Вячеслав Александрович Бочкарёв (1865–1941)

Стоглав и история собора 1551 года. Историко-канонический очерк

Источник

Содержание

Предисловие Глава I. Сведения о Стоглавом соборе в современных ему памятниках Глава II. Положение русского государства и церкви в половине XVI века, как результат предшествовавших исторических условий Глава III. Созвание и открытие Стоглавого собора Глава IV. Состав Стоглавого собора и сведения о его членах Глава V. Начало заседания Стоглавого собора; четыре речи царя Иоанна Васильевича Глава VI. Программа церковных и государственных преобразований, предложенных царем Стоглавому собору Глава VII. Подготовительные к Стоглавому собору действия членов т. н. «избранной рады» и разработка в ней материалов для царской программы Глава VIII. «Неисправления», замеченные епископом Кассианом, как материал для царской программы Глава IX. История составления самой программы; составление т. н. «первых» царских вопросов в «избранной раде». Гипотеза г. Лебедева Глава X. Отношение членов Стоглавого собора к т. н. «первым» царским вопросам и объяснение этого отношения различием воззрений и стремлений двух господствовавших на соборе партий Глава XI. История составления т. н. «вторых» царских вопросов. Ответы собора на эти вопросы Глава XII. Продолжение борьбы партий при выработке дальнейших постановлений Стоглавого собора Глава XIII. Участие в деяниях Стоглавого собора бывшего митрополита Иосафа и некоторых других лиц Глава XIV. Содержание 101-й главы Стоглава Глава XV. Утверждение постановлений Стоглавого собора и окончание его заседаний Глава XVI. Обнародование постановлений Стоглавого собора Глава XVII. Дальнейшая судьба постановлений Стоглавого собора, вследствие ли ослабления надзора за их Глава XVIII. Подлинность, официальность и каноническое значение Стоглава Глава XIX. Изложение постановлений Стоглавого собора в связи их с предшествовавшей ему и последовавшей за ним историей русской церкви. Постановления относительно Богослужения и церковных уставов Приложения  

 

Демидовскому Юридическому Лицею

свой скромный труд посвящает благодарный автор.

Предисловие

Роль и значение соборного начала в устройстве и управлении русской церкви, от начала христианства на Руси и до первой четверти XVIII века, т. е. на пространстве 7 веков, до сих пор еще не выяснены русской исторической наукой с должной полнотой и всесторонностью. Нет никакой нужды доказывать здесь важность этого начала: она вне всякого сомнения и признается всеми учеными и публицистами, интересовавшимися историческими судьбами русской церкви. Достаточно сказать, что соборное начало, в противоположность началу автократическому, возобладавшему в эпоху средних веков в церкви западно-католической, и олицетворившемуся в папе римском, это начало сделалось одним из самых существенно важных отличительных признаков православной церкви российской. Несмотря, однако, на это принципиальное и доминирующее значение соборного начала, мы и до сих пор не имеем полной истории всех соборов русской церкви. Обладавшие обширной властью законодательной, административной и судебной, древнерусские церковные соборы, развивая и поддерживая в народе сознание о единстве России, и с успехом культивируя идею самодержавия, вознесшую ее наверх славы и могущества, имели значение не только узкоцерковное, но и общегосударственное. Невзирая, однако, на крупные исторические заслуги русских церковных соборов, лучшие научные силы посвящали себя разработке истории земских соборов, церковными же соборами занимались мало, отрывочно и без всякой системы. Долгое время даже самое число поместных соборов русской церкви не было с точностью определено наукой.

Недостаточная разработка истории каждого церковного собора в отдельности и всех их в совокупности, в их последовательности и взаимодействии, не может не ощущаться в особенности теперь, в виду предстоящего созыва собора всероссийской церкви (ни разу не собиравшегося после реформы Петра Великого), для осуществления широко задуманных преобразований церкви, во главе и членах. Между тем, отсутствие твердой исторической базы, даже в самых основных, самых животрепещущих, ждущих неотложного быта, множество положений, принимаемых, в этой важной области, исключительно на веру, но не очищенных, не проверенных критикой, и не вполне установленных, наконец, безучастное отношение большинства русского образованного общества к вопросам веры и церкви – все это, вместе взятое, не может не отразиться на продуктивности реформ, предпринимаемых для оздоровления церковной атмосферы.

Восполнением этого пробела, и притом только по отношению к одному из важнейших русских церковных соборов, т. н. Стоглавому (1551 года), и является предлагаемое благосклонному вниманию читателей мое исследование.

Критика, без сомнения, не удовлетворится источниками и пособиями, коими я располагаю: всякое указание на неиспользованные мною материалы будет принято с благодарностью. Причины этого невольного недостатка – исключительно объективного свойства и коренятся в тех неблагоприятных внешних условиях, на кои я уже указывал в предисловии к моим «Историко-каноническим очеркам» (г. Юхнов, Смоленской губернии, 1906 года). Живя (по должности Податного Инспектора) в захолустном уездном городке (настоящий медвежий угол), удаленном от умственных центров, и посвящая редкие и немногие часы досуга от многосложных и многотрудных служебных обязанностей научным исследованиям, я лишь с большими трудами и издержками мог доставать необходимые для моих занятий источники и пособия, коих выбор, поэтому, нередко не зависел, единственно и исключительно, от моей воли.

Не мне судить о достоинствах и недостатках моего труда. Да и не о них я думал, внося свою лепту в сокровищницу знаний по русской церковной истории. Я был одушевлен единственно желанием выяснить, по мере сил и способностей, истинное значение и крупную роль Стоглавого собора, служащего, по словам профессора Горчакова, «выражением правого сознания русской церкви в XVI веке» (Курс лекций по церковному праву). Выполнил ли я эту задачу – ответ должна дать беспристрастная критика. Может быть я не избегну упреков и в недостаточной обоснованности моих выводов, обусловленной не столько субъективными, сколько объективными причинами – недостатком источников и пособий, который, в силу неблагоприятных внешних условий, при всем моем желании не мог быть устранен.

Но все эти неудачно сложившиеся обстоятельства не поколебали неизменного и глубокого моего убеждения – усвоенного мной от моего незабвенного наставника, профессора Н. С. Суворова – что правдивое изложение истории есть священный долг науки. Руководясь этим принципом, я н позволял себе никаких, недостойных науки, приемов, а тем менее – увлечения какими бы то ни было односторонними партийными интересами, для которого и переживаемое время и само содержание Стоглава представляют довольно благоприятную почву. Взыскание истины и только истины, без всякой тени партийной неприязненности и злобы, было моей путеводной звездой. Сеявый о благословении – о благословении и пожнет в веце грядущем!

В. Бочкарев.

г. Южнов

Смоленской губерни.

Ноября 8-го дня

1906 года.

Глава I. Сведения о Стоглавом соборе в современных ему памятниках

О законодательной деятельности Московского собора 1551 года в современных ему летописях не находится никаких сведений;1 нет даже указаний на действительное существование этого собора, хотя о других соборах, бывших незадолго до собора 1551 года и лишь несколько лет спустя после него, летописные известия сохранились.2 Даже в степенной книге, составленной по повелению Митрополита Макария, бывшего председателем на соборе 1551 года, и доведенной от Рюрика до 1559 года,3 не упоминается ни слова о соборе 1551 года. Это обстоятельство некогда служило поводом к отрицанию самого бытия собора 1551 года. Однако сомнение скоро должно было исчезнуть ввиду явных следов, которые оставил за собой этот собор. Сведения о нем с достаточной полнотой помещены в особом памятнике древнего русского церковного права, известном под именем Стоглава или Стоглавника, потому что он разделен на сто глав, вследствие чего и самый собор 1551 г. обыкновенно называется Стоглавым или Стоглавным. Помятник этот содержит в себе не только деяния собора 1551 г., но и постановления его. Стоглав сохранился в рукописях XIX, XVIII, XVII и XVI веков.4 Кроме Стоглава, сведения о соборе 1551 г. находятся в многочисленных отдельных официальных актах, государственных и церковных, изданных после собора, отчасти в том же 1551 году, отчасти в последующее время, от имени царя и митрополита. Эти акты, в виде грамот, указов, наказов и соборных приговоров, или прямо дополняют о соборном уложении 1551 года, или, хотя не означают времени собора, однако не восходят далее этого года. Они повторяют соборные определения, иногда совершенно буквально, упоминают их и вообще свидетельствуют о большем или меньшем влиянии на них Стоглава. Таких актов насчитывают около 32-х.5 Подробный разбор их в отношении к Стоглаву будет представлен в своем месте, теперь же достаточно ограничиться только установлением факта существования собора 1551 года и его определений.

Таким образом, неупоминание о Стоглавом соборе современными ему летописями, которое могло произойти и по чисто случайным причинам, ни в каком случае не может доказывать небытия этого собора. В литературе существует мнение, будто самые постановления Стоглавого собора не были утверждены правительством и потому не были внесены в летописи, так как в последних записывались дела важные на основании официальных записей и с дозволения правительства.6 А если не были утверждены и обнародованы постановления собора, то зачем же официальные летописи будут говорить и о самом соборе? Действительно, есть указания на существование официальных летописных записей.7 Но постановления Стоглавого собора отсутствуют в летописях не потому, что они не были обнародованы: в упомянутых выше официальных актах обнародованы весьма многие постановления этого собора.8 О соборе 1503 г. относительно монастырских имений летописи также не упоминают, однако никому не приходит в голову сомневаться в его действительном существовании. Причина неупоминания о Стоглавом соборе современными летописями должна быть другая, но какая именно решить трудно. Вероятно, это произошло по чисто случайным обстоятельствам, лежавшим совершенно вне собора 1551 года и его постановлений.

Глава II. Положение русского государства и церкви в половине XVI века, как результат предшествовавших исторических условий

Прежде чем излагать историю Стоглавого собора, мы считаем необходимым выяснить то положение русского государства и церкви, в каком они находились в половине XVI века – в эпоху этого собора. Считаем необходимым потому, что без уяснения этого положения законодательная деятельность Стоглавого собора будет представляться непонятной, ибо источник церковных и церковно-государственных беспорядков, какие подробно осуждаемы были на Стоглавом соборе, кроется во всей предшествовавшей истории русской церкви и русского государства.

В продолжении XIV и XV века все усилия проницательных и неутомимых великих князей московских были направлены на «собирание» русской земли около Москвы. К концу XV и началу XVI века процесс «собирания» был закончен. Новгород Великий, Вятка и Псков были последними русскими областями, присоединенными к единому московскому государству. Упорная борьба, которую вели московские государи с удельными князьями, поглощала все их внимание. Ближайшей целью их стремлений было присоединение владений удельных князей и вольных городов русских к Москве, и присоединение это на первых порах было чисто внешнее: московские государи старались установить только внешнюю связь вновь присоединенных земель с Москвой посредством посылаемых в эти земли наместников и волостелей. Связь эта была, так сказать, правительственная. Внутренней же связи почти не было: каждая область и по присоединении к Москве долгое время сохраняла свои местные особенности, иногда совершенно противоречившие порядку вещей, установившемуся в Москве. Некоторые области присоединенные к Москве, каковы Новгород и Псков, в культурном отношении стояли несравненно выше последней (стоит только сравнить, например, «Псковскую Судную Грамоту» с Судебником 1497 г.). Но когда самостоятельность этих областей была уничтожена, для них наступила эпоха регресса, упадка. Это произошло оттого, что прежняя высшая власть, действовавшая в этих областях, и ведшая общество по пути культурного развития, была уничтожена, Москва же не могла заменить эту власть. Отсюда понятным становится рассказ псковского летописца о том, как сетовал и плакал «славнейший град Псков Великий» о потере своей самостоятельности9. Последствия концентрации русских земель около Москвы вполне верно выражены в следующих словах г. Загоскина: «Падение веча, уничтожение начал общественно договорной жизни, умаление значения общины и ее автономии – все эти условия должны были неминуемо, при незначительном умственном развитии общества, понизить нравственный уровень его и ослабить духовные силы народа».10 Нельзя сказать, чтобы умные и дальновидные московские государи, «слагавшие» Русь, не замечали разлада между московскими порядками и жизнью новоприсоединенных областей; но до поры до времени они почти не принимали никаких мер к теснейшему, внутреннему слиянию присоединенных областей с Москвой, так как еще не вся северо-восточная Русь была «собрана». Нужно было сначала покончить с внешним объединением, а потом приняться и за внутреннее. Но наконец в первой половине ХVI века Русь была собрана в одно политическое целое. «Государям, собирателям русской земли, – говорит проф. Павлов, – открылось теперь новое поприще деятельности: нужно было «нарядить» землю, устроить ее на разумных и благодетельных для народа началах государственной правды и экономии»11. Итак, московское государство было «собрано», предстояло «нарядить» его, или, по выражению г. Беляева, – «сложить».12 Эта задача, выпавшая на долю московских государей XVI века, была далеко не из легких. Правда, вновь присоединенные к Москве области были искони областями русскими, и следовательно, все они имели с Москвой известные точки соприкосновения: у всех были одинаковые, коренные общерусские начала. Тем не менее каждая из этих областей до присоединения к Москве, и даже по присоединении, долгое время жила своей самостоятельной жизнью. «У каждой области, – говорит г. Беляев, – были свои интересы государственные, свои взгляды на жизнь других областей, свои нравы и обычаи, свои местные средства к образованию, даже своя местная святыня»13. После всего сказанного вполне понятной становится та страшная пестрота во взглядах, в нравах, в обычаях и даже в нравственно-религиозных воззрениях, какая оказалась в областях московского государства первой половины ХVI века. Уничтожить эти местные оттенки, установить однообразие в направлении не только государственной, но и нравственно-религиозной жизни всего русского народа – вот в чем должен был заключаться «наряд» или «сложение» русской земли. Трудность выполнения этой задачи усложнялась тем наследством, которое оставило в жизни русского народа татарское иго, более двух веков над ним тяготевшее. Если и прежде татарского ига, с самого принятия Русью христианства, основные истины христианской веры и нравственности медленно и туго проникали в жизнь, то со времени татарского ига нравственно-религиозный быт русского общества представлял еще более грустную картину. Княжеских законов, которые устанавливали бы, или хотя подтверждали церковно-дисциплинарные нормы первоначально не было. В жизни под влиянием особых национальных условий, складывалось своеобразное обычное церковное право, во многом противоречившее канонам Греко-Восточной православной Церкви и взглядам просвещенных пастырей. За исключением Владимирского собора 1274 года, происходившего уже во время татарского ига, на Руси ранее не было ни одного собора, который бы занимался регулированием церковной дисциплины.14 Вследствие татарского ига обнаружился сильный упадок народного духа, нравственное развитие общества, его умственное и духовное развитие, если не совсем приостановились, то продвигались вперед весьма медленно. В частности, в состоянии русской церкви, под влиянием татарского ига, произошли важные перемены, чреватые сугубыми последствиями. Дело в том, что на татарское иго многие современники, особенно пастыри церковные, смотрели как на наказание Божие, посланное на Русь за ее грехи.15

Вследствие такого взгляда чрезвычайно усилилось религиозное чувство русских, переходившее нередко в аскетизм. Под влиянием этого религиозного настроения в ХIV и ХV веках была основана целая масса монастырей16 и что особенно важно монастыри эти, и изредка церкви, были снабжены почитателями иноческой жизни всякого рода земельными и иными угодьями и ценными вкладами, даваемыми «подуше», т. е. под условием поминовения вкладчиков. Случаи пожалования монастырям земельных владений встречались и в до-татарском периоде17, но никогда размеры этих пожалований не достигали такого развития, как в ХIV и ХV веках, так что к концу ХV века монастыри обладали целой третью всей государственной территории18. Образовалось, так сказать, государство в государстве: треть государственной территории находилась в руках духовенства; последнее освобождено от вмешательства в его дела светской администрации; оно подсудно собственному суду, независимому от суда светского; оно освобождено в значительной мере от государственных повинностей и, наконец, живущее в его владениях население также подчинено его администрации и суду, а не администрации и суду государства. Монастыри русские ХIV и ХV веков играли весьма почтенную роль, с одной стороны как хранители и рассадники просвещения, а с другой, как пионеры русской колонизации, а вместе с ней и христианской веры. Но скопление в их руках огромного количества земель имело весьма пагубные последствия. Под влиянием богатства и привольной жизни в нравах русского духовенства обнаружился сильнейший упадок, достигший своего апогея к концу ХV века. Многочисленные привилегии, которыми пользовалось духовенство в области суда и особенно в несении государственного тягла, во вред другим классам общества, порождали рознь и вражду между духовенством с одной стороны, и остальными классами общества с другой. Все эти условия подготовили почву для ересей. В конце ХIV века в Пскове и Новгороде появилась ересь стригольников. И в чем же состояло их учение? Они отвергали всю церковную иерархию, прежде всего, за поставление духовных лиц по мзде, потом за их нетрезвую и зазорную жизнь и, наконец, за то, что они принимали приношения от христиан, делали поборы, собирали себе большие имения.19 В конце ХV века в Новгороде же явилась ересь жидовствующих, в некоторых пунктах – касательно иерархии – совершенно аналогичная с ересью стригольников. Усилившиеся в конце ХV века сношения с Западной Европой,20 падение Константинополя,21 исполнение 7000 лет от сотворения мира22 и ожидаемая по этому поводу кончина мира, наконец, церковная реформа «злого еретика Мартына Лютора»23 – все эти события, в связи с недовольством государственными и церковными порядками, установившимися на Руси к концу XV и началу ХVI века, дали сильный толчок русской мысли. Новые идеи, создавшиеся на Руси под влиянием этих событий приняли отчасти мистическо-историческую форму, особенно в литературных произведениях известного старца Псковского Елеазарова монастыря Филофея и других книжников, по преимуществу также Псковских, как и Филофей. Почему такое направление существовало тогда особенно в сочинениях псковских книжников, это объясняется крайним недовольством псковичей порядками, установившимися у них со времени падения псковской вольности. Псковский летописец был склонен даже ожидать в Москве скорого появления антихриста…24 Великие мировые события и грустные обстоятельства в своей отчизне заставили псковских книжников первой половины ХVI века смотреть на современные судьбы мира и церкви как на близкие к падению25. С другой стороны, под влиянием умственного движения, усилившегося с конца ХV века создались в половине ХVI века религиозного рационалистические ереси Матфея Башкина и Феодосия Косаго, имевшие связь с ересью жидовствующих.

В таком положении находилось русское государство и русская церковь в половине ХVI века, когда московские государи принялись за установление «наряда» государственного и церковного. Попытки в этом направлении были сделаны еще в конце ХV века при Иоанне III. В 1497 г. был издан Судебник в. к. Иоанна Васильевича, имевший целью заменить собой разнородное и разноместное законодательство, действовавшее на Руси до него. В тоже время состоялся в Москве ряд церковных соборов, которые, однако, касались только искоренения господствовавшей тогда ереси жидовствующих, и решения лишь некоторых животрепещущих вопросов относительно церковной дисциплины, требовавших неотложного рассмотрения.26 Полного же реформирования церковной жизни во всех ее проявлениях эти соборы в виду не имели.

Грустные обстоятельства, сопровождавшие малолетство Иоанна Грозного (1533–1547 г.) беспечное, грубое, эгоистическое и исполненное всяких интриг боярское правление не могло отразиться благоприятно на положение как государственных, так и церковных дел. Два митрополита, один за другим, были свергнуты с престола27. В 1547 году в жизни Иоанна произошел перелом. Боярскому своеволию был пожен конец и царь сам, окруженный «избранной радой», состоявшей из Сильвестра, Адашева, м. Макария и некоторых других, принялся за дела правления. «Егда достигохом, – писал впоследствии царь князю Курбскому, – лета пятого на десять возраста нашего, тогда, Богом наставляеми, сами яхомся царство свое строити, и за помощью всесильного Бога, начася строити царство наше мирно и немятежно, по воле нашей».28 Эти слова царя, относимые им к 1545 году, с большей справедливостью можно отнести и к событиям 1547 года, о которых мы будем говорить в своем месте. Тот же смысл заключается и в следующих словах Иоанна, произнесенных им в 1551 году на Стоглавом соборе: «Итак по вашему благому совету (совету святителей) Богу помогающу нам начах вкупе устрояти и управляти Богом врученное ми царство, елико Бог поспешит» (Стогл. гл. 3), а также в следующих словах, произнесенных царем на том же соборе: «И тех великих новых чудотворцов (т. е. канонизованных на соборах 1547 и 49 г. г.) начахом правити царство свое елико довлеет нам по благодати Божии» (Стогл. гл. 4).

Таким образом, Иоанн, не отступая от задачи, указанной ему предшествовавшей историей России, приступил к делу государственного и церковного благоустроения. После соборов 1547 и 1549 г. г., на которых были причислены к лику святых многие русские чудотворцы и установлены праздники в честь их29, в 1550 году состоялся в Москве первый земский собор30. В том же году был исправлен и дополнен великокняжеский Судебник 1497 года.

Глава III. Созвание и открытие Стоглавого собора

После того, как судебный и правительственный «наряд» был дан русской земле31, царь Иоанн Васильевич вознамерился дать ей и «наряд» церковный, и с этой целью созвал в Москве в 1551 г. собор, деяния и постановления которого помещаются в памятнике, известном под именем Стоглава. Таким образом, Стоглав прямо примыкает к важнейшим актам деятельности царя Иоанна и митрополита Макария, в том направлении, в каком эта деятельность была унаследована еще от времен Иоанна III. «Стоглав, – говорит г. Беляев, – рядом с Судебником, как бы замыкает великое дело Иоанна IV, дело земского и церковного строения. Судебник и Стоглав – это два фокуса, в которые собираются все разноцветные лучи прежней областной жизни Северно-Русской; здесь эти лучи должны преломиться по особенному Московскому складу, чтобы, изойдя отсюда, озарить Северную Русь новым Московского-Русским светом»32. Сведения о времени открытия собора, о его членах, о причинах и целях, для которых он был созван, излагаются в первых четырех главах Стоглава. О намерении царя созвать собор Стоглав выражается весьма замечательным образом: «Доблийже он миротворец, державный самодержец прекроткий царь Иван мнозем разумом и мудростью венчан, и в совершеннем благочестии царство свое содержа, осияваем благодатью божественного Духа, зело воспалился утробою и с теплым желанием подвижеся не токмо о устроении земском, но и о многоразличных церковных исправлении, и возвращает отцу своему преосвященному Макарию, митрополиту всеа русии и собор божиих слуг совокупити повеле вскоре»33. Посоветовавшись предварительно с митрополитом Макарием, царь повелел явиться на собор в Москву архиепископам, епископам, архимандритам, игуменам, протопопам, попам, пустынникам, духовным старцам и «всем освященным соборам всего российского царствия». Получив приглашение царя, епископы – как говорит Стоглав (гл. 2) – объяты были неизреченной радостью, возымели пребезмерное желание насладиться лицезрением благочестивого царя и беседой с ним и «яко небопарнии орли, лехка крила имуща», поспешили собраться в Москве. После торжественного молебна в Успенском соборе, последовало не менее торжественное открытие собора 23 февраля 1551 года в царских палатах, в присутствии самого царя34, его братьев, князей и бояр.35

Глава IV. Состав Стоглавого собора и сведения о его членах

В состав Стоглавого собора, как мы уже знаем из предыдущей главы, вошли как духовные, так и светские чины. Последние обозначены в Стоглаве только как разряды, без точного поименного исчисления самых лиц, составлявших эти разряды. Из духовных чинов названы по именам только лица высшей иерархии. Кроме митрополита Макария на соборе участвовали почти все тогдашние русские иерархии: Феодосий, архиепископ Новгородский и Псковский, Никандр, архиепископ Ростовский и Ярославский. Трифон, епископ Суздальский и Старорусский, Гурий, епископ Смоленский и Брянский, Кассиан, епископ Рязанский и Муромский, Акакий, епископ Тверской и Кашинский, Феодосий, епископ Коломенский и Каширский, Савва, епископ Сарский и Подонский, Киприан, епископ Пермский и Вологодский.36 Со всеми этими лицами необходимо ближе познакомиться, так как результат соборных совещаний и определений в значительной степени обусловливался взглядами и стремлениями этих лиц, и даже их характером. Ознакомление с ними необходимо и для выяснения той роли, какую играло духовенство на Стоглавом соборе. Со времени Карамзина привыкли смотреть на Стоглав как на результат царских вопросов, предложенных царем духовенству, причем последнему отводилось обыкновенно второстепенное место, главная же роль приписывалась самому царю. «Сие церковное законодательство, – говорит Карамзин, – принадлежит Царю более, нежели духовенству: он мыслил и советовал, оно только следовало его указаниям»37. Еще Ил. Беляев заметил, что знаменитый историограф не вполне оценил здесь участие духовенства, работавшего самостоятельно на Стоглаве38, так как собор, как увидим ниже, не всегда следовал указаниям царя, а или вовсе их отклонял, или же изменял, или, наконец, предлагал свои мероприятия, без возбуждения оных вопроса со стороны царя. Г. Жданов, после целого ряда весьма важных исследований об отношениях царя Иоанна к Стоглавому собору, кажется, склонен придти к тому заключению, что царь Иоанн Васильевич, хотя, по-видимому, играл главную, руководящую роль на Стоглавом соборе, но на самом деле проекты преобразований были составлены окружающими царя лицами, хотя и не без его участия; все действия царя на соборе были направляемы людьми, так сказать, скрывавшимися за его спиной и принадлежавшими к «избранной раде», каковы м. Макарий и особенно знаменитый протопоп Сильвестр. Сюда же нужно отнести и тех лиц, которые хотя и не принадлежали к «избранной раде», однако имели возможность тем или другим способом внушать царю мысли и намерения в желаемом для них духе, каков, например, Троицкий игумен Артемий. Но г. Жданов не умаляет в этом случае и значение духовенства, которое, как думает г. Жданов, не всегда следовало указаниям царя, что как мы видели, совершенно справедливо. Нельзя, однако, не заметить, что г. Жданов склонен, с одной стороны, слишком преувеличивать значение «избранной рады», а с другой – слишком умалять личное значение царя Иоанна Васильевича в деле Стоглавого собора. Впрочем, г. Жданов признает, что «в составлении вопросов (предложенных от имени царя собору) царь принимал живое участие, вносил в них свои личные воспоминания и наблюдения39. Судя по этим словам можно думать, что г. Жданов далек от того, чтобы впасть в крайность, противоположную той, в какую некогда впал Карамзин.

После этих замечаний обращаемся к членам Стоглавого Собора, которых мы перечислили выше. Что касается, прежде всего, митрополита Макария, председателя Стоглавого собора, то нельзя не согласиться, что «имя его есть одно из лучших украшений нашей церковной Истории»40. По своему образованию и архипастырской деятельности он является самым знаменитым из всех наших митрополитов XVI века. Сначала он был архимандритом Можайского Лужецкого монастыря, затем 4-го марта 1526 г. возведен на новгородскую архиепископскую кафедру. В сане архиепископа Макарий заботился о распространении христианства на севере России, об искоренении языческих обрядов и поверий, об исправлении нравов в духовенстве и водворении церковного порядка в своей епархии. Благодаря его стараниям был составлен огромный сборник житий святых и некоторых других произведений, обращавшихся в древней Руси. Этот сборник известен под названием Великих Четьих Миней. В 1542 году 19-го марта Макарий был возведен на митрополичий престол. В течение слишком 20 лет (он умер 31 декабря 1563 года) Макарий был митрополитом и во все это время пользовался неизменным расположением царя Иоанна, всего духовенства, бояр и народа. Самыми важными делами митрополита Макария были следующие: составление т. н. Степенной книги, заведение первой на Руси типографии, участие в соборах 1547 и 1549 г. г., затем на соборах 1553 и 1554 г. г. и, наконец, на соборе Стоглавом.41 Судя по всей предшествовавшей деятельности Макария надо было ожидать, что и на Стоглавом соборе он, как председатель, будет играть видную роль, и что многое будет зависеть от его влияния. Так именно и случилось (вопреки мнению г. Жданова), хотя, судя по характеру Макария этого нельзя было предполагать. Просвещеннейший человек своего времени, м. Макарий по характеру был похож на тех владык XVI века, которых называли «келейными»: он был тих, кроток, мягок, покладлив, добродетелен.

Лица самых противоположных направлений отдавали справедливость этим качествам м. Макария. Замечательно, что даже нынешние раскольники сходятся в этом отношении со взглядами современников Макария. По мнению раскольников м. Макарий «первоседательствовавший на Стоглавом соборе, был муж свят и боголюбив и церковных преданий опасный хранитель».42 При всей своей честности и правдивости, он в то же время не чужд был некоторой слабости, уступчивости и податливости. Одним словом, м. Макарий, по выражению г. Жданова, – «характер почтенный, но не яркий».43 Поэтому он был скоро забыт. Тем не менее деятельность м. Макария осталась не бесследной в истории русской церкви и потомство достойным и справедливым образом воздало четь заслугам этого не блестящего, но истинно великого иерарха русской церкви. Главнейшей из его заслуг – деятельность на Стоглавом соборе, которая будет подробно представлена в своем месте. Указанные черты характера м. Макария надо всегда иметь в виду при суждении о некоторых постановлениях Стоглавого собора, например, о двуперстном крестном знамении, о сугубой аллилуйи и др. Известно, что м. Макарий обращал большое внимание на вопросы религиозные, особенно религиозно-обрядовые. Эта особенность его также не прошла бесследно для Стоглава, в котором есть много постановлений касательно этих вопросов. Что касается, наконец, одного из важнейших церковно-государственных вопрсоов того времени, – вопроса о монастырских имениях – то в решении его м. Макарий стоял решительно на точке зрения партии т. н. Иосифлян44, о чем будет сказано подробнее в своем месте.

Об остальных членах Стоглавого собора по большей части существуют лишь немногие, отрывочные сведения. Феодосий, архиепископ Великого Новгорода и Пскова, постриженник Иосифова Волоколамского монастыря, основанного знаменитым Иосифом Саниным, был по повелению в. к. Василия Иоанновича назначен в 1531 году игуменом Новгородского Хутынского монастыря, и выказал себя ревностным строителем.45 После свержения с кафедры митрополита Даниила, игумен Феодосий был в числе тех кандидатов на митрополию46, но избран не был. В 154 году, 1-го июня, Феодосий был возведен на новгородскую архиепископскую кафедру47, по рекомендации, как думает г. Лебедев, митрополита Макария, с которым Феодосий всегда находился в самых дружеских, интимным отношениях, и занимался, в отсутствие Макария, в бытность последнего архиепископом Новгородским, делами архиепископии.48 Феодосий был любим и в. к. Василием Иоанновичем, который в 1532 году дал ему жалованную несудимую грамоту.49 Феодосий имел связи и с близкими к великому князю лицами, например, с тогдашним временщиком Шигоной Поджогиным, великокняжеским дворецким; сохранилось послание Феодосия (конца 1533 года) к Шигоне, в котором Феодосий пишет, можно ли ему у государя быть и челом ударить (А. И. т. 1, № 294). Как архиепископ Новгородский, Феодосий, с одной стороны, оставил о себе память как о пастыре деятельном и ревностном ко благу Церкви, но с другой стороны, есть основание предполагать, что Феодосий в некоторых отношениях был не безупречен, что можно думать – и послужило впоследствии причиной оставления им архиепископии. О пастырской деятельности Феодосия свидетельствует его послание 1545 года духовенству Устюжны Железопольской, в котором Феодосий обличает его в нерадении о пастырских обязанностях и убеждает не уклоняться от святительского суда (А. И. т. 1, № 298).

«Слыши, – пишет Феодосий-иерейский преподобный собор, – и внушите вещания словес моих, яже изрекоша к вам уста моя… Истиннаго пастыря дело есть, еже положити душу свою о людех… Итако подобает пастырем всяко тщание и попечение и подвиг имети о стаде овец Христовых». Послание Феодосия замечательно по энергии выражений и сил доказательств высокого назначения пастырей словесных овец христовых. Те места послания, к которых Феодосий убеждает духовенство быть на высоте своего призвания, по мысли и выражениям очень сходны с некоторыми местами Стоглава50. Далее, мысли Феодосия о том, что «преслушания ради божественных писаний человеком вся злая бывают нашествия», и что «Божественным правилам не с храняемым различная преступления бывают, и о того гнев Божий на нас, и многи казни и последний суд». Эти мысли совершенно те же, какие выражены в одной из речей царя Иоанна к Стоглавому собору51. По сходству указанного места послания Феодосия с речью царя нельзя, однако, заключать о влиянии Феодосия на составление этой речи, ибо никаких данных для такого заключения нет. Но важно в этом случае то, что точка зрения относительно предмета послания и речи и у царя и у Феодосия одна и та же. Наконец, самые обличения духовенства в лености и небрежении касательно церковного нения и святых икон, в злоупотреблениях относительно венчания браков, выдачи венечных замен и взимании венечных пошлин, выдачи ставленых, отпускных и благословенных грамот, в уклонении священников от святительского суда и вражде их к архиепископским десятильникам – все эти обличения имеют самое близкое отношение к весьма многим постановлениям Стоглава. Известно еще послание Феодосии к царю Иоанну Васильевичу, писанное вероятно вскоре после 1543 года, о вредном влиянии корчем на народную нравственность.52 Стоглав также во многих своих постановлениях вооружается против пьянства. Кроме двух указанных посланий Феодосия, ему же принадлежать еще многие другие грамоты и послания, духовное завещание, а также продолжение царских вопросов, предложенных царем Стоглавому собору, но не внесенных в Стоглав; о них будет речь в своем месте. Все эти произведения Феодосия помещены в сборнике друга Феодосиева, игумена Волоколамского монастыря Евфимия Туркова. Из грамот Феодосия приведем для примера две жалованные грамоты его: первая дана в 1543 году 24-го января Георгиевской церкви, в Юсковичах; вторая дана 30 июля 1549 года Покровской церкви в селе Вьюшине. Обе эти грамоты освобождают причты названных церквей от всех архиепископских пошлин (подъезд, благословенная куница и др.) и десятильничных (корм, дар и др.).53 Основываясь на этих данных о деятельности архиепископа Феодосия, можно предполагать, что и на Стоглавом соборе он не оставался разнообразных церковных нестроений, и возвышал свой пастырский голос там, где этого требовало благо церкви. Такого образа действий можно было ожидать от Феодосия уже потому, что он занимал одну из древнейших и славнейших архиепископских кафедр – кафедру Новгородскую, и поэтому на соборе ему принадлежало второе место после м. Макария. В вопросах царя Стоглавому соберу есть много указаний на особенности церкви Новгородской и Псковской.54 Это наводит на мысль, что вопросы царя были составлены не без влияния лиц, близко знакомых с положением Новгородской церкви. А такими лицами могли быть архиепископ Феодосий, митрополит Макарий, как предшественник Феодосия на новгородской кафедре, и известный Сильвестр, бывший родом из Новгорода. Но какое участие в составлении этих вопросов принадлежало именно Феодосию, об этом, за отсутствием прямых исторических указаний, ничего вполне достоверного сказать нельзя. Можно только предполагать – о чем будет речь впереди – что некоторые из указанных вопросов предложены Феодосием. Хотя, как сказано выше, Феодосия можно считать деятельным и ревностным пастырем, однако есть указания на ослабление церковного порядка в его епархии, происшедшее как раз в то время, когда он был архиепископом Новгородским. В вопросе 18-м (гл. 5) Царь говорит: «а во Новгороде и во Пскове по маткин живот (т. е. до смерти матери царя – в. к. Елены †3 апреля 1538 г.) и при Макарии архиепископе ни какоже вдовые попы и дьяконы у церквей не были на мало время. И ныне отчего то ослаблено»? В мае 1551 года, тотчас по окончании заседаний Стоглавого собора, Феодосий отрекся от архиепископии и поселился в Волоколамском монастыре – месте своего пострижения, – где и умер в 1563 году.55 Причины, побудившие Феодосия оставить кафедру, в точности не известны. Известно только то, что не позднее 17-го мая 1551 года игумен Троице-Сергиева монастыря Серапион Курцов был назначен на место Феодосия архиепископом новгородским, а 14-го июня того же года был посвящен.56 Однако есть основания думать, что Феодосий вынужден был удалиться в монастырь вследствие жалоб на него новгородских священников в том, что он обременял их поставкой излишнего количества подвод и взиманием пошлин архиепископских не «по старине». По этим жалобам новгородским священникам была дана 26 июня 1551 года митрополитом Макарием грамота, в которой было приказано назначить количество подвод для архиепископа по казенным книгам, так называемые праздничные пошлины, взимавшиеся с попов новгородских в пользу причта Софийского собора были отменены, и кроме того было дано еще несколько определений относительно святительского суда, избрания попов и дьяконов и проч.57 Об этих жалобах мы будем говорить подробнее в своем месте.

Никандр, архиепископ ростовский и ярославский был прежде игуменом Троице-Сергиева монастыря. Поставление его на архиепископию было 17 марта 1549 года.58 О нем, равно как и о некоторых других членах Стоглавого собора, сохранился следующий отзыв известного князя А. М. Курбского. Говоря о соборе 1554 года, на котором присутствовала большая часть членов собора Стоглавого (кроме м. Макария, Никандр Ростовский, Кассиан Рязанский, Акакий Тверской, Феодосий Коломенский и Савва Сарский). Курбский рассказывает так: «Тогда же царь с митрополитом своим и с другими, яко рех, неискусными и пьяными епископы, вместо исправления и духа кротости, яко оных раскольников не наказуют любезно, но со всякой яростью и лютостью зверской, в заточение, в узкие и темные темницы отсылают окованных… Итого предреченного мниха Савву також в заточение на смерть отсылают к Ростовскому владыце Никандру, в пиянстве погруженному… Таков в нынешнем веце, пачеж в онной земле, презлый и любостяжательный, лукавства исполнен, мнишеский род».59 В словах кн. Курбского нет ничего невероятного, но тем не менее им нельзя придавать безусловной достоверности, так как к. Крубский, будучи человеком известной партии и притом чувствуя себя потерпевшим и обиженным, едва ли мог сохранять полное беспристрастие в своих рассуждениях о лицах, державшихся иного образа мыслей и действий, чем каких держался он. Насколько несправедливы слова кн. Курбского о соборе 1554 года, видно из того, что летописец хвалит ревность, благоразумие и умеренность этого собора,60 и современная история вполне согласна с мнением летописца.61

Трифон, епископ Суздальский и Старорусский, до 10-го марта 1549 года архимандрит Московского Симонова монастыря, а с этого времени епископ Суздальский.62 Он также подобно архиепископу Феодосию, и одновременно с ним, оставил кафедру тотчас после Стоглавого собора, так как уже 18-го июня 1551 года был поставлен епископом в Суздале Афанасий, игумен Кириллова монастыря.63 По предположению г. Жданова, Трифон оставил епископию потому, что и на него, как и на Феодосия, были заявлены какие-нибудь жалобы на Стоглавом соборе, но были ли действительно принесены на него жалобы, и ели были, то в чем они заключались, неизвестно.64

Гурий Заболотский, епископ Смоленский и Брянский, постриженник Иосифова Волоколамского монастыря, хиротонисан в 1543 году из архимандритов Московского Симонова монастыря.65 В 1555 году 17-го Марта Гурий по болезни оставил кафедру и удалился в монастырь.66

Кассиан, епископ Рязанский и Муромский, постриженник Кирилло-Белозерского монастыря.67 Это обстоятельство очень важно; оно показывает, какого образа мыслей держался Кассиан относительно монастырских имений: он не был постриженником Иосифова Волоколамского монастыря, и, следовательно, как постриженник Кирилло-Белозерского монастыря – одного из центра партии «нестяжателей», или «заволжских старцев» – Кассиан принадлежал именно к этой партии, а не к партии «Иосифлян», стоявших за сохранение за монастырями их недвижимых имений, против чего сильно восставала противоположная партия. Значение принадлежности того или другого члена Стоглавого собора к одной из двух названных партий будет показано ниже. О поставлении Кассиана в епископы известны в летописях нет.68 С достоверностью можно сказать только то, что он посвящен в епископы позднее 22 апреля 1548 года.69 На соборе 1554 года против ереси Матвея Башкина и его единомышленников, Кассиан, к удивлению всего освященного собора. Неожиданно принял сторону одного из еретиков, старца Исаака Белобавева, а также стал хулить книгу преподобного Иосифа Волоцкого, написанную им против жидовствующих, – и оба еретика подверглись небесной каре: Исаак Белобаев вскоре умер, а у Кассиана отнялись рука, нога и язык; расслабленный, он оставил епископию и удалился в монастырь, но и тут продолжал еще придерживаться еретического образа мыслей.70 Кассиан, без сомнения, был осужден собором 1554 года, но ввиду постигшей его небесной кары, земного наказания ему, вероятно, не было назначено. Он оставался на соборе до самого конца его,71 и только 11-го марта того же 1554 года на место Кассиана поставлен в Рязань Гурий, игумен Троицкий.72 Конец епископа Кассиана был очень печален. Уже после своего осуждения Кассиан однажды отправился на богомолье в Вологодскую епархию, поклониться преп. Дмитрию Вологодскому, и тут затеял ссору с епископом Вологодским Киприаном, за то, что последний не встретил и не чествовал его. В сильном гневе пошел Кассиан на поклонение преподобному, не помирившись с Киприаном, – и в этом случае, как и прежде, небесная кара постигла гордеца: у него поворотилась голова назад, в таком состоянии он и умер. – Любопытные сведения о епископе Кассиане мы заимствуем из одного исторического документа XVI века, под заглавием: «Сказание вкратце о соборе на Матвея на Башкина на еретика, и о епископе Касьяне Резанском»73. С именем епископа Кассиана нам придется еще встретиться при дальнейшем изложении истории Стоглавого собора.

Акакий, епископ Тверской и Кашинский, постриженник Иосифова Волоколамского монастыря, с 30-го марта 1522 года епископ Тверской.74 Прежде его считал родным братом знаменитого Иосифа Волоцкого, но в настоящее время доказано, что Акакий Тверской и Акакий Санин – два различных лица.75 После продолжительного управления Тверской епархией, Акакий, достигнув глубокой старости,76 оставил епископию года за 3 – 4 до смерти и умер в 1567 году в Москве.77 С личностью епископа Акакия мы имеем возможность познакомиться ближе, благодаря следующему историческому событию: летом 1537 года в Твери произошли два пожара: в июне и 22 июля. Весь город сгорел дотла, и между прочим, палаты епископа Акакия и соборная церковь, которую он украшал с «презельным рачением». Сгорели все древние иконы и книги, находившиеся в соборе.78 Это событие подало повод известному Максиму Греку (который находился тогда в заточении в Тверском Отроче-монастыре), написать одно из лучших своих произведений, которое сохранилось под следующим заглавием: «Слово о том, какие речи рекл бы убо к Содетелю всех епископ Тверский, сжену бывшу соборному храму и всему двору его, и всем имением, и самому граду, и множайшим иным и храмом и двором и людем, погоревшим гневом Божиим, в лете 46-м осмыя тысящи, июля 22, и как бы отвещает ему боголепне всех Господь, им же и внимати подобает с страхом и верою нелицемерною». В этом «Слове» Максим представляет епископа Акакия сетующим и жалующимся Господу Богу на наказание Божие, постигшее его и Тверь. «Николиже не перадих, – говорит Акакий, – Ты ми послух Владыко, о твоих Божественных пениих и прочей Твоей боголепней службе, непрестанно праздники духовные свершая Тебе, пении красногласными боголепных священников, и шумом доброгласных, светлошумных колокол и различными миры благоуханными, и Твои честные и Пречистыя Ти Матери иконы велелепне украшая златом и сребром и многоценными камени. В них же чаях благоугождати Тебе, Царю, в тех обретохся паче прогневая Тя; темже и праведнаго Твоего гнева искушение приях». На это Господь отвечает Акакию: «Вы наипаче прогневаете моя утробы, доброгласных колокол шум предлагающе Мне, и многоценное икон украшение и различных мир благоухания; яже аще приносите Ми от законных снисканий и праведных труд ваших и правою мыслью, якоже и Авель древле, – любезна Ми та, и на них призрю; ащели от неправедных и богомерзких лихв, лихоимания же и хищения чужих имений приношаете Ми, человецы, не точию возненавидит душа Моя, аки смешена слезами убогих и сирот, но еще вознегодует на вас. Вы книгу убо моих словес внутрь юду и вне юду зело обильне украшаете сребром и златом, силу же писанных в ней моих велений ниж приемлете, ниж исполняти хощете, паче же супротивно им деете, ложна и суета сиа обличаете».79 Акакий был чрезвычайно возмущен этим «словом» Максима и пожаловался на него собору Московской митрополии, обвиняя Максима в дерзком олицетворении Господа. Максим не остался в долгу пред Акакием и в ответе своем собору назвал его одним из своих клеветников «не в лепоту возбраняющих ему писати поучительна словеса и супротительна ко всякой ереси и развратному писанию»80 Вследствие возникших по этому поводу неудовольствий между Акакием и Максимом, последний был после Стоглавого собора переведен на житье в Троице-Сергиев монастырь.81 По мнению г. Жданова, в словах Содетеля, обращенных к Акакию, рисуется образ властного и пышного владыки, каким был Тверской епископ.82 Действительно, нельзя не признать, что в словах Содетеля заключается горькая правда: епископ Акакий думал угодить Богу одним внешним благолепием Божественной службы, не обращая внимания на то, что средства для этого благолепия добыты не от законных снисканий и не от праведных трудов. Однако нельзя относить эти слова к одному только Акакию; их нужно отнести и к остальному Тверскому духовенству.83 Затем, не надо забывать, что автор этого произведения, Максим Грек, долгое время находился в тяжком монастырском заточении по решению – по мнению Максима не справедливому – собора русских епископов 1525 года, к которым поэтому Максим не мог относиться с полным беспристрастием. Сочинение Максимом памфлета против Акакия тем более является странным, что Акакий со своей стороны не только не сделал Максиму никакого зла, но даже по-своему добродушно старался всеми мерами облегчить тяжелую участь Максима, часто призывал его к себе и беседовал с ним, вообще был для него настоящим другом и утешителем. Образ действий Максима относительно Акакия становится еще более подозрительным, если вспомнить, что Максим вскоре после своего обличительного слова против Акакия, написал ему похвальное слово, в котором величал Тверского епископа «верным архиереем, пастырем и отцом», «исполненным благости и духовной премудрости», наконец, «верным угодником Божиим…, боголюбивым епископом…», «пастырем и отцом любезнейшим». И впоследствии Максим называл Акакия своим «промысленником», который «жаловал и упокоил его всяким довольством многа лета». «Я, – говорил максим, – всегда в любви духовной пребываю к его святительству, и его многолетнее брежение и жалование забыти немощноми есть: не таков я безумен и неблагодарен».84 Таким образом, принимая во внимание двуличное отношение Максима Грека к епископу Акакию, нельзя придавать полной веры приведенному выше обличительному «Слову» Максима. И если в этом «Слове» как мы сказали, можно видеть долю правды, говорящей не в пользу Акакия, то эта доля едва ли была столь значительной, какой думает се представить Максим, который, близко зная Акакия, его хорошие и дурные стороны, слишком преувеличил последние в ущерб первым. Нельзя также согласиться и с выводом г. Жданова: ни властным, ни пышным владыкой Акакий не был; он был человек добродушный, недалекий, сильно привязанный к внешности, обрядности в богослужении. Относительно епископа Акакия существует еще известие, приводимое г. Ждановым, и требующее еще подтверждения, будто он «мало учен бе в грамоте».85

Феодосий, епископ Коломенский и Каширский, хиротописан 2 июля 1542 года из архимандритов Московского Новоспасского монастыря.86 Он занимал кафедру более 20 лет, приблизительно до 1563 года,87 когда опять был принужден оставить епископию. В 1564 году царь Иоанн писал кн. Курбскому: «како убо епископа Коломенского Феодосия, нас советна, народу града Коломны повелесте камением побити? Но Бог соблюде его, и вы согнали его со престола его».88

В насилии над Феодосием царь обвиняет Сильвестра и его партию, к которой принадлежал и кн. Курбский. Г. Жданов считает слова царя клеветой и полагает, что Феодосий был сам виновен в постигшей его участи: он умел сделать себя до того невыносимым, что против него восстала вся его паства и Коломенцы чуть было не убили своего владыку.89 Оснований для своего мнения г. Жданов не представляет никаких, а потому трудно решить, была ли к этому делу причастна партия Сильвестра (царь пишет, что Феодосий был ему «советен»; следовательно, это партия могла иметь основания сбыть с рук Феодосия куда-нибудь подальше от царя), или же Феодосий был столь плохим пастырем, что пасомые хотели побить его камнями.

Савва, епископ (с 1544 по 1554 г.) Сарский и Подонский, по прозванию Черный, постриженник Иосифа Волоколамского монастыря, хиротонисан 24 февраля 1544 года из архимандритов Московского Симонова монастыря.90 Никаких других сведений об этом епископе мы не имеем.91

Киприан, епископ Пермский и Вологодский, хиротонисан 30 января 1547 года из игуменов Московского Богоявленского монастыря.92 От Киприана сохранилась подлинная жалованная грамота, собственноручно им подписанная, от 1 октября 1547 года. Эта грамота дана Кирилло-Белозерского монастыря игумену Афанасию с братией, по следующему случаю: монастырь Белозерский на свое иждивение построил церковь св. Георгия на Усове. Киприан освобождает причт этой церкви от епископских и десятильных пошлин и десятильничья суда (А. А. Э. т. 1, № 214). Эта грамота подтверждена тем же Киприаном, спустя 10 лет, по случаю перемены игумена. Основываясь на таком внимании Киприана к Белозерскому монастырю, г. Лебедев предполагает, что Киприан принадлежал к партии «заволжских старцев», подобно епископу Кассиану Рязанскому.93 Но имея в виду упомянутую выше ссору этих двух епископов, можно думать, что согласия и единомыслия между ними не было.

Таковы были представители высшей русской иерархии, собравшиеся 23 февраля 1551 года в Москве, в царских палатах, для рассуждения о многоразличных церковных чинах и исправлениях. Характер председателя собора – митрополита Макария – должен был давать широкий простор для деятельности на соборе других его членов. Однако нельзя с точностью сказать, насколько каждый из них принимал участие в обсуждении вопросов, предлагавшихся собору, и какие с своей стороны предлагать мероприятия. Можно только догадываться, что наибольшая роль на соборе принадлежала, после м. Макария, архиепископу Феодосию и епископу Кассиану. Г. Лебедев, на основании целого ряда более или менее верных предположений и соображений заключает, какие именно вопросы и ответы на Стоглавом соборе можно приписать тому или другому из его членов. Об исследованиях г. Лебедева в этом отношении будет сказано ниже.

За исключением трех упомянутых выше лиц, состав Стоглавого собора не представлял собой ничего особенно замечательного и выдающегося. Никто из членов собора не напоминал собой знаменитого новгородского архиепископа Геннадия Гонзова; в рядах архимандритов и игуменов, заседавших на соборе 1551 года, и имена которых не известны, едва ли были лица, которые по образованию, энергии и стойкости убеждений могли сравняться с Иосифом Волоколамским или Нилом Сорским. Но нравственным своим качествам большая часть членов Стоглавого собора, если и не представлялась особенно выдающейся, то во всяком случае, не была такой, какой ее изображает г. Жданов. Отзывы митрополита Даниила, Максима Грека и кн. Курбского о малокнижности, пышности, надменности и жестокости современных им русских епископов г. Жданов считает возможным применить и к значительному числу членов Стоглавого собора (Акакию, Никандру, Феодосию Коломенскому). По мнению г. Жданова, даже вся русская иерархия всего XVI века в целом представляла собой людей, подобных названным.94 Насколько можно считать основательным это мнение относительно упомянутых членов Стоглавого собора – об этом сказано выше.

Относительно вопроса о монастырских изменениях, с которым были тесно связаны многие другие вопросы церковные, государственные, и даже вопросы чисто нравственного характера, – относительно этого вопроса мнение членов Стоглавого собора разделилось: одни стояли за неотобрание у монастырей их недвижимых имуществ, т. е. принадлежали к последователям Иосифа Волоколамского – «Иосифлянам»; другие, напротив, считали для монастырей неприличным и несоответствующим истинному понятию о монашеской жизни владение недвижимыми имениями, т. е. принадлежали к последователям знаменитого подвижника XV века, преподобного Нила Сорского, «нестяжателям» или «заволжским старцам». Кроме м. Макария к Иосифлянам принадлежали следующие члены Стоглавого собора: Феодосий, архиепископ Новгородский, Гурий Заболоцкий, епископ Смоленский, Акакий, епископ Тверской и Савва Черный, епископ Сарский и Подонский. Причисление этих лиц (за исключением м. Макария, о котором мы скажем особо) к названной партии основывается на свидетельстве Рязанского епископа Леонида, в его челобитной, поданной царю Феодору Иоанновичу в 1584–1585 г. Перечислив епископов, получивших пострижение в Иосифовом Волоколамском монастыре, при прадеде и деде царя Феодора, Леонид говорит: «а при отце при твоем, при нашем государе, в Новгороде на архиепископстве был Феодосеи, Иосифов же постриженник, да во Твери епископ Окакеи, да на Крутицех Сава Черной… да в Смоленску Гурей Заболоцкой»95.

Таким образом, ровно половина числа членов Стоглавого собора несомненно принадлежала к партии Иосифлян, и между ними влиятельнейший после м. Макария член Стоглавого собора архиепископ Новгородский Феодосий. Важное значение имеет также то обстоятельство, что к этой же партии принадлежал и м. Макарий, председатель собора. Следовательно, если бы на Стоглавом соборе вопрос о монастырских имениях был бы поставлен ребром (чего, однако, не случилось как увидим ниже, благодаря протесту м. Макария), то без сомнения он был бы решен в пользу Иосифлян. Что касается остальных пяти членов Стоглавого собора (Никандр Ростовский, Трифон Суздальский, Кассиан Рязанский, Феодосий Коломенский и Киприан Вологодский), то относительно трех из них (Никандр, Трифон и Феодосий) нельзя положительно сказать, к какой партии они принадлежали. Остальные два Кассиан и Киприан – по предположению г. Лебедева, указанному выше, принадлежали к партии «заволжских старцев»; но согласия и единомыслия между ними не было, судя по ссоре между ними, о которой рассказано выше, поэтому надо думать, что Киприан принадлежал к партии Иосифлян, а Кассиан, как постриженник Белозерского монастыря, – к партии противоположной. Следует еще заметить, что почти половина членов Стоглавого собора была поставлена в епископы из настоятелей Московских монастырей, именно: Трифон Суздальский, Феодосий Коломенский, Савва Сарский и Киприан Пермский, и что все они, а также Никандр Ростовский, посвящены в епископы в то время, когда митрополитом был Макарий, который конечно старался ставить на епископские места людей, ему известных, преданных и согласных с его образом мыслей. Можно, следовательно, предполагать, что упомянутые епископы, даже если бы они и не принадлежали к партии Иосифлян, к которой принадлежал митрополит, все же во многих отношениях были совершенно солидарны с м. Макарием, вследствие чего устанавливалось единство взглядом почти всех членов Стоглавого собора. Заметим также, что Феодосий Новгородский и Акакий Тверской благоговели пред личностью м. Макария; последний, как мы знаем, отличался кротким и мягким характером; эти же черты замечаются и в характере Акакия. Савва, епископ Сарский и Подонский и в служебном отношении был подчинен м. Макарию, будучи его викарием, и следовательно, едва ли бы он стал в оппозицию к митрополиту. Что касается, наконец, того обстоятельства, что многие члены Стоглавого собора были Москвичи по прежней своей службе, то оно, как предполагает г. Лебедев, – о чем будут сказано ниже – имело известное влияние на составление некоторых из царских вопросов, предложенных собору.

Ознакомившись, таким образом, насколько позволяли имеющиеся у нас материалы, с личным составом Стоглавого собора.

