Правило Стоглаваго собора о двуперстии с исторической точки зрения

Царь Иван Васильевич, между прочим, заявил на Стоглавом соборе: «Христиане крестятся не по существу и крестное знамение не по существу кладут на себе, а отцы духовные о том не радят и не поучают» (Стогл. гл. 5, вопр. 6). В ответ на это заявление царя собор постановил: «протоиереи, священники и диаконы воображали бы на себе крестное знамение крестообразно и по чину, а протоиереи и священники и благословляли бы православных крестообразно же; так же и учили бы своих духовных детей и всех православных христиан, чтобы они ограждали себя крестным знамением по чину и знаменовались крестообразно, чтобы уставливали правую руку для крестного знамения, совокупив большой палец да два нижних перста во едино, а верхний перст с средним совокупив, простерши и мало нагнув. Так святителям и иереям благославлять и возлагать на себе рукою крестное знамение двумя перстами: сначала возлагать на плечо,¹ потом на перси, т. е. сердце, затем на правое плечо, наконец на левое плечо.... Так же подобает и всем православным христианам уставлять руку и воображать на лице своем крестное знамение двумя перстами. Если же кто двумя перстами не благословляет, как и Христос, или не воображает крестного знамения, да будет проклят, – изрекли св. отцы.... Три персты совокупити низу, а два верхнии купно: теми благословити и креститися в божество и в человечество». Затем собор привел, в подтвержение своих слов, сказание о св. Мелетие антиохийском, будто бы благословившем людей на соборе таким именно сочетанием перстов, и учение Феодорита о сложении для благословения и крестного знамения трех перстов во образ Пресв. Троицы и двух перстов во образ двух естеств в Иисусе Христе (гл. 31). Это правило Стоглавого собора, излагающее учение о благословении и крестном знамении то самое, какого доныне держится русский раскол, а не то, какое содержит православная церковь, издавна служило предметом самых жарких пререканий между обличителями раскола и его защитниками. Мы не станем входить в подробности всех этих пререканий, а ограничимся только возможно-кратким рассмотрением спорного правила с исторической точки зрения.

Действительно ли 31-я глава Стоглава, содержащая в себе учение о благословении и крестном знамении, принадлежит Стоглавому собору? Было время, когда сомневались в подлинности самой книги – Стоглав, и думали видеть в ней не соборное уложение, а только черновые записки Стоглавого собора, кем-то измененные впоследствии и дополненные². Но ныне, когда сделались известными две наказные грамоты митрополита Макария, писанные им от лица Стоглавого собора, одна к белому, а другая к монашествующему духовенству России, и заключающие в себе целиком или только в сокращении многие главы из Стоглава, как соборного уложения, сомневаться в подлинности этой книги было бы уже неразумно³. А если так: то надобно признать подлинною и 31-ю главу Стоглава не только потому, что она находится во всех списках его, даже самих древних, но и потому, что она изложена так же в обеих наказных грамотах Макария, писанных от лица собора⁴. Напрасно говорили, будто отцы Стоглавого собора, отвечая прямо на предложение царя о крестном знамении, могли постановить или подтвердить христианам только правило о благочинном ограждении себя крестным знамением, и будто статья о двуперстии и вообще о сложении перстов вовсе не соответствует запросу царя, и след. внесена в 31-ю главу Стоглава не отцами собора, а кем-либо другим⁵. Напротив, статья эта вполне соответствует вопросу царя: «Христиане, сказал царь, рукою крестятся не по существу, и крестное знамение не по существу кладут на себе». Тут, очевидно, два частных указания, и собору следовало дать на них два ответа: первый, как рукою креститься по существу, т. е. как устанавливать руку для крестного знамения, как слагать ее персты, и второй – как крестное знамение по существу класть на себе. К существу крестного знамения собор, по всей справедливости, мог относить не только правильное начертание крестного знамения, но и правильное сложение перстов руки для крестного знамения. Напрасно так же старались доказывать, будто митр. Макарий не мог подписать Стоглава и в нем главы о двуперстии, будто сам этот митрополит держался троеперстия, потому что поместил в своих Чети-минеях известное слово Феодоритово в том виде, в каком оно, по-видимому, благоприятствует троеперстию, и прение Панагиота с азимитом, укоряющее латинян за употребление ими при крестном знамении двух перстов, а не трех⁶. К сожалению, необходимо согласиться, что Макарий подписал Стоглав со статьей о двуперстии, если только Стоглав был подписан присутствовавшими на соборе, отцами, и сам держался двуперстия: потому что, – повторяем, – разослал после собора две наказные грамоты, составленные по Стоглаву и заключающие в себе и учение о двуперстии. Если же Макарий поместил в своих Чети-минеях Феодоритово слово в таком изложении, которое, по-видимому, благоприятствует троеперстию: то – а) в таком же почти изложении слово это помещено и в 31-й главе Стоглава отцами собора, а известно, как оно ими там истолковано; б) и при таком изложении слово это предписывает одно и тоже перстосложение как для крестного знамения, так и для благословения, – что противно православному обычаю. Если Макарий поместил так же в двух книгах своих Чети-миней, декабрьской и июньской, писанных до Стоглавого собора, статью о прении Панагиота с азимитом, в которой первый укоряет последнего: «почто не слагавши три персты..., но твориши крест с обоими персты...»; то в августовской книжке тех же Чети-миней Макария, писанной после Стоглавого собора, это место статьи читается уже так: «и чему, не якоже крестимся, проображаще истинного креста двема персты..., – вы же, окаянии еретицы, не якоже повелеша св. отцы..., крест воображаете вне себя...»⁷. Самый верный взгляд на Стоглавый собор имели отцы большого московского собора, бывшего в 1667 году. Они не отвергали и не заподозривали ни подлинности Стоглава, ни участия в нем митрополита Макария, а прямо выразили мысль, что собор и Макарий в учении о двуперстии и некоторых других предметах, изложенном в книге Стоглав, погрешили, и погрешили «простотою и невежеством»⁸. Ненадобно забывать, что Стоглавый собор был только собор частный или поместный; а частные соборы, как и частные церкви, не изъяты от возможности погрешать; тем более не изъяты от нее частные лица и иерархи, даже самые просвещенные. И как погрешности, допущенные Стоглавым собором и его председателем по простоте и неведению, касаются вовсе не догматов веры, а лишь обрядовой ее стороны, то они и не могут служить для нас препятствием признавать как собор, так и знаменитого святителя Макария, православными.

