8. Школа и религиозное воспитание

Начальное образование оказывает огромное влияние на формирование мировоззрения, поэтому Церковь стремилась сохранить контроль над начальной школой. Однако утвержденный Временным правительством проект введения всеобщего образования предусматривал передачу всех школ в ведомство Министерства народного просвещения. Авторы школьной реформы не стремились ущемить права Церкви, но в случае реализации этого проекта духовенство лишалось возможности участвовать в воспитании школьников. Ни Синоду, ни Поместному Собору не удалось заставить Временное правительство отказаться от этой реформы. А пришедшие к власти большевики пошли еще дальше, запретив преподавание в общеобразовательных школах вероучительных дисциплин.

Начальная школа оказывает огромное влияние на формирование мировоззрения, поэтому, говоря о миссии среди православных по рождению, нельзя обойти вопросов начального образования. В этой главе речь пойдет о тех учебных заведениях, деятельность которых находилась под контролем государства. Доля детей, получавших образование в таких школах (а не дома у дьячков, черничек или отставных солдат) постоянно увеличивалась. Это было связано как с увеличением числа школ, так и с тем, что государство прилагало все усилия для того, чтобы взять под свой контроль систему образования. Еще в конце 1861 года шеф жандармов В.А. Долгоруков⁸¹³ писал:

Правительство не может допустить, чтобы половина народонаселения была обязана своим образованием не государству, а себе или частной благотворительности какого-либо отдельного сословия.⁸¹⁴

Поскольку школьное преподавание велось в соответствии с официально утвержденными программами, изменение этих программ приводило к существенным переменам во всем школьном деле. Поэтому общественные дискуссии о том, в каком объеме учащиеся начальных школ должны проходить вероучительные дисциплины, имели шанс повлиять на правительственные решения по школьному вопросу, а значит, и на само школьное преподавание.

Существовавшая в начале XX века система начального образования в основном сформировалась в последней трети XIX века. Обучением детей занималось не только Министерство народного просвещения, но и различные общественные организации (в первую очередь, земства, а также Церковь). В 1884 году Александр III утвердил Правила о церковно-приходских школах. Основной упор в начальном народном образовании стал делаться на церковные, а не на светские школы. Согласно Правилам, предусматривалось создание самостоятельного общероссийского ведомства по управлению церковно-приходскими школами (ЦПШ). В епархиях организовывались училищные советы, а общее руководство осуществлял Училищный совет при Синоде. Церковь получала значительные правительственные ссуды на строительство новых школьных зданий, и ЦПШ стали быстро распространяться. С 1884 по 1894 г. количество ЦПШ выросло почти в семь раз (1884 г. – 4 640, 1894 г. – 31 835).⁸¹⁵

В конце XIX века общая статистика начального образования выглядела следующим образом⁸¹⁶:

Программа школ, относящихся к ведомству Синода, принципиально не отличалась от программ начальных школ других ведомств. Однако ЦПШ стояли ближе к традиционной народной культуре и куда более успешно способствовали формированию христианского мировоззрения учащихся. Вместе с тем, уровень преподавания дисциплин, полезных для практической жизни (арифметика и естественнонаучные дисциплины) здесь был более низким, чем в школах, принадлежащих Министерству народного просвещения (МНП).

ЦПШ сталкивались с серьезными финансовыми проблемами. Осуществляющееся по линии Синода финансирование начального образования было более низким, чем финансирование по линии МНП. Разница объясняется тем, что Синод получал средства только из государственного бюджета, в то время как министерские школы существовали, в первую очередь, за счет средств земского и городского самоуправления. Нехватка денег и, как следствие, низкие зарплаты учителей ставили ЦПШ перед серьезными кадровыми проблемами. Способы решения финансовых и кадровых проблем церковной школы активно обсуждались в церковной периодике и в педагогических журналах начала ХХ века, однако практические пути выхода ЦПШ из кризиса так и не были найдены.

Особенно остро проблема ЦПШ встала в связи с обсуждением проектов введения всеобщего начального образования. В 1893‒1896 годах из 34 губернских земств 24 подняли перед МНП вопрос о всеобщем обучении, а некоторые земства начали предпринимать и практические шаги в этом направлении. Так, Московское губернское земское собрание выработало план перехода ко всеобщему обучению для Московского и Можайского уездов уже в 1896 году.⁸¹⁷

В 1908‒1910 годах был принят ряд законодательных актов, направленных на введение всеобщего образования.⁸¹⁸ Соответствующий законопроект был внесен на рассмотрение в Думу министром народного просвещения П.М. фон Кауфманом.⁸¹⁹ При обсуждении этого документа было решено объединить все начальные учебные заведения (в том числе и ЦПШ) в единую школьную сеть, управляемую МНП.⁸²⁰ Проект предполагал создание единой начальной школы и ее централизованное финансирование. Не касаясь истории обсуждения законопроекта, отметим, что до практических шагов дело так и не дошло, поскольку на его реализацию денег не было. В 1912 году губерниям, где предполагалось ввести всеобщее обучение, было отпущено лишь 50% от запрошенной суммы. Этого хватало на поддержание существующих учебных заведений, но не на создание новых.⁸²¹

Идея объединить все начальные школы и подчинить их МНП пользовалась поддержкой педагогов, которые рассчитывали на увеличение жалования. Однако Синод сопротивлялся этой идее, считая, что в результате сведется на нет христианское воспитание детей. Споры двух ведомств продолжались вплоть до Февральской революции. 20 июня 1917 г. Временное правительство объявило о передаче МНП всех школ духовного ведомства:

1). Для действительного и планомерного осуществления всеобщего обучения все начальные училища, включенные в школьные сети или на которые отпускаются средства из казны на содержание их или на вознаграждение преподающим, в том числе и церковные начальные ведомства Православного исповедания, а также церковно-учительские и второклассные школы, передаются в ведомство Министерства народного просвещения.

2) Все кредиты из казны, отпускаемые ныне по сметам всех ведомств на нужды народного образования <...> перечисляются в смету Министерства народного просвещения.⁸²²

Это постановление также вводило единый порядок начисления пенсий учителям, благодаря которому материальное положение вышедших на пенсию учителей ЦПШ заметно улучшалось. В подчинение МНП переходили 21 церковно-учительская школа, 422 второклассных школы и, наконец, около 37 тыс. ЦПШ. При этом резко сокращались средства, которые государство отпускало Синоду.⁸²³

Временное правительство приняло этот закон без предварительного согласования с Церковью. А поскольку в момент его принятия обер-прокурор Синода находился в Москве, Синод не смог оперативно прореагировать на реформу начального образования. Свое негативное отношение Синод высказал лишь несколько дней спустя (определением от 3 июля). В адресованном правительству обращении было указано на то, что конфессиональные школы имеются у лютеран, армян, иудеев и мусульман. И на их конфессиональный характер никто не покушается, хотя они и получают правительственные субсидии. Определение говорило, что теперь православие превратилось из господствующего вероисповедание в наиболее обездоленное, а Русская Церковь осталась без конфессиональной школы. Синод считал, что этот вопрос следовало бы предварительно обсудить на Учредительном собрании и Поместном Соборе.⁸²⁴

Мнение учителей ЦПШ отличалось от позиции Синода. Летом 1917 года постановление Временного правительства обсуждалось на съездах учителей, духовенства и мирян. На Всероссийском съезде учителей ЦПШ в Москве была принята резолюция, которая фактически предполагала немедленное упразднение этих школ. Вот как сообщается об этом решении в газетном отчете:

По докладу об управлении церковных и приходских школ съезд вынес резолюцию, в которой признается необходимым немедленно провести в жизнь все меры, которые фактически немедленно упразднили бы церковные школы. Для этой цели, в первую очередь, должны быть прекращены кредиты синодальному ведомству, кредиты должны быть отнесены на счет министерства народного просвещения. Жалование учителям, начиная с 20 августа, должно выплачиваться из казначейства.⁸²⁵

Позицию тех, кто поддерживал это постановление Временного правительства, достаточно четко сформулировал автор неподписанной статьи во «Всероссийском церковно-общественном вестнике».⁸²⁶ По его мнению, большую часть средств на содержание ЦПШ давала не Церковь, а государство, а потому оно имеет полное право забрать себе эти учебные заведения. При этом автор статьи утверждал, что речь идет лишь об изменении характера финансирования, в самих же школах ничего не изменится: они будут стоять на прежнем месте и преподавать в них будут те же учителя. А руководящие школой органы местного самоуправления состоят в основном из православных, которые будут поддерживать церковную школу, а не разрушать ее. По мнению автора статьи, теперь задачей Церкви будет не содержание своей ведомственной школы, а воцерковление всей системы школьного образования.

