Сношения Армянской церкви с Восточной православной о соединении в двенадцатом веке

Церковь, насажденная в Армении трудами Григория Просветителя и его достойных преемников, при жестоких гонениях от персидских государей, или, лучше сказать, при помощи сих самых гонений, скоро достигла цветущего состояния. Она украсилась множеством мучеников из собственных чад ее. Запрещение пользоваться греческим языком заставило Пастырей Церкви Армянской обратить внимание на свой собственный язык, и вскоре Армения получила не только свой перевод Священного Писания, но и переводы многих Отцев и Учителей Церкви с греческого языка, приобрела своих духовных писателей, которых заслуги навсегда упрочены для своего народа и Церкви.

Но те же самые гонения имели и другое влияние на состояние Церкви Армянской. Пресеклась иерархическая связь ее с Церковью Кесарийской, от которой она получала первых своих Пастырей. Цари персидские, желая отдалить Армению от всякого союза с Империей Греческой, оказывали покровительство еретическим учениям, преследуемым в Империи. Лжеучители, рассеивая свои заблуждения, старались уверить правоверующих, что Церковь Греческая сама уклонилась от чистоты древнего своего исповедания, и заражали слабых своими ложными мнениями. Вот почему с половины пятого столетия не видим прежнего близкого общения Церкви Армянской с Православной Церковью в Восточной Империи!

Церковь Восточная в первой половине пятого столетия испытала жестокую борьбу с двумя противоположными между собою лжеучениями – Нестория и Евтихия. Первый, в учении о Сыне Божием, разделял единого Христа на два лица, представляя два естества, неслитно в Нем соединенные, двумя ипостасями. Последний, сливая два естества, нераздельно соединенные в вочеловечившемся Сыне Божием, утверждал, что, по соединении их, во Христе осталось одно только естество – Божеское.

Церковь Армянская, последуя определению Собора Ефесского, третьего Вселенского, отвергла лжеучение Нестория, при содействии св. Прокла, Патриарха Константинопольского, к которому обращалась за разрешением своих недоумений. Но в то время как Собор Халкидонский (451), четвертый Вселенский, осудил лжеучение Евтихия, предстоятели Армянской Церкви столько были заняты внутренними делами своей Церкви, что не могли принять участия в действиях сего Собора¹.

Между тем лжеучители, осужденные Собором Халкидонским, всюду распространяя клеветы против его определений, успели прокрасться и в Армению. Один из жарких защитников Евтихиева лжеучения, Варсума (ок. 460 г.), послал туда своего ученика Самуила². А в конце пятого столетия, на Соборе Эчмиадзинском (491 г.), принято было так называемое соединительное (ένωτιϰὸν) послание Императора Зенона, которым отвергалось утвержденное Халкидонским Собором учение о двух естествах в Иисусе Христе, не слитно, неизменно, нераздельно, неразлучно соединенных³. Соборы: Товинский (595 или 596г.), осудивший грузинского католикоса Кириона за принятие им Халкидонского Собора, и Манашкердский (650 г.) еще более отдалили армян от общения с Православной Церковью⁴. Они с одной стороны усилили подозрения против них в явном согласии их не только с монофизитами, но и с монофелитами, и с другой утвердили некоторые особенности в обрядах, которыми Церковь Армянская отделялась от Православной Восточной.

Но среди сих печальных явлений встречаем и времена сближения армян с греками, хотя непродолжительного. Так это было при Императоре Ираклии, когда, по окончании войны с персами, он созвал епископов армянских и многих ученых греков в Ерзеруме. Целый месяц протек в совещаниях и прениях. Наконец Католикос Ездра подписал исповедание веры, согласное с определением Халкидонского Собора, и обещал изменить обряды, отступавшие от общих обычаев церковных. Но по удалении Императора из Армении, противники сего соединения взяли верх над присоединившимися⁵. – В греческой записи о делах Армении, составленной в конце VII ст., говорится, что пред Трулльским Собором (692 г.) Император Юстиниан II-й (685–695) призывал в Константинополь Католикоса Исаака III-го (677–703) с епископами, также по делу соединения в вере. Они приняли учение о двух естествах в Иисусе Христе и обязались всегда следовать ему. Но по возвращении их в Армению, противники соединения заставили их отвергнуть союз с Церковью Греческой⁶.

Впрочем в некоторых областях древней Армении, и в более поздние времена, сохранялось согласие с православным исповеданием, под надзором епископов, поставляемых от православного Патриарха Антиохийского. Это видим из того, что у известного ученого инока Никона Черногорца (XI ст.) говорится об армянах – цатах из Месопотамии⁷. Епископы антиохийского патриаршества, по случаю прибытия к ним Евфимия, Патриарха Иерусалимского, писали к нему: «Слышахом, яко Цатом Арменом неким, рекше, отшельником арменские службы, ту сътворше жилище, и безмолвствовати ту произволивше, неции всяко от доброненавистного беса нападают на них и яко неправославны обличают и всяческими образы оскорбляют их. Но убо таковии прияти бываху от прежде бывших патриарх наших, и некая от них братия суть в честней Обители св. Чудотворца Симеона учинени, и во инех монастырех, в нихже и служат и пречистым Тайнам с Православными причащаются, и ниже от древних лет даже до ныне возниче сомнение некое о славе (вероятно δόξα, мнение, учение) их». В такой же силе писал к Патриарху и Петр Архимандрит упомянутой Обители св. Симеона Дивногорца. – В другом послании, сам Никон Черногорец, основываясь на сих свидетельствах и собственном опыте, пишет: «Братию нашу, глаголемыя Цаты, идеже аще суть, и в коем любо живут месте, отвсюду испытавше, обретохом благодатию Христовою без порока в таковых, в яже о вере, також и о распрях (σχίσματα) и о сонмицах (παρασυναγωγάς). Ибо митрополит предела их и страны Междоречия (Месопотамии), в нейже живут от первых лет, – от иже в Антиохии патриаршествующего поставляется, яко престолу сущу всего Востока, и законно и правильно есть священство их, и все составление их, и кроме всякого зазора, благодатию Христовою».

Для привлечения прочих в недра Православной Церкви, патриархи восточные неоднократно входили в письменные сношения с правителями Армении и с католикосами. В начале VIII века, Патриарх Константинопольский святой Герман⁸, в начале IX века Патриарх Иерусалимский Фома⁹, потом Патриарх Константинопольский Фотий¹⁰, и в начале следующего столетия другой Патриарх Константинопольский Николай Мистик¹¹, сверх того Иоанн Епископ Никейский¹² и ученый византийский Никита¹³ писали к армянам увещания о мире, защищение Халкидонского Собора, опровержение монофизитского учения и пр.

В XI столетии Армения прежде других стран подверглась опустошительным набегам лишь только появившихся тогда сильных орд турецких. Правитель Армении Какиг II-й с множеством своих подданных искал убежища в пределах Империи Восточной, и, с позволения Императора, поселился в Каппадокии (в 1045г.). Отсюда армяне проникли чрез горы Тавр в область Киликийскую (ок. 1080 г.), и предводитель их Рувим сделался основателем Армянского Царства в Киликии, которое существовало около трех столетий¹⁴. Простираясь в своих пределах до Евфрата, оно входило в соприкосновение с владениями Крестоносцев, в конце того же столетия появившихся на Востоке, и постоянно находилось в близких сношениях с Империей Греческой. Такое положение нового царства иногда заставляло католикосов армянских искать союза с римским духовенством¹⁵. Но гораздо искреннее они расположены были к восстановлению древнего союза с Православной Восточной Церковью, как это открывается из сношений католикосов: Григория III-го (1113–1166), брата его Нерзеса (1166–1173) и племянника их Григория IV (1173–1193), при Императоре Греческом Мануиле Комнине (1143–1180).

Сношения сии открылись по следующим обстоятельствам. Нареченный зять Императора Мануила, деспот Алексий (около 1163г.), во время обозрения азиатских областей Империи, имел беседу с Католикосом Григорием III о делах веры, и в заключение просил у него письменного изложения вероучения армянского. Чтоб раскрыть дело яснее, он прислал Григорию одно сочинение греческое, в котором заключались разные обличения против армян. Главное заключалось в том, будто армяне признают в лице Иисуса Христа одно только естество, и вместе с Евтихием утверждают, что человеческое естество поглощено в Нем естеством Божеским, как капля воды поглощается морем, а некоторые из них даже называют плоть Господню невещественною, и потому не подлежащею страданию. Сверх того замечены были отступления от древних правил в совершении некоторых Таинств и в других частях Богослужения. Армян обвиняли в том, что они в таинстве Миропомазания употребляют простой елей из сочевицы, – в таинстве Евхаристии не приливают воды к вину; в богослужении церковном не имеют никаких песнопений в честь Божией Матери; в песни Трисвятого, к словам: Святый Безсмертный, прибавляют: распныйся за ны; не чтят святых икон, а кресты ежегодно освящают погружением в воде с известными обрядами; празднуют Рождество Христово вместе с Богоявлением в один день, а Благовещение 7-го апреля; в Четыредесятницу разрешают по субботам и воскресным дням на сыр и яйца; и наконец держат особый пост Арцивуриев в честь пса какого-то Сергия.