Но если учение о перстосложении, содержащееся в 31-й главе Стоглава, несомненно принадлежит Стоглавому собору, то как же объяснить происхождение этого учения, откуда и когда оно появилось у нас? Чтобы поставить этот вопрос раздельнее и отвечать на него с возможной отчетливостью, считаем необходимым предварительно сделать два следующие замечания.

Первое замечание: главная, коренная особенность учения, изложенного в 31-й главе Стоглава, состоит в том, что оно заповедует только одно перстосложение и для крестного знамения и для благословения, между тем как православная церковь строго различает, и по внутреннему смыслу, и по внешнему виду, два перстосложения: перстосложение, которое употребляют все верующие для крестного знамения, и перстосложение, которое употребляют пастыри церкви для благословения верующих. Все православно-верующие осеняют себя крестным знамением во имя Пресв. Троицы, и для этого слагают вместе и равно три первые перста правой руки, пригнув два последние: перстосложение это называется троеперстным. Пастыри же православной церкви преподают верующим благословение во имя Господа Иисуса Христа, и для этого слагают персты правой руки так, чтобы они изображали собою первые и последние буквы благословенного имени: ИC. ХС., т. е. Иисус Христос, в частности – совокупляют персты второй и третий, иначе – указательный и средний, так, чтобы второй, простертый, представлял собою букву – И, а третий, простертый и несколько наклоненный, букву – С, первый же или большой палец совокупляют с двумя последними так, чтобы он пересекая четвертый палец, представлял вместе с ним букву – X, а пятый перст или мизинец, простертый и несколько наклоненный, представлял при них букву – С: это перстосложение называется именословным. Если сравним с двумя этими перстосложениями так называемое двуперстное перстосложение, которое утверждено Стоглавым собором и доселе содержится нашими раскольниками, то увидим, во-первых, что, по внешнему виду, оно, различаясь вполне от троеперстного, имеет большое сходство с именословным: ибо, учит слагать два перста, указательный и средний, совершенно так, как они слагаются в именословном, а три остальные перста – совокуплять довольно близко к тому, как они совокупляются в именословном, – и это сходство, очевидно, простирается до того, что именословное перстосложение не без основания можно назвать двуперстным, двуперстное же признавать за именословное, только не совсем точное или испорченное. А во-вторых, увидим, что, по внутреннему смыслу, двуперстное перстосложение старается совместить в себе оба православные перстосложения: ибо учит слагать и три перста во имя Пресв. Троицы, согласно с троеперстным, и два перста во имя Иисуса Христа или двух естеств в Нем, согласно с именословным. Но не это собственно важно для нас в настоящем случае; важно то, что, как мы уже сказали, Стоглавый собор и для крестного знамения и для благословения заповедует одно перстосложение, а церковь православная – два различных, и след. вопрос о времени происхождения этого перстосложения, заповедуемого Стоглавом, может быть, прежде всего, выражен так: одно ли или два различных перстосложения употреблялись в православной церкви для крестного знамения и благословения во времена предшествовавшие Стоглавому собору?

Второе замечание: перстосложение, заповедуемое 31-ю главою Стоглава, несправедливо или по крайней мере не точно называется двуперстным: оно есть вместе и троеперстное. Стоглав учит слагать для крестного знамения и благословения не только два перста, но и три, и даже о сложении трех перстов во имя Пресв. Троицы говорит прежде, а уже потом о сложении двух перстов для означения двух естеств во Христе. Правда, самое крестное знамение должно быть начертываемо, по Стоглаву, двумя перстами правой руки, но при этом непременно должны быть совокуплены во едино и три остальные перста правой руки, так что, если бы кто стал креститься или благословлять только двумя перстами своей десницы, а трех остальных перстов ее не совокуплял во едино, или слагал их как-нибудь иначе, или совсем не слагал, такое благословение и такое крестное знамение были бы, по Стоглаву, неправославными, недозволительными. Следовательно вопрос наш не в том, с какого времени начали в церкви креститься или благословлять двумя перстами, а в том, с какого времени начали для крестного знамения употреблять двуперстное и вместе троеперстное перстосложение, проповедуемое Стоглавом, с какого времени это двуперстно-троеперстное перстосложение начали употреблять не для одного только крестного знамения, или не для одного благословения, а равно и для того и для другого.

