I. Через Суэц в Тор морем
18 апреля 1902 года пароход Русского Общества Пароходства и Торговли «Королева Ольга» шел из Канеи на острове Крит вдоль его северного гористого берега на восток. Было свежо; дул довольно сильный ветер; тучи заволакивали небо. Пароход, находясь под защитой острова, еще не испытывал качки. Но чем ближе подходил он к восточной оконечности Крита, откуда путь его лежал в Александрию по открытому морю, тем свежее и крепче становился ветер, так что к ночи ожидалась сильная качка. Это была Великая Суббота. В первый раз в жизни приходилось встречать Светлый Праздник в открытом море, и притом столь негостеприимном. Особенно досадно было то, что весь переезд из Одессы с остановками в Константинополе, Смирне и Афинах прошел при прекрасной погоде, без малейшей качки, а накануне Пасхи расходившееся море, по-видимому, не хотело позволить нам спокойно встретить праздник. Симпатичный капитан парохода говорил, что на этом переезде, от Крита в Александрию, море почти никогда не бывает спокойно.
Действительно, с наступлением темноты началась качка, и большинство пассажиров скоро разошлись по каютам.
Разговенье на пароходе происходило в шесть часов утра. В столовой первого класса накрываются столы с целым рядом всевозможных закусок, жарких, водок и вин; тут же стоят куличи и пасхи. Сюда собирается весь служебный персонал парохода с капитаном во главе (в обычное время только капитан и доктор столуются в первом классе) и приглашаются пассажиры первого и второго классов. Эта встреча великого праздника в столь необычной обстановке оставила по себе глубокое впечатление, которые было бы еще сильнее, если бы продолжавшийся ветер не развел весьма значительной качки, мешавшей вполне наслаждаться оригинальностью обстановки и соблазнительно расставленными яствами.
Мы с нетерпением ожидали появления берега. Солнце уже ярко светило на совершенно ясном небе, но холодный ветер заставлял забывать, что мы находимся уже невдалеке от Африки. Около 12 часов дня на горизонте показалась полоса низкого песчаного берега. То был Египет. Мало-помалу выделился высокий александрийский маяк; затем можно было уже различить постройки, группы пальм и бесчисленные мачты стоявших в гавани судов.
При приближении к берегу качка прекратилась. Недалеко от входа в гавань к пароходу пристала на ходу парусная лодка с местным врачом, который должен был справиться о санитарном состоянии парохода. Наконец, пароход подошел к пристани. Большая пестрая толпа поджидала его; яркие восточные костюмы перемешивались с европейскими. Для какого-то знатного лица стояла карета и рядом с нею два высоких, одетых в белое платье негра, которые должны были бежать впереди кареты с палками. Местами стояли чисто одетые таможенные и полицейские в фесках.
Среди толпы выделился присланный за нами кавас русского консульства, негр, одетый в зеленый расшитый золотом костюм, с саблей на перевязи через плечо и револьвером за поясом.
Египетская таможня весьма любезно пропустила нас, и мы, распростившись с пароходом, поехали в намеченный Hotel Bonnard на rue Champollion, вблизи центрального пункта Александрии, площади Мехмед-Али.
Площадь Мехмет-Али в Александрии
Я уже не в первый раз был в Египте. В 1892 году, т.е. за десять лет раньше, я пробыл там недели две и доезжал вверх по Нилу до Люксора, где осматривал знаменитые карнакские развалины, люксорский храм, колосс Мемнона. Но в Александрии тогда я провел лишь один вечер, так что самый город сохранил для меня впечатление почти полной новизны.
Воспользовавшись трехдневным пребыванием в Александрии, мы посетили предпринятые в 1900 году ученым археологом Ботти (G. Botti) раскопки катакомб древней Александрии II-го века после Р. Хр. Помимо интереса, которые представляет разрытое подземелье с его саркофагами, стенными изображениями, статуями, особенного внимания заслуживает порядок в деле ведения и содержания раскопок; все галереи, комнаты и ниши освещаются электричеством; везде, где нужно, устроен деревянный помост. Повсюду чувствуется зоркий глаз руководителя раскопок. Во время осмотра их невольно приходили на ум различные сравнения; как-то странно казалось на первый взгляд, что в Египте многим археологам можно было бы поучиться тому, как нужно вести дело раскопок. Такую же чистоту, такой же порядок мы нашли в александрийском греко-римском музее, который в 1901 году выпустил аккуратно составленный и дешевый «Catalogue des monuments exposes au Musée Gréco-Romain d’Alexandrie, rédigé par le commandeur G. Botti (Alexandrie, 1901, 586 стр.).
