Трифоно-Печенгский монастырь, основанный преподобным Трифоном, просветителем лопарей, его разорение и возобновление

Древнейшим поселением на Мурмане считается г. Кола, основанная новгородцами; в первый раз упоминается о ней в 1264 году в договоре новгородцев с князем Ярославом Ярославовичем Тверским о независимости Колы от князя. В 1550 году Кола названа острогом и в 1553 году построена в ней первая церковь.

В XVI столетии на берегу Варангерского залива, у реки Печеньги возникло другое поселение. Это был Печенгский монастырь, основанный преподобным Трифоном, просветителем лопарей.

Преподобный Трифон, в мире Митрофан, был сын священника, жившего близ города Торжка Новгородской области (ныне Тверской губернии). Под влиянием благочестивой жизни родителей Трифон уже в годы юности отличался особенным благочестием. Обученный родителями грамоте, он любил часто посещать храм Божий, стараясь приходить к богослужению первым; с любовью внимал он священному писанию. Божественное семя таким образом попадало на добрую землю. В одно из утренних богослужении на него особенно благодатно подействовали слова антифона: «пустынным живот блажен есть, божественным рачением воскриляющимся». И Трифон горячо полюбил пустыню, еще не зная тайн пустынной жизни. Между тем он уже начал отлучаться из дома родителей для молитвы в места уединенные, непроходимые. Родители пробовали отклонять такие отлучки его из их дома, но в сердце Трифона уже горел огонь божественной любви и на просьбы родителей он оставался непреклонен.

Удаляясь, однажды, по обычаю в пустынное место, Трифон услышал голос: «иди в землю необитаемую и непутную (бездорожную), в землю жаждущую, в которой не обитал еще человек (т. е. не было еще проповедника слова Божия), ибо, милуя, вспомнил Я людей Моих, и любовь обручения Моего не утратится». С этого времени Трифон еще более стал прилепляться сердцем своим к Богу, посещать церковь и удаляться в пустыню. Там сильно занимал его смысл слышанных им слов «что означает земля жаждущая и непроходная». – Это не земля собственно, но языческие народы, жаждущее евангельского благовестия, – решил он и с этою мыслью покинул родину, чтобы служить Господу там, где Он поставит его быть проповедником божественной истины.

Побуждаемый видением свыше, Трифон пошел на север к берегу Северного океана, в Кольский присуд; где жили лопари, издавна принадлежавшие Новгородской области. Как и с кем пришел туда Трифон – неизвестно. В этой суровой стране он оказался, по-видимому, одиноким, но не упал духом и ревностно стал проповедывать евангелие. Проповеднику Христову предстояли самые тяжкие апостольские труды среди грубых идолопоклонников, без средств, без всякой помощи и защиты от злобы язычников.

Первые сношения свои с лопарями преподобный Трифон начал на берегу реки Печенги под видом дел торговых; присматриваясь к их жизни и порядкам, он стал проповедовать им христианство.

Не имея определенного жилища, преподобный Трифон переходил из одного места в другое, где только находил он лопарей. Проживая одиноко вблизи их и видя все грубые суеверия лопарей, преподобный Трифон скорбел о помрачении этих людей и еще более воспламенялся ревностью обратить их ко Христу.

Жилища лопарей рассеяны были по местам болотистым, трудно проходимым и на дальнем расстоянии одно от другого. Трудность подвига здесь преподобного Трифона, горевшего благодатным духом евангельской любви к лопарям, увеличивалась еще и тем, что все лопарское племя в старину сильно страдало от разбойничьих шаек и всякой вольницы, от которых они защищались единственно хитростью и знанием местности, или же укрывались под землею в ямах с конусообразными крышами из дерева, камня и торфа¹.

Обличая заблуждение, преподобный Трифон учил лопарей служить истинному Богу; рассказывая историю домостроительства спасения рода человеческого, он наставлял их жить в добрых нравах. Но «не легко ум отупелый от неподвижности привычек, загрубелый от копоти суеверий и страстей, навести на стези света и истины. Еще труднее заставить сердце разорвать связь с привычками, заблуждениями, с нажитыми привязанностями и застарелыми пристрастиями»². Трудно принимали лопари высокое христианское учение, особенно кебуны – их религиозные вожди, которые, вступая с преподобным Трифоном в спор, возбуждали против него лопарей; они грозили ему даже смертью, если он не удалится из их пределов. Пр. Трифон, уступая место гневу, временно укрывался в горах, а затем снова с кротостью выступал с проповедью лопарям о царстве Божием. Подстрекаемые кебунами лопари отвечали на проповедь преподобного Трифона побоями, таскали его за волосы, отводили на ночлег к медвежьей берлоге, подмешивали сору и зелья в его питье и пищу, но истинный подвижник Христов переносил все это со смирением и надеждою на помощь Божию, и, наконец, кротость его восторжествовала. Кроткий смиренный вид подвижника мягчил сердца некоторых, а другие злобно кричали на благовестника Христова. Мало по малу благовестнические труды преподобного Трифона возымели свое действие, – даже злобствовавшие из лопарей ощущали в себе нечто мирное и прекратили враждебные действия; они уже не находили поводов угрожать преподобному Трифону и их влекло к нему учение о жизни вечной.

После двадцатилетних трудов Трифона над обращением грубых идолопоклонников, значительное число их уверовало в истинного Бога и уже готово было принять святое крещение. Преподобный Трифон, не имея священного сана, чтобы дать возможность уверовавшим принять святое крещение, отправился в Новгород и там испросил от архиепископа благословенную грамоту на постройку церкви и о назначении к этой церкви священника.

Получив от архиепископа Макария разрешение на постройку церкви, преподобный Трифон возвратился в Печеньгу, приведя с собою и строителей. Вместе с ними и сам он трудился над постройкою храма во Имя Святой Троицы. За три версты преподобный Трифон носил на своих плечах бревна для новостроящейся церкви; работая днем, ночь проводил он в молитве и не переставал утверждать в вере новообращенных. Построенная церковь оставалась три года не освященною и без священника, а обращенные лопари без святого крещения. Преподобный Трифон пошел в Колу и там случайно встретился с иеромонахом Илией, которого убедил идти с собою на реку Печеньгу. Исполнилось пламенное желание преподобного Трифона: церковь была освящена, уверовавшие лопари крещены и сам он, будучи давно уже истинным иноком в душе, принял ангельский образ, – это было 11 февраля 1533 года. Так было положено начало Печенгскому монастырю.

Труды преподобного Трифона еще увеличились: к подвигам благовестия присоединились заботы по устроению обители. Первые монашествующие были только из новопросвещенных лопарей.

Расположение и любовь свою к преподобному Трифону лопари выражали денежными и земельными пожертвованиями в пользу новоустроящейся обители.

В благовестнических трудах и в устроении обители много содействовал преподобному Трифону иеродиакон Соловецкого монастыря Феодорит, много потрудившийся над просвещением лопарей в юго-восточной части Кольского полуострова.

Но едва образовалась монашеская община около уединенной церкви Св. Живоначальной Троицы, на р. Печеньге, как страшный голод поразил северный край. Несколько лет морозы побивали хлеб и овощи; преподобный Трифон выступает на другую деятельность многотрудную, он становится питателем тех, которые вверили ему свои души. Взяв с собою некоторых из братии, он с смирением обходил обширную Новгородскую область, собирал милостыню, пересылая ее на пропитание братии и новопросвещенным лопарям. Так продолжалось восемь лет.

По возвращении из Новгородской области, устроив дела в обители, преподобный Трифон, вместе с блаженным Феодоритом, предприняли новое путешествие в Москву, – здесь они были приняты царем Иваном Васильевичем. За день до прихода их в Москву царь шел к обедне; был праздник Успения Пресвятой Богородицы. Вдруг он видит двух светлых иноков. «Кто вы? – спросил царь. Они отвечали: «один из Соловецкого монастыря, другой Кольского уезда, – начальник св. благовестия лопарскому народу и строитель церкви Живоначальной Троицы, что на реке Печеньге, смиренный Трифон», – и стали невидимы. Бояре слышали слова царя, иноков же не видели, а спросить у царя – с кем он говорил, не посмели. На другой день царь опять шел к обедне с царевичем Феодором Иоанновичем, и ему опять предстали, уже действительно, а не в видении – Трифон и Феодорит и представили свои челобитные. Царь, прочитав челобитные, сказал; «я видел вас вчера, теперь иду к обедне» и вошел в Успенский собор. А Феодор Иоаннович, зайдя в притвор, снял с себя богатую одежду и послал ее преподобному Трифону, говоря: «пусть моя милостыня предъидет дарам царя, ты же переделай эту одежду в священную, ибо в тебе я вижу мужа праведнаго». С глубокою благодарностью принял преподобный Трифон дар и, облобызав его, помолился о пославшем. По окончании обедни, царь в совете рассмотрел дело иноков и, когда узнал, что бояре накануне не видели этих иноков, приказал сыскать их. Когда же иноки уверили всех, что в Успение они еще не были в Москве, все поняли в происшедшем чудо и царь, проникшись любовью к преподобному Трифону, богато одарил Печенгский монастырь³.

Не трудно представить себе, с каким вниманием слушал грозный царь рассказ пустынников о крайних пределах его обширного царства, о жизни в той пустыне, где летом светит солнышко в полночь, а зимой сверкают на небе огненные «сполохи», о живущей в той земле дикой лопи, о чудовище кит-рыбе и о ловле ее в Студеном море, об оленьих стадах и, наконец, о важности иметь там православную церковь, как видимый знак русского государства на окраине, которая не редко захватывается людьми датского короля. Мурманская окраина в то время не переставала быть спорною землею и датские власти не переставали наезжать в нее для сбора дани с лопарей в пользу Датского короля.

Постройка монастыря была прямым и очевидным заявлением наших прав на южный Варангер. Московское правительство хорошо сознавало государственное значение монастыря. В царских указах воеводам Кольского острога нарочито приказывается монастырскую братию от «гонцев» Датского короля «и от всяких людей оберегать и в обиду никому не давать», и «им немецким людям велено отказывать, что та земля Лопская и искони вечная вотчина наша Великого Государя, а не Датского короля».

Последствием свидания с царем была жалованная грамота на имя игумена Гурия, в которой царь пишет: «по умолению детей своих царевичей Иоанна и Феодора, пожаловали мы царскаго нашего богомольца, от Студенаго моря-океана с Мурманскаго рубежа Пресвятыя и живоначальныя Троицы Печенгскаго монастыря игумена Гурия с братиею или кто в том монастыре игумен, или братия будет, вместо руги и вместо молебных и панихидных денег, для их скудости, на пропитание в вотчину: морскими губами Мотоцкою, Илицкою и Урскою Печенгскою, и Пазренскою, и Навденскою губами в море, всякими рыбными ловлями, и морским выметом, коли из моря выкинет кита, или моржа, или иного какого зверя, и морским берегом и его островами и реками и малыми ручейками, верховьями и топями и горными местами и пожнями, лесами и лесистыми озерами и звериными ловлями и лопарями, которые лопари наши данные в той Мотоцкой и Печенгской губах, ныне суть и впредь будут, со всеми угодьями луговыми и нашими, царя и великаго князя денежными оброками и со всеми доходами и волостными кормами, чтобы там им питаться и монастырь строить; а нашим боярам Новгородским и Двинским и Усть-кольския волости приказным и всяким приморским людям и корельским детям, и лопарям и никому иному... в ту вотчину не ступаться».

Грамота эта, помеченная I-м ноября 1556 г., имела очень важное значение для Печенгского монастыря. Во-первых, в ней выразился взгляд тогдашнего правительства на Печенгский монастырь, как на просветительный центр в стране полунощной, а во-вторых, – с основанием Печенгского монастыря весь русский далекий север получает особое значение в глазах Московского правительства, уже тогда окончательно подчинившего себе Новгород: Москва стремилась пробиться к морю, искала доступа на всемирный рынок, свободного пути для сношений с западной Европой, а тут неожиданно, чрез далекий малоизвестный север, открывается сам собою, естественно и свободно, этот желаемый путь. Дарованные же грамотою обширные владения давали монастырю возможность широко развить свою просветительную деятельность и расширить свое хозяйство.

Уже в 1572 г., по свидетельству иностранцев, в Печенгском монастыре было 50 человек братии и до 200 богомольцев. К монастырю съезжались богомольцы и купцы из Холмогор, Каргополя и Шуи⁴ (ныне большое село, Архангельской губернии).

Преподобный Трифон, передав монастырю царскую грамоту и собранные от христолюбцев пожертвования, продолжал трудиться, как последней послушник. Смирение преподобного было столь велико, что, испрашивая у царя жалованную грамоту, он не пожелал, чтобы имя его было упомянуто в ней, как основателя и устроителя Печенгского монастыря.

В житии преподобного Трифона рассказывается, что однажды он купил в Коле ручные жернова и хотел перенести их на своих плечах в обитель. Ученики умоляли его не изнурять себя непомерным трудом. Но преподобный сказал: «лучше бы тебе было, Трифон, повесить на шее твоей камень осельский, чем соблазнять братию своею праздностью».

Взяв жернова на плечи, он отнес их чрез болота и горы в свою обитель на р. Печенгу и во время такого тяжелого пути он мало вкушал пиши. Существует другой рассказ, свидетельствующий о необычайной силе веры преподобного Трифона и относящийся к тому времени, когда еще не было обители. Однажды он, растворив небольшую квашню для приготовления хлеба, сам вышел из кельи. Возвратясь, он увидел огромного медведя, который опрокинул квашню и ел тесто. Трифон не смутился, а спокойно сказал зверю: «Иисус Христос Сын Божий повелевает тебе выйти из кельи и быть кротким». Дикий зверь смирился и вышел, приняв наказание.

Еще около 30 лет горел в обители, как благодатный светильник, преподобный Трифон, озаряя светом христианского подвижничества духовных чад своих. Под опытным руководством преподобного Трифона обитель расцвела, как рассадник веры и благочестия, оживляя весь пустынный тот край.

В память царских щедрот преподобный Трифон построил для лопарей в 1565 г. на р. Пазе храм во имя святых Бориса и Глеба. Храм этот стоит и до ныне на границе с Норвегией. Бывший консул в Норвегии Д. Н. Островский высказывает догадку, что лопари крещены были в реке Пазе у того места, где преподобным Трифоном построена церковь во имя св. Бориса и Глеба. Это предположение основывается на следующих соображениях: река Паза, отличающаяся обилием рыбы, более других рек, привлекает к своим берегам лопарей; она служит центром западной Лапландии. Её название происходит от лопарского слова Bassai – святой. Весьма вероятно, что и крещение здесь лопарей (2000 ч.) напоминало преподобному Трифону о крещении Руси в Днепре св. кн. Владимиром и навело его на мысль построить здесь для новокрещеных церковь во имя сыновей св. Владимира – Бориса и Глеба, как бы вдвоем покровительствовавших ему и его сподвижнику Феодориту⁵. На берегу р. Манны, где первоначально жил и куда часто удалялся преподобный Трифон для богомыслия и молитвы, он построил небольшой храм в честь и память Успения Божией Матери. Здесь, по преданию, указывают каменную пещеру у подошвы высокой каменной горы, в которой преподобный укрывался от гнева лопарей-язычников. В память этого гора называется «Спасительною», самая же пещера едва заметна, камни осыпались.

После многих трудов и подвигов, прожив в Лапландии около 70 лет, преподобный Трифон занемог. Игумен Гурий и братия стали скорбеть, видя тяжкую болезнь своего отца и наставника, скорбели они о своем сиротстве. – «Не скорбите братия, – говорил им преподобный, – и не пресекайте добрый путь моего течения. Возложите все упование ваше на Бога, ибо, если Господь и Бог мой Иисус меня единаго не оставил во всех приключившихся мне бедствиях, то кольми паче не оставит и вас, собранных во имя Его святое. Я же заповедаю вам: любите всем сердцем своим и всею душею в Троице славимаго Бога и любите друг друга; чадца моя, честно и воздержанно храните ваше иночество и чуждайтесь желания власти. Вы знаете меня от многих лет, и вы сами видели, что не только моему, но и вашему требованию послужили руки мои, и всем вам я был послушник. Молю вас, после моего исхода не скорбите, ибо таков удел всякого человека, и если тело обращается в прах, то душа восходит в небесное отечество. Туда стремитесь, где нет смерти, где вечный свет и день един паче тысящ и не любите окаяннаго мира невернаго и волнуемаго, как море-океан, и пенящагося волнами греховными. Когда же разлучится душа моя от тела, заповедаю вам, погребите меня у церкви Успения Пресвятыя Богородицы в пустыне, куда я часто отходил на богомыслие и молчание». Сказав это, преподобный Трифон, приподнявшись на своей убогой рогозине, сел, чтобы принять Пречистое Тело и Кровь Господа Иисуса Христа; потом, уже изнемогая, внезапно прослезился; игумен Гурий спросил его: «преподобный отче, ты нам запрещаешь о тебе скорбеть, ибо с радостью идешь к сладкому своему Иисусу, скажи же нам, отчего ты прослезился?» Преподобный отвечал: «будет на сию обитель тяжкое искушение и многие примут мучение от острия меча; но не ослабевайте, братия, упованием на Бога, не оставит Он жезла грешных на жребии своем, ибо силен и паки обновит свою обитель». После этого преподобный опустился на рогозину, лицо его просветилось; умирающи как бы улыбнулся и так предал душу свою Господу, имея 89 лет от рождения. Святые останки преподобного были погребены на указанном им месте, в пустыне, у церкви Успения. Внешний вид преподобного сохранился по древней иконе его – ростом он был не мал и крепок, но несколько согбен и плешив, с длинною седою бородою.

Спустя семь лет, после кончины преподобного Трифона, царь Феодор Иоаннович осаждал Нарву. Осажденные немцы на рассвете направили пушки свои на царский шатер, когда царь еще спал. И вот является ему во сне благолепный старец в иноческой одежде и говорит: «встань государь, выйди из шатра, иначе будешь убит». «Кто ты такой?» – «Я тот Трифон, которому ты подал свою одежду, чтобы твоя милостыня предварила другие. Господь Бог мой послал меня к тебе». Царь проснулся и едва успел выйти из шатра, как ядро из города ударило прямо в постель царскую. Благочестивый государь был глубоко тронут милостию Божией и послал в обитель Печенгскую найти преподобного Трифона, но получил ответ, что он уже семь лет как скончался.

По Нявдемской губе Kiofiord на западном берегу, как раз против бухты Nordre Lervaag, вдающейся в западный берег острова Шалима Scogerö, возвышается утес Akkobaft. В верхней части утеса на красном граните отчетливо виден белый крест, оказывающийся, при ближайшем осмотре, образованным пересечением прорезывающих гранит кварцевых жил. По этому поводу существует следующее лопарское предание: жил святой Трифон, крестник Господа Бога; он построил церковь у Goernjés (пограничный падун) и начал проповедь против кебунов. Услыхал он, что на Акко собралось однажды много народу и кебуны готовились совершать там жертвоприношение из оленьего мяса. Преподобный Трифон поехал в лодке от падуна сначала по Пазрецкой губе, потом по Косой губе и по Нявдемской и, подъехав к Akkobaft, встал в лодке, поднял руки к утесу и сделал знак креста, и крест запечатлелся на скале и виден до сих пор. Кебуны обратились в каменья, и жертвы их в прах.

Построенная преподобным Трифоном на реке Нявдеме часовня существует и по настоящее время и хотя в 1826 г. Нявдемский погост отошел в подданство Норвегии, но лопари, проживающие в нем, как исповедующие православную веру, считаются прихожанами Пазрецкого прихода.

После кончины преподобного Трифона судьба Печенгского монастыря была очень печальна.

Пророческое предсказание пр. Трифона о «страдании многих из братии от меча» через семь лет исполнилось в точности. В 1590 году, за неделю пред праздником Рождества Христова, толпа шведов сожгла храм Успения Божией Матери, где почивали мощи пр. Трифона под спудом. Здесь же шведы замучили священноинока Иону и инока Германа и сожгли храм, а потом скрылись в засаде. В самый праздник Рождества Христова они ворвались в монастырь и с зверскою жестокостью начали умерщвлять иноков и послушников, находившихся в храме, где в это время совершалась Божественная литургия⁶. Одних разбойники рассекли пополам, другим отрубили руки и ноги; иных рассекли вдоль. Игумена Гурия и других священноиноков мучили различно: кололи оружием, жгли на огне, допытываясь от них о богатстве монастыря; но страдальцы в молчании переносили все мучения, и разъяренные шведы изрубили их в куски. Ограбивши все, что могли, они предали огню храм и все здания обители. Всех иноков избито в обители 51 человек, послушников и рабочих 65 человек; остались целы только те, которые находились в отсутствии на послушаниях монастырских. Возвратясь, они с честью погребли избиенных, собрав их кости.

Об этом кровавом событии имеются сведения и в Норвегии. Наш б. русский консул Д. Н. Островский открыл в норвежском государственном архиве старинный датский документ о разорении Печенгского монастыря в 1589 г.⁷ Документ этот, писанный на старом норвежском языке, представляет тетрадку в четвертую долю листа и содержит список жертв разгрома, произведенного на севере России шведами. На четвертой странице этого документа записаны имена замученной шведами братии. Первым поставлено имя игумена Гурия и трех иеромонахов: Пахомия, Иосифа и Ионы. 4 и 5 страницы заняты 38 именами остальной избиенной братии. На странице 6-й начинается список находившихся в монастыре рабочих, и, вероятно, богомольцев. Записано их всего 51 человек. Страница 7-я заканчивается следующею заметкою: «Всех их шведы сожгли вместе с монастырем. Сожгли они также все постройки, церковь, большую часть имущества, скотный двор и мельницу. Сожгли также поселок под названием Викид, где была монастырская гавань, все карбасы и лодки, а все оставшиеся в гавани суда изрубили на части. И так от монастыря не осталось ни одного строения, кроме бани, стоявшей невдалеке, да двух землянок, находившихся на двух маленьких островках⁸, куда шведы не могли проникнуть. Вардехус. 7 Августа 1590 года».