Глава V. Начало заседания Стоглавого собора; четыре речи царя Иоанна Васильевича

Заседания Стоглавого собора были открыты, как сказано выше, лично самим царем в его палатах, 23 февраля 1551 года, с большой торжественностью, подобавшей как важности самого собора, так и значению царя, считавшегося преемником византийских императоров и действовавшего по их примеру. Когда царь сел на свой престол, водворилось глубокое молчание и взоры всех присутствовавших были устремлены на царя. Встав со своего места и обратившись к святителям с веселым лицом и светлым взором, царь сказал следующее: «Святейшие отцы мои! Молю вас, если я обрел благодать пред вами, утвердите на мне любовь вашу, как на сыне вашем, и не поленитесь высказать единодушное слово о православной нашей христианской вере, о благосостоянии святых Божиих церквей, о нашем благочестивом царстве, и об устроении всего православного христианства. Я с большой радостью согласен быть с вами вместе поборником веры, во славу святой и животворящей Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, в хвалу и славу благочестивой нашей веры и церковных уставов. Поэтому я повелеваю, чтобы между вами не было никаких разногласий, а напротив – согласие и единомыслие да будут с вами».96 Эта краткая речь царя важна в следующих отношениях: 1) в ней указан в общих чертах предмет соборных обсуждений; 2) царь заявляет о своем желании быть помощником собора и 3) между членами собора, по велению царя, должно быть единогласие. Предметы, подлежавшие рассмотрению собора, и в первой речи указанные вообще, в последующих речах царя на соборе были определены гораздо полнее. Что касается второго пункта, то нельзя не видеть в нем выражения византийских взглядов на значение и обязанности императорской власти, преемниками которой стали считаться Московские государи со времени Иоанна III. Особенного внимания заслуживает сделанный царем призыв членов собора к согласию и единомыслию. Последнее весьма желательно было для царя принципиально, ибо для него, как заинтересованного устроением земским и церковным, было не безразлично, будут ли вопросы решаться на соборе единогласно, или же решение их будет замедляться вследствие разногласия членов. Несогласные с принятым мнением члены могут составить на соборе оппозицию, которая будет только тормозить решение вопросов. Но единомыслие членов собора было желательно для царя и по другой весьма важной причине. Исследователи Стоглава (г. Лебедев, а за ним и г. Латкин) не без основания видят в этом призыве царя намек на различие воззрений двух названных нами партий: Иосифлян и заволжских старцев.97 Выше было указано на важное значение государственно-церковного вопроса о монастырских имениях, с которым тесно связана была масса других более или менее важных вопросов. Следовательно, в зависимости от того, какая партия на соборе одержит верх, находилось решение многих других вопросов, важных как для царя, так и духовенства. Вообще соотношение этих двух партий надо всегда иметь в виду при изучении истории Стоглавого собора и истории составления самого Стоглава. В своем месте мы будем иметь случай не раз касаться этого соотношения, теперь же перейдем ко второй речи царя, прочитанной на соборе. Эта речь, особенно тщательно составленная царем, отличается торжественным, возвышенным тоном, образностью и риторизмом выражений – качествами, столь свойственными перу царя Иоанна и вообще всем тогдашним русским книжникам. Эта речь посвящена, главным образом, выяснению задачи собора и мотивов к его созванию. В предисловии к этой речи говорится следующее: «И на том же соборе вдаст царь своея руки писание збогодухновенным наказанием и здушеполезным покаянием, зело полезно слышащим и внемлющим сия, имуща сице».98 Из этих слов видно, что вторая речь царя не была произнесена им самим, а прочитана на соборе кем-либо из его членов, и по всей вероятности, м. Макарием, как председателем. Начало речи есть церковномолитвенное обращение царя к Живоначальной Троице, к силе честного Креста Господня, к молитвам Пресвятой Богородице, и к заступничеству святых архангелов Михаила и Гавриила и прочих небесных сил бесплотных. Затем царь перечисляет древних и новых святых, просиявших добрыми подвигами и прославившихся великими чудесами.99 Уповая на их святые молитвы, царь предлагает собравшимся святителям «поутвердити древнего предания хрестиянския истинныя нашея веры, еже от Самого Создателя нашего предание». «Молим вы, – продолжает царь, – и засвидетельствуем Господом нашим Иисусом Христом, и божественными его ученики и апостолы и святыми вселенскими седмью соборы и святыми поместными соборы, и всеми святыми прежереченными, Бога ради потружайтеся, во еже исправити истинная и непорочная наша хрестьянская вера, иже от божественнаго писания во исправление церковному благочинию и царскому благозаконию и всякому земскому строению».100 Задача, указанная царем собору, очень обширна: она состоит в утверждении и исправлении веры и церковного благочиния, в связи с царским благозаконием и земским устроением. Затем царь обращается к митрополиту, архиепископам, епископам, преподобным архимандритам и честным игуменам, ко всему освященному собору, и к инокам, к братьям своим и любимым князьям и боярам, к воинам и, наконец, ко всему православному христианству, просит их помогать ему и приглашает вместе с ним припасть с плачем у человеколюбивому Богу, чтобы Он отверз им очи, да узрят содеянные грехи и обратятся на истинный путь святых заповедей, от которых все уклонились и душевно и телесно. «Согрешихом, – говорит царь, – пред Богом и человеки всяким законопреступлением, еже немощно писанием исписати и человеческим языком изглаголати содеянная нами вся злая согрешения грехом юности моея и неведения моего».101 Взывая к покаянию, царь убеждает возненавидеть злые дела и возлюбить дела добрые и богоугодные. Затем царь, для доказательства той мысли, что за грехом следует неизбежно наказание Божие, приводит много примером из всемирной истории, представляя, по выражению г. Лебедева, «набожную философию ее».102 Царь начинает с самого сотворения мира. За одну гордость Бог не пощадил сатану и всех ангелов его, но низвергнул их с неба во мрак. За один грех Адам и Ева, не покаявшиеся, были изгнаны из рая. Не пощадил Бог и всей вселенной, истребил ее всю потопом за то, что сыны Божии совокуплялись с дочерями человеческими. Только восемь человек спаслись от потопа (Ной и его семейство). За мужеложство и любодеяние Бог предал огню Содом и Гоморру, спас одного праведного Лота с двумя дочерями. «И что прочее, – говорит царь, – о сем много глаголати или писати. Ведаете и видите вся писания в ветхом законе (т. е. до Христа), и в новой благодати (т. е. после Христа)».103 Обращаясь затем к «нынешним временам», и царь видит и в них, как и в «ветхом законе», господство греха, за которым следует также и наказание Божие. За различные грехи разорены многие города, люди пропали без вести, великие царства запустели, – одни за гордость подверглись такой участи, другие – ненависть к братьям и насилия. Многие царства погибли и вследствие идолопоклонства, прелюбодеяния, и любодеяния содомского блуда и всякой нечистоты, и срамословия и клятвопреступления, и безмерного объедения и пьянства. Вдумываясь в эти мировые события, царь находит, что и он сам, и его современники, причастны тем грехом, за которые Бог истребил целые царства. «Речет же ми кто, яко идолопоклонения несть в нас, – ино сребролюбие не второе ли идолослужение, или блудная и скверная деяния, сим же подобная? Како поработихомся сребру или сласти плотстей, сами весте паче нас». Царь приглашает всех скорбеть и плакать о столь тяжких беззакониях, чтоб получить милость от Бога, который, как чадолюбивый отец, посылает наказания с целью отвратить от заблуждения.104 Этими наказаниями, по мнению царя, Бог «смирил» его и его царство в несчастное время его малолетства. Чтобы доказать эту мысль, царь рассказывает о печальных событиях, происходивших во время его сиротства и малолетства. «Бог, – говорит он, – отнял у меня отца, а у вас – пастыря и заступника.105 Не успела миновать это скорбь, как начались другие великие скорби. Бояре и вельможи, верные слуги и любимцы отца моего, замыслили против меня недоброе, притворяясь, будто мне доброхотствуют, а на самом деле присваивали себе самовластие. Они схватили и убили братьев отца моего.106 Вспомнив об этом, я плачу, каюсь и прошу прощения за то, что я допустил совершение этого убийства, случившегося во время моей юности. Вскоре после смерти моих дядей умерла и моя мать,107 и с этого времени горькая скорбь нас постигла: я осиротел, а царство вдовствовало. Бояре же наши самовластно владели всем царством. Настала междоусобная брань, в которой многие погибли. Между тем я возрастал в небрежении и привыкал к злокозненным обычаям бояр».108 За все злые дела, учиненные самим царем и его боярами, Россию постигли многие бедствия, которые, по мнению царя, суть казни Божии, приводящие к покаянию: разорение святых церквей, пленение, сожжение, потопление и поругание всякого иноческого чина, князей, бояр и всех православных христиан, мужчин и женщин.109 «Мы же, – продолжает царь, – не раз покушались отмстить врагам нашим, но безуспешно:110 мы не понимали, что Бог наказывает нас этими бедствиями. Итак, эти великие казни не привели нас к покаянию; мы продолжали творить междоусобия и чинить всякие насилия бедным христианам. Тогда милосердный Бог наказал нам потопом, мором и различными болезненными бедами.111 Но и эти казни нас не вразумили. Тогда послал на нас Бог великие пожары.112 Сгорели светлые церкви и многие другие святые мощи и много людей. И тогда вошел страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой и умилился, и я познал свои согрешения, п припал к Божиему человеколюбию и к твоему первосвятительству (т. е. митрополиту), и ко всем, святителям, и получив прощение по всем, что я сделал злого, я тогда же простил своих князей и бояр во всех их ко мне прегрешениях.113 С этого времени, по нашему благому совету, с помощью Божией, я начал управлять Богом врученным мне царством»114. Представив, таким образом, ход действия Промысла на свою судьбу и судьбу России, царь обращается к святителям и просит их прилежно молиться об изобилии плодов земных, и о покорении всех врагов, видимых и невидимых, наказывать и просвещать его – царя – во всяком благочестии; братьев же его, а также всех князей и бояр и все православное христианство – вразумлять, просвещать и наказывать. Царь убеждает святителей, чтобы и сами они умножили данный им Богом талант, держали праведный закон, истинную веру христианскую утвердили и изъяснили, как предали святые отцы, по божественным правилам. Затем царь умоляет Богособранный собор в случае нужды даже пострадать за имя Христово, подобно древним мученикам, и при этом напоминает святителям об их обещании, которое они дают на «святом соборе» (т. е. при хиротонии) – не слушаться князей и бояр, власть имеющих, если они под страхом смерти будут требовать от них чего-либо вопреки правилам святых отец.115 Впрочем, по мнению царя, святителям не угрожает подобная опасность, ибо их ожидает разве только поношение от безумных людей, о которых говорит Апостол Павел в своем послании к Тимофею, и безумие которых обнаружится, как это случилось с Аннием и Амврием, противившимися Моисею. «Вы же, – продолжает царь, – о богособорном соборе, потружайтеся веры ради Христовы, воеже исправити и изъяснити по правилам святых отец: на сие бо и собрах вас». Заявив затем собору о своем желании единодушно с ним вместе исправлять и утверждать истинный православный закон, царь слагает с себя ответственность за могущие произойти при этом ошибки, и заканчивает свою речь следующими словами: «Аще ли аз буду вам супротивен кроме божественных правил вашему согласию, вы о сем не умолкните; аще прислушник буду, воспретите ми без всякого страха, да жива будет душа моя и все подлежащие нам, яко да не порочен будет истинный православный хрестьянский закон и славится в нем пресвятое имя Отца и Сына и Святого Духа, всегда и ныне и присно и во веки веков, аминь».116

Эта речь царя, кроме указания на цель, для достижения которой был созван Стоглавый собор – исправление и утверждение веры и церковного благочиния, в связи с царским благозаконием и земским устроением – замечательна еще отношением царя к духовенству; царь оказывает последнему полнейшую доверенность, мало того, он как бы признает не в одних только делах духовных, ибо он просит духовенство наказывать и просвещать его «на всяко благочестие, якоже лепо есть благочестивым царем быти во всяких царских праведных законех».117 Когда речь царя была прочитана на соборе, митрополит Макарий и весь освященный собор, «зело о сем удивишася и о благочестии слова изнесоша, и Вседержителю Богу хвалу воздаша. И бе чюдно видение и всякаго ужаса исполнено толико царское величество церкви Божии с душевным желанием совокупляется. И кто от толикия радости зельныя не испусти слез, видя царскую душу, совокупльшуся с церковным устроением».118 Как видно, речь царя произвела на членов собора очень сильное впечатление, и в особенности удивило их и вместе с тем обрадовало горячее желание царя трудиться вместе с собором над устроением церковным.

Третья речь царя, подобно второй, прочитанная на соборе, коротка и не представляет собой ничего особенно замечательного. В ней царь рассказывает о том, как он в 1547 году велел духовенству «известно пытати и обыскивати о великих новых чудотворцех… где которые чудотворцы прославилися великими чюдесы и знамении».119 Исполняя царское повеление, епископы, каждый в своей епархии, собрали сведения о чудесах новых святых, составили им каноны и жития, и представили все это собору, собравшемуся в Москве в 1549 году, который, рассмотрев и утвердив эти каноны и жития, распорядился о том, чтобы некоторым новым святым, список которых был составлен на соборе, праздновали по всему государству, всем же остальным новым святым решено праздновать только в тех местах, где они прославились жизнью святого и чудесами.120 Последовавшая за третьей речью четвертая – заключительная – речь царя, им самим произнесенная, по содержанию своему существенно отличается от первых трех: в предыдущих речах царь касался вопрсоов церковных, или же церковно-государственных, в последней же речи он говорит исключительно о делах государственных. Обращаясь к митрополиту Макарию и всему освященному собору, царь вспоминает о том, как он со своими боярами в предшествовавшем году бил челом собору о своих согрешениях, и как после этого произошло его примирение с боярами, и последних с народом. Далее царь объявляет, что он, по благословению святительскому, в том же году исправил Судебник,121 устроил по всему своему государству – по всем городам, пригородам, волостям и погостам, – старост, целовальников, сотских и пятидесятских, и написал уставные грамоты.122 Представляя судебник и уставные грамоты на рассмотрение и утверждение собора, царь вместе с тем просит его исправить обычая и законы, «поисшатавшиеся» при отце его, в. к. Василии Ивановиче. Оканчивает царь свою речь требованием у святителей совета и выражением желания вместе с ними утверждать «нестройное во благо».123

Глава VI. Программа церковных и государственных преобразований, предложенных царем Стоглавому собору

Деятельность царя Иоанна Васильевича на Стоглавом соборе не ограничилась торжественным открытием его и произнесением четырех речей. Он пошел далее: им была указана собору целая программа действий, выраженная в т. н. царских вопросах, которые собор должен был обсудить и дать на них ответы. В Стоглаве этих вопросов насчитывается 69, причем все они приписываются царю и разделяются на 2 части: к первой части отнесены 37 вопросов,124 ко второй – 32.125 Как те, так и другие вопросы касаются самых разнообразных сторон не только церковной, но и государственной и общественной жизни, что видно будет из следующего перечня содержания вопросов. К первой групп относятся следующие вопросы: 1) о звоне и пении в церквах по уставу, об учреждении поповских старост, и о цели этого учреждения; 2) о злоупотреблениях при выдаче антиминсов; 3) о писании икон по божественным правилам, об иконописцах и требуемых от них качествах; 4) о злоупотреблениях при выдаче венечных знамен; 5) о небреженом писании божественных книг; 6) о небрежном обучении детей грамоте; 7) о злоупотреблениях архиерейских чиновников; 8) о несогласии с уставом жизни монахов и монастырских властей; 9) о монахах и монахинях, ходящих по миру; 10) о выкупе пленных; 11) о злоупотреблениях просфорниц; 12) о злоупотреблениях по управлению богадельнями; 13) о духовных и мирянах, ходящих с иконами и собирающими пожертвования на сооружение церквей; 14) о жалованных несудимых грамотах, освобождающих духовенство от епископского суда; 15) о злоупотреблениях по распоряжению монастырскими имуществами, о растрате их и о жизни монахов вне монастыря; 16) об отдаче в рост церковной и монастырской казны и хлеба; 17) о пьянстве и бесчинии черного и белого духовенства; 18) о вдовых попах; 19) о злоупотреблениях при сборе пожертвований на сооружение монастырей и об основании монастырей; 20) об избрании в священнослужители и настоятели монастырей лиц достойных священного сана; 21) о стоянии в церквах в тафьях и шапках; 22) о крайнем бесчинстве священнослужителей в церквах и о соблазне от этого для мирян; 23) о служении священнослужителями церковных служб и об исправлении треб без положенного по уставу облачения; 24) о пономарях и дьячках – двоеженцах и троеженцах, входящих в алтарь; 25) о стрижении бород и усов; 26) о крестном знамении; 27) о ложной клятве и бесчинной брани; 28) о богомерзких речах, которых не подобает произносить христианам; 29) о необходимости покаяния во грехах; 30) о ружных попах, получающих от царя содержание, но редко совершающих богослужение; 31) о противозаконном присвоении руги многими церквами и монастырями; 32) о запрещении есть удавленину; 33) о пении молитвы «Святыя славы…» и великого славословия на вечернях и утренях на канун воскресных и праздничных дней; 34) о пении на литургии молитвы «Отца и Сына и Св. Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную»; 35) о кресте, водружаемом на церквах; 36) о невнесении в алтарь кушаний и питий; 37) о запрещении монахам и монахиням жить в одном монастыре, а мирянам – жить в монастырях вместе с монашествующими. Ко второй группе относятся следующие вопросы: 1) об изображении на иконах Св. Троицы; 2) о суеверном обычае мирян давать священникам для возложения на престол сорочки новорожденных детей; 3) о таком же обычае мирян приносить мыло на освящение церкви и держать его на престоле в течение шести недель; 4) об установлении одинакового для всех епархий размера пошлин, взимаемых со ставленников, а также благословенных, отпускных, настольных, епитрахильных и орарных грамот; 5) об установлении службы псковскому чудотворцу Евфросину и смоленскому чудотворцу Аврамию; 6) о чине освящения воды; 7) о писании некоторых икон; 8) о крестах, водружаемых на церквах и в частности о кресте, поставленном на Московском Успенском соборе; 9) о литиях, совершаемых на всенощных службах и о литиях заупокойных; 10) о пении во время всенощной службы псалмов «хвалите им Господне» и «На реке Вавилонстей»; 11) о том, какова должна быть часть, приносимая на проскомидии в память Иоанна Предтечи; 12) о произнесении священником отпуска в царских дверях после проскомидии и часов; 13) о том, можно ли монахиням принимать Св. Причастие от мирских священников; 14) о злоупотреблениях в Новгороде при определении на должности священноцерковно-служителей; 15) о злоупотреблениях дворецких и дьяков и наместника архиепископского во Пскове при определении священников к ружным церквам; 16) о противорелигиозных обычаях на мирских свадьбах; 17) о волховании и чародеянии во время судебных поединков; 18) об уничтожении псковского обычая мыться в бане монахам и монахиням вместе; 19) о прекращении буйств и бесчинств, совершаемых странствующими скоморохами; 20) о запрещении боярским детям и их людям играть в зерн и пьянствовать в корчмах; 21) о наказании лживых пророков и пророчиц, странствующих по миру и смущающих христиан; 22) о злых ересях и отреченных книгах; 23) о суеверных играх в Троицкую субботу; 24) о таковых же игрищах накануне дня св. Иоанна Предтечи, и в навечерие Рождества Христова и Богоявления; 25) о суеверном обычае кликать умерших и устраивать игры во вторник на Фоминой неделе; 26) о суеверном обычае в великий четверг зажигать солому, кликать мертвых и класть соль под престол; 27) об играх, устраиваемых в первый понедельник Петрова поста; 28) о посте в день усекновения главы Иоанна Предтечи; 29) о порядке служения утрени в большой праздник после пения великого славословия; 30) о погребении монахов и мирян в женских монастырях, а монахинь – в мужских; 31) о неслужении, вопреки божественным правилам, архимандритами, игуменами, священниками и дьяконами церковных служб в течении полугода; 32) об установлении соборного служения в великих монастырях и соборных церквах.

Рассмотрение этих вопросов показывает, что большая часть из них касается различных сторон церковной жизни в обширном смысле, в особенности относящихся к богослужению и вообще к церковной и монастырской дисциплине, причем нельзя не заметить, что в вопросах второй группы богослужебные интересы занимают даже преобладающее положение. Но в числе рассмотренных нами вопросов есть и такие, которые говорят о церковно-государственных отношениях; таковы вопросы о монастырских вотчинах (вопр. 15-й 1-ой группы), о руте, отпускаемой из царской казны на содержание церквей и монастырей (вопр. 30-й и 31-й 1-ой группы), о выкупе пленных при вспоможении со стороны монастырей (вопр. 10-й 1-ой гр.) и др. Наконец, собору были предложены вопросы, имевшие в виду уже чисто государственные отношения. В предыдущей главе мы упоминали, что в четвертой речи своей к собору царь, между прочим, говорит, что он представляет на рассмотрение и утверждение собора вновь исправленный Судебник и уставные грамоты. Занимался ли собор Стоглавый рассмотрением этих законодательных актов, и высказывал ли при этом какие-нибудь мнения относительно их – неизвестно, по крайней мере, в Стоглаве об этом не говорится ни слова, и в других современных собору 1551 года памятниках об этом также нет никаких сведений. В виду этого являются непонятными слова Карамзина, будто Стоглавый собор «утвердил все новые, мудрые постановления Иоанновы»126, под которыми знаменитый историк, судя по ходу его речи, очевидно разумеет Судебник и уставные грамоты царя Иоанна Васильевича. На чем основывает Карамзин свое мнение – остается неизвестным. Но царь не ограничился и тем, что отдал на рассмотрение и утверждение собора Судебник и уставные грамоты: кроме выше указанных 69 вопросов, приписываемых царю, последним был предложен собору еще целый ряд вопросов, касавшихся исключительно государственных отношений. Вопросы этого рода в Стоглав не вошли, может быть по той причине, что при составлении Стоглава имелось в виду вносить в него лишь церковные постановления в обширном смысле, а также церковно-государственные. Тем не менее, в Стоглаве есть косвенное указание на то, что Стоглавому собору были предлагаемы и вопросы чисто государственного характера. В конце рассмотренной нами четвертой речи царя последний говорит: «а что наши нужи, или которыя земския нестроения, и мы вам о сем возвещаем». Следовательно, на Стоглавом соборе была речь и о «земских нестроениях», о которых также возбуждаемы были вопросы. Государственные законопроекты, предлагавшиеся царем Стоглавому собору и не нашедшие себе месте в Стоглаве, как заключавшем в себе только постановления церковные и церковно-государственные, – эти законопроекты сохранились в одном списке царских вопросов, принадлежавшем, как думает г. Жданов, одному из членов Стоглавого собора, архиепископу Новгородскому Феодосию. Этот список помещается в обширном сборнике, наполненном главным образом грамотами и посланиями самого Феодосия, митрополита Макария, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского и других. Сборник этот первоначально принадлежал Волоколамскому монастырю, потом перешел в собрание рукописей графа Толстого, а ныне находится в Имп. Публичной Библиотеке.127 Так как собирателем, и отчасти переписчиком, этого сборника был игумен Волоколамского монастыря Евфимий Турков, близкий друг архиепископа Феодосия, присутствовавшего на Стоглавом соборе, то отсюда г. Жданов заключает, что список царских вопросов был получен или сделан Феодосием на самом соборе, а затем, когда Феодосий тотчас после собора удалился в Волоколамский монастырь, список достался Евфимию Туркову, который снял с него копию и поместил ее в своем сборник.128 Часть сборника, относящаяся к Стоглавому собору, заключает в себе: 1) 4-ю речь царя на соборе; 2) т. н. первые царские вопросы, в числе 37, перенумерованные в сборнике так же, как и в Стоглаве, но только оканчивая 30-м вопросом; начиная с 31-го вопроса и до 37-го включительно – нумерации нет; 3) продолжение этих вопросов не внесенное в Стоглав, и помещенное в сборнике Евфимия тотчас после 37-го царского вопроса.129 Вопросов, составляющих продолжение царских вопрсоов, насчитывается 12.130 Все они напечатаны г. Ждановым в его статье «Материалы для истории Стоглавого собора» и снабжены им весьма обстоятельными примечаниями.131 Перед первым из названных вопросов находится следующее вступление: «говорити перед государем и перед митрополитом, и перед владыки, и перед всеми боляры дияку как было при великом князе Иване Васильевиче, при деде, и при отце моем, при великом князе Василье Ивановиче, всякие законы, тако бы и ныне устроити по святым правилом и по праотеческим законам, и на чем святители, и царь и все приговорим и уложим, кое бы было о Бозе твердо и неподвижно в веки». В этом вступлении особенное внимание обращают на себя слова: «Говорити… дияку как было» и т. п. Что означат эти слова? Можно ли, основываясь на них предполагать, что на Стоглавом соборе существовал такой порядок: всякий раз, когда представлялось необходимым сделать справку в законах, издавшихся прежними русскими государями, обращались к дьяку, который и «говорил законы». К такому мнению, кажется, склонен придти г. Жданов.132 Действительно, собор не раз обращался к законам великих князей Ивана Васильевича и Василия Ивановича. Так, например, размер венечной пошлины был определен «по прежеуложенному преданию прежних царей и деда своего (т. е. деда царя Иоанна Васильевича – в. к. Иоанна Васильевича) и отца своего (т. е. Вел. Кн. Василия Ивановича)». Но может быть, что указанные слова имеют и тот смысл, что дьяк обязан был записывать в качестве соборного решения те законы прежних великих князей, которые были найдены собором вполне пригодными и для того времени, как это случилось, например, с законами великих князей Ивана Васильевича и Василия Ивановича. Весьма вероятно, что было и то и другое вместе: дьяк и делал справки в законах и записывал те из них, которые были приняты собором как действующие. – За вступлением помещены следующие вопросы или, вернее, целые законопроекты: 1) О местничестве. Царь говорит, что перед походом на Казань (1549–1550 гг.) было постановлено вперед не местничаться во время похода, чтобы воинскому делу порухи не было. Этот же приговор был подтвержден во Владимире и Нижнем Новгороде. Но когда войско подошло к Казани, местнические счеты возобновились. Царь предлагает собору вновь издать постановление относительно местничества.133 2) О вотчинах и поместьях. Царь приказывает привести в известность размеры вотчинных и поместных земель, сколько за кем числится этих земель, и затем произвести вновь поместную разверстку так, чтобы каждый получил по достоинству, и чтобы при назначении оклада земель не было тех злоупотреблений, какие имели место после в. к. Василия Ивановича и в. к. Елены Васильевны до совершеннолетия царя.134 3) О новых слободах, поставленных монастырями, князьями и боярами. Царь предлагает собору определить положение этих слобод относительно государственного тягла.135 4) О корчмах. Царь предложил уничтожить корчмы, как такие притоны, в которых «христианам великая беда чинится и душам погибель», и заменить доход, получаемый от корчем государственной казной, налогом на приготовление пива («бражной»).136 5) О мытах (т. е. проезжих пошлинах). Царь предлагает уничтожить мыть внутри государства, и оставить его только для пограничных местностей, а взамен увеличить размер тамги (т. е. пошлины с цены проданного товара).137 6) О перевозах и мостах (т. е. дорожных пошлинах, взимавшихся за перевоз через реку и проезд по мосту). Эти пошлины, равно как и явку (т. е. пошлину за явку товаров, взимавшуюся с проезжих купцов в городах), царь нашел вполне справедливыми, но потребовал, чтобы они взимались «по указу», и чтобы не бралась тамга в тех случаях, когда нужно брать явку.138 7) На литовских, немецких и татарских границах необходимо, по мнению царя, устроить крепкие заставы, с целью наблюдения за правильностью сбора явки и мыта, а также с целью надзора над беглыми людьми и ввозом запрещенных товаров.139 8) Царь предлагает завести вотчинные книги, для записи в них всех изменений, происходящих во владении вотчинными землями (купля-продажа, завещание, мена, отдача родственнику), а также для описи вотчинных земель: сколько в их составе пашенной и непашенной земли, лесов и всяких угодий, церковной земли и дворов.140 9) Поместья следует, по мнению царя, давать таким образом, чтобы в составе их были в известной пропорции и пашенные земли и не пашенные, леса, луга и всякие угодья, сообразно тому, что записано о каждом поместье в книгах и жалованных грамотах. Прибыль от хорошего ведения хозяйства в поместье должна принадлежать его владельцу; если же последний приведет свое поместье в худшее состояние («запустошит»), то царь грозит ему за это своей опалой, присовокупляя, что он, царь, никаких тяжб в таких случаях впредь заводить не велит. 10) О вдовых боярынях. Жены и дети убитых на войне или умерших боярских детей беспрестанно имеют дело с судами из-за поместий своих мужей и отцов, а на место последних никто на службу не поступит, а дадут поместье молодой вдове – она замуж не выходит ради сохранения за собой поместья, с которого, таким образом, службы никто не несет. Вследствие происходящего от такого порядка вещей ущерба для государственной поместной системы, царь предложил собору узаконит следующее: молодая боярыня-вдова должна выйти замуж за боярского сына, который несет службу с поместья ее покойного мужа, воспитывает ее детей от первого брака, дочерей выдает замуж; сыновья ее от первого брака, достигнув совершеннолетия, получают придачу у поместью своего вотчима. Если боярыня вдова стара, а у нее есть дочь невеста, то на последней женится сын боярский, который несет службу с поместья своего покойного тестя, и дает пропитание своей теще. Если же у старой-боярыни вдовы дети или внуки будут малолетние, то службу несет с поместья и пропитывает вдову и ее малолетних детей или внуков племянник ее или брат по семейному их совету.

В случае, если племянника или брата не будет, то такая боярыня-вдова или должна идти в монастырь, и поместье отписывается на государя, или же, если она не захочет идти в монастырь, то ей уделяется из поместья часть, достаточная для ее прокормления, а остальная часть отписывается на государя.141 11) Царь предлагает установить следующий порядок надзора за Ногайскими купцами и послами: отпускать домой не всех прибывших Нагаев разом, а отпустить сначала нескольких, важнейших, в сопровождении сына боярского; затем, дня три спустя, отправить и остальных с надежными проводниками. Когда первая партия выйдет за границу – за реку Проню – и провожавший ее сын боярский, возвратясь, скажет, что Ногаи шли смирно, никому никакого зля и убытку не учинили, тогда отпускают и вторую партию. Если же Ногаи учинять какое-либо лихо, то не выпускать вторую партию до тех пор, пока Ногаи не дадут удовлетворения пострадавшим. Равным образом необходимо установить надзор и за русскими, чтобы и они не чинили никакого лиха Нагаям – послам и купцам, – отправляющимися на Русь или из Руси.142 12) Царь объявляет собору, что он решил послать писцов описать и смерить все государство: земли, принадлежащие ему – царю, митрополиту, владыкам, монастырям, церквам, князьям, боярам; земли вотчинныя, поместные, черные, оброчные, починки, пустоши, селища и «земецкие земли; писцы должны были смерить пашенные земли и непашенные, луга, леса и всякие угодья, реки, озера, руды, оброчные ловли, колы, сежи, борти, перевесы, мыта, мосты, перевозы, рядки, торговища; земли, принадлежащие погостам; земли церковные; дворы, огороды. Кого чем царь пожалует, тому давать царскую жалованную грамоту на данные царем земли и угодья, и сведения об этих землях и угодьях писать в грамотах из писцовых книг, чтобы впредь не было тяжб «о водах и землях». Благодаря писцовым книгам царю будет также известно, кто с какого поместья служит, какое поместье пусто, и какое состоит за кем-либо.143

Таковы были государственные законопроекты, предложенные царем Стоглавому собору. Некоторые из их, как мы заметили в примечаниях, были осуществлены вполне (3-й, 7-ой, 8-ой, 12-й и по всей вероятности также 9-й по сходству его с 12-м, другие были осуществлены отчасти (2-й и 10-й), третьи вовсе не осуществились (4-й, 5-й и 6-й). Что касается 1-го законопроекта, то относительно него нет никаких известий, был ли он осуществлен, или нет; 11-ый же законопроект хотя и был осуществлен, но действовал недолго.144 Выше было замечено, что эти законопроекты, как и не касавшиеся прямо церковной жизни, в Стоглавом внесены не были, но тем не менее из всего сказанного о них следует несомненно, что они составляли часть соборных деяний.

Глава VII. Подготовительные к Стоглавому собору действия членов т. н. «избранной рады» и разработка в ней материалов для царской программы

В предыдущей главе мы рассмотрели обширную и сложную программу церковных и государственных преобразований, представленную Стоглавому собору царем Иоанном Васильевичем. Естественно рождается вопрос: когда, кем и при каких обстоятельствах составлена эта программа? Прежде всего следует обратиться к Стоглаву и поискать в нем ответ на поставленный вопрос. Нам уже известно, что стоглав приписывает самому царю Иоанну Васильевичу не только четыре речи его к собору, но и вопросы первой группы (37) и второй (32). В Стоглаве во многих местах говорится о принадлежности царю речей и вопросов. Так, например, в самом начале Стоглава сказано: «Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинах», «о царском рукописании, иж на томже соборе вдаст царь своея руки писание и потом царь вдаст на соборе иная писания о новых чюдотворцех и о многоразличных церковных чинах».145 «О тридесяти и седьми царских вопросах о церковном строении».146 «И о тех о всех царских вопросех соборной ответ».147 «О тридесяти и дву царских вопросех и соборные ответы по главам».148 Первая глава Стоглава начинается следующими словами: «В лето 7059-ое месяца февраля в 23 день быша сии вопроси… от благоверного и боговенчанного царя и государя и великого князя Ивана Васильевича… к отцу его Макарию… и ко всему священному собору».149 В конце 5-ой главы Стоглава сказано: «и о сих дозде Царевы вопросы».150 Приведенные места ясно показывают, что Стоглав смотрит на речи и вопросы, предложенные собору, как на произведения самого царя. Но в Стоглаве же есть косвенные указания на то, что в составе соборных определений – ответов на вопросы – вошло кое-что из «царских написаний». Так, например, в некоторых списках Стоглава в средине 49-ой главы, говорящей о беспорядках монастырской жизни, написано киноварью: «О том же от царского написания глава»151. В этой же главе попадается замечание, очевидно сделанное царем и свидетельствующее о принадлежности ему этого «написания». Вслед за изложением правил, которым должны подчиняться архимандриты и игумены относительно исхождения из монастырей прибавлено следующее: «А он нужных делех пишут (архимандриты и игумены) с слугами ко святителю, и святитель к нам доносит и аз (т. е. царь) повелеваю сие вскоре управляти»152 Окончание 49-й главы – обращение царя к собору с просьбой помогать ему, царю – молитвами и святыми подвигами, также, как справедливо полагает г. Жданов, доказывает принадлежность царю «написания» о беспорядках в монастырях.153 Весьма вероятно предположение г. Жданова, что и в состав 50–52 глав Стоглава также вошли отрывки из «царского написания», ибо в этих главах помещено в пространном изложении то, что в сокращенном виде уже содержится в 49-ой главе.154 К таким же «царским написаниям» г. Жданов находит возможным причислить также следующие главы: 7-ю, 9-ю, 11-ю, 17–20-ю и 69-ю.155 Трудно согласиться в этом случае с почтенным автором. Доводы его в защиту своего мнения не отличаются убедительностью. Глава 69-я приписывается царю на том только основании, что в ней о пошлине, собираемой в Москве с т. н. крестцового духовенства, сказано: «не вем, како уставися, кроме (т. е. вопреки) священных правил», и сверх того по самой редакции этой главы г. Жданов заключает, что был предложен царем вопрос о крестцовой пошлине и дан ответ, а затем при составлении Стоглава вопрос и ответ были слиты в одно целое. На это можно заметить, что указанные слова могут быть приписаны сколько царю, столько же, если не более, какому-нибудь епархиальному архиерею, который прибыв в Москву после более или менее продолжительного отсутствия из столицы поражен был беспорядками, господствовавшими среди крестцового духовенства. Едва ли можно себе представить, чтобы царь, постоянно живущий в Москве и имевший множество случаев ознакомиться с положением крестцового духовенства, говорилось о нем с таким удивлением, как будто увидел его в первый раз. Наконец, слова «кроме священных правил», показывает, что это говорит, скорее, какое-либо духовное лицо, а никак не царь, для которого, конечно, менее чем для какого-либо духовного лица, существовало оснований подвергать установление крестцовой пошлины сомнению о согласовании этой пошлины с священными правилами. Совершенно справедливо указывает г. Жданов на то, что в рассматриваемой главе мы имеем дело с вопросом и ответом, слитыми в одно целое. Но вопрос этот, по нашему мнению, предложен не царем, а каким-либо духовным лицом; и всего скорее, каким-либо епархиальным архиереем. Еще менее основательны соображения г. Жданова о принадлежности к «царским написаниям» глав 7-й, 9-й, 11-й, 17–20-й. Г. Жданов находит в них «странные особенности», которые и наводят его на мысль о том, что эти главы суть не что иное, как отрывок из какого-то «царского написания», служившего материалом при составление Стоглава. Эти «странные особенности» заключаются в следующем: по содержанию своему, говорит уважаемый автор, эти главы представляют собой нечто общее; все они наполнены выписками их церковного устава, определяющими правильный вид разных церковных обрядов и молитв. Между прочим, в 9-й главе отыскивается «по сущему (т. е. настоящему, правильному) переводу» правильное чтение начальных стихов 91-го псалма. Выражения, в каких формулировано здесь указание на разницы в чтении упомянутых стихов, чрезвычайно сходны с теми, какие употребляются и в царских вопросах: «и то бы, рассмотря, утвердити». Наконец, те же самые выписки из церковного устава повторяются и в некоторых вопросах 41-й главы. Вот и все «странные особенности»! Что все указанные главы по содержанию представляют нечто общее, в этом еще нет ничего странного. Да и в каком смысле понимает г. Жданов это «нечто общее»? В указанных главах говорится о весьма многих сторонах, касающихся богослужения и обрядов: здесь говорится и о звоне, и о совершении проскомидии; о том, когда отворяется и затворяется завеса у царских врат, и о том, как нужно крестить детей и венчать брак и т. п. Итак, та общность содержания рассматриваемых глав, которую так легко подмечает г. Жданов, является весьма трудно уловимой. Трудно также объяснить себе, почему от общности содержания этих глав нужно заключать к принадлежности их именно царю, как будто сам Стоглавый собор не мог изложить свои постановления в обобщенном и упорядоченном виде. Точно также, едва ли можно приписывать эти главы царю на том основании, что в них встречается совершенно общее выражение «и то бы рассмотря увтердити», которое, конечно, встречается во многих царских вопросах. Но это сходство столь ничтожно, что на основании его приписывать эти главы царю будет уже слишком смело. Что касается, наконец, сходства выписок из устава в указанных главах и в вопросах 41-й главы, то это также не представляет никакой «странной особенности». В Стоглаве очень много выписок и из устава церковного, монастырского и из св. Писания. Эти выписки нередко повторяются, так как о некоторых предметах в Стоглаве говорится во многих местах, причем часто повторяются одни и те же ссылки на св. писание и устав. Так, например, в Стоглаве не раз говорится о пьянстве, и всякий раз при этом приводятся слова апостола Павла: «не упивайтеся вином, в нем же есть блуд» и т. д. Эти слова повторяются в Стоглаве четыре раза (гл. 32-я, 49-я, 52-я и 92-я). Вообще надобно заметить, что г. Жданов готов видеть чуть ли не в каждой главе Стоглава отрывки, случайно уцелевшие от «царских написаний», которых во всяком случае было не так много, как думает г. Жданов. Тем не мене в некоторых главах Стоглава, указанных выше, нельзя не видеть следов «царских написаний», так что участие царя Иоанна Васильевича в ходе законодательных работ Стоглавого собора есть факт, не подлежащий ни малейшему сомнению. Но можно ли себе представить, чтобы 20-ти летний юноша царь, еще неопытный, не получивший образования, сообразного с его высоким назначением, еще недавно страстно предававшийся играм, забавам и развлечениям, мог один, без постороннего руководства, составить столь обширную и сложную программу церковных и государственных реформ, которую он представил Стоглавому собору? Можно ли в юном царе, даже признавая его природный ум и дарования, предполагать всестороннее знакомство со всеми отраслями государственной, общественной и церковной жизни, глубокий взгляд на современные ему потребности государства и церкви? А судя по программе, составитель ее должен быть знаком с этими потребностями, и притом знаком так хорошо, что ему были известны разного рода злоупотребления и даже суеверные обычаи, господствовавшие в отдаленных уголках обширного Русского царства, Он знал и жизнь мирян, и поведение черного и белого духовенства, ему были известны даже мельчайшие подробности богослужения и церковных обрядов. Таким образом, уже a priori можно сказать, что царь во всяком случае не один составлял эту программу, а при участии других лиц. Косвенное подтверждение высказанного предположения мы находим в самом Стоглаве. Вот что говорится в начале 6-й главы: «Некогда вниде в слухи боговенчанного и христолюбивого царя и государя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси самодержца, что по многим святым церквам звонят и воют не вовремя, кроме божественного устава, и многие церковные чины не сполна совершаются по священным правилам и не по уставу. Он же боголюбивый царь, о том таковая слышав, не просто вмени, но разжегся Духом Святым, вскоре повеле исписати о тех о многоразличных церковных чинах, которые не по уставу и не сполна по священным правилам совершаются, и вдаст на соборе отцу своему Макарию митрополиту всея Руси и повеле ему о всех тех церковных чинах, рассудив, указ учинити по божественному уставу и по священным правилам».156 Следовательно, вопросы, предложенные царем Стоглавому собору, были написаны не м самим, а кем-либо другим, но кем именно – об этом ни в Стоглаве, ни в других источниках не находится никаких указаний.

Итак, эти вопросы можно называть царскими не по тому, что они составлены самим царем, а потому, что они были изложены от его имени и им же были предложены собору. Впрочем, нельзя думать, что царь в составлении вопросов не принимал никакого участия; напротив, как увидим ниже, он даже вносил в эти вопросы свои собственные мнения, почерпнутые из наблюдения личного опыта. Хотя имена лиц, участвовавших в составлении вопросов, остаются неизвестными, тем не менее можно догадываться, от кого «вниде в слухи» царя известие о церковных беспорядках. Это было та «избранная рада», по выражению Курбского, которая с 1547 года, со времени чудесного исправления царя, окружала последнего и руководила всеми его действиями. Здесь нет надобности подробно разбирать вопрос об историческом значении этой рады: вопрос этот достаточно исчерпан историками русскими, хотя окончательно его решения, кажется, еще не последовало. Для нас важно в данном случае определить значение рады лишь в отношении ее к Стоглавому собору. По этому вопросу между учеными существует редкое единогласие: все исследователи Стоглава единодушно утверждают, что членам «избранной рады» принадлежит в большей или меньшей степени участие не только в составлении царских вопросов, но и вообще в подготовительных к Стоглавому собору работах и даже в самом созвании его. Разногласие между исследователями касается лишь степени этого участия со стороны того или другого члена рады. Из лиц, окружавших царя Иоанна Васильевича в эпоху Стоглавого собора, и принадлежавших к «избранной раде», только митрополит Макарий и благовещенский протоиерей Сильвестр оставили заметные следы своего участия в деле Стоглавого собора. Но были и другие лица, имевшие сильное влияние на царя, которые хотя и не принадлежали к раде, тем не менее были «негласными ее членами», по выражению г. Лебедева, ибо мнения этих лиц были совершено солидарны с мнениями членов рады. К этой категории принадлежал Максим Грек и особенно игумен Троицкого монастыря Артемий. Некоторые вопросы, возникавшие на Стоглавом соборе, имели связь с деятельностью и образом мыслей обоих этих лиц. Но, к сожалению, за отсутствием точных исторических данных, нельзя сказать с уверенностью, что все названные лица прямым образом оказывали влияние на ход подготовительных работ, на составление как царской программы, так и самых определений Стоглавого собора; мы не можем сказать, что именно эти лица составили и написали программу, предложенную царем Стоглавому собору. Тем не менее на основании некоторых современных собору исторических свидетельств и соображений относительно состава и характера определений Стоглавого собора, можно с достаточной вероятностью предполагать (но только предполагать) хотя и о косвенном, но все же весьма значительном участии этих лиц во всех названных работах. Нельзя не согласиться с мнением г. Жданова, что они «были главными и первыми собирателями того материала, который дал содержание царским вопросам. Эти лица не только говорили царю о беспорядках, на которые должен был обратить внимание Стоглавый собор, но и излагали свои замечания письменно, в виде посланий и отдельных записок. Таким образом, заключает г. Жданов, тому, кто должен был составить для собора список вопросов оставалось только выбрать и более или менее удачно расположить то, что предлагали указанные первоначальные материалы».157 К этим первоначальным материалам и к лицам, говорившим и писавшим царю о церковных беспорядках, и следует теперь обратиться.

Высшая государственная власть на Руси и высшая духовная власть, как известно, не только в XVI веке, но и ранее, находились в очень близких отношениях между собой. Между ними существовали отношения, подобные отношениям отца к сыну. Митрополит московский назывался обыкновенно, даже на официальном языке, богомольцем и отцом московского государя, а последний – государем и сыном первого. При таком положении вещей митрополиту обыкновенно сообщались все правительственные мероприятия. Понятно поэтому, что митрополит Макарий был, без сомнения, поставлен царем в известность относительно готовившегося в Москве собора о государственных и церковных исправлениях, и поскольку речь шла о последних, митрополиту, как духовному главе государства, принадлежала руководящая роль. Весьма вероятно предположение, высказанное покойным русским церковным историком, митрополитом Макарием, что самая мысль о созвании Стоглавого собора принадлежала преимущественно митрополиту Макарию, хотя в этом случае не отрицается влияние и других членов рады.158 Г. Лебедев, приписывая мысль о созвании собора для «исправления» церковного той же «избранной раде», о значении в этом отношении митрополита Макария высказывает следующее, вполне верное, соображение: «Если мысль об «исправлении» была результатом общей идеи царства, как центра православия, идея, действовавшая преимущественно в митрополите, то самая форма и характер «исправлений» обусловливались ближайшими обстоятельствами и лицами, их осуществлявшими».159 Что русское царство считалось центром православия после падения первого и второго Рима – об этом уже имели случай говорить. Митрополит, в качестве духовного главы этого центра православия, конечно, должен был принимать к сердцу все, что могло дурно или хорошо отразиться на этот центр. Что касается «ближайших обстоятельств», которыми, по мнению г. Лебедева, обусловливались форма и характер «исправлений», то они заключались в следующем. Из содержания царских речей нам уже известно, как смотрел Иоанн на Стоглавый собор; ближайшим поводом к созванию последнего было желание царя уврачевать те язвы, которыми страдал государственный организм в малолетство царя, благодаря дурному управлению бояр. При этом царь, находясь под влиянием известных событий 1547 года, стремился и сам исправиться в религиозно нравственном отношении, и других исправить. Но в то же время Иоанна, как царя, озабочивала еще другая мысль: как раз в эпоху Стоглавого собора велась война с Казанью, и велась очень неудачно. Кроме того, казна государственная, после смут боярского безначалия, находилась в весьма плачевном положении, так что продолжать войну было не на что. Изыскивая средства для поправления расстроенных финансов, царь конечно не мог не обратить внимания на богатство монастырей, на их огромные земельные владения. Как известно, с конца XV века велся и в литературе и в жизни ожесточенный спор двух партий, сторонников и противников владения монастырями недвижимыми имениями. На соборе 1503 года этот спор был решен в пользу первой партии, т. е. партии Иосифлян, несмотря на то, что сам в. к. Иоанн Васильевич по своим воззрениям склонялся, как полагают, в сторону партии противоположной. Внук хотел пойти в этом деле по стопам своего деда: Иоанн IV также принадлежал по своим взглядам на монастырские имения к т. н. «заволжским старцам», и опираясь на эту партию был не прочь пополнить оскудевшую государственную казну богатыми монастырскими имениями. Вопрос этот был, вероятно, не раз обсуждаем еще до Стоглавого собора в «избранной раде», из числа членов которой Сильвестр и Адашев были в этом случае совершенно солидарны с царем. Что касается митрополита Макария, то он, как увидим ниже, держался Иосифлянского образа мыслей. Однако царь, зная его мягкий и уступчивый характер, вероятно обратился к нему с просьбой поступиться частью митрополичьих имений в пользу государства, но встретил решительный отпор.

Незадолго до Стоглавого собора, Макарий написал царю замечательное послание, в котором целым рядом свидетельств из божественных правил и законов православных царей доказывал неприкосновенность церковных имений. Это послание сохранилось в одном сборнике XVI века160 под следующим заглавием: «Ответ Макария митрополита всея России от божественных правил святых отец седьми соборов, и поместных, и особо сущих святых отец, и от заповедей святых православных царей, к благочестивому и христолюбивому и боговенчанному царю, великому князю Ивану Васильевичу, всея Русии самодержцу, о недвижимых вещах, вданных Богови в наследие благ вечных».161 «Ответ» начинается следующими словами: «слыши и вонми, о боголюбивый и премудрый царю, и рассудив царски, душеполезные и вечная избери, а тленная и мимотекущая мира сего ни в чтож, царю, полагай, зане преходна суть, но едина и добродетель и правда пребывает в векы». Затем говорится, что начиная от первого святого царя Константина греческого и до последнего благочестивого греческого царя Константина же, никто не дерзал взять что-либо из церковных недвижимых имений и церковных вещей «бояся от Бога осуждения и от св. апостол, и от св. отец седми соборов, и св. отец поместных и особо сущих страшныя и грозныя и великиа ради заповеди». Греческие благочестивые цари не только не отнимали церковных имений, но и сами жаловали церквам и монастырям села, винограды и другие недвижимые имения в наследие благ вечных, выдавая в этих случаях грамоты с золотыми печатями. Далее после рассказа о почестях, какие воздавал Константин лаженному папе Сильвестру, приводится целиком известная дарственная запись Константина Сильвестру, помещенная также и в Стоглаве (гл. 60-я). По примеру Константина и другие благочестивые греческие цари крепко стояли против обижающих святые церкви. Переходя затем к благочестивому и христолюбивому российскому царствию, м. Макарий почти в тех же выражениях говорит, что начиная с князя Владимира и все благочестивые русские князья относились к церковным имениям так же как и греческие цари. Вслед за тем в послании, как и в Стоглаве (гл. 63), помещен церковный устав Владимира. После этого говорится о десятине, данной церкви Андреем Боголюбским, и о семи ярлыках, данных татарскими ханами московским митрополитам, причем приводится вполне ярлык хана Узбека, данный м. Петру. Обращаясь затем к царю Иоанну Васильевичу, м. Макарий просит его «свою царскую веру к Богу показати и велие тщание ко святым Божиим церквам и к святым монастырям», – не только не отнимать от них их недвижимых имений, но еще прибавлять от себя. Необходимость такого поведения царя доказывается почти теми же мотивами и в тех же выражениях, какие были употреблены раньше, когда шла речь о греческих царях. Послание оканчивается молением м. Макария к царю, чтобы последний не велел ничего взять из движимых вещей, данных в дом пресв. Богородицы и великих чудотворцев.

Уже давно замечено в литературе162, что «Ответ» м. Макария имеет большое сходство с теми местами Стоглава, в которых говорится о церковных и монастырских имуществах, в защиту неприкосновенности которых и в «Ответе» и в Стоглаве приводятся те же самые доказательства, и в тех же самых выражениях,163 что, конечно, может быть объяснено только сильным влиянием м. Макария на составление определений Стоглавого собора. Это видно уже из того обстоятельства, что главнейший вопрос, обсуждавшийся в «избранной раде» до собора, благодаря «Ответу м. Макария» был решен в пользу последнего и партии Иосифлян. Вопрос о монастырских недвижимых имениях на Стоглавом соборе прямо поставлен не был. Противоположная партия (нестяжателей) должна была ограничиться указанием на разного рода беспорядки в монастырской жизни и управлении монастырскими имениями на что действительно и было указано Стоглавому собору, как увидим ниже. Таким образом, деятельность м. Макария прошла не бесследной, в «избранной раде», когда в последней происходили предварительные совещания о предметах, обсуждавшихся впоследствии на Стоглавом соборе, и собирались материалы для составления царских вопросов.164 Об участии м. Макария в составлении последних мы скажем немного ниже, теперь же перейдем к другому влиятельному члену «рады», также вносившему свои материалы в эти вопросы, – знаменитому благовещенскому протоиерею Сильвестру. Ему приписывается послание к царю, усвоявшееся прежде митрополиту Даниилу.165 Оно написано около 1551 года, но еще до Стоглавого собора, и не прежде 1547 года.166 Большая часть послания посвящена обличению содомии, очень распространенной на Руси в первой половине XVI века, как это видно из постановлений Стоглавого собора, который не раз касался этого предмета (гл. 5, вопр. 29, гл. 26, 33, 36), а также из сочинений митрополитов Даниила и Макария, Максима Грека и других.167 Но в конце послания есть указания и на уклонения от церковных правил, причем эти уклонения и на уклонения от церковных правил, причем эти уклонения как справедливо доказывает г. Жданов, имеют большое сходство с соответствующими местами царских речей и вопрсоов на Стоглавом сборе.168 Таковы, например, обличения брадобрития169, ложной клятвы170, бесчинного стояния в церкви171, неправильного перстосложения для крестного знамения172.