Вечером 16 апреля мы прибыли в Каир. Такое отклонение от прямого пути из Александрии в Суэц нам необходимо было сделать в виду того, что в это время проживал в Каире синайский архиепископ Порфирий, к которому у нас была рекомендательная бумага с просьбой о содействии нашим занятиям на Синае от Императорского Русского Посольства в Константинополе.
Синайское подворье в Каире лежит в довольно удаленной северной части города, называемой Фаггала. В сопровождении нашего каирского вице-консула А. Ф. Шебунина мы 18 апреля утром направились в экипажах в подворье, чтобы представиться преосвященному Порфирию и передать ему нашу рекомендательную бумагу. Все, кому приходилось встречаться с почтенным архиепископом, отзывались о нем с замечательным сочувствием и похвалой.
Минут через двадцать наши экипажи остановились на пыльной небольшой площади у ворот подворья. Вышедший на встречу монах, узнав о цели нашего посещения, провел нас в небольшую, опрятно убранную приемную. Ждать пришлось недолго. Преосвященный Порфирий вскоре вошел, поддерживаемый монахом. Он казался очень слабым; руки его во время беседы не переставали сильно дрожать. Получивший воспитание в России, преосвященный Порфирий на хорошем русском языке приветствовал нас и, прочитав привезенную нами бумагу, любезно обещал помочь нам в нашем трудном путешествии и облегчить, насколько возможно, пребывание в монастыре св. Екатерины. Для этого он приготовил нам письма на Синай к игумену и эконому.
После приблизительно часовой беседы мы покинули преосвященного, который вскоре должен был уехать в окрестности Смирны для лечения теплыми водами. На Синае мы во всяком случае не могли с ним встретиться.
До отхода парохода из Суэца, в четверг 25 апреля, оставалось еще довольно много времени, которое мы посвятили осмотру каирских достопримечательностей и закупкам различных консервов для путешествия. К сожалению, знаменитого музея Гизе нельзя было осмотреть, так как в это время его перевозили в новое, снаружи обширное и красивое помещение по сю сторону Нила, неподалеку от места и Каср-ен-Нил.
24 апреля, часов в 11 утра, мы по железной дороге выехали в Суэц, куда и прибыли около пяти часов вечера.
На платформе нас ожидал русский вице-консул Н. Коста с кавасом. Остановились мы недалеко от станции в Hôtel d’Orient на главной rue Colmar, пересекающей весь небольшой Суэц. Оказалось, что на следующий день (25 апр.) отходит в Тор параход «Галубийя»; это пароходик небольшой, исключительно предназначенный для перевозки груза и не имеющий кают для пассажиров; тем не менее он совершал путь по всему Красному морю с заходом в Тор (во время карантина там для паломников из Мекки), Джедду, Суаким, Массаву, Ходейду, Аден и обратно. Другой пароход, отошедший в прошлый четверг, судя по отзывам всех, несравненно удобнее и благоустроеннее «Галубийи», с помещением для пассажиров. Линия эта, хотя и носящая название хедивской, находится в руках англичан, которые, не имея здесь конкуренции, назначают очень высокие цены: так, за переход приблизительно в 17 часов от Суэца до Тора с простых паломников взимается английский фунт, т.е. около десяти рублей, а за первый класс – около двух фунтов.
Как бы то ни было, несмотря на предстоявшие неудобства, откладывать путешествие нам было невозможно, и мы решили пуститься в путь на «Галубийи». Отправление парохода было назначено на 6 часов вечера. В Суэце ожидали нас письма из России, адресованные в русское консульство. Получение дальнейшей корреспонденции нас несколько смущало; но г. Коста обещал пересылать письма в Тор для дальнейшего следования.
