Высокопреосвященный Сергий [Ляпидевский], митрополит Московский и Коломенский

(† 11 февраля 1898 г.)

Февраля 11 дня сего 1898 года в 4 часа пополудни, в Петербурге, на чреде служения, скончался, после продолжительной болезни, высокопреосвященнейший Сергий, митрополит Московский и Коломенский, священно-архимандрит Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, с 1884 года состоявший почетным членом Московской духовной академии.

Высокопреосвященнейший митрополит Сергий, в мире Николай Яковлевич Ляпидевский, родился 9 мая 1820 года в городе Тула, где его родитель, Иаков Иродионович Каркадиновский, в то время состоял священником при Богородице–Рождественской, или иначе, Пречистенской церкви, а позже был ключарем местного кафедрального собора и умер в 1855 году в сане протоиерея. Фамилию Ляпидевский Николай Яковлевич получил по матери, брат которой, его дядя, известный впоследствии Московский протоиерей Павел Степанович Ляпидевский († 1891 г.), был магистр VIII курса (выпуска 1832 года) Московской духовной академии. И так как этот дядя его, по окончании курса академического, некоторое время был профессором Вифанской духовной семинарии, то и племянник его некоторое время (в 1834–1835 годах) учился, под руководством дяди, в Вифанской духовной семинарии, а доканчивал курс (1836–1840 гг.) в родной, Тульской семинарии, и отсюда, как лучший воспитанник, в 1810 году был послан, для довершения образования, в Московскую духовную академию. В 1844 году, пред самым окончанием академического курса, именно 24 июня Н. Я. Ляпидевский, согласно прошению, пострижен был в монашество с именем Сергия, данным ему в честь почивающего в Троицкой Лавре преподобного Сергия. Вскоре после выпускных экзаменов, 20 июля, новопостриженный рукоположен был в иеродиакона, а 6 августа того же 1844 года в иеромонаха самим митрополитом Филаретом, который все это время пробыл в Сергиевой Лавре. Как один из лучших воспитанников своего курса, считающего в числе своих питомцев – из архипастырей – доселе здравствующих архиепископов – Харьковского Амвросия (Ключарева) и бывшего Кишиневского Неофита (Неводчикова) и скончавшихся: епископов – Самарского Серафима († 1891), Муромского Андрея († 1868), Томского Платона (1876), Томского же Петра († 1889) и Угличского Амфилохия (1893), – из профессоров Московской и Казанской духовных академий – протоиереев И. М. Богословского-Платонова († 1870), С. И. Зернова († 1886), С. К. Смирнова (1889) и Д. И. Кастальского († 1891) и др., иеромонах Сергий с 30 октября 1844 года оставлен был при самой академии в должности бакалавра. При этом сначала он предназначен был к преподаванию греческого языка в высшем отделении и библейской ветхозаветной истории¹; но затем ему поручено было преподавание нравственного и пастырского богословия, на каковой кафедре он и состоял целых 13 лет, до назначения своего на должность ректора академии в 1857 году, когда, по обычаю тех времен, он должен был принять на себя преподавание догматического богословия.

Между тем вскоре по назначении на должность бакалавра, именно 25 октября 1845 года иеромонах Сергий был утвержден в степени магистра богословия за свое, напечатанное еще в 1844 году (в Москве), курсовое сочинение, под заглавием: 0 поминовении усопших.

Будучи еще бакалавром и в сане иеромонаха, отец Сергий 25 апреля 1848 года назначен был на должность инспектора академии, на каковой должности 15 января 1850 года возведен был в сан архимандрита и в звание экстраординарного профессора (в 1851 г.), а в 1855 году, по представлению митрополита Филарета, награжден орденом св. Анны 2 степени².

