О разводе в России

Вопрос о разводе является одним из наиболее жизненных вопросов которым не перестают заниматься общество и периодическая печать: постоянно слышатся жалобы на неудовлетворительность бракоразводного института в России и указывается на необходимость реформ в этой области. Представляя, таким образом, современный интерес и являясь весьма важным по своему значению, вопрос этот требует всестороннего обсуждения и прежде всего, конечно, справок относительно его прошлого, изучения его истории. Это изучение, с одной стороны, укажет в каком направлении должна быть совершена желаемая реформа, с другой – поможет удержаться от возможных при этом ошибок и увлечений. Жизнь показывает что реформа бракоразводного института на Руси необходима для сохранения чистоты самого брака; история покажет, насколько эта реформа возможна без нарушения крепости брачного союза освящаемого церковью и подлежащего ведению ея права.

Сказанным объясняется желание автора представить читателям настоящей статьи краткий исторических очерк бракоразводного института в России, в связи с законами византийских императоров, вместе с христианством перешедшими к нам в Россию и долгое время у нас действовавшими.

***

У Евреев и Римлян среди которых распространилось прежде всего учение Христово существовала полная свобода развода.

В бракоразводном праве Евреев мы встречаем лишь следующие ограничения: 1) не дозволялся развод без написания и вручения мужем жене разводного письма и высылки ея из дома мужа, и 2) воспрещалось возобновление брака с разведённою женой, если она, выйдя замуж за другого, вследствие нового развода со вторым мужем или смерти его, станет свободною... «Если кто, говорит Моисей, – возьмёт жену и сделается ея мужем, и она не найдёт благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-либо противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит её из дома своего, и она выйдет из дома его, пойдёт, и выйдет за другого мужа; но и сей последний возненавидит её и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит её из дома своего, или умрёт сей последний муж ея, взявший её себе в жену: то не может первый её муж, отпустивший её, опять взять её себе в жену; после того как она осквернена; ибо сие есть мерзость пред Господом, Богом твоим, и не порочь земли которую Господь, Бог твой, даёт тебе в удел». (Втор.24:1–4).

В римском праве, кроме введённой со времени императора Августа формальности – заявить о разводе в присутствии семи взрослых Римлян, не считая в том числе вольноотпущенника чрез которого лицо расторгающее брак делало своё объявление о разводе, – тоже не существовало никаких иных ограничений развода, основанием которого могла служить не только законная причина (divortium ex rationabili causa), но и простое взаимное соглашение супругов (divortium ex consensu). Понятно что при распущенности нравов Римлян конца республики и первых времён империи такая свобода разводов вела к полному разложению семейной жизни.

Даже лучшие Римляне перестали дорожить чистотою семейных добродетелей и крепостию брачных уз. Цезарь, знаменитый в других отношениях, но в семейной жизни не отличавшийся безупречностью, развёлся со своею женой из-за одного лишь подозрения её в неверности, под благовидным предлогом что жены цезаря не должно касаться даже подозрение. Цицерон отверг свою жену Теренцию, надеясь приданым второй жены уплатить свои долги. Павел Эмилий на вопрос о причине развода с умною и благородною Папирией отвечал: «Башмаки мои – новы, прекрасно сделаны, и однако я должен переменить их; никто не знает где они мне жмут». Некоторые мужья меняли жён по нескольку раз в год: друг Августа Меценат прославился тем, что он по нескольку раз в год женился и разводился. Мена жён сделалась явлением настолько обычным, что во времена империи стали воздавать похвалу мужьям, которые, подобно Германику, прожили всю жизнь в одном браке.

С другой стороны, жёны, видя пример мужей, не отстают от них в произвольном расторжении браков. Из слов Сенеки видно, что знатные римские дамы считали свои лета не по числу консулов, а по числу своих мужей; они разводились для того, чтобы снова выйти замуж, и выходили замуж для того, чтобы снова развестись. Св. Иероним рассказывает о том, что он лично присутствовал в Риме на похоронах одной женщины, которая имела 22 мужа. Одномужницы сделались настолько редким явлением, что в надгробных надписях начинают ставить в особую заслугу умершей то, что она имела только одного мужа.

При такой свободе развода брак редко прекращался естественным путём, то-есть, смертию одного из супругов; обыкновенным способом его прекращения сделался развод.