Небольшой Суэц, находясь у выхода канала в Красное море, представляет тип захудалого, скучного города; вся жизнь, все движение перешли к новому Порт-Саиду, у начала канала. После девяти часов вечера Суэц пустеет; главная улица Кольмар с ее жалкими кафе нисколько не оживляет общего однообразия. Вечером мы взяли экипаж и в полчаса объехали весь город по темным, плохо освещенным улицам. На одной из боковых улиц наш возница был остановлен полицейским за то, что не имел зажженных фонарей.
На другой день дела была не мало. Надо было визировать паспорта для провезда на Синай, сделать множество покупок для путешествия; особенно трудно было достать палатку. Во всех этих хлопотах оказывал нам полное содействие радушный и заботливый Коста. У него же за завтраком мы познакомились с доктором Н. И. Дамаскиным, который был русским представителем в интернационалном карантине, учрежденном в Суэце для осмотра проходящих через канал судов. Наконец, покупки были сделаны; палатку достал Коста. Для питания во время перехода по пустыне из Тора в Синай мы запаслись несколькими коробками консервированного мяса, сардин и сгущенного молока, чаем, коньяком и красным вином; чтобы делать воду в дороге более годной для питья, мы имели, благодаря любезности нашего консула в Каире г. Шебунина, содор, т.е. капсюли, газирующие воду.
Наконец все было готово. Вещи отправлены на пристань, а мы поехали в сопровождении г. Косты и Н. И. Дамаскина в карантин для получения свидетельства на беспрепятственную высадку в Торе. Какое смешение языков в карантинном здании, где мы за чашкой неизбежного кофе ожидали нужной бумаги! Главный врач – немец, высокий, плотный господин. За столом сидел только что накануне приехавший сюда молодой, тонкий врач-итальянец. Дамаскин – русский. Кругом служителя говорят по-арабски. Благодаря содействию Н. И. Дамаскина, мы без затруднения получили желаемую бумагу, после чего направились к пристани.
Пароход оказался, действительно, в высшей степени неудобным: маленький, весь заваленный тюками и ящиками, он для пассажиров всех классов предоставлял в распоряжение лишь небольшую верхнюю палубу без всяких мест для сиденья; каждый из нас должен был с трудом добывать себе обыкновенный стул, за которым надо было зорко следить, чтобы его не утащили. Крики носильщиков, шум от бросаемого груза, снующие беспрестанно пассажиры в самых разнообразных костюмах и вдобавок жара, не успевшая еще спасть, чрезвычайно утомляли и заставляли с нетерпением ждать минуты отхода. Однако в назначенный час никто еще и не думал об отходе: груз все прибывал; суматоха продолжалась. Развлечением нам служило наблюдение за входившими в канал и выходившими из него гигантскими океанскими пароходами. До сих пор я не могу без волнения смотреть на этих гигантов, совершающих свои бесконечные рейсы в отдаленнейшие страны земного шара. Местные жители по внешнему виду быстро определяли национальность судов. Солнце уже близилось к закату и, собираясь скрыться за горами Гебель-Аттака, красиво освещало новые, большие и изящные здания Порт-Тевфика, соединенного с Суэцем длинной каменной дамбой, по которой проложена железная дорога. В воздухе несколько посвежело. Незадолго до наступления темноты на пароходе раздался свисток, зазвенел колокол; как всегда, перед самым моментом отхода парохода крики усилились. Мы распрощались с любезными и радушными Костой и Дамаскиным, и пароход, наконец, отчалил, когда последние лучи солнца скрылись за Гебель-Аттака. В быстро наступавших сумерках скрылись на берегу фигуры наших новых друзей. При входе в канал зажглись сильные электрические огни, дозволяющие судам и в ночное время пользоваться каналом; над Гебель-Аттака уже бледнел последний отсвет заката.
