проф. П.В. Верховской

Очерки по истории Русской Церкви в XVIII и XIX

Источник

Содержание

Определение периода Характеристика русской церковной жизни до царствования Петра Великого Основы церковных преобразований Петра Великого Учреждение Св. Правительствующего Синода Историческая судьба власти Св. Синода в XVIII и XIX в. I. О существе Верховной Самодержавной власти VIII. О законах IX. О власти верховного управления Заключение  

 

Слышану сотвори мне за­утра милость Твою, яко на Та уповах: скажи мне, Господи, путь, в он же пойду, яко к Тебе взях душу мою.

Пс.142:8

 

 

Определение периода

Последним периодом Русской Церковной Истории обыкновенно считается период синодальный, т. е. историческая эпоха, начинающаяся учреждением Св. Синода и продолжающаяся в настоящее время. Однако такое определение синодального периода едва ли может быть удержано в на­уке. Действительно, реформы Петра В., особенно его ре­формы в церковной сфере внесли в русскую религиозную жизнь так много нового, что они справедливо могут быть взяты, как грань новой эпохи в Истории Русской Церкви, Но и на наших глазах совершились события такой важно­сти, что oни, по справедливости, также могут быть рассматриваемы, как конец периода и начало нового. Здесь разумеются, во-первых, новые вероисповедные законы, на­чиная с закона 17 апреля 1905 г. об укреплении начал веротерпимости; во-вторых, созыв и работы т. наз. Предсоборного Присутствия, как подготовительная стадия к Рус­скому Поместному Собору, от которого ожидаются боль­шая преобразования в нашей церковкой жизни; в-третьих, ряд мероприятий к усовершенствованию нашего церковного строя, уже принятые и проводимые Св. Синодом, не дожи­даясь Собора; наконец, преобразование всего нашего государственного строя, в результате которого церковно-госу­дарственные отношения не могут оставаться прежними. Таким образом, если мы переживаем теперь конец прежнего и начало нового периода, то т. наз. «синодальный» период правильнее определить, как «период ХVШ–XIX. веков», или период «государственной церковности». Гра­нями его следует, считать: 1) кончину патриарха Адриана (15 октября 1700 г.); 2) религиозное и политическое брожение начала текущего XX столетия.

Значение этого периода русской церковной истории гро­мадно. Предпринятые в его начале реформы имели высокие и благодетельные цели усовершить наш религиозно-нравственный быт. Однако способы, принятые для этого, не дали желательных результатов и внешнее упорядочение церковных дел сопровождалось глубокими упадком веры и благочестия, потерею духовенством своего автори­тета, подчинением церковной власти влиянию светской бюро­кратии, уклонением от Церкви интеллигенции и крайним развитием старообрядчества и сектантства. Переживаемое нами положение столь безотрадно, что для восстановления до­стоинства веры и Церкви в будущем несомненно потре­буются героические усилия и высокий религиозный и нравственный подвиг.

Ниже дается опыт наметить кратко главнейшие течения и события в Истории русской Церкви XVIII и XIX века.

Характеристика русской церковной жизни до царствования Петра Великого

Русские приняли христианство из греческих рук, что оказало затем свое огромное влияние на весь ход нашей церковной истории.

В конце IX века при Константинопольском Патриархе Фотии (858–867; 867–886) глубокие различия между во­сточной и западной церквами уже определились в столь сильной степени, что дальнейший процесс взаимного отчуж­дения, завершившийся окончательным отделением Римской Церкви от Вселенской в 1054 г., явился, в сущности, естественным следствием предшествующих условий и собы­тий. Раз произошедший разрыв лишь увеличивался в сво­ей силе и в своем значении. Религиозная полемика, породившая многочисленную литературу на греческом востоке и латинском западе, нашла себе богатую пищу в обстоятельствах, сопровождавших одно из мало ценимых событий, последствия которого, тем не менее, чувствуются до настоящего времени. 12 апреля 1204 г. крестоносцы заняли Кон­стантинополь и основали Латинскую империю на востоке, про­существовавшую до 1261 г. Вместе с империей распростра­нилось но востоку латинство. Разумеется, что религиозные и политические бедствия греков не могли внушить им симпатии к западно-европейским народам, исповедывавшим латинство и отдавшим их в руки турок1. С другой стороны религиозная и политическая распря христиан от­крыла легкий доступ в Европу чужому мусульманскому племени. Дни христианской Византии, наследницы классической культуры и древне-римского величия были уже сочте­ны, и наконец, 29 мая 1453 г. Константинополь как сто­лица византийских православных василевсов окончательно пал. С того времени и доселе Турция является клином среди всех остальных христианских народов Европы. Вероисповедный фанатизм латинства несет перед историей за это ответственность.

Между тем с конца IX века на Русь проникает христианство из Греции. Проповедь его была уже отрав­лена вероисповедной ненавистью и потому Русские усвоили се­бе тотчас вместе с верою и неприязнь к западным народам. Уже на заре нашей церковной истории Русские бы­ли втянуты в обрядовую полемику2 и научились сторониться своих западных соседей и жить замкнуто. Впоследствии эта замкнутость сделалась вредною и первая же попытка сбросить ее с себя в конце XVII – в начале XVIII века вызвала другую крайность – слепое подражание западу не только во внешней жизни, но и в мировоззрении, а с тем вместе глубокое недовольство своею родной исто­рической церковностью Не будь столь резкой отчужденно­сти народов в продолжении восьми столетий, быть может, религиозно-церковное и политическое самосознание русских сделалось бы гораздо ранее зрелым и, следовательно, самобытным. Кроме того, тяжелая религиозная нетерпимость к западу вызвала нашу культурную отсталость, недоверие к православию греков, навлекавших на себя подозрение в уклонении oт. древней веры своею склонностью к религиозной унии с Римом; далее – вызвала мысль о долге Руси хранить православие, не допуская никаких исправлений освященных древностью ошибок и заблуждений; а эта мысль сделала неизбежным широкое развитие двоеверия, обрядоверия, суеверия, раскола и сектантства.