Совершенно иными воззрениями на развод проникнуто учение Христово. На вопрос фарисеев: «по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?» Иисус Христос, по свидетельству евангелиста Матфея, отвечал: «Не читали ли вы, что сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их и сказал: оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей. Итак что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Когда же фарисеи возразили на эти слова Христа: «Как же Моисей заповедал давать (жене) разводное письмо и разводиться с нею?» Иисус Христос сказал: «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с жёнами вашими, а сначала не было так. Но Я говорю вам: кто разведётся с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведённой прелюбодействует» (Мф.9:3–9).

Таким образом, по христианскому учению, брак при жизни супругов не расторжим, исключая вины прелюбодеяния которым союз этого внутренно, так сказать, сам собою разрушается, вследствие того что супруги не сдержали данного ими обещания – сожительствовать исключительно друг с другом всю жизнь. Как резко расходилось это учение с господствовавшими в то время воззрениями на развод о которых мы говорили видно из впечатления, произведённого словами Христа на ближайших учеников Его. Они сказали: «Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться», на что Христос заметил: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф.9:10–11).

Со введением в римской империи христианства, римские императоры стараются, согласно с воззрениями церкви, ограничить произвол в деле развода, но решительное запрещение столь широко распространённых в римской империи разводов по обоюдному согласию, против которых особенно восставали учители церкви, в первый раз мы находим в законодательстве императора Юстиниана, именно в его новеллах, то есть в VI веке. Этот император предписал не допускать до второго брака разведшихся без основания, по одному лишь взаимному согласию, и виновных в том женщин заключать пожизненно в монастырь, а мужей подвергать некоторым имущественным взысканиям. Вместе с тем им были точно определены и законные основания для развода, который, смотря по тому сопровождался ли он невыгодными последствиями для кого-либо из супругов или нет, разделялся на divortium cum damno и divortium sine damno (bona gratia).

Основаниями развода cum damno для мужа были признаны следующие причины:

Государственное преступление жены, состоящее в том, что она, зная о существовании злого умысла против императора, не довела этого до сведения своего мужа.

Прелюбодеяние жены.

Под прелюбодеянием, по римскому праву, подразумевалась половая связь жены с посторонним мужчиною не только во время супружества, но и до вступления до него. Поэтому, если бы муж после вступления в брак получил верные доказательства того, что его жена жила с посторонним мужчиною до брака, например, если бы он нашёл её беременною, в таком случае он мог искать развода с нею. Но при этом требовались следующие условия: а) незнание со стороны мужа до брака о том, что жена его состояла в незаконной добрачной связи; в противном случае жалоба мужа не принималась; б) узнав о потере женою невинности до брака, муж должен был тотчас же прекратить с нею сожитие и заявить о том родственникам; если же он этого не сделал, а продолжал жить с нею, в таком случае терял право на развод.

Проступки жены, по которым с вероятностью можно судить об её супружеской неверности, именно: а) если она, против воли своего мужа, участвовала в пиршествах с посторонними мужчинами или мылась с ними в бане; б) если она, против воли или без ведома мужа, без уважительной причины отлучилась на ночь из дома; ночевала в чужом доме, кроме только дома родительского; в) если она, без ведома и согласия мужа, ходила смотреть конские скачки, театральные представления и бой зверей, так как посещение этих зрелищ, по тогдашним воззрениям, считались для целомудренной женщины неприличным.

Покушение жены на жизнь мужа, а также тот случай, когда жена, зная о существовании злого умысла против мужа у других лиц, не довела этого до его сведения.

Муж мог требовать развода с женою в случае вытравления ею плода. Об этом поводе к разводу упоминается в кодексе Юстиниана и повторяется в 22-й новелле его. Законодатель замечает при этом, что жена, вытравляющая плод обличает в себе крайнюю испорченность и глубоко оскорбляет мужа тем, что лишает его потомства. В 117 новелле Юстиниана, в которой перечислены поводы к разводу, об этом основании не упоминается. Но император Лев Философ (886–911) в 31-й новелле подтвердил прежнее постановление Юстиниана.

A) Основаниями развода cum damno для жены служили следующие причины:

Точно так же государственное преступление, состоящее в том, что муж составлял злой умысел против императора или, зная об умысле других, не доводил об этом до сведения властей.

Покушение мужа на жизнь жены, или тот случай, когда муж, зная о существовании злого умысла против жены у других лиц, не поставлял в известность об этом её или законную власть.

Посягательство на целомудрие жены отдачей её третьим лицам на прелюбодеяние.

Обвинение мужем своей жены в прелюбодеянии, когда оно, вследствие неосновательности, осталось недоказанным.

Содержание мужем в одном доме или в одном городе, вместе с женою, постоянной любовницы.

