К вопросу об учреждении богословских факультетов
В настоящее время, когда вырабатываются новые уставы университетов и духовных академий, возник в печати, главным образом в духовной, вопрос об учреждении при университетах богословских факультетов. Суждения по этому вопросу высказываются весьма различные. Так, по мнению одних1 проектируемые богословские факультеты должны заменить особые существующие духовные академии. По мнению других2, с учреждением богословских факультетов при университетах, должны остаться и духовные академии. Наконец, третьи3, вполне сочувствует идеи – предоставить желающим студентам университетов возможность широкого ознакомления с богословскими науками, рекомендуют открыть беспрепятственный вход в академические аудитории всем студентами, университета и наоборот.
Вопрос об учреждении богословских факультетов при университетах имеет свою хотя и не сложную, но интересную историю.
Корень этого вопроса, как многих других вопросов, возникших в наше время, нужно искать в 60-х годах. Именно, тогда, с пробуждением общественной жизни, с расширением умственных запросов создавался новый университетский устав (1863 г.), в котором богословская наука при университетах была, так сказать, усилена втрое против прежнего: были учреждены две новые кафедры по богословию – по церковной истории и церковному законоведению. Стоя на страже духовных интересов и свободного развития университетской молодежи, захваченной в то время различными нигилистическими и материалистическими течениями, министерство народного просвещения идет далее. В 1865 году через попечителя московского учебного округа оно возлагает поручение на профессора богословия при Московском университете, прот. Cepгиевского – посетить прочие университеты и «войти в личные совещания с тамошними преподавателями иного предмета» для установления «полного единства действий» и ознакомления каждого с методами других «для успеха преподавания (богословия) во всех университетах». В объяснение такого своего поручения министерство писало: «Преподавание богословия в наших университетах получает с каждым годом более и более важности, вследствие распространяющегося в обществе и литературе духа отрицания и безверия, против коего необходимо доставлять молодым людям, оканчивающим образование в университетах, умственное оружие, дабы, вступая в общество, слыша дерзкие нападения на истины христианства и читая нападки на них в разных современных сочинениях, они не оставались бессильными в борьбе, по незнанию тех аргументов, которые следует употреблять против учения лжи в пользу истины». Какое беспристрастие со стороны светского учреждения и какая внепартийность! Конечно, очень грустно, что христианство понимается здесь не как факт живой действительности и спасительная жизнь, а как теория, известная система знаний, для утверждения которой в жизни против «духа отрицания и безверия» нужны только какие-то всепобеждающие «аргументы», – но чего же больше желать от людей знакомых с христианством очень поверхностно. – Проф. прот. Сергиевский добросовестно исполнил возложенное на него поручение, в период времени от 11 мая по 14-е августа он объехал все университеты и представил в министерство доклад: свое общее заключение на основании бесед с профессорами богословия других университетов, и печатные мнения самих этих профессоров. Доклада весьма интересный. Мы извлечем из него суждение самого протоиерея проф. Сергиевского о значении богословия для университета и желательном положении профессоров богословских наук при университете. «Богословие, писал о. профессор, требуется в ряду каждого специального отдела наук, как такая наука, идеальная задача которой – поставить религиозную истину в такое отношение к сознанию, чтоб она, не теряя своего характера, ни мало не поступаясь своим предметным (объективным) содержанием, представлялась в гармонии с известною суммою человеческих знаний, с прочими научными истинами»4... «Предмет богословия – религиозная истина никогда не может не представлять собою всеобщего интереса, положительного или отрицательного, для каждого ума, какова бы ни была избранная им