств его преступной деятельности в качестве раскольнического пропагандиста, которые захвачены были при его аресте, сей г-н Смирнов, как истый стряпчий от раскола, конечно, по соглашению с самим Швецовым во время утренних с ним свиданий, решился выкрасть важнейший из этих вещественных доказательств, которые находились при деле в Черниговской Духовной Koнсистории. Должно быть г-н Швецов и г-н Смирнов припомнили, как их первоучитель, пресловутый инок Павел, основатель Австрийской иepapxии, почитаемый ими чуть не за святого, бессовестнейшим образом выкрал из архива Черновицкого Крайзамта документы о закрытии Белокриннцкого монастыря, подкупив архивных чиновников, и вздумали последовать столь великому примеру, основательно рассчитывая, что если в Черновцах можно было подкупить крайзамтского чиновника, то в Чернигове еще легче подкупить какого-нибудь консисторского служителя. И мастер сих дел, раскольнический поп Смирнов, действительно, отыскал такого податливого человека в Консистории, предложил ему приличную сумму, за которую тот и вручил ему нужные документы из дела о Швецове. Украдены важнейшие книги и бумаги, служившие несомненной уликой против Швецова, как раскольнического ересеучителя и пропагандиста; а что всего важнее и прискорбнее – выкрадена и официально засвидетельствованная опись найденных при Швецове книг и документов. Об этой возмутительной проделке раскольнического ходатая-попа нам сообщают несколько лиц, достойных полного доверия. Да и вообще это не секрет в Чернигове и стародубских слободах, – раскольники стародубские даже говорят теперь открыто, что отец Арсений, т.е. Онисим Швецов, пострадал совсем невинно, что ничего подозрительного при нем не найдено³… Надобно полагать, что Смирнова за этот подвиг ради «древлеправославия», раскольники будут прославлять наравне с Павлом Белокриницким, а раскольнические власти, для поощрения к дальнейшим подвигам в этом роде, даже произведут в протопопы; но честные люди смотрят несколько иначе на совершителей подобных «подвигов»... Да, все эти Швецовы, Смирновы, Бриллиантовы и прочие передовые представители современного старообрядчества, плохо подтверждают распространяемое некоторыми мнение, что якобы наши старообрядцы вернейшее, верноподданейшие, честнейшие граждане российского государства...

Итак, г. Швецов вышел из тюремного заключения, и притом с уверенностью, что никаких важных улик против него не может быть представлено на суде: верный и достойный друг сослужил ему хорошую службу! Передадим, кстати, о свидании, какое имел Швецов, перед самым выходом из острога, с одним посетившим его здесь православным священником. Очевидно, зная уже о счастливой перемене в своем положении, он говорил весьма самоуверенно и с крайним пренебрежением отзывался особенно о православных миссионерах. Вот что именно пишут нам: «В присутствии начальственных лиц он жаловался, что якобы миссионеры ложно описывают свои беседы с ним и совсем не упоминают многих (?) сильных его возражений, или искажают их до неузнаваемости. Когда я не вступал еще в беседы с миссионерами господствующей церкви, говорил Швецов, то было у меня некоторое сомнение в старообрядчестве; а когда побеседовал с миссионерами на публичных беседах, и особенно с учеными профессорами в частных беседах (он назвал Каптерева и Ивановского), то сомнения в старообрядчестве у меня окончательно прекратились, и я по убеждению пребываю в старообрядчестве». Г-н Швецов, по обычаю, рисовался «в присутствии начальственных лиц», не имеющих понятия о расколе, чтобы сообщить потом своим московским друзьям, как он именно при властях обличал православных миссионеров, о чем эти московские друзья, в свою очередь, будут с торжеством рассказывать. Эти хитрые приемы г-на Швецова и его недалеких почитателей-братчиков нам давно знакомы. А что неправду говорит он, будто миссионеры, описывая свои публичные беседы с ним (о частных беседах его с профессорами мы не знаем), не передают «многих сильных возражений его», или искажают их, это видно из того, что все его «возражения», приводимые в защиту Австрийской иepapxии, изложены в собственных его сочинениях, я никаких утаек или искажений против этого его собственного изложения в описанных миссионерских беседах с ним он и сам не укажет.

Но куда же, однако, отправился освобожденный Онисим Швецов? Так как его взяли напоруки клинцовские купцы-раскольники, то, казалось бы, ему и следовало отправиться в Клинцы; а между тем он оказался пребывающим в Полосе (раскольнический скит, где жил в последнее время и умер Ксенос, автор «Окружного Послания»), у жительствующего здесь раскольнического епископа Сильвестра. Сильвестр принял его с особенным почетом, – дал ему самое просторное в скиту помещение и объявил вторым по себе лицом среди монастырского братства. О водворении Швецова в Полосе, разумеется, скоро узнали в стародубских слободах, и все сколько-нибудь значительные Слободане раскольники, особенно главари и руководителя стародубского раскола, считали долгом посетить «отца Арсения». Тихая Полоса наполнилась посетителями. Швецов ораторствовал, излагал пред стародубскими раскольниками свои учения, и посетители удалялись преисполненные удивлением к мудрости, учености и ораторским талантом Швецова. В свободное от бесед с посетителями время Швецов занимался писательством, плодом которого явится, вероятно, новое еретическое сочинение этого лжеучителя. Вообще, его пребывание в Полосе, куда имели к нему свободный доступ раскольники и где он удобно мог заняться пропагандой австрийского раскола, не могло остаться и не осталось, конечно, без вредных последствий для церкви. Даже те из стародубских раскольников, которые питали сомнение относительно австрийской иepapxии и склонны были к вступлению в Единоверие, побывав в Полосе у Швецова, утверждались в преданности расколу. Иные из них прямо говорили едивоверческим священникам: «нет, батюшка, не зовите нас в свое Единоверие! – отец Apceний раскрыл вам, что оно такое. Вот если бы вы поговорили с ним! Что за ум! что за красноречие! Это второй Златоуст!» Так у легкомысленных раскольников и явный, обличенный еретик признается Златоустом, если только проповедует раскол и восстает против церкви!

Однако, это ли необычное стечение в Полосу раскольников из стародубских слобод для посещения отданного напоруки арестанта, или наглые проделки Смирнова, о которых распространились слухи, или что другое было причиною, только судебные власти нашли, что освобождение Швецова напоруки было допущено неосторожно. В половине декабря в слободу Свяцкую, где был арестован Швецов, снова приезжал судебный следователь и произвел следствие, после которого вскоре же Швецов взят был из Полосы и под личным присмотром помощника исправника препровожден обратно в Суражский острог, где и пребывает в настоящее время. Таким образом пребывание его на свободе у Сильвестра, к счастью, продолжалось недолго; иначе его последствия для стародубского раскола, начинающего колебаться, были бы крайне печальны. Будем надеяться, что на сей раз подсудимого будут держать, как следует держать подсудимого, и что учиненная по подкупу Смирнова кража «вещественных доказательств» послужит не к облегчению, а к отягчению приговора над ним, что и сам главный участник и подстрекатель этого преступления, лжепоп Смирнов, разъезжающей под чужими именами, не избегнет наказания по закону.

Нас удивляет несколько поведение Сильвестра в деле Швецова. Правда, Сильвестр – единственный из раскольнических архиереев, состоящий в дружеских связях с московскими «братчиками», раболепствующими пред Швецовым, которого они богохульно называют даже «богодухновенным» писателем. Но мы полагали, что Сильвестр все же поумнее «братчиков», разных Антонов Егоровых и Бриллиантовых, а, главное, – чтить искренно достопочтенного Ксеноса, будучи его учеником и питомцем. Как же не понимает он, что целая бездна разделяет Ксеноса и Швецова? Ксенос, вместе с о. Пафнутием, явился первым горячим противником еретических мнений о подлетном рождении Сына Божия от Отца, изложенных в Уставе Павла Белокриницкого, и настоятельно требовал от раскольнических духовных властей определения против этих лжеучений, которого и добился; а Швецов не только возобновил еретические учения Павла, но и развил их еще дальше, в явное унижение Сына Божия, и в таком виде распространяет их через свои сочинения и проповедь. Как же Сильвестр, почитатель и преданный ученик Ксеноса, мог принять в свой монастырь Швецова, от которого Ксенос отвернулся бы с ужасом и негодованием, яко от лютого еретика, – как мог не только принять, но и окружать почетом, предоставить ему лучшее помещение, чтобы он с полным удобством составлял свои зловредные, наполненные хитросплетений сочинения на том самом месте, где злополучный Ксенос писал свои действительно примечательные, истинно красноречивые и не враждебные церкви произведения? Вы, достопочтенный о. Сильвестр, нанесли оскорбление памяти многострадального (по милости фанатиков раскола) Ксеноса, дозволив жить и проповедовать свои лжеучения на месте его подвигов и вечного упокоения еретику Швецову и нарушив тем загробный покой достопамятного обличителя этих лжеучений. Не трудно впрочем объяснить поведение Сильвестра: он, как и все раскольнические apxиepeи, не очень дорожит религиозными убеждениями, а заботится наипаче о своих личных, житейских интересах, о популярности среди раскольников и о показании своего значения в качестве раскольнического епископа даже пред «внешними», особенно пред гражданскими властями. А что может быть выгоднее и популярнее в настоящее время, как принять и окружить почетом узника Швецова, которым так заняты многие и влиятельные старообрядцы? – для этого можно забыть и Ксеноса, уважением к которому так любит хвалиться Сильвестр! А что не мог он стесняться в этом случае ответственностью пред судебными и иными властями, что он старается даже напоминать им о своем существовании, в доказательство этого мы приведем здесь один случай из прошлого. Это было в том же памятном 1881 году, когда московские австрийцы, пользуясь обстоятельствами и благосклонностью к ним московских властителей, успели ввести своих попов на Рогожское Кладбище, где они пребывают и доселе, пользуясь уже не обстоятельствами, а только благосклонностью московской власти к раскольникам. Сильвестр также при сем удобном случае решил показать себя миpy во всем своем величии: он явился вместе с своими попами и иноками в Клинцовскую посадскую управу принести присягу по своему обряду, – и явился во всем иночестве, а что всего важнее, – подписался под присяжным листом: «Смиренный епископ Сильвестр». Мало этого, он явился потом так же торжественно на устроенный в управе обед, к которому приглашено было и православное духовенство, и в качестве apxиepeя потребовал себе права – благословить трапезу. Присутствовавши здесь единоверческий священник однако не дозволил ему этого, и разобиженный Сильвестр по сему случаю сказать речь, направленную против Единовеpия. Должно быть в утешение ему был предложен потом, в числе прочих, тост за «епископа Сильвестра» и кричали: ура! Конечно, в управе, как и повсюду в Клинцах, господствуют раскольники, для которых Сильвестр «владыка» и «епископ»; но тут были и православные, тут были даже полицейские власти и иные блюстители закона, для которых Сильвестры не «владыки» и «епископы», а крестьяне и мещане, какими признает их закон. Однако же, в присутствии и под кровом этих властей, Сильвестр и является, и подписывается, и чествуется как «смиренный епископ!»… Понятно после этого, что он желал показать свое значение и в деле Швецова.

Какое вредное влияние на раскольников стародубских имело даже кратковременное среди них пребывание Швецова, можно судить потому, что происходит теперь в Свяцкой, где Швецов арестован. В этой слободе явилось нисколько старообрядцев, усомнившихся в расколе, для утверждения которых в преданности расколу местный раскольнический поп Максим и вызвал Швецова. Швецову, на беседе, не удалось разубедить этих колеблющихся, но он успел снабдить Максима своими сочинениями, и теперь этот раскольнический поп ходит по домам, где есть усумнившиеся, и заставляет старообрядцев слушать чтение этих сочинений, – и этим способом успел некоторых утвердить в расколе. Любопытно, что, когда менее доверчивые из них просят Максима дать им швецовские книжки для более внимательного прочтения и обсуждения, он книжек не дает. Нужно сказать, впрочем, что поп Максим малограмотен и бестолков, – для чтения швецовских книжек он водит с собою своего пономаря, или уставщика, некоего Петра Акимова, попросту называемого «богомазом». Этот Петр Акимов – личность примечательная среди свяцких раскольников, и стоит сказать о нем несколько слов для характеристики нынешних стародубских старообрядцев. Он по ремеслу иконописец, но очень плохой, к тому же пьяный и буйный: поэтому и работы никогда не имеет, поэтому же и прозвали его «богомазом». Его служба – состоять при попе Максиме пономарем и ругателем православной церкви: за исполнение этих обязанностей он получает достаточно, чтобы быть постоянно пьяным, – а когда нужно, раскольники и нарочно поят его, чтобы смелее и наглее ругал православных миссионеров и православную церковь, что он и исполняет весьма усердно. Впрочем, за деньги он готов так же бранить и раскольников, и притом с большим удобством. Раз один из православных спросил его: за что он так поносит православную церковь? – и Акимов ответил ему: дайте жалованья рубликов десяток побольше, я и за вас буду также «драть горло»! Раскольникам иногда и достается от него. Был такой случай. Максим куда-то уехал, а нужно было служить вечерню. Старообрядцы собрались в моленную: ждут попа, – а попа нет, ждут пономаря-уставщика, – и его нет. Подумали, потолковали, что «богомаз», конечно, пьянствует в шинке, и решились начать вечерню без попа и уставщика. Пропели уже половину вечерни, как является Акимов. Он еще издали услышал, что в моленной поют, вбежал и начинает кричать: вон! как вы смели служить без меня! вон!... И посыпалась отборная площадная брань. Служба, разумеется, прекратилась. Один из старообрядцев осмелился сделать ему замечание, что в моленной неприлично так ругаться; но Акимов бросился на него, схватил за волосы и потащил из моленной, угрожая и со всеми так разделаться (а он человек молодой и силач). Этим служба и кончилась. Вот и другой обращик кощунства, какое дозволяет себе этот защитник стародубского «древлеправославия». Максим, как истый фанатик, а частью и в денежных расчетах, установил, чтобы каждый старообрядец его прихода, возвратившись с посторонних заработков, непременно являлся к нему для очищения особою молитвою, за прочтение которой положил взимать по 20 копеек. Если случится, что кто-нибудь из таких придет в моленную, не исправившись прочтением молитвы, то Максим, когда ходит по моленной кадит, остановится перед таким и начинает выговаривать: «ты с еретиками сообщался в ядении питии, ты недостоин молиться с нами! – приходи ко мне, я вычитаю тебе молитву; а не придешь, велю из моленной вывести». И виноватый несет Максиму 20 коп. Акимова спросили однажды: почему это поп-Максим так делает с возвращающимися со стороны? – Потому, – ответил Акимов, – что они с жидами и еретиками-никонианами сообщаются! – Да ведь ты же, Петр Акимыч, – заметили ему, – каждый день раз по десяти в шинках побываешь у жидов, пьешь и закусываешь у них, да прямо и идешь в моленную; а то и во время всенощной сбегаешь в шинок, да и опять на крылос: почему же тебе отец Максим не вычитывает молитвы? – А это жиды свои, – ответил Акимов улыбаясь, – от них нечего молитвой очищать! И вот, такими-то людьми держится раскол, – даже сам г. Швецов, учитель попа Максима, не только не брезгает ими, а делает еще распространителями своих лжеучений.

В половине декабря 1890-го года в Москве получено известие о смерти Пафнутия Казанского.

Пафнутий был самый старый из всех ныне существующих раскольнических епископов. Он поставлен московским Антонием (Шутовым) для вновь открытой тогда архиерейской кафедры у казанских раскольников 10-го января 1856-го г. и, значит, целых тридцать четыре года числился раскольническим епископом в Казани. Первую, большую половину этого времени, и именно до самой смерти Антония Шутова, он пользовался репутацией искреннего, убежденного окружника и смелого обличителя грубых раскольнических лжеучений, которых держался и которые старался распространять среди поповцев Австрийского согласия Антоний Шутов, оставшийся неисправимым беспоповцем, не смотря на свое мнимо-архиерейское звание. Еще до издания Окружного Послания Пафнутий, под влиянием другого Пафнутия, Коломенского, с которым находился в близких отношениях, вместе с Ксеносом и «логофетом» Семеном Семеновым, выступил обличителем еретических мнений, содержащихся в «Уставе» Павла Белокриницкого (которые возобновил теперь ересеучитель Швецов) и настоял на издание против них соборного определения, восстал также против некоторых фанатических мнений и действий Антония⁴. Окружное Послание он принял под свою защиту, как только увидел двусмысленные, а потом и явно враждебные к нему отношения Антония. В возникшей затем борьбе между окружниками и противуокружниками он постоянно являлся горячим сторонником первых, и для защиты их интересов предпринимал даже путешествие за границу, в Австрию и Турцию, на составлявшиеся там раскольнические соборы по делу Окружного Послания. О всем этом в свое время мы писали много и подробно. Ведя борьбу с противуокружниками, Пафнутий не переставал также обличать и тайного сторонника их – Антония Шутова, который сделался наконец его личным врачом. В обличение Антония писал он письма к разным лицам и целым сочинения, весьма искусно и с большим знанием святоотеческих писаний. Одно из таких сочинений, под названием «3амечания уклонений от иерархического порядка, учиненных архиепископом Антонием по одноличному своему произволу», мы напечатали в приложениях ко второму выпуску «Современных летописей раскола», изданному в 1869-м году. Антоний был до крайности раздосадован обнародованием этого сочинения, в котором со всею очевидности обличены его лжеучения и разные антиканонические действия, запечатленные беспоповским характером. Сознавая вместе с тем настоятельную нужду оправдаться как-нибудь против обвинений Пафнутия, он поручил заняться этим, поступившему в его канцелярию и начинавшему уже пpиoбретать значение, Онисиму Швецову, который и составил от имени Антония «Отзыв на письмо г. Пафнутия, епископа Казанского». Пафнутий с своей стороны не остался в долгу: он составил «Замечания на отзыв Московского apxиeпископа Антония». В обширном собрании материалов для новейшей истории поповщинского раскола у нас имеется это сочинение Пафнутия в подлиннике, – целая большая тетрадь, собственноручно писанная Пафнутием, который, кстати сказать, писал прекрасным почерком, свободным и весьма четким, – в этом отношении его можно сравнить только с Павлом Белокриницким, Аркадием и Ксеносом, рукописания которых однако же уступают пафнутиевым относительно красоты и даже грамматической правильности. А это, как известно, явление весьма редкое у раскольников, – сам глава нынешних раскольнических богословов, знаменитый ересеучитель Швецов далеко не мастер писать и не очень силен в грамматике. Сочинение свое, как помнится, Пафнутий сам прислал нам через одного общего знакомого и, конечно, в надежде – видеть его напечатанным⁵. Из этого сочинения и из напечатанных прежде, равно как из всей его деятельности в борьбе с противуокружниками и с беспоповцем-архиепископом Антонием Шутовым, не трудно усмотреть, что Пафнутий был человек основательного ума, хорошо начитанный, видевший лживость и нелепость многих раскольнических мнений, не питавший особенной вражды к православной церкви. Поэтому люди, близко его знавшие, были расположены думать, что он не останется в расколе, а последует примеру о.о. Онуфрия, Пафнутия, Филарета и других, с которыми находился в полном единомыслии. Такую надежду выражал и сам приснопамятный митрополит Филарет, следивший за деятельностью Пафнутия и довольно слышавший о нем от другого Пафнутия, всегда отзывавшегося о нем с особым уважением. Но ожиданиям этим не суждено было оправдаться, дабы исполнилось слово самого Зиждителя церкви: никтоже может npиumu ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его (Ин.6:44).

Как только умер Антоний Шутов и его место занял Савватий, в характере и деятельности Пафнутия последовала резкая перемена. Не стало ненавистного ему фанатика – Антония, в лице которого он так смело обличал нелепые крайности раскола, невольно являясь чрез это самое защитником истины, проповедником православных понятий о церкви, – и, с прекращением этой борьбы против фанатизма и невежества, для него как будто потеряла значение и самая истина и все то, за что он ратовал против Антония. А избрание в московские архиепископы ничтожного и презираемого им невежды – Савватия он принял за личное себе оскорбление: в нем проснулось честолюбие, желание стать во главе раскольнической иepapxии. В этих целях он начал заискивать перед властными в расколе людьми, и свое угодничество им довел до того, что готов был пожертвовать, и жертвовал даже, Окружным Посланием, некогда столь дорогим для него. Одному остался он верен до конца – справедливому негодованию против наперсника Антониева и продолжателя антониевских диких учений о церкви, Онисима Швецова: против швецовских лжеучений он восставал с прежней решительностью и энергией, и по его-то настоянию сделано было определение против возобновленных и усиленных Швецовым в его «Истинности» еретических мнений Белокриницкого Устава о подлетном рождении Сына Божия от Отца. Однако честолюбивые расчеты Пафнутия не имели успеха, и своею угодливостью перед властителями раскола он только уронил себя в глазах более разумных старообрядцев. Затем он опозорил себя еще более, войдя в слишком близкие отношения к Черемшану, или собственно к владетельнице этого цветущего, привольного раскольнического уголка в Приволжье. Черемшан так полюбился Пафнутию, что наконец он и совсем перешел туда на жительство, в Черемшанский женский скит. Это поставило его в неприязненные отношения к саратовскому раскольническому епископу Паисию, в епархии которого находится Черемшан. О возникших отсюда неприятностях и спорах между двумя раскольническими епископами, неоднократно поступавших на рассмотрение Духовного Совета, довольно говорилось в нашей «Летописи» за последние годы. Незадолго до смерти Пафнутия, дело о неприязненных отношениях между ним и Паисием достигло крайней напряженности и причиняло большие заботы московским властителям раскола.

Паисий, как известно, объявил Духовному Совету, что если Пафнутий не будет удален из его епархии, где позволяет себе действовать по-архиерейски, то он, Паисий, откажется от управления Саратовскою eпapxией и перейдет на жительство в Москву. Савватий, Петр Драгунов и прочие заправители раскольнических дел ничего так не боятся, как переселения в Москву не любого им Паисия, который имеет здесь много почитателей и легко может предвосхитить у них первенство и влияние. Поэтому, но отнюдь не из благосклонности к Паисию, Духовный Совет решился прибегнуть к мерам строгости относительно Пафнутия, не смотря на всю его авторитетность в расколе. Еще в 1889 году совет издал запрещение Пафнутию отправлять в Черемшан священнослужения. Пафнутий изорвал в клочки запретительную грамоту, присланную из Совета, и продолжал служить по-прежнему. Понимая, однако, что не имеет права так пренебрежительно относиться к распоряжениям Духовного Совета, хотя бы и несправедливым, по его мнению, Пафнутий решился перенести свое дело на суд Белокриницкого митрополита: с этой целью он сам отправился за границу и лично принес жалобу Афанасию Белокриницкому на самовольные, незаконные действия Совета, осмелившегося запретить священнослужение епископу без соборного над ним суда. Афанасий разрешил Пафнутия от запрещения и дал ему благословение служить на Черемшане. Тогда Совет признал необходимым привлечь к суждению о деле Пафнутия раскольнических епископов, чтобы придать своему решению требуемый канонами соборный характер. Осенью прошлого года составлена была новая грамота об изгнании Пафнутия из Черемшана и запрещена ему отправлять здесь apxиерейские действия. Эту грамоту послали с нарочным, именно с попом Константавом, для подписания к Сильвестру Балтскому и Виктору Уральскому, которые и подписали ее беспрекословно. Затем поп Алексей (служивший в морозовской моленной, у Ныркова, известного лютого раскольника) послан был с этою грамотою к Паисию, который также должен был подписать ее и вместе с Алексеем отправиться на Черемшан для вручения грамоты Пафнутию. Пафнутий принял их очень холодно и исполнить изложенное в грамоте предписание решительно отказался, объявив, что жить и служить на Черемшане благословял ему сам Белокриницкий владыка. Паисию же сказал с огорчением: «Это все через тебя терплю я неприятности от Савватия и Петра; ты угрожаешь им переехать в Москву, а им не хочется пустить тебя в Москву! Делайся с ними как знаешь, а я не выйду отсюда!» Известия об этом неповиновении Пафнутия даже грамоте, подписанной несколькими епископами, привезенные в Москву попом Алексеем, очень смутили Духовный Совет. К тому же получены были известия, что Пафнутий продолжает производить якобы разные смуты в иepapхических делах раскольников, что он ездил в Самару и настраивал тамошних раскольников против их епископа Алексия, доказывая, пo-прежнему, что он незаконно поставлен в епископы и не достоин епископства, а самого Алексея склонял к тому, чтобы подал мнение о необходимости уничтожить Духовный Совет и состоящую при нем канцелярию⁶. Понятно, что Пафнутий, недовольный распоряжениями московского Савватия и его Духовного Совета, возымел мысль уничтожить это учреждение, а с ним подорвать и значение московского лже-архиепископа для всероссийского раскола с его иepapxиeй. Но любопытно, что в это же время составили замысел об уничтожении Духовного Совета московские братчики в сообществе с своим главою Швецовым. Духовным Советом, в котором управляют преимущественно светские лица в союзе с некоторыми попами, ни во что не ставя своего ничтожного председателя – Савватия, и братчики давно недовольны, так как Совет нимало не сочувствует их братству, даже противодействует ему, а их великого ересеучителя Швецова не только не почитает, но и осмелился судить за проповедание им ереси, – и вот теперь они, разумеется, по согласию со Швецовым, задумали также хлопотать об уничтожении Духовного Совета, как учреждения антиканонического, ибо в нем церковные дела, вопреки правилам, ведают мирские лица. Швецов написал в этом смысле грамоту и начал собирать к ней подписи раскольничьих архиереев: с тою между прочим целью, чтобы получить подпись Сильвестра Валтского, он отправился и в Черниговские слободы, где, сверх всякого ожидания, подвергся тюремному заключению. Любопытная грамота об уничтожении Духовного Совета, надобно полагать, выкрадена лжепопом Смирновым из Черниговской Koнсистории вместе с прочими взятыми при аресте Швецова бумагами. Об этих замыслах Швецова и братчиков уничтожить Духовный Совет мы имеем точное известие в письме Савватия к Алексею Самарскому, о котором в Москву дошло известие, что и он подписал швецовскую грамоту. Из того же письма мы узнаем, как отнесся Духовный Совет и к поступку Пафнутия, – к тому, что он отказался повиноваться грамоте, подписанной даже несколькими епископами, и решительно объявил о своем намерении оставаться и служить в Черемшане. Признаваясь, что антиканонические действия епископа Пафнутия крайне отягчают их, Савватий и члены его Духовного Совета сетуют, что «по их духовному учреждению не имеется гражданской власти, которая могла бы обуздать неистовство Пафнутия» (что же было бы, значить, если бы «гражданская власть находилась в распоряжении раскольнических архиереев, которые однако же горько жалуются, как скоро эта власть выразит поползновение «обуздать» немного их собственное своеволие?). За неимением такой власти, они отказываются от всяких дальнейших мероприятий для обуздания Пафнутия и выражают только надежду, что «за неправильное его действие постигнет его свыше казнь Божия⁷». Савватий может говорить теперь, что его ожидание исполнилось.

В декабре Пафнутий ездил в Казань. Здесь, когда он служил всенощную, его поразил удар. Присутствовавшие за службой вынесли его из церкви и немедленно пригласили доктора. Благодаря медицинскому пособию, Пафнутий пришел в сознание. Тогда он начал убедительно просить, чтобы его немедленно перевезли в Черемшан: там, говорил он, я желаю умереть и быть погребенным. Его желание исполнили, и он действительно умер на Черемшане, как только привезли его туда. Немедленно, по телеграфу, дали знать о его смерти в Москву. Савватий, так недавно призывавший Божие наказание на главу непокорного Пафнутия, был очень смущен этим известием, особенно же в виду того, что Пафнутий умер связанный его запрещением, утвержденным и другими раскольническими епископами, – умер, так-сказать, под церковным отлучением. Общим советом pешили, что покойника следует разрешить от постигшей при жизни церковной кары, и Савватий, действительно, вычитал ему прощение (а читали ли другие лжеепископы, подписавшие запретительную грамоту?). Паисию послано было приказание похоронить Пафнутия по надлежащему чинопоследованию и со всею подобающей торжественностью. Отпевали его, действительно, с большой торжественностью, два раскольнические епископа с настоятелем Черемшанского монастыря и шестью попами, – и примечательно, что эти два епископа, совершившие погребение Пафнутия, были именно те, которым он в последнее время причинил столько огорчений, – Паисий Саратовский и Алексей Самарский...

Итак, не стало у раскольников старейшего из их мнимых епископов. Теперь они прославляют Пафнутия, как примечательного, умного и многосведущего «архипастыря», – восхваляют даже при посредстве расположенных к ним либеральных органов российской прессы. Пафнутий был, действительно, самый умный и сведущий из раскольнических епископов последнего времени: все оставшееся теперь – совершенное ничтожество в сравнении с ним. Правда, он был не «словесный» человек, больше любил молчать и в разговорах совсем не владел даром слова; но при большой рассудительности и большой начитанности, мог дать всегда здравое решение по возникавшим в расколе вопросам, и голос его очень ценился благонамеренными и разумными старообрядцами; особенно же он отличался, как нередко бывает с людьми не «словесными», искусством писательства. Отличительною его чертою было также беспристрастие в суждениях о православной церкви, насколько оно возможно в старообрядце, – он был чужд раскольнического фанатизма и возмущался теми проявлениями его, какими особенно отличался Антоний Шутов, поэтому особенно и сделавшийся ненавистным для него. Но таков был Пафнутий в первую, большую половину своей жизни в сане раскольнического епископа; под конец же, на старости лет, он является как будто другим человеком: мелкое честолюбие, подозрительные связи с Черемшаном и его обительницами, вражда с Паисием, ради которой он свободно нарушал церковные правила, – все это легло темным пятном на его память. И если некоторые из старообрядцев, помня его первоначальную деятельность, превозносят его похвалами и жалеют об его утрате, то другие, особенно г-да Духовный Совет, – Савватий, Петр Драгунов, И. И. Шибаев и пpoчие, без сомнения, почувствовали облегчение и легко вздохнули, получив известие о смерти Пафнутия. Она развязала им руки: теперь они могут уже не бояться возвращения в Москву опасного для них Пaисия, которому нет более предлога оставлять свою eпapxию; теперь и с Паисием могут по-прежнему обращаться без церемоний, как уже и начали. В то время, когда мы это пишем, Паисий находится в Москве и принят московскими духовными властями старообрядцев очень нелюбезно, – Савватий не дозволял ему даже и служить в бывшей его моленной, под тем предлогом, что еще не посоветовался с купцами, можно ли дать такое дозволение... Итак, старообрядческие власти не имеют побуждения скорбеть об утрате Пафнутия, и если выражают по сему случаю сожаление, то не искренно, ради приличия только. Мы полагаем, что лучше других почтим его память, печатая одно из его сочинений, в котором он является с наилучших своих сторон, как смелый и основательный обличитель таких фанатиков раскола, каковы Антоний Шутов и Онисим Швецов.

Отзыв.

В начале сего 1870 года в «Современной летописи раскола» вышло в публику письмо собрата нашего г. Пафнутия еп. Казанского, которым взводится на наше смирение обвинение.

Замечание.

Здесь скрывается сущность дела и набрасывается таковая мысль, будто Пафнутий Казанский преднамеренно препроводил свое письмо для печати, не объявив, или не представив его предварительно архиепископу Антонию, и будто оно только сего года и вышло из-под пера Пафнутия, тогда как на самом деле письмо это было передано арх. Антонию через посредство членов Духовного Совета – иереев Петра и Феодора еще в 1867 году, но ответа на него от арх. Антония и до сего времени не было сделано.

Отзыв.

Обвинения же оные относятся не одной нашей личности, за обиду коей все терпеть великодушно учит нас слово Божие, но даже касаются и до самого исповедания веры нашей.

Замечание.

Пафнутий Казанский обвинение писал не по личным отношениям к архиепископу Антонио, но помня священные слова: «да не возненавидиши брата твоего во уме твоем, обличением да обличиши ближнего твоего и не приимеши ради его греха» (Лев.19:17), и потом: «аще согрешит к тебе брат твой, обличи его» и проч. (Мф.18:15), вследствие неправильных его действий, понятий и распоряжений, каковые православною церковью никак терпимы быть не могут, как это всякий может видеть из приведенных Пафнутием в письме его текстов священного и святых отец писания.

Отзыв.

В письме оном, между прочим, говорится прямо, что мы богохульно исповедуем Христа божеством на кресте распята, каковое обвинение, как по выражению оного письма, так и по сущему смыслу, есть весьма тяжкое.

Замечание.

Богохульственное исповедание арх. Антония заключается в некоторых статьях сочинения его⁸, которые и следовало бы ему привести здесь буквально: поскольку отзыв этот написан для всех христиан, то при взгляде на статьи всякий мог бы удостовериться в справедливости.

Отзыв.

Это может приводить христиан в крайнее недоумение и соблазн, а иных малодушных даже и во отступление чистоты единой святой соборной и апостольской древлеправославной церкви.

Замечание.

За соблазн христиан должны ответствовать те, которые с презорством попирают священные правила введением чуждых церкви обрядов.

Отзыв.

А потому и вынуждаемся мы, по реченному: «будите мудри яко змия, и цели яко голубие» (Мф.10:16), сделать об оном письме надлежащей отзыв, для того, чтобы из-за сего не могло быть неприятного последствия святой церкви, и заявить членам Духовного Совета, а притом вообще и всем православным христианам, что преждевременно ускорил сделать обвинение это брат наш г. Пафнутий.

Замечание.

Пафнутий Казанский ускорил написать обвинения потому, что он был сильно поражен тем, что брошюра выпуска арх. Антония только что была в рассмотрении Дух. Совета, с коей все члены имели Koпии, и вдруг, к невыразимому удивлению, видит ее с прибавлением новодогматствования о Святой Троице.

Отзыв.