Кроме исполнения обязанностей по должностям профессора и инспектора, архимандрит Сергий исполнял обязанности по званию члена духовно – цензурного Комитета, состоявшего тогда при Московской духовной академии, равно и другие, возлагаемые на него, поручения, как, например, по ревизии духовно-учебных заведений Московского духовно-учебного округа³, по рассмотрению относившихся к специальности его кафедры сочинений⁴, и т. п. при чем особенно много труда, а по временам и неприятностей доставляла ему должность цензора. Трудность исполнения обязанностей по этой должности увеличивалась от строгости требований, которые предъявлял к одобряемым для напечатания произведениям зорко следивший за этим митрополит Филарет. Так, вот один из случаев подобного рода с архимандритом Сергием. В 1853 году, от 30 марта, митрополит Филарет, рассматривавший ежемесячные отчеты Московского духовно-цензурного Комитета, представляемые ему Конференцией академии, сделал Конференции академической следующее «предложение». «Цензурный Комитет, состоящий при академии, пропустил к напечатанию прилагаемые при сем стихи: Молитва при Кресте, в которых за сим заглавием следуют арии и хоры, показывающие назначение сих стихов для театра. Конференции предлагаю рассмотреть сей поступок Комитета, и не оставить меня в неизвестности о последующем». Конференция потребовала от Комитета объяснения по настоящему случаю. Оказалось, что рассматривал стихи и одобрил их к напечатанию инспектор академии архимандрит Сергий, по поручению Комитета, в который эти стихи присланы были на рассмотрение и одобрение от Совета Московского благотворительного Общества, торопившего Комитет делом пропуска стихов в печать в видах исполнения их на сцене с благотворительною целью. Стихи эти, как оказалось, уже ранее были одобрены к напечатанию (в 1851 году) С.-Петербургскою духовною цензурою (– цензором был там, их одобрившим, архимандрит Иоанн, впоследствии епископ Смоленский), и требовалось только новое одобрение ко вторичному их изданию. Так как представленные теперь вновь стихи, по сличении их с прежними, оказались точно с ними сходными и так как одна из статей (243-я) тогдашнего цензурного устава прямо гласила: «если в одобренной Комитетом книге не будет сделано никаких перемен, то сочинители, переводчики, или издатели, желая печатать таковую, одобренную Комитетом, книгу в другой, третий и так далее раз, объявляют о том цензурному Комитету и могут получать на то позволение, без нового рассмотрения в Комитет»: то цензор не считал себя в праве ни задерживать стихи, ни отказывать им в одобрении к напечатанию. И Конференция Московской духовной академии признавала такое объяснение цензора и цензурного Комитета достаточным к оправданию означенного поступка со стихами. Но не так снисходительно взглянул на дело митрополит Филарет. На представлении о сем Конференции митрополит, от 2 апреля, дал такую резолюцию: «Поскольку: 1) представляемая цензором статья 243 о перепечатывании говорит: могут получать на то дозволение без нового рассмотрения в Комитете, и, следственно, только позволяет, а не обязывает цензора допускать перепечатание без рассмотрения, и, следовательно, он не лишен был права рассматривать; 2) нет никакого закона, по которому бы суждению одного цензурного Комитета обязан был беспрекословно подчиниться другой цензурный Комитет; 3) для богословского взора и религиозно-нравственного чувства цензора легко могла быть ощутима несообразность между заглавием: Молитва при Кресте и следующими затем ариями и хорами, принадлежащими театру; 4) объяснение цензурного Комитета, что рукопись представлена от благонамеренного Общества, не имеет ни малейшей силы к оправданию; ибо цензурный Комитет учрежден и для благонамеренных людей, которые, при всей своей благонамеренности, могут не усмотреть в сочинениях того, что, по цензурному рассмотрению, окажется неодобрительным к напечатанию; 5) цензурный Комитет, найдя в деле сомнение, мог не входить в суждение, чтобы не касаться решения другого Комитета, и мог предоставить представившим стихи обратиться для получения разрешения на перепечатывание к тому Комитету, который дал первоначальное одобрение, и принял на себя ответственность за оное: то, по всем сим соображениям, оправдание цензора и цензурного Комитета не может признано быть удовлетворительным. Посему предлагаю: 1) Настоятельно подтвердить цензору, чтобы он внимательнее был в рассмотрении сочинений, представляемых к напечатанию или перепечатанию, и, в случае хотя малейшего сомнения, не полагаясь на одно свое суждение, обращался к совещанию полного присутствия Комитета. 2) Комитету также подтвердить, чтобы все члены оного друг друга охраняли и подкрепляли друг друга в правильном действовании, утверждаясь на закон и богословском и религиозно-нравственном воззрении на предмет, а не на лице зряще⁵. Вследствие такой строгой резолюции архимандрита Сергий должен был «принести раскаяние в погрешительности» своего поступка⁶.