Сохранилось непререкаемое свидетельство, что в первой половине XV века у нас, как и в Греции, употреблялись два различных перстосложения, одно для благословения, а другое для крестного знамения, – свидетельство, которое должно иметь полную силу и для последователей Стоглава. В Степенной книге, пересмотренной и дополненной под непосредственным руководством самого митрополита Макария, и даже по списку ее, писанному еще при его жизни, два раза изложен следующий рассказ: однажды митрополит Фотий (1410‒1431) посетил Симоновскую обитель и, обходя монастырские службы, зашел в пекарню и здесь увидел инока Иону, который незадолго перед тем от многого труда, воздержания и непрестанной молитвы уснул, и «десную свою руку на главе своей держаше согбену, яко благословяше ею. Святитель со удивлением зряше нань и не повеле никомуже разбудити его, и, пророчествуя о нем, глаголаше: разумейте, о чада, яко инок сей Иона будет велик святитель во странах русския земли» и проч., – что впоследствии и исполнилось⁹. Почему это митрополит Фотий удивился при виде спящего Ионы? Почему изрек пророчество, что он будет великим святителем? Потому единственно, что Иона, простой инок, неимевший права благословлять, держал десную руку свою «согбену, яко благословляше ею». Да как же Фотий мог бы узнать по согбению руки Ионы, что он «яко благословляше ею», если бы перстосложение святительское и иерейское для благословения не отличалось тогда от перстосложения всех верующих для крестного знамения, а было одно и то же? В таком случае Фотию, при виде спавшего Ионы, всего естественнее могло бы придти на мысль, что, верно, инок, как молился пред сном, так и заснул, усталый, с тем же молитвенным перстосложением, и не было бы повода ни удивляться, ни предсказывать о будущем святительстве Ионы. Необходимо согласиться, что во дни митрополита Фотия, который, как известно, пришел к нам из Греции и хорошо знал обычаи православной церкви, в ней действительно употреблялись два различных перстосложения, одно для благословения, а другое для крестного знамения. А вслед за тем необходимо допустить, что одно и то же перстосложение для крестного знамения и благословения, проповедуемое Стоглавом, могло получить свое начало отнюдь не прежде, как во второй половине XV в. Впрочем, это только общее и далеко недостаточное решение вопроса. Обратимся к подробностям.

Какое перстосложение употреблялось в церкви православной собственно для крестного знамения до времен Стоглавого собора?

В первые века христианства не видим между христианами одного определенного перстосложения для крестного знамения. Св. Иоанн Златоуст (IV в.) учил креститься перстом¹⁰, и об этом обычае креститься одним перстом упоминают св. Епифаний, современник Златоуста, и потом блаж. Иероним, блаж. Феодорит кирский, Созомен (V в.), св. Григорий Двоеслов и Иоанн Мосх (VII в.), повествуя о разных православных христианах, подвижниках и святых, творивших крест таким образом¹¹. А св. Кирилл иерусалимский, так же отец четвертого века, учил совершать крестное знамение перстами, всего вероятнее, тремя: так как оно совершалось тогда, по ясному современному свидетельству св. Ефрема Сирина, во имя Пресв. Троицы¹². Других сведений относительно перстов для крестного знамения не встречается у писателей первых восьми веков хр. церкви: потому, без сомнения, что тогда этим вопросом намеренно не занимались. Из тех же немногих свидетельств, высказанных мимоходом и как бы случайно, на которые мы указали, можем вывести следующие заключения: а) хотя обычай знаменаться образом креста, по словам св. Василия Великого, отца IV века, христиане прияли несомненно от предания апостольского; но апостолы, верно, не заповедали христианам одного определенного перстосложения для крестного знамения: иначе это перстосложенние сохранялось бы неизменно в первенствующей церкви, и в IV веке не могли бы креститься безразлично, и одним перстом, и перстами¹³; б) если бы учение о перстосложении, проповедуемое Стоглавом, существовало в первые века христианства с грозными словами: «аще кто не знаменуется двема персты, да будет проклят», – то этому проклятию подлежал бы и св. Иоанн Златоуст, подлежали бы и другие православные христиане, подвижники и святые, крестившиеся одним перстом; в) если во дни блаж. Феодорита, святительствовавшего в городе Кире, существовал обычай креститься одним перстом, и если сам Феодорит говорит о святых крестившихся только перстом, и в том числе о преп. Маркиане, происходившем из того же города Кира, – то уже по одному этому блаж. Феодориту кирскому не может принадлежать известное слово о сложении трех и двух перстов, приводимое Стоглавом и оканчивающееся словами: «тако достоит креститися и благословити, тако святыми отцы указано и узаконено».