Второе следствие того обстоятельства, что Русь приняла христианство из греческих рук заключается в том, что Русская Церковь, на основании 28 правила IV Вселенского Халкидонского собора3, попала в каноническую зависимость от Константинопольского Патриарха и Византийского Императора. Русская Церковь, будучи епархией Патриарха, приняла вместе с верой и восточное церковное право, а с ним своеобразный церковный строй, веками сложившиеся воззрения на отношение Церкви и Государства, а также и некоторый черты греческого церковно-бытового уклада.

Особенность установившихся в Византии отношений Церкви и Государства с перенесением этого, т. наз. Византинизма4, на Русь5 сказалась в том, что и на Руси Церковь и Государство всегда мыслились, как единый организм, религиозную сторону которого представляет Церковь, политическую – Государство. Таким образом, независимость Церкви от Государства в принципе оказывалась невозможною. Впрочем сначала, в земский или уделъно-вечевой период, когда не было на Руси единой сильной политической власти, Церковь, стройная в своей организации, покоящаяся на прочных основах канонической дисциплины и имеющая своего высшего руководителя в лице Константинопольского Патриарха и Византийского Царя, – была сильнее местной княжеской власти. Затем, с развитием единодержавия князей Суздальской земли, с возвышением Москвы и с превращением ее, в сознании современников в третий Рим, возникает сильная власть Московских Самодержцев, которые, в виду гибели Византии и порабощения православного востока, становятся естественными защитниками православия и начинают оказывать огромное влияние на русскую церковную жизнь. Еще в 1448 г. по воле вел. князя Василия Васильевича Темного собором русских епископов поставляется в митрополиты всея Руси Иона и с тех пор Патриархи и Императоры уже не принимают участия в выборах и поставлении русского митрополита. Права Императора усваивают себе московские государи. Церковь теряет свое прежнее независимое положение и в связи с этим в литературе того времени приобретает вес теория превосходства священства над царством, известная Востоку еще с IV века из творений Св. Иоанна Златоуста, Григория Богослова и проч.6, а затем определенно выраженная в Эпанагоге, памятнике IX века7. И творения, и Эпанагога были известны русским теоретиками теократии. Но они сверх того почерпали свою аргументацию в защиту достоинства иерархии из западной теории двух мечей8. Сохранилось «слово против посягающих на церковное имущество» неизвестного автора. Написанное по поручению неизвестного русского архиепископа, может быть Геннадия Новгородского, оно не только доказывает, что «мирская власть под духовною есть, елико от Бога духовное достоинство предположено есть», но и воспроизводит теорию двух мечей в западной иерократической конструкции, обосновывая ее на тех же местах Св. Писания, на которые ссылаются католические канонисты средних веков и упоминая даже о «плечах мирских» (brachium saeculare), помощью которых Церковь должна действовать «на отвращение силы сопротивных». Какое представление соединялось с термином «мирские плечи» можно видеть по деятельности архиеп. Геннадия Новгородского, который вместе с преп. Иосифом Волоколамским стоял во главе партии,, требовавшей казни еретиков жидовствующих, и который ссылался на пример испанского короля, путем инквизиции очистившего свою землю от еретиков9. Мысль о превосходстве священства над царством достигает своей вершины при патриархе Никоне и вызывает борьбу с кротким царем Алексеем Михайловичем. Победа осталась за царем? и восточные патриархи на соборе 1667 года разъяснили царю, что он «имеет власть обладать и патриархом, как и всеми синклитами, ибо в одном самодержавном государстве не должно быть двух начал, но один да будет старейшина»10. Однако этот взгляд не разделяла русская иерархия, и потому Петр Великий в праве был опасаться повторения истории с Никоном. А эти опасения, как известно нам из Духовного Регламента11, и были одной из причин учреждения Духовной Коллегии и введения ее в общую систему государственного строя и управления, что знаменовало собою начало нового направления в отношениях Церкви и Государства, направления, которое может быть определено, как государственная церковность, плоды которой для нас столь печальны. Отыскивая их первопричину, мы приходим к факту принятия Русью христианства из Греции, которая знала византинизм, но совершенно чужда была, если не считать личности патриарха Михаила Керуллария12, всемирного теократизма папской системы, при всех ее недостатках дающей католической церкви недосягаемую свободу.

Заимствованный из Византии тип устройства Русской Церкви тоже имел свое особое значение.

Наиболее характерной чертой церковного устройства Православного Востока является его соборность, под которою следует разуметь не только обычай решать важнейшие дела сообща, по взаимному согласию, с. предоставлением соборам высшей власти сравнительно с компетенцией каждого в отдельности епископа, митрополита, патриарха, а также множественность иерархических должностей и известное равновесие между ними, так что ни один епископ, митрополит или патриарх, по началам церковного права Востока, не может устранить собою другое лицо той же и даже низшей иерархической степени, в пределах компетенции этого лица. Это же равновесие доселе существует и между отдельными восточными поместными церквами н ни одна из них, а также никакая власть вне их, не может присвоить себе первенства. Все они между собою «о Христе сестры»13.

Всматриваясь ближе, мы наблюдаем такую картину.

С самого начала послеапостольского века выдвигается и приобретает огромное значение власть епископа. Св. Игнатий Богоносец объявляет епископа центром и основою общины: Ὅπου ἂν φανῇ ὁ ἐπίσϰοπος ἐϰεῖ τὸ πλῆϑος ἔστω ὥσπερ ὅπου ἂν ᾖ Χριστὸς Ἰησοῦς, ἐϰεῖ ἡ ϰαϑολιϰὴ ἐϰϰλησίᾳ. Οὐϰ ἐξόν ἐστιν χωρίς τοῦ ἐπισϰόπου οὔτε βαρτίξειν οὔτε ἀγάπην ποιεῖν ἀλλ’ ὃ ἂν ἐϰεῖνος δοϰιμάσῃ, τοῦτο ϰαὶ τῷ ϑεῷ εὐάρεστον, ἵνα ἀσφαλὲς ᾖ ϰαὶ βέβαιον πᾶν, ὃ πράσσεται14. Св. Ириней Лионский, доказывая неправильное толкование еретиками Св. Писания вследствие того, что они чужды Св. Предания, этой основы нашей веры, обращал; общее внимание на епископов старейших церквей, как лиц, имеющих апостольское преемство и обладающих особым авторитетом в силу того, что только епископам свойственна особая «charisma veritatis»15. Впоследствии высокий взгляд на епископа еще развился и из него сделаны были все необходимые выводы.