Однако эту точку зрения разделяли далеко не все. Так, например, Саратовский съезд духовенства и мирян, проходивший в конце июля 1917 года, однозначно высказался за то, чтобы церковноприходские школы оставались в ведении Церкви «и управлялись приходскими организациями, руководствуясь принципами демократизации и выборного начала».⁸²⁷ Компромиссную позицию занял проходивший в Москве Всероссийский съезд духовенства и мирян. Вопрос обсуждался столь бурно, что сторонникам и противникам передачи церковной школы в ведомство МНП пришлось собираться отдельно друг от друга. В конечном итоге съезд принял компромиссную резолюцию:

Существующие церковно-приходские школы передать в ведение Министерства народного просвещения с предоставлением права тому или другому приходу в зависимости от местных условий и по желанию прихожан оставить их за собой.⁸²⁸

Поскольку Синод предлагал вынести вопрос о ведомственной принадлежности начальных школ на Учредительное собрание и Поместный Собор, членам Собора пришлось заняться этим вопросом. Для этого был создан отдел О церковно-приходских школах, доклад которого лег в основу определения О церковных школах.⁸²⁹

По мнению членов отдела, основной причиной перевода церковных школ в ведение Министерства народного просвещения является их финансовое положение: учителя церковных школ получали существенно меньше, чем их коллеги из школ министерских. В марте 1917 года содержание учителя церковной школы составляло 360 рублей в год, а учителя министерской школы – 600 рублей. Не удивительно, что учителя поддерживали идею передачи всех школ МНП. При этом отдел исходил из того, что школы принадлежат Церкви, и учителя, которые юридически являются наемными служащими, не имеют права распоряжаться церковным (школьным) имуществом:

Учителя, – говорил на Соборе Н.Д. Кузнецов, – без уполномочия Церкви осмелившиеся решать вопрос об отнятии у Церкви школ, поступают преступно по отношению к Церкви. Если признать за учителями право распоряжаться школами, в которых они только служат, в таком случае ведь, например, и звонари могут вздумать отдать или продать кому-либо колокола, в которые они наняты звонить.⁸³⁰

Включение церковных школ в систему министерского финансирования вызывало протест органов местного самоуправления, на плечи которых ложилась дополнительная нагрузка. Из-за разрухи, инфляции и неспокойной политической обстановки земства не могли содержать даже те школы, которые всегда находились под управлением государственных, а не церковных структур. Многие земства отказывались принимать навязываемые им церковные школы, что грозило закрытием ряда учебных заведений. Передача церковных школ Министерству народного просвещения ставила ряд проблем этического плана. Дело в том, что часть школьного имущества была приобретена на средства благотворителей, которые жертвовали Церкви, а не министерству.

Передача этого имущества земским или же государственным структурам стала бы прямым нарушением воли дарителей. При этом члены Собора прекрасно понимали, что предлагаемая правительством система финансирования школьного дела имеет немало преимуществ перед существующей. Некоторые члены Собора (например, протоиерей А.И. Зыков⁸³¹) предлагали оставить школы в ведении Церкви, а финансировать их так же, как и министерские. Понятно, что реализовать такого рода предложения было невозможно.

Члены Собора не могли ограничиваться лишь экономической стороной дела. Они опасались, что исключение Церкви из процесса начального образования негативно повлияет на уровень религиозного воспитания молодого поколения. Именно поэтому передача церковных школ в светское ведомство так же, как и отмена обязательного преподавания Закона Божия, воспринималась, по словам протоиерея А. Станиславского,⁸³² как государственный «поход против православия».⁸³³

На заседаниях Собора много говорилось о том, что церковная школа – это особый тип школы: в ней должны воспитываться религиозные чувства народа. Докладчик отдела П.И. Соколов подчеркивал, что главным в церковной школе является особый тип школьной жизни, который способствует воспитанию веры и нравственности.⁸³⁴ О воспитательной деятельности церковной школы говорил и Н.Д. Кузнецов:

Одну из задач Церкви составляет ее религиозно-просветительная миссия в народе, которая обнаруживается в разных формах и, между прочим, в устройстве своих школ. Лишить Православную Церковь возможности иметь свои школы – это все равно, как если бы у человека отрубили левую руку.⁸³⁵

Многие члены Собора рассматривали борьбу за сохранение церковного контроля над начальным образованием как часть борьбы против секуляризации. Епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский)⁸³⁶ говорил:

Борьба за конфессиональную школу ведется не только у нас, но и в других странах. Это борьба за влияние на народную душу. И замечательно, что все государства, сильные своей государственностью, крепко держатся за конфессиональную школу.⁸³⁷

Собор не ограничивался составлением требований к властям, а пытался найти средства, которые бы позволили сохранить церковные школы и без финансовой помощи со стороны правительства. Решение этой проблемы виделось в усилении влияния прихода на деятельность церковных школ, а в идеале – в передаче этих школ приходам. Участие приходов, в том числе и материальное, сделало бы церковную школу менее зависимой как от государства, так и от земств. В то же время Церковь имела бы возможность сохранить свою школу и послужить народу в деле образования и воспитания подрастающего поколения

Принятое Собором определение О церковных школах⁸³⁸ состоит из трех разделов. Первый представляет собой адресованное Временному правительству требование отменить постановление о передаче церковных школ в ведение МНП. Собор также требовал, чтобы государственное содержание учителей церковных школ было приравнено к содержанию учителей министерских школ. Одновременно с этим Собор предлагал Временному правительству сделать распоряжение о приостановке передачи церковных школ.

Это определение выразило мнение большинства членов Собора, но далеко не всех. Некоторые из выступавших – архимандрит Матфей (Померанцев),⁸³⁹ А.А. Папков⁸⁴⁰ и А.Г. Чагадаев⁸⁴¹ – считали, что Собору следует лишь констатировать, что школы должны остаться в ведении Церкви и не касаться более мелких вопросов,⁸⁴² однако это предложение не было принято. Заслуживает внимания высказанная П.И. Астровым⁸⁴³ идея своеобразной контрреформы, то есть передача всех министерских школ в ведение Церкви,⁸⁴⁴ однако это явно утопичное предложение не оказало влияния на окончательную редакцию документа. Довольно жестко выступал М.П. Арашкевич.⁸⁴⁵ Он говорил, что отмена обязательного преподавания Закона Божия вызвала мощный народный протест, в то время как передача церковных школ в ведение Министерства никакого протеста не вызвала и была воспринята как вполне адекватная мера. Ведь у церковной школы нет хороших помещений, нет своих учебников, недостает учителей. Резкое выступление Собора могло, по мнению Арашкевича, значительно ухудшить положение школы. Н.И. Знамировский считал, что школы следует передавать не всем приходам, а только тем, которые имеют возможность и желание их содержать. Он полагал, что церковные школы так же, как и министерские, должны содержаться за счет земств и городских самоуправлений, оставаясь при этом в ведении Церкви. Это мнение поддерживали многие члены Собора.

Вторая часть соборного определения была посвящена тому, как церковные школы будут функционировать в том случае, если Временное правительство подчинится решению Собора и отменит свое постановление. Предполагалось, что школы грамоты и ЦПШ будут переданы приходам. При этом церковные школы, получающие средства от казны или входящие в общую школьную сеть, работают по министерским программам. Кроме того, предполагалось, что церковные органы, занимающиеся вопросами образования, будут реформированы и приобретут более демократический характер. Собор принял этот раздел без какой-либо дискуссии.⁸⁴⁶

Последняя часть соборного определения описывала действия в том случае, если исход переговоров с Временным правительством окажется неудачным. Предполагалось, что в этом случае Синод должен объяснить мирянам, что церковные школы являются основным средством христианского воспитания детей, поэтому Церкви придется создавать их заново. Министерство может отобрать школы, но школьные здания и капиталы остаются церковной собственностью и передавать их государству не следует ни в коем случае. Школьные здания могут быть предоставлены министерству лишь во временное пользование на правах аренды, причем такие договора следует заключать на срок не более одного года.

