Житие св. Саввы

Жизнь вечно переливается над всеми человеческими словами и понятиями, хотя в человеческих понятиях и словах есть нечто от жизни, но большая часть ее остается покровенной и сокровенной в некоем бескрайнем божественном таинстве. И разум человеческий воспринимает и схватывает что-то от жизни, однако ее великая бескрайность превышает разум людской, пребывая непостижимой и неуловимой для него.

В общем это справедливо относительно жизни и ее тайны, но несравненно более это касается святой жизни. Сама по себе жизнь в своей сущности – от Бога, а жизни святого – вся от Бога, от верха до дна, от начала – до края. Но божественное может быть постигнуто самим божественным: Божественным разумом – что оно – божественно, Богом – что оно – от Бога. Поэтому и благовествует святой Апостол:

«Но мы приняли Духа от Бога, дабы знать, что нам Христом даровано от Бога» (1Кор.2, 12). Одним Духом Святым люди могут осознать и постигнуть то, что есть от Трисвятого Бога. Сам дух человеческий, разлученный от Святаго Духа Божия, никогда не в состоянии осознать и постигнуть это. Для того, чтобы сознать и понять это, ему нужно родиться и возродиться в Духе Святом. А это происходит, когда человек весь свой ум и весь свой разум с помощью благодатных евангельских добродетелей соединяет с умом Христовым, умом Богочеловеческим, умом Церкви, то со святым и превеликим апостолом можем сказать: «Мы ум Христов имеем».

Именно по этой причине только Духом Святым можно постигнуть и объяснить и усвоить святую жизнь святителей Божиих. Ибо у них все – от Бога. Святители – потому святители, что через свое боголюбие всем своим бытием они связаны с Единым Святым – Трисолнечным Богом и Господом: вся душа их вытекает из Бога: так и ум и разум, так и воля и совесть, так и сила и крепость, так и вся жизнь. Они – не свои, но Божии: всей душой своей, всем сердцем своим, всей крепостью своей, всей мыслью своей, всей волей своей они припадают к Богу. Они – свои для себя Самим Богом: насколько они – Божии, настолько – свои. Верою, любовию, надеждой, молитвой, постом, кротостью, терпением, смиренностью и остальными евангельскими добродетелями они переносятся к Богу и в Нем их божественная благодать перерождает, преображает, очищает, освещает, охристовляет, обоживает и они становятся «причастники Божественного естества» (2Петр.1, 4). То есть они «святы во всех поступках» (1Петр.1, 15). Они мыслят Богом, чувствуют Богом, желают Богом, хотят Богом, делают Богом, живут Богом. И как телом на земле, таково их «жительство на небесах», их жизнь «сокрыта со Христом в Боге» (Кол.3, 3). Отсюда у них божественная, бессмертная, всепобедная, чудотворная сила: в их мыслях, делах, речах. Отсюда они «все могут о укрепляющем их Христе Иисусе» (Фил.4, 13). Поэтому и святы, чудесные и чудотворные личности или их дела – я не могу понимать чувственным разумом, но только разумом охристовленным, облагодатственном, освященным, одухотворенным, духовным, в котором присутствует Дух Святый, как живая, творческая, мысленная сила, ощущающая сила, освещающая сила. «Освящаемый и освящающий – от Единого все» (Евр.2, 11). Сам человеческий духоводимый ум способен проникнуть в святые и страшные таинства Божия, «в глубины Божии» (1Кор.2, 10). А у святых – всегда глубины Божии. Сам ум, очищенный от страстей и греховной тьмы, и освещенный благодатью Святого Духа, в состоянии почувствовать и постигнуть и захотеть того, что свято, и жить ими и ради него.

Ибо только чистые могут познать Единого Чистого: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5, 8). Прежде всего узрят в святых, потому что Он во святых почивает. А также они увидят все божественное, что рассеяно по всему творению.