Между тем вовсе не безгласной была на Востоке сама община, миряне. До самого IV века, когда христианство было признано государством, миряне принимали весьма деятельное участие в делах церковных, избирая своих епископов и низшее духовенство. С IV века это участие подвергается ограничениям и вводится в особые рамки16. Однако на Востоке миряне никогда не теряли вполне своих прав на участие в церковных делах. Что же касается ктиторского права, превратившегося впоследствии в право собственности на церкви, то на Востоке оно также никогда не доходило до крайностей.

Каждый из епископов руководил известной группой христиан, которая составляла собою церковь – ἐϰϰλησία παροιϰία. Епископы целой государственной провинции (ргоvincia, ἐπαρχία), на основании 4 пр. I Всел. Собора и 9 пр. Aнтиох. соб., образовывали одну церковную провинцию, или епархию, «начальствовать» или «главенствовать» в которой должен был митрополит.

Митрополит осуществлял высший надзор в «епархии», созывал провинциальные соборы и был на них председателем, при чем однако не имел права вмешательства в дела каждой отдельной епископской епархии. 9 правило Антиох. собора так определяет компетенцию митрополита17. «Б каждой области епископам должно ведати епископа, в митрополии начальствующего и имеющего попечение о всей области (τῆς ἐπαρχίας), так как в митрополию отвсюду стекаются все, имеющие дела. Посему разсуждено, чтобы он и честью преимуществовал, и чтобы прочие епископы ничего особенно важного не делали без него по древле принятому от отец наших правилу, кроме того токмо, что относится до епархии (ὅσα τῇ ἑϰάστου ἐπιβάλλει παροιϰίᾳ), принадлежащей каждому из них, и до селений, состоящих в ее пределах (καὶ ταῖς ὑπ’ αὐτὴν χώραις). Ибо каждый епископ имеет власть в своей епархии, и да управляет ею с приличествующему каждому осмотрительностью, и да имеет попечение о всей стране, состоящей в зависимости от его града, и да поставляет пресвитеров и диаконов, и да разбирает все дела с рассуждением. Далее же да не покушается что-либо творити без епископа митрополии, а также и сей без согласия прочих епископов».

Впоследствии выше митрополитов стали четыре патриарха: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский18, к которым в теории причислялся и папа, как патриарх запада. Из восточных патриархов первое место занял Константинопольский не в силу каких-либо принципиальных оснований, а в силу фактических обстоятельств, из коих два имели важнейшее значение: 1) Константинопольский патриарх был епископом столицы и сделался вследствие этого органом церковной власти царя над всеми церквами Востока; 2) другие патриархаты очень рано подпали власти арабов, сарацин и, наконец, турок. При Константинопольском патриархе состоял σύνοδος ἐνϑημοῦσα, содействовавшей расширению его власти на счет других патриархов, однако это расширение никогда не превышало меры, ибо даже в каноническом отношении по «теории пяти чувств»19, развившейся с начала IX в., все пять патриархов, в том числе и римский папа, считались равными между собою. В пределах своего патриархата, патриархи имели право созыва собора и председательствовали на них, право надзора и посвящения митрополитов. Но право посвящения епископов принадлежало митрополитам, в компетенцию которых патриарх не мог вмешиваться, за исключением Александрийского патриарха, посвящавшего всех епископов , не иначе, впрочем , как с согласия компетентного митрополита20.

Однако и над патриархами признавалась еще высшая власть – вселенских соборов21. Кроме того огромное значение на Востоке имела церковная власть Византийского императора, который усвоял себе право: 1) созывать вселенские соборы и утверждать его постановления; 2) следить за его деятельностью и принимать в нем непосредственное участие; 3) издавать церковные законы и наблюдать за исполнением церковных норм; 4) осуществлять высший суд по делам церковным; 5) замещать вакантные кафедры епископов по своему усмотрению; 6) изменять церковное устройство; 7) даже сочинять и вводить в церковное богослужение новые песнопения, составлять догматические формулы и проч.22.

Характерные черты восточного церковного устройства особенно резко выступают на фоне церковного устройства запада.

Западные церкви не только усвоили мысль о значении епископской власти, но внесли в ее развитие и римскую юридическую логику23. В период римского принципата республиканский демократизм уже не имел обаяния и потому, в то время, как миряне постепенно теряют на западе свои права участия в делах церковных24 (хотя выборное право удержалось до XI в.), епископы постепенно приобретают всю полноту и силу власти, становясь, по выражению Св. Киприана, еп. Карфагенского «наместниками» Христа (vicarius Christi, Dei)25. Однако не все епископы на Западе равны. Еще с первого века появляются зачатки главенства римского епископа26. Последний, оставаясь первым лицом древней столицы и всей западной половины греко-римской империи, проникается все более и более идеями римского публичного права27, требовавшего централизации власти. Однако, в это еще время имело реальное значение деление запада на диоцезы и провинции, во главе которых стояли епископы и митрополиты28. Но затем образование новых германских государств создает господство германского церковного права29, проникнутого всецело субъективным, частно-правным характером. Возникает право собственности как духовных лиц, так и мирян, на церкви и монастыри; появляются особые сборы; в церковное право проникает ленная система и т. д. Вместе с тем, как противовес натиску германизма, выдвигается значение епископа развивается н совершенствуется его власть, конструируется приход сельский и городской, возникают деканаты, архипресвитераты и архидиаконаты. Параллельно с этим падает власть митрополита, усилившаяся было на Толедском соборе 589 г. настолько, что им принадлежало право, с согласия областного собора, подвергать подведомственных ему епископов наказаниям. Падение на западе митрополичьей власти обусловлено было тем, что в государственном строе новых германских государств, митрополит не имел на имперских сеймах преимуществ перед епископом, имевшим равные права представительства. Кроме того, король мог защищать епископа против митрополита, а митрополит не мог защищать епископа против короля, ибо оба они были одинаково подчинены королю. Епископ мог апеллировать к папе, а митрополит должен был, тем не менее, приглашать епископов своей митрополии к участию в своих решениях. Впоследствии власть митрополитов на западе постепенно сокращалась в пользу папе тем более, что еще Сардикский собор30предоставил римскому епископу принимать апелляции епископов на митрополитов. Папа Николай I (858–867 г.) постановил, что без его согласия ни один епископ не может быть низложен. При Иннокентии III (1198–1216 г.) папе стало принадлежать право непосредственного суда во всех делах над епископами.