Из лиц, не принадлежащих к «избранной раде», но также вносивших материалы для царской программы, посредством посланий к царю, следует упомянуть об игумене Троицкого монастыря Артемие, который находился в близких отношениях к Сильвестру, и принадлежал, подобно последнему, к партии нестяжателей. Будучи обвиняем в ереси, Артемий в 1553 году написал царю послание, из которого видно, что раньше 1553 года Артемий написал царю «на собор» (т. е. для собора) другое послание, в котором говорилось о беспорядках монастырской жизни и о неприличии для монастырей владеть недвижимыми имениями. По мнению г. Жданова, Артемий писал это послание именно для собора Стоглавого,173 на котором присутствовал и сам Артемий, как думает г. Лебедев, хотя имя его и не упоминается между членами собора.174 Тотчас после окончания собора Артемий был сделан игуменом Троицкого монастыря.175 Остается теперь сказать несколько слов о влиянии Максима Грека на «избранную раду» в то время, когда в ней подготовлялись материалы для царской программы. Известно, что многочисленные сочинения Максима, образованнейшего из партии нестяжателей, были известны и царю и митрополиту, и другим членам интимного царского совета, уважавшим Максима. Нельзя не согласиться с г. Беляевым, что «сочинения этого замечательного писателя XVI века очевидно влияли на Стоглав чрез царя и, может быть, чрез самого митрополита Макария».176 По мнению того же ученого, Максим Грек своими сочинениями вызвал Стоглавый собор на рассуждение о следующих предметах177: 1) о пристрастии русских к астрологическим учениям178; 2) о волховании и чародеянии при судебных поединках179; 3) о зазорном поведении духовенства;180 4) о не соблюдении монахами монастырского устава181; 5) о монастырских имениях и управлении182. Сюда же нужно присоединить вопрос о тафьях безбожного Махмета, в которых православные стоят даже в церкви183, и вопрос об исправлении богослужебных и священных книг.184 В литературе было высказано предположение, что Максим Грек, долго путешествовавший по западу и получивший там высшее образование, служил у нас проводником двух влияний: восточного и западного. Перове, принималось, второе, если не совсем отвергалось, то принималось с ограничениями.185 Действительно, в самом Стоглаве не раз встречаются указания на достойные подражания обычаи царствующего града (Константинополя), святой горы (Афонской), Иерусалима и даже Египта и других восточных стран186, причем говорится, что обычаи эти были наблюдаемы бывшими в тех местах иноками и мирянами187. А известно, что Максим Грек долгое время жил в одном из Афонских монастырей и вероятно был знаком с иноческой жизнью и других восточных стран. Отголосок западноевропейского влияния видят, например, в резком протесте Максима Грека против существовавших у нас судебных поединков, тогда как на западе в первой половине XVI века они почти совсем прекратились.188 Стоглавый собор также вооружается против них, но отнюдь не отрицает их совершенно; он требует только, чтобы на судебные поединки не призывались лица духовные (за исключением дел о душегубстве и разбоя с поличным, в которых поле допускалось и для духовных лиц) и запрещает под страхом царской опалы и церковного отлучения, производить чародейства и волхования во время поединков.189 Относительно указанного мнения надо заметить, что проводником восточного влияния был не один Максим Грек. Русские Монахи и миряне часто совершали путешествия по восточным святым местам или с благочестивой целью, или будучи посылаемы московскими государями с богатыми дарами разным восточным обителям, а еще чаще являлись к нам из тамошних монастырей монахи за милостыней, вместе с греческими архиереями.190 Равным образом и западное влияние могло проникать к нам не чрез одного Максима, а вообще чрез знакомство русских людей с жизнью запада, что происходило различными путями (путешествия, посольства, иноземцы в России). Заслуга Максима заключается только в том, что он был выразителем мнений известно части русского общества. Весьма важно также то обстоятельство, что в сочинениях Максима Грека, как доказывает г. Лебедев, встречаются рассуждения о таких предметах, которые принято считать чисто русскими измышлениями, утвержденными на Стоглавом соборе, а именно статьи о брадобритии, сугубой аллилуйе, двуперстном крестном знамении и чтении восьмого члена Символа веры о Св. Духе.191 Впрочем, это мнение г. Лебедева нужно принимать с большой осторожностью. Из всего сказанного о Максиме Греке следует несомненно, что сочинения его внесли весьма много материала в царскую программу, данную Стоглавому собору. Присутствовал ли на последнем сам Максим в точности не известно; но вероятно Максим не был на этом соборе, ибо, как доказывает преосв. Макарий, уже после Стоглавого собора, с Максима было снято церковное запрещение, наложенное на него как обвиненного в неправославии, и, следовательно, до этого времени он не мог присутствовать в качестве члена ни на каком соборе. Тогда же, в 1551 году Максим был переведен в Троицкий монастырь, между прочим, по просьбе игумена этого монастыря Артемия, а последний, как нам известно, сделался игумена уже после окончания заседания Стоглавого собора.192

Глава VIII. «Неисправления», замеченные епископом Кассианом, как материал для царской программы

Мы видели, какие лица подготавливали материалы для предметов, которые должны были впоследствии подлежать обсуждению на Стоглавом соборе. Многие важнейшие вопросы, предложенные потом собору, были или только затронуты, или же разработаны более или менее тщательно в интимном кружке, окружавшем царя Иоанна Васильевича, и теми лицами, которые имели связи с этим кружком и с самим царем. По всей вероятности, в этом же царском совете была составлена и окончательно редактирована первая группа царских вопрсоов, в числе 37. Ниже мы представим возможные предположения о том, кто именно принимал участие в этом деле или, по крайней мере, какие партии, теперь же мы считаем необходимым заметить, что предварительное обсуждение государственных и церковных беспорядков и проектирование мероприятий против них сосредоточивались не в одной только «избранной раде», включая в нее лиц, тесно к ней примыкавших по своему положению, но и в среде тогдашней высшей иерархии. Есть основание предполагать, что по крайней мере, один из современных Стоглавому собору русских епископов составил список церковных «неисправлений», на которые, вероятно, он и обратил потом внимание отцов собора, так как между «неисправлениями» и некоторыми местами Стоглава существует большое сходство, как увидим ниже. В одном сборнике XVI века, принадлежавшем Волоколамскому монастырю, а потом – Московской Духовной Академии, г. Тихонравов нашел небольшую статью неизвестного русского архипастыря, которая перечисляет 16 «неисправлений». Статья эта очевидно составлена еще до Стоглавого собора, ибо в противном случае автору ее незачем было бы говорить о «неисправлениях», которые уже обсуждались на соборе и против которых уже были приняты меры. Статья не имеет заглавия и об авторе ее ничего не говорится в сборнике. Последний принадлежал, как предполагает г. Тихонравов, одному из влиятельнейших членов Стоглавого собора и именно известному нам Кассиану, епископу Рязанскому и Муромскому, который, вероятно, и был автором статьи о «неисправлениях».193 Она начинается так: «Божьей благодатью и Пречистыя Богородицы помощию обретох во истинней области многая неисправления, яже есть неугодно Богу и не полезно души». Затем перечисляются следующие 16 «неисправлений»: 1) ложно крест целуют194; 2) клянутся именем Божиим в шутках195; 3) мастера иконные пишут иконы «не по образу», не приносят их «на собор», и таким иконам поклоняются православные196; 4) книжные переписчики, написав книгу не исправляют ее, и по таким книгам совершается служба в церквах197; 5) едят запрещенное в Великий пост и Апостольский; 6) владельцы холопов оставляют их после своей смерти своим детям, а архиепископы утверждают такие распоряжения198; 7) детей крестят до шести недель после рождения, и крещенный чистый младенец нечистую матерь сосет; 8) многие кумовья и кумы одного младенца крестят мзды ради199; 9) сквернословят в ссорах и шутках200; 10) долго не женятся, а живут блудно201; 11) бороды бреют и усы рвут, образу Божию поругаясь, вере сопротивляясь и превращаясь в женский образ202; 12) многие священники переходят невозбранно от одной церкви к другой и служат203; 13) священники оставляют свои церкви и нанимаются служить в других церквах204. Священнику подобает быть мужем единой обрученной невесты205 14) играют в шахматы, тавлеи и лики206; 15) на свадьбы призывают священников с крестами, и скоморохов с дудами207 и перед венчанием не постятся; 16) попы вдовцы держат у себя жен и служат, а другие попы вдовцы постригаются в монахи и служат208. Статья оканчивается выписками из Св. Писания, грозящими проклятием всем уклоняющихся от заповедей Господних.

Как видно из приведенных нами ссылок на соответствующие места Стоглава, почти все «неисправления», намеченные Кассианом в его статье, были приняты к сведению членами Стоглавого собора. Но отсюда еще не следует необходимо, что влияние Кассиана на определения собора было очень обширно; мы не имеем никаких сведений об участии Касиана в совещаниях «избранной рады», где вырабатывались первые царские вопросы (37), которые были составлены до собора. А большинство «неисправлений», указываемых Кассианом, имеет сходство именно с этой группой вопросов. По всей вероятности «неисправления» эти были не слишком большой редкостью, а потому они могли быть известны не одному Кассиану, а и многим другим, и между прочим, тем лицам, которые составляли царскую программу. Этой распространенностью «неисправлений» и объясняется сходство между ними и соответствующими местами Стоглава. Что касается т. н. вторых царских вопросов (32), то участие Кассиана в составлении их весьма вероятно, ибо вопросы этой группы, как увидим ниже, были составлены во время самого собора членами высшей иерархии (а следовательно, и Кассианом) с митрополитом Макарием во главе. К истории составления царской программы мы теперь и обратимся.

Глава IX. История составления самой программы; составление т. н. «первых» царских вопросов в «избранной раде». Гипотеза г. Лебедева

Материалы для царских вопросов, как мы уже знаем, были разрабатываемы членами окружавшей царя «избранной рады». Здесь же, можно предполагать, были составлены и царские вопросы в том виде, в каком они были позднее представлены Стоглавому собору. Кем именно были составлены вопросы – об этом ничего положительного сказать нельзя вследствие отсутствия точных источников данных. Поэтому все суждения о лицах, составлявших эти вопросы, будут не более, как только предположения, более или менее вероятными. В русской ученой литературе, посвященной Стоглаву и Стоглавому собору, вообще принимается за несомненное, что вопросы царя составлены известной «избранной радой» при участии царя.209 Но относительно самого хода и характера работ «рады» в этом направлении в литературе нашей долгое время не существовало никаких исследований. В эту темную область впервые ясный свет внесен был г. Ждановым, который превосходно изобразил подготовительные работы к Стоглавому собору.210 Большая заслуга в этом отношении принадлежит также г. Лебедеву, который высказал весьма вероятные предположения о составлении царских вопросов и соборных ответов, основываясь на внимательном изучении самого внешнего вида Стоглава и подробном рассмотрении содержания отдельных его постановлений, при сравнении их с идеями лиц, участвовавших на Стоглавом соборе.211 Выводы г. Лебедева не могут однако претендовать на безусловную достоверность по следующей причине: список соборных деяний 1551 года в подлинном виде до нас не дошел и, следовательно, ход соборных рассуждений, тот путь, которым вырабатывались соборные определения, – не известен. Но что же говорится о деяниях собора в самом Стоглаве? Ведь он есть акт официальный, и, следовательно, в нем должны находиться сведения о деяниях собора. Действительно, эти сведения имеются в нем, но они скудны: в Стоглаве говорится только о действиях царя на соборе, а после собора о действиях бывшего митрополита Иоасафа. Тем не менее г. Лебедев находит возможным восполнить этот пробел, пользуясь указанными способами и делая при этом необходимые предположения и догадки. Соглашаясь с основными положениями г. Лебедева, мы изложим здесь только сущность его воззрений, отсылая интересующихся к его весьма интересному исследованию. При этом считаем нужным присовокупить, что гипотеза г. Лебедева будет изложена нами с поправками и дополнениями и в более ясном и обобщенном виде.

Припомним сказанное нами ранее о том, как смотрел на Стоглавый собор царь Иоанн Васильевич. Он преследовал две цели: с одной стороны, он хотел воспользоваться собором как средством для нравственно-религиозного исправления своих подданных, с другой – осуществить цели государственно-финансовые и государственно-церковный вопрос того времени – вопрос о церковных имениях – как мы видели, был еще до собора, благодаря «Ответу» м. Макария, решен в смысле сохранения существовавшего порядка вещей. Итак, этого вопроса царь уже не мог ставить на соборе прямо, но мог по поводу его касаться многих сторон монастырской жизни и монастырских порядков и святительского управления, ибо все эти стороны тесно примыкали к вопросу о монастырских имениях. У тому же партия нестяжателей, к которой принадлежал и царь, была в «избранной раде» слишком сильна, чтобы оставить этот вопрос совершенно незатронутым. Мы знаем уже, что к этой партии принадлежали Сильвестр и Адашев, к которым нужно присоединить Максима Грека и игумена Артемия. Таким образом, партия Иосифлян имела в совете царя только одного представителя – митрополита Макария. Это соотношение двух названных партий и надо всегда иметь в виду, когда речь идет о составлении царских вопросов и соборных ответов. «Внутренняя история Стоглава, – говорит г. Лебедев, – есть история взаимодействия и борьбы противоположных воззрений этих двух партий. Преобладание той или другой определяло и характер исправлений на Стоглавом соборе».212 Исходя из противоположных взглядов и стремлений партий нестяжателей и Иосифлян, можно предполагать, что составление т. н. первых царских вопросов происходило в «избранной раде» следующим образом. Потерпев неудачу в вопросе о монастырских имениях, партия нестяжателей, с царем во главе, принялась за обличение разного рода беспорядков в монастырском и святительском управлении, а партия Иосифлян, в лице м. Макария, единственного ее представителя в царском совете, стала указывать на печальные явления в жизни белого духовенства и мирян, касающихся богослужения. Первая партия преследовала в своих вопросах интересы нравственные, а чаще интересы государственно-финансовые, – интересы общественного блага и царской казны. Вторая – интересы народной нравственной вообще, а не одной монашеской благочиния в белом духовенстве, а также интересы богослужебные, прямым образом к государю и государству не относящиеся. И в самом деле, если внимательно присматриваться к содержанию т. н. первых царских вопросов, то не трудно заметить в них две группы вопросов, по содержанию друг другу противоположных, из которых одна группа принадлежала царю и партии нестяжателей, другая митрополиту Макарию. Действительно, царь и его единомышленники составили целый ряд вопросов, относившихся к монастырской дисциплине и святительскому управлению. Так, 2-ой вопрос даст понять о злоупотреблениях при сборе пошлин за выдачу антиминсов, пошлин, собиравшихся в казну архиереев их чиновниками, которые, вероятно, и чинили эти злоупотребления. На то же указывает 4-й вопрос о знаменах венечных, при выдаче которых архиерейские чиновники также, вероятно, поступали не совсем безгрешно. Вопрос 7-ой обращается к святителям с такими словами: «У вас же убо святителей бояре и дьяки и тиуни и десятильники, и недельщики, судят и управу чинят неправо и волочат и продают с ябедники содного. А десятильники попов по селом продают без милости, и дела сставливают с ябедники содного, и церкви от десятильников и от их великих продаж стоят многие пусты без пения и попов нет». В 8-м вопросе обличается немонашеская жизнь тех, которые постригаются «покоя ради телесного, чтобы всегда бражничать и по селам ездить прохладу для». Здесь же обличаются архимандриты и игумены, достигающие власти подкупом, держащие в монастырях своих родственников и содержащие их на счет монастыря, тогда как братия монастырская бедствует, и в монастырях укореняются разные пороки и беспорядки: по кельям ходят жонки, девки и ребята молодые, чернецы ездят по селам без зазору. Вопрос 9-й обращает внимание собора на «волчащихся» по миру монахов и монахинь, или живущих около мирских церквей. В 10-м вопросе говорится о выкупе пленных, причем ясна задняя мысль царя, с какой он предлагал этот вопрос: он очевидно желал привлечь богатых владык и монастыри к участию в этом благочестивом деле своими достатками. Вопрос 12-й касается злоупотреблений в управлении богадельнями, находившимися в ведении святителей, причем и в этом вопросе видно намерение царя снять часть расходов на богадельни с царской казны и возложить ее на казну владык и монастырей. В 13-м вопросе снова говорится о «волчащихся» чернецах и черницах, а также мирянах и попах, странствующих по миру с иконами для сбора подаяний на построение храмов. В 15-м вопросе опять затрагивается интерес государственной казны, из которой было много выдано угодий монастырям, а между тем в последних замечается запустение и оскудение, вследствие беспорядков в монастырском управлении. Вопрос 16-й доказывает, что церквам и монастырям не приличествует давать деньги в рост, а хлеб в «насп». В 17-м вопросе говорится о безмерном пьянстве в монастырях. В 18-м вопросе говорится о вдовых священнослужителях, об уложении соборном относительно их при деде царя и об ослаблении церковной дисциплины в Новгороде и Пскове при архиепископе Феодосии. Вопрос 19-й обличает попрошайничество монахов, странствующих по миру с иконами для сбора денег на сооружение церквей, и выпрашивающих у царя земли и руги, а между тем все собранное затем пропивается. Вопрос 20-й указывает на необходимость избирать в священники и игумены лиц достойных. Вопрос 29-й («о непокаянии грех наших») по содержанию совершенно сходен с некоторыми местами 3-й речи царя на соборе. В вопросе 30-м опять имеются в виду интересы государственной казны: из нее выдается церквам придельным и соборным руга хлебом, деньгами, воском, свечами, а между тем в этих церквах служба совершается только раз в год.

Тот же государственный интерес преследуется и в следующем, 31-м, вопросе. Здесь царь говорит, что в его малолетство многие монастыри, и притом далеко не бедные, имеющие села и иные доходы, не довольствуясь единовременными выдачами из царской казны денег, хлеба, соли, свечей, меда и пшеницы, производившимися при в. к. Василии Ивановиче и в. к. Елене, незаконно превратили эти выдачи из единовременных в постоянные. Точно также поступали причты некоторых церквей, также не бедных, имевших и села, и огороды, и сады, и пожни, ко вреду других малоприходных церквей и убогих монастырей. Следующие затем два вопроса этой группы (33-й и 34-й) касаются некоторых разностей в богослужении, замеченных самим царем в Москве, а также в Новгороде и Пскове, в бытность его в этих городах. Последний вопрос – 37-й, обличает совместное пребывание в монастырях и монахов и монахинь, и мирян и белого духовенства. Таким образом, из 37 т. н. первых царских вопросов царю и партии нестяжателей можно приписать составление следующих 20-ти вопросов: 2-го, 4-го, 7–10-го, 12-го, 13-го, 15–20-го, 29–31-го, 33-го, 34-го и 37-го. Некоторые из этих вопрсоов могли быть составлены самим царем, судя по встречающимся в них замечаниям царя: «из нашей казны» (вопр. 12-й и 30-й), «у меня припрашивают» (вопр. 15-й), «у меня земли и руги просит» (вопр. 19-й), «отец мой князь великий Василий Иванович» (вопр. 31-й), «матушка в приказ давала» (там же), «в нашем царстве на Москве» (вопр. 33-й), «в нашем царстве, как есми был в Новгороде в великом и во Пскове» (вопр. 34-й). Сюда же, как нам кажется, нужно присоединить 18-й вопрос («при деде моем», «по маткин живот»), который неправильно отнесен г. Лебедевым к категории вопросов, составленных митрополитом Макарием. Точно также и вопрос 37-й, по нашему мнению, принадлежит скорее царю и его партии, чем м. Макарию, как полагает г. Лебедев. Уже по выражению «в нашем царстве на Москве» можно думать, что это говорит сам царь. Кроме того, в этом вопросе обращается внимание на беспорядки в монастырской жизни, что замечается и в других вопросах, составленных царем и партией нестяжателей. Царю же несомненно принадлежит и 29-й вопрос (о котором г. Лебедев совершенно умалчивает), так как он по содержанию, тону и основной мысли вполне сходен с 3-ей речью царя на соборе. Вопрос 20-й, о котором г. Лебедев также ничего не говорит, вероятно составлен царем, ибо составитель этого вопроса был несомненно мирянин, что видно из слов вопроса: «было бы от кого мирской чади страх и наказание». Следовательно, составитель вопроса – мирянин – противополагает себя немирянам, т. е. духовным лицам. Итак, этот вопрос составлен кем-либо из светских членов «избранной рады». Но так как об участии именного этого рода членов «рады в составлении царских вопросов никаких известий не имеется, то вернее всего будет приписать этот вопрос самому царю. То же нужно сказать и о 8-м вопросе, написанном очевидно светским лицом, как видно из заключительных слов вопроса: «ино от нас от мирской чади чего добра чаяти». Следовательно, вопрос 8-й, подобно 20-му, составлен или каким-либо светским членом «рады», или, вернее, самим царем. Что касается 2-го вопроса (о том, чтобы в церквах все совершалось по уставу и об учреждении поповских старост), то он, как нам кажется, мог быть составлен всей «радой», без различия партий, так как в этом вопросе преследуются цели, достижение которых, без сомнения, было желательно для обеих партий.

Итак, из указанных 20-ти вопросов самим царем, при участии членов «рады», составлены следующие 12 вопросов: 8-ой, 12-й, 15-й, 18-й, 20-й, 29-й, 31-й, 33-й, 34-й и 37-й. Остальные 8 вопросов (2-й, 4-й, 7-й, 9-й, 10-й, 13-й, 16-й и 17-й) составлены партией нестяжателей при участии царя. Что касается содержания рассматриваемых вопросов, то мы уже заметили, что предметом их служат почти исключительно беспорядки в святительском и монастырском управлении и монастырской жизни. Действительно, вопросы 2-й, 4-й, 7-й и 12-й в сильных выражениях обличают злоупотребления архиерейских чиновников, причем, конечно, косвенно осуждаются и сами архиереи, не наблюдающие за действиями своих подчиненных. Г. Лебедев вполне справедливо замечает, что «обличения епископов в программе царя вообще слабее, нежели в других памятниках тогдашнего времени». «Более мягкая картина епископских нравов, – продолжает уважаемый автор, – начертана в программе потому, что в совещаниях «рады» участвовал Макарий. Не будь его, останься там государь, Адашев, Сильвестр, Артемий, Максим, – дело вышло бы вероятна не так».213 О беспорядках в монастырской жизни и управлении говорится в вопросах 8-м, 9-м, 13-м, 15–17-м, 19-м, 20-м, 31-м и 37-м, но в некоторых из них говорится не об одних монахах, но и о мирянах (вопр. 13-й), в других о монахах, белом духовенстве и мирянах (вопр. 37-й), в третьих – не только о монастырском, но и о церковном управлении (вопр. 16-й). Некоторые вопросы касаются только церковной дисциплины (18-й и 30-й), хотя в вопросе 18-м косвенно обличается и небрежность святительского управления по надзору за вдовыми священнослужителями. Интерес государственный – интерес казны государственной, и общественного блага, преследуется в вопросах 10-м, 12-м, 15-м, 19-м, 30-м и 31-м, причем только один 10-й вопрос (о выкупе пленных) имеет в виду этот интерес непосредственно, хотя, по-видимому, он преследует ближайшим образом цель благочестивую; в других же вопросах государственный интерес поставлен в связи с беспорядками в святительском управлении (вопр. 12-й), монастырском (вопр. 15-й), церковном и монастырском (вопр. 19-й и 31-й), церковном (вопр. 30-й). Наконец, два вопроса (33 и 34) касаются исключительно стороны богослужебной, и один (вопр. 29-й) – нравственности вообще.

Если теперь внимательно присмотреться к содержанию вопросов, составленных царем при участии его советников, и с другой стороны – составленных последними при участии царя, то окажется, что из 12-ти вопросов почти половина, а именно 5 вопросов, преследует государственные интересы: 12-й в связи с беспорядками святительского управления, 15-й монастырского, 30-й церковного, 19-й и 31-й церковного и монастырского. Вопросы 8-й, 20-й и 37-й касаются только одних беспорядков в монастырской жизни и управлении. Таким образом, эта рубрика занимает второе место (3 вопроса) в вопросах самого царя. Два вопроса (33-й и 34-й) говорят о богослужении; один вопрос (18-й) иметь в виду церковную дисциплину, косвенно нападая на небрежность святительского управления и, наконец, также один вопрос (29-й) преследует нравственные задачи. Таким образом, в вопросах царя видную роль играет государственный интерес (5 вопросов из 12, хотя и поставленный в связь с беспорядками святительского, монастырского и церковного управления, что также занимает в вопросах царя не последнее место (3 вопроса из 12). Наименьшее внимание в этих вопросах посвящено предметам богослужебным (2 вопроса из 12), а также церковной дисциплине и христианской нравственности (по одному вопросу).

Иной характер имеют вопросы, составленные «радой» при участии царя. В них преобладают вопросы, в которых говорится о беспорядках в монастырской жизни и управлении. Этому предмету посвящена ровно половина вопросов, а именно 9-й, 13-й, 16-й и 17-й. Но зато один из вопросов, составленных «радой», имеет чисто государственный характер, а именно вопрос 10-й (о выкупе пленных). Весьма естественно предположить, что 20-ти летний царь еще не настолько был знаком с государственной мудростью, чтобы уметь отвлекать чисто государственные интересы и цели от других, соприкасающихся с ними, интересов и целей. Остальные 3 вопроса этой категории (2-й, 4-й и 7-й) говорят о злоупотреблениях архиерейских чиновников. Обращаемся теперь к рассмотрению второй группы первых царских вопросов. Мы уже сказали, что эта группа вопросов составлена в царской «раде» м. Макарием и совершенно противоположна первой группе как по содержанию, так и по цели. В этом мы убедимся, познакомившись ближе с вопросами, составленными м. Макарием.

Вопрос 3-й говорит об иконном писании «по образу и по подобию и по всякому существу» и об иконописцах. В 5-м вопросе говорится описании божественных книг с неисправленным переводом, а в 6-м вопросе о небрежном обучении детей грамоте. Вопрос 11-й обличает суеверный обычай просвирней нашептывать над просвирами, подобно колдунам в Чудской земле. Затем эти просвиры уже не приносятся в церковь для проскомидии, а раздаются священниками народу, как бы уже освященные. Вопрос 14-й восстает против жалованных несудимых грамот, освобождавших от епископского суда черное и белое духовенство того или другого монастыря или церкви, с подчинением их суду Московского государя или его бояр. Вопрос 21-й осуждает обычай стоять в церкви в тафьях и шапках, заводить разговоры в церкви во время богослужения. В 22-м вопросе обличается бесчинное поведение священнослужителей в церкви (пьянство, драка до кровопролития). Вопрос 23-й вооружается против обычая священнослужителей не обличаться в священные одежды для совершения богослужения и исправления треб. Вопрос 24-й строжайше запрещает пономарям и дьячкам, вступившим во второй или третий брак, входить в алтарь и прикасаться к священным вещам. Вопрос 25-й запрещает брить голову, бороду и усы, и носить иноземное платье. В вопросе 26-м говорится о неправильном крестном знамении. В вопросах 27-м и 28-м обличаются православные христиане, дающие ложную клятву и бранящиеся скверными словами. Вопрос 32-й запрещает есть давленину. В 35-м вопросе говорится о кресте, водружаемом на церквах. Вопрос 36-й запрещает вносить в алтарь кушанья и напитки. Таким образом, митрополиту Макарию можно приписать составление следующих 16-ти вопросов: 3-го, 5-го, 6-го, 11-го, 14-го, 21 – 28-го, 32-го, 35-го и 36-го. Большая часть их касается разных беспорядков относительно предметов богослужебных и тех, которые с ними тесно связаны (вопросы 3-й, 5-й, 6-й, 26-й, 35-й и 36-й). Второе место отведено вопросам, обличающим суеверные обычаи и нехристианскую жизнь мирян (вопросы 21-й, 25-й, 27-й, 28-й и 32-й). Из остальных пяти вопросов четыре (вопр. 11-й, 22 – 24-й) преследуют бесчинное поведение и небрежность белого духовенства, и один вопрос (14-й) касается святительского суда. Мы видели, что партия нестяжателей в своих вопросах обращала преимущественно внимание на беспорядки в жизни монахов и управлении монастырском и святительском. Партия Иосифлян, в лице м. Макария, не осталась в долгу пред противниками и с своей стороны стала указывать на беспорядки в жизни белого духовенства и мирян. Первая партия часто преследует государственные интересы, и редко говорит о богослужебных предметах, вторая почти не касается государственных интересов (за исключением 14-го вопроса), но за то многие вопросы ее имеют в виду цели литургические. Итак, исходя из противоположных воззрений и стремлений двух партий, на которые разделились члены «избранной рады», составлявшие программу, можно прийти к тому заключению, что рассмотренные нами вопросы второй группы должны принадлежать партии Иосифлян, т. е. митрополиту Макарию, как единственному ее представителю в совете царя. В частности, нельзя не заметить, что вопросы касательно богослужебных предметов, занимающие в этой группе первое место, должны принадлежать именно м. Макарию, как высшему блюстителю церковного благочиния. Но вопросы этого рода должны были быть близкими сердцу митрополита и по другой причине: мы уже знаем об особенной склонности Макария к занятиям именно этими любимыми им предметами. Известно, например, что он был знаком с иконописным делом и сам поновлял старые иконы.214 Книжному делу он был страстно предан: он не жалел трудов и денег при составлении своих Миней.215 Разные суеверные обычаи, существовавшие в Чудской земле (вопр. 11), и в Новгородской и Псковской (вопр. 36-й) должны были быть особенно хорошо известны Макарию, который долгое время был в этих местах сначала архимандритом, а потом архиепископом.216 По поводу стояния в церквах в тафьях и шапках (вопр. 21) Макарий еще до Стоглавого собора переписывался с Максимом Греком и Алексеем Адашевым.217 Горячий поклонник Иосифа Волоцкого, Макарий с особенной строгостью следил за точным исполнением постановлений собор 1503 года о вдовых священнослужителях.218 Этим отчасти объясняется принадлежность Макарию 24-го вопроса. Бритье бород и усов (вопр. 25-й) он строго запрещал, считая этот обычай латинской ересью.219 Вопрос о крестном знамении (26-й) также сильно занимал его, как увидим ниже. Из вопрсоов рассмотренной группы особенную важность имеет вопрос 14-й о жалованных несудимых грамотах, которыми московские государи освобождали от епископского суда некоторые монастыри и церкви в той или другой епархии с подчинением их суду самого государя московского или его бояр, во всех делах, кроме, разумеется, духовных дел, которые всегда подлежали суду епископа и его органов. Составлен ли этот вопрос, как и прочие, митрополитом Макарием, или кем-либо другим! По мнению г. Лебедева, вопрос этот предложен не Макарием, а каким-либо провинциальным архиереем, и притом не Иосифлянином. С этим мнением нельзя согласиться. Доказательства г. Лебедева в этом случае не убедительны. Он говорит, что м. Макарий не мог предложить этот вопрос потому, что раньше, когда он был еще архиепископом Новгородским, жалованная несудимая грамота, выданная в. к. Василием Ивановичем игумену Хутынского монастыря Феодосию (впоследствии – архиепископу Новгородскому), не повредила добрым отношениям между Макарием и Феодосием. Отсюда как будто следует, что Макарий в принципе не отвергал существования несудимых грамот, вполне признавая их законность. Но из одного этого частного случая еще нельзя выловить общего правила. Макарий вполне мог не признавать законной выдачу несудимых грамот, но сделать из этого правила исключения в пользу своего задушевного друга – Феодосия. Другой пример, приводимый г. Лебедевым, о ссоре Иосифа Волоцкого с Новгородским архиепископом Серапионом, совсем не подходит сюда: в нем нет и речи о какой бы то ни было несудимой грамоте. Спор возник из-за перехода монастыря Волоколамского от удельного князя Федора Борисовича Вологодского к в. к. Василию Ивановичу.220 Если согласиться с г. Лебедевым, что вопрос о несудимых грамотах предложен не Макарием, а каким-либо провинциальным архиереем, не Иосифлянином, то нужно будет признать, что этот провинциальный архиерей – не иной кто, как известный нам Кассиан, епископ Рязанский и Муромский, ибо между членами Стоглавого собора, на котором присутствовали все тогдашние провинциальные архиереи, он один держался воззрений заволжских старцев. Но нет решительно никаких оснований приписывать этот вопрос именно Кассиану. Сам г. Лебедев признает, что в вопросе о несудимых грамотах имеется в виду интерес епископский, так как выдача подобных грамот, лишая епископов права суда их и пошлин, неразрывно связанных с судом. Следовательно, в выдаче несудимых грамот должен был быть заинтересован всякий епископ, будь он Иосифлянин, или нет, ибо для всякого епископа с выдачей несудимых грамот соединялся интерес финансовый, очень чувствительный для древнерусских владык. Поэтому вопрос о несудимых грамотах мог быть составлен и не Кассианом. Но так как первые царские вопросы составлены в «избранной раде» до Стоглавого собора, и об участии других иерархов, кроме м. Макария, в составлении их мы не имеем никаких сведений, то остается признать, что вопрос о несудимых грамотах составлен именно митрополитом Макарием, который будучи митрополитом Московским и всея России, в то же время в своей собственной епархии ничем не отличался от прочих архиереев, а следовательно, и он имел основания быть против выдачи жалованных несудимых грамот.

Глава X. Отношение членов Стоглавого собора к т. н. «первым» царским вопросам и объяснение этого отношения различием воззрений и стремлений двух господствовавших на соборе партий

В предыдущей главе мы представили внутренний ход и характер действий «избранной рады», приготовлявшей программу для Стоглавого собора. Эта программа, как мы знаем, и была ему предложена царем тотчас после торжественного открытия соборных заседаний 23-го февраля 1551 года. За отсутствием полного списка деяний собора, мы не можем представить полную картину всего, что говорилось и делалось на соборе, пользуясь теми немногими данными, которые сохранились в Стоглаве. Только после внимательного изучения ответов собора на царские вопросы и сравнения первых с последними можно прийти к предположениям (но опять только предположениям) и о самом ходе соборных деяний и об отношениях между заседавшими на соборе членами, причем будет видно и то, как была выполнена царская программа. Исходной точкой в этом деле будет служить для нас гипотеза г. Лебедева.221

Царские вопросы, в числе 37-и целиком помещены в 5-ой главе Стоглава. В следующих главах, начиная с 6-й и кончая 40-й, приводятся ответы собора на вопросы. В своем месте мы изложим содержание этих ответов, равно как и вопросов, в более подробном виде, здесь же мы покажем, в каком отношении стоят ответы к вопросам, иначе говоря, как выполнена была программа, данная собору, и постараемся, судя по характеру этого выполнения, представить самый ход соборных деяний и выяснить отношения действовавших на соборе лиц. Глава 6-я вполне соответствует 1-му вопросу, указывавшему на необходимость исполнения церковного устава и учреждения для надзора за его исполнением поповских старост. В 6-й главе подробно развивается содержание 1-го вопроса; впрочем, здесь же установляется пение молебнов за царя и царство после утрени, т. е. назначается специальная служба, о чем в 1-м вопросе ничего не говорится; но можно предполагать, что собор, считая не лишним установить эту службу, так именно и сделал, основываясь, вероятно, на словах царя в 1-м вопросе, что многие чины церковные совершаются не сполна, не по священным правилам, не по уставу. Точно также поступил собор и относительно замечания царя о звоне (в 1-м вопросе): вся 7-я глава посвящена этому предмету; здесь подробно говорится о том, когда нужно начинать звонить и служить в простые дни и когда – в праздничные. Развивая мысль царя о том, чтобы все совершалось по уставу, собор в 8-й главе убеждает священников и дьяконов служить обедни сполна, по уставу и не по преданию Св. Отец, без малейшего изменения, «во всем священническом и дьяконском сане», со страхом и трепетом, оставив земные помышления. В этой же главе говорится о просвирнях, в соответствии с 11 и 9-м вопросами, с некоторыми дополнениями, и о дьячках и пономарях, причем имеется в виду 24-й вопрос. Общая мысль о порядке в богослужении, выраженные в 1-м вопросе, развивается и в следующих трех главах (9 – 11). В 9-й главе весьма подробно излагается образ совершения проскомидии; здесь же говорится о входных молитвах и о разностях в чтении некоторых мест ектении и Псалтыри. В 10-й главе в ответ на 23-й вопрос говорится о том. Чтобы священники и дьяконы входили в Царские двери в полном облачении. Но в этой главе дается ответ только на часть 23-го вопроса; последний запрещает вообще священнодействовать без риз, а в 10-й главе говорится только о том, что священнослужители не должны входить в царские двери без облачения. В 11-й главе говорится о том, когда открывается и закрывается завеса алтаря. В 12-й главе дается ответ на 36-й вопрос, запрещающий вносить в алтарь кушанья и напитки, кроме просфор и служебного вина. В этой главе запрещается вообще вносить в алтарь какие-либо вещи, за исключением предметов, необходимых для богослужения, каковы свечи, ладан, книги и т. п. Запрещается также класть что-либо на престол, кроме вещей, освященных для употребления при богослужении. В 12-й же главе снова говорится о дьячках и пономарях, отчасти применительно к 24-му вопросу. В 13-й главе отчасти повторяется тоже, что было уже сказано в 12-й главе, кроме того объясняется значение алтаря и сообразно с этим значением повелевается вносить в особое его отделение (кутейник) все те предметы, которые нельзя вносить в другую часть алтаря. Мы видели, что в 10-й главе дается ответ на одну часть 23-го вопроса; ответ на другую часть содержится в трех главах (14 – 16), или, собственно говоря, в одной 14-й главе, так как две другие главы (15-я и 16-я), приводят только основания постановления, изложенного в 14-й главе. Это обстоятельство показывает, что собор придавал своему постановлению очень важной значение. В 14-й главе повелевается священнослужителям совершать богослужение и исправлять требы в полном облачении. Это правило не распространяется на черное духовенство, потому что, как сказано в 14-й главе, в монастырях свой чин. В 15-ой главе помещено 16-е правило Св. Отец (или, по другим списком Стоглава – Св. Иоанна Милостивого) о иереях, не облачающихся в священные ризы, а в главе 16-й правило св. Иоанна Милостивого в поучении попам. В следующей главе (17-й) помещено постановление о крещении детей, хотя вопроса об этом в царской программе нет. Затем в целых семи главах (18 – 24) содержатся постановления о браке. В программе вопроса о браке также не имеются, но есть вопрос (4-й) о знаменах венечных, т. е. указах, выдаваемых от имени архиерея его чиновниками на имя того священника, который должен венчать брак. При выдаче этих документов чинилась христианам «продажа великая», вследствие чего вопрос 4-й и повелевает собору точно определить размеры пошлин, взимавшихся при этой выдаче. Но собор, как видно из его постановлений о браке, изложенных в главах 18 – 24, совершенно умолчал о финансовой стороне дела, которая исключительно имелась в виду в 4-м вопросе, а напротив подробно распространился о стороне литургической и канонической. В главе 18-й говорится о том, в какое время должно совершать венчание и какой возраст требуется для жениха и невесты. В 19-й главе излагается чин венчания на тот случай, когда венчаются единобрачный или единобрачная с второбрачным или второбрачной, а также когда те или другие из них венчаются с троебрачным или троебрачной. В 20-й главе излагается чин венчания, когда жених и невеста находятся оба во вдовстве. В 21-й главе помещено правило о втором браке св. Никифора Исповедника, а в главе 22-й – о том же втором браке ответы блаженного Никиты, митрополита Ираклийского, епископу Константину. В 23-й главе говорится о втором и третьем браке, в главе 24-й – о третьем и четвертом браке. В 25-й главе излагаются требования, которым должны удовлетворять лица, желающие быть посвященными в сан дьякона и священника. Так как здесь говорится, что ставленники очень мало умеют грамоте, то эту главу можно сопоставить с 6-м вопросом, ответ на который содержится в следующей – 26-й главе. В главе 27-й, в ответ на 3-й вопрос, изложены правила об иконописании, а в главе 28-й – правило о книжном писании, в ответ на 5-й вопрос. В 29-й главе дается инструкция соборным протопопам относительно надзора за белым духовенством. Можно предполагать, что это постановление есть ответ на мысли царя о церковном благочинии, выраженные в 1-м вопросе. Глава 30-я есть ответ на 30-й же вопрос о злоупотреблениях белого духовенства соборных и придельных церквей, получающих от царя ругу. В 30-й главе постановлено отлучать от церкви и лишать царской руги тех священников и дьяконов, которые не будут как должно исполнять своих обязанностей, перечисленных в этой же главе. Глава 31-я пространно излагает ответ на 26-й вопрос (о крестном знамении). В следующей главе (32-й) также говорится «о крестящихся не по чину», но здесь же излагаются обязанности соборных протопопов и вообще белого духовенства, отчасти в ответ на 17-й вопрос («о пьянственном питии»), 20-й и 22-й, поскольку в этих вопросах говорится о пьянстве среди белого духовенства. В главе 33-й – о содомском грехе – можно видеть ответ на 29-й вопрос, эту главу можно сопоставить также с 25-м вопросом (о брадобритии) и отчасти с 8-м («а ребята молодые по всем кельям живут невозбранно»). В 34-й главе излагаются обязанности поповских старост, о которых говорится в 1-м царском вопросе. Глава 35-я (о крестных ходах) есть самостоятельное постановление собора, если только не видеть в нем развитие высказанной в 1-м вопросе мысли царя о благочинии церковном. Глава 36-я («о наказании чад своих») также не имеет соответствующего вопроса в царской программе. Но можно сопоставить эту главу с следующими вопросами: 27-м и 28-м (о брани и сквернословии) и 29-м (о содомском блуде). Глава 37-я, в которой обличается ложная клятва, есть ответ на 27-й вопрос, а также на 28-й, ибо в этой же главе повелевается христианам не укорять друг друга скверными речами. В следующей главе (38-й) о том же ложном крестном целовании с ссылками на св. Писание. Глава 39-я («о тафьях безбожного Махмета») отвечает на 21-й вопр., а глава 40-я на 25-й вопр., запрещающий стрижение бород и усов. Но в последней главе говорится не об одних бородах: здесь же внушается священникам, чтобы они всячески поучали и называли своих духовных детей и сами бы вели себя сообразно своим высоким назначением. В этой части 40-й главы нельзя н заметить намека на 20-й вопрос, в котором говорится о качествах, необходимых для служителей алтаря.

Итак, 6-я и 7-я главы заключают в себе ответ на 1-й вопрос, 8-я – на 1-й, 9-й, 11-й и 24 вопр., 9-я – на 1-й вопр., 10-я – на 23-й вопр., 11-я – на 1-й вопр., 12-я – на 36-й и 24-й вопр., 13-я – на 36-й вопр., 14-я, 15-я и 16-я – на 23-й вопр., 17-я не имеет соответствующего вопроса, 18-я – 24-я главы – на 4-й вопрос, 25-я и 26-я – 6-й вопр., 27-я – на 3-й вопр., 28-я – на 5-й вопрос, 29-я – на 1-й вопр., 30-я – на 30-й вопр., 31-я – на 26-й вопр., 32-я – на 26-й вопр., 17-й, 20-й и 22-й вопр., 33-я – на 29-й, 25-й и 8-й вопр., 34-я – на 1-й вопр., 35-я – на 1-й вопр., 36-я – на 27-й, 28-й и 29-й вопр., 37-я – на 27-й и 28-й вопр., 38-я – на 27-й вопр., 39-я – на 21-й вопр., 40-я глава – на 25-й и 20-й вопросы. Если теперь сравнить вопросы, на которые дан собором ответ с одной стороны с теми вопросами, которые составлены царем и его партией, а с другой стороны – с теми, которые составлены митрополитом Макарием, то окажется, что ответа удостоились почти исключительно только вопросы последнего рода. В самом деле, м. Макарий, как мы знаем, составил следующие вопросы: 3-й, 5-й, 6-й, 11-й, 14-й, 21-й, 28-й, 32-й, 35-й и 36-й. Следовательно, ответ дан на все эти вопросы, за исключением трех, а именно 14-го, 32-го и 35-го, которые были решены на том же соборе несколько позднее: вопрос о несудимых грамотах (14-й) был решен в 67-й главе, вопрос о кресте на церквах (32-й) был поставлен довольно неопределенно, вследствие чего на него, вероятно, и не последовало ответа и он был снова возбужден и решен (гл. 41-я, вопр. и отв. 8-й), а решение на 35-й вопрос (запрещение есть удавленину содержится в 91-й главе Стоглава. Ответы, заключающиеся в главах 6-й – 40-й, не всегда стоят в полном соответствии с вопросами м. Макария. Так, например, ответы на некоторые вопросы даны не прямо, а косвенно, как бы мимоходом, по поводу других ответов (гл. 8-я, 12-я, 32-я, 33-я, 37-я и 40-я), ответ на один вопрос иногда содержится в нескольких главах, как, например, вопрос 23-й (гл. 10-я, 14-я – 16-я). Но это обстоятельство объясняется тем, что т. н. первые царские вопросы были представлены собору в один прием, и собор давал свои ответы не в том порядке, в каком стояли вопросы, а делал выбор между ними, и одни из них решал раньше, другие позже, одними занимался подробно, других только касался, а иные и вовсе оставлял без рассмотрения, как это случилось почти со всеми вопросами, составленными царем и его сторонниками. Как же объяснить такое странное отношение собора к вопросам царя и его партии? Почему собор в своих ответах ни слова не говорит о беспорядках в жизни черного духовенства, о злоупотреблениях в архиерейском и монастырском управлении, на что так усердно указывал царь и его советники? Почему в ответах собора говорится только о беспорядках в жизни белого духовенства и мирян?

Объяснение этого явления нужно искать в различии воззрений и стремлений двух уж не раз упомянутых нами партий Иосифлян и нестяжателей. Мы знаем, что обе эти партии участвовали в составлении вопросов и каждая из них старалась вносить в эти вопросы лишь то, что было для нее желательно. Когда составлялась царская программа, перевес был на стороне партии нестяжателей, к которой принадлежал и царь; партия Иосифлян в «избранной раде» была слабее, ибо она состояла только из одного м. Макария. Но на соборе взаимное отношение этих двух партий приняло несколько иной вид. Партия Иосифлян получила значительное подкрепление в лице прибывших на собор иерархов. Припомним сказанное нами ранее о членах Стоглавого собора: в своих убеждениях и целях они вполне сходились друг с другом; все члены собора, за исключением одного Кассиана, епископа Рязанского и Муромского, принадлежали к партии Иосифлян, вместе с самим председателем – м. Макарием. Мы указывали также на то, что многие члены Стоглавого собора были хорошо известны м. Макарию и преданы ему, так как именно им они были возведены на епископские места и притом из настоятелей московских монастырей, также хорошо известных митрополиту. Таким образом, состав Стоглавого собора был совершенно однороден: почти все члены его были вполне солидарны с председателем – м. Макарием; и следовательно вопросы, составленные последним, были горячо поддержаны его сторонниками. Но почему же партия Иосифлян, чувствуя себя достаточно сильной, не дала ответов на вопросы противной партии? Почему она не воспользовалась этим случаем для того, чтобы высказывать и защищать свои убеждения, и опровергать взгляды противников? Как бы ни была сильна на соборе партия Иосифлян, но и противоположная партия была довольно значительна: она имела на своей стороне самого царя и его советников, к ее стремлениям сочувственно относилось белое духовенство и многие строгие монахи, противники монастырский имений. В виду такого положения дела партия Иосифлян решилась отмолчаться на вопросы царя, совершенно не касаться тех его предложений, которые очевидно были направлены против ее и затянуть, затушевать дело подробным рассуждением о литургических, канонических и тому подобных предметах, изредка делая нападения на слабые стороны партии нестяжателей. Этой пассивной оппозицией и объясняется игнорирование собором вопросов, составленных царем и его партией. Впрочем, нельзя сказать, что собор оставил эти вопросы совершенно без всякого внимания. Например, на 4-й вопрос (о знаменах венечных), по-видимому, ответ дан и даже в целых семи главах (18–24). Действительно, ответ собора имеется, но он, как мы видели, рассмотрен собором совсем не с той стороны, какую имел в виду царь. Строго говоря, из вопросов партии нестяжателей только один 30-й вопрос (о ружных священниках и дьяках) прямо решен собором (гл. 30-я). Собор особенно подробно занимается 1-м вопросом с одной стороны потому, что этот вопрос, как мы видели, мог быть предложен как царем и его сторонниками, так и м. Макарием, а с другой стороны потому, что в этом вопросе неопределенно высказана мысль о том, чтобы все совершались по чину и уставу. Неопределенность этого вопроса давала собору полную возможность рассуждать сколько ему было угодно о соответствии или несоответствии тех или других явлений в церковной практике с «чином» и «уставом» (гл. 6-я, 7-я, 9-я и 34-я). Все остальные вопросы, составленные царем и его партией, остались без ответа, если не считать 8-го, 9-го, 17-го, 20-го и 29-го вопросов, содержание которых рассматривается в ответах собора лишь отчасти, и то совершенно случайно, мимоходом, в связи с другими вопросами. Собором не дано прямого ответа даже на такие вопросы царя, которые касаются лишь стороны богослужебной (вопр. 33-й и 34-й), которую собор столь часто затрагивает в своих ответах на вопросы, составленные м. Макарием. Такое отношение собора к удовлетворению государственных и государственно-церковных нужд, указанных ему царем, с нашей точки зрения, конечно, не заслуживает одобрения. Но нельзя не обратить внимания на следующие обстоятельства, которые способны значительно смягчать это невыгодное суждение о Стоглавом соборе. Совершенно справедливо замечает г. Лебедев222, что Иосифлян нельзя представлять себе только как алчных корыстолюбцев, имеющих в виду только свои денежные интересы и не желающих поступиться частью своих денежных и земельных богатств на государственные и общественные нужды. Таковы в большинстве случаев отзывы о них нестяжателей. Но эти суждения, по мнению г. Лебедева, имеют смысл партиозных суждений, далеко не всегда справедливых. «В историческом отношении, – говорит г. Лебедев, – как резкие обличения монашества в программе государя, так и резкие обличения собором недостатков белого духовенства и мирян, имеют то же значение, как и всякое партиозное суждение».223 С таким же ограничением нужно понимать и отзывы Иосифлян о слабых сторонах партии нестяжателей. Весьма возможно, что и для Иосифлян, как и для нестяжателей, в вопросе о монастырских имениях важную роль играл не только финансовый интерес, но и нравственный и канонический, как это видно из воззрений самого основателя школы Иосифлян – преп. Иосифа Волоколамского224, и одного из горячих его последователей – митрополита Макария, убеждения которого достаточно ясно выражены в его известном нам «Ответе». Сильные нападки царя и партии нестяжателей на беспорядки в монастырской жизни и управлении, на злоупотребления архиерейских чиновников, по всей вероятности, были не совсем беспристрастны, вследствие чего партия Иосифлян сочла себя оскорбленной и в свою очередь стала обличать недостатки и пороки белого духовенства и мирян, оставив без ответа вопросы противной партии. Предпочтение, оказанное собором вопросам, составленным м. Макарием, можно отчасти оправдать и тем, что предметы богослужебные и религиозные, о которых преимущественно говорится в этих вопросах, были и на самом деле дороже для иерархии, чем какие бы то ни было другие. Вопросы этого рода были важны в то время и вообще для всякого русского человека, а не для одних иерархов. А так как в области богослужебной и религиозной в то время были большие нестроения, то собор и счел своей обязанностью обратить на них свое преимущественное внимание. Но если допустить, что предметы богослужебные были для собора важнее всех других, то почему же он не ответил даже на те вопросы царя, которые касаются исключительно этих предметов (вопр. 33 и 34)? Прямого ответа и на эти вопросы не дано, если не видеть в 9-м и 29-м вопросах 41-й главы намека на то, что ответ был дан. Но допустим, что эти вопросы были решены; все же многие другие важные вопросы оставлены без рассмотрения.

Хотя все указанные обстоятельства могут несколько оправдывать отношение членов собора к вопросам царя и его партии, тем не менее тот факт, что важнейшие из этих вопросов оставлены собором без ответа, по крайней мере в той части Стоглава, которую мы теперь обозреванием, этот факт весьма подозрителен. Едва ли можно предполагать, что это умолчание произошло случайно; но нашему мнению, оно было результатом хитрой политики достопочтенных отцов Стоглавого собора.

Глава XI. История составления т. н. «вторых» царских вопросов. Ответы собора на эти вопросы

Уклонившись от ответов на вопросы царя, указывавшие иерархии на такие явления, разбирательство которых было для нее нежелательно, члены Стоглавого собора сами стали предлагать на рассмотрение вопросы, составленные ими же на соборе. Таким образом и произошли т. н. «вторые» царские вопросы, в числе 32-х, приписываемые Стоглавом царю. Что именно таким путем шло образование второй группы вопросов – это видно уже из внешнего отличия их от рассмотренных нами вопросов первой группы: тогда как последние были составлены до собора и на нем прочитаны сразу, а затем отдельно от вопросов в особых главах помещены ответы собора, вопросы второй группы были составлены на самом соборе его членами, причем вслед за каждым вопросом тотчас же полагался и ответ на него. В пользу этого предположения можно привести также и следующее соображение: мы видели, что члены собора, оказав пассивное сопротивление неприятным для них вопросам царя, и весьма ловко обойдя их, занялись теми вопросами, которые были составлены м. Макарием. Но теперь, когда последние были решены, члены собора, опасаясь, как бы противная партия снова не заговорила на ту же тему, какую она развивала в своих вопросах, стали предлагать от себя такие вопросы, которые по характеру своему были очень сходны с только что решенными вопросами, проникнутыми Иосифлянским духом. Таким манером иерархия думала еще более отдалить, а может быть, даже и совсем замять рассуждения о неприятных для нее предметах. К тому же самому выводу можно прийти и вследствие внимательного изучения т. н. «вторых» царских вопросов и сравнения их с «правыми» царскими вопросами. Из представленного нами ранее (глава VI) краткого обзора содержания вторых царских вопросов видно, что последние можно разделить на следующие четыре группы: к первой группе относятся вопросы, касающиеся предметов богослужебных в обширном смысле (вопросы 1-й, 5-й – 12-й, 28-й и 29-й); во второй группе помещаются вопросы, относящиеся к белому духовенству (вопросы 2-й – 4-й, 14-й, 15-й, 31-й и 32-й; вопросы третьей группы говорят о монашестве (вопросы 13-й, 18-й, 30-й, а также 31-й и 32-й); наконец, в вопросах четвертой группы говорится о народных нравах, обычаях и суевериях (вопросы 16-й, 17-й, 19-й – 27-й). Таким образом, наибольшее внимание уделено вопросам первой и последней группы: к каждой из них относится по 11-ти вопросов, т. е. по 1/3 всего числа вторых царских вопросов (32). Второе место занимают вопросы, касающиеся белого духовенства, так как их всего 7, а вопросы о монашестве занимают последнее место (5 вопросов). Впрочем, некоторые вопросы имеют смешанный характер. Так, например, вопрос 4-й, относящийся к белому духовенству, говорит и о святительском управлении; вопросы 31-й и 32-й касаются и белого, и черного духовенства. Мы видели, что вопросы, составленные м. Макарием, также обращают больше внимания на богослужебные предметы, нравственные, а также на беспорядки в жизни белого духовенства и мирян. Уже одно это сходство наводит на мысль о том, что и рассматриваемые нами теперь вопросы составлены или м. Макарием, или же иерархией, собравшейся на Стоглавый собор. Некоторые обстоятельства, указываемые г. Лебедевым225, заставляют предполагать, что почти все эти вопросы, за исключением весьма немногих, принадлежат именно епископам, заседавшим на соборе, причем, конечно, не отрицается здесь и участие митрополита Макария, хотя роль его в этом случае была не слишком значительна.

Припомнить, что говорил царь освященному собору в одной из своих речей, произнесенных при открытии соборных заседаний: «Вы же господие отцы наши, пастыри и учатели … мене сына своего наказуйте и просвещайте на всяко благочестие, якоже лепо есть благочестивы царем быти …, братию же нашу и всех князей и боляр и все православное хрестьянство неленостно и тщательно утверждайте и вразумляйте и просвещайте и наказуйте, да непорочно сохранять истинный хрестьянский закон … Аще ли аз буду вам супротивен кроме божественных правил вашему согласию, вы о сем не умолкните, аще преслушник буду, вопретите ми без осякаго страха».226 Эти слова давали членам Стоглавого собора весьма широкое полномочие: везде, где по их мнению, истинный христианский закон исполняется не сообразно со священными правилами, они могли без страха указывать на это уклонения и принимать меры к их уничтожению. Этим полномочие иерархия и воспользовалась, как мы и увидим из рассмотрения отдельных вопросов, в которых члены Стоглавого собора довольно смело указывали на разные нестроения, церковные и общественные. Для большего удобства мы будем обозревать т. н. «вторые» царские вопросы по установленным выше группам, и начнем с первой группы, касающейся богослужебной стороны в обширном смысле.

Вопросы 1-й и 7-й говорят о некоторых подробностях в иконописании, тогда как вопрос 3-й из первых царских вопросов выражает совершенно общую мысль о том, чтобы иконы писались «по образу и по подобию и по всякому существу». Таким образом, вопросы 1-й и 7-й дополняют 3-й вопрос, и потому едва ли все они составлены одним и тем же лицом. Если при этом принять во внимание то положение, в котором находилось у нас иконописное дело в эпоху Стоглавого собора, то придется признать, что 1-й и 7-й вопросы составлены не м. Макарием, а епископами – членами Стоглавого собора. О состоянии иконописания в России вообще, и в особенности в Москве, в половине XVI века, довольно обстоятельно говорится у г. Лебедева227; в своем месте и мы коснемся этого вопроса несколько подробнее, теперь же укажем только на следующие обстоятельства: после знаменитых московских пожаров 1547 года были написаны новые иконы для Кремлевских соборов. Этим делом заведовали м. Макарий и Сильвестр. Вероятно при возобновлении икон были допущены некоторые уклонения от прежних образов, на что, между прочим, указывают деяния собора 1554 года, когда разбиралось дело царского дьяка Висковатого, высказывавшего еретические мысли об иконах. Эти-то новшества в иконописании и были, вероятно, замечены прибывшими на Стоглавый собор епископами, которые и выразили свои недоумения в указанных вопросах. Что эти вопросы составлены не м. Макарием, это видно из того, что именно он руководил работами по возобновлению икон и потому странно было бы слышать из его уст недоразумение, так сказать критику, относительно собственного его дела: можно ли допустить, чтобы он торжественно, на соборе, открыто заявлял о своих ошибках в иконописном деле, в котором, как мы знаем, м. Макарий не был новичком?

Вопрос 8-й относится к 35-му вопросу из первых царских вопросов так же, как 1-й и 7-й к 3-му из тех же вопросов. Тогда как 35-й вопрос говорит о крестах, водружаемых вообще на церквах, вопрос 8-й говорит о кресте, вновь поставленном (после пожаров 1547 года) на Успенском соборе в Москве.228 Весьма вероятно предположение г. Лебедева,229 что и этот вопрос предложен каким-либо епархиальным архиереем, заметившим особенную форму креста на Успенском соборе. Остальные вопросы этой группы касаются разных церковных обрядов и служб: освящения воды (вопр. 6-й), пения литий заупокойных и литий на всенощных бдениях (вопр. 9-й), пения некоторых псалмов (вопр. 10-й), совершения проскомидии (вопр. 11-й) и отпуска поле нее (12-й), поста в день усекновения главы Иоанна Предтечи (вопр. 28-й) и окончание всенощной службы накануне больших праздников (вопр. 29-й).