Едва маленькая «Галубийя» вышла в море, как мы были охвачены страшной сыростью, которая служит одним из отличительных признаков Красного моря. Ночь была ясная, с ярко горящими вездами; но море казалось не особенно спокойным, и можно было опасаться, что наша скорлупка «Галубийя» не проведет спокойной ночи. В миниатюрной столовой мы вместе с капитаном и офицерами получили довольно сносный обед. Очень интересно было отношение капитана и других служащих к «Галубийи»: несчастный пароходик давал тему для весьма сильных острот; а ведь не часто случается, чтобы экипаж смеялся над судном, на котором он едет.
С наступлением ночи возник сложный вопрос о ночевке; предстояло провести тяжелую ночь на маленькой, тесной палубе, при довольно сильном ветре и качке. С боков палубу от ветра обтянули парусиной; за деньги буфетчики снабдили некоторых пассажиров тюфяками, но далеко не всех; так, нам троим достался один тюфяк. Я кое-как растянулся на полу на пледе; Н. Я. М. улегся около борта на тюфяке; И. А. Д. дремал на стуле. Кругом расположились пассажиры, кто как мог, в самых разнообразных позах. Лучше всех устроился тощий турок, начальник телеграфа в Джедде ехавший к месту своего печального назначения. Видя наши неудобства, один из матросов, вероятно, не раз возивший русских паломников, мимоходом обратился к нам даже с русскими ободрительными словами: «ничего, матушка, ничего!» Но ночью ветер усилился; натянутая парусина, не выдержав его напора, сорвалась и покрыла собою полпалубы; справиться с ней не было возможности, да никто из пароходных служащих и не являлся на палубу. О сне пока нечего было и думать. К пронизывающей сырости, о которой я уже упоминал, прибавились брызги от расходившихся волн, обильно падавшие на открытую палубу. Только к утру парусину кое-как водворили на место, и мы на короткое время забылись сном.
Едва взошло солнце, как все были уже на ногах. Пароход шел невдалеке от совершенно пустынного, выжженного солнцем берега. Единственным желанием было поскорее добраться до Тора, который обещали нам часов в 10–11 утра. После долгого ожидания вдали на берегу в виде черных точек показались группы пальм: это был Тор или, как называют его здесь, Тур. Мало-помалу стали выделяться стоявшие на рейде пароходы, большие постройки на берегу и бесчисленное количество палаток. Это был карантин для мусульманских паломников, возвращающихся из Мекки; пароходы, стоявшие на рейде, также держали карантин. Наконец показался и небольшой ряд низких, белых каменных построек самого Тора. В это время Египет уже считался неблагополучным по холере; поэтому все пассажиры нашего парохода, высаживавшиеся в Торе, должны были прежде всего направляться на карантин. Мы, благодаря телеграмме суэцкой санитарной комиссии на имя главного карантинного врача в Торе, г. Руфера, были освобождены от этой неприятной процедуры под условием не сноситься в Торе с карантином.
Пароход наш остановился довольно далеко от берега. Целя стая самых разнообразных лодок сейчас же нас окружила. Начался обычный гвалт и крик. Через некоторое время мы заметили довольно большую примитивную парусную лодку с молодым монахом, который, очевидно, ехал за нами. Действительно, подъехав к пароходу, он приветствовал нас по-русски и оказался монахом синайского подворья в Торе, о. Иаковом, недурно владеющим нашим языком.
С большим трудом перебравшись через несколько лодок, мы водворились в монастырской барке и стали ожидать нашего багажа. Пришлось полчаса провести на месте среди шума и криков, пока наши вещи очутились на дней нашей лодки. Находившиеся в ней арабы поставили парус, и мы двинулись к берегу; но это было не так легко: из-за ветра лодка должна была сильно лавировать: то отходила далеко от берега, то снова приближалась; причем наклоны ее порой были настолько сильны, что с трудом можно было держаться на палубе. Только после получасовой вынужденной прогулки по морю мы приблизились к берегу; паруса упали, лодка уперлась о камни, и мы на плечах арабов по воде были вынесены на берег. Итак, мы достигли начала нашей цели: вступили благополучно на почву далекого Синайского полуострова. Тут же на берегу через ворота мы вошли в довольно обширный двор синайского подворья, где были встречены экономом подворья о. Аристовулом.