По всей вероятности документ этот представляет собою донесение, посланное из Вардэ тогдашним губернатором в Копенгаген датскому дворянину М., бывшему комендантом замка с 1587 по 1596 год. В 1851 г. документ этот был возвращен в Норвегию, при общей передаче дел датского секретного архива в норвежский государственный архив.

Документ этот важен потому, что он невольно вызывает сочувствие к этому священному для каждого православного месту. Он раскрывает полную картину кровавой драмы, разыгравшейся в Печенгском монастыре триста лет тому назад, и воскрешает в памяти мученическую кончину и 116 страдальцев.

О злодейском убиении братии среди лопарей-поморов существует чрезвычайно интересное предание, которое гласит следующее: «дело было под Рождество; солнце ушло в этом (1590) году как-то особенно рано и тьме неба помогал и воздух. Мгла все время висела над землею и туман был так густ, что в пяти шагах не видно было огня, горящего в лопарской туне. Злой дух гулял по покинутому Божьим светом краю и наталкивал людей на всякие искушения и помогал им совершать злые дела. У самого моря, в одном дне пути от Печеньги, поставил свою вежу фильман (кочевой лопарь – владелец оленьего стада), звали его Иваном и окрестил его сам преподобный Трифон, только он крестился из жадности, ожидая даров, и, не получив их, питал большую злобу и на преподобного и на самого Бога и продолжал жить как язычник. И Бог видимо от него отступился. В этом году его оленям приходилось плохо, стужа сковала снега, олени каждый день издыхали от безкормицы и стадо его таяло, как тает летом льдина на солнце. Обозлился вконец лопарь Иван и начал думать, как ему наверстать убыток. Думал, думал, запрег кережу (сани) и отправился в Норвегию, в такое место, где, как он знал, живут зимою морские разбойники. Он предложил им довести их до Печенгского монастыря, чтобы его ограбить, разбойники обрадовались: давно точили они зубы на монастырь, да боялись и не знали дороги. Ивану атаман обещал 50 серебряных шведских монет, да еще дал 20 вперед; разбойники вооружились, запрягли целую райду (ряд) кереж, поехали и приехали на Печенгу в самый день Рождества. В монастыре, часа за два до их пребывания 51 человек братии и 65 человек послушников после обедни сели за столы в трапезной, а игумен, прежде чем благословить трапезу, взял святую книгу и только что раскрыл, чтобы прочесть поучение там, где у него была закладка, как побледнел, зашатался и упал на землю. Братия подумала, что он ослаб от воздержания; один подбежал поднять настоятеля и хотел читать вместо него, как вскричал, закрыл лицо от страха. Все поднялись и увидели с ужасом, что там, где лежала закладка настоятеля, появилось написанное кровавыми буквами поминание по вновь преставившимся убиенным и следовал список их имен, начиная с имени настоятеля. Поднялся плач и смятение, но настоятель твердо приказал идти всем в церковь и там вместе с братией пал пред иконами. В это время подъехали разбойники, стали ломиться в двери освещенного храма и, окружив деревянный монастырь, подожгли его со всех сторон. Между иноками был один страшно сильный великан, бывший воин; взглянув в окно и увидел, что разбойников не больше пятидесяти, он стал просить о. настоятеля благословить его и других самых молодых и сильных иноков защищать обитель, так как у них де есть топоры и ломы. Но настоятель сказал: «нет, это воля Божия, о ней пред своей кончиной, не упоминая часа, предсказал преподобный Трифон, а потому нельзя ей противиться и необходимо безпрекословно приготовиться принять венец мученический». Услыхав эти слова, братия смирилась и смолкла. С горячей молитвой пали иноки ниц лицом пред алтарем. В это мгновение ворвались разбойники, но ни один из монахов не пошевелился, не ответил на вопрос о монастырских деньгах и рухляди. Разбойники озверели, и иноки все до единого приняли мученическую смерть, не поднимая головы и с молитвою на устах. Перебив всех, разбойники бросились искать добычу, грабить утварь и монастырь, но нашли очень мало, так как монахи вели скромную богобоязненную жизнь, о накоплении благ земных не заботились. Между тем пожар обхватил всю обитель, и разбойники, боясь сгореть, поспешили выйти из церкви, взошли на соседнюю скалу и стали делиться, причем Ивану досталась серебряная св. чаша, которую он, трясясь от жадности, спрятал за пазуху.

Стоя на скале, разбойники ожидали, чтобы загорелась церковь, но огонь пылал кругом, не трогая деревянной церкви. Вдруг в воздухе над пылающим монастырем показались три белоснежных лебедя. Разбойники стали спрашивать друг друга в смятении: «откуда эти лебеди? Теперь зима, а их зимой никогда еще у нас не бывало». А лебеди, поднимались над горевшим монастырем все выше и выше, и вдруг разлились на небе в золотой круг, загоревшийся ярче пожара, затем из пламени стали вылетать один за другим и 116 белых как снег птиц, ростом с чайку, только красивее и белее, подниматься вверх и сливаться с золотым кругом, который разгорался и расширялся так, что стало глазам больно. «Видно большой грех сделали мы, пролив праведную кровь», – вскричал испуганный атаман, и все, вместе с проводником в смятении бросились с горы к своей райде и погнали оленей. Долго неслись они, совсем замучив оленей, а на утро стали перебираться в Норвегию. Иван, не доверяясь разбойникам и боясь быть ограбленным, ехал шагов пятьсот впереди на сильном олене-быке, а за ним тянулась райда с разбойниками и добычей. На самом крутом месте задний олень споткнулся и вместе с санями и седоком полетел в пропасть, потащив за собою все остальные, привязанные ремнями одна к другой кережи с их седоками; полные ужаса и отчаяния крики вдруг огласили воздух; адским хохотом отвечал злой дух из пропасти, а ему громко вторило насмешливое эхо гор. Вздрогнул и оглянулся ехавший впереди Иван; увидев, что разбойники пропали из вида, он повернул оленя назад; обезумевшее от страха животное, закинув рога на шею, помчалось, потом бросилось в сторону и как раз на том же месте сорвалось и полетело в пропасть. Полетел вниз Иван и упал на что-то мягкое. На небе горели сполохи (северное сияние); при их свете увидал он, что лежит на куче своих разбитых спутников, которые, поднимая головы, молят о помощи; целая стая волков с жадностью рвет еще живых и пьет их кровь. Накинулись волки на Ивана и его оленя. Иван с силою отчаяния выхватил нож и, поражая бросавшихся на него волков, в ужасе пустился бежать по ущелью. Долго бежал он и очутился наконец в тундре; кругом лес, посредине прогалина, а на ней большой высоко и широко бьющий из земли ключ. Обрадовался ему Иван: изнывая от жажды, он вытащил из-за пазухи серебряную чашу, зачерпнул ею воды и жадно поднес к губам, но вода оказалась теплою, красной, попробовал – кровь... С ужасом бросил он чашу в воду, а она не тонет, стала на воде стоймя и сияет, как огненная, а внутри ея кровь горит, как рубин. Волосы поднялись у христопродавца, глаза полезли из лба; хочет перекреститься – рука не двигается, висит как плеть. Но вот поднялся водяной столб и осторожно понес чашу к небу; как солнце горела в воздухе святая чаша; кругом сразу сделался светлый летний день. Сам Господь протянул десницу и взял чашу на Свое святое лоно. Тогда опять все померкло, сразу наступила темная ночь; с ревом обрушился вниз поднявшийся до неба водяной столб, охватил полумертвого Ивана, завертел и втянул в подземную пучину⁹.

Памятником древне-Печенгского монастыря, устроенного при непосредственных трудах пр. Трифона, и так печально прекратившего свое славное существование, служила в течение трехсот лет обширная могила 116 мучеников – православных русских людей, запечатлевших своею кровью далекую окраину севера, как дар любви к своему отечеству, и как свидетельство неопровержимого доказательства принадлежности ее к России; обожженные кости их, собранные в одно место, лежали в одной общей могиле в течение трехсот лет, образовав на берегу реки Печенги возвышенный холм.

Обширное монастырское поле, ручные жернова, принесенные преподобным Трифоном из Колы, большие мельничные жернова на берегу реки Княжухи, в которой виднелись основные бревна бывшей на ней мельницы – свидетельствуют о жизни и деятельности русских людей, кипевшей здесь сотни лет назад.

Самою обширною и значительною отраслью монастырского хозяйства были, несомненно, морские и речные рыбные промыслы и вывоз рыбных продуктов. На монастырской верфи строились лодки и суда, частью для себя и частью продавались русским и норвежским рыбопромышленникам.

Историк Лапландии г. Дергачев, говоря о громадном деловом значении Печенгского монастыря в XVI веке, сообщает, что тут был свой порто-франко, в котором продавали наличные товары с монастырских амбаров, и с борта кораблей, а также совершались торговые сделки на «срок».

Разгром Трифоно-Печенгского монастыря произошел в царствование Феодора Иоанновича, во время его войны со шведами. Услышав об этом, благочестивый царь очень опечалился и для большей безопасности повелел перевести монастырь в Кольский острог. На новом месте монастырь был скоро устроен и хорошо обеспечен. Царь Феодор Иоаннович на следующий же год после разгрома, в 1592 г. грамотою подтвердил все прежние права Печенгского монастыря, именовавшегося в отличие от прежнего Кольско-Печенгским, повелев владеть теми же землями и рыбными ловлями, какие были пожалованы Иоанном Грозным, причем «с монастырских угодий и рыбных довел пошлины и дани, и оброку искать не велено: то монастырь в ругу, панихидных денег вместо и для того, чтобы монастырь строить».

При Василии Шуйском угодья монастыря еще увеличиваются и права его расширяются грамотою от 9 декабря 1607 г., «он велел милостыни давать (Печенгскому монастырю) за хлеб, за рожь, и за овес, и за горох, и за воск, и за фимиам, и за мед, и за масло, и за крупы, и за конопляное семя, всего с году на год по 50 рублей». При этом подтвердил неподсудность Печенгского монастыря и принадлежащих к нему крестьян суду гражданскому, его зависимость в духовных делах от митрополита новгородского, беспошлинный проезд всюду властей монастыря, от доставки лошадей царским гонцам. При этих условиях положение монастыря в материальном отношении было прекрасным. Он вел обширную торговлю рыбою и солью, отпуская их сначала по морю, а потом по реке Двине к Вологде и Ярославлю. В 1610 году в смутное время монастырь имел возможность послать на содержание ратников 398 руб. 150 ефимков и серебряную ложку.

В 1619 году монастырь сгорел и был вновь выстроен на другом месте, за рекой Колой. Царь Михаил Феодорович, вскоре после пожара, дал новую подтвердительную грамоту и монастырь опять благоустроился; но это материальное обеспечение монастыря, в конце XVIII века, но разным неблагоприятным обстоятельствам, стало мало по малу разрушаться и в начале XVII века монастырь был приписан Холмогорскому архиерейскому дому и продолжал существовать до 1764 года, в котором и был упразднен.

По сохранившимся сведениям монастырь был в таком виде: в обители была скудная Троицкая церковь, при ней две кельи, два магазина, погреб и кругом деревянная ограда (45×10 кв. саж ). Кольско-Печенгский монастырь существовал 174 года. За этот период времени им управляли 33 настоятеля, из которых 31 были со званием игумена и 2 – со званием строителя. Сведений о жизни и деятельности их дошло до нашего времени очень мало; о некоторых из них даже неизвестно, долго ли они состояли в должности настоятелей. Вот их имена: I) Вассиан (1591), 2) Антоний (1598), 3) Ефрем, 4) Иерофей, 5) Товия, 6) Сергий (1612–1619), 7) Гурий (1631), 8) Дмитрий (1635–1637), 9) Симеон (1637 –1639), 10) Гурий (1643–1647), 11) Иона (1647), 12) Сильвестр (1650), 13) Иоасаф (1650–1652), 14) Иоанн (1654–1658), 15) Симеон (1663), 16) Кирилл (1664), 17) Савин келарь (1667), 18) Аркадий келарь (1669), 19) Вассиан (1671), 20) Варфоломей строитель (1674), 21) Сергий (1674–1782), 22) Роман (1685), 23) Тихон, 24) Иосиф, 25) Иосиф 2-й (1687 –1695), 26) Товия строитель (1691), 27) Павел, 28) Иеремия, 29) Измаил, 30) Павел (1724), 31) Илларий (1727), 32) Петр (1756–1757) и 33) Геннадий (1764).

Одиночные попытки поселиться на пепелище разоренного Печенгского монастыря, у могилы 116 убиенных братии, были предпринимаемы со стороны Соловецких иноков в 1824 и 1867 г.; но попытки эти не могли осуществиться по независящим от усердствовавших причинам. Между тем в 1867 г., с разрешения правительства, начата была колонизация Мурмана. Тогда же самопроизвольно на пепелище Печенгской обители стали селиться выходцы из разных мест Архангельской губернии.

Вопрос о возобновлении Трифоно-Печенгского монастыря снова возник среди почитателей преподобного Трифона и получил большое развитие пред празднованием 300-летия со дня кончины его.

В 1881 г. в Архангельске, по почину губернатора Баранова, была составлена комиссия о нуждах северного края вообще и о средствах к их удовлетворению. Этою комиссиею было обращено особое внимание на вопрос о возобновлении Трифоно-Печенгского монастыря, восстановление которого было признано весьма желательным и полезным для улучшения как быта лопарей, так и для удовлетворения религиозно-нравственных нужд рыбопромышленников Мурманского берега, бывающих здесь в летнее время в числе нескольких тысяч. В 1882 году, комиссия через епископа архангельского Серапиона вошла в Св. Синод с ходатайством о разрешении возобновить Печенгский монастырь. Ходатайство это было Св. Синодом уважено, но с тем, чтобы были изысканы средства, достаточные на это возобновление.

Архангельское епархиальное управление в 1883 г. открыло особый Комитет для изыскания средств на возобновление Трифоно-Печенгского монастыря. В течение трех лет из доброхотных даяний было собрано около 20000 рублей¹⁰. Комитет, не видя возможности приступить к делу возобновления, снова вошел с представлением в Св. Синод. Это было после празднования, 15 декабря 1883 года, 300-летия со дня кончины преподобного Трифона, когда усердие к восстановлению монастыря в обществе еще более усилилось; и уже в 1886 г., Св. Синод, «признавая, согласно с мнением архангельского епархиального начальства и архангельского губернатора, что восстановление Печенгского монастыря, основанного преподобным Трифоном в XVI столетии, вызывается настоятельными религиозными потребностями местного населения и многочисленных рабочих, приходящих ежегодно на рыбный и звериный промысел, и что восстановление сей древней обители имеет вместе с сим весьма важное значение в церковно-историческом и государственном отношениях, разрешил в 1882 году архангельскому епархиальному начальству восстановить в Кольском уезде, архангельской губернии существовавший до конца XVI столетия Печенгский монастырь. Со времени сего разрешения из производившейся в течение трех лет переписки по настоящему делу усматривается: 1) что на восстановление означенного монастыря собрано было 20140 руб. 32 коп., но из них израсходовано 7051 р. 27 к.; 2) что Министр Государственных Имуществ находит возможным отвести в надел Печенгскому монастырю из казны следующие угодья: два земельных участка: по реке Печеньге, в размере 451 десятины 1050 кв. саж. и в Малонемецком становище, в размере 1 десятины 1250 саж., и лесной участок по реке Каменке в размере 152 дес. 2100 саж.; но архангельское епархиальное начальство ходатайствует, чтобы Печенгскому монастырю отведены были в надел из казны, как указанные Министром Государственных Имуществ, также и следующие угодья: Средний Рыбачий полуостров с Айновыми островами, берега Рыбачьего полуострова, прилегающие к Мотовскому заливу, от перешейка Среднего полуострова с одной стороны до губы Эйны, а с другой – до губы Липы, в глубь на одну версту по тому и другому протяжению, Чалмозеро с окружающими его малыми озерами, Малая Волоковая губа, рыбные ловли и становища для них по рекам Печеньге и Пазе и губы: Кутовая. Мотовская, Амбарная, Лица, Ура и Ара, полуостров Немецкий и Малонемецкий, становище близ Печенгской губы и земля от реки Воръемы до Борисоглебской церкви, а также и все вообще земли, пожалованные монастырю царем Иоанном Грозным по грамоте 1 Ноября 1556 года и что бы для устройства в Печенгском монастыре школы, больницы, странноприемных заведений, промысловых судов, хлебных магазинов для лопарей и корелов и других необходимых сооружений отпускалось сему монастырю в течение пяти лет безмездно из казенных лесных дач по 1000 дерев и 3) что преосвященный архангельский епископ Нафанаил в 1882 году полагал восстановить Печенгский монастырь при Сретенской приходской на реке Печеньге церкви, где почивают мощи преподобного Трифона и что такое же мнение относительно места, на котором должен быть восстановлен Печенгский монастырь, выразил и бывший преосвященный архангельский епископ Серапион, но Комитет общества для содействия русской промышленности и торговли заявил о необходимости устроить Печенгский монастырь у самой Печенгской губы, и в настоящее время преосвященный архангельский епископ Нафанаил с своей стороны признает необходимым восстановить Печенгский монастырь близ вершины Печенгской губы против реки Княжухи, где некогда существовал монастырь Св. Троицы, основанный преподобным Трифоном и перенести сюда мощи преподобного Трифона. Озабочиваясь осуществлением столь важного дела, как восстановление Печенгского монастыря, и находя, что потребные для сего труды могут быть с успехом подъяты братнею Соловецкого монастыря, Святейший Синод определяет: 1) восстановляемый в Кольском уезде, Архангельской епархии, Печенгский монастырь, приписать к Соловецкому монастырю на следующих основаниях: 1, Печенгский общежительный монастырь управляется настоятелем, в звании строителя, определяемым и увольняемым Св. Синодом по представлениям настоятеля и собора Соловецкого монастыря. Братия Печенгского монастыря непосредственно подчинена строителю, монашествующие определяются и увольняются строителем, с разрешения настоятеля и собора Соловецкого монастыря, послушников же и служителей определяет и увольняет сам строитель, и 2) Назначить ныне же строителем Печенгского монастыря указанного настоятелем Соловецкой обители ризничего оной иеромонаха Никандра и поручить ему избрать, с разрешения настоятеля и собора Соловецкой обители, братию для Печенгского монастыря и затем, по соглашению с Соловецким монастырем, окончательно выбрать место, какое окажется наиболее удобным для построения восстановляемого Печенгского монастыря. При этом объявить настоятелю и братии Соловецкой обители, что восстановление Печенгского монастыря возлагается на Соловецкую обитель, по особому к ней доверию Св. Синода и полному убеждению в том, что Соловецкая обитель, издревле славная своими великими подвижниками, и ныне процветающая по благости Божией и по молитвам преподобных Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев, памятуя их подвиги и труды и подражая их примеру, возможет подъять и привести к благому исполнению святое дело устроения Печенгского монастыря во славу Божию, в память преподобного Трифона, просветителя лопарей и на пользу православного русского народа, что посему Соловецкая обитель не ограничится только отправлением некоторых из своих братии для устроения Печенгской обители, но снабдит их достодолжными наставлениями, окажет им братскую любовь и всякую духовную и вещественную помощь и исполнит возлагаемое на нее послушание со всяким тщанием, обращаясь в потребных случаях за указаниями и разрешениями в Св. Синод¹¹.

Одиннадцать Соловецких иноков, движимые послушанием, напутствованные молитвами и благословением родной обители, снабженные от нее необходимыми церковными принадлежностями, книгами, инструментами и жизненными припасами, –отправились на монастырском пароходе в Архангельск. Здесь строитель иеромонах Никандр принял, согласно указа Св. Синода, от Комитета как собранную на Печенгский монастырь сумму, так и все документы и все делопроизводство с имеющимися в нем сведениями по восстановлению Печенгского монастыря. Из Архангельска братия отправилась на пароходе Т-ва Архангельско-Мурманского пароходства в Колу, а отсюда в Малонемецкое становище. До Печеньги оставалось 20 верст; наняв парусное судно «Елу» за возвышенную плату, путники приплыли в Печенгскую губу и остановились против поселка «Трифонов ручей».

Остановиться здесь было необходимо потому, что морская вода в губе была на убыли; с прибылью воды монахи проплыли на Еле еще 4 версты, высадившись в колонию Баркино. Здесь братия, по указанию священника Печенгского прихода о. Георгия Терентьева, прожившего в Лапландии много лет, осмотрели место древнего монастыря и могилу ста шестнадцати убиенных братий.

Место древней обители было заселено самовольно поселившимися колонистами, а на могиле ста шестнадцати убиенных стоял деревянный крест, обнесенный деревянною решеткою и небольшая около могилы церковь с ветхим для священника домиком, окруженным складочными амбарушками коренных жителей-лопарей Печенгского погоста.