специальность»... «научное сознание как общее, так и личное, никогда не может никак не относиться, по непременно становится в такое или иное отношение к сознанию религиозному»5. Необходимость, важность и программу (постановку) богословия в университетах, трудно выразить доказательнее, короче и яснее, нежели как это сделано в приведенных, словах. Относительно положения профессоров богословия о. прот. Сергиевский писал, что было бы благоприятнее и для богословской науки и для самих университетов, «если бы из профессоров богословия, церковной истории и церковного законоведения, с присоединением к ним предполагаемого доцента по богословию, образовать особый комитет, который имел бы свой круг дел и свои собрания, подобно как имеют их факультеты: такая мера была бы залогом твердой и не неодинаковой постановки богословской науки и серьезного, самостоятельного развития в наших университетах»6. Такими образом, в сущности проф. о. Сергиевский пришел к сознанию необходимости (для пользы самого университета) образования богословского факультета, вследствие важности своего предмета, имевшего объединить все другие факультеты. – Неизвестный автор7 написал на этот доклад, проф. прот. Сергиевского уничтожающую критику. Против расширения богословского преподавания в университете он замечал, что «в университет нет для этого ни почвы, ни подготовки»... «В наших духовных академиях такая почва является уже приготовленною, методически, заблаговременно и выгодно. Где эта подготовка для университетов?8... В гимназии изучение катехизиса, краткой священной истории и богослужения недостаточно для этого»9. Относительно проектируемых, прот. Сергиевским богословских комитетов (в сущности факультетов – так его и поняли) при университетах анонимный автор писал: «Во 1-х, при существовании духовных академий такой факультет, при университетах будет излишен; во 2-х, каждый факультет сам по себе имеет назначение – образовать специалистов по известным отделам наук; следовательно, и богословский факультета, должен получить такое же значение и цель: но к чему?» (т.е. нет выхода)... «В, 3-х, да будет, позволено поставить, а нельзя не поставить вопроса: доросли ли еще наши университеты до безотлагательного открытия в них, богословского факультета?..» На столько ли самое административное устройство, дисциплинарный порядок, в них, наконец, и высшее управление в них, соответствует, идеям, и потребностям, духовного просвещения и нашей церкви... Наконец, созрело ли еще и общество наше, чтобы из среды себя выделить свежие и крепкие силы для духовного образования в университетах?... «общий характер и дух, всего университетского учения, какой бы он сам, в себе, ни был, будет проникать и в богословие, парализовать его нравственную силу и давать в нем, мирскому направлению перевес над духовным»10. Мы не знаем, вследствие ли возражений анонимного автора – несомненно, человека знающего и почтенного и других лиц, (напр., Макария Булгакова) против учреждения богословских факультетов при университетах, или, быть может, намерения самого министерства не шли так далеко, как, проектировал прот. Сергиевский, – или благодаря перемене во взглядах самого министерства на этот, предмет, – проекты проф. прот. Сергиевского не осуществились тогда. Но анонимный критик прот. Сергиевского осторожно и мудро заметил, что он не видит нужды в, «безотлагательном открытии» богословских факультетов при университетах, предоставляя, таким образом, времени решить этот сложный вопрос. Хотя с 60-х годов, до наших дней, – mutatis mutandis, – «много прожито, но мало пережито», однако, думается, теперь, в наше время, уже вполне назрел вопрос об учреждении богословский факультетов при университетах. Как-бы то ни было, все- таки со времени 60-х годов не мало воды утекло. И в наши дни этот вопрос, как известно, действительно выдвинут и дебатируется. Чрезвычайно жаль только, что теперь мы не видим со стороны министерства просвещения такого участливого заботливого отношения к судьбе богословской науки, в университетах, как в 60-х годах. Теперь, наоборот, замечается отношение безразличное или даже отрицательное, о чем ниже.