Александр III (1159–181 г.) постановил, что на всякий суд, духовный и светский, даже в незначительных делах, возложена апелляция к папе. На соборе Равеннском (877 г.) было постановлено, что каждый митрополит, не испросивший у папы паллиума должен считаться низложенным. Григорий VII (1073–1085 г.) требовал от митрополитов присяги в том, что они будут защищать папство, во всякое время являться к папе по первому призыву и т. д. Климент IV (1265–1268 г.) усвоил себе право полного распоряжения всеми бенефициями.

В XI веке митрополиты потеряли право созывать провинциальные соборы. Наконец, папы усвоили себе и все поместное законодательство, и кодификацию церковных законов31. Впрочем, сокращение власти митрополитов было лишь одним из следствий наступавшего всемирного господства пап32, начавшегося смелой борьбою против германизма в церковном праве. Необходимость вывести церковь из состояния упадка, введение целибата клира, удачная борьба за инвеституру, пышное развитие науки канонического права и 6огословия и т. д. поставили папство на необычайную высоту. Сложилась особая папская система33, по которой папам стал принадлежать примат. Сущность его заключалась в том, что папы усвоили себе высшую власть законодательства (papa omnia iura in scrinio pectoris habet)34, суда (папа – высший судья всех своих подданных в церкви, духовных и мирян, даже императоров и королей)35 и управления36. Не помешала папской системе и церковная, и государственная реакция против нее в ХIII–XVI ст. и возвышение государства в XVIII и XIX в.37. Реформаторские соборы XV ст. потерпели неудачу. Религиозная реформация в Германии и Швейцарии вызвала Тридентский собор (1545–1563), фиксировавшей католическую догматику и канонику так умело, что его декреты и каноны38 послужили лишь к новому возвышенно папства. Появление в истории нового государства и уничтожение 20 сентября 1870 года светской власти пап привело к Ватиканскому собору (I860–1870), Ватиканскому церковному праву и его спиритуализации39. В результате папа признан непогрешимым главою католической церкви, обладающим всею полнотою права, в то время как все остальные органы церкви действуют лишь на основании делегированных им папой полномочий, и насколько им позволяет это папа. Принято, что папа повсюду, следовательно и в отдельных диоцезах, имеет. полноту юрисдикции, именно – plena et suprema, ordinaria et immediata iurisdictio vere episcopalis40, конкурирующую с местными епископами, которым хотя и принадлежит по определенно Ватиканского собора власть ordinaria, immediata и episcopalis, однако только в виде местно ограниченной частной власти и в подчинении папе41.

Изложенные особенности восточного и западного церковного устройства с исторической точки зрения имеют очень большое значение. Постепенное развитие папской системы привело к тому, что в сущности папа один стал полноправным епископом во всем католическом мире, вследствие чего он необычайно приблизился к каждой католической душе, и к каждому посредствующему между ним и его паствой органу, на какой бы высокой или низкой лестнице hierarchiae ordinis или hierarchia eiurisdictionis он не стоял. Интересы каждого католика, каждого клирика стали непосредственными интересами папы, поэтому, заботясь о престиже папской власти, он не мог не заботиться о чести, независимости и благополучии каждого из членов клира, каждого католика. Мысль эту прекрасно выразил еще папа Григорий Великий (590–604 г.)42 и повторил Ватиканский собор43: «Meus honor est honor universalis Ecclesiae, Меиs honor est fratrum meorum solidus vigor. Tum ego vere honoratus sum, cum singulis quibusque honor debitus non negatur».

Нельзя того же сказать о греческом Востоке. Здесь самое устройство Церкви располагало к самостоятельности, следовательно, порою, к изолированности. Не было власти, которой одинаково и непосредственно близки были все области и все исповедники православия, чтобы о них заботиться, как о себе. Никто не мог бы с полным правом повторить вышеприведенных слов папы Григория Великого. Если же принять во внимание политические бедствия Востока, постоянно осаждаемого и, наконец, погубленного варварами, постоянное соревнование иерархов с начала IV в. и даже ранее, продажность Константинопольского патриаршего престола с половины XV ст. почти до наших дней44, то станет ясным, что на Востоке каждый член иерархии, каждый низший клирик, в сущности, был предоставлен сам себе. С него умели требовать, но совершенно не находили нужным о нем заботиться, а предоставленный самому себе он неизбежно становился жертвой своего бессилия. Духовенство Востока никогда не пользовалось тем высоким почетом, тою независимостью, тем материальным благосостоянием, каким всегда более или менее пользовалось духовенство Запада. Отсюда и более высокая образованность, и большая воспитанность последнего.

Приняв христианство от греков, Русь восприняла и восточные черты церковного устройства, тем более что русская митрополия была подчинена Константинопольскому патриарху. Естественно, что вместе с тем она восприняла и его печальные последствия.