Отсюда братия, но указанию того же о. Георгия Терентьева, должна была отправиться в пустыню пр. Трифона, где почивают его честные мощи. Добраться туда можно бы двумя путями: первый путь лежал, большею частью, через болотистые и тундристые низменности или по склонам высоких каменных гор от сорока до двухсот сажен высоты, или же на лодке по реке Печеньге. Последний путь хотя был тоже трудным, но все же монахи нашли лучше пробираться по реке; на 4-й версте этой реки от устья пороги кончаются, но и здесь необычайная быстрота и сила течения, извилистость и крутые повороты реки делали плавание очень трудным; превозмогши это неудобство, братия прибыла к месту подвигов преподобного Трифона благополучно 16 июля 1886 года. Здесь стояла ветхая церковь Сретения Господня, в которой почивают мощи пр. Трифона, построенная в 1707 г. однопрестольная, холодная, без печки. Храм этот стоял на мысе, образуемом впадением реки Манны в реку Печеньгу. Неподалеку от церкви стоял домик, служивший приютом на время приездов сюда причта для совершения богослужения, особенно 1 февраля и 15 декабря в память преподобного Трифона, когда собирались сюда ежегодно лопари; здесь же стояли четыре лопарские тупы (избушки), в одной из них жил сторож-старичок около семидесяти лет, а в другой его теща – старушка около девяноста лет¹². Площадь, на которой стояла церковь и постройки, составляет правильный четыреугольник, в окружности около двух верст, образуемый с севера и востока реками Манною и Печеньгою, а с юга и запада горами. Площадь эта была сплошное болото, с сопкообразными горушками, имевшее в некоторых местах трясины до двух сажен глубины. Вот и все, что нашла здесь новоприбывшая братия.

По приезде был отслужен молебен, а утром следующего дня утреня и за тем опять молебен. Церковь могла вместить, и то с теснотою, около тридцати человек. Иконы, иконостас – все требовало немедленного ремонта.

Новые насельники, привыкшие к трудам и подвигам в Соловецкой обители, малые числом, но крепкие верою, не упали духом и в этой горькой пустыне. Кое-как приютясь без всяких удобств, усердно принялись всяк за свое дело: одни очищали место для будущих построек, друге рубили для них в лесу бревна, иные изготовляли необходимое для жизни; иеромонахи совершали богослужения.

Братии нужно было теперь определить и сказать свое мнение о том, где строить монастырь и доложить об этом начальству Соловецкой обители.

Строитель иеромонах Никандр, собрав все нужные сведения, отправился в Архангельский и Соловецкий монастырь. В Архангельске он доложил губернатору, а в Соловецком монастыре настоятелю и собору, прося указаний – где начать возобновление Печенгского монастыря, т. е. на месте древнего монастыря или у Сретенской церкви.

Архимандрит Соловецкого монастыря Мелетий и губернатор князь Голицын пожелали ознакомиться с этим делом на месте и с этой целью в августе 1886 года, в сопровождении управляющего Государственными Имуществами Архангельской губернии, управляющего Контрольною Палатою, Жандармского полковника, доктора Гулевича и русского консула в Норвегии Д. Н. Островского, прибыли на двух пароходах в Печеньгу. По заключению этих лиц, признано полезным возобновление Трифоно-Печенгского монастыря у церкви Сретения Господня. Заключение это Св. Синод утвердил.

В октябре того же года было положено основание корпусу в десять помещений. Из-за порубки леса для этой постройки возникла неприятность. У поселившихся здесь иноков естественно возникал жгучий вопрос, где же они проживут зиму. Осень уже наступала. Не раздумывая долго, иноки приступили к порубке леса для дома верстах в десяти от монастыря. Наступила зима. Приехал лесничий из Колы с депутатами. Преступление налицо, – был составлен акт, все обмерено, записано, куда употреблен неправильно вырубленный лес. Строителем иеромонахом Никандром была предложена уплата в триста рублей; нет, говорят, – это преступление, незаконная порубка. – уплатите девятьсот рублей. Не располагая такими средствами, о. Никандр отказался от уплаты. Началась переписка, но дело кончилось благополучно; почти через год получилось распоряжение за вырубленный лес пошлины не брать, и тогда же монастырь получил официальное извещение о наделе его землею: 1) по реке Печеньге, при Сретенской церкви, двести десятин, 2) в Малонемецком становище одна десятина 1250 сажен, З) долина Баркино и Монастырское поле пространством до пяти десятин 1200 сажен, 4) две речки Манну и Овечью с берегами в глубь на две версты, а вверх по течению на пять верст и 5) два Айновских острова, площадью в сто восемьдесят четыре десятины 200 сажен с правом Печенгскому монастырю на морские промыслы и собирание гагачьего пуху в Мотовской губе и Среднем Рыбачьем полуострове¹³.

В июле 1887 года, братия уже поместилась на жительство в новом недостроенном корпусе. Церковь поправлена насколько возможно, стены внутри обшили тесом и поставили чугунную печку, вставили в окна новые косяки и рамы. Иконостас был подновлен, святыя иконы помыты и поочищены, были сделаны починки и с наружной стороны церкви.

Крайнею необходимостью была дорога к месту древнего монастыря. Эту дорогу провели по тропинке, служившей прежде для пешеходов. Хотя и с трудом и неудобствами по этой дороге уже явилась возможность доставлять грузы. В этих первоначальных трудах прошло три года.

В 1889 году, управляющий канцелярией Св. Синода С. В. Керский, производя ревизию в Соловецком монастыре, проехал и к возобновляемому Трифоно-Печенгскому монастырю. Проницательный ум Сергея Васильевича, видя малоуспешность и всю трудность возобновления обители в таком пустынном месте, усмотрел, что для руководства этим делом нужен человек ума широкого, воли закаленной, энергии неутомимой, знакомый с делом строительским и устроением хозяйства.

17 сентября 1890 года, определением Св. Синода настоятелем возобновляемого Трифоно-Печенгского монастыря назначен иеромонах Ионафан, бывший строитель Савватиевского скита, на Соловецком острове; до назначения на должность настоятеля о. Ионафан прожил в Трифоно-Печенгском монастыре один год, для ознакомления с делом и обстановкою.

В первые месяцы управления о. Ионафана Трифоно-Печенгским монастырем, над могилою 116 мучеников построена деревянная часовня в честь Рождества Христова.

1-го декабря 1890 г., при копании ям для подстенных устоев этой часовни, найден каменный помост из плит, на котором лежали церковные вещи – лампадка, железные скобки от подсвечника, древние крюки и слиток из камня, кирпича и глины с вплавившеюся в них человеческою кровью и костями, это служит доказательством предания, что страдальцы были убиты в церкви и сожжены вместе с нею. 26 декабря 1890 года состоялось празднование 300-летия со дня мученической кончины 116 братий, пострадавших при разорении Печенгского монастыря 25 декабря 1590 г. В этот день в приходской церкви была совершена литургия, а на могиле мучеников, согласно указу Св. Синода, в устроенной часовне была отслужена панихида при участии братии возобновляемой обители и благочинного местного духовенства, а также местного причта.

Слово на литургии произносил о. Ионафан, а в часовне на могиле после панихиды – местный священник о. Георгий Терентьев. Собрание народа на празднестве было многолюдное, – особенно лопарей, прибывших из самых отдаленных погостов и окрестных колонистов. Торжество завершилось общею трапезою, приготовленною братией Трифоно-Печенгского монастыря.

Три года жизни и деятельности на избранном месте у церкви Сретения Господня указали, что восстановление монастыря и правильное развитие его деятельности может быть только при условии увеличения земельного надела. Отведенные участки земли в разных местах вызывали беcполезную трату сил и средств и вместе с тем лишали возможности объединить монастырское хозяйство. С представлением об увеличении монастырских земельных участков о. Ионафан обратился к архангельскому губернатору князю Н. Д. Голицыну, который таковому увеличению не только не посочувствовал, но и указал на невозможность этого. В представлении монастыря указывалось на необходимость перенести на другое место колонию «Монастырское», построенную на месте древнего монастыря, а здесь возобновить монастырь, с чем князь Н. Д. Голицын никак согласиться не мог.

О. Ионафан, не предвидя возможности наладить это дело чрез посредство сношений с губернскою администрацией, в сентябре 1891 года прибыл в С.-Петербург, чтобы здесь личными объяснениями установить необходимость увеличения вверенному ему монастырю земельных участков.

На объяснение о. Ионафана, в котором выражалась трудность возложенного на него дела и указывалось на почти непреодолимые препятствия к возобновлению Трифоно-Печенгского монастыря, г. Обер-Прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев энергично сказал: «умрите да живите; вам возобновление этого монастыря не нужно, а государству необходимо».

Во это время губернатор князь Н. Д. Голицын был переведен в другую губернию, а о. Ионафан вошел, чрез Соловецкий монастырь к Обер-Прокурору Св. Синода с ходатайством об увеличении монастырю земельного надела и возобновления обители на месте древнего монастыря.

Переписка шла три года. В 1895 году настоятелем Соловецкого монастыря получен указ следующего содержания: «По указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложенное Г. Товарищем Синодальнаго Обер-Прокурора, от 1 августа сего года за № 4520:1) отзыв Товарища Министра Земледелия и Государственных Имуществ от 20 июля текущаго года за № 352, по делу о возстановлении Печенгскаго монастыря в Архангельской епархии и об отводе сему монастырю дополнительных земельных угодий, и 2) отношение по сему же делу Архангельскаго губернатора, от 15 января 1894 г. за № 147. ПРИКАЗАЛИ: в 1880 году Архангельское Епархиальное начальство, в заботах о религиозно-духовном просвещении и нравственном воздействии на поселившихся по Мурманскому берегу лопарей и русских колонистов, возбудило ходатайство о возстановлении, основаннаго в 1550 г. преподобным Трифоном, но затем разрушеннаго в 1590 г. шведами, Печенгскаго монастыря, причем местом возстановления сего монастыря указывалась существующая в Кольском уезде, в 15 верстах от Печенгской губы и в 25 верстах от Севернаго океана, Сретенская церковь, при коей почивают св. мощи преподобнаго Трифона. Наряду с этим мнением высказывалось предположение о больших преимуществах восстановления Печенгского монастыря на прежнем месте его нахождения по побережью Печенгской губы, близ устья реки Печеньги, как месте более удобном для сношения с монастырем, нежели Сретенская церковь. Святейший Синод имел в виду, что упомянутая церковь является усыпальницею преподобного Трифона, а более всего принимая во внимание, что прежде местонахождение Печенгского монастыря, близ устья реки Печеньги, находилось вне отведенных означенному монастырю земельных угодий и на оном поселились колонисты северного края, определением от 17 октября и 17 декабря 1886 г. постановил разрешить восстановление Печенгского монастыря при Сретенской церкви. Между тем ныне ВЫСОЧАЙШЕ утвержденным в 5-й день июля (1895 г.) положения Комитета Министров разрешено отвести в дополнительный надел Печенгскому монастырю на левом берегу реки Печеньги, в смежности с состоящими уже во владении обители земельными угодьями, 8070 дес. земли из казенной Печенгской дачи Кольского уезда Архангельской губернии, с тем, чтобы изъятие этой земли из пользования поселившихся на оной колонистов было предоставлено добровольному соглашению их с монастырем, Принимая во внимание: 1) что во вновь отведенной Печенгскому монастырю земле находится место, где существовал основанный преподобным Трифоном, до разрушения его шведами, Печенгский монастырь, – место освященное кровию 116 мучеников, избиенных при разорении монастыря шведами, 2) что место сие, находящееся близ Печенгской губы, представляющей, по отзывам сведущих людей, превосходную защищенную от ветров гавань, удобно, как для доставления в монастырь продовольственных и других необходимых материалов, так и для посещения обители богомольцами; 3) что побережье Печенгской губы является средоточием жизни Мурманского побережья и потому восстановление здесь Печенгского монастыря будет более соответствовать его духовно-просветительной деятельности, нежели сооружение сего монастыря при удаленной и малодоступной по неудобству путей сообщения Сретенской церкви, а равно имея в виду, что поселившиеся на отводимой Печенгскому монастырю земле колонисты уже вошли в соглашение с строителем сего монастыря иеромонахом Ионафаном о переносе их жилищ и сельско-хозяйственных построек на другие места, под условием помощи со стороны монастыря, Святейший Синод определяет: уведомив Московскую Святейшего Синода Контору и Ваше Высокопреподобие о ВЫСОЧАЙШЕ утвержденном положении Комитета Министров относительно дополнительного надела Печенгскому монастырю 8070 десятин земли по левому берегу реки Печеньги, дать знать той Конторе и Вашему Высокопреподобию указами, что Святейший Синод разрешает восстановление Печенгского монастыря, по побережью Печенгской губы, близ устья реки Печенги на месте прежнего нахождения означенного монастыря с тем, чтобы при Сретенской церкви, как на месте упокоения основателя Печенгского монастыря преподобного Трифона, был устроен скит сего монастыря. Сентября 11 дня 1895 г.».

О. Ионафан, находясь в С.-Петербурге от сентября 1891 г. по январь 1892 г., употребил это время с большою пользою для своего монастыря и в других случаях. Войдя в близкое знакомство с председателем товарищества Архангельско-Мурманского пароходства, ныне покойным М. И. Кази, о. Ионафан встретил в нем величайшее сочувствие к делу возобновления Трифоно-Печенгского монастыря. Пароходы этого товарищества, обслуживая все побережье Белого моря, являются питательным нервом и всего Мурманского побережья. Пароходы товарищества, с поселением монахов вблизи Печенгской губы, заходили туда в две недели раз и доставляли необходимые монастырские грузы, останавливаясь против поселка «Трифонов ручей». После переговоров с М. И. Кази, монастырю предоставлены были следующие льготы: 1) предназначенные для монастыря грузы продовольственных припасов и других не громоздких продуктов – перевозить на пароходах товарищества со скидкою 30% против тарифа; 2) перевозить безплатно монашествующую братию и богомольцев, едущих на житье в монастырь, по удостоверениям в том монастырского начальства, и безплатно же строительные материалы, если позволит свободное на пароходе место.

Проживая в столице пять месяцев, о. Ионафан скорбел за братию своего монастыря: в кассе монастыря при отъезде его имелось 71 р. 87 коп. и неоплаченных счетов на семь тысяч рублей, оставшихся по наследству от прежнего настоятеля. В виду этого по распоряжению г. Обер-Прокурора Святейшего Синода было выдано из имевшихся в Синоде сумм благотворительницы Медынцевой на устройство Трифоно-Печенгского монастыря три тысячи руб., а кроме того о. Ионафан был награжден наперсным крестом и была куплена ему меховая ряса. В то же время другими ревнителями о возобновлении сего монастыря были составлены и изданы брошюры: 1) «Житие преподобного Трифона просветителя лопарей» СПБ. 1892 г. и 2) «На дальнем русском севере», исторический очерк – СПБ. 1892 г. по 10.000 каждой, для распространения среди боголюбцев.

Обрадованный достигнутыми результатами своей поездки в С.-Петербург, о. Ионафан с приподнятой энергией 12 марта 1892 г. прибыл в свою обитель.

В Архангельске о. Ионафан встретился с вновь назначенным настоятелем Соловецкого монастыря архимандритом Варлаамом, восприемным отцом своим при пострижении в монашество; архимандрит Варлаам, в свою очередь, не опустил случая подогреть своего духовного сына для предстоявших ему трудов.

Братство Трифоно-Печенгского монастыря было тогда невелико: три иеромонаха, два иеродиакона и несколько рясофорных монахов и послушников, приехавших из Соловецкого монастыря; отсюда же переходили богомольцы с желанием потрудиться в Печеньге год-два.

В летние месяцы стали посещать Трифоно-Печенгский монастырь богомольцы в значительном числе из разных мест, иногда очень отдаленных губерний России. Многие из них оставались поработать для монастыря. Число таких добровольцев постепенно из года в год росло и монастырь, соображаясь с своими средствами, принимал таковых. Поживши год-два, некоторые полюбили пустыню и оставались в монастыре навсегда, принимая монашество. Таким образом число постоянных насельников доходило до более двухсот человек, в том числе монашествующих от сорока до пятидесяти человек и мирян от 150 до 175. Все они уроженцы 28 разных губерний¹⁴; между ними были лица из далекой Сыр-Дарьинской области, Томской и Тобольской губерний. Каждый из живущих в обители несет определенное ему занятие или иначе – послушание. Назовем эти послушания: первое послушание настоятеля, – (который теперь архимандрит), – строительское. За настоятельскою должностью следуют послушания: казначея, ризничего, духовника и библиотекаря – все иеромонахи; следующие затем послушания, исполняемые иеродиаконами, – письмоводителя, келаря, заведующего огородничеством, Эти же иеромонахи и иеродиаконы исполняют череду священнослужения, ежедневно совершаемого по уставу и чину обители Соловецкой. За литургиею прилагаются эктении – одна о здравии благотворителей обители, другая об упокоении усопших, записанных в синодик обители. При этом вменяется в обязанность очередному иеромонаху с иеродиаконом являться в церковь за час до начала литургии, чтобы во время проскомидии вспомянуть в молитве по синодику поименно как о здравии, так и об упокоении имена всех благотворителей. Затем ежедневно пред ракою преподобного совершаются молебны о здравии и панихиды об упокоении душ, умерших трудников и благотворителей. Кроме того введено, по обычаю Соловецкого монастыря, неусыпное чтение псалтири с молитвою о благотворителях и трудниках обители. Далее следуют послушания: – уставщика, регента певчих (которые при этом несут и другие послушания), псаломщика, пономаря, продавца свечей в церкви, учителя в монастырской школе, в которой обучаются дети и трудники обители. Кроме послушаний собственно церковных есть много других, которые исполняются одним или несколькими лицами. Таковы: эконом, рухлядный, писцы в канцелярии, фельдшер, пекаря, столяры, плотники, бондари, кровельщики, маляры, переплетчики, вязальщики сетей, кузнецы, слесаря, портные, сапожники, печники, трапезники, повара, квасовары, прачечники, конюхи, санники, шорники, заведующий скотным двором, оленьи пастухи, оленьщики-ездоки, истопники, работающие на кирпичном и смолокурном заводах, судостроители, кормщики и матросы на морских судах, рыболовы, на сенокосе по возможности участвуют все. Разнообразие опыта и занятий обращается к одной цели, на одно общее дело.

Многочисленная семья православных русских людей различных по происхождению, возрасту, воспитанию, образованию, но связанная крепкими узами братской любви и послушания – несет посильные труды, во имя Христово, на спасении души своей, во славу русскому имени, на благо русскому народу – на далеком, суровом севере. Чему, как не этому труду, следует приписать громадный успех в возобновлении древней обители преподобного Трифона.

Получить согласие колонистов Печенгской колонии («Монастырской») на переход на другое место, как упомянуто в указе Св. Синода, удалось не сразу, не вдруг, тем более, что между ними были некоторые раскольники, имевшие большое влияние на остальных. Епископ архангельский Никанор, при посещении 15 июля 1893 года Трифоно-Печенгского монастыря, после панихиды на могиле 116 избиенных, в слове своем присутствовавшим колонистам обращался с увещанием перейти на другое место, предоставив место древней Свято-Троицкой Печенгской обители возобновляемому Трифоно-Печенгскому монастырю. 15 августа того же года архангельский губернатор А. П. Энгельгардт, при посещении этого монастыря. обращался к колонистам с доводами, что занимаемое ими место, должно, как священное, принадлежать Трифоно-Печенгскому монастырю; при этом колонисты дали согласие на переход и вошли с монастырем в соглашение с тем, что монастырь принимает на себя перенесение и постройку домов на новых местах для колонистов или уплачивает их стоимость.

Прошел еще год; братия, в силу уже состоявшегося соглашения, утвержденного подлежащими властями, должна была приступить к перенесению построек колонистов, на первое время хотя бы ближайших к могиле 116 убиенных братий; но и тогда, частью по упрямству придерживавшихся раскола, а частью по привычке к обсиженному месту, у колонистов не хватало решимости начать переселение. И, быть может, долго бы пришлось считаться с этой нерешимостью, если бы появление лесного медведя не придало колонистам нужной решимости. Об этом случае священник Печенгского прихода Георгий Терентьев с причтом в письме, от 21 июля 1901 г., на имя настоятеля Трифоно-Печенгского монастыря архимандрита Ионафана, сообщает следующее: «Дела Божии достодолжно являть, а тайну цареву хранить, – по слову священного писания. Поэтому я считаю со своей стороны необходимым сообщить Вашему Высокопреподобию записанном в памятной книге Печенгской церкви следующем событии: «В 1893 г. 18 августа неизвестно откуда явился большой лесной зверь-медведь, и начал посещать колонии по прибрежью Печенгской губы, начиная с Печенгской колонии, расположенной при могиле 116 страдальцев, на месте бывшего Печенгского монастыря преподобного Трифона, и похищать у жителей разный скот из дворов и хлевов по вечерам и ночью, когда соберется с пастбища. К удивлению для всех – днем на пастбище не обидел ни одной скотины, хотя у колонистов – весь скот ходит без пастуха и всякого присмотра и очень далеко от колоний в той надежде, что преподобным Трифоном строго запрещено медведю обижать скот».