К основаниям divortium cum damno относилось также восприятие отцом или матерью собственного их ребёнка от купели крещения, в виду 53 пр. Трул. Соб, которое ставит духовное родство выше плотского. Это основание служило источником частых злоупотреблений: многие отцы и матери делались нарочно восприемниками своих детей, чтобы иметь законный повод к разводу. В предупреждение этих злоупотреблений императоры Лев IV и Константин VI (776–780) издали новеллу, в которой они налагают строгое наказание супругу, виновному в разводе по этой причине, именно, значительный денежный штраф, семилетнее изгнание и запрещение вступления в новый брак; в случае несостоятельности виновного к уплате денежного штрафа, он подвергался телесному наказанию.

Развод без невыгодных последствий для разведённых супругов – divortium bona gratia – законодательству Юстиниана допускался только в следующих случаях:

В случае неспособности к супружескому сожитию.

Этот повод к разводу, по конституции императора Юстиниана (от 528 г.), наступает в том случае, если неспособность супруга к брачному сожитию продолжалась два года со времени заключения брака. Но так как после издания этой конституции обнаружилось, что мужья, которые в течение 2-х лет не могли исполнить своего супружеского долга, впоследствии оказывались способными к деторождению, то, на основании 22-й новеллы императора Юстиниана (536 г.), двухлетний срок был увеличен до 3-х лет, так что с этого времени жена могла искать развода только в том случае, если муж в течение 3-х лет от совершения брака не окажется способным к брачному сожитию. Если неспособность к супружескому сожитию произошла во время брака, случайно или вследствие болезни, то супруги обязаны переносить её сообща.

В случае безвестного отсутствия или пленения в течение определённого времени лица принадлежащего к воинскому званию.

По древнейшему римскому праву, жена воина попавшего в плен или пропавшего без вести могла вступить в новый брак по истечении 5-ти лет со времени исчезновения мужа. При Константине Великом этот срок был сокращён до 4-х лет. Но император Юстиниан нашёл это закон слишком тяжёлым для мужей-солдат и постановил, что солдатка может вступить в новый брак лишь по истечении 10 лет и после того как муж, несмотря на неоднократные приглашения жены возвратиться к ней, или откажется от брачного сожития с нею, или ответить на её просьбы молчанием. В таком случае жена-солдатка должна была заявить о нежелании мужа жить с нею его военному начальнику, а затем – подать императору просьбу о дозволении вступить в новый брак (нов. 22, гл. 14). В 117-й новелле Юстиниан отменил и это постановление и запретил солдаткам вступление в новый брак до получения верных сведений о смерти мужа. Только по получении таких сведений они могли вступить в новый брак, и то спустя год. Согласно с этим, позднее император Лев Философ в своей 33-й новелле постановил, чтобы, в случае пленения одного из супругов, другой не вступал в новый брак, но ждал возвращения супруга, сколько бы времени ему не пришлось ждать, даже и в том случае, если он не получал от пленника ни устных, ни письменных известий.

В случае принятия одним из супругов монашества.

Принятие монашества должно быть добровольным, так что если бы супруг был насильно пострижен в монашество, то в этом случае другой супруг не имел права вступить в новый брак. С произнесением монашеских обетов одним из супругов брак прекращался сам собою безо всяких формальностей.

В случае выбора мужа в епископы.

По 48-му пр. Трул. Сб., когда избирается в епископы человек женатый, то избрание может состояться только тогда, когда жена согласится развестись с ним и, после рукоположения его во епископа, поступит в монастырь, отдалённый от места нахождения епископской кафедры. Во избежание нарушения этого обещания со стороны жены избранного во епископы, новеллой Исаака II Ангела (22 сент. 1187 г.) постановлено, чтоб избранный во епископы посвящался только после того как оба супруга дадут письменное обязательство разойтись и жены будет принята в монастырь. После принятия епископской хиротонии брак прекращался сам собою.

По законодательству императора Льва Философа, основанием для развода bona gratia могло служить также и сумасшествие одного из супругов. Согласно 111-й новелле этого императора, муж сошедшей с ума жены три года должен сносить это несчастье, а по истечении трёх лет, если сумасшествие жены не прекратилось, мог развестись с нею В 112-й новелле Лев Философ дал то же право жене, но только по истечении 5 лет от начала проявления сумасшествия мужа.