По предположению г. Лебедева, весьма подробно мотивированному230, все названные вопросы составлены той же прибывшей на Стоглавый собор иерархией, которая заметила в московских церквах некоторые отступления от устава и поспешила указать на них в своих вопросах, в которых установившийся в Москве порядок совершения разных церковных служб и обрядов нередко противополагался порядку совершения этих служб по уставу. Так, например, в вопросах встречаются выражения: «и зде в соборных церквах того не поют» (вопр. 9-й); а здеся в соборной церкви и во всех церквах пред обеднею в царских дверях отпуста не глаголют» (вопр. 12-й). Последний вопрос (12-й) мог быть предложен Феодосием, архиепископом Новгородским, судя по указанию в этом вопросе на церковную практику Новгородской епархии. Ему же, совместно с Гурием, епископом Смоленским, принадлежит 5-й вопрос об установлении празднования св. Ефросину Псковскому и св. Авраамию Смоленскому, так как оба эти святые подвязались в их епархиях.231

Вторая группа вопросов обличает беспорядки в жизни белого духовенства. Сюда прежде всего относятся вопросы 2-й и 3-й, направленные против невежества и суеверия некоторых тогдашних священников, которые клали на престолы сорочки новорожденных детей и держали их там до шести недель (2-й вопр.). Так же поступали они и с мылом, которое приносили миряне на освящение церкви (вопр. 3-й). Оба эти вопроса вероятно составлены иерархией, которой вообще присуще было стремление к обличению недостатков белого духовенства. Вопрос 4-й предлагает собору установить одинаковый для всех владык размер пошлин, взимаемых в пользу казны архиереев и их чиновников с белого и черного духовенства при выдаче грамот благословенных, отпускных, настольных, епитрахильных и орарных. Г. Лебедев приписывает232 этот вопрос царю, так как последний и в первых своих вопросах обращал внимание на злоупотребления архиерейских должностных лиц при выдаче антиминсов (в. 2-й) и венечных знамен (в. 4-й). Да и странно было бы предполагать, что иерархия сама задала себе вопрос о своих финансах. В ответ на этот вопрос, после определения размера пошлин, совершенно неожиданно говорится о том, что митрополит, архиепископы, епископы, архимандриты и игумены не должны держать при себе в монастырях своих детей и племянников. Очевидно, что это ответ на 8-й вопрос из первых царских вопросов. Но как он попал сюда? В 8-м вопросе говорится только об архимандритах и игуменах, а в вопросе 4-м говорится еще о митрополите, архиепископах и епископах. Может быть, святители тратили свою казну, между прочим, и на своих детей и племянников; этим, вероятно, и можно объяснить, почему означенное запрещение помещено в 4-м вопросе, говорящем специально об архиерейских пошлинах.233 Царю же, как думает г. Лебедев, принадлежат вопросы 31-й и 32-й. Оба они касаются как черного, так и белого духовенства и по содержанию отчасти сходны между собой. Вопрос 31-й обличает архимандритов, игуменов, священников и дьяконов в том, что они редко служат; следовательно, этот вопрос сходен с 30-м вопросом из первых царских вопросов, но разница между ними та, что в 30-м вопросе говорится о ружных попах, и о черном духовенстве не упоминается. Нам кажется, что 31-й вопрос предложен не царем, как думает г. Лебедев, а иерархией. Мы видели, что 30-й вопрос имеет в виду главным образом интерес государственной казны, между тем как вопрос 31 преследует интерес нравственный. Следовательно, судя по общему характеру вопросов царя и его сторонников, и вопросов м. Макария, скорее можно приписать 31-й вопрос кому-либо из епископов. Далее, в пользу нашего мнения говорит и самая постановка 31-го вопроса: хотя в нем и обличается черное духовенство, что часто делается и в вопросах царя, но эти обличения гораздо мягче и спокойнее; здесь говорится только, что «архимандриты и игумены нецыи» (только некоторые, а далеко не все) позволяют себе такие злоупотребления, тогда как относительно попов и дьяков этого прибавления нет. Наконец, в словах «и нам какия милости от Бога чаяти за сие нерадение и за великое безчиние» мы видим не противоположение лица светского (царя) лицам духовным, как думает г. Лебедев, а противоположение высшей иерархии низшему – черному и белому – духовенству. По всей вероятности, зло, указанное в 31-м вопросе, было настолько велико, что иерархия сочла себя вынужденной обличать его и принять против него меры, но она сделала это не с такой резкостью, какая замечается в вопросах царя, качающихся монастырской дисциплины. Что касается 32-го вопроса, то он действительно принадлежит царю, так как по некоторым встречающимся здесь выражениям видно, что составитель этого вопроса – лицо светское («да и мы просветимся от духовныя их пользы на всякое благочестие»).

Вопросы 14-й и 15-й указывают на злоупотребления уличан в Новгороде и чиновников Новгородского архиепископа во Пскове при замещении вакантных священнослужительских мест. Эти вопросы принадлежат, по мнению г. Лебедева, иерархии.234 Уважаемый автор говорит, что на первый взгляд может показаться, будто здесь обличается недостаток надзора со стороны самого архиепископа Новгородского и, следовательно, вопросы эти должны принадлежать царю, а не иерархии, которая едва ли стала бы обнаруживать на соборе недостатки своего собственного управления. Г. Лебедев старается доказать, что чиновники новгородского архиепископа, о которых здесь говорится, а именно дворецкие, дьяки и наместники владыки, назначались в Новгород и Псков самим государем московским. Такой порядок начался со времени покорения этих земель и продолжался довольно долго, до тех пор, пока «вольный дух» этих областей не был окончательно уничтожен. Новгородский владыка, как известно, во время самостоятельности Новгорода был большой политической силой, воспоминания о которой сохранялись еще долгое время. По этому-то с целью контроля над всеми его действиями московские государи и назначали к нему своих чиновников, а следовательно и надзор за последними и ответственность за их действия должна была падать на царя, а не на новгородского архиепископа, который и обличает злоупотребления этих лиц. Мнение г. Лебедева не может быть принято последующим соображениям. Назначение и увольнение архиерейских чиновников, о которых говорится в 15-м вопросе (дворецкий, дьяки и наместник) до Стоглавого собора не было подчинено контролю высшей государственной власти. Впервые на Стоглавом соборе (гл. 69-я) были постановлены правила относительно замещения должностей при архиерейских кафедрах, причем Стоглавый собор ни слова не говорит о новгородской епархии, не выделяет ее в этом отношении из ряда других епархий. Сколько нам известно, исследователи организации служилого архиерейского сословия и епархиальной организации в XVI и XVII веках (г. Каптерев и г. Перов), говоря об упомянутых архипастырских чиновниках, также не находят никаких особенностей в Новгородской епархии относительно назначения и смещения их.235 Г. Лебедев указывает на то, что вместе с Макарием, при отправлении его в качестве архиепископа в Новгород, были посланы туда же из Москвы бояре, вероятно, с целью надзора над действиями архиепископа, и в частности для контроля архиерейских финансов. Но это единичный случай, а никак не общее правило. К тому же функции этих бояр не были в точности определены, так что для доказательства своего мнения г. Лебедев должен прибегать к произвольным предположениям. Наконец, следует еще заметить, что в 14-м вопросе вовсе не говорится о каких-либо архиерейских чиновниках. Здесь указывается только на злоупотребления уличан Новгородских, т. е. жителей той или другой улицы, которые брали большие взятки с вновь поступивших к церквам священно и церковнослужителей. Это конечно остаток прежней Новгородской вольности, но так как он прямо относился к такому предмету, который был подчинен ведению архиепископа, то последний и должен был принимать меры к уничтожению указанных беспорядков и, следовательно, светской власти не за чем было сюда мешаться: высшая светская власть могла только побуждать архиепископа к принятию соответствующих мер. Г. Лебедев не принимает во внимание также то обстоятельство, что в 15-м вопросе говорится о дворецких, дьяках и наместнике архиепископа Новгородского во Пскове, а не в самом Новгороде. Псков до 1589 года не имел своего отдельного архиерея и был подчинен Новгородскому архиепископу, который и назначал во Псков своих чиновников. Если и можно согласиться с указанным мнением г. Лебедев относительно Новгорода, то уже никак нельзя сказать того же относительно Пскова: последний никогда не возбуждал в московских государях таких опасений, как Новгород. Нет никаких данных предполагать, что царь московский сам назначал и во Псков архиерейских служилых людей. Напротив, Новгородский архиепископ посылал в Псков своего наместника, дворецкого, дьяков и других должностных лиц, которые, отчасти вследствие отдаленности Пскова от Новгорода, отчасти по причине старинной вражды к ним псковичей позволяли себе разного рода злоупотребления, которые и раскрываются в 15-м вопросе. Трудно допустить, чтобы сам Феодосий, тогдашний архиепископ Новгорода и Пскова, обличал на соборе самого себя за недостаток со своей стороны надзора за своими подчиненными. Напротив, мы думаем, что оба эти вопроса (14-й и 15-й) предложены царем, подобно тому, как и раньше он указывал на ослабление церковной дисциплины в Новгородской епархии при том же Феодосии (гл. 5-я, вопр. 18-й). заметим также, что в 15-м вопросе говорится, между прочим, и о ружных церквах, т. е. получающих от царя содержание. Названные архиерейские чиновники за взятки назначали и к этим церквам попов, иногда совершенно безграмотных и безнравственных. Конечно, не кто иной, как именно царь был заинтересован в том, чтобы хотя при ружных церквах были хорошие священники, потому что в противном случае легко могло случиться то, на что жаловался царь в вопросе 30-м (гл. 5-я): ружные попы получают ругу, а служат раз в год. Вообще беспорядков в Новгородской епархии было вероятно не мало, ибо как мы знаем, Феодосий должен был тотчас после Стоглавого собора оставить кафедру и удалиться «на покой».

Из вопросов третьей группы, касающихся монашества, два вопроса (31-й и 32-й) уже рассмотрены нами. Остается сказать о трех стальных вопросах (13-й, 18-й и 30). Они составлены иерархией, так как в них почти не говорится о каких-либо печальных явлениях в жизни монашества, а только разрешаются некоторые недоумения, возникшие в практике монашеской жизни. В 13-м вопросе говорится о том, можно ли в женских монастырях монахиням принимать причастие от мирских священников; в вопросе 30-м о том, можно ли монахинь погребать в мужских монастырях, а монахов – в женских. Оба вопроса решены в положительном смысле, но 13-й вопрос – с ограничением: причащаться можно, а исповедоваться нельзя. Только один 18-й вопрос касается бесчинного поведения монахов и монахинь: во Пскове чернецы и черницы моются в банях вместе.

Во всех вопросах последней, четвертой группы, говорится о народных нравах, обычаях и суевериях (вопр. 16-й, 17-й, 19 – 27-й). Эти вопросы, по мнению г. Лебедева236, предложены отцами Стоглавого собора, на том основании, что в древней русской церкви инициатива в деле преследования не согласных с христианским учением нравов, обычаев и суеверий всегда принадлежала духовенству, и преимущественно высшему. Мы знаем, что и между членами Стоглавого собора были иерархи, которые ревностно заботились о том, чтобы их пасомые жили по-христиански: таковы м. Макарий, архиепископ Феодосий и епископ Кассиан, «неисправления» которого очень сходны с некоторыми противонравственными явлениями, указываемыми в рассматриваемых вопросах.237 В своих ответах на эти вопросы собор иногда обращается к царю с просьбой принять меры против беспорядков: «благочестивому царю своя царская заповедь учинити» (вопр. 17-й, 20-й и 21-й), «благочестивому царю своя царская заповедь учинити якоже сам весть» (вопр. 19-й); иногда обе власти – светская и духовная – призывают к совместному действию: «не токмо благочестивому царю царскую свою грозную заповедь учинити, да и всем святителем … запретити и заповедати с великим духовным запрещением» (вопр. 22-й), «по царской заповеди всем святителем. … разослати к попам свои грамоты с поучением и с велики запрещением» (вопр. 24-й); в остальных случаях действует одна духовная власть (вопр. 16-й, 23-й, 25-й и 27-й). По мнению г. Беляева238, собор делает тонкое различие между теми случаями, в которых нужно предоставить искоренение беспорядков царю, и теми, где должно действовать духовенство. В самом деле, вопросы 17-й, 19-й – 21-й имеют близкое отношение к безопасности, а потому в ответах на эти вопросы собор рекомендует светской власти принять полицейские меры, но и само духовенство, по определению собора, не должно оставаться пассивным зрителем беспорядков, совершающихся на его глазах, оно также должно действовать, но только средствами чисто духовными, которые уже исключительно имеются в виду в тех случаях, в которых действует одна духовная власть. Обе же власти – светская и духовная – соединяются тогда, когда зло слишком сильно и для уничтожения его требуются совокупные усилия обеих властей.

Таким образом, из т. н. «вторых» царских вопросов мы считаем возможным приписать членам Стоглавого собора 28 вопросов (1-й, 3-й, 5-й, 13-й, 16-й – 31-й), а остальные 4 вопроса (4-й, 14-й, 15-й и 32-й) – царю.

Глава XII. Продолжение борьбы партий при выработке дальнейших постановлений Стоглавого собора

Мы знаем теперь, когда, кем и при каких обстоятельствах была составлена царская программа, предложенная Стоглавому собору; нам известно также и то, как отнесся собор в своих ответах к вопросам царя. Мы видели, что собор почти совсем не коснулся тех предметов, на которые ему указывал царь и его сторонники. Между тем вопросы царя были так важны, партия составлявшая их, была так сильна, что остаться без рассмотрения предложения царя не могли. Можно предполагать, что когда собор дал свои ответы на первые и на вторые царские вопросы, партия нестяжателей, сильная в «избранной раде» и до сих пор на соборе остававшаяся на заднем плане, стала действовать более энергично в пользу осуществления своих предложений, которые, наконец, и были рассмотрены собором. Таким именно путем, как нам кажется, и шло образование тех глав Стоглава, которые следуют за 41-ой главой, кончая 98-й главой. Кроме известных нам первых и вторых царских вопросов собору, вероятно, были снова предложены вопросы. Партия нестяжателей опять стала настаивать на том, чтобы собор рассмотрел ее прежние вопросы, или, может быть, ею были составлены новые вопросы в том же духе. Партия Иосифлян со своей стороны не хотела уступать; она и теперь думала было употребить свои прежние приемы, с целью затормозить рассмотрение неприятных для нее вопросов, но на этот раз победа осталась за первой партией, хотя и вторая партия успела предложить некоторые вопросы. Наконец собор должен был иметь дело и с «царскими написаниями». Справедливость нашего предположения подтверждается самим содержанием 42-й – 98-й глав Стоглава. Вероятно, сначала собор хотел продолжать свои рассуждения о любимых предметах. Так, в 42-й главе говорится о сугубой аллилуйи. Вопроса об этом нет ни в первых, ни во вторых царских вопросах. Но очень может быть, что вопрос этот был предложен кем-либо из членов Стоглавого собора и всего скорее архиепископом Феодосием, так как именно в Новгородской епархии впервые появилось указанное в этой главе новшество. Подобный вопрос мог быть предложен и м. Макарием, как знатоком жития святых, а в этой главе говорится: «известно же уведехом от писателя жития преподобного отца нашего Ефросима». В 43-й главе (о живописцах и о честных иконах) дается довольно подробный ответ на 3-й царский вопрос из первых вопросов, т. е. ответ на вопрос, составленный м. Макарием. Но в следующих трех главах (44-й, 45-й и 47-й об освящении церкви и об антиминсах) содержится ответ на 2-й вопрос, принадлежащий партии нестяжателей. В главе 47-й определяется размер пошлин за выдачу антиминсов и за освящение церкви. В главах 46-й и 48-й (о венечной пошлине) дается ответ на 4-й вопрос той же партии, причем определяется и размер пошлин, взимаемых при выдаче венечных знамен. В главах 49-й – 53 (о монастырском управлении) нельзя не видеть ответов на 8-й и 17-й вопросы из первых царских вопросов, принадлежащие царю и его партии. В эти главы, как мы знаем, вошли также отрывки из «царского написания» о беспорядках в монастырской жизни. В следующих затем 16-ти главах (53 – 68) «о святительском суде», снова выступает сильное влияние иерархии, которая горячо защищает здесь принципы, высказанные м. Макарием в его известном «ответе», а также принцип особенного положения духовного суда. Между прочим, в главе 67-й дан ответ на 14-й вопрос, принадлежащий иерархии (о несудимых грамотах). Впрочем, в этих же главах иерархия принуждена была обратить внимание и на злоупотребления архиерейских чиновников, о чем говорится в 7-м царском вопросе. Глава 69-я имеет смешанный характер и очевидно оставлена под влиянием разных партий. В ней сначала говорится о венечной пошлине, и поэтому эта часть главы относится к 46-й и 48-й главе, но большая часть 69-й главы примыкает по содержанию к главам о святительском суде (53 – 68). В средине это главы есть замечание о т. н. крестцовом духовенстве и крестцовой пошлине; это замечание, как мы заметили ранее, сделано каким-либо провинциальным архиереем, прибывшим на собор. Глава 70-я вероятно есть ответ на 19-й царский вопрос (из первых), но не на весь этот вопрос, а только на окончание его, где говорится о причине оставления священниками их церквей. Но в 70-й главе об устранении этих причин ничего не говорится; здесь обращено внимание только на последствия этих причин и указаны меры для привлечения священнослужителей к опустевшим церквам. В 71-й главе (о нищенствующих монахах и монахинях) излагается довольно подробный ответ на 9-й вопрос, принадлежащий партии нестяжателей, а в следующей главе (72-й о выкупе пленных) – ответ на 10-й вопрос той же партии. Глава 73-я есть ответ на 12-й царский вопрос (о богадельнях), а глава 74-я на 13-й царский вопрос (о чернецах и мирянах, собирающих подаяния на сооружение церквей). В 15-м вопросе царь жаловался на беспорядки в монастырском управлении, вследствие которых монастыри оскудели, хотя они получали от царя и от других «боголюбцев» богатые вклады. В 75-й главе подробно разбирается этот вопрос и принимаются меры к уничтожению замеченных в вопросе беспорядков. Некоторые выражения, встречающиеся в этой главе, показывают, что составитель ее имел пред собой 15-й царский вопрос, из которого он заимствовал целые фразы, превращая прямую речь в косвенную; в вопросе говорится: «а иное угодие у меня приправшивают, и поимали много по всем монастырем, а братии во всех монастырех по старому, а иное и старого меньши. Есть и пить братии старого оскуднее; а строение в монастырех ни котораго не прибыло, и старое опустело. Где те прибыли, и кто тем корыстуется? ... Чернцы по селом живут, да в городе, тяжутся о землях». В главе 75-й читаем: «и так де уменя царя поимали много по всем монастырем, а братии во всех монастырех по старому, а инде и старого меньши, а ести и пити братьи старого о скудне; а строения в монастырех ни котораго не прибыло и старое опустело. Где те прибыли и кто тем корыстуется». Да чернецы же де и по селом живут дав городе тяжутся о землях! На 16-й вопрос, также составленный партией нестяжателей, дан ответ в 76-й главе, в которой соответственно вопросу изложено запрещение отдавать церковные и монастырские деньги в рост, а хлеб в «насп». В следующих пяти главах (77 – 81) содержится ответ на 18-й царский вопрос (о вдовых попах). Глава 82-я есть ответ на 37-й царский вопрос, в котором говорится о совместном жительстве в одном монастыре монахов, монахинь и мирян. Для главы 83-й нет соответствующего вопроса. В ней говорится о том, что если поп или дьякон в какой-нибудь день напьется допьяна, то на следующий день он не может служить обедни, под страхом отлучения. Впрочем, эту главу можно сблизить с 17-м и 22-м вопросами (из первых царских вопросов): в одном из них (17-м) говорится вообще о пьянстве священнослужителей, а другом (22-м) о том, что иногда священнослужители совершают службу в церкви в пьяном виде. Следующие две главы (84-я и 85-я) отвечают на 19-й царский вопрос (о новопоставленных церквах и пустынях). Мы заметили уже, что на одну часть этого вопроса ответ дан в 70-й главе. В главах 84-й и 85-й дается ответ на остальную часть 19-го вопроса. В следующих четырех главах (86 – 89) содержится ответ на 4-й царский вопрос (из вторых вопросов). Мы видели, что ответ на этот вопрос уже дан в 41-й главе непосредственно за самим вопросом. Но здесь только определен размер пошлин с благословенных, отпускных грамот, настольных, епитрахильных и орарных, между тем как 86 – 89-й главах о поставлении священнослужителей и о взимаемых при этом пошлинах говорится более с канонической точки зрения, чем с финансовой. Глава 90-я, под заглавием «ответ о том, комуждо подобает свой чин хранити», есть увещание, обращенное к священнослужителям, чтобы они и делом и словом высказывали себя достойными своего высокого сана. В этой же главе есть намек на 23-й вопрос (из первых) о том, что попы и дьяконы служат без священного облачения. Начиная с 91-й главы и оканчивая 93-й опять даются ответы на вопросы, составленные м. Макарием и иерархией. Глава 91-я есть ответ на 32-й вопрос (из первых), запрещающий есть удавленину. В этой главе собор просит благочестивого царя, чтобы он велел послать по всем городам свою царскую заповедь и кликать многажды на рынках, чтобы православные христиане удавленины не покупали и не ели. Мы видели, что с такой же просьбой собор обращался и ранее в своих ответах на «вторые» царские вопросы. Глава 92-я («ответ о играх еллинского бесования») содержит в себе ответ на 23-й, 24-й и 27-й вопросы (из вторых); ответы на эти вопросы уже были даны в 41-й главе: в рассматриваемой главе ответ изложен в более подробном виде и снабжен ссылками на священные правила. Глава 93– («ответ о том же еллинском бесовании и волховании и чародеянии») по все вероятности есть ответ на новый, предложенный иерархией: в этой главе говорится о некоторых других суеверных обычаях и играх, о которых не упоминается в рассмотренных нами вопросах этого рода. Глава 94-я («ответ, в которые дни суд не судится и позорище не бывает») и 95-я («ответ, како подобает христианам праздновати») также не имеют соответствующих вопросов, но можно думать, что таковые были предложены, и именно иерархией, так как в этих главах говорится о таких предметах, правильное понятие которых должно быть установлено иерархией. Тоже самое можно сказать и о 96-й главе, в которой говорится о том, что если в течение трех недель епископ, священно церковнослужитель, а также мирянин, без крайней нужды ни разу не будут в церкви на божественной службе, то мирянин подвергается отлучению от церкви, а клирик – извержению из сана. Глава 97-я есть ответ на 31-й царский вопрос (из первых) – о незаконном присвоении руги церквами и монастырями в малолетство царя. К этой главе относится тоже замечание, которое сделано нами по поводу сходства 75-й главы с 15-м царским вопросом. Начало 97-й главы есть не что иное, как буквальное повторение 31-го вопроса, с той разницей, что в вопросе царь обращается к собору, а в главе 97-й, наоборот, собор обращается к царю, повторяя его собственные слова лишь с переменой местоимения («отец твой» вместо «отец мой», «до твоего царского возраста» вместо «до моего возраста», «твою царскую ругу» вместо «мою ругу» и т. д.). В главе 98-й помещен, как мы заметили ранее (см. примеч. 135), еще до-соборный приговор 15-го сентября 1550 года об архиерейских и монастырских слободах, в качестве ответа на один из вопросов царя, сохранившихся в упомянутых нами сборнике Евфимия.

Таким образом, партия нестяжателей достигла наконец того, к чему так усердно стремилась: те вопросы ее, которые были игнорированы собором на первых его заседаниях, теперь были рассмотрены и по ним состоялись определения по большей части в том духе, какой был желателен для этой партии. Из 57-и глав, следующих за 41 главой, оканчивается 98-ю главой, 30 глав, т. е. несколько больше половины всего числа этих глав, посвящены ответам на вопросы названной партии: 44-я, 45-я и 47-я главы содержат в себе ответ на 2-й вопрос, 46-я и 48-я на 4-й вопрос, 49-я – 52-я – на 8-й вопрос и 17-й вопрос, 70-я на 19-й вопрос, 71-я на 9-й вопрос, 72-я – на 10-й вопрос, 73-я – на 12-й вопрос, 74-я – на 13-й вопрос, 75-я – на 15 вопрос, 76-я на 16-й вопрос, 77-я – 81-я гл. – на 18-й вопрос, 82-я – на 37-й вопрос, 84-я и 85-я на 19-й вопрос, 86-я – 89-я гл. – на 4-й вопрос из вторых царских вопросов, 97-я – на 31-й вопрос. Сюда же можно отнести и 98-ю главу, которая имеет целью ограничить права архиереев и монастырей относительно принадлежащих им слобод. – В остальных 27-и главах содержатся ответы на вопросы противоположной партии: глава 43-я есть ответ на 3-й вопрос, гл. 53 – 68 – ответ на 14-й вопрос; впрочем, здесь же дается ответ на 7-й вопрос партии нестяжателей; к этим же главам нужно отнести также и 69-ю главу; 91-я гл. – ответ на 32-й вопрос, 92-я – на 23-й, 24-й и 27-й вопросы из числа вторых царских вопросов. Главы 42-я, 90-я, 93-я – 96-я не имеют соответствующих вопросов ни в числе первых царских вопрсоов, ни в числе вторых, но можно предполагать, что эти главы суть ответы на новые вопросы, предложенные иерархией. Глава 83-я, вероятно, есть также ответ на новый вопрос той же иерархии, если только не видеть в ней ответа на 17-й и 22-й вопросы из числа первых царских вопросов.

Глава XIII. Участие в деяниях Стоглавого собора бывшего митрополита Иосафа и некоторых других лиц

Заседание Стоглавого собора начались, как мы знаем, 23-го февраля 1551 года, а уже до 17-го мая того же года239 соборные деяния и постановления, по совету царя и всего освященного собора, были облечены в письменную форму и посланы на просмотр в Троице-Сергиевский монастырь к бывшему митрополиту Иосафу, бывшему ростовскому архиепископу Алексию, бывшему Чудовскому архимандриту Вассиану, бывшему Троицкому игумены Ионе и всем соборным старцам.240 Все эти лица, рассмотрев соборные постановления, нашли их совершенно правильными, и сделали лишь некоторые замечания, которые были изложены от имени митрополита Иосафа и посланы в Москву на собор с троицким игуменом Серапионом, с соборным старцем Иосафова – Волоколамского монастыря Герасимом Ленковым и благовещенским попом Сильвестром. Митрополит Иоасаф, архиепископ Алексий, архимандрит Вассиан и игумен Иона не были на Стоглавом соборе, потому что они после оставления своих должностей не обладали уже церковной властью, а следовательно не могли принимать участие на соборе, состоявшем из иерархов, занимавших известные кафедры. Зачем же Стоглавый собор счел нужным спрашивать об их мнении относительно своих постановлений? Г. Жданов предполагает, что это было сделано по настоянию Сильвестра, близкого друга митрополита Иоасафа, разделявшего все его воззрения.241 Нам кажется, что здесь имело некоторое влияние и то обстоятельство, что Иоасаф был свергнут с митрополии против своей воли, совершенно незаконно, в противность церковным канонам, а потому на него могли смотреть иначе, чем на того архиерея, который лишен кафедры на законом основании или по соответственному желанию удалился на покой.

На состав упомянутого посольства отразилось влияние двух господствовавших на Стоглавом соборе партий: представителем партии нестяжателей был протоиерей Сильвестр, а представителем партии Иосифлян – старец Иосифова монастыря Герасим Ленков. Выбор последнего в члены посольства был сделан партией Иосифлян как нельзя более удачно. Известно, что Волоколамский монастырь в течение всего XVI века и даже позднее, считая лучшим церковно-исправительным учреждением для еретиков, куда последние и отсылались для исправления. Монахи этого монастыря обладали особенным, чисто инквизиторским свойством делать допросы еретикам. В Волоколамском монастыре была даже целая фамилия монахов Ленковых, которая особенно отличалась способностью исправлять еретиков и вольнодумцев.242 Поэтому можно предполагать, что и Герасим Ленков был один из числа Волоколамских инквизиторов. Известно, что он был приставлен к еретику Матвею Башкину в 1553 году.243 Весьма естественно, что партия Иосифлян, посылая постановления Стоглавого собора в Троицкий монастырь с таким человеком, как Герасим Ленков, могла быть вполне уверена, что никакое с ее точки зрения вольнодумство не будет внесено в эти постановления со стороны Иоасафа, который, как увидим ниже, принадлежал к партии нестяжателей и который, пользуясь тем, что после находился его друг и единомышленник – Сильвестр, мог предпринять что-либо неприятное для партии Иосифлян. Впрочем, последняя немного ошиблась в своих расчетах, так как именно Иоасаф все же успел в своих замечаниях высказать несколько либеральных мыслей, которые пришлись совсем не по вкусу партии Иоасифлян, которая поспешила их отвергнуть. Сведения о посольстве в Троицкий монастырь находятся в 99-ой главе Стоглава, в следующей же главе (100-й) помещен ответ бывшего митрополита Иоасафа, который сделал следующие замечания и дополнения к определениям Стоглавого собора: 1) в главе 7-ой постановлено звонить к обедне и начинать службу везде в одинаковое время, и в церквах и в монастырях. По мнению Иоасафа, нужно сделать исключение для царских чиновников, торговых людей и больных: для них следует служить обедню ранее обыкновенного времени, ибо в противном случае, за мирскими делами, им некогда бывать в церкви. Это замечание впоследствии было принято во внимание собором: было сделано исключение для трех Московских церквей, а также разрешено делать такие же отступления от устава и в других городах (гл. 7-я). Но в том же 1551 году, по соборному приговору об учреждении и обязанностях Московских поповских старост (А. А. Э., т. I, № 232) означенное исключение было допущено только для одного Чудовского монастыря: по крайней мере о других Московских церквах в этом приговоре не упоминается. 2) Иоасаф сделал дополнение к постановлению об антиминсах (гл. 47-я): за выдачу антиминса «выставочной» церкви (т. е. поставленной отдельно от главной церкви) нужно брать 5 алтын. Это дополнение не было принято. 3) Постановления о десятильниках, поповских старостах и земских целовальниках (гл. 68 и 69) и о святительском суде (гл. 68) вполне одобрены Иоасафом. Но он сделал еще следующее предложение: десятильники должны держать у себя «противни», т. е. копии с книг, в которых написаны ставленные и отпускные грамоты. Эти копии десятильники дают священникам и старостам, которым поручено собирать пошлины митрополичьи и епископские. Священники и старосты по этим копиям удостоверяются, у всех ли попов имеются ставленные и отпускные грамоты и подписаны ли они архиереем. Если у кого не найдется этих грамот, или если они окажутся неподписанными, то священники и старосты, собирающие пошлины, назначают виновным срок для явки к митрополиту или епископу по принадлежности. Это замечание также не было принято. 4) По просьбе Иоасафа в главе 52-ой сделано исключение из монастырского устава для Троице-Сергиевского монастыря, относительно гостей, беспрерывного бывающих в этом монастыре, а также старых и больных монахов. 5) Собор вполне одобрил (гл. 43-я) предложение Иоасафа о запрещении неискусным мастерам писать иконы. 6) Точно также принято собором предложение Иоасафа об освобождении запустевших церквей от пошлин (гл. 70-я). 7) В главе 72-ой собор установил новую подать с сошных людей для выкупа пленных. Иоасаф не согласился с этим и предложил брать деньги для этой цели из казны митрополита, архиереев и монастырей, соразмерно с их достатком, а не установлять новый подати, так как тягловые люди и без того страдают от множества податей. Предложение Иоасафа не было принято, по крайней мере в Стоглаве определение собора о выкупе пленных осталось неизменным. Такое холодное отношение отцов Стоглавого собора к общественным и государственным нуждам конечно не делает им чести. В предложении Иоасафа Стоглавый собор вероятно усмотрел не только выражение крайне либерального образа мыслей бывшего митрополита, но даже явное желание посягнуть на церковное и монастырское достояние. По этой-то причине, как нам кажется, предложение Иоасафа и было отвергнуто безусловно. 8) Иоасаф предложил наблюдать за тем, чтобы молодые и здоровые люди не ходили по миру. Было ли принято это предложение неизвестно. В Стоглаве об этом ничего не сказано. 9) Вполне одобрено Иоасафом постановление относительно скоморохов (гл. 41, вопр. 19-й). 10) Собором было принято предложение Иоасафа сносить мелкие пустыни в одну (гл. 85). 11) Иоасаф жалуется на то, что собор в своих постановлениях о вдовых священнослужителях 1503 года относительно последних, говорит только об одном игумене Иосифе Волоколамском (гл. 79-я), и не упоминает о других архимандритах, игуменах и честных старцах, также бывших на том соборе и известных своей богоугодной жизнью и знанием св. Писания. Иоасаф умоляет государя сделать об этом справку у своих старых бояр, которые помнят, кто был на соборе 1503 года.

По мнению г. Жданова, Иоасаф как приверженец партии нестяжателей, пользуется здесь случаем высказать свои убеждения и напомнить государю о Ниле Сорском и других знаменитых нестяжателях, боровшихся на соборе 1503 года с Иосифом Волоцким и его сторонниками.244 Таким образом, из десяти предложений Иоасафа пять были приняты Стоглавым собором, а остальные пять – отвергнуты. Нельзя не заметить, что в числе последних находятся самые важные замечания Иоасафа – о десятильниках и о выкупе пленных. Отсюда можно заключать, что когда предложения Иоасафа были обсуждаемы на соборе, перевес был на стороне партии Иосифлян. Из представленного нами хода деяний Стоглавого собора видно, как постепенно слагался состав самого акта соборных деяний и постановлений, известного под именем Стоглава. Мы вполне убеждены, что из посильных наших работ в области истории Стоглавого собора следует с несомненностью тот вывод, что нынешний вид и содержание Стоглава достаточно объясняют историю его составления на соборе 1551 г. После получения замечаний Иоасафа и рассмотрения их на Стоглавом соборе, соборный акт был окончательно редактирован. Нам остается теперь рассмотреть вопрос об утверждении этого акта, о времени окончания заседаний Стоглавого собора, об обнародовании его постановлений, о дальнейшей судьбе их, и в заключение вопрос о подлинности, официальности и каноническом значении Стоглава. Но прежде чем перейти к этим вопросам, мы считаем необходимым сказать несколько слов о 101-й главе Стоглава.

Глава XIV. Содержание 101-й главы Стоглава

За 100-й главой, в которой изложены замечания бывшего митрополита Иоасафа, во всех четырех списках Стоглава XVI века, а также во многих списках XVII и XVIII веков, помещается еще 101-я глава, в виде соборного приговора 11-го мая 1551 года об архиерейских и монастырских вотчинах (этот приговор напечатан также в А. А. Э., т. I, № 227). В этом приговоре постановлено: архиереи и монастыри не могут впредь покупать вотчины без доклада царю, в противном случае купленная вотчина отбирается на государя безденежно. Вотчины, данные «по душе», остаются за монастырями: они подлежат выкупу лишь в том случае, если в акте, даровавшем вотчину монастырю, будут определены условия выкупа. Незаконно присвоенные монастырями и владыками земли, волости, села, рыбные ловли и всякие угодья, и оброчные деревни, подлежат отобранию, равно как и незаконно присвоенные монастырями руга и милостыня из царской казны, вотчины князей Тверским, Белозерских, Рязанских, Суздальских, Ярославских, Стародубских, Микулинских, Торжковских и Оболенских запрещено без доклада царю продавать кому-либо помимо родственников или людей тех же городов, а также отдавать в монастырь «по душе». В случае нарушения этого правила проданная вотчина отбирается на государя безденежно. Вотчины, отданные в монастыри «по душе» без доклада царю до настоящего приговора, отбираются на государя и раздаются в поместья, но за них выдаются монастырям деньги соответственно покупной цене.

Этот приговор имеет сходство с теми местами Стоглава, в которых говорится о руге и милостыне, незаконно присвоенных монастырями и церквами в малолетство царя (гл. 5-я, вопр. 30-й и 31-й, гл. 97-я), и о вотчинах, отдаваемых «боголюбцами» в монастыри на поминок душ своих (гл. 75-я). Но означенный приговор отличается тем, что 1) в нем запрещено давать вотчины монастырям без доклада царю; 2) постановлено отобрать незаконно присвоенную ругу у всех монастырей и церквей, тогда как в главе 97-й решено оставить эту ругу за бедными церквами и монастырями; 3) перечислены подробно те княжеские вотчины, которые нельзя продавать и отдавать в монастырь без доклада царю.

Глава XV. Утверждение постановлений Стоглавого собора и окончание его заседаний

Были ли утверждены царем и иерархами постановления Стоглавого собора после получения замечаний митрополита Иоасафа – об этом нельзя сказать ничего положительного, так как подлинный соборный акт до нас не сохранился. Но, может быть, что он и не требовал подписей членов собора, так как в нем изложены не только постановления, но и деяния собора, не требовавшие подписей.245 Точно также неизвестно, когда окончил Стоглавый собор свои заседания. Полагают, что не позже 17 мая 1551 года соборный акт был составлен, послан к митрополиту Иоасафу, получен обратно, исправлен согласно с его замечаниями, и утвержден.246 Об основаниях этого мнения мы уже говорили (см. примеч. 217 и 43). Здесь мы укажем еще на следующие обстоятельства. В 1551 году 26 июня и 15 июля были изданы два соборных приговора: один – по двум жалобам новгородских священников на Новгородского архиепископа, другой – по жалобе на него же протопопов Новгородского Софийского собора. О первом из этих приговоров мы уже упоминали: в нем говорится о подводах, доставляемых новгородским духовенством и монастырями своему владыке, о суде архиепископских бояр и дьяков по соборному уложению (гл. 68-я и 69-я), о соборном отправлении богослужения и о крестных ходах (гл. 41-я, вопр. 32-й), о выборе прихожанами священно- и церковнослужителей (гл. 41-я, вопр. 14-й), об угощении попов и дьяконов обедом на счет царской казны в те дни, когда служатся панихиды об упокоении царей и великих князей (гл. 5-я, вопр. 30-й), наконец, о том, чтобы попы и дьяконы, если их позовут к больным ночью, не ходили без фонаря, и не приносили к себе тайком хмельного питья. По второй жалобе тех же новгородских священников был подтвержден давний обычай понедельного служения игуменов и священников в Новгородском Софийском соборе: здесь говориться также о том, что софийский притч не должен требовать молебенных и праздничных денег у причтов других церквей.247 Во втором приговоре говорится о сборе в пользу новгородского Софийского притча т. н. просвирных пошлин с городских церквей и монастырей, за исключением общежительных, устроенных архиепископом Макарием, и о взимании с псковских священников пошлины за выдачу антиминсов, по полуполтине за антиминс, «по цареву нынешнему уложению» (гл. 47)248. Сходство многих постановлений в этих приговорах с соответствующими местами Стоглава не подлежат никакому сомнению, а упоминание о «соборном уложении», о «цареве нынешнем уложении» показывает, что приговоры имеют в виду именно соборное уложение 1551 года и составлены под его влиянием.

Таким образом, уже в июне 1551 года Стоглав был действующим уложением, и следовательно, около этого времени Стоглавый собор окончил свои заседания.

Глава XVI. Обнародование постановлений Стоглавого собора

Мы не имеем никаких сведений о том, был ли Стоглав обнародован целиком, приблизительно в том виде, в каком он известен теперь. Но по частям весьма многие постановления Стоглавого собора были опубликованы в нескольких официальных актах, изданных от имени царя или митрополита. Сюда относятся прежде всего т. н. Наказные списки соборного уложения 1551 года, которых сохранилось три: 1) посланный митрополитом Макарием во Владимир 10 ноября 1551 года, 2) посланный от имени того же митрополита в Каргополь 2 февраля 1558 года, 3) посланный в Вязьму и Хлепен в 1552 году членом Стоглавого собора Саввой, епископом Сарским и Подонским. Собственно говоря, сюда же можно присоединить еще один наказный список, который проф. Павлов называет Симоновским249, и о котором мы скажем ниже. Наказные списки во Владимир и Каргополь по содержанию почти совершенно сходны, за исключением незначительных вариантов. Каргопольский наказ (а следовательно, и Владимирский) состоит из предисловия и 57-и статей. Начало наказа во Владимир утрачено, так что предисловие сохранилось в одном Каргопельском наказе. В этом предисловии говорится следующее: «Благословение Преосвященного Макария, Митрополита всея Русии, в пресловущий град Каргополь: Царя и Великаго Княза городовому прикащику Иосифу Михайлову, да Семену Иванову сыну Мохнаткину, да поповскому старосте попу Киндею, и всем посадским Игуменом и Соборным Священником и Диаконом, и всего Каргопольскаго уезда посадским и волостным и сельским старостам и целовальникам земским; да в Турчасово на стан и т. д. … Приговорили есмя со своим сыном Государем благоверным Царем и Великим Князем Иваном Васильевичем всея Русии Самодержцем и с его братией, и со Архиепископы и Епископы и с бояры, и со всем освященным Собором по Священным правилом и по Царским законом: О многоразличных церковных чинах». В помещенных ща предисловием 57-и статьях находятся выдержки из следующих глав Стоглава: 67-й, 68-й, 69-й, 6-й, 16-й, 10-й, 11-й, 14-й, 8-й, 12-й, 15-й, 17-й, 18-й, 23-й, 26-й, 27-й, 28-й, 31-й, 41-й гл., вопр. и отв. 6, 41 гл. отв. На 9-й вопр., 41 гл. отв. На 11-й и 12-й вопросы, 82-й, 81-й, 41-й гл. отв. на 2-й вопрос. 41 гл. отв. на 3-й вопрос, 41 гл. отв. на 14 вопр., гл. 91-й, 92-й, 38-й, 40-й, 29-й, 30-й, 32-й и 33-й. – Таким образом выдержки сделаны из 30-и глав Стоглава. Он по большей части суть буквальные повторения того, что находится в Стоглаве, но в других выражениях. По содержанию своему они касаются главным образом святительского суда и обязанностей белого духовенства по отношению к самому себе и к своим духовным детям. Самое название «Наказные списки» означает, что в них содержится инструкция по соборному уложению 1551 года о том, как должно вести себя и исполнять свои обязанности приходское духовенство. Цель наказных списков видна из их же слов: «И вы б сие наше послание списывали слово в слово, да раздавали поповским старостам и десятцким священникам градским и сельским и волостным, и всем священникам всего Володимирскаго (Каргопольскаго) уезда, и они их у себя держат, и о всем потому брегут и ходят, как в сей грамоте писано» (статья 57-я). В обоих наказах приводятся почти только одни постановления Стоглавого собора без прописания их оснований, т. е. выписок из Св. Писания, творений Св. Отец, правил вселенских и поместных соборов и законов византийских и русских государей. Лишь в редких случаях эти выписки встречаются и в наказах (например, в статьях 53-й, 54-й, 56-й и 57-й), хотя неопределенные ссылки на священные правила, божественный устав, предание святых Апостол и ст. Отец, заповедь Св. Отец и здесь встречаются в изобилии, как и в Стоглаве.250

Наказной список в Вязьму и Хлепен, найден проф. Павловым в одной рукописной Кормчей конца XVI века.251 Он имеет следующее заглавие: «Соборный ответ по священным правилом. Соборное уложение русийскаго царства». За таким заглавием помещено следующее предисловие: «Благословение священного Савы, епископа сарскаго и подонскаго, в нашу епископию в пресловущий град в Вязьму и в Хлепен, всем посадским игуменом и соборным священникам и диаконом, и всего уезда вяземскаго и хлепенскаго старостам и целовальником земским».

Приговорил преосвященный Макарий, митрополит всея Русии, с своим сыном и господином боговенчанным Царем и Великим Князем Иоанном Васильевичем, всея Русии Самодержцем, и с его братиею, и с архиепископы и епископы, и с бояры, и со всем священным собором, по священным правилом и по царским законом, о многоразличных чинех церковных». Этот наказный список отличается от двух других рассмотренных нами списков 1) тем, что он издан не от имени митрополита, а от имени Саввы, епископа Сарского и Подонского, одного из членов Стоглавого собора, викария Московского митрополита; 2) в нем меньше выписок из Стоглава, чем в двух других списках; 3) в нем нет разделения на статьи; 4) в конце его приложены те же главы Стоглава, которые были посланы вместе с грамотой митрополита Макария в Симонов монастырь, о чем мы будем говорить ниже. Сходство Вяземского списка с Владимирским и Каргопольским заключается в том, что порядок и редакция самых выписок во всех трех списках одни и те же; сходство это имеет столь существенное значение, что указанные нами различия между списками оказываются сравнительно не важными.

Можно предполагать, что подобные же наказы были посылаемы и в другие места, но они до нас не сохранились, или до сих пор не найдены. В т. н. Хлудовском списке Стоглава (XVI века) есть грамота новгородского архиепископа Пимена во Псков, от 10 августа 1556 года.252 Из этой грамоты видно, что еще в 1551 году туда же была послана грамота, в которой говорилось о выборе поповских старост «по соборному уложению», т. е. очевидно по уложению 1551 года.253 Таким образом, можно думать, что и в Псков был послан наказный список по Стоглаву, восстановивший во Пскове с давних времен (еще до Стоглавого собора) существовавший здесь институт поповских старост, но уже по московской организации.254 Мы сказали выше, что проф. Павлов относит к числу наказных списков по Стоглаву грамоту митрополита Макария в Симонов монастырь. Эта грамота послана в июле 1551 года, с извещением о бывшем в Москве соборе, под которым очевидно разумеется собор Стоглавый («соборне уложихом по вопросом благочестиваго царя о многоразличных церковных чинех»). Затем в грамоте говорится «и ныне о том вкратце написанных о святых и честных монастырех и о прочих священных чинех по священным правилом к вам в монастырь на собор послахом за своею печатью». В приписке к этой грамоте означено киноварью: «Да стою же грамотою послати по монастырем поучение главы истое же соборное книги выписати: глава 49, 50, 51, 52, 75, 76, 67, 68, 31-й царский вопрос» (из вторых или первых – неизвестно).255 Из этой приписки видно, что в июле 1551 года существовала соборная книга (т. е. Стоглав), выписки из которой, относящиеся преимущественно к монашеству, рассылались по монастырям, но только в виде поучения. Что подобные выписки были посланы не в один Симонов монастырь, это видно из упомянутого нами ранее (гл. VII и прим. 160-ое) сборника Волоколамского монастыря, в котором находится известный нам «Ответ» м. Макария. В этом сборнике помещены те же выписки из Стоглава, о которых говорится в приписке к грамоте из м. Макария в Симонов монастырь. Весьма возможно, что такая же грамота вместе с означенными выписками из Стоглава была послана и в Волоколамский монастырь.256 Таким образом наказные списки соборного уложения 1551 года были двоякого рода: одни из них посылались белому духовенству, другие – черному духовенству и монашествующим лицам.

Но почему же соборное уложение 1551 года не было обнародовано в целом своем составе? Мы знаем, что в Стоглаве помещаются не только постановления, но и деяния собора, и притом весьма многие определения Стоглава сопровождаются выписками из Св. Писания, творений Св. Отец, церковного устава, канонов вселенских и поместных соборов и законом византийских и русских государей. В этом составе соборной книги и нужно искать ответ на поставленный вопрос: для проведения в жизнь постановлений Стоглавого собора совсем не требовалось обнародовать деяния соборные и тот материал, который служил основанием его определений. Нельзя не согласиться с следующими словами проф. Павлова: «для публикации соборных определений или приговоров, в которых собственно и заключалось уложение собора, необходимо для всеобщего сведения и исполнения, нужно было выделить их из целого состава соборной книги и облечь в обыкновенную форму законодательных актов, т. е. наказных списков или грамот».257 В своем месте увидим, что Стоглав и в целом своем составе употреблялся в церковной практике в качестве соборного уложения 1551 года. Но некоторые отдельные постановления Стоглавого собора были опубликованы в особых официальных актах, в виде грамот, соборных приговоров и т. п. В 1551 году был издан соборный приговор об учреждении в Москве поповских старост и десятских священников и об их обязанностях. Этот приговор составлен «по уложению святейшего Макария. … и всех преосвященных Архиепископов и Епископов всего Российского царства». Сто священников, или другое число, смотря по обстоятельствам, избирают в поповские старосты священника «исполнена разума духовного и рачителя Божественному писанию, иже всякими добродетельми украшена». Он сам выбирает себе в помощники десятских священников «которые достойны и искусны, иже о Бозе попеченье имеют о духовных делах». Старост должно быть в Москве 7, столько же и соборов, по которым распределено все городское духовенство. В приговоре перечисляются обязанности поповских старост по наблюдению за всем белым духовенством, чтобы богослужение совершалось благообразно и по чину. Эти постановления весьма сходны с соответствующими местами Стоглава (гл. 6-я, 35-я, 12-я, 13-я, 8-я, 5-я). Но в приговоре есть и более точные указания на соборное уложение 1551 года. Избранных в поповские старосты должно приводить к митрополиту, который «разсмотря их, доволне наказав, и придаст им закон божественных Писаний соборного уложения. … о церковном благочинии и о священническом духовном попечении» (А. А. Э., т. I, № 232). По поводу этого приговора мы считаем не лишним сделать некоторые замечания. В одном рукописном сборнике XVII века, принадлежавшем покойному графу Уварову, проф. Павлов нашел 40 глав Стоглава, за которыми находится следующая приписка: «Лета 7059-го февраля в 17. Повелением благочестивого Царя и христолюбивого Великого Князя Ивана Васильевича, всея Русии Самодержца, и по благословению преосвященного Макария, митрополита всея Русии, и преосвященнейших архиепископов и епископов и всего священнаго собора русские митрополия, изобрали священницы и дияконы 7 старост в царствующем граде Москве». Затем помещаются сведения о семи избранных поповских старостах, о числе церквей в разных частях Москвы и о числе священников и дьяков в каждой части. Всех священников во всей Москве насчитывается 359, диаконов 208, а всего 567; церквей же 644.258 Мы знаем, что заседания Стоглавого собора начались 23 февраля 1551 года, а приговор об учреждении в Москве поповских старост, по означенной приписке, состоялся 17-го февраля того же года, следовательно пред самым открытием Стоглавого собора. Этим обстоятельством, как нам кажется, можно объяснить, почему в 6-ой главе Стоглава о выборе поповских старост говорится таким образом: «и того ради церковного чина в царствующем граде Москве и по всем градом росийскаго царствия русския митрополии повелехом избрати протопопов в коемждо граде по царскому повелению и по благословению святительскому священников добрых, искусных и житием непорочных. В царствующем же граде Москве достоит быти седми старостам поповским и седми сбором по уложению царскому». В этих словах ясно видно указание на приговор 17-го февраля 1551 года. По нашему мнению, соборный приговор, напечатанный в А. А. Э., т. Ι, № 232-й (по рукописи XVI) века был издан после Стоглавого собора, так как в этом приговоре подробно излагаются обязанности поповских старост под несомненным влиянием Стоглава, на что и было нами указано выше.

В апреле 1552 года был издан дополнительный указ царскому судебнику. В этом указе сказано: «Лета 7060 Апреля по Цареву и Великаго князя слову Ивана Васильевича всея Русии, дана Выпись Ондрею Берсеневу да Хозяину – Тютину о том, что не велено священническому и иноческому чину, по священным правилом и по Соборному уложению, в корчмы входити, ни в пияньство упиватися, ни празнословити, ни лаяти, и им того бречи накрепко по всей Москве». Священников и дьяконов, которые ну будут вести себя как постановлено в соборном уложении, предписывается подвергать штрафу, как и мирских людей, и отсылать к поповским старостам для наложения на них духовного наказания. Точно также предписывается поступать и с монахами, отсылая их к архимандритам. Далее в указе сказано, чтобы православные христиане ложно креста не целовали; не бранились, бород не брили и не обсекали, и усов не подстригали, к волхвам, звездочетцам и чародеям не ходили, и чтобы у поль (судебных поединков) чародеям не были бы. Ослушникам угрожается великой царской опалой по градским законам и духовным запрещением на основании священных правил (А. И., т. I, № 154, стр. 251 – 252). Этот же самый указ был найден г. Жмакиным в одной рукописи, принадлежащей Московской Синодальной библиотеке (бывшей Партиаршей). Эта рукопись собрана и написана современником Стоглавого собора, иноком Волоколамского монастыря Вассианом, бывшим архимандритом Возмицким. Нам кажется, что эта рукопись есть известный нам сборник Волоколамского монастыря, в котором находится «Ответ м. Макария и выписки из Стоглава, посылавшиеся по монастырям. Г. Жмакин совершенно справедливо замечает, что издаваемый им памятник «служить новым доказательством подлинности определений Стоглавого собора, на которые его автор прямо ссылается».259 Действительно, под «соборным уложением», о котором говорится в этом указе, едва ли можно разуметь что-либо иное, кроме Стоглава. Что же касается «Выписи», упоминаемой в указе, то это по всей вероятности есть выписка из Стоглава, и именно тех его постановлений, о которых говорится в указе (гл. 29-я, 34-я, 37-я, 38-я, 40-я, 41-я вопр. 17-й, гл. 52-я). В декабре 1552 года был издан окружной царский Наказ об обязанностях поповских старост, десятских священников, земских старост и целовальников (А. А. Э., т. I, № 231). Этот наказ очень сходен с главами Стоглава о святительском суде (гл. 53 – 68), за исключением тех глав, которые состоят из ссылок на священные правила и законы государственные. В наказе, между прочим, говорится, что святитель посылает выбранным в поповские старосты «наказ по соборному уложению, как им те дела святительские делати отныне и вперед о всем подлинно». В другом месте наказа сказано: «о всех тех церковных чинах и о вашем священническом пребывании буди наказ вам и соборное уложение отца нашего Макария Митрополита всея Русии». Впрочем, эти слова относятся в наказе, кажется, только к попвским старостам Заволоцкого уезда. Из приведенных мест наказа видно, что и митрополит, и епархиальные архиереи должны были давать поповским старостам наказы по соборному уложению, т. е. уложению 1551 года. Может быть, им посылалось и самое соборное уложение, что видно из указанных слов наказа: «буди наказ вам и соборное уложение». Но зачем же посылать и то, и другое? Не достаточно ли одного соборного уложения, или одного наказа по уложению? Наказа специально относился к обязанностям поповских старост, поэтому он им и посылался, а соборное уложение могло быть посылаемо им, как вообще должностным лицам, для сведения, и для сообразования всей своей деятельности с его постановлениями.

В этих наказах, рассылавшихся архиереями, как нам кажется, нужно видеть то, что мы знаем под именем наказных списков соборного уложения 1551 года, посланных во Владимир, Вязьму, Каргополь и, по всей вероятности, в Псков и другие города. По мнению проф. Павлова, уже на самом Стоглавом соборе была составлена общая, однообразная форма архиерейской наказной грамоты по новому соборному уложению. На это указывают следующие типические слова всех трех наказных списков: «также есмя ныне послали к вам по цареву совету и по повелению и по его царевым вопросом, сие соборное послание, вкратце написав о многоразличных церковных чинех» (статья 19-я по Влад. и Карг. сп.; стр. 15 по Вязем. сп.).260 Постановления Стоглавого собора, касающиеся не одного только святительского суда и белого духовенства, а и другие, например, относительно церковного благочиния, занимающие в Стоглаве видное место, – постановления этого рода также приводились в исполнение посредством грамот. Хотя до нас не сохранилось ни одной подобной грамоты от времени, ближайшего к Стоглавому собору, однако, действительное существование их подтверждается следующим официальным актом половины XVII века. В 1651 году 25 мая царь Алексей Михайлович в грамоте игумену Сийского монастыря Феодосию писал следующее: «в нашем в Московском государстве, на Москве и в городах, и в уездах, в соборных церквах и в монастырях и в приходских церквах, ввелося от небрежения многогласное пение, поют и говорят голосе в два, и в три, и в четыре: а в прошлом 7059 году (т. е. 1551 от Р. Х.) блаженные памяти при Государе Царе и Великом Князе Иване Васильевиче всея Русии и при освященном Макарии, Митрополите Московском и всея Русии, и при всем освященном соборе, о единогласном пении собор был и уложение, и грамоты по всем градам были посыланы». (А. А. Э., т. IV, № 327). Таким образом, постановления Стоглавого собора вводились в практику посредством грамот, наказов, указов и соборных приговоров. По меткому выражению г. Беляева, «определения Стоглава рассылались в свое время к исполнению, говоря языком нашей новой администрации, циркулярно».261 Эта же мысль, несколько иначе выраженная, заключается и в следующих словах проф. Павлова: «Наказные списки, представляя вполне все церковно-законодательное содержание Стоглава, относятся к этому последнему как исполнительные указы к подлинным соборным определениям 1551 года».262 Мы рассмотрели только такие официальные акты, которые прямо составлены по Стоглаву и имеют целью применение его постановлений на практике. Но сохранилось несколько официальных же актов эпохи Стоглавого собора, которые только упоминают о соборном уложении, т. е. очевидно об уложении 1551 года. Эти акты суть следующие: 1) Просьба архимандрита и братии Новгородского Юрьева монастыря о выдачи им новой жалованной грамоты (Доп. К А. И., т. I, № 46, 1551 года); 2) Жалованная несудимая грамота Коневскому монастырю 14-го сентября 1554 года (Доп. К А. И., т. I, № 48); 3) Жалованная несудимая грамота Михалицкому женскому монастырю, в феврале 1560 года (Доп. К А, И., т. I № 114); 4) Послание знаменитого протоиерея Сильвестра к царскому воеводе в Казани Князю Горбатому-Шуйскому.263 На этом послании основывается мнение, что в 1552 год царь и митрополит, отправляя в Свияжск архангельского протопопа Тимофея для устройства церковных дел в этом крае, недавно покоренном, дали ему в руководство полный список соборной книги, т. е. Стоглав в целом его виде.