1) Пpoтоиерей П.Я. Светлов11, профессор Киевского университета, первый в наши дни выступил с обстоятельным проектом об учреждении при университетах богословских факультетов. Свое мнение он основательно развивает в своем докладе, прочитанном им в Совете профессоров Киевского университета 16 декабря 1905 г. «После продолжительных и оживленных дебатов учреждениe богословских факультетов в русских университетах было признано желательным и своевременным, и Совете 18 декабря постановил возбудить поэтому вопросу ходатайство и дать ему надлежащее движение»12. Свое мнение проф. прот. П.Я. Светлов мотивирует так: 1) «учреждение богословских факультетов в русских университетах, требуется интересами самого университета, университетской науки, университетского образовала, и, следовательно, интересами русского просвещения вообще, поскольку университет в России является центром всего народного образования и стоит во главе отечественного просвещения; 2) учреждение богословских факультетов требуется интересами церкви и богословской науки; 3) оно требуется, наконец, интересами государства» Раскрывая первое положение, прот. Светлов ссылается на западно-европейские и американские университеты, которые имеют при себе богословские факультеты. Теперь лишить русский народ, в его «universitas litterarum» религиозных знаний – это значило бы допустить «отсутствие в русском народе потребности в высшем религиозном образовании, полное равнодушие русского общества к религии». Что, конечно, было-бы клеветою на русский народ. В подтверждение своего мнения прот. Светлов, приводит суждение проф. К.Д. Кавелина, который говорит: «в каком другом государстве, кроме – России, можно встретить такое полное совершенное отчуждение большинства профессоров и студентов не от веры, а от церкви и исповедания четырех пятых всего народонаселения, к которой они и сами принадлежат по имени?.. Здесь, как мне кажется, скрывается настоящая, глубокая причина того бесплодия, которым поражена вся наша современная научная, литературная и художественная деятельность». («Собрание сочинений, Спб. 1899 г., т. III, стр. 85–86). В развитии второго своего тезиса прот. Светлов указывает на «величайшее бедствие нашей православной церкви – разделение церкви и интеллигенции, разобщение духовенства и паствы»... Истинное же единение между ними – столь желательное – может быть достигнуто только «единством духовного развития, единством образования», т. е. «коренною реформою духовного образования, при которой оно утратило-бы свой кастовой характер». О. профессор предлагает духовные семинарии превратить в общеобразовательный школы, устроить специальные богословские классы, а духовный академии заменить богословскими факультетами. – Справедливость 3-го положения прот. Светлова есть вывод из первых двух. Государство, несомненно, заинтересовано во внутреннем духовном единстве сограждан; кроме того, в виду ожидаемого народного представительства, оно заинтересовано и прямо в религиозных, церковно-канонических познаниях граждан, так как дела, подлежат ведению Г. Думы, будут часто касаться и церкви.
Пpoтоиерей П. Я. Светлов имеет, в виду доводы анонимного автора 60-х годов, («Христ. Чтение» 1866 г., т. I) против богословских факультетов, но не входит в специальный подробный разбор их, замечая, что «многое в этих возражениях со стороны церковной устарело для нашего времени (и получило ответ от самой жизни), но боязнь за церковь и веру, всегда питавшуюся неправильным дуалистическим противоположением мира и церкви, культуры и христианства, трудно выразить сильнее, чем здесь выражено. Университет представляется здесь каменистой и тернистой почвой для богословия, а академия – черноземной. Но что выросло на черноземе духовной школы к 1905 году?»...
Действительно, возражения анонимного автора «Христиан. Чтения» (1866 г., т. I) против учреждения богословских факультетов не сильны: 1) при существовании духовной академии – богословские факультеты излишни; 2) кончившие богословские факультеты не будут иметь выхода – место; 3) университеты не доросли до богословских факультетов; для них в университете нет ни почвы, ни подготовки; 4) само общество не созрело до выделения из себя «свежих крепких сил для духовного образования в университетах»; 5) свободный дух университетского учения будет проникать в богословие и парализовать его нравственную силу. Вот суть возражений анонимного автора. Как видно, они страдают некоторою узостью, партикуляризмом, переоценкой в одном случае и преуменьшением в другом, боязливостью за христианскую истину и за церковь. Великая нужда в религиозных знаниях для русского «universitas lifteraгиm» и возможная громадная польза от них, как это прекрасно выяснено проф. Светловым13,стоит, выше сомнений. Практические затруднения, как выход окончивших, богословские факультеты, средства для содержания – неужели могут иметь серьезное, тем более решающее – значение в таком важном вопросе? Кроме того, теперь с предполагаемою коренною реформою семинарий и приравненные к светской общеобразовательной школе и практические вопросы утрачивают свою остроту. Ведь закон Божий, начатки богословия и теперь имеют место в