Ибо мы не только что не проповедовали, но даже и во ум никогда не принимали учения о страсти Божества Христова, почему и пребываем уверены в том, что не может никто ни словесно, ни письменно оного слышанным от нас свидетельствовать.

Замечание.

Действительно, никто не может уличить арх. Антония, чтобы он словесно проповедывал о страсти Божества; во смысле статьи, противу которой писал Пафнутий, прямо придает страсть Божеству, о чем в своем месте будет сказано подробнее.

Отзыв.

А поставленный у него в наше обвинение факт получен им еще без предварительного рассмотрения нашего, прямо от тех лиц, которыми только что первоначально написался оный, как доказывают это посланные к нему г. Пафнутию от 29-го февраля и 1-го июля 1868 года письма тех самых лиц, которые ему оный факт доставляли. Но почему же этот чужой факт приписан к нашему обвинению, мы даже и понять определительно сего никак не можем. Неужели только за то, что мы по предварительному осведомленно о намерении писателя оного факта, что он хочет по своему соображению сделать замечания против некоторых писаний, обвиняющих свято-церковные предания, не воспретили ему приводить во исполнение свои предприятия? Но воспрещать человеку то, чтобы он не объявлял лежащего во глубине сердца своего, и в особенности таковому, который единоверным нам христианином именоватися тщится, кажется, по здравому смыслу, никак не должно, потому что без объявления сокровенностей нельзя будет ни добрых уважать, ни худых отвергнуть, ни зараженных чем-либо исправлять. А потому и остаемся мы в совершенном недоумении, на каком основании поставляется нам оный факт во обвинение, да и во обвинение такое, какового еще едва ли и в самом оном обвинительном факте содержаться может.

Замечание.

Пафнутий хорошо знал, что арх. Антоний без предварительного рассмотрения Дух. Совета распускает не только такие маленькие брошюры, о которой идет дело, но даже большие томы, как книга под названием «Oбoзpeние великороссийской церкви», которая требует не малого исправления. Но арх. Антоний, как слышно, и в настоящее время пишет и рассылает ее; так и эта брошюра, еще без приложения к ней новодогматствования, писалась без ведома и согласия членов Дух. Совета полтора года, как о сем и сам писец его, Савва, свидетельствует: «я, говорит он, в свободное время занимался перепиской таковых тетрадей, которых и было в течение времени около полутора года написано несколько» (письмо Саввы к Пафнутию от 3-го июля 1878 г.).

Неимоверно и то, как мы увидим из нижеприведенных писем самого арх. Антония и писцов его, писанных к Пафнутию Казанскому, будто бы Факт этот чужд, как в издании, так и в убеждениях, apxиeп. Антонию.

Письмо apxиeп. Антония от 19-го августа 1867 года, в котором пишет: «Если вы оскорбились за некоторые выражения, помещенные в известной вам тетради, о сложении перст господствующей церкви в крестном знамении, то cиe выражение внесено в тетрадь рассуждением непризванного автора, Василя Андреева Мерзлякова; но тетрадь cия в таком виде не могла бы быть выпущена в свет без согласия и рассмотрения Дух. Совета, и для того только и написан был один экземпляр с чернового, который и был вам вручен... Смирен. Ант. арх. Моск. и Вл.»

Письмо писца Онисима Васильева от 29-го Февраля 1868 года: «В августе месяце 1867 г. мне было приказано от г. арх. Антония переписать экземпляр «о важности символа, образуемого двуперстным сложением». Во мне же прежде этого посеяно было мнение, что никониане, тремя персты крестящеся, акибы не понимаючи сами своего знамения, и через cиe прямо образуют Троицу на кресте страдавшу, аще и не имеют такового исповедания, что у них делом образуется. Усвоивши же таковое мнение и по невежеству моему о богословии⁹, я пришел в такое размышление... чтобы сделать к некоторым текстам, относящимся к сему учению великороссийской церкви, противоречие, и, как теперь вижу, в этом заключается большая моя ошибка и великое согрешение... Но обаче, все-таки, я вздумал попросить на cиe благословение г. apxиeп. Антония, который, выслушав мое словесное предложение, и не нашел его совершенно вредным... Сказал мне арх. Антоний, что «таковая брошюрочка рассматривалась прочими членами Дух. Совета, но мне еще неизвестно заключение суждения их, то я не знаю, говорил apxиeпископ, не худо бы написать такой экземплярец с помещением вашего заключения и представить оный также к общему рассмотрению при собрании Дух. Совета... Почему я и передал о. Савве писать оный с помещением сделанного мною «противоречия» и данного ему только на скорописной карточке... (Далее пишет) Я в нетерпении духа обращался в дидаскалу своему Василию Андр. Мерзлякову и поносно укорял его, как в неправое мудрование совратителя, но он рассмотрел вину моего порицания и, видевши хранящийся у нас оригинальный список оного противоречия, сказал, что это и действительно вы кратко написали и поэтому вы виновны; но, однако, нельзя же подразумевать и в сем богострастной ереси... но я, при незнании моем в тонкости ученая о богословии... рассудил себе... обратиться к вам... с просьбой – даровати моему невежеству прощение и с тем не обвинять более по сему предмету г. арх. Антония, который не дозволял нам и тогда более писать с таковым прибавлением одного экземпляра для показания Духовному Совету, находящаяся в руках ваших, и мы более не писали и теперь у нас только и хранится один список с оригинала. Известный Онисим Швецов».

Его же письмо от 1-го июля 1868 г. «Я осмеливаюсь, уже второе вас беспокоит письменно... что я увидел собственно через меня возложенное тяжкое обвинение на арх. Антония... Если же мне (в настоящее время) вину ону поставляет, как я и действительно виновен этому. И для вашего сведения, что по моей просьбе, а не по личному приказанию г-на арх. писал о. Савва обретающуюся у вас брошюрку, при сем от него письмо прилагается... То даруйте, владыко святый, моему дерзновенному невежеству, как однажды соблазнившемуся, прощение. Ибо я отселе обещаюсь уже как Богу, так и вашей святыне, что буду всеми силами впредь предостерегаться от подобных соблазнительных начинаний...» Онисим Швецов¹⁰.

Письмо писца Саввы от 3 июля 1868 г. «Честь имею объяснить... что дана была мне от г-на арх. Антония в прошлом 1866 году тетрадь... и было от него приказано мне, чтобы я в свободное время занимался перепиской тетрадей, которых и было в течение временя около полутора года написано несколько, в последствии же в августе месяце 1868 года пришел (ко мне) его писец Онисим, и принес написанный скорописью листочек, просил меня написать упомянутую тетрадку с помещением его листочка на указанном месте... что мною и было исполнено так, только я написавши первую с упомянутым прибавлением тетрадь, доставил не к apxиeпископу, но прямо к вашему пр-ву и потом на другой день принесши я к г. apxиeп. прежние без оного прибавления тетради, и при сем сказал ему о доставлении вам упомянутой тетради, написанной с дополнением данным мне от Онисима; он же, выслушав о сем, не велел мне более с оным прибавлением писать тетрадей. Так после того я, пришедши в свое место, только и дописал еще одну с таковым прибавлением, которая была уже записана, а более того и по настоящее время не пишу со известным вам прибавлением: «противоречие». Ин. Савва».

Apxиеп. Антоний в письме своем делает Пафнутию замечание, будто бы за неправильное его из Москвы отсутствие, не сознавая себя подавшим к тому никакой вины; а за изложение статьи о богострастной ереси обвиняет не призванного автора Василия Мерзлякова. Писец же Онисим Васильев утверждает напротив, что статью о богострастной ереси внес он сам по благословению арх. Антония и что такое мнение о богострастной ереси, образуемой никонианами в трехперстном знаменовании, он усвоил себе еще прежде. Письма, то и другое, писаны одною рукой Онисима Васильева; но в последнем нет никакого и намека о вмешательстве Мерзлякова в составление статьи, да и составлять ее не требовалось, потому что эта статья была написана в Поморских Ответах, во 2-й статье 50-го ответа, и ее стоило только оттуда выписать¹¹; а главное требовалось тут Онисиму одно от архиепископа Антония благословение на выпуск оной.

Потом арх. Антоний в письме своем уверяет, что тетрадь эта без согласия Духовного Совета не могла бы быть выпущена в свет, и что для того только и написан был один экземпляр; но защитник его Савва разрушает это уверение, говоря: «до этого времени по приказанию архиепископа в течение полутора года я написал с этого оригинала нисколько тетрадок». Онисим же Васильев объясняет, «что арх. сказал: эта тетрадь рассматривалась прочими членами Дух. Совета, но еще неизвестно заключение их». Действительно арх. Антоний представлял ее Духов. Совету на рассмотрение, но уже после полутора года, в течение которого она переписывалась и выпущалась в свет. Что же арх. Антоний говорит: «для того только и написан был один экземпляр», то против этого Савва в письме своем еще объясняет так, что пришел к нему писарь арх. Антония и просил его написать упомянутую тетрадку с помещением принесенной им статьи, на что Савва согласился и, написав такую одну тетрадь, начал было писать и другую, но вдруг приходит к нему Онисим и просит его написанную им тетрадь доставить к Пафнутию, что Савва и исполнил. Потом на другой день Савва обратился к арх. Антонию и рассказал ему о случившемся. Арх. Антоний, выслушав Саввины слова, не велел ему более писать таких тетрадей со внесением статьи о богострастной ереси.

Не велеть более писать, значиь пресечь предназначенное множественное число таких экземпляров. После этого арх. Антоний, вместо оной исключенной статьи о богострастной ереси, пополнил брошюру оную какими-то новыми аргументами, и опять без воли и согласия Дух. Совета переписывает и выпущает ее.

Отзыв.

Мы не будем утверждать того, что сделано довольно глупо и само с собою не сообразно, чтобы тут никакой погрешности не состояло. Но только для замечания по каковому духу взводилось на нас обвинение, находим сказать не излишним, что против приписанной нам догмы, следующими словами: «двухперстным сложением образующим единого Христа во дву естествах крестное смоmpениe совершившим», замечание¹² поставлено несоответственно, а потом и заключение со всем посылкою не содержимо за уверение оною о распятии на кресте Божества Христова, как cиe видится отселе, что значение слова «смотрение» не содержит в себе понятия ни о страдании, ни о распятии, но по Церковному Словарю объясняется так: что «есть вечный и неизменный совет (провидения Божия), коим Он свободно управляет и соблюдает сотворенные вещи к славе своей и человеческому спасению... инде же значение слова «смотрение» приемлется за «строение»¹³. Следовательно, посему и таковое выражение: «во дву естествах крестное смотрение совершившим» дает понятие не страдания, или распятия, но только одного исполнения вечного и неизменного совета Божия о спасении рода человеческого в двух естествах Господем нашим Исусом Христом. Но это еще не противоречит разуму св. Церкви, в которой вместе с недопущением страсти к Божеству, содержится учение таковое: что когда Сын и Слово Божие «плоть восприят от Пречистыя Его Матери, (то она) аще и тленна и мертвенна бысть прежде воскресения, но Божество от нея неразлучно (бе) никогда же, ни во утробе, ни на кресте, ни во гробе»¹⁴.

Итак по сему осмотрению взведенного на нас обвинения в проповеди о распятии Божества Христова, мы, через приписание нам чужого факта и придание к слову смотрения иного смысла, сказать не можем, чтобы г. обвинитель свободен бы был от страсти небратолюбного уничижения. Но быть может, что по той же причине взводились на нас и прочие обвинения. А потому следует с нашей стороны и оным сделать подробное осмотрение, из коих:

Замечание.

В предшествовавшем замечании мы доказали, что факт, о котором идет дело, не чужой архиепископу Антонию, и что он известен ему еще с давнего времени, потому что взят из Поморских Ответов¹⁵; но такой сознательности от арх. Антония, как он высказался в своем отзыве, «что сделано глупо и само с собою не сообразно и не без погрешностей» до сего времени мы не слышали.

Мы до крайности удивляемся, что apxиеп. Антоний сознает все это сделанным довольно глупо и само с собой не сообразно и не без погрешностей, и сейчас же начинает оправдываться, объясняя слово «смотрение», что оно, по Словарю, не содержит в себе понятия ни о страдании, ни о распятии, а «есть вечный и неизменный совет», почему и замечание Пафнутия Казанского сделано не соответственно. Действительно, не знавший ход дела и не видевший оной статьи в полном объеме, легко может сойти на эту мысль, так как пишет это не простое лице, а первопрестольный архиепископ; но мы приведем ее здесь в полном составе, – тогда без разъяснения всякий поймет в чем дело и что означает слово «смотрение». Вот в полном объеме статья оная: «Противоречие: Ибо тремя перстами крестящеся образуют Троицу на кресте страдавшу, а не тако, якоже древним двуперстным сложением, образующим токмо единого Христа во дву естествах крестное смотрение совершившим, то в сравнении с последним видится первое не лучшим, а совсем ересь богострастную образующим». Статья эта имеет мысль такую: Человек, слагая три персты во имя Св. Троицы и таковым сложением изображая на себе крестное знамение, образует Троицу на кресте страдавшу. Применяясь к этому, должно вообразить себе и то, что человек, слагающей два перста в знак исповедания двух естеств во Христе – Божества и человечества, три же перста, великий и два малых, во имя св. Троицы, и таковым перстосложением изображают, как и первый, на себе крест, каким же образом может быть изъятым того же нарекания, что таким сложением перстов для изображения креста образует Христа Божеством и человечеством на кресте страдавша?

Да не возмнит кто, что мы делаем здесь таковое объяснение в пользу трехперстного сложения. Нет, – мы никогда не можем предпочесть Апостольскому, а по них преемственно предков ваших святоцерковному преданию какие-либо нововыниклые реформы, и всемерно тщимся отстранить всякое произвольное смышление и фанатическое суеверное лжеучение¹⁶.

Теперь пусть скажет apxиеп. Антоний, какой в словах «крестное смотрение» он подразумевает вечный и неизменный божественный совет исполнил Искупитель миpa, кроме спасительного страдания, совершенного по совету Отца для обновления и оживления истлевшего от первородного греха человеческого рода? И пусть подтвердит прямыми и ясными текстами, взятыми из священного писания, а не из поморских рукописей, оскорбляющих дух истинного христианина. Ибо поморские рукописи в подробной точности уподобляются примеру сказанному церковными учителями: «якоже бо мышь, огрызуя писмена, многащи отъемлет обличение, тако и еретицы cии, огрызующе писании, ова убо обрезающе, оваже оставляющее пепщуют избежати обличения; но и та оставляема показуют тех навет и неистовство» (Маргарит, святого Златоуста сл. 3, о крещении, л. 428 на об.). «3выкла то отступницкая, як и еретицкая нещирость чинити же, абыся здала, и письмо святое и науку учителей церковных по своей облуде мети, сведоцства зних приводячи, рвет, окусует, и отменяет: то штося ей здаст быть по ней прыймует, а что против ней отпускает, отменяет, и речь противную залежную удает» (Полинодия Захария Копыстенского архим. Киевопечерского, старописм. ч. 1, разд. 2, артикул 4).

Отзыв.

1) Обвинение возлагается на нас за определение перекрещивания младенцев, крещенных без веры и воли родителей их в церкви великороссийской. И таковое определение хотя и действительно было, но определение оное не беспримерно, но на основании некоторых первенствующей церкви случайных событий¹⁷ общим советом бывших духовным особ, по причине невыносимо-стерпимых обращений правительства с нашими христианами и неуместно-строгих воззрений грекороссийской церкви на наши священнодействия. Но коль скоро изменилось оное обстоятельство, тогда уже и оное определение, по соборному в 1858 году осмотрению, купно же и с нашим на то соизволением, упразднено в окончательное бездействие. И так мы хотя и не оправдываем сего случайно изданного определения, чтобы оное соответствовало вполне определению священных правил, однако же и за грозно-взведенное обвинение о сем скажем, что взводителю оного еще вперед нас нужно бы обвинить св. Василия Великого, об одних и тех же еретиках по разным обстоятельствам 1-м и 47-м правилами неодинаково определившего, а потом Иоанна митрополита Никейского и всех ему следующих, которые, по слову Тимофея Презвитера, вопреки соборных правил, армен крестили, и еще с тем вместе и святейшего Филарета, патриарха Московского, и сущих при нем отцев, которые своим Соборным Изложением, по обстоятельствам тогдашнего времени, тоже несколько несоответственно священным правилам определили крестить совершенно в христианскую веру приходящих от униат заедино богомолие о римском папеже. Без обвинения же сих вышеозначенных лиц не знаем, добросовестно ли будет обвинять нас одних за такое определение, которое также подобно им было случайно издано и потом уже более десяти лет упразднено от действия?

Замечание.

Пафнутий, описывая незаконные арх. Антония действия и распоряжения, указывал те из них, на которые еще прежде его делаемы были ему надлежащая указания от лиц, состоящих в духовной обязанности; но арх. Антоний не почитал и не почитает учиненные им противозаконные проступки нарушением церковных законов, и по настоящее время продолжает производить подобные тем беспорядки, заменяя одни другими, что можно видеть из настоящего отзыва его. Он пишет, что о повторении крещения таких младенцев, которые, по распоряжению некоторых помещиков и по нелепому притязанию приходских священников, были крещены в церкви великороссийской без воли родителей, издать такое определение требовали тогда обстоятельства, во основание чего положил правило о агарянских детях. Но применимо ли к нашему положению обстоятельств правило о агарянских детях магометанской ереси? Магометане суть злейшие хульники христианской веры во Святую Троицу крестили же они детей своих у христианских священников не в знак какого-либо таинства христианской веры, а единственно для того, чтобы отогнать от детей их зловоние, бывающее в их породе. Посему они благодатное крещеное признавали прямо за обаятельное обмовение, подавающее некую целебную силу детям их, а отнюдь не за благодатное. Основываясь на сем, неужели арх. Антоний думает, что насильственно-крещенных младенцев родители веровали, как и магометане, не во святую Троицу? Но если они, по развращенному вероломных Фанатиков учению, веровали, что великороссийская церковь совершает крещение во имя антихриста: в таком случае истинно-христианский учитель обязан вразумлять таковых невежд истинным евангельским учением и исправлять их на точном основании церковных законов, а не перекрещиванием развращать священные правила. При том же тщательно внушать им, что они за таковое своевольное невежественное дерзновение, чтобы вменять божественное крещение, совершаемое в три погружения с подобающим приглашением Святой Троицы, еретическим сквернением и последуя еретическим обычаям, дерзать второе крещатися, или других крещати, неминуемо подлежать будут суду церковному, гласящему: «якоже убо несть второе распинатися Христу, сице ниже креститися: иже убо второе себе крещаяй, паки Его (Христа) распинает» (Бес. евреом гл. 6, ст. 13). «Несть достойно дващи крестити человека, аще же который епископ... крестит кого второе совершенным крещением, да извержется» (Св. Апост. прав. 45). «Не cиe взыскуемое бе, от кого крестишася... но в чиe имя. Не бо крестивый, но призываемый в крещении взыскуется, сей бо оставляет грехи» (1Кор.1:13).

Церковная история сохранила нам древнейшие памятники, в коих мы видим, что еретики, пользуясь обстоятельствами, насильственно похищали у православных детей и крестили их, иногда даже и крещенных вторично перекрещивали. Но православная церковь не уставила особого определения, чтобы еретиками насильственно крещенных детей перекрещивать совершенным крещением, а определила руководиться единожды навсегда изданными церковными узаконоположениями, подтвержденными всеми святыми соборами, которые (узаконоположения) подразделяют еретиков по важности их значения на три чина.

При всем этом, благовидно ли нам в таковых неосмотрительных увлечениях защищаться обстоятельствами столь глубокой древности, в которой процветал божественный вселенский учитель Василий Великий, и таковому светильнику уподоблять наши немощнейшая и грубые воззрения, коими мы, без внимания обозревая священные правила, объясняем их как попало?

Великие богопросвещенные пастыри церкви, по смотрению обстоятельству не в пример прочим, хотя и делали некоторые уступки из церковных правил, но не на разорение, а в большее приобретение и утверждение церкви. От определения же, изданного арх. Антонием о перекрещивании младенцев, не видится никакого приобретения церкви, а только никак не терпимые оною погрешности, именно: 1) нарушение священных правилу что св. отцы, нарицают: «не смотрение, но преступление предавая велению (св. отец) и к Богу нечестие» (Кормч. гл. 70, л. 642); 2) оскорбление могущественной власти, от чего может воспоследовать преследование на все, нимало, невинное в этом отношении, единомысленное нам старообрядчество; 3) соблазнительное терзание совести разумно-мыслящих наших христиан, и проч. и проч.

Не применимы наши обстоятельства с указанными и потому, что, при тогдашних пламенно-бурных от арианского свирепства обстоятельствах, православная кафолическая церковь не имела еще достаточной священными правилами обстановки, как это видно из указанного арх. Антонием 47 прав. Василия Великого, где говорится: «аще cиe угодно будет, то должно собратися множайшим епископом, я тако изложити правило» (в переводе полного состава правила с Валсам. и Зонаровым толк.). Но если бы блаженный отец Василий Великий, имевши под руками в оригинальной полноте правила первого вселенского собора, из коих 8-е правило определительно повелевает свазанных им в 47 правиле еретиков присоединять вторым чином, и несмотря на это повелел бы снова крестить таких еретиков, то и тогда бы Пафнутий Казанский не только чтобы стал судить такого светильника, как арх. Антоний выражается, но и помыслить о том считал бы богоненавистною дерзостью. А что некоторые, на основании описания ересей арменских Иоанна митрополита Никейского, дерзали перекрещивать армен, то таковые, по сказанию Тимофея Презвитера, тогда же осуждены были тем, что в великих церквах, т.е. в митрополиях и патриархиях оное не существовало. Касательно же Соборного Изложения святейшего Филарета пaтpиapxa, которое во оправдание свое приводить и арх. Антоний, Пафнутий всегда с горчайшим оскорблением отвергал и ныне отвергает отвлеченное от правого разумения объяснение, будто бы святейшей Филарет повелел перекрещивать тех, которые хотя бы крещены были и в три погружения, только священник, который их крестил, молился за римского папежа, последует же во всех церковных чинопоследованиях согласно предков своих, разумея, что святейший Филарет патриарх повелел перекрещивать таких приходящих от белорусцев, которые сами про себя не знали, как они крещены, а знали только, что поп, который их крестил, молился за папу: потому что тогда в Польше все те священники, которые молились за папу, совершали крещение обливательное, а не трехпогружательное, ибо он никак и нигде в своем изложении не нарицал трехпогружательное крещение еретическим и не проклинает оное, но приемлет, и тако крещенных и приходящих ко святей церкви по видам ереси подразделяет в два чина, второй и третий.

Он – святейший муж, последуя всей вселенной собором и вселенским святейшим патриархом, в том же Изложении говорит сам о себе, что не новое предание введше, по древнее укрепляюще поновихом, и последующе заповедем св. Апостол и св. отец, якоже они заповедаша о еретицех и раскольницех. Что после этого скажут те, которые утверждают, что он в своем Изложении повелевает белорусцев, крещенных в три погружения, за одно богомолие за папу, кроме всякого о вере и церковных догматах погрешения, перекрещивать? И где есть такое предание в церковных правилах, чтобы крещенных от таких лиц, которые молятся за еретика, перекрещивать? Если этого в правилах нет, то как же святейший Филарет противу правил повелевает и сам с собою не соглашается? Ибо он о себе высказал, что не новое предание введе, но «древнее укрепляюще поновихом и последующе заповедем св. Апостол и св. отец». Нет! святейший Филарет повелевает не против правил, и сам с собою не разногласит. Он, как мы и выше сказали, повелел вновь крестить таких белорусцев, которые сами не знают, как крещены, а знают только, что поп, крестивший их, молит за папу Бога, потому что хорошо знать, у которых белорусцев содержится за папу моление, у тех и крещение и другие тайны церковные совершаются развращенно, и даже при крещении по латино-римскому обряду миром и маслом крещающиеся не помазуются. Вот таковое-то не по преданию св. церкви совершаемое белорусскими, латино-римскими священниками, молящимися за папу, крещеное святейший Филарет и не приемлет, но совершенно отвергает, и тако крещенных вновь повелевает крестить: а отнюдь не трехпогружательное, совершаемое по преданию святые церкви православными священники, молящимися за папу. Ибо по отступлении римлян от православной веры, когда отступил папа Формос, по нем было в Риме подобных ему семь пап даже до Христофора проклятого папы, 9-го по Формосе, вся восточная церковь за таковых нечестивых пап до лет Серия патриарха цареградского совершала и богомолие и жертвоприношение; но за это церковь вселенская не только не повелела перекрещивать, но даже и никакой эпитимии не положила.

Притом еще в тогдашнее время у белорусских православных священников не было такого и обычая, чтобы за папу Бога молить, но они, хотя от папистов и большую тесноту и гонение переносили, но истинную христианскую веру хранили непреткновенно и молились за Константинопольского пaтpиapxa, под паствою которого они тогда и находились.

А что в Изложении говорится: «который поп молит Бога за папу, а крестит в христианскую веру», значит, что он приглашение делает, как и у христиан, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, но в крещении своем по латино-римскому обряду, или один раз погружает, или обливает, а не погружает трижды, как заповедано от св. Апостол. А потому святейший Филарет и повелевает так крещенных перекрещивать.

Вот такой смысл имеют три указанные арх. Антонием обстоятельства, которые по буквальному смыслу отнюдь не имеют никакого сходства ни с нашими обстоятельствами, ни с действиями арх. Антония.

Отзыв.

2) Обвинение взводится на нас за одноличное издание для обращающихся во св. церковь Чиноприятия, в котором по мнению обвинителя, заключается смертный грех и проклятие на Творца закона, Творца всей чувственной твари, Господа Бога Вседержителя¹⁸. Но это поставляется нам в вину совершенно несправедливо, ибо оное чинопpиятие, как и выше упомянули мы, еще и первоначально излагалось по совету бывших в то время священных лиц, а потом в 1858 году соборно с присутствием даже и самого г. обвинителя просматривалось и исправлялось оное, а потом впоследствии от 10-го августа 1861 года просили мы освященный собор боголюбивых российских епископов, чтобы исправить и пополнить на точном основании церковных законов, если окажутся недостатки, или упущения в сданных оному собору всероссийско-церковно-иерархических делах наших, причем и недоумеем мы: почему оным 1858 и 1861 года освященным соборам не предложил г. обвинитель исправить указываемого им ныне столь важного погрешения? Но когда оные освященные соборы, на которых был членом равным нам и сам г. обвинитель, не обращая на cие внимания, оставили без исправления, то почему же ныне падает на нас одних оное обвинение? А с тем вместе еще и того мы из обвинения сего определительно понять не можем, в чем бы тут заключался смертный грех и клятва на Творца всея твари Господа. Положим, что оное чиноприятие хотя и оказалось не вполне по буквальности соответственно всем богословским выражениям, но однако и несоответственности эти внеслись в оное не по своевольному вымыслу, но на основании свято-церковного пения, похвального пренепорочной чистоте Пречистой Владычицы¹⁹, и достоверных свидетельств древних и известных святей церкви учителей об одушевленном зачатии человека²⁰. То неужели можно допускать, чтобы каковое святоцерковное пение, или киих св. отец, приемлемое православною церковью, учение впечатлевало в христианах таковое понятие, чтобы они за надлежащее оных усвоение, при недопущении им противоположности, могли приразитися Господу Богу и впасть в смертный грех?

Замечание.

Пафнутий может подтвердить, что арх. Антоний действительно однолично издавал Чиноприятие и по своему усмотрению неоднократно делал в оном изменение статей. А что, говорит он, в 1858 году соборно, в присутствии даже самого обвинителя, рассматривалось и исправлялось оное, действительно в то время, хотя и не собором, а частными лицами рассматривалось оное, и более всех Пафнутием Овчинниковым, бывшим тогда священноиноком, от которого и были сделаны apxиeпископу замечания о неправильности изложенного чиноприятия, на что и архиепископ, не находя оправдания, согласился и исправил оное. Но после этого исправления арх. Антоний снова признал необходимым исправленное чиноприятие пополнить некоторыми проклятиями, в числе коих и об одушевленном зачатии человека и о сверхъестественном зачатии Пресвятой Богородицы. Что же утверждает архиепископ, будто бы оное чинопpиятие издавалось по совету священных лиц, то для достоверности следовало бы поименовать оных, а без того указания это неимоверно.

Но почему, говорит арх., не предложил Пафнутий столь важные, по его мнению, погрешности бывшему в 1861-м году освященному собору? Разве какая, внесенная в церковные обряды погрешность, и потом по каким бы то ни было причинам оставленная без предложения на обсуждение собору, после должна оставаться неприкосновенною от нарекания погрешностью и должна уважаться на ряду с благочестивыми догматами? Кажется, это мышление не совсем благовидно.

Обвинение же за такие погрешности, находящиеся в чинoприемной книжке, более других падает на арх. Антония не потому, что он их внес, а потому, что ему неоднократно были делаемы в том замечания, но он на то не обращает никакого внимания, думая себе, что все это написано им непогрешительно и что таковому проклятью и народ более сочувствует. Но должно ли оставлять неисправленными такие неправильные проклятия, к которым народ расположен, не зная, что за такую клятву они оскверняют свою душу и уста? В чем же заключается приражающееся Божеству проклятие, Пафнутий в своих замечаниях ясно указал оригинальностью священных текстов, из которых по беспристрастному воззрению всякий может понять²¹; при настоящих же замечаниях объясним оное при конце, против особо приложенных арх. Антонием примечаний.

Отзыв.

3) Обвинение, взводимое на нас во отменении принесения жертвы, сотворяемой по установлению Апостола Павла за богопоставленных Царей наших, тоже не справедливо. Ибо мы всею силою своею тщимся сохранить все Апостольская предания неизменно, а потому и во всех наших молитвах и божественных службах приносим Господу Богу молитвы, моления, прошения (и жертву) благодарения, по Апостолькому завещанию, за всех человек, и в особенности, по церковному преданию, пятою просфорою за богопоставленного Царя нашего. И в подтверждение сего действия может свидетельствовать наше принятие мирной грамоты митрополита Кирилла 24 Февраля 1864 года, в которой между прочего завещается о здравии и спасении самодержавнейшего Государя Царя приносить пятую пpocфopy на вечные времена неизменно. Но если бы мы, по сему обвинению, отвергали жертвоприношение за богопоставленного Царя нашего, то, конечно, не оставили бы сего никак без протеста. Но мы не только что оной не протестовали, но паче еще и во многих экземплярах копировали оную и рассылали по всем христианским обществом, чем и доказывается ясно, что согласны мы были со всем изложением оной. А что говорится во обвинении о изданной нами тетради, будто бы с насильственным превращением смысла некоторых текстов церковного чиноположения, для отмены оного Апостольского устава, то за это мы скажем, что хотя и действительно мы прежде давали некоторым священникам тетрадь, под названием «О частицах, о коих следует cии приносити», но только тетрадь оная нисколько не содержала никакого нашего произвольного учения, но только состояла в буквальном собрании некоторых текстов Божественного писания и краткого замечания о разных чиноположениях святой церкви, без всякого превращения смысла, то есть без всякого нашего о них рассуждения, и эта тетрадь нисколько ни в чем не разрушала Апостольского установления. Почему и не следует за оную нам приписывать никакого, ратующего Божественному и Апостольскому преданию, произвольного учета, а тем еще более никак нельзя за объявление оной, что мы делать были обязаны по долгу священному, взводить на нас ересь, соответствующую в полном смысле Галлилейской ереси, заключающейся не в одном отвержении жертвоприношения о кесаре, но еще в побудительной к сему важной причине отвержения всякие земные власти.

Замечание.

За то, что арх. Антоний не приносил просфору за Царя, Пафнутия писал сущую справедливость, достоверность коей подтвердят многие рукоположенные самим арх-м священники и самое содержание изданной им тетради. И не только что арх. Антоний не приносит просфору за Царя, но даже сначала своего святительства, может быть с cогласия некоторых начетчиков, подобных Давыду²², отменил произносить в ектениях и слова: «о здравии и о спасении Царя», или просто «Царя нашего», чему по неопытности более года повиновался и сам Пафнутий Казанский, бывши тогда еще священноиноком.

Главное основание в этом таковые мыслители полагают себе Соборное Изложение святейшего Филарета патpиapxa, в котором будто бы повелевается за одно богомоление за папу перекрещивать. Толкуя это и вкось и вкривь, они применили к папе и русского Царя, так как с отменой в русской церкви существовавшего с известного времени пaтриаршего титла, эта власть, или титло, по их мнению, перешла на русских Царей, через что они и учинилися папами. А посему выходит, что за царя-папу приносить просфору, или говорить в ектениях о спасении, есть отступление от благочестия.

Имея эту мысль, писал в письме своем к ясскому Богомолову формосский Прокоп Лаврентьев²³, что «старообрядцы только по необходимости, снисходя нуждам в священстве, принимали приходящих от российской церкви 2-м чином, а ныне, по учреждении своей иepapxии, следовало бы составить вселенский собор, на котором и утвердить постановление, чтобы от poccийской церкви приходящих совершенно крестить».

Вот в этом-то и заключается, по разумению Памфнутия, произвольное учение, которое арх. Антоний подтверждает и сейчас, приводя изложение Филарета патриарха и утверждая, что он за одно богомоление за папу повелел перекрещивать.

Отзыв.

4) Обвинение взводится на нас в нарушении церковного чиноположения при рукоположении во диакона, пресвитера и епископа, во обвождении окрест престола²⁴, то это обвинение хотя и действительно справедливо, но только произошло не по собственному произволу нашему, но потому, что мы таковым Чиновником снабжены были в митрополии, с начала поставления нас в сан apxиepeя; сознаемся также и в том, что то же действительно справедливо доказывается во обвинении, что имеется теперь у нас в руках Филаретовский с архиерейскими чинами Потребник, но только приобрели мы оный впоследствии, не раньше, как около десяти лет нашего apxиepeйства, когда уже повсюду среди наших христиан действие первоначально данного нам Чиновника от митрополита было известно под именем древнего обряда. И тогда для того мы не решились вдруг изменить свои первоначальные действия, что в то время повсеместно в христианах распространялись разные клеветы о правоверии нашем. При чем мы, пострадавше, по человечеству думали, что через перемену оного действия еще более подастся горьким завистникам повод, при прочих клеветах, расстраивать во убеждениях веры простой народ, который уверять одною, у нас находящеюся книгою, нам представлялось по тогдашним обстоятельствам совсем невозможным, почему и рассудили мы для сея перемены ожидать благоприятного времени и удобного случая.

