Права и значение женщины в историческом их проявлении

Наше время исполнено всяческих противоречий. С одной стороны, хотят смотреть на человека с материалистически-низменной точки зрения, считать его не более, как выродком простого животного, и в тоже время не находят слов, чтобы достойно превознести этого царя природы, властвующего над нею в особенно дивных новейших открытиях и изобретениях силою сво­его ума, уж конечно не животного, а истинно богоподобного. С другой стороны, много, иногда уже слишком много толкуя о человеческом прогрессе вообще и в особенности об открытиях и изобретениях опять нового времени, некоторые из современных нам писа­телей почему-то неприязненно относятся к религии и церкви, равно и к самим служителями ее, видя в них противников и как бы запинателей прогресса всякого рода, тогда как религия и церковь, в особенности христианская и именно православно-христианская, всего более стоит за истинное достоинство и права человека как в самом происхождении, так и в его назначении всегда и везде готова содействовать истинному просве­щению ума, развитие и совершенствование всех богоподобных сил человека.

В частности – много говорить и пишут в наше вре­мя о достоинстве и нравах женщины, и при этом также нередко бросают недоверчивые и укоризненные взгляды в сторону религии и церкви с ее служителями и опять совершенно незаслуженно, несправедливо, безосновательно. В день памяти св. мироносицы и равноапостольной Марии Магдалины и тезоименитства дорогих нам августейших особ, думаем, не неуместна будет беседа о правах и значении женщины в историческом их проявлении: здесь мы увидим, чем была женщина в язычестве и иудействе и чем стала она или, лучше, должна стать в христианстве, и чтὸ именно делала и делает для нее религия и церковь.