средней и низшей школе, а в будущем, с признанием высоких прав богословских наук, они, несомненно, будут расширены. Контингент преподавателей для них и дадут проектируемые богословские факультеты. Что же касается отсутствий в университетах широкой почвы, подготовки для богословских факультетов, то ее нужно создать путем расширения программы богословских предметов в средней и низшей школе, как только что замечено. Потом, нельзя себе всякое знание и развитие его представлять в роде здания с широчайшим основанием и шпицем наверху, на подобие колокольни, а наоборот, более естественно представлять его в виде растения, которое возникает из малого семени и разрастается в огромное дерево. В гимназиях сообщаются основы знаний, имеющих твердый «догматический» характер: соответственно этому и богословские знания преподаются кратко. В университете зародыши гимназических знаний расцветают: приобретенные знания достигают глубокого понимания, горизонт расширяется, улавливается связь между отдельными знаниями и создается стройное мировоззрение. Только одно богословие не входит в это мировоззрение органическою частью: ибо оно в университете уже не имеет пропорционального, так сказать, удельного отношения к другим человеческим знаниям. Оно остается в тени и как-бы хиреет. Но такое жалкое положение богословия в университете не есть его достойный удел. Напротив, оно весьма искусственно и обидно несправедливо. Богословие имеет в себе богатую жизнь. Оно не менее способно расти и процветать, чем и другие науки. Метафизика христианства чрезвычайно глубока, беспредельна. Догматы христианства не суть сухие, закостеневшие формулы, а величественные памятники развития христианской истины в сознании человечества; каковое развитие, владея в догматах столь богатым капиталом, церковным сознанием всего прошлого христианства, – должно безостановочно идти вперед и развиваться в бесконечности. Здесь просто кощунственно oпaceниe за христианскую истину, неверие в ее силу, которую будто бы «может парализовать дух» университетского учения». Как замечено, докладная записка проф. прот. Светлова встретила возражения в Совете профессоров. По-видимому, выражением суждений их можно считать заметку проф. П. Соколова: «К вопросу о богословском факультете» («Киевлянин» 1906 г., № 39). «Предположим, говорить проф. Соколов, что духовное ведомство сделало бы университету предложение о замене духовной академии богословским факультетом»... Но «с чисто университетской точки зрения устройство в университете духовно-учебного заведения было бы, по нашему мнению, безусловно нежелательным. Русские университеты с самого их возникновения всегда были аконфессиональными... Но принятием в свою среду богословского факультета с функциями духовно-учебного заведения университет изменил бы своему основному принципу аконфессионализма... Не следует забывать, что главная задача всякого духовно-учебного заведения подготовление пастырей данного исповедания, и потому преподавание в нем должно быть строго конфессиональным в духе этого исповедания. Та свобода научного исследования, которая является существенным условием университетской науки, здесь не допустима». Следующая суть возражений с университетской точки зрения против богословских факультетов в том, что факультеты непременно будут конфессиональны, конфессионализм суживает истину и вредит будто бы свободе исследований, вследствие этого богословские факультеты будут «инородным телом в университетском организме». – По поводу заметки проф. Соколова проф. П.И. Линицкий14 писал, что «вопрос о конфессионализме в науке, касается не одних богословских наук, как, невидимому, полагает проф. Соколов, а всех наук». Далее, проф. П.И. Линицкий указывает, что существует два понимания (своего рода исповедания) науки – английское, реалистическое, установленное философом!» Юмом – и немецкое, идеалистическое, приурочиваемое философ. Им. Канту. (Корни свои эти понимания науки имеют в древней философии). Это тоже своего рода конфессионализм, но такой, без которого наука не может обойтись и который не вредит свободе исследования. И «учение христианское таково в своей сущности, что никакая наука не может препятствовать человеку открыто, с сознанием своего высокого достоинства, сказать о себе: я христианин. Но желание, чтобы преподавание богословских паук велось «свободно от всякого конфессионализма», нельзя иначе понять, как только таким образом: наука о религии... не должна преподаваться человеком религиозным; человек без религиозного чувства, очевидно, не повинен в заражении духом конфессонализма». Этой заметке чрезвычайно обрадовался проф. Соколов. Он увидел здесь полное подтверждение своего мнения со стороны профессоров духовной академии, как бы сочувственное заявление, свидетельство изнутри самой академии. «Мой почтенный оппонент, восклицает проф. П. Соколов, горой стоит за конфессионализм... Кто же, как не я, утверждали, что профессора духовно-учебного заведения должен смотреть на дело именно так?» – Думается, радость проф. П. Соколова основана на недоразумении. Проф. П.