Григорий поручил своему брату Епископу Нерзесу написать ответ против сих обвинений, и препроводил оный к деспоту Алексию. В своем ответе Нерзес старался защитить употребительное в армянском учении о воплощении Сына Божия выражение: единое естество, указывая на непостижимое и нераздельное соединение двух естеств в лице Иисуса Христа. Но в то же время утверждал, что армяне не смешивают в Иисусе Христе двух естеств, как Аполлинарий и Евтихий, и потому не отказываются признавать в Нем два естества, только не так, как Несторий (как будто православное учение Восточной Церкви в сем пункте было согласно с Несториевым). Мысль о невещественности и бесстрастии плоти Господней и поглощении естества человеческого Божеским Нерзес отвергал, представляя, что при таком слиянии необходимо изменение, тогда как, и по их исповеданию, человеческое естество в Иисусе Христе от соединения с Божеским не потерпело никакого изменения. – Употребление сочевичного елея в таинстве Миропомазания и совершение Евхаристии без прибавления воды к вину думал защитить тем, что елею усвояется таинственное действие не по собственной его силе, но по силе благословения священнического, а таинство Евхаристии, если совершается с чистым сердцем, будет угодно Богу, хотя бы употреблялась при сем вода, хотя бы нет. Другие обвинения Нерзес отвергал, как ложь и клевету, или старался извинить. Так он писал, что армяне и в храмах, и в домах имеют и чествуют изображения как Спасителя, так и Святых, имеют и песнопения в честь Божией Матери, но, по особенному уважению к Ней, употребляют их только в воскресные дни. Дополнение песни Трисвятого словами: распныйся за ны он извинял тем, что армяне относят песнь сию не ко всем Лицам Святой Троицы, как греки, но к одному лицу Сына Божия; почему вслед за тем и обращаются с молитвою к Пречистой Его Матери. Кресты освящаются у армян только новые в свое время, и это совершается таким образом: новый крест сперва обливают водою, а потом вином, в ознаменование истечения крови и воды из ребра Спасителя. Празднование Рождества Христова и Богоявления в один день, а Благовещения в 7 апреля, он защищал древним обычаем. Что касается до несоблюдения поста в святую Четыредесятницу, то Нерзес замечал, что прежде, действительно, знатные люди, в продолжение всей Четыредесятницы, употребляли рыбу, вино и елей, но потом предстоятели Церкви своими внушениями убедили свою паству наблюдать законный пост, по крайней мере в течение пяти дней недели, а в настоящее время все клирики и многие из мирян во время Четыредесятницы не только воздерживаются совершенно от рыбы и молочного, но и от всякой тучной пищи и вина. О посте Арцивуриевом, собственно Арациавораз, что значит предшествующий, Нерзес говорил, что он называется предшествующим, или первым, потому, что первый учрежден св. Григорием Просветителем, а Сергиевым потому, что в этот день приходится память св. мученика Сергия¹⁶.

Такой ответ хотя не удовлетворял требованиям Православия, но и не показывал ослепленного упорства в мнениях и правилах однажды принятых. Вскоре Католикос Григорий скончался (1166 г.). Но и это не пресекло начатые сношения. На место Григория возведен тот самый Нерзес, который писал этот ответ грекам.

Нерзес, по местопребыванию своему в Ром-Кла прозванный Клайетси, а по своему характеру и своим сочинениям, Шноргали, т.е. сладостный, по своей жизни причисленный Армянской Церковью к лику Святых, справедливо почитается одним из знаменитейших мужей своего народа. Его духовные писания свидетельствуют о нем, как о просвещенном богослове, и искусном ораторе и стихотворце. Назидательность его поучений, искренность благочестия, которою дышат его песнопения духовные, и другие достоинства его писаний поддерживают доселе уважение к ним в Церкви Армянской¹⁷.

Понимая существенные нужды своего отечества и Церкви, Нерзес решился писать к самому Императору Греческому Мануилу в таком же виде, как писал прежде к Алексию. Император понял его желание сблизиться с Православной Церковью. Посему для взаимного объяснения с одной стороны справедливых упреков, с другой уважительных оправданий, Мануил, по совещании с Патриархом Константинопольским Михаилом и Собором, решился послать к Католикосу одного из ученых греков, философа Феориана, с армянским монахом филиппопольского монастыря, Атманом. В 1170 году они отправлены были с письмом от Императора, в котором он взаимно выражал как свое, так и своего Собора желание – видеть их соединенными с Православной Церковью¹⁸.

Прибыв в Ром-Кла (в мае месяце), Феориан действительно нашел Нерзеса расположенным к миролюбивому соглашению с учением истины, и чрез переводчика вступил с ним в объяснение. Прежде всего он спросил у Католикоса, какие Соборы Вселенские и каких Отцев Церкви принимают армяне руководителями своей веры, – и узнал, что Церковь Армянская принимает первые три Собора Вселенские, а из Отцев: св. Афанасия Александрийского, Григория Богослова, Василия Великого, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Кирилла Александрийского и многих других. – Потом обратились к рассмотрению тех спорных пунктов исповедания армянского, какие изложены были в послании Нерзеса к Императору Мануилу. И так как в числе обвинений против армян не все были одинаковой важности, были и такие, которые Нерзес в своих письмах прямо называл ложными: то Феориан обратил внимание только на то, что представлялось ему более важным и что действительно требовало исправления. Посему из всех отступлений, замеченных у армян, рассматриваемы были: 1) учение о едином естестве в лице Иисуса Христа, и вследствие сего 2) учение о единой воле и действии, 3) празднование Рождества Христова и Богоявления в один день, 4) прибавление к песне Трисвятого слов: распныйся за ны; и 5) употребление в таинстве Миропомазания сочевичного елея.

1) Защищая учение об одном естестве в лице Иисуса Христа, армяне думали найти себе главную опору в словах св. Кирилла Александрийского. Нерзес писал: «мы признаем одно естество во Христе, не сливая (двух естеств), как Евтихий, и не уменьшая, как Аполлинарий, но согласно со св. Кириллом Александрийским утверждаем, что едино есть естество Слова воплотившееся»¹⁹. Поэтому Феориан прежде всего старался показать, что армяне неправильно понимают слова св. Кирилла. «Св. Кирилл, говорил Феориан, не сказал: одно естество во Христе, или одно естество Христово, но: одно естество Слова, и потом прибавил: воплотившееся. Сказать: одно естество во Христе, не одно и то же, что сказать: одно естество Слова воплотившееся. Имя: Христос, означает соединение обоих естеств, Божеского и человеческого. Потому говорим: Слово плоть бысть, а не говорим: Христос плоть бысть. Да и никто из св. Отцев не говорил: одно естество Христово. Когда св. Кирилл говорит: одно естество Слова воплотившееся, то выражением: Слово, указывает на Божеское естество Сына, а присовокупив к сему выражение: воплотившееся, дает видеть, что в лице Иисуса Христа он исповедует и человеческое естество».

Но Нерзес не доверял такому изъяснению и требовал от Феориана, чтобы он показал: кто из Отцев Церкви ясно учил о двух естествах во Иисусе Христе по соединении? – Феориан, предварительно согласившись со своим собеседником в значении некоторых церковных речений, употребительных в учении о Святой Троице и о воплощении Сына Божия, именно в понятии о сущности, естестве, ипостаси и лице, – представил ему ряд Отцев, подтверждающих православное учение во всей чистоте, приводя такие места, в которых ясно выражается учение о двух естествах в Иисусе Христе.

Прежде всего Феориан указал на св. Афанасия, который говорит: «Если Слово единосущно плоти, имеющей свое естество от земли, единосущно же оно и Отцу, по исповеданию Отцев, то и сам Отец будет единосущен плоти из земли сотворенной»²⁰. В изъяснение сих слов св. Афанасия, Феориан присовокупил: Св. Афанасий учит, что Слово не единосущно плоти; если же не единосущно и не единоестественно, то явно, что Оно иной сущности и естества. Если же Оно другого естества, то иное совершенно естество Слова, и иное плоти, и следовательно Христос не есть одно естество.

Потом Феориан привел слова св. Григория Богослова, который в первом послании к Кледонию писал: «Два естества – Бог и человек (как в человеке душа и тело), но не два Сына, не два Бога (как и здесь не два человека, хотя Павел (2Кор.4:16) наименовал человеком и внешнее и внутреннее в человеке). Кратко сказать: в Спасителе есть иное и иное (ἂλλο καὶ ἃλλο τὰ ἐξ ὧν Σωτὴο), потому что не тождественны невидимое с видимым, и довременное с тем, что под временем; но не имеет в Нем места: иный и иный. Сего да не будет! Ибо то и другое в срастворении – и Бог вочеловечился, и человек обожился, или как ни наименовал бы кто сие. Когда же говорю: иное и иное, разумею сие иначе, нежели как должно разуметь о Троице. Там Иный и Иный, чтоб не слить нам Ипостасей, а не иное и иное: ибо три Ипостаси по Божеству суть едино и тождественны»²¹. При этом Феориан объяснил, что у св. Григория «иный и иный» означают Ипостаси, а «иное и иное» означают естества. Когда же св. Григорий говорит, что во Христе иное и иное, то ясно показывает, что в Нем два естества. – Тот же св. Григорий в другом месте говорит: «Отец называется Богом не Слова, но видимого (ибо как быть Богом того, что в собственном смысле Бог?) равно как и Отцем не видимого, но Слова. Ибо во Христе два естества (ἧν δυπλους), а потому в отношении к обоим естествам имена: Бог и Отец, употребляются частию собственно, частию же несобственно и противоположно тому, как сие говорится о нас; потому что Бог есть наш Бог собственно, но Отец наш – несобственно. И сие – то самое, то есть, сочетание имен, и притом имен, из которых одни другими заменяются по причине соединения естеств, вводит в заблуждение еретиков. А доказательством такого замечания служит то, что, когда естества разделяются в понятиях, тогда разделяются и имена. Послушай, как говорит Павел: да Бог Господа нашего Иисуса Христа и Отец славы (Еф. 1:17). Бог – Христа, а славы – Отец, хотя то и другое одно, но не по естеству, а по совокупности оных»²². Здесь выражение: во Христе два естества, и: естества разделяются, и: то и другое не по естеству, а по совокупности оных, ясно указывают на то, что во Христе должно различать естество Божеское от человеческого.