Этот пункт обсуждался очень горячо. Сдачу школьных помещений в аренду многие члены Собора считали делом нехристианским, поскольку в этом случае Церковь будет наживаться на том, что детям необходимо учиться. По мнению графа П.Н. Апраксина, арендная плата должна быть минимальной, даже символической, но отказываться от нее не следует, ибо таким образом юридически подтверждается, что школьное здание является церковной собственностью.

Члены Собора рассчитывали на то, что в ближайшем будущем проблема церковноприходских школ будет каким-то образом решена. Об этом свидетельствует тот факт, что в утвержденном Собором 7/20 апреля 1918 г. Приходском уставе дается достаточно подробное описание устройства ЦПШ,⁸⁴⁷ причем в качестве одного из источников финансирования приходских учебных заведений здесь указаны пособия от казны.

Для переговоров с Временным правительством была избрана специальная делегация, в состав которой вошли архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов), протоиерей А.М. Станиславский, Н.Д. Кузнецов и П.И. Уткин⁸⁴⁸ (члены Собора сначала предполагали, что посольство для переговоров с правительством должно состоять из «епископа, пресвитера и мирянина»,⁸⁴⁹ а затем включили в его состав еще и крестьянина). Беседа делегации Собора с министром исповеданий С.С. Салазкиным состоялась 11/24 октября 1917 г. и ни к чему не привела: выяснилось, что правительство не собирается менять позицию, которую оно заняло в вопросе о ЦПШ.

В этой беседе выяснилось для нас, – вспоминал архиепископ Кирилл (Смирнов),– что менять ту позицию, на какую Временное правительство встало по отношению к церковно-приходской школе, оно едва ли отважится. Идеология, развиваемая соборными рассуждениями, не может быть воспринята правительственным разумом существующего государственного строя. <...> Распоряжения правительства относительно церковно-приходской школы основываются на оценке ее значения с чисто политической точки зрения. Школа эта является детищем старого строя, который возлагал на нее самые широкие упования, и потому говорить с Временным правительством о сохранении прежнего отношения к этой школе является делом безнадежным в такой же приблизительно мере, как если бы вздумал какой-нибудь наивный человек настаивать перед Временным правительством на необходимости уважать прежний государственный строй и оказывать все знаки почтения бывшему императору. Правительство не может не желать того, чтобы школа народная <...> служила укреплению того государственного строя, какой сейчас существует. Отказ от услуг церковно-приходской школы должен быть одной из обязательных примет в паспорте республиканского правительства.⁸⁵⁰

В беседе с членами Собора министр дал понять, что он не верит в то, что Церковь в состоянии содержать школы без государственных субсидий, а потому считает передачу школ Министерству делом вполне осмысленным.

Ни к чему не привела и встреча соборной делегации с А.Ф. Керенским. Члены делегации пытались показать, что, лишившись ЦПШ, Церковь теряет важнейшее средство воздействия на народ. Однако Керенский уклонился от обсуждения этой темы, а ограничился заявлением, что государство забирает лишь те здания, на постройку которых были затрачены казенные средства. В итоге разговор о церковном и светском элементе в начальном образовании свелся к вопросам собственности и основным предметом спора стал разговор о том, как быть с теми школьными зданиями, которые частично строились на государственные деньги, а частично на общественные. Дискуссия о характере начального образования свелась к имущественному спору между двумя ведомствами. При этом членам соборной делегации определенно дали понять, что правительство уже окончательно решило вопрос о светском характере начальной школы.

Беседуя с руководителями Временного правительства, члены соборной делегации еще не знали, что несколько дней назад Министерством народного просвещения был подготовлен новый проект, направленный на еще большее отделение Церкви от дела народного просвещения.⁸⁵¹ Этот документ стал известен членам Собора лишь 14/27 октября 1917 г., а новое обращение к Временному правительству Собор утвердил спустя неделю⁸⁵² и в тот же день передал его министру исповеданий.⁸⁵³ Но практического значения ни проект, ни протест против него иметь не могли, поскольку до падения Временного правительства оставалось чуть больше недели. А к новой ситуации, возникшей после прихода к власти большевиков, эта дискуссия отношения не имела, поскольку подписанный 20 января (2 февраля) 1918 г. декрет Об отделении церкви от государства запрещал «преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы».⁸⁵⁴

Руководствуясь законом О свободе совести, Министерство народного просвещения объявило Закон Божий предметом, не обязательным для учащихся. При обсуждении вопроса о статусе Закона Божия в школе члены Собора подчеркивали значение православия в культурной и государственной жизни страны. В переговорах с правительством Собор имел шанс добиться существенных уступок, однако большевистская революция прервала эту работу.

Пока православие было государственной религией, вопрос о том, должен ли Закон Божий входить в число обязательных школьных предметов, не стоял. Неправославным гражданам империи Закон Божий преподавался в соответствии с их вероучением. Для иудеев, католиков, евангелистов или мусульман приглашались специальные учителя.⁸⁵⁵ Школьные правила требовали, чтобы вероучительные дисциплины преподавались неправославным в те же часы, когда православные изучают Закон Божий:

В тех земских школах <...> в коих будут обучаться дети татар-магометан, разрешено допустить для них преподавание магометанского вероучения, но с тем, чтобы обучение сему предмету производилось в отдельных от классов помещениях и в часы, определенные по классному расписанию для Закона Божия ученикам православного исповедания.⁸⁵⁶

После Февральской революции ситуация резко изменилась. Постановление Временного правительства О свободе совести гарантировало гражданам России, что «пользование гражданскими и политическими правами не зависит от принадлежности к вероисповеданию, и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры». О том, что граждане России могут не исповедовать никакой религии, в этом документе прямо не говорится, но подразумевается, поскольку отдельный параграф посвящен ведению актов гражданского состояния лиц, «не принадлежащих ни к какому вероисповеданию».⁸⁵⁷ Допущение вневероисповедного состояния предполагало, что в школе может появиться учащийся, семья которого не исповедует никакой религии. Требовалось решить, чем такой ребенок будет заниматься в часы, отведенные на преподавание Закона Божия.

В июне 1917 года Государственный комитет при МНП принял Временное положение о преподавании Закона Божия. Согласно этому документу, во всех заведениях, кроме высших, должна быть обеспечена возможность обучения Закону Божьему. Но одновременно с этим частные лица и организации получали право открывать учебные заведения, в которых Закон Божий вообще не преподавался.⁸⁵⁸ 23 сентября «Вестник Временного правительства» поместил информацию о новом законопроекте, подготовленном министром народного просвещения А.А. Мануиловым.⁸⁵⁹ Этот документ был направлен на приведение учебного процесса в соответствие с требованием постановления О свободе совести. Согласно этому законопроекту, в школе должны были появиться ученики, которые не изучали вероучительных дисциплин:

От обязательного обучения закону веры освобождаются те из учащихся, которые признаны <...> не принадлежащими ни к одной вере. От обучения закону своей веры освобождаются также те из учащихся, <...> заботы о религиозном воспитании коих будут приняты на себя их родителями или опекунами, согласно сделанному последними письменному заявлению.⁸⁶⁰

Кроме того, ученики, достигшие 14 летнего возраста, имели право самостоятельно определять свое отношение к религии: они могли изменить свое вероисповедное состояние и тем самым отказаться от дальнейшего изучения вероучительных дисциплин. До этого возраста решение о религиозном образовании принимали родители или опекуны ребенка. Право 14-летних учеников самостоятельно определять свое отношение к Закону Божию вытекало из постановления О свободе совести, согласно которому достигшие 14 лет граждане России могли самостоятельно определять свое отношение к религии. Таким образом, проекты МНП лишь конкретизировали постановление Временного правительства О свободе совести, позволявшем гражданам России не принадлежать ни к какому вероисповеданию. Единственным нововведением Временного положения и проекта МНП было то, что они допускали открытие школ, в которых Закон Божий вообще не преподавался.