В первые века центральною национальною церковною властью в России был митрополит Киевский и всея Руси, живший сначала в Переяславле (полтавском), затем в Киеве, Владимире на Клязьме и, наконец, в Москве. Ему принадлежали: 1) право учреждения епископских кафедр, но в этом деле он должен был считаться с волей князей; 2) право посвящения епископов, при чем еще в удельное время он должен был считаться с волею князей, а затем в московское время митрополит лишь участвовал в избрании кандидата в епископы наравне с собором и велико-княжеской властью; 3) право созывать епископов на собор и председательствовать на нем и, кроме того, право вызывать к себе каждого епископа в отдельности для рассуждения «о святительских делах»; 4) право руководства и надзора над всеми епархиями Русской Церкви; 5) право суда и наказания епископов, совместно с собором и без него; 6) право обложения всех русских епархий денежною данью, не считая т. наз. месячного суда, под которым разумелось, собственно, право въезда митрополита в подчиненную ему епархию для производства суда в течение месяца, в действительности же это право обращалось в право получения судебных пошлин или денежных доходов, вытекавших из прав суда. Рядом с властью митрополита имела большое значение княжеская власть и не только в учреждении епископий, посвящении и перемещении епископов, но также в вопросе о канонизации святых, перенесении мощей и т. п.45.

После прекращения зависимости Русской Церкви от Константинопольского патриарха46 (поставление св. Ионы в митрополиты всея Руси собором русских епископов без участия патриарха состоялось в 1448 г.) значительно возросла церковная власть Московского государя, вмешательство которого в дела церковные становится вполне закономерным и даже для него, как хранителя православия, обязательным при чем царская власть, как это видно из постановлений т. наз. Стоглава47, простиралась на все стороны церковной жизни. Не изменилось существо церковного устройства и с введением в России патриаршества в 1589 году. Появившиеся, было, проекты48 преобразования русского церковного устройства в древнем стиле в виде ряда подчиненных иерархических степеней, как известно, вызвало протест русских архиереев, просивших в 1681 году царя Феодора Алексеевича не делать архиепископов и епископов подвластными митрополитам, дабы «в архиерейском чине не было какого церковного разногласия и меж себя распри и высости»49, Правда, объединительное значение имели собиравшиеся при митрополитах соборы, но при патриархах они собирались уже настолько редко, что обязательность созывать их дважды в год подтверждена была на соборе 1667 г.50. Разобщенность иерархии нашла себе поддержку и в чрезвычайно малом количестве русских епархий, огромных по своему пространству51. В свою очередь эта огромность епархий, в связи с рядом других факторов чисто русского происхождения создали своеобразный аристократизм русского церковного устройства52.

Этот аристократизм, олицетворенный в русских епископах зависел, между прочим, от того, что на архиерейские кафедры у нас, почти с самого начала, избирались лица высшего боярского класса и монахи, принадлежавшие в миру к тому же боярскому классу, что сохранялось и впоследствии. «Самые первые епископы наши, – говорит Академик Е. Е. Голубинский, – как это нужно думать, сполна все или же почти все были из Греков»53. Со второй смены епископов должно было начаться их ставление вместе с Греками и из природных Русских54. Средою, из которой в Греции брали кандидатов на архиерейство, были епископские пресвитерии, т. наз. «клиросы», состоявшие из «клириков» или «клирошан»55. Но последние в то время на Руси были большею частыо Греками, принадлежавшими к числу белых, или мирских, священников. Между тем уже в то время в Греции епископами бывали и монахи56, хотя вовсе не преимущественно. У нас же, уже спустя 50 лет после крещения Владимира, «как только появились у нас монастыри, и в них монахи способные и достойные быть епископами, эти последние стали у нас решительно преобладающими кандидатами в епископы»57. Между тем лица боярского класса не шли в епископские клирики, зато охотно принимали монашеский постриг58, поэтому и вошло в обычай ставить в епископы монахов не какого бы то ни было мирского происхождения, а главным образом именно происхождения аристократического, тем более что 1) по самому существу епископского сана епископами должны были быть люди, умеющие руководить другими; 2) образованные и 3) в силу сложившегося в Греции обычая, удержавшегося и у нас, уплачивать при посвящении большие пошлины – люди богатые59. К сказанному надо прибавить, что монашество епископов еще более углубило пропасть между ними и белым духовенством и создало взаимное непонимание психологии и интересов духовенства и мирян с одной стороны, и епископов–монахов с другой.

Первоначально вспомогательными органами епископов были клирос (соответствовавший греческому пресвитерию и латинскому копитулу) и наместник (соответствовавший греческому хартофилаксу и латинскому архидиакону). И клирошане, и наместник были духовными лицами60. С XIV в. появляются т. наз. светские архиерейские чиновники и епархиальный строй резко меняется. Митрополичья и архиерейские кафедры приобретают и становятся собственниками столь обширных имений, что для управления ими образуется целый новый класс архиерейских бояр и детей боярских, которым вскоре поручаются и дела церковного управления, при чем помощники архиереев из духовенства оттесняются на задний план61. И хотя впоследствии, особенно на Стоглавом соборе 1551 г. и соборах 1667 г. и 1675 г. делались попытки к возможному ограничению участия светских чиновников в церковных делах, тем не менее, архиерейское боярство потеряло свое значение только при Петре Великом62.

С развитием архиерейского землевладения в параллель к государственным московским приказам возникают приказы при патриархах и при других архиереях, при чем наибольшее внимание в определении их компетенции было отдано материальным интересам кафедр. Патриарший Разряд или Судный приказ заведывал замещением высших духовных должностей, а также должностей в патриаршей области, и творил церковный суд. Казенный приказ заведывал разного рода сборами с церквей, с монастырей, с духовенства и с мирян и ведал др. дела Дворцовый приказ управлял патриаршими недвижимыми имениями, раздавал патриаршие земли боярам и боярским детям в поместья, собирал с патриарших крестьян подати, назначал в отдельные волости посельских старцев и прикащиков, и проч. Тиунская изба (со времени патриаршества Иоакима 1672–1690 гг. переименованная в Приказ церковных дел) наблюдала за благочинием и поведением московского духовенства. Подобные же приказы были и у каждого из архиереев63.