Феориан указал еще на слова Св. Григория Нисского в его книгах против Евномия: «Что Иисус Христос есть Ходатай Бога и человеков, – ничто так не указывает на сие, как имя Сына, соответствующее тому и другому естеству, Божескому и человеческому. Ибо один и тот же есть и Сын Божий, и стал сыном человеческим по домостроительству»²³.

Сверх того Феориан указывал на сочинение, приписываемое св. Иустину Мученику²⁴, где сказано, что разноречащие в Писании слова о Сыне должно относить к различным Его естествам, именно, все великое и Божественное к Божеству Христа, а уничиженное – к человечеству. Приводил и слова св. Иоанна Златоуста²⁵, который говорит, что Христос, как Ходатай Бога и человеков, должен быть причастен того и другого естества.

Но так как армяне в своем учении думали утверждаться на словах св. Кирилла Александрийского, то его же собственными словами Феориан старался показать, что он исповедовал два естества во Иисусе Христе. В 1-м послании к Сукцессу св. Кирилл пишет: «Столько же нелепо утверждать, что плоть преложилась в естество Божества, как и то, что Слово преложилось в естество плоти. Ибо как сие невозможно, потому что Слово непременяемо, так и другое; ибо ничто сотворенное не может перейти в естество Божества; плоть же есть тварь»²⁶. Словами же св. Кирилла Феориан показал, в чем православное учение отличается от учения Несториева, и таким образом объяснил, что исповедовать два естества в лице Иисуса Христа не значит рассекать одного Христа надвое. Св. Кирилл писал: «Хотя Несторий, означая различие плоти и Слова, и говорил, что два естества (ибо иное естество Слова, иное – плоти), но не признавал вместе с нами их соединения. Тогда как мы, признавая их соединение, исповедуем единого Христа, единого Сына, единого Господа, наконец единое естество Слова воплотившееся. Итак признавать различие двух естеств не значит рассекать единого Христа на двое»²⁷. «Рассуждая об образе вочеловечения, видим, что два естества посредством неразлучного соединения сочетались неслитно и неизменно. Плоть пребывает плотью, а не есть Божество, хотя и стала плотью Бога; равно и Слово пребывает Богом, а не есть плоть, хотя, по домостроительству, и соделало плоть Своею. Рассуждая таким образом, не погрешим, если скажем, что сочетание воедино произошло из двух естеств. Но после соединения не разделяем естеств одно от другого, и не рассекаем единого и нераздельного Сына на двух, но признаем единого Сына, как говорили Отцы, единое естество Слова воплотившееся. Итак, рассуждая об образе вочеловечения Единородного, сколько постигает наша мысль и сколько можем видеть душевными очами, говорим, что два естества во Христе соединившиеся, но един есть Христос, Сын и Господь, Слово Бога Отца вочеловечившееся и воплотившееся»²⁸.

Сколько ни ясно подтверждалось сими свидетельствами учение Православной Церкви, но Католикос возразил, что допущением двух естеств во Христе подается повод к их разделению, и он опасается, чтоб, избегая заблуждения Евтихиева, не впасть в заблуждение Нестория, который, признавая два естества, допускал и два лица. Чтоб опровергнуть сие заблуждение, Феориан указал на то, что Несторий допускал два естества разделенные и два лица. «Не бойся, говорил Феориан, числа двух; как, признавая в Божестве три Ипостаси, не допускаем разделения естества, так, утверждая бытие во Христе двух естеств, не допускаем разделения ипостаси. Мы говорим то же, что сказал св. Григорий: «иное и иное – разумею сие иначе, нежели как должно разуметь о Троице. Там Иный и Иный, чтоб не слить нам ипостасей, а не иное и иное; ибо три Ипостаси по Божеству суть едино и тождественны». Во Святой Троице одно естество, но не одна ипостась; во Христе одна ипостась, но не одно естество.»

Разрешение сего недоумения подействовало так, что один из присутствовавших при прениях, именно племянник Католикоса Епископ Григорий, впоследствии Католикос, тут же объявил свое согласие с учением православным. Сам Нерзес не отказывался признавать двух естеств во Христе. Но в то же время, желая удержать прежде употребляемые армянами выражения, говорил: что препятствует исповедывать и два естества в одном Христе, и одно по нераздельному и неразлучному их соединению? Решение на этот вопрос заключалось уже в приведенных изречениях св. Григория Богослова и св. Кирилла. Кроме того Феориан привел еще слова св. Амвросия Медиоланского, Григория Нисского и Иоанна Златоустого. Св. Амвросий в книге о воплощении говорит: «Появились люди, которые утверждают, что плоть Господа и Божество – одного естества. Какой ад изверг такую хулу»²⁹? Григорий Нисский также в книге против Аполлинария писал: «если в различных свойствах обнаруживается естество того и другого, то есть, плоти и Божества: то как же два считать за одно»³⁰? В самом деле, это противоречило бы первым началам мышления человеческого. Если одно естество, говорил Феориан, то нельзя в том же смысле сказать, что их два. Если два, то нельзя в том же отношении утверждать, что одно.

«Как же, – повторял Нерзес, – св. Кирилл допускает выражение: одно естество Слова воплотившееся? Как я ни рассуждаю об этих словах, не нахожу причины, почему бы так сказал св. Кирилл, если он действительно не допускал единое естество во Иисусе Христе?» Феориан показал, откуда св. Кирилл заимствовал сии слова и какое имеют они первоначальное значение. Св. Кирилл заимствовал сии слова у св. Афанасия Александрийского, который отражает ими лжеучение Ария. Арий, говорил Феориан, различал Слово, пребывающее в Отце, несозданное, существу Божию принадлежащее, от созданного, каким почитал Иисуса Христа, и таким образом допускал два естества Слова – одно созданное, а другое несозданное. Св. Афанасий, отвергая такое различение, говорил, что одно естество Слова воплотившееся, а не два – одно не созданное, принадлежащее существу Божию, а другое созданное и Ему чуждое. Сии-то слова св. Афанасия и повторяет св. Кирилл³¹. Удовлетворенный таким объяснением, Нерзес отвечал: прежде не знал я, против кого св. Афанасий говорит так; теперь мое недоумение разрешено», – и тогда же потребовал себе определение Халкидонского Собора.

Сколь искренно было убеждение Католикоса в истине учения о двух естествах, видно из того, что, когда немного спустя времени пришел к нему сирский епископ, присланный иаковитским патриархом³², и стал упрекать его за принятие догмата греческого, Нерзес прямо отвечал, что он не покорился бы ни воле Патриарха, ни воле самого Императора, если б сам не увидел истины. «Истины, говорил он, я не могу отвергать, и не могу противиться Отцам Церкви». Между тем сомневающемуся епископу предоставил предложить свои возражения Феориану, и слушая в общем собрании его опровержения, во всем с ним соглашался.

2) Из учения о двух естествах в Иисусе Христе, соединенных неслитно, неизменно и нераздельно, естественно вытекало учение о двух волях и действиях в Иисусе Христе. Напротив того, армянам казалось, что, признавая две воли и два действования, нужно допустить, что один и тот же Христос одного и того же и хотел и не хотел. Посему, когда Феорианом разрешены были прочие недоумения, ему представленные, должно было обратить внимание и на это. Он показал, что воля человеческая в Иисусе Христе не противодействовала воле Божеской, но была направляема волею Его Божеского естества. Иисус Христос имел волю, как человек по естеству; а что естественно принадлежит Христу, то не может быть в противоречии с Божественным. В подтверждение того, что Богочеловек Христос Иисус имел и волю человеческую, Феориан указывал на собственные слова Его к Богу Отцу: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф. 26:39), – также на слова Евангелиста: восхоте изъити в Галилею (Ин. 1:43). Последние слова Феориан прилагал к своей цели таким образом: Как Бог, Христос Иисус вездесущ; следовательно желание Его быть в Галилее относилось к Его человеческой природе. Феориан приводил и другие места из Евангелия; напр. и вкушь не хотяше пити (Мф. 27:34). Соответственно двум волям в Иисусе Христе надлежит признавать в Нем и два действования, или обнаружения той и другой воли.