Замечание.

Пафнутий поставляет это в вину потому, что он обозренные и обсужденные соборами богопрославленных отцев-учителей церковных, через которых посредствовал Дух Святой, чиноположения церковных обрядов, внесенных во Уставы и чиновные Требники, нарушать почитает великою опасностью, тем более такие, которые совершаются внутрь алтаря.

Поскольку о чиноположениях церковных вселенстии учители поведают так: «Церковный чин и правление действуется Духом Святым (Вас. Вел. кн. 3, о Святем Дусе)» «Закон есть свыше в церкви насажден» (Бес. 2 Коринф, прав. 2) «Темже и предание церковное достоверно быти вменяем: предание есть, ничтоже вящше ищи» (2 Солун. гл. 2. ст. 15). Против же предания «кто мнения некие и собственные уставы издает своею властью, и паче противу Господа владети хощет, нежели Господом обладаешь быти» (Вас. Вел. слово о суде Божием). «Ибо всякое уклонение от православных велений отпадение есть от святой соборной и апостольской церкви» (Никон Черн. Горы, сл. 57, л. 788). Посему и подобает «всякому глаголу и всякой вещи верная приводити свидетельства от божественного писания, во извещение убо благому, в постыдение же лукавому» (Вас. Вел. о постничестве). «Открывается бо гнев Божий с небесе на всяко нечестие и неправду человеческу, содержащих истину в неправде» (Рим.1:18).

Трудно определить, чтобы в сказанном apxиeп. Антонием извете была правда, так как он, имея в руках патриаршего издания книгу и действуя совершенно напротив изложенного в ней устава, на основании которого были ему сделаны от Пафнутия и замечания, будто бы под опасением огласить такой напечатанный в патриаршей книге обряд перед простым христианским народом, дабы не поколебать его в убеждениях христианской веры. Неужели христиане могут колебаться за точное исполнение обрядов по отеческим книгам? Нет! христиане со всяким благоговением сторожат о неизменяемости каждой буквы, напечатанной в патриарших книгах, страшась таковым изменением, чего Боже сохрани, навлечь на себя грозную вселенских соборов анафему. «Да не иная убо глаголем, иная же мудрствуем: се бо есть лжа» (Бес. евр. гл. 10, ст. 25).

Отзыв.

5) Обвинение взводится на нас за дозволение совершить брак в седьмой степени кровного родства. То за cиe обвинение мы скажем, что дело cиe уже было в рассмотрении и обсуждении Всероссийского освященного собора, о чем имеется у нас в подлиннике соборное решение от 10-го августа 1861 года, в котором между прочего говорится тако: «что брак сей предварительно рассуждаем посланным от г. арх. Антония доверенным его священноиноком Пафнутием, впоследствии бывшим Коломенским епископом, который по разбирательству разрешил совокупление оного». И брак сей, хотя и действительно относится к возбраненным, но разрешен он, как из соборного решения видно, не по нашему собственному дозволению, но только нашим доверенным, которому дана была доверенность не для разрешения оного брака, но еще прежде оного для церковного благочиния по той местности. И положим, что такая косвенность разрешения оного брака хотя и не может нас вполне оправдать от сего обвинения, потому что мы во всяком случае обязаны давать доверенность для обсуждения церковных дел лицам, хорошо сведущим право церковное; но однако, как мы будущих с кем могут случатися ошибки несмы провидцы, то этим значительно может облегчитися это обвинение. Впрочем же, как дело cиe уже решено сужетом соборным, то по какому праву и доныне не решается на нас обвинение это? – мы совершенно недоумеем. Ибо нам кажется, что cиe обвинение совсем уже приводится неуместно.

Замечание.

За этот беззаконный брак Пафнутий сделал замечание именно потому, что оный брак составился не по неведомой какой-либо ошибке, но преднамеренно. Поскольку всему оному был главным руководителем знаменитый по Гуслице священник Симеон Епифанов, которому невеста была родная сестра и которому прихожане его, со участием даже и других приходов христиан, еще при первоначальном совещании такового брака заявляли свой протест о незаконности его, но он на это не обратил никакого внимания, а еще сказал им, что брак этот благословил совершить арх. Антоний. Спустя несколько времени по совершении брака, от тех же прихожан последовало и к собору объявление. Собор дело это решил, но законным порядком прокопанную святотатьцами стену священных законов, ими же ограждена церковь Христова, надлежащим порядком (священными канонами) не заградил, то есть, главных виновников в совершении этого брака оставил без всякой епитимии. Почему после, в эту прокопанную стену проходя, и прочие продерзатели расхищают церковное достояние, будучи покрываемы самим стражем законов церковных, так равнодушно потворствующим терзать общую нашу матерь – святую церковь Христову презорством священных правил:

Отзыв.

6 и 8) Обвинения взводятся на нас, что два брака, совершившиеся в шести степенях кровного родства, оставлены без надлежащего исследования. То против обвинения сего мы должны сознаться, что действительно здесь неправильно сделано с нашей стороны упущение, но только упущение это произошло более потому, что мы, по случаю неограждения правительством, не имеем достаточно таких средств, чтобы вполне о сем производить надлежащие следствия и приводить оные во исполнение. Но как непокорникам определению св. церкви от нас зависящее духовное наказание вменяется всем нашим благопослушным священникам в непременную обязанность ко исполнению, то посему и оставляются нами учиняющие помимо нашего благословения беззаконие на суд отцам их духовным и самому Богу.

Замечание.

Эти два брака совершались пред глазами арх. Антония, а посему здесь требуется не исследование, а только одно зависящее со стороны арх., на основании церковного закона, врачевание. Понеже Христос, уполномочивая своих учеников благодатными наставлениями к евангельской проповеди во вселенную, и намека не сделал о полицейском ограждении, но сказал: «Се аз посылаю вас яко овцы посреде волков: будите мудри яко змия, и цели яко голубие. Внемлите же от человек: предадят бо вы на сонмы, и на соборищах их биют вас. И пред владыки же и цари ведени будете мене ради» (Мф.10:16–18). К мужеству же в таких обстоятельствах он воодушевлял их превысочайшими всякой земной власти надеждами, моля о них Отца небесного: «Отче Святый! соблюди их во имя твое, ихже дал еси мне, да будут едино, якоже и мы» (Ин17:11). «Якоже Мене посла в мир, и Аз послах их в мир... (Ин.17:18) якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и Tии в нас едино будут... (Ин.17:21) и Аз славу юже дал еси мне, дах им, да будут едино, якоже мы едино есмы» (Ин.17:22).

Имея в памяти сказанные евангельские слова, святитель должен руководить врученное ему стадо на пажитех слова Божия, а не на полицейское ограждение надеяться.

Отзыв.

7) Обвинение взводится на нас в разрешении вятскому священноиноку Иову венчать браки прежде сшедшиеся в шести степенях кровного родства. То против сего скажем следующее: что хотя и действительно оный священноинок является к нам нередко, потому что он нас имеет себе духовным отцом, но только как Вятская eпapxия соборне поручена собрату нашему г. Пафнутию епископу Казанскому, но мы, по определению священных правил, блюдем себя, чтобы не делать духовных распоряжений для чужих eпapxий, то и не сведаем о том, было ли когда дано священноиноку Иову на cиe определительное разрешение. Ибо мы всегда с подобными вопросами, сверх своих простых, как о деле постороннем, рассуждений, посылали его ко своему епископу за определительным ответом. При чем и недоумеем мы о действительности сего обвинения, и кажется, если бы оное справедливо было, то следовало бы г. обвинителю определительно указать, от какого именно года, месяца и дня дано оному за нашим подписом таковое дозволение, и с тем вместе нужно бы обвинять и в том, что незаконно вмешиваемся мы в чужую епapxию распоряжениями своими.

Замечание.

Местность, в которой находится священноинок Иов, с ведома самого арх. Антония, Пафнутием передана в управление епископу Геннадию Пермскому, а по нем епископу Саватию Тобольскому. Почему священноинок Иов и рукоположен не Пафнутием, но или самим арх. Антонием, или еп. Савватием. Нам представляется странным это, как же арх. Антоний, принимая на дух священноинока Иова, не знает, под чьим он управлением состоит и в каких отношениях находится с своим епархиальным епископом? – О разрешении же арх. Антонием священноиноку Иову венчать браки в шести степенях кровного родства Пафнутию передавал сам Иов, который с этим же вопросом по разрешении уже арх. обращался для подтверждения и к нему; но Пафнутий такое разрешение, как незаконное, не подтвердил. После этого Пафнутий при личном свидании с арх. предложил ему вопрос, на каком основании его преосвященство признали возможным без расторжения брака присоединять из раскола к церкви лиц, состоящих в беззаконном супружестве, по сказанному родству, и дозволили таковых венчать? Арх. на это не обинуясь сказал – апостол Павел повелевает: аще муж верен, а жена не верна, и та благоволит жити с ним, да не оставляет ее. На это от Пафнутия были возражения; но арх. Антоний не принял их и остался в той же уверенности. В настоящее же время отказываться от всего этого есть его собственная воля.

Отзыв.

9) Обвинение взводится на нас о рукоположении на преждеосвященной литургии священника, то в этом обвинении сознаемся мы, что действительно в сем случае неправильно поступили. Ибо в данном нам чиновнику из митрополии, определяется на преждеосвященной поставлять одного диакона, а мы по забвению однажды священника рукоположили. Итак, cию ошибку хотя и не оправдываем мы, но только кажется нам, что в обвинении приведенные слова церковных учителей не могут вполне соответствовать нашей ошибке, потому что в оных пишется тако: «и без литургии не подобает хиротонисати кого». Следовательно, по сему все равно, как священника, так диакона рукополагать не подобает; а потому и не могут к преждеосвященной литургии, на которой дозволяется рукополагать диакона, относиться.

Замечание.

«Церковный чин и правление действуется Духом Святым» (Василий Великий, кн. 3, о святем дусе), «о хранении коих всею силою и всею мощью должны суть архиепископы и епископы иметь стражбу (во еже) твердо соблюдать я, да ничто же от них преступаемое, … в муках онех изыскано будет» (Корм. л. 25). «В небрежении же полагающим священные и божественные правила грозное прещение анафемы возглашается» (Корм. л. 641). Пафнутий, со страхопочитанием благоговея к церковным чиноположениям и имея в виду определение божественных учителей церковных: Дионисия Ареопагита, Гавриила Пентапольского и Симеона Фессалонитского, гласящее: «Развращаяй (предание), новосечет, новосечаяй же, не последует церкви, и без литургии же не подобает хиротонисати кого, тако бы прияхом, и божественный cиe повелевает Дионисий, апостольский преемник, всем чрез священнодейство и общение таин Христовых совершатися, … Не тако хиротонисан, и невем еже что сей не почину совершивыйся будет. Не многие епископы купно, или презвитеры, или диаконы хиротонисати, но епископа, и презвитера, и диакона, и сих коегождо в приличном месте и учиненном». Книга Симеона Селунского (ответы Гавриила Пентапольского, ответ 39), признает самочинное действие развращением, новосечением и непоследованием церкви, ибо не последует церкви кто без литургии хиротонисает. Преждеосвященная же не есть совершенная литургия, понеже преждесвященна бо есть и совершенна жертва, на которой ничто же действуется, но токмо совершается вечернее богослужение, соединенное с молитвами, читаемыми пред принятием и по принятии святых даров; а потому в сей службе нет для рукоположения презвитера и епископа приличного и учиненного церковным преданием времени.

Отзыв.

10) Обвинение взводится на нас, что будто бы мы сотворяемое в три погружения крещение в Великоросcийской церкви признаем еретическим. То cиe обвинение приводится к нам весьма непонятно, потому что в нем не объяснено относительно обстоятельства, но по относительным обстоятельствам иногда об одних и тех же предметах по-видимому со всем противоположно говорится, а по сущему понятно бывает справедливо, как например: если мы, когда в отношении собственно частного пребывания называем прочие Poccийские города чужими, и этого названия нашего никто не может счесть несправедливым, знавший наше отношение. Но если мы, когда в отношены иных государств к Poccии назовем те же самые Poccийские города своими, то слова «свой и чужой», хотя и прямую противоположность по-видимому составляют, но, однако, знали наше отношение и последнего названия не сочтут несправедливым. Итак, когда будем называть своими, а когда чужими, одни и те же предметы, но смотря по обстоятельствам оба может быть справедливо. Подобно сему и отвлеченные предметы имеют двойные отношения, то к преданиям, а то к действователям оных, и также по обоим сим отношениям называющее оные не могут осуждаться от знавших их разумные отношения. Но мы совершенно не понимаем, по какому отношению взведено на нас cиe обвинение. Если в отношении к преданию, то это совсем не справедливо, ибо мы, в отношении предания, трех-погружательное с троичным приглашением крещение великороссийской церкви, не еретическим, но по изречению Матвея Правильника (сост. 1, гл. 2), божественным признаем и почитаем, и достоверность такового признания нашего достаточно подтверждается, во-первых, многими нашими писаниями, писанными против беспоповцев, а во-вторых, самым положением нашим, что мы крещенных таковым крещением, в случае обращения во св. древлеправославную церковь, приемлем чрез одно миропомазание; но когда бы в отношении предания по сему обвинению мы признавали оное еретическим, то, конечно никак бы нельзя было принимать оное без повторения, по определению 46 правила св. Апостол. Но если в отношении действователей, для различия оного с совершенным крещением св. древлеправославные церкви, г. обвинитель, когда слышал от нас каковое подобное сему обвинению выражение, то при таковом отношении и у древних общеизвестных св. древлеправославной церкви, собрателей священных правил нередко обретаются подобные сему выражения. Именно же: в первой книге Севаста Арменополя под надписью первой пишется тако: «Не приятно еретик крещение, приятно же раскольник и прясонмищник (подразумевается крещение)» Также выражается и в книге Матвея Правильника: «Возмнеся убо рече изначала еретическое крещение отнюд отметнути, о самой бо в Бога вере сих есть различие, приимати же раскол сотворших (крещение)». И мало пониже: си бысть строя ради, чистых (еретиков наватиан) крещение пpиимати» (сост. 1, гл. 2). Согласно же сему и 1-е правило Василия Великого, по переводу Кормчей с толкователями правил Валсамона и Зонары, вещает: «Того ради от начала бывшим отцам угодно было крещение еретиков совсем отметати, крещение же отщепенцов, яко еще не чуждых церкви, приимати»²⁵.

Итак, в сих приведенных выражениях если и называется, для различия, пpиемлемое св. церковью от инославных крещение крещением раскольников, чистых и отщепенцев, и, хотя все сии раскольники, чистые и отщепенцы, часто в священных правилах по общеобширному понятию именуются еретиками: но, однако, святая Вселенская церковь не смела протестовать указанные выражения. Следовательно, они не противоречили нисколь всеобщему ее определению соборных правил: перв. Всел. соб. 8, втор. Всел. соб. 7, Лаодик. соб. 7, и шест. Всел. 95, которыми хотя и дозволяется принимать без дозволения крещение еретиков второго чина, обаче же не просто, но определяется довершать оное св. миропомазанием. А посему, стало быть, и мы не подпадем суду, если и придадим оному, для различия его с совершенным крещением св. церкви, каковое особое в отношении действователей наименование. Но если за cиe будет обвинять нас г. обвинитель, то вместе с нами он должен винить и самого себя, если не за словесное, то за деятельное различие свое от совершенного крещения древле-православной церкви крещение церкви великороссийской, потому что он приемлет последнее не просто за совершенное, но всегда довершает оное посредством святого миропомазания.

Замечание.

Пафнутий неоднократно слышал, что арх. Антоний совершаемое в великороссийской церкви крещение в три погружения с приглашением св. Троицы называл еретическим, и не в каких-нибудь косвенных разговорах, а в самых существенных о сем предмете обсуждениях. Именно в 1867 году, в Феврале месяце, епископ Варлаам предложил арх. Антонию с Пафнутием вопрос: должно ли признавать наших христиан браки, по какому-либо случаю повенчанные в великороссийской церкви, или повторять над ними чин венчания? На это арх. Антоний подал свое решительное мнение, что следует повторять, на что соглашался и еписк. Варлаам. Но Пафнутий на это просил от них фактического подтверждения, говоря: мы важнейшие тайны, как-то: крещение и хиротонию от великороссийской церкви приемлем без повторения, на каком же основании венчанные в оной церкви браки будем перевинчивать? Арх. Антоний и на это прямо возразил, что у них и крещение-то еретическое! Такое выражение отнюдь не косвенное, ибо он, определяя перевенчивать браки, в том же разуме сказал и о крещении.

Приведенные же арх. Антонием тексты из книг Севаста Арменополя, Матвея Правильника и Василия Великого никакого и сходства не имеют с показанным предметом. Ибо в них называется еретическим такое крещение, которое совершается не во имя Отца и Сына и Святого Духа, и не в три погружения, а иным неким видом, где прямо говорится: «о самой бо в Бога вере сих (еретиков) есть различие (с нами)».

А что арх. Антоний говорит: «хотя и дозволяется (правилами перв. Всел. соб. 8, втор. Всел. соб. 7, Лаодик. соб. 7 и шест. Всел. соб. 95) принимать без повторения крещение еретиков второго чина, обаче же не просто, но определяется довершать оное св. миропомазанием». То в показанных им правилах нет ни слова, чтобы крещение довершалось миропомазанием, а только объясняется, что сказанные еретики присоединяются к церкви не первою тайною крещения, а через посредство отречения своих и других ересей и святое миропомазание. И едва ля имеется где в объяснениях учителей церковных такая мысль, чтобы крещение навершалось миропомазанием; поскольку миpoпомазание, хотя и при крещении совершается, числится по оном второю тайною и, как объясняется в Большом Катихизисе, при совершении оных таин над верующим, через каждую преподаются особые благодатные дары Св. Духа: «Дается нам тогда (в крещении) всецела благодать Божия, тогда с сими словесы (крещается раб Божий, имя рек, во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь) тайна святого крещения совершается» (л. 312). «Сими бо глаголы Божественными и силою их крещеное кончается и совершенно бывает» (л. 316). «Всех же седми таин cиe есть действо, яко дают благодать Божию освящающую и оправдающую приемлющих я. Ибо душу нашу очищают от грех и Богоугодну содевают, даров же Божиих различных ко спасению потребных исполняют я» (л. 320). Посему и церковь на присоединяющихся к ней крещеное, совершаемое еретиками по подобию православных, признает божественным крещением. Ибо «на cиe взыскуемое бе от кого крестишася, но в чиe имя крестишася» (бес. 1, Коринф, гл. 1, ст. 13). Миропомазанием же не крещение довершается, но печатлеется взысканное присоединяющимся исповедание, чтобы с залогом своей совести хранить по символу чистоту веры, и с тем вместе через cиe преподаются ему ко утвержению и споспешению в христианских добродетелях благодатные Святого Духа дары.

Отзыв.

Примечание а)²⁶. Святая церковь в похвалу и честь бесскверной чистоты Богоотроковицы воспевает величая сице: на Зачатие 9 декабря в седальне по стихологии: «Ея же (Богородицы) святое почитаем зачатие»; в 4-й песни канона: «тем же (Анна) зачинает едину чистую (отроковицу)», в кондаки: «Празднует днесь вселенная Аннино зачатие, по Бозе». И это последнее величание в Четии-Минеи 9 декабря, в похвальном слове непорочному зачатию Богородицы, разъясняет сице: «Аще по Бозе», то воистинну безгрешно, еда бо может что греховно быти от Бога! безгрешно, яко Богом очищенно и освященно» и проч. Подобно сему и на Рождество Богородицы 8 сентября воспевает в стихире на Господи возвах: «Днесь на разумных престолех почиваяй Бог престол свят на земли себе проуготова»; и в 4-й песни канона: «Поем святое твое рождество, чтем и непорочное зачатие твое, невесто Богоизбранная». Таже и на Введение Богородицы 21 ноября уверяет, в стихире на Господи воззвах по и ныне: «По рождестве твоем, Богоневесто Владычице, пpиидe в церковь Господню воспитатися во святая святых, яко освященна, тогда и Гавриил послан бысть к тебе всенепорочней пишу ти приношаше, небесная вся удивишася, зряще Духа Святого в тя всельшася». В седальне по 2-й стихологии: «Прежде зачатия чистая освятися Богови, и рождестве на земли дар принесеся Ему, исполняющи отеческое обещание». В 4 стих, 5 песни канона второго творца: «Да отверзутся преддверия славы Бога нашего, да приемлют неискусную игу Христову матерь, яко же трилетствующую юницу». В припеве 9 песни: «Ангели введение пречистые зряще удивишася, како девая входит во святая святых». В 2 стих 9 песни первого творца канона: «Прелетает Богородице чистая чудо твое, силою словес течения греховного не приятно». И в стихире на хвалитех по иныне: «Днесь чистейшая святыни, яко тридетствующая юница во святая святых вводится».

Соображение сею примечания с богословскими текстами, указанными г. Пафнутием в прояснении.

Еже убо святый Григорий Богослов в 2-м слове на Святую Пасху в 18-м стихе глаголет: «Родився убо (Христос) от Девы, и душу и тело предочищшей Духом»; а в толковании, обретающемся в большом Соборнике, на указанные слова пишется тако: «запивается (Христос) в деве, сиречь зачатия и родися, предочищшей и душу и тело нашествием Святого Духа, тем бо очистися, иже от рожества снизведеся, изливаем от первосозданного Адама и преподающься в весь род».

И преподобный Иоанн Дамаскин в 3 книге во 2 гл. глаголет: «По сложении убо Святыя Девы Дух Святый найде на ю, по Господню слову, еже рече Ангел, чищая ю и силу приятельну слова Божества подавая, купно же и родительну». Здесь для надлежащего решения представляются по необходимости cии вопросы: противоречат ли cия богословские слова выше указанному в похвалу Пречистой Богородице церковному пению? И если противоречат, то неужели обольщает нас водруженная в церкви Святого Духа премудрость, гласящая к церковным чадам: «с правдою вси глаголи уст моих, ничтоже в них стропотно, ниже развращенно, (но) вся права разумивающим, и здрава обретающим разум» (Притчи гл. 8, ст. 8)? Нужно ли подтверждать сии вопросы? Но сего не может допускать вера наша; а потому и решаемся мы соглашать оные указанные богословские тексты с общепринятым всею вселенскою церковью похвальным Пречистыя Владычицы пением. А потому в стихе Григория Богослова и толковании оного сказанное: «и душу и тело предочищшей Духом», не можем понимать так, чтобы cиe означало в самом Благовещении пренепорочной отроковицы от прародительского греха очищение. Поскольку слово «предочищшей» означает очищению время будущее. Почему и можно по слову Григория Богослова очищение Пречистой Девы Mapии относить к полному coгласию свято-церковного пения. А еже другии витий богословии рече: «чищая ю и силу приятельну слова Божества подавая, купно же и родительну», то здесь слово «чищая», по связи последствующих слов, мы принимаем, что оное относятся ко очищению в то время не от скверны прародительской самой Богородицы, но только ко одному ее чистому и сверхъестественному, без истляния девства, непорочному и честному зачатию²⁷. Почему и не обретается у нас ни в сих богословских выражениях, ни в оном свято-церковном пении ничего ни стропотного, ни развращенного, но все почитаем правым по словеси премудрости, изреченному в притчах. Но как и почему своим прояснением еп. Пафнутий находит во всем смысл с сими вышеозначенными богословскими словами сходным текст, помещенный в Скрижали, такового содержания: «но Духу Святому пришедшу на ню (Деву Mapию) и очистившу словом Архангела Гавриила, зане скверна прародительна бяше в ней», мы и по cиe время совершенно недоумеем, и не знаем, может ли он как согласить все это с вышеуказанным свято-церковным пением в похвалу пренепорочней Владычице, или обрящет что из оного неправо?

Замечание.

В сем примечании арх. Антоний во основание своего догматствования, будто бы Пресвятая Богородица была не причастна прародительные естественно-наследственные скверны, приводит похвальные церковные песнопения, в коих православная церковь ублажает одно непорочное Ея зачатие; и эти-то церковные песнопения, соображая с словами Григория Богослова и Иoaннa Дамаскина, которые прямо говорят, что Пресвятая Богородица от первородного греха очистилась совершенно тогда только, когда, по благовествованию Архангела Гавриила, Дух Святый найде на ню, делает такое заключение: «мы принимаем, что оное относится ко очищению в то время, не от скверны прародительской самой Богородицы, но только ко одному ее чистому и сверхъестественному без истления дейвства непорочному и честному зачатию». Мы хорошо не понимаем, о чьем здесь арх. Антоний говорит зачатии, – о зачатой самой Богоматери, или Сына Божия? Если самой Богоматери, то из учителей церковных никто не называл ее зачатия сверхъестественным; если же Сына Божия, то от какого же оному греха очищаться, ибо оно и так святейшее и самоосвящающее?

Приводя во оправдание свое оные церковные песнопения и делая с ними такое соображение слов Григория Богослова и Иоанна Дамаскина, едва ли арх. Антоний понимает, в чем заключается наследственный грех, или прородительная скверна. И уж не думает ли, что оная (скверна) заключается в совокуплении мужа с женою?

Священное писание научает нас, что «от жены начало греха и тою умираем вси» (Сир.25:27). «Яко же единем человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в нем же вси согрешиша» (Рим.5:12). «Кто бо чист будет от скверны? – никто же, аще и един день жития его на земли» (Иов.14:4).

Но в чем оный грех заключается? Св. Златоуст, говоря об Адаме, каков бе до преступления, объясняет так: «Ниже бо риз требоваше Адам, ниже покрова, ни иного коего такового ycтpoeния, но Ангелом паче подобляшеся… Труд же послежде бысть, послежде пот, послежде срам, и страх, и недерзновение: тогда же ни печаль, ни болезнь, ни воздыхание, но не пребысть во оном достоинстве... Что убо, рцы ми, он смертное ли имея тело согреши? Никакого же; ни бо аще бы смертно было, послежде бы в мучения чину смерть претерпел…Несть прочее, мертвость вина греху (не поношай), но лукавое произволение есть корень злым. Чесо бо ради Авели тело ничтоже обиде? чесо ради безплотное ничтоже пользова бесы?» (Бес. 1, Коринф, гл. 6, ст. 24) «Вся убо в Бозе; но нетако яже самовластью нашему повреждатися… Подобает бо первее нам изволити благая; и егда изволим мы, тогда и той, еже от себе, вводит… Ниже бо свое быти все восхоте Бог, да не мнится без ума венчати нас» (Бес. Евр. Нравоуч. 12).

«Бог Сына своего посла в подобии плоти греха, и о гресе осуди грех в плоти… Ниже бо грешную плоть имяше Христос, но подобную убо нашей грешней, безгрешную же, и по естеству равную нам. Темже и отсюду явленно, яко не бе зло естество плоти, ниже бо иное вместо первого пpием Христос, ниже самое то пременив по существу, cиe противобратися уготови, но оставль в том же естестве, венец взяти сотвори противу греху, и тогда ю с победою восстави и бессмертну сотвори» (Бес. Рим. гл. 8, ст. 3).

Подобно сему и блаженный Феодорит, толкуя священное писание, сказует: «Се бо в беззакониих зачат есмь, а во гресех роди мя мати моя» (Толк.) Издревле и с самого начала, говорит пророк, грех возобладать естеством нашим, потому что преступление заповеди предшествовало Евину зачатию. По преступлении, по произнесении Божия приговора, лишившись уже рая. Адам позна Еву жену свою, и заченши, родя Каина (Быт.4:1). Поэтому пророк хочет сказать, что грех, возобладав над нашими прародителями, в роде нашем проложил себе некий путь и стезю. Cиe говорит и блаженный Павел: «единем человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, в немже вси согрешиша» (Рим.5:19). Cиe и Бог всяческих изрек чудному Ною: «прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности» (во вся дни) (Быт.8:21). Все же это научает нас, что сила греха не есть сила естественная (а если бы действительно так было, то мы были бы свободны от наказания); но что естество, смущаемое страстями, склонно к падению. Посему не брак обвиняет пророк, как предполагали некоторые, и беззаконием называет не брачное общение, как неразумно полагали иные… напротив того, выставляет он на вид то беззаконие, на которое отважились прародители человеков… Но поскольку прародители согрешили, то преданы они тлению; а сделавшись тленными, таковых родили и детей, и их, как тленных, сопровождают вожделения и страх, удовольствия и скорби, гнев и зависть. Совсем этим и с тем, что от сего рождается, борется рассудок, и, победив, прославляется и украшается победными венцами; а уступив над собою победу, подвергается стыду и наказанию» (Феод. ч. 2, Пс.50:7).

Вот что означает прародительная скверна, от которой никто по естеству рожденный не может освободиться, хотя, как говорит достоблаженный Иов, и един день жития его на земли. Как же Пресвятая Богородица была не причастна ее? Ибо, по сказанию св. богословов, для совершенного очищения от сего греха Дух Святый низшел на нее тогда только, когда архангел Гавриил благовестил ей о зачатии Бога Слова. «Родися убо (говорит св. Григорий Богослов) (Христос) от Девы, и душу и плоть предочищшей Духом, подобаше же и рожеству почестися, и девство предпочтити (толк.). Понеже подобаше и рожество, якоже и человеколюбие, велико быти и преславно, от Девы Отроковицы рождается, да яко убо рождается, брак почтет и рожество, честен бо брак и ложе нескверно, а яко от Девы, да предпочтет девство, яко брака больши: зачинается в деве, спрячь зачатся и родися, предочищшей и душу и тело нашествием Святого Духа, тем бо очистися греха, иже от рожества снизведеся, изливаем от первосозданного Адама, и преподающся в весь род. Сице бо и ангел рече: Дух Святый найдет на тя и сила вышнего осенит тя» (Соборн. больш. л. 676). Сему согласно и святый Иоанн Дамаскин пишет: «По сложении убо Святые Девы, Дух Святый найде на ю, по Господню слову, еже рече Ангел, чищая ю, и силу приятельну слова Божества подавая, купно же и родительну» (книга 3, гл. 2).

Отзыв.

Примечание б. Святой Афанасий Великий на 16-й вопрос князя Антиоха ответствует, сице глаголя: «Человеческая убо душа есть существо умное, бесплотное, бесстрастное, бессмертное, ниже ангел. когда бе душа, якоже ариане баснят, ниже пребывают души кроме телесе, якоже манихеи догматствуют, но якоже каменю и железу сражаемым отобоюду рождается огнь, тако и от мужеска и женска примешения составляется Божиим повелением тело и душа». И таковый смысл сего ответословия и преподобный Иоанн Дамаскин подтверждает, сице глаголя: «купно же и тело и душа создася, не ово убо прежде, овоже послежде, по оригеновым блядемъ» (книга 2, гл. 13). Также с сим согласуется и толкователь книги св. Иоанна Лествичника в слове 26, о душе, по свидетельству св. Иоанна Ексарха, глаголя тако: «не бо бе яже прежде телесе, но aбиe в рожество телесное созидается, ниже: зане в зачатии вдушися». Согласно сему и святый Симеон Фессалоницкий, во ответе на вопрос некоего архиерея свидетельствует вещая: «Тако убо и в ложесн младенец чрез некоторый уд насажден во удах матере живот приемлет. Ниже: естество из начала семене, сознательною Божественною силою, якоже Божественный Григорий глаголет: «одушевленно бо животное из начала съется силою душевною». Еще уверяет все вышесказанное и в 3-м слове душезрительного Зерцала, ответословием души, по вопросу плоти, состоящему в следующем: «Плоть: аще бых не создана аз, не бы создана ты со мною. Душа: Еда бо (ты) особне бысть, и аз паки особне? ни, окаянная, ни, не непщую и се отнюд, но во едино Создатель и (созидает) об, не бо тело прежде души, ниже душа прежде тела создася, или бысть, якоже мнози мнят, но обе воедино кроме первосозданного; не пребывает прежде другого, якоже рех, но купнолепна и купновозрастна ми еси по всему, ни бестелесна душа, ниже бездушно тело ня бысть, ни бывает, исперва разумей от одушевленных одушевленно, от живых же паки живо и одушевленно рождается человек».

Соображение сею примечания со словами Богом данною Моисею закона, указанными у г. Пафнутия в прояснении.