«И так, как бы по попущению промысла Божия, медведь посещал Печенгскую колонию всегда вечером в 9 часу, бегал по улицам и гонял у всех и на глазах незапертых телят и уносил овцу или теленка не смотря на то, что в него стреляли из ружей не один раз, но убить его не могли. В течение двух недель медведь успел затравить 5 коров, 4 нетели и до 20 овец. От такого небывалого нападения лесного зверя на скот, колонисты пришли к тому убеждению, что этот зверь – чудный медведь, берущий наш скот со дворов, а с пастбища не трогающий – послан от преподобного Трифона за наш упорный отказ строителю Печенгской обители о. Ионафану уступить святое место под обитель, и перейти самим на другое место. Когда колонисты начали между собою совещаться о переходе, к удивлению всех, в начале же сентября зверя не стало и куда он вдруг скрылся никому неизвестно, и никто нигде его не видал до сих пор. Такое неожиданное появление зверя и внезапное его удаление без вести остается у колонистов в памяти, и считается между ними за чудное событие, посланное от преподобного Трифона в защиту своего святого места¹⁵.

Перенос колонии «Монастырской» производился братией постепенно, в течение шести лет (1894–1899 г.). Некоторые пожелали получить деньгами за свои дома и постройки, а 28 домохозяев перенесены или точнее выстроены для них новые дома, а из их избушек сделаны надворные постройки. Во всех этих домах сделано до 50 печей разного устройства из кирпича монастырского производства (1894–1900 г.). Переселенцы поместились в новых домиках, о каких они не могли и мечтать. Колония эта на правом берегу Печеньги приехавшего по Печенгскому заливу заставляет забывать, что он находится на далеком севере, а не в Ярославской или Новгородской губернии.

Осматривая теперь хозяйство монастыря, его постройки, дороги, проведенные с замечательным искусством через горы и болота, цветущие луга – сенокосы, превращенные из непроходимых болот и тундр, можно только удивляться; видевший раньше владения монастыря не узнает их теперь: он найдет здесь почтовую контору, телеграф, телефон и электрическое освещение. Каждая постройка, хотя и незначительная на обычный взгляд, каждое предприятие имеет здесь свою особую цену, свою историю деннонощного труда и трудностей, которые нужно было настойчиво превозмогать. Чтобы не утомить читателя рассказом о каждом из предприятий монастыря отдельно, приводится простое перечисление выдающихся построек и работ, произведенных с 1890 по 1908 год.

Устраиваясь в первые годы, так сказать, вчерне, братия прежде всего была озабочена опасностью падения церкви Сретения Господня, подмываемой водами рек Манны и Печеньги. Эта опасность после многих трудов была устранена (1892–1898 г.). Направив течение реки Манны по другому руслу, а силу течения Печеньги в другой берег – берега обеих рек были основательно укреплены; на месте старого русла р. Манны сделана насыпь и благодаря этому получилась около церкви значительная площадь.

После укрепления берегов рек Печеньги и Манны братия приступила к постройке нового деревянного придельного храма во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев и в честь и намять Успения Божией Матери. Этот храм построен так, что прежняя церковь Сретения Господня с почивающими в ней мощами преподобного Трифона, священноинока Ионы и инока Германа, оставаясь в неприкосновенности, составляет главный придел. Построив храм (1891–1896 г.г.), братия вместе с тем внутри заботливо украсила его, а благотворители изобильно снабдили его утварью и ризницею; над гробницей преподобного Трифона поставлена художественной работы серебряная рака, дар архангельской купчихи Е. С. Рыниной.

На месте древнего монастыря построены:

Дом-гостиница для приема посетителей и проживания братии, в 1891–1894 г.

Домик в одну комнату с сенями и кладовой, в 1894 г.

Кирпичный завод с сараем и две обжигательные печи: одна для кирпича, а другая для древесного угля, в 1896–1901 г.

Дом с сенями и кладовыми, в 1898–1900 г.

Баня с прачечной, в 1899 г.

Корпус на Трифоновом поле в два этажа для рабочих и мастерских, 8×16 = 128 к. с., покрыт железной крышей и произведена вчерне внутренняя и наружная отделка его, в 1900–1903 г.

Печь для обжога известкового камня в 1903 г.

Погреб 7×6, в 1903 г.

Складочный амбар 4×16, в 1904 г.

Дом двухэтажный для хозяйственных служб в 1905, 1907 г.

Дом в два этажа: в первом этаже помещается слесарная и столярная мастерские с жилым помещением для мастеров, а в подвальном находится вододвижимое колесо, приводящее в движение динамо-машину для электрического освещения в зимнее время, токарные, строгательные, сверлильные станки и лесопилку, в 1905–1907 г.

Церковь деревянная над братской могилою 116 мучеников, в 1906–1908 г.

Устроена кузница при водяном двигателе 1906 г.

Произведены работы:

Выработано на кирпичном заводе 814982 шт. кирпича, в 1893–1903 г.

Перенесена колония «Монастырское» с места древнего монастыря на новое место, здесь вновь построено 28 домов с хозяйственными пристройками и складочными амбарами, в 1894–1899 г.

В новых домах переселенцев колонии «Монастырской» сделано 50 печей разного устройства, в 1894–1900 г.

Перенесен на новое место приходский храм и причтовый дом в колонию Баркино, в 1900 г.

Заготовлено известкового камня 32 куб. из Холмогорского уезда Архангельской губернии, в 1901–1902 г.¹⁶,

К гостинице на берегу р. Печеный у братской могилы пристроена пекарня с кухней и вверху помещение для посетителей 5×3 в 1903 г.

Засыпан пролив р. Печенги в Княжуху 50×6 в 1903 г.

Распилено на доски в Архангельске 2696 бревен и тес доставлен в монастырь на пароходах т-ва Арх.-Мурм. пароходства безплатно, в 1903 г.

Заготовлено 200 куб. с. дров для обжога извести и кирпича для постройки храма, в 1903 г.

Вырыты канавы глубиною 3 арш., шириною 2 арш. и забучен бут для основания деревянной церкви при братской могиле 116 страдальцев, на что употреблено более 30 куб. булыжного камня в 1905 г.¹⁷.

Устроена дорога от большого дома на реку Княжуху, поднят правый ее берег и сделана около нового завода площадка, в 1905 г.

Выровнены и увеличены две площади: 1-я вокруг деревянной церкви на братской могиле и 2-я около здания построенного в 1905 г. для хозяйственных служб, в 1906 г.

Пристроены два складочных помещения к амбару, в 1906 г.

Устроена вторая дорога от завода при реке Княжухе на месте, где находилась мельница в дни преподобного Трифона, к дому с хозяйственными службами построенному, в 1905–1906 г.¹⁸

В пустыни, где почивают мощи преподобного Трифона построены:

Братский корпус, начатый в 1887 г., достроен и отделан, в 1890–1891 г,

Храм с колокольнею и с помещением ризницы и библиотеки, в 1891 г.

Здание для школы и читальни с общежитием для учеников, в 1893–1894 г.

Баня и прачечная с помещением для прислуги и сушки белья, в 1893 г.

Корпус для мастерских: столярной, малярной, сапожной с помещением для мастеров, в 1894–1895 г.

Здание для помещения съестных припасов расходческой лавки и рухлядной кладовой, в 1895–1896 г.

Дом для слесарной и кузницы с помещением для заведующих мастерскими в одной связи, в 1895 г.

Сарай для склада железа и угля, в 1895 г.

Хлебопекарня с квасоварнею, погребами и помещением для пекарей и квасоваров в одной связи, в 1896–1902 г.

Скотный двор с сеновалом и помещением для прислуги, в 1897–1898 г.

Амбар для склада муки, в 1898 г.

Сарай для приготовления пойла рогатому скоту, в 1898 г.

Здание с помещением для рабочих, с трапезною и поварнею для них, в 1898–1899 г.

Конный двор с помещением для сена и экипажей, в 1898–1899 г.

Погреб для хранения молочных скопов, в 1899 г.

Погреба, ледники и складочные сараи для келаря, эконома с хранилищем для рыболовных снастей – в одной связи, в 1899–1900 г.

Здание с помещением для мастерских: шорной, тележной и санной с кладовыми для них и помещением для жительства заведывающих мастерскими и конным двором с рабочими, в 1900 г.

Погреб для хранения овощей и осветительных материалов, в 1900 г.

Кожевенная мастерская из старой бани, в 1901 г.

Здание с помещением для рабочих и пастухов оленьих стад, в 1901 г.

Кузница с двумя горнами (старая приспособлена для склада кузнечных материалов и угля), в 1904 г.

Устроена глиномятная машина, в 1904 г.

Сделана печь для обжигания глиняной посуды, в 1906 г.

Завод с кирпичною печью для выгонки смолы с медною трубою для скипидара, в 1906 г.¹⁹

Складочный подвал для смолы и скипидара, в 1907 г.

Сарай для склада и хранения угля, в 1907 г.

Произведены работы:

Направлено течение реки Печеньги в противоположную сторону от церкви, в 1891 г.

Укреплен берег и отведено русло р. Манны, подмывавшей церковь Сретения Господня, сделана земляная насыпь около церкви на месте старого русла р. Манны, в 1892–1898 г.

Расчищена, выравнена и осушена канавами площадь, на которой находятся хозяйственные постройки, в 1892–1902 г.

Произведена капитальная перестройка дома с приспособлением для приема посетителей – построенного, в 1888–1901 г.

Выработано на кирпичном заводе до 100,000 шт. кирпича, каковой употреблен в пустыньке на устройство печей и ремонт оных, в 1890–1894 г.

У бани сделан подземный водопровод с водокачкою, в 1904 г.

Укреплен и засыпан берег против кузницы на реке Печеньге, на расстоянии 15 саж„ в 1904 г.

Сделана просека и проведена новая дорога, на расстоянии 5 верст от пустыньки к Печенгскому лопарскому погосту, в 1904 г.

Проведена дорога к глиномятной машине и смолокурному заводу на расстоянии 1/2 вер., в 1904 г.

Поднят берег р. Манны, перенесены церковные мостки на бывшее русло реки Манны и увеличена площадь около церкви, где почивают мощи преподобного Трифона, в 1905 г.

Вне монастыря построены:

В становище Титовке: дом с кладовыми для проживания монастырских рыбопромышленников, в 1897 г.

На 15-й версте от пустыньки вверх по течению реки Овечьей построена изба для проживания лесорубов с пристройкою для конюшни, в 1891 г.

На Айновых островах, принадлежащих Печенгскому монастырю, дом с пристройками для кладовых и баня, в 1899–1908 г.

На 5-ой версте от пустыни преподобного Трифона изба при новой дороге, в 1900 г.

В Трифоновом ручье у пароходной пристани достроен и внутри отделан дом и приспособлен для приема па первое время приезжих на пароходах посетителей монастыря и рабочих, в 1900 г.

В становище Ворьеме куплен b приспособлен дом для проживания монастырских рыбопромышленников, в 1901–1902 г.

Построены 3 избы по берегу реки Печеньги для приюта рабочих во время покосов и уборки сена и дров, в 1905 г.

Дом в логу на 10-й версте от пустыни преподобного Трифона на новой дороге, в 1901 г.

На 7-й версте переустроена рыболовная изба и к ней приделаны сени с кладовыми, складочным сараем и конюшней, в 1901 г.

Изба на оленьем пастбище, в 1899 г.

Поставлены столбы и проведен телефон от места древнего монастыря в пустыню, где церковь Сретения Господня на расстоянии 14 верст, в 1904 г.

Произведены работы:

Устроено новое полотно конной дороги от пустыни пр. Трифона до древнего монастыря на расстоянии 14 верст, на которой построено 16 мостов и проложено до 38 водопроводных труб, сняты и прорыты горы, засыпаны овраги и прокопано до 19000 саж. канав по болотистой местности как для стока волы с дороги, так и для осушки болота, в 1898–1908 г.

Заготовлено за пошлину и беcпошлинно для производства построек в Трифоно-Печенгском монастыре из дач Печенгского, Холмогорского и других лесничеств Архангельской губернии 22.662 шт. бревен, длиною от 9 до 12 арш. и толщиною от 5 до 7 вершков, в 1890–1903 г.

На принадлежащей монастырю земле, расчищено – в 1890–1908 г. сенокосных угодий, с которых снимается сена более 20000 пудов.

В колонии Баркино на монастырском подворье произведен ремонт крыш и сделаны две пристройки для хранения рыбы и судовых принадлежностей – в 1890–1892 г.

На новой дороге на более топких болотах углублены канавы до плотного грунта шириною по верху 5 арш. и глубиною 4 1/2 арш. – в 1906 г.

На 3-й версте монастырской дороги от пустыни пр. Трифона переустроен мост чрез каменный ручей и сделан подъем насыпи и полотна дороги на 4 саж. высоты – в 1907 г.

В настоящее время находится принадлежащих монастырю зданий, а именно:

Церквей 3

Часовен 1

Зданий жилых 45

Зданий нежилых 35

Всего 84

Во всех зданиях сделано с 1890 по 1908 г. печей:

Русских (пекарок) 11

Голландских 67

Подтопок и каминов 45

Для обжога кирпича 1

Для обжога глиняной посуды 1

Для обжога извести 1

Для обожжения угля 1

Для курения смолы 1

Итого 128

Для отопления печей дрова сбираются из монастырской дачи, – преимущественно валежный, сухоподстойный, низкорослый лес, сучья и корни березовой породы; делается это в виду сохранения на будущее время леса, как ценного материала в такой безлесной местности.

Вскоре после постройки церкви в пустыни, где почивают мощи пр. Трифона, братия готова была приступить к постройке деревянного храма на могиле 116 мучеников по составленному плану, но настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Иоанникий предложил (в 1897 году) строить каменную церковь. Возник спор: о. Иоанафан указывал на невозможность постройки на могиле 116 мучеников каменного церковного здания, так как могила эта находится на откосе берега р. Печеньги, который осыпается. Соглашаясь на постройку каменной церкви о. Иоанафан предлагал построить таковую дальше от берега на площади древнего монастыря, Спор этот длился четыре года и закончился лишь по указу Moсковской Синодальной Конторы, которая, после произведенных исследований, соглашаясь с указаниями о. Иоанафана. разрешила строить на могиле деревянную церковь в честь Рождества Христова, которая и построена.

Пока шла переписка о постройке нового каменного храма на могиле 116 мучеников, в это время братиею заготовлен был кирпич для него до одного миллиона.

Постройка каменного храма по изготовленному плану на площади древнего монастыря весьма желательна и это вопрос только времени, а силы и средства для этого несомненно явятся. Вид монастырских построек на этой площади в высшей степени живописен и привлекателен, особенно со стороны Печенгской губы.

Исключительное положение Трифоно-Печенгского монастыря на далеком севере, естественно, вызывает необходимость изыскивать возможные средства к существованию на месте. Такими средствами являются здесь: рыболовство, оленеводство, скотоводство и в малой степени – огородничество. К разработке этих местных средств братия приступила и уже достигла некоторых успехов. Рыболовные принадлежности, хотя и не в надлежащем количестве, как то: суда, сети и др. имеются, сенокосы разделаны настолько, что в благоприятное лето снимается до 20.000 пудов сена; уборка сена производится, вследствие влажности воздуха и частых дождей, следующим способом: втыкают в землю ряд суковатых кольев на расстоянии один от другого на аршин в одну линию и за тем тонко мечется в зарод на подпорах вышиною до двух саж. и в таком виде остается до совершенной просушки; сено, несмотря на то, что убирается во всякую погоду и тотчас после косьбы, получается зеленое и ароматичное, для питания скота весьма полезное потому, что солнечными лучами не поглощаются соки имеющиеся в растении. На пастбищах летом гуляет до 50 голов рогатого скота и 25 лошадей. Монастырское стадо оленей из 18 голов в 1900 году, доведено теперь до 1000 голов.

Чтобы изучить оленеводство, о. Ионафан побывал в селе Ловозеро, в 300-х верстах от монастыря и там самолично познакомился у Ижемских зырян с порядком правильного оленеводства и привез оттуда двух пастухов, чтобы продолжать учиться отрасли этого хозяйства.

На очереди стоит разведение гагачьих гнезд. Принадлежащие монастырю Айновы острова до 1903 года отдавались в аренду; арендаторы хищнически истребляли птиц гагу и истребили почти все гнезда, оставалось лишь пятьдесят гнезд. С прекращением аренды прекратилось и истребление птиц. В настоящее время монастырь устроил уютное помещение, в котором и проживают монашествующие для охраны птиц. Теперь уже занумеровано монастырем более 1000 гнезд, с которых и собирается пух. Люди, охраняя птицу, в то же время улучшают покосы и собирают ягоду морошку, которая растет па островах лучшего качества. За последние годы монастырь тут собирает: птичий пух, сено и до 500 пудов морошки для продажи и для монастыря. Такая охрана птиц отмечена в монастырской книге для записи впечатлений посетителей побывавшим на Айновых островах в 1907 г., и д. Директора 1-го Российского общества разведения промысловых животных и полезной дичины ст. сов. Н. С. Никольским, который между прочим пишет: «Я не могу обойти молчанием первой в России попытки к разумной эксплуатации полярной гаги, каковую блестяще осуществил о. Ионафан на Айновых островах».

Благочестивый поклонник русских святынь или простой любознательный турист пусть не ждут увидеть в возобновляемом Трифоно-Печенгский монастыре подобие наших старинных монастырей, заключенных в четырёхугольные белокаменные стены, с множеством возвышающихся над ними церковных глав. Храмы возобновляемого Трифоно-Печенгского монастыря, при своей скромной нарядности, отличаются простотой; постройки монастыря свободно расположены на большом пространстве монастырской земли, как того требовали удобства монастырского хозяйства и условия гигиены. Эти постройки, начиная с обительских храмов, это хозяйство привлекает внимание зрителя не грандиозностью, а тем упорным трудом, который вложен в них и тою энергией, при наличности которой только и возможны эти труды, наглядно убеждающие, что при таком труде и невозможное возможно.

«Те колоссальные труды», пишет один обозреватель, «плоды которых видны теперь, возможны лишь при дружном напряжении и единении, а также при надлежащем разграничении сил и уменья всех немногочисленных членов обители. Эта длинная, как бы шоссированная, грунтовая дорога, инженерные работы по осушению почвы, гидротехнические сооружения, высоко развитая сельскохозяйственная техника, телефон, постройки, кирпичный завод – все указывает на ясное понимание простыми людьми требований культуры; эти люди, на крайнем севере работали на общую пользу, идя по пути прогресса, и не ожидая для себя каких-либо наград. Видно, что в плодотворном труде братия имеет источник удовлетворения».

«Нельзя не видеть побуждений, приведших людей к описанной организации, Тот цемент, скрепляющий братию, тот флаг, под которым они действуют, – это твердая вера и почитание заветов преподобного Трифона. Не всем дано пользоваться таким могучим рычагом для поступков. В этом и есть разница между монастырским общежитием и социал-демократическою общиною, для осуществления которой в настоящее время нет твердой опоры и не будет до тех пор, пока все человечество не переродится духовно на отвлеченной почве добра, справедливости и взаимного уважения»²⁰.

«Лучшим примером здоровой русской колонизации служит возобновляемый Трифоно-Печенгский монастырь, который стал ныне лучезарным светилом для всего Мурманского побережья», пишет барон Остен-Саккен в записке на имя Министра Иностранных Дел 7-го октября 1904 года. «После целого дня, посвященного осмотру многочисленных учреждений монастыря, – продолжает тот же барон Остен-Саккен, – я получил впечатление, что архимандрит Ионафан, в устройстве монастыря, успел приблизиться к идеалу здоровой христианской общины, на христианских началах, в которой обнаруживается счастливое сочетание строгого послушания и упорного труда с истинною свободою каждого члена обители».

В 1904 году в Лондоне появился труд г. Дж. Пирсона под заглавием «Три года среди птиц в Русской Лапландии». (H. J. Pearson. Three Summers among the birds of Russian Lapland. London. 1904).

В этой книге г. Пирсон посвятил обширную главу описанию Трифоно-Печенгского монастыря, с превосходными фотографическими снимками зданий и окрестностей обители; автор непосредственно соприкасался с жизнью ее и так суммирует свои впечатления: «Я в первый раз посещал Печенгскую губу; мне было неприятно слышать, что примыкающая к ней местность составляет собственность монахов. Большинству англичан присуще закоренелое предубеждение относительно благотворности влияния черного духовенства на народную жизнь».

«Однако, за время моего пребывания в монастыре, мне пришлось изменить свой взгляд на это дело. Его обитатели по характеру своей деятельности напоминают англичан XII века, а не наших современников. Подобно первым английским монахам и Печенгские служат делу народного образования и просвещения, духовно воспитывают окрестное население.

«Неимение вполне удовлетворительного переводчика помешало мне ближе познакомиться с местным населением... сужу о нем по отдельным представителям, c которыми я познакомился и по фактам, которые я наблюдал в Печенгской долине».

«Никто здесь не просил милостыни, никто не смотрел голодным, все снабжены теплою одеждою, много мальчиков читают по-русски. В деревнях общий вид довольства, и положение их обитателей во всех отношениях можно приравнить к нашему земледельческому населению, не подходят только дворы и дороги».

Таковы последствия культурной деятельности Печенгских иноков в устах иностранца.