Обширные русские епархии обычно подразделялись на наместничества и десятины (западные деканаты), во главе которых первоначально стояли наместники и десятильники – духовные лица. С развитием архиерейского землевладения и вотчинного суда, а также для суда над духовными лицами в ХVI–ХVII вв. число подчиненных архиерею должностей умножилось, при чем часть их стала замещаться светскими людьми из детей боярских64.

Что касается устройства приходов, то оно сложилось под явным влиянием греческого образца и имело печальные свойства. Прежде всего, уже вскоре после принятия нами христианства, духовенство (священники) появилось в огромном количестве65, которое поддерживалось 1) легкостью и выгодою получения священства66, а 2) выгодою посвящения для епископов, ибо «за каждое поставление во священники в то время епископы взимали определенную, довольно высокую плату67, которую еще сами возвышали произвольно и незаконно68. Такое множество священнослужителей позволило правительству, которое сперва вынуждено было само заботиться о замещении приходов священниками переложить эту обязанность, а вместе с тем и право, на самих прихожан69. А так как в старину священники имели полную свободу переходить с прихода на приход, а прихожане – каждого нежелательного священника – уволить, то ради выгоды той и другой стороны стали заключать договоры личного найма, при чем вследствие этого в приходах бедных прихожане зависели от наличного священника, в богатых же приходах, наоборот, священники зависели от прихожан70.

Далее, «приходы устроялись и церкви строились обществами и отдельными людьми, и именно обществами: в городах – концами, слободами, улицами, полуулицами и вообще большими или меньшими соседствами и околотками; в деревнях – разных размеров округами; волостями и волостками; частными людьми: 1) собственниками–землевладельцами в их имениях (включая в то же число и князей, как частных собственников), 2) не собственниками, но по тем или другим побуждениям хотевшими строить церкви для общин (сельских и городских), которые не имели их и которые изъявляли желание их иметь.

Приходские церкви, построенные общинами или составлявшие «мирское строение», конечно, с самого первого времени были тою же общинною собственностью, что и в настоящее время, ибо быть чем-нибудь иным не могли. Общины, конечно, с древнего времени заведывали ими так же, как и теперь, т. е. через выборных людей или церковных старост71..

Кроме церквей общинных, были, по образцу Греции, и церкви, построенные частными людьми, которые и получали на них т. наз. ктиторское право, право патроната, состоявшее в том, 1) что ктиторы безотчетно и единолично на правах частной собственности распоряжались доходами церквей; 2) что они поставляли к ним священников72. Логическим выводом отсюда была возможность эксплуатировать церкви в свою пользу, как всякую иную доходную статью, при чем «некоторая часть того, что она доставляла, употреблялась на нее саму, некоторая часть на наем священника или священников, а все остальное обращалось ктитором в собственную пользу»73. Затем «вошло в обычай передавать ктиторское право не только посредством наследства (в Греции не поздние, как со времен Юстиниана), но и посредством продажи, так что и в отношении к форме перехода помянутые церкви приравнялись к частным имениям»74. Владеть ими было так выгодно, что как миряне, так и само духовенство стало строить их нарочно с целью извлечения доходов75. Злоупотребления этим были столь значительны, что против них пришлось бороться после Стоглавому собору и собору 1667 г.76. Особенность положения ктиторских церквей – доходило до того, что они, по-видимому, по примеру Греции, не подлежали власти местных епископов77.

Для истории русской церкви фатальными были и некоторые, отчасти заимствованные из Греции, церковно-бытовые черты. Сюда относятся: низкая степень просвещенности духовенства, своеобразный способ его обеспечения, его низкое социальное положение.

Конечно, трудно было бы ожидать, чтобы уже на заре нашей истории русское просвещение стояло на высокой степени. Для этого необходимо было быстрыми шагами догнать культурную Византию и уже культивировавшийся запад. Но для этого не было средств. В то время просвещение считалось делом частным, а не делом заботы правительства и не только у нас, но и почти повсюду. Если не было школ, не было и учителей, и книги, которые, как рукописи, стоили очень дорого. Понятно после этого, что «в период домонгольский: просвещение наше состояло в одной грамотности или одном умении читать, за которым – самопросвещение посредством чтения книг; количество людей, которые самопросвещались посредством этого чтения сравнительно было очень невелико; выбор книг, который служил для него, по своему составу был весьма ограниченным; одним словом, – просвещение у нас в период домонгольский находилось на самой последней степени невысоты, какая только возможна»78.

Что касается степени просвещенности духовенства, то для него пример Греции то же не был благодетелен79. Там не было казенных училищ, и дело подготовки ставленников находилось в руках епископов, при чем от первых требовалось очень не многого, почти только одна грамотность80. И у нас поэтому духовенство предназначено было быть только грамотным, а не просвещенным81. Недостаток просвещенности был таков, что даже в XV и XVI веках, по отзыву архиепископа новгородского Геннадия82 и Стоглавого собора, ставленники едва могли читать. «Се приведут ко мне мужика – пишет Геннадий о кандидатах во священники, – и аз велю ему апостол дати чести, – и он не умеет ни ступити, и аз ему велю псалтырю дати, – и он по тому едва бредет...; аз прикажу учити их октении, – и он ни к слову не может пристати: ты говоришь ему то, а он иное говорит». В определениях Стоглавого собора читаем: «ставленники, хотящие во дьяконы и в попы ставитися, грамоте мало умеют; и святители истязуют их о том с великим запрещением: почему мало умеют грамоте, и они ответ чинят: «мы-де учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде нам учитися негде; сколько отцы наши и мастеры умеют, потому и нас учат»; а отцы их и мастеры их и сами по тому же мало умеют и силы в божественном писании не знают»83.