Выдержанный в такой строгой школе долговременным опытом действования на поприще ученом и учебно-воспитательном, архимандрит Сергий хорошо приготовленным оказался и к занятию высшего поста в воспитавшей его академии, – ректорского. 14 сентября 1857 года ректор академии архимандрит Евгений (Сахаров-Платонов), скончавшийся в 1888 году в сане епископа Симбирского, был назначен на кафедру епископа Дмитровского, викария Московской митрополии. Вследствие сего митрополит Филарет от 1 октября того же 1857 года писал Обер-прокурору Св. Синода графу А. П. Толстому следующее: «Назначением архимандрита Евгения в епископа Дмитровского открылась вакансия ректора и профессора богословских наук в Московской духовной академии. Занять оную способным усматривается инспектор той же академии архимандрит Сергий, который продолжает ученую службу при оной 12 лет и 11 месяцев. Если он удостоен будет занять сию вакансию: то открывающуюся вакансию инспектора академии занять способным усматривается той же академии экстраординарный профессор архимандрит Порфирий⁷, продолжающий ученую службу при оной⁸ 6 лет и 9 месяцев. С достаточными способностями и образованием оба соединяют нравственное достоинство, по которому могут руководствовать подведомых и наставлением и примером. Препровождая при сем послужные обоих списки, покорнейше прошу предложить cиe на благоусмотрение Св. Синода»⁹. Это представление было, конечно, уважено, и архимандрит Сергий назначен ректором академии 4 октября 1857 года, при чем ему, за время ректорства его, по прежним обычаям, вверено было преемственно управление Московскими монастырями, сначала (с 8 апреля 1858 года) Высокопетровским, а потом (с 8 августа 1859 года) – Заиконоспасским. Кроме того, по должности ректора, архимандрит Сергий сделался еще председателем редакционного комитета по изданию Творений Св. Отцев в русском переводе с Прибавлениями духовного содержания. Немало было, по-прежнему, также особых трудов и поручений при этом. Большая часть их возлагаема была на него митрополитом Филаретом.

Таково, например, дело, с князем Н. Б. Голицыным, который в 1858 году в Лейпциге издал написанную им в духе латинства книгу: «О возможном соединении Российской церкви с Западною, без изменения обрядов православного богослужения». Известный писатель А. Я. Муравьев († 1874) написал «Обличение» на эту книгу и поместил его в виде статьи в 1-й книжке Прибавление к Твор. св. Отцев за 1859 г. (ч. XVIII). Князь, Курский помещик¹⁰, был раздражен этою статьей и послал несколько писем в Редакцию «Творений св. Отцов» с колкими выражениями по адресу автора обличительной статьи. Писал он резкие письма по тому же адресу и к Обер-прокурору Св. Синода графу А. П. Толстому и к шефу жандармов, призывая Муравьева к суду за мнимую диффамацию. Граф А. П. Толстой отнесся по этому делу к митрополиту Филарету, так как ему, Обер-прокурору, было известно и о письмах князя в Редакцию Московского академического журнала. Митрополит потребовал от ректора академии справки по сему делу. Ректор, архимандрит Сергий, представил митрополиту подлинные письма князя Голицына, объяснив, что редакционным Комитетом, с февраля по май, было получено от князя несколько писем, но никто из членов Комитета не отвечал ему письменно; во 2-й же книжке академического издания за 1859 г. напечатана была статья под заглавием: «Ответ на письма князя – писателя относительно латинского учения о папе» (стран. 241–268). К помещению сей статьи Комитет побужден был требованием, изложенным в письме от 20 февраля того года. Митрополит Филарет, приняв все это ко вниманию и одобрив образ действий редакционного Комитета, дал соответствующий отзыв по возбужденному делу в своем письме к Обер-прокурору Св. Синода¹¹.