Таково мнение проф. Павлова, который следует в этом случае г. Барсову, издателю упомянутого послания. Но, как справедливо доказывает г. Жданов264, Свияжский протопоп, о котором упоминается в послании Сильвестра («та книга соборная есть списана в новом городе Свияжском у протопопа) и архангельский протопоп Тимофей суть совершенно различные лица. Тимофей действительно ездил по поручению митрополита Макария в Свияжск в 1552 году, но не для устроения церковных дел, а по поводу открывшейся в Свияжске болезни, и не с соборной книгой, а с посланием митрополита. Окончив свою миссию, Тимофей немедленно вернулся в Москву. Таким образом, мнение проф. Павлова оказывается не состоятельным. Но во всяком случае под соборной книгой, находившейся у Свияжского протопопа, разумеется не что иное, как соборное уложение 1551 года или Стоглав.

Влияние Стоглава отразилось и на некоторых других официальных актах, почти современных Стоглавому собору, и из которых мы назовем следующее: 1) послание митрополита Макария в Свияжск к царскому войску, 25 мая 1552 года. Сходство этого послания с некоторыми местами Стоглава несомненно, ибо и в том, и в другом преподаются одни и те же нравственные наставления, и даже те же примеры. Но главный образом послание посвящено обличению Свияжских воинов в том, что они предаются содомскому блуду «безумием своим и законопреступлением безсрамно и безстудно блуд содевающе со младыми юношами, содомское злое, скаредное и богомерзкое дело» (А. И., т. I, № 159). И в Стоглаве, как мы знаем, не раз говорится о том же пороке (гл. 5-я, вопр. 29-й, гл. 33-я и 36-я). 2) Послание митрополита Макария царю Иоанну Васильевичу об укреплении на брань с казанскими татарами, 13 июля 1552 года (А. И., т. I, № 160). Нравственные наставления и здесь по местам сходны со Стоглавом. 3) Приговорная грамота Троицко-Сергиевского монастырского собора 31 октября 1555 года об изгнании из принадлежащих монастырю Присецкой волости скоморохов, волхвов, баб ворожей, татей и разбойников (А. А. Э., т. I, № 244). Этот приговор состоялся «по собственному уложению благочестивого царя и государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси и преосвященного Макария, митрополита всея Руси». В Стоглаве есть постановления о скоморохах, волхвах и др. (гл. 41-я, вопр. 19 – 21-й). 4) Грамота Казанского архиепископа Гурия Свияжскому Богородицкому монастырю о дозволении прихожим священникам и диаконам отправлять богослужение по ставленным и отпускным грамотам (26 апреля 1556 г. – А. А. Э., т. I, № 247. – Сравн. Стоглав, гл. 51-я и 80-я).

Глава XVII. Дальнейшая судьба постановлений Стоглавого собора, вследствие ли ослабления надзора за их

Многие постановления Стоглавого собора, вследствие ли ослабления надзора за их исполнением, или по другим причинам, уже в конце XVI века и в течение всего XVII века на практике не исполнялись. Но постановления эти сами по себе были настолько целесообразны и жизненны, что высшая духовная власть, и верховная светская власть по временам считали нужным восстановлять их силу посредством издания особых официальных актов, которые нередко составлялись под прямым влиянием Стоглава. Это восстановление определений Стоглавого собора объясняется также большим уважением, которое оказывали Стоглаву в XVII веке патриархи Филарет, Иоасаф, Иосиф, Никон и в особенности последний патриарх Московский – Адриан. И высшая светская власть интересовалась Стоглавом, что видно, например, из грамоты царя Михаила Федоровича 1639 года в Кирилло-Белозерский монастырь с просьбой прислать в Москву Стоглав (А. А, Э., т. III, № 290).

Официальные акты конца XVI века, всего XVII и даже начала XVIII века, которые в большей или меньшей степени касаются тех или других постановлений Стоглавого собора, суть следующие: 1) соборный приговор 1-го и 13-го июня 1594 года, при патриархе Иове, об учреждении в Москве поповских старост, десятских священников и дьяконов (А. А. Э., т. I, № 360). 2) Приговор о том же 1-го октября 1604 года, при том же патриархе (А. А, Э., т. II, № 223). 3) Требник патриарха Филарета. Здесь перепечатаны постановления Стоглавого собора о святительском суде.265 4) «Соборное изложение» о латинском крещении 1620 года, при том же патриархе Филарете. На соборе 1620 года было постановлено перекрещивать тех, которые были крещены не через погружение в воду, а через обливание. В главе 5-ой «Соборного изложения» сказано: «Понеже убо еретическое крещение несть крещение, но паче осквернение, Кирилла митрополита русского со епископы о том же свидетельство, и Макария митрополита в Стоглавнике о том же свидетельство, еже не обливати».266 Постановление Стоглава о совершении крещения находится в 17-й главе. 5) Требник патриарха Иосафа 1639 года. В нем, как и в Требнике п. Филарета, помещены постановления Стоглавого собора о святительском суде.267 Проклятие налагаемое в этом Требнике на крестящихся не по чину, относится не к троеперстному крестному знамению, как в Стоглаве (гл. 31-я и 32-я), а одноперстному, употребляемому монофилитами,268 хотя, по-видимому, Требник имеет в виду именно постановления Стоглава о перстосложении при крестном знамении. В Требнике Иоасафа помещена также глава «из Стоглавника царя Ивана Васильевича с собором Макария митрополита о тафьях безбожного Махмета».269 6) Т. н. «Соборник Кириллов», напечатанный при патриархе Иосифе в 1644 году. Здесь помещено мнение Стоглава о двуперстии (гл. 31-я),270 и о самом Стоглаве сказано, что его «подобает чести православным христианам».271 7) Многочисленные постановления Стоглавого собора о том, чтобы духовные и миряне жили по-христиански, удалялись пьянства и других пороков, а также постановления о монастырском и церковном благочинии и управлении отчасти повторяются, отчасти изменяются и пополняются в длинном ряде грамот, наказов и указов конца XVI и всего XVII века. Из этих актов замечательны следующие: а) Грамота царя Феодора Иоанновича в Соловецкий монастырь 9 апреля 1584 года о соблюдении монастырского благочиния (А. А. Э., т. I, № 321). б) Указ патриарха Иоасафа, данный в августе 1636 года тиуну и поповскому старосте о прекращении в Московских церквах и в домашней жизни христиан бесчиния и злоупотреблений разного рода (А. А. Э., т. III, № 264). в) Окружной наказ патриарха Иосифа духовному чину, о соблюдении поста и церковного благочиния, 16 февраля 1646 года (А. А, Э., т. IV, № 321). г) Грамота царя Алексея Михайловича в Соловецкий монастырь о запрещении старцам держать по кельям хмельное питье, 15 марта 1647 года (ibid № 322). д) Грамота патриарха Иосифа архимандриту Горицкого монастыря Герасиму, о почитании воскресных и праздничных дней, 14 июля 1647 года (ibid № 324). е) Грамота патриарха Иосифа Вологодскому архиепископу Маркеллу, о недержании в монастырях хмельного питься и о наблюдении за церковным благочинием, 1649 года (ibid № 325). ж) Грамота Варлаама, митрополита Ростовского и Ярославского, в Кирилло-Белозерский монастырь, о недозволении держать в монастырях хмельное питье, в феврале 1649 года (ibid № 37). з) Грамота патриарха Иосифа Владимирского уезда Вязниковской слободы Благовещенского монастыря строителю старцу Авраамию, об отправлении божественной службы в некоторые праздники в тех церквах, при которых находится более одного священника, 20 марта 1650 года (ibid № 326). i) Грамота царя Алексея Михайловича Феодосию, игумену Сийского монастыря, о единогласии пения и чтения во время отправления церковной службы, 25 мая 1651 года (ibid № 327). Об этой грамоте мы уже упоминали в предыдущей главе. и) Грамота царя Алексея Михайловича в Кирилло-Белозерский монастырь о недержании в нем хмельных напитков и о соблюдении монастырского благочиния 15 июня 1653 года (ibid № 328). к) Грамота Макария, митрополита Новгородского и Влеиколуцкого, Тихвинского монастыря архимандриту Иосифу, о выборе и порядке представления к нему ставленников для посвящения в церковные чины, 10 мая 1654 года (ibid № 331). л) Заказная грамота Маркелла, архиепископа Вологодского и Белозерского, на Белоозеро, соборному протопопу Авраамию о сборе венечных и похоронных пошлин, и о наблюдении за церковным благочинием, 10 мая 1658 года (ibid № 105). м) Грамота Ионы митрополита Ростовского и Ярославского, в Кирилло-Белозерский монастырь, о строжайшем соблюдении церковного благочиния, в октябре 1657 года (ibid № 335). н) Грамота Евфимия, митрополита Новоторжского и Великолуцкого, соборной Воскресенской церкви в Великих Луках, духовному закащику протопопу Ивану Афанасьеву, о недозволении женскому полу входить в келии монашествующих, и о недержании в женских монастырях лиц мужского пола, в августе 1695 года (ibid № 312). о) Окружная грамота царя Алексея Михайловича об иконном писании, 1669 года. В этой грамоте восстановлены правила Стоглава об иконописном деле, изложенные в 43-й главе. В конце грамоты говорится: «Сим тако быти хотящим в нашей православнаго царствия державе неизменно выну узаконяем и повелеваем, подражающе узаконению благовернаго Государя Царя и Великаго Князя Иоанна Васильевича, в Стоглаве воспоминаемому к главе 43-й» (ibid № 174, стр. 226).272 8) Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года. Только две статьи его составлены под очевидным влиянием Стоглава: а) статья 1-я главы VIII («о искуплении плененных»). Здесь буквально повторено следующее место из 72-й главы Стоглава, озаглавленной таким же образом, как и означенная глава Уложения: … «занеже таковое искупление общая милостыня нарицается, и благочестивому Царю и всем православным христианам за то великая мзда от Бога будет, якоже рече праведных Енох! не пощадите злата и сребра брата ради, но искупите его, да от Бога сторицею примете. И пророком рече Бог! не пощади сребра человека ради: Христос же, не токмо сребра, но и душу свою повелевает по братии положити. Больше бо рече тоя любве никтоже не имать, аще кто душу свою положить по братии своей. И того ради Христова слова благочестивым Царем и всем православным християном не токмо достойно, да сторичным мзды во он день сподобятся». б) Статья 10-я главы XIV [в правилах святых Отец про крестное целование написано]. В этой статье помещены также буквальные выписки из Стоглава: одна выписка, довольно значительная, взята из 37-й главы от слов «чтобы промежю себя и в соседстве жили любовно, не крали и не разбивали, и не ябедничали, и на лжи не послушествовали…» до слов «такой поргуатель честному кресту», вторая выписка, несколько меньше первой, взята из 38-й главы, с самого начала ее [«Всего злее пресупати крестное целование»…] до слов «душа предастся огню негласному». На полях подлинного Уложения, как уверяет г. Латкин, отмечено, что в Уложении две статьи взяты из Стоглава, а именно 10-я ст. XIV главы и 6-я ст. XXII главы.273 Первая из указанных статей, как мы видели, действительно буквально выписана из Стоглава, но вторая не имеет ничего общего со Стоглавом, по крайней мере, нам не удалось подыскать в нем соответствующего постановления. В 6-й ст. XXII главы говорится, что сыну или дочери не дозволяется бить челом о суде на отца или мать. За такое челобитье повелевается самих челобитчиков бить кнутом. Нам кажется, что ничего подобного в Стоглаве нет. – Вообще кроме двух указанных в нем других заимствований из Стоглава, не исключая и 13-й главы Уложения (о Монастырском Приказе), в которой, казалось бы, легче всего могло оказаться влияние Стоглава. И современники замечали, что Стоглав, как источник, играл весьма малую роль при составлении Уложения. Так, например, патриарх Никон жаловался на составителей Уложения за то, что они мало обратили внимания на постановления Стоглава о святительском суде.274 9) Служебник патриарха Иосифа 1651 года и 10) Служебник патриарха Никона 1652 года. В предисловиях к обоим Служебникам упоминается о Стоглавом соборе и его уложении, и приводится определение собора о единогласном пении.275 В Служебнике п. Иосифа повелевается, согласно со Стоглавом (гл. 42-я), петь и произносить аллилуйю дважды, а не трижды; то же предписывается и в Часослове, изданном в 1652 году.276 О Стоглаве упоминается также в «Скрижали», изданной при патриархе Никоне277. Знаменитый Московский собор 1667 года, низложивший патриарха Никона, но одобривший сделанные последним исправления богослужебных книг, осудил учение Стоглавого собора о двоеперстии и сугубой аллилуйи, так как усилившийся в это время раскол опирался именно на это учение. Определение собора 1667 года гласит следующее: «А собор, иже бысть при благочестивом великом Государе Царе и Великом Князе Иоанне Васильевиче, всея России Самодержце, от Макария митрополита Московского, и что писаша о знамении честнаго креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой аллилуйи, и о прочем, еже писано неразсудно, простотою и невежством, в книзе Стоглаве, и клятву, юже без разсуждения и неправедно положиша, мы, православнии патриарси, кир Паисий, папа и патриарх александрийский и судия вселенский, и кир Макарий, патриарх антиохийский и всего востока, и кир Иосаф, патриарх Московский и всея России, и весь освященный собор, тую не праведную и безразсудную клятву Макариеву и того собора разрешаем и разрушаем, и той сбор не в собор, и клятву не в клятву, и ни во что же вменяем, якоже и не бысть».278 Вместе с тем было осуждено и то место в житии преподобного Евфросина Псковского, которое послужило основанием определения Стоглавого собора о сугубой аллилуйи: «к сим же заповедуем: и о еже писано в житии преподобнаго Евфросина от соннаго мечтания списателева о сугубом аллилуии, да никто тому верует, зане все это писание лживое есть от льстиваго списателя писано, на прелесть благочестивым народом».279 Хотя собор 1667 года осудил только упомянутые неправильные учения, однако косвенно он как бы отменил и прочие постановления Стоглавого собора, вменив последний ни во что, как будто бы он и не существовал никогда. Несмотря на такой строгий приговор, постановления Стоглавого собора и после 1667 года продолжали пользоваться уважением со стороны высшей духовной власти. В 1667 году 27 декабря патриархом Адрианом была издана инструкция поповским старостам (П. С. З., т. III, № 1612), обязанности которых были определены отчасти сходно со Стоглавом. В 1700 году 22 февраля патриарху Адриану был объявлен царский указ о том, чтобы он объяснил боярам, составлявшим новое Уложение, какие имеются у него – патриарха – указы относительно церковного суда для того, чтобы эти указы принять к сведению при составлении уложения.280 «И великий господин, святейший кир Адриан, Архиепископ Московский и всея Руссии и всех северных стран Патриарх, по тому Великого Государя указу и из полаты по присылке от бояр… повелел в соборней, святей, Восточней и Апостольней церкви Успения Пресвятыя Девы Богородицы и в своей Патриаршей ризнице и в Казенном своем Приказе взыскати древния благочестивых Царей надписания и книги харатейныя и Стоглав утвержденный Великаго Государя, Царя и Великаго Князя Иоанна Васильевича всея России»281. Кроме Стоглава, в патриаршей разнице оказалась Кормчая («правильная книга»), написанная в 6700 году (1292 г.) повелением Новгородского князя Дмитрия Александровича и архиепископа Новгородского Климента, и определения московского собора 1667 года.282 Стоглав, Кормчая и постановления собора 1667 года, без сомнения, составляли действующее законодательство по церковному суду при патриархе Адриане, который велел выписать из Стоглава главы о святительском суде и послать в Палату к боярам, сидевшим у Уложения, что и было исполнено в Марте месяце того же 1700 года.283 До нас сохранилась подлинная рукопись, в которой буквально выписаны следующие главы Стоглава: 53-я, 64-я, 68-я и конец 3-й главы, содержавшей в себе речь царя (от слов «вы же о богособранный соборе» до конца речи).284 Влияние некоторых постановлений Стоглавов видно даже в Духовном Регламенте 1721 года, например, относительно вдовых священнослужителей,285 бесчиния волочащихся по миру монахов и строения лишних церквей сверх потребности,286 соединенного с суевериями почитания среды и пятницы в простом народе,287 и учения об аллилуйи в житии преподобного Ефросина.288

Глава XVIII. Подлинность, официальность и каноническое значение Стоглава

По вопросу о подлинности, официальности и каноническом значении Стоглава существуют два радикально противоположных мнения. Одни ученые считают Стоглав, по крайней мере в нынешнем его виде, не подлинным законодательным актом Стоглавого собора, утвержденным и обнародованным царем и собором, а черновыми записками, или извлечением из соборных деяний и постановлений, составленными на самом соборе или вскоре после него неизвестным частным лицом, а может быть и кем-либо из членов Стоглавого собора. Другие ученые напротив, вполне признают и подлинность, и официальность, и каноническое значение Стоглава, считая его уложением собора 1551 года.289

Вопрос этот имеет довольно продолжительную историю, так как он возник еще в XVIII столетии. Споры ученых двух названных направлений принесли значительную пользу в том отношении, что они выяснили значение Стоглавого собора и Стоглава, хотя труды ученых первого направления весьма нередко отличались крайней тенденциозностью. В Стоглаве, как мы знаем, находится учение о двуперстном крестном знамении, сугубой аллилуйи и стрижении брад. Это учение со второй половины XVII века сделалось главнейшим пунктом различия между православными и раскольниками. Ввиду такого положения вещей, антираскольничья полемика стала опровергать означенное учение, и опровергала его весьма основательно. Но так как раскольники в доказательство истинности своего учения ссылались главным образом на Стоглаве, считая его законодательным уложением собора 1551 года, то все усилия их противников направлены были на то, чтобы всякими правдами и неправдами, во что бы то ни стало доказать, что Стоглав никогда не имел канонического значения в русской Церкви, что он не подлинное соборное уложение 1551 года, что в нем много подчисток, поправок, намеренных искажений в раскольничьем духе и проч. и проч. Нет сомнения, что Стоглав действительно погрешает в своем учении о крестном знамении и аллилуйи, так как в эпоху Стоглавого собора просвещение в России находилось на весьма низком уровне. Но почему же ученые, писавшие против этого неправославного учения, из нескольких глав унижают значение всего Стоглава? Они должны были доказать ложность этого учения на основании церковно-археологических данных, а не прибегать к недостойным науки приемам. Впрочем, окольным путем часто можно скорее достигнуть цели, чем прямым… Да и как не соблазниться такой заманчивой теорией: в 1551 году был в Москве собор, который по вопросам, данным благочестивым царем Иваном Васильевичем, рассуждал о многоразличных церковных чинах и составил уложение, до нас, к сожалению, не дошедшее, но которое без сомнения было очень хорошее, судя по тому, что собор состоял все из просвещенных архипастырей, а председатель был даже просвещеннейшим архипастырем своего времени. Но по причинам, на неизвестным, прекрасное уложение осталось только в виде черновых записок, которые оставалось неутвержденными до 1554 года, а после этого года вдруг является какое-то неизвестное частное лицо, малообразованное и даже невежественное, которое (о варварство!) переделывает черновые записки на свой лад, вносит в них свои раскольничьи мнения, снабжает их анафемой против тех, кто им не последует, разделяет свое произведение ровно на 100 глав, неискусно подражая царскому судебнику, и наконец, выдает его за соборное уложение 1551 года. Таким-то образом и явилась на свет «книга глаголемая Стоглав».

Такова в сущности теория лучшего защитника и наиболее полного выразителя мнений ученых первой группы – преосв. Макария, автора «История русского раскола». Взгляды преосв. Макария разделяются и многими другими учеными того же направления, труды которых перечислены нами в примечании 251-м. Справедливость требует сказать, что названная теория обработана в высшей степени тщательно, на защиту ее потрачена масса труда, остроумия, учености. К сожалению, нам не удалось встретить между сочинениями ученых противоположного направления ни одного, более или менее полного критического разбора этой теории, а также столь же обстоятельного изложения собственных мнений. А между тем к этому направлению принадлежат такие авторитетные ученые, как преосв. Макарий, автор «Истории русской церкви», проф. Беляев, проф. Павлов, барон Розенкампф, Жмакин и Лебедев, труды которых исчислены нами в примеч. 251-м. Из них преосв. Макарий, Павлов и Жмакин ограничиваются лишь сравнительно немногими, но чрезвычайно важными замечаниями по интересующему нас вопросу. Что касается г. Лебедева, то он прямо заявляет, что в своем исследовании о Стоглаве он будет держаться исключительно почвы исторической, не преследуя никаких полемических задач.290 Только у г. Беляева, покойного профессора Московского Университета, в его небольшой статье под заглавием «Памятники русского церковного законодательства. Стоглав и наказные списки соборного уложения 1551 года». (Православное Обозрение, 1863 г, июль) находится весьма интересный разбор мнений о Стоглаве одного из видных представителей названной выше школы, г. Добротворского, бакалавра Казанской Духовной Академии. Но в этой статье имеется в виду опровержение взглядов одного г. Добротворского, между тем как весьма важные положения преосв. Макария, автора «Истории русского раскола», совершенно не затрагиваются. Впрочем, этой цели уважаемый автор кажется и не желал преследовать в своей статье, отличающейся полемическим характером и вызванной появлением в печати Стоглава, издания Казанской Духовной Академии, и Наказных списков во Владимир и Каргопол. Кроме того и мнения г. Добротворского, по нашему мнению, разобраны г. Беляевым не с такой полнотой и подробностью, какой они по справедливости заслуживают. – Недостаточная разработанность вопроса о подлинности, официальности и каноническом значении Стоглава в трудах названных нами ученых второй группы заставила нас обратить на этот предмет особенное внимание, так более, что и сам по себе предмет этот весьма заинтересовал нас, причем, конечно, мы воспользуемся всеми теми замечаниями, которые были сделаны по поводу Стоглава преосв. Макарием и особенно г. Беляевым в указанной его статье. Что же касается проф. Павлова, то все мнения его о Стоглаве, насколько нам известно, излагаются в одном только коротеньком предисловии к изданному им наказному списку в Вязьму и Хлепен, с которым равно как и с мнениями г. Павлова, мы уже знакомы. Точно также и взгляд г. Жмакина на определения Стоглавого собора уже изложен нами ранее.

Прежде чем приступить к изложению наших мнений о подлинности, официальности и каноническом значении Стоглава, мы считаем нелишним изложить взгляд на Стоглав барона Розенкампфа, заслуживающий полного внимания по своей оригинальности. В своем известном исследовании «Обозрение Кормчей книги в историческом виде. Москва, 1829 года» барон Розенкрампф высказывает о Стоглаве весьма оригинальное мнение, которое, как нам кажется, очень близко к истине. Он полагает, что Стоглав есть не что иное, как попытка составить национально-русский Номоканон. Но попытка эта удалась только на половину: Стоглав в настоящем его виде есть только первая часть Номоканона, содержащая в себе государственные законы, относящиеся к церкви (νóμοι), а во второй части предполагалось поместить и κανóνς, т. е. правила вселенских и поместных соборов и св. Отец, относящийся к церкви (стр. 84 – 85). Материалы же для Стоглава, как русского Номоканона, уже были собраны ранее в виде т. н. Сводной Кормчей, составленной в первой половине XVI века при митрополитах Данииле и Макарии. В этой Кормчей, по мнению барона Розенкампфа содержится Номоканон патриарха Фотия, правила св. Апостол, семи вселенских соборов и двух константинопольских и, наконец, объяснительные и дополнительные статьи,291 собранные из сочинений восточных иерархов игуменом Иосифова Волоколамского монастыря Нифонтом Кормилицыным.292 Г. Жмакин доказывает, что в составлении Сводной Кормчей принимал непосредственное участие и сам митрополит Даниил.293 Что Стоглавый собор пользовался этим материалами, т. е. что у него была под руками Сводная Кормчая, об этом можно догадываться по следующим соображениям. Главное отличие Сводной Кормчей от всех других типов Кормчей книги заключается в том, что в ней при том же числе и порядке правил, последние приводятся часто в двух и в трех различных переводах и с различными толкованиями. И в Стоглаве нередко одно и тоже правило помещается с несколькими толкованиями (напр., в гл. 93-й), или в нескольких переводах (напр., в гл. 95-й «правило инаго переводу»). Точно также и в Сводной Кормчей встречаются выражения: «тожде правило иной перевод», «толкование ино сему же правилу» и т. п.294 Замечательно, что в Стоглаве нигде не говорится о Кормчей, хотя несомненно, что Стоглавый собор пользовался Кормчей книгой, и именно, как сказано, Сводной Кормчей. В некоторых главах Стоглава можно видеть заимствования из Сводной Кормчей. Так, например, в главе 87-й послание константинопольского патриарха Нила приписано его предшественнику – Филофею. Тоже и в Сводной Кормчей.295 Постановление Стоглава о небритии брад (гл. 40-я) с ссылкой на 11-ое правило VI вселенского собора заимствовано из Сводной Кормчей, в которой также говорится об этом правиле, будто бы запрещают брить бороды. Для доказательства приведем места из Стоглава и Сводной Кормчей. В главе 40-й Стоглава читаем: «О том же правило 11-ое шестаго собора иже в Труле полатнем о остризании брад». В Сводной Кормчей: «Правило 11-е шестаго Собора, иже в Труле полатнем о стрижении брад». В Стоглаве: «правило святых апостол сице глаголет: аще кто браду бреет и преставится тако, не достоит над ним служити». В Сводной Кормчей: «Правило святых апостол: аще кто браду бреет и преставится тако, не подобает над ним служити».296 Нам остается сказать еще несколько слов о мнении барона Розенкампфа относительно официальности и каноническом значении Стоглава. Г. Розенкампф прямо утверждает, что «Стоглав был утвержден высшею властью Царя и разослан по Епархиям. Но по разным сюда не принадлежащим обстоятельствам, оный в последствии времени перестал действовать, так что даже некоторые писатели сомневались о совершении, или существовании Стоглава» (стр. 85-я). Г. Розенкампф не говорит однако, на чем он основывает свое мнение. Теперь обращаемся к разбору указанной нами теории преосв. Макария, автора «Истории русского раскола» и его многочисленных сторонников. Непризнание за Стоглавом подлинности, официальности и канонического значения основывается на следующих соображениях: 1) Книга Стоглав не утверждена подписью царя, митрополита и членов собора; по крайней мере, до нас не сохранился подлинный соборный акт с подписью отцов Стоглавого собора, или, по крайней мере, одного митрополита Макария, или хотя государственного дьяка. 2) Нет оснований думать, что эта книга была рассылаема от имени царя или митрополита по епархиям, хотя бы одним епископам и поповским старостам. 3) Некоторые постановления Стоглавого собора были обнародованы вскоре после собора в виде наказов и приговоров от имени царя и митрополита, но в этих актах замечаются противоречия с постановлениями Стоглава,297 чего не могло бы быть, если бы последний был каноническим законоположением, утвержденным царем и собором. 4) Председатель собора, митрополит Макарий, учил о крестном знамении и аллилуйи не согласно с учением об этом Стоглава. 5) Стоглав и впоследствии не удостоился утверждения со стороны верховной светской и духовной власти, что явствует из деяний собора 1553 и 1554 года и свидетельства Никоновской летописи под 1555 годом. 6) Внешний вид Стоглава ясно показывает, что он не есть соборное уложение, а частная работа, предпринятая в подражание царскому судебнику, разделенному также на 100 статей. Эта работа выполнена весьма неискусно, что видно из отсутствия какой бы то ни было системы в изложении. 7) Самое содержание Стоглава представляет много недостойного просвещенных архипастырей собора 1551 года, каков был, например, митрополит Макарий. 8) Только со второй четверти XVII века Стоглав стали называть в официальных актах соборным уложением 1551 года, ранее же, хотя и упоминается о каком-то соборном уложении, но нельзя с определенностью сказать, разумеется ли здесь именно соборное уложение 1551 года, или же какое-либо иное уложение. 9) Списки Стоглава всегда были очень редки: о нем не упоминается даже в описи царского архива 1575 – 1584 г. г., а в 1639 году в Москве – средоточии церковного управления – не оказалось ни одного списка Стоглава, так что пришлось выписать его из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря посредством нарочитой царской грамоты.

Рассмотрим эти мнения по порядку. Соборное уложение 1551 года не слишком нуждалось в подписи членов собора, ибо в нем помещаются не одни постановления, но и деяния собора, не требовавшие подписи. А что до сих пор не найден подлинный соборный акт с подписью отцов собора, то в этом нет ничего удивительного: Судебников 1497 и 1550 годов мы также не имеем со скрепою хотя бы государственного дьяка.298 Подлинный законодательный акт, изданный 100 лет спустя после Стоглавого собора – Уложение царя Алексея Михайловича – был найден с большим трудом после долгих и тщательных поисков, и то по Высочайшему повелению императрицы Екатерины II, и притом найден в 1767 году299, т. е. спустя всего 118 лет после издания Уложения, а со времени Стоглавого собора до нашего времени прошло более трех столетий. 2) Нет оснований думать, что в половине XVI века существовал такой же канцелярский порядок, какой существует в настоящее время. Не было никакой надобности рассылать соборное уложение епископам, ибо последние, возвращаясь с собора в свои епархии, могли взять с собой списки соборного уложения.300 А что последнее имелось у всех владык, это видно из упомянутого нами ранее окружного царского наказа об обязанностях поповских старост, изданного в декабре 1552 года (А. А. Э., т. I, № 231), в котором сказано, что святители посылают поповским старостам наказ по соборному уложению, под которым очевидно разумеется уложение 1551 года. Поповским старостам уложение не посылалось, да это было почти лишнее, так как им давался от владыки подробный наказ относительно их обязанностей, вследствие чего в полном Соборном Уложении они не имели большой нужды. Впрочем, может быть, что поповским старостам посылалось и полное соборное уложение, как можно заключать из того же окружного наказа 1552 года, о чем мы уже говорили ранее. 3) Постановления Стоглавого собора действительно приводились в исполнение посредством грамот, наказов, указов и соборных приговоров, издававшихся от имени царя и митрополита, но приводились в исполнение, по выражению г. Беляева, циркулярно, чем и объясняются противоречия между постановлениями, находящимися в Стоглаве и изданными в упомянутых официальных актах. Несмотря на это Стоглав продолжал оставаться основным действующим законодательством, подобно тому, как после издания царского судебника 1550 года стали издаваться дополнительные к нему указы, иногда изменявшие статьи судебника. Точно также и после издания Уложения царя Алексея Михайловича появилась масса т. н. Новоуказных статей, также изменявших статьи Уложения. И в наше время, например, Высочайше утвержденное Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, разъяснялось, дополнялось и даже изменялось в некоторых своих статьях, и тем не менее оставалось основным законом относительно крестьян, вышедших из крепостной зависимости.301 4) Председатель Стоглавого собора, митрополит Макарий, действительно излагал учение о крестном знамении и аллилуйи совсем не так, как это учение изложено в Стоглаве. Последний повелевает креститься двумя перстами и двоить аллилуйю, а м. Макарий, как видно из его Четьих Миней, признавал правильным троеперстное крестное знамение и троение аллилуйи. Учение о крестном знамении ясно выражено в «Прении Папагиота Философа с 12-ю Кардиналы, егда приидоша от Папы Римскаго и прешася в Константине граде о вере Христианстей и Фряжстей», помещенном в Макарьевских четьих Минеях под 31-м августа, а учение об аллилуйи – в «Указе о трегубой аллилуйи», помещенном под тем же числом.302 Как же могло случиться, что митрополит Макарий допустил внести в Стоглав учение, не согласное с его убеждениями? Хотя м. Макарий был просвещеннейшим человеком своего времени, но разве он был свободен от ошибок, разве не мог он поверить противоположному учению, если бы оно возникло среди членов Стоглавого собора? Но ведь учение о двуперстном крестном знамении выражено было еще предшественником Макария – митрополитом Даниилом.303 Отчего же м. Макарий не мог согласиться с этим учением, в особенности если и из других членов Стоглавого собора нашлись сочувствующие этому учению? Учение о сугубой аллилуйи изложено в житии преп. Евфросина. Почему же м. Макарий любитель и знаток житий, не мог согласиться с этим учением? Сам же м. Макарий в своих Четьих Минеях заявляет, что он не был свободен от ошибок при их составлении: «сколько нам Бог дарова уразумети, толико и возмогох исправити, инаяж и до днесь в них неисправлена пребысть, и сия оставихом по нас могущим с Божиею помощью исправити. А и где буду погрешил от своего неразумия, от тех странских древних пословиц, или будет где посреде тех св. книг написано ложное и отреченнее слово Св. Отцы, а мы того не возмогохом исправити и оставити, и о том от Господа Бога прошу прощения, за молитв всех святых, в книгах сих написанных».304 Если принять во внимание мягкость и уступчивость характера м. Макария, то станет понятным, почему он поверил учению, совершенно противоречившему его убеждениям, и изменил свой взгляд, что видно как из самого Стоглава, так и наказных списков во Владимир и Каргополь, изданных от имени митрополита. 5) В одной древней рукописи о соборе 1553 года по делу Матвея Башкина и дьяка Висковатого говорится, между прочим, что на одном из заседаний этого собора, в октябре 1553 года, царь рассуждал с митрополитом, боярами и всем освященным собором «о прежнем соборном уложении о многоразличных делех и чинех церковных, и по книге соборной или, которыя дела исправилися и которые ще не исправилися. И царь и государь богомольцем своим говорил, чтобы Бог дал и прочия дела исправлены были»305. Отсюда следует 1) что на соборе 1553 года была «соборная книга», содержавшая в себе прежнее соборное уложение о многоразличных делах и чинах церковных, т. е. очевидно уложение собора 1551 года. 2) В этой «соборной книге» были изложены двоякого рода дела: а) дела, которые «исправились», т. е. были окончательно решены собором 1551 г., и б) дела, которые еще не «исправились», т. е. не были окончательно решены собором, а требовали пересмотра, переделки, исправления соборных решений и даже решения вопросов, еще не решенных собором. Как вывод из этих двух положений следует: в) что соборное уложение 1551 года даже в 1553 году не было еще канонической книгой русской церкви, не было еще утверждено царем и собором, так как в 1553 году эта книга заключала в себе дела, еще не решенные собором и следовательно не утвержденные и не обнародованные. Итак, нужно принять за несомненное, что Стоглав в нынешнем его виде не был утвержден на соборе 1551 года, что на соборе 1553 года были только черновые записки соборных деяний и постановлений 1551 года, и что уже после 1553 г. неизвестное частное лицо решило само те дела, которые не были «исправлены» собором, и придало черновым запискам такой вид, под каким мы теперь их знаем под именем Стоглава. – На это следует заметить, что на соборе 1553 года действительно шла речь о прежнем соборном уложении 1551 года и читана была соборная книга с целью выяснить, какие дела «исправились», и какие не «исправились», но под «исправлением» дел мы вместе с г. Беляевым306 понимаем то, что означал этот термин на официальном языке московского государства XVI века, а именно «исправил дело» означало «привести дело в исполнение». Если переносить понятия и термины вашего времени к эпохе уложения 1551 года, то конечно приходится согласиться с тем, что под «исправлением дела» нужно понимать следующее: письменное, канцелярское «дело» переправить, изложить его иначе, сделать дополнения и т. п. Но будет ли правильным такое перенесение? Можно ли доказать, что официальный язык XVI в. сходен с официальным языком нынешнего времени? По нашему мнению дело происходило так: соборное уложение 1551 года было утверждено царем и собором в качестве кодекса церковных законом. Епископы, бывшие в соборе, увезли с собой в свои епархии списки соборного уложения, конечно с целью руководствоваться им в церковной практике и приводить в исполнение его постановления. Спустя два год епископы, по случаю открывшегося в Москве собора против еретиков, снова собрались в Москве. Воспользовавшись их присутствием, царь пожелал осведомиться, все ли постановления собора 1551 года приведены в исполнение. Для этого стали читать «соборную книгу», т. е. соборное уложение 1551 года, и епископы, вероятно, делали свои замечания о том, какие постановления они успели привести в исполнение, и какие нет. Со времени Стоглавого собора до собора 1553 года прошло более двух лет и, следовательно, в этот промежуток времени епископы вероятно успели привести в исполнение хотя некоторые постановления собора. Например, наказный список м. Макария во Владимир был издан еще 10 ноября 1552 года, а в этом наказе, как мы знаем, содержится около одной трети всего Стоглава. Наконец, почему под «соборной книгой» нужно разуметь черновые записки собора 1551 года? Потому ли, что в «соборной книге» были дела, требовавшие исправления, т. е. иного редактирования письменно изложенных постановлений соборного уложения 1551 года? Но мы уже указали, какой смысл имели слова «исправить дело» в официальном языке XVI века. Следует обратить внимание на то, почему в древней рукописи «соборная книга» названа именно так, а не иначе? Разве в XVI веке у нас не умели отличать чернового экземпляра соборного уложения от белого и не было поэтому особых терминов для того и другого? Но вот что говорит в описи царского архива 1575 – 1584 г. г.: Ящик 189-й «А в нем дела соборные подлинные, в листах, за митрополичьею рукою, 62 и 63 годов (т. е. 7062 и 7063 от сотворения мира или 1554 и 1555 г. г. от Р. Х.), Матфея Башкина, и Артема, бывшаго Троецкаго игумена, и иных»; ящик 222-й «А в нем соборные дела, списки черные, Матфея Башкина, да Ортемья, бывшаго игумена Троецкаго, и Федоса Косова, и иных старцев». (А. А. Э., т. I, № 289). Итак, в официальном языке XVI века существовало различие между подлинником соборных дел и черновыми списками их. Из цитированного нами места видно также, что в московском государстве был обычай хранить в архиве не только подлинники соборных деяний и постановлений, но и черновые их списки. Весьма вероятно, что точно так же было и на Соборе 1551 года: оригинал соборных деяний и постановлений – «дела соборные подлинные» – с подписью митрополита и членов собора хранился в царском архиве, и здесь же находился черновой их список – «дела соборные, списки черные». Если согласиться с тем, что на соборе 1551 года не было утверждено уложение этого собора, которое в 1553 году все еще оставалось в виде черновых записок, то почему же в названной древней рукописи эти последние не называются «списками черными» соборных дел? Ведь этот термин существовал тогда, и раз не было на лицо «дел соборных подлинных», то что же оставалось кроме «списка черных»? А между тех в указанной рукописи уложение 1551 года называется «соборной книгой», и о «черных списках» нет и помину. В грамоте митрополита Макария в Симонов монастырь, посланной, как нам известно, в июле 1551 года, тотчас после окончания Стоглавого собора, уложение этого собора также называется «соборною книгою», а не «черными списками». Притом же соборная книга, как видно из самой грамоты, уже была тогда разделена на главы, чего совсем не требовалось для черновых записок. Да и как могла прийти в голову митрополиту Макарию мысль послать официальную грамоту с приложением глав о монашеской жизни, выписанных из каких-то черновых записок, не рассмотренных вполне собором и не учрежденных? Положим, что эти главы посылались только «в поручение», но тем не менее все же остается странным такое внимание митрополита к черновым запискам в которых многое оставалось еще неисправленным, и потому официально рассылать выписки по монастырям из этих записок, хотя бы только для поучения, было бы во всяком случае преждевременно. Черновые записки соборного уложения 1551 года будто бы оставались не утвержденными и в 1554 году. До нас сохранилась соборная грамота в Соловецкий Монастырь, от 24 января 1554 года, о заточении бывшего Троицкого игумена Артемия, с прописанием соборного о нем определения (А. А. Э., т. I, № 239). В этой грамоте перечисляются все обвинения, представленные против Артемия на соборе 1554 года. Между прочим, его обвиняли в том, что он изрекал хулу на крестное знамение: «Да и потому Артемью вина, что троицкой бывший игумен Иона Сергеева монастыря писал на него, что он говорил хулу о крестном знамени; нет деи в том ничего, прежде деи сего на челе своем знамение клали, а нынча своим произволением больше на себе кресты кладут, да и на соборе деи и о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего; и Артемий сказал, что про крестное знамение Ионе не говаривал… А на соборе и сам Артемий сказал, что он про нынешний собор Ионе говорил». Собор уличил Артемия в том, что он действительно хулил крестное знамение, и обвинил его в этом, но в то же время собор не только не поставил Артемию в вину, но даже ничего не упомянул о словах его про «нынешний» собор, т. е. собор 1554 года, будто на этом соборе слово о крестном знамении было, да не доспели ничего, т. е. не усели постановить никакого решения о том, как следует креститься. Следовательно, Артемий говорил правду, и на соборе 1554 года действительно поднят был вопрос о крестном знамении, но остался не решенным, потому что в противном случае если бы решение было дано – собор тотчас же уличил бы Артемия во лжи. Но в 31-ой главе Стоглава категорически выражено учение о двухперстном крестном знамении, а между тем на соборе 1554 года, снова возникает вопрос о крестном знамении и остается не решенным. Не следует ли отсюда, что не только на соборе 1554 года, но и на соборе Стоглавом не было постановлено никакого определенного решения относительно крестного знамении? Иначе зачем же этот вопрос снова возник на соборе 1554 года? Итак, ясно, что ни соборе 1551 года, ни собор 1554 года, не дали определенного решения относительно двухперстного крестного знамения. Это учение впервые появляется в наказном списке митрополита Макария в Каргопол 2 февраля 1558 года, а что касается 31 главы Стоглава, то она несомненно составлена все тем же неизвестным частным лицом, которому принадлежит переделка всего Стоглава. – Эти соображения, приводимые преосв. Макарием, автором «Истории русского раскола», г. Добротворским, бакалавром Казанской Духовной Академии, и многими другими их сторонниками.307 Эти соображения могли иметь некоторое значение только до 1863 года, когда г. Беляевым был найден и напечатан наказный список митрополита Макария во Владимир, от 10 ноября 1552 года. В этом наказе учение о двухперстном крестном знамении выражено совершенно ясно и отчетливо (статья 32-я), так что после этого не остается никакого сомнения в том, что учение это было установлено именно на Стоглавом соборе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и на соборе 1554 года о крестном знамении «слово было и не доспели ничего» и потому не доспели, что учение о крестном знамении было твердо установлено на Стоглавом соборе. Следовательно, не в чем было и упрекнуть Артемия, ибо он сказал только то, что и на самом деле было: вопрос о крестном знамении возникал снова на соборе 1554 года, но мнение Стоглава осталось непоколебимым. Но допустим даже что наказный список во Владимир до нас не дошел. И в таком случае едва ли можно согласиться с названными выше учеными. Они утверждают, будто Артемий говорил о двуперстном крестном знамении, а не самом деле он имел в виду совсем не эту сторону учению о крестном знамении. Вот его подлинные слова: «прежде деи сего на челе своем знамение клали, а нынеча своим произволением большие на себе кресты кладут, да и на соборе деи о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего… А на соборе и сам Артемий сказал, что он про нынешний собор Ионе говорил». В начале 32-й глав Стоглава читаем: «Мнози не разумнии человецы махающе рукою по лицу своему творят крестящеся, а всуе тружающеся: тому бо маханию беси радуются. А тако есть право креститися: первое положити руку на челе своем, потом на персех, таже на правом плече, потом на левом. То есть истинное воображение крестному знамению». И так вот где разгадка слов Артемия о крестном знамении: Стоглавый собор заметил, что некоторые неразумные человецы кладут крестное знамение только на лице своем («махающе рукою по лицу своему творят крестящеся»); поэтому собор постановил, что следует креститься так: сначала возлагать персты на чело, потом на грудь, затем на правое плечо и, наконец, на левое. Здесь не лишним считаем заметить, что заблуждение против которого борется Стоглав, существовало вероятно уже давно, по крайней мере, приведенные нами слова Стоглава совершенно буквально повторяются в Кормчей 1493 года, в которой находится также слово Феодоритово, но не о двуперстном знамении, как в Стоглаве, а о троеперстном,308 о чем нам придется еще говорить в своем месте. Таким образом уже в конце XV века замечаются неправильности в способе употребления крестного знамения. И в первой половине XVI века многие книжники обращали на этот предмет большое внимание. Так, например, автор слова «о крестящихся» жалуется на то, что «есть мнози неразумении, иже не крестообразно крестящеся, но точию махающе по лицу своему творят крестящеся»309. Очевидно, что автор этого слова имеет в виду ту же сторону дела, на которую обратил свое внимание и Стоглавый собор, который, как мы видели, установил правильный образ совершения крестного знамения. Вот это-то крестное знамение, предписанное Стоглавым собором, Артемий называет «большими крестами», тогда как прежде только на челе воем знамение клали. Следовательно, на соборе 1554 года не о двуперстном крестном знамении слово было, а о том способе осенения крестным знамением, о котором говорится в 32-й главе Стоглава. И об этом вопросе не доспели ничего, именно потому, что и этот вопрос был уже решен на Стоглавом соборе, так что на соборе 1554 года не удалось опровергнуть это учение. Но Артемий говорит, что большие кресты стали класть «своим произволением», а между тем об этом есть прямое постановление Стоглавого собора. Почему же собор 1554 годе не счел нужным опровергнуть мнения Артемия ссылкой на это постановление? Артемий был еретик и поэтому мог так отзываться о больших крестах; он конечно мог хулить и крестное знамение, и собор 1554 года и самый собор Стоглавый, но тем не менее его мнение ничуть не опровергает и не может опровергнуть того, что уже было твердо установлено на этом соборе. Сам Артемий говорит, что его слова о крестном знамении относятся к собору 1554 год. Но о каком бы соборе ни шла здесь речь, результат будет один и тот же: сам Артемий говорит, что на соборе 1554 года не доспели ничего о крестном знамении, то это произошло, как мы сказали, по той причине , что учение о крестном знамении было выражено уже на Стоглавом соборе; если же Артемий имел в виду последний, то его мнение об этом соборе не может иметь никакого значения, как мнение еретика. Наконец, все сведения о словах Артемия о крестном знамении заимствуются исключительно из упомянутой соборной грамоты в Соловецкий монастырь, в которой содержатся не деяния собора 1554 года, а только перечисление всех еретических мнений Артемия, по показаниям его келейника и ученика Леонтия, бывшего игумена Ионы, игумена Кириллова монастыря Симеона и некоторых других лиц. Во всяком случае полного, подробного хода соборных деяний 1554 года в этой грамоте не имеется. Поэтому весьма легко могло случиться, что в эту грамоту не были занесены все возражения собора на мнения Артемия, а в том числе и на мнение о крестном знамении. Что касается известной Никоновской летописи под 1555 годом, то здесь говорится не о пересмотре неутвержденных определений Стоглавого собора, а об учреждении в городе Казани архиепископской кафедры, на которую и был возведен игумен Селижарова монастыря Гурий. В этом известии есть одно место, в котором совершенно не справедливо видят продолжение рассуждений о неутвержденных постановлениях собора 1551 года: «Тот же (1555) лета повелением царя и великаго князя Ивана Васильевича всея Русии сыдошася вси рустии архиепископы и епископы и архимариты и игумены, о многоразличных чинах церковных и о многих делех ко утверждению веры христианской. И царь и великий князь и митрополит Макарий со всеми архиепископы и епископы и со всем священным собором русским по священным правилом изобрали в казанское царство на утверждение веры и приговорили быти архиепископу, а не Свиаге быти архимариту и игуменом, в Казани у владыки архимарит же и игумены, а архиепископу быти под его областию город Казань» и т. д.310 6) Почти все исследователи Стоглава обыкновенно жалуются на неудовлетворительность внешнего его вида; их поражает крайняя беспорядочность его изложения, граничащая с совершенным отсутствием какой бы то ни было системы. Так, например, по мнению одного из этих исследователей311, из 37-и первых царских вопрсоов можно было бы составить гораздо меньшее число вопросов, соединив в одно предложение те вопросы, в которых одна и та же мысль раздробляется неправильно и произвольно. Таким образом могли бы быть соединены следующие вопросы: 1) 8-й, 9-й, 13-й и 37-й; 2) 15-й, 16-й, 19-й и 31-й; 3) 11-й, 17-й, 22-й и 23-й; 4) 18-й и 24-й; 5) 7-й и 14-й; 6) 6-й и 20-й; 7) 30-й и 31-й; 8) 21-й и 26-й; 9) 27-й, 28-й и 29-й и т. д. Точно также и многие из вторых царских вопросов, в числе 32-х могут быть соединены в один, например, 14-й и 15-й; 17-й и 22-й; 23-й, 24-й, 25-й и 27-й и т. д. Некоторые из вторых вопросов относятся по содержанию к первым вопросам, например, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й и 29-й относятся к 1-му вопросу первой группы. Такая же беспорядочность изложения замечается и в соборных ответах. Многие главы могут быть соединены в одну, например, 6-я и 34-я, 27-я и 28-я, 37-я и 38-я и т. д. И не один исследователь Стоглава считает своим долгом указать на недостатки внешнего вида и изложения содержания Стоглава, и предложить со своей стороны разные комбинации относительно соединения и разъединения тех или других вопросов и глав Стоглава «для большего удобства и пользы для дела»312, т. е. для удобства г. г. исследователей и пользы для их дела, а не для удобства отцов Стоглавого собора и пользы для их дела. Едва ли члены Стоглавого собора приняли бы глубокомысленные замечания новейших исследователей Стоглава, которые рассматривают его с точки зрения понятий и терминов XIX века и навязывают ему свою систему, не задавая себе труда (вероятно также для собственного удобства) объяснить, почему нынешний вид Стоглава сложился именно так, а не иначе. Конечно, кто хоть сколько-нибудь внимательно изучил Стоглав, тому не трудно указать, что вот такой-то вопрос по требованиям новейшей системы лучше соединить с таким-то вопросом, или с таким-то вопросами, эту главу отнести к такой-то главе и т. д. и т. д. Таким образом можно переделать весь Стоглав, но будет ли после этой переделки возможным верное понимание этого памятника? Но всего страннее то, что беспорядочность изложения Стоглава, его бессистемность, служит для некоторых исследователей доказательством того, что Стоглав «не есть дело целого собора, им нарочито рассмотренное и ободренное, а дело частного лица, не обладавшего ни достаточным образованием, ни строгим, светлым смыслом»313. Но автору этого мнения следовало бы прежде всего доказать, что собор 1551 года в целом своем составе обладал и достаточным образованием, и строгим, светлым смыслом. Следует также припомнить, в каком положении находились русская церковь и русское государство перед Стоглавым собором. Во всех сферах жизни церковной, государственной и общественной замечались большие беспорядки и неустройства, начиная с мельчайших подробностей богослужебных обрядов, суеверных и безнравственных обычаев и зрелищ, распространенных в народе, и кончая организацией святительского суда и управления, урегулированием отношений между государством и богатыми монастырями, пользовавшимися большими привилегиями, и более целесообразным устройством поместной системы. Уже по самому Стоглаву можно видеть, до каких размеров достигло зло, с которым пришлось бороться Стоглавому собору. Впрочем, будет совершенно ошибочно по одному Стоглаву судить о тогдашнем положении вещей; без сомнения, были и светлые стороны, которых Стоглавый собор не имел нужды касаться. Но во всяком случае, зло было довольно серьезно, и собору предстояло не мало дела. После этого становится вполне понятной и извинительной беспорядочность и невыдержанность системы соборного уложения 1551 года, тем более, что о системе в нашем смысле едва ли могла быть речь в XVI веке. К сказанному нужно прибавить еще ту борьбу двух партий, под влиянием которой, как мы знаем, и состоялся Стоглав. Попеременно то та, то другая партия брала вверх и спешила проводить свои мнения.

Стоглав, говорят нам, есть работа какого-то частного лица, оттого в нем такая беспорядочность изложения и отсутствие системы. Следовательно, если бы Стоглав составляли лица официальные, и в данном случае сами члены Стоглавого собора, то в результате получилось бы уложение совершенно иного характера. Но всегда ли составление законодательных сводов, кодексов и т. п. официальными лицами дает ручательство в том, что их законодательные работы будут вполне свободны от ошибок в изложении системы? Судебник 1497 года составлен дьяком – лицом официальным, Уложение 1649 года составлено комиссией из пяти лиц – двух бояр, одного окольничего и двух дьяков – следовательно, также официальными лицами, Свод законов Российской Империи, издания 1832 года, составлен также официальными лицами, и тем не менее и Судебник 1497 года, и Уложение 1649 года и Свод законов издания 1832 года имеют далеко не удовлетворительную систему и много недостатков в изложении.

7) В самом содержании Стоглава есть много такого, что невозможно приписать просвещенным архипастырям половины XVI века, и в особенности митрополиту Макарию. Не следует ли отсюда, что Стоглав есть работа какого-то невежественного частного лица? Свои постановления Стоглав подтверждает свидетельствовами из св. Писания, правил вселенских и поместных соборов и св. Отец, но эти свидетельства большей частью неправильны, искажены, и даже совершенно вымышлены и подложны. Например, Стоглав ссылается на правило пятого вселенского собора, тогда как этот собор никаких правил не оставил (гл. 56-я и 75-я); приводит мнимые слова праведного Еноха (гл. 72-я); ложное учение о праздновании субботы и воскресения и о работе в прочие пять дней основывает на мнимых двух правилах св. Апостолов Петра и Павла (гл. 95-я); искажает текст св. Писания в словах пророка Захарии, видевшего огненный серп, сходящий с неба, чтобы пожать тех, кто целует крест на криве (гл. 38-я); неправильно приводит 67-ое правило шестого вселенского собора, говоря, что это правило запрещает христианам есть колбасу (гл. 91-я); в подтверждение своего запрещения брить и стричь бороду ссылается на 11-ое правило шестого вселенского собора, тогда как это правило ни слова не говорит о бородах (гл. 40-я); в той же 40-й главе Стоглав неправильно приводит слова Моисея (кн. Чис. 6:5), относя их не к голове Назарея, а к бороде всякого человека; в главе 87-й послание патриарха Константинопольского Нила приписано его предшественнику Филофею. Можно ли предполагать, что преосвященные архипастыри – члены Стоглавого собора – допустили в своем уложении столь важные ошибки, которые могут быть приписаны только какому-нибудь невежественному частному лицу, внесшему их в Стоглав, который, таким образом, является его произведением? На эти рассуждения преосв. Макария и его сторонников мы считаем необходимым заметить, что те же самые неправильные ссылки, находящиеся в Стоглаве, встречаются и в других современных Стоглавому собору памятниках, каковы, например, известные нам «Ответ» митрополита Макария и Сводная Кормчая, которую, как мы знаем, Стоглавый собор пользовался как материалом. Что касается, прежде всего, ссылки Стоглава на несуществующее правило 5-го вселенского собора, то весьма замечательно, что это же самое правило и с приписанием его именно 5-му вселенскому собору находится и в рукописной Кормчей 1493 года, о которой мы уже имели случай упоминать.314 Далее, искаженное Стоглавом свидетельство св. Писания о пророке Захарии совершенно буквально повторяется и в «Ответе» м. Макария, и даже с большим распространением (см. примечание 143-е). Правило 67-ое шестого вселенского собора читается так: «Божественное писание заповедало нам воздрежатися от крове и удавленины и блуда (Деян. 15:29). Посему, ради лакомствующего чрева, кровь какого бы то ни было живатнаго каким-либо искусством приуготовляющих в снедь, и тако оную ядущих, благоразсмотрительно епитимии подвергаем. Аще убо кто отныне ясти будет кровь животнаго каким либо образом, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен».315 В 91-й главе Стоглава читаем: «правило 67-ое святаго вселескаго шестаго собора возбраняет всем православным удалвенины и крови ясти сиреч колбасы». Затем приводится самое правило: «Божественное писание заповедало есть удалятися от крови и удавлены и от блуда. Нецыи бо угождения ради чревняго кровь коего любо животнаго хитростию некакою сотворят снедно, еже глаголю колбасы, и тако кровь ядят». В печатной Кормчей это правило читается так: «Божественное нам писание заповедало есть удалятися от крове и удавлены и от блуда. Нецыи убо угождениа ради чревнаго кровь коего любо животнаго хитростию некоею сотворяют снедну, аще глаголется колбасы, и ина таковая, а тако кровь ядят» (см. прим. 259-е). Таким образом и в Кормчей 67-ое правило шестого вселенского собора читается так же, как и в Стоглаве, почти в тех же выражениях, и с той же прибавкой о колбасах. Следовательно, как необразованное частное лицо, так и просвещенные архипастыри должны были читать это правило одинаково, и именно так, как оно изложено в Кормчей. Правило 11-ое шестого вселенского собора, говорящее будто бы о брадах, находится, как мы уже знаем, и в Сводной Кормчей; то же нужно сказать и о послании патриарха Нила, которое одинаково как в Стоглаве, так и в Сводной Кормчей приписывается предшественнику Нила – патриарху Филофею.