3) Армяне праздновали Рождество Христово и Богоявление в один день, именно 6 января. В письме Нерзеса сказано было: «в подтверждение своего обычая совершать празднование Рождества Христова и Богоявления в один день можем привести, во-1-х) то, что все Церкви совершали так празднование от времен Апостольских, и во-2-х) свидетельство Евангелиста Луки, который пишет что в праздник Очищения, совершаемый в 10-й день месяца Тисри, т.е. 27-е число сентября, Захария вошел в храм, видел Ангела и лишился языка. – Феориан, не входя в рассмотрение всех обстоятельств такого вычисления, указал только на разность между месяцами еврейскими, лунными, и нашими – солнечными, по которой мы и Пасху празднуем иногда в марте, иногда в апреле, тогда как евреи в своем праздновании не отступают от 14-го дня своего первого месяца. Потому, если первый месяц еврейский не всегда сходится с нашим, то и седьмой месяц, в который совершался праздник очищений, не всегда может вполне соответствовать сентябрю. Нельзя доказать и того, говорил Феориан, что день, в который Захария получил видение во храме, был 27 сентября. – В подтверждение же принятого Православной Церковью обычая праздновать Рождество Христово 25 декабря, Феориан указал на слово св. Иоанна Златоустого, который изъясняет основание такого празднования, при нем введенного (ок. 386г.) в Церкви Антиохийской³³. – Нерзес хотя и не имел беседы св. Златоуста на армянском языке, но согласился с доказательствами Феориана и объявил, что сия разность легко может быть исправлена, только бы согласиться им в существенных пунктах веры, и что он не будет стоять за праздники и другие обычаи своей Церкви³⁴.

4) Прибавление к песни Трисвятого слов: распныйся за ны, введенное монофизитами, Католикос так же, как и в своем письме, оправдывал тем, что армяне относят сию песнь не ко всем Лицам Святой Троицы, но к одному Сыну Божию, и потому в этом прибавлении не может заключаться никакой неправославной мысли. Что армяне действительно относят сию песнь к одному Иисусу Христу, это Нерзес доказывал тем, что, соображаясь с воспоминанием о различных Евангельских событиях, они делают к сей песне такое или другое прибавление, – иногда они поют: распныйся за ны, иногда: воскресый, иногда: вознесыйся. В оправдание же приложения сей песни к одному Иисусу Христу Нерзес приводил некоторые изречения Отцев Церкви, – Афанасия, Златоуста, Епифания. В сих изречениях славословие Ангельское: Свят, Свят, Свят, – слышанное пр. Исаией (гл. 6), и служащее основою песни Трисвятого, изъясняется в отношении к Иисусу Христу. Но Феориан напомнил Католикосу, что таким изъяснением Отцы не воспрещают относить сие славословие и к прочим Лицам Святой Троицы, и что, по разумению сей песни, принятому в Православной Церкви, славословие относится равно к Сыну Божию, как к Отцу и Духу Святому. Сверх того Феориан приводил слова Апостола Павла, по смыслу которых видение Исаии и песнь Ангельская должны быть относимы не к одному только Сыну Божию, но и к Духу Святому. Священный дееписатель Лука повествует: рекшу Павлу глагол един, яко добре Дух Святый глагола Исаием Пророком ко отцем нашим, глаголя: иди к людем сим (Деян.28:25,26. Ис.6:9). Итак, если песнь Трисвятого должно относить ко всем Лицам Святой Троицы, то дополнение к ней слов: распныйся за нас, или других, будет противно православному учению. Нерзес, по-видимому, согласился на доказательство Феориана и предложил перейти к другому предмету.

5) Обратили внимание и на употребление в таинстве Миропомазания елея из сочевицы. Нерзес в своем послании извинял употребление такого елея у армян недостатком масличных дерев и притом заметил: как вино, употребляемое в таинстве Евхаристии, может быть красного, черного или белого цвета, и равно освящается священнодействием в кровь Иисуса Христа: так и елей, какого бы рода ни был, равно может быть употребляем в таинстве Миропомазания. Против сего Феориан возражал, что извинение Католикоса несправедливо, потому что сам он, Феориан, видел много масличных дерев в стране, обитаемой армянами. Но Нерзес объяснил, что в настоящее время они удерживают свой прежний обычай; а в стране, прежде ими обитаемой, действительно нет маслин, по причине суровости климата. – Что же касается до вина, то Феориан заметил, что приведенное Нерзесом сравнение неверно в приложении; потому что в нем говорится о цвете вина, а не о веществе, из которого оно приготовляется. К этому он присовокупил, что как вино должно быть в Евхаристии из винограда, а не другое какое, так и елей в таинстве Миропомазания непременно из маслин, как того требуют само наименование елея и обычай церковный, засвидетельствованный Отцами со времен Апостольских. После сих убеждений, Нерзес без всякого противоречия сказал: разность сию легко исправить.

Когда происходили сии беседы, внезапный случай подал повод к новому вопросу. В это время армянские священники стали совершать вечерние молитвы, по своему обычаю, вне церкви. Необычайность сия обратила на себя внимание Феориана. Нерзес объяснил ему, что такой обычай они приняли от своих предшественников, которые положили одну Литургию совершать в храме, и то одному священнодействующему, тогда как народ должен стоять вне храма. Что же касается до прочих служб церковных, то все они должны совершаться вне храма. И это, говорил Нерзес, основывается на благоговении к святости места и на сознании нашей греховной нечистоты. – Но когда Феориан указал на пример древней Церкви, в которой стояние вне храма, в течение известного срока, вменялось в наказание, одно из самых тяжких; тогда Нерзес и о сем отступлении от древних правил сказал то же, что о других подобных, – что ими нечего много заниматься, их легко исправить, только бы согласиться в главном, именно, в вероучении.

Так как Нерзес неоднократно повторял, что желал бы прежде всего разрешить догматические затруднения, и этим как бы показывал не полное убеждение в Православии: то Феориан предложил рассмотреть определение Халкидонского Собора о двух естествах во Иисусе Христе и сличить его с учением Отцев Церкви. Католикос принял это с удовольствием, и Феориан, по предварительном сличении армянского перевода определения с подлинным текстом греческим, приступил к делу. И поскольку в глазах армян имели особенную важность слова св. Кирилла Александрийского, то он представил из писаний самого же Кирилла места, имеющие ближайшее сходство с определением Халкидонского Собора, не только в мыслях, но и в словах. Все мысли, все выражения определения Халкидонского Собора были подтверждены словами св. Кирилла³⁵. Представим здесь само сличение.

Затем Феориан объяснил Католикосу, против каких именно еретиков направлено сие определение соборное³⁶.

Такое очевидное согласие определения Халкидонского Собора, не только в мыслях, но и в выражениях, с учением св. Кирилла, и объяснение важности сего определения произвело столь сильное впечатление на Католикоса, что он тогда же сказал: «Я ничего не нахожу в сем определении противного православной вере, и удивляюсь, отчего наши предшественники так бесстыдно клеветали на него. Впрочем открою тебе тайну, прибавил Нерзес. Лет за двести был в Армении католикос, по имени Иоанн, по жизни и слову подобный великим святым Отцам. Исполненный ревности Божией, он боролся с монофизитами, и почти во все время своего правления не переставал поражать их писаниями и устными беседами. Мы празднуем и память его. Есть у меня его сочинение против монофизитов, наполненное множеством свидетельств из Писания и умозрительных доказательств. Бывший незадолго предо мною, Католикос Григорий изъявил свое согласие с Иоанном собственноручною подписью под его сочинением, написав: «и я так верую, как написал здесь святейший католикос Иоанн.» – По желанию Феориана, Нерзес сообщил ему список с сего сочинения, в греческом переводе³⁷.

Когда таким образом рассмотрены были более важные спорные пункты между армянами и Православной Церковью и главнейшее, т.е. учение о двух естествах, волях и действиях во Иисусе Христе, было принято Католикосом, а уклонения в обрядах большею частию признаны удобными к исправлению: Нерзес дал обещание со своей стороны употребить все меры к тому, чтобы соединиться с Православной Церковью. «С нынешнего же дня, говорил он, начну писать ко всем армянским епископам и буду звать их на Собор по этому делу. И когда они соберутся, предложу им все те свидетельства, на которых думают утверждаться армяне в своем учении, представлю им и указанные тобою: и сначала буду показывать себя на стороне армян, потом мало-помалу, постепенно и с осмотрительностью начну открывать заблуждение армян, буду обличать их и писанием Католикоса Иоанна: одним словом, я буду греком и за греков, или лучше, за истину буду подвизаться против армян, и надеюсь, что овцы мои послушают гласа моего. Если даже и не все соберутся на предполагаемый Собор, и в таком случае я, вместе с единомысленными, признаю учение истины и отправлю к Императору и Патриарху доверенных людей из архиереев с грамотою, в которой будет изложено православное учение, подписанное мною и единомысленными со мною. В этой грамоте между прочим будет изображено и то, что мы признаем IV Вселенский Собор и Отцев, принимаемых сим Собором, и кого предает анафеме Собор, того и мы проклинаем, именно: Евтихия и Диоскора, Севера и Тимофея Елура и других. Когда же все это будет у вас священным Собором утверждено, тогда, если повелит Император, и сам явлюсь в Константинополь для поклонения тамошней святыне, равно как Императору и Патриарху.» – В заключение всего, Нерзес, оставшись с Феорианом наедине, со слезами на глазах поручал ему просить Государя, чтобы, по утверждении всего на Соборе Константинопольском, он повелел Патриарху, в полном собрании народа, со своего престола, или с амвона, с крестом в руках благословить народ армянский, столько времени бывший под отлучением, и потом принести молитву за скончавшихся в заблуждении, чтоб Бог простил им грех неведения.