«Аще же биются два мужа и поразят жену непраздну, и изыдет младенец ея не изображен, тщетою да отщетится, якоже наложит муж жены тоя, подобающее да отдаст душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу и проч. (Исх.21:22:24). Здесь таковый вопрос для надлежащего соображения представляется: противоречит ли сему тексту вышеозначенное писание, или нет? Но мы, по-своему убеждению, не смеем решать вопрос сей таковым признанием, чтобы оное святых отец писание приражалось Господу Богу Вседержителю каковым противоречием закону Его. Потому что, если бы это действительно было, то не приняла бы сего Духом Божиим руководимая святая церковь. Но когда оное не отвергнуто от церкви, то, следовательно, нет в оном никакого противоречия против Божия закона. А потому между оного нужно нам искать согласия, да и не очень трудно, кажется, можно оное заметить. Ибо означенное святоотеческое писание говорит только об одном одушевленном зачатии человека и сим не отвергает быть в последствии через некоторое время воображению младенца по характеру совершенного человека. А приведенный текст от Божия закона не отвергает одушевленного зачатия человека, так как он по смыслу слов ему предыдущих и последующих гласит не о бездушном составлении плоти младенца, прежде совершенного воображения его по характеру человека, но только об одном наказании, какому должен подвергнуться убивый во чреве матери младенца. И как тогда было определение истязовать душу за душу, око за око, зуб за зуб и проч., то во отстранение разных противоречий и невинных убийств, положен был только в виде явного доказательства таковый предел, когда изыдет младенец воображен, и это не иначе, как только для того было так определено, что без воображения из ложесн жены исшедшее не по чем определительно признать, младенец ли есть исшедший, или просто что от одного обычного женам. Но если бы не положено было оного предела о воображении младенца, то в таком случае драк наверно все бы стали и за одно обычно-женское истечение просить врагам своим умерщления. Но как у человеколюбца Господа Бога везде при суде замечается милость, то и в оном определении заповедано по милостивой мере лучше оставлять виновных без наказания, нежели, через таковое заповедание, в коем может быть недоразумие, погублять вовсе невинных. Впрочем же нельзя сказать еще и того, чтобы убивающие невоображенного младенца оставлялись по оному определению вовсе без наказания, ибо они хотя и освобождены от смертной казни, но за то наказываются штрафом на сколько отцу убиенного младенца будет угодно. Но когда бы у жены после драки вовсе бы не оказалось никакого извержения, то бивший оную, по означенному определению, и последнему не подвергается за одно ее увечье наказанию, но должен истязатися тем, иже речеся: око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу и проч.²⁸.

Итак, по сему неравному Божия закона определению о наказании убийцам во чреве младенцев, основанному на разнообразных доказательствах, нам кажется, нельзя заключать того, чтобы бездушным до воображения зачинался младенец, как такового заключения, сверх здравого рассудка, не допускает и Bacилия Великого правило 2-е, по переводу Кормчей с толкователями правил Валсамона и Зонары, глаголяще тако: «Истлившая по умышлению плод чревесный убийства месть приимет. Испытности же необразованного, или образуемого у нас несть, и проч.». О чем также и в толкованиях вышеозначенных толковников на cиe правило говорится: «яко несть разумение чревесного плода, аще и не воображен есть чревесный плод, аще и воображен и характер имеющ человека, едино имеется разумение»²⁹.

При чем и остаемся мы в недоумении за оное обвинение г. Пафнутия, которым он обвиняет нас за недопущение на 40 и 80 дней по зачатии бездушного составления во утробе матери младенца. Потому что мы и по cиe время на допущение того не имеем никакого определительного основания.

На подлинном подписано тако: Сей отзыв написан на девятнадцати листах. Смиренный Антоний Архиепископ Московский и Владимирский.

Замечание.

И в этом примечании, подобно первому, арх. Антоний, в подтверждение своего мышления привел тексты св. богословов: Афанасия Великого, Иоанна Дамаскина, Иоанна Лествичника и других, которые, как и содержание их доказывает, управлены оными церковными учителями против еретиков, мудрствующих, что души созданы в естестве ангельском прежде человека и подобных сему нелепых мышлений; о воодушевлении же в самом семени зачатия, как арх. Антоний утверждает, во всех текстах ни слова нет. Да возможно ли и помыслить, чтобы такие богопросвещенные мужи разгласовались с священным писанием, повествующим: «Созда Бог человека, персть (взем) от земли, и вдуну в лице его дыхaниe жизни: и бысть человек в душу живу» (Быт.2:7). Cии священные слова объясняя, церковнии учители сказуют, что Бог «прежде созда тело Адамле и потом душу, тако и во утробе женстей первие от обмене зиждет тело, и потом творят душу» (Соборн. больш. сл. Кирилла мниха). «Аще биются два мужа, и поразят жену непраздну, и изыдет младенец ея не изображен, тщетою да отщетится... Аще же изображен будет, да даст душу за душу, око за око» и проч. (Исх.21:23–24). Церковь, покорствуя словесам Божиим, особенно гнушается сим учением еретиков (что души существовали прежде тел и проч.), отвращается же басней и других лжеучителей, и веря Божественному писанию, сказует, что душа создана вместе с телом и не в вещественном семени имеет начало своего создания, но изволением Творца приходит в бытие по образовании тела. Ибо божественный Моисей сказал, что сперва создано тело Адамово, потом вдунул Бог душу. Взял перст от земли, и созда Бог человека, и вдуну в лице его дыхание жизни: и бысть человек в душу живу (Быт.2:7). Сего же вдуновения не называем, с Кедроном и Маркионом, какою-либо частью Божественной сущности: утверждаем же, что сим означается естество души, а именно, что душа есть дух разумный и мысленный. И в законах сей же пророк еще яснее научил нас, что сперва образуется тело, а потом вдыхается душа; ибо об ударившем непраздную сказал: аще изыдет младенец изображен, да будет око за око, зуб за зуб и проч., аще же изыдет не изображен, тщетою да отщетится (Исх.21:21–23), а сим научает, что младенец не образовавшейся неодушевлен. Так и достойный всяких похвал Иов говорит ко Господу: «Помяни, яко брение мя создал еси, в землю же паки возвращавши мя. Или не якоже млеко измелзил мя еси, усырил же мя еси равно сыру; кожею же и плотию мя облекл еси, костьми же и жилами сшил еси» (Иов.10:9–11). И показав сим предшествовавшее образование тела, потом присовокупил песнопение об одушевлении тела; ибо говорит: «живот же и милость положил еси у мене» (стих 12); упоминает после сего и о попечительности: «посещение же твое сохрани мой дух» (12); потом проповедует Божие всемогущество: «cия имеяй в тебе, вем яко вся можеши, и невозможно тебе ничтоже» (стих 13). Почтил Бог тело сим приемуществом по времени, чтобы установить равенство. Поскольку душу сотворил бессмертною, а тело смертным, то телу дал старейшинство по времени, чтобы душа не величалась пред ним, преимуществуя и по естеству и по времени» (Феодорита часть 7, догмат 9, о человеке).

А что в заключении сего примечания арх. Антоний выставляет на вид, будто бы Пафнутий обвиняет его в недопущении им, как он говорит, «на 40 и 80 дней по зачатии бездушного составления во утробе матери младенца», то Пафнутий не только что в этом не обвинял арх. Антония, но и сам такой мысли никогда не имел и не имеет, а только заметил, что изложенные apxиепископом Антонием проклятия восходят на самый Богом данный закон, как это всякий может видеть в самых замечаниях Пафнутия.

Нет сомнения, что число раскольнических попов австрийского поставления достигло теперь весьма значительной цифры. Эти вредные паразиты, распложаемые фальшивыми раскольническими архиереями, расползлись уже по всему лицу русской земли, и едва ли есть раскольнический уголок даже в самых отдаленных краях России, где не сидел бы теперь раскольнический поп. И это в течение всего лишь сорока пяти лет, как существует на белом свете лже-иepapxия, начатая купленным на раскольнические деньги беглым греческим митрополитом! Что же будет дальше? Явление прискорбное и достойное полного внимания тех, кому cиe выдать надлежит. Эти раскольнические попы, так уже расплодившиеся, и размножение которых, конечно, будет все продолжаться с течением времени, составляют истинную язву среди русского народа и причиняют великое зло православной церкви. Правда, все эти раскольнические попы, за весьма не многими исключениями, круглые невежды, даже плохо знающее грамоту, люди низкой нравственности, смотрящие на свое поповство, как на выгодное ремесло, к тому же враждующие друг с другом то из-за Окружного Послания, то из-за приходов; но уже самое их существование, – самое то, что, не смотря на их невежество и безнравственность, раскольники принимают их и следуют за ними, как за пастырями, делает из них, в общей их совокупности, некоторого рода злую силу, с которой следует считаться, которую нельзя оставлять в пренебрежении. Притом же есть между ними, хотя и составляющие исключение, люди хитрые, искусные, не лишенные начитанности и фанатически преданные расколу, пропагандирующее его, пользующиеся всяким случаем – нанести вред православной церкви: эти уже требуют постоянного внимания со стороны известного православного духовенства, их влиянию на раскольников и не раскольников необходимо постоянное противодействие – посредством научения православных истинам веры и удобопонятного раскрытия для них ложности и погибельности раскола, посредством публичных бесед с старообрядцами и самими их попами, если это возможно, посредством распространения в народе сочинений о расколе. Вообще, усиление миссионерской деятельности со стороны православная духовенства в приходах, зараженных расколом, есть главное, если не единственное, средство к ослаблению, а затем уничтожению и этого зла от расплодившихся раскольнических попов.

Нам не раз приходилось уже говорить о раскольнических австрийских попах того и другого сорта, – и о невеждах, или проходимцах, только промышляющих поповством, и о попах пропагандистах, подражателях и большей частью учениках Швецова. И теперь имеем сообщить кое-что о тех и других.

Осенью прошлого года умер один из московских раскольнических попов – Яков, служивший в моленной купца-раскольника Мусорина. Mесто опросталось очень доходное, – Яков нажил поповством большой капитал. Гусляки, излюбленные кандидаты на поповство у раскольников, потирали от удовольствия руки, рассчитывая получить такое теплое местечко, а особенно радовался секретарь Савватиевой Консистории (Духовный Совет тоже) – г-н Перетрухин, в надежде выгодно продать такое хорошее место, каковою продажею, как слышно, он занимается совокупно с Петром Драгуновым. Но Савватий на этот раз pешился показать самостоятельность, – произвел попа, не спросясь ни Перетрухина, ни Драгунова, и вовсе не из гусляков, которые, как видно, и ему опротивели. Подвернулся, по его выражению, «хороший человек», несколько знакомый ему прежде, – городецкий житель Исак Носов, – и его-то Савватий поставил на место Якова к Мусоринской моленной.

Исак Носов и нам несколько знакомое лицо. Он беглопоповец и в Городце занимался именно отысканием и приобретением беглых попов, за что, разумеется, пользовался благоволением и щедротами самого Н. А. Бугрова. Он даже у строил церковь в своем доме и открыл в ней богослужение, доходы от которого поступали в его собственность. Мы уже говорили в свое время, что об этой новоустроенной в Городце раскольнической церкви было донесено правительству и в доме Носова произведен был обыск. О предстоящем обыске ловкий беглопоповец узнал заблаговременно и успел убрать свою походную церковь. Правда, остались явные следы ее в комнате, оказались налицо и некоторые церковные принадлежности, но все же дело получило благоприятный для Носова оборот, и спустя немного времени он опять, уже с большей смелостью, поставил на прежнее место свою походную церковь. Здесь у него служил и явившийся на время в Городец беглый иepoмонох Макарий, – тот самый, к которому Иголкин писал обличительное послание³⁰. Но вот и Макарий ушел из Городца; служить у беглопоповцев стало некому и церковь у Носова запустела, а с тем вместе прекратились и доходы. Тогда-то ему и пришло на мысль – сделаться самому раскольническим попом: беглопоповством и чем угодно он давно готов был пожертвовать ради доходов. Услыхав, что в Москве опросталось богатое поповское место, он и явился к Савватию, своему прежнему знакомцу, объявил ему, что якобы познал истину, бросает беглопоповство и желает присоединяться к австрийскому согласию, даже послужит ему в звании священника. Этим «хороший человек» еще больше расположил Савватия в свою пользу, и с необычайной решительностью, забыв свой страх перед Драгуновым и Перетрухиным, Савватий, как мы сказали, поставил Исака Носова в попы на место Якова.

Сделавшись попом, Исак приезжал в Городец – забрать свою походную церковь, теперь нужную для собственного употребления, сделать хозяйственные распоряжения и взять семью на жительство в столицу. Городецкие беглопоповцы были изумлены известием, что Исак воротился к ним «австрийским попом», и чрезвычайно огорчились, когда узнали, что он увозит из Городца свою церковь, в которой она собирались, и еще надеялись собираться на службу, если добудут беглого попа. Делались даже сходки для общих рассуждений по этому делу, и решили – дать Носову столько же жалования, сколько он надеется получить в Москве с прихода, только бы он не увозил церкви и не уезжал из Городца; поповство же, как все уверены были, он легко бросит, потому что принял его ради дохода, да и настоящим поповством не признает. Однако это решение почему-то не привели в исполнение. Также и пребывающий в Городце австрийский поп Иголкин, ставленик Швецова, совсем не обрадовался, узнавши, что Исак Носов сделался его собратом, таким же австрийским попом: ему очень досадно было, что из Москвы даже и не спросили его, что за человек этот Исак, о котором он дал бы, конечно, отзыв совершенно неодобрительный. Иголкин, как и многие в Городце, знает хорошо, что Носов человек необстоятельный и ветреный, а над раскольническим священством открыто глумятся, – рядился, напр., в имеющиеся у него священнические облачения и разыгрывал попа. «Теперь (пишут нам из Городца) один портной нашил ему поповских подрясников. Примеривая их, Носов нарядился потом в полное облачение и спрашивает портного: хорошо? Хорошо! – ответил тот, и оба расхохотались!... Распродав некоторый иконы и другие вещи церковного употребления (пошел в продажу и старинный антиминс, за который Бугровым предложена большая сумма), Носов уехал из Городца в Москву.

Между тем в Москве по поводу его назначения в попы произошел переполох. Поп Петр и Перетрухин выходили из себя, – не могли поверить, чтобы Савватий осмелился поставить попа без их ведома, да и не известно какого. Поп Петр, ударив кулаком по столу, решительно провозгласил: не быть Исакию попом! старик сходит с ума! (Надобно сказать, что сей отец Петр не зовет Савватия ни владыкою, ни преосвященством, а просто стариком, и никогда с ним не служит, даже никогда не подходит к нему под благословение: таковы иepapxические отношения в этой курьезной австрийской иepapxии!) И действительно, – Драгунов с Перетрухиным успели в надлежащем виде изобразить нового попа владельцу моленной, Мусорину, и тот объявил, что ни за что не примет его (а Мусорин давно известен, как один из тех богачей-раскольников, которые не любят, чтобы их нраву препятствовали). И вот, когда Исак явился в Москву занять свое поповское место, владыка-Савватий объявил ему, что дело его плохо. Приходилось поклониться Драгунову и Перетрухину. Отправился Носов к Драгунову. Отец Петр понял визит его в том смысле, что он готов хорошо заплатить за свое место, и послал его к Перетрухину для обычных о том преговоров. Перетрухин «за чайком» назначил Носову такую сумму, что тот, и вообще не расположенный что-либо платить, взял шапку, раскланялся и пошел к своему – владыке Савватию, который и должен был принять его на свое попечение...

В Мусоринскую моленную Исак Носов так и не попал; Савватий пристроил его к моленной в Преображенском, – той самой, которая открыта раскольниками в здании, противозаконно построенном ими для обширной церкви: церковь, как известно, им не удалось открыть здесь, даже не имели возможности достроить, по предположенному плану, самое здание, но все же, однако, над покровом власти, успели открыть здесь моленную с помещениями для причта. Сюда помещен был ими некий поп Иван: теперь этого Ивана почему-то Духовный Совет решил удалить из Москвы, – перевел в Торжок, на место тоже удаленного за что-то попа Bacилия Механикова, и на его-то место Савватий пристроил Носова. За Ивана, которому разумеется, ехать из Москвы в Торжок не хочется, вступились некоторые его прихожане, и потому положение Носова и на этом месте едва ли прочно. Однако в феврале настоящего года, на масленице, Носов приезжал в Городец попировать, да расплатиться с долгами, и здесь хвалился своими поповскими доходами в Москве, – говорил, что вполне доволен своим положением и звал знакомых посетить его, посмотреть на его житье-бытье в звании «австрийского иepeя»...

Мы представили образчик нового раскольнического попа в Москве, который, по признанию Савватия, еще «хороший человек», – не то, что другие попы, из гусляков. Эти другие, старые, московские попы раскольников отличаются действительно одними безобразиями, так что и сам Духовный Совет не знает, что с ними делать. Вот перед нами два определения, состоявшиеся в этом центральном раскольническом управлении в один и тот же день, 2-го октября 1890 г., по делам о неприличных поступках двух попов, из коих один – лицо случайное, с сильной протекцией, родной брат властвующего в Духовном Совете Петра Драгунова: значит безобразия его дошли до того, что никакая протекция не могла прикрыть их. Любопытства ради приводим вполне это «Определение Духовного Совета почтеннейшему (!) иepeю Епифанию Феодоровичу Драгунову»:

2 октября 1890 года рассматривалось дело о донесении на тебя некоторыми лицами о твоих неприличных поступках: 1) Получаемые доходы за требы, которые должны поступать в общую кружку и записываться в церковную книгу, а ты их утаиваешь в свою собственность. 2) Ты дал своему дракону Василию только 3 рубля вместо пяти, которые были пожертвованы ему Морозовой в его собственность, и за это возбудил ты диакона своего, который при всем народе несколько раз называл тебя за это жуликом и хапугой. 3) Куда тебе укажет надобность уходить, ты должен спроситься у старосты, или сказаться закону, или же своим домашним, куда и на какое время отлучился. Если же ослушаешься сего нашего определения, и тогда получишь должное наказание (?).

Другое определение – попу Ивану Сергееву Плохову. И этот обвиняется в неправильном разделе и утайке доходов за требы, в самовольных отлучках из дома, так что прихожане и отыскать его не могут, когда встретится треба. Но за Плоховым указан и особый «неприличный поступок»: «ты посылал (читаем в Определении) в питейное заведение за водкой, на коей прикладывал свою печать: «иepeй Иоанн Сергеев Плохой», за что тебя осуждает правило святых отец в книге Кормчей: священник, дозволивший себе развращать люди (через печатание водки иepeйской печатью? – едва ли Кормчая могла предвидеть такую вину!), подвергается запрещению». Запрещению Ивана Плохова однако не подвергли, а только предписали ему «печать cию немедленно уничтожить» и пить водку, уже не печатая иepeйской печатью. Впрочем, за это ли неудобное употребление иеpeйской печати, или потому, что лишен счастья иметь братом Петра Драгунова, попу Ивану изречена Советом угроза более сильная, нежели попу Епифану: «если ты не будешь исполнять сего определения, то будешь уволен окончательно из Москвы». Что значит быть «окончательно уволенным из Москвы», это хорошо знают и раскольнические попы и г. Перетрухин, изрекающий сии угрозы...

Вот каковы, даже, так-сказать, по оффициальным документам, раскольнические попы в самой Москве, т.е. составляющие цвет австрийского духовенства! Скажем кое-что и о других здешних раскольнических попах. Известный читателям поп Савва, служивший в бывшей моленной Паисия Лапшина (нынешнего Саратовского лжеепископа), за Тверской заставой, своими дерзостями вывудил наконец попечителей этой моленной выгнать его вон. Савватий, а вернее Перетрухин с Драгуновым, пристроили Савву к Мусоринской моленной (куда не удалось поступить Носову), а попечителям Панаевой моленной, которые просили себе попа на место Саввы, не дают никого, не смотря на все их просьбы, так что они подумывают обратиться к противуокружнику Иову, в полной уверенности, что тот не откажет поставить им попа. Между тем Савве не понравилось место при Мусоринской моленной и, угобзив Перетрухина с Драгуновым, он успел водвориться по соседству с прежним приходом, у Тверской же заставы, при моленной бывшей Царского, а теперь Рахманова, где до сего времени служили только дьячки, т.е. открыл здесь новый приход. Так рыщут раскольнические попы, отыскивая места подоходнее... Мы говорили уже, что в Дулёве, при известной фабрике Кузнецова, где устроена православная церковь, известный ненавистник православия и расплодитель австрийских раскольнических попов – Арсентий Морозов поставил и своего попа, с собственной фабрики. Этот избранник и ставленник Морозова скоро вошел во вкус раскольнического поповства. Прослышав, что в Петербурге у противуокружников открывается доходное место, он, не думая долго, убежал из Дулёва, оставив главный прихожанке своей, от которой получал и жалованье, записку, что отселе он им не слуга. Беглец явился к Иову, прожил у него с неделю, отрекшись конечно от окружников и произнеся проклятие на Савватия (а значит – и на Арсения Морозова); но увидел, что расчёты на хороший приход у противуокружников не оправдались, и решился возвратиться на прежнее место: принес повинную своей прихожанке, получил от нее прощение и снова служит в Дулёве, к немалому, конечно, утешению Арсения Ивановича Морозова, который, надобно полагать, тоже не в претензии, что его бывший фабричный произнес на него проклятие перед Иовом...

Это попы московские и подмосковные: каковы же они в захолустьях, по разным деревням и селам, куда их рассовали раскольнические лжеепископы? Тем не менее раскольники слепо идут за этими слепыми вождями, чуждаясь законных пастырей церкви. И в этом-то все дело; отсюда получают и значение раскольнические попы, представляющие сами по себе совершенное ничтожество; это и делает из них, в общей их совокупности, ту силу, с которой, как мы заметили выше, нельзя не ведаться. А между этими ничтожными раскольническими попами есть притом и довольно сведущие, начитанные в старинных книгах, умеющие беседовать с народом и, при фанатической вражде к церкви, весьма ревностно распространяющие раскол, – есть еще больше хитрых и лукавых. Припомним для примера о существующем в Баланде раскольническом попе Якове: чрезвычайно лукавый, наученный самим Швецовым и вооруженный его еретическими тетрадками, он умел долго удерживать в расколе даже старообрядцев, сильно поколебавшихся в преданности расколу, решительно усомнившихся в законности раскольнической новой иepapxии; а когда для беседы с ним, для обличения лживости распространяемых им швецовских доказателъств в защиту австрийской иepapxии, пpиехал в Баланду миссионер Братства св. Петра митрополита М. Е. Шустов, к каким недобросовестным средствам прибегал он, чтобы уронить миссионера в глазах старообрядцев и лишить доверия, как придумывал уловки, чтобы уклониться от личных встреч и бесед с ним!³¹ Вспомним и другого, столь же хитрого, но гораздо более начитанного раскольнического попа в Городце – Иголкина, швецовского ставленника: сколько стараний употребил он, чтобы насадить здесь семена австрийщины, не существовавшей дотоле, и, конечно, успел бы в своих стараниях, если бы за самовольное устроение церкви и открытие в ней служения не подвергся законному наказанию (заключению в тюрьме). А сам наперсник и сподвижник Швецова Димитрий Смирнов! Нашим читателям хорошо известны подвиги ради раскола, соединенные даже с немалыми опасностями, на какие смело шел и теперь готов идти этот раскольнический поп, отличавшийся редкою даже среди раскольников дерзостью в ругательствах на православную церковь, в которой сам и родился и крещен...

Кстати, сообщим несколько новых известий об этом выдающемся деятеле из раскольнического духовенства. После известных читателям подвигов своих в Сураже и Чернигове, Смирнов возвратился на место своего жительства в деревню Косолапово (Гжатск, у., Смолен, губ.), где успел уже хорошо устроиться и обзавестись хозяйством³²: здесь у него имеются теперь, – новый, обширный, в восемь комнат, деревянный дом, крытый железом, отличная лошадь, которую он закладывает в городские санки для разъездов по деревням своего прихода, и пpочие удобства. По приезде в Косолапово, после свиданий со Швецовым, г. Смирнов узнал неприятную новость: его подвергли штрафу в 25 р. Надобно сказать, что вскоре же после того, как явился он в своем приходе и, по свойственной ему дерзости, начал открыто ходить с длинными волосами и в священническом платье, об нем возбуждено было дело, восходившее на рассмотрeние министра Внутренних Дел. В июне месяце прошлого года от г. товарища министра последовало решение: в виду того, что Смирнов вполне подчинился требованию исправника – остричь волосы и не носить священнические одежды в публичных местах... ограничиться учреждением за образом жизни и действиями лжепопа Смирнова строгого полицейского надзора; в случае же обнаружения с его стороны каких-либо стремлений к совращению православных, или к публичному оказательству раскола, означенный сектатор немедленно должен быть предан судебному преследованию в установленном для сего порядке. Но Смирнов подчинился требованию начальства только на словах, – в сентябре месяце, когда исправник приехал в Косолапово на сельский сход, сюда же явился и Смирнов, по-прежнему, с длинными волосами и в одежде, усвоенной духовному званию. Исправник заметил Смирнову, что он не имеет права ходить в таком платье; а Смирнов стал публично доказывать, что имеет право. Составлен был акт, по содержанию которого, в октябре месяце, земский начальник, за отсутствием Смирнова, уехавшего тогда совершать свои подвиги по освобождению Швецова, составил заочный приговор – подвергнуть его штрафу в 25 руб. Узнав эту неприятную новость, по возвращении из Черниговской губернии³³, Смирнов заявил в съезде земских начальников о своем недовольстве на решение местного земского начальника, как постановленное в его отсутствие, и съезд уважил его просьбу, постановил подвергнуть его дело пересмотру. Вслед затем его постигла новая неприятность. По поводу напечатанных нами известий об его поездке в Сураж и Чернигов и учиненных здесь подвигах для освобождения Швецова, местное начальство распорядилось произвести ему допрос и сделать обыск в его доме, что и было исполнено 7-го февраля.

На допросе Смирнов старался, разумеется, отрицать все, что мы писали о нем на основании достоверных известий, хотя не мог отрицать, что был и в Чернигове, и в Сураже, и в Клинцах. Он показал, что в октябре месяце отправился в Москву, а из Москвы в Клинцы, и так как Клинцы недалеко от Суража, то отправился в Сураж, навестить Швецова в заключении, как хорошего знакомого; что несколько раз добивался навестить Швецова, но его не допускали (?), и посещение ограничивалось одним только подаянием (?), сделанным до четырех или менее раз, – хорошо не помнить; что был с паспортом, выданным из Семеновского волостного управления, и паспорт был прописан в Чернигове, но в какой части не знает; что в городе Сураже паспорта у него не спрашивали, и где останавливался в Чернигове и Сураже не знает(!); что в Чернигове и Сураже пробыл по три дня, а с Швецовым только и виделся в Клинцах по его освобождении; что в Чернигове нигде не был и ни о чем не хлопотал (для чего же однако жил три дня и что делал все это время?): что цель поездки в Черниговскую губернию была та, чтобы побывать в Киеве (в котором однако не был³⁴) и повидаться с Швецовым. Другого показания от Смирнова нельзя было и ожидать. Однако же и этим показанием он не опроверг своего участия в деле освобождения Швецова, – своих хлопот по этому делу и в Сураже и в Чернигове.

Нельзя было также надеяться, чтобы нашлось что-нибудь особенно важное при обыске в доме Смирнова: и Швецов и Смирнов не из таких людей, чтобы не умели припрятать, если не уничтожить, похищенные ими вещественные доказательства их виновности. Однако же, у Смирнова нашлись книги, несомненно принадлежавшие Швецову и, по всей вероятности, отобранные у него при аресте, также два письма, уличающие его в сношениях с разными лицами по делу об освобождении Швецова и личном участии в этом деле.

Из книг у Смирнова найдены именно 18 экземпляров напечатанной в Яссах в 1888 г. книжки Швецова: «Показание всеобдержности двуперстного сложения в древней православной церкви и погрешностей против святого Евангелия в новообрядствующей грекороссийской церкви», 8 экз. его же книжки «Оправдание старообрядствующей святой Христовой церкви», 2 экз. его же «Истинности» и, кроме того, два сборника, составленные из переплетенных вместе, в разное время изданных, сочинений Швецова и статей других раскольнических, или благоприятствующих расколу писателей³⁵. Сборники эти, очевидно, принадлежали Швецову и всюду ему сопутствовали, – на одном из них даже есть надпись: «священноинок Арсений». Да и вообще трудно допустить, чтобы все эти книги принадлежали Смирнову, так как его собственная библиотека, которою он хвалится, остается у него еще не разобранной и хранится в чулане: значит эти книги, по преимуществу Швецовские сочинения, привезены именно из Чернигова, и те самые, что были найдены у Швецова при обыске.

Важнее и интереснее найденные при обыске два письма, которых Смирнов не успел уничтожить, или припрятать, – одно из Нижегородской губернии от некоей Веры Сироткиной, другое из Черниговских слобод, от воронковского купца, попечителя здешней раскольнической моленной, Андрея Яковлева Макарова.

Сироткина – приятельница Швецова и Смирнова, близко знакомая Кириллу, нижегородскому лжеепископу, и Иголкину. От нее Смирнов, по собственному его показанию, узнал и об аресте Швецова. Из найденного письма ее видно, что она писала к Смирнову и в Клинцы, по освобождении Швецова, и должно быть восхваляла подвиги Смирнова, совершенные для этого освобождения, о чем, разумеется, весьма неудобно было писать, и Смирнов сделал ей замечание за это, – предостерегал, чтобы впередь о таких вещах не говорила в письмах: «Пишите, что мне деи к вам ни писать таких писем, какое в Клинцы писала. Я не помню, чего и писала, была в большем восторге (разумеется, по случаю освобождения Швецова); не к похвале относится вашей (т.е. что Смирнов способствовал освобождению Швецова; кажется, ясно?), а прославлять Господа Бога. Дивен Бог во святых своих, Бог Израилев. Чего делалось во время Апостолов, то и нынче³⁶. Я не могла умолчать, не унимайте, отче святый!» О Кирилле Нижегородском Сироткина пишет: «Владыка с радостью желает помочь вам; меня посылает к отцу А(рсению) в Клинцы. Он шибко болит и жалеет о. Арсения. 12 декабря проезжал к отцу Феодору на смиренье: слава Господу Богу! умирил всех, бунтовались общество³⁷. Если пошлет меня владыка в Клинцы, то я заеду к вам: много бы с вами поговорить».

Письмо Макарова, писанное 29 декабря 1890 года, еще интереснее, – въ немъ идетъ уже речь о вторичномъ аресте Швецова, о проводахъ его изъ Полосы и, что всего важнее, о хлопотахъ, вновь поднятыхъ слободскими раскольниками для его освобождешя. «Уведомляю васъ, пишетъ Макаров, что общий друг наш, страдалец-юзник отец Арсений, после отобрания показания от него, следователь его арестовал и отправил в Сураж 18 декабря. На проводы явилось старообрядцев несчетное число, всю улицу запрудили. И вот Герасим Алексеевич³⁸, узнавши, поехал к прокурору, но тот отозвался, что не имеет от следователя уведомления, то Герасим Алексеевич поехал в Клинцы к следователю, и затем в Сураж. Возвратясь в Стародуб к прокурору, тогда прокурор уже признался по правде, что никакого залога не могу принять, так как Черниговская Консистория обвиняет его как политического (!) преступника, но прокурор и жандармский полковник этого преступления не находят. Вчерашний день Бушев Е. Е. и Гребенников Иван Гордеевич поехали в Клинцы и в Сураж. Что будет далее? – Бог весть. Но все-таки Герасим сильно принимается за дело, хочет взять верную справку от следователя, поехать в Киев в Судебную Палату обжаловать сперва окружному суду действия следователя, а потом в Палате старшему председателю Судебной Палаты: может что и поможет. А тут Субботин Н. И. в Братском Слове криком-кричит: не пускать Швецова из рук, а то разобьет православную церковь!»

Почтенный стародубец говорит об нас совершенную неправду. Где же отыскал он в «Братском Слове» эти слова, которые нам приписывает!? Такой нелепости, что Швецов «разобьет православную церковь», которую не только еретик-Швецов, но и самый ад со всеми его силами одолеть не может, по не ложному слову Христову, – такой нелепости мы никогда не говорили, и не могли говорить. Мы говорили, говорим и будем говорить, что над Швецовым, как и над каждым преступником закона, должно наконец совершиться правосудие. А что он преступник, нарушитель законов, злонамеренный и неисправимый, это доказывает вся его противозаконная деятельность, особенно воспрещенное законом печатание сочинений в заграничных и подпольных типографиях и распространение этих сочинений. Личность Швецова для нас не имеет никакого значения; для нас важно то, чтобы раскол, всячески издевающийся над церковью, по крайней мере не издевался вместе с этим и над действующими в Российской империи законами, как будто обязательными только для православных, и совсем не обязательными для раскольников. Мы желаем и требуем только, чтобы дана была надлежащая сила закону и правосудию; а чего желают и ищут все эти Герасимы Алексеевичи, опять «сильно принявшееся за дело» Швецова, разъезжающее и к прокурорам и к председателям Судебных Палат? – торжества ли закону и правосудию? Да, очень любопытно и поучительно будет видеть, кто и что восторжествует в деле г. Швецова, – правда, или кривда, закон, или беззаконие...

Возвратимся к письму Макарова. У него есть приписка, любопытная для нас, так как у нас идет речь о раскольнических попах. «С отцом Киприаном, – пишет он, – я еще не примирился; а с Климовой прихожане наши выгнали отца Мирона, и он уехал в Митьковку со всем семейством. Вот как (какие) плачу достойные дела: за воздержанность и строгость не нравился приходу»! Итак, по сознанию самого старообрядца, попам «воздержным и строгим», если изредка встретится такой в раскольническом приходе, нет и житья у раскольников; им нужны и ими властвуют Киприан (этот Киприан есть, конечно, тот самый Киприан Ломакин, о котором много говорится в биографии А. Алейнова)³⁹, – грубые и дерзкие, которым все прощается за их ругательства на православную церковь. Вот об этих «плача достойных» делах именно следует подумать старообрядцам.