Статья, под заглавием: «Ответ на письма князя – писателя» и проч., принадлежала самому ректору академии архимандриту Сергию, который, сверх того и в дополнение к этой статье, написал и еще статью, помещенную в том же академическом издании и за тот же год, под заглавием: «Об исхождении Святаго Духа. (Ответ князю – писателю)». Когда митрополит Филарет, следивший и за академическим журналом с одинаковою зоркостью, прочитал эту последнюю статью, разделенную на три части, еще в рукописи, то от 21 ноября 1859 года писал о. ректору: «Возвращаю вам, отец ректор, две статьи, опровергающие лжеучение князя. Опровержения вообще основательны. Внимательный читатель удовлетворится. Но много таких читателей, которые любят читать легко, и у которых не на долго достает напряженного внимания. Для таких надобно, чтобы формы речи были не очень многосложны, и выражения всевозможно ясны. Может быть, с сею мыслью вы пересмотрите некоторые места статей. Не решаюсь утверждать (потому что читал поспешно), а предлагаю вопрос, нельзя ли было бы некоторые длинные выписки из книги князя разделить на части, и отвечать порознь: ответ ударял бы ближе и сильнее. Укорительных слов не надобно: но иногда излишняя мягкость может показаться недостатком силы. Где-то говорите вы: можно усомниться о сказанном князем. На это он вам скажет; видно, вы не могли сказать более: а сомневаться можно и о том, что истинно.

– Говоря о Флорентийском соборе, вы ни слова не сказали о Марке Ефесском. Думаете ли, что это не есть важный пропуск?

– Когда будете печатать, по моему мнению, надобно текст князя напечатать буквами мельче тех, которыми напечатается ваш ответ. Читатель лучше будет находить нужное ему, если он от ответа захочет возвратиться к возражению, для лучшего сличения.

– Так мне думается: а вы рассуждайте лучше меня»¹².

– Архимандрит Сергий, конечно, при печатании принял во внимание все эти замечания митрополита Филарета: между тем как в «Ответе на письма князя – писателя»¹³ текст слов сего последнего напечатан шрифтом, одинаковым со словами ответа, в статье «Об исхождении Святаго Духа» текст слов князя напечатан шрифтом более мелким, нежели текст опровержения его мыслей¹⁴; упомянут и борец в пользу православия на Флорентийском соборе Марк Ефесский¹⁵, и т. д. Вообще статья архимандрита Сергия, и сама по себе довольно большая, обработана на столько тщательно и основательно, что и доселе может служить хорошим пособием в борьбе с латинством по одному из важнейших догматических вопросов, в ней обсуждаемому. Недаром и спустя несколько лет после ее напечатания на нее указываемо было даже иностранцам, как на авторитет по спорному, в ней обсуждаемому, вопросу¹⁶.

Но более всего имело значения из особых поручений дело о переводе Священного Писания на русский язык, разрешенное Св. Синодом, с Высочайшего соизволения, к исполнению в мае 1858 года (указ о сем в Москву пришел в июле того же года), при чем Московской духовной академии собственно поручено было переводить из новозаветных священных книг (которые положено было переводить прежде, нежели ветхозаветные) Евангелие от Марка и послания св. Ап. Павла к Римлянам, Галатам и Евреям. О ходе этого дела в Московской духовной академии и о степени участия в нем ректора архимандрита Сергия говорено было подробно в одном из напечатанных раньше в академическом журнале исследований¹⁷ и потому теперь мы не будем вдаваться в подробности о нем. К сказанному там добавим только то, что кроме труда над переводом означенных священных книг новозаветных, отец ректор, как председатель переводного Комитета, вместе с А. В. Горским, трудился еще у митрополита Филарета или в академии, по поручению митрополита Филарета, над рассмотрением и проверкой переведенного в других академиях. Так, например, от 15 сентября 1859 года митрополит Филарет писал о. ректору: «Посылаю вам, отец ректор, остальные примечания на последние восемь глав перевода Евангелия от Матфея¹⁸, – очевидно для просмотра и проверки. А от 1 июня следующего 1860 года он же и ему же пишет: «Приглашаю вас, отец ректор, и о. Александра¹⁹ ко мне²⁰, к трем часам пополудни. Возьмите с собою, что нужно, для чтения перевода книги Деяний Апостольских²¹. Так как дело перевода и пересмотра, проверки переведенного в других академиях простерлось и на 1861–1862 годы, то деятельность о. ректора архимандрита Сергия в этом отношении ограничилась лишь Евангелиями, книгою Деяний Апостольских и некоторыми, начальными, посланиями св. Апостола Павла; ибо в конце 1860 года он получил новое, высшее, назначение.