Если постановление Временного правительства О свободе совести имело общий характер, то решения МНП, касающиеся преподавания Закона Божия, влияли на повседневную жизнь многих людей. Изменение статуса этой школьной дисциплины активно обсуждали на съездах и собраниях не только законоучители, но и родители учащихся. Как известно, Закон Божий не относился к числу предметов, которые любили школьники. Весьма показательными в этом отношении являются результаты опроса, проведенного учителем начальной школы Лонгином Кравченко.⁸⁶¹ В его классе из 30 учащихся Закон Божий любили 5 человек, диктанты – 10, славянское чтение и арифметику – 14, чтение – 17, географию – 24, а пение и рисование – весь класс. И тем не менее, к отмене Закона Божия отрицательно отнеслись и учащиеся, и их родители. Возникшие после Февральской революции родительские комитеты дружно выступили в защиту этого предмета. На Всероссийском родительском съезде (он работал в Москве с 7 по 10 августа 1917 г.) были приняты следующие резолюции:

1. Признавая, что христианство есть источник мировой культуры и великая сила, гуманизирующая и облагораживающая человека, что вся жизнь нашего отечества созидалась и утверждалась в единении с Православной Церковью, что безрелигиозная жизнь может повлечь за собою духовное вырождение подрастающего поколения <...> Всероссийский родительский съезд полагает, что изучение Закона Божия, при условии коренной реформы его преподавания, в обновленной демократической школе должно быть признано обязательным для всех учащихся, сообразно религии и вероисповеданию каждого, и поставлено в одинаковые внешние условия со всеми главными предметами школьного курса. Для тех же учащихся, кои сами по себе или их родители осуществили на основании закона о свободе совести право выхода из своего прежнего религиозного состояния и право непринадлежности ни к одной из существующих религий, изучение Закона Божия необязательно.

2. Признавая установленный в новом законе о свободе совести четырнадцатилетний возраст для осуществления прав на религиозное самоопределение совершенно несоответствующим психическим и физиологическим особенностям отрочества, Всероссийский родительский съезд постановляет немедленно обратиться к Временному правительству с настойчивой просьбой пересмотреть в спешном порядке упомянутый закон в смысле перенесения вышеуказанного срока на семнадцатилетний возраст.

3. Секция по религиозно-нравственному образованию и воспитанию выражает пожелание, чтобы в преподаватели Закона Божия в средних учебных заведениях были допускаемы наравне с лицами духовного звания и миряне, стоящие на одинаковом уровне специального богословского образования с первыми.⁸⁶²

Протестовали против отмены Закона Божия и участники проходивших в 1917 году съездов духовенства и мирян. Для того чтобы представить себе, что происходило на этих съездах, приведем выдержку из рапорта епископа Пахомия (Кедрова)⁸⁶³ о Черниговском съезде:

Второй чрезвычайный епархиальный съезд духовенства и мирян вверенной мне епархии, происходивший с 9 по 11 августа сего года, между прочим, по вопросу о постановке Закона Божия в школе вынес следующую резолюцию: «С чувством жгучего стыда за русское христианское государство, с тяжелой болью за подрастающее поколение как оплот лучшего будущего обновляемой России и с живой ревностью о правде Божией как основе благоденствия, мира и счастья жизни человеческой съезд клира и мирян узнал о том, что преподавание Закона Божия для наших детей в школах всех типов Министерством народного просвещения признается необязательным с объявлением свободы выбора исповедания своей веры. <...>

Исходя из того положения, что религиозное чувство есть основное свойство души человеческой, <..> Съезд с полным убеждением выносит следующие постановления:

1). Закон Божий как предмет просветительно-воспитательный обязателен для преподавания в школах всех типов.

2). Самое преподавание Закона Божия, программы и учебники должны быть преобразованы на началах разумной веры и живой любви к Богу. <...>

3). Закон Божий как изложение правды Господней должен быть чужд сухости, отвлеченности, безжизненности и затуманенности лукавыми измышлениями человеческого разума. <...>

6). При преподавании Закона Божия нужно главным образом выявлять положительное, основное учение Христа и Церкви, а не заниматься изучением отрицательных учений. <...>

10). Главная задача Закона Божия в его преподавании – облагородить человека через просвещение ума светом Христова учения, <укрепить> волю силою духа Святого и очистить сердца любовью к Богу как к Отцу.

11).. Задача законоучителя – привести ученика своего ко Христу, как некогда привела самарянка своих соседей к Мессии. <...>

14). Законоучитель получает содержание от казны, так как служит и государству, образовывая и воспитывая разумных и честных граждан.⁸⁶⁴

Вопрос о преподавании Закона Божия воспринимался как чрезвычайно актуальный. Об этом свидетельствует тот факт, что в созданный Собором отдел О преподавании Закона Божия, председателем которого стал архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов), записалось 98 членов Собора (напомним, что в отдел О внутренней и внешней миссии записалось всего 62 человека).⁸⁶⁵ Отдел обсуждал достаточно широкий круг проблем, но первоочередной задачей была выработка мер по защите самой возможности преподавания Закона Божия в школах.

В адрес Собора приходили многочисленные протесты против отмены преподавания Закона Божия (те, кто поддерживали действия Временного правительства, адресовали свои письма отнюдь не Собору). После того, как некоторые письма были зачитаны на втором заседании отдела,⁸⁶⁶ у его членов возникло ощущение, что Собор, пользуясь всенародной поддержкой, в состоянии реально противостоять решениям Временного правительства. На этом же заседании были сформулированы вопросы, на которые следовало дать ответ. Эти вопросы выглядели так:

1. Должен ли быть Закон Божий в государственной школе для православных обязательным и главным предметом при всяких условиях школьной жизни по всей России.

2. Должен ли законоучитель пользоваться одинаковыми правами с другими преподавателями государственной школы и одинаковым с ними содержанием.

3. Должны ли родители иметь право не обучать своих детей Закону Божию в государственной школе в случае, если бы отдельные представители их пожелали этого.

4. Необходимо ли изменить в законе о свободе совести возраст для перехода из одного исповедания в другое с 14 на 17 лет.

5. Должно ли быть право (согласно закону о свободе совести) и у кого открывать учебные заведения без Закона Божия (совершенно светские в плане наук).⁸⁶⁷

Судя по протоколам,⁸⁶⁸ работа отдела особой четкостью не отличалась. Это было связано с тем, что положение в стране менялось настолько быстро, что отдел не успевал подстраиваться к новой ситуации и адекватно оценивать происходящие перемены. Большинство членов отдела полагало, что государство само заинтересовано в сохранении Закона Божия в школе, поскольку ему нужны нравственные граждане. На заседаниях говорилось о том, что преподавание Закона Божия ни в коей мере не противоречит свободе совести. Учение Христа должен знать любой образованный человек. Законоучитель лишь дает информацию, а не принуждает учащихся принять православное вероучение. Другие ораторы, ратуя за сохранение Закона Божия в средней школе, не считали правильным принуждать школьников изучать этот предмет вопреки желанию родителей. А чтобы такие ученики не выходили из школы совершенно незнакомыми с христианским учением, им следует рассказывать о христианстве в связи с историей философских учений.⁸⁶⁹ Противники этой идеи указывали на то, что необязательный предмет школьники посещать не будут.

Предметом дискуссии становились не только проблемы статуса Закона Божия в школе, но и вопрос о том, проект какого документа должен подготовить отдел. Одни считали, что следует составить альтернативный законопроект и представить его Временному правительству, а другие указывали на то, что Временное положение о преподавании Закона Божия хорошо известно обществу, поэтому Собор должен высказаться по поводу именно этого постановления, выработкой же альтернативного положения о Законе Божием в школе заняться позднее. В конце концов, было принято компромиссное решение, и отдел начал готовить протест против Временного положения с подробной мотивировкой, что давало возможность использовать эти материалы в будущем при подготовке альтернативного законопроекта.

В числе причин, по которым не следует отменять преподавание Закона Божия, были указаны следующие:

1). Христианство является основой мировой культуры, определяющей моральное, эстетическое и научное развитие человечества, поэтому знакомство с христианским вероучением необходимо любому образованному человеку.

2). Безрелигиозное воспитание приводит общество к духовному разложению.

3). Христианство имеет для русского народа огромное национально-историческое значение.