Говоря о раскольнических попах, нельзя умолчать о Перетрухине, через руки которого они проходят, по крайней мере в Москве и под Москвой. Об нем и была уже речь в истории Исака Носова. Здесь мы скажем несколько слов о напускной ревности Перетрухина в защите раскола и австрийской ложной иepapxии, – говорим напускной, потому что Перетрухин, как свидетельствуют люди, хорошо знающие его, из самих старообрядцев, не только не признает раскола с его иepapxией, но едва ли и верит во что-нибудь. Материальные расчеты, житейские выгоды – вот вера Перетрухина. Служение расколу в качестве Савватиева секретаря дает ему хороший доход, – и он выступает горячим ревнителем австрийской иepapxии, готовым якобы жизнь положить за нее. Нам доставлены два письма его, – одно писанное в 1886 году, когда он только еще добивался выгодного положения в расколе, другое – в прошлом году, в пору его полного могущества. В первом, по поводу каких-то вопросов Шамшина, он изливает какому-то другу своему Иоанну Иоанникиевичу объявшую его скорбь, что нет достойных борцов за раскол против усилившегося в православной церкви миссионерства, и косвенным образом рекомендует себя, как именно такого борца, нужного теперь расколу:

Где же ваши правители корабля? Где же наши полководцы? Кто будет стоять в передовой линии в борьбе со врагами? О, Господи Боже Вседержителю, до каких мы дожили плачевных дней! Кто дает главе моей воду и очесем моим источник слез да плачу день и нощь! Ибо корабль спасения нашего враги стараются потопить в надутых волнах сего свирепого моря. Прошли должно быть те дни, в которые бы я многогрешный и всех последнейший стремглав бы бросился к тому пламю и на тот боевой пункт, где побивают наших воинов, и во имя всемогущего Бога расшиб бы враждебные полчища наших противников. Пусть бы моя жизнь пожертвуема была на поле битвы со врагами! Вот как иногда русский генерал Скобелев позавидел умирающему одному полковнику от турецкого воина под стенами Плевны. Но увы, наши времена и наши руководители еще не проснулись, видя себя окруженными врагами!...

И так далее еще страницы две такого же красноречия. Но вот г. Перетрухин сделался Скобелевым раскольнического воинства, достиг власти и значения у раскольников: что же? – бросается ли он на «боевые пункты», где побивают защитников раскола? Идет он в прошлом году мимо одного такого пункта, – мимо дома Косичкина, где ведутся беседы с раскольниками, – видит объявление об открытии этих бесед, и вот какое послание пишет к достойному другу своему, такому же ругателю церкви, – купцу Новикову, бывшему тогда членом Духовного Совета:

Многоуважаемый друг Иван Иванович!

Сегодня я шел Таганкою и увидел объявление прибитое к дверям дома Касичкина, что в будущее воскресенье 28 сего октября будет беседа со старообрядцами. Закипело мое сердце ревностью о святой древлеправославной церкви, которая поносима от этих адских проповедников, а потому я написал черновик и посылаю к тебе на рассмотрение: не переписать ли нам его и при открытии беседы послать кого-либо из старообрядцев, который бы вручил бы наш пакет епископу Виссариону и попросил бы его прочесть во всеуслышание? Может быть мы этим за целый год отделаемся от них, да и от Завалова откажемся, чтобы он нас не позорил проклятый. Подумай Бога ради, как это лучше сделать и возвести мне. Я бы и сам к тебе пришел, но знаешь мое нездоровье (какое?) не позволяет никуда ходить. Посылаю тебе низкий поклон. Любящий тебя грешный К. Перетрухин. 1890 г. 26 октября.

Вот вам и Скобелев раскольнический! Говорит, что «закипело сердце ревностью о древлеправославной церкви», а сам в кусты! Вместо того, чтобы смело выступить на ратоборство с обличителями лживости этой мнимо-древлеправославной церкви, он придумывает написать и послать им какую-то пасквильную бумаженку в надежде, что «может быть этим на целый год отделаются от них»!... И таковы все эти кичливые защитники австрийской лже-иepapxии, – храбры на словах с своими, а на деле прибегают только к разным хитростям и уловкам. Братчики пишут с великими потугами целых 105 вопросов и идут на беседы, чтобы подать их, рассчитывая на «инцидент», а Перетрухин с своим другом Иваном Иванычем придумывает послать тем же собеседникам какую-то пасквильную бумагу!... В интимном письме его к этому другу, заслуживает особого внимания то обстоятельство, что проповедников православия, епископа и прочих служителей православной церкви, он называет «адскими проповедниками». Г-да старообрядцы! Как вы полагаете, – ужели подобные дерзкие ругатели православной церкви (а по вашему, господствующей) могут безнаказанно произносить свои ругательства на нее и на ее служителей, состоя под властью православного правительства? И если за такие свои дерзкие ругательства они подверглись бы должному наказанию, ужели по вашему это была бы несправедливость?

Раскольнических лжеепископов постигают в последнее время разные невзгоды. По смерти Пафнутия Казанского положение Паисия Саратовского должно было бы, казалось, упрочиться, так как не стало уже лица, своим вмешательством в дела его епархии причинявшего ему постоянные неприятности; теперь, казалось бы, и московские власти должны оставить свою вражду к Паисию, так как не могут уже опасаться его переезда в Москву, которым тот постоянно пугал их, жалуясь на претерпеваемые от Пафнутия неприятности. На деле однако же вышло не так. Паисий и по смерти своего недруга Пафнутия не оставляет намерения оставить eпapxию и переехать на жительство в Москву, с которой связан родственными узами, и этим разжигает по-прежнему давнюю вражду к нему Савватия, Драгунова, Перетрухина и прочих московских властителей раскола. Это очень ясно обнаружилось в последний приезд Паисия в Москву. Савватий не только не позволил ему отслужить в Москве хоть бы одну обедню, но не разрешил даже отслужить панихиду по одном знакомом старообрядце. Мало этого, – Савватий и Перетрухин, состоящие (или состоявшие), как известно, в близких отношениях к московской полиции, не усрамились обратиться к сей последней за помощью, чтобы выпроводить Пaисия из Москвы: Перетрухин донес на него ближайшей полицейской власти, которая и изъявила полную готовность оказать услугу своим друзьям – московским раскольникам высылкою из Москвы немосковского раскольнического apxиpея. Передают любопытный разговор между этим полицейским чином и Паисием. – Ты кто такой? – спрашивает Паисия явившийся в его квартиру полицейский чиновник. – Я московский мещанин, – ответил Паисий. – Покажи паспорт. – Паисий показал паспорт, уже предъявленный полиции, в котором значился именно московским мещанином. – Как же мне ваши сказали, что ты apxиepeй? – Я apxиepeй, – ответил ему Паисий, – но правительством не призван и считаюсь мещанином. – Зачем же ты приехал в Москву? – Навестить малолетних внучат. Этим разговор и кончился. Так как паспорт Паисия был правильный, то полицейский чиновник и оставил его в покое. Но на Паисия, который хорошо знал, кем подослан чиновник, это вероломство своей лжебратии произвело удручающее впечатление. Он написал Перетрухину письмо, в котором между прочим говорит: «Тебя при смерти проклял Пафнутий, а теперь и я проклинаю за предательство своего епископа». А уезжая из Москвы, объявил своим недругом, что летом возвратится опять и останется жить в Москве, хотя бы просто мещанином. Если в Москве сами раскольники доносят полиции на своих архиереев, то нечего дивиться, что в других местах мнимые apxиереи раскольников попадают в руки правительства за разные противозаконные дела: получены известия, что взят под арест Мефодий, именуемый епископ Пермский и всея Сибири, приятель и ставленник Савватия, – тот самый конокрад, проведенный по улицам в хомуте, о котором мы некогда писали⁴⁰, и что такая же участь постигла Силуана, владычествовавшего на Кавказе под кровом высоко-благородных казаков-раскольников. А соперник этого Силуана, только осенью 1889 г. произведенный в епископы для донских раскольников, Спиридоний, о первых подвигах которого мы также говорили в свое время⁴¹, недавно умер. Кавказ и Дон остаются теперь без раскольнических лжеепископов, чего нельзя не пожелать и для других центров раскола в интересах распространения православия среди именуемых старообрядцев.

Тогда как раскольнических лжеепископов постигают невзгоды, постигнутый невзгодою ересеучитель Швецов оказался опять на пути к полному благополучию. Не даром воронковский старообрядец Макаров писал к другу Швецова – Дмитрию Смирнову о клинцовском богаче Г. А. Гусеве: «Герасим сильно принимается за дело (Швецова), хочет поехать в Киев к старшему председателю Судебной Палаты» и проч.⁴². «Герасим», вспомоществуемый шевским богачом-раскольником Поповым, знал, что делал, – знал, к кому, как и с чем обратиться: во все места раскольникам рассылаются уже телеграммы и письма, что батюшка отец Арсений (Швецов), сей новый страдалец за древлеправославие (не за ереси ли?) освобожден из тюремного заключения и взят на поруки упомянутыми благодетелями, что он уже находится снова в Полосе, именуемом Предтечевом монастыре, у владыки Сильвестра; начались уже и путешествия раскольников на поклонение освобожденному страдальцу, идут ликования... Что же это значит? К чему такая комедия: заключают человека в тюрьму и потом отдают на поруки, снова заключают в тюрьму и опять отдают на поруки? С какою целью все это творится? Ужели для того, чтобы раздражать старообрядцев? Или здесь повторяется только старая история чиновничьих поборов с раскола⁴³? Не удивительно, что теперь старообрядцы питают надежду (и не напрасно), что дело Швецова и вообще окончится в его пользу, что он выйдет оправданный, с высоко поднятой головой, и будет еще с большей свободой распространять свои лжеучения во вред святой церкви. В этой надежде их утверждает и то обстоятельство, что дело о краже из Консистории важнейших бумаг и книг, взятых при аресте Швецова, заглушено к великой их радости: заинтересованные в нем консисторские и судебные чины согласились утверждать, что никакого похищения не было и все, взятое у Швецова, находится якобы в сохранности⁴⁴. Это же, находящееся теперь в сохранности, так ничтожно, что мнимую невинность Швецова доказать не трудно. Итак, все соединились на служению расколу, забыв о святой церкви, о долге, о присяге... «Утверждение на тя надеющихся! Утверди, Господи, церковь»!

Освобождению Швецова и прибытию его в Предтечев монастырь, а с тем вместе и начавшемуся приезду сюда раскольников, являющихся конечно не с пустыми руками, всех более рад, конечно, Сильвестр, променявший якобы любезного ему Ксеноса на еретика Швецова. Вообще сей владыка Сильвестр оказывается вовсе не таким блюстителем «древнего благочестия», каким выставляли его старообрядцы. Даже в нравственном отношении он стоит очень низко. Вот что писали нам об его хождении по домам богатых клинцовских раскольников со святою водой в день Богоявления нынешним годом. В этот праздник Сильвестр совершал в Клинцах торжественное apxиepeйское служение и освящение воды; затем, разъезжая с своей братией по домам богатых фабрикантов-раскольников, так наугощался, что по дороге в свою Полосу растерял и свои архиерейские облачения. Их нашла какая-то женщина и представила в полицию. Полиция, полагая, что это вещи, похищенные из какой-нибудь церкви, обратилась с запросами о них к местным православным священникам, которые и объяснили полицейскому начальству, что это вещи apxиepeйские, а не священнические. Узнали об этом и богачи-раскольники: поняв в чем дело, они явились к полицейскому начальству, с которым, разумеется, состоят в дружеских отношениях, с покорнейшею просьбою – выдать им вещи, потерянные их владыкою, и за весьма значительную сумму действительно получили их и доставили по принадлежности. При Ксеносе, человеке строго-нравственном, Сильвестр, конечно, не позволил бы себе таких безобразий; а г-н Швецов, заменивший ему Ксеноса, чему научил его кроме еретичества?

Если сами раскольнические «владыки» дозволяют себе такие безобразия, то среди раскольнических попов, вообще не отличающихся трезвостью, они составляют весьма нередкое явление. Рассказанный случай с Сильвестром напоминает нам сообщаемое из Смоленской губернии об одном раскольническом попе, некоем Арсении Виноградове. Минувшей же зимой ехал он из Москвы и близ деревни Сивцева, около питейного дома, потерял холщовый мешок. Его подняли прохожие крестьяне и представили в Рождественское волостное правление. По вскрытии, в мешке оказалось: суконный пoповский подрясник, 20 фунтов свечей желтого воска, ручной работы, 15 просвир, риза шелковая с парчевым оплечьем, парчевые поручи и епитрахиль: в овальной жестяной коробке: чаша малая для приобщения больных, в ней грязная губка, лжица, коробочка с кусочками хлеба, похожими на св. дары, три замасленных шапочки из шелковой материи с осмиконечными крестами и два пузырька с маслянистым веществом. Все это грязно, нечисто... Какое, действительно, возмутительное кощунство!

И однако же эти кощунствующие раскольнические попы в некоторых местах держат себя весьма развязно, являются и действуют как будто бы признанные правительством наравне с православными. В этом отношении мы уже не раз указывали на Нижегородскую губернию, где раскол процветает под покровом г. Бугрова. Вот что нам пишут из-под Городца: «У нас, в селе Василеве, австрийцы властвуют над православными: в самом Василеве австрийский поп с причтом, в четырех верстах от Василева, в селе Матренкине, еще австрийский поп с двумя причетниками, – у них хороший общественный дом. Тут же неподалеку кладбище, обнесенное красивою оградою. Поп разъезжает по деревням с требами, и знать никого не хочет. Расскажу вам о моем свидании с этим попом. Пригласили меня на раскольническую свадьбу, как близкого родственника невесты. Самого венчания я не застал; но пировать пришлось вместе с попом. Моим присутствием он несколько стеснялся; однако не мог сдержать своей приверженности к вину. После достаточного выпивания, он вспомнил, что не написал еще обыска: пошел в другую избу и стал вызывать свидетелей для подписи. В свидетели со стороны невесты вызвать было некого, кроме меня. Вхожу в избу. На столе лежит раскрытая книга, переплетенная, в листе, толщиною дести две. Браков записано более 30-ти. Спрашиваю: какая это книга? – Бумажная! – ответил поп. – Вижу, что бумажная; я хочу знать кому она принадлежит и для чего заведена. – Это, говорит, наша церковная обыскная книга. – Кто же ее выдал вам? – Она, говорит, представляется в волостное правление для удостоверения браков. Я стал говорить старообрядцам, что это все обман. И почему, говорю, обыск составляется не до брака, а после брака? – Может быть, брак повенчан неправильно, в родстве? Да и книга, смотрите, не зашнурована и без печати: значит выдана не из волостного правления и не представляется туда. Поп обманывает вас: ему хочется только показать, что и он-де имеет законные права совершать браки и прочие таинства, точно православный священник, что и он-де признан правительством. Я участвовать в этой лжи не могу, и считаю дерзостью, что меня, православного, вы приглашаете подписываться под фальшивым документом. Раскольники и особенно поп их очень сконфузились». И однако остается несомненным, что раскольнические попы, желая выдать себя за признанных правительством, имеют и ведут метрическая книги, и вероятно в них расписываются свидетелями даже православные, не столько понимающее дело и не столь смелые, как наш корреспондент.

Но будет говорить о раскольнических безобразиях; отдохнем на отрадных известиях о лицах, познавших неправду и погибельность раскола, оставивших его и прибегших под спасительный кров православной церкви. Благодарение Богу! Известия о таких лицах получаются нередко. На сей раз мы приведем прежде всего присланный нам рассказ самого обратившегося – бывшего старообрядца черниговских слобод О. В. Луткова, свидетельствующий, что и там, где раскольники так увлекаются Швецовым, успешно действуют православные миссионеры.

«От рождения до 30-летнего возраста я состоял старообрядцем Австрийского окружнического согласия. Родина моя – посад Лужки, Черниговской губернии. В правоте старообрядчества до 20-летнего возраста я не имел никакого coмнения. Но тогда, бывши по торговым делам в г. Режице, Витеб. губ., пришлось мне прожить дня два на одной квартире с православным миссионером, имя которого не упомню, и он, узнавши, что я старообрядец, занялся со мною беседами о предметах нашего разногласия в вере: от него-то первый раз узнал я, что общество старобрядцев находилось около 200 лет без епископа, тогда как церковь Христова без епископа быть не может. Этими беседами было посеяно во мне первое сомнение относительно старообрядчества. Возвратившись в Лужки, я стал с местными начетчиками заводить разговоры о церкви и священстве, происшедшем от митрополита Амвросия, высказывая при этом свои сомнения относительно его правильности. Местные начетчики сознавали свое бессилие уврачевать меня и посоветовали мне за разрешением сомнений обратиться в Предтеченский старообрядческий монастырь, где, говорили, пребывает сам древлеправославный епископ, ученый и мудрый, и есть книги, по которым можно оправдать старообрядчество, а никонианство обличить. Я отправился в этот монастырь, называемый Полоса. В монастыре меня приняли с любовью и посоветовали пожить там сколько-нибудь. Я прожил недели две, и успел понравиться игумену монастыря Алимпию и самому именуемому епископу Сильвестру, который дорожил мною особенно потому, что я хорошо читал и пел на клиросе. Анастасий стал приглашать меня, чтобы пожил еще в монастыре, – и я согласился. Своих сомнений я не мог еще высказать Сильвестру, так как он постоянно занят был письменною работою по делам, касающимся управления eпapxией, и что-то сочинял против неокружников. Но пришлось довольно поговорить о них с славящимся за знатока писаний и страдальца за древнее благочестие иноком Нафанаилом. Этот инок Нафанаил, уроженец Калужской губернии, бежал за границу под предлогом гонения на старообрядчество (но причины его бегства были совсем другие, о которых я не стану говорить). Жил он некоторое время в Белой Кринице, потом с турецким паспортом приехал в Poccию. Здесь ему довелось посидеть сколько-то времени в тюремном заключении, и он стал считать себя страдальцем за древнее благочестие. По возвращении из-за границы Нафанаил поступил на жительство в Никольский старообрядческий, близ Клинцов, монастырь и скоро достиг там игуменского сана. Игуменом он пробыл три года. Потом браня за что-то вознегодовала на него, и он, по совету Сильвестра, перешел на жительство к нему в монастырь. Вот с этою-то знаменитостью мне и пришлось рассуждать о своих сомнениях. У Нафанаила оказалось много заграничного издания книг: по этим книгам он и излагал мне всевозможные хулы и клеветы на греко-российскую церковь, а в особенности старался унизить Единоверие, доказывая, что оно будто бы находится под клятвами собора 1667 года. Читал он мне также о соборных клятвах из протоколов Филиппова и о двуперстии из сочинения Каптерева. Подобными своими разглагольствованиями Нафанаил сбил меня с толку, и я совсем растерялся, недоумевая, где находится истина⁴⁵. Затем начал я и с Сильвестром говорить о пребывании старообрядцев 200 лет без епископов, об окружниках, неокружниках и беглопоповцах. Сильвестр неохотно вступал со мною в разговоры об этом, – они, заметно, ему не нравились. Впрочем, о неокружниках и беглопоповцах он еще не отказывался беседовать и признавал их заблуждающимися и безблагодатными; а о церкви грекороссийской уклонялся отвечать мне. Прожил я в Полосе более двух лет, а понятия о церкви не уяснил. С монастырскою жизнью свыкся: человек я холостой, семейные обстоятельства не препятствовали мне проживать в монастыре. Между тем совесть меня мучила, и я постоянно думал о том, как бы уяснить себе: в истинной ли церкви нахожусь и где эта церковь? Бывая нередко в Клинцах, я узнал, что к Троицкой единоверческой церкви рукоположен во иepeя один из обратившихся старообрядцев, Феодор Фомичев. Это меня заинтересовало; я постарался познакомиться с ним. О. Феодор отнесся ко мне отечески, много занимался со мною беседами и подарил мне несколько брошюр издания Братства св. Петра митрополита. Прочитав эти книжки, я возымел снова сильное сомнение об Австрийской иepapxии. Часто бывая у О. Феодора, я неоднократно встречался у него и беседовал с миссионером иepoмонахом Пименом. После этого я стал настойчиво требовать от Сильвестра и Нафанаила разъяснений о законности старообрядчества; но они отказались наотрез говорить со мною об этом. Тогда я решился удалиться из Полосы. Этому решению моему способствовали между прочим и рассказы монастырской братии о Ксеносе. Братия, восхваляя Ксеноса за его начитанность и мудрость, в то же время сетовали на него за то, что он, по словам их, опозорил окружников, не принимая и от священников окружнического согласия никаких таинств, т.е. никогда не исповедывался у белокриницких попов, не приобщался от них, и при самой кончине, несмотря на слезные увещания Сильвестра, не пожелал принять христианского напутствия⁴⁶. Такие рассказы о Ксеносе еще более усилили во мне сомнение относительно белокриницкого священства.

В марте; 1890 года я удалился из монастыря и намеревался поступить куда-нибудь в услужение; но о. Феодор предложил мне послужить несколько месяцев у него за псаломщика, на что я и согласился. Прожив у него два месяца, я услышал, что из Калужской губернии приглашен в г. Новозыбков миссионер и что скоро он будет производить публичные беседы в посаде Клинцах. С нетерпением ожидал я этих бесед, желая послушать, чем будут оправдывать старообрядцы свое положение. 1-го декабря было сделано в Клинцах объявление, что миссионером священниником о. Иоанном Рябухиным будет 6 декабря произведена беседа с старообрядцами. В назначенный день прибыли о. Иоанн Рябухин и о. Пимен. Открыта была ими беседа в клинцовской управе; слушателей собралось до 500 человек. Слушая доводы миссионера о вечном пребывании Христовой церкви с иepapxией и таинствами, и видя безответность по сему предмету старообрядческих начетчиков, я понял, что оправдаться старообрядцам не чем. Вскоре после этого, по совету о. Феодора, я отправился в г. Новозыбков к о. миссионеру для частных с ним бесед. На все мои вопросы о. Иоанн дал мне разъяснения от святоотеческих писаний, так что я не мог не согласиться с его доводами. Вскоре представился случай побеседовать и с старообрядческим попом Евфимием Мельниковым. Он всячески уклонялся оправдывать старообрядчество, старался говорить более о Единоверии. На Единоверие он сильно нападал. Читал мне протоколы Филиппова, сочинение Каптерева и какие-то гектографированные книжки; уверял, что Единоверие состоит под клятвами собора 1667 г. Я попросил Евфимия прекратить это чтение, которое мне уже надоело слушать от Нафанаила, и потребовал от него доказательств о том, где писано, что Христова церковь может лишиться повсеместно епископов и по истечении 200 лет снова получить их? Евфимий опять отказался оправдывать старообрядчество, и я ушел от него с полным убеждением, что защитить старообрядчество невозможно. 1-го марта я опять явился в г. Новозыбков к о. Иоанну Рябухину для окончательного решения своей участи, и попросил его заняться со мною внимательно, – побеседовать о всех моих сомнениях. Целые 18 дней я прожил у него, и он ежедневно занимался со мною рассмотрением моих сомнений, которые я по порядку предлагал ему. Они касались новоисправленных книг и их разногласий с старопечатными, соборных клятв, Единоверия. Все мои вопросы о. мисcионер разрешал на основами старопечатных книг. Более всего пришлось ему потрудиться в рассмотрении вопроса о клятвах собора 1667 года, и я совершенно понял, что уверения раскольников, будто соборные клятвы лежат на единоверцах, а не на них, старообрядцах, есть явная ложь и клевета, что клятвы лежат на непокорниках и хулителях церкви, а на употребляющих с благословения церкви старые обряды не простираются. Покончив со всеми моими сомнениями, я попросил о. миссионepa воссоединить меня с церковью по церковному чиноположению, что и исполнил он 10-го марта 1891 года.

Присоединение мое к православной церкви, на правилах Единоверия, так успокоило мою душу, дотоле находившуюся в смятении, что я и слов не нахожу для выражения моей духовной радости. Слава и благодарение премилосердому Господу, изведшему меня из тьмы и заблуждения раскольнического! Вечная моя благодарность отцам иереям, потрудившимся о моем вразумлении и наставлении на путь истины. Теперь единого прошу у Господа и то взыщу, еже быти ми в послушании истинных Христовой церкви пастырей до последнего моего издыхания и сподобитися непостыдной христианской кончины и доброго ответа на страшном судищи Христовом».

Мещанин посада Лужков Онисим Васильев Лутков. 10-го марта 1891 года.

А 18-го апреля, в великий четверток, в Москве, в Никольском единоверческом монастыре, отцом архимандритом Павлом совершен чин присоединения к православной церкви над бывшим старообрядческим иноком, отцем Исихием. Он уже известен нашим читателям, и о предстоявшем присоединении его к церкви мы уже говорили⁴⁷; занося теперь в нашу Летопись известие о совершившемся его присоединении, мы надеемся, что ваши читатели разделят с нами радость о приобретении церковью этого достойного любви и уважения нового ее члена и молитвенно пожелают ему с усердием и пользой послужить своей матери церкви и той иноческой обители, в братство которой принят он с полным радушием.

Старания богача-раскольника Гусева, который ездил в Киев хлопотать пред властями Судебной палаты об освобождении Швецова, вторично заключенного в тюрьму, увенчались полным успехом: Швецов отдан Гусеву напоруки со взносом сравнительно незначительной суммы – 5000 р., тогда как за него готовы были внести впятеро больше. И вот г-н Швецов снова поселился у лжеепископа Сильвестра в Полосе, и опять идут сюда толпами стародубские раскольники – видеть батюшку отца Арсения, сего нового страдальца якобы за правую веру, и насладиться его беседами, укрепляющими их в преданности расколу. Но теперь г. Швецов уже не ограничивается тем, что принимает посетителей; он и сам разъезжает по слободам, где раскольники принимают его с большим почетом. В мае месяце он ездил напр. в Елионку, благодарить Гусева за его великие благодеяния, был в Воронке, в Лужках; а в Клинцы ездит даже и почасту, служить здесь в качестве священно-инока и поучает народ крепко держаться мнимого «древлеправославия», т.е. раскола, при чем не стесняется сам себе восписывать похвалы, выставляя себя непобедимым в состязаниях с «никонианскими» миссионерами и всегда готовым на эти состязания. На месте оказался любитель таких состязаний, – суражский предводитель дворянства г-н Листовский, – и предложил Швецову устроить беседу о вере. Швецов охотно согласился, смело рассчитывая запутать своими хитросплетениями дилеттанта-собеседника и порисоваться своими знаниями перед «интеллегентным» человеком и перед публикой, какая соберется на это любопытное состязание. 18-го мая, по соглашению с г. Листовским, он приехал на беседу с ним в Клинцы, и целые два дня ожидал собеседника; но этому последнему воспрепятствовали прибыть на беседу какие-то служебные обязанности. Швецов уехал, разумеется, весьма недовольный тем, что такой удобный случай порисоваться и похвастаться своим ораторским искусством, да еще перед людьми «интеллигентными», ускользнул от него.

Совсем иначе поступил г-н Швецов, когда ему предложили явиться на беседу люди действительно опытные в собеседованиях с раскольниками, – местные миссионеры о. И. Рябухин и его товарищи. Любопытно, что устроить беседу между ними очень желали и сами клинцовские старообрядцы, вероятно, под влиянием хвастливых рассказов Швецова о своей непобедимости в состязаниях с миссионерами. Об этом своем желании они прямо заявляли православному приходскому священнику в Клинцах о. Фомичеву, который и снесся по сему случаю с о. Рябухиным. Последний тем охотнее согласился произвести публичную беседу со Швецовым, что и сам давно этого желал. Он попросил о. Фомичева повидаться с Швецовым и предложить ему, чтобы приехал в Клинцы для публичного собеседования к 26-му мая. 20-го числа о. Фомичев был у Швецова в Полосе и предложил ему приехать к указанному времени на беседу в Клинцы. Швецов ответил, что готов беседовать во всякое время, но опасается, что от следователя не получить на это разрешения. Затем, в разговоре с посетителем, пустился в обычную похвальбу своими победами над всеми решительно православными собеседниками. «Я советовал бы вам, отец, оставить попечение о беседах, – говорил он; если у вас в приходе покойно, то и молчите; а после беседы, поверьте мне, многие уйдут от вас, как это бывает на практике всегда и везде, где я ни беседовал. Я посрамлял на беседах не только г-на Ивановского, в Нижнем, но и таких собеседников, как о. Крючков, даже сам Павел Прусский»⁴⁸. В заключение однако Швецов изъявил coгласие явиться на беседу в Клинцы, если получит разрешение от следователя (о котором однако не хлопотал, когда приезжал беседовать с г. Листовским). Слухи о предстоящей беседе разнеслись по посадам. Раскольники, и даже раскольнические попы обнаружили большой интерес к предстоящему, как они ожидали, поражению «никонианских» миссионеров. Известный поп Ефим Мельников послал Швецову письмо, которым спрашивал его: правда ли, что он будет беседовать в Клинцах с миссионерами? – и извещал, что в таком случае пpиедет из Новозыбкова – послушать его, предлагал и свои услуги для участия в беседе. Швецов ответил ему уклончиво, что по всей вероятности не будет на беседе, как состоящий под судом. К 26-му числу пpиехал в Клинцы из Свяцкой раскольнический поп Максим и из разных слобод собралось не мало старообрядцев. Миссионеры о. Рябухин и о. Пимен приехали сутками ранее, чтобы испросить у следователя дозволение для Швецова – произвести беседу с ними в Клинцах. Следователь ответил, что никаких с своей стороны препятствий к тому не имеет и что если Швецов явится к нему – просить разрешение беседовать, охотно даст ему это разрешение. Тогда миссионеры отправились к главе клинцовских раскольников Степунину и попросили его съездить в Полосу к Швецову – сообщить ему, что следователь разрешает ему явиться 26 числа в Клинцы на беседу и что здесь ожидают его уже прибывшие собеседники. Отец Рябухин в таком смысле написал даже письмо к Швецову и вручил Степунину для доставления по принадлежности. Степунин съездил в Полосу, но возвратился с отказом Швецова. Теперь, когда предстояло на самом деле показать свою силу в беседе с миссионером, разумеющим дело, и когда ссылаться на затруднения со стороны следователя оказалось неудобным, г-н Швецов просто заявил, что считает для себя не безопасным вступать в беседы с православными, когда его дело еще не решено судом. «После беседы (говорил он) многие, как я уверен, убежденные моими доводами, оставят церковь, а это будет поставлено в вину мне и отягчит ожидающий меня приговор». Так искусно г. Швецов прикрыл свое отступление! Остается только непонятным, отчего же он не опасался таких последствий и для православных и для себя лично, когда так охотно явился на несостоявшуюся беседу с г. Листовским? Во всяком случае его отказ произвел невыгодное для него впечатление и среди православных и среди самих старообрядцев: послушать интересную беседу, которой они ждали, не удалось. Правда, беседа состоялась; но за отсутствием такого собеседника, как Швецов, не имела особого значения.

Так ведет себя г. Швецов, пользуясь временно предоставленной ему свободой и в ожидании полного освобождения по суду. Суд ожидается в сентябре, и в благополучном исходе его никто не сомневается. Любопытно, какие планы строит сам Швецов относительно своей будущей деятельности по освобождению от суда. Он говорит своим, что тогда немедленно уйдет за границу и там, пользуясь действительной свободой, посвятить всего себя на служение расколу, т.е. примется за прежнее ремесло, – будет писать и печатать свои клеветнические на церковь сочинения и оттуда высылать их в Poccию, чтобы этим способом более и более распространять в русском народе яд раскола и еретичества⁴⁹. Этого ли желают господа судьи, которым предстоит судить Швецова?

Мы уже говорили, что надежду на полное оправдание Швецова сторонники его основывают между прочими на «том обстоятельстве, что дело о краже из консистории важнейших бумаг, взятых при его аресте, заглушено; заинтересованные в нем консисторские и судебные чины согласились утверждать, что никакого похищения не было, и все взятое у Швецова находится якобы в сохранности». По этому поводу мы тогда же заметили, что доказать это сии чины могут только тогда, «если имеется подробная официальная опись всех вещей, взятых при Швецове, с поставленными против каждой номерами, и, если окажется, что все эти занумерованные вещи, книги, бумаги, действительно имеются на лицо. А есть ли все это⁵⁰»?. Вскоре после того, как мы это писали, от одного лица, совсем нам неизвестного, но, как видно, имеющего близкое отношение к делу, мы получили тринадцать копий именно с бумаг, отобранных у Швецова при аресте⁵¹. Большую часть их мы печатаем теперь вполне⁵² и просим у вышеуказанных чинов – навести справку, имеются ли в настоящее время оригиналы этих бумаг при деле Швецова. Если не имеются, то значит похищены, и значит должны быть привлечены к ответственности и раскольнический поп Димитрий Смирнов, устроивший это похищение, и лицо, им подкупленное. А бумаги, о которых идет речь, имеют значение для дела, как уличающие Швецова в ведении широкой пропаганды раскола и в сношениях с правительственными в расколе лицами. Они также не лишены значения и для современной истории раскола, на что мы прежде всего и обратим внимание.