Не прежде, как к концу IX или в начале X столетия встречаем еще свидетельство о перстах для крестного знамения, относящееся, впрочем, не ко всей хр. церкви, а только к одной стране – Сирии. Илия Гевери, несторианский митрополит Дамаска (с 893 г.) и пред тем бывший несторианским же епископом в Иерусалиме, доказывая в своем сочинении, что все три существующие в Сирии отделы или общины христиан – Яковиты, Несториане и Мелхиты в сущности веры будто бы согласны между собою и разнятся только в образе выражения своей веры, между прочим, говорит: «а что в изображении знамения креста они между собою весьма мало согласуются..., это нимало не вредит согласию и единомыслию. Так Яковиты (монофизиты) единым перстом знаменуют себя крестом, переходя от левой руки к правой, чем исповедуют свою веру во единого Христа, который, умерши на кресте, исхищенных от шуия части, т. е. от греха, перенес к десной, т. е. к благодати. Равным образом Несториане и Мелхиты, когда двумя перстами начертывают образ креста от правой руки к левой, то исповедуют свою веру, что на кресте Божество и человечество были соединены вместе, что крест был виною нашего спасения, и от него вера от десной части произошла и неверие или заблуждение от шуия отгнано»¹⁴. Не станем сомневаться, что под Мелхитами Илия разумеет православных христиан – сирийцев, усвояя им совершенно православные верования и о лице Спасителя и о Богоматери, – хотя есть основание сомневаться: так как современный Илие православный митрополит Кизический Димитрий, писавший к императору Константину Порфирородному (911‒919) о тех же Яковитах и Мелхитах, называет последних прямо еретиками¹⁵. Согласимся даже, что двуперстие для крестного знамения не вымирало между православными в Сирии еще и в XII столетии, как можно заключать из известных слов монаха Петра Дамаскина (т. е. из Дамаска), писавшего около 1157 года, столько излюбленных нашими раскольниками: «начертанием честного и животворящего креста отгоними суть беси и различнии недузи..., яко два перста убо и едина рука являют распятого Господа нашего И. Христа, во двою естеству и едином составе познаваема»¹⁶. Но утверждаем решительно, что это двуперстие сирийских христиан совсем не то перстосложение, какое заповедует Стоглав, и раскольники наши напрасно ссылаются на Петра Дамаскина: а) Сирийцы крестились двумя перстами, но не слагали при этом и трех перстов, и Петр Дамаскин говорит только о двух перстах и единой руке в знамение двух естеств во едином лице нашего Спасителя, вовсе не упоминая о сложении трех перстов во имя Пресв. Троицы; а Стоглав учит слагать для крестного знамения и три перста во имя Пресв. Троицы и вместе два перста в знамение двух естеств во Христе; б) Сирийцы слагали два перста только для крестного знамения, а Стоглав заповедует свое троеперстное и вместе двуперстное перстосложение не только для крестного знамения, но и для благословения; в) сложение только двух перстов для крестного знамения, без сложения в то же время и трех перстов, пред судом Стоглава, как мы уже заметили, должно считаться неправославным, недозволительным; г) если допустить, что двуперстие заимствовал Стоглав от Сирийских христиан, то от кого же заимствовал он свое троеперстие?

Остальныя достоверные свидетельства о сложении перстов для крестного знамения, употреблявшемся в православной церкви, в Греции и России, с X до половины XVI столетия, все говорят о православном троеперстии. Разумеем – а) св. мощи подвижников XI‒XII в., нетленно почивающих в киевских пещерах, и именно – преп. Ильи Муромца и Иосифа многоболезненного, у которых три первых перста правой руки соединены, хотя неравно, но вместе, а два последние, безыменный и мизинец, пригнуты к ладони, и преп. Спиридона, у которого три первые перста соединены даже совершенно равно, а два последние пригнуты¹⁷; б) известные уже нам слова греческого философа Панагиота, который, во дни греческого императора Михаила Палеолога, имел в Константинополе торжественное прение с двенадцатью латинскими философами, присланными папою Григорием X (1271‒1276) и, между прочим, укорял их за то, что они не кладут на себе истинного креста тремя перстами, как кладут православные, а двумя¹⁸; в) наконец свидетельство Солунского иподиакона Дамаскина Студита, бывшего впоследствии митрополитом Навпакты и Арты, который в одном из поучений своих, изданных им самим еще в 1528 г., в Венеции, говорит следующее: «каждый благочестивый христианин для крестного знамения сперва да совокупляет три перста в означение Св. Троицы, великий палец и два другие, которые близ него, потом да полагает их, первое, на челе своем, второе, на чреве своем, третье, на правом плече и, четвертое, на левом». Не излишним считаем присовокупить, что эти поучения, после первого издания, были издаваемы много раз (в последний – в 1844 г.), и всегда пользовались между православными греками великим уважением¹⁹.

Таким образом из всех достоверных свидетельств (о недостоверных не говорим, каковы свидетельства от икон, писанных красками, будто бы весьма древних, но не раз поновлявшихся, или представляющих перстосложения изображенных на них лиц крайне неотчетливо и неясно, возбуждающие только нескончаемые споры)²⁰ оказывается, что в церкви православной до времен Стоглавого собора никогда не употреблялось, собственно для крестного знамения, то двуперстное и вместе троеперстное перстосложение, какое под клятвою заповедал этот собор²¹.

Какое перстосложение употреблялось в церкви православной собствено для благословения до времен Стоглаваго собора? Ограничимся и здесь указанием на свидетельства только достоверные, неподлежащие соммнению.

На мозаических иконах знаменитого собора цареградского, которые недавно сделались известными по самому верному и беспристрастному описанию одного ученого иностранца, и по самым точным копиям, им же снятым, мы находим до одиннадцати благословляющих рук – самого Спасителя и некоторых пророков, апостолов и святителей, и все эти руки имеют перстосложение именословное, одни – строго и явственно именословное, другие – менее строго и явственно; но нет ни одной руки, у которой было бы перстосложение двуперстное-старообрядческое, т. е. у которой бы «три персты, больший, безымянный и мизинец, были равны вкупе». Вот пред нами свидетельство о перстосложении для благословения в греческой церкви от VI до половины XV века: потому что, хотя большая часть мозаических икон софийского цареградского собора принадлежат несомненно времени самого храмоздателя, императора Юстиниана, но некоторые следует относить уже ко времени императора Василия Македонянина (IX в.), наложившего на них новую мозаику, а немногие – даже ко времени последнего греческого императора Иоанна. Палеолога (XV в.), старавшегося так же о возобновлении мозаик в храме²².