Еще в конце ноября 1860 года митрополит Филарет представил архимандрита Сергия в качестве кандидата на освободившуюся тогда вакансию епископа Курского, и, согласно этому представлению, 3 декабря того же года состоялось Высочайшее повеление о бытии ему епископом Курским, о чем вскоре же был извещен митрополит Филарет частным письмом из Петербурга. Но так как Синодального указа о сем еще не было и до половины декабря, то о. ректор был в недоумении относительно своего положения и с недоумением этим обратился к митрополиту Филарету. В разрешение недоумения митрополит от 15 декабря писал ему: «Как указа еще нет: то вы, отец ректор, действительный начальник академии и согласно с сим прошу вас действовать. Так и на предстоящих экзаменах»²². Между тем от того же 15 декабря митрополит Филарет писал обер-прокурору Св. Синода графу А. П. Толстому: «От 4 дня сего декабря ваше сиятельство известили меня, что 3 дня Высочайше утвержден доклад Святейшего Синода о возведший ректора Московской духовной академии архимандрита Сергия в епископа Курского. После сего я оставался в ожидании указа Святейшего Синода, но доныне он не получен. Между тем до академии дошел слух о новом назначении ректора ее. Между-правление всегда производит волнение ожидания; и потому продолжение оного бывает не без неудобств. Посему, не ожидая более указа, долгом поставляю войти в соображения о занятии открывающейся вакансии²³. И далее митрополит предлагает, как наиболее пригодного кандидата на должность ректора академии, тогдашнего ректора Московской духовной семинарии архимандрита Савву²⁴, не очень давно (13 октября 1896 г.) скончавшегося в сане архиепископа Тверского. Архимандрит Сергий и до самых святок находился в прежнем томительном ожидании, а потому естественно желал скорейшей перемены своего положения. Вот чем, в значительной мере, объясняется то, что когда в конце декабря 1860 года пришел, наконец, давно жданный указ Св. Синода о бытии архимандриту Сергию епископом Курским и 1 января нового 1861 года он был рукоположен во епископа, он вскоре же после хиротонии, как замечает один из его современников, «поспешил к своей новой пастве, которая с нетерпением ожидала его и даже прислала за ним в Москву зимний экипаж: и он иде в путь свой радуяся»²⁵.

В своей речи по наречении во епископа, произнесенной 20 декабря 1860 года, архимандрит Сергий раскрывал взгляд свой на епископское служение, на его требования и на соединенные с ним трудности, обращал взор на будущую свою паству, представлявшую в себе некоторые утешительные стороны, со смирением обращался к своим силам, уповая лишь на благодатную помощь в предстоявшем ему высоком и трудном служении и, наконец, взывал к своим будущим рукоположителям²⁶ о подкреплении его молитвами, особенно же к главному рукоположителю, митрополиту Филарету. У сего святителя, как рукоположителя в первой степени священства и руководителя во все время службы при академии, новонареченный просит и молитв, и благословения, и наставлений для будущего своего служения²⁷. В ответ на эту речь митрополит Филарет, по рукоположении архимандрита Сергия во епископа, 1 января 1861 года, произнес речь к нему, в которой прежде всего обращается к нему с вопросом: «как смотришь ты теперь на поприще, открывшееся пред тобою? Радуешься ли? – Страшусь за тебя. Страшишься ли? – Радуюсь о тебе. Если, по учению Апостола, каждый должен со страхом соделывать спасение (Филип. 2, 12) своей одной души: с каким страхом должно служить спасению тысяч и тем душ? Страх усилит бдение и подвиг; и смирение привлечет вышнюю помощь». Затем, указав виды предлежавший новорукоположенному епископу деятельности: молитву, учение, управление и церковный суд, первосвятитель Московский внушал ему: «подвизайся, чтобы молитва была крепка и чиста, учение православно, управление благопопечительно, суд праведен и растворен милостию. Да будут у тебя вера и любовь к Богу крилами молитвы, слово Божие непреложным основанием учения, правила и примеры святых отцев руководителями жизни, управления и суда»²⁸.