И. Линицкий понимает конфессионализм весьма широко, философски; тогда как проф. П. Соколов придает этому понятию ходячий популярный смысл, так что, при видимом сходстве в словах, в воззрениях двух профессоров лежит громадное различие. – Прямой ответ на возражения проф. П. Соколова против богословских факультетов принадлежал прот. проф. Светлову, и этот ответ последовал («Киев. Жизнь» 1906 г., №№ 11, 15, 19). Проф. Светлов находит, что «проф. П. Соколов целую половину своей статьи нашел нужным, посвятить изложению и подробному разбору им же самими, сочиненного проекта богословских факультетов»... «Конечно, всегда в проектах богословских факультетов говорилось о богословском факультете в точному общеизвестном значении этого слова, т. е. как о «чисто научном университетском учреждении... Признанием принципа свободы веры и религиозного слова православная церковь резко отличается от римско-католической. Даже в этом отношении православие не только ни в чем не уступает протестантству, но имеет над ним преимущество». Своим дополнительным (к свящ. Писанию) принципом предания, проверкой личной богословской мысли коллективным голосом церкви православие гарантирует себя от скользкого пути протестантского субъективизма. Таким образом, страхи и опасения проф. Ил. Соколова за университет, как «чисто-научное учреждение» с проектируемым введением в него конфессиональных (православных) факультетов – совершенно напрасны. Конфессионализм в христианстве не есть начало враждебное наук; конфессионализм или вероисповедания – это суть различные понимания или усвоения христианства; это своего рода типы в развитии христианского учения в сознании человечества. Только крайне грубое понимание может свести все известное вероисповедание на сумму отчасти догматических, но главным образом церковно-канонических, обрядовых, вероисповедных особенностей с зачеркиванием (забвением) первых десяти веков жизни церкви, когда у верующих была «одна душа». По взгляду же человека богословски образованного, «наши вероисповедные перегородки не достигают до небес»15. Потом ведь существуют же на западе католические, протестантские богословские факультеты при университетах, – смеем думать, учреждениях не менее научных, чем и русские университеты, – так почему же это невозможно у нас? Истинное православие, как прекрасно выясняет проф. прот. П. Светлов, стоит выше католичества даже протестантства в понимании принципа свободы веры и религиозного слова.
2) Нет, слабая сторона проекта проф. прот. П. Светлова заключается не там, где ее хочет видеть проф. Пл. Соколов. Проект, открыть возражениям во 2-й части, где он рассуждает о закрытии духовных академий, замене их университетами. По этому поводу глубоко справедливо замечает «Церковн. Вестник» (1906, № 7, стр. 194–195): «Не будем говорить об исторических заслугах академий. Не будем указывать, что даже светские науки, при всей стесненности их положения в ряду других академических предметов, вовсе не «влачили в академиях «жалкого существования»: ряд церковных исследований по гражданской истории, литературе, и философии свидетельствует прямо о противоположном. По самому существу дела, такая радикальная реформа не представляется нам целесообразною. Академия для Церкви есть нечто действительное, богословские факультеты – предполагаемое. Академии всегда служили, служат и будут служить Православной Церкви, ея делу и ея задачам потому, что это ея собственные, родные школы. Но заменять ли для церкви богословские факультеты то, чем были академии – это еще вопрос». Впрочем, и сам прот. Светлов не достиг полной ясности в этом деле. Так в ответ проф. Пл. Соколову он, между прочим, говорить: «Церковно-административный контроль имеет место лишь там, где вступают в непосредственное отношение к церкви, – по отношению к ищущим священства и иных церковных должностей к ним церковь в праве, предъявить определенные требования, установив, для этого даже испытания, подобные тем, которым подвергаются кончившие университет студенты для получения прав гражданской службы» (Kиев. Жизнь. 1906, № 15).
Эта тирада имеет целью успокоить проф. Пл. Соколова относительно того, что Св. Синод, церковная власть не будет стеснять богословских факультетов своим контролем. Но vice versa: значить, необходимы такие высшие учебный заведения, которые подлежали бы контролю церкви, имели своею прямой задачей служить церкви. Таковы, именно, и есть духов, академии. За необходимость учреждения богословских факультетов и в то же время оставления духовных академий сильно ратует «мирянин» в Церков. Вестник (1906,7). Вот его собственные слова: «Духовный академии имеют целью обслуживать соответственные нужды православной Церкви. В силу уже этого одного, профессорский состав предполагается непременно искренне-православным, богословская наука в стенах академии, при всей своей свободе, связана, однако, известными незыблемыми догматическими истинами... Совершенно иной представляется постановка дела на богословских факультетах. Их цель – дать всякому желающему, без религиозных и вероисповедных убеждений, возможность учиться и работать на поприще близких по духу общих философско-богословских вопросов. Свобода науки здесь – неограниченная. Здесь возможны коренные разногласия, школы направления»...