4). Школьное воспитание должно быть всесторонним и гармоничным, и ограничиваться лишь рациональными способами познания мира не стоит.

5). Религиозное воспитание отвечает естественной потребности детской души, и лишить ребенка вероучительных дисциплин будет насилием над его духовной природой.

6). Школьный возраст наиболее удобен для религиозного образования и воспитания.

7). В 14 лет ребенок не может решать вопроса о своей конфессиональной принадлежности, поскольку переходный возраст – не самая подходящая пора для такого решения.

8). Многие проблемы можно решить, изменив положение законоучителя в школе.

9). Отмена преподавания Закона Божия до созыва Учредительного Собрания юридически незаконна.

10). Эта мера является антидемократической, поскольку не считается с мнением православного населения, которое высказывается за сохранение этой дисциплины.⁸⁷⁰

Надо сказать, что многим членам отдела эти аргументы казались не особенно убедительными. Так, священник А.П.Масальский говорил на заседании:

Все доводы и рассуждения отдела не производят впечатления, тогда как яркая речь противника Закона Божия на одном учительском съезде увлекла всех участников съезда, несмотря на все речи защитников. Противники Закона Божия очень выдвигают мысль, что обязательное обучение ему нарушает свободу совести: у нас об этом сказано мало.⁸⁷¹

Много споров вызвал вопрос о том, должны ли посещать уроки Закона Божия дети, чьи родители объявили о том, что они больше не являются православными. По мнению одних членов отдела, в вопросах веры школа не должна вступать в конфликт с волей родителей:

Школа не может проводить опеку над родителями, – говорил А.Ф. Гораин. – Закон Божий не только предмет обучения, а и воспитания; ученик впитывает с ним вероисповедные понятия, поэтому родители имеют право не обучать ребенка Закону Божию в случае выхода их из Православной Церкви.⁸⁷²

Другие же члены отдела настаивали на том, что Закон Божий должен оставаться общеобязательным предметом. Так, по мнению Н.И. Троицкого,⁸⁷³ этот предмет должны учить и евреи, и мусульмане, и православные, и католики, и протестанты, и старообрядцы, и сектанты, и лица вневероисповедного состояния:

Еврей или христианин, православный, католик или лютеранин, раскольник или сектант, или даже «состоящий вне религий», если они граждане России, то они тем самым обязаны знать ее «исповедание» – религиозную веру и основанное на ней нравственное и государственное законодательство, а вместе и ее историческую жизнь, в основе которой всегда лежало это законодательство христианское, а в быту и воспитании самого народа русского, зиждителя своей государственности, было начало православно-церковное. Такое знание существенно необходимо для взаимного понимания всех граждан России; а это столь же необходимо для взаимных добрых отношений при постоянном их общении, при неизбежном сожительстве, чтобы оно было <...> чуждо всякой ненависти и проникнуто взаимным доверием. Ведь мы не желаем и не стремимся навязать кому бы то ни было своего исповедания для его личной жизни, но требуем знания оного для полного образования и государственного мирного сожительства.⁸⁷⁴

Для того чтобы преподавание христианского вероучения не противоречило свободе совести, И.Ф. Иорданский⁸⁷⁵ предложил придать Закону Божию статус гуманитарной дисциплины. Это означало, что преподавание этого предмета не обязывает учеников принимать участие в богослужении. Однако это предложение вызвало протест архиепископа Кирилла (Смирнова), который считал, что такое нецерковное преподавание Закона Божия произведет соблазн.⁸⁷⁶

Из двух проектов определения (один из них был составлен протоиереем Е.З. Капраловым,⁸⁷⁷ а другой – протоиереем Н.М. Боголюбовым) отдел остановился на проекте Е.З. Капралова как более объективном и менее полемичном. Этот проект требовал, чтобы во всех учебных заведениях, где учатся дети православных родителей, преподавание Закона Божия было поставлено в одинаковые условия со всеми другими предметами школьного курса. Проект предусматривал отмену установленной законом нормы, позволяющей в 14-летнем возрасте менять конфессию или же объявлять себя человеком нерелигиозным. Прекратить изучение Закона Божия учащиеся могли бы лишь при оставлении ими православия в связи с выходом из православия их родителей.⁸⁷⁸

Отвергнутый отделом проект Н.М. Боголюбова,⁸⁷⁹ исходил из того, что решения Временного правительства предполагают не запрет преподавания Закона Божия, а превращение его в необязательный предмет. Большинство членов Собора считали эту идею ошибочной, поскольку государственная политика была направлена именно на постепенное вытеснение вероучительных дисциплин из общеобразовательной школы:

Отдел имел в виду, – говорил архиепископ Кирилл (Смирнов), – не только закон 14 июля, но всю совокупность современных условий, тот ветер, который начинает ныне дуть. И Государственный комитет, и социалистическая печать, и отдельные представители педагогических организаций спешат использовать этот закон в смысле создания такого положения, которым Закон Божий низводится на степень необязательного предмета. Но те, кто преподавал Закон Божий или кто сам имел детей, знают, что значит необязательное преподавание Закона Божия. Это скрытый прием, направленный к полному устранению его из школы, и было высказано предположение прямо исключить его из школы.⁸⁸⁰

Учитывая, что выступление, цитата из которого приведена выше, прозвучало в Соборной палате 23 сентября (6 октября) 1917 года, когда до большевистской революции оставалось чуть более месяца, можно сказать, что архиепископ Кирилл вполне точно почувствовал «ветер, который начинает ныне дуть».

При обсуждении определения О преподавании Закона Божия члены Собора исходили из того, что говорят от лица «115 миллионов православного русского народа»,⁸⁸¹ поэтому государство должно считаться с их голосом. В зачитанном протоиереем Евгением Капраловым докладе отдела О преподавании Закона Божия было четко сформулировано, что интересы государства и интересы Церкви могут и не совпадать, однако Церковь должна не только защищать интересы верующих, но и требовать, чтобы государство их учитывало:

Православно-русская Церковь может понимать закон о свободе совести <...> только как акт, которым государство желает выразить свое глубокое уважение к неотъемлемому праву каждого своего члена на религиозное самоопределение. С тем вместе, Церковь, соблюдая вечные интересы верных своих чад, хранит убеждение, что закон этот в практическом своем осуществлении должен быть всесторонне справедлив, не только справедлив по отношению к лицам, потерявшим религиозную веру, но и к лицам верующим.⁸⁸²

При обсуждении вопроса о возрасте, в котором молодой человек может менять вероисповедание, А.Ф. Одарченко⁸⁸³ указал на то, что 14-летний возраст противоречит не только церковным, но и гражданским законам:

Закон о свободе совести в вопросе о возрасте находится в коренном противоречии и с гражданским, и с уголовным законом. 14-летний возраст в гражданском законе не имеет серьезного значения, а есть 17-летний, когда кончается опека. Но даже и 17-летний возраст по гражданскому праву не дает полной дееспособности.⁸⁸⁴

Нужно сказать, что предложенный отделом проект критиковался как слева, так и справа. Некоторые члены Собора (протоиерей Н.М. Боголюбов, протоиерей П.Г. Политковский⁸⁸⁵ и А.П. Афанасьев⁸⁸⁶) полагали, что законопроект Государственного комитета был истолкован Собором произвольно и что соборное определение только скомпрометирует Собор в глазах общества. Наиболее резко это мнение высказал Д.А. Олсуфьев,⁸⁸⁷ считавший позицию авторов проекта соборного определения уязвимой и слабо аргументированной:

Если мы говорим, что необходимо обязательное преподавание Закона Божия в школе, так как он составляет существенный элемент религиозного воспитания и имеет высокое культурное значение, то богослужение имеет еще более высокое воспитательное значение. Но обязательное посещение богослужения <...> вопрос спорный. Мы знаем, во что обращается и к каким результатам приводит обязательное посещение богослужения.⁸⁸⁸

Критики справа (В.И. Зеленцов и др.) упрекали Собор в нерешительности и неготовности противостоять антицерковным действиям правительства.⁸⁸⁹

По словам С.А. Котляревского, который являлся и членом Собора, и членом Временного правительства, идея о том, что Закон Божий не будет преподаваться в школах, возникла в Государственном комитете по народному образованию еще до того, как был опубликован закон О свободе совести. По мнению комитета, Закон Божий мог бы преподаваться в школах лишь по особому желанию родителей. Сам С.А. Котляревский полагал, что этот вопрос лежит вне компетенции Временного правительства и должен быть отложен до созыва Учредительного собрания:

Всякое радикальное решение вопроса о преподавании Закона Божия было бы предвосхищением прав Учредительного собрания. Если общий вопрос об отделении Церкви от государства не вправе решить государственная власть до Учредительного собрания, то секуляризация школы явилась бы тоже предвосхищением прав Учредительного собрания.⁸⁹⁰

В конце концов, проект отдела был утвержден без существенных изменений:

1). Во всех светских, как государственных, так и частных школах – низших, средних и высших, где есть учащиеся православного исповедания, преподавание Закона Божия в качестве обязательного предмета должно быть поставлено в одинаковые условия со всеми главными предметами учебного курса.