Всякий святой есть богоносец, в полной мере, в какой может быть человек, ибо он Богом живет. Богом мыслит, Богом чувствует, Богом хочет, Богом делает. У него все – от Бога, в Боге, ради Бога. Святые суть очевиднейшее, полнейшее, наисовершеннейшее богоявление, к тому же – самое убедительное. Богочеловек Христос есть всесовершенное богоявление в человеческом облике – видимый образ Бога невидимого (Кол.1, 15). А в Нем и с Его помощью, в большей или меньшей степени все – христоносцы, на первом месте – святые. Чем человек чище сердцем и умом, те все больше он ощущает и видит. Упорный грешник не увидел или не увидит этого, потому что грех ослепил очи души и очи сердца, и очи совести, так что он видя не видит, и слыша не слышит, и мудрствуя не разумеет. Отсюда – такие соблазны относительно усопших святых, а особенно – из-за святого Саввы. Ибо когда люди чувственного разума дерзают объяснять его чудесную деятельность, они соблазняются о нем, уродуют и искажают его облик. А все это – оттого, что величие сербского богоносца хотят объяснить без Бога, и величие сербского христоносца стремятся объяснить без Христа, и величие сербского чудотворца желают объяснить без Господа, чудотворствовавшего через него.

К этой мысли побуждает нас даровитый жизнеописатель Святого Саввы, хилендарский монах Феодосий, а кроме него – мудрый ученик святого Саввы, хилендарский иеромонах Доментиан. Монах Феодосий приступал к написанию жития св. Саввы с таким благоговейным страхом и молитвенным смирением, как если бы он принимался за написания Святого Евангелия. И действительно, опосредованно он и приступал к нему, когда описывал жизнь насквозь евангельскую. В этой святой жизни божественное и человеческое непрестанно переплетается, смешивается, соединяется. Все человеческое неощутимо переливается и разливается в божественное и обратно. Тут – все человеческое по-божественному чудесно и дивно, а все божественное – по-человечески реально и ощутимо, как и все в Богочеловеческом Святом Евангелии. Истиннолюбивый монах Феодосий весь – в некоем внутренностном мучении, потому что для него действительно людская речь не может даже приблизительно достойно выразить то, что «произошло в самом деле», для него больно и тяжело подчеркивать, как он говорит, что излагает «не какой-то вымысел, но сущую истину». Кто – от Истины, тот ощущает истинность его искренних речей, кто – против Истины, то Истина не навязывает ему себя силой, но она тихо, с небесной печалью удаляется от него и со вздохом шепчет небу: он оглох от гордости и греха.

Это ясно подтверждает трогательное введение Феодосия в житие святого Саввы: «Я ничтожен разумом, и не имею ничего в убогом дому ума своего, чтобы по вашему достоинству предложить достойную трапезу, полную словесной ангельской пищи, и прошу вас, о отцы, верные слуги Богатого Владыки и Бога, молите Его, да подаст мне из Своих неисчерпаемых сокровищниц слово, изменяющее разум и язык ясный, а, прежде всего, образ светлости, чтобы очистившись от мрака души и ума, я мог ревностно проповедывать об истинах жизни всеблаженного Саввы, просиявшего в народе нашем. Я не стремлюсь похвалить его, потому что похвала праведнику – от Господа, но стремлюсь получить пользу от него и себе, и другим. Ведь подобно тому, как древним нужно было описывать жизнь знаменитых мужей и почтить их ради пользы, так и сейчас, в последнем и ленивом поколении, в котором уже приближается конец и мало спасаемых, весьма потребно и желательно писать о них с чистым почитанием для того, чтобы это поколение, смотря на их жизнь, как на живых столпов, столь высоко находящихся над нами, и видя, как мы отстаем от них, устыдилось и осудило бы себя своею совестью за леность, пребывающую в нем, чтобы оно училось хотя бы понемногу двигаться к истине. И этот рассказ, как и многие другие великие повествования, с большим трудом побуждает сердце наше к исправлению жизни.