Известно, что не только у диких, но и у самых образованных народов языческой древности женщина ос­тавалась совершенно бесправным и как бы безличным существом во всех отношениях. Греко-римские фило­софы и законодатели вообще были того мнения, что «жен­щина принадлежит к низшей породе» (Аристотель), что она сама по себе «существо невежественное и необуз­данное, неспособное управлять собою» (Сенека), и по­тому эти умные люди решительно отказывали женщине в образовании и обрекали ее, наравне с отверженными тогда рабами и малолетними детьми, на всегдашнюю опеку со стороны мужчины и вместе почти на безысходное затворничество внутри дома. (Мужчины же, по обычаям того времени, большую часть дня проводили, наоборот, именно вне дома). Между тем религия, даже темная н нечестивая религия языческая, считала своим долгом вступаться за личное общечеловеческое достоин­ство женщины и, ревностно борясь с учениями философов и законодателей, равно и с опиравшимся на них так называемым общественным мнением, мало-по­малу отстаивала у них естественное нравственное право женщины на религиозное знание (каково бы оно ни было само в себе) и участие в общественной молитве и известных жертвоприношениях в храме. Позднее женщинам, например, весталкам, предоставлено было даже право самостоятельного и непосредственного жреческого служения, чтὸ уже составляло крайность и явное противоречие положению их в языческом обществе. Более правильное и чистое влияние на положение женщины об­наруживается в Богооткровенной религии иудейской. Пер­вые страницы Библии внушают нам, что муж и жена одинаково созданы по образу и подобию Божию, и сле­довательно женщина такое же нравственно-личное, спо­собное к религиозному знанию и вообще к всесторон­нему духовному совершенствованию существо, как и мужчина. Не принимая несвойственной себе должности священства, еврейская женщина, как дочь Иеговы (Вто­р. 32:19), с твердою верою, что именно в Семени жены подано будет спасение от тех бедствий, кото­рый навлекло на землю и человека его преступление, имеет участие в жертвоприношении со своим мужем первородных из стад или начатков от полевых плодов, и затем сообща с ним делается причастницею небесных благословений. Благочестивая Сарра сумела понять и разделить призвание своего супруга – сохранить, распространить и поддержать в чужой стране веру в единого истинного Бога. Богобоязненная Иохаведа, носив­шая священное имя Его нераздельно в собственном имени, сумела воспитать великого освободителя, про­рока и законодателя своему народу. В дальнейший период времени еврейская женщина училась непосредственно из книги закона, которая была открыта всем и каждому, знанию религиозной истины и исполнению своих обязан­ностей, и из самой истории своего народа, – этого чудного народа, – почерпала никогда не оставлявшие ее чувства страха пред Богом и любви к отечеству. Затем беспрепятственно, вместе со своими отцами и супругами, приходя на народный празднества к святилищу Божию с произведениями рук своих и обетными жертвоприношениями, или и навсегда оставаясь служить при дверях его (Исх. 38:8 и др.), девы и жены сами уже являются пророчицами, чтобы помогать развитию и укреплению веры в грядущего Мессию (начиная с Мариамны), и му­ченицами, чтобы бестрепетно умирать за исповедание этой веры (мать маккавеев). Наконец настало время, когда любовь Божия определила распространить на весь мир то сокровище, которое прежде было вверено для охранения только одному народу. Одна из дочерей Израиля, напитанная словом Божиим, предочищенная Духом Святым, посвятившая годы юности своей подвигам по­ста и молитвы при храме, удостоивается стать преблагословенною матерью самого Господа Искупителя. Таким образом, если чрез женщину вошли в мир грех и проклятие, то чрез женщину же, действительно, вносит­ся в мир благодать спасенья и восстановления, и сама она в лице Девы-Богоматери, возносится здесь на не­обычайную степень величия и славы. Отныне во Христе Иисусе нет различия между мужеским полом и женским (Гал. 3:28). Как сонаследницы благодатной жизни (1Пет. 3:7), и женщины, наравне с мужчи­нами, призваны к участию в служении Богу – Спасителю и освящению святыми таинствами церкви, и вот они, по дару и действию Духа Святого, являются в церкви Христовой не только вполне достойными ученицами Евангелия, но и равноапостольными проповедницами его неверных, – какова и прославляема нами ныне святая Мария Магдалина, – диакониссами, посвящающими силы души и тела своего на утешенье и попечение о болящих и сиротствующих, бесстрашными исповедницами и мученицами за имя Христово, подвижницами, отдающими чи­стую девственную жизнь свою небесному Жениху. Так дорога была нежная, способная к самоотверженной люб­ви и преданности, женская натура для религии Христовой, проповедующей в деле служения Богу и человечеству любовь, терпение и кротость, – качества, которые оста­вались неведомыми древнему миру, или же не замечались им в женщине! Впрочем божественный Основатель церкви и апостолы Его, устрояя все в ней благообразно и чинно (1Кор. 14:40), также не позволяют женщине проповедовать публично пли священнодействовать в церкви, а предписывают слушать и молиться в молчании и, согласно почти общепринятому обычаю древности, с покрытою головою в знак свойственной ей скромности (1Кор.11:5, 10, 13–14, 34; 1Тим. 2:11–12), хотя это не освобождает мать семейства от обязанности учить вере дома, наравне с мужем-отцом, своих чад и домочадцев. Женщины-христианки, возблагодари­те Господа за то, что вы всегда имеете свободный вход в святой храм Его, – этот рай на земле, и не лишены молитвенного общения в духе и истине с своими от­цами и супругами, равно и благодатного освящения от Живущего в нем, как лишены этого тысячи сестер ваших, доселе сидящих во тьме язычества и – явившегося позднее, но не менее пагубного – исламизма, совсем изгоняющего женщину из мест общественного богослужения!