Однако было бы ошибкою думать, что все священники были малограмотны. Не только грамотными, но и образованными в тогдашнем смысле слова были городские священники84, но с другой стороны некоторые – были совсем неграмотны и умение читать заменяли огромной памятью85.

Низкая степень образованности священников, а равно и то обстоятельство, что кандидаты в священство брались из низших слоев населения, допускали возможность и малой обеспеченности духовенства. Чем более от человека требуется и чем выше его образованность, тем лучше он должен быть обеспечен, и наоборот. К тому же мало образованный человек обычно не имеет высоких потребностей. Поэтому Академик Е. Е. Голубинский находит справедливым86, что наше приходское духовенство древнего времени не было обеспечено так, как оно было обеспечено на западе87, где вместе с тем требовалось, чтобы священники были просвещенными пастырями прихожан. «Ничего подобного, вслед за Грецией, не было у нас, – говорит Голубинский. «Наши требования от священников состояли в том, чтобы они были чуть-чуть грамотны, умели служить церковные службы и совершать требы – и только. В этом отношении между нами и Западом совершенно существенное и чрезвычайно важное различие, которым условливается не только различие церковной истории Запада от нашей, но и истории гражданской; различие это по отношению к нам в высшей степени печально; ибо результатами его были нравственная невоспитанность народа и наше невежество»88.

Как бы то ни было, но необразованность духовенства и его необеспеченность, которые обусловливали одна другую, имели для нас фатальное значение и узел, завязавшийся сначала, затягивался затем более и более. В частности средства содержания духовенства высшего и низшего в значительной степени поддержали и развили весьма уродливую форму отношений между ними. Именно, как и в Греции, приходское духовенство было у нас тяглым по отношению к епископам, т. е. платило им известные ежегодные подати89. Пошлины эти и дани были столь многочисленны и разнообразны, что для сбора их были учреждены впоследствии особые должности и для общего заведывания ими – Патриарший Казенный Приказ90), и такие же в епархиях. Понятно, что при такой тягловой зависимости приходского духовенства от своих архиереев отношения между «сопастырями» не могли быть нормальными. Напротив, отношения эти были именно уродливы, и они-то в значительной степени определили собою те явления, которые столь характерны для истории XVIII и XIX в.

Если однако приходское духовенство было бедно, то с другой стороны архиереи, митрополиты и монастыри были очень богаты, ибо владели огромными населенными недвижимыми имениями91. Достаточно сказать, что, по свидетельству иностранцев, церковным учреждениям, т. е. монастырям, архиерейским домам и митрополичьей кафедре принадлежало в XVI в. около 1/3 всей русской территории того времени92, а в XVII в. – даже 2/393.

Если епископский сан принимали преимущественно лица высшего класса, то, напротив, состав приходского духовенства пополнялся из низшей среды, если не из детей самого духовенства в порядке наследственности. И моральное, и материальное положение нашего духовенства с древнейших времен было столъ незавидно, что в него могли идти лишь беднейшие миряне, принадлежащие к тому классу, который в старое время носил общее название бобылей и казаков, а в настоящее время носит общее название пролетариев94. Кроме этих мирян, принимали священство дети самих священников, вследствие чего, опять-таки в параллель с Грецией95, возникла еще при Ярославе Мудром наследственность духовного звания, принесшая с собою и горькие плоды.

Далее, кроме церквей приходских (общинных и ктиторских), в древней Руси были во множестве церкви домовые, принадлежащие более или менее богатым людям96. «Можно думать, – говорит Голубинский, – что (при этих церквях) домовые священники были большею частью лакеями и холопами тех, для которых они были священниками»97. Это злоупотребление было столь значительно, что даже обратило на себя внимание патриарха Константинопольского Германа98.

Общим заключением из всего этого было то, что в то время как епископы держали себя высокомерно и жили богато, священники столичные и городские вращались в высших слоях общества и жили зажиточно, священники сельские, пастыри большинства христианских душ, с государственной точки зрения призванные всегда воспитывать большую и основную часть населения, находились в очень неблагоприятном положении. Если в XVII в. все считали сельского священника за человека, с которым менее всего нужно церемониться, то, вероятно, то же было и в древнейший период, тем более, что в священники господа нередко ставили своих холопов, не освобождая их от неволи.

Изложенная выше характеристика церковной жизни древней Руси имеет своей задачей не бросить тени на наше историческое прошлое, а указать фатальную исконность некоторых черт этой жизни, резко отразившихся на историческом течении событий и в значительной мере обусловивших собою своеобразные черты нашей церковной жизни в XVIII и XIX вв. Эти черты не могут быть названы светлыми, но в этом невиновен историк. Он должен ответить за выбор тех характерных явлений, на которых он останавливает свое внимание. Но в этом случае он опирается, во-первых, на то соображение, что явления, им разобранные, доселе слишком мало, если не вовсе не были предметом обсуждения в науке; а во-вторых, – на слова Спасителя: Лк. 17:10, из которых следует, что если все хорошее в нашей деятельности и в человеческой истории достойно признания и уважения, то его все-таки нечего преувеличивать и подчеркивать, тогда как вое нехорошее заслуживает самого бдительного с нашей стороны внимания, ибо его во всяком случае не должно быть.

Основы церковных преобразований Петра Великого

К концу XVII в. русская государственность и русский народный и религиозный быт далеко не дошли до высокой степени совершенства. Реформировать сложившуюся старину было крайне необходимо, и это понимали сравнительно уже давно, но принялись осуществлять только с воцарением Петра Великого. Этой необходимостью объясняется очень многое в истории царствования этого государя, составившего эпоху как в нашей светской, так и в церковной истории.