Словесных свидетельств о перстосложении для благословения, употреблявшемся в Греции, известно два: одно принадлежит патриарху константинопольскому Герману – VIII в., другое – неизвестному греку XII века. Св. Герман, в своем истолковании церковных служб, имея в виду господствовавшее тогда мнение, что второе пришествие Спасителя последует по истечении 1000 лет от рождества Его, или 6500 лет от сотворения мира, говорит, что это мнение выражает архиерей самым сложением перстов своей руки, когда благословляет народ во время литургии по прочтении евангелия: потому что сложение перстов благословляющей архиерейской руки, если персты переложить на числа, означает 6500. Но для того, чтобы сложение перстов руки могло означать 6500, оно должно быть непременно именнословное²³. Неизвестный грек XII в., в своей статье против латинян, содержащей перечень их заблуждений, между прочим написал в обличение их архипастырей следующее: «некоторые из них пятью перстами как-то благословляют и пальцем лице знаменают, подобно монофелитам, между тем как персты в знаменованиях должны быть располагаемы так, чтобы чрез них означались два естества и три Лица, как показал Христос, когда возносясь на небеса, воздвиг руки свои и благословил учеников»²⁴. Тут уже ясно указывается для благословения сложение и двух, и вместе трех перстов, которое, если не по внешнему виду, вовсе здесь не обозначенному, то по внутреннему смыслу, совершенно похоже на утвержденное Стоглавым собором. Правда, последняя половина приведенного нами свидетельства из статьи неизвестного грека находится только в латинском ее переводе, хотя и очень древнем, но не находится в славянском переводе этой самой статьи, которая еще с ХIII-го века и до XIX постоянно помещалась в наших кормчих, рукописных и печатных, под заглавием: «о фрязех и о прочих латинах». Здесь рассматриваемое свидетельство грека против латинян читается так «(тии же святители....) пятью перст страною некако благословляют и последи палцемь лице прекрещають», – и только, а всех последующих слов о сложении перстов для означения ими двух естеств и трех Лиц, вовсе нет²⁵. Дело несбыточное, чтобы славянский переводчик позволил себе намеренно исключить эти слова, если бы они находились в греческом подлиннике и особенно если бы они выражали собою общее верование и общий обычай православной церкви касательно сложения перстов для святительского благословения. Гораздо сбыточнее, что они прибавлены к статье, в том или другом списке ее, каким-либо греком, державшимся выраженного в них мнения, как мнения частного, и что с такого-то списка с прибавлением, статья и переведена на латинский язык, может быть, даже тем же греком, судя по крайнему неискусству перевода. Но во всяком случае надобно допустить, что, по крайней мере, в виде частного или местного обычая, такое двуперстное и вместе троеперстное перстосложение для благословения где либо существовало в Греции в XII веке.

В России есть свой знаменитый Софийский собор, киевский, в котором сохранились и мозаические иконы, и фрески XI века. На этих иконах и фресках, по «самым беспристрастным свидетельствам, можно различать троякое перстосложение благословляющих рук: а) строго-именословное, б) весьма и даже совершенно близкое к двуперстному – старообрядческому (которое, впрочем, как мы заметили выше, можно вообще считать и за неточное-именословное и могло зависеть просто от неискусства иконописцев), и в) какое-то неизвестное, в котором указательный палец и мизинец простерты, средний и безъименный вогнуты внутрь ладони, а большой палец или не виден за ладонью, или простерт²⁶. На некоторых саккосах наших святителей Петра, Алексия, Киприана, Фотия, на некоторых древних священных сосудах, евангелиях и греческих гривнах встречаются, кроме именословного, более или менее строгого, и другие очень различные перстосложения для благословения, совсем не похожие ни на именословное, ни на двуперстное-раскольническое, которые так же, вероятно, иногда употреблялись или допускались в церкви, если не предположить, что все это разнообразие в изображениях благословляющих рук зависело от неискусства мастеров и художников²⁷. В ризнице Троицко-Сергиевой лавры доселе хранится пелена, пожертвованная современным митр. Фотию В; к. московским Василием Дмитриевичем (1359‒1425) на гроб преп. Сергия с изображением на ней самого преподобного: здесь благословляющая рука чудотворца Сергия изображена с явственным и точным перстосложением именословным, и это изображение, шитое, остается доселе неизменным²⁸. Вот какое, значит, перстосложение употреблялось у нас для благословения при м. Фотие!