Точно также в семейно-общественном отношении язы­ческая женщина не имела никакой самостоятельной цены и значения, всецело и безусловно была подчинена снача­ла своему отцу, а потом мужу, и чуждая всякого участия в делах и интересах общества (за редкими чрез­вычайными исключениями), оставалась вне покровильства и защиты со стороны закона. Самые лучшие и умнейшие из язычников не стыдились хвалиться тем, что «в случае неверности жены закон дозволяет мужу тотчас же, без суда, убить ее, жена же, напротив не смеет преступного мужа тронуть даже пальцем: ибо закон воспрещает ей это» (Катон старший). Смотря на жену как на орудие к удовлетворению чувственного вожделения, в лучшем смысле – производительницу членов государства и вместе безответную рабу свою, муж-язычник вообще, по самому пустому поводу, произвольно мог прогнать ее от себя, или отдать другому, без ее собственного согласия, чтобы жениться на другой жене, и потом снова, пожалуй, взять к себе первую, даже прямо ли­шить ее жизни, посоветовавшись только с ее родствен­никами. (Вспомните при этом также положение женщи­ны – супруги в многоженной мусульманской семье!). Но тут опять приходит на помощь женщине, на защиту ее жизни и чести религия, которая употребляла немало усилий (особенно в Риме), чтобы сделать брак более торжественным и священным актом, и чрез то ввести начала возможного равновесия в доме между су­пругами, и также – если не уничтожить совершенно, по крайней мере затруднить и уменьшить поводы к разво­дам, – этим всегда важным беспорядкам, оскорбляющим семью и общество. Гораздо больше сделано было в пользу женщины богоданным законом Моисеевым и уже неизмеримо больше принесено впоследствии Евангелием Христовым. Вступая в брак собственно с одною лишь женою, еврей признавал ее хотя и подчи­ненною себе, однако ж не рабою, а помощницею и спутницею своей жизни, которая должна трудиться для его довольства и покоя, но с которою и он мог бы де­лить от сердца все радости и печали, и особенно отно­сился к ней с чувством уважения, как матери и во­спитательнице своих детей, которая, быв виновницею падения и смерти, должна была и искупить эту вину свою рождением обетованного Семени. Правда, у евреев так­же существовало двоеженство и даже многоженство, как бы разделявшее верность мужа между несколькими же­нами; но это последнее, с одной стороны, существовало помимо уже самого закона, который только терпел его, с другой – оно вызывалось и более или менее извиня­лось именно стремлением к размножению и прославле­нию избранного Богом племени для сохранения Его заветов. Затем жены и дочери евреев были далеки от бездействия и усыпляющей дух суетности языческих и особенно восточных женщин: напротив, они много хлопотали по дому и хозяйству, принимали странников, смотрели за стадами; иногда являлись даже на поприще общественной деятельности в звании пророчицы, судьи, военной предводительницы, также выражали свое участие к великим общественным событиям – провожали с песнями и ликованием победоносные войска, прослав­ляли самих победителей и т. п. (1Цар. 18:7; Пс. 67:26; Исх. 15:20). С другой стороны, великий Бо­гомудрый законодатель еврейского народа, снисходя к нравственной грубости или, по выражению самого Го­спода, жестокосердию его, дозволил в известных случаях и развод между супругами, – в предупреждение еще больших других зол, – но при этом не забыл обеспечит жизнь и нравственное достоинство остав­ляемой мужем жены написанием ей книги отпущения, в которой муж должен был выразить свой отказ от супружеских прав на нее, и она свободна была выйти замуж за другого, без необходимости возвращения к первому (Втор. 24:1–4). Восстановляя правильные и мирные, христиански-человечные отношения между людьми, как искупленными благодатными чада­ми нового завета, Христос Спаситель в обращении с женщинами все свои наставления и действия направлял к тому, чтобы утвердить и засвидетельствовать пред целым миром их высокие нравственные до­стоинства и права и чтобы разрушить те цепи раб­ства, отчуждения и вечного несовершеннолетия, в которых женщина находилась прежде. Он много раз обнаруживал, как может быть искрення и глубока вера жен­щины, как горяча любовь ее, сильна и чиста преданность ее всему высокому и святому, и вместе сам с уважением и любовию произносил имена матери, супруги, сестры. Положив в основание своего учения о браке первональный закон или идеал, данный при сотворении Богом человека и следовательно присущий самой его природе, Господь и апостолы Его тогда же выяснили и показали все условия и следствия, соединенные с таким браком, как отображением высочайшего духовного со­юза самого Искупителя с Его церковью. Эти условия и следствия: истинное нравственно-духовное равенство му­жа и жены при сохранении отличительных свойств душевных и телесных натуры мужчины и женщины, от­сюда дружелюбное и искреннее повиновение одной срав­нительно слабейшей половины и благородное доверие и сочувствие другой сильнейшей, вообще же полная необ­ходимость их друг для друга, взаимное единение в деле воспитания детей и ведения домашнего хозяйства и всегдашняя до самой смерти неразрывность. Оставит человек отца и мать, говорил Иисус Христос словами Бытия против фарисеев, именно не признававших в браке тесного, внутреннего и неразрывного союза, и прилепится к жене своей и будут два одною плотию, так что они уже не двое, но одна плоть (как бы одно су­щество): итак что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:4–6; Еф. 5:22–33; 1Пет. 3:7) Так христианская женщина получает несравненно более высокое, даже немыслимое для нее прежде значение в семействе, в котором между тем коренится основание и начало правильной жизни общественной. В частности запрещение церковью развода, как явления противоречащего высоконравственной цели или идее христианского (вместе и первобытного) брака, также имеет, очевидно, благоде­тельное значение преимущественно для женщины, чтобы тем вернее и всецело упрочить и обезопасить от всяких случайностей ее нравственное положение и самое материальное существование. На одну только причину, до­статочный и законный повод к расторжение брачного союза, указал сам Господь: это нарушение супруже­ской верности тою, либо другою – безразлично уже для жены и мужа! – стороною, когда то есть самым делом нарушено существо брака и оскорблено его нравственное значение. Далее самое девство и вдовство – явления совершенно исключительные в древнем мире, особенно первое с внешне-принудительным характером для некоторых из языческих женщин (наприм. тех же весталок) и горько безотрадным и бесславным значением у евреев (дочь Иефеая), – девство и вдовство в христианстве служат яснейшим доказательством личной самостоятельности женщины и независимого от муж­чины ее бытия и значения; к тому же оказываются наиболее свободным и удобным состоянием для служения Богу и человечеству, и, в свою очередь, заслуживают общее от всех уважение и признательную любовь (1Тим. 5:2–3. 10). Свободным – временно или постоянно – от обязанностей супружества и семейных забот женщинам ничто не мешает, конечно, занимать различные, доступные им по умственным и физическим силам, даже публичные гражданские должности (напр. и преиму­щественно в педагогической и врачебной областях), в которых они могут внести в общественную среду не­которые лучшие, смягчающие и облагораживающие ее, чер­ты деятельности. – Но вот в последнее время нередко слышатся у нас жалобы на закон о нерасторжимости брачного союза. Нерасторжимые узы брака, говорят, это ведь своего рода рабская цепь. – Цепь благодетельнная, ответим мы на это, сдерживающая необузданные и ми­молетные порывы чувственной страсти и освобождающая от несравненно тягостнейших цепей разврата (1Кор. 7:2). Желающие свободы развода указывают на разного рода нестроения и злоупотребления в семейно-домашнем быту, от которых чаще и больше страдает женская половина, и потому они радеют, по-видимому, о благе и счастии женщины. Но, поистине, во всех этих нестроениях и злоупотреблениях виноваты ли именно условия брака, установленный церковью, – церковью, которая для исполнения высоких и вместе очень не легких для падшего себялюбивого человека взаимных обязанностей ма­терински низводит на христианских супругов высшее освящение и благословение? Нет. Виновата в том соб­ственная неразвитость и испорченность людей, которые во­дятся, при заключении браков, не столько прямыми и чи­стыми побуждениями взаимосочувствия брачущихся, сколь­ко побочными и эгоистическими расчетами честолюбия или корыстолюбия. Следовательно, если бы и в этих случаях мы тверже помнили наставление своего Господа и Спасителя искать прежде всего царствия Божия и прав­ды его – держаться нравственных начал и побуждений, а потом уже заботиться о других необходимых требованиях жизни; то несомненно, у нас гораздо реже встречались бы так называемые несчастные браки (если уж совсем не бывать им невозможно), и тогда не было бы побуждений желать увеличения поводов к разводам или даже помышлять о помимоцерковном гражданском браке, – этих недостойных христианской со­вести сделках, от которых нельзя ждать истинного облегчения и улучшения ни положения женщины – матери, ни участи детей – сирот при живых родителях.