2). Установленный в законе 14 июля 1917 года о свободе совести четырнадцатилетний возраст для перемены вероисповедания или признания себя не принадлежащим ни к какой вере, а, следовательно, и для прекращения изучения Закона Божия в школе, представляется слишком юным, так как не обеспечивает надлежащей зрелости суждения в виду душевных и телесных особенностей отрочества, и потому упомянутое постановление о возрасте подлежит немедленной отмене в законодательном порядке.

3). Переход из одного исповедания в другое, а также и признание себя не принадлежащим ни к какой вере не могут быть осуществляемы учащимися во время пребывания их в низшей и средней школе.

4). Учащиеся средней и низшей школы могут прекратить изучение Закона Божия только при оставлении ими православия в связи с выходом из православия их родителей.

5). Православный законоучитель служит делу просвещения и воспитания в такой же и даже в большей мере, чем прочие преподаватели других обязательных предметов, и посему пользуется всеми правами государственной службы.⁸⁹¹

Проблема преподавания Закона Божия обсуждалась на упоминавшейся выше встрече соборной делегации с А.Ф. Керенским. Если по вопросу о сохранении церковных школ Керенский занял жесткую позицию, то в отношении преподавания Закона Божия был готов к компромиссу и даже заявил, что 14-летний возраст для религиозного самоопределения считает недопустимым. Однако эта беседа происходила 11/24 октября 1917 г., то есть за две недели до большевистской революции, а потому не имела никаких последствий.

Судя по всему, члены Собора не отдавали себе отчета в том, что Закон Божий может быть действительно изгнан из школы. Происходящие политические события казались недоразумением, которое в ближайшее время так или иначе разрешится. Прекратив обсуждение вопросов преподавания Закона Божия, отдел открыл в здании Московской духовной семинарии законо-учительский кабинет, в котором все желающие могли ознакомиться с современными пособиями по этому предмету. Судя по дневниковой записи протоиерея Георгия Голубцова,⁸⁹² представленные в этом кабинете материалы вызывали большой интерес:

Когда я вошел в кабинет, то там находилось несколько духовных и светских лиц; одни сидели за столами и читали, другие переходили от одной книги к другой; те отмечают в записную книжку интересные книги, иные рассматривают картины, альбомы, ученические работы. Если Бог поможет возвратиться в Сухум, то непременно нужно будет устроить законо-учительский кабинет.⁸⁹³

Эта дневниковая запись была сделана 12/25 февраля 1918 г., то есть уже после того, как Декрет об отделении Церкви от государства запретил преподавание каких бы то ни было конфессиональных дисциплин в общеобразовательных учебных заведениях. И тем не менее, протоиерей Голубцов размышляет о том, что следует перенять методический опыт и организовать в Сухуме законо-учительский кабинет. Поверить в то, что Закон Божий не будет преподаваться в течение десятилетий, было невозможно.

После Октябрьской революции функционирование прежних образовательных структур стало невозможным, поэтому отдел О преподавании Закона Божия фактически прекратил свою деятельность. Из-за запрета преподавания вероучительных дисциплин выработка методов школьного обучения Закону Божию потеряла всякий смысл.

Несмотря на многочисленные претензии, которые Собор имел к Временному правительству, со сменой власти положение значительно ухудшилось. Уже 11/24 декабря 1917 г. Комиссариат народного просвещения издал постановление, в котором подтвердил все акты Временного правительства, касающиеся перехода церковных школ в ведение Министерства образования.⁸⁹⁴ Большевистский документ требовал немедленной передачи Министерству всего школьного имущества, денежных средств и т.д. 20 января (2 февраля) 1918 г. появился приказ Комиссариата государственного призрения, согласно которому с 1 марта прекращена выплата жалования законоучителям.⁸⁹⁵ Появляющиеся в печати проекты декрета Об отделении Церкви от государства⁸⁹⁶ также не внушали большого оптимизма. В проектах говорилось, что «преподавание Закона Божия в высшей, средней и низшей школах признается необязательным».⁸⁹⁷ В окончательной версии декрета отношение к церковной школе было сформулировано следующим образом:

Школа отделяется от церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом.⁸⁹⁸

Поскольку Церковь уже была лишена всех школьных зданий, учебных пособий и средств, на которые можно было бы осуществлять образовательные программы, декрет фактически уничтожал церковную школу, причем не только начальную, но и профессиональную. Православную школу приходилось создавать заново, практически с нуля – без денег, без помещений и без учебников. При этом законодательные акты, препятствующие воссозданию духовной школы, сыпались как из рога изобилия. Так, 17 января (4 февраля) 1918 г. появилось постановление Народного комиссариата просвещения, согласно которому с 1 января 1918 г., то есть задним числом, должности законоучителей упразднялись.⁸⁹⁹ Наконец, 11/24 августа 1918 г. появилась инструкция О проведении в жизнь декрета Об отделении церкви от государства, которая подтвердила запрет преподавания религиозных дисциплин во всех учебных заведениях, за исключением специальных богословских, и окончательно лишила конфессиональную школу материальных средств:

33. Ввиду отделения школы от церкви преподавание каких бы то ни было религиозных вероучений ни в коем случае не может быть допущено в государственных, общественных и частных учебных заведениях, за исключением специальных богословских.

34. Все кредиты на преподавание религии в школах должны быть немедленно закрыты и преподаватели религиозных вероучений лишены всякого рода довольствия. Ни одно государственное и иное публично-правовое общественное установление не в праве производить преподавателям религии каких-либо выдач денежных сумм как за настоящее, так и за истекшее с января месяца 1918 г. время.

35. Здания духовных учебных заведений всех вероисповеданий, а также церковно-приходских школ как народное достояние переходят в распоряжение местных Советов рабочих и крестьянских депутатов или Народного комиссариата просвещения.⁹⁰⁰

Согласно результатам опроса, проведенного осенью 1918 года в Орле (было опрошено 500 учащихся средних и старших классов), примерно четверть опрошенных поддержали отмену Закона Божия, 12% проявили безразличие, а 62,5% высказались против.⁹⁰¹ О том, что прекращение преподавания Закона Божия вызывало недовольство, свидетельствуют и адресованные Собору обращения и петиции, которые приходили из разных концов страны.