Мы говорили в свое время, что Швецов приехал в Стародубские слободы не за тем только, чтобы утвердить здешних старообрядцев в преданности расколу, но и с тою целью, чтобы пригласить Сильвестра Балтского подписать сочиненное им, Швецовым, и уже подписанное некоторыми раскольническими лжеепископами постановление об упразднении Московского Духовного Совета с предоставлением управления церковными делами раскольников ежегодно собираемым соборам⁵³. Отобранные у Швецова бумаги, с которых имеются у нас копии, подтверждают это любопытное обстоятельство и дают о нем более обстоятельные сведения. Оказывается, что недовольство Духовным Советом и особенно тем, что Савватий, под влиянием светских членов этого Совета, прекратить ежегодные соборы раскольнических лжеепископов в Москве, – недовольство, громко выражаемое и некоторыми из самих лжеепископов и известными в Москве братчиками, со Швецовым во главе, довольно сильно распространилось среди раскольников австрийского согласия. Так известный нашим читателям воронковский купец Макаров, в письме к Швецову от 30 апреля 1889 г.⁵⁴, горько жаловался на отсутствие соборов у старообрядцев и на Духовный Совет, о котором прямо говорил, что это учреждение антиканоническое. Он просил Швецова: «Предложите всем знакомым вам епископам учредить законный иерархический порядок, согласно правилам св. отец, на всяко лето быть непременно общему собору епископов, по местам, где они заблагорассудят, чтобы разбирать дела, встречавшиеся по епархиям нашим старообрядческим... Неудобно с таковыми делами обращаться в Московский Духовный Совет, так как там в качестве членов находятся и простолюдины, а простолюдинам судить духовное лицо предосудительно и незаконно, а даже, я полагаю, преступно». Далее Макаров довольно любопытно рассуждает о том, как за этот антиканонический порядок управления австрийцев укоряют и старообрядцы других согласий и православные. Видя таким образом, что недовольство Савватием и Духовным Советом распространяется среди старообрядцев, Швецов, вероятно, с ведома своих друзей, решился в начале 1890 г. написать в Белую-Криницу к Афанасию письмо, в котором просил его побудить Савватия, чтобы составил собор, – и просьбу свою, по обычаю, сопроводил гостинцем. Афанасий ответил ему, что не находит удобным прямо обращаться к Савватию с таким предложением, «так как совсем мало имеет с ним переписки». «Но если бы кто из епископов заявил мне жалобу (писать далее Афанасий), тогда бы я мог написать и требовать непременно созвать собор... я советую вам сделать предложение всем русским епископам, а когда они на это соизволят, то и нехотя архиепископ Савватий исполнит согласное священным правилам»⁵⁵. Следуя этому совету Афанасия, Швецов действительно сочинил от имени раскольнических епископов «Заявление» Савватию, в котором, после напоминания о прежних его отказах составить собор, говорилось в заключение: «мы, нижайшие ваши собратия, вынуждаемся просить ваше преосвященство созвать собор боголюбивых епископов и рассмотреть все накопившиеся недоразумения; в противном же случае мы будем считать ваши действия недействительными»⁵⁶. Это «Заявление», по предложению Швецова, подписали Виктор Уральский, Кирилл Нижегородский и Алексей Самарский, от имени которых Швецов сочинил еще «Поручение» ему, Швецову, «посетить лично» Сильвестра, Анастасия, Силуана, Спиридона и Паисия, и попросить их, чтобы тоже подписали «Заявление» Савватию⁵⁷. План у Швецова, очевидно, был тот, что если Савватий не примет «Заявление», подписанного раскольническими епископами, и не согласится исполнить его, то дело будет перенесено на суд Aфaнacия Белокриницкого, согласно наставлению этого последнего⁵⁸. Снабженный «Поручением» от трех лжеепископов, Швецов и отправился собирать подписи прочих раскольнических владык к «Заявлению», – но в Черниговских слободах, на пути к Сильвестру, был арестован, причем взяты были и все эти бумаги, относящаяся к заговору против Савватия и Духовного Совета. Понятно, что для Швецова и друзей его был прямой интерес выкрасть из дела эти важные для него бумаги, так как они, во-первых, ставят его в весьма неловкое положение относительно Савватия и сильных в расколе светских членов Духовного Совета⁵⁹, и, во-вторых, что гораздо важнее, прямо обличают его пред русским правительством, как лицо, находящееся в сношениях с Белокриницким лжемитрополитом и в ближайших отношениях ко всем раскольническим епископам в Росcии, – лицо весьма влиятельное между ними и, значит, имеющее в расколе очень большое значение, притом захваченное при исполнении одного из предприятий к упрочению раскола, именно установления воспрещенных законом ежегодных соборов раскольнических лжеепископов. Такого рода вещественные доказательства должны послужить, очевидно, не к пользе подсудимого. Нам говорят, что никаких бумаг, взятых у Швецова, никто не крал; пусть же те, кому cиe надлежит ведать, наведут справки, имеются ли при деле Швецова сейчас указанные нами документы.

Прочие из отобранных у Швецова бумаг, имеющиеся у нас в копиях и печатаемые ниже, не представляют такой важности, как три выше указанные; однако имеют своего рода значение. Таковы четыре письма к Швецову от воронковского купца Макарова. В двух первых, как мы говорили, пишется о необходимости уничтожить Духовный Совет, а в последних об одном любопытном и характерном в раскольническом быту случае. У нас было уже напечатано письмо Макарова к лжепопу Димитрию Смирнову, где Макаров сообщает мимоходом: «с отцем Киприяном я еще не примирился»⁶⁰. Вот именно о причинах этой размолвки и говорится в последних ппсьмах Макарова к Швецову. Дело в том, что Макаров, приемлющий австрийское священство и притом окружник, выдал свою дочь за беглопоповца и ее повенчал на Ветке беглый поп: за это aвстрийский поп Киприан (знакомый нашим читателям), духовный отец Макарова, по совету Бушева (раскольнического фанатика, считающегося в Стародубье большим начетчиком), прислал ему безграмотно написанное отлучение от церкви со всем его многочисленным семейством. Макаров, еще при начале сватовства, писал Швецову, желая посоветоваться, можно ли отдать дочь в замужество за беглопоповца, и при этом сообщал с своей стороны: «наш поп с Бушевым грозят отлучать от церкви меня и все семейство, если я отдам за беглопоповца; но я вовсе другого мнения о беглопоповцах; а притом они еще нашими епископами не осуждены, к какой ереси их причислять»⁶¹. Макаров таким образом предлагал Швецову очень серьезный вопрос об отношениях австрийщины к беглопоповству, из которого австрийщина выродилась, – спрашивал: можно ли считать еретиками, брачные связи с которыми недозволительны, беглопоповцев, каковыми были ближайшие предки всех старообрядцев австрийского согласия и о которых aвстрийские епископы не произнесли еще суда – «к какой ереси их причислять?» Лукавый Швецов, надобно полагать, уклонился от этого щекотливого вопроса, – по крайней мере в следующем письме своем к Швецову Макаров не упоминает, чтобы получил от него какой-либо ответ, а только извещает, что брак состоялся, и сообщает очень любопытные известия об обстоятельствах сопровождавших этот брак⁶². Когда же вскоре после этого постигло его «горное нещастье», – присланное попом Киприяном отлучение, то Макаров послал сначала жалобу на Киприяна Сильвестру Балтскому, а потом написал новое письмо и к самому Швецову, которого именно просил «рассмотреть, имел ли (право) самолично от. Киприян такой произнести суд, и отлучить и отогнать от церкви все семейство его. Сыновья мои (писал далее Макаров) уже все трое совершеннолетние, и один женатый, с тремя детьми, оскорбившись таким диким самосудом, начали ходить за службу в раздорницкие приходы. Такое действие возмутило меня и все наши христианские общества. Прошу вас, разберите все эти действии относительно лужковско-ветковских прихожан, имеющих у себя беглых попов от Русской церкви, и не оставьте почтить меня уведомлением, которого с нетерпением буду ждать»⁶³. К письму Макаров приложил и копию запретительной грамоты Киприяна. Не знаем, что ответил, даже ответил ли Швецов Макарову и на это письмо; но из упомянутого выше письма Макарова к Димитрию Смирнову, писанного уже 29 декабря 1890 г., видно, что и тогда примирения между ним и попом Киприяном еще не последовало. Таково содержание, очень любопытных по некоторыми подробностям писем Макарова, отобранных при аресте у Швецова. Был ли интерес выкрадывать эти письма? Макаров, вместе с Д. Смирновым принимал самое близкое участие в Швецове после его ареста: понятно, что для него лично был интерес в том, чтобы при деле не находились его письма, вовсе не назначавшиеся для ведения судебных властей. Да и в отношении к самому Швецову эти письма, как и помещаемое ниже письмо некоего Кирилныкова⁶⁴, имеют то значение, что опять выдают его как лицо, имеющее в расколе очень большое значение и влияние, пользующееся такою авторитетностью, что к нему раскольники из разных мест обращаются за решением разных религиозных и иных вопросов. Taкие вещественные доказательства опять-таки не в пользу подсудимого.

Был отобран при Швецове и еще один, имеющейся у нас в копии, документ, гораздо более важный в значениии вещественного доказательства по его делу: это его собственное письмо к известному проходимцу, издающему за границей ругательный на православную церковь и прославляющие раскол сочинения, жиду-Карловичу. О содержании этого очень любопытного письма мы говорить не будем, так как предлагаем его вполне вниманию читателей, с нашими подстрочными замечаниями⁶⁵; но следует обратить внимание именно на его значение в деле Швецова. Оно представляет явную улику, что Швецов состоит в близких, дружеских отношениях и к этому выгнанному из России жиду (Швецов называет его «любезным другом»), с которым вместе он действительно занимался за границей печатанием направленных против православной церкви сочинений и, конечно, будет печатать таковые, когда, освободившись от суда, уйдет под кров австрийского правительства. Ужели не важно было похитить из дела такой опасный для подсудимого документ?

Итак, спросим еще раз: есть ли теперь исчисленные нами бумаги при деле Швецова? На вопрос наш, разумеется, нам не дадут ответа; но быть может и найдется кто-нибудь, кто полюбопытствует навести об этом интересную справку...

Г. I. X. С. Б. П. И.

Любезный трудолюбец и проповедник слова Божия священноинок Арсений. Первым долгом спешу сообщить вам о получении вашего письма и гостинцев, которые вы прислали от известных вам благодетелей. Спаси вас и их Христос. Вы пишите, чтобы я просил архиепископа созвать собор, но я не нахожу удобными так, что я с ним совсем мало имею переписки; но если бы кто из епископов заявил мне жалобу, тогда бы я мог написать и требовать непременно созвать собор, а доколе сего не будет, считаю себя не вправе писать и давать подозрение вражды, каковая может открыться между мною и Духовным Советом, но я советую вам сделать предложение всем русским епископам, а когда они на это соизволят, то и нехотя apxиепископ Савватий исполнит согласное священным правилам. За сим призываю на вы мир Божий и благословение.

Смиренный митрополит Белокриницкий Афанасий

Мая 17 дня 1890 г.

Почтеннейший священноинок Арсений!

Поручаем вам, потрудитесь Бога ради и для строения святой Христовой церкви, посетить лично наших собратий боголюбивейших епископов Сильвестра, Анастасия, Силуана, Спиридония и Пaисия Саратовского, и попросить их от имени нас, нижеподписавшихся здесь, согласиться с нашим заявлением Московскому архиепископу и Духовному Совету и подписать оное, а после этого представить это заявление нам, еп. Виктору и Алексею, для предложения епископу Пафнутию, а потом нам же представить оное заявление в Московский Духовный Совет, а также бы подписавшие заявление подписали и нам доверенность и уведомление Его Преосвященству г-ну Митрополиту. Итак, поручаем вам cиe, призываем на вас мир и Божие благословение.

Смиренный Виктор епископ Уральский

Смиренный Кирилл, епископ Нижегородский

Смиренный Aлeксий, епископ Самарский и Симбирский

Ваше высокопреосвященство, боголюбивейший apxиeпископ Савватий и весь Духовный совет. Так как не раз заявляли вам о созвании областного собора боголюбивых епископов, для рассмотрения надлежащих нужд, но вы и по cиe время не озаботились привести cиe в исполнение, хотя это требование и весьма законное, как это можно видеть в 8-м правиле шестого вселенского соб. и 6-м седьмого вселенского соб., которые требуют без всякого извета быть ежегодно областному собору боголюбивых епископов, хотя бы даже были тому какие и пpeпятствия, противники же сему наказываются епитимьею; но вы на это законное требование не обращая внимания, начали производить оскорбление и тем епископам, которые сострадая о своих собратиях невинно угнетаемых вашим незаконным запрещением, и вы говорите так: «созвать собор епископов, значит учинить раздор среди старообрядцев». Какая нелепость и непростительная дерзость! Неужели что будет выполнено согласно священных правил и это может произвести раздор? Это непростительное кощунство над священными правилами; святые отцы собирались на соборы, и заповедали собираться, не для произведения раздоров, но для выяснения тех недоразумений, какие могут встречаться, в частности и для большей взаимной любви, которую заповедал Христос своим ученикам, говоря так: «мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам, и чрез то познают вас, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.14:27, Ин.13:35). Но раздоры всегда бывают не от собраний епископских, а от любоначалия, что можно усматривать в противодействие таковым собраниям. Вам заявляли боголюбивейшие епископы Виктор и Кирилл о созвании собора не для какого-либо любоначалия, но вынуждены просьбою Алексия епископа Самарского, запрещенного вами быть может и неправильно.

Посему мы нижайшие ваши собратия и вынуждаемся просить ваше преосвященство созвать собор боголюбых епископов и рассмотреть все накопившиеся недоразумения: в противном же случае мы будем считать ваши действия недействительными.

Пречестнейший отец Apceний!

Кланяюсь вам, желаю всего хорошего и доброго здоровья. Всепокорнейше прошу вас, обратить внимание хотя бы на мою убедительную просьбу: предложите всем знакомым вам епископам учредить законный и иepapxический порядок, согласно правилам святых отец, на всякое лето быть непременно общему собору епископов по местам, где они заблагорассудят, чтобы разбирать дела, встречавшиеся по епархиям нашим старообрядческим, касательно запрещения епископами попов и диаконов, или мирских простолюдинов, или даже могущее встретиться, что и епископ подпадет под суд церковный, как это было в старинные времена древности, то неудобно с таковыми делами обращаться в Москвовский Духовный совет, так как оный состоит под председательством apxиепископа Савватия, но тем не менее там же, в качестве членов находятся и простолюдины. А простолюдинам судить духовное лицо предосудительно и незаконно, а даже, я полагаю, преступно. Это и без напоминания сами епископы должны бы все это устроить, но вероятно боятся влиятельных москвичей, которые привыкли заниматься судом своих владык; но этого желает всякий здравомыслящий христианин. Простец, знающий святое писание, сочтет преступлением такие порядки, ибо слышатся упреки отовсюду, а особенно от беглопоповцев, говоря так: что вот нас-то вы упрекаете, что возьмем от русской господствующей церкви попа, да и управляем им, и на случай какой неурядицы судим его, или запрещаем; но вот и говорят, что у вас официальный суд над епископами – Духовный Совет в Москве: там только один епископ, а то большинство составляют простолюдины. Вот тут и якшись в кучку! Что мы говорим на словах, что у нас все законно и правильно, а выходит и попрание священных правил. А таким беспорядком можно поколебать веру простодушных христиан. А также и Субботин профессор не останавливается, а в числе других упреков ставит самым видным противозаконным поступком это обстоятельство, в своих книжках «Братского Слова», которые им и его сотрудниками рассеваются так щедро, не скупятся, всякому встречному, лишь бы узнали, что он старообрядец, дарят безденежно, не расспрашивая, какому он принадлежит толку⁶⁶. Но, Бог с ними! Всякий человек примет суд по делам своим, или творил благая, или злая; но мы все должны держаться законности и правильности, тогда не будет пробела вставлять всякому свои рекламы, и за это обижаться вовсе не следует, а следует исправиться нам самим и нашим епископам держаться правил святых отец, тогда и мы не будем краснеть за их действия. Но сколько я об этом беспокоюсь и беспокою всех знакомых, но мой глас, как глас вопиющего в пустыне. По здешнему старообрядчеству заметно, что самые грубые по понятиям, закоренелые, фанатичные, беспоповства держащиеся люди начинают соглашаться с изложенным в Окружном Послании смыслом, что poccийская церковь верует во единого с нами Бога и четырехконечный крест Христов считает крестом Христовым. Я этому несказанно радуюсь, что благодаря блаженно-вечной памяти Илариона, изданием Окружного Послания, а также и вы своими справедливыми возрениями многих выведите из тьмы невежества⁶⁷. Конечно сами эти же изуверы один другого поучают, что если бы такое беспоповское учение держать нам и при том принимать священство, хотя бы белокриницкое, то какой же тут смысл вышел бы, – значит у нас священство не Христово было бы, а его противника. Повторяю, прошу вас честнейший отец, внушайте всем знакомым вам священным и мирским, а особенно пастырям, чтобы они уничтожили Духовный Совет в Москве, а учредили бы непременно законный собор епископов на всякий год. Затем с совершенным почтением и преданностью пребываю, прося ваших святых молитв и благословенья, хотя мало известный вам, но с истинным христианским смиреньем и любовью пребывающий к вам.

Андрей Яковлев Макаров

Апреля 30 1889 г. П. Воронок.

Честнейший отец Арсений.

Кланяюсь вам, желаю всего хорошего и доброго здоровья. Довожу до сведения вашего, что я писал вам письмо еще в прошлом году и просил вас, общей христианской просьбой и желанием всей нашей братии, ходатайствовать у наших боголюбивых епископов о том, чтобы они уничтожили Духовный Совет, а вместо его учредили бы постоянно каждого лета собор епископов. Это будет очень полезно церкви нашей старообрядческой. Всякие недоразумения и неурядицы будут разбираться и соблюдаться известные правила вселенских соборов, об этом гласящие. Спешу и прошу извинить, не имею время свободного, обязавшийся суетой миpa сего. Ко мне приехали, сватают дочь, из Бессарабии, но только не нашего coгласия, а беглопоповского толку, и настаивают, чтобы у Ветке, Могилевской губернии, венчать; но люди хорошие, крепкой жизни. Думаю отдавать, но поп наш с Бушевым грозят отлучить от церкви меня и все семейство, если я отдам за беглопоповца. Но я вовсе другого мнения и о беглопоповцах, а при том они еще нашими епископами не суждены, к какой ереси их причислять. Хотя для меня это будет очень неприятно, но я отдам дочь, и буду стараться приобрести это семейство к нашей православной церкви: от будущего зятя беру слово. Остаюсь вам преданный,

Андрей Яковлев Макаров

PS. Прошу вас почтить меня письмом. Июля 10 дня 1890 г. П. Воронок.

PS. У нашей местности в Стародубье очень многие беглопоповцы начинают читать Окружное Послание, которым вразумляются и переменяют свой взгляд о том, что они прежде своими богопротивными тетрадками заблуждали, признавая, что антихрист уже царствует духовно; это меня сильно возмущает, потому что я с ними больше всего беседую и уверяю их писанием святых отец, и о том, что впереди пришествия антихриста придут пророки, которые не умирали, Енох и Илия Фезвитянин, и от него постраждут, убиеня будут, и паче первых Христовых мучеников венчаются от венцедателя Бога. Хотя у меня имеются некоторые сведения и свят. писание об антихристе и о явлении пророков, пролог 20 июля, собор, слово Ипполита папы римского мученика, и Кириллова, и Вера книга, и Апостол толковый и Благовестное Евангелие. от Иоанна лист 311-й, но нельзя ли еще от вас иметь специально об этом составленную книжку, хотя бы рукописную, чтобы больше было указания на божественные книги. А. М.

Пречестнейший отец Apceний!

Прошу вас покорно уведомить меня письмом, возможно ли мне за сына моего сватать дочь одной вдовы, Караминой. Она с дочерьми одного с нами прихода, но стоит наглядно с нами в родстве, именно дочь ее доводится мне внучкой, от моей двоюродной сестры, а сын ее единоверец, но это к делу не относится. Но могу сказать, что он вообще враждебно относятся к нашему священству и в особенности к тем людям, которые в случае встречи с ним, при нападках его, умеют защищаться и отстаивать свое православное верование, то он грозит доносить об этом правительству⁶⁸. Но я недопускаю мысли, чтобы за это, что я защищаю право (?) и никого не укоряя мог быть преследуем. Затем скажу, я отдал дочь свою за беглопоповца и венчали в п. Ветке у беглого попа, которого я сам видел лично. Это жалкий исполнитель воли своих вождей слепцов, но он, отец Владимир, хороший человек, трезвой жизни и не глуп; но когда я пришел к нему, хотел просить его, чтобы дочь мою не принимали третьим чином под проклятие ересей, так как мы окружники не имеем никакой ереси, а веруем всему православному учению святой церкви и приемлем все святые таинства семь и кресты Христовы почитаем во всех формах, восьми, шести и четырех конечные, за Господни кресты почитаем, стало-быть мы ни кресто-хульники и ни богохульники, как наши противоокружники, которые под именем Ииcyca говорят и учат, что это имя противника Христова антихриста, что страшно и выговорить. Он говорит мне в ответ, что все это я верю, что оно так, но что делать, когда у нас так стариками положено – принимать вас под третий чин; а тех ваших противоокружников совершенно вторым чином принимаем, под миропомазание. Вот я присутствовал при принятии дочери уставщиком Прокопом Тихоновым, который читал чин третий моей дочери так: поставил аналой и возле него поставили изуверы дочку мою Марью, положили на аналой книжку, выписанную из Потребника, 3-й чин, где говорится: аз Mapия прихожу от нововводные ереси к чистой непорочной православной вере и проклинаю всех еретиков древних, как-то: Apия, Нecтоpия, Евтихия, Диоскора, Павла Самосатского и прочих. Я думал, что еще будет какая вставка; но нет, – больше ничего не сказали и за то, что как у них обносится, что мы похваляем веру никонианскую, но ни слова ни про что обо мне, только всех еретиков древних прокляли, которых в неделю православия как мы, так и русская даже церковь клянет. Но я после за обедом, после венчания, с ними беседовал за столом; но они оказались очень мало сведущими св. Писания. Я им делал упрек, что они беглопоповцы заблуждают, не имеют епископа и не имеют всех семи таинств; но они говорят, что мы желаем иметь епископа, но невозможно. Я возражал, что этим нельзя оправдаться, и указывал, что вот мы имеем епископа и митрополита. Они говорят, что если бы ваш митрополит Амвросий грек не был обливанцем, то мы бы приняли ваше священство. Я уверял их, что он не обливанец. Они утверждали, что у нас есть свидетель самовидец, которого у вас есть книжка, Парфения «О промысле Божием». Я говорю, что это он лгал, и его ложь опровергнута профессором Николаем Ивановичем Субботиным, в книжке Истории белокриницкой иepapxии; это верно, если желает можно эту историю купить⁶⁹. Он, Субботин, печатает их в большом количестве у Троицы Сергия, в Сергиевском посаде, или в монастыре, за Москвой 60 вер.⁷⁰ Пишите посылкою денег, или просите кто ездит в Москву, тот и купит. Прошу вас написать мне, если что есть новое в Москве относительно нашей старообрядствующей церкви: не дает ли каких прав правительство нам, так как нашей церкви учение смягчательное, смягчает самых грубых по понятиям старообрядцев, которые очень большим страшилищем считают русскую церковь, что будто она верует в иного Бога. А наша церковь учит и уверяет их, согласно писанию святых отец, что русская церковь верует в самого того же Бога, как Окружное Послание наших епископов изданное 1862 г., за что мы имеем от Фанатичных старообрядцев много зазрений, и я полагаю, что рано или поздно сознает правительство духовное, что мы православноверующие, и согласится дать нам более широкие права, потому что мы и разнимся от господствующей церкви в самых малостях. А это все видно из всех наших пастырей распоряжений⁷¹. Затем с почтением пребываю вашего высокопреподобия покорнейший слуга Андрей Яковлев Макаров.

П. Воронок. 1890 г. Августа 7 дня.

Будите убо мудри яко змия и цели

яко голубие (Мф.10:16).

Ваше Высокопреподобие достоуважаемый о. Арсений!

Прося ваших святых молитв и благословения, свидетельствую вам мое искреннейшее почтение и поклон. Сим уведомляю вас, что со мною постигло горкое несчастье, меня воронковский священник отец Киприян отлучил от церкви, и не одного меня, – мою жену и все мое многочисленное семейство, состоящее из десяти и более душ. Обстоятельства дела следующие: ко мне явились из Бессарабии сваты за дочь мою, 16 лет девушку, лужковского ветковского согласия, и я, видя, что люди очень хорошие, но венчать он у нас никак не согласились, а желают ехать в Ветку, и я решился на этот поступок; и вот за это подпал отлучению от церкви, от своего приходского священника Kипpиянa. На такое дейcтвие священника я жаловался нашему епископу, владыке Силивестру, так как поступок о. Киприяна я нахожу незаконным и пристрастным, по следующему соображению: 1-е, что он отлучил совершенно ни в чем неповинное семейство мое, и 2-е и меня-то тогда отлучил, когда я еще не совершил проступка, и 3-е что ветковско- лужковский приход не осужден и не признан еретичествующим и что он во всем держится всего того порядка вещей, какой был у нас до поступления к нам г. митрополита Амвросия, и 4-е, что сам отец Киприян всегда принимал от того прихода, как братию, под прошение, никакого чина им не читал; и так как все подобные действия отца Киприяна совершались на моих глазах, то я не считая их за еретиков, отдал дочь свою, конечно с той предвзятой мыслью, чтобы потом все их семейство, т.е. сватов моих, привести к нашей святой церкви, так как я уже с Божиею помощью и успел с своими двоими сватами в Таврической губернии, с Молодуевыми и Калиниными. Это все хорошо знает и о. Киприян, но в данном деле было пристрастное действие отца Киприяна. По этому случаю я жаловался владыке Силивестру, и нахожу поступок отца Киприяна превышающей его меру, и посылаю при сем копию отлучения отца Киприяна и копию этой жалобы. Прошу вашего внимания рассмотреть: имел-ли (право?) самолично от. Киприян такой произвести суд и отлучить и отогнать от церкви все мое семейство, так как сыновья мои, уже все трое совершеннолетние, и один женатый, с 3 детьми, оскорбившись таким диким самосудом, начали ходить за службу в раздорницкие приходы? Такое действие возмутило меня и все наше христианское общество. Прошу вас, разберите все эти действия относительно лужковско-ветковских прихожан, имеющих у себя беглых попов от русской церкви, и не оставьте почтить меня уведомлением, которого с нетерпением буду ждать по указанному ниже сего адресу. Пребывая с высокоискренним почтениием и христианского любовью Андрей Яковлев Макаров.

Адрес мой: Посад Воронок, Черниг. губ.

Копия запретительной грамоты.

Д(уховные) д(ети) Андрей и Евдокия.

Сознательно отдавшим в челюсти волкохищному волку двух моих чад Духовных на пожрание, и тем возмутивших нашу церковь Христову. Данною мне властию от Бога, воспрещаю вам с семейством быть в нашей церкви с братией в общем молении я отлучаю вас от Христовой церкви, всякия святыня, дóндеже раскаитеся за безблагословенныя и богопротивныя от ступниками истенны блудоподобные браки.

Иерей Киприян.

С подлинным верно А. Макаров

Попремного мною уважаемый о. Арсений.

Очень давно я имею желание с вами познакомиться, но не имею случая, и по cиe время не осмелился вам написать. Но вот пришла мне необходимость и вас побеспокоить. Скажи Бога ради откровенно, согласно Святому Писанию, прав ли будет тот, кто будет каяться Богу, а не священнику? Мне думается, что если кто не покается священнику, то Бог и грехов не простит. Но у нас есть Петр Курупаткин, который говорит, что с вами знаком и об этом разговаривал, и вы будто сказали, что можно каяться всякому человеку, так же как и священнику⁷². Еще у нас утверждают неокружницы, что за царя пятую просвиру приносить не следует, и приводит доказательство от Семена Фисолонитского, что за неверных молиться нельзя, а тем более жертву приносить⁷³. Еще имею несколько вопросов, но на первый раз считаю неудобным много вас утруждать. При сем прилагаю марку и прошу мне возответствовать. С почтением к вам имею честь быть вам покорным слугою Иван Кирылников, августа 7 дня, 1890-го года.

Г. I. X. С. Б. П. И.

Милостивый Государь Владимир Михайлович!

Письмо ваше, от 6-го июня, и критический разбор Окружного Послания я получил. Вы просите моей беспристрастной оценки сего вашего труда. Я просматривал его с крайним сожалением о вас, что здесь вы всуе труды свои убивали. А когда просмотрел все, то пришел к тому заключению, что вы этим теперь в конец себя уронили. Ибо и прежде многие презирали вас из ваших братий, но еще некоторые, просматривая ваши сочинения, приходили на такое сожаление, акибы напрасно могущие помогать с презрением относятся к вам. И в доказательство своего к вам сочувствия иные, и сами находясь в великих недостатках, старались приобретать ваши книги, платя рублей по шести и более за экземпляр, и других к тому же побуждали⁷⁴. Но через последней ваш труд, мне кажется, и эти сочувствующие к вам должны навсегда забыть ваше имя, из совести, как бы кто не укорил их последним вашим трудом⁷⁵.

Любезный Друг! Вы сделали огромную ошибку, взялись за дело, превышающее ваши силы. Я предостерегал вас в свое время, не браться за этот щекотливый вопрос, но жаль, что вы не послушали, и теперь мне представляется, что вы этим в конец надорвали свой живот⁷⁶. Вам попалась, скажем вашими словами, болтовня неокружников, а вы с полным доверием отнеслись к ней. Вопрос об Окружном Послании длится уже более 25 лет, и многими весьма энергичными умами продуман во всех деталях его. И в общем итоге все благоразумные приходят к тому заключению, что основную мысль Окружного Послания ложною назвать нельзя. Я не буду оценивать, скажу твоим выражением, дипломатию Илариона. Пусть будет нечистая цель его, но я не могу выводить ее из междустрочного чтения Окружного Послания, ибо Апостол говорит: «кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущей в нем». По междустрочному чтению Окружного Послания вы начитали, что Иларион есть растлитель старообрядствующей церкви, а другой по таковому же междустрочному чтению начитает, что для старообрядствующей церкви Иларион есть такой же камень, как и Апостол Петр для церкви вселенской. Но к чему же нам вдаваться в таковые суждения, которые принадлежат одному Господу?

Правда, в Окружном Послании мало указано погрешностей, или заблуждений, иначе назовем ересей грекороссийской церкви, что и служит теперь преткновением для неокружников⁷⁷. Однако же отсюда нельзя видеть того, чтобы автор не признавал оных за грекороссийской церковью. Ибо он по указании хулы ее на двоеперстие говорит: «к сим же и иная суть изменения и пременения, отъятия и приложения, яже зде исчисляти неудобно есть. Изволяйже да чтет во ответах иеродиакона Александра, такожде и в сочинении инока Никодима в шести статиях и тридесятя показаниях». Но в этих сочинениях содержится подробное исчисление всех погрешностей великороссийской церкви, более чего и вы не сказали в своих Исторических Исследованиях, и более сего ничего не скажут и самые неокружники. А самому автору Окружного Послания заниматься подробным исчислением всех погрешностей грекороссийской церкви не предстояло крайней надобности. Ибо он взялся оценивать не грекороссийскую церковь, но ложные тетради, обносящиеся в среде самих старобрядцев, и развращающие их от правильного признания Христопреданного священства⁷⁸.

В первой статье Окружного Послания по указанию обетования Господня вы усматриваете священство трехчинной иepapxии, хотя Окружное Послание буквально о сем и не говорит. Но пусть бы и на самом деле была здесь недомолвка автора послания, то дополна ее разве невозможно было иначе бы объяснить кроме того, как это сделали вы. Но отрицаться от исполнения Божиих обетований, значит утверждать беспоповцев в своем заблуждении. И к созиданию ли это будет Христовой церкви? Прошу вас на это обратить свое внимание⁷⁹. Но я бы, дополняя указанную вами недомолвку первой статьи Окружного Послания, объяснился так: обетование Господне и о трехчинной иepapxии вечно, только оное ни истинностью, ни вечностью, своею не ручается за то, что иерархические лица во исполнении своей священной обязанности всегда будут непогрешимы и верны⁸⁰.

Почему Христос и повелел слушать их настолько, насколько они сами будут вернее к его евангельским заповедям. А насколько они будут изменять оным, настолько и сами должны оставаться без доверия⁸¹. Но если будут кого насиловать к незаслуженному ими доверию, тогда они должны подвергнутся и всеконечному отвержению по следующему к ним Христову изречению: вы есте соль земли: аще же соль обуяет, чим осолится? Ни во что же будет к тому, точию да изсыпина будет вонь и попираема человеки (Мф.5:13). Но кроме сего неверные исполнители священной обязанности будут еще истязаны и от Господа в последний день (Лк.12:42–47)⁸². Итак, если Христопреданную иepapxию мы будем почитать, как святое и православное учреждение, вечно неразоримым, а послушание к иepapxaм обусловим мерою исполнения их заповедей Господних, в таком случав остаются несправедливы не только беспоповцы, проповедающие за нарушение каких-либо заповедей Господних от иерархов конечное прекращение и самого Христова учреждения о священстве, но равно и последователи грекороссийской церкви, требующие безусловного повиновения собору 1667 г. и настоящему российскому Cиноду⁸³. И вот при таковом моем соображении ваша острая критика автору Окружного Послания за первую статью представляется настолько неуместной, настолько и несправедливой.

А на 2-ю и 3-ю статьи Окружного Послания критика ваша и еще более несправедлива. Здесь вы доказываете, что грекороссийская церковь верует (акибы) во иного Бога, и исповедует (акибы) иного Христа. И на чем же вы положили свое основание? указали изречения из поучительного Евангелия в неделю всех святых: «и вси еретицы отметаются Христа», и толкового Апостола с листа 196: «подобно убо хулят на Христа и еретицы сыны погибели». По неточности сих текстов заметно, что вы взяли их с какого-то выписка⁸⁴. Но возможно ли понять смысл какого-либо писателя по отрывочному указанию какой-либо строки его? Покушающийся определять это, легко может ошибаться⁸⁵. У вас в определении понятия указанных текстов произошла ошибка, введшая вас в великое заблуждение.