«Сего ради и я, покорившись вашей отеческой заповеди, предлагаю повесть о жизни славного всеблаженного Саввы, пребывавшего в посте на святой горе Афон, а после – ставшего первым архиепископом и учителем сербским. Не по пустой молве я составлял его житие, но от честных учеников его, которые вместе постились с ним, и были спутниками в его странствиях, и сотрудниками в его путешествиях, которые оставили его стаду написанное ими житие его, подобное богатой сокровищнице, чтобы и другие имели общение с их блаженным отцом. Я не предлагаю ради похвалы блаженного Саввы каких-либо вымыслов, но только сущую истину. И мы боимся многими похвалами скорее укорить его, чем похвалить; скорее мы были бы счастливы, если бы смогли ясно рассказать о том, что действительно было, ибо он богат небесными похвалами, и божественными, и ангельскими, которые не в состоянии изречь наш страстный и нечистый ум. Но по его молитвам, призывая в помощь Бога, насколько это в наших силах, начнем повесть о великом Савве откуда следует: ибо от самого корня надлежит искать и росток, и гроздь, ведь не собирают терния с лозы».

Великий сербский жупан [Жупан – титул сербских властителей, приблизительно соответствует нашему князю. Титул появляется с одиннадцатого века], самодержец Стефан Неманя, был благочестив, богобоязнен, боголюбив, храбр и украшен незлобием, правдой, милостью и кротостью. Его супруга Анна, внучка греческого царя Романа [В оригинале дочь – кчи, однако это невозможно, поскольку Анна родилась между 1125 и 1130 годом, а ближайший византийский император с именем Роман – Роман IV Диоген умер в 1078 году], ни в чем не уступала своему мужу в благих добродетелях. После того, как у них родилось много сынов и дочерей, тихая и благочестивая Анна перестала рожать по промыслу Божию, как некогда Лия, супруга Иакова (Быт.30, 9–21)) По этой причине оба они сильно тосковали и всей душой желали , чтобы у них появился еещ один ребенок. И богомудро посоветовавшись между собой, они встали на молитву и со слезами возопили ко Господу: «Господи Боже Вседержителю, Ты некогда послушал Авраама и Сарру и других праведников, которые молились Тебе, да дашь им потомство, услыши днесь и нас грешных рабов твоих, молящихся Тебе: дай нам по воле милосердия Твоего и по божественному промыслу Твоему родить чадо мужского поло, да по бескрайней силе боголюбивого доброверия Твоего исполнит оно свое Отечество, которому мы, слуги Твои, положили начало по заповеди Твоего Божества и Твоих святых апостолов, надеясь принять Твою божественную награду. И если сотворишь милость с рабами Твоими, то даем тебе единственный обет: от зачатия дитя мы разлучаемся от природной законной любви и ложа, и будем все время, до конца жизни, сохраняться в чистоте тела, «совершая святыню во страсе Твоем.»

И преблагий Господь, Который находится вблизи всех, кто истинно Его призывает, услышал чистую молитву и этих праведников. И это было начало несказанных судеб Божиих, которые так очевидно явились в жизни преподобного, дивного и в самом рождении, ибо его рожденье было плод не только закона человеческой природы, но и молитвы. И родившись по природе, он дарован был от Бога, как плод молитвы, и Богу был предназначен. Обрадованные родители прославили Бога, и вскоре заново родили свое чадо водою и Духом, просветив его божественным крещением, и дали ему имя Растко [Растко родился в 1169 году. Значимо и интересно то, что в том же году во владение русских перешел Святогорский монастырь св. Пантелеймона, в котором позднее Растко принял монашеский постриг].

Когда Растко подрос и окреп, то родители отдали его учиться священным книгам. Всегда имея о нем великую радость и непрестанно вознося Господу благодарственные молитвы, родители богобоязненно воспитывали его во всяком благоверии и чистоте. И для него были устроены палаты, в которых он и жил. Имея к нему безмерную и сверхприродную любовь, родители всегда смотрели на него с ненасыщенной душой: ибо красотой тела и души он превосходил всех своих братьев, и еще ребенком он удивлял всех своей памятью, так что все говорили: «Это чадо являет как бы некое новое знамение».