Прощаясь с Феорианом (в декабре 1170г.), Нерзес вручил ему письма к Императору, одно тайное, другое открытое. В первом он прямо высказывал свое искреннее желание соединиться с Православной Церковью и свидетельствовал, что принимает Халкидонский Собор так же, как и три первые Вселенские Соборы³⁸. Но в открытом письме он старался только смягчить черты различия в вере и обрядах между армянами и православными³⁹. – Нерзес писал, что доселе разделяло греков и армян более недоразумение, нежели действительное разномыслие. «Мы, говорил он, заключая по словам некоторых приморских обитателей, называвших себя греками и учивших не правомысленно о воплощении Христовом, думали, что вы некоторым образом уклоняетесь в ересь Несториеву. А вы равным образом, по словам недобрых выходцев из Армении, клеветавших на своих соотечественников, принимали нас за единомысленников Евтихия. Теперь же дело объяснилось, и мы убедились, что вы не разделяете учения Несториева, и для вас сделалось ясным, что мы далеки от учения Евтихия. – Но поскольку, продолжал Католикос, насилием иноплеменников, народ наш отторгнут от престола Империи, которым поддерживается свобода иерархии, и мы, изгнанные из своего отечества, бедствуем в преселении, на чужой стороне; то по сей причине не имеем близ себя архиереев и ученых армянских. А без совещания со всеми ими нельзя дать совершенного ответа на ваши вопросы, чтобы, вместо соединения, не подать нового повода к разделению. Посему мы решились представить ответ только с находящимися при нас. Между тем пошлем в Великую Армению и другие страны, соберем всех ученых армян и предложим им ваши требования, относящиеся к вере и устройству церковному. Тогда употреблю все усилия, буду содействовать и увещанием и примером к соединению в любви и мире».

Вслед за сим Нерзес изложил свой образ мыслей о главном догматическом вопросе, разделявшем греков и армян. Но в этом изложении до времени он не показывал той твердости и определенности, какой требует Православие, – допускал и два естества, и старался удержать исповедание единого, заметно уклоняясь от выражений, употребляемых православными. «Исповедуем, писал он, что Един от Святой Троицы, – Сын, в последние времена, по благоволению Отца и содействием Святого Духа, преклонился к нашему естеству нашего ради спасения, и совершенное Божество приняло совершенное человеческое естество, – душу, ум и тело от Приснодевы Марии, и соделалось новое из двух естеств, неизреченно и нераздельно соединенных в одну ипостась. Родился от Нее Бог воплотившийся и Сын Божий, соделавшийся и именуемый сыном человеческим. Восприятое от Девы не лишилось своей человеческой сущности; но в неизреченном соединении Божества и человечества пребыло непреложным и неизменным явление естеств, созерцаемое только умом, неразлучно и нераздельно. Посему не разделяем, с Несторием, единого Христа на два лица, и не смешиваем, с Евтихием и его последователями, в единое естество; но признаем с великим Григорием Богословом, что во Христе два естества: Бог и человек. Если бы Он был только Бог, или только человек, тогда правильно было бы сказать, что Он имеет единое естество, или Божеское, или человеческое. Но поскольку Он есть Бог и человек, соединенный неизреченным соединением, то явно, что Он имеет естество Божеское и человеческое, но соединенно, неразлучно, как душа и тело. Если же говорим: единое естество, то научились сему у православных Учителей церковных, и в особенности у св. Кирилла. Итак признаем со св. Кириллом единое естество Слова воплотившееся, по причине неизреченного соединения, и со св. Григорием исповедуем два естества, по их неизменности и непреложности. Согласно преданию святых православных Отцев, предаем проклятию тех, которые допускают единое естество Слова воплотившееся по превращению и изменению (одного естества в другое), и тех, которые говорят, что Христос не от нашего состава восприял человеческое естество и соединил с Божеством, но Сам составил Себе плоть во чреве Девы, или с неба принес Себе плоть, или только являлся человеком, не будучи действительно человеком, и вообще всех, которые признают единое естество во Христе по другой какой причине, а не по неразлучному и неслитному соединению. Веруем, что Бог Слово, рожденное от Отца прежде век, невидимое, бесстрастное и бессмертное, вполне восприяло наше естество от Девы и соединило его со своим Божеским естеством, неслитным и неразлучным соединением, так что один и тот же невидимый, неосязаемый, бесстрастный, бессмертный по Божескому естеству, стал видимым, осязаемым, подвергся страданиям и смерти по нашему естеству. Не иный есть бесстрастный, а иный подверженный страданиям, один бессмертный, а другой смертный, но Тот же, Который страдал и умер по восприятому Им человеческому естеству, бесстрастен и бессмертен по Своему Божескому естеству. Потому Его кровь, страдание и смерть называем кровью, страданием и смертью Бога; говорим: Бог распинаемый, – не приписывая сего собственно Божескому естеству, но по причине неизреченного соединения естеств».

Когда Феориан и Атман возвратились с такими посланиями в Константинополь, здесь сначала не хотели верить, чтоб Католикос действительно так близок был к соединению с православными; думали, что он только на словах изъявляет готовность следовать святым Отцам, а на деле покажет себя не таким. Чтоб оправдать Католикоса, Император решился открыть пред Собором церковным и Сенатом сообщенные Феорианом тайные речи в послании Нерзеса.

Затем Император и Патриарх Анхиали немедля отвечали на оба письма Нерзеса своими письмами⁴⁰. В ответе на тайное письмо Католикоса они выхваляли его доброе намерение относительно соединения, радовались, что наконец настанет день, когда Церкви, столь долгое время разделенные, соединятся, и подкрепляли Католикоса в его расположении. В открытых письмах просили Католикоса уклоняться, при изложении догматов веры, от неточных выражений. Патриарх от имени Императора писал к Нерзесу, что, хотя его изложение веры исполнено мудрости и не чуждо православия, но некоторые необычные выражения приводят читающего в соблазн. «Что восприятое от человеческой сущности осталось непреложным и неизменным и по соединении с Божеством, это учение православно, – говорил Патриарх; но лучше было бы сказать, что два естества, и в неизреченном соединении по ипостаси, и после непреложного и неизменного соединения, нераздельно и неразлучно пребывают во Христе, нежели написать: пребыло непреложное явление естеств. О догматах веры должно говорить и писать определенно. Что Христос есть из двух естеств, и в двух естествах, и два естества, это правильно и согласно с Апостольским и Отеческим учением. Но утверждать, что во Христе, по соединении, одно естество, это явно противоречит учению, Отцами преданному». И потому Патриарх требовал, чтобы обоюдные выражения в исповедании веры, напр. едино естество, – явление двух естеств, были исключены, и приняты были во всей силе те выражения, в каких изречена сила догмата на четвертом Вселенском Соборе. При этом Патриарх коснулся и главной опоры, какую думали найти армяне в словах св. Кирилла Александрийского: единое естество Слова воплотившееся. «Св. Кирилл, писал Патриарх, во многих и различных писаниях своих проповедует два естества во Христе, и по соединении, как это свидетельствует и собственное твое послание. Для чего же обвинять его в противоречии с самим собою, указывая на приведенное изречение? Конечно, он или обронил его мимоходом, или принимал слово: естество, в значении ипостаси, или, относя слова: едино естество, к Божескому естеству в Иисусе Христе, разумел человеческое под словом: воплотившееся, или имел при том другую мысль, или какие-нибудь виды, но отнюдь этим не хотел поколебать православного учения и произвести разделение». Послание свое Патриарх заключил желанием, чтоб начатое дело увенчалось успехом и водворилось единомыслие.

Так как Император и Патриарх ожидали уже непременного соединения Церквей после рассмотрения дела на предполагаемом Соборе, то они изложили все условия соединения. Армянам предложено было, во 1-х, чтобы они произнесли осуждение на тех, которые признают в лице Иисуса Христа единое естество, именно: на Евтихия, Севера, Диоскора, Тимофея Елура и их последователей; во 2-х, чтобы исповедывали единого Христа, единого Сына, единого Господа, едино лице, едину ипостась из двух совершенных естеств, соединенных в одну ипостась неразлучно, нераздельно, неизменно, неслитно, не иного Сына Божия, и иного Сына Девы, но одного и того же Сына Божия и сына человеческого, два естества, единого Бога и человека, и в двух естествах единого и того же Христа, имеющего две естественные воли – Божескую и человеческую, не противоречащие между собою, но так, что воля человеческая покорна воле Божеской; в 3-х чтоб приняли, кроме признаваемых ими трех первых Вселенских Соборов, все прочие; в 4-х, чтобы песнь Трисвятого употребляли без прибавления слов: распныйся за ны, и без частицы и; в 5-х, чтобы праздники отправляли в одно время с Православной Церковью, – именно: Благовещение 25-го марта, Рождество Христово 25-го декабря, Обрезание в 8-й день после Рождества, Крещение 6-го января, Сретение 2-го февраля, и равно все прочие Господские и Богородичные праздники, и в честь Пророка и Предтечи Иоанна и Апостолов; в 6-х, чтобы Евхаристию совершали на квасном хлебе и в вино приливали воду; в 7-х, чтобы при Миропомазании употребляли елей масличный; в 8-х, чтобы службы церковные совершали не на открытом воздухе, но во храме, и чтобы как при Литургии, так и при других церковных молитвословиях находился в храме не один священнодействующий, но и народ, кроме тех, которым по правилам запрещается вход; наконец, в 9-х, предложено было: если Католикос хочет пользоваться покровительством Империи, то пусть избрание на сию степень будет предоставлено Императору. – С такими письмами и требованиями Феориан был вторично отправлен в Армению, чрез год после первого своего посольства (1172).