После того, как свобода разводов была запрещена законодательством императора Юстиниана, расторжение брака в большей части случаев стало производиться по решению суда; но суд удостоверял только наступление события, от которого зависела законность развода, а не давал позволения или разрешения на развод. Брак считался расторгнутым даже в том случае, когда развелись по причине необозначенной в законе (правда, в таком случае они подлежали известному наказанию). Развод по случаю поступления одного из супругов в монастырь или посвящения мужа в епископский сан производился без судебного решения, посредством самого факта произнесения монашеского обета или епископского посвящения.

Развод сопровождался известными последствиями для разведённых супругов. Они освобождались от всяких личных отношений друг к другу, причём муж тотчас после развода мог вступить в новый брак как в том случае, когда он объявил развод, так и в том, когда развод был ему объявлен, а жена, объявившая развод мужу, могла вступить в новый брак только по истечении года после совершения развода (в предупреждение спора о рождённых после развода детях); виновная же жена, которой муж по законной причине объявил развод, в течение пяти лет не могла вступить в новый брак, а за прелюбодеяние отдавалась в монастырь, и если бы муж не взял её оттуда в течение двух лет или в течение этого времени умер, не взяв её из монастыря, постригалась в монашество¹. Далее, в случае divortium cum damno (по преступлению одного из супругов), виновный супруг подвергался известным имущественным потерям в пользу невинного. Наконец, если один супруг объявил другому развод не по законной причине, или оба они развелись между собою по обоюдному согласию, но не для поступления в монашество (в таком случае разводы по взаимному согласию, как мы знаем, были возможны), то в первом случае супруг, неосновательно объявивший развод, а во-втором – оба супруга подвергались денежному штрафу и постригались в монашество.

Но супругам не запрещалось примириться между собою и возобновить брачный союз – был ли развод cum damno, или bona gratia. Виновной стороне даже рекомендовалось стараться о примирении и о возобновлении добрых отношений с прежним супругом, а невинной давался совет – оказать виновной стороне великодушие и снисходительность. Особенно епископы должны были стараться о примирении разведшихся супругов и возобновлении их союза.

С принятием на Руси христианства из Византии, эти постановления византийских императоров относительно развода получили действие и у нас в России, хотя, под влиянием особенностей быта и условий русской жизни, они должны были претерпеть некоторые изменения.

Действительно, мы видим что развод на Руси дозволялся в тех случаях где не было такого дозволения в Юстиниановом законодательстве и, наоборот, некоторые из оснований развода, указанные в новеллах этого императора, не могли иметь применения у нас в России. Так, например, по Юстинианову законодательству, как мы видели, муж мог требовать развода, когда жена его, против его воли, пировала с посторонними мужчинами, или мылась в бане с ними, а также когда она, без ведома мужа, посещала конские скачки, театральные представления и бой зверей. Эти основания к разводу, имевшие смысл и значение в Византии, в виду особенностей тамошней жизни, не могли быть применимы у нас.

В древнейшее время (до развития терема) русская женщина пользовалась сравнительною свободою, и пирование в обществе мужчин не был таким важным пороком, который мог бы служить поводом к разводу; мыться в бане с мужчинами в то время тоже не считалось зазорным или преступным; у нас было в обычае мыться в одной бане не только мужчинам и женщинам мирянам, но даже монахи и монахини мылись и парились вместе. Театров и других зрелищ, о которых упоминается в Юстиниановом законодательстве, в то время не было; национальные же русские игрища, начиная со знаменитых игр «межи-сел» и продолжая разными другими, составляли необходимую принадлежность русской старины; странно поэтому было бы, если бы муж стал возражать против посещения его женою, например, праздника Ивана Купалы, хотя на праздниках тех, по выражению обличителей, которыми являлись первые наши иерархи, и было «хребтом виляние, ногами скакание и топтание». Государственная измена мужа у нас тоже не могла служить поводом к разводу, так как, по русским законам, в случае уголовного преступления, совершённого мужем, невинная жена обязана была разделять участь преступника мужа (в Русской Правде, например, читаем: «боудеть ли стоял на разбои... выдабоудут² самого всего и с женою и с детьми на поток и на разграбление»); между тем, муж участи преступницы жены не разделял: в одном из дел XVII в. читаем: «По указу Великих Государей, которые люди за воровство доведутся ссылки мужеска пола, и тех воров посылают с жёнами их; а за женою воровство мужей в ссылку не ссылают».