Приведем здесь заметки одного из путешественников, побывавшего в Трифоно-Печенгском монастыре зимою 1905 г.: «Утомительный 150 верстный переезд из Соигельского лопарского погоста в вертлявой кережке – лодочке кончается; нас привозят в Печенгский погост, находящийся в 5-ти верстах от Трифоно-Печенгского монастыря. С каким облегчением вздохнули мы, когда отправились в дальнейший путь – к монастырю, ибо ехать пришлось уже на санях, приняв более или менее удобное положение. Перед нами была монастырская дорога. Почти прямая, ровная, без ухабов, она заставляет забыть все невзгоды и лишения обычного лапландского путешествия, когда ездоку приходится, лежа в кереже, балансировать для сохранения равновесия и падать в снег, когда примитивный экипаж перевертывается; и испытываешь жесточайшую тряску, когда олени бегут по камням, чуть-чуть покрытым снегом...

«Ровной рысью бегут олени по монастырской дороге, усталые члены начинают успокаиваться, нервы постепенно приходят в порядок, и мы любуемся, глядя на ровную линию дороги, дающей нам совершенно неизведанные во время путешествия по Лапландии впечатления благоустройства. И эти впечатления разумно прилагаемого труда для культивирования дикой окраины усиливаются, когда мы въезжаем на широкую ровную площадь, занятую монастырскими постройками. Только по сторонам, на некотором расстоянии от этих построек, высятся столь знакомые путешественнику по Лапландии сопкообразные гряды неприветливых, угрюмых гор, с оголенными снежными вершинами, покрытые редким, низкорослым лесом, теряющимся едва заметной черной полоской в глубоких обрывах скал...»

«Поразительный контраст: с одной стороны впечатления «прегорчайшей пустыни», в которую пришел некогда преподобный Трифон, с другой – многочисленные монастырские постройки, с печатью благоустройства, возведенные прочно, с расчётом на удобства, необходимые в общежитии. Мы подъезжали к монастырской гостинице, чистому, новому дому, с опрятными и уютными отдельными номерами для проезжих и богомольцев. Окружающая обстановка светлого уютного номера, с его теплым, чистым воздухом, удобной меблировкой, располагала к отдыху после дорожных неприятностей, а переход от последних к культурной обстановке был настолько резким, что мысль невольно начинала сравнивать: жалкая, грязная станционная изба, с грубо сколоченными нарами, с невозможно душным воздухом, с многочисленными щелями в стенах и полу, с классическим халявством (неряшеством), оставляемом неприхотливыми лопарями – вот и все те удобства, которые дает зимою путнику Лапландия. И только здесь, в монастыре, вы встретите удобства и можете дать себе необходимый после тяжелого путешествия отдых. Когда мы сидели в монастырской гостинице, раздался своеобразный звон монастырских колоколов. В монастырском храме шла всенощная. Какая-то особенная мелодия из мягких колокольных звуков, сливавшихся в один стройный певучий аккорд, плыла в воздухе, замирая в темноте гарь; и в певучести и в плавности этих звуков мы слышали какой-то призыв. Было ясно, что здесь, в монастыре, предусмотрена даже такая подробность, как звон, который должен прибавить нечто к сумме других впечатлений для возбуждения определенного религиозного настроения. Быть может монах, исполнявший свое послушание у церковных «кампанов», намеренно влагал часть своего настроения в звон, будучи своего рода артистом».

«Нам пришлось быть за монастырским богослужением. Чинно шло праздничное богослужение, гармония молитвенных звуков и слов, несшихся с хор, где пели монастырские певчие, дополняло и усиливало общее впечатление духовной радости. На следующий день, за литургией, которую совершал о. архимандрит Ионафан с собором иеромонахов, все присутствовавшие в храме богомольцы получили новые впечатления духовной радости и умиления под влиянием истово совершаемой церковной службы и гармонировавшего с ней хора. Невольно мысли устремлялись «горе», когда хор исполнял херувимскую, в которой слышался молитвенный вопль души, стремящейся «отложить всякое житейское попечение» – пред наступлением момента, предшествующего совершению таинства евхаристии. Все отчетливее выделялись в церковной песне звуки тенора, призывавшего оставить все плотское, постепенно повышаясь и усиливаясь, они росли, порыв к небу в них слышался все сильнее и сильнее и, завладев вниманием молящихся, они проникли в душу, будили в ней все светлое и хорошее, в душе начинали звучать свои струны, откликаясь на призыв молитвой... Еще один-два наиболее высоких подъема голоса теноровой партии, и звуки его замерли, где-то вверху храма. Впечатление было законченное, цельное. Пел кто-то «с душой», сохранившей высокие молитвенные прекрасные образы, пел и молился, стремясь от пошлости житейской к первообразу красоты – Богу... Новое песнопение монастырского хора «Тебе поем» и опять та же отделка в выпуклом, рельефном выражении мысли о необходимости преклониться пред глубочайшей тайной христианского благочестия, совершающейся в храме; Пение постепенно переходит в pianissimo, душа христианина как бы смолкает и только тихо из глубины сердца молится и благодарит».

«Хорошо было молиться в монастырском храме. Мы уходили из него благодарными за то настроение, которое нам дал монастырский храм.

Здесь, в этом храме, кроме мощей основателя монастыря и просветителя лопарей преподобного Трифона, почивают останки подвижников монастыря Ионы и Германа, скончавшихся мученическою смертью от меча неприятелей в 1590 году. Лишь только переступаете вы церковный порог, вам бросаются в глаза гробницы мучеников монахов, в нашем сознании встает картина отдаленной от нас временем борьбы за обладание далекой окраиной и тут же пред вашими глазами могильные холмы павших в этой борьбе за русское дело. Вы сознаете все это, и ваша рука невольно делает крестное знамение»...

«Монастырь преподобного Трифона, по всей справедливости, должен быть признан культурным работником на далекой северной окраине. Кроме содержимой на средства монастыря церковно-приходской школы, находящейся в колонии Баркино²¹, – в двадцати верстах от монастыря, в которой обучаются дети колонистов, существует на средства монастыря другая школа, находящаяся в самом монастыре. Школа эта заслуживает того, чтобы посвятить ей несколько слов».

«Благодаря любезности о. архимандрита Ионафана, по мысли которого возникла школа, мы имели случай быть в ней на учебных занятиях. В школе 10 учащихся, в том числе лопарей 3 м. и 3 д. зырян 2 м. корел 1 м. финн 1 м. Учащиеся разделены на две группы: в младшей 3 м. и 1 дев. в старшей 4 м. и 2 дев. Обучение ведется применительно к программе для одноклассных церковно-приходских школ. Успехи обучения в школе могут быть признаны вполне хорошими. Несмотря на то, что учащиеся инородцы обучаются второй год, все они хорошо объясняются по-русски, пройденное из курса Закона Божия: в младшей группе – молитвы, в старшей – из учения о богослужении, о литургии преждеосвященных даров – рассказывают свободно и сознательно, факты священной истории помнят хорошо, на каждый предложенный вопрос дают толковый ответ, механизм русского и славянского чтения выработан почти у всех учащихся. Читая свободно, плавно и правильно по-русски и славянски, учащиеся довольно умело пересказывают прочитанное, причем, при чтении Евангелия, учащий ограничивается переводом наиболее трудных для понимания славянских слов и оборотов речи. Говоря об успехах учащихся в русском чтении, не должно забывать, что учащему приходилось преодолевать особенные затруднения при чтении статей из книги Одинцова и Богоявленского... Материал, находящийся в упомянутой книге, вообще труден для учеников инородцев, хотя он нелегко усвояется и в русских школах, как расположенный без определенной системы, безусловно необходимой при обучении детей. Кроме того, в книге преобладают статьи описательного характера, нередко представляющие художественные описания природы, требующие большого уменья со стороны учителя, чтобы такие статьи были усвоены учащимися сознательно, а не механически. Говоря о своих занятиях с учениками, учитель шутливо прибавил, указывая на книгу Одинцова и Богоявленского: «а статьи-то какие в ней, – право, они впору юному гимназисту младших классов, а мы по ней учим инородцев.» Письмо учащихся старшей группы чистое каллиграфическое, в орфографическом отношении оно может быть признано удовлетворительным.

«Труднее усвояется, по мнению г. Проташинского, учениками лопарями материал по арифметике. Учащему пришлось сделать интересное наблюдение о том, что отвлеченное мышление крайне затрудняет лопарей, тогда как все конкретное интересует их и они легко оперируют над тем, что видимо, осязаемо, что вообще воспринимается внешними чувствами. Иначе обстоит дело с пением. Ученики школы прекрасно поют, под управлением П. М. Федорова, большого знатока и умелого учителя пения. Мы слушали исполнение учащимися церковных песнопений и гимнов, слушали и удивлялись: пели лопари, у которых, по общему мнению, нет даже своих песней, пение которых – крайне однообразное, до тоски утомительное повторение каких-то не членораздельных звуков, унылых, как вид мертвой тундры... Нам приходилось читать суждение обозревателя севера о неспособности лопарей к пению, причем в подкрепление своего взгляда автор ссылался на отсутствие у лопарей своего рода певческой традиции: не поют родители, не будут петь и дети, нет у лопарей необходимых следов в нервной системе, полученных от предков, поэтому лопари вообще народ не музыкальный и т. п. Достигнутые в монастырской школе результаты говорят против приведенного взгляда. Заслуживает внимания, что учащиеся поют одинаково хорошо по нотам и без нот. Интересно, что учитель пения не налегает на вычурные, т. е. партесные песнопения, как нередко делают другие руководители хоров, напр., в приходских храмах, старающиеся зарекомендовать себя перед публикой «регентами» и берущиеся за исполнение «партесов», не соразмерив своих сил с трудностями песнопения и нередко казнящиеся за свою смелость. Приятно было встретить в школьном хоре подтверждение того взгляда, что красота и художественность пения в простоте пения, в том исполнении их, которое сообщает учащимся руководитель, прекрасно знающий свое дело...»

«Приятно было видеть в школе отсутствие мертвящей дисциплины, требующей от детей почти неподвижного сиденья за партами, дозволяющей говорить детям только по вызову учителя. Это проявление формализма отсутствует в монастырской школе. Дети чувствуют себя свободно и легко, они подходят к учителю, обращаются к нему за разъяснениями и снова принимаются за свою работу. Учителю не приходится командовать: «Тише... Сидите как следует... Слушайте... Держите руки на столе»… и т. п. И дело идет свободно, легко, без ненужных потуг. Нет рабского следования обычным дидактическим шаблонам, и в школе чувствуется легко, деланная серьезность в детях на уроках, которую заводят на своих занятиях некоторые учащие, как явление искусственное, в монастырской школе изгнана».

«Все учащиеся пользуются столом и квартирой от монастыря, многие получают одежду и обувь.

По замечанию о. архимандрита Ионафана, в школе делается опыт обучения инородцев, причем впоследствии, при благоприятных обстоятельствах, предполагается дело обучения расширить».

«Монастырь не оставляет без внимания в деле обучения и «годовиков» и других трудников. Все желающие обучаются чтению и письму ежедневно по вечерам. В воскресные и праздничные дни в прекрасной по удобствам, поместительности и чистоте аудитории производятся чтения и беседы, сопровождающиеся показыванием световых картин. Чтения и беседы ведутся учителем школы. Сколько полезных, интересных сведений сообщается тут присутствующим, пришедшим в монастырь с разных концов России. Сколько материала для обогащения ума необходимыми сведениями, сколько интересных тем для взаимных бесед, которые ведут между собою трудники. Обладая большим запасом сведений энциклопедического характера, приобретенных путем чтения и во время путешествий, лектор живо и интересно знакомит своих слушателей с предметом, иллюстрируя свои пояснения картиной. Все слушают с большим интересом.»

Здесь кстати заметим, что в 1908 году исполнилось четыре года, с тех пор как в Трифоно-Печенгском монастыре, по мысли и благословению архимандрита Ионафана, ведутся эти чтения для народа каждый праздничный и воскресный день, начиная с 1 октября вплоть до праздника Св. Пасхи.

Чтения ведутся по 6-ти отделам:

1) Отдел первый заключает в себе 16 чтений религиозно-нравственного характера. Земная жизнь Богочеловека и Пресвятой Богородицы, события Ветхозаветной истории, а также истории церкви времен Апостолов и жития наиболее почитаемых и прославленных угодников Божиих, являются главнейшими чтениями этого отдела.

Из числа этих чтений особый интерес представляет сказание о жизни преподобного Трифона и краткая история основанного им Печенгского монастыря, обязательно читаемое в дни памяти преподобного Трифона 15 декабря и 1 февраля и с благоговением выслушиваемое многочисленными почитателями его памяти, съезжающимися к этому времени в монастырь из самых отдаленных мест Лапландии. Перед слушателями проходит в прекрасных цветных картинах и производит неизгладимое впечатление вся жизнь св. угодника Божия, великого лопарского апостола, столько потрудившегося во славу Божию и на пользу нашего дорогого отечества и вся история основанного им Печенгского монастыря: – его блестящее начало, дальнейшая печальная судьба со времени разорения шведами и избиение 116 человек братии в 1590 г. вплоть до закрытия его в 1764 году и, наконец, уже современная нам история восстановления его во исполнение пророческого предсказания преподобного Трифона.

2) Отдел русской истории – 10 чтений этого отдела знакомят слушателей с главнейшими событиями отечественной истории начиная с Владимира Святого и кончая царствованием Императора Александра II.

3) По отделу русской литературы предлагаются слушателям в 11 чтениях наиболее выдающиеся произведения русской словесности из сочинений наших великих писателей: Пушкина, Гоголя, Крылова и др.

4) По отделу всеобщей и физической географии имеется 9 чтений, знакомящих слушателей с главнейшими местностями России, а также всей Европы и других частей света и с интересными явлениями природы.

5) По отделу естественной истории есть 3 чтения, знакомящих в многочисленных картинах с океаном и его обитателями, царством животных и бабочек и, наконец, последний 6 отдел заключает в себе 5-ть чтений против пьянства, в которых, в форме интересных назидательных рассказов, сообщается слушателям о вреде злоупотребления спиртными напитками. Всех же чтений по этим 6-ти отделам в настоящее время имеется 54, а число относящихся к ним картин равняется 749, отчасти приобретенных монастырем на свои средства, отчасти пожертвованных обители разными лицами, сочувствующими ее просветительной деятельности.

Каждое чтение начинается и заканчивается пением молитв и благословением о. архимандрита Ионафана или одного из иеромонахов обители²².

Эти чтения пользуются большим успехом и охотно посещаются главным образом трудниками и братией обители, учениками монастырской школы и в большие праздники лопарями соседнего Печенгского погоста и местными колонистами, кореляками и зырянами-Ижемцами.

«Неудивительным покажется после сказанного факт», продолжает тот же путешественник, что «у многих годовиков нам пришлось встретить книги, которыми они пользуются из монастырской библиотеки, в которой преимущественно духовно-нравственного и исторического содержания находится книг более 2000 экземпляров. Кроме этой основной библиотеки составляется еще в монастырской аудитории для народных чтений вторая библиотека главным образом из произведений великих русских писателей. Эта библиотека составляется также из пожертвований разными лицами, сочувствующими просветительной деятельности Печенгского монастыря. Не лишне упомянуть, что книги этих двух монастырских библиотек прекрасно переплетаются в монастырской переплетной, единственной на Мурмане, которая, кроме того, исполняет заказы из разных местностей Мурмана».

«Заботясь о просвещении своих трудовиков, об обогащении их ума необходимыми познаниями, монастырь выполняет большую культурную работу в своем отечестве. Разойдутся, по выходе из монастыря, трудники по разным концам России, возвратятся они в свои семейства и принесут с собой интерес к знанию, навык к разумному употреблению свободного времени и, кто знает, быть может, поделятся своими знаниями с другими, кто не имеет их, а уже и это много значит. Так в далеком, глухом и заброшенном углу нашего отечества совершается общеполезная работа. Сколько в нашей (Архангельской) обширной эпархии таких глухих сел и деревень, где положительно чувствуется необходимость энергичной просветительной работы, но, при отсутствии благоприятных условий, в виде необходимой поддержки со стороны других делателей на ниве Божией, при отсутствии необходимой солидарности между делателями и, наконец, при формальном отбывании служебных обязанностей, просветительная работа идет медленно. По-видимому, нет сознания важности ея, нет и необходимого увлечения».

«Монастырю приходится вести тяжелую, упорную борьбу с природными условиями далекой окраины. Не далеко еще то время, когда за чертой монастырских построек были непроходимые дебри. Горы, крутые скалы, обширные овраги затрудняли всякое сообщение с колониями, с Печенгской губой, с тем местом, где находится могила убиенных иноков древнего монастыря. Езда по горам, скалам, оврагам и болотным топям, мучила людей и животных. Теперь монастырем проведена дорога на протяжении 14 верст. При самом поверхностном взгляде на ту местность, где она проведена, становится понятным тот гигантский труд, который вложен в дело проведения дороги. Засыпаны глубокие овраги, выравнена местность, завалены топи, и дорога является единственной в Лапландии. Она так умело сооружена, что может служить образцом для проведения других дорог. Дорога строилась без инженеров трудниками обители, по указаниям о. архимандрита. Обширное хозяйство монастыря ведется, на наш взгляд, образцово. В многочисленных мастерских монастыря идет положенное время работа с полным вниманием и все подчиняются этому требованию, зная, что праздности в монастыре не любят и что не желающему трудиться, как должно, предоставляется оставить монастырь. Так как большинство годовиков оставляют монастырь, прожив в нем известное время, то нельзя не признать благотворного значения за той школой труда, которую они проходят в монастыре. Человек не только приучается к труду, он приобретает полезные сведения и навыки в ремеслах. Обращает на себя внимание одна отрасль монастырского хозяйства – молочное хозяйство. Монастырь развел крупнейшие экземпляры коров Холмогорской породы, взятых из Соловецкого монастыря, дающих обильный удой молока».

«Для местных колонистов монастырь представляет пример достойный подражания. Энергичная, упорная работа, которою живет монастырь, во главе со своим настоятелем, живой образ того, что можно сделать даже и при таких условиях, какие можно встретить только в дебрях Лапландии²³».

Вот еще несколько строк описания Трифоно-Печенгского монастыря одного из поклонников, посетившего его летом 1901 года: «Печенгская обитель производит необыкновенно отрадное впечатление: «Свежая сочная зелень травы, участки березового леса, красивая белая церковь и раскинувшиеся вокруг новые, отлично выстроенные дома, большею частью, двухэтажные, образуют очень красивый вид, не имеющий себе подобного на всем русском прибережье Северного океана... Кажется, будто перенесся по крайней мере градусов на 10 к югу, в более мягкий климат и в более культурную страну. Невольно думается, что если бы 300 лет назад военный отряд или разбойничья шайка шведов не разрушили монастыря и если бы Москва не забросила его потом, то наверное весь северный край имел совсем иной вид и характер; приемники и носители идей преподобного Трифона сделали бы для культуры и жизни многое. Хозяйство монастыря поставлено таким образом, что удовлетворяет всем нуждам не только самого монастыря, но и окрестного населения»²⁴.

В возобновлении Трифоно-Печенгского монастыря большое содействие оказывали и оказывают пароходы Т-ва Архангельско-Мурманского пароходства. Добрые отношения, начавшиеся при директоре этого пароходства М. И. Кази († 1893 г.) продолжаются и теперь. О. Ионафан, ценя заслуги Т-ва, обратился в 1896 г. в Правление с нижеследующим письмом: «Сотни лет назад дальние окраины севера России пользовались особенным вниманием Правительства· Иоанн Грозный заботился о них – жаловал Печенгскому монастырю земли, чтобы обезпечить его существование; Петр Великий обращал особое внимание, неоднократно побывав в Архангельске, был два раза в Белом море. Было время, когда г. Кола находился в цветущем состоянии, когда граф Петр Иванович Шувалов содержал на откупе все промыслы, производимые на северном океане; тогда в Колу приходили иностранные корабли за трескою, салом, за тюленьими и моржевыми кожами. Кола была городом многолюдным, в котором все нужное можно было иметь в изобилии: иностранцы привозили туда на судах разные товары, которыми привлекались архангелогородцы и поморы. Жители Колы занимались рыбными промыслами, жили безбедно, обменивая добычу на хлеб и другие русские и заграничные товары. Сильным двигателем культуры в Лапландии был до своего разорения и Печенгский монастырь. Когда же откуп графа Шувалова кончился, перестали приходить в Колу иностранные корабли, мало стали ходить туда и наши архангелогородские суда. Кола почувствовала во всем недостаток. С этого времени край как будто замер, ехать туда жить, работать там стало чуть ли не делом особенного мужества; Мурман представлялся в воображении многих мрачным, неприглядным до того, что не было почувствовано, когда полковник Галямин, проводя границу с Норвегией, отрезал от своего отечества норвежцам громадную территорию нашего Мурмана (8оо кв. в.) и отдал бы и больше, если бы место, на котором был Печенгский монастырь, облитое русской мученической кровью и церковь Бориса и Глеба, построенная преподобным Трифоном явно не свидетельствовали о своей принадлежности к России».

«Но вот, благодарение Богу, этому мраку суждено разсеяться. В Бозе почивший ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III обратил внимание на этот край, и закончил свое многотрудное служение Богу, пользам и будущности своего обильного православного государства, остановив на нашем Севере свой последней взгляд, почти накануне дня, в который Всевышнему угодно было призвать к своему Престолу. Все истинно русские люди понимают. что наше искони русское студеное море может кормить своими сокровищами многие русские губернии, и все таки не опустошить, не выловить, не вычерпать этот безбрежный и бездонный источник русского богатства».