Думается, как не справедливы те, которые ратуют за учреждение богословских факультетов, под условием закрытия духовных академий, так –те, которые отрицают нужду в богословских факультетах при существовании духовных академий. Для церкви, государства и общества необходимый богословские факультеты и духовные академии. Ведь православная вера в России господствующая (после указа 17 апреля 1905 г. не в смысле привилегий, а в смысле официальном и количества). Поэтому не только естественно, но безусловно необходимо для православной церкви иметь такие высшие духовные школы, направление которых было бы строго-православным и церковным; для которых было бы выше всяких сомнений, что истина Христова учения только в православной церкви, что истина христианства совпадает с православием, или православным пониманием его. Для государства ясно, что из всех религий христианство есть совершеннейшая религия и великая культурная сила. Все просвещенные народы Европы держатся христианского учения, и именно оно является важнейшими, условием их прогресс. Поэтому для государства чрезвычайно важно, чтобы христианство не зарывалось только в духовенстве и монастырях, но непременно входило бы как важнейший элемент в общее образование и приносило бы свои богатые плоды в жизни. Здесь не важно то, чтобы христианство было усвоено непременно в форме православия; христианство везде явило себя великой культурной силой. Поэтому хотя бы и на православных богословских факультетах отношение к истине православия возможно значительно иное, чем в духовных академиях. – Что же касается общества, то в нем, несомненно у многих есть стремление к богословскому знанию. В последние годы в светском обществе есть желание даже издавать свой богословско- философский журнал и газеты (как «Новый Путь», «Вопросы жизни», «Народ», «Страна», «Речь» и др.). Так же несомненно, богословие этих, людей из общества не совпадает с обычным, церковным как это выяснилось особенно в «религиозно-философских собраниях» в Петербурге (см. Новый Путь 1903 и 1904 г. I–II). Для лиц с такими, направлением место в богословских факультетах, и тогда, можно надеяться, привились бы здравые богословские знания нашей так называемой интеллигенции, теперь враждебной церкви. Отрицание богословских факультетов или духовных академий в наше время идет в разрез с общим стремлением жизни к дифференцированию. Теперь всякая величина, всякая сила стремится занять соответствующее место, ибо при таком только условии возможно наиболее успешное развитее культуры. И у лиц, желающих богословского образования, направления разные. Зачем же их непременно соединять в одном месте, уродовать и расстраивать общее течение жизни. В этом случае, если мы с должным вниманием отнесемся к запросам живых лиц, то увидим, что даже двух типов образовательных богословских учреждений недостаточно. Академии существуют и должны остаться строго православными, церковными учреждениям. Но несомненно и среди лиц служащих церкви заметны два направления – монашеское, аскетическое и церковно-общественное, жизненное. Почему не предоставить возможность монашествующим и лицам объединиться в одной академии со строгим интернатом и монашескими уставом, даже при монастыре? К ним могли бы примкнуть вдовствующие священники, конечно, по желанно, и те из светских студентов, которые чувствуюсь искреннее стремление к монашеству и, желая подвергнуть себя искусу, охотно подчиняются церковному уставу. Другие бы студенты духовных академий разместились бы в остальных– академиях; а некоторые и вовсе ушли бы в богословские факультеты, и хорошо бы сделали – и для себя, и для блага академий. При таком условии было бы больше правды в жизни. Каждый, желающий богословского образования, наперед определял бы, какой тип богословских образовательных учреждений соответствует его наклонностям и, вступивши в известную академию или богословский факультет, добросовестно подчинялся бы существующему режиму. В случае ошибки, он мог бы переменить богословское образовательное учреждение, а не пытаться изменить строй школы, отказаться от ее устава – и в то же время находить возможным оставаться в школе. Со стороны научной точно также была бы великая польза для дела. Между академиями и богословскими факультетами происходило бы плодотворное соревнование. Возможный либеральные отношения к православной церкви или даже самому христианству на богословских факультетах получили бы отповедь со стороны духовной академии, особенно от монашеской академии, как самой строгой хранительницы православной церкви и всего ее устава.