Между тем приглашенные Нерзесом на собор епископы не все еще собрались. Да и между собравшимися начали показываться неудовольствие и ропот на своего Католикоса за то, будто бы он изменяет своей вере. При всей скрытности, с какою ведены были тайные переговоры с Феорианом, распространились слухи, что Католикос соединился с греками и писал к Императору Греческому, что принимает IV Вселенский Собор. Не приготовленные к такой перемене внимательным рассмотрением спорных предметов, епископы негодовали на Нерзеса.

Несмотря на то, Католикос решился действовать согласно предположенному плану. Открыт был Собор. Нерзес снова показал себя защитником учения о едином естестве в Иисусе Христе. Феориан должен был снова опровергать его доказательства. – Император обличает нас, говорил Нерзес, в том, что мы допускаем единое естество во Христе. А я думал, что, когда мы исповедуем и два естества, по причине их неслитности, и одно по нераздельности их, то более ничего не потребуют от нас; потому что, когда признаем одно естество, избегаем разделения Несториева, а когда признаем два, удаляемся от смешения Евтихиева. И св. Отцы иногда говорят о двух естествах, иногда об одном, не противореча себе, но потому что то и другое выражение не отступает от православия, если только правильно будет понимаемо. В подтверждение того, что и у Отцев Церкви встречается мысль о едином естестве во Христе, Нерзес указывал на следующие слова св. Кирилла: «размышляя о том, из чего есть единый и единственный Сын Господь Иисус Христос, говорим, что в Нем соединились два естества; но так как после соединения потребилось разделение надвое, то верим, что одно естество Сына, как Единого, впрочем вочеловечившегося и воплотившегося»⁴¹.

Феориан показал, что в сих словах не видно никакого доказательства в пользу учения о едином естестве. Хотя св. Кирилл и сказал: «верим, что одно естество Сына, как Единого», но тотчас же прибавил: «впрочем вочеловечившегося и воплотившегося». Словами: «потребилось разделение на два», отрицается разделение на два Христа, на два лица или ипостаси. Если же хочешь разуметь сии слова об естествах, то можешь разуметь их так: потребилось разделение на два особые, одно от другого отделенные естества, на естество Божеское в отдельности и человеческое в отдельности. А что св. Кирилл не учил, что в Иисусе Христе одно только естество, это можно видеть из многих его изречений; ибо он часто выражает исповедание двух естеств. Кроме приведенных прежде мест из его писаний, можно указать еще на следующие слова: «Мы знаем, что некоторые из Евангельских изречений о Христе принимаются у богословов, как общие об одном лице, другие разделяются по двум естествам, и приличные Божеству приписываются Божескому естеству во Христе, а уничижительные – Его человечеству»⁴². И далее: «согласно с сим и премудрый Петр говорит, что Христос пострадал за нас плотью, а не естеством неизреченного Божества»⁴³. "После того, как совершилось соединение с плотью, мудрейший Павел и весь сонм святых принимают и употребляют двоякий образ выражения о Сыне»⁴⁴. Как же, говорил Феориан, тот самый Отец, который так ясно выражает учение о двух естествах, мог учить, что плоть и Божество составляют единое естество? Св. Кирилл следовал учению св. Афанасия, а Афанасий говорил: откуда вы научились, что плоть единосущна Божеству Слова? В Божественных Писаниях ничего нельзя найти такого; ибо они говорят, что Бог явился в человеческой плоти. И Отцы Никейского Собора не плоть, но самого Сына назвали единосущным Отцу, и последуя Божественным Писаниям, исповедали, что Сын из сущности Отца, плоть же от Марии. Если Слово единосущно Отцу, то Отец единосущен будет плоти, взятой от земли. И за что еще порицаете ариан, которые говорят, что Сын тварь, когда сами говорите, что Отец единосущен тварям, и, переходя к другому нечестию утверждаете, что Слово превратилось в плоть, кости, волосы, жилы, и вообще в тело, и изменило Свое собственное естество... Плоть не единосущна Божеству, но рождена от Марии, и само Слово не превратилось в кости и плоть, но явилось во плоти⁴⁵. – «Если, говорил Феориан, так учил св. Афанасий, а св. Кирилл заимствовал свое учение из его писаний, как сам свидетельствует, то можно ли думать, чтобы он когда-либо учил противному? Итак это, по-видимому, обоюдное выражение св. Кирилла, должно понимать в правильном смысле и изъяснять его по ясным изречениям других Отцев, исповедовавших два естества во Иисусе Христе. Если же ты будешь противиться сему, то мы не намерены более входить в рассуждение об этом, и последуем заповеди Апостола: еретика человека по первом и втором наказании отрицайся» (Тит. 3:10).

Такие резкие слова оскорбили Нерзеса. «Мы не еретики, а православные, отвечал он Феориану; мы просвещены св. Григорием и держимся его учения и преданий». Между тем спутник Феориана Атман допустил новую ошибку. В полном собрании он сказал Католикосу: «Я не могу говорить о сокровенных предметах, но знаю то одно, что ты писал к Императору и что на словах говорил ему чрез спутника моего, и потому прибыл сюда не для споров, но для окончательного решения дела. Итак спрашиваю, хочешь ли выполнить то, о чем писал к Императору? Если же нет, то скажи нам, и мы отправимся». – Епископы, и прежде недовольные Нерзесом по разнесшейся молве, теперь услышав подтверждение своим подозрениям, явно стали роптать на него. Нерзес приведен был в сильное смущение, так что немедленно прекратил собрание.

Прошло девять дней после сего; Католикос никуда не являлся и не требовал к себе посланных от Императора. Наконец он отправил к Феориану своего племянника Григория с укоризною за то, что он открыл всем тайну, которую, по просьбе Католикоса, должен был объявить одному Императору, – отчего теперь армяне возмущаются и все дело соединения готово разрушиться. Феориан объяснил, что обнаружение тайны зависело от воли Императора, которой он не мог остановить. – Нерзес хотя и принял это оправдание, но, желая загладить неприятное впечатление, произведенное неосторожностью Атмана в епископах, убедил Феориана пред отправлением его в Константинополь, нарочито, в церкви, в присутствии всех епископов, объявить, что Нерзес никакого тайного поручения, или письма, к Императору не сообщал Феориану, но приказал только донести Государю, что Католикос желает соединения церковного не менее, как и сам Император.

Между тем, после объяснения Феорианова, возобновились заседания Собора, на которых Нерзес отстаивал правила Армянской Церкви с большим упорством, и ничего не решал сам собою, отлагая окончание всех Соборов до решения предполагаемого полного Собора.

Начали рассуждать о том, почему армяне не приливают в Евхаристии воды в вино, и откуда они заняли такой обычай? Нерзес в основание своего обыкновения выставлял слова св. Иоанна Златоустого, который говорит⁴⁶: «Почему Иисус Христос, встав с вечери, вкушал не воду, а вино? Чтоб в конец потребить другую злую ересь. Так как некоторые употребляют в Таинствах воду, то Евангелист показал, что и тогда, когда установлял Таинство, и когда предлагал простую трапезу, Христос употреблял вино». Тот же Отец, на слова: изъиде кровь и вода, говорит: «Не напрасно и не случайно истекли сии источники, но потому, что от обоих составляется Церковь. Знают это посвященные в тайны; возрождаясь водою, мы питаемся кровью и плотью; отселе Таинства получают начало, дабы, когда приступаешь к страшной чаше, приступал ты так, как бы намеревался пить из ребр Его». Приводя сии изречения, Нерзес заметил, что в первом случае употребление воды в таинстве Евхаристии Златоуст называет злою ересью, а во втором случае воду относит только к таинству Крещения. Посему-то армяне, говорил Нерзес, и не употребляют воды в таинстве Евхаристии.

Феориан справедливо отвечал на это, что Златоуст в первом изречении обличает ересь идропарастатов, которые, почитая вино произведением диавола, совершали Евхаристию на одной воде, утверждая, что и Иисус Христос не вкушал вина, при совершении таинства Евхаристии. Потому сие место отнюдь не содержит запрещения употреблять в Евхаристии вино, растворенное водою. В подтверждение обычая Православной Церкви растворять вино водою, Феориан указал на Литургию Иакова брата Господня, на 32-е правило шестого Вселенского Собора, на 46-е правило Карфагенского Собора. Но Нерзес не удовлетворялся такими доказательствами. Он не соглашался признать Литургию Ап. Иакова за произведение Апостольское, так как о ней не упоминается в Правилах Апостольских, при исчислении Апостольских писаний. Свидетельство шестого Вселенского Собора не принимал потому, что армяне, кроме трех первых Вселенских Соборов, не признавали других за Вселенские. Равно не хотел признать и важности Собора Карфагенского, которого правил, как видно, у армян не было.