С другой стороны в России, как мы сказали, дозволялся развод по таким причинам, по которым он не допускался в Византии, как то: вследствие крайней бедности, при которой муж не в состоянии прокормить жены и семьи, а также вследствие расхищения мужем жениного состояния (свидетельства этому мы находим в вопрошании Кирика к новгородскому епископу Нифонту, в XII веке: «Оже ли велми зло боудеть, яки не мочи моужю дьржати жены, или жена моужа или долг мног у моужа застанеть; а порты ея грабити начнёть или пропиваеть, или ино зло»); допускался на Руси развод также вследствие совершённой женою у мужа кражи (в сделанной к одному из списков Устава Ярослава приприске указан этот повод к разводу: «А теми винами разлучи мужа с женою... 5 вина: аще ведеть жона мужа своего покрасти клеть или товара»). Дозволялся развод и вследствие хронической болезни (больная жена в таких случаях обыкновенно шла в монастырь); так, в 1205 г. жена Суздальского князя Всеволода III Мария, будучи восемь лет больною, постриглась от живого мужа в монашество. Возможен был также развод вследствие жестокого обращения мужа с женою, под которым, при грубости нравов тогдашняго общества, подразумевались лишь систематические, почти смертельные обои или, как тогда говорили, «изгонка мужнина». О существовании у нас этого повода к разводу говорит Котошихин: «И будет которая жена бывает противна, побои его и мучения не терпит, жалуетца сродичам своим, что он с нею живёт не в совете, и бьёт, и мучит, и те сродичи на того человека бьют челом патриарху или большим властям, и по тому челобитью власти велят сыскать дворовыми людми и соседми, по душам их: и будет тому есть правда, и того человека сошлют в смирение, в монастырь на полгода или на год, а жена его останется в дому, а как урочные месяцы в монастыре отсидит, или до того времени жена о нём начнёт бить челом, чтоб был свобожен, и его свободят и велят ему с нею жить по закону; и будет и того не послушает, и их разведут, и животы их им разделят пополам». Не редки были у нас разводы и по бесплодию жены, которое, по понятиям того времени, считалось, да и теперь у некоторых славянских народов считается великим несчастьем³. На этом основании насильно была пострижена в монастырь супруга великого князя Василия Ивановича Соломония Сабурова. На этом же основании царь Иоанн Грозный постриг свою третью жену Анну. Два иностранные писателя, Олеарий и Коллинс, тоже согласно показывают, что бесплодие жены было обычным поводом к разводу у русских людей их эпохи. Последний писатель говорит: «Когда муж считает жену свою бесплодною, тогда уговаривает её постричься, а сам женится на другой; если жена на это не соглашается, то он прогоняет её в монастырь насильно».

Вообще, надо заметить, что строгая регламентация развода, которую мы находим в Юстиниановом законодательстве, долго была не применима к нашему отечеству. Фактически в древней Руси браки расторгались легко: особенно часто совершались разводы под видом желания одного из супругов вступить в монашество. К этому способу обыкновенно прибегали мужья, желая избавиться от нелюбимых ими жён, и всякими средствами принуждали их сопричислиться к «ангельскому чину». Даже в среднем и низшем кругу были распространены самовольные разводы под предлогом поступления в монашество, или принуждение нелюбимой супруги к пострижению, чтобы отделаться от неё. Как часто практиковалось это принудительное пострижение жены – показывает дошедшая до нас поручная Тихвинцев 1677 г. по своем посадском Парфении, в которой говорится: «Идти ему за нашею порукою в деревню рожь жать с женой своей и придти на Дмитриев день – и той жены своей ему не убить, и не замучить, и не постричь без властелина ведома. А будет он, Парфений, сжав рожь, на посад на срок жить не придёт или над женой учинить какое дурно или пострижет, – и на нас на порутчиках пеня». Сохранились такие весьма интересные разводные записи по случаю пострижения жён в монахини; в этих грамотах говорится, что жена постригается добровольно, своею охотою, а не от мужней изгонки, по упрошению и по совету с мужем своим, для своей немощи и скорбности, чтобы ему повольно было жениться на иной жене законным браком, а мне не бить челом о приданом (Акты Юрид. № 326 и № 404⁴).

Продолжают по-прежнему, в разрез с Юстиниановым законодательством, практиковаться и разводы по обоюдному согласию супругов, при чём в юго-западной России взаимные договоры об этом предъявлялись в городской магистрат и вносились в городские книги, а в северо-восточной Руси они облекались в форму разводных или «роспустных» писем, писавшихся священно-и церковно-служителями, против чего даже в XVIII веке не раз издавались запретительные указы Св. Синода.

Из сказанного видно, как многочисленны и разнообразны были в до-петровской Руси поводы к разводу.

С Петра Великого, обратившего особенное внимание на наше семейственное право, наступает новая стадия в истории бракоразводного института, характеризующаяся стремлением к ограничению развода.