Указанный вами текст от поучительного Евангелия, если и отрывочно взять его в самой буквальности, то он так гласит: «вся еретицы делатели безакония суть, такожде и тии отметаются Христа». Здесь еретики только за делание беззакония названы отметниками Христа. Но кто же хотя бы из православных не был делатель беззакония? Псалмопевец к Богу взывает: аще беззакония наша назриши, Господи, кто постоит? И еще: яко не оправдится пред тобою всяк живый. То стало-быть, что и христиане все в беззакониях своих отметаются Христа; и если отметающиеся Христа, по вашему заключению, веруют не во истинного бога, но в какого-то иного, то кто-же тогда останется верующим во истинного Бога? Но как нельзя сказать того, что православные христиане – беззаконники веровали во иного бога, а не во истинного, так и о еретиках еще нельзя отсюда заключать того, чтобы они все веровали во иного бога; делание беззакония, а через то и отметание Христа у христиан с еретиками разнится только в том, что христиане чувствуют свои беззакония, а потому раскаиваются в них пред Богом и получают в том себе прощение; а еретики закосневают в своем беззаконии без раскаяния, каковым закоснением они хотя и действительно отметаются от покорения Христу, но от веры ему, как Богу, многие из них не отрицаются. Назвать верующими во иного бога можно только тогда, если они и на самом деле вместо Христа обожают кого-либо другого, как, например, татары и турки обожают Моамефа. Но если еретики отметаются Христа только по отвержению каковой-либо единой, или нескольких его заповедей, а по богословию вравне с нами будут его исповедовать, тогда, порицая их во инобожии, мы вознесем хулу на самого Христа, ими исповедуемого. Преподобный Иосиф Водоколамский о сем пишет тако: «еретицы убо не едино мудрствуют, но ов убо тако, ов же инако: павликиане убо, и фотиане (фотиниане), фриги и евномиане, монтаниты и савелианы, маркиониты и измаилите, и инии таковии: сии убо не веруют во Святую и Единосущную Троицу, Господа же нашего Ииcyca Христа Богом не нарицают, и плотского смотрения Его не приемлют, но овии убо пророка его нарицают, овии же просто человека. О сих убо глаголют вся Божественная писания, яко, егда приходят к православной вере, подобает им прежде поститися время довольно, и вне церкви стояти, потом же сих крестити, якоже еллины, таже и Божественному причащению сподобити. Суть же и друзи еретицы, аще и зле мудрствуют, но не тако, якоже первая, иже суть наватиане и донатиане, средницы и четыренадесятницы, и воздержницы, и инии таковии: cии убо исповедуют Святую Единосущную Троицу, и Господа нашего Иcyca Христа истинного Бога нарицают, и плотскому смотрению его веруют, имут же некоторые ереси в себе. И аще восхотят приступити к православной вере, и ересь их прокленут, сих убо не повелевает Божественное писание крестити, но якоже крещенных приимати вскоре и божественных таин общению тех сподобливати» (Просветитель слово 15). Справедливость сказанного преподобным и собственный разум подтверждаем, говоря: если во устах христианина имя Христа Спасителя нашего свято, то и во устах какого-либо еретика оно отнюдь никак не может быть проклято. Ибо мы знаем, что и самого беса, когда он правильно исповедал Христа Сыном Божиим (Мф.8:29), святые отцы не принимали за исповедание иного бога, но относили к нашему же Спасителю Сыну Божию.

А изречение толкового Апостола, указанное вами, не то показывает, что еретики веруют во иного бога, а только то, почему назвал их антихристами Апостол Иоанн. Толкователь, видя в этом названии их сравнение с названием последнего антихриста – сына погибели, и основанием к этому названию он нашел сходство в их действиях. Ибо как сын погибельный будет хулитель Христа, так и еретики подобно хулят Его. Но это подобие иногда и очень далече может отстоять от предмета уподобляемого. Например: православный епископ или пресвитер, если не принимает на покаяние обращающегося от греха, то антихрист есть (толкование Аристина на 52 прав. св. Ап.), и даже всякий православный христианин, вопреки Христовой заповеди осуждающей брата своего, антихрист есть (Пролог октября 22 дня). Итак, явно есть, что нельзя того утверждать, чтобы всякий веровал во иного бога, если только почему-либо писание наречет его антихристом. Для определения верования во иного бога еретиков нужно смотреть еще и на то качество, как они хулят Христа. Последний антихрист, сын погибели, будет отрицать Божеское свойство от Христа Сына Божия, рожденного от Девы Mapии. Но в грекороссийской церкви такой хулы на Христа еще не имеется⁸⁶, она рожденного от Девы Марии почитает за действительного Христа Сына Божия. А что она допускает хулу на святое наименование его Иисус, то эта хула у ней направлена не к самому естеству Христову, а только к единому плотскому наименованию его; так именно, а не иначе мы должны смотреть на это. Вам известно, что евангельская проповедь еще от святых Апостол проповедана во всех языцех, и по различию язык, почти каждый предмет различно называется: то неужели по различным наименованиям одного предмета должны называть (признавать?) его иным при каждом словоизменении? Но если нет, то не должны ли мы то же правило приложить и к спасительному Христову имени. Ибо и оно не произносится во всех языках одинаково. И если мы твердо знаем, что и усвоенное ныне в грекоросcийской церкви наименование ему «Иисус», в неких языках и ранее Никона употреблялось, откуда изредка было оное заносимо и к нам в Poccию, и бывшие тогда в Poccии наши благочестивые предки хотя и не принимали это наименование Христу для всеобдержного себе произношения, но видя, что такое наименование некими усвояется Христу Сыну Божию, не осмеливались похулить таковое произношение «Иисус» тем, акибы оное означает какого-то другого Христа, или что тако Христа исповедующие веруют во иного бога. Но вот мы ныне из уст неокружников и ваших слышим, что нарицающие Христа именем Иисус веруют во иного бога. Рассудите повнимательнее, нет ли и у вас чрез это иноименование (?) Христа некими хулы Сыну Божию? А я в этом сознаю у вас хулу на Христа Сына Божия нисколько не менее той, какую вы указали и за грекороссийской церковью, что Иисус не Спаситель, не Исцелитель, и прочая, ибо она это приурочивает только к единому имени Исус, а вы, кажется, и еще более свое похуление направляете уже к самому естеству веруемого от них Христа. По вашей логике, пожалуй, теперь и об вас можно бы сказать, что и вы веруете не во истинного Бога, Творца небу и земли, а в какого-то другого. Посмотри, хорош ли будет плод вашей усильной работы, где она вовсе не требовалась?⁸⁷

Еще вы на стр. 70 говорите, якобы во Окружном Послании пишется, что все до Никона пять русских патриархов трехперстное сложение, поливательное крещение и имя Иисус отнюдь не хулили, не судили и даже об этом и не говорили. Отсюда мне представляется, что этот критический разбор писан не вами, а кем-то другим, а вы его только напечатали с небольшими поправками своими, а Окружное Послание вы сами даже и не видали тогда, когда это печатали. Но если бы видели самое Послание, то я в полной уверенности остаюсь, что никак бы вы не позволили себе сказать вышеозначенную клевету. А чтобы убедительнее для вас было, что это действительно клевета, то я буквально приведу здесь слова Окружного Послания относительно чего сказана оная. В Окружном Послании пишется так: «Еще подобает ведати: Киевский митрополит Петр Могила в 1645 г. издаде малый Катихизиз, в он же ново внесе: трехперстное сложение, поливательное крещение, и имя Христа Спасителя, вместо Исус, напечата Иисус. Сей Катихизис святейший Иосиф патриарх Московский в 7157 г. вторицею издаде, и не согласная церковному преданию мнения, якоже: трехперстное сложение, поливательное крещение и нововводное, имя Иисус из него исключи, но суда хульного, еже бы Иисуса нарещи иным богом, отнюдь не изнесе». Не явно ли, что автор Окружн. Послания не изнесенный от Иосифа Московского пaтриapxa хульный суд разумел только в наречении иным богом, и буквально приурочил cиe к единому имени Иисус. И разве возможно этот именно хульный суд приурочивать к треперстному сложению и поливательному крещению, о которых предметах автор даже и не разсуждал на этом месте, а только кратко исторически упомянул о них по тому случаю, что и они совокупно с именем Иисус были занесены в малый Катихизис Петра Могилы; а не упоминать об этом, при ссылке на эту книгу ему было не удобно, ибо тогда мог бы иной подумать, что автор Окружного Послания сознает только одну новость Иисуса во оной книге, а остальное все остается для него акибы вполне справедливо. А потому он и упомянул кстати и за трехперстное сложение и поливательное крещение, что и они также, как и нововводное имя Иисус, признаны за несогласный церковному преданию мнения и исключены из своего Катихизиса Иосифом патриархом; а за тем уже берется рассуждать только о едином имени Иисус, как это требовалось ему к закончанию начатой им статьи⁸⁸.

Но если вы, паче чаяния моего, видевши Окружное Послание, убедились отреченный им хульный суд имени Иисус отнести и к трехперстному сложению и поливательному крещению, в таком случае о. Пафнутий Овчинников намного будет справедливее вас, относя высказанную вами на 25 стран. критич. разбора Окр. Посл, вечную славу диаволу: ибо слово «емуже» есть местоимение личное, и всегда, по правилам грамматики, заменяет имя существительное, в предыдущих предложениях значащееся. Но у вас в предыдущих предложениях нигде нет существительного Божиего имени, а имя диавола стоит рядом с личным местоимением «ему же», которому вы воспели славу во веки веком аминь⁸⁹.

Однакоже и при сем был бы я крайне несправедлив, если бы стал кого уверять, что вы или, вернее, братия наши неокружники, в заключении 6-ти своих вопросов к московскому Духовному Совету, воспели вечную славу диаволу. Здесь более ничего нет, как только одна грубая ошибка писца, допущена по невнимательности и прочими их подателями и опубликователями. Я думаю, что Бог попустил вам оную ошибку за то, что вы через меру дерзко взялись судить ближнего, в явное пpoтиворечие Христовой заповеди: не судите, да не судими будете (Мф.7:1). А потому и оправдывается на вас следующее Христово изречение: имже бо судом судите, судят вам; и в нюже меру мерите, возмерится вам. Что же видиши сучец, иже во оце брата твоего, бревна же, еже есть во оце твоем, не чуеши (Мф.7:2)⁹⁰.

Не менее сего несправедлива ваша критика на Окружное Послание и за латинские опресноки, четвероконечный крест и пятую просфору; только в подробное рассмотрение сего здесь входить почитаю за излишне, поскольку о сем я уже объяснился в книге «Истинность».

А что вы даете очень большое значение вопросу неокружников, гласящему: если учение Окружного Послания есть истинно, то что же вас заставляет уничтожать его, и за его уничтожение не подпали ли вы под клятву святых отец, изреченную на попирателей истины (Кормч. л. 641)? – Почему на это ничего не ответил Московский Духовный Совет, я не знаю; но по-моему, издатели Окружного Послания свободно бы могли отвечать им следующее: если мы сказали слово истины для вас не ясно, и вы через cиe блазнитесь и уклоняетесь в церковное разделение, то мы считаем дороже блюсти церковное единство, нежели отстаивать свое совершенство в том, акибы у нас ничего неясного не было сказано. А потому, если блазнит вас наше слово Окружного Послания, представившееся вам неясным, то пусть оно будет считаться ничтожным, а мы с вами желаем соблюдать то церковное единство, которое Христос нам заповедал⁹¹.

Скажи пожалуйста (это я к вам обращаюсь), если я что и справедливое скажу выражением для вас не вполне понятным, то ужели я буду виноват, если обратно возьму это слово, для того, чтобы другими словами передать вам это в более отчетливом виде? Но если я не буду виноват за это, то таким же образом и издатели Окружного Послания не будут виновны за уничтожение его, хотя бы сами они содержала его и не признавали ложным. Ибо правильный смысл его они могут объяснить людям, только в более ясных выражениях⁹². А потому приурочивание на них, за уничтожение Окружного Послания, церковного суда, положенного на попирателей учения истины, не может иметь места. А неокружники, приурочивая этот суд ко уничтожению Окружного Послания, показывают этим, что они никак не хотят иметь мир, Христом заповеданный, а потому и ищут повсюду вины к разделению, как сказал Премудрый: вины ищет муж, хотяй отлучитися от другов (Притч.18:1). И что же еще он говорит далее: на всякое время (отлучающийся от другов) поносим будет. Верно это слово оправдывается ныне и на наших братиях неокружниках⁹³: нам бывает стыдно за них, если где придется выслушать собеседования их не только с нашими, но хотя бы с миссионерами, или беспоповцами, поскольку нигде никому не могут дать правильного за себя оправдания⁹⁴. А что вы восхваляете их за Кишиневский собор, то мне за него известно так, что после него неокружники, жители города Маяк, присоединились к епископу Анастасию, у которого и образовалась в их обществе новая пapoxия. То возможно ли, чтобы только за одно посрамление епископа Анастасия на собор решилось упомянутое общество к нему присоединиться? Мне думается, что вы, не узнавши сущности сего собора, передаете о нем пустые слова какого-то неокружника.

Не поскорби, друг, если вам покажется, что я наговорил много. Эти слова – слова крайней о вас жалости, как и сами вы пожелали беспристрастной моей опеки сего вашего труда. Наконец, чего и я желал бы узнать, как вы отнесетесь к этому моему начертанию.

Остаюсь грешный о вас богомолец, священноинок Арсений

18 июня 1889 года.

Минувшим летом в Москве происходили занятия второго съезда противораскольнических и противосектантских миссионеров. Их собралось почти втрое более, нежели четыре года тому назад, во время первого миссионерского съезда (157 духовных и светских лиц), и обсуждение разных вопросов о расколе и сектах таким многочисленным собранием сведущих людей представляло несомненный интерес. С интересом и отнеслось общество православных к известиям о занятиях съезда, печатавшимся в одной из наиболее известных газет⁹⁵. А как отнеслись к съезду и его занятиям сами глаголемые старообрядцы, которых так близко касаются рассмотренные на съезде вопросы? Старообрядцы, особенно московские, были заняты съездом, разумеется, не менее, даже более, нежели православные; но они интересовались не тем, какие будут указаны миссионерами способы для удобнейшего разъяснения и решения существующих между расколом и церковью недоразумений, а заняты были только одним – не грозят ли занятия съезда какими-либо стеснениями для раскола, с тревожным опасением ожидали, не последует ли даже немедленно такого рода нeприятностей для раскола. В этом отношении особенно любопытно поведение главы московских австрийцев – Савватия и состоящего при нем в качестве богослова и законоведа – проходимца Перетрухина. Известно, что Савватий живет теперь открыто, что у него в доме устроена постоянная церковь, где отправляются торжественные службы при целом хоре певчих, громогласное пение которых слышно даже на улице, и на эти службы съезжаются в каретах московские раскольницы, полюбоваться на куклу, наряженную в apxиерейские облачения, что здесь же, при его доме, помещается целый штат служащих и жительствует сам Перетрухин. Вся эта киновия раскольнического лжеепископа, устроенная притом, как бы в насмешку, у самых стен Покровского монастыря, именуемого миссионерским, существует и процветает в полной безопасности, под охраною местных полицейских властей, а также нередко посещающего ее златоносца Арсения Морозова. Но вот съехались в Москву миссионеры для совокупного обсуждения вопросов, касающихся раскола, – и, несмотря на крепкую защиту и полиции и самого Морозова, Савватий и Перетрухин страшно перетрусили. Им вообразилось, что миссионеры сейчас же нагрянут на их киновию, или же, что не менее страшно, потребуют их к ответу, заставят выбирать одно из двух, – либо доказать правильность австрийского священства и законность их отделения от церкви, либо оставить раскол и примириться с церковью. Напуганные такими страхами, они бегают, ни единому же гонящу, – почти на все время съезда покидают свои жилища и ищут приюта у знакомых, – Савватий проживал у разных богачей-раскольников и только изредка посещал свой дом, а Перетрухин даже уехал из Москвы в Егорьевск. Службы в Савватиевской киновии все это время отправлялись втихомолку, каждую обедню старались отслужить как можно раньше. Отчего же так перепугались Савватий и Перетрухин? Ведь так пугаться могут только виноватые в дурных делах, – люди, сами сознающие себя не правыми. Если бы они вполне уверены были в своей правоте, или желали бы добиться истины, они сами явились бы для объяснений с миссионерами без всяких требований с их стороны, а особенно явились бы на публичные с ними беседы, к которым приглашались старообрядцы. Но они и на этот раз, как всегда, оказались недобросовестнее даже беспоповцев, – из тех известные начетчики явились защищать беспоповство, а они, главные московские представители австрийщины, предпочли обратиться в позорное бегство. С Савватия и взыскивать нечего, – всем известно, что он человек скорбный главою и малограмотный; притом же самое величие его звания (раскольнический apxиепископ) не позволяло ему выступать перед публикою в качестве собеседника с миссионерами. А Перетрухин? – ведь он главный богослов московских австрийцев, как Иван Шибаев главный дипломат их и Арсений Иваныч Морозов главный покровитель? – ведь он же сам хвалился, что пылает желанием сражаться с «никонианами», сам называл себя в этом отношении вторым Скобелевым? – А теперь опять в кусты, бежать в Егорьевск! Видно, легче и удобнее, сидя у себя дома, готовить на защиту раскола картонные «Мечи» и печатать их в подпольных типографиях, а не выходить открыто перед всеми на его защиту. То же надобно сказать о московско-австрийских «братчиках». Вместо того, чтобы писать сотни пустых вопросов и распространять их тысячами экземпляров, не лучше ли было бы явиться также на совокупное с миссионерами, беспристрастное рассмотрение взаимных несогласий? Но в том-то и дело, что все эти «братчики» и Перетрухины не говорим уже о Швецове!) ищут совсем не разъяснения и уразумения истины о церкви и расколе, а только защиты раскола во что бы то ни стало, оправдания какими бы ни было ухищрениями своего незаконного австрийского священства.

Caввaтий и Перетрухин убоялись страха, идеже не бе страх. Съезд миссионеров мирно окончился, не подумав требовать их к ответу. Тогда произвольные беглецы возвратились в свои жилища и предались своим обычным занятиям. Впрочем Савватий, вероятно для вящшего успокоения после недавних треволнений, решился отправиться в свой любимый сибирский край, – побывал в Тюмени и других городах. В этот край, где Савватия знали и видали в разных положениях, даже и в остроге, где он позорно отрекся от своего епископского у раскольников звания, – в этот край Савватий очень любит ездить, чтобы показаться во всем величии раскольнического apxиeпископа. И на этот раз его путешествие длилось довольно долго: в Москву он возвратился уже к празднику Воздвижения честнаго креста.

Здесь, в Москве, Савватия ожидал неприятный ему гость: приехал из Саратова Паисий, в котором он видит опасного соперника, пользующегося расположением московских старообрядцев и могущего даже отнять у него московскую кафедру, приезды которого в Москву поэтому причиняют каждый раз большие ему неприятности. Приезд Паисия и теперь очень не понравился Савватию, что и дал он почувствовать непрошенному гостю при первом удобном случае. Паисий остановился в собственном доме, близ Тверской заставы. В этом доме, как известно, существует моленная, в которой Пaисий служил еще будучи московским попом: прихожане моленной, бывшие духовные дети Паисия, пользуясь его приездом, пожелали, чтобы он отслужил в этой моленной по-архиерейски, и обратились к Савватию с просьбой дозволить это служение именно в праздник Воздвижения. Савватий, которому всего более досадно то, что служения Пaисия московским раскольникам нравятся больше его, Савватиевых, решительно отказался исполнить их просьбу и при этом выразился о Паисие, весьма несдержанно: «позволь ему, дряни («дрянь» – любимое бранное словцо у владыки-Савватия, – у него все «дрянь», за исключением его самого, да Арсентия Иваныча Морозова), – позволь ему отслужить, так после и не выбьешь его силой из Москвы». Удивленные такой откровенностью Савватия, прихожане Тверской моленной стали просить его, чтобы дозволил отслужить в праздник по крайней мире саратовскому попу, приехавшему с Паисием: Савватий и на это не дал согласия. Старообрядцы ушли от него огорченные; а еще более огорчен был Паисий. Но этим не кончились огорчения, причиненные ему Савватием. Спустя несколько времени одна купчиха, бывшая много лет духовною дочерью Паисия, очень ему преданная, пригласила его к себе в дом отстоять панихиду по умершем родственнике. Панихиду должен был служить один из попов Рогожского Кладбища – Прокопий. Увидев Паисия, Прокопий предложил ему принять участие в служении, и, как епископу, первенствовать. Паисий ответил, что без разрешения владыки-Савватия не может этого сделать. Тогда хозяйка стала просить Прокопия, чтобы съездил к Савватию за разрешением для Паисия отслужить панихиду. Прокопий согласился, и полетел к Савватию на своем рысаке (рогожские раскольнические попы и их жены, действительно, ездят по Москве на рысаках); скоро он возвратился с следующей запиской от Савватия на имя хозяйки: «в Москве есть свой святитель, а ты своего оставляешь, а чужого приглашаешь, посему дать разрешение служить у тебя Паисию не могу». Купчиха, прочитавши эту записку, не удержалась высказать вслух такое суждение о этом своем владыке: «должно быть он полуумный»! Должно быть так; однако же Паисию пришлось отстоять панихиду без служения, как мирянину. Этим он оскорблен был до последней степени и поспешил уехать из Москвы, опасаясь, как бы Савватий и Перетрухин не наслали на него полицию, что уже и было с ним однажды и что случилось незадолго перед тем с двумя его товарищами.

С некоторого времени московские властители австрийщины начали, действительно, употреблять послушных им полицейских властей для изгнания из столицы не угодных им людей своего же общества. Летом приехали в Москву два лжеепископа: Виктор Уральский и Алексей Самарский. Оба они на дурном счету у Московского Духовного Совета, так как были главными участниками затеянного Швецовым заговора об уничтожении этого раскольнического центрального управления, в котором господствуют под председательством безгласного Савватия светские лица, о чем мы говорили в свое время, излагая дело Швецова. Понятно, что прибытие этих лиц было неприятно и подозрительно для господ властителей Духовного Совета: по их распоряжению, Перетрухин отправился к известным ему полицейским чинам с доносом, что в Москву прибыли иногородние apxиepeи, которым в столице находиться не подобает, и просил немедленно удалить их отсюда. И вот Алексей и Виктор не успели еще повидаться в Москве с своими знакомыми, как удостоились посещения полиции и были высланы из столицы.

Другой случай еще примечательнее. При существующей вражде между окружниками и противуокружниками, для Савватия и его Духовного Совета, изображающих собою мнимых окружников, весьма неприятно, что в Москве живет противуокружнический лжеепископ Иов, да и живет почти рядом с Савватием, точно бельмо у него на глазу. Давно хотелось господам – Духовному Совету согнать Иова с этого места, а если можно, то и выгнать совсем из Москвы. Теперь они нашли, что можно. Сам И. И. Шибаев, опять поднявший голову, припомнив старые подвиги, когда состоял полицейским сыщиком при покойном Мозжакове⁹⁶, взялся за это дело. В полной надежде на успех, он заранее предупреждал Иова, чтобы оставил Москву, где есть якобы законный архиепископ старообрядцев, владыка-Савватий, если не хочет, чтобы выгнали силой. Иов и состоящие под его пасением противуокружники считали, конечно, эти угрозы пустыми и не обращали на них внимания. Но случилось именно то, чего они никак не ждали, – осенью последовало распоряжение – выслать Иова немедленно из Москвы с воспрещением являться в столицу. Иов, конечно, найдет возможность по-тихоньку являться в Москву и даже секретно проживать в ней, искупующе это проживание у той же полиции; но не в этом дело, – все дело в том, что противуокружнический лжеепископ раскольников изгоняется из Москвы по доносу раскольников-окружников, а их собственный лжеепископ остается жить здесь на всей свободе, окруженный целым штатом служащих при нем... Что же это значит? И зачем же после этого раскольники жалуются, если православные, принадлежащие, по их выражению, к господствующей церкви, поступают подобным образом относительно распространителей раскола, несомненно преступных и вредных для церкви и государства? Зачем подняли такой шум и столько жалоб по случаю ареста их лжеучителя Швецова, разъезжающего по России пропагандировать раскол и распространять заграничные и подпольные раскольнические издания, наполненные клеветами на церковь? Они могут с помощью полиции преследовать раскольнических ариереев, а православные не могут? И что было бы, если б они стояли на месте православных? – Впрочем о значении этого диковинного явления, что по доносам раскольнического лжеепископа (или его сторонников, что одно и то же) изгоняются из Москвы полицейскою властью другие, неугодные ему, раскольнические же мнимые епископы, – о значении этого диковинного события стоит поговорить особо, другой раз; а теперь доскажем, что еще известно нам из событий у московских раскольников.

Савватий, его Духовный Совет, его руководители – Морозов, Шибаев, и проч. и проч. как видно из предыдущего, чувствуют себя вполне довольными и сильными. Новое доказательство этому представляет пресловутое Рогожское Кладбище, все болee и более цветущее, украшаемое новыми и новыми зданиями, наполняемое новыми и новыми обитателями. При таком его процветании, раскольнические властители нашли недостаточным прежнего штата трех противозаконно введенных сюда попов, – решили определить еще четвертого, который уже и найден. Итак, теперь на Рогожском Кладбищe будут служить четыре попа с несколькими дьяконами, каждым своим служениeм! открыто издаваясь над произнесенным с высоты Престола и доселe остающимся в силе царским словом: «раскольничеcкиe попы не должны быть допускаемы на Рогожское Кладбище!..

Выгонять из Москвы неугодных им раскольнических лжеепископов и ставить новых попов на Рогожское Кладбище в явное нарушение Верховной воли Савватий и его Духовный Совет умеют и смеют; а вот управиться с своими попами, без помощи полиции, не могут: попы их не слушают и несмотря на всe их угрозы чинят разные безобразия. Так и на Рогожском Кладбище три попа не могли ужиться мирно, – а четыре не уживутся и тем больше. Например, вот что произошло там в праздник Преображения при торжественном соборном служении. По установленному на Кладбище правилу первенствовать должен был поп Елисей, так как праздник пришелся в его недельную череду; но поп Прокопий, считающей себя старшим, не позволил ему первенствовать и стал сам на первое место. Елисею это не понравилось и он тут же сделал выговор Прокопию за самовольство. Этим в свою очередь оскорбился Прокопий, – снял ризы и пошел вон из часовни. Тогда и Елисей вместе с третьим попом Тимофеем сняли ризы и также пошли вон. Служба прекратилась. Народ стал упрашивать Елисея, чтобы воротился по крайней мере он и докончил службу. Что же, повторяем, будет на Рогожском Кладбище при четырех попах? В Преображенском московские австрийцы хотели устроить, под видом фабрики, обширную церковь, о чем мы писали в свое время. Эта затея не удалась им. Однако же, прошествии значительного времени, они все-таки устроили здесь церковь и поместили попа, некоего Ивана, о чем также мы писали. Поп оказался неугодным Духовному Совету и был уволен. Тогда этот поп открыл служение в своем доме и продолжает его доселе, не обращая ни малейшего внимания на запрещения, издаваемые от Савваттия и Духовного Совета. Также и другой, известный читателям (см. выше. гл. 4), поп Исак Носов, городецкий, лишенный Савватием прихода, открыл богослужение у себя на квартире, благо имеет все нужные для служения принадлежности, – и знать себе не хочет ни Савватия, ни Духовного Совета. Есть впрочем у раскольников попы, пользующиеся особым благоволением своих властей: таков, тоже известный читателям. Димитрий Смирнов. Из своего прихода в Смоленской губернии он наезжает в Москву, и здесь ему не только дозволяют служить, но и говорить за службой проповеди, направленные против церкви. Но об этом Смирнове и о друге его Онисиме Швецове следует сказать особо.

Давно не говорили мы о главном герое нашей хроники, о г-не Швецове, – так давно, что у раскольников распространилось мнение, будто нам запрещено даже говорить об этой важной персоне, – будто мы замолкли, объятые ужасом перед ожидающим нас судом, к которому привлекают нас кто-то, якобы «оклеветанные» нами в похищении отобранных при аресте Швецова бумаг... Клевета! Это слово в данном случае употребили и не одни раскольники; но употребили совсем не к делу. Клевета есть намеренная и злонамеренная ложь, сознательно и умышленно распространяемая кем-нибудь об известном лице. А в наших словах о похищении Швецовских бумаг если бы оказалась и неправда, то разве эта неправда была намеренная, тем паче злонамеренная, умышленно взведенная на кого-нибудь? Напротив, – сообщая имеющиеся у нас сведения о похищении бумаг, мы каждый раз спрашивали: правда ли это? Так в последний раз, напечатав некоторые из отобранных у Швецова документов, относительно которых имелось предположение, что они похищены, мы именно предлагали, кому следует, навести справку и объявить, имеются ли они при деле Швецова. Разве это клевета? Разве есть тут признаки клеветы? По поводу последнего вопроса мы имели возможность удостоверяться, что напечатанные нами документы не похищены, находятся при деле и, надобно полагать, будут приняты во внимание судьями Швецова, как несомненные доказательства его обширных сношений с раскольническими деятелями, его участи в течении так называемых церковно-иерархических дел у раскольников и его разъездов по Poccии для пропаганды раскола. Мы рады, что они есть при деле, и рады объявить об этом (хотя остаемся в уверенности, что все же некоторых бумаг, отобранных у Швецова, при деле не обретается). Что же? – разве так поступают «клеветники»? Возьмите же, господа, назад себе это нехорошее слово «клевета». Никакой клеветы не было и нельзя «снимать» то, чего нет. И вы, слободские Гусевы и Макаровы, московские Брилантовы со всеми «братчиками», радостно провозглашавшие, что мы сидим уже в тюрьме за г. Швецова и больше не будем писать об этом важном «страдальде», погодите радоваться: по милости Божией, мы спокойно сидим дома и беремся за перо, чтобы поведать нечто о вашем еретичествующем учителе Швецове; не говорили же о нем так давно потому, что давно не писали и нашей Летописи. Впрочем на сей раз мы будем говорить не о деле Швецова, так как не знаем, в каком положении оно находится теперь, и не о нынешних подвигах самого Швецова, жительствующего в Полосе (из этих его подвигов слышали только о его беседах с миссионером о. К. Крючковым, который передадим читателям, когда получим о них подробные известия); на сей раз мы намерены только сообщить, счастливым случаем доставшиеся нам, три подлинные, собственноручные письма г. Швецова, представляющие любопытные свидетельства о прежних подвигах этого раскольнического пропагандиста, совершенных впрочем незадолго до ареста.

Bcе три письма адресованы к раскольническому лжеепископу Анастасию. Первое писано еще осенью 1889 года: оно представляет новое свидетельство усердного, но небескорыстного распространения Швецовым его подпольных изданий в новый образчик его хвастовства своими мнимыми победами на нижегородских ярморочных беседах; два остальных писаны в 1890 г. и касаются устроенного Швецовым заговора против Московского Духовного Совета. Приводим все эти письма вполне, исключив только заглавные титулы.

1.Заочно аки лично припадаю к подножию вашему и прошу вашего святительского благословения и святых молитв. При сем спешу с вами поделиться, чем нам Бог привел воспользоваться. Прилагаемая книга весьма полезна для вразумления блуждающих через мнение о духовном антихристе беспоповцев и неокружников⁹⁷. Также и прилагаемые тетради по моему убеждению также не бесполезны ко уяснению религиозного вопроса с разных сторон⁹⁸, и думаю они не отяготят вас уплатить за их стоимость. По сему всепокорнейше прошу ваше преосвященство соблаговолите уплатить за их стоимость 9 рублей...

Мы доколе за милость Божию благополучны. Во время ярмарки 10, 11, 13 и 15 августа в старом ярмарочном соборе я беседовал о Христовой церкви с профессором Казанской Дух. Академии г. Ивановским. И по милости Божией мы остались нисколько не посрамленными. Хотя профессор и обвинял, что у нас церковь не Христова, а Амвросиева, потому что у нас только с Амвросия признается епископство благочестивое. Но мы сказали: если вы не можете признать Христовой церкви там, где нет беспрерывного преемства православного епископства, так потрудитесь показать в своей церкви преемство епископов только по единому перечню православных епископов, не включая в этот ряд ни одного получившего хиротонию в какой-либо ереси. Но Ивановский от этого ответа уклонился⁹⁹, говоря: мы хиротонию вашу не называем Амвросиевой, а только церковь. Я спросил: а хиротония у вас чья? Он ответил: апостольская¹⁰⁰. А если хиротония у нас апостольская, то что же у нас в церкви вы признаете Амвросиевым, – Eвангелие, или какие правила он предал? Ивановский сконфузился (?!) и по дальнейшем разговоре он остался совершенно безответен (?!). Так что заключительная речь осталась наша¹⁰¹. Благодарение Господу, что и многоученейшие не могут обвинять (?) истину. При сем остаюсь нижайший раб святыни нашея грешный священноинок Apceний. 19 сент. 1889 г.

Так г. Швецов повествовал, и вообще повествует, о своих победах над православными собеседниками, в полной уверенности, что его доверчивые корреспонденты-старообрядцы каждое слово его примут за несомненную правду. Не обманулся он и в Анастасии. Анастасий принял письмо его с чрезвычайной радостью, как некое сокровище, и рассыпался перед ним в самых льстивых похвалах его талантам и подвигам. Его ответные послания к Швецову, писанные одно по получении сейчас приведенного письма, другое по получении посылки с книгами, у нас имеются. Писанные красноречиво, но малограмотно, они, конечно, не стоили бы внимания; но мы все-таки решаемся напечатать одно из них, как любопытный образчик холопского раболепства перед Швецовым даже раскольнических apxиepeев, между которыми покойный Пафнутий, так смело и основательно обличавший этого ересеучителя, составляет единственное исключение. Чего стоит одно начальное приветствие, с которым Анастасий обращается к Швецову!

Ваше преподобие, священнейшей всемирный (?) наставниче, древнего благочестия ревнителю святейший и любезнейшей из друзей, господине мой, отче Арсениe! О Господе здравствуйте.