3) В виду высказываемых в печати пожеланий с учреждением богословских факультетов обратить духовные академии «в двухгодичные пастырские курсы с преподаванием чисто практических богословских предметов» – и проскальзывающих в печати известий о сочувствии этому в правящих духовных сферах, проф. И. Попов из-за такого вполне понятного опасения предлагает только «хлопотать о преобразовании уже существующих духовных школ на началах большой научной свободы, широты и основательности». Проект о богословских факультетах проф. Попов не выдвигает и в замене предлагает простое средство – разрешить, по примеру Германии, студентам университета беспрепятственно посещать лекции в духовной академии и исхлопотать это же право для студентов академии по отношению к университетам. – Эта мера, конечно, очень проста, но едва ли она может принести каше-либо добрые результаты. С практической стороны она заключает большие препятствия. Университетов у нас 9; академий 3 (Москов. академия не в Москве); да и в этих 3-х городах академии находятся в одной части города, университет в другой. Сколько непроизводительно будет, тратиться времени па переходы и переезды. Думается, очень мало найдется охотников слушать лекции в двух учебных заведениях, стоящих друг от друга на несколько верст. Таких студентов нужно себе представлять не иначе, как с энергией и любознательностью Михаила Васильевича Ломоносова, т. е. как людей исключительных. Тогда как всякие проекты и предложения должны быть рассчитаны на средних людей. Средний же русский студент, как и средний русский человек, есть в значительной мере дитя среды, продукт обстоятельств: удобно что-нибудь – он делает, неудобно, с препятствиями – он оставляет; постоянное напряжение воли, ему не по силам и скоро его утомляет. При таком взгляде на дело, право свободного доступа студентам университетов в академической аудитории и наоборот, не обещая благих плодов, может повести даже к нежелательным последствиям...
* * *
По достоверным известям, комиссия университетских профессоров, работавших в Петербурге над проектом нового университетского устава, в своем заседании 22 января постановила: упразднить православное богословие в университетах без всякой замены его историей религий, – вопреки ранним газетным известиям, – но предоставить Советам университетов право ходатайствовать об открытии православных богословских факультетов, буде они этого пожелают (Последнее ровно никого и ни к чему не обязывает). Это решение комиссии является совершенно неожиданным, непонятным и ни с чем несообразным. Самое мрачное, кажется, в нем то, что оно совершенно не мотивировано16. Комиссия просто игнорирует науку о христианской религии, как quantité négligeable. По-видимому, само христианство при таком решении относится к явлениям отжившим, во всяком случае – потерявшим силу, как в свое время говорил Герцен: «христианство обмелело». Комиссия не считается с эпохой 60-х годов, по идейному развитию, интеллектуальному творчеству едва ли, выражаясь скромно, уступавших нашему времени. Для нее не обязательны заветы К.Д. Кавелина, В.С. Соловьева, кн. С.Н. Трубецкого и др. идейных борцов и любимцев общества, почерпавших свою силу в христианстве и глубоко ценивших и самую науку о христианстве. Для нее будто бы и не существует со всеми своими основательными, глубокими доводами такой видный и авторитетный поборник богословия и богословских факультетов при университетах, как прот. проф. П.Я. Светлов, который особенно в последнее время на страницах почти всех наших духовных журналов и газет (напр., в «Новом Времени» № 10774) неизменно и убежденно, подобно древнему Катону повторяет: а сверх того думаю, что при университетах должны быть учреждены богословские факультеты. Комиссия не обращает внимания на пробуждение в светском интеллигентном обществе все большего и большего интереса к религии и богословской науке, для удовлетворения которому появляются новые религиозно-философские журналы и газеты («Слово», «Страна», «Народ» и др.). Писатели в этом роде признаются самыми влиятельными в наше время и пользуются общими симпатиями (В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, С.Н. Булгаков, Бердяев и др.). Но если комиссия не считала для себя обязательными традиции, заветы лучших русских людей, запросы и потребности живого общества, что, конечно, грустно, – то, во всяком случае, для собрания представителей от ученых учреждений должны быть, по крайней мере, безусловно обязательными требования самой науки. Принят ли они в расчет? Каким образом, комиссия к числу образовательных идей, какие должны быть усвоены студентами университетов, не сочла нужным отнести идеи религиозные, в частности, христианские? Неужели религия и в особенности христианство не имеют значения для понимания прошлого, современного человечества и для создания полного миросозерцания, общего воззрения на мир и все существующее?... «Ведь наука признает в христианстве величайшую культурную силу и основу того, чем за последние 2000 лет жила лучшая часть человечества; как же русский университет, в котором нет богословского факультета, оставить хотя па время без научного изучения христианства17. Ведь религия тесно переплетена со всею культурою, со всею жизнью и, в частности, с политикою18.