С течением веков Русь замкнулась сама в ce6е. Пока была жива Византия, Русь освежалась общением с Востоком. Эпоха Латинской империи (1204–1261 гг.) и взятие Константинополя турками (1453 г.) настолько ослабили Восток, что учиться у него русским было нечему. Взоры правительства и передовых людей общества обратились на Запад, благодаря развитию своей внешней и духовной культуры, представлявший огромную силу, с которой надо было считаться. Еще Иоанн Грозный ставил задачей своей внешней политики разрешить вопрос польско-литовский, достичь Балтийского и Черного морей, а задачей своей внутренней политики – укрепить единодержавие и власть, установить закономерность и порядок в государстве. Его задачи усвоил себе и Петр99. Обладая необычайной энергией, он повел дело быстро и решительно, и в четверть века замкнутая Русь превратилась в Россию, великую мировую державу.

Энергичные реформы Петра очень важны не только потому, что они одни институты заменили другими и дали толчок развитию новых направлений в русской жизни, но и потому, что они 1) заменили один юридический базис, обычай, другим, т. е. законом; и 2) сделали русских государей не только юридически, но и тактически самодержавными, что и отразилось на церковной сфере.

Замена старого источника права, юридического обычая, новым – законом была логически необходимой. Если исторические обстоятельства требовали реформ, без которых могло бы подвергнуться сомнению спокойное существование России рядом с сильными и более культурными соседями, то, следовательно, их нужно было произвести, не стесняясь сложившимися традициями и нормами. Старый принцип московских государей, шедших в уровень со всеми русскими людьми, старины не рушить и не вводить новизны, или вводить ее лишь под видом восстановления добрых обычаев предков, в данных обстоятельствах был совершенно не годен, ибо, держась его, нельзя было бы произвести ни одной реформы, которая именно и заключается в переходе от старого к новому. Источником и нормой права с конца XVII в.100 и, в особенности, с Петра Великого является у нас законом, т. е. творческая воля законодателя, нарушение которой есть уже само по себе уголовное преступление безотносительно к тому, наносит ли оно какой-либо действительный вред отдельному человеку или обществу, или нет.

Вместе с такой переменой, несомненно, должна была чрезвычайно усилиться и власть государей. Коли воля государя есть непререкаемый закон, то очевидно, что он властен совершенно самостоятельно и по собственной инициативе руководить жизнью своего народа во всех ей проявлениях, в том числе и его религиозной жизнью101. И это не может быть названо произвольным усилением власти, своего рода узурпацией, ибо это усиление вызвано было проведением реформ, обновлением России, которое в свою очередь было необходимо для ее же собственного блага. Наступил такой момент в истории России, когда русский Самодержец не мог и не должен был делить с кем-либо свою власть, ибо лишь не многие окружающие его люди могли не препятствовать ему в его реформаторской деятельности, все же остальные были против, что и обнаружилось в процессе царевича Алексея Петровича, в бунтах, преступлениях и глухом противодействии и недовольстве народной массы. Напротив того, политическая философия Петра Великого, как она отразилась в его деяниях и его афоризмах ясно показывает, что всюду и всегда он имел в виду одно благо целого Государства, жертвуя собою и своими личными интересами102.

Наличность крупных беспорядков в русской церковной жизни к концу XVII в. и одушевлявший Петра высокий принцип служения общему благу не могли не побуждать его вмешаться и в эту сферу тем более, что и до него Византийские Императоры и Русские Государи никогда не устранялись от активного влияния на церковную жизнь. Однако, если последние действовали, как органы, стоявшие на страже церковных интересов, и стремились главным образом пробудить самодеятельность церковной иерархии (Стоглав), Петр Великий в силу особых условий современного ему исторического момента повел дело несколько иначе под влиянием, во-первых, модной в то время школы естественного права и, во-вторых, современной ему системы отношений Государства н Церкви, известной под именем государственной церковности (Staatskirchentum).

Со средины XI в. в Западной Европе началась упорная борьба между духовной и светской властью за превосходство и первенство. Возникла теория «двух мечей», изменившаяся затем в теорию «нравственного закона». За ними следовали отдельные писатели, отстаивавшие права той или другой борющейся стороны. Иерократическая система папства нашла свое высшее выражение в изданной 18 ноября 1302 г. булле «Unam Sanctam» папы Бонифация VIII103, направленной против. Филиппа Красивого, короля французского, с такою резкостью, что уже второй преемник. Бонифация, Климент V (1305–1314 г.) должен был смягчить ее по отношению к Франции в бреве «Meruit». Однако сделанный буллою Бонифация VIII вызов светской государственности не мог не вызвать очень сильной реакции против всемирного господства пап. Развившись в XIV и XV вв. во Франции и Германии, она подготовила религиозную и вместе с тем политическую реформацию XVI в. Протестантизм освободил веру от папы и подчинил церковные дела власти светских князей, создав систему земской церковности (Landeskirchentum). С другой стороны этим самым протестантизм возвысил, нравственное значение государства и дал. возможность распространять суверенитет последнего и на церковную сферу. Новое положение государства в протестантских странах создало благоприятную почву для развития школы естественного права, во главе которой стал Гуго Гроций (1583–1645), за которым следовали Гоббез (1588–1679), Д. Мильтон (1608–1674), Д. Локк (1632–1704), С. Пуфендорф (1631–1694), Хр. Томазий (1655–11728), Лейбниц (1646–1716), Хр. Вольф (1679–1754), Руссо (1712–1778). Кант (1724–1804) и др. Многие из них, выводя государство из народного договора, признавали за государем такую абсолютную власть, что рядом с нею не оставалось никакой самостоятельности для Церкви. Самое государство Гоббез считал уже Церковью, если только граждане его – христиане104. «Только в государстве христиане соединяются в одно лицо, только властитель может постановлять и осуществлять общие права в делах веры, только он один может осуждать и освобождать. На земле не может быть двух отдельных властей для одних и тех же людей. Единство государства уже влечет за собою единство Церкви и единство веры»105.

Если суверенное государство возникаете из договора, а не Божьей милостью и, является результатом свободной воли людей, то очевидно государственное благо есть его прямая цель, для которой все