Общий вывод представляется сам собою: в числе перстосложений употреблявшихся в православной церкви в течение первых XV веков, собственно для благословения, находилось и то, или весьма близкое к тому, которое утверждено Стоглавым собором. Но повторяем: собственно для благословения.... А как же могло случиться, что это самое перстосложение стали употреблять вместе и для крестного знамения и когда это случилось? Каким образом, вместо двух различных перстосложений, употреблявшихся у нас еще в первой половине XV в. при митрополите Фотие для благословения и для крестного знамения, могло возникнуть и потом распространиться и приобрести силу только одно перстосложение для той и другой цели, так называемое двуперстное, утвержденное Стоглавым собором? Припомним сказанное нами прежде, что это двуперстное перстосложение, по внешнему виду, имеет сходство с именословным и в сложении собственно двух перстов, указательного и среднего, даже совершенное сходство, а по внутреннему смыслу старается совместить в себе оба перстосложения, и именословное, и троеперстное: итак, не из них ли непосредственно и возникло оно самым естественным и неприметным образом? Какому-нибудь грамотею, любившему поумствовать, легко могло придти на мысль, зачем это в церкви употребляются два разных перстосложения для благословения и крестного знамения, когда совершенно удобно совместить их в одно, без всякого нарушения их внутреннего смысла? Для благословения слагаются все пять пальцев правой руки, во имя Иисуса Христа, и выражают собою ИС. ХС.; а совершенно достаточно слагать только два перста, указательный и средний, выражающие собою ИС., во имя Иисуса, в двух его естествах. Для крестного знамения слагаются три первые перста правой руки во имя Пресв. Троицы, а можно слагать во имя Пресв. Троицы и те самые три перста правой руки, которые при благословении слагаются для означения имени Христа – ХС., т. е. большой палец с безыменным и мизинцем. И выйдет из двух перстосложений одно, с сохранением их знаменований. Родившись в голове какого-либо грамотея, такая мысль, как согласная с духом православия, могла найти сочувствие и между другими, подобными же грамотеями, и через них мало по малу распространяться. Или дело совершилось еще проще: какой-либо благочестивый христианин, рассуждая о различии между тем перстосложением, которое употребляют пастыри церкви для благословения верующих, и тем, которое употребляют все верующие для крестного знамения, мог остановиться на соображении, что первое перстосложение, как употребляемое пастырями церкви, должно быть более священным и более сильным пред Богом, а вслед за тем перейти к выводу, что гораздо лучше и целесообразнее это же самое пастырское перстосложение употреблять и всем верующим для крестного знамения. И эта мысль, подобно изложенной нами выше, как не противная вере и благочестию, могла также найти себе последователей между верующими и послужить началом для постепенного распространения двуперстно-троеперстного перстосложения и для крестного знамения, по крайней мере, в виде частного обычая.

Как бы то ни было впрочем, верны или неверны высказанные нами предположения, – но необходимо допустить, что если не раньше, то и не позже второй половины XV века у нас появились уже ревнители учения, что для благословения и крестного знамения должно употреблять одно и то же сложение перстов, двух и трех: появились именно у нас, а не в Греции, где, как мы видели, даже в начале XVI в., еще продолжали учить верующих креститься только тремя перстами. Эти ревнители, для распространения своего излюбленного учения, старались приискивать разные книжные доказательства, и один из них не смутился даже составить сам подложное слово (дело тогда у нас довольно обыкновенное!) под именем св. Феодорита, како благословити и креститися, в котором, изложив учение о сложении трех перстов во образ Пресв. Троицы и о сложении двух перстов для означения двух естеств во Христе, без объяснения впрочем, каких именно перстов, в заключение прибавил: «тако святыми отцы указано и узаконено». Слово несомненно подложное и вовсе не принадлежит блаж. Феодориту, епископу кир- скому; но тогда у нас не знали по-гречески, не умели отличить подлинных сочинений отеческих от подложных, а с благоговением принимали все, что выдавалось, от имени св., отцов²⁹, – и вот к концу XV в. мнимое слово Феодорита, как благословити и креститися, переписывалось уже и в кормчие книги и в другие сборники³⁰. Недовольствуясь одним словом Феодорито-вым, в то же время стали ссылаться в подтверждение своего учения, еще на искаженную повесть о св. Мелетии антиохийском. По греческим историкам, в ней рассказывалось, что Мелетий, когда православные просили его на антиохийском соборе выразить кратко учение о единосущной Троице, показал сначала три перста, а потом, два из них пригнув, простер один и изрек: трех разумеем, а говорим как об одном³¹. В наших древних Прологах, под 12 числом февраля, повесть эта излагалась не одинаково, например, в прологе XIV века – так: «(Мелетий) три показа им персты и не бысть им знамения, потом совокупль я и, един пригнув, благослови люди, и изыде от него огнь, яко молньи, и достохвалныи он испусти глас: трие убо разумеем, о едином же беседуем» (Импрск. публ. библ., Древлехран. Погодин., № 59, пергам.); в Прологе начала XVI века – так: «три показа имь персты и...., потом два совокупль, а един протягнув, благослови»... и проч. (тойже библ, и Древлехран., № 618). В обоих этих Прологах сказание передается еще довольно близко к греческим подлинникам. Но в Прологе, писанном в 1432 г. в Новгороде, читаем: «три показа...., потом два совокупль, а един пригнув, благослови»... (тойже библ., в лист., отд. I, № 48, пергамен.); тоже самое – и в Прологе 1481 года (тойже библ., в лист., отд. I, № 311). Наконец, в одном Сборнике к концу XV в. на эту повесть ссылаются уже в подтверждение учения о двуперстии и в ней излагается, будто св. Мелетий сначала «показа персты три...., и не бысть знамения; посем же два совокупль, а трети пригну и благослови люди, и изыде от него яко огнь молнии, – достохвальный он испусти глас: трие убо разумеем, о едином же беседуем»³². Искажение очевидное! Но и этим не ограничились, а тогда же изобрели еще третье основание для учения о двуперстии, сделав новую порчу. В наших рукописных кормчих и других рукописях, не раньше, впрочем, XV в., встречается чин принятия Хвалисян (армян) и других еретиков, обращающихся к православию; в этом чине, между прочим, находится такая статья: «иже не крестит (т. е. не благословляет) двема перстома, якоже и Христос, да будет проклят». Речь тут, без сомнения, только о благословении, а вовсе не о крестном знамении, – ибо Христос только благословлял, но сам не крестился, – и статья имела целью оградить против еретиков православное, т. е. именословное перстосложение, которое, по двум наиболее выдающимся в нем перстам, может называться и двуперстным. Но к концу XV века в некоторых наших Сборниках, статья эта излагалась уже в следующем виде: «иже не крестится или не знаменуется двумя персты, якоже и Христос (Христот крестился!), да есть проклят³³. Таким образом к концу XV века уже придуманы были все три доказательства, на которых потом Стоглавый собор утвердил свое постановление о сложении трех и двух перстов для благословения и крестного знамения, хотя нельзя не заметить, что как второе доказательство (сказание о Мелетие), так и третье, даже в своем искаженном виде, вполне не соответствуют цели: они вовсе не говорят о сложении трех перстов, – чего требует Стоглав, а говорят только о двух перстах; второе же вовсе не говорит и о крестном знамении, упоминая лишь о благословении.