Так христианство сняло с женщины печать отчуждения и унижения и приобрело ей полное право на уважение и доброе сочувствие, засвидетельствовав и освятив всесторонность ее человеческих достоинств и нрав­ственных сил, которые не только не уступают мужским, но в иных случаях и отношениях жизни спо­собны даже превзойти их. «Таково естество жены, скажем словами одного из древних отцов церкви, по­бедившее в общем подвиге спасения естество мужей и показавшее, что жена отлична от мужа не по душе, а только по телу» (Творен. Григория Б-ва в русск. пер. 1843 год. ч. 1, стр. 280), или, как выражается другой святой отец, «женщина различается от мужчины только по внешним обстоятельствам,... но в подвигах благочестия у них общее поприще, общий подвить» (Бесед. св. Златоуста, говоренная в храме св. Ирины, перев. архим. Поликарпа, 1835 г. ст. 92–3). Пожелаем же молитвенно, братие соотечественники, чтобы в особенности молодое поколение русских женщин, о христиански-патриотическом воспитании которых так много пеклась в Бозе почившая незабвенная Государыня Императрица, а теперь такое же попечение, с благостнейшего соизволения самого Государя Императора, воспринимает на себя Благоверная Государыня Цесаревна и великая княгиня Мария Феодоровна, – чтобы в особенности молодое женское наше поколение больше и искреннее напитывалось духом православного учения веры и истинно-русской народности, и в свое время явило из себя достойных христианского имени служительниц русскому обществу! Аминь.

Прот. Николай Благоразумов.

(Из душеполезного Чтения 1880 года.)