«Лучшие умы лучших русских людей сознали, что при тех способах плавания по Белому морю и Ледовитому океану на ладьях и шняках, дело пользования богатствами студеного моря, развиваться, питать собою сынов России не может. Эти русские люди, стремившиеся оживить Мурманский берег, содействовать его развитию промыслов в северном море, учреждают срочное пароходство по берегам Белого моря и по Мурманскому берегу в Ледовитом океане. Нужно жить там, самому видеть, чтобы понять, какое благо, какое удобство, сколько сбережения времени, сил и жизней народных дают пароходы Т-ва Архангельско-Мурманского пароходства. И пространство, и опасности морского плавания исчезли, их как будто и не было. Как прежде гонимые страхом бежали с Мурмана, так теперь стремятся туда люди. С устройством пароходства колонизация края значительно усилилась, промыслы увеличились.

«Товарищество своими пароходами приблизило окраины к центру; возобновляемый же Трифоно-Печенгский монастырь, согревая дух народный, совершает дело служения духовным нуждам населения, вместе с тем насаждает собою культурную жизнь в крае. И в десять лет своего существования монастырь сделал многое...»

«Служение Трифоно-Печенгского монастыря краю тесно связано с делом Товарищества Архангельско-Мурманского пароходства; дай Бог, чтобы союз этот не прерывался многие, многие годы. Здесь же считаю долгом указать на заслуги, оказанные Товариществом монастырю; на могучих плечах Мурманских пароходов доставлено сотни тысяч пудов различной клади; не будь этих пароходов, возобновление монастыря шло бы медленнее».

«В качестве настоятеля монастыря я преисполнен глубокой благодарности Товариществу за перевозку лиц монашествующих и богомольцев, едущих на житье в монастырь, безплатно, грузов со скидкою 30%, а лесных материалов для построек тоже безплатно».

«Приношу сердечную благодарность за поднесенный мне Товариществом игуменский посох, который вечно будет свидетельствовать о духовной связи Товарищества с Трифоно-Печенгским монастырем в деле служения интересам и пользе дальних окраин нашего отечества».

«Призывая на Вас, Милостивые Государи, благословение Божие и молитвы собирателя земли русской преподобного Трифона, остаюсь в надежде, что Товарищество и впредь не лишит монастырь таковой же поддержки».

Товарищество Архангельско-Мурманского пароходства, выслушав в общем собрании вышеприведенное письмо, постановило; «Признавая процветание Печенгской обители, находящейся на нашем отдаленном рубеже, явлением вполне отрадным, с точки зрения обще-государственной, и руководствуясь неоднократными указаниями общих собраний г.г. пайщиков на значение нашего Товарищества, как культурного насадителя в том крае, правление выразило готовность на будущее время предоставлять монастырю пр. Трифона следующие льготы: 1) предназначенные для монастыря грузы продовольственных припасов и других не громоздких продуктов – перевозить на пароходах Товарищества со скидкою 30% против тарифа; 2) перевозить беcплатно монашествующую братию и богомольцев, едущих на житье в монастырь по удостоверениям в том монастырского начальства и беcплатно же строительные материалы, если позволит свободное на пароходе место²⁵.

Добрые отношения Товарищества Архангельско-Мурманского пароходства, выражаясь благотворно к возобновляемому Трифоно-Печенгскому монастырю, так же выражаются и лично к о. Ионафану. В 1901 году, при возведении о. Ионафана в сан архимандрита, Товарищество поднесло ему драгоценную митру. Депутатами от Правления был прочитан адрес в следующих выражениях:

«Ваше Высокопреподобие»

«Соловецкая обитель, издревле славная своими великими подвижниками, памятуя Вашу замечательную деятельность по устройству скита св. Савватия, возложила на Вас исполнение святого дела устроения Печенгского монастыря во славу Божию, в память преподобного Трифона и на пользу русского народа.

«В 1889 году вместе с братией, в числе нескольких человек, Вы прибыли на самую далекую нашу северную окраину, в совершенно пустынную и заброшенную местность; но, благодаря исключительно необыкновенной энергии и многолетним постоянным неутомимым трудам Вашим, местность эта совершенно преобразилась. Осушены болота, произведены значительные гидротехнические работы по отводу русла реки Манны, подмывавшей берег; проведены дороги, расчищены сенокосы, разведено огородничество, устроен кирпичный завод и заведены обширные хозяйства.

«На том месте, где находилась прежде ветхая деревянная церковь, построенная в 1707 году и где почивали мощи преподобного Трифона, усердием Вашим воздвигнут большой вместительный новый трехпрестольный храм, заботливо внутри украшенный и изобильно снабженный утварью и ризницею, возведено до 40 различных зданий, открыта и содержится на средства монастыря, приходская школа, в которой обучаются более 30 детей; заведены ремесла: столярное, портняжное, сапожное, слесарное, плотничное, сетное, и т. д.

«Устроенная Вами духовная община послужила ядром новой русской колонизации, и в Печеньге образовалось из переселенцев с поморья три новых колонии.

«Благотворный пример и непосредственная помощь со стороны обители значительно способствуют материальному благосостоянию колонистов и лопарей, а вместе с тем и поднимают и нравственный уровень окрестного населения, которое получает не только свет истинной веры, но и гражданское образование в школах и монастырских мастерских,

«Такая плодотворная культурная деятельность Ваша представляет собою блестящую страницу в истории развития нашего дальнего севера. Важные государственные заслуги Ваши в пользу русского севера признал Святейший Синод, возведя Вас в сан архимандрита.

«Правление Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства просит Вас от лица всего Товарищества, – постоянно близкого очевидца Вашей деятельности, – принять от него в дар присвоенную Вашему сану митру, как знак особого глубокого уважения к Вам.

Да сохранит Господь Бог на многие лета силы и здоровье Ваше на благо русского севера»...

Подписали: Председатель Правления Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства г. Вейхард, Члены: П. Охачинский, Барон М. Нольде, П. Полас, Николай Терентьев. Директор-Распорядитель П. Витт.

Глубоко растроганный о. Ионафан ответил депутации следующими словами:

«Я тронут до глубины души вниманием общества и благим распоряжением начальства. Приемлю с сердечною благодарностью поднесенный мне дар. Прочтенный мне адрес милых и глубоуважаемых друзей будет служить историческим доказательством единодушных трудов и добрых Ваших отношений к обители.

Вышний благодатию Пресвятого Духа да водворит в сердцах ваших любовь, мир и радость.

Позволяю себе выразить несколько слов и лично к Вам, Петр Иванович²⁶. Вы мудрой и постоянно неутомимой деятельностью, дали возможность Обществу поставить на прочные и верные основы дело пароходных сношений с нашей далекой окраиной А поэтому Вы долго будете памятны местному населению».

Соловецкая обитель, принявшая на себя дело возобновления Трифоно-Печенгского монастыря, выделившая из среды своей братии монахов и послушников, понесших с честью и достойным Соловецкого инока терпением тяготу пустынных трудов на далеком русском севере, с первых дней возобновления монастыря и до настоящего времени не переставала оказывать ему свою возможную поддержку. С начала 1886 года эта поддержка выражалась в выдаче натурою съестных припасов и хозяйственных предметов до 1899 г., а с 1899 г. до 1903 г. наличными по 9.500 руб., а с 1903 г.–по 5.000 руб. ежегодно.

К чести Соловецкой обители необходимо сказать, что дело возобновления Трифоно-Печенгского монастыря будет одною из светлых страниц ее славной истории. Особенною любовью к делу возобновления Трифоно-Печенгского монастыря отличался настоятель Соловецкой обители архимандрит Варлаам. Согревая своим авторитетным соучастием строителя о. Ионафана, архимандрит Варлаам содействовал ему всесторонне делом и словом. 15 июля 1893 г. он со старшею братнею и послушниками до 50 человек прибыл на монастырском пароходе в Печеньгу, доставив до 4,000 пудов груза из Соловецких запасов в пользу Трифоно-Печенгского монастыря. Приезд Соловецкой братии состоялся с разрешения Московской Синодальной Конторы и имел целью освящение вновь устроенного храма в Печенгской обители; между прочим грузом был привезен колокол на новую церковь, явившийся даром и благословением Соловецкой обители вновь возникающему монастырю. Но особенно ценным даром для новосозидаемой обители от братии Соловецкой обители была чудотворная икона преподобных Зосимы и Савватия, которая и была спущена 16 июля с парохода в первой шлюпке и с торжеством встречена на берегу Печенгской братией. После панихиды на братской могиле, икона, а также святой антиминс для церкви, были отнесены иеромонахами в пустынь преподобного Трифона, где святая икона была поставлена на гробнице преподобного, а святой антиминс на престоле, 17 июля была совершена соборне литургия в пустыне преподобного, причем прибывшими было сделано все к увеличению торжественности богослужения. После трехдневных приготовлений, 21 июля был освящен придел в честь и память Успения Божией Матери; на богослужении были молитвенно вспомянуты все радетели и благотворители обители. 22 июля Соловецкая братия отбыла из пустыни и при отъезде совершила молебствие на копание рвов под постройку храма в честь Рождества Христова на братской могиле, причем копание рвов начал архимандрит Варлаам.

В 1896 году в Трифоно-Печенгский монастырь приезжал настоятель Соловецкой обители архимандрит Иоанникий, которым освящен придел во имя преподобных Зосимы и Савватия. Отсюда видно, что духовная и материальная связь между двумя северными обителями не прерывается. Будем надеяться, что этот благословенный союз и впредь не прекратится. Трифоно-Печенгский монастырь, пользуясь содействием знаменитой Соловецкой обители, будет преуспевать в своем благоустройстве во славу Божию, во славу русского имени и на пользу русского народа.

Обитель преподобного Трифона при этих трудах и молитвенных подвигах, совершаемых ею, окажет и уже оказывает свое благотворное действие на обитателей пространных пустынь дальнего севера – кочевых лопарей; она для них теперь – тот же сияющий светоч, коим была при жизни преподобного Трифона. В монастыре они видят культурный уголок, где находят они в своих житейских потребностях удовлетворение. Монастырь является для них указателем и выразителем их нужд.

Любовь к обители как лопарей, так и других жителей Лапландии выражается особенно в дни празднования памяти преподобного Трифона 15 декабря и 1 февраля; в эти дни они собираются в обители иногда до 500 человек и живут в ней по три дня. Неотразимо благотворно действует на этих обитателей тундр, детей природы, впечатлительных по натуре, когда они, входя в храм, видят его благолепно украшенным, видят горящие светильники, собор священнослужителей в блестящих облачениях, стройное пение, отчетливое чтение – все это запечатлевает в их сердце неизреченную радость и оставляет в их памяти добрые воспоминания на долгое время. Ласковый прием братиею лопарей богомольцев, удобное помещение, сытный трехдневный стол, раздача картинок, брошюр и икон влечет их к обители. Они большие любители рассказывать своему семейству или соседям все любопытное, виденное ими. Но что всего дороже, – согретые в сердце, они уносят твердую, глубокую веру, при сознании, что они чада единой великой святой православной церкви, что и они сыны великой могучей России.

С интересом, увеличивающимся из года в год, относятся к Трифоно-Печенгскому монастырю и соседи – норвежцы. Монастырь для них – типичный представитель всего русского. Летом приезжают норвежцы на пароходах, а зимою на оленях компаниями иногда до 80-ти человек из дальних мест Норвегии. Для переездов по морю они нанимают пароходы. Между ними встречаются пасторы, чиновники, народные учителя, учительницы и купечество. Проживая в монастыре по несколько дней, особенно, когда такие приезды норвежцев совпадают с днями памяти преподобного Трифона, гости иноверцы посещают все церковные службы, покупают и ставят свечи к раке преподобного Трифона; в свободное от богослужений время, рассматривают монастырское хозяйство, церковное достояние, библиотеку, совершают поездки по окрестностям монастыря.

Такая компания норвежцев-туристов, руководимая пастором, в 1900 году, в день отъезда, собравшись на монастырской площади, пропела церковный гимн, в котором славила Искупителя рода человеческого от прелести греховной. Затем настоятель о. Ионафан пригласил гостей к себе еще раз на чашку чая; при этом просил принять от обители на память портреты ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ, а затем, те чашки и стаканы, из которых гости кушали чай; предложение это было принято с большим удовольствием. В заключение пастор произнес речь на русском языке, в которой высказал благопожелания обители и живущим в ней, заявил свое удовольствие и спутников, что они могут вынести из обители доброе и полезное впечатление.

Братия проводила гостей норвежцев 4-го, а 9-го февраля они прибыли в город Валсэ, через Паз-реку на пароходе, уведомив о сем архимандрита Ионафана следующей телеграммой: «Прибыли благополучию, за все удовольствие благодарение. Все норвежцы».

Трогательно смотреть на оживленную толпу отъезжающих разноплеменных богомольцев: тут русский, колонист и лопарь в оленьих шкурах, тут финн и норвежец в оригинальном наряде: бархатная или суконная синяя четырёхугольная шапка, подобно русской ямщичьей, короткая синяя пли красная юбка с шнурами и меховым воротником на плечах.

В 1906 году архимандрит Ионафан был извещен письмом и телеграммою, что лютеранский епископ 3-го епископства Северной Норвегии из города Тромсэ Петр Вильгельм Крейндаль Бекман, проезжая по своей епархии, посетит Трифоно-Печенгский монастырь. Епископ Бекман собирался и в прежние годы побывать в обители преподобного Трифона. В этот раз он прибыл 2-го марта, через русскую колонию Ворьему, к месту древнего Печенгского монастыря. Епископ Бекман, несмотря на свой уже почтенный возраст и свой высокий сан, приехал попросту в незатейливом лапландском экипаже (кереже), сам управляя оленем. Двое спутников и два проводника ехали на других оленях. Спутники эти были: старший пастор из города Вадсэ Георг Балкэ – в сане, соответствующем нашему протоиерею, в должности благочинного и пастор из местечка Киркенеса, в десяти верстах от церкви Бориса и Глеба на реке ПазМадс-Ле-Мер.

Епископ Бекман, на вид около 60-ти лет, выглядел бодро, жизнерадостно; приятная осанка вполне шла к его высокому сану. Дорожный костюм епископа Бекмана состоял из дохи, сшитой из шкур оленей и четырехугольной из красного бархата шапки. При встрече, о. архимандритом Ионафаном гости были приветствованы, а затем в монастырском доме, на месте древнего монастыря, был предложен им чай, после которого, сопровождаемые архимандритом Ионафаном, гости осматривали здесь все постройки. Отсюда они на монастырских лошадях прибыли в монастырь, где были предоставлены в распоряжение путешественников покои, 3-го марта утром Епископ Бекман в длинной черной одежде, присвоенной его сану, с четырехугольным крестом на груди, вместе с своими спутниками, также одетыми в пасторские одежды, посетили настоятеля архимандрита Ионафана в его кельях.

Приветствуя архимандрита Ионафана в самых сердечных выражениях, Епископ Бекман указал, что они оба веруют в одного и того же Бога и Господа Иисуса Христа и выразил пожелание и надежду также радостно встретиться по отходе в вечность, в загробной жизни в селении Всевышнего. В ответ на это архимандрит Ионафан, поднося, по русскому обычаю, хлеб-соль, высказал, что «если мы будем иметь любовь между собою и чистосердечно прославлять имя Всевышнего, то поэтому узнают нас, что мы ученики Христовы. Я чистосердечно желаю, чтобы любовь наша, указанная Иисусом Христом и любовь народно-государственная крепла между ними и, в знак нашей признательности за Ваше посещение, прошу принять сей хлеб, как знак наших добрых отношении друг к другу». Епископ Бекман, приняв хлеб и горячо поблагодарив, сказал, что этот видимый знак расположения принимает с братскою любовью и отошлет его в свой город, своим родным. После этого Епископ Бекман с пасторами, сопровождаемые архимандритом Ионафаном и учителем монастырской школы Д. А. Проташинским, служившим при разговоре гостей на немецком языке переводчиком, посетили церковь, где были встречены ризничим иеромонахом Мануилом. Осмотрев церковь и достопримечательности ризницы, гости, в сопровождении тех же лиц, последовали в народную читальню при монастырской школе. Здесь хор учеников певчих встретил гостей пением тропаря Преподобному Трифону, а затем были пропеты: «Свете тихий» (Львова), «Достойно есть» (Бортнянского), «Ныне отпущаеши» (Архангельского). В заключение было пропето несколько раз многолетие Епископу. Каждое песнопение, его смысл и значение были объясняемы гостю Д. А. Проташинским на немецком языке. Пение очень понравилось гостям. Епископ Бекман, растроганный во время пения «Свете тихий», прослезился. После посещения читальни гости, переодевшись в отведенных им покоях в простые одежды, осматривали монастырское хозяйство, все мастерские и постройки и были очень удивлены крупною породою рогатого скота и порядком, с которым ведется молочное хозяйство.

После этого епископ Бекман с пасторами в одеждах, присвоенных их сану, прослушали литургию преждеосвященных даров, совершенную духовником монастыря иеромонахом Киприаном. После литургии гости приглашены были на обед к настоятелю. За трапезою гости очень оживленно беседовали. После обеда, отдохнув, они выходили на монастырскую площадь, где были фотографированы монастырским фотографом. –Епископ Бекман в полном епископском одеянии вдвоем с архимандритом Ионафаном, а затем и с двумя пасторами, окруженными братнею и трудниками, живущими в монастыре. Вечером гости отстояли вечерню.

На другой день после поданного завтрака и кофе, на котором присутствовал архимандрит Ионафан, гости, одевшись в дорожные одежды, стали прощаться. У крыльца главного корпуса собралось все население монастыря, пожелавшее проститься с почетным гостем. Епископ встречен был пением гимна «Коль славен наш Господь в Сионе». Тронутый епископ Бекман, сняв шапку, почтительно поклонился всем присутствовавшим и громко, с чувством выразил свою благодарность за радушный прием, и что он призывает благословение Божие на монастырь, на всю братию и их труды. После этого певчие пропели несколько раз «Многая лета». При пении «Ныне отпущаеши раба Твоего Владыко», гости в сопровождении о. архимандрита Ионафана, на монастырских лошадях тронулись в путь. Отъехав пять верст, у лопарского Печенгского погоста, гости распростились с архимандритом и пересели на своих оленей, отправившись для дальнейшего обозрения епархии. Епископ Бекман в книге записей впечатлений для посетителей Трифоно- Печенгского монастыря написал: «Для меня было большою радостью посетить Печенгский монастырь; я нашел там старательных и любезных людей, которые по своему убеждению служат единственному Богу и единственному Господу Спасителю, и охотно исполняют Его волю. Я был принят сердечно и дружелюбно, как от уважаемого настоятеля, так и от всех отцов, которые хотят, чтобы мое посещение было любезным и хорошим воспоминанием. Да благословит Господь монастырь и его обитателей, которые работают в угождение Богу. Печеньга, 3 марта 1906 года. П. К. В. Бекман, Тромсэнский епископ».

Начальники Архангельской губернии, приезжая на Мурман для обозрения далекой северной окраины, каждый посещал Трифоно-Печенгский монастырь.

А. П. Энгельгардт, с большою пользою и дольше других его преемников потрудившийся в Архангельской губернии, оказывал особое внимание и содействие Трифоно-Печенгскому монастырю. В книге своей «Русский Север» (1897), Александр Платонович, бывший в Трифоно-Печенгском монастыре дважды, горевший особою любовью к северу, говоря о Печенгском монастыре и твердо полагаясь на энергию о. Ионафана писал: «Таким образом в недалеком будущем вновь устраиваемый Печенгский монастырь и окружающие его колонии обещают быть значительным экономическим и духовным центром на севере».

Н. А. Римский-Корсаков, побывавший в Трифоно-Печенгском монастыре 18 июля 1902 г., в письме на имя отца архимандрита от 25 июля пишет: «Возвращая ведомость, которую вы дали мне для ознакомления, прочитав ее, еще раз убедился, что трудом и настойчивостью можно многого достигнуть на нашем севере. Пользуясь случаем еще раз благодарю вас за прием и не могу не сказать, что от знакомства с вами и разговора, я почерпнул много полезных сведений. Сохрани вас Господь еще на многие голы, дабы не только закончить все ваши предприятия, но и видеть полезные результаты неутомимых трудов ваших»...

Н. Г. фон-Бюнтинг гостил в монастыре 24 августа 1905 г. Тронутый радушным приемом, прощаясь с братией, растроганным голосом сердечно высказывал, что и недолго побыв у них он выносит отрадное чувство при виде того, что сделано, и что можно сделать в таких отдаленных местах, победив самую природу при дружном сочетании труда на пользу процветания северного края родной нашей матушки России и особенно приятно видеть это в годину, когда Русь полна смут и внутреннего разлада».

Побывавший в Печеньге 4 июля 1906 г. H. Н. Качалов в телеграмме на имя отца Ионафана пишет «Покидая Мурман, сердечно приветствуем насадителя духовной жизни и культуры на далеком севере глубокочтимого отца Ионафана. Да послужит собранная им святая обитель не только светочем добра, любви и знания на Мурмане, но составит гордость и славу земли русской».

Умерший безвременно от руки убийцы В. Ф. фон-дер-Лауниц, будучи Архангельским Вице-Губернатором, в 1901 году 12 сентября, побывал в Трифоно-Печенгском монастыре. Занимая пост Тамбовского Губернатора, а затем С.-Петербургского Градоначальника, любовь свою к обители всегда выражал приветственными телеграммами в дни Нового Года и Святой Пасхи в самых любезных выражениях.