Достойно замечания, что ни в одной из этих трех статей не определено еще, какие три перста совокуплять во образ Пресв. Троицы и какие два во образ двух естеств во Христе; но к концу того же XV века сделана была и попытка определить эти персты, которая гласила, что надобно слагать персты – верхний с двумя дольними во образ Троицы, а два верхнейших – в божество и человечество. Такая неумелость и неискусство в наименовании самих перстов, двух и трех, для крестного знамения, и вообще в изложении учения об этом предмете, какие мы видим здесь у неизвестного автора и сейчас увидим у других писателей, из которых каждый называл персты по своему и неудачно, всего яснее свидетельствуют, что тогда это учение было еще очень ново и что для точного выражения его еще не уяснились понятия, не выработался язык, не установилась терминология³⁴. Да и на что потребовались все эти доказательства в пользу двуперстия и вместе троеперстия, если бы такое перстосложение не было в то время у нас «новшеством» и всеми упореблялось? Очень естественно, что находились тогда и между грамотеями люди, которые старались отстаивать два прежних, издревле существовавших в нашей церкви, перстосложения, одно для крестного знамения, а другое для благословения, и говорили: «яко подобает креститися треми персты, а благословити двема», – для чего указывали даже на то, что в самом слове Феодоритовом сперва говорится о трех перстах, а потом о двух; но ревнители двуперстия оставались непреклонными в своем мнении и отвечали им уклончивыми и невразумительными толкованиями³⁵.

В таком виде учение о двуеперстии перешло в XVI столетие, и в самом начале этого столетия Феодоритово слово находим в одном хронографе, а все три статьи – и Феодоритово слово, и сказание о Мелетии, и проклятие на некрестящихся двумя перстами, – в одной следованной Псалтыри³⁶. В первой четверти столетия, если не прежде, автор «Домостроя» внес Феодоритово слово в свое сочинение без всяких перемен, но от себя пояснил, что три перста во образ Троицы суть крайний да два нижних, а два перста во образ двух естеств во Христе – средний и другой при нем³⁷. Затем слово Феодоритово поместил в «Сборнике» своих сочинений и сам митрополит Даниил (1522‒1539), и уже в таком виде: «сице благословити рукою и креститися: три персты равно имети вкупе, большой да два последних, по образу Тройческому..., а два перста имети наклонена, а не простерта..., вышний перст образует божество, а нижний перст образует человечество»... и проч., т. е. поместил со внесением пояснения о перстах в самый текст слова³⁸. Вопрос о крестном знамении считался тогда делом величайшей важности, и известный старец Псковского Елеазарова монастыря Филофей, в своем послании к вел. князю Василию Ивановичу (1505‒1533) указывал ему, как на первую задачу его царствования, чтобы он научил своих подданных правильно полагать на себе крестное знамение, чего многие из них не делали, – хотя о перстосложении здесь прямо не говорится и невидно, какого перстосложения держался сам Филофей³⁹. Обращались с этим вопросом и к Максиму греку, и он, будто бы, подобно митр. Даниилу, стоял за двуперстие и отвечал согласно со словом Феодоритовым, наименовав, по своему, самые персты («совокуплением триех перстов, сиречь пальца и еже от средняго и малаго тайну исповедуем богоначальных триех Ипостасей...., протяжением же долгаго и средняго сошедшася два естества во Христе»....),, – если только не предположить, что сказание Максима о крестном знамении испорчено еще первым собирателем его сочинений, вскоре после его смерти⁴⁰.