Совет и Центральный исполнительный комитет, объединяющие родительские организации всей России, обсудив совместно с правлением Московского родительского союза декрет Народных комиссаров о запрещении преподавания религии в учебных заведениях, признают, основываясь на мнении, ясно выраженном в резолюции по этому вопросу Всероссийского родительского съезда, что означенный декрет является явным нарушением основного принципа автономии свободной русской школы, по своему усмотрению определяющей круг преподаваемых в ней предметов и отрицанием истинной свободы совести, дающей и моральное, и юридическое право родителям решать вопрос о религиозном воспитании своих детей, в особенности в частных учебных заведениях, существующих на средства самих родителей без всякой поддержки со стороны государства.⁹⁰²

Мы, нижеподписавшиеся прихожане Сергиевской церкви губернского города Владимира в общем собрании 18 февраля 1918 года, заслушав декрет о запрещении преподавания Закона Божия в школах, даже в частных, постановили: категорически требовать отмены такого декрета и требовать, чтобы преподавание Закона Божия было в школах обязательным, потому что только изучая Закон Божий, дети наши могут быть полезными членами Церкви православной и нашей растерзанной Родины.⁹⁰³

1918 года 11–24 февраля родители учащихся в количестве 89 человек на совещании обсуждали декрет об упразднении преподавания Закона Божия в школе и пришли к тому заключению, что преподавание Закона Божия необходимо в школах как предмета, излагающего высоконравственные истины и готовящего детей к пониманию богослужения Православной Церкви. Закон Божий должен преподаваться в школе, а не дома, т.к. родители частью за неимением времени, а частью за неподготовленностью к истолкованию истин веры не могут быть руководителями своих детей в понимании православной веры. Принимая во внимание все вышеизложенное, родители ходатайствуют пред комиссаром народного образования об оставлении преподавания Закона Божия при школах. А также просят Всероссийский церковный Собор со своей стороны ходатайствовать пред комиссаром по народному образованию об оставлении преподавания Закона Божия в школе.⁹⁰⁴

Новая ситуация радикально отличалась от предреволюционной, поэтому практически все подготовленные Собором материалы, касающиеся проблем религиозного просвещения, оказались устаревшими. Возникла необходимость в выработке новой концепции религиозного образования. И нет ничего удивительного в том, что после заседания 30 ноября (13 декабря) 1917 г. отдел О преподавании Закона Божия не заседал вплоть до апреля 1918 года. Практически всю вторую сессию отдел не работал: слишком неясными были внешние обстоятельства. Требовалось время для того, чтобы осознать, что Православная Церковь не просто перестала быть государственной церковью, но вступила в эпоху гонений. Это означало, что религиозное просвещение теперь будет вестись не при поддержке государства, но вопреки его воле. Теперь члены отдела говорили уже не о том, как заставить власти изменить политику, а о том, как продолжать учительную деятельность, несмотря на прямое противодействие со стороны государства. Государство же на удивление быстро приступило к выработке и внедрению методов антирелигиозной пропаганды.⁹⁰⁵

Ограничивая возможность церковного учительства, новая власть начала создавать новую школьную систему, основной целью которой было воспитание детей вне Церкви.

Принятая VIII съездом РКП (март 1919 года) партийная программа говорила о том, что школа должна быть превращена «из орудия классового господства буржуазии в орудие <...> коммунистического перерождения общества». Мысль об идеологической составляющей школьного дела звучала в партийной программе очень жестко:

В период диктатуры пролетариата, т.е. в период подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма, школа должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс, в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм.⁹⁰⁶

Учителей готовили к проведению этих принципов в жизнь как посредством издания различных методических материалов, так и организуя учительские съезды и слеты. Так, например, в докладе М.Н. Покровского «Марксизм в программах школы I и II ступени», прочитанном на одном из таких съездов в мае 1924 года, говорилось о том, что все темы, рассматриваемые во время школьных занятий, должны обсуждаться с марксистских позиций. Конкретный материал является лишь иллюстрацией, подтверждающей истинность общей схемы.

Заключением всего – не в качестве отдельной заключительной главы, разумеется, должны быть две основные мысли, которые в виде «припева» могут сопровождать многие из предыдущих объяснений: первое, что материалистическое и диалектическое объяснение мира самое простое и удобное его объяснение, наиболее практическое <...> второе, что именно поэтому победа материалистического мировоззрения невыгодна эксплуатирующим классам. <...> Это свяжет всю схему с пролетарской революцией, которая должна быть центром всей обществоведной части программы.⁹⁰⁷

При этом Покровский прекрасно отдавал себе отчет в том, что при изучении политграмоты можно использовать методы, которые в прежнее время использовались преподавателями Закона Божия, поскольку «марксизм – это религия свободного человека».⁹⁰⁸ Ввиду того, что для большинства жителей России церковный календарь во многом определял быт, перед учителями ставилась задача приучить людей жить, руководствуясь новым, советским календарем:

Хуже всего будет, если политграмота будет изучаться по книгам, и тут детские праздники играют очень большую роль. Разве религия воспринималась только путем сухого катехизиса? Если бы дело ограничивалось одним катехизисом, то мы бы из школы выходили с громадным отвращением к религии, и тогда антирелигиозная пропаганда была бы делом нетрудным. Но именно праздники и оставляли неизгладимое впечатление в душе ребенка. Именно Пасха, говение, сочельник, Троицын день – вот что помогало воспринимать религиозное миросозерцание, что действительно укрепляло религию и, выражаясь старыми словами, западало в душу ребенка. Поэтому мы должны теперь использовать наши революционные празднества, наши пролетарские праздники в точно таком же смысле. Мы должны детские массы заставить жить общественной жизнью.⁹⁰⁹

Советская школа куда более последовательно выполняла воспитательные (в ситуации 20-х годов скорее «перевоспитательные») функции, чем школа дореволюционная. Отвечая на вопросы учителей, считавших недопустимым оскорблять чувства верующих, Покровский призывал не церемониться с религией. Приведем лишь один из его ответов:

Должен ответить товарищу, который написал: «Как вы отнесетесь к тому, что во время пасхальной заутрени заиграл оркестр «Интернационал» и покрыл все благолепное песнопение, заиграл в школе, где окна были открыты?» Я отвечу вот чем: а как вы отнесетесь к тому, что христианские миссионеры, которые проводили христианство у язычников, брали топор и на глазах у язычников рубили идолов? Вежливо это было, мягко? А между тем, христианство они насадили. Ведь мы до сих пор, даже теперь, считаем годы от Рождества Христова, празднуем воскресенья, а между тем знаем, что Христа не было, а значит, никакого рождества не было. Нежничать с таким зверем, как религия, не следует, и тут должна быть единственная сдержка, та политическая сдержка, о которой я говорил. Не следует вызывать ненужных эксцессов, не следует делать такие вещи, которые могут заставить прибегать к огнестрельному оружию. Это – да. Но щадить религиозное чувство как таковое – простите меня.⁹¹⁰

Таким образом, школьный учитель становился главным действующим лицом в деле всенародного перевоспитания. Это прямо декларировалось в программной статье Н. Бухарина,⁹¹¹ открывавшей появившийся в 1924 году журнал «Народный учитель»:

Наш народный учитель <...> должен быть агентом нового мира среди крестьянского моря, он должен уничтожить крестьянское невежество, он должен убить безграмотность, он должен соединить город с деревней. Коротко, он должен стать одним из самых крупных строителей социализма.⁹¹²

Советская школа совершенно сознательно противостояла семейному воспитанию. В подготовленной Н.И. Бухариным и Е.А. Преображенским «Азбуке коммунизма» прямо ставилась задача освободить детей от реакционного влияния родителей. От школы требовалось, чтобы она «перешла в наступление против религиозной пропаганды в семье».⁹¹³ Ребенка, пошедшего против воли родителей, воспевала литература. Наиболее талантливым из текстов такого рода является известное стихотворение Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки»⁹¹⁴ (1932), посвященное умирающей от скарлатины девочке, не согласившейся надеть крестик.⁹¹⁵

В первые послереволюционные годы школьным учителям, пытавшимся воспитывать «нового человека», часто приходилось иметь дело с детьми, уже получившими минимальное религиозное воспитание. Работа с такими детьми осознавалась как особая педагогическая проблема. Конечно же, существовали чисто репрессивные методы: прямые запреты ходить в церковь, конфискация крестиков⁹¹⁶ и т.д. Педагоги провоцировали детей высмеивать своих верующих сверстников и спорить с ними. В результате уже в 20-е годы молодежь начинает стесняться ходить в церковь. Детям церковных старост и просто церковных людей приходилось терпеть насмешки сверстников.⁹¹⁷

Существовали специальные методические пособия, посвященные воспитанию сознательных атеистов. Журнал «На путях к новой школе» поместил на своих страницах рассказ об антирелигиозных беседах, которые проводил в одном из детских домов двадцатилетний учитель П.М. Алампиев.⁹¹⁸ Беседы строились по схеме платоновских диалогов, то есть учитель задавал детям наводящие вопросы (что такое религия? что такое Бог? возможна ли религия, если нет языка? были ли попы у древних людей?) и, разбирая ответы, постепенно подводил их к нужным выводам. В этой школе задачам формирования атеистического мировоззрения были подчинены и дисциплины естественнонаучного цикла. Детям рассказывали о несостоятельности религиозных представлений в связи с вопросами о происхождении жизни и человека, об устройстве вселенной и т.д. И лишь после того, как дети усваивали в качестве истины в последней инстанции предлагаемые атеистическим мировоззрением схемы, учителя начинали читать с ними Священное Писание:

Из ветхозаветной Библии, по-моему, для работы подобного рода можно выбрать только две книги: Бытие и Второзаконие. Первая удобна как сводка воззрений космологических, геологических, биологических, исторических и т.д. Кружок наш действовал в контакте с естественноведческим, и там перед этим ребята познакомились с современными научными взглядами на происхождение земли и эволюцию жизни на земле.