Воспитанный в великой любви, доброй вере и чистоте, и наученный всякому боголюбию и доброму нраву, молодой князь в пятнадцать лет получил от своих родителей одну область в государстве, куда он мог ездить со своими вельможами и сверстниками ради охоты, скачек и других забав. Однако сердце молодого Растка влекло в другую сторону: вкусивши от разума святых божественных книг, которые он непрестанно читал, он стяжал начаток премудрости – страх Божий, и изо дня в день он все больше и больше разгорался божественной любовью, как бы добавлял огонь к огню в своем ненасытном божественном стремлении. Он зажег душу свою Духом Святым и еще в ранней юности он всем сердцем поверил истинным словам Господним: «Кто любит отца или матерь более Меня, недостоин Меня, и кто не берет креста своего и не следует за Мной, недостоин Меня» (Мф.10, 37–38; Лк.14:26). И своим чистым сердцем и свежим и светлым юношеским умом он понял, что эта жизнь – временна, мятежна и пуста: царство и богатство, слава и сияние этого мира – многомятежны и непостоянны; видимая красота, обилие жизни и счастье на земле подобны тени, удовольствие от еды и питья, веселье, пирование и все человеческое на земле – тщетно и нереально. Вооружившись Духом Святым, богоразумием, девственностью, великим воздержанием, чистой молитвой и духовной любовью, Растко избрал правый путь: он занимался чтением святых книг, ревностно отстаивал в церкви все богослужение, любил пост, избегал празднословия и неуместного смеха, отвращался от непристойных речей и безнравственных песен, которые своей распущенностью расслабляют юношескую душу. Будучи благостным, кротким, любзеным со всеми, он редко как кто любил сирот и весьма почитал монашеский чин. Горя Духом Святым, он всегда молил Господа показать ему путь спасения, по которому он должен идти. А сами его родители, видя его возвышенные добродетели, чувствовали себя посрамленными пред ним и так смотрели на него, как будто он был не рожден ими, а действительно подарен им Богом.

Устремляясь своей христоискательной душой ко всему небесному, божественному, бессмертному, Растко ревностно и упорно удалялся и уходил от всего мирского, земного и временнного. Бодрственно продолжая благочестивые дела своего отца, матери и дяди Стратимира в основании обителей – Студеницы, Святого Николая, Топлицы Граца, и читая благочестивые книги и жития святых, молодой Растко ревностно взращивал в себе судьбоносное желание – по примеру пустынников и постников оставить дворец своего отца, удалиться ко святой тишине и всего себя посвятить Богу. Проводя свои юношеские дни в этом возвышенном и сладостном желании, Растко часто и много слышал, в особенности от благочестивых монахов, приходивших для милостыни в Рашку и во дворец Немани, что там далеко на юге, за Солунью есть одна гора, отделенная от мира, которая называется Святой Горой, что там – много монастырей, в которых живут многочисленные монахи, ради Христа и спасения своей души оставившие мир, отрекшиеся от всего телесного и земного и посвятившие себя Богу, посту и молитве. Помимо этого, ему говорили, что там много постников, которые живут по лесам, пещерам и ущельям, мучают свое тело различными способами и проводят тяжкую и строгую жизнь в постоянном посту и молитве, денно и нощно служа Господу Христу, чтобы обеспечить себе вечную жизнь и вечное блаженство.