Психологическое объяснение этого па первый взгляд удивительного решения комиссии коренится в духе времени, а главным образом дается составом самой комиссии. Д.С. Мережковский в своем последнем произведении «Грядущий Хам» (стр. 6) совершенно верно отвечает, что господствующий в современной европейской культуре позитивизм претендует быть единственным методом «не только частного научного, но и общего философского и даже религиозного мышления. Родившись в науке и философского сознания в бессознательную религию... отрицание мира сверхчувственного, отрицание конца и начала мира в Боге... Комиссия, решавшая судьбы богословия в университетах, не имела в своей среде богословов, даже не затребовала от профессоров богословия при университетах докладных записок, за исключением, по-видимому, случайно попавшей записки проф. прот. А.В. Смирнова из Казани. Прекрасно замечает по этому поводу прот. проф. П.Я. Светлов: «если бы богословы взялись решать судьбы химии, медицины и т. д., то, конечно, толку отсюда никакого не вышло бы. Но такой порядок или, лучше сказать, беспорядок вещей не был бы допущен, а обратный, как видим, был признан полезным делегатами».
Остается одна надежда, что такое непонятное и ни с чем несообразное решение университетских профессоров относительно богословия не пройдет чрез Государственную Думу и Государственный Совет. Опытные и разумные представители народа поймут, что для блага культурного развития страны не только нельзя изгонять богословия, науки о религии из высшего образовательного учреждения, а нужно усилить влияние религии на жизнь введением богословских факультетов и преобразованием духовных академий.
М. Поснов
* * *
Проф. прот. П.Я. Светлова, (Цер. газета 1906 г., №№ 1–2.)
«Мирянин», в Церк. Вест. 1906, 7.
Проф. И. Попов. Богослов, вест. 1906 , II, стр. 406.
Православ. Обозрение, 1865, III, стр. 191 (курсив о. прот. Сергиевского).
Правосл. Обозр., стр. 190.
Прав. Обозр. 198 (курсив прот. Сергиевского).
По всей вероятности, Иоанн Смоленский, тогда Выборгский, ректор Петерб. академии см. Христ. Чтение. 1866, I, «О преподавании богословия в наших университетах», стр.171, 160.
По всей вероятности, Иоанн Смоленский, тогда Выборгский, ректор Петерб. академии см. Христ. Чтение. 1866, I, «О преподавании богословия в наших университетах», стр.171, 160.
Христ. Чтение. 1866, I, стр. 171, 160.
Христ. Чтение. 1866, I, стр. 177–176, 178.
См. «Церковная газета» 1906 г., №№ 1–2 и отдельную брошюру: «необходимости богослов, факультетов при университетах или о реформе высшего религиозного образовали в Pocсии». Kиев. 1906 г.
См. редакционное примечание к статьям проф. прот. Светлова в № 1 «Церков. Газеты».
См. еще его первую речь при вступлении на кафедру богословия в Киевском университете в 1897 году: «Место богословия в семь университетских наук» (Христ. Чтение, 1897, XI).
Киевлянин. 1906 г. № 52.
Бессмертные слова митроп. киев. Платона.
Ведь нельзя же считать мотивом ссылку на манифест 17 апреля 1905 г. Наука о религии не есть религия, и требование дать доступ богословию в университете не имеет ничего общего с практически принудительными обязательствами держаться православной веры. Затем, проект учреждения кафедры реформат. Богословия в Юрьев не признан же не соответствующим манифесту о веротерпимости? К чему же печальное исключение для православ. Богословия?... Видимое противоречие.
Церков. голос, № 7. Ср. Дерк. вестник, 1906, 6, 7. 10 и др.
См. соответ. статьи: «Религия и культура» С. Франка (Поляр. Звезда. 1906, № 12, стр. 46–54) и ст. С.Н. Булгакова «Религия и политика» (Поляр, звезда, 1906, № 13, стр.116–127) и ст. Галича, № 14.