Подходим к словам: «да будет свет». Это ребят рассмешило: так просто и категорически разрешается вопрос. Обмениваются замечаниями. Маня заявляет:

– А вот когда я раньше в школе учила Ветхий Завет, так не смеялись, а теперь кажется таким смешным…⁹¹⁹

Во время занятий дети подробно обсуждали вопросы о том, откуда взялся свет, когда еще не сотворено солнце, о небесной тверди и т.д. В связи с историей грехопадения среди детей возник спор о том, права ли была Ева, послушавшись змея, или нет. При этом часть детей утверждала, что Ева проявила самостоятельность, а другие полагали, что она попала под дурное влияние. После такого чтения Священного Писания была совершена экскурсия по храмам.

Я был в некотором затруднении, – признавался организатор этих занятий, – меня смущала такая мысль: следует ли детей вести в церковь и дать возможность религиозной обстановке подействовать на них. Ни для кого не секрет, действие церковной обстановки, ошеломляющей, отрывающей от земли, действие чисто декоративной стороны, которая даже на взрослого может произвести довольно сильное впечатление, тем более на детей. Я опасался чувства благоговения, которое может у них возникнуть и повлиять на их критическое отношение ко всякой религии.

Затем я решил, что это – преувеличенные страхи, что работу проверить на опыте необходимо, что стоит детей подвести вплотную к религии не только в теории, но и на практике. Кроме того, передо мною ясно вырисовывалась такая мысль: ведь мы готовим детей к жизни. Почему же не ввести их в жизнь, почему бы не познакомить их с теперешней религией на практике сейчас, когда они могут столкнуться с религиозной обстановкой под моим руководством? <...>

Чтобы чувствовать себя совершенно спокойным, я составил такой маршрут: сначала в православный собор, затем в костел, в кирху. Это сделано было с таким расчетом, чтобы последнее впечатление было наиболее бледным. Ребята, возвращаясь домой из кирхи с бедной и неуютной обстановкой, где какой-то пастор непонятно бормочет что-то, размахивая руками, конечно, будут в самом веселом и далеком от всякой религиозности настроении. <...>

Цели мы поставили перед собой такие: осмотреть обстановку храмов, узнать, что и как там происходит, проследить на молящихся и на себе действие религиозной обстановки. В частности, обратить внимание на торговлю свечами, просфорами, поминовение умерших, на отличие церкви от обычного дома: стены, окна, высота; иконы, оклады на иконах, свечи и лампады, каждение, алтарь и иконостас, одежда жрецов и вообще их отличие от недуховных, произношение их, церковное пение, отличие его от уличного. <...>

Подойдя к собору, мы осмотрели его извне и малость побеседовали о его высоте, стоимости и т.д. Смотрели на входящих в церковь, строили догадки об их социальном положении. Перед самым входом даю детям задачу: в церкви осмотреться и прикинуть, для какой более полезной цели можно было бы использовать храм. <...>

Вечером в тот же день мы собрались для организованного обмена впечатлениями и выяснения возникших во время экскурсии вопросов и недоумений. <...> Дети были поражены богатствами, какими изукрашена церковь, жалели, что они не служат другой, более полезной цели. Мне пришлось сказать кое-что об украшении церквей как одном из способов накопления и закрепления церковного капитала, кстати, напоминая разобранный нами раньше вопрос о роли церкви как банкира, торговца и помещика. Вспомнили и об изъятии церковных ценностей для спасения Поволжья и отношении к этому Тихона и других церковных воротил. <...> Много говорим о волосах попов, о их ризах, о роли риз, заставляющих верующих видеть вместо толстопузых мещан-попов что-то вроде херувимов и серафимов. Сравниваем блестящий костюм генерала и ризу попа как направленные на усиление чувства страха и покорности у «паствы».

Дети, заметившие, как в церкви ставили кому-то на голову чашу, задавали вопрос: для чего это делается? Я сказал о веровании в «божью силу», которая помещается в чаше, а затем переходит на головы. Ребята, смеясь, сравнивали чашу с лейденской банкой.⁹²⁰

Само собой разумеется, у воспитанников детского дома, участвовавших в работе этого кружка, практически не было шансов противостоять учителю. Прошлый опыт, почерпнутый на уроках Закона Божия, который некоторые ученики посещали, здесь едва ли мог помочь. И в этом не следует винить дореволюционных законоучителей, поскольку преподавание детям вероучительных дисциплин не было рассчитано на полемику с атеистами. Оторванный от семьи и попавший в школу, все преподавание которой направлено на формирование атеистического мировоззрения, ребенок оказывался не в состоянии без посторонней помощи найти аргументы для защиты веры. Из воспитанников таких кружков вырастали наиболее убежденные атеисты, которым казалось, что к этому мировоззрению они пришли самостоятельно, в результате анализа текстов Священного Писания и наблюдений за современной церковной жизнью.

Следующее поколение – дети членов этого кружка, воспитывались уже совершенно иначе. Для них атеизм был данностью, которая принималась достаточно бездумно. Они уже не читали Библии, пусть даже в атеистических целях. Они не знали о церковной жизни практически ничего, поэтому информация о ней стала вызывать интерес, а не отторжение, как это было у детей, получивших советское воспитание в 20-е годы.

Надо сказать, что вполне эффективной антирелигиозная пропаганда могла быть лишь в детских домах. В деревнях общественное мнение было не на стороне коммунистических агитаторов. В появившемся в том же 1924 году исследовании деревенского быта отмечалось, что, несмотря на резкое уменьшение числа людей, посещающих храмы, убежденных атеистов в деревнях почти нет, причем крестьяне всех их знают и воспринимают как какую-то экзотику. Автор исследования отмечал, что вернувшиеся из армии молодые люди первое время говорят, что Бога нет, но вскоре они женятся (а без венчания браков почти не бывает), и их воинствующий атеизм постепенно исчезает, а ему на смену приходит пусть «теплохладное», но православие.⁹²¹

А.М. Большаков,⁹²² наблюдавший в 20-е годы жизнь Горицкой волости Кимрского уезда, с удивлением писал, что число людей, посещающих богослужение, резко сократилось, однако ни один храм волости не закрыт и крестьяне исправно оплачивают содержание причтов. Большаков спрашивал у крестьян, зачем они платят священнику, хотя сами в храм не ходят. На этот вопрос крестьяне отвечали по-разному. Одни говорили, что влияние религии в селе «не нами начато, так как же мы ее бросим»,⁹²³ а другие опасались, что закрытый храм сразу же разберут, а кирпич может достаться жителям другой волости.⁹²⁴ Как бы то ни было, но в середине 20-х годов основная масса крестьян выступала против закрытия храмов. В волости, в которой имелось несколько коммунистов, не было ни одного дома, обитатели которого не принимали бы священника по праздникам.⁹²⁵ Практически всех новорожденных крестили, а умерших – отпевали. Лишь считаное число молодых пар ограничивалось гражданской регистрацией.⁹²⁶ А после того, как в 1924 году скончался младенец, которого вместо крещения подвергли советскому обряду октябрин, желающих принимать новые обряды больше не было.⁹²⁷

Одним из направлений создания нецерковной обрядности было восстановление дохристианских празднеств и обрядов. Атеисты 20-х годов считали возможным использовать дохристианские по происхождению обычаи и обряды в борьбе с Православной Церковью. Высказывались предложения возродить празднование дня Ивана Купалы. Языческая составляющая заметно проявлялась и во время празднования Дня урожая.⁹²⁸ Однако создать действующую систему советских, языческих или еще каких-нибудь праздников коммунистическим агитаторам так и не удалось.