Итак указанное выше мнение преосв. Макария и его сторонников будет справедливо только в том случае, если предварительно будет ими доказано, что у просвещенных архипастырей эпохи Стоглавого собора были под руками совершенно верные, без всяких ошибок и искажений, правила св. Апостолов, вселенских и поместных соборов и св. Отец и что поэтому отцы Стоглавого собора не могли впасть в столь грубые заблуждения, какие указаны выше. Но знали ли просвещенные архипастыри XVI века подлинный текст Св. Писания и церковных правил? Были ли славянские переводы этих правил волне удовлетворительны? Не ходили ли по рукам членов собора 1551 года какие-либо апокрифические сказания о книге праведного Еноха, которым достопочтенные отцы простодушно верили, подобно тому, как сто лет спустя верили им составители Уложения царя Алексея Михайловича, которые, как мы знаем, также ссылаются на слова праведного Еноха? Мы видели из слов просвещеннейшего архипастыря того времени – митрополита Макария, что и он, при составлении своих Четьих Миней погрешал от своего неразумия, что в них могло оказаться ложное слово, отреченное св. Отцами. Отчего же и в Стоглав не могло попасть такое же ложное слов и другие погрешности? Нельзя не согласиться с знаменитым церковным историком, преосв. Макарием, что члены Стоглавого собора «с одинаковою доверчивостью принимали все, что встречали в рукописях, не умея различать подлинных сочинений от подложных или искаженных. Потому если и ошибались, то ошибались только «простостою и невежеством», как и выразился о погрешностях Стоглавого собора московский собор 1667 года».316

8) Непризнание за Стоглавом канонического значения основывается также на том, что только со времен патриарха Филарета стали прямо называть Стоглав соборным уложением 1551 года, и во всех других официальных актах, относящихся к более раннему времени, нет прямых указаний на то, что упоминаемое в них соборное уложение есть именно Стоглав. Действительно, в официальных актах второй половины XVI века и первой четверти XVII века прямого указания на Стоглав нет, но в этих актах упоминается о соборном уложении и о соборной книге в таких выражениях, что под этим соборным уложением и соборной книгой надо понимать именно соборное уложение 1551 года и книгу Стоглав. Даже те исследователи Стоглава, которые отрицают его каноническое значение, сознаются, что в некоторых из таких актов под соборной книгой надо разуметь не иное что, как только Стоглав, как, например, в соборной грамоте митрополита Макария в Симонов монастырь, посланной в июле 1551 года.317

9) Непризнание за Стоглавом законодательного значения основывается, наконец, на том соображении, что списки его были всегда очень редки, и, следовательно, едва ли он был введен в церковное употребление. Списки Стоглава были до такой степени редки, что даже в Москве – средоточии церковного управления – трудно было найти их и приходилось выписывать из других мест, что видно из грамоты царя Михаила Федоровича 1639 года в Кирилло-Белозерский монастырь (А. А. Э., т. III, № 290). Можно ли представить себе, что в Москве – средоточии церковного управления – не оказывается ни одного экземпляра законодательной церковной книги, если допустить, что Стоглав был таковой книгой? Но в той же грамоте велено прислать в Москву и Судебник. Следовательно, нужно признать, что и списки Судебника были так редки, что даже в Москве – средоточии гражданского управления – трудно было найти их и приходилось выписывать из других мест. Но можно ли представить себе, что в Москве – средоточии гражданского управления – не оказывается ни одного экземпляра законодательной гражданской книги, если допустить, что Судебник был таковой книгой?

Рассмотрев все главнейшие доводы против подлинности официальности и канонического значения Стоглава, мы находим их совершенно несостоятельными и приходим к тому заключению, что так называемая книга Стоглав и в нынешнем ее виде есть подлинное, официальное, соборное уложение 1551 года, имевшее каноническое значение в русской церкви во второй половине XVI века и в течение XVII века до великого Московского собора 1667 года, после которого постановления Стоглава de iure считались недействительными, так как и самый собор Стоглавый был признан «яко не бысть», но de faсto, в жизни, они имели полное значение и силу не только до конца XVII века, но и в начале XVIII века, до смерти последнего патриарха Адриана и введения реформ Петра Великого.

Глава XIX. Изложение постановлений Стоглавого собора в связи их с предшествовавшей ему и последовавшей за ним историей русской церкви. Постановления относительно Богослужения и церковных уставов

Излагая историю Стоглавого собора, мы подробно рассмотрели вопросы, предлагавшиеся на его обсуждение, постановлений же его мы касались лишь на столько, на сколько это было необходимо для выяснения хода и характера соборных деяний.

Теперь нам следовало бы познакомиться с постановлениями собора 1551 года подробнее. Но ввиду существования в русской ученой литературе весьма полного обстоятельного изложения всех постановлений Стоглавого собора,318 мы первоначально сочли излишним новое изложение тех же самых постановлений. Что касается в частности т. н. раскольничьих мнений Стоглава, т. е. учения о двуперстном знамении, сугубой аллилуйи и небритии брад, то эти учения также подробно рассмотрены и опровергнуты преосв. Макарием, автором «Истории русского раскола»319, а также в статьях г. Беляева320. Однако после некоторого размышления мы пришли к тому заключению, что будет не бесполезно изложить постановления Стоглавого собора в тесной связи их с предшествовавшей этому собору и последовавшей за ним историей русской Церкви.

Представленный нами обзор постановлений Стоглавого собора не имеет никакого сходства с упомянутым выше подробным изложениям определений этого собора, за исключением некоторых замечаний и системы, которую в общих чертах мы заимствовали у автора этого изложения.

Обращаемя теперь к рассмотрению определений Стоглавого собора, которые могут быть разделены на три группы: I) определения, относящиеся к Богослужению и церковным уставам; II) к черному и белому духовенству, церковному управлению и церковному суду; III) к общественным нравам и обычаям. Постановления Стоглавого собора относительно Богослужения и церковных уставов касаются: 1) устройства церквей и их принадлежностей, 2) иконописного дела, 3) надзора за правильной перепиской богослужебных книг, 4) времени и порядка совершения различных церковных служб и обрядов, в особенности литургии, венчания, крещения и освящения воды, 5) поста в день усекновения главы св. Иоанна Предтечи, 6) установления празднования св. Евфросину Псковскому и преп. Авраамию Смоленскому, 7) крестного знамении и пения аллилуйи и 8) внешнего благочиния при Богослужении. Относительно устройства церквей и их принадлежностой собор постановил следующее: а) на каждой церкви пусть остается тот крест, которой на ней поставлен первоначально, причем отнюдь не следует приделывать к концам креста другие маленькие крестики, которые часто ломаются от бури. Собор вообще запрещает ставить кресты по своему замышлению, а не по чину и древним образцам. Крест, поставленный на Московском Успенском соборе, по образцу воздвизального креста было решено оставить неприкосновенным, хотя по поводу его формы возникли на соборе недоразумения (гл. 5-я, вопр. 35-й, гл. 41-я, вопр. 8-й). Впоследствии патриарх Иоаким писал, что этот крест был осьмиконечный (т. е. раскольничий), и что до того времени кресты на церквах были четырехконечные321. б) В алтарь и жертвенник собор запретил вносить пиво, медь, квас, брагу, кутью, калачи, хлебы и вообще всякие питья и брашна, а также сокровища. Дозволено вносить в алтарь и жертвенник только свечи, ладан, служебное вино, просвиры, «укроп», т. е. сосуд для нагревания воды для проскомидии, и богослужебные книги. Беспорядки, против которых вооружается здесь Стоглавый собор, вероятно уже давно существовали на Руси. Уже Феодосий Печерский, живший во второй половине XI в., в одном из своих поучений запрещает вносить в алтарь пищу и питие.322 На Владимирском соборе 1274 года было постановлено: «ничтоже да не внесено будет в Божии Олтарь, ни кутья, ни ино что отноудь (отнюдь)»323. От алтаря отделяется особенная часть, под названием «кутейника» (т. н. «правое предолатрие»), в которую дозволено вносить о здравии коливо и капун, а на Пасху сыр, яйца и «иные яди еже хрестьяном повелено ясти». В кутейнике служатся частные панихиды, т. н. «малыя», и тогда сюда приносится «кутья и канон и прочее брашно еже церковником на потребу». Соборные же панихиды и шесть «вселенских» панихид должно служить посреди церкви, а не в кутейнике. Повелевая устраивать кутейники в церквах, Стоглавый собор не водит ничего нового: он только заимствует обычай устраивать кутейники у Новгорода и Пскова и старается сделать этот обычай повсеместным. Собор запретил также класть что-либо не престол и жертвенник кроме евангелия, креста, священных сосудов и покровов. Строго запрещено также класть на престол сорочки новорожденных детей, мыло на освящение церкви, а также класть соль под престол в великий четверг. Вход в алтарь мирянам, а также второбрачным дьякам и пономарям, был возбранен. В доказательство высокого значения алтаря собор приводит (хотя не совсем точно) слова из толкования на литургию Германа, патриарха константинопольского, о том, что алтарь с одной стороны есть прообраз пещеры, где родился Христос, а с другой – пещеры, где Он был погребен и принес Отцу Богу приношение тела Своего.324 Жертвенник означает Голгофу, где Христос пролил кровь Свою за спасение всего мира325 (гл. 5-я, вопр. 36-й, гл. 12-я и 13-я, гл. 41-я, вопр. 2-й, 3-й и 26-й). 2) Иконописное дело было поставлено Стоглавым собором под высший надзор самих епархиальных архиереев. Иконописцы должны удовлетворять следующим условиям: «подбает быти живописцу смирену, кротку, благоговейну, непразднословцу, не смехотворцу, не сварливу, независтливу, непьяницы, неграбежнику, неубийцы». Они должны хранить чистоту душевную и телесную; кто не может сохранить целомудрия, тот должен вступить в законный брак. Духовные отцы их должны следить за их поведением. Живописцам вменяется в обязанность писать иконы с превеликим тщанием «по образу и по подобию и знаменовати с добрых образцов… а от самосмышления своими догадками Божества не описывать». Они должны подражать греческим живописцам и знаменитому русскому иконописцу Андрею Рублеву, жившему в конце XIV и первой половине XV века, при в. к. Василии Дмитриевиче. Живописцев, знающих свое дело и по христиански живущих архиереи должны беречь и уважать «паче простых человек». Учеников своих живописцы обязаны держать в страже Божием и тщательно учить иконописанию. Если у ученика окажется дарование, то живописец приводит его к архиерею и показывает последнему работу своего ученика, и если архиерей найдет икону правильно написанной и живописец засвидетельствует, что ученик живет чисто и целомудренно, то архиерей дает ученику свое благословение на продолжение его дела. Таких способных учеников архиерей также должен беречь и уважать предпочтительно пред другими людьми. Но живописцы отнюдь не должны скрывать талант своих учеников, а также не должны вводить архиерея в заблуждение относительно поведения и успехов своих учеников. Точно также и сами живописцы не должны зарывать в землю свои таланты. Неспособные ученики обязаны оставить занятия иконописанием. Протопопы и старейшие священники в каждом городе осматривают по церквам иконы, а также священные сосуды, антиминсы и книг, и где найдут старые иконы – велят подновлять. Тем иконописцам, которые до того времени писали иконы не учась «самовольством и самоволкою и не по образу», и променивали свои неискусные произведения простым людям невеждам, собор запретил впредь заниматься иконописанием и велел им изыскивать себе средства пропитания иными способами. Что касается в частности вопроса о том, как следует писать образ Св. Троицы собор постановил, что живописцы должны и в этом случае подражать греческим образцам и Андрею Рублеву и прочим знаменитым живописцам, а от своего замышления ничего не изменять. Надпись на иконах Св. Троицы делать только такую: Святая Троица. Наконец, на вопрос о том, можно ли на иконах изображать не только живых людей, но и умерших, и притом несвятых, собор отвечал, что можно (гл. 5-я, вопр. 3-й; гл. 27-я; гл. 41-я, вопр. 1-й и 7-й; гл. 43-й).

Подробные постановления Стоглавого собора относительно иконописного дела были возваны движениями, обнаружившимся в этом деле после больших Московских пожаров 1547 год, когда сгорело много икон. По распоряжению царя в Москву были свезены иконы из Новгорода, Смоленска, Дмитрова и других городов. Из Новгорода и Пскова были вызваны живописцы, которые с привезенных образов должны были писать копии. Этим делом заведовали митрополит Макарий и известный протоиерей Сильвестр. По всей вероятности при писании икон были допущены некоторые новшества, которые привлекли особое внимание дьяка Ивана Михайловича Висковатого, который, наконец, стал высказывать об иконах еретические мысли «развратныя и хульныя», за что был судим собором 1554 года и подвергся трехлетней епитимии326. Мы уже упоминали (гл. 17-я), что постановления Стоглавого собора об иконописании, изложенные в 43-й главе Стоглава были восстановлены в 1669 году окружной грамотой царя Алексея Михайловича (А. А. Э., т. IV, № 174).

3) Заметив, что писцы переписывают богослужебные книги с неисправленных списков, собор велел протопопам и старейшим священникам в каждом городе наблюдать затем, чтобы в церквах не было книг с описками и неисправленных, а где таковые найдутся – исправлять, сличая их с «добрыми переводами». Неисправленные книги запрещено было вносить в церкви и по ним служить. Все писцы состоят под наблюдением протопопов, которые должны смотреть за тем, чтобы писцы писали с «добрых переводов», а написав исправляли и потом уже продавали. Неисправленные книги строго запрещено было как продавать, так и покупать; если такая сделка состоится, то проданные книги протопопы отбирают у покупщика безденежно и исправив отдают в церкви, бедные книгами (гл. 5-я, вопр. 5-й; гл. 27-я и 28-я). На неисправности книг и ошибки писцов жаловался еще до Стоглавого собора Максим Грек. Меры, принятые собором против искажения писцами богослужебных книг едва ли могли принести какую-либо пользу главным образом потому, что собором не было указано, где брать «добрые переводы» с которых нужно переписывать и исправлять книги.

4) Относительно совершения богослужебных обрядов собор издал следующие постановления: а) прежде всего собор определил, в какое время нужно звонить к обедни в субботу, в простые дни, в воскресные и в двунадесятые праздники, а также в день св. Апостолов Петра и Павла, и, наконец, в средние праздники. В субботу литургию нужно начинать в начале четвертого часа (по тогдашнему счислению времени от восхода солнца), по воскресеньям и великим праздникам в начале третьего часа, в средние праздники и в простые дни – в начале пятого часа. По различию этих сроков было определено также, когда после литургии должна быть трапеза. Означенные постановления составлены по монастырскому уставу; они не действуют во время нахождения его в походе. По замечанию бывшего митрополита Иоасафа, как мы уже говорили ранее (гл. XIII), были сделаны исключения также для царских чиновников, торговых людей и больных, для которых в особо назначенных церквах обедня должна начинаться ранее обыкновенного – в час дня (по тогдашнему счислению). б) Литургию должно служить по уставу и преданию Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория, папы римского, в полном облачении. В своих постановлениях о литургии собор изложил подробно, хотя не совсем полно, порядок совершения входных молитв, произносимых священников и дьяконом пред входом в церковь для служения литургии, и чина проскомидии (гл. 8-я и 9-я). Состав и порядок входных молитв различается от общецерковного327. Точно также и в образе совершения проскомидии замечается несходство с существующим теперь чином проскомидии: собор определил, что часть в память св. Иоанна Предтечи вынимается такая же, как и часть в часть Пресв. Богородицы (гл. 9-я), но затем в другом месте сказано, что эта часть должна быть немного меньше части Богородичной (гл. 41-я, вопр. 11-й). Говоря о проскомидии, собор счел нужным принять меры против злоупотреблений некоторых священников, которые не вынимают частей из приносимых просфор, а уносят последние к себе домой. Просвирням было запрещено приговаривать над просвирами, которые потом давались мирянам, как бы уже освященные. При этом были определены качества, требуемые от просвирней, возраст их и обязанности (гл. 8-я).

Во время проскомидии должны читаться часы (гл. 8-я), а отпуск после часов пред началом литургии должен быть произносим священником пред царскими дверями в слух всей церкви (гл. 41-я, вопр. 12-й). О литургии оглашенных и литургии верных собор не говорит подробно; он касается только некоторых частностей в молитвах и песнопениях. Собору было указано на то, что на литургии песнь «Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную» не поется, а читается (гл. 5-я, вопр. 34-й). В Стоглаве нет постановления об этом вопросе. Затем собор исправил некоторые, по его мнению, неточности, вкравшиеся в тогдашние богослужебные книги. На ектении великой читают: «о архиепископе нашем, и о честном его прозвитерстве» (пресвитерстве). Собор не одобрил также следующее чтение восьмого члена символа веры: «и в Духа Святаго Господа, истиннаго», заметив, что нужно читать одно из двух: или «Господа» или «истиннаго». Правильное чтение, по решению собора, будет такое: «и в Духа Святаго истиннаго и животворящаго». Собор осудил также следующее чтение в ектении просительной: «день весь совершен, свят, мирен, безгрешен испросивше у Христа сами себе и друг другу», признав правильным такое чтение: «день весь совершен, свят, мирен, безгрешен испросивше себе, или сами себе – то едина сила и друг другу, и весь живот наш Христу Богу предадим». Неправильно, по мнению собора, читаются также следующие слова: «единение веры и причастие Святаго Духа испросивше у Христа, сами себе и друг другу», правильное чтение будет такое: «единение веры и причастие Святаго Духа испросивше себе и друг другу и весь живот наш Христу Богу предадим». Следует читать «впервых помяни Господи архиепископа нашего (имя рек) его же даждь или даруй – едина сила – святым Твоим церквам», а не так, как некоторые своим произволением читают: «впервых помяни Господи архиепископа нашего (имя рек), его же даровал еси или дал». На утрени псалом 91-й следует читать так «благо есть исповедатися Господеви и пети имени Твоему Вышний, возвещати заутра милость Твою и истину Твою на всяку нощь», между тем как некоторые самочинники читают так: «возвещати заутра милость Твою и истину Твою на всяк день», а другие по своему произволению читают иначе: «на всяко врема» (гл. 9-я). Относительно этих замечаний собора нужно сказать, что только поправка в чтении 91-го псалма согласна с подлинным текстом, все же остальные поправки не отличаются правильностью.328

в) О других церковных службах собор также не говорит подробно; он делает лишь некоторые замечания относительно тех или других песнопений и чтений. Собору было указано, что в московских церквах на вечерни песнь «свете тихий», а на утрени – великое славословие, не поют, а читают (гл. 5-я, вопр. 33-й). На этот прямой вопрос ответа в Стоглаве нет. Впрочем, как мы заметили ранее (примеч. 252-ое), на основании 9-го и 29-го вопросов 41-й главы можно догадываться, что ответ относительно великого славословия был дан. На вопрос том, следует ли петь литии заупокойные накануне великих праздников, когда поется великое славословие и бывает праздничная лития, собор отвечал, что следует петь и те и другие литии неотложно (гл. 41-я, вопр. 9-й). Собор определяте также, что псалом «На реках вавилонских» следует петь в три недели в году: в неделю блудного сына, мясопустную и сыропустную, а в прочие недели петь псалом «хвалите имя Господне» (гл. 41-я, вопр. 10-й). В главе 41-й, вопр. 29-м, собор сделал постановление о том, как должно оканчиваться всенощное бдение накануне больших праздников после пения великого славословия.

г) Относительно богослужения собор изложил еще следующие особенные постановления: а) священники и дьяконы после утрени должны служить молебны о здравии и спасении царя и царицы, о ее чадородии, о здравии и спасении брата царского и его супруги, и всех князей и бояр, о пособлении и укреплении христолюбивого воинства, об устроении земском, и о здравии и спасении всего православного христианства (гл. 6-я). б) Священники должны облачаться в епитрахили и ризы для совершения богослужения и исправления треб (гл. 5-я, вопр. 23-й; гл. 14-я – 16-я), причем это правило не распространяется на монастыри, ибо они имеют свой устав (гл. 14-я). Собор излагает свое постановление об облачении священнослужителей в ризы в целых трех главах (14 – 16), вследствие чего можно заключать, что беспорядок, который здесь преследуется, был очень распространен и, вероятно, существовал уже издавна. Действительно, уже не Владимирском соборе 1274 г. было определено: «како пети или чисти (чести) на амбоне, аще не облечеться в белые ризица, малыя же ризица глаголеться Греческим языком диффера или фелонь»329. Свое постановление Стоглавый собор подкрепляется ссылкой на правило св. Иоанна Милостивого об иереях, которые не облачаются в священные ризы по неразумию, гордости или лености (гл. 15-я и 16-я). Это правило находится и в печатной Кормчей.330 в) Относительно царских дверей собор определил, когда они отворяются во время богослужения (кроме тех случаев, когда служит епископ), и запретил священнослужителям входить в царские двери без облачения и не вовремя (гл. 10-я). В постановлениях Владимирского собора 1274 года читаем: «поп ни дьякон да не входят праздению, ни леностью, да не досажают пречистому месту бе-щину в ходя».331 У царских дверей всегда должна быть завеса; когда она отворяется и когда затворяется – об этом также есть постановление собора (гл. 11-я). г) В главе 35-й собор изложил подробные постановления о крестных ходах, совершаемых из приходских церквей в соборную в каждое воскресенье от недели всех святых до дня Воздвижения Креста Господня.

Относительно таинств в Стоглаве существует не много постановлений: Стоглав касается только способа совершения крещения и венчания браков. О крещении собор постановил следующие правила: а) детей нужно крестить в церквах по уставу и по преданию св. апостол и св. Отец, погружением в воду, а не обливанием. Г. Лебедев полагает, что в эпоху Стоглавого собора латинский обычай совершать крещение чрез обливание не был особенно распространен на Руси и по этому вопрос о крещении не был тогда вопросом современным. Но в XIV и XV веках против этого обычая сильно восставали митрополиты Киприан и Фотий, а Стоглавый собор своим постановлениям о крещении желал только придать больший авторитет ранее состоявшимся определениям митрополитов Киприана и Фотия.332 С этим мнением едва ли можно согласиться. Обычай крестить чрез обливание существовал на Руси с древнейших времен. Уже на Владимирском соборе 1274 года было постановлено: «да обливают никого же, но да погружают; несть нигде же писано обливанье, но погружание в ссуде отлучен»333, т. е. в сосуд особо для сего предназначенном. Следовательно, уже в XIII веке, по крайней мере, во второй половине его, обычай крестить через обливание был довольно распространен на Руси, иначе отцам Владимирского собора не было бы надобности вооружаться против него. Есть основание думать, что и в начале XIV века русская Церковь считала правильным совершение крещения чрез погружение, а обливание допускала только в случаях крайней необходимости. Это видно из вопроса Феогноста, епископа Сарайского, предложенного им константинопольскому патриаршему собору в 1301 году, и ответа сего сбора. Феогност спросил: «как поступать в том случае, когда бывает нужно крестить татар, а сосуда удобного добыть негде?» Собор отвечал, что в таком случае крещение можно совершать чрез обливание.334 Обливательное крещение существовало на Руси не только в течение XIV века, но и в XV веке, по крайней мере, в Новгороде и Пскове, – местах, соседних с странами, где господствовало католическое вероисповедание. Так например, митрополит Киприан в грамоте Псковскому духовенству 1392 – 1395 г. писал: «А что есте доныне крещали дети на руках держа, а водою сверху поливали, а то неправое крещенье» (А. И., т. 1, № 8, стр. 17). Тот же м. Киприан в послании к игумену Афанасию 1390 – 1405 г. говорит: «Крещение же святое творити сице: не обливати водою, якоже Латныни творят, но погружати в реце, или в сосуде чистом, уставленном на се» (А. И., т. 1, № 253, стр. 477). В 1410 году митрополит Фотий писал новгородцам: «А крещение творите по преданию святых Апостол, не обливайте водою, но погружайте в воде, в кадце таковской, трижды, молви на едино погружение «во имя Отца, а на второе погружение «во имя Сына», а на третье погружение «во имя Святаго Духа и ныне и присно и во веки веков, аминь», да потом мажите миром великим» (А. А. Э., т. 1, № 369). Тот же м. Фотий в послании к Псковскому духовенству (прежде 1430 года) писал «крещения творите по правилом св. отец, не обливайте водою, но погружайте в воде в кадце, таковыя трижды молвя: на первое погружение «во имя Отца», а на второе «и Сына», а на третье «и Святаго Духа», да потом мажите миром великим» (А. И., т. 1, № 35, стр. 68 – 69). Весьма вероятно, что обычай этот, существовавший в XIII? XIV и XV веках, не исчез и в первый половине XVI века, когда было не мало разного рода ересей, появлявшихся в изобилии с конца XV века. Что крещение чрез обливание допускалось в известных случаях и в начале XVII века, видно из того, что в печатном Служебнике, изданном при патриархе Иове в 1602 году, повелено больных детей крестить чрез обливание, но ставить их в купель по выю.335 Собор 1620 года при патриархе Филарете постановил, как нам известно (см. гл. XVII) перекрещивать тех, над которыми было совершено крещение чрез обливание, т. е. по латинскому обряду. Это постановление было отменено собором 1667 г.336 Итак, принимая во внимание древность обычая крестить чрез обливание, и существование его даже в начале XVII века, скорее можно допустить, что он существовал и в эпоху Стоглавого собора и таким образом вопрос об этом обычае был вполне современным и в половине ХVI века. Кроме того следует заметить, что если бы этот обычай не существовал во время Стоглавого собора, то последнему не было бы никакой надобности возвращаться к прежде изданным митрополитами Киприаном и Фотием постановлениям о крещении, как не имевшим для себя реальной, жизненной основы. б) Погружение должно быть троекратное. Ссылаясь на 49-ое апостольское правило собор говорит, что подлежит извержению священник, который крестит таким образом: произнеся слова «крещается раб Божий (им рек) во имя Отца и Сына Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков, аминь». Погружает крещаемого в воду, затем снова произносит те же слова и опять погружает, тоже и в третий раз. В этом случае, по мнению собора, он крестит не в три лица Св. Троицы, а в девять лиц. Точно также по 50-му апостольскому правилу извергается из сана священник, который произнесет те же слова однажды и однажды же погрузит в воду. В этом случае он не славит воскресения. Оба эти правила приведены собором не совсем точно.337 в) Затем собор определяет правильный способ совершения крещения. Священник берет крещаемого и произносит: «крещается раб Божий (имя рек) во имя Отца, аминь», погружает его в воду и потом говорит: «и Сына, аминь» и снова погружает, наконец, произносит «и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков, аминь», и погружает третий раз. После этого крещаемый помазуется «великим миром», облачается в новые одежды и в это время поется псалом: «Блажени ихже отпустишася беззакония и имже прикрывашася греси, блажен раб, емуже не вменит Господь греха». В этом случае собор отступает от нынешнего устава церковного, по которому облачение в новые одежды и пение псалма совершается не после миропомазания, как говорится в становлении собора, а прежде.338 Постановления о крещении собор заканчивает повелением, чтобы при крещении был только один кум, или кума, а многих кумовей не было бы (гл. 17-я). Это постановление собора не раз было издаваемо и раньше. Так, например, в поучении митрополита Киприана, 1395 года, говрится: «Про кумовство, что детя крестити, ни мужю с чужею женою, ни с своею женою, но одиному годится крестити, или от мужьскаго полу, или от женьскаго» (А. И., т. 1, № 11, стр. 20). В упомянутом нами послании митрополита Фотия Новгородцам, 1410 года, сказано: а кум бы был один, любо мужеск пол, любо женеск, а по два бы кума не было, как было прежь сего» (А. А. Э., т. 1, № 369). Наконец, и в эпоху Стоглавого собора, как нам известно (см. гл. VIII), один из членов собора, Кассиан, епископ Рязанский и Муромский, в своих «неисправлениях» указывал на тот же обычай приглашать многих кумовей на крещение одного и того же младенца. Из сказанного нами о постановлениях Стоглавого собора относительно крещения видно, как сильно укоренились в русской Церкви ещё с глубокой древности отступления от правильного образа совершения этого таинства.

Брачные постановления Стоглавого собора занимают довольно видное место в Стоглаве, так как им посвящены семь глав (18 – 24). Эти постановления суть следующие: 1) обручение и венчание должны быть совершаемы по божественному уставу, «во всем священническом чине» (т. е. священнослужители должны венчать в полном облачении (гл. 18). 2) Венчание должно происходить днем, после литургии, а никак не ночью (гл. 18-я). Это же правило, несколько иначе выраженное, находится в печатной Кормчей339. Заметим также, что ещё митрополит Фотий в послании к Новгородцам 1410 года требует, чтобы свадьбы венчались после обедни, а в удение, в полдни и в полночь не венчайте (А. А. Э., т. 1, № 369). з) Жених должен иметь не менее 15 лет, а невеста – не менее 12 лет «по священным правилом» (гл. 18-я). Нам кажется, что Стоглавый собор имеет здесь в виду не «священные правила», а вероятно законы византийских императоров, по которым жених должен иметь не менее 14-ти, а невеста 12-ти лет.340 Эти законы были внесены и в Кормчую книгу и применялись на практике, по крайней мере, русские пастыри в своих правилах, посланиях и т. п. назначали именно эти предельные сроки для желающих вступить в брак. Так, например, в послании Новгородцам 1410 года митрополит Фотий требует, чтобы девиц венчали не ранее, как им наступит тринадцатый год (А. А. Э., т. 1, № 369). Постановление Стоглавого собора соблюдалось до конца XVIII века, когда указом св. Синода 17 декабря 1774 г. велено было венчать мужчин не ранее достижения ими 15-ти лет (как это постановлено и в Стоглаве), а женщин – по достижению ими 13-ти лет (а по Стоглаву – 12-ти лет). Наконец, Высочайшим указом 19 июля 1830 года признано необходимым для законного брака: для мужчин достижение 18-ти лет, а для женщин – 16-ти лет.341 4) После венчания священник должен поучать новобрачных, как подобает православным по закону жить (гл. 18-я). 5) Второму и третьему браку венчания не полагается, а только молитва «по священным правилом», причем вступивший во второй брак отлучается от общения с верными и от всякой святыни в течение двух лет (а в случае его молодости в течение одного года), вступивший в третий брак подвергается тому же запрещению в течение пяти лет (гл. 23-я), по прошествии которых он допускается к причащению, впрочем, только один раз в год – в Великий пост. Но если он будет изъявлять чистосердечное раскаяние, то духовник может допустить его к причащению спустя три года после наложения епитимии. Если же священник допускает его к причащению ранее назначенного времени, то лишается сана (гл. 24-я). В списках Стоглава т. н. краткой редакции к этому еще прибавлено, что состоящие под епитимией брачной не должны пить вина не вовремя.342 В списках Стоглава т. н. обширной редакции (впрочем, не во всех) это место читается так: «А которые простые люди имут пити до обеда, и вы таким возбраняйте»343. Для тех исследователей Стоглава, которые отрицают его подлинность, между прочим, на основании крайней беспорядочности его изложения, указанное место могло бы послужить веским аргументом в пользу их мнения. В самом деле, не странно ли помещать указанное запрещение в той главе, где идет речь исключительно о браке? Причем тут ранее питье вина до обеда? Но, как мы указали, это место Стоглава в списках краткой редакции и в некоторых списках обширной редакции344 стоит в полной связи с постановлениями Стоглавого собора о браке. Впрочем, следует заметить, что ранее питье вина до обеда и само по себе, без отношения к браку, осуждалось древними русскими архипастырями. Так, например, митрополит Фотий в грамоте Новгородцам, 1410 года пишет: «А который священник иметь пити до обеда, быти ему без риз; а на пиру, коли лучится, котории имуть пити до обеда, не давайте ему Богородицина хлеба» (А. А. Э., т. 1, № 369, стр. 462). Стоглавый собор приводит и самые правила, на которых он основывает свои постановления о втором и третьем браке: а) правило патриарха Константинопольского Никифора Исповедника (806–815 г.). На основании этого правила вступающий во второй брак не венчается, а получает только молитву и не допускается к св. Причастию в течение двух лет, а вступающий в третий брак – в течение пяти лет (гл. 21-я). б) Ответ о втором браке блаженного Никиты, митрополита Ираклийского (XII века), Константину, епископу Памфилийскому. Этот ответ гласит следующее: «Опасенье убо двоеженца не обыче венчати. Великая же церкви обычая сицева не разсмотряет, но и на двоеженцы невестныя венцы возлагает. И никтоже от сего когда обвинен бысть. Обаче едино или две лете причащения отлучает их. Но и венчашвшаго презвитера с ними вечеряти не попусти по седьмому правилу иже в Неокесарии сбора» (гл. 22-я). По седьмому правилу Неокесарийского собора священник не должен присутствовать на брачном пире вступившего во второй брак, чтобы своим участием в пире не одобрять такой брак.345 в) Собор приписывает св. Григорию Богослову следующие слова: «первый брак – закон, второй – прощение, третий – законопреступление, четвертый – нечестие, понеже свинское есть житие» (гл. 23-я). 6) Относительно самого венчания брака собор различает два случая: а) когда одно из сочетаваемых лиц вступает в первый брак, а другое – во второй или третий (гл. 19-я) и б) когда оба они вступают во второй или третий брак (гл. 20-я). В первом случае чин венчания совершается как обыкновенно с тем только различием, что священнослужащий везде, где полагается по обряду произносить молитву о двоеженце. Если же одно из брачующихся лиц вступает уже в третий брак, то чин венчания остается тот же, но в молитве, произносимой после венчания, вместо слов «к третьему браку» священник произносит «к третьему совокуплению», а не «браку», так как третий брак допускается только по телесной нужде (гл. 19-я). Во втором слвучае, т. е. когда оба сочетаваемые лица вступают во второй или третий брак, венчание совершается таким образом: священник надевает епитрахиль и ризу и после обычного начала произносит некоторые молитвы, и затем читает особую молитву относительно второго или третьего брака (гл. 20-я). В последовании о втором браке собор отступил от общего устава церкви.346 7) Если Стоглавый собор неблагоприятно относиться к третьему, и даже ко второму браку, то понятно, что четвертый же брак и законные правила возбраняют» (гл. 23-я). На основании приведенных выше слов Григория Богослова собор называет четвертый брак нечестием, свинским житием. При этом собор упоминает о царе Льве Премудром, который вступил в четвертый брак, а за это был отлучен от Церкви патриархом Николаем. Царь умолял его о разрешении, но не получив такового, свергнул патриарха с престола и на его место поставил Евфимия, надеясь, что последний отнесется снисходительнее к его браку, но ошибся: Евфимий с собором епископов подтвердил наложенное на царя патриархом Николаем отлучение от церкви (гл. 23-я). Чем окончилось это дело – собор умалчивает. Событие это действительно имело место в истории. Император византийский Лев Философ (886 – 911 г.), сын Василия Македонянина, признавший новеллой 89-й церковное венчание единственным способом заключения брака со всеми законными последствиями, и неблагоприятно относившийся даже к третьему браку, сам же вступил не только в третий, но и в четвертый брак. Этот поступок императора вызывал ожесточенные споры, причем образовались две враждовавшие между собой партии. Дело уладилось уже после смерти Льва при сыне его Констанитне VII Порфирородном, когда на соборе 920 года был издан особый акт, под названием τóμος ἑνώσεως, – нечто вроде унии, примирившей взгляды обеих партий.347 В нашей истории был аналогичный случай, происшедший, впрочем, уже после Стоглавого собора в 1572 году. Царь Иоанн Васильевич женился в четвертый раз Немедленно после этого он созвал в Москве церковный собор, которому объяснил причину своего поступка тем, что враги его извели чародейством первых трех его жен, из которых последняя прожила в браке всего две недели и преставилась неразрешив девства (matrimonium non consummatum). После этого «Царь и Великий Князь много о таковых оскорбился и хоте облещися во иноческий образ, но паки видя християнство разпленяемо и погбляемо, такоже и чада его не совершена возраста дошедша, сего ради дерзнув и четвертому браку приобщится» (А. А. Э., т. 1, № 284). Собор решил утвердит этот брак «ради теплаго умиления и покаяния», принесенного царем, и наложил на последнего следующую епитимью: до Пасхи не входить в церковь (соборное определение состоялось 29 апреля 1572 года, следовательно царю в течение года возбранялся вход в храм), в день Пасхи причаститься св. Таин, затем еще год стоять в церкви с припадающими и год с верными. В случае отправления царя в поход епитимия с него снималась и собор брал ее на себя. Но чтобы поступок царя не послужил соблазном для других, собор запретил, под страхом проклятия, кому-либо вступать в четвертый брак.348 Стоглавый собор налагает на вступивших в четвертый брак более строгую епитимью, чем какая была назначена для царя Иоанна Васильевича. Следуя правилу (80-му) св. Василия Великого, Стоглавый собор повелевает четвероженцам не входить в церковь в течение четырех лет, а затем до десяти лет не приобщаться Св. Тайн. Таким образом прохождение всей этой епитимии в некоторых списках Стоглава обширной редакции349. Но во многих других списках той же редакции350, а также в списках краткой редакции351, назначен более продолжительный срок, а именно 4 года не входить в церковь и до 18 лет не приобщаться св. Тайн, так что епитимия длится 18 лет. Между тем правило Василия Великого (80-ое), на которое ссылается собор, назначает для четвероженцев такую епитимию: быть один год с плачущими и три года с припадающими, так что все время епитимии определяется в 4 года. Вальсамон в толковании на это правило замечает, что так как существует 4 степени церковных наказаний (плачущие, припадающие, слушающие и соприсутствующие), то поэтому вступившие в четвертый брак, пройдя по 8-му правилу Василия Великого две первые степени в течении 4-х лет, соответственно этому должны пройти и две последние степени, т. е. стоять год с слушающими и 3 года с соприсутствующими, так что все время покаяния будет длиться 8 лет.352 Весьма возможно, что 18 лет, назначенные в Стоглаве, поставлены по ошибке переписчика вместо 8 и, точно также и 10 вместо 8-ми. Число 8 изображается славянской буквой И, а число 10 – буквой I, число 18 – двумя буквами ИI. Вероятно один из переписчиков ставили только I, другие – ИI, вследствие чего и произошла указанная разница в числе лет епитимии, назначенной для вступивших в четвертый брак. О препятствиях к браку вследствие кровного и духовного родства, о выдаче венечных знамен или памятей, и о пошлинах, взимавшихся при этой выдаче, Стоглавый собор говорит в другом месте (гл. 46-я, 48-я и 69-я), в связи с святительским управлением; поэтому мы не будем здесь касаться этого предмета, а рассмотрим его тогда, когда будет идти речь об организации святительского управления а основании постановлений Стоглавого собора.

Изложенные нами постановления Стоглавого собора о браке имеют весьма продолжительную историю, восходящую к первым временам существования на Руси Христианства. Первоначально браки заключались различными способами: или посредством венчания в церкви, по церковному обряду, или, что бывало чаще – по крайней мере в простом народе – посредством похищения невест («умыковаху о воды девиця», – говорит Нестор), которых увозили в лес, где и совершался обряд браковенчания чрез троекратное обхождение около какого-нибудь заветного дерева (отсюда, кажется, произошла пословицы: «венчали вкруг ели, а черти пели»). Иногда обряд этот состоял в троекратном объезде какого-нибудь озера353. Что простые люди редко прибегали к церковному венчанию, это видно из следующих слов правила митрополита Иоанна II (1080 – 1089 г.): «не бывают на простых людех блаословение венчания, но бояр токмо и князи венчаються».354 Для того, чтобы подготовить похищение невест, устраивались игрища, о которых говорится в постановлениях Владимирского собора 1274 года.355 «Правило» митрополита Максима (1283 – 1305 г.) также восстает против заключения брака Максима (1283 – 1305 г.) также восстает против заключения брака всякими иными способами, помимо церковного венчания.356

Против многоженства архипастыри начинают бороться с конца XI века, по крайней мере, с этого времени появляются энергические протесты против злоупотреблений в числе заключаемых браков. В «правиле» митрополита Иоанна говорится: «иже третью жену поял, и ерей благословил будет, ведая или не ведая, да извержется»357

Таким образом, митрополит Иоанн не допускал даже третьего брака. Совершенно того же воззрения на третий брак придерживался и митрополит Петр (1308 – 1326 г.).358 В последующее время многоженство настолько усилилось, что пришлось запрещать не только третий брак, но и четвертый, пятый и т. д., даже до десятого. Так. например, митрополит Фотий в послании к Новгородцам, 1410 года, допускает третий брак только в том случае, если кто останется молодым после двух первых жен и не будет у него детей, причем на троеженца налагается пятилетняя епитимья. Четвертый же брак подлежит расторжению как беззаконное сожитие (А, А, Э., т. 1, № 369). В 1427 году тот же м. Фотий писал Псковским посадникам и духовенству: «Да и еще что ми пишите, что деи таковии у церквей старостят (т. е. состоят старостами церковными) с женами с законными разступився (разведясь), а ноняв вторую жену, или третью, яко прелюбодейци». Затем Фотий запрещает таковым лицам быть церковными старостами и приводит слова «божественных Отцов» о том, что первый брак – закон, второй – прощение, третий – законопреступление (А. И., Т. 1, № 34). Мы видели, что эти же слова приводит и Стоглав, приписывая их Григорию Богослову (гл. 23-я). В послании вятскому духовенству около 1452 года митрополит Иона писал: «ваши духовнии дети незаконно живут, поимающе жен до пяти до шести, до семи, а вы их благословляете» (А. И., т. 1, № 261). Тот же м. Иона писал к тем же вятчанам около 1456 года: «многие деи християне с женами не законно в невенчании живут, а инии деи венчаются, но незаконно четвертым и пятым совокуплением, а инии шестым и седьмым, один и до десятаго; а духовнии их отцы… теми богомерзкими браки их совокуляют» (А. И., т. 1, № 267). В окружной грамоте ростовского архиепископа Феодосия духовенству, 1458 года, говорится, что священники разрешают своим духовным детям «поимати третии жены и дочетвертыя, и женам за третии мужи ходити и за четвертые» (А. И., т. 1, № 64). Митрополит Геронтий в послании вятскому духовенству 1486 – 1489 г. г., писал: «ваши духовные дети незаконно женятся… пятым и шестым и до седьмого брака совокупляются, а вы их благословляете» (А. И., т. 1, № 97). В упомянутом нами ранее (гл. IV) послании новгородского архиепископа Феодосия, члена Стоглавого собора, духовенству Устюжины – Железопольской, 1545 г., говорится: «иные игумены и попы … многим людем молитвы говорят четвертым и пятым браком». В этом же послании говорится: «венчаете первобрачные свадбы и двоеженцов, и треженцом молитвы говорите без десятильнича знамени и докладу». Нельзя ли из этих слов заключать, что в 1545 году, т. е. пред самым Стоглавым собором, для вступающих во второй брак полагалась не молитва как постановлено в Стоглаве, а венчание? Митрополит Даниил, почти современник Стоглавого собора (он умер 22 мая 1547 года) смотрел на второй брак как на послабление немощной человеческой природе, допускаемое в случаях крайней необходимости; третий же брак м. Даниил считал совершенно незаконным и, следовательно, разделял в этом случае мнения о третьем браке митрополитов Иоанна II и св. Петра. Из перечисленных нами грамот и посланий видно, что в течение всего XV века и в первой половине XVI на Руси, особенно в отдаленных ее окраинах, какова была Вятка, существовали крупные злоупотребления относительно браковенчания, против которых и были направлены рассмотренные нами постановления Стоглавого собора о браке.

Из других священнодействий собор упомянул только об освящении воды. В XVI веке, а может быть и ранее, на Руси существовал обычай освящать воду не одним крестом, а несколькими, причем к крестам присоединялись нередко иконы с мощами.359 Стоглавый собор нашел этот обычай не согласным с правилами св. Отец, происходящим от неведения и неразумия, и постановил следующее: освящать воду нужно одним крестом посредством троекратного погружения его в воду; другие же кресты и иконы с мощами архидиакон или диакон держит тут же на блюде. Священник или архиерей погружает крест в воду трижды, и после каждого погружения держит его над «мисою», т. е. вероятно над тем блюдом, на котором лежат другие кресты и иконы, и потом – гласит постановление – кропить святою водою со всех крестов (гл. 41-я, вопр. 6-й).

Кроме изложенных нами постановлений относительно богослужения и исправления треб Стоглавый собор издал еще несколько особых постановлений о предметах, соприкасающихся с богослужением. Таковы постановления о посте в день усекновения главы Иоанна Предтечи собор повелел праздновать так, как и прежде праздновали, по божественному уставу, без всякого изменения. В этот же день полагается мирянам не есть мяса, а монахам – рыбы, как это установлено издревле святыми отцами (гл. 41-я, вопр. 28-й). Это определение дано в виде ответа на вопрос, который был поставлен таким образом: «Достоит же и о сем разсудити, что во уставе приписано на усекновение честныя главы воздержатися в той день от мяса и рыбы, повелевает и всю седмицу поститися неведомо отколе взято». Итак, сомнение было возбуждено, с одной стороны, о том, поститься ли и всю ту неделю, в которую случится праздник усекновения главы Предтечи. Первое сомнение было разрешено и собор, как мы видели, постановил поститься в день усекновения, на вторую же половину вопроса ответа не дано, так как собор ничего не сказал о том, следует ли поститься и всю неделю, на которой будет праздник усекновения главы Предтечи.

Можно предполагать, что в эпоху Стоглавого собора споры о посте в этот день еще не были окончательно решены, являясь отголоском ожесточенных споров о посте в среду и пятницу, если в эти дни случаются двунадесятые праздники. Происхождение этих споров весьма древнее: они начались еще в IX веке на Востоке, усилились в XI и XII веках и наконец в первой половине XII же века появились и в русской церкви. Ранее XII века у нас этот вопрос не возникал, хотя, как видно из послания преп. Феодосия Печерского в. к. Изяславу Ярославичу, во второй половине XI века на Руси не было определенных правил относительно поста в среду и пятницу.360 В первой половине XII века образовались две партии: одна, представителем которой был Леон, епископ ростовский, не разрешала поста в среду и пятницу ни для каких праздников; другая, во главе которой стоял Поликарп, игумен Киево-Печерского монастыря, держалась противоположного мнения. В 1158 году состоялся в Киеве собор, на котором Леон был осужден. Но на соборе 1168 года был осужден и Поликарп, и было постановлено, что пост в среду и пятницу разрешается только для вух праздников: Рождества Христова и Богоявления.361 Таким образом, спор не был решен окончательно, и сомнения продолжали существовать. Определенного мнения о посте в среду и пятницу не было даже в начале XIV века, что видно из вопросов Феогноста, епископа Сарайского, Константинопольскому патриаршему синоду (1301 г.).362 По всей вероятности в связи с вопросом о посте в среду и пятницу находился и вопрос о посте в день усекновения главы Иоанна Предтечи. Но этот вопрос уже в конце XIV века считается решенным, как можно заключить из следующего места в послании митрополита Киприана игумену Афанисию (1390 – 1405 г.): «На Усекновение главы Ивана Предтечи и Крестителя мяса не ясти, ни млека, ни рыбы, аще в который день ни пригодиться»… «О дне же святыя Парасковее в прошаеше: и се ти ведомо буди, яко несть поста в той день, кроме среды и пятка» (А. И., т. 1, № 253, стр. 476). Из последних слов митрополита Киприана можно заключить, что пост в среду и пятницу был так уважаем, что даже считали нужным поститься в день св. Параскевы, вероятно на том основании, что имя «Параскева» (греч. Παρασκευὴ) значит «пятница». Постановление митрополита Киприана о посте в день усековения главы Предтечи было повторено и митрополито Фотием в его поучении Псковскому духовенству 1416 г.: «на Усекновение главы Иоанна Предтечя… мяса и млека не ясти» (А. И., т. 1, № 22). Постановлениям митрополитов Киприана и Фотия следует и Стоглавый собор.

На вопрос об установлении празднования св. Евфросину Псковскому и преп. Авраамию Смоленскому собор отвечал, что им следует праздновать как и прочим святым и преподобным отцам (гл. 41-я, вопр. 5-й). Служба, составленная св. Евфросину на самом соборе или вскоре после него, остается в рукописях.363 О жизни обоих этих святых мы уже говорили ранее (прим. 231). Относительно крестного знамения Стоглавый собор постановил следующие правила. Прежде всего собор осудил беспорядочное махание рукой по лицу, вместо истинного крестного знамения (гл. 22-я). Это постановление было подробно рассмотрено нами выше (гл. ХVIII). Что касается перстосложения для крестного знамения, то собор постановил, что как миряне, так и духовные лица должны складывать персты правой руки для крестного знамения и благословения таким образом: «большей палец да два нижнии перста воедино совокупив, а верхний перст с средним совокупив, простер и мало нагнув» (гл. 31-я). Кто не крестится таким образом, тому собор угрожает проклятием святых Отцов. В подтверждение этого постановления собор ссылается, во-первых, на св. Апостолов и св. Отцов, которые будто бы заповедали всем православным христианам креститься именно так, как повелевает собор, и, во-вторых, на свидетельство Мелетия, епископа Севастийского (впоследствии патриарха Антиохийского), и блаженного Феодорита, которые изложили истинное учение о двуперстном крестном знамении при следующих обстоятельствах. Мелетий, славный своей жизнью и даром слова, отрекся от епископии, вследствие бесчиния своих пасомых и пребывал в безмолвии. Ариане, считая его своим единомышленником, постарались возвести его на антиохийский патриарший престол. Но на соборе против ариан Мелетий стал горячо опровергать еретические мнения последних. Когда его просили показать знамение истинного учения о св. Троице, он сначала показал три перста во имя Отца и Сына и Святаго Духа и знамения не последовало. Затем он совокупил два перста, а три пригнул и благословил народ – и знамение явилось: от Мелетия изшел огонь в виде молнии. Тогда Мелетий испустил достохвальный глас, говоря: «Трех разумеем, о Едином беседуем», и таким образом посрамил еретиков-ариан. О блаженном Феодорите собор говорит глухо, что и он научил православных истинному, т. е. двуперстному крестному знамению (гл. 31). Нам нет надобности заниматься подробным разбором этого учения. Мы изложим только сущность возражений против него, которые обыкновенно приводятся в ученых трудах, направленных против раскола. Ученая критика давно доказала, что ни св. Апостолы, ни св. Отцы не излагали учения о двуперстном знамении и не угрожали проклятием тем, кто не крестится двумя перстами. Неверно и то, будто учение это возникло в древней Восточной церкви. Напротив, оно чисто русского происхождения, хотя в основании своем оно содержит греческие источники. В одном древнем греческом патриаршем Требнике IX или VIII века находится чин принятия в церковь еретиков. В ХII веке, по причине частых случаев обращения в православие армян, в греческой церкви был составлен особый чин принятия в церковь армян, причем этот чин был составлен на основании упомянутого чина еретиков, помещенного в названном выше Требнике. Чин присоединения армян перешел и в наши Кормчие уже в ХIII веке, а в конце ХIV века или начале ХV в этот чин неизвестным лицом было включено учение о двуперстном знамении, которого вовсе нет в греческих подлинниках упомянутого чина.364 По мненю г. Беляева, поводом ко внесению этого учения в чине присоединения армян послужило с одной стороны то обстоятельство, что на Руси с конца ХIV века стали появляться армяне, сначала в Руси Юго-Западной, а потом – в ХVI веке – и в Руси Московской и в самой Москве; с другой стороны, армяне считались у нас монофизитами, вследствие чего для наглядного доказательства существования двух естеств в Иисусе Христе, и придумано было сложение двух перстов для крестного знамения365. Сказание о Милетие приведено Стоглавым собором в искаженном виде. У церковных историков Феодорита (V века), Созомена (V века) и Никифора Каллиста (ХIV века) не говорится ни о благословении Мелетием народа, ни о чуде, ни о сложении двух перстов; Мелетий только показал сначала три перста, в доказательство трех ипостасей св. Троицы, а затем один перст, чтобы изобразить таинство Единосущной и Нераздельной Троицы.366 Сказание о Мелетие составилось на Руси в ХIV веке, но первоначально не в том виде, как в Стоглаве, а ближе к греческим источникам. Лишь в первой половине ХVI века это сказание принимает ту форму, в которой оно изложено в Стоглаве.367 Блаженный Феодорит, известный церковный историк, живший в V веке, также не оставил никакого учения о двуперстном крестном знамении. Надобно заметить, что у древних русских книжников, как свидетельствует кн. Курбский, было обыкновение выдавать свои сочинения за произведения Иоанна Златоустого и других знаменитых отцов церкви.368 Весьма возможно, что и учение о двуперстии, составленное каким-либо русским книжником, было приписано блаженному Феодориту. Это учение, в том виде, в каком оно является в Стоглаве, с приписанием его Феодориту, происхождения весьма позднего. В рукописной Кормчей 1493 года, о которой мы уже не раз упоминали, момещено слово Феодоритово о крестном знамении, но не о двуперстном, как в Стоглаве, а о троеперстном.369 Но в одном из «слов» митрополита Даниила (1522 – 1539 г.) помещено слово Феодорита уже о двуперстном знамении.370 Итак, «слово», приписанное Феодориту и учащее о двуперстом крестном знамении, составлено между 1493 и 1539 годами. Другое учение Стоглавого собора – о сугубой аллилуйи, т. е. о пении и чтении аллилуйи дважды, с прибавлением слов «Слава Тебе Боже» (гл. 42-я), – это учение имеет не столь сложную историю, как учение о двуперстном крестном знамении. Обычай двоить аллилуйю возник в начале ХV века в Псковской области, несомненно под влиянием католицизма, следы которого наши пастыри уже замечали тогда.371 Так, например, митрополиты Киприан и Фотий, как мы знаем, в своих грамотах и посланиях к Псковичам называют употреблявшееся в Пскове обливательное крещение латинским обыкновением: митрополит Фотий в послании к Псковским посадникам и духовенству предостерегает их от употребления латинского мира (А. И., т. 1, № 35). В некоторых церковных службах римско-католической церкви употребляется именно сугубая аллилуйя.372 Псковичи вероятно не раз имели случай говорить о предметах веры с католиками, что видно, например, из «отписки» некоего Филиппа Петрова, около 1491 года, Новгородскому архиепископу Геннадию, о приходе в Псков латинских монахов и о прениях с ними Псковских священников. В этой любопытной отписке говорится о том, как препирались «серые черницы» (т. е. монахи какого-нибудь католического ордена) с псковскими священниками о посте в субботу и опресночном служении, об исхождении св. Духа от Отца и Сына, о Флорентийском соборе («о осмом сонмищи»), о том, как «гардинал Исидор (т. е. митрополит Московский Исидор) от Государя Великаго Князя Василья Васильевича утек и зле в Риме живот скончал». «И ина многа, – пишет в заключение Филипп Петров, – от божественных писаний Господни священники к тем студным Латыном отмолвили» (А. И., т. 1, № 286). Можно предполагать, что такие прения были нередки. Впрочем, каков бы ни был первоначальный источник происхождения учения о сугубой аллилуйи, несомненно то, что учение это, появившееся, как сказано выше, в Псковской области в начале ХV века, очень медленно здесь распространялось почти до самого Стоглавого собора373, который в главе 42-ой постановил повсеместно петь сугубую аллилуйю на том основании, что в житии преподобного Евфросина Псковского сказано, что Сама Богородица, ради его святых молитв «извести и запрети о трегубой аллилуйи и повеле православным хрестяном говорити сугубую аллилуйю, а третие «Слава Тебе Боже». Трегубую аллилуйю с припевом «Слава Тебе Боже» Стоглавый собор называет латинской ересью, ибо латины учат, что Дух Святый исходит от Отца и Сына, и представляют св. Духа раболепным по отношению к Отцу и Сыну. Наконец, Стоглавый собор дает объяснение слова «аллилуйя»: это слово еврейское и означает «слава Тебе Боже». Из этого объяснения следует, что кто произносит аллилуйю трижды с припевом «Слава Тебе Боже», тот, подобно латинам, не славит Св. Троицу, а «чеверит». Житие преподобного Евфросина Псковского, на которое ссылается Стоглав, было написано два раза: в первый раз еще в ХV веке, а во второй раз в 1547 году каким-то клириком Василием, который рассказывает о том, как Евфросин отправился на Восток, с целью разрешить вопрос об аллилуйи, как сам цареградский патриарх научил его сугубить аллиуйю, и как Евфросин по возвращении домой ввел в своем монастыре около Пскова сугубую аллилуйю, и какие из-за этого возникли у него неприятности с Псковским духовенством. Затем рассказывается о том, как первый сочинитель жития св. Евфросина в тонком сне видел самого Евфросина и его сподвижника Серапиона, а потом Пресв. Богородицу с теми же святыми и архангелом, которые объявили ему, что следует произносить сведения.374 Еще московский собор 1667 года заметил подложность этого жития: «Евфросин в последнем поучении своем при смерти, якоже слышихом и разумехом, об аллилуйи ниже завеща братии монастыря своего, ниже писа что о то в завете своем, токмо солгано на преподбнаго от списателя жития его»375. Тот же собор 1667 года, справившись с древними славянскими и греческими рукописями, нашел, что учение о сугубой аллилуйи не находит себе никакого основания ни в св. Псинаии, ни в канонах.376 Новейшая ученая критика указала много исторических, хронологических и других противоречий и неточностей, вместе с неправильностью самого ученияо сугубой аллилуйи.377 Так, например, неверно мнение Стоглавого собора, будто бы латины считают св. Духа раболепным Отцу и Сыну, и объяснение слова «аллилуйя». Это слово есть действительно еврейское, но оно означает не «Слава Тебе Боже», а «Хвалите Бога»378.