На дальнейшее развитие законодательных мер в указанном направлении влияло как желание правительства искоренить злоупотребления, существовавшие в браке и разводе, так и некоторые совершенно побочные и временные явления, какими является, например, увлечение всех правительств XVIII в., а в том числе нашего, популяционистическою теорией народонаселения, т. е. Стремлением покровительствовать размножению последнего. В виду этого наше правительство, с одной стороны, старалось облегчить вступление в брак, с другой – в тех же видах стало затруднять развод. Впрочем, строгой определённости и последовательности в законодательстве о разводе в этом периоде мы не находим, так как многое здесь зависело от личной воли носителя светской власти, которая с Петра Великого начинает иметь большое влияние как на брачное право вообще, так и на бракоразводный институт в частности. Общею же тенденциею законодательных мер о разводе в рассматриваемом периоде является желание правительства сделать развод учреждением, «кое с великими предосторожностями и в одних только нетерпимых, ясно доказанных, случаях дозволяется» (закон 1 янв. 1805 г.).

Число поводов к разводу, поэтому, постепенно уменьшается. Например, тяжкая болезнь одного из супругов перестаёт быть основанием к разводу для другого супруга. В одном из синодских решений начала XVIII в., по поводу просьбы о разводе, поданной в Синод мужем вследствие официально констатированной неизлечимой венерической болезни его жены, читаем: «Хотя врачебною управою и засвидетельствовано, что венерическая болезнь в крестьянке N неизлечима и она к супружескому сожитию неспособна, но как болезнь сия случилась ей не от нарушения ею чистоты супружеского ложа, а от неизвестного ей случая, каковое показание в рассуждении прилипчивого свойства той болезни и заслуживает вероятия, и как таинство брака, по Ев. М.19:9, разрушается токмо за прелюбодеяние, то брака не расторгать».

Разводы вследствие психической болезни ещё бывали в судебной практике. Так, в 1725 г. 18 дек., Моск. Дух. Консисториею «по челобитию жены», что «со времени венчания 15 лет муж ея находится в безумстве», велено было произвести следствие духовных дел управителю. При следствии родители мужа, духовный отец и посторонние свидетели подтвердили слова жены. Брак был расторгнут, и жене дозволено было вступить в новый брак.

Развод на основании желания одного из супругов принять монашество, столь распространённый в до-петровской Руси, в настоящем периоде имеет уже гораздо менее применения. В прибавлении к Духовному Регламенту Петра Великого было постановлено: «не принимать в монастырь мужа от живой жены». «Обычаем водится, читаем мы здесь, – что муж с женою по обоюдному согласию расторгают брак с тем, чтобы мужу постричься в монахи, а жене быть свободной и выйти замуж. Такой развод простым людям кажется правильным, но слову Божьему он вполне противоречит, если он делается только на этом основании. Но если бы даже существовала и достаточная причина к разводу, тем не менее не следует мужу самовольно разводиться со своею женою, а просить об этом своего (епархиального) епископа, который, обстоятельно исследовавши дело, должен писать об этом в Св. Синод для рассмотрения этого дела и постановления определения, и без решения Синода разводов не производить. Если бы муж и жена, по взаимному соглашению, пожелали принять сан монашеский, то тогда, кроме других обстоятельств, обращать внимание на возраст жены, достигла ли она 50-ти или 60-ти лет, и есть ли дети у этих супругов, и в каком положении они их оставляют».

Насильственные пострижения жён мужьями, с целью разорвать таким образом брак для заключения нового, столь часто практиковавшиеся в прежнее время, считаются теперь Св. Синодом не действительными, а самые браки, вновь заключённые, когда об этом делалось известным Синоду, расторгаются как незаконные.

Некоторые из других поводов к разводу, которые знает до-петровская Русь – покушение на жизнь супруга, жестокое обращение мужа с женой – не упоминаются в рассматриваемом периоде, вероятно, потому, что в XVIII веке появляется новый повод к разводу – присуждение одного из супругов к ссылке. Таким образом, по мнению известного учёного Неволина, сделалось ненужным при разводе обращать внимание на те или другие преступные действия супруга: или вина преступного супруга ещё не такова, чтобы она заслуживала осуждения в вечную ссылку – в таком случае нет основательной причины расторгать брак, или за свою вину преступник осуждается на вечную ссылку – в таком случае брак с ним расторгается на основании общих законов о последствии ссылки.