Наконец Феориан указал на свидетельство св. Григория Нисского, который в своем огласительном слове говорит, что жизнь телесная поддерживается питанием от хлеба и воды, услаждаемой вином, и, применяя сие к Евхаристии, продолжает: «Явившийся Бог для того приобщился смертному естеству, чтоб общением с Божеством сообожилось человечество. Посему во всех, принявших с верою строительство благодати, Он вселяется чрез Свою плоть, которая составляется из вина, воды и хлеба».

Католикос недоумевал, почему Господь, при установлении Таинства, не упомянул о воде, а только говорил о крови. Феориан отвечал на это, что, когда Господь упоминает о крови, то разумеет кровь от вина и воды; потому что, по слову Григория Нисского, кровь Господня не из вина только, но и из воды. Кроме того Писание обыкновенно так выражается, когда говорит о ветхозаветных жертвах, которые были тенью того, что у нас. Напр. Апостол Павел, говоря об установлении Ветхого Завета, пишет о Моисее: прием кровь козлию и телчую, с водою и волною червленою и иссопом, самые же тыя книги и все люди покропи, глаголя: сия кровь завета, его же завеща к вам Бог (Евр. 9:19, 20). Хотя при окроплении книг заветных и народа употреблена была не одна кровь, но и вода с волною и иссопом; но кропивший говорит только: сия кровь завета. – После всех рассуждений о сем предмете, Католикос обещался предложить требование православных Собору на рассмотрение, а теперь предложил обратиться к другому предмету.

«Я слышал третьего дня (т.е. 26 декабря), – говорил Феориан, что вы совершали праздник первомученика Стефана и читали слово Григория Нисского на этот день. Удивляюсь, как вы не видите, что слово сие обличает ваш обычай совершать праздник Рождества Христова после дня св. Стефана? Потому что св. Григорий ясно говорит: «вчера предложил нам угощение Господь всяческих, ныне подражатель Господа». Но на этот раз Нерзес вместо того, чтоб защищать свой обычай, сам указал еще на беседу св. Прокла Константинопольского, которая также обличает неправильный порядок праздников у армян. В ней сказано: «о чудные дела нового Царя! вчера Он родился; а ныне приносится Ему славный Стефан» (венец). В то же время Нерзес заметил, что он еще с покойным братом своим Католикосом Григорием говорил о необходимости праздновать день Рождества Христова вместе с прочими Церквами; – и потому не хотел более входить теперь в рассуждение об этом предмете.

Феориан склонил было речь к таинству Миропомазания, и заповедью, данною Богом Моисею о елее помазания, стал доказывать, что в Таинстве должно употреблять елей масличный, а не сочевичный. Но Нерзес, уклоняясь от новых прений, потребовал письменного изложения условий, постановленных Православной Церковью для соединения.

Когда вручены были Католикосу условия соединения, выше нами изложенные, он спросил: все ли они так необходимы, что с опущением какого-либо одного не состоится соединение Церквей? Феориан отвечал, что в воле Церкви и Императора отменить какое-либо из сих требований, и, по настоятельному требованию Католикоса, предположительно сказал: требование относительно избрания Католикоса постановлено для чести и пользы самого первостоятеля Армянской Церкви; потому что таким образом престол его получит защитника в Императоре. Посему думаю, что вас не будут принуждать к принятию сего условия. Также могут предоставить вам совершение Евхаристии на опресноках, если только в прочих пунктах согласитесь с Православной Церковью⁴⁷.

Католикос обещался предложить сии требования на рассмотрение Собору, который предполагал составить для окончательного решения дела, и потом отправить послов в Константинополь с письменным изложением: – какие пункты приняты будут, и какие нет, и по каким причинам. Нерзес уверял, что, если враг человеческий не расстроит сего союза, то со стороны армян не будет никакого препятствия к совершению сего дела, и просил Православную Церковь о возможной с ее стороны снисходительности к некоторым обрядовым разностям, которые не нарушают единства в вере. Наконец, отпуская Феориана, Нерзес вручил ему письмо к Императору, где между прочим прямо написал: «так как некоторые, и при данном нами объяснении соблазняются выражением: единое естество, то отселе мы перестанем употреблять сие выражение»⁴⁸.

Искренность желания Нерзесова восстановить древний союз с Церковью Константинопольской подтверждается и письмом его к иаковитскому католикосу Михаилу, который присылал от себя епископа для присутствования при первых сношениях Нерзеса с Феорианом. Нерзес писал к Михаилу: Греческий Император предложил нам десять требований, из коих пять касаются веры, – именно, чтобы мы исповедовали а) два естества в Иисусе Христе, б) две воли и с) два действования, чтобы д) с четвертым Вселенским Собором приняли и пятый, и шестой и седьмой, и наконец е) исключили из песни Трисвятого дополнение: распныйся за ны. Другие пять относятся к обрядам, именно, чтобы мы 1) праздновали Рождество Христово в одно время с прочими христианскими народами, 2) в Евхаристии вместо опресноков употребляли хлеб кислый и к вину приливали воду; 3) в таинстве Миропомазания употребляли елей масличный; 4) молились в церквах и 5) совершали открыто Литургию. Изменить обряды ради мира, продолжает Нерзес, и признать два естества, согласно с учением Григория Богослова, – нам легко. Но исключить дополнение из песни Трисвятого, или произнести осуждение на святых мужей, – сего мы не можем допустить. Впрочем как ты поступишь, так и мы⁴⁹.

Но Нерзесу не суждено было видеть ни соединения армян с Православной Церковью, для которого он так много трудился, ни даже Собора. В следующем, 1173 году, он скончался.

Несмотря на то, Император не оставил начатого дела в пренебрежении. В письме к новоизбранному преемнику Нерзеса Григорию IV Деха изъявлял сожаление о потере, какую потерпели армяне со смертью Нерзеса, и особенно Григорий, как родственник его, – и вместе советовал продолжать начатые предшественником сношения о соединении армян с Православной Церковью.

После взаимной переписки и после приглашения ученых и епископов Армении⁵⁰, Собор наконец открыт был в Ром-Кла в апреле 1179 года⁵¹. Епископов армянских собралось более тридцати; сверх того присутствовали многие другие, как духовные, так и светские лица, князья Армении. Католикос Сирский прислал от себя депутатов, Католикос Албанский присутствовал лично. Собору Армянскому предложены были условия соединения, незадолго пред тем постановленные Собором Константинопольским. Они были почти те же, какие изъяснены были Феорианом Нерзесу.

Сильное влияние на дела Собора имел Архиепископ Тарсийский, Нерзес Лампронский, прославившийся впоследствии не только своими писаниями, но и святостью жизни⁵². Он говорил Собору обширную речь, в которой, изобразив живыми чертами пагубные последствия разделения, старался представить справедливость требований православных, и расположить своих соотечественников к соединению, или, по крайней мере, доказать, что им не из-за чего стоять и продолжать разделение. Мы представим извлечение из сей речи мест, ближе относящихся к предмету совещаний, не скрывая того, что иногда оратор позволяет себе выражения и мысли, не совсем согласные со строгим учением Православия. Всего драгоценнее в этой речи дух любви и мира, проникающий ее от начала до конца⁵³.

Обличив армян в несправедливой вражде к православным, Нерзес говорил: «Из-за чего мы разделяемся? На Соборе Товинском и Манашкердском, в сочинениях Сиунского и Ширагского, Таронского и других, отвергается исповедание тех, которые говорят, что Христос имеет как два естества, так и два лица. Но это мнение Нестория, а не великой Церкви Божией, или Вселенского престола; потому что греки отвергли и отвергают такое разделение. Они усвояют Христу наименование двух естеств, но только для того, чтоб исповедать Его и Богом и человеком, и отвергнуть нечестивую ересь Евтихия. Они признают единого Христа из двух естеств, потому что Он есть и Бог и человек, и, признавая личное соединение, не разделяют Его. Это исповедание есть повторение свидетельства Св. Писания, есть повторение нашего исповедания; потому что и мы веруем в единого Иисуса Христа, Бога и человека. Итак, если рассмотреть дело беспристрастно, то нам нет причины спорить с ними. Сказать: Он есть Бог и человек, то же значит, что и сказать: Христос имеет два естества. Разность только в том, что в первом сущность ясно наименовывается и определяется, а во втором она признается, но не определяется»⁵⁴.

Обличая армян в несправедливом суждении об учении греков, Нерзес говорит, что и греки ошибаются, думая, что армяне, признавая единство Искупителя, смешивают свойства Божеского и человеческого естества. «Они подозревают, что мы не признаем Его, по соединении, Богом и человеком, но утверждаем, что Божеское естество превратилось в человеческое. Но от такой ереси Церкви Армянские, по благодати Божией, от начала до сих пор чисты. И все писания Отцев наших ясно признают Христа Богом. Однако же, продолжает Нерзес, мы говорим: единое естество Слова воплотившегося. Говорим это против Нестория, чтобы выразить неслитное соединение. И когда говорим »Слово» и "воплотившееся», то вместе со св. Кириллом хотим утвердить (различные) свойства различных естеств. Не потому мы говорим: едино естество Слова воплотившегося, что смешиваем свойства сущности, как думают наши противники, но для того, чтобы изобразить неслитное соединение обоих естеств в одном лице и свойство, присущее Божеству и человечеству. Выражение: единое естество, есть пояснение, относящееся к соединению; оно не заключает в себе определения сущности: иначе оно было бы неприлично.... Не именуется ли Бог огнем, для означения Его чистоты, – светом, для изображения Его простоты? Не приписываются ли Ему и другие подобные наименования? И однако же ни одно из сих наименований не открывает Его сущности, которая непостижима, но ими только объясняются Его совершенства. Но как, именуя Бога огнем, мы не то хотим сказать, что Бог есть действительно огонь, но то, что так называется Он по Своей очищающей силе: так, говоря о тайне воплощения, мы не усвояем сим словам того смысла, какой, по-видимому, они имеют. Мы знаем и говорим, что оба естества, Божеское и человеческое, пребывают во Христе, и по соединении, неслитно»⁵⁵.