С этими наставлениями, приняв их глубоко к сердцу, новорукоположенный епископ Сергий простерся в дальнейший путь служения своего церкви и отечеству, при чем он долее всего, именно с января 1861 и по 11-е января 1880 года, т. е. целых 19 лет пробыл епископом Курским; затем, быв возведен в сан архиепископа, с 11 января означенного 1880 и по 21 августа 1882 г. занимал кафедру Казанской епархии; с 21 августа 1882 и по 12 января 1891 г. был архиепископом Кишиневским и с 12 января 1891 г. до самого назначения своего на кафедру Московской митрополии был архиепископом Херсонским и еще до назначения в Москву, именно 15 мая 1893 года, был Высочайше пожалован званием члена св. Синода. Во всех этих епархиях преосвященный Сергий являл собой пример архипастыря, строго ревнующего о благолепии храмов Божиих²⁹, о благочинии церковном вообще и о чинности в церковном богослужении в частности, неутомимого в проповедании слова Божия своей пастве, так что уже в 1870 году вышел целый и большой по объему (стран. VII+ 678) том его проповедей, а в 1893 году проповеди его вышли даже в двух томах. В управлении и суде преосвященный Сергий всегда наблюдал строгую законность, будучи и сам глубоким и основательным знатоком как церковных, так и гражданских законов. Поэтому-то его слово и мнение так высоко ценилось и в области высшего церковного управления во время присутствования его в Св. Синоде. Эта черта деятельности почившего иерарха выражена в Высочайшем рескрипте, которым 14 мая 1896 года сопровождалось награждение его бриллиантовым крестом для ношения на митре. «В совещаниях Святейшего Синода, – сказано в этом рескрипте, – просвещенною вашею опытностью и ревностным усердием вы приносите великую пользу делу высшего церковного управления»³⁰. Между прочим высокопреосвященный Сергий принимал в 1881–1883 годах ближайшее участие в пересмотре прежнего и составленья нового академического устава, для чего нарочито вызываем был в Петербург и состоял председателем Комитета по пересмотру этого устава.

В 1893 году, когда 1 августа скончался митрополит Московский Леонтий, выбор преемника последнему остановился на архиепископе Херсонском Сергии и в Высочайшем рескрипте от 9 августа сего года на его имя было сказано от лица в Бозе почившего Государя Императора Александра III: «в заботе об избрании преемника почившему святителю, приняв во внимание пройденное вами архипастырское служение, Я признал за благо вверить вам управление Московскою епархией, с возведением вас в сан митрополита. Многолетнее, благоплодное для церкви, святительское служение ваше подаст Мне несомненную надежду, что вы, как ближайший свидетель трудов и подвигов приснопамятного митрополита Филарета, шествуя по стопам великого ревнителя православия и благочиния церковного, окажете себя на сем высшем поприще священного служения достойным преемником доблестных иерархов первопрестольной столицы, мудрым руководителем духовенства в деле пастырского служения его в церкви и школе и ревностным охранителем церковных уставов, кои так дороги и любезны православному русскому народу»³¹. И почивший архипастырь первопрестольного града вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды, в течение всего своего служения на кафедре Московской митрополии являясь ревностным поборником тех начал, которыми руководился некогда и учитель его, митрополит Филарет, в управлении Московскою епархией, и неуклонно преследуя во всем строгую законность, благочиние и порядок, но в то же время не переставая, несмотря на преклонный возраст, и назидать паству словом проповеди. В помянутом Высочайшем рескрипте на его имя от 14 мая 1896 года сказано: «вы и ныне, назидая с ревностною попечительностью вверенную вам паству словом и делом и охраняя дорогие нашему сердцу предания церковной старины, являетесь достойным преемником приснопамятных предшественников ваших на святительской кафедре первопрестольного града Москвы»³².