И. В. Сосновский, с первых же дней вступления своего на пост Архангельского Губернатора, привлекший с себе симпатии архангелогородцев, энергичной деятельностью своею ожививший добрые надежды в жителях Архангельской губернии, не преминул побывать на Мурмане. Посетив (8 июля 1908 г.) Трифоно-Печенгский монастырь, пишет: «с чувством глубокого умиления посетил я вновь, по прошествии четырнадцати лет, славную Трифоно-Печенгскую обитель, оплот Русской государственности и рассадник культуры на нашем крайнем севере. – По истине изумительно, как много создано за этот недолгий сравнительно срок, трудами простых русских людей, верных сынов святой церкви и преданных слуг Царя»...

В прежние годы, когда сообщение с Мурманом совершалось на парусных судах, о посещении церкви Сретения Господня, где ныне монастырь, архангельскими епископами имеется сведение о епископе Александре, бывшем здесь в 1858 году; с учреждением пароходства к Мурманскому берегу, со дня возобновления Трифоно-Печенгского монастыря, там бывали епископы: Никанор в 1893 г, и Иоанникий II-й в 1901 году. Свидетельством добрых отношений их к обители служит то отеческое попечение, с каким принимают они архимандрита Ионафана, во время приездов его по делам монастыря в Архангельск и выражают это видимыми знаками: так например, преосвященный Никанор, посетивший обитель и увидавший воочию труды и подвиги настоятеля и братии, пожелал выразить свое удовольствие и подарил о. Ионафану свою рясу и четки.

10 сентября 1906 года в Печенгскую губу прибыл отдельный отряд судов, назначенных для плавания с корабельными гардемаринами, в составе броненосцев: «Цесаревич» и «Слава» и крейсера «Богатырь». Настоятель в это время находился в г. Архангельске. Первым представителем от Трифоно-Печенгского монастыря явился к начальнику эскадры контр-адмиралу И. Ф. Бострему казначей монастыря иеромонах Порфирий. На другой день, 11 сентября, контр-адмирал Бострем, сопутствуемый офицерами, прибыл в монастырь. После молебна, отслуженного тем же иеромонахом Порфирием и иеродиаконом Пахомием, были поднесены контр-адмиралу и офицерам по иконе преподобного Трифона, а иным по просфоре. После осмотра монастыря гостям был предложен чай и закуска. В течение нескольких дней перебывали в монастыре все офицеры и гардемарины, а также и нижние чины. Всех их братия угощала, чем могла, и снабжала иконами, брошюрами, просфорами и картинками.

Жизнь в Печенге с прибытием более чем двух тысяч моряков значительно оживилась. В Печенгской губе впервые гостили великаны русского флота. Днем и вечером по команде, даваемой с адмиральского судна «Цесаревич», производилась учебная стрельба, грозным эхом раздавались по окрестностям выстрелы из пушек и пулеметов.

Архимандрит Ионафан, извещенный губернатором о прибытии в Печенгскую губу эскадры, на срочном пароходе прибыл 13 сентября в г. Александровск; отсюда он, опасаясь, что не застанет эскадры, приветствовал командира эскадры следующей телеграммой: «Радушно приветствую командира дорогой для нас эскадры и глубоко чту будущих героев русского флота; дай Бог, чтобы ваше посещение было началом будущих сил и могущества в северных водах дорогого нам отечества». Получив эту телеграмму, адмирал отменил намерение уйти из Печеньги 14 сентября и тотчас же написал архимандриту следующее письмо: «Сердечная благодарность за приветствие и истинно-русское пожелание. Я посетил Трифоно-Печенгский монастырь с командирами, офицерами, корабельными гардемаринами. Все мы почерпнули много поучительного в высоком примере вашей энергичной деятельности, увидели воочию, каких блестящих результатов может достигнуть один человек, пожелавший и сумевший собственным постоянным примером направить силы вверенных ему людей к ясно сознанной определенной цели на благо края»...

14 сентября, на пароходе «Андрей Первозванный» прибыл архимандрит Ионафан. Не успел еще этот пароход отдать якорь, как подошел паровой катер с адмиральского судна, с адъютантом адмирала, с которым отец архимандрит вошел на броненосец «Цесаревич», встреченный адмиралом, всеми офицерами и командою, выстроившеюся по парадному на палубе. После взаимных приветствий отец архимандрит поднес адмиралу от обители преподобного Трифона украшенный хлеб. Так как это было в праздник Воздвижения Креста Господня, то судовым священником о. Владимиром была совершена литургия, после которой в той же судовой церкви о. Ионафаном в сослужении священника был отслужен благодарственный молебен, с провозглашением многолетия Государю Императору, военачальникам и христолюбивому воинству. После многолетия о. Ионафаном было сказано назидательное слово на тему «повинуйтеся наставникам вашим». Церковное торжество закончилось общим офицерским завтраком. В тот же день на катере адмирал и командиры судов с архимандритом Ионафаном осматривали Печенгскую губу, побывав в «Лодейной бухте» и «Девкиной заводи». Было стремление перейти через перешеек в полторы версты в Мотовскую губу к Волоковой, но, вследствие в высшей степени неблагоприятной погоды, это намерение осталось неисполненным. Остальную часть дня, до глубокой ночи о. архимандрит провел в беседе с адмиралом.

14 сентября, к селению «Оленья гора», на берегу Печенгской губы, было пригнано монастырское стадо оленей, более тысячи голов, из которых пятнадцать оленей было предложено судовым командам на мясо и один олень адмиралу, который, приняв оленя, пожелал оставить его в стаде живым, что и было исполнено. Днем о. Ионафану было показано устройство военных кораблей.

В разговоре, между прочим, адмирал спросил, не имеет ли монастырь в чем-либо нужды; о. Ионафан ответил, что ни в чем монастырь особенно не нуждается. На предложение адмирала непременно оставить что-нибудь на память пребывания эскадры в Печенгской губе, отец архимандрит высказал, что было бы желательно иметь небольшой водяной мотор, или же динамо-машину к водяному двигателю, для электрического освещения, устроенному братией монастыря. Сию же минуту был послан к месту двигателя корабельный гардемарин-электротехник, который определил действие двигателя в 50 сил.

Начиная с командира эскадры, многими офицерами внесены свои впечатления в книгу, имеющуюся в монастыре для записей туристов и богомольцев.

15 сентября, в 7 часов утра, после молитвы и завтрака, архимандрит Ионафан простился с адмиралом, всеми офицерами и нижними чинами, бывшими на палубе. Монастырская шлюпка с о. Ионафаном направилась к монастырю, а эскадра снялась с якоря и пошла из Печенгской губы.

16 сентября, в обители был отслужен молебен о благополучном плавании эскадры. После молебна была послана в Александровск на имя адмирала И. Ф. Бострема телеграмма следующего содержания: «Вознося молитвы Царю царей и Господу Господей о Императоре нашем и воинстве Его, просим Вас принять от нас искреннюю благодарность и передать вверенному вашему мудрому руководительству юношеству наши благопожелания».

Дальнейшее сношение Трифоно-Печенгского монастыря с адмиралом И. Ф. Бострем произошло уже в должности его Товарища Морского Министра. Архимандрит Ионафан с братнею 22 апреля 1907 года приветствовал его такою телеграммою, по случаю праздника Святой Пасхи: «Христос Воскресе. С сердечною радостью приветствуем вас на новом служении и молим Воскресшаго даровать вам мужество и любовь в порученном вам Монархом деле». В тот же день И. Ф. Бострем ответил: «Сердечно тронут вниманием архимандрита и братии; радуюсь, что могу прислать монастырю ВЫСОЧАЙШЕ дарованные две динамо-машины и от бывшего моего отряда шлюпку с керосиновым двигателем»²⁷.

23 того же апреля, архимандрит с братией на имя Товарища Морского Министра телеграфировали: «Ваше Высокопревосходительство, Иван Феодорович. – Монаршею милостью и вашим усердием тронуты до глубины души. Смиренно повергаем свои сердца к стопам ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, молим Воскресшаго о мире отечества с Августейшим домом и просим Бога благословить возрождение русского флота в водах северного океана, искони принадлежащаго Русскому Царю с Его народом».

30 того же апреля, И. Ф. Бострем телеграммою на имя архимандрита уведомил: «Вашу депешу я доложил ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ и ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было приказать мне передать вам и братии монастыря ЕГО ВЫСОЧАЙШУЮ благодарность за выраженные чувства преданности».

Летом 1907 года Трифоно-Печенгский монастырь посетил генерал-адъютант Ф. В. Дубасов. Объехав на крейсере «Алмаз» Белое море, он побывал в г. Архангельске, в Соловецком монастыре, в Коле и г. Александровске. Осведомленный о плавании крейсера «Алмаз», архимандрит Ионафан 2о июля 1907 г. телеграфировал в г. Александровск Ф. В. Дубасову: «С сердечною радостью и душевным восторгом приветствую вас с прибытием в северные пределы дорогого отечества и просим Всевышнего даровать Вам силы и усугубить ваши способности для пользы северной окраины, давно ожидающей светлых воззрений на богатства морские и удобства портовые». Генерал-адъютант Дубасов телеграммою от 22 июля из Колы ответил: «Глубоко тронут вашим сердечным приветствием и вашими молитвенными пожеланиями; приветствую в лице вашем, глубокоуважаемый отец Ионафан, горячего поборника и просвещенного устроителя той коренной русской окраины, которую несомненно ожидает великое будущее. Буду счастлив видеть вас в Печеньге, куда надеюсь прибыть около 10-го августа».

13 августа крейсер «Алмаз» пришел в Печенгскую губу, доставив две Высочайше дарованные Трифоно-Печенгскому монастырю динамо-машины.

Генерал-адъютант Феодор Васильевич, не смотря на очень неблагоприятствовавшую погоду, в течение трех дней весьма внимательно осматривал монастырь, входил во все подробности его жизни. Впечатления свои этот государственный муж, исполненный любви и преданности своему Государю и отечеству, в книге для записей впечатлений посетителей Трифоно-Печенгского монастыря выразился так: «Прошу настоятеля Трифоно-Печенгского монастыря архимандрита Ионафана принять от меня выражение самого глубокого и искреннего уважения к его плодотворной подвижнической деятельности на пользу Русского Государственного дела. Преклоняясь перед талантом и дарованиями отца Ионафана, а также перед его неутомимым и самоотверженным трудолюбием, позволяю себе думать, что не даром избран он и отличен промыслом Божиим,– и что поставлен он, чтобы насаждать и проводить в жизнь на отдаленной северной окраине те начала православной веры, послушания и трудолюбия, которые всегда связывали Россию в единое крепкое и могущественное целое. Всем сердцем желаю глубокоуважаемому отцу Ионафану и его сотрудникам полного успеха в благих трудах их на пользу дорогой родины»²⁸.

Не будем перечислять поименно всех благотворителей, которые внесли посильные труды и жертвы на устройство обители, приведем лишь имена Августейших особ: В 1887 году пожалована ИМПЕРАТОРОМ АЛЕКСАНДРОМ III-м риза малинового бархата с шитым золотом и серебром оплечьем и с полным священническим облачением к ней. В 1893 г. В. К. Сергием Александровичем были пожертвованы: посеребренное большое паникадило, посеребренный седмисвещник, запрестольный деревянный крест с иконописью, запрестольный образ Пресвятой Богородицы, бархатные ризы: 2 священнических, 2 диаконских стихаря, 2 для псаломщиков и шелковая риза священнику. Одновременно с своим Августейшим супругом Великая Княгиня Елизавета Феодоровна пожелала принести в дар обители собственноручной работы пелену на аналой. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ дважды уже выражал свое милостивое внимание к дальней скверной обители: в 1897 г. – соизволением на отпуск 15000 руб. на постройку храма на могиле избиенных братий и в 1907 году пожертвованием двух динамо-машин. Благоволение ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА к обители преподобного Трифона выразилось еще и в том, что настоятель ее архимандрит Ионафан, вследствие личного желания ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА 27 ноября 1907 г., был милостиво Им принят в аудиенции, данной во дворце, в г. Царском Селе.

Братия обители преподобного Трифона, вознося молитвы о благотворителях, участвовавших и участвующих в деле возобновления древней обители – кто посильными пожертвованиями, кто личным трудом, шлет им всем с глубокою признательностью свою благодарность.

Обозревая теперь годы, протекшие в трудах по возобновлению обители пр. Трифона, трудно без умиления вспомнить их. Но сознание, до очевидности, что на этих трудах почивает благословение Божие, делало эти труды легкими, а скорби и лишения сладкими. Подъятые труды известны только трудившимся, да помогавшему им Богу; результаты же этих трудов на лицо и приятно поражают, когда видишь селение человека, его руку, клочок земли, политый его потоком, украшенный его трудами, среди могучей дикой природы.

При имени преподобного Трифона Печенгского мысль переносится на далекий русский север, к берегу Ледовитого океана, на реку Печеньгу – в западной Лапландии,· где более трех веков тому назад подвизался преподобный; здесь, как уже сказано, десятки лет трудился он, просветил лопарей-язычников светом веры Христовой, создал обитель и славою подвигов иночества, апостольства и христианской благотворительности наполнил и возвеличил пустыню.

Приведенная история возникновения Трифоно-Печенгского монастыря, его упразднения и возобновления весьма интересна и поучительна, как не менее интересно и его географическое положение на Кольском полуострове.

Жизнь и быт населения Лапландии тесно связаны с существованием Трифоно-Печенгского монастыря, как прежде, так и теперь.

Естественные богатства привлекают на Мурман в летнее время многочисленных торговых людей, которыми заработаны там рыбною ловлею неисчислимые богатства, но в задачу этих предпринимателей не входила и не входит забота о культурном развитии оседлых жителей Лапландии. Как эти жители, так и самая окраина дальнего русского севера оставались как бы забытыми со дня разорения Печенгского монастыря в 1590 г. Мурман представлялся в воображении многих мрачным, неприглядным.

Огромная площадь, занимаемая Кольским (теперь Александровским) уездом лежит между 69,5 и 66,3 сев. ш. и 28,5 и 41,2 вост. Долг. (от Гринвича) и начинается с северо-запада от границы с Норвегией (по р.р. Ворьеме, Пазе и Чалмо-озеру), к северу и северо-востоку вдоль – Ледовитого океана, вдоль берега Белого моря с юго-востока и юга, с юго- запада до границы Кемского уезда и с запада доходит до границы Улеаборгской губернии. В состав этой громадной площади, составляющей почти ¼ всей Архангельской губернии, входит Кольский или Лапландский полуостров, лежащий к востоку от Кольского залива и озера Имандры, между 66,3 – 62,2 сев. ш. и 32,3 – 41,2 вост., долг., в нем считают 11,544,445 квадрат. десят., из них на леса приходится 3,073,588 кв. десят., а остальное тундры, болота, острова и реки.

Граница России с Норвегией в современных очертаниях существует с 1826 г. Достаточно взглянуть на подробную карту Варангерского залива, чтобы убедиться, что вся Южная часть его коренное русское владение. Такие названия, как губа Червяная, Хлебная, Вересь, Нявдема, Утинга, Косая и др., острова Вересь, Челемес, Шалим и Становище Шанкино не могли быть норвежскими владениями. Между тем весь юго-западный берег Варангерского залива принадлежит теперь Норвегии. Мало того русские владения не начинаются у губы р. Пазы, к морскому берегу которой подходит вплоть русская Государственная межа. Русская Государственная граница с Норвегией, проведенная в 1826 году, подойдя к океану, от устья р. Паз круто поворачивает на юго-восток до реки Ворьемы, и потом уже по этой реке доходит до моря. Таким образом, кроме громадного пространства, между реками Паес, Таной и Паз, вопреки естественной границы, оказалась в руках норвежцев еще громадная территория с лучшими гаванями Варангерского залива. Печальный факт проведения такой границы между Россией и Норвегией теперь трудно объяснить и он вызывает лишь недоумение. Едва ли будет погрешностью, предположить, что норвежцы, хорошо знавшие Лапландию, умышленно воспользовались неведением прибывшего издалека русского уполномоченного полковника Галямина и определили границею реку Паз, вместо Паес, Тани; быть может помогло тут норвежцам и созвучие названий.

Относительно деятельности Галямина Кольский земский суд в 1828 году доносил (Архангельскому) Губернскому Правлению следующее: по приезде в этом году Кольского исправника Кривковича на старую границу лопари Нявдемского и Пазрецкого погостов единогласно объявили, что они, в бытность полковника Галямина в оба раза, т. е. в 1825 и 1826 годах, старались показать ему старую границу и просили рассмотреть оную подробно; но Галямин не обратил на сие никакого внимания и далее стоящей на реке Паз церкви Бориса и Глеба в первый раз, т. е. в 1825 г. нигде не бывал; проходили же для проведения нынешней черты с нижней шведской стороны и с верхней от р. Ворьемы только одни норвежские комиссары и присоединились к Галямину у означенной церкви. В следующий же 1826 год он, Галямин, до постановления пограничных теми же комиссарами знаков, все время находился в местечке Васине норвежского владения.

Сообщая эти сведения генерал-губернатору, Губернское Правление обращало также внимание на то обстоятельство, что с снятых при разграничении планов Галямин не оставил никаких копий ни в Архангельске, ни в Коле.

Неудивительно поэтому, что архангельский губернатор Бухарин в своем представлении Министру Внутренних Дел от 14 июня 1828 г. за № 1301, писал, что «Разграничение, произведенное Галяминым, послужило только поводом к насильственному завладению со стороны норвежских жителей даже общих (с русскими) рыбных ловель»; что, не доверяя этому разграничению, он испрашивал у генерал-губернатора сведений, на которых основывался при разграничении полковник Галямин, и ответ генерал-губернатора только подтвердил, пишет Бухарин, «сомнение его о деле, как кажется, пренебреженном в здешнем краю» и доказал «неведение здесь весьма интересного действия Галямина»²⁹.

Как бы то ни было, но в результате норвежцы получили громаднейшую и богатейшую русскую территорию и южную часть Варангерского залива, с его рыбными, лесными и другими естественными богатствами, было бы отдано и больше, если бы место, на котором стоял Трифоно-Печенгский монастырь, облитое русскою мученическою кровью, и церковь на реке Пазе, построенная преподобным Трифоном не свидетельствовали явно о своей принадлежности к России.

В 1572 году Печенгский монастырь получил извещение из Москвы от великого князя, что его величество Король Датский недоволен тем, что монахи так прочно обстроились и что великий князь весной 1573 года пришлет туда бояр для расследования местных условий и установления границы с королевством норвежским. В те годы монахи уже заселили землю своими монастырскими людьми и предоставили им весь семужий лов в губе от Киберга³⁰ до Варангер фиорда.

Но когда в 1573 г. русские бояры и послы обревизовали Лапландию, а послы Его Величества Короля Датского их не встретили, то они положили границею реку Паес (Paes), впадающую в фиорд Тань, а не реку Паз (Pas), как это переводит в брошюре своей А. М. Филиппов, основываясь на словах Датского посла Салингсна.

Принадлежность к России пространства от реки Тан до нынешней границы р. Паз доказывается, кроме карты 1745 г., изданной СПБ. Академией Наук, и историческими документами, приведенными г. Ю. Н. Щербачевым в его книге «Датский архив»³¹: I. В 1559 г. 12 апреля, Лопским даньщиком Ефремом Анисимовым подана к царю Ивану IV Васильевичу, переданная датским послам в России, жалоба на Датчан, отнявших у лопарей половину реки Полной, не пропускавших русских рыболовов мимо Варгава (Варде) на Танную реку (Тану) и потакающих тем лопарям, которые не доплачивают дани царю (стр. 34). II. В 1598 г. 16 марта, по повелению Его Царского Величества (царя Бориса Феодоровича) было послано ответное извещение датским послам Стеню Матцену да Юрию Свову. В этом извещении об избрании Бориса на царство помещен и ответ послам на их представления по лапландскому вопросу: «Лопская земля искони вечная отчина государей русских. Граница между Россией и Норвегией – река Ивгей (Тан-Эльбер). Варгав (крепость Варде) должен быть срыт, так как поставлен на царской земле. За Варгавом царской вотчины больше 1000 верст» (стр. 148). III. Доказательством на исключительное право владения Лапландией до реки Таны служит и то, что русское правительство, наравне с шведским и датским, собирали дань и дальше указанных мест, а именно: в Салтен-Ленге, Сениен-Ленге, Тромсэ-Ленге и Финмаркене (стр. 149) и IV. В дополнительной инструкции короля Датского Христиана IV датским послам в Россию Э. Брокку, К. Брюске и С. фон Салингену указывалось; «в случае отказа царя уступить всю Лапландию, известную часть, или один Печенгский монастырь, послы должны предложить за уступку всего края 50.000 талеров (в возмещение за построение церкви и проч.). (Было три церкви или монастыря: 1-я – на Печеньге, 2-я – на Паз-реке, 3-я – Нявдеме). Если же и на это последует отказ, то предложить раздел спорной земли на две части с тем, чтобы северная отошла к королю, а южная к царю»³².