«Но почему же доселе никто так не объяснял сих выражений, – спрашивает Нерзес, – почему говорили нам даже противное»? И отвечает: «Богу принадлежит судить об этом. Однако же многие и из наших говорили так, по примеру древних святых. Для чего мы опустили здесь без внимания слова философа и Католикоса Иоанна⁵⁶, который ясно подтверждает сие свидетельством Отцев? Для чего забыли о согласии с сим учением св. Католикоса Ездры на его Соборе⁵⁷? о согласии с великой Греческой Церковью Католикоса Вагана, и князей, и учителей, приставших к его мнению⁵⁸? Из числа сих последних был один, божественный и между многими превосходный, Ангел в образе человека, Григорий Нарек⁵⁹. Для чего забыли о согласии на учреждение сего Собора со стороны св. отца нашего Нерзеса, которого вы видели собственными очами, вы верные ученики его слова, назидающие на основании, им положенном? – Все сии мужи имели и приводили в исполнение настоящее намерение, которое вы должны довести до цели, и этим возвеселить Церковь Божию. Были вместе с ними и многие другие, Отцы и начальники нашего народа, достаточно известные ученым, которые знакомы с их писаниями. Но чтобы, при слабости некоторых, мне не прибегать к извинениям, достаточно указать и на тех только. По той же причине, приготовляя сию речь, я заимствовал свои слова только из их писаний».

«Но были в то же время и такие, которые с ними спорили? – И я знаю сих людей, понимаю силу их слов. Но хотя и мог бы признавать их мудрыми и святыми, однако же не могу согласиться, чтоб они последовали закону любви. – Со своими мечтательными понятиями они не считали преступлением нарушать единство Церкви Христовой и погрешали упорством. Бог да простит им, по молитвам вашим, сии тяжкие грехи и заблуждения, и да не помянет им, как они усилили сие зло»⁶⁰.

Показав неосновательность предубеждения против православного учения о двух естествах в Иисусе Христе, Нерзес переходит к рассмотрению обрядовых разностей. «Праздники и обряды, говорит он, возникли из любви. Потому не годится уничтожать то, для чего они установлены. Что, по вашему мнению, пристойнее: заменить ли материю материей, время временем, или, ничего не изменяя, нарушить мир Церкви Христовой? – И квасный хлеб не служит к поношению Христа, ни безквасный не есть умерщвление; вода ничего не прибавляет к Таинству, и отсутствие ее ничего не убавляет. Равно понятно, что отправление праздника в том, или другом месяце, – само по себе не такой предмет, который бы заслуживал благословение, или гнев Божий. Ты видишь, что в каждом году праздники с одного дня переходят на другой. Так праздник Воскресения Христова переходит не только с одного дня на другой, но и с одного месяца на другой. И однако же, когда мы празднуем в вере, никто не подвергает подозрению православие другого. Поэтому и праздник Рождества Христова должно праздновать согласно с Церковью⁶¹. – Вино есть не что иное, как вода, посредством виноградной лозы обращенная в другую жидкость. Если же существенное – первоначальная материя есть вода, то как же вы утверждаете, что вино потерпит вред, если соединить его с водою? И опять, если существенная материя вина и воды однородна, как можно считать недостатком, когда одна не примешивается к другому? – Равно не будем уничижать хлеб квасный, как что-нибудь испорченное; но не заставляйте нас и признавать хлеб пресный чем-то мертвым. Разве не знаешь, что как квасный, так и пресный хлеб есть материя преходящая, и квасный и пресный хлеб есть нечто безжизненное один не больше другого; потому что оба – хлеб? И какой бы мы из двух ни предлагали, если он будет освящен молитвою, можем быть уверены, что действием Святого Духа сия преходящая материя делается для нас пищей непреходящего Таинства, и безжизненная материя, чрез соединение с животворящим Духом, оживляется. Сему верь, какой бы хлеб ни был, если произнесены священные слова, то он делается телом Христовым, и есть действительно таков. Если этому не веришь, то для тебя не имеет цены никакой хлеб, – будет ли то квасный, или белый, как снег. Почему же ты неохотно допускаешь, и даже противоречишь употреблению квасного хлеба? Нельзя ли подумать, что ты по духу рвения и зависти ненавидишь своего брата? Если ты, по пренебрежению к брату и Таинству, совершаемому им на квасном хлебе, совершаешь Евхаристию на опресноках, то ты погрешаешь против веры и раб зависти. Но если ты, сохраняя предание ради славы Божией, в той мысли, что и пресный и квасный хлеб, если он благословлен, есть истинное тело Христово; то таковая вера похвальна. – То же должно сказать и о мире, которое благоухание свое заимствует не от материи, но от молитвы священнодействующего, потому что наитием Духа Святого оно исполняется благоухания духовного»⁶².

Склоняя к миру, Нерзес указывает и на то, что Греческая Церковь есть источник и начало христианской веры и обрядов, от которого и армяне получили все, что они имеют. «Напоенная Павлом Греция процвела; она именуется матерью мудрости. Священное Писание, которое мы имеем, – от них, и Отцами их передано нам. Иисус Христос, по свидетельству Апостола, поставил престол их царства столпом и утверждением христианской веры. Но хотя бы и их временное владычество пало, царство Христово пребудет непоколебимо. Они строго и неизменно сохраняют достоинство духовных постановлений, или, если допускают какие-либо изменения, то приличные, во славу Божию. Ибо они помнят оные слова: аще ли иному открыется седящу, первый да молчит (1Кор. 14:30). Напротив того мы, как известно из истории, сначала имели несколько неразумных правителей»⁶³.

После сего Архиепископ Тарсийский заключает: «Приймем же из предложенных нам условий те, которые можем принять; приймем их с любовию, как заветы наших предшественников, а не как принесенные нам от чужих; приймем их охотно, с кротостью, ко славе Божией, в вере»! И наконец, в числе прочих побуждений к соединению выставляет бедственное положение своего отечества: «Вспомните, говорит он, что наша колеблющаяся Церковь держится на слабой розге, и что мы в нашем бедственном положении должны призвать на помощь себе столицу мира. Верьте, что в наших тесных обстоятельствах получим утешение от императорской щедрости, и что наше странствование найдет покой в благоохраняемой пристани. Не видите ли, как процветает о Христе Иисусе, с каждым днем все более, народ грузинский, отделившись от нас и соединившись с ними? Поступим так и мы, хотя поздно»⁶⁴!

При расположении Католикоса Григория к союзу с Церковью Греческой, сильные представления Нерзеса Лампронского не остались без действия на членов Собора. Армяне согласились признать как Халкидонский Собор, так и учение о двух естествах, волях и действованиях в Иисусе Христе; произнесли осуждение на Евтихия, Севера и Тимофея Елура; положили праздновать Рождество Иисуса Христа по примеру других Церквей; в таинстве Евхаристии приливать к вину воду; но дополнению песни Трисвятого старались дать православное значение; удерживали и совершение Евхаристии на опресноках⁶⁵.

Два послания, одно к Императору, другое к Патриарху Константинопольскому, в которых изъяснялось согласие Собора с учением православным, отправлены были в Константинополь⁶⁶. Но посланные встретили на пути затруднение проникнуть в столицу Православия, остановились в Кесарии и потом возвратились в Ром-Кла. Вскоре Император Мануил скончался. Смерть его произвела замешательство во всей Империи. Престол достался малолетнему Алексию. Правители Империи стремились только к удовлетворению своих постыдных страстей. Возникли междоусобия. Среди сих смятений дела Веры и Церкви были забыты, и никто не думал о довершении начатых сношений с Арменией⁶⁷.

Армяне, со своей стороны видя неустройства в Империи, также перестали искать союза с Православной Церковью. Правда, тот же Нерзес, который на Соборе в Ром-Кла так сильно действовал в пользу соединения армян с Православной Церковью, в 1197г., во главе армянского посольства, отправлялся в Константинополь для примирения несогласий, возникших между греками и армянами: но и это посольство, по продолжавшимся беспорядкам в Империи, не достигло своей цели. Вскоре потом столица Православия – Константинополь была занята латинянами.

При таком положении Церкви Восточной, казалось, некогда было подумать об армянах; она должна была отражать нападения врагов, терзавших ее собственные члены. Но Патриарх Константинопольский Герман II-й (1229–1240), лишь только узнал о расположении Католикоса Армянского Константина к союзу с Православной Церковью, возобновил сношения с Армянской Церковью о соединении, которые продолжались и после смерти Германа, но состояли только в переписке и взаимном отправлении посольств⁶⁸.