Кроме ссылки, новым (сравнительно с предшествовавшим периодом) поводом к разводу в XVIII веке является тот случай, когда один из супругов обратился в православие, а другой не желает последовать его примеру; в этих случаях лицу принявшему православие дозволялось вступить в новый брак, для чего ему выдавался «отверстый указ».

Таким образом, как видно из сказанного, в законодательстве о разводе Петра Великого замечается стремление: 1) к совершенному запрещению самовольных разводов по взаимному согласию супругов и 2) к ограничению самых оснований к разводу.

По действующему законодательству, брак может быть расторгнут только формальным церковным судом. Самовольное расторжение брака без суда, по одному взаимному согласию супругов, ни в каком случае не допускается. Равно не допускаются никакие между супругами обязательства или иные акты, заключающие в себе условие жить им в разлучении, или же какие-нибудь другие клонящиеся к разрыву супружеского союза. Места и лица гражданского ведомства не должны утверждать или свидетельствовать актов сего рода. Священно-церковно-служителям также воспрещается писать, под каким бы то ни было, видом и кому бы то ним было разводные письма⁵.

Из поводов к разводу по просьбе одного из супругов наше действующее законодательство знает только одно: 1) прелюбодеяние, 2) неспособность к брачному сожитию, 3) безвестное отсутствие одного из супругов, 4) присуждение одного из супругов к наказанию соединённому с лишением прав состояния.

Под прелюбодеянием, по действующему законодательству, подразумевается факт половой связи того или другого супруга с лицом посторонним, всё равно, состоящим в браке или свободным от него, будет ли такая связь продолжительною или единичным фактом. Необходимо только чтоб этот факт удовлетворял требованию состава преступления относительно субъекта, объекта и внешнего действия, т. е. Чтобы он был совершён лицом «состоящим в браке», чтобы другой супруг не был виновен сам в прелюбодеянии (т. е. Объектом проступка должен быть супруг не нарушивший супружеской верности) и чтобы прелюбодеяние было фактом состоявшимся, а не одним лишь покушением, было совершено сознательно и свободно, словом чтоб оно могло быть вменено в вину супругу-прелюбодею. В случае развода вследствие супружеской неверности, виновное лицо осуждается на всегдашнее безбрачие, безразлично, является ли виновною стороной муж или жена, и, кроме того, подвергается эпитимии по церковным правилам⁶.

Возникает вопрос – подвергается ли виновный супруг уголовному наказанию? Дело в том, что в нашем действующем Уложении о Нак. Находится ст. 1585, в которой говорится: «Состоящее в браке, изобличённое в прелюбодеянии, лицо подвергается за сие по жалобе оскорблённого в чести своей супруга: заключению в монастыре, если в том месте есть монастыри его исповедания, или же в тюрьме на время от четырёх до восьми месяцев⁷».

Следует, однако, заметить, что оскорблённому супругу предоставляется на выбор просить о разводе, или же о наказании виновного супруга; нельзя просить о том и о другом вместе, или, в случае отказа в просьбе об одном, просить о другом.

Двоебрачие, по действующему законодательству, составляет тоже повод к разводу, если первый законный супруг лица двоебрачного не пожелает жить с ним. Последствием такого развода является осуждение на всегдашнее безбрачие двоебрачника и дозволение второго брака супругу невиновному⁸. Но если оба супруга будут виновны в двоебрачии, то, по уничтожении вторых браков их, восстановляется первый и, в случае прекращения этого брака смертию кого-либо из супругов, оставшемуся в живых воспрещается навсегда вступление в новый брак.

Физическая неспособность к брачному сожитию служит поводом к разводу при наличности следующих двух условий: а) если она есть прирождённая и вообще добрачная, и б) если со дня заключения брака прошло не менее трёх лет⁹. Таким образом если даже удостоверено, что существует неспособность природная и начавшаяся до брака, то всё-таки супруг, имеющий право иска о разводе, должен ожидать истечения трёхлетнего срока. Последствием развода вследствие признания супруга неспособным к брачному сожитию является воспрещение ему нового брака навсегда.

Относительно развода по безвестному отсутствию одного из супругов в действующем законодательстве находится следующее постановление: «Когда один из супругов, отлучившись по какому-либо случаю из места своего жительства, будет в продолжении пяти лет или более находиться в совершенно безвестном отсутствии, то оставшемуся супругу дозволяется о расторжении брака и о дозволении вступить в новое супружество просить своё епархиальное начальство¹⁰». К безвестному отсутствию приравнивается побег солдата со службы, пропажа на войне без вести и взятие неприятелем в плен, согласно Высоч. Утвер. Мнен. Госуд. Совета 22 ноября 1883 г.