Чтобы закончить обозрение постановлений Стоглавого собора первой группы – относящихся к богослужению и церковным уставам, мы изложим постановления собора о благочинии в церкаях во время божественной службы. В области церковного благочиния собором были замечены большие беспорядки. Священики и причетники в церквях поют безчинно, вдвое и втрое, приходят в церковь в пьяном виде, стоят на божественном пении без всякого страха и бранятся, бьются и дерутся между собой до кровопролития (гл. 5-я, вопр. 22-й; гл. 16-я, гл. 29-я). Миряне подражают бесчинному поведению священнослужителей: стоят в церковях в тафьях и в шапках, с палками в руках, как на рынке, или на каком-либо зрелище, или на пиру, или в корчме, чинят в церкви говор и ропот, и прекословие и смрадные слова, так что божественного пения бывает не слышно (гл. 5-я, вопр. 21-й; гл. 16-я; гл. 39). «И пастыри и овцы вкупе заблудша и погибоша», – с горестью восклицает собор при виде такого оскорбления святого места (гл. 5-я, вопр. 22-й). Для прекращения этих беспорядков собором было постановлено следующее: священнослужители должны читать и петь в церквах чинно, безмятежно и неспешно, со всяким вниманием, псалмы и каконы читать и петь по одиночке, а не по нескольку разом (гл. 16-я). По мнению собора, всякий правоверный, молящийся в церкви со вниманием сердечным и страхом Божием, беседует с Самим Богом, как Царем небесным. Но если с земным царем подобает беседовать со страхом и трепетом, то тем более – с Царем Небесным. Точно также если рабы будут задавать своему господину вопросы все разом, то господин ничего не поймет; подобно этому и Богу неугодна небрежно приносимая молитва, когда священнослужители читают или поют псалмы и каноны по нескольку разом. Эти примеры, приводимые Стоглавым собором, суть не что иное, как поучение митрополита Макария, изданное г. Жмакиным379. Это поучение совершенно буквально воспроизведено в Стоглаве (гл. 16-я от слов «аще ради подобает пети и чести»). Собор стржайше запретил священнослужителям входить в церковь и в алтарь в пьяном виде, ругаясь, сквернословить и драться (гл. 29-я). При этом собор ссылается на два апостольские правила, из которых одно (27-ое) повелевает лишать сана епископа, пресвитера или дьякона, бьющего верного или неверного, а другое (42-ое) повелевает тех же лиц, преданных игре или пьянству, извергать из сана, если они не исправятся.380 Мирянам собор повелел стоять в церквях чинно, со страхом и трепетом, оставив земные помышления, откровернной главой, без шапок и тафей, которые, как «безбожного Махмета предание», должны быть попраны в конец (гл. 16-я и 39-я). Такое беззаконие и бесстрашие, по мнению собора, распространилось между православными потому, что они принимают злые обычаи других стран, тогда как у каждой страны должны быть свои законы и обычаи (гл. 39-я). Равным образом были строго запрещены собором всякие разговоры в церкви: «а шептания бы и роптания и сквернословия и празднословия и непотребного рассуждения и судов и повестей и скверных словес и иных неподобных дел во святых Божиих церквях на божественном пении никогда же от православных не именовалося» (гл. 38-я). Изложенные нами постановления Стоглавого собора о церковном благочини тесно примыкают к временам предшестовавшим Стоглавому собору и последовавшим за ним. Почти с самого начала существования на Руси христианства пастыри русские начинают бороться против разного рода беспорядков, происходивших в церквях во время богослужения. Уже в XI веке Новгородский архиепископ Лука Жидята (1035 – 1059 г.) говорить в своем поучении: «В церкви предстоите со страхом Божиим, не молвя речи»381. Современники Луки, преп. Феодосий Печерский, в одном из своих поучений Киевопечерским инокам, убеждает их не опираться в церквах на столбы и стены.382 В более близкое к Стоглавому собору время повторяются теже указания на неблагочинное стояние в церкви. В начале XIV века митрополит Петр (1308 – 1326 г.) писал против ведения разговоров в церкви383. Сто лет спустя то же самое должен был повторить игумен Белозерского монастыря Кирилл в послании к Можайскому князю Андрею Дмитриевичу: «в церкви стойте, господине, с страхом и трепетом, помышляюще в себе, аки на небеси стояще: … в церкви, господине, стоя, беседы не твори и не глаголи, господине, никакого слова праздна; и аще кого видиши от вельмож своих или от простых людей, беседующа в церкви, и ты им, господине, взбраняй» (А. И., т. 1, № 16; 1408 или 1413 года). Митрополит Даниил, почти современник Стоглавого собора, в одном из своих «слов» в следующих выражениях обличает неуважение к церковной службе: «Егда срама ради внидиши в божественную церковь, и невеси, почто пришел еси, позевая, и протязаяся (потягиваясь), и ногу на ногу поставляеши, и бедру выставляеши и потрясаеши, и кривляешися яко похабный … и стоиши, яко нечювствен, не слушая ни чтущих, ни поющих; считаеши лихвы, богатство, управляеши домы, глаголеши о жене о детях, о рабех, и превозношаешися, яко другий сатана, вся же челвоекы безумны и грешны глаголеши, точию себе разумна и премудра всем являеши».384 В поучении, которое г. Жмакин относит к половине XVI века, говорится: «Церковь бо нарицается земное небо, мы же неистовии приходим аки на торжище и на позорище с гордостью и величанием, и покланяемся образу Владыки Господа нашего Иисуса Христа покровенными главами, а инии подпирающеся жезлы, а инии приходят разволочася риз безобразно»385. Автор этого поучения неизвестен; по нашему мнению, им мог быть не кто иной, как митрополит Макарий, так как в этом поучении отчасти повторяется тот же самый пример о земном и Небесном царе, который находится и в 16-ой главе Стоглава и в упомянутом выше поучении м. Макария. Затем в этом поучении почти буквально повторены слова Стоглава о крестном знамении (гл. 32-я) и вообще замечается сходство с рассмотренными нами постановлениями Стоглавого собора о бесчинном поведении мирян в церкви. Обычай приходит в церковь в тафьях и шапках был особенно сильно распространен в эпомух Стоглавого собора. Против этого обычая писали Максим Грек и митрополит Макарий, которого «правило» о тафьях вошло в 39-ую главу Стоглава.386 Относительно запрещения Стоглавого собора браниться и скверословить в церкви надобно заметить, что употребление не печатных слов было настолько распространенено на Руси, что оно практиковалось и мирянами, и духовными лицами и монахами, и мужчинами и женщинами, родителями и детьми. Против этого порока восставали пастыри церковные, как, например, митрополит Петр, монах Волоколамского монастыря Фотий, современник митрополита Даниила, сам митрополит Даниил387 и, как мы знаем, один из членов Стоглавого собора – Кассиан, епископ Рязанский и Муромский (глава VIII). Постановления Стоглавого собора о церковном благочинии если и приводились в исполнении, то во всяком случае, весьма мало достигали своей цели. До нас сохранилось много разных официальных актов ХVII века, а которых снова принимаются меры против тех же беспорядков, какие были преследуемы Стоглавым собором и какие замечались гораздо ранее этого собора. В окружном наказе патриарха Иосифа духовному чину 1646 года, о осблюдении поста и церковного благочиния, говорится, чтобы «православные христиане, и сами попы и дьяконы, стояли в церквах Божиих со страхом и с трепетом, и с любовью в молчании, без всяких шептов, и ничтож земнаго не помышляли» (А. А. Э., т. IV, № 321). В этом же наказе обращено внимание на бесчинства нищих, которы приходят в церкви «аки разбойники с палки, а под теми палки у них бывают копейца железные, и бывает у них меж себя драка до крови и лая смрадная, и от них крику и писку православным християном божественного пения и чтения не слышать». В «памяти» поповского старосты Лаврентия Федорова десятскому попу Федору Прокопьеву, 1656 года, говорится, между прочим, «православные християне стояли бы в церкви со страхом и с трепетом, … а повестей бы излишных и мирских бесед и говор стоя меж собою в церкви не говорили и не смеялись» (А. А. Э., т. IV, № 334). В «памяти» двум попам и одному дьякону с причтом, Верховажского стана, 1672 года, говорится: «православные Християни, в церковь пришед, и во время святаго пения в церквах стоят не смирено, меж себя говорят и смеются» (ibid № 188). В наказе митрополита Новгородского Корнилия архмандриту Тихвинского монастыря Варсонофию об управлении духовными делами и о надзоре за церковным благочинием, говорится: «пришед кто в церковь, православные Християне, мужи и жены, во время святаго пения стояли бы в церкве со страхом и трепетом и молилися Богу сокрушенным сердцем и смирением, кийждо о своем согрешении (ibid № 225; 1678 г.). О единогласном чтении и пении во время отправления церковной службы, кроме упомянутой нами царской грамоты 1651 года в Сийский монастырь (гл. XVI), говорят также некоторые другие акты XVII века (А. А. Э., т. IV, № 105, 188, 225). О небрежном пении и неблагочинном стоянии мирян в церквах упоминают также и некоторые из иностранцев, бывших в Московском государстве в XVI и XVII веках.388

В. Бочкарев

Приложения

1. Этот рассказ Псковского летописца помещен в статье проф. Павлова «Земское (народное и общественное) направление русской духовной письменности в XVI веке». Правосл. Собесед., 1863 г., ч. 1, стр. 307 – 309.

2. См., например, поучения Серапиона, епископа Владимирского, умершего в 1272 году. Порфирьев, «История русской словестности», ч. 1, изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 421 – 423.

3. С начала XIV века до половины XV века было основано до 200 монастырей. Знаменский «Руководство к русской церковной истории», изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 83. С 1420 до 1500 года было построено на севере России до 50 монастырей. Эта ревность к иноческой жизни не ослабела и в XVI веке: с 1500 до 1588 г. воздвигнуто было на севере России более 65 монастырей. ПРеосв. Филарет «История русской церкви», период III, Москва, 1847 г., стр. 231, прим. 285.

4. Сношения с Западной Европой сделались очень оживленными с конца XV века, при Иоанне III, особенно после брака его в 1472 года с Софье Палеолог. В Москву являлись посольства от разных западных государей, и московское правительство в свою очередь отправляло посолства в Запданую Евопу, а за посольствами являются в Москву врачи, художники и т.п., от которых русские узнают о жизни Запада.

5. Падение Константинополя сильно поразило умы современных этому осбытию русских книжных людей, среди которых сделалось весьма распространенным и господствующим мнение, высказанное монахом Псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофеем в его послании к великому княжескому дьяку в Пскове, Мисюрю Мунехину: «Вся христианския царства преидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя: два убо Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть». Первый Рим – «ветхий – пал нравственно заразившись Аполлинариевой ересью; второй Рим – Вмзантия – пал и нравственно, за свое соединение с Латинами на Флорентийском соборе, и политически – взят агарянскими внуками, безбожными турками; третий и последний Рим – Москва – должен сделаться центром истинного православия, а государь его преемником византийских православных императоров. Эта же самая мысль выражена в послании к в. к. Василию Ивановичу неизвестного лица, в котором видят того же Филофея, как по складу речи этого послания, так и по тону и основной мысли. Первое послание напечатано в Правосл. Собес., 1861 г., ч. 1, второе там же, 1863 г., ч. 1, Срав. назв. Статью проф. Павлова в Прав. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 311.

6. Ожидание кончины мира с исполнением 7000 лет от сотворения мира было очень распространено как в Греции, так и у нас. Еще в XII веке Кирилл, епископ Туровский (1171 – 1182 г.) высказывал мысль о близкой кончине мира. Эту мысль разделяли и многие другие просвещенные архипастыри (Кирилл II, Киприан, Фотий и др.), не говоря уже о массе простого народа. (Жмакин «Митрополит Даниил и его сочинения», М., 1881 г., стр. 362 – 367). – Конец седьмой тысячи падал на 1492 год, до которого был продолжен миротворный круг или пасхалия. Этот год наступил, а мир по-прежнему стоял. Неисполнение ожиданий кончины мира послужило для жидовствующих поводом для оспаривания истинности св. Писания. Для продолжения пасхалии состоялся в Москве собор в том же 1492 году (Макарий, «История русской церкви», т. VI, СПб, 1870 г., стр. 100 – 101).

7. О реформе Лютера узнали у нас очень скоро и на последователей ее смотрели довольно спокойно; отнсоились к ним терпимее, чем к католикам; последним, несмотря на все усилия знаменитого иезуита Антония Поссевина, не было дозволено то, что было разрешено первым – иметь в Москве свою церковь. Некоторые подробности Лютерова учения также скоро сделались известными на Руси, по крайней мере, уже Максим Грек обличал Лютера, как иконоборца (Жмакин, н. с., стр. 255). – Весьма оригинально понимали учение Лютера Грозный. Разговаривая с одним из лютеранских пастеров (Рокитой), царь сравнивал лютеран с свиньями, откармливаемыми в пост. Один лифляндский пастор в разгоовре с царем сравнивал Лютера с апостолом Павлом. Иоанн ударил его палкой по голове и сказал: «ступай к черту с своим Лютером». Поймав одного из пасторов (Фому) в Полоцке, царь ударил его палкой по голове и утопил в Двине. – Впрочем, Иоанн отдавал справедливость как хоошим, так и дурным сторонам в учении Лютера, что видно из разговора его с пастором Брокгорном, Филарет «История русской церкви», период III, М., 1847 г., стр. 122 – 125. Срав. Знаменский «Руководство к русской церковной истории», изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 181 – 182. Подробнее об отношении Грозного к протестанскому учению см. у Рущинского «Религиозный был русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков», М., 1871 г., стр. 281 – 289 и 190 (здесь пастор Фома назван русским монахом, отсупившим от православия). – О проникновении на Русь идей Лютера в век митрополита Даниила см. у Жмакина, н. с., стр. 255 – 256.

8. Павлов, назв. Статья в Правосл. Собес., 1863 г., т. 1, стр. 310, 341 – 342.

9. Эта мысль, как справедливо замечено в литературе, имеет большое сходство с убеждением раскольников во «всемирном падении церкви», завершившимся в 1666 годом. См. предисловие к изданию «Послания старца Псковскому Елиазарова монастыря Филофея к великому князю Василию Ивановичу», Прав. Собес., 1863 г., т. 1, стр. 342.

10. Беляев, Русская Беседа, 1858 г., т. IV, стр. 4 – 5.

11. Жданов, н. с., в Ж. М. Н. П., 1876 г., № 186, стр. 195.

12. Лебедев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. 1, о. 1, стр. 53.

13. Там же, стр. 53, пр. 1.

14. Карамзин, т. VIII, СПб, 1817 г., примеч., стр. 394.

15. Макарий, История русск. церкви, т. VI, СПб, 1870 г., стр. 261.

16. Лебедев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 57.

17. См. выше, примечание 70. В упомянутой рукописи против еретиков XVI века об этом событии рассказывается так: «Шедши же ему (т. е. Кассиану) некогда виною яко молитися, паче же ругатися к Преподобному Дмитрию, Вологодскому Чюдотворцу, начя сваритись на тамо стол Епископства держащего, гордостью некако и яро глаголя: Чего ради, рече, ен стречяеши мене и не чествуеши? Аз, рече, старей есмо тебе Епископ, и тако со гневом пойде к Преподобному, и тамо от него приемлет милостивно наказание, дабы обратился на покаяние. Одному же отшедшу во свояси бездельно, и пожа плоды своея гордести, и тамо зле разврати живот свой, обратившися главе его назад, и тако умре». Чтения в Импер. общ. истор. и древн. Российск. при МОск. Унив., 1847 г., № 3, отд. 2, стр. 2.

18. Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 56 – 57.

19. Там же и Макарий, т. VI, стр. 286.

20. Филарет, История русск. церкви, период III, М., 1847 г., стр. 152.

21. О епископе Савве известно еще, что им было составлено житие преп. Иосифа Волоцкого (Жмакин, н. с., стр. 121, прим. 1). – От имени епископа Саввы был послан в Вязьму и Хлепен наказный епископ по Стоглаву, найденный и напечатанный проф. Павловым (записки Новросс. Унив., т. IX, Одесса, 1873 г.). – По оставлении епископии в 1554 году Савва поселился в Волоколамском монастыре – месте своего пострижения – где и умер и погребен. (Жмакин, н. с., стр. 457).

22. Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 58 – 59.

23. Жмакин, н. с., стр. 538 – 539, 716 и сл.

24. Там же, стр. 21 – 22, 77 и сл.

25. Там же, стр. 118. Срав. стр. 231.

26. Там же, стр. 468 – 469. – Макарий, т. VI, стр. 250.

27. Павлов «Еще наказный список по Стоглаву», Записки Новроссийского Универ., т. IX, Одесса, 1873 г., предисловие, стр. 1.

28. Этот список напечатан проф. Павловым в Записках Новоросс. Унив., т. IX, Одесса, 1873 г.

29. Латкин «Лекции по внешней истории русского права», СПб, 1888 г., стр. 98.

30. Павлов, предисловие к наказному списку в Вязьму и Хлепе (Зап. Новор. Унив., т. IX, 1873 г., стр. 4, пр. 2.

31. Беляев, Русская Беседа, 1858 г., т. IV, стр. 17. Латкин, н. с., стр. 98.

32. Павлов, предисловие к наказному списку в Вязьму и Хлепен (Зап. Новор. Унив., т. IX, 1873 г., стр. 3).

33. Наказной список в Вязьму и Хлепен, изд. Павлова (Зап. Новороссийск. Унив., т. IX, 1873 г., стр. 14, примеч.).

34. Жмакин, н. с., приложения, стр. 76, приме. – Указ этот напечатан там же, стр. 76 – 77.

35. Павлов, предисловие к наказному списку в Вязьму и Хлепен. Зап. Новоросс. Унив., т. IX, 1873 г., стр. 2.

36. Там же, стр. 2.

37. Там же, стр. 3 – 4.

38. Жданов, н. с., в Ж. М. Н. П., 1876 г., № 186, стр. 71, прим. 2.

39. Макарий, Ист. русск. раскола, СПб, 1855 г., стр. 103.

40. Там же, стр. 103.

41. Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 21.

42. Подробное описание Сводной Кормчей см. у барона Розенкампфа в названном его исследовании, приложения, № 7, стр. 209 – 312. – Барон Розенкампф определяет с точностью время составления этой Кормчей, а именно он относит ее составление к первым временам первосвятительства митрополита Макария. См. приложения № 7, стр. 220.

43. Жмакин, н. с., стр. 748.

44. Там же, стр. 748 – 749.

45. Барон Розенкампф «Обозрение Кормчей книги в историческом виде», М., 1829 г., приложения № 7, стр. 214, 215, 218, 219 и мн. др.

46. Там же, приложение № 7, стр. 275.

47. Там .е, приложение № 7, стр. 310 – 311.

48. Беляев Иван «Памятники русского церковного законодательства. Стоглав и наказные списки соборного уложения 1551 года», Правосл. Обозрение, 1863 г., июль, стр. 201.

49. Загоскин «История права Московского государства», т. 1, Казань, 1877 г., стр. 83. Латкин, н. с., стр. 105.

50. Беляев, н. с. в Прав. Обозр., 1863 г., июль, стр. 201.

51. Там же, стр. 197.

52. Жмакин, н. с., стр. 442. – Сравн. Макарий, История русского раскола, СПб, 1855 г., стр. 25.

53. Беляев, н. с. в Прав. Обозр., 1863 г., июль, стр. 197 – 198.

54. Православный Собеседник, 1860 г., ч. 2, стр. 322 («Памятники древнерусской духовной письменности. Руописная Кормчая ХV века»).

55. Жмакин, н. с., стр. 437.

56. Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 128 и сл.

57. Там же, стр. 128.

58. Там же, стр. 329.

59. Порфирьев, История русской словесности, ч. 1, изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 353.

60. Русские Достопримечательности, ч. 1, М., 1815 г., стр. 118.

61. Там же, стр. 117.

62. Там же, стр. 118.

63. Стоглав, изд. Кожанчикова, СПб, 1863 г., стр. 90.

64. Стоглав, изд. Каз. Дух. Акад., Казань, 1862 г., стр. 119.

65. Там же, стр. 119, прим. 3.

66. Русские Достопримечательности, ч. 1, М., 1815 г., стр. 101.

67. Жмакин, н. с., стр. 531, прим. 1.

68. Жмакин, н. с., отдел приложений, стр. 84 – 85. Странно, что г. Жмакин ни слова не говорит о поразительном сходстве издаваемго им поучения митрополита Макария с указанным нами местом 16-ой главы Стоглава, тогда как в другом издаваемом им поучении (о котором скажем ниже) он замечает почти буквальное сходство с 32-ой главой Стоглава о крестном знамении. См. там же, стр. 85 – 86 и примеч.

69. Жмакин, н. с., стр. 637.

70. Жмакин, н. с., отдел приложений, стр. 86 и примечание.

71. Там же, стр. 86, примеч. Срав. Жданов, н. с., стр. 220.

72. Жмакин, н. с., стр. 567.

* * *

1

О Стоглаве и Стоглавом соборе нам известны следующие специальные исследования:

«Стоглавный собор» – ряд статей неизвестного автора, по-видимому, лица духовного, в Православном Собеседнике 1860 года, ч. 2-я и 3-я. «Сведения о Стоглавом соборе» – статья неизвестного автора в Христианском Чтении издав. при СПб Духовн. Акад., 1852 г., ч. 2-я. – Эта статься по местам почти буквально сходна с предшествующей. – Беляем, Илья «Об историческом значении деяний московского собора 1551 года (по поводу 92–122 стр. «Истории России» г. Соловьева) в Русской Беседе 1858 года, т. IV, отдел критики. – Жданов «Материалы для истории Стоглавого собора», Ж. М. Н. П. 1876 г., № 186. – Лебедев, Николай «Стоглавый собор (опыт изложения его внутренней истории)» Чтения в Москов. Обществе любителей духовного просвещения, 1882 года, часть I-я, отдел I-й и часть II-я, отдел I-й. – Добротворский «Дополнительные объяснения к изданию Стоглава». Правосл. Собесед. 1862 г., ч 3-я. – Его же «Каноническая книга «Стоглав» или не каноническая»? Правосл. Собесд. 1863 г., ч. 1-я и 2-я. – Беляев, Иван «Памятники русского церковного законодательства. Стоглав и наказные списки соборного Уложения 1551 года» Правосл. Обозрение 1863 годе. Июль. На другие сочинения, относящиеся к Стоглаву и Стоглавому собору, мы будем ссылаться в соответствующий местах.

2

Макарий, архиеп. «История русской церкви» т. VI, книга I-я СПб, 1870 г., стр. 219, примеч. 290, стр. 250, прим. 323, стр. 251, прим. 324, стр. 252, прим. 327, стр. 268, пр. 345.

3

Карамзин «История государства российского», т. IX, СПб. 1821 года, стр. 49.

4

См. предисловие к изданию Стоглава Казанской Духовн. Академии, Каз. 1862 г., стр. VI. Списков Стоглава XVI века известно только четыре (Прав. Собес. 1862, ч. III, стр. 337, прим. 1). Древнейшая рукопись Стоглава принадлежит Болотову и писана в 1556 году в Новгороде (см. предисловие к изданию Стоглава г. Кожанчикова, СПб. 1863 г., стр. 6. – Срав. Макарий, VI, стр. 227, прим. 294). Т. н. «Хлудовский» список Стоглава писан, по словам г. Лебедева (н. с. ч. I, о. I, стр. 32) спустя шесть лет после смерти Максима Грека, т. е. в 1563 году. У Карамзина был список Стоглава 1642 года (т. IX, прим. 821). – До начала 60-х годов ХIХ столетия Стоглав оставался в рукописях. Впервые Стоглав был напечатан в 1860 году в Лондоне по списку, принадлежащему известному историку Н. А. Полевому. Издание снабжено предисловием некоего И. А. и отличается вообще небрежностью и неисправностью, судя по отзывам лиц, видевших Лондонское издание и сверявших его с рукописями Стоглава ХVI век (см. статью: «Об издании Стоглава в Лондоне» письмо из заграницы – в Христ. ЧТен. 1861 г., Октябрь, стр. 255–269). – Лучшее издание Стоглава принадлежит Казанской Духовной Академии, предпринявшей в 1862 году это издание по спискам Стоглава, т. н. Обширной редакции. В 1863 году Стоглав был напечатан в С.-Петербурге, книгопродавцем г. Кожанчиковым, по спискам Стоглава т. н. краткой редакции. Основанием для обоих изданий – Казанского и Петербургского – служили списки Стоглава ХVII века (у Кожанчикова – с дополнениями из болотовского списка). Издание Стоглава г. Кожанчикова, опрятное и благообразное снаружи, страдает многими ошибками, снабжено плохим предисловием и вообще мало пригодно для ученых целей (см. ст. «Замечания на издание и к изданию Стоглава, сделанному г. Кожанчиковым», Правосл. Собес. 1863 г. ч. 2-я. – Срав. «Летописи русской литературы и древности», изд. г. Тихонравова, 1863 г., т. V, отд. III, стр. 126). – В «Архиве исторических и практических сведений, относящихся до России» изд. г. Калачева, 1860–1861 г., кн. 5-я, СПб, 1861 г. напечатана т. н. первоначальная редакция Стоглава, под заглавием: «Правила, постановленные на соборе 1551 года 23 Февраля». – Редакций Стоглава существует немного, а именно всего три, или, собственно говоря, только две: обширная и краткая. Первую можно признать за подлинное соборное уложение 1551 года, (Макарий, VI, 227, прим. 294), что же касается второй редакции, краткой, то она представляет собой не что иное, как сокращение обширной редакции, сделанное уже в ХVII веке, судя по указаниям в списках краткой редакции на печатные Служебники (напр. в гл. 9-й по изд. Кожанчикова: «яко пишет ныне в печатных служебниках»; см. еще гл. 18-ю и 20-ю. Сравн. Макарий, VI, стр. 227, прим. 294 и Жданов, приложения, стр. 220). В списках т. н. первоначальной редакции помещены только 1–41 главы Стоглава, и то далеко не все, а именно за исключением 4-й, 5-й, 9-й, 20-й, 22-й, 31-й, 36-й и 40-й. Некоторые главы изложены здесь полнее, другие сокращеннее, чем в Стоглаве обширной редакции, а иные с значительными отступлениями от последней, впрочем, только относительно двух глав (19-й и 41-й). Издатель этого списка («Архив ист. и практ. свед. отн. до России, 1860–61 г. СПб, 1863 г.) предположил, что он есть первоначальная редакция Стоглава, или, по крайней мере, предшествующая той, которая известна под именем Стоглава. Преосв. Макарий в своей «Истории русской церкви» (т. VI , стр. 227, прим. 294) вполне согласился с этим предложением и признал упомянутую редакцию за первоначальную, которая представляет собой соборное уложение 1551 года в том виде, как оно было послано к м. Иоасафу, или даже в черновом виде. Г. Жданов доказал, что эта редакция отнюдь не может быть признана первоначальной, напротив, она есть не что иное, как извлечение из обширной редакции Стоглава (приложения, стр. 221–222). – В одном из сборников, хранящихся в СПб Публ. Библ., под названием «Цветник», г. Жданов нашел еще одно извлечение из Стоглава, отчасти напоминающее собой краткую редакцию, отчасти – т. н. первоначальную (приложения, стр. 222–223). Впрочем, г. Жданов не пришел к окончательному выводу относительно этого извлечения. Свои рассуждения о редакциях Стоглава почтенный ученый заканчивает следующим резюме: «Что списки Стоглава очень разнообразны, это несомненно: есть списки полные и сокращенные, есть в этих списках разницы, часто любопытные и важные, но все-таки эти разницы не настолько велики и последовательны, чтобы на основании их устанавливать разделение нескольких самостоятельных редакций» (приложения, стр. 223). Вывод довольно неожиданный и странный, с которым едва ли можно согласиться. Конечно, есть весьма мало оснований считать за особую редакцию т. н. первоначальную редакцию и извлечение, имеющееся в «Цветнике», и другие подобные им списки. Но во всяком случае списки Стоглава представляют собой два типа, настолько отличающиеся друг от друга, что с полным основанием можно признать каждый из них за особую редакцию Стоглава. Первая, как мы сказали выше, есть подлинное соборное уложение 1551 года а вторая есть его сокращение, сделанное уже в ХVII в.

5

Обзор их см. в ст. г. Добротворского: «Дополнительные объяснения к изданию Стоглава», Прав. Собес. 1862, ч. 3-я. Срав. ст. Ивана Беляева «Памятники русского церковного законодательства: Стоглав и Наказные списки соборного уложения 1551 года». Правосл. Обозрение 1863 г. Июль, и «стоглавый собор», ст. в Прав. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 109–111.

6

Это мнение высказано неизвестным автором статьи «Сведения о Стоглавом соборе». Христ. Чт. 1852 г., ч. 2, отдел церковной истории, стр. 238–239.

7

Опись царского архива, 1575–84 гг., ящик 224: «А в нем списки, что писати в летописец, лета новые прибраны от лета 7068 (т. е. 1560) до лета 7074 (т. е. 1566) и до 76-го» (т. е. 1568 от Р. Х. А. А. Э. т. I, № 289).

8

Автору упомянутой статьи, писавшему в 1852 году, еще не известны были т. н. наказные списки соборного уложения 1551 г., из которых два (Владимирский и Каргопольский) были напечатаны впервые в 1863 г. Ильей Беляевым, и один (Вяземский) – в 1873 году проф. Павловым (записки Новороссийского Унив., т. IХ, 1873 г.). Наказные списки во Владимире и Каргопол изданы г. Беляевым отдельной брошюрой, с предисловием и приложениями, в Москве в 1863 г. О наказных списках будет речь в своем месте.

9

См. приложение 1-е.

10

«История права московского государства», т. I, Казань, 1877 г., стр. 103.

11

«Земское (народное и общественное) направление русской духовной письменности в ХVI веке». Прав. Собес. 1863 г., ч. I, стр. 292.

12

«Об историческом значении деяний московского собора 1551 года». Русская Беседа 1858 г., т. IV, отдел критики, стр. 1 и сл. – Автор этой превосходной статьи весьма хорошо выясняет историческое значение Стоглавого собора.

13

Там же, стр. 1.

14

Н. С. Суворов, «Курс церковного права», т. I, Ярославль, 1889 года, стр. 312–313.

15

См. приложение 2-ое.

16

См. приложение 3-е.

17

Древнейшая из дошедших до нас жалованных грамот монастырям есть грамота в. к. Метислава Владимировича и сына его Всеволода Новгородскому Юрьеву монастырю, данная между 1128–1132 годами. Суворов Курс церковного права, т. I, стр. 318. Отличительная черта жалованных грамот духовенству до татарского периода заключается в том, что он предоставляют духовенству только разного рода имущества, тогда как подобные же грамоты эпохи татарского владычества сверх того освобождают живущих на землях духовенства лиц от государственных податей, а также дают им некоторые другие льготы в области суда и администрации. – Н. С. Суворов, «Курс церковного права», т. I, Ярославль, 1889 года, стр. 319.

18

Суворов, Курс церковного права, т. I, ср. 322. По словам иностранца Адама Клеменса, бывшего в России в 1553 году, т. е. почти в эпоху Стоглавого собора, церковь в России обладала 1/8 всей государственной территории. То же подтверждает другой иностранец, Петрей, живший в России в Смутное время, а также Олеарий, бывший в России во второй четверти XVII века и Рейтенфельс, бывший в Москве в 1671 году. Некоторые из иностранцев, бывших в России, увеличивают это количество. Так например, Невилль (во второй половине XVII в.) говорит, что нашему духовенству принадлежала целая половина всей территории, а по словам Коллинса (также во второй полов. XVII в.) – даже 2/3. Рущинский «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков», издание Импер. Общ. Истор. и древн. рос. при Моск. Универ. Москва 1871 г., стр. 143–144 и 321.

19

Макарий, т. IV, стр. 117.

20

См. приложение 4-ое.

21

См. приложение 5-ое.

22

См. приложение 6-ое.

23

См. приложение 7-ое.

24

См. приложение 8-ое.

25

См. приложение 9-ое.

26

Эти соборы были следующие: соборы 1488, 1490 и 1504 годов против жидовствующих; собор 1491 года о продолжении пасхалий на восьмую тысячу лет от сотворения мира; собор 1503 года о невзимании мзды при посвящении в священные степени, о вдовых священнослужителях и о монастырских недвижимых имениях. – Макарий, т. VI, гл. II, стр. 91 и сл.

27

Митрополит Даниил был свергнут в феврале 1539 года, а преемник его Иоасаф в январе 1542 года. Жмакин «Митрополит Даниил и его сочинения», изд. Импер. Общ. Истории и древ. рос. при Моск. Унив., Москва, 1881 г., стр. 244 и 246. – Макарий, т. IV, стр. 204 – 206. – Карамзин, т. VIII, СПб, 1817 года, стр. 50 и 70.

28

Жданов, но. с. стр. 84, прим. 1.

29

Об этих соборах см. у Макария, т. VI, стр. 215 – 219 . О соборе 26 февраля 1547 г. у Карамзина, т. VIII, ср. 49 и прим. 87; т. IX, прим. 87 и Стоглав, изд. Казанской Дух. Акад., гл. 4, стр. 43–46. См. еще А. А. Э. т. I, № 213 [окружная грамота м. Макария в Вологду и Белоозеро об установлении празднования новым русским святым].

30

Латкин «Лекции по внешней истории русского права», СПб, 1888 года, стр. 57.

31

Стоглав, изд. Каз. Дух. Акад., гл. 4, стр. 47. [Все последующие ссылки на Стоглав сделаны по изданию Казанской Духовной Академии]. Срав. Латкин, назв. сочинение, стр. 10. Макарий, т. VI, стр. 219. Карамзин, т. VIII, стр. 109 и прим. 201.

32

См. приложение 10-е.

33

Стоглав, гл. 2, стр. 23–24.

34

Там же, гл. 2, стр. 24; гл. 4, стр. 46; гл. 1, стр. 18–19; гл. 3, стр. 31; гл. 4, стр. 49.

35

Г. Жданов считает Стоглавый собор сколько церковным, столько же и земским; основанием его мнения служит присутствие на соборе князей и бояр, а не одних только духовных лиц [н. с. стр. 54, прим. 1]. Г. Латкин совершенно справедливо возражает, что Стоглавый собор нельзя считать земским собором вследствие отсутствия в нем специфического признака земского собора – представительства всех сословий [н. с. стр. 74].

36

Стоглав, гл. I, стр. 18–19; гл. 6, стр. 79.

37

Карамзин, т. IX, стр. 463.

38

Русская Беседа, 1858 г., IV, отд. критики, стр. 8. Срав. Латкин, н. с. стр. 95.

39

См. приложение 11-ое.

40

Макарий, т. VI, стр. 289.

41

Макарий, т. VI, стр. 207 и сл., 288–289; Карамзин, т. VIII, стр. 71 и прим. 120; т. IX, стр. 48–49. Подробнее о всей жизни и деятельности митрополита Макария см. в обширном исследовании Николая Лебедева: «Макарий, митрополит Всероссийский». Чтения в обществе любителей духовного просвещения, 1877 г., ч. 2, 1878 г., ч. 1, 1880 г., ч. 2, 1881 г. ч. 2.

42

Илья Беляев «Материалы для истории русской церкви. О Стоглаве, против раскольников», Чтения в Общ. любит. дух. просв. 1875 г. ноябрь, стр. 103.

43

Жданов, н. с. стр. 173.

44

Г. Жданов сожалеет, что м. Макарий не причислен к лику святых, хотя его заслуги на пользу церкви давали бы ему на это полное право (н. с. стр. 176, пр. 2).

45

Лебедев, Николай «Стоглавый собор (Опыт изложения его внутренней истории)». Чтения в общ. любит. духов. просвещения, 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 53. – В игуменство Феодосия «оснвоана бысть церковь камена св. Георгия на Хутыни, и совершиша ю в два лет о едином версе, но вельми чудно, яко таковы несть в Новгородской земли. … А строитель церкви Игумен Феодосий, иже взят бысть из Иосифова монастыря», Карамзин, т. VIII, прим. 71 (под 1535 годом).

46

А. А. Э. т. 1, № 184, стр. 161 (Избрание Иосафа, митрополита всея России).

47

«Феодосий II-й, 33-й владыка Новгородский, хиротонисан 1542 года Июня 1-го, по другим – 18-го Июня из игуменов Хутынских; скончался в 1551 году». Преосв. Амвросий «История российской иерархии», ч. 1, изд. 2-е, Москва, 1822 года, стр. 77. – По мнению г. Жданова, Феодосий умер не в 1551 году, а в 1563 (н. с. стр. 52), и это мнение, кажется, справедливее показания преосв. Амвросия. – Карамзин (т. VIII, прим. 153) ошибается, говоря, что Феодосий сделался архиепископом Новгородским в 1540 году 1-го июня: в это время в Новгороде был архиепископ Макарий, посвященный в митрополиты 19-го марта 1542 года (т. VIII, прим. 120 и стр. 71). У г. Соловьева сказано: «О Новгородском владыке Феодосии говорится, что он был поставлен в 1541 году митрополитом Макарием и возведен на архиепископию московским боярином Григорием Мануиловым («История России с древнейших времен», . VII, изд. 2-ое, СПб, 1861 г., стр. 97). Здесь не будет ошибки в годе, если г. Соловьев имеет в виду тогдашнее летоисчисление, по которому новый года начинался с 1-го сентября.

48

См. приложение 12-ое.

49

См. приложение 13-ое.

50

Стоглав, гл. 24-я: «аще простец согрешит, то един о себе ответ дает; а иерей согрешит, то о многих ответ дати»; и в послании Феодосия говорится: «Простец бо согрешив, за свою едину душу ответ даст Господеви; иерей же, согрешив, соблазнит многа».

51

Стоглав, гл. 3-я; срав. вопр. 29-й из первых царских вопросов. – О послании Феодосия в Устюжну см. также Соловьева «Ист. России», т. VII, стр. 99–100; о послании его же в Чудь – там же, стр. 93. – Г. Жмакин доказывает, что послание Феодосия в Устюжну есть не что иное, как буквальное повторение поучения к попам митрополита Кирилла II [н. с., отдел приложений, стр. 60, примеч.]. Факт этот не противоречит высказанному нами в тексте мнению о Феодосии, как о пастыре ревностном ко благу церкви, ибо подобные заимствования практиковались тогда нередко, и притом такими архипастырями, достоинство которых не полежит никакому сомнению. Срав., например, Жмакин, стр. 757, примеч. 1, отдел приложений, стр. 81, прим.

52

«Бога ради, государь, – пишет Феодосий, – и Пречистые Богородицы, и великих чудотворцев, потщися и промысли о своей отчине, о Великом Новегороде, что сяныне в ней синит: в корчмах беспрестанно души погибают без покаяния и без причастия». Жданов, н. с. стр. 57, прим. 2.

53

А. И. т. 1, №№ 142 и 150. – О сборнике Евфимия см. у Жданова, н. с. стр. 51 и сл.

54

Стоглав, гл. 5, вопр. 11-й, 18-й, 34-й и 36-й; гл. 41, вопр. 12-й, 14-й, 15-й и 18-й. См. также гл. 42-ю и вопр. 5-й гл. 41-й.

55

Жданов, н. с. стр. 52. – Лебедев, основываясь на истории рос. иерархии [см. выше, пр. 36-ое] говорит, что Феодосий умер в 1551 году.

56

Макарий, т. VI, стр. 238, прим. 308. Правосл. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 113. Карамзин, т. VIII, прим. 246. На место Серапиона игуменом к Троице поставлен знаменитый в последствии еретик Артемий. На его имя, как игумена Троицкого, дана жалованная грамота 17-го мая 1551 года [А. А. Э. ь 1 № 179].

57

А. А. Э. т. 1, № 229. Стоглав, стр. 420–424. Стоглав изд. Кожанчикова, стр. 280–282.

58

Преосв. Амвросий «История российской иерархии», ч. 1, изд. 2-ое, Москва, 1822 г. , сто. 120. Карамзин, т. VIII, прим. 246. – Никандр умер в 1567 году. «История рос. иерархии», стр. 120.

59

Жданов, н. с. стр. 178, прим. 1. – Срав. Карамзин, т. VIII, прим. 394 и Макарий, т. VI, стр. 255–262. Кн. Курбский имеет в виду собор 1554 года, судивший лиц, прикосновенных к ереси Матвея Башкина, и между ними особенно игумена Троицкого монастыря Артемия. Савва мних, о котором говорит Курбский, был один из обвиняемых, по фамилии Шах, просиявший, по словам Курбского, в житии нестяжательном.

60

См. приложение 14-ое.

61

См. приложение 15-ое.

62

История рос. иерар., ч. 1, стр. 178. Карамзин, VIII, пр. 246.

63

Карамзин, т. VIII, прим. 246. – «История рос. иерар.» ч. 1, стр. 178.

64

Жданов, н. с. стр. 180.

65

История российск. иерархии, ч. 1, изд. 2-ое, М. 1822 г., стр. 162.

66

Карамзин, т. VIII, прим. 587. – История росс. иерар., т. 1, стр. 162.

67

См. приложение 15-ое.

68

Карамзин, т. VIII, прим. 394.

69

Карамзин, т. VIII, прим. 246. «22 апреля 1548 года поставлен бысть Епископ на Рязань Архимандрит Чудовский Михаил». История российской иерархии, ч. 1, стр. 131.

70

«Бысть на том Соборе чюдо сицево: Сей, прежде помянутый Касьян, епископ Рязанский, начя поборати по еретицех, паче ж по своем старце, по Исаце Белобаеве; приведу бо ему (т. е. Исааку Белобаеву) бывшу тогда на Собор (т. е. на собор 1554 года) из дальнейшая пустыни Соловецкаго острова, нечто к тому от церковных закон разврающающу, не по мнозе же времени испиявшу пелыни Божия суда, живота лишись. Касьян же нача хулити книгу Преподобного Иосифа, еже сей Преподобный списа на ересь Новгородских еретиков, счини хитре и премудре от Божественных списаний; ей же тогда принесенней бывши на Собор на обличение еретиком, и зело похвали ю Боговенчанный Царь и Пресвещенный Макарий Митрополит и весь Собор священный, светилу ту нарекоша быти Православию. Касьян же начя глаголати, яко не подлину быти свидетельству книги сея, чтож зде, не терпя Бог хулы на Преподобного, посылает на него (т. е. Касьяна) жезл наказания, уяся ему рука, тако же и нога, и не могий языком глаголати, якоже и рещи. Тогда Самодержавному сему рече: не попустити Дух святый хулити на Преподаобныя Его; и тако пребысть расслаблен и остави Епископию, и отъиде в монастырь. Пребывающу же ему тамо неисцельну, и еще держащуся не умученного нрава, якоже ему и Христа Бога нашего не Вседержителем нарицати; более, рече, согрешаем Богу, Христа нарицающе Вседержителем. О злокозненнаго его нрава! Мнясь безумный прельстити неразумные, но паче себе прелсти». Приведенные слова находятся в рукописи XVI столетия, повествующей о соборах XVI века против еретиков в Москве, она напечатана в «Чтениях Московского общества истории и древностей российских», 1847 года, № 3, отдел II, под следующим заглавием: «Московские соборы на еретиков XVI века в царствование Ивана Васильевича Грозного». – Сравн. Макарий, т. VI, стр. 254. Карамзин, т. VIII, стр. 216 и прим. 394.

71

В соборной грамоте 1554 года 24 января в Соловецкий монастырь о заточении бывшего игумена Троицкого Артемия, с прописанием соборного о нем определения, упоминается о епископе Кассиане Рязанском и Муромском, вместе с прочими владыками, бывшими на соборе (А. А. Э. т. 1, № 239, стр. 250). – Сравн. Макарий, т. VI, стр. 255, прим. 333.

72

Карамзин, т. VIII, прим. 587. История российск. иерархии, ч. 1, стр. 131.

73

См. приложение 17-ое.

74

А. И. т. 1, № 216. История рос. иерарх., ч. 1, стр. 137.

75

Жданов, н. с. стр. 178, примеч. – Преосв. Макарий считает Акакия Тверского родным братом Иосифа Санина (т. VI, стр. 107 и 276, прим. 362). Тоже и Лебедев (н. с. ч. 1, отд. 1, стр. 54). Жмакин также считал Акакия родным братом Иосифа Санина, или, по крайней мере, его близким родственником, н. с. стр. 144 и прим. 1). В челобитной рязанского епископа Леонида, 1584 – 85 г., при перечислении епископов, постриженников Иосифа Волоколамского монастыря, при имени Вассиана, архиепископа ростовского, замечено, что он был родной брат Иосифа. В этой же челобитной упоминается и об Акакии Тверском и Вассиане Топоркове, епископе Коломенском, причем не говорится, что они были родственники Иосифа (А. И. т. 1, № 216). Между тем известно, что Вассиан Топорков был родной племянник Иосифа (Жмакин, н. с. стр. 455). Преосв. Макарий полагает, что Акакий был епископом в Твери с 1525 по 1546 год (т. VI, стр. 107). В таком случае Акакий Тверской, член Стоглавого собора, был преемником Акакия Санина. Но это противоречит данным о жизни Акакия, члена Стоглавого собора, сообщаемым в Истории рос. иер. ч. 1, стр. 137.

76

На соборе 1564 года 2-го февраля (о белом клобуке митрополита) Акакий вследствие старости и болезни не был: «а Тверского и Кашинского Акакия Епископа руки (т. е. подписи на соборном акте) нет, потому что для великия старости и болезни на Соборе не приехал, а писал, что со всеми единомышлен». А. И. т. 1, № 173, стр. 333 и Карамзин, т. IХ, прим. 94.

77

История рос. иерар., ч. 1, стр. 137.

78

Карамзин, т. VIII, стр. 41 и прим. 66.

79

Беляев, Чтения в общ. люб. дух. просв. 1875, ноябрь, стр. 109 и сл. – Жданов, н. с. стр. 177 и сл. – Макарий, т. VI, стр. 276 и сл. – Лебедев, Чтения в общ. люб. дух. просв. 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 56. – Павлов, н. с. в Правосл. Собес. 1863 г., ч. 2, стр. 372–376. – Порфирьев, История русской словесности, изд. 2-ое, ч. 1, Казань, 1876 г., стр. 502–503.

80

См. приложение 18-ое.

81

См. приложение 19-ое.

82

Жданов, н. с. стран. 178.

83

См. приложение 20-ое.

84

Об отношениях Максима Грека к епископу Акакию см. Макарий, т. VI, стр. 276–277. Беляев, Чтен. в общ. люб. дух. просв. 1875 г., ноябрь, сто. 110–111. Лебедев, Чтен. в общ. люб. дух. просв. 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 54–57.

85

Жданов, н. с. стр. 178, примеч. (сравн. выше, прим. 59-ое). – Г. Жданов ссылается в этом случае на «сказание о приходе на Русь Максима Грека». – Об Акакие, равно как и о митрополите Макарие и Новгородском архиепископе Феодосие существует весьма лестный отзыв наших раскольников, по мнению которых Акакий был «муж свят и боголюбив и пророческого прозрения благодатного исполнен». Чтения в общ. люб. духов. просв., 1875 г., ноябрь, стр. 103. О возможном происхождении такого мнения неправильного, как доказывает г. Беляев – см. там же, стр. 104.

86

История рос. иерар., ч. 1, стр. 245. Карамзин, т. VIII, прим. 153.

87

История рос. иерар., ч. 1, стр. 245. Карамзин, т. IX, пр. 94.

88

Жданов, н. с. стр. 87, прим. – Сравн. Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, стр. 244, прим. 11.

89

Жданов, н. с. стр. 87, прим.

90

История рос. иерар., ч. 1, стр. 236. Карамзин, т. VIII, пр.153 и 587.

91

См. приложение 21-ое.

92

История рос. иерар., ч. 1, стр. 184. Карамзин, т. VIII, примеч. 246. – У Карамзина Киприан неверно назван Кириаком. Сравн. его т. IX, прим. 87.

93

См. приложение 22-ое.

94

Жданов, н. с. стр. 176 и 177.

95

А. И. т. 1, № 216. Сравн. Летописи русской литературы и древности, изд. Тихонравова, 1863 г., т. 5-й, отд. III, стр. 143.

96

Стоглав, гл. 2, стр. 25–26. Эта речь царя не вся помещена в Стоглаве, ибо в конце 2-ой главы говорится: «и сия изрек и множае сих».

97

Лебедев, н. с. в Чтен. общ. люб. Дух. просв. 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 24. Латкин, н. с. стр. 75–76.

98

Стоглав, гл. 3, стр. 26–27.

99

Стоглав, гл. 3, стр. 27–29. Это место речи царя иногда до буквальности сходно с молитвенным обращением ко святым, которое бывает на литиях во время всенощного бдения. – «Новые чудотворцы», о которых говорили царь, суть канонизированные на соборах 1547 и 49 г. г. русские святые.

100

Стоглав, гл. 3, стр. 30.

101

Там же, стр. 31.

102

Лебедев, н. с. в Чтен. общ. люб. дух. просв., 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 25.

103

Стоглав, гл. 3, стр. 25.

104

Там же, стр. 33–34.

105

Отец Иоанна, в. к. Василий Иоаннович, умер 3-го декабря 1533 года, когда Иоанну было с небольшим 3 года (он родился в августе 1530 года).

106

Старший дядя царя Иоанна, Князь Юрий Иванович Дмитровский, был схвачен неделю спустя после смерти в. к. Василия, а именно 11 декабря 1533 года, посажен в тюрьму, где и умер голодной смертью 26 августа 1536 года. Карамзин, т. VIII, стр. 8–10 и 14. Другой дядя царя, князь Андрей Иванович Старицкий также был схвачен и посажен в тесную палату, где погиб насильственной смертью 10 декабря 1537 года. Карамзин, т. VIII, стр. 16.

107

Мать Иоанна в. к. Елена Васильевна, виновница смертей князей Юрия и Андрея, умерла 3-го апреля 1538 года скоропостижно, как полагают, от яда. Карамзин, т. VIII, стр. 44. – Иоанн остался круглым сиротой на 8-м году от роду.

108

Стоглав, гл. 3, стр. 34–35. О воспитании Иоанна см. Карамзин, т. VIII, стр. 76–79.

109

Указания царя на бедствия, какие приходилось испытывать России в его время от нашествия «поганых», т. е. казанцев, крымцев, нагаев и других разбойничьих орд, совершенно справедливы и не могут быть рассматриваемы как простое риторическое преувеличение. О нашествиях крымцев см. Карамзин, т. VIII, стр. 22, 28–29, 59–67, 73 и др.; о нашествиях казанцев – там же, стр. 32, 39, 51, 58–59 и др.; ногаев, стр. 120. В 1539 г. набег казанцев был особенно опустошителе, так что летописец сравнивает его с нашествием Батыя. Описание этого набега у Карамзина, т. VIII, стр. 53 – 54.

110

Например, против Казани в первые годы царствия Иоанна было предпринимаемо несколько походов, которые были большей частью неудачны. Таков был, например, поход 1550 года – незадолго до Стоглавого собора – окончившийся неудачно. Карамзин, т. VIII, 117–119. Сравн. Жданов, н. с. стр. 75, пр. 2-ое.

111

В летописях царствования Иоанна часть встречаются указания на голод, мор и другие бедствия. Карамзин, т. VIII, пр. 153. Жданов, н. с. стр. 75 и пр. 1.

112

Летописи Москвы часто говорят о пожарах, называя некоторые из них великими (напр., бывшие в Москве при Дмитрии Донском и Василии Темном). Карамзин, т. VIII, стр. 95 и пр. 169. Пожары, о которых говорит царь, были в Москве 12 и 20 апреля и 21 июня 1547 года. Выгорела почти вся Москва. На пожаре сгорело 1700 человек, кроме младенцев. Описание этих пожаров у Карамзина, т. VIII, стр. 95–97.

113

Это происходило на первом земском соборе 1550 года; Иоанн произнес с лобного места речь, по содержанию в некоторых местах (например, где говорится о сиротстве царя и своеволии боря) сходную со второй речью царя на Стоглавом соборе. Латкин, н. с. стр. 57. Сравн. Карамзин, т. VIII, стр. 101–103 и прим. 181–183. Карамзин относит произнесение речи Иоанном с лобного места не к 1550 году, а к 1547 году (прим. 182).

114

Стоглав, гл. 3, стр. 36–37.

115

В «Исповедании православной веры» Новгородского архиепископа Евфимия, прочитанном им пред посвящением в архиерейский сан, в 1424 году, между прочим, сказано: к «сим же исповедую… не сотворити ми ничего же по нужди, ни от царя ни от князя велика, ни от князей многих, аще и смертью претят, веляще служити или святительское что с творити в чуждей епископии, и во всех властех, кроме епископии данныа ми господином моим, преосвященным Митрополитом…» (А. А. Э., т. 1, № 370). – Эти же слова находятся в сине поставления епископа, относящемся к 1456 году (А. А. Э., т. 1, № 375). – Митрополит Иоасаф пред поставлением своим в митрополиты, 6-го февраля 1539 года, также читал Исповедование православной веры. Приведенные выше слова из Исповедания веры архиепископа Евфимия читаются здесь несколько иначе, а именно: «к сим же исповедую… не сотворити ми ничтоже по нужди, ни от царя, ни от князя велика, ни от князей многих, аще и смертью им воспретят, веляще что сотворити чрез божественаа и священная правила, его же недостоит творити» (А. А. Э., т. 1, № 184). В чине поставления митрополита Антония 20 февраля 1564 ода сказано: «и дают ему (поставляему) честь его рукопись, Исповедание Православные Веры», но самый текст Исповедания не приводится (А. А. Э., т. 1, № 264). Срав. Летописи русской литературы и древности, изд. Тихонравова, 1863 г., кн. 5, отд. III, стр. 136 (слова м. Макария о своем рукоположении в святительский сан).

116

Стоглав, гл. 3, стр. 40–42.

117

Там же стр. 39.

118

Там же стр. 42.

119

Там же, гл. 4, стр. 44.

120

Там же, стр. 45. – О соборах 1547 и 1549 г. г. см. выше, прим. 20-ое.