Любезнейший друг! Я имел великое счастье получить ваше знакомое мне начертание и потому счел себя вполне счастливым и приношу вам за cиe крайнюю признательность. Я в вас ни на минуту не был разочарован и на одну иоту не умалил к вам искренней моей любве¹⁰² и веры. Я нигде и до мысли не допустил чернить вашу блестящую славу; если где и слышал лгущих против вас на истину, затыкал уши и не допускал до моих чувств очаровать себя против вас. Только как я вспомню об вас и о прошедших ваших трудах не нахожу слов восхвалить ваши подвиги и вложенные в мою душу ваши незабвенные труды на славу и утверждение нашего любезного старообрядчества и истинной Христовой церкви (!). Я за все прошедшее, бывшее при блаженнейшем святом отце нашем apxиепископе Антонии и совокупном при нем вашем служении сопоставляю в сравнении Петра и Павла¹⁰³... А почему мы в течение многого времени не писали, не могу дать себе отчета. Но впрочем вы у меня всегда во устах и в сердце. Я в прошлый год, по возвращении с Дону в Москву, из Москвы отправился видеть вас в Нижний более чем владыку страдальца Аркадия во Владимире, но увы мое желание не осуществилось. Теперь тоже за неотложное положил лично с вами видеться и далее проехать на Черемшан; но по приезде только в Москву, вдруг встретил Овчинникова, возвращавшегося из Петербурга, по случаю неудачи сбора почти мертвого духом; при сем я был приглашен Афанасием Петровичем в Петербург. Посему случаю Apceний Морозов посоветовал Овчинникову для охоты вместе ехать со мной обратно в Петербург. Приезд вторичный был для него удачен и блестящ по сему предмету, и по возвращении из Петербурга он меня не оставлял, и я его даже до Кагула проводил¹⁰⁴. Есть теперь надежда, к октябрю месяцу сего года, должна поспеть окончательно церковь ко освящению. Что же касается за отца Порфирия¹⁰⁵, этого гнилого и зараженного трупа, я никакого значения не придаю, этот человек вечный враг и ceбе и людям, и все что он против вас не кует¹⁰⁶, ради своего недостойного сына, что в попы его не ставлю. Более об этом я не считаю нужным и писать... За книжицы я хотя оныя еще не получил, посылаю с любезностью вам деньги 10 руб.

Во втором письме Анастасий уже делает отзыв о полученных от Швецова книгах:

Вашу интересную посылку я с интересом проследил. Все четыре брошурки очень важны; об антихристе же хотя у нас и есть Казанского издания, но вашей редакции полнее. Я могу вас поздравить с новым произведением, даже весьма отличным. Молю Бога, чтобы ваше духовное богатство не истощалось и кипела из-под вашего пера струя живой воды, и т. д.

В обоих письмах Анастасий упоминал о своем желании бросить бремя епископства, и побуждением к тому выставлял, кроме личных своих недостатков и нужд совершенное расстройство в управлении австрийской лже-иepapxии. Этим обстоятельством и воспользовался Швецов, чтобы пригласить Анастасия к совокупному, вместе с другими раскольническими лжеепископами, действованию против Духовного Совета, в котором будто бы и заключается зло корень всех происходящих в австрийском расколе нестроений. Об этом собственно и пишет он в двух следующих письмах к Анастасию.

2. Честь имею известить ваше боголюбие, что письмо от 8 февраля и деньги получил. Спаси вас Христос за скорое оправдание нашей коммиссии. Преосвященнейший владыко, вы на много оскорбляете мое чувство, когда заявляете в полном виде расстройство у нас церковного управления и говорите, что лучше оставить вся. А по-моему лучше пусть рубать голову, но не молчать противу неправды. Иоанну Крестителю отрубили голову за то, что он обличил неправду, но он на много выше прославился тех, которые не смели обличить ее. У нас теперь еще не может между себя чувственный меч господствовать, поэтому мне кажется удобнее еще стоять за правду¹⁰⁷. Стоит только соединиться во единодушие могущим быть единодушными нашим епископам, и делающие беззаконие сами собою ослабнут. Собраться на первый раз хотя и с собственными издержками проездов, и положить окончательную черту, которой бы не мог преступить Московский Духовный Совет. И владыка митрополит это подтвердить не откажется, а благоговейные христиане¹⁰⁸ давно этого уже ожидают. До времени нужно подстраиваться, чтобы и с ненавидящими мира мир имети¹⁰⁹. Поэтому владыка Алексий и терпит четвертый год запрещение, тогда как если бы он и с первого разу отказался от него, были бы у него последователи. Посему теперь самоудобнейшее время собраться и помимо Духовного Совета и без всякого кому-либо раболепства дела церковные обсудить. И я именем Господним прошу вас не отказаться от приезда на собрание, если епископы: Виктор и Кирилл куда пригласят вас. Я им так (и напишу?), что вы не откажитесь их просьбы исполнить. Если же дадут и другие епископы на это согласие, то они непременно пригласят вас около Нижегородской ярмарки.

За сим прошу вашего архипастырского прощения и благословения и святых молитв, нижайший раб святыни вашей грешный священноинок Арсений. 23 февраля 1890 года.

Из этого письма ясно, что Швецов был начинателем и душою заговора о ниспровержении Духовного Совета, к чему, надобно полагать, побуждало его всего более личное желание отомстить за оскорбление и позор, причиненные ему известным осуждением его еретических сочинений. Еще яснее видно это из следующего письма, писанного уже незадолго перед тем, как предполагалось приступить к исполнению заговора. Письмо писано из Одессы, на пути из Крыма, куда Швецов ездил также насаждать семена своих лжеучений.

3. Ваше преосвященство г. Анастасий! Не знаю, успеете ли вы во свое время получить приглашение на прибытие в Нижний от епископов наших Кирила, Виктора, Алексея и Силуана, которые сами обещались съехаться в Нижний к 6 числу августа месяца, и еще пригласить преосвященных Силестра Балтовского и Спиридония Донского для обсуждения, как должно относиться к Московскому Духовному Совету. Конечно, если только получится вашим преосвященством их приглашение, я убедительнейше просил бы вас прибыть в Нижний¹¹⁰, так как чем более вас съедется к сказанному обсуждению, тем прочнее оно может повлиять на злоупотребления М. Д. С. (т.е. Московского Духовного Совета); но на вас долг – налагать бразды на всякое противозаконное своевольство.

Я был теперь в Ялте, по делу частному, но религиозному, и пробыв там с 16 июня по 8 июля теперь уже спешу домой и не имею в остатке времени лично бы посетить вас. На дороге буду заезжать в Киев. Клинцы к еп. Селивестру и в Москву к apxиeпископу Савватию. А вам на случай и прямо можно ехать, не показываясь никому в Москву до обратного пути.

Засим заочно припадаю, и проч. Священноинок Арсений. 9 июля 1890 г. Одесса.

Вместе с напечатанными уже документами, отобранными у Швецова при аресте, эти письма его к Анастасию достаточно разъясняют ход подготовленного им, совокупно с «братчиками», заговора – уничтожить Московский Духовный Совет, управляют «церковно-иерархическими» делами раскольников австрийского согласия. Неожиданно последовавший арест Швецова положил конец этому, так деятельно веденному им, заговору, – пpoчие заговорщики без него опустили крылья. Но вот г. Швецов скоро выйдет из суда, конечно, оправданный, с ореолом страдальца, с руками, вполне развязанными продолжать свою преступную деятельность против церкви. Против церкви православной он, конечно, будет действовать еще с большим ожесточением и с большею наглостью, чем прежде; но возобновит ли он прежнее, так неожиданно прерванное, дело об уничтожении Духовного Совета? и удастся ли ему это дело? и что произойдет в австрийском расколе, если удастся? Поживем-увидим. А что суд оправдает г. Швецова, ручательством этого, кроме cтараний г. Гусева (а г. Гусев – слободский Бугров!) и кроме всего прочего, служит благополучно кончившееся дело его ближайшего друга и сотрудника – Дмитрия Смирнова.

Мы говорили уже, что Смирнов за незаконное ношение платья, усвоенного священникам, был судим и подвергнут денежному штрафу, и что, недовольный этим pешением, он перенес дело на рассмотрение в съезд земских начальников (см. выше гл. 4). 25 июля дело его рассматривалось в г.Гжатске. Смирнов явился в сопровождении пяти свидетелей-раскольников. Любопытно, что когда их нужно было привести к присяге, они не согласились присягать не только перед православным священником, но и перед Евангелием и Крестом, употребляемыми в православной церкви, хотя называют себя окружниками и должны, согласно Окружному Посланию, принимать и имя Иисус и крест четвероконечный: как жидов и магометан, их приводил к присяге председатель суда, а один из свидетелей, крестьянин Журавлев, вынул из кармана поддевки завернутые в бумагу литой осмиконечный крест, к которому присягавшие и приложились. Кончив присягу, они даже и забыли этот крест на судейском столе; когда же председатель пригласил их взять крест обратно, то Журавлев опять небрежно завернул его в бумагу и опустил в карман. На суде Смирнов произнес дерзкую речь, в которой прямо заявил, что он «старообрядческий священник», и так как правительством не установлено для «старообрядческих священников» никакого определенного платья, то он и носит такое же, как все старообрядцы, – и просил суд проверить это. Выступившие свидетели, нарочно одетые в подобные же кафтанчики, как и Смирнов, подтвердили его слова. Но если бы судьи хотели смотреть беспристрастными глазами, то легко заметили бы, что кафтан Смирнова гораздо длиннее и поэтому совершенно походил на священнический подрясник. Прокурор доказывал виновность Смирнова. Доказать его преступность было темь легче, что он имел дерзость здесь же на суде выдавать себя за «старообрядческого священника», тогда как закон 3 мая 1883 г. никаких священников в расколе не признает: за эту дерзость Смирнова следовало тут же подвергнуть законной ответственности. Но суд, под председательством гжатского предводителя дворянства (судя по фамилии, принадлежащего к православной церкви) состоявший из трех членов (в том числе один католик и один лютеранин) не благоволил принять во внимание ни речь прокурора, ни даже закон 3 мая, и отпустил Смирнова совершенно оправданным, к немалому изумлению и огорчению православных, присутствовавших на суде. И вот г. Смирнов, преисполненный еще большей наглости, свободно ездит теперь в Москву, чтобы говорить за службами, по благословению Савватия, ругательные на православную церковь проповеди. Судьи г. Швецова будут, конечно, не менее снисходительны, как и судившие Смирнова; а ораторствовать на суде Швецов способен не хуже иного адвоката; свидетельствовать же о его невинности явится целый облак слободских раскольников под предводительством самого Гусева и Макарова...

Мы обещали поговорить особо о изгнании из Москвы противуокружнического лжеепискоиа Иова, последовавшем вследствие ходатайства московских мнимо-окружников. Это примечательное, небывалое доселе событие заслуживает действительно особого внимания. Оно имеет особое значение, во-первых, как очевидное, осязательное доказательство силы, смелости и дерзости, каких достигла теперь в Москве наиболее распространенная в России отрасль раскола – поповцы австрийского согласия, называющие себя приемлющими Окружное Послание. Еще важное то, что событие это служит (как справедливо объясняют его все понимающее дело) косвенным признанием, если не законности, то дозволительности существования и пребывания в Москве окружнического лжеепископа (давно впрочем известного московской полиции и состоящего под особой ее охраной). В самом деле, – если по представлению, или ходатайству окружнического лжеепископа (или окружников, что одно и то же) изгоняется из Москвы соперник его, противуокружнический лжеепископ, то, очевидно, первый признается законно существующим и пребывающим в Москве, его жительство здесь и действо ваше в качестве раскольнического епископа через это самое подтверждается, если не узаконяется. Так понимают дело, конечно, и сами раскольники окружнической секты, и иначе понимать его нельзя.

Мы не будем касаться вопроса: согласно ли такое, хотя и косвенное, признание законности, по крайней мере дозволительности существования в Москве раскольнического епископа, – согласно ли хотя бы с последним узаконением о раскольниках, изданным 3 мая 1883 года и решительно объявляющим, что правительство не признает в расколе никаких духовных лиц, – ни попов, ни тем паче фальшивых архиереев заграничного, австрийского производства? Рассмотрим только: заслуживали ли московские окружники так явно оказанного им предпочтения пред московскими противуокружниками? Чем Савватий лучше Иова? Почему один удостоился благоволения, а другого постигла кара? Собственно говоря, и тот и другой совершенные ничтожества. Иов малограмотен, Савватий и совсем безграмотен; если Иову нельзя вполне отказать в уме и некоторой способности действовать самостоятельно, то Савватий совсем уже ограничен и не более как кукла, наряженная в арxиерейские одеяния, которою распоряжаются ловкие люди. Тот и другой лично ничего не значат; но они имеют значение, как представители своих обществ в Москве, – один мнимо-окружнического, другой противуокружнического. Значит, вопрос собственно в том, кто вреднее, или кто заслуживает большего снисхождения (но никак уже не покровительства), – московские мнимые окружники, или московские противуокружники.

Если рассматривать учение тех и других, то окажется, конечно, что окружники более снисходительно относятся и к православной церкви и к православной государственной власти, нежели противуокружники. Эти последние, оставаясь верными учению своих предков, смотрят на церковь и государство точно так же, как смотрят беспоповцы и как смотрели первые расколоучители, которым беспоповцы остались наиболее верными из всех раскольников, – т.е. признают, что церковь, под именем Иисуса, верует во иного бога, антихриста, заражена его скверною, и что за власть предержащую, как представительницу власти антихриста, молиться не следует; Окружное Послание, напротив, учит, что великороссийская церковь верует в того же Христа Спасителя, которому поклоняются старообрядцы, что под именем Иисус, как и под именем Исус, одинаково исповедуется Сын Божий, нашего ради спасения воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы, и что за власть предержащую должно молиться и приносить просфору. Итак, со стороны учения окружники имеют, по-видимому, великое преимущество перед противуокружниками. Но не должно забывать, что в настоящее время истинные окружники, во всей полноте и со всею искренностью приемлющие Окружное Послание, составляют величайшую редкость; все же вообще так называемые окружники относятся к Окружному Посланию с нескрываемою враждою и, как показали многократные опыты, каждую минуту готовы пожертвовать им ради мира с неокружниками, ради восстановления прежнего единомыслия в поповщинском расколе, когда все раскольники поповцы (за исключением дьяконовцев) учили так же, как оставшиеся верными этим своим предкам противуокружники, – т.е. что церковь великороссийская верует в иного бога и что приносить просфору за царя не должно, как учил и Антоний Шутов, не хотевший отказаться от этого учения, даже и подписавши Окружное послание. Следственно нынешние мнимые окружники, всегда готовые пожертвовать Окружным Посланием, отказаться от изложенного в нем учения, что церковь верует в истинного Христа Спасителя и что должно молиться за предержащую власть, – они, по своим возрениям на православие, по своим отношениям к православной церкви и православному правительству, в сущности не отличаются от противуокружников, с которыми давно желали бы соединиться воедино, предав Послание полному забвению, если б только эти последние с своей стороны не полагали преград к такому соединению, за что именно и мстят им так называемые окружники. Итак, в рассматриваемом отношении нет достаточного основания делать какое-либо предпочтение мнимым окружникам перед противуокружниками, Савватию перед Иовом.

Но есть другая сторона в вопросе о московских мнимо-окружниках и противуокружниках, которую необходимо принять во внимание, чтобы решить, кто из них более опасен и вреден для церкви, и кто поэтому менее заслуживает снисхождения, тем паче покровительства, – это именно степень их распространенности, степень силы и влияния в расколе, чем условливается и степень вредного воздействия на общество православных. Будучи рассматриваемы с этой стороны, мнимые окружники представляют в Москве раскольническое общество несомненно более вредное, нежели противуокружники. Количество этих последних в Москве можно назвать ничтожным в сравнении с количеством мнимо-окружников; точно так же их значение и влияние среди раскола в Москве не менее ничтожно: потому и духовный глава их, лжеепископ Иов, существовал в Москве совсем безвестно, никого не тревожа, кроме гордых своим могуществом мнимо-окружнических властителей. Напротив, эти мнимые окружники представляют в Москве главную, преобладающую массу поповщинского раскола, в их руках вся сила и все влияние на эту обширнейшую в расколе отрасль, – и прежде всего главная сила, по преимуществу поддерживающая раскол, – сила капитала, так как во главе их стоят всем известные московские богачи- раскольники и в их владении находится само Рогожское Кладбище, центральное место всероссийского поповщинского раскола, из которого они в недавнее время сделали своего рода метрополию, нагло издеваясь при том даже над повелениями Верховной власти. По всему этому и духовный глава мнимых окружников – лжеепископ Савватий, при всем его личном ничтожестве, имеет несравненно большую силу и несравненно большее значение в расколе, нежели Иов. Нужно прибавить к этому, что при Савватии состоит, никаким правительством не разрешенный, так называемый Духовный Совет, составляющий центральное управление для всего поповщинско-австрийского раскола в России.

Чтобы показать какой широкой распространенности достигла в Москве секта мнимо-окружников, признающих Савватия своим духовным владыкой, и какую составляют они силу в расколе, ко вреду православной церкви, мы представим здесь небольшую историческую справку о количестве австрийских попов и дьяконов в Москве, – сколько было их двадцать пять лет назад и сколько имеется теперь. Справка эта обязательно сделана для нас одним лицом, служившим в канцелярии лжеепископа Антония Шутова, поступившем в его канцелярию, одновременно с известным Онисимом Швецовым, в 1866 году, значит именно 25 лет тому назад. В то время во всей Москве было только шесть австрийских попов, – четыре окружника (Петр Драгунов, здравствующий и властвующий доселе, Федор, Василий и Яков), да пятый неокружник (Максим), и всего один дьякон Митрофан. Этот Митрофан вскоре потом умер, и в Москве у раскольников не осталось ни одного дьякона, так что даже сам Антоний, который был не чета жалкому Савватию, и тот отправлял свои мнимо-аpxиepeйские служения без дьякона. Потом он пригласил из Нижегородской губернии пьяного иеродьякона Варлаама, которого однако же, по требованию раскольников, возмущавшихся его поведением, вскоре должен был удалить. Так немного было австрийского мнимого духовенства в Москве 20–25 лет тому назад. Затем число раскольнических австрийских попов начинает здесь возрастать, и в настоящее время, по милости Савватия и управляющего им главного поставщика попов, г-на Морозова, в Москве находится семнадцать попов и восемь дьяконов. Мы можем и назвать их, – представить полный их список.

1. Первым стоит в этом списке, разумеется, упомянутый выше Петр Драгунов, член Духовного Совета, и великая в нем сила, ибо он духовник сильных раскола; Драгунов, богатый мужик, привольно жительствует в тупике близ Рогожского частного дома (самое безопасное соседство для раскольнического попа).

2. Епифаний, родной брат Петра Драгунова: имеет приход и служит при моленной Коринкина (бывший поп Алексей), близ Дурновского переулка.

3. Иоанникий, или Аникий, из крестьян Нижегородской губ.; служит при моленной Колычева, на Малой Андроновской улице; прежде поповствовал у раскольников в селе Василеве (Нижегород. губ.), потом в Торжке (Тверск. губ.), откуда и перешел в Москву лет 10 тому назад.

4. Кирилл; он состоит в штате самого Савватия и служит в церкви, устроенной при квартире этого мнимого «владыки», в доме Апухтина, близ самой ограды Покровского монастыря.

5. Захарий (гусляк); служит в моленной купца Латрыгина, на новом селении в Покровском переулке.

6. Авив (из Самарской губ.); служит в моленной купца Баулина, на Таганской площади.

7. Михаил (из Ярославской губ.); служит в моленной купца Мусорина, одного из фанатиков раскола, близ Зацепы, на Лужнецкой улице.

8. Иван (гусляк); переведен в Москву из Петербурга, с Громовского кладбища; служит в моленной Прокопия Лапшина (что ныне Паисий, именующейся епископ Саратовcкий), близ Тверской заставы.

9. Варфоломей (гусляк); переведен в Москву из Вереи, на место ослепшего попа Григория Виноградова; служит при моленной у самого Ивана Ивановича Шибаева, на Hемецком рынке.

10. Константин; служит в моленной, которую устроил у себя в доме, недалеко от Немецкого же рынка, в Рыковом переулке.

11. Исаак, или Исакий Носов (из городецких беглопоповцев); служит теперь в незаконно устроенной моленной в Преображенском, на Генеральной улице.

12. Иван (гусляк; ставленик Морозова); служит при своем доме, также в Преображенском.

13. Алексей (из деревни Филимонова, близ Павловского Посада); служит в моленной при доме умершей Дарьи Морозовой, ныне принадлежащем ревнителю раскола – Ныркову.

14. Елисей (гусляк; ставленник Морозова).

15. Савва (гусляк; ставленник же Морозова).

16. Прокопий (гусляк и тоже ставленник Морозова).

17. Тимофей Люсин (торговец из Павловского Посада; ради поповства из неокружников перешел в окружники).

Bсе четверо живут роскошно на Рогожском Кладбище и служат в его часовнях.

Из раскольнических дьяконов, ныне существующих в Москве, четверо: 1) Григорий, 2) Елисей (оба гусляки), 3) Иван (из г. Вознесенска) и 4) Дионисий (из Ярослав. губ.) живут и служат также на Рогожском кладбище; 5) Meфодий (гусляк) состоит в свите Савватия и служит у него в домовой церкви; 6) Богатенков (перешедший из Казани) служит при моленной другого властного лица в расколе – г-на Шибаева; 7) Василий (из неокружников: ставленник Морозова) служит при моленной Коринкина; 8) Филипп Руфов – в моленной, бывшей Лапшина, за Тверской заставой.

Вот какое множество раскольнических мнимо-окружнических попов и дьяконов расплодилось в Москве и состоят теперь в ведении Савватия! – вот какую силу и свободу распространения получила здесь эта отрасль поповщинского раскола с тех пор, когда и сам пресловутый Антоний Шутов служил без дьякона, а окружнических попов в Москве было всего четверо!..

О той же силе и распространенности мнимо-окружнического раскола в Москве свидетельствуют и существующие здесь в настоящее время моленные. Прежде существовали только моленные Латрыгина (разрешенные правительством), Колычева и Баулина. Службу в них отправляли дьячки, или уставщики, и лишь в особых случаях, секретным, образом, расставлялись походные церкви и служил кто-нибудь из попов. Сам Антоний служил также в походных церквах, расставляемых на время, то у Бутикова, то у Свешникова, то у другого из покровительствовавших ему богачей раскольников. И на службы эти никто из посторонних, незнакомых лиц не допускался. А теперь у окружников в Москве тринадцать моленных, при которых состоят постоянные попы, и вей эти моленные имиют алтари, т.е. в действительности – это раскольнические храмы, и попы служат в них открыто, ничем не стесняясь и никого не опасаясь. А Рогожское Кладбище, этот великий обительный град поповщинского раскола, которым мнимо-окружники завладели даже в нapyшение прав (если тут может быть речь о правах) беглопоповцев и противуокружников, – одно Рогожское Кладбище с его огромными и величественными часовнями, где, при запечатанных по Высочайшему повелению алтарях, служит целый штат попов и дьяконов, – служит открыто, торжественно, куда приглашаются и православные посмотреть великолeпие часовен и служение раскольнических попов, не – служит ли одно это Кладбище поразительным доказательством силы и распространенности окружнического раскола в Москве?!

Кто же более заслуживалал, – не говорим покровительства (это совсем невероятное дело), а по крайней мере снисхождения, – безвестный ли, смирно сидевший духовный глава московских противуокружников, или такой же глава многочисленных, сильных, наглых и кичащихся своею наглостью московских мнимоокружников?

Просим, в заключение, просмотреть недавно напечатанную в «Братском Слове» (1891 г. т. II стр. 445, 514. 617) статью: «Из истории Рогожского Кладбища». В ней документально доказано, что московские мнимые окружники, введя своих попов на Рогожское Кладбище служить в его часовнях, сделали это в явное нарушение, доселе остающегося в силе, твердо и решительно выраженного повеления в Бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича: раскольнические попы не должны быть допускаемы на Рогожское Кладбище, – что поэтому каждое служение раскольнических попов на Рогожском Кладбище есть дерзкое и наглое издевательство над этим, с высоты императорского престола изреченным словом, – издевательство, публично совершаемое теми самыми «приемлющими священство старообрядцам», которые так стараются, где следует, выставлять себя наивернейшими, верноподданнейшими слугами царя и отечества...

Нет, не об изгнании какого-то темного Иова нужно было бы позаботиться, а обратить должное внимание на тех, которые хлопотали об изгнании Иова, да на самого их владыку – Савватия с его Духовным советом и множеством распложенных им по Москве раскольнических попов; прежде же всего надлежало бы выгнать из Рогожского Кладбища противозаконно введенных туда, составляющих целый штат, попов и подвергнуть законной ответственности тех, которые дерзнули через это их водворение на Кладбище нарушить ясно и точно выраженное Высочайшее повеление, что раскольнические попы не должны быть допускаемы сюда. А так как по справедливому замечанию митрополита Филарета, великого авторитета и в сих делах, «подкреплять раскол на Рогожском Кладбище – значит подкреплять его даже до отдаленных краев России», то и покровительствовать властвующим и так злоупотребляющим своею властью на Рогожском Кладбище мнимо-окружникам – значит покровительствовать поповщинско-австрийскому расколу на всем пространстве России до отдаленных ее краев...

Давно не говорили мы и о расколе нижегородском, состоящем под ближайшим покровительством г-на Бугрова. – так давно, что и там, в нижегородских пределах, раскольники пришли к радостному и столь желанному для них заключению, будто мы молчали не по доброй воле и должны умолкнуть навсегда. Один знакомый из тех мест пишет нам: «Как только вы перестали писать о наших раскольниках, они точно как ожили, они смелее подняли голову. В сентябре месяце, на пароходе встретился со мной один из здешних видных раскольнических деятелей и с самодовольством говорит: «что, голубчик, прихлопнули вас? замолчали?» Я не понял, о чем он говорит, – спрашиваю: а что такое? – «Как что? запретили про Николая-то Александрыча печатать!» Я сказал: не знаю! не слыхал! – «Чего не знаю! – запретили, верно!» Нам даже приятно слышать подобные слухи. Значит, все-таки наше слово не остается незамеченным ревнителями раскола, хоть немного тревожит их среди смелых и широких замыслов об усилении и распространении раскола во вред православной церкви. А что касается собственно подвигов г. Бугрова, то об них и о состоящем под ближайшим его покровительством нижегородском расколе мы всегда готовы говорить с полной откровенностью, и в непродолжительном времени надеемся сказать подробно. Теперь же только несколько слов о городецких беглопоповцах, у которых он состоит как бы оффициальным покровителем. Не очень давно они бедствовали, крайне нуждаясь в беглых попах; а теперь, к прискорбию православной церкви, и стыду православного духовенства, имеют трех таких беглецов: из них двое прибежали в недавнее время, один из Вологодской епархии, бывший единоверческий священник Максим Горев, другой, привезенный месяца два тому назад, в точности неизвестный еще по имени, украден, как слышно, из какого-то прихода в самой Нижегородской eпapxии. Итак, столь близкие г-ну Бугрову городецкие и вообще нижегородце беглопоповцы теперь обеспечены краденым священством. Не менее благоденствуют и процветают в Городце и беспоповцы, покровительствуемые уже не г-м Бугровым, а московским беспоповцем – Морозовым. Недавно они построили, рядом со старою, новую великолепную каменную моленную, обнесли высоким, плотным тесовым забором, достаточно скрывающим ее от постороннего любопытства, и открыли здесь свои службы. Говорят, что это уже восьмая такого рода беспоповщинская моленная, из построенных Морозовым по разным местам, где больше или меньше распространен беспоповщинский раскол.

Приведем теперь, что пишет нам из Вятской губернии, известный уже нашим читателям М. В. Кудрявцев (см. его статьи в Брат. Сл. 1890 г. т. I, стр. 238 и 366) еще об одном из московских распространителей раскола во все пределы Российской империи, – об известном торговце запрещенными раскольническими книгами – Сергее Большакове.

«На днях (пишет М. В. Кудрявцев от 8 ноября) прибыла домой моя родительница: она более двух лет жила в раскольническом монастыре на Черемшане, в Хвалынске (она еще держится раскола). Монастырские лжесвященники снабдили ее брошюрами раскольнического издания, между коими есть одна под заглавием: «Бесята Павла Прусского с Картушиным», в которой написано много лжи на высокочтимейшего о. Павла. Я не мало читал его сочинешй и лично говаривал с ним: поэтому был очень удивлен тем, какую явную ложь пишут о нем раскольники¹¹¹.

«При сем не излишним считаю написать вам, как раскольники, или глаголемые старообрядцы, торгуют книгами подобнаго рода. Ныне летом я был в Нижегородской ярмарке и зашел купить несколько певчих крюковых книг к Сергею Тихоновичу Большакову. Так как эти книги старообрядческого издания, то он и спросил меня: «Вы должно быть христианин?» (т.е. он уже принял меня за своего, австрийского старообрядца, так как беспоповцы печатные певчие книги признают испорченными). Я ответил: да, я христианин! – «Так вот, – говорит, – любезный друг, и вам предложу драгоценное сокровище!» Тут он вынул из-под спуда 10 гектографических брошюрок, все сочинения Швецова, и подавал мне, попросил сесть и рассмотреть их. Я говорю: рассматривать мне некогда; а чего они стоят? – «Они стоят дорого, – ответил Большаков, – но с вас я возьму только 15 руб.» – И это очень дорого, – сказал я, – и стал снова рассматривать брошюрки. В это время в лавку вошел знакомый мне беспоповец, В. Вихарев, мещанин гор. Уржума, Вятской губ. Г. Большаков сейчас же узнал в новом покупателе беспоповца, и ему тоже предложил драгоценное сокровище, но уже не Швецовские брошюрки, а Поморские Ответы, печатанные тем же Швецовым в Австрии: это сокровище оказалось тоже недоступным по цене, – за Пoмopcкиe Ответы Большаков назначил цену 6 руб. Оба мы, по дороговизне, и отказались от сокровищ г. Большакова. Между тем, из разговора моего с беспоповцем, Большаков узнал, что я, по-ихнему, не христианин уже, а уклонившейся в никонианство, и поспешил как можно пocкopеe отобрать у меня брошюры. Я хотел купить одну, именно: Беседу Швецова с Надежиным, но уже было поздно. – г. Большаков спрятал все под спуд.»

Так вот как, этот, всем известный раскольнический книжный торговец тщится распространять Швецовские произведения, и Большаковские «христиане» должно быть покупают их, не жалея платить и большие деньги.

В заключение «летописи» нынешнего года поделимся с читателями приятным известием, полученным из Вятской же губернии. Вот что пишет нам из Омутинского Завода, также несколько знакомый нашим читателям, Д.С. Юшков:

«Миссионерские наши дела хотя не быстро, но все же движутся вперед. В настоящем году у нас к единоверческой церкви присоединилось 34 чел. и к общеправославной человек до 15-ти. 22-го сентября была беседа в нашем единоверческом храме с раскольническим начетчиком, поповцем-окружиником, называвшим себя Александром Гавриловым Веретенниковым, уроженцем села Укана, Глазовского уезда, долгое время проживавшим в Осинском уезде, Пермской губ. Беседовали о священстве. Раскольники были так уверены в победе Веретенникова, что явились на беседу весьма охотно, «ничтоже сумняся», в числе нескольких сот человек; многие старики и старухи первый раз в жизни переступили порог церковный и сподобились зреть красоту церковную, при виде которой не стеснялись тут же открыто выражать свои чувства. Беседу вел учитель Братской школы М. Г. Ветлужских, при помощи И. О. Птицына и моей, под наблюдением благочинного о. Петра Шкляева и единоверческого священника С. Юшкова, в присутствии г-на земского начальника. Перед беседой хор певчих православной церкви весьма стройно и умилительно пропел стихиру на целование креста: «Приидите вернии, животворящему древу поклонимся» и «Царю небесный» (в это время все поклонялись животворящему кресту и взирали на него, ибо царские врата в нашей церкви изображают собою больших размеров осмиконечный крест, сияющий новой позолотой). После сего Веретенников испросит дозволения «помолиться», – и вот, к удивлению всех присутствующих, выступает кучка старообрядческих певцов, во главе с самим начетчиком; предварительно положили три поклона и, оградив себя крестным знамением – запели: «Царю небесный», на глас шестой, и «Все упование мое»; закончили пение несколькими поклонами с молитвою ко Пресвятой Богородице. Дивились сему и православные и раскольники. Беседа вышла столь стройна и удачна, каких не бывало. Храм не вмещал всех слушателей; массы народа толпились вокруг него. Беседа началась в два часа пополудни и кончилась засветло еще; но толпы народа из православных и раскольников до ночи не расходились, беседуя между собой. С начала беседы презельные защитники раскола с гордой самоуверенностью восседали впереди, ожидая победы своего начетчика; а к концу так поникли главами, что жаль было смотреть на них, а некоторые из них, от «стеснения духа», даже ушли с беседы, не дождавшись конца. Спустя несколько дней после этого и сам начетчик Веретенников заявил православным о своем желании присоединиться к св. церкви, а теперь пока он отправился на родину, в село Укан, для отбывания воинской повинности».

Искренно желаем, чтобы исполнение воинских обязанностей не отвлекло почтенного старообрядца от исполнения важнейшей его обязанности – поступить в члены святой церкви: тогда и воинская служба будет меньшим для него бременем; а затем, надеемся, он с пользою послужит и церкви, как прежде служил расколу. Говоря это, мы невольно вспомнили о другом, вятском же, бывшем старообрядце, талантливом воспитаннике школы покойного пpoтоиерея о. Стефана Кашменского, Е. Зубареве, взятом также в военную службу и заброшенном в самую глубь Закавказского края. В уповании на Бога, в преданности святой Его церкви он почерпает единственное утешение среди своей горькой доли. И даже там, в глухом Закавказском крае, неся воинские обязанности, немногие остающиеся часы посвящает на чтение сочинений о расколе и на беседы с раскольниками, которых приходится встречать и там. Да поможет ему Бог успешно кончить службу царю земному, чтобы поступить потом на служение церкви Христовой, чего так жаждет его душа! Недавно он прислал нам довольно большое сочинение, написанное в ответ старообрядцу, другу его детства, и с утешением извещает, что родные, так озлобившиеся против него за его присоединение к церкви, теперь стали мирно смотреть на него. «Да и все наши старообрядцы (прибавляет он), как мне пишет мой двоюродный брат из Вятки, переменили свой взгляд на меня, соболезнуют, обо мне и не злословят уже, а говорят с благожеланием: видно он предался в волю Божию, решился все перенести, – помоги ему Бог! А что всего важнее, – начали наши старообрядцы мирно рассуждать и о церкви». Утешаясь этим известием, скажем и мы: помоги им Бог, как и всем братиям нашим старообрядцам, ищущим истины!