Три факта должны быть констатированы прежде решения дела: 1) что между просителем и отсутствующим супругом действительно был заключён брак; 2) что отсутствие является безвестным (поэтому пребывание даже многие годы в отсутствии известном и так-называемое злонамеренное оставление супруга, по нашему законодательству, не составляет повода к разводу); 3) что указанный в законе срок истёк. Кроме того, при собрании справок об отсутствующем предписано допрашивать родственников супругов, а также местных и окольных жителей, о том как вёл себя отсутствующий и не подал ли сам проситель повода к оставлению его¹¹. Последствие развода по безвестному отсутствию определено в законодательстве так: «лицо, оставившее супруга, или супругу, и более пяти лет скрывающееся в неизвестности, в случае расторжения брака по этой причине, осуждается на всегдашнее безбрачие. Сие однакоже не касается нижних чинов военного ведомства, бывших и более пяти лет в плену или безвестной отлучке на войне. Им не возбраняется по возвращении вступать в новое супружество, если прежний их брак уже расторгнут¹².

В случае присуждения одного из супругов к ссылке в каторжные работы и на поселение с лишением прав состояния, судебный приговор сам по себе не влечёт за собою ipso jure расторжение брака; невинному супругу предоставляется лишь факультативное право «просить духовное начальство о расторжении прежнего брака и о разрешении вступить в новый¹³»; но, в случае своего желания, невинный супруг может также последовать за виновным в ссылку. Жёны возвращённых по Высочайшему милосердию или новому приговору суда из ссылки, если в продолжении оной не последовало, с разрешения надлежащего начальства, распоряжений уничтожающих брак их, и оне о расторжении его не просили, имеют оставаться в прежнем с ними брачном союзе неразлучными. Тоже разумеется и о мужьях, коих жёны по судебному решению подвергнуты ссылке с лишением всех прав состояния¹⁴.

Кроме указанных поводов к разводу, есть ещё случай расторжения брака вследствие обоюдного согласия супругов вступить в монашество (такое желание, как мы видели, признавалось за повод к разводу и Духовным Регламентом). В 252 ст. Зак. о состояниях читаем: «Запрещается принимать в монашество мужа при живой жене законно с ним не разведённой. Если же оба супруга по взаимному согласию пожелают принять пострижение, то надлежит принимать в уважение – не имеют ли они детей малолетних, родительского призрения, а по принятии в монастырь к самому пострижению допускаются не иначе, как по достижении обоими просящими пострижения супругами узаконенных для того лет» (не менее 50-ти лет). Но в настоящем случае мы видим собственно прекращение брачного союза супругов без права их вступить в новый брак, а не развод, так как последний сопровождается для невинной стороны правом вступления в новый брак.

Подводя итоги всего сказанного, мы должны придти к заключению что в истории бракоразводного института на Руси замечается постепенное стремление к ограничению весьма широкой прежде свободы разводов. Нельзя не заметить при этом что действующее законодательство о разводе зашло в указанном стремлении слишком далеко не допуская развода даже в таких случаях в которых он дозволялся и византийскими императорами, и долгое время у нас в России, как, например, в случае покушения одного из супругов на жизнь другого, разве только виновный супруг будет присужден за это преступление к лишению всех прав состояния (в таком случае развод, как мы знаем, возможен, но уже на другом основании). Не служит поводом к разводу, по действующему законодательству, и жестокое обращение мужа с женою (повод этот, как мы видели, у нас прежде существовал, а для русских подданных католиков и протестантов существует и теперь – для первых как повод к разлучению от стола и ложа). Не может, по действующему праву, получить развода муж, если его жена не только одну, но даже и несколько ночей проводит вне дома. Даже и тогда когда один из супругов страдает какою-либо прилипчивою болезнью для другого супруга нет возможности прекратить брачное сожитие; хотя такое сожитие может угрожать его здоровью и жизни.

Это крайнее ограничение законных поводов к разводу, а также хорошо известная всем неудовлетворительность нашего бракоразводного процесса, вызывают стремление обойти закон всевозможными средствами и часто приводят к весьма печальным явлениям в семейной жизни.

Когда же известный закон не отвечает предъявляемым ему требованиям жизни и является настолько стеснительным и неудобным что на практике приходится обходить его, то это явление указывает на необходимость реформы такого неудовлетворительного закона. Сама жизнь, таким образом, требует изменений в нашем действующем законодательстве о разводе. На обязанности русских канонистов лежит указание точных границ, в пределах которых возможна эта реформа без нарушения основных законов православной церкви.