За свои заслуги митрополит Сергий, кроме помянутых выше наград, в разное время пожалован был орденами св. Анны 1 ст., Владимира 2 ст. большого креста, св. Александра Невского с алмазными украшениями и алмазным крестом для ношения на клобуке.

Но помимо заслуг церковных, почивший архипастырь ознаменовал свою многолетнюю деятельность и учено-литературными трудами, стяжавшими ему звание действительного и почетного члена духовных академий, университетов и других обществ и учреждений. О проповедях его мы уже упоминали мимоходом. Упоминали и о некоторых из ученых трудов. Все труды последнего рода принадлежат времени академической службы почившего. Кроме упомянутых, вот эти труды: 1) О побуждениях к исполнению нравственного закона (напечат. в Прибавл. к Твор. Св. Отц. за 1851 г., ч. X, стран. 263–340); 2) О клятве (там же, за 1853 г., ч. XII, стран. 521–597); 3) О терпении в молитве (там же, 1855, XIV, 397–408); 4) О любви к Богу испытуемой скорбями (там же, 1856, XV, 160–173); 5) О произвольных обетах (там же, 1858, XVII, 65–149); 6) О таинстве елеосвящения (там же, стран. 580–627) и 7) Брак и безбрачие лиц духовных (тот же журнал за 1860г., XIX, стран. 169–235). Большая часть этих статей обработана из лекций по нравственному, пастырскому и догматическому богословию, читанных автором в академии. Достоинства их: сжатость изложения, ясная раздельность рассмотрения предмета, последовательность, логичность и основательность. В достаточной степени обнаруживают они и обширную начитанность автора в области литературы предмета.

Уже вступив на кафедру Московской митрополии в летах преклонных (–митрополиту Сергию в то время было 73 года), почивший владыка неоднократно и до настоящей зимы страдал теми проявлениями болезненности, которые сопровождали его предсмертный страдания, как-то: одышкою, бессонницею, и проч., хотя и не переставал при этом заниматься обычными, весьма многосложными делами епархиального управления и архипастырского служения вообще. Но отправляясь в конце ноября прошедшего 1897 года в Петербург для присутствования в Св. Синоде, почивший архипастырь выражал по временам как бы предчувствие, что это его последняя поездка в Петербург.

Действительно, вскоре после его прибытия туда, именно в декабре, он сильно захворал; особенно тяжко было его болезненное состояние в 20-х числах декабря; затем, после некоторого облегчения, около половины января настоящего года это состояние опять повторилось, и владыка стал выражать желание переехать заживо в Москву, а между тем стал делать распоряжения на случай своей смерти, продолжая в то же время деятельно заниматься и делами вверенного ему служения. Даже в самый день кончины он подписывал бумаги, хотя в то же время и собирался ехать в Москву. Но вместо обыкновенного вагона, его, уже бездыханное, тело привез в Москву траурный вагон.

В Московской духовной академии телеграфическое известие о кончине архипастыря получено было в самый день кончины его, 11 февраля, поздно ночью, и на другой же день, 12 февраля в академической церкви, в присутствии профессоров и студентов, отслужена была заупокойная литургия и панихида о. ректором академии архимандритом Лаврентием в сослужении академического духовенства, при чем о. ректором сказана была речь в память о почившем³³. На следующий день, 13 февраля, в 11 ч. дня, также отслужена была панихида по усопшем в академической церкви, совершенная о. инспектором академии архимандритом Арсением (о. ректор академии телеграммою был вызван в Москву для встречи тела в Бозе почившего иерарха) и также соборне, в присутствии профессоров и студентов; а в день отпевания тела усопшего, 14 февраля, в академической церкви снова отслужена была заупокойная литургия и панихида, так же как и 15 февраля, в воскресенье.