Известный деятель и знаток севера М. К. Сидоров, сопровождавший в 1870 г. великого князя Алексея Александровича по Белому морю и Ледовитому океану до церкви Бориса и Глеба, что на р. Паз, сообщает в своем докладе о мореходстве и торговле бывшего Печенгского монастыря 300 лет тому назад. «В 1617 г., при заключении Столбовского мира, Шведы успели завладеть русскими землями до пределов монастырского владения, от Гондвика (губы Червяной) до Верес-Наволока. Впоследствии они захватили и те земли, которые пожалованы были Печенгскому монастырю и значились в грамоте Иоанна Грозного 1556 г. В 1826 г. в мирное время там им отмежеваны были наилучшие незамерзающие заливы: Нявдемский, Пазрецкий и Ровдинский с окрестными землями, на которых жили до 100 православных лопарей и находилась часовня, построенная преподобным Трифоном. Восемнадцать лет происходила переписка об этих землях, потому что межевой акт не был подписан смежными владельцами. Наконец, в 1844 г. эти заливы были уступлены Швеции и Норвегии на том основании, что будто бы на это изъявили согласие наши местные лопари, тогда как вместо их в межевом акте подписались не смежные владельцы земель, а находящиеся за 1000 верст от них другие, безграмотные, которые никакого понятия об этих землях не имеют³³.

Настойчивость, с которою норвежцы стремились к овладению Русской Лапландией, известная в XV, XVI, XVII, ХѴIII, XIX в.в., юридически хотя и закончилась в 1826 г., но фактически продолжается и теперь. Во всеподданнейшем отчете Архангельского губернатора за 1906 год удостоверяется, что наплыв инородцев на наше Мурманское побережье настолько уже велик теперь, что местное коренное население почти вытеснено. Так по статистическим сведениям, собранным Комитетом для помощи поморам русского севера, в 1899–1902 г. оказывается, что число инородческих домохозяйств достигло уже тогда на Западном Мурмане 60%, а в Кольской губе – даже 80% общего числа домохозяйств, между тем, по писцовым книгам 1608, 1609 и 1610 г.г. Алая Михалкова и дьяка Василия Мартемьянова можно видеть, что на Западном Мурмане в то время было 21 становище с 121 промысловой избой и на восточном 29 становищ с 75 избами, а «восемнадцатое столетие», согласно исследованию В. И. Маноцкова³⁴, было золотым веком для северного русского торгового флота. Это было время господства русских поморов в северных водах. Они не только фактически владели финмаркенскими рыбными промыслами, но и ходили на Шпицберген, Новую Землю, в Карское море, увозя оттуда обильную рыбную, китовую и звериную добычу».

Климат и природа Мурмана далеко не представляют чего-либо исключительного по своей суровости, а в некоторых отношениях отличаются даже в выгодную сторону, сравнительно с местностями, лежащими более глубоко внутрь страны.

Взгляды на климат и вообще природу Мурмана крайне разнообразны и находятся в зависимости от точки зрения и особенностей самих наблюдателей. Приведем здесь некоторые из них. Известный г. Максимов, считаемый за знатока севера, пишет: «Тоска хватает, глядя на берег. Серенькое небо, мрачные берега, темные ущелья, господствующие восточные ветры, нагоняющие из Карского моря и от Новой Земли постоянные туманы; частые дожди весной, летом и осенью; постоянный холод и недели без просвета, без солнца, луны и звезд. Что за мрачный край! Какая скучная природа! Как тяжко жить на этом берегу!»,.. Другой исследователь доктор Вл. Гулевич характеризует климат Мурмана умеренным и дает ряд метеорологических данных, из которых видно, что в течение года вообще и в частности в течение лета преобладают далеко не восточные ветры, что туманы, не составляя редкости, вовсе не характерны для лета и, наконец, что, начиная с средины мая и в особенности с 20-ых чисел июня до 1-го, а иногда и до 20-го августа, преобладает положительно тихая и ясная погода с южным и юго-восточным ветрами. Третий исследователь г. Верещагин снова утверждает, «что на Мурмане лето существует только по имени, а на самом деле это осень сырая, дождливая и холодная»... и что наоборот «внутри Лапландии летом выдаются иногда такие дни, которые будто по ошибке природы занесены сюда из далеких стран теплого пояса»... Между тем четвертый, г. Дергачев утверждает, «что летом на Мурмане дуют юго-восточные и южные с ясною погодой и теплом ветры»... и что дождь и туман бывают только при северном и северо-восточном ветре.

Однако, не смотря на крайнее разнообразие ходячих мнений о климате Мурмана, он далеко не так суров. Внутри материка бывает несравненно холоднее, чем у берегов, где теплое течение Гольфстрема в значительной степени умеряет холод; мороз в 10–15°R считается на Мурмане редкостью; средняя температура зимы там достигает едва – 6°, а иногда бывают даже оттепели и дожди. Зато летом средняя температура не превышает + 8⁰ и иногда среди лета бывает снег. Весна на Мурмане длится с 1 апреля по 20-е мая, если только можно назвать это время весною, в обыкновенном смысле этого слова. Там это время – время непрерывных дождей, туманов, прилета морских птиц и прибытия первых весенних партий рыбопромышленников. Реки на Мурмане обыкновенно вскрываются от льда в мае месяце и очень редко в конце апреля³⁵.

По местным наблюдениям река Печеньга совершенно очищалась от льда в годы 1884–1908 в следующие строки:

1884 г. мая 23

1885 г. мая 23

1886 г. мая 12

1887 г. мая 2

1888 г. мая 17

1889 г. мая 4

1890 г. мая 5

1891 г. мая 18

1892 г. мая 20

1893 г. мая 15

1894 г. апр. 24

1895 г. апр. 26

1896 г. апр. 23

1897 г. апр. 28

1898 г. мая 4

1899 г. мая 31

1900 г. мая 11

1901 г. мая 2

1902 г. мая 17

1903 г. мая 10

1904 г. мая 1

1905 г. апр. 24

1906 г. апр. 23

1907 г. мая 8

1908 г. мая 17

Лето же на Мурмане чрезвычайно коротко – его считают по 10-е июля т. е. в течение 50-ти дней; но зато все это время солнце не заходит совсем и у новичка на Мурмане теряется всякое представление о дне и ночи. Летняя погода отличается тихим и ясным характером. Осень продолжается до 15-го октября, ничем почти по температуре не отличается от весны (-2,5° R) и изобилует бурями. Зима на Мурмане начинается с 15 октября; с 13 ноября солнце совсем не показывается на горизонте и Мурман представляет собою постоянную ночь до 9-го января, эта ночь не беcпросветна, она не редко освещается великолепным северным сиянием «сполохами». Зимний холод настолько не велик, а влажность воздуха в свою очередь настолько велика, что океан у берегов никогда не замерзает надолго, образуя около них по временам только на короткое время, так называемый «припай». Сама полярная ночь не так темна; отраженный снегом свет позволяет ясно различать контуры и детали даже довольно отдаленных предметов, а северное сияние не редко позволяет читать при его свете. Влияние времен года на растительность, там, где она есть, не так пагубно, как это кажется с первого взгляда. Травяной покров лугов, расположенных в глубоких долинах, хотя и не отличается большим разнообразием видов, но развивается вполне нормально, благодаря продолжительному действию света во время лета, когда солнце в течение 50-ти дней вовсе не заходит. В этот период не только успевают созревать травы, но поспевают также и большое количество северных ягод: морошка, голубель, черника и т. д.³⁶.

К вышеприведенным мнениям о природе и климате Мурмана, чрезвычайно интересно привести здесь также мнения о возможности жизни на Мурмане и его колонизации. Мнения эти собраны в книге М. Сидорова, «Север России» (1870 г.) Так Архангельский губернатор маркиз де-Траверсэ на поданной ему в 1842 году Архангельским, Вятским и Вологодским купечеством просьбе о разрешении учредить в Печенгской губе «Полярную Компанию» для рыболовства, звероловства и мореходства, написал: «Там могут жить только два петуха да три курицы»... Архангельский вице-губернатор А. Софронов в заседании Импер. В.-Э. О-ва в 1867 г. характеризировал природу и климат Мурмана если не так кратко, то и не менее мрачно. – «Каким образом, говорил этот знаток края, – мы заключим контракт с природою, чтобы почва, которая там климатическими условиями осуждена на бездействие, сделалась бы лучше, или климат изменился, чтобы зима сделалась короче, морозы легче и наконец, чтобы там возможно было водворить какой-нибудь живой элемент»... Проживший в Коле семь лет б. лесничий г. Малышев ничего не нашел прибавить к этому мнению как-то, что он «вполне согласен с г. Софроновым» и что там на Мурмане– «устройство путей сообщения немыслимо, колонизация немыслима»... Некто статский советник Клауз, говоря о значительном понижении температуры по всему Мурману, начиная с XV века, прибавляет: «возможна ли колонизация? не нужно ли нам радоваться, что есть еще люди, которые охотно селятся на наш Север – это шведы и норвежцы?» Очевидно г. Клауз думал, что то, что шведу и норвежцу здорово, то русскому смерть... Следующие два мнения людей, близко стоявших к народу и испытавших на себе действие природы и климата Мурмана, совершению противоположны приведенным. Так судебный следователь города Колы и Мурманского берега г. Комповский, проведший много лет на этом берегу, говорит: «Климат в Лапландии менее суров, чем в горной части Архангельской губернии, что происходит от Северного океана и Белого моря. В Коле обыкновенные морозы 10°–15° и только в самую лютую зиму доходят до 23°, – не более». Мнение промышленника города Колы и Мурманского берега г. Оскерко идет еще далее, – он говорит, что «на всем протяжении берега, природа, ставя оплот вечно плещущих волн, укрепила берег почти сплошным крупнозернистым гранитом и образовала много значительных, защищенных, закрытых от моря, заливов или загибов моря, или отдельными обломками скал, дающих безопасный приют, с множеством ручьев, дающих пресную воду. Во всех этих заливах, или лучше сказать, по всему берегу, вдаваясь в глубь материка, можно найти луговые места, где с успехом может быть разведено скотоводство и в некотором размере огородничество... Самое состояние крутых берегов материка имеет большое гигиеническое значение, потому что при отливах морской воды только понижается ее уровень, но не открывается, как в других местностях, на большое пространство дно моря. Это предохраняет Мурманский берег от вредных миазмов. Проявления какой-либо особенной местной болезни не бывает, не смотря на допускаемое промышленниками неряшество. Хотя и указывают, прибавляет г. Оскерко, на скорбут и цингу, но зародыши этой болезни приносят промышленники уже с собою от чрезмерного напряжения и изнурения трудовых сил и резкого потом перехода к отдыху».

Профессор Харьковского Технологического Института В. И. Альбицкий, посетивший Мурман в 1907 году, в записке своей от 2 сентября сего года, на имя главноуправляющего земледелием и землеустройством, говоря о пограничной реке Пазе, составлявшей еще во времена Иоанна Грозного исключительно русскую собственность и, по не понятным причинам, попавшей в начале XИX века в совместное владение с Норвегией, а самой дорогой своею частью устьем даже в исключительное владение Норвегии, пишет: «высокие береговые горы, тянущиеся с севера на юг, защищают бассейн реки Пазы от восточных и западных ветров. Склонившийся сильно на запад Пазрецкий залив, окаймленный также высокими горами, не дает проникнуть в бассейн р. Пазы холодным северным ветрам. Благодаря такому благоприятному географическому положению, бассейн реки Пазы владеет прекрасным умеренным климатом, существование которого на таком крайнем севере, (около 70° северной широты) трудно представить, не бывши на месте. Воздух прекрасный, дышется легко, тепло, прекрасная охота и рыбная ловля, а для любителей природы и большой запас новых красот. – Словом, бассейн реки Пазы можно назвать райским уголком Мурманского края, и нельзя не пожалеть, что такое прекрасное место остается почти совсем безлюдным и даже мало посещается туристами»...

О здоровом климате Мурмана вот еще несколько строк – из письма г. Д. А. Проташинского (1907 г.): «Я прожил здесь, – пишет он, – пять лет; уроженец крайнего юга – Бессарабии, я прибыл в Печеньгу с крайне расшатанным здоровьем. За все время моего пятилетнего пребывания был болен два раза очень легкой простудой, которая продолжалась не более трех дней. В настоящее время чувствую себя прекрасно: настроение у меня очень бодрое и жизнерадостное, одной из причин этого является, конечно, прекрасный здоровый климат Мурмана, с его необычайно мягкой зимой. Здесь лихорадок и нервных болезней совсем не существует, здесь редко кто кашляет; местные жители пользуются прекрасным здоровьем. Что касается норвежцев, которые живут в соседнем Финмаркете – еще севернее нас, то они просто поражают своим бодрым и жизнерадостным видом. Что касается до пресловутой полярной ночи, о которой многие думают, что это беcпросветная тьма, то это мнение более чем ошибочно. Солнце, правда, не показывается, но зато бывают очень сильные зори, дающие возможность обходиться без ламп часа два в день. Во всяком случае здесь не темнее чем в Петербурге – в ноябре и декабре, когда там во многих местах целый день горит электричество или лампы». В заключение к словам г. Проташинского представим мнения норвежцев. Профессор Вульфсберг (в 1867 г.) утверждает, что на «южных сторонах Варангера (Варангерского залива), приобретенного от России, летом в тени бывает от 22° до 23°R.; земли там плодородны, на них родится такой вкусный картофель, какого нет во всей Норвегии; огородничество превосходно, травы самые ароматные»... Другой норвежский профессор Киллау говорит: «средняя температура целого года на Нордкапе +01°». у мыса же Нордкина, который восточнее Нордкапа, г. Киллау видел пчел... «там не бывает никаких болезней, кроме цинги, которая вполне излечима» .... Промышленник местечка Моозе (под 71° с. ш.) пишет в газете финмаркенской (1868 г.) ... «с 7-го февраля наступила теплая погода, светлые солнечные дни. В Финмаркене прошедшую зиму морозы были необыкновенные, которые считаются большой редкостью: они доходили до 15°... и т. д.

Красноречивым, убедительнейшим доказательством и поучительным, наглядным примером – возможности жить и работать на дальней русской северной окраине да послужит возобновляемый Трифоно-Печенгский монастырь.

Поверхность Кольского полуострова гориста и покрыта тундрами и болотами, моховой покров которых состоит из упругих подушек, густо переплетенных зеленым мохом, белым ягелем, вороньими ягодами, морошкою и другими образователями смолистого торфа. Иногда на поверхности болот выступают камни и валуны. По этим кочкам-подушкам можно смело идти, и завязнуть представляется опасность только там, где торф обнажен или где проходит болотный ручей. Южная и западная часть Кольского полуострова покрыта довольно хорошим, преимущественно сосновым, лесом с примесью ели и отчасти березы, осины, рябины, ольхи и кустов красной смородины. Чем дальше к северу, тем более попадается корявая береза, видом похожая на яблонь, и березовые леса становятся здесь похожими на фруктовые сады с правильно и редко рассаженными деревьями; причем своеобразность этих лесов увеличивается еще тем, что вся земля покрыта белым сплошным и густым ковром оленьего моха. Ближе к морю лес постепенно мельчает, и на прибрежных скалах и только в местах защищенных от ветра, стелется, плотно прижимаясь к земле, полярная береза-карлица. Здесь лес уже лежит под ногами путника.

Не нужно забывать, что местные леса составляют важную опору существования здесь человека и населяющих полуостров животных, потому что эти леса дают им возможность укрываться от холода и вьюги. Это не платоническое соображение и может казаться таковым лишь близорукому стремлению обратить все в деньги. Плохое качество лесов в этом отношении составляет некоторым образом даже счастье Кольского полуострова, потому что лучше всего сохранит значительную часть лесов от истребления, хотя бы и в видах пользы. Свести лес не трудно, но насаждать его едва ли кто станет, да едва ли это и возможно.

Внутри Кольского полуострова живут только лопари. Всех же постоянных жителей на Кольском полуострове насчитывалось в 1895 году мужчин 4.260 ч.. женщин 4.430 ч. итого – 8.690 чел., из них русских 5.720, финляндцев 810, норвежцев – 220 и лопарей 1.940 чел. Живут лопари в поселках (погостах,) состоящих из 6–20 изб (туп) и называются по местностям: лопари пазрецкие, печенгские, мотовские, кильдинские и т. д. К Кольско- Лопарской волости приписаны следующие лопарские погосты: Кицкий, Вороньеручьевский, Масельгский, Разноволоцкий, Вороньезерский, Иокостровский, Рикотайбольский, Воронежский, Кильдинский, Бабенский, Мотовский, Пазрецкий, Печенгский, Ловозерский, Семиостровский, Нотозерский, Сонгельский, к Понойской волости: Сосновский, Каменский, Иокангский и Лумбовский. Всего 21 погост.

Количество лопарей в Александровском (Кольском) уезде, Архангельской губернии за разные годы³⁷.

Года.

1772 (По данным Озерецковского) 785 ревизских душ или около 1600

1802 (По данным Пошмана) 1793

1848 (По данным Арханг. Статист. Комитета) 1942

1859 (По данным Фриса) 2205

1867 (По данным Чубинского) 1959

1880 (По сведениям Исправника) 1749

1882 (Тоже) 1834

TOC \o «1–5» \h \z 1884 (Тоже) 1398³⁸

1887 (Тоже) 1788

1889 (Тоже) 1763

1897 (по переписи) 1724

1898 (По отчету Исправника) 1866

1900 (Тоже) 1834

1902 (Тоже) 1727

1904 (Тоже) 1758

1906 (Тоже) 1797

Лопари по языку и происхождению принадлежат к финскому племени и из всех кочующих и полуоседлых племен земного шара стоят на сравнительно высшей степени умственного и нравственного развития. Тихие, кроткие, вдумчивые и честные, лопари представляют собою полезное в северных пустынях племя. По своему знакомству с местностью и по своей выносливости лопари незаменимые и вполне надежные проводники.

Некоторые считают лопарей робкими, даже трусливыми, но народ, который живет по одиночке среди суровой природы, отважно плавает по бурным водам, упорно борется с холодом и вьюгой, бьет медведя – ни в каком случае нельзя назвать трусливым. Постоянная и упорная борьба со стихийной природой, при самой убогой обстановке, выработали в этом дикаре-кочевнике осторожность и безобидную хитрость самосохранения, не утратив в тоже время и тонких чувств. Он является поэтому как бы трусом только перед любоначалием и празднословием людей, видящих достоинство лишь только в себе. Подобная робость только возвышает человеческое достоинство лопарей. Всякое насилие несомненно содрагает и смущает душу лопаря, но обиды своей он не выражает никакими резкостями, он скорее огорчается, чем возмущается насилием, и потому не отвечает тем же оружием и не жаждет мести, но переваривает обиду в самом себе.

Жизнь лопари ведут полуоседлую, проводя зиму со своими оленями в зимних погостах и летом, отпуская их в тундру, сами перекочевывают ближе к морю и озерам.

Лопарская тупа представляет собою небольшую избу в 3–4 кв. саж., из 6–7 венцов, крытую тесом или дерном и отапливается камельком (род камина или открытого горна с прямою трубою); такая печь сложена из плитняка на глине и очень практична: она не дымит, быстро нагревает избу, отлично ее вентилирует, удобна для просушки мокрого платья, согревания воды и приготовления пищи. В настоящее время лопари начинают устраивать жилища в две комнаты, одну из них с русскою печью, в которой пекут черный и белый хлеб. Летом лопари живут в вежах, шалашах из древесных ветвей, крытых корой и дерном или в парусинных шалашах. Распространенное мнение, что лопари низкого роста, с кривыми ногами, длинными руками, с черными волосами и глазами, смуглым лицом и редкою растительностью на усах и бороде, – несправедливо, между ними встречаются лица европейского типа и немало есть даже красивых лиц. Зимою лопари носят меховую шапку, особого рода шубу (печек) брюки и башмаки (каньги) с острыми загнутыми к верху носками, из оленьих шкур, мехом наружу. Летом вязаный колпак с кисточкой, шерстяную синюю рубаху, кожаные брюки и каньги. Зимою и летом они опоясываются кожаным ремнем, на котором висит длинный нож.

Впрочем русские лопари одеваются характерно и оставляют свой костюм только летом. Женщины носят род сарафанов и своеобразный головной убор из красной материи, обшитый позументом и натянутый на деревянную колодку, идущую завитком от затылка на лоб. Свои запасы и домашний скарб лопари хранят в досчатых амбарах, поставленных ради охраны от грызунов и россомах на корневых лапах пли высоко на сосне, ствол которой старательно очищается от коры и сучьев³⁹.

До принятия христианства лопари, по выражению Соловецкой рукописи «Сад спасения», были «яко звери дивии, живущие в пустынях непроходимых, в разселинах каменных, не имущи ни храма, ни иного потребного к жительству человеческому, но только животными питахуся, – зверьми, птицами н морскими рыбами, одежда же кожа оленей бяша. Отнюдь Бога истиннаго, единого и от него посланного Иисуса Христа не знали, ни разумети хотяху, но имже кто когда чрево насытит, того они и бога сопоставляше, и аще иногда камнем зверя убиет камень почитает, и аще палицею поразит ловимое – палицу боготворит».

В уме лопаря, но мнению новейших исследователей, уживались совместно три источника религиозных представлений: поклонение предкам, силам природы и светилам и наконец идолопоклонство (фетишизм). У них были жертвенные обряды и сильно развито волшебство⁴⁰.

Представителями религиозных верований лопарей были жрецы – кудесники, называвшиеся кебунами и пользовавшиеся у них почетом. При жертвоприношениях кебуны вели себя как бесноватые; пылали костры, лилась кровь оленей... под звон бубнов, с пеной у рта, они громко выкрикивали слова заклинаний; всклоченные волосы на голове, то нависшие седые брови, то выдававшиеся из орбит глаза, кривлянье всем телом, звук ожерельев и колокольцов на одеждах кебунов, – наводили ужас на простодушных лопарей.