121

Эти слова царя служат для г. Латкина доказательством истинности его предположения относительно связи между исправлением Судебника и созванием первого земного собора. Латкин, н. с. стр. 57 и 77.

122

Стоглав, гл. 4, стр. 47. – Устные грамоты были двух родов: 1) грамоты, определявшие порядок местного правительственного управления, они начали появляться с 1398 года; 2) грамоты, определявшие порядок местного земского самоуправления. Начало издания этого рода грамот относится к 1552 году. Латкин, н. с., стр. 6. – Здесь разумеются уставные грамоты второго типа.

123

Стоглав, гл. 4, стр. 48–49.

124

Там же, гл. 5, стр. 49–76.

125

Там же, гл. 41, стр. 165–202.

126

Карамзин, т. VIII, стр. 109. Сравн. Жданов, н. с., стр. 196, прим. 1.

127

Жданов, н. с., стр. 51. Подробные сведения об этой рукописи см. у Жданова, стр. 52 и сл.

128

Жданов, н. с. стр. 52–53.

129

Там же, стр. 53–54.

130

Г. Латкин насчитывает их только семь. Это произошло, вероятно, потому, что вопросы у Латкина изложены совершенно в ином порядке. Так, например, 3-й вопрос (о новых слободах, основанных монастырями, князьями и боярами) пропущен совсем, а 4-й вопрос (о корчмах) назван третьим; вопросы 5-й – 7-й соединены в один под именем 4-го вопроса; вопросы 8-й и 9-й соединены в один под именем 5-го; 10-й вопрос (о вдовых боярынях) назван 6-м, а 11-й седьмым, 12-й же вопрос назван «заключением» царя. Латкин, н. с., стр. 91–92.

131

Жданов, н. с., стр. 54–64.

132

Стоглав, гл. 46, 48 и 80. – Сравн. Жданов, н. с., стр. 54, прим. 2 и стр. 209–210.

133

Было ли издано таковое узаконение – неизвестно. Подробные объяснения этого положения см. у Жданова, н. с., стр. 54, прим. 3.

134

Меры, предложенные царем, были впоследствии отчасти осуществлены. – Подробности см. у Жданова, ст. 56, прим. 1

135

Об этих слободах собор не сделал никакого нового распоряжения: он только припомнил царский приговор 15-го сентября 1550 года, в силу которого 1) все новые слободы митрополичьи, архиепископские, епископские и монастырские должны наравне с городскими людьми тянуть во всякое тягло и с судом, старые же слободы по-прежнему остаются у владык и монастырей с судом и всякими пошлинами. 2) Впредь владыки и монастыри не имеют права основывать новые слободы, а также прибавлять дворы в старых слободах, за исключением тех случаев, когда от отца отделяется сын, или брат от брата, или от тестя зять, которые могут ставить новые дворы. 3) В опустевшие дворы можно принимать людей пашенных и непашенных, по старине, и выход назначать им о Юрьеве дне осеннем. 4) Посадских городских людей в слободы архиерейские и монастырские не принимать, кроме казаков – нетягловых людей; слобожан же монастырских и архиерейских отпускать жить в город на посад, или в село, назначая им выход по старине – о Юрьеве дне осеннем. Стоглав, гл. 98, стр. 412–414. Сравн. Жданов, стр. 57, прим. 1.

136

Это предложение, по-видимому, возникло по инициативе самого царя, но на самом деле оно обязано своим появлением влиянию духовенства, как доказывает г. Жданов (стр. 57, пр. 2; сравн. выше прим. 39-ое). Мера, предложенная царем, не была предпринята, ибо, как справедливо доказывает г. Жданов, фискальный интерес казны в этом случае одержал вверх и корчмы существовали по-прежнему, так как налог на пиво, проектированный царем, не мог доставлять больших выгод, чем корчмы. Жданов, стр. 57, прим. 2.

137

Мыть был одной из самых тяжких и ненавистных для народа пошлин. Он взимался не только государством, но и частными лицами, которые брали эту пошлину с торговцев, проезжавших чрез их владения. Предложение царя уничтожало мыть состоялось по внушению духовенства, как думает г. Жданов, подобно предложению уничтожить корчмы. Но и в этом случае фискальный интерес, вероятно, не дал возможности осуществиться намерению царя: мыть продолжал существовать до издания Торгового Устава 1654 года, когда он был заменен одной рублевой пошлиной, взимавшейся при продаже товаров. Впрочем, еще в 1596 году частные заставы для сбора мыта, а также отдача последнего на откуп, были уничтожены, и сбор его сосредоточился исключительно в руках государства. Жданов, стр. 59, пр. 1.

138

По мнению г. Жданова (стр. 59, пр. 2) предположения Иоанна относительно тамги и явки не осуществились, по крайней мере, в его царствование.

139

Меры относительно пограничной стражи были впоследствии осуществляемы при Иоанне, как доказывает г. Жданов (стр. 60, примеч.).

140

Это предложение царя было, вероятно, принято и осуществлено, как показывает дальнейшая история царствования Иоанна. (Там же, стр. 61, пр. 1).

141

Меры относительно вдовых боярынь и их детей осуществились впоследствии, но не вполне; в жизни, на практике, сложился несколько иной порядок, а именно каждая боярыня, овдовев, получала небольшой участок из поместья своего покойного мужа «на прожиток», и владела им до смерти, или до вторичного выхода замуж, или до поступления в монастырь. Такие же участки выделялись дочерям-барышням, но лишь до достижения ими 15 лет, когда они должны были или идти замуж, или в монастырь. Жданов, стр. 62, пр. 1.

142

По мнению г. Жданова, меры относительно Ногаев, если и были осуществлены, то во всяком случае сохраняли свою силу лишь до взятия Казани и Астрахани, когда был введен иной порядок надзора за Ногаями. Жданов, стр. 63, прим. 1.

143

Г. Жданов доказал, что в 1551 году действительно было предпринято новое измерение и описание земель, и что в том же 1551 году был издан впервые царский писцовый наказ, определявший правила, которыми должны были руководиться писцы при описании и измерении земель. Жданов, стр. 64, пр. 1.

144

См. выше, примеч. 113–123. Г. Латкин предполагает, что кроме вопросов, сохранившихся в сборнике Евфимия, были предложены Стоглавому собору еще другие вопросы, и что последние до нас не дошли (н. с., стр. 92).

145

Стоглав, стр. 1 (оглавление); гл. 3, стр. 26, 27 и 43.

146

Там же, стр. 2.

147

Там же, стр. 3.

148

Там же, стр. 7.

149

Там же, гл. 1, стр. 18.

150

Там же, гл. 5, стр. 76.

151

Там же, гл. 49, стр. 236. – Сравн. Жданов, стр. 202.

152

Там же, гл. 49, стр. 238. – Срав. Жданов, стр.202.

153

Там же, гл. 49, стр. 239–240. Срав. Жданов, стр. 202, пр. 1.

154

Там же, гл. 50–52, стр. 240–258; Жданов, стр. 202–203. Основываясь на одном месте книги монаха Зиновия Отенского («Истины показание»), г. Жданов полагает, что постановления о запрещении монахам пить хмельное питье, содержащиеся в главах 49–52 Стоглава, были составлены под влиянием учения Максима Грека и других нестяжателей; а к последним, как увидим ниже, принадлежал и сам царь; следовательно и это обстоятельство может служить подтверждением истинности предположения г. Жданова о происхождении 49–53 глав Стоглава. Указанные слова Зиновия приведены у Жданова, стр. 202, пр. 3.

155

Жданов, стр. 203–207.

156

Стоглав, гл. 6, стр. 77–78.

157

Жданов, стр. 66–67.

158

Макарий, т. VI, стр. 230.

159

Лебедев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. 1, о. 1, стр. 30.

160

Заглавие этого сборника следующее: «Книга чернца Васьяна Фатеева ученика от правил избрание», а Фотий был ученик Кассиана Босова, современника и сподвижника преп. Иосифа Волоцкого, следовательно, сборник этот должен быть проникнут, так сказать, Иосифлянским духом. Подробнее о Волоколамском сборнике сказано у Тихонравова, Летоп. рус. литерат. и древности, 1863 г., кн. 5, отд. III,стр. 127–128. Об этом сборнике мы будем еще иметь случай говорить.

161

«Ответ» м. Макария напечатан в Лет. русск. лит. и древн. изд. Тихонравова, 1863 г., кн. 5, отд. III, стр. 129–136.

162

Макарий, т. VI, стр. 236.

163

Сравн. Стоглав, гл. 60 и «Ответ», стр. 130, гл. 63 и стр. 132, гл. 75, стр. 340 и «Ответ», стр. 134. – В «Ответе» (стр. 136) и в Стоглаве (гл. 38, стр. 156) говорится о грехе преступать крестное целование, причем приводится один и тот же пример пророка Захарии, видевшего огненный серп, сходящий с неба; разница в этом случае только та, что в «Ответе» об этом видении сказано подробнее, а именно здесь прибавлено, что серп огненный пожнет не только ложно клянущихся именем Божиим (как в Стоглаве), но и всех обижающих (церкви и монастыри?) и неправедно судящих. В «Ответе» определены и размеры этого серпа: он имел в длину 20 сажень, а в ширину – 10. «Ответ» м. Макария произвел на Иоанна столь сильное впечатление, что владения митрополичьей кафедры не только остались неприкосновенными, но даже в том же 1551 году царь дал Макарию льготную грамоту на все без исключения владения московского митрополита. Это была первая льготная грамота, данная на все владения митрополита, тогда как прежде льготные грамоты давались только на большие или меньшие части владений митрополита. Лебедев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. пр. 1882 г., ч. 1, о. 1, стр. 34.

164

Противоположного мнения держится г. Жданов (стр. 200, прим.). Едва ли можно с ним согласиться, ибо раз восторжествовала точка зрения м. Макария на церковные имущества, то этим самым уже предрешались другие важные вопросы и прежде всего вопрос финансовый: государственная казна уже не могла рассчитывать теперь на усиление своих средств за счет монастырских имений. Затем, вместе с сохранением за церковными учреждениями их имуществ оставался в силе институт архиерейских служилых людей, которым архиереи давали поместья и проч. Г. Жданов указывает на то, что в вопросах о сугубой аллилуйи и двуперстном крестном знамении Стоглавый собор в своих решениях разошелся с мнениями и. Макария. А эти вопросы, как думает г. Жданов, были немаловажны для тогдашнего сознания и впоследствии стали главнейшими пунктами различия между православными и раскольниками. Отсюда г. Жданов заключает, что влияние м. Макария на определения Стоглавого собора было незначительно. Действительно, указанные вопросы, как увидим в своем месте, были решены несогласно с прежними воззрениями м. Макария. Но при этом не следует забывать, что последний по всей вероятности совершенно добровольно, по убеждению, последовал в этом случае мнению других членов собора, так как никакого антагонизма и вражды между этими последними, с одной стороны, и м. Макарием, с другой, не было, за исключением разве одного Кассиана Рязанского, который и после Стоглавого собора был не в ладах с Макарием (см. Перов «Епархиальные учреждения в русской церкви в XVI и XVII веках», Рязань, 1882 г., стр. 10). Следовательно, если вопросы об аллилуйи и крестном знамении были решены и не сообразно с мнениями м. Макария, то отсюда еще никак не следует, что и другие постановления собора состоялись не в духе убеждений Макария. Наконец, нельзя не заметить, что указанные вопросы действительно были не маловажны для сознания русского общества половины XVI века, о чем нам придется говорить ниже. Однако особенно важного значения эти вопросы тогда не имели: можно сказать, что только со времен патриархов Филарета, Иосифа и в особенности Никона, в эпоху исправления богослужебных книг, эти вопросы получили громадное значение. Вообще мнение г. Жданова о незначительности влияния м. Макария на постановление Стоглавого собора совершенно несостоятельно; оно опровергается всей историей этого собора, нами изложенной.

165

Жданов, стр. 70 и прим. 4, стр. 71 и прим. 1. Жмакин, н. с., стр. 270 и сл. – Впрочем, вопрос о принадлежности послания Сильвестру еще не решен окончательно. Все доказательства в пользу Сильвестра основываются только на сходстве слога послания с другими произведениями Сильвестра (посланиями и Домостроем), а также на то обстоятельстве, что автор послания, как видно из самого же послания, был человеком, очень близким царю. Очевидно, что это очень шаткие доказательства. Сам г. Жданов сознается, что он называет это послание к царю «посланием Сильвестра» просто лишь «для удобства обозначения» (стр. 74).

166

Жданов, стр. 74 – 76. Жмакин, н. с., стр. 273. Некоторые другие ученые относят это послание к более позднему времени – к господству опричнины (1565–1572 гг.). Жмакин, н. с., стр. 274.

167

См. приложение 23-е.

168

См. у Жданова (стр. 76–78) параллельные места из Стоглава и послания.

169

Сравн. Стоглав, гл. 5, вопр. 27-й, и гл. 40.

170

Там же, вопр. 27-й и гл. 37.

171

Там же, вопр. 21-й и гл. 39.

172

Там же, вопр. 26-й и гл. 31 и 32-я.

173

Жданов, стр. 67–68. Сравн. Лебедев, н. с., с. 1, о. 1, стр. 35. Основываясь на некоторых выражениях обоих посланий – Сильвестра и Артемия – г. Жданов предполагает, что оба автора посланий должны были действовать осторожно, зная особенности характера царя Иоанна Васильевича, который, как думает г. Жданов, во всю свою жизнь находился под чьим-либо влиянием, но терпел его лишь до тех пор, пока оно оставалось для него незаметным, и царь находился в полном убеждении, что все его действия исходят из его собственной инициативы. Кроме того Сильвестру и Артемию приходилось бороться с лицами иного, чем они, направления, окружавшими царя (стр. 80 и сл.).

174

Лебедев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. пр. 1882 г., ч. 1, о. 1, стр. 34.

175

См. выше, примеч. 43-е.

176

Русская Беседа, 1858 г., т. IV, отд. Критики, стр. 12.

177

Чтения в общ. люб. дух. пр. 1875 г., ноябрь, стр. 112 и пр. 2.

178

Стоглав, гл. 41, вопр. 17 и 22, и слово Максима на Николая Немчина, прелестника и звездочетца, и послание Максима Карпу Ивановичу.

179

Стоглав, гл. 41, вопр. 17.

180

Там же, гл. 34.

181

Там же, гл. 49.

182

Там же, гл. 75.

183

Там же, гл. 5, вопр. 21-й; гл. 39. Сравн. Лебедев, н. с. в Чтен. общ. люб. дух. пр. 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 31.

184

Стоглав, гл. 5, вопр. 5; гл. 27 и 28. Впрочем этот вопрос Максим понимал иначе, чем Стоглавый собор. Лебедев, н. с., стр. 31.

185

Беляев, Илья. Русская Беседа, 1858 г., т. IV, отд. крит. стр. 13.

186

Стоглав, гл. 11, стр. 97, гл. 41, вопр. 30, гл. 52, стр. 253.

187

Стоглав, гл. 52, стр. 253.

188

Русская беседа, 1858 г., т. IV, отд. критики, стр. 13.

189

Стоглав, гл. 41, вопр. 17, гл. 68, стр. 297. Сравн. Дмитриев «История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до Учреждения о губернях», М., 1859 г., стр. 247, 249, 252–253.

190

Посещения этого рода были столь часты и бесцеремонны, что московское правительство было вынуждено урегулировать их точным определением, чрез какие сроки они могли быть предпринимаемы. Об этом предмете см. интересную статью г. Каптерева «Русская благотворительность монастырям Св. горы Афонской в XVI, XVII и XVIII столетиях», Чтения в общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. 1, отд. 1, и Рущинского «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков», Москва, 1871 г., стр. 236 и сл.

191

Лебедев, н. с., стр. 31 – 32. Относительно двуперстного крестного знамения известно с несомненностью, что Максим считал правильным именно такое перстосложение. Жмакин, н. с., стр. 448, примеч. 4-ое.

192

Макарий, т. VI, стр. 286.

193

Она напечатана в летописях русск. литерат. и древности, изд. Тихонравова, 1863 г. кн. 5, отд. III, стр. 137–139. В своей «Заметке для истории Стоглава» (помещенной там же) г. Тихонравов высказывает следующие предположения о принадлежности упомянутого сборника и статьи Кассиану. По сходству «неисправлений» с соответствующими местами Стоглава г. Тихонравов заключает, что автор статьи был членом Стоглавого собора, и притом членом влиятельным, ибо в сборнике находится несколько других статей, целиком или в извлечении вошедших в Стоглав, а именно: 1) «Никейского собора правило ерем, иже не облачаются в священные ризы или неразумением или гордостью или леностью», и в Стоглаве (гл. 14 в конце и гл. 15, стр. 102): «Правило 16-ое святых отец [в других списках: Иоанна Милостивого] иереом иже не облачаются во священные ризы, ли неразумием, ли гордостью, ли леностью». 2) «Правило Иоанна Милостивого» о том же, и в Стоглаве (гл. 16): «Правило 17-ое святого Иоанна Милостивого в поучение попом». 3) «Слово о крестящихся» и в СТоглаве (гл. 32): «О крестящихся не по чину». 4) И в сборнике, и в Стоглаве (гл. 41, вопр. 28) говорится о посте в день усекновения главы Иоанна Предтечи. – Автор заметки был, вероятно, и владельцем сборника, ибо в статье о «неисправлениях» встречаются замечания, сходные по содержанию с некоторыми местами сборника. В 1576 году последний принадлежал Леониду, епископу Рязанскому и Муромскому, которому, как полагает г. Тихонравов, он достался после Кассиана. Но г. Тихонравов ошибается, говоря (стр. 142), что в 1554 году, после лишения Кассиана епископской кафедры, последнюю получил Леонид, к которому перешел и сборник Кассиана. Преемником последнего был не Леонид, а Гурий (см. выше, прим. 72). В 1564 году упоминаются епископы рязанские Леонид и Филофей; последний был отлучен в 1568 году. Затем, в 1570 и 1572 гг. упоминается рязанский епископ Сергий. В 1582 году епископом в Рязани был Митрофан, с 1589 года – архиепископ (Амвросий, История россйск. иерархии, ч. 1, изд. 2, М. 1822 г., стр. 132). Но в 1584 – 1585 годах упоминается (А. И. т. I, № 216) рязанский епископ Леонид. В примечании 92-м к 1-му тому Актов Исторических сказано, что преосв. Амвросий неосновательно ставит епископа Леонида под 1564 годом, ибо Леонид, епископ рязанский, упоминается в 1581 году, в числе присутствовавших на Московском соборе (А. А. Э. т. I, № 372). Но редакцией Актов Исторических не устранено следующее противоречие: по Амвросию в 1582 году епископом в Рязань поставлен Митрофан, который занимал кафедру по крайней мере до 1589 года, а по А. И. т. I, № 216 в 1584–85 гг. епископом рязанским был Леонид. На чьей стороне правда – решить не беремся. Следует еще заметить, что в сборнике Леонида помещена Кормчая монаха – князя Вассиана Косаго, осужденная на соборе 1531 года между прочим за то, что в ней отрицалось право монастырей владеть недвижимыми имениями (Макарий, VI, стр. 194 и сл.) Кассиан, как нам известно, также был противником мнений Иосифа Волоцкого, главы партии Иосифлян. Этим до некоторой степени объясняется принадлежность сборника именно Кассиану. Но Леонид, владевший сборником в 1576 году, был Иосифлянин, как видно из его челобитной 1584–85 г. царю Феодору Иоанновичу (А. И. т. I, № 216).

194

Срав. Стоглав, гл. 37, стр. 154.

195

Там же, гл. 5, вопр. 27.

196

Там же, гл. 27 и 43. Сравн. стр. 208. «На собор» – соборным городским священникам. Иконописцы, по Стоглаву (гл. 27 и 43) находятся под надзором самого епископа, а также протопопов и своих духовников.

197

Стоглав, гл. 5, вопр. 5-й.

198

Это место статьи не совсем ясно, в подлиннике оно читается так: «холопством робят бес кончины и после живота своего детям своим дают, а архиепископы приписывают». Вероятно здесь речь идет о злоупотреблениях некоторых господ относительно кабальных холопов. Последние (в отличие от старинных или полных холопов) по закону служили только тому господину, которому дали на себя служилую кабалу, до своей и до его смерти, так что наследники господина не имели прав на его кабальных холопов. Между тем, некоторые владельцы, вопреки закону, оставляли своих кабальных холопов своим наследникам. Г. Лебедев переводит указанное место так: «Обращение в холопство робят (т. е. ребят, детей) и передача их по смерти владельцев детям» (н. с. стр. 61). Этот перевод неверен: слова «безкончины» не переведены, а в них-то и заключается смысл всей фразы. – О злоупотреблениях, указанных здесь, на Стоглавом соборе не было речи. – Г. Лебедев видит в словах Кассиана о холопстве намек на воззрения заволжских старцев, разделяемые Кассианом. Но последний, по мнению г. Лебедева, в этом отношении идет еще далее заволжских старцев в отрицании права монастырей владеть недвижимыми имениями: он совершенно отрицает рабство как следствие вреда, причиняемого монастырскими владениями (н. с. стр. 62). – Очень может быть, что Кассиан, который, как нам известно, был человек, склонный к отрицанию и критике существующего порядка вещей, действительно держался такого образа мыслей, но из слов его «заметки» о холопстве еще не следует тот вывод, который сделан г. Лебедевым. Здесь речь идет не о монастырях и не о монастырских властях и имениях, а о том, что вообще владельцы кабальных холопов оставляются последних своим детям после своей смерти, т. е. по духовным завещаниям или другим подобным актам. А дела о духовных завещаниях, как известно, и в XVI в. (Стоглав, гл. 68, стр. 302) и в XVII (Перов, н. с., стр. 152) подлежали суду епископскому. Этим и объясняются слова «заметки»: «а архиепископы приписывают», т. е. утверждают подобные незаконные распоряжения. – Все прочие дела о холопах ведались в Холопьем Приказе, учрежденном, вероятно, при царе Иоанне Васильевиче (О холопах см. у Беляева «Лекции по истории русского законодательства», М., 1879 г., стр. 497–408, 502, 524, 534–536, 554).

199

Стоглав, гл. 17, стр. 109–110.

200

Там же, гл. 5, вопр. 27-й и 28-й.

201

Сравн. там же, гл. 37, стр. 152–153.

202

Там же, гл. 5, вопр. 25-й и гл. 40.

203

Сравн. там же, гл. 51.

204

Сравн. там же, 69, стр. 325–326.

205

Сравн. там же, гл. 77–81.

206

Сравн. там же, гл. 41, вопр. 20-й.

207

Там же, гл. 41, вопр. 16-й.

208

Там же, гл. 5, вопр. 18-й. – Сравн. гл. 77–81. Вдовым священником Стоглавый собор не запрещает совершать все церковные службы, не исключая и литургии, в монастырях, после пострижения в иноческий чин, под условием незазорного поведения. Стоглав, гл. 77, стр. 346, гл. 78, стр. 348, гл. 80, стр. 361, гл. 81, стр. 365–366.

209

Христианское Чтение, 1852 г., ч. 2, стр. 253–254 (отдел церковной истории). Правосл. Собесед., 1860 г., ч. 2, стр. 140–142. – Сравн. Макарий, VI, стр. 229–230.

210

Жданов, «Материалы для истории Стоглавого собора» в Жур. Мин. Народ. Просв., 1876 г., № 186.

211

Лебедев «Стоглавый собор 1551 г. (опыт изложения его внутренней истории)». Чтения в общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. 1, отд. 1, ч. II, отд. 1. К сожалению, г. Лебедев не окончил своего исследования, он успел обозреть только 1–41 главы Стоглава.

212

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 31.

213

Там же, стр. 39 и 40.

214

В Летописях под 1555 годом сказано: «принесен бысть (образ св. Николая из Вятки в Москву) и поставиша в соборной церкви… И обновляя образ сам Митрополит, бе бо иконному писанию научен». Карамзин, т. VIII, СПб, 1817 г., примеч. 587. – Сравн. Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 50 и Жданов, н. с., стр. 174.

215

Жданов, н. с., стр. 174.

216

См. послание м. Макария в Чудь (Соловьев «История России с древнейших времен», т. VII, изд. 2-ое, СПб, 1861 г., стр. 92). Преемник Макария на Новгородской архиепископской кафедре – архиепископ Феодосий, также был хорошо знаком с Чудью, ибо от него также сохранилось послание в эту страну (там же, стр. 93). Принимал ли участие и Феодосий в составлении вопросов, касающихся Чудской и Новгородской земли, об этом нельзя сказать ничего положительного, так как нет известий об участии его в совещаниях «избранной рады». Впрочем, нельзя не заметить, что Феодосий при составлении своего послания в Чудь воспользовался в значительной мере таким же посланием своего предшественника – Макария (Жмакин, н. с., отдел приложений, стр. 59, примеч.). Уже по одному факту можно догадаться, что при составлении указанных вопросов Феодосию едва ли могла принадлежать самостоятельная роль.

217

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 50.

218

Там же, стр. 50.

219

Макарий, т. VI, стр. 237. – Сравн. грамоту м. Макария свияжскому войску, 25-го мая 1552 года (А. И., т. I, № 159). Собственно говоря, здесь обличается содомский блуд, распространившейся в войске. Но, как увидим в своем месте, содомия ставится в памятниках XVI века в тесную, неразрывную связь с брадобритием.

220

Макарий, т. VI, стр. 141–149.

221

Лебедев, н. с. в Чтениях в общ. люб. духов. пр., 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 64–81.

222

Там же, стр. 66 и след.

223

Там же, стр. 81.

224

См. приложение 24-ое.

225

Там же, сто. 419 – 454.

226

Стоглав, гл. 3, стр. 38, 39 и 42.

227

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 431 – 439.

228

В вопросе 8-м (гл. 41, стр. 171) сказано: «ныне убо водружен крест животворящий на соборной церкви Пречистыя Богородица честнаго и славнаго ея успения на новопозлащенном версе». Глава Успенского собора был позлащена после пожара 1547 года, в сентябре 1550 года, следовательно, почти перед самым открытием Стоглавого собора. В летописи того времени говорится: «Месяца сентября (1550 года) позлащена бысть верх большой у Соборной церкви Пречистыя» (Карамзин, т. VIII, прим. 246).

229

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 429. Последний собор перед Стоглавым собором был в Москве в 1549 году. Следовательно, многие епископы с 1549 года не были в Москве и потому-то прибыв на собор 1551 года, они с удивлением замечали особую форму креста на Успенском соборе. Вопрос 8-й, по всей вероятности, предложен кем-либо из епископов, ибо царь и м. Макарий, вероятно, уже успели приглядеться к форме новопоставленного креста и не находили ее странной.

230

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 439 – 443.

231

Преподобный Евфросин (в мире – Елеазар) родился около 1376 года в Псковской области, умер 15 мая 1481 года и погребен в основанном им около Пскова Спасо-Елеазароском монастыре, где мощи его доныне почивают под спудом. Преподобный Авраамий, Смоленский архимандрит, умер 20 августа 1292 года. – Прав. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 386 –387.

232

Лебедев, н. с., ч. 1, от. 1, стр. 426 – 427.

233

Там же, стр. 427.

234

Там же, стр. 447 – 452.

235

О назначении и увольнении архиерейских дворецких см. у Каптерева «Светские архиерейские чиновники в древней Руси», М., 1874 г., стр. 169 – 170; дьяков – там же, стр. 93. О наместниках владыки см. там же, стр. 108 – 114. О дворецких см. также у Петрова, н. с., стр. 122.

236

Лебедев, н. с. в Чтен. общ. люб. дух. пр., 1882 г., ч. II, отд. 1, стр. 87 –102. Г. Лебедев доказывает, что некоторые вопросы четвертой группы принадлежат иерархии, между прочим потому, что явления, указанные в них, не были замечены светской властью, в противном же случае последней не было бы никакой надобности обращаться за советом к духовной власти, и гражданская власть сама могла бы принять соответствующие меры. Сюда г. Лебедев относит следующие вопросы: 19-й (о странствующих скоморохах) и 20-й (о том, что дети боярские играют в зерн и пропиваются). – Но г. Лебедев забывает, что Стоглавому собору были предлагаемы на обсуждение и «земские нестроения», а не одни церковные, и следовательно, гражданская власть могла совещаться с духовной и по этим вопросам, если бы она сочла нужным предложить духовной власти эти вопросы.

237

Сравн. Стоглав, гл. 41, вопр. 20-й и 14ое «несправление» еп. Кассиана; вопрос 16-й и «неисправление» 15-ое.

238

Русская Беседа, 1858 г., т. IV, отд. критика, стр. 9.

239

В числе лиц, с которыми были посланы постановления Стоглавого собора, назван троицкий игумен Серапион Курцов, который, как мы знаем (см. выше, примеч. 56) 17-го мая 1551 года уже не был троицким игуменом.

240

Стоглав, гл. 99. – Иосаф Скипицын сделался митрополитом в феврале 1539 года из игуменов Троицкого монастыря, в 1542 году был свергнут с престола во время смут боярского правления, и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, откуда впоследствии был переведен в Троицкий монастырь, где и умер. Макарий, т. VI, стр. 205 – 206. Карамзин, т. VIII, стр. 50, 69 – 70 и прим. 358. – О жизни Иоасафа в Троицком монастыре весьма нелестно отзывается Иоанн Грозный в своем послании в Кирилло-Белозерский монастырь, около 1578 года: «Пригоже ли так в Кириллове быти, как Иоасаф Митрополит у Троицы с крылошаны пировал». (А. И. т.I, № 204, стр. 383). – Архиепископ ростовский Алексей был прежде также игуменом Троице-Сергеева монастыря, а с 25 февраля 1543 года сделался архиепископом ростовским (Карамзин, т. VIII, прим. 153): 17 марта 1549 года на его место был поставлен игумен Троицкий Никандр, член Стоглавого собора. – Троицкий бывший игумен Иона был, вероятно, тот самый Иона, который находился в числе обвинителей Артемия на соборе 1554 г. (А. А. Э., т. I, № 239, стр. 252). О чудовском архимандрите Вассиане (в некоторых списках Стоглава он назван Кассианом; см. Стоглав, изд. Казанской Дух. Акад., стр. 415, прим. 2) на ничего не известно. – «соборные старцы», о которых говорится в 99-й главе Стоглава (и в других местах) существовали почти во всех монастырях того времени. Это были выборные из всей монастырской братии, составлявшие совет монастырей, имевший большое значение в администрации монастыря, а также в монастырском суде. Кроме «соборных старцев» были еще «приказные старцы», управлявшие монастырскими имениями, и «рядовая братия» все прочие монахи. Лоховицкий «Очерк церковной администрации в древней России», Русский Вестник, 1857 г., II, стр. 262.

241

Жданов, н. с., стр. 212 – 213.

242

См. приложение 25-ое.

243

См. приложение 26-ое.

244

Там же, стр. 213 – 214.

245

Макарий, т. VI, стр. 227 – 228.

246

Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 113. Макарий, т. VI, стр. 238, пр. 308.

247

Этот приговор напечатан в казанском издании Стоглава, стр. 420 – 424 и в А. А. Э., т. I, № 229.

248

Этот приговор напечатан в Казанском издании Стоглава, стр. 425 – 427 и в А. А. Э., т. I, № 229. Оба эти приговора, а также приговор 11 мая 1551 года, относятся к тому времени, когда постановления Стоглавого собора приняли уже окончательную фору после получения их с замечаниями м. Иоасафа. Поэтому во всех списках Стоглава приговор 11 мая 1551 года помещается как бы в приложении, в виде 101-й главы, а в других списках вместо этого приговора помещаются приговоры 26 июня и 15 июля 1551 года, также в виде 101-й главы. Во одном списке Стоглава есть даже 102 глава, которая представляет собой соборный приговор 1-го и 13-го июня 1594 года об учреждении в Москве поповских старост, десятских священников и дьяконов (А. А. Э. , т. I, № 360; см. замечание редакции на стр. 442).

249

См. приложение 27-ое.

250

Оба они напечатаны Ильей Беляевым под заглавием: «Наказные списки соборного уложения 1551 года или Стоглава», Москва, 1863 года, Наказ Каргопольский напечатан также в Правосл. Собес., 1863 г., ч. I. – Наказ во Владимир издан в том же году, в котором происходил Стоглавый собор, а наказ в Каргополь послан был спустя почти 7 лет после собора. Но это объясняется тем, что наказ был послан не прямо в Каргополь, а сначала в Новгород, к тамошнему архиепископу, а отсюда уже в Каргополь, так как последний принадлежал к Новгородской епархии.

251

См. приложение 28-ое.

252

См. приложение 29-ое.

253

См. приложение 30-ое.

254

См. приложение 31-ое.

255

Эта грамота напечатана в Казанском издании Стоглава, стр. 258 – 260.

256

Летопись русск. литер. и древн. Изд. Тихонравова, 1863 г., кн. 5, отд. III, стр. 128, примеч.

257

См. приложение 32-ое.

258

См. приложение 33.

259

См. приложение 34-ое.

260

См. приложение 35-ое.

261

Беляев «Наказные списки соборного уложения 1551 года», предисловие, стр. 6.

262

См. приложение 36-ое.

263

См. приложение 37-ое.

264

См. приложение 38-ое.

265

Латкин, н с., стр. 98.

266

Беляев «о Стоглаве – против раскольников», Чтен. в общ. дух. просв. 1875 г., декабрь, стр. 130. «Свидетельство Кирилла митрополита» есть одно из постановлений Владимирского собора 1274 года при митрополите Кирилле II. Постановления этого собора о крещении см. в «Русских Достопамятных», изд. общ. истории и древн. Рос., Москва, 1815 г., ч. 1, стр. 113 – 114.

267

Беляев, н. с. в Чтен. общ. люб. дух. пр. 1875 г., Декабрь, стр. 132, пр. 1.

268

«О папе Формозе и латинском перстосложении», ст. неизвестного автора в Прав. Собес. 1863 г., ч. 1, стр. 137, пр. 1.

269

См. приложение 39-ое.

270

Чтения в Импер. общ. истории и древн. Российских при Москов. Универ., 1847 г., № 4, статья о патриархе Иосифе, стр. 121. – Сравн. Беляев, н. с., в Чтен. общ. люб. дух. просв., 1875 г., декабрь, стр. 132.

271

См. приложение 40-е.

272

Кроме указанных актов см. еще А. А. Э., т. IV, №№ 115, 116, 162, 165, 172, 184, 188, 198, 204, 205, 225, 253, 275 и 311.

273

Латкин, н. с. стр. 118. Сравн. Беляев, Илья, н. с. в Русской Беседе 1858 г., т. IV, отд. критики, стр. 18 и Беляев, Иван «Лекции по истории русского законодательства», М., 1879 г., стр. 659. – Ссылки на статьи Уложения царя Алексея Михайловича сделаны нами по четвертому изданию его Импер. Академии Наук, СПб, 1776 года.

274

Беляев, н. с. в Русской Беседе, 1858 г., т. IV, отд. критики, стр. 18. Патриарх Никон не сомневался в том, что Стоглав есть уложение собора 1551 года, что видно из возражений его Паисию Лигариду, митрополиту Газскому. Прав. Собес., 1862 г., ч. 3, стр. 324.

275

Добротовский «Дополнительные объяснения к изданию Стоглава», Прав. Собес., 1862 г., ч. 3, стр. 324.

276

Преосв. Макарий «История русского раскола, известного под именем старообрядства», СПб, 1855 г., стр. 101 и примеч. 202.

277

См. приложение 41.

278

Там же, стр. 181. – Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, отдел церковной истории, стр. 272.

279

Там же, стр. 181. – Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, отдел церковной истории, стр. 284 – 285.

280

Качалов «О значении Кормчей в системе древнего русского права», приложения, Чтения в Импер. общ. истор. и древ. Рос., 1847 г., № 4, отд. I, стр. 2 и 11.

281

Там же, стр. 12 и 17. – Из слов «Стоглав утвержденный Великаго Государя» и т. д. можно, как нам кажется, заключать, что или у патриарха Адриана был подлинный соборный акт 1551 года, утвержденный царем и собором или что патриарх Адриан был уверен в том, что находившийся у него Стоглав был подлинным, или, наконец, что Адриан вообще полагал, что собор 1551 года утвердил свои постановления, которые и составляют Стоглав, список которого и имеется у него, Адриана.

282

Там же, стр. 14.

283

Там же, стр. 80.

284

Эта рукопись напечатана в приложениях к упомянутому выше (прим. 242) исследованию г. Калачева, стр. 11 –80. – Сведения о ней см. там же, стр. 2. – Главы 60 – 64 напечатаны на стр. 17 – 24; гл. 68-я – на стр. 24 – 25; конец 3-й главы на стр. 27 – 28: главы 53 – 63 на стр. 57 – 66, так что главы 60 – 63 напечатаны два раза; так помещены они и в рукописи. Остальная часть рукописи занята выписками из Кормчей 1292 года и из некоторых других актов. Весь этот материал был также послан в «Палату об уложении» вместе с указанными выписками из Стоглава.

285

«Церковные постановления о священстве» ст. неизвестного автора в Прав. Собес., 1859 г., ч. 2, стр. 160.

286

Беляев, Иван «Памятники русского церковного законодательства. Стоглав и наказные списки соборного Уложения 1551 года», Прав. Обозр., 1863 г., июл., стр. 212. – Срав. Латкин, н. с., стр. 244.

287

Там же (Прав. Обозр., 1863 г., июль) стр. 211. – Срав. статью неизвестного автора «Почитание среды и пятницы в древнем русском народе», Прав. Собес., 1859 г., ч. I, стр. 181 – 189.

288

Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, отд. церков. истории, стр. 285, пр. 44.

289

Против подлинности Стоглава, как законодательного акта, утвержденного царем и собором, писали следующие ученые: 1) Неизвестный автор статьи «Сведения о Стоглавом соборе», Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, стр. 238 – 239. 2) Добротворский, в предисловии к изданию Стоглава Казанской Духовной Академии, 1862 года, в «Дополнительных объяснениях к изданию Стоглава», Прав. Собес., 1862 г., ч. 3 и особенно в статье «Каноническая ли книга Стоглав, или не каноническая?», Прав. Собес., 1863 г., ч. 1 и 2. 3) Неизвестный автор статьи, весьма обширной, под заглавием «Стоглавый собор», Прав. Собес., 1860 г., ч. 2 и 3; см. особенно ч. 2, стр. 108 – 109. 4) Суворов «Курс церковного права», т. I, Ярославль, 1889 г., §90. 5) Преосв. Макарий «История русского раскола, известного под именем старообрядства, СПб, 1855 г., стр. 45 – 56. 6) Латкин «Лекции по внешней истории русского права», СПб, 1888 г., стр. 100 – 103. 7) Жданов «Материалы для истории Стоглавого собора», Ж. М. Н. П., 1876 г., № 186, стр. 65, пр. 1. 8) Преосв. Филарет «История русской церкви», период III, М., 1847 г., стр. 194 – 196 и 261 («Стоглавник – сочинение дьяка(??), а не деяние собора»). 9) Профирьев «История русской словесности», ч. 1, изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 508. 10) Беляев Илья, «О Стоглаве против раскольников», Чтения в общ. люб. дух. просв., 1875 г., декабрь, стр. 128 (статья в высшей стеени тенденциозная). Совершенно иного мнения тот же автор держится в другом своем сочинении «Об историческом значении деяний московского собора 1551 года» (Русская Беседа, 1858 г., т. IV), а такжев предисловии к изданным им «Наказным спискам соборного уложения 1551 года или Стоглава», М., 1863 г. 11) Неизвестный автор статьи «Об издании Стоглава в Лондоне» (Христ. Чтение, 1861 г., октябрь, отд. III, стр. 257). В пользу противоположного мнения высказывались: 1) покойный проф. Моск. Унив. Иван Дмитриевич Беляев в статье «Памятники русского церковного законодательства». Стоглав и наказные списки соборного уложения 1551 года», Прав. Обозр., 1863 г., июль, стр. 190 – 215. Того же мнения он держится и в своих «Лекциях по истории русского законодательства», М., 1879 г., стр. 539; 2) Преосв. Макарий «История русской церкви», т. VI, СПб, 1870 г., стр. 220 и примеч. 292, стр. 227, прим. 294, стр. 228; 3) Павлов, проф. Моск. Унив. в предисловии к изданному им Наказному списку по Стоглаву в Вязьму и Хлепен. Записки Новороссийского Университета, т. IX, Одесса, 1873 г. («Еще наказный список по Стоглаву»); 4) Жмакин «Митрополит Даниил и его сочинения», М., 1881 г., отдел приложений, стр. 76, примеч.; 5) Лебедев «Стоглавый собор 1551 года (опыт изложения его внутренней истории)», Чтения в общ. любит. дух. просв., 1882 г., ч. I, отд. 1, ч. II, отд. 1 (см. особенно ч. I, отд. 1, стр. 20 – 21); 6) Н. С-н. (Субботин?) «К материалам для истории Стоглава и его времени». Летописи русской литературы и древности, изд. Тихонравова, 1863 г., кн. 5, отд. III, стр. 128, прим.

290

См. приложение 41.

291

См. приложение 42-ое.

292

См. приложение 43-е.

293

См. приложение 44-ое.

294

См. приложение 45-ое.

295

См. приложение 46-ое.

296

См. приложение 47-ое.

297

Например, пошлины, собираемые в архиерейскую казну десятскими священниками, земскими старостами и целовальниками, эти лица, по определению Стоглава (гл. 68, стр. 309 и гл. 69, стр. 310) должны были представлять архиерею ежегодно в следующие сроки: в Рождество Христово или в Сбороное Воскресенье, т. е. воскресенье первой недели великого поста. Между тем во всех трех наказных списках по Стоглаву назначены другие сроки, а именно Сборное Воскресенье или следующий за ним день (см. Владимирского и Каргопольского списков статью 8, стр. 13, ст. 17, стр. 16 – 17 и Вяземского списка стр. 14). – Указывают (напр., преосв. Макарий «История русск. раск.», стр. 47, пр. 95) также на то противоречие, что будто в Стоглаве (гл. 8) просвирням велено быть вдовами единобрачными, а не второбрачными, и иметь не менее 40 лет, тогда как в соборном приговоре 1551 же года об учреждении и обязанностях московских поповских старост (А. А. Э., т. I, № 232) говорится, что просвирни должны иметь не менее 50 лет («А проскурницы б были вдовы единого мужа, неменши 50 лет»). – Это не совсем верно. В Стоглаве (гл. 8, стр. 86 – 87) сказано: «а проскурницам быти чистым вдовам единобрачным, а не второбрачным. А поставляются от четырехдесяти лет и от пятидесяти лет, сущая же вдовица по апостолу штидесяти лет». Итак, в Стоглаве говорится, что просвини должны иметь от 40 до 50 лет или более этого, до 60 лет, т. е. до возраста настоящей вдовы, по апостолу. В списках Стоглава т. н. первоначальной редакции лета для просвирней определены так: «А просвирницам быти чистым вдовам единобрачным, а не второбрачным: а поставляются 40 лет или 50 лет; сущая же вдовица, по апостолу, 60 лет (Архив истор. и практ. свед., отн. до России, Калачова, 1860 – 61 г., кн. 5, СПб, 1863 г., стр. 17). – В том же самом соборном приговоре 1551 года великое славословие велено накануне больших праздников петь, а не читать, тогда как в Стоглаве об этом есть вопрос (гл. 5, вопр. 33), но нет ответа. Однако по некоторым соображениям можно догадываться, что ответ был дан, но в Стоглаве его почему то нет. Именно в гл. 41, вопр. 9-й, сказано, что «в который день славословие великое поется», тогда литию заупокойную не нужно служить. Собор едва ли мог сделать такое постановление, не определив сначала, в какие дни славословие великое поется и в какие читается. Точно также в вопросе 29-м той же главы говорится: «Да на заутренях, егда поется славословие великое по уставу», конец службы совершается таким-то образом, а в ответ на этот вопрос сказано: «По всем соборным церквам по всея воскресения и по всем владычным праздником, и богородичным, и прочим святым, егда поют славословие и т. д.» – Следовательно, собор дал ответ о том, когда великое славословие нужно петь, и когда читать.

298

См. приложение 48.

299

См. приложение 49.

300

См. приложение 50.

301

См. приложение 51.

302

Чтение в Имп. общ. ист. и древ. рос., 1847 г., № 4, отд. IV, стр. 60, 74 и 77. Макарий, «История русск. церкви, т. VI, стр. 238. – «Почему, спрашивал Панагиот латинян, не якоже мы крестимся прообразующие истинного креста тремя персты, на главе и на сердце, и на правом плече, и на левом, вы же вторите крест двумя персты на земли». Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, отдел церк. ист., стр. 289, прим. 49. Макарий, Ист. русск. раск., стр. 28. – Никифор Панагиот был греческий философ XIII века. В своем «Прении с Азимитом» он упрекал латинян также за то, что они стригут бороды: «чего ради папы ваши и вси церковные стригут брады свои, рцы ми». Макарий, Ист. русс. раск. стр. 64, прим. 134.

303

См. приложение 52.

304

Чтения в Имп. Общ. ист. и древ. рос. 1847 г., № 4, отд. IV, стр. V и VI. Срав. Макарий, Ист. русск. церк., т. VI, стр. 237.

305

Прав. Собес., 1862 г., ч. 3, стр. 330 – 331. Макарий, Ист. Русск. раск., стр. 47. Христ. Чтен., 1852 г., ч. 2, отд. цер. истор., ст. 239, прим. 1. – Преосв. Макарий (Ист. русск. церк., т. VI, стр. 240 и прим. 312) ссылаясь на ту же рукопись, полагает, что и в 1553 году не все постановления Стоглавого собора были обнародованы, хотя он считает Стоглав подлинный соборным уложением 1551 года.

306

См. приложение 53.

307

Макарий, Истор. русск. раскола, СПб, 1855 г., стр. 48 – 49. Добротворский «Дополнительные объяснения к изданию Стоглава», Прав. Собес., 1862 г., ч. 3, стр. 332 – 334. – Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 397, прим. Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, отд. церков. истории, стр. 278, прим. 41.

308

См. приложение 54.

309

См. приложение 55.

310

Беляев, Прав. Обозрение, 1863 г., июль, стр. 200.

311

См. приложение 56.

312

См. приложение 57.

313

Макарий, Ист. русск. раскола, СПб, 1855 г., стр. 50.

314

См. приложение 58.

315

Правила св. Апостол, св. соборов вселенских и поместных, и св. отец, с толкованиями, издание Моск. Общества любит. духовн. просвещ. выпуск 1-й, М., 1876 г., стр. 664 – 666.

316

Макарий, т. VI, стр. 235. Замечательно, что ссылки на книгу Еноха Праведного имеются и в «Просветителе» Иосифа Волоцкого. Жмакин, «Митрополит Даниил и его сочинения», М., 1881 г., стр. 16, прим. 3.

317

Добротворский, «Дополнительные объяснения к изданию Стоглава», Прав. Собес., 1862 г., ч. 3, стр. 310 – 311.

318

«Стоглавый собор» обширная статья неизвестного автора в Правосл. Собес., 1860 г., ч. 2 и 3. См. также статью неизвестного автора под заглавием «Сведения о Стоглавом соборе» в Христ. Чтении, 1852 г., ч. 2, отдел церковной истории. Беляев «Лекции по истории русского законодательства», М., 1879 г., стр. 540 – 549. Впрочем здесь изложены в кратком виде только церковно-гражданские постановления Стоглава. – Соловьев, «История России с древнейших времен», т. VII, изд. 2-ое, СПб, 1861 г., стр. 110 – 111. – Знаменитый историк не совсем верно понял значение Стоглава и потому неудовлетворительно изложил его постановления (см. прекрасную рецензию VII тома истории России» г. Соловьева у Беляева, Русская Беседа, т. IV, отдел критики, стр. 19 – 34). Карамзин «История государства российского», т. IX, СПб, 1821 г., стр. 457 – 463. Обозрение 1 – 41 глав Стоглава, см. у Лебедева, Чтения в общ. люб. дух. просвещения, 1882 г., ч. I, отд. I, ч. II, отд I.

319

Макарий, Ист. русск. раск., стр. 56 – 75.

320

Вопрос о двуперстии рассмотрен г. Беляевым в приложениях к изданным им «Наказным спискам соборного уложения 1551 г. или Стоглава». М, 1863 г., стр. 37 – 51, вопрос о брадобритии, весьма удачно решенный, там же, стр. 51 – 57 и в статье того же автора в чтениях общ. люб. дух. просв., 1875 г., сентябрь.

321

Правосл. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 148, примеч.

322

См. приложение 59-ое.

323

См. приложение 60-ое.

324

Там же, стр. 150, примеч.

325

О непротиворечии постановлений Стоглавого собора относительно алтаря постановлениям древней церкви см. там же, стр. 151 – 153.

326

Подробности об иконописном деле в эпоху Стоглавого собора см. в А. А. Э., т. 1, № 238 «Московские соборы на еретиков XVI века в царствование Ивана Васильевича Грозного» в Чтениях Имп. общ. истории и древ. рос., 1847 г., № 3. См. еще Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 220 – 221, 225 и сл. Макарий, т. VI, стр. 262 и сл. Лебедев, н. с. в Чтениях общ. люб. дух. просв., 1882 г., ч. I, отд. 1, стр. 431 и сл.

327

Прав. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 242. – Макарий, Ист. рус. раскола, стр. 102.

328

Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 243 – 248 и Макарий, Ист. русск. раскола, стр. 22 – 24, 70 – 71.

329

См. приложение 61.

330

Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 366.

331

См. приложение 62.

332

Лебедев, н. с., ч. 1, отд. 1, стр. 73 – 74.

333

Русскае Достопримечательности, изд. общ. истории и древ. при Моск. Унив., Москва, 1815 г., ч. 1, стр. 114. – Сравн. статью неизвестного автора под заглавием «Определения Владимирского собора 1274 года» в Правосл. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 236.

334

См. статью неизвестного автора под заглавием «Обзор определений Константинопольского патриаршего собора (синода) по вопросам Феогноста, епископа Сарайского, 1301 года» в Прав. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 151.

335

Макарий, Ист. русск. раскола, стр. 102.

336

Правосл. Собес. 1863 г., ч. 1, стр. 151, прим.

337

Правила св. Апостол, св. вселен. и пом. соб. и св. Отец, с толкованиями, изд. Моск. Общ. люб. дух. пр. В. 1-й, М., 1876 г., стр. 91 – 94.

338

Правосл. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 369, прим.

339

Там же, стр. 371, прим. 4.

340

«Обзор постановлений о браке в православной церкви», статья неизвестного автора в Правосл. Собес., 1859 г., ч. 2, стр. 372.

341

Там же, стр. 373.

342

См. приложение 63.

343

См. приложение 64.

344

См. приложение 65.

345

Правосл. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 372, прим. 2. – Оба правила находятся и в печатной Кормчей. См. Правосл. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 372 и 373 и примеч.

346

Там же, стр. 374. Стоглавый собор перетолковал также по-своему правило Василия Великого о троеженцах. По этому правилу троеженец отлучается от Св. Причащения на 5 лет, но он не извергается совершенно из церкви. Спустя 2 или 3 года он может быть допущен к общению с верными, но не к причащению, тогда как Стоглавый собор после этого срока допускает троеженцев и к причащению (гл. 24. – Сравн. Правсл. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 374 – 376.

347

Суворов «Курс церковного права», т. 1. Ярославль, 1889 г., стр. 374 – 376.

348

А. А. Э., т. 1, № 284 (соборное определение 29 апреля 1572 года о четвертом браке царя Иоанна Васильевича). Карамзин, т. IX, СПб, 1821 г., стр. 193 – 195. – Митрополита Кирилла тогда уже не было в живых, а новый митрополит – Антоний – был избран на том же соборе 1572 года, но уже после решения вопроса о браке царя, на соборе председательствовал архиепископ Новгородский Леонид, пастырь не вполне достойный своего сана. Карамзин называет его «корыстолюбцем, угодником мирской власти» (т. IX, стр. 194). – О ссоре его с Новгородским духовенством см. у Карамзина, т. IX, прим. 398, стр. 139 – 140, и Соловьева, т. VII, изд. 2-е, СПб, 1861 г., стр. 97 – 98. Впоследствии Грозный веле зашить Леонида в медвежью шкуру и затравить собаками, а по другим известиям – удавить. (Соловьев, т. VII, изд. 2-ое, стр. 98). Соборное определение 29 апреля 1572 года было подписано Леонидом, двумя другими архиепископами, семью епископами, пятью архимандритами и шестью игуменами (А. А. Э., т. 1, № 284).

349

Стоглав, изд. Каз. Дух. Акад., гл. 24.

350

Там же, стр. 118, прим. 3.

351

Стоглав, изд. Кожанчикова, СПб, 1863 г., стр. 89.

352

Правосл. Собес., 1860 г., ч. 2., стр. 378 – 379.

353

«Определения Владимирского собора 1274 года». Правосл. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 237.

354

См. приложение 66-ое.

355

«Определения Владимирского собора 1274 года», Правосл. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 239.

356

Там же, стр. 240.

357

Русские Достопримечательности, ч. 1, М., 1815 г., стр. 95.

358

См. приложение 67.

359

Лебедев, н. с., в Чтениях в общ. люб. дух. просвещ., 1882 г., ч. 1, отд. 1, стр. 443.

360

Порфирьев «История русской словесности», ч. 1, изд. 2-ое, Казань, 1876 г., стр. 355.

361

«Почитание среды и пятницы в древнем русском народе», Правосл. Собес., 1859 г., ч. 1, стр. 181 и сл.

362

«Обзор определений Константинопольского патриаршего собора по вопросам Феогноста, епископа Сарайского, 1301 года». Прав. Собес., 1863 г., ч. 1, стр. 168 – 170. Срав. Правосл. Собес. 1860 г., ч. 2, стр. 384.

363

«Сведения о Стоглавом соборе», Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, стр. 287 и примеч. 46.

364

Преосв. Макарий «История русского раскола», СПб, 1855 г., стр. 56 и сл. Беляев «Наказные списки соборного уложения 1551 года или Стоглава», М., 1863 г. Замечания к спискам, стр. 37 и сл.

365

Беляев, Замечания к наказным спискам, стр. 42 – 43.

366

Макарий, История русского раскола, стр. 59 – 61. Беляев, там же, стр. 45 – 48. Христ. Чтение 1852 г., ч. 2, отдел церковной истории, стр. 275 – 276.

367

Беляев, Замечания к наказным спискам, стр. 48. Макарий, История русского раскола, стр. 61.

368

Беляев, стр. 49 – 60. Макарий, стр. 18.

369

«Памятники древнерусской духовной письменности. Рукописная Кормчая ХV века». Прав. Собес., 1860 г., ч. 2, стр. 322.

370

Макарий, н. с., стр. 25 – 27. Беляев, н. с., стр. 50 – 51. Прав. Собес., 1860 ., ч. 2, стр., стр. 394 – 395. Жмакин «Митрополит Даниил и его сочинения», М., 1881 г., стр. 436 и сл.

371

Макарий, История русского раскола, стр. 5, 11 – 12.

372

Там же, стр. 11, примеч. 14.

373

Там же, стр. 30.

374

Там же, стр. 31. – Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, отд. церковной истории, стр. 280 – 281

375

Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, отд. церк. ист., стр. 285.

376

Макарий, История русск. раскола, стр. 67.

377

Там же, стр. 32 – 42, 66 – 68. Христ. Чтение, 1852 г., ч. 2, отд. церковн. ист., стр. 279 – 284.

378

Макарий, История русск. раскола, стр. 68.

379

См. приложение 68-ое.

380

Правила св. Апостол, св. вселенских и поместных соборов и св. отец, с толкованиями, издание Моск. общ. любит. дух. просв., Вып. 1. М., 1876 г., стр. 46 и 81.

381

Русские Достопримечательности, ч. 1, М., 1815 г., стр. 8.

382

Порфирьев, «История русской словесности», ч. 1, изд. 2-ое. Казань, 1876 г., стр. 354 – 355.

383

См. приложение 69.

384

Жмакин, н. с., стр. 638.

385

См. приложение 70-ое.

386

См. приложение 71.

387

Смю приложение 72.

388

Рущинский «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков». Изд. Импер. общ истории и древ. рос. при Моск. Унив. Москва, 1871 г., стр. 41 – 42.


Источник: Стоглав и история собора 1551 года. Историко-канонический очерк В. Бочкарева. Г. Юхнов. Смоленской губернии. Типография Подземского, 1906 г.

Комментарии для сайта Cackle