Между тем из Петербурга тело почившего архипастыря, по совершении заупокойной литургии и панихиды архиерейским служением 12 февраля, было с надлежащими почестями отправлено в Москву, куда прибыло на следующий день, 13 февраля утром, и было поставлено в Чудовом кафедральном монастыре. Отпевание, в том же монастыре, совершено было 14 февраля, по назначению Св. Синода, высокопреосвященнейшим Феогностом, архиепископом Новгородским и Старорусским в сослужении нескольких архиереев и многочисленного сонма духовенства, в присутствии Его Императорского Высочества, Московского Генерала-губернатора Великого Князя Сергия Александровича и Супруги Его Великой Княгини Елисаветы Федоровны, товарища Обер-прокурора Св. Синода сенатора В. К. Саблера, всех высших властей столицы и множества народа, который затем сопровождал тело архипастыря и до вокзала Московско-Ярославской железной дороги, куда оно прибыло, после отпевания, того же 14 февраля, в субботу, в 3 ½ ч. пополудни. До Сергиевой Лавры, места упокоения почившего архипастыря, тело почившего сопровождать отправились: высокопреосвященнейший Феогност, преосвященнейшие Тихон епископ Можайский и управляющий Спасо-Андрониевым монастырем епископ Нафанаил, участвовавший в отпевании ректор Московской духовной академии архимандрит Лаврентий, наместник Чудова монастыря архимандрит Товия и другие из духовных, а из светских, – товарищ Обер-прокурора Св. Синода В. К. Саблер, Московский губернатор гофмейстер А. Г. Булыгин, Член Совета министра финансов А. Н. Столпаков, прокурор Синодальной Конторы князь А. А. Ширинский-Шихматов, М. Д. Свербеев и др. Икону святителя Алексия нес иеромонах Чудова монастыря Досифей.

Тело усопшего прибыло в Сергиев Посад в 5 ч. 52 минуты с экстренным поездом, в траурном вагоне. На вокзале оно встречено было с хоругвями лаврским духовенством, с о. наместником архимандритом Павлом во главе, академическим и посадским духовенством, профессорами и студентами академии, преподавателями и воспитанниками Вифанской духовной семинарии и множеством народа. После отслуженной на вокзале литии, печальная процессия двинулась по направленно к Лавре, куда и прибыла в 6 ½ ч., при чем гроб с телом почившего внесен в Троицкий собор, и здесь тотчас же совершена была высокопреосвященным Феогностом соборне с прибывшими архиереями и прочим прибывшим из Москвы и местным духовенством панихида, за которою речь в память о почившем сказал о. казначей Лавры архимандрит Никон и после которой началась заупокойная всенощная. На другой день, 15 февраля, теми же архиереями, в сослужении ректора Вифанской семинарии архимандрита Трифона, инспектора академии архимандрита Арсения, наместника Лавры архимандрита Павла и прочего духовенства отслужена была заупокойная литургия, на которой, вместо запричастного стиха, произнес слово в память о почившем ректор академии архимандрит Лаврентий. Вечером того же дня, в 7 ч., у гроба почившего, в Троицком соборе от академии совершена была панихида о. ректором академии в сослужении академического духовенства, при пении хора студентов, в присутствии губернатора гофмейстера А. Г. Булыгина, профессоров и студентов академии и множества богомольцев.

16 числа, в чистый понедельник, состоялось погребение тела почившего, после отслуженных без перерыва утрени, часов и вечерни, в 12 ч. дня, по совершении панихиды архиерейским служением, при чем к прибывшим ранее архиереям присоединился и приехавший 16 числа управляющий Московской митрополией старший викарий преосвященнейший епископ Дмитровский Нестор. На погребение прибыли Их Императорские Высочества Великий Князь Сергий Александрович и Великая Княгиня Елисавета Федоровна, равно и другие начальствующие в Москве лица, как-то: Московский губернский предводитель дворянства князь П. Н. Трубецкий, уездный предводитель князь В. А. Голицын, городской голова князь В. М. Голицын, также заслуженный профессор Московской духовной академии тайный советник Н. И. Субботин, граф С. В. Орлов-Давыдов и иные. Присутствовали также профессоры и студенты академии, родственники почившего и многие другие. После панихиды, совершенной в Троицком соборе, тело усопшего, по обнесении вокруг этого собора, в предшествии хоругвей и духовенства, было опущено в склеп под Успенским Собором рядом с могилою высокопреосвященного митрополита Леонтия.

К.