Таким-то образом еще до Стоглавого собора в продолжение, может быть, целого столетия, мало-помалу подготовлялось и распространяемо было у нас учение о двуперстии нашими книжниками и грамотеями: неудивительно, если и успело оно приобрести себе жарких последователей и приверженцев преимущественно между книжными же людьми. Но в массы народа оно не проникало, или проникало весьма мало: там продолжали креститься по старому, тремя перстами, как научились от предков. Это засвидетельствовал сам царь на Стоглавом соборе, когда сказал: «христиане рукою крестятся не по существу», что означало: «христиане рукою крестятся не двумя перстами», как и поняли царя отцы собора, и потому постановили известное правило о двуперстии для пастырей и мирян. И, замечательно, царь не сказал: «некоторые христиане»..., а сказал вообще: «христиане рукою крестятся не по существу». Это показывает, как велико еще было тогда число держащихся троеперстия. Происходили ли на Стоглавом соборе разногласия и споры по вопросу о перстосложении для благословения и крестного знамения? Сведений об этом не сохранилось никаких; но сомнительно, чтобы происходили: так как на соборе присутствовали все лица, более или менее, книжные, которые знали, что написано об этом предмете в употреблявшихся тогда свидетельствах, и притом написано от имени св. отцов, и привыкли верить всему написанному. Гораздо вероятнее, что члены собора, без долгих колебаний, постановили свое знаменитое правило о двуперстии и, в основание своего определения, «по простоте и невежеству», привели и слово Феодоритово, нимало не подозревая его подложности, и повесть о св. Мелетие, не замечая в ней очевидного искажения, и столько же искаженную статью с проклятием на некрестящихся двумя перстами, которую изложили в своем определении даже два раза, сперва так: «аще кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестнаго знамения, да будет проклят», а чрез несколько строк так: «иже кто не знаменуется двема персты, якоже и Христос, да есть проклят». Вот как, наконец, учение о двуперстии, столько времен проводившееся у нас только путем книжным, достигло своей высшей силы: – утверждено целым собором и даже возведено на степень догмата, ограждено проклятием! Это проклятие в деле совершенно обрядовом, узаконявшее для всех и навсегда одно только двуперстие для благословения и крестного знамения и поразившее анафемою всех православных – греков, русских и прочих, которые употребляли другое перстосложение, было величайшею ошибкою Стоглавого собора. Рано или поздно, оно неизбежно должно было вызвать, и действительно вызвало, через столетие с небольшим, новое проклятие, но только павшее уже на крестящихся двумя перстами по Стоглаву, и послужило хотя отдаленною, но самою коренною и главнейшею причиною русского раскола.

Теперь, казалось, уже не нужно было для распространения учения, утвержденного собором, употреблять порчи прежних сочинений, хотя и от этого не отказывались⁴¹; теперь за распространение двуперстия принялись сами духовные власти. Митрополит Макарий рассылал свои наказные грамоты по всей России, к духовенству белому и монашествующему, с наставлениями о двуперстии; все епархиальные архиереи обязаны были иметь у себя книгу Стоглав и ею руководствоваться; к тому же обязывались и все поповские старосты (благочинные) и местные соборы⁴². Есть, однакож, свидетельства, что и теперь, несмотря на все влияние духовенства, учение о двуперстии, особенно в начале, имело мало успеха⁴³; что троеперстия продолжали держаться по местам в некоторых наших обителях⁴⁴; что и под конец XVI столетия троеперстие для крестного знамения употреблялось еще, хотя уже вместе с двуперстием⁴⁵. Есть прямые и неоспоримые свидетельства, что даже в начале XVII в. троеперстие для крестного знамения не только не было вытеснено у нас, но оставалось еще господствующим в России, как и в Греции. Иностранец Петрей, родом Швед, который, по его собственным словам, несколько раз бывал в России, еще при Борисе Годунове (1598‒1604) и последующих царях до Михайла Феодоровича, послом от своего государя, несколько лет жил между русскими, тщательно наблюдал их веру и обряды и вносил в свою, летопись лишь то, что видел своими глазами, вот как описывает крестное знамение у русских: «в домах у москвитян, как бедных, так и богатых, есть живописные образа.... при всяком входе и выходе они кланяются и крестятся пред образами...; особливо когда идут спать, встают с постели, выходят из-за стола или из дому, и опять входят в него, они наклоняют голову и крестятся три раза, тремя согнутыми перстами, большим указательным и самым длинным»....⁴⁶. А о греках вот что говорит ученый грек Христофор Ангел, уроженец пелопонесский, который, вследствие гонений за веру, принужден был в 1608 г. удалиться в Англию и там издал впоследствии небольшое сочинение о своих соотечественниках: «когда входят они в церковь, каждый идет на свое место и, ставши, снимает шапку или головной убор, и соединяет три перста правой руки, т. е. первый перст и второй и третий вместе, знаменуя, что Бог есть святая Троица, и полагает три соединенные перста сперва на челе, в знак того, что св. Троица находится на небе; а потом полагает на чреве в означение того, что Сын Божий и Слово сошел на землю и воплотился, и распят был, и умер за наши грехи; далее полагает на правом плече, показывая, что Он возшел из ада и воссел одесную Отца; наконец полагает на левом плече, выражая (мольбу), чтобы Он не оставил нас ошуюю (на страшном суде), но избавил нас от левой страны»⁴⁷. Спросим теперь последователей Стоглава: каким же это образом могло случиться, что в начале XVII столетия троеперстие для крестного знамения было господствующим и в Греции и даже в России, если справедливо, как вы утверждаете, что не только со времени Стоглавого собора, но и прежде его и вообще изначала в церкви православной употреблялось только одно истинное перстосложение – двуперстное?