Когда завершилось шестнадцать лет жизни Растка, его родители захотели оженить его, а это намерение решительно повлияло на него с тем, чтобы желание своей души он претворил в решение и привел в исполнение. Этому много способствовал приход святогорских монахов, пришедшийся как раз на то время. На семнадцатилетнего Растка особенно повлиял один русский монах, который с другими святогорскими монахами пришел во дворец его отца просить милостыню. Как говорит его жизнеописатель Феодосий, божественный юноша взял его к себе и, расспросив его о Святой Горе, получил от монаха обещание никому не рассказывать о его тайне. А монах ему рассказал все о пустынножительском чине: об общежительной жизни по монастырям и о скитской – по два или три человека, и об отшельической, которую проводят некоторые, в посте и молчании. Это все он рассказывал очень точно, ибо этот монах не был просто знатоком того, что он рассказывал, но он был послан от Бога. А юноша, слушая это о монашеской жизни и о их ревности о Боге, и о их добрых подвигах, изливал потоки слез их своих очей. И отдохнув немного, он сказал: «Вижу, отче, что есть Бог, Который знает все, Который, увидев скорбь сердца моего, послал твою святость утешить меня грешного. Сейчас утешилось сердце мое и развеселилась душа моя несказанной радостью. Днесь я понял то, о чем непрестанно тосковал. Блаженны и преблаженны те, кто удостоился столь беззаботной и безмятежной жизни. Что же мне сделать, отче, чтобы я смог избегнуть многомятежной жизни этого мира и удостоиться подобной же ангельской жизни? Но если родители меня оженят, то я, будучи задержан любовью к телесному, не смогу достигнуть такой жизни. Поэтому я не хотел бы оставаться здесь ни одного дня, чтобы не коснулось меня сластолюбие этого мира и против моей воли не отторгнуло меня от любви ко ангельской жизни, о которой ты учишь, отче. Хотел бы я бежать, но не зная пути, я мог бы заблудиться, а отец мой настиг бы меня и возвратил (ибо это ему возможно), чем бы я и отца огорчил, и себя весьма осрамил, а потом я не достиг бы того, чего желаю.

«Горяча любовь родительская», – сказал старец. – «Неразрывна связь природная и мило единство семейное. Но Господь заповедал нам и все то с легкостью оставить и взять крест на плечи, и усердно идти за Ним и все страдания легко переносить, смотря на Его страдания ради нас, чтобы не наслаждаясь в роскоши, и не ища телесного покоя, и оставив все, мы усердно приучались к наготе, голоду, бдению и молитве и прилежно стяжали умиление и плач с воздыханьем и сокрушением сердца. Вот что предлагается боголюбивым душам, как легкий путь, приводящий к добродетели и приносящий истинную славу и подлинную честь».

И юноша, слушая его, принимал к сердцу речи старца, подобно тому, как добрая земля принимает семя, и непрестанно рыдал. А старец удивлялся его теплой любви к Богу и божественному огню, который так распалил его душу, и внимательно слушал его речи, исполненные целомудрия и умиления, и затем сказал ему: «Вижу, чадо, что душа твоя глубоко вошла в любовь Божию, поэтому поторопись исполнить добрую волю свою, чтобы сеятель зла, дьявол, не посеял плевелы в сердце твоем (Мф.13, 24–30), и укоренив ее не заглушил пшеницу твою – добрый замысел, и не отвлек от такового намерения. А будучи задержан телолюбием и сластолюбием, ты ничего не сможешь совершить, но будешь подлежать пороку и срамоте, как те в Евангелии, кто ради приобретения имения и упряжки волов, и молодой невесты отреклись от сладостной вечери и бессмертныя трапезы, и по праву были объявлены недостойными избранного звания и веселья небесного царя Христа (Лк.14, 15–24). Я хочу послужить тебе в таком деле и с помощью Божией сопровожу тебя до Святой горы, куда ты желаешь уйти.

Растко, как только услышал это от старца, сразу покорился его воли, и восхвалил Бога, говоря: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты дал уверение сердцу моему через этого странника». А старцу он сказал: «Отче, будь благословен Богом, что укрепил ты душу мою».

Исполнясь радости по этой причине, Растко немедленно направился к родителям, чтобы попросить у них благословение ехать на охоту. «Недалеко отсюда, на горе», – сказал он родителям, – «много дичи; благословите нам ехать на охоту, и если мы задержимся, то не сердитесь, ибо я знаю, что там много оленей. Отец сделал по воле его и сказал: «Господь с тобою, чадо, благословляю тебя на добрый путь». А мать по-матерински обняла его и с любовию облобызала и отпустила с миром, наказав ему быстрее возвращаться. Не знали они, что их сын едет не на охоту за оленем, но сам как жаждущий олень устремился к источнику жизни – Христу, чтобы напоить жаждущую душу свою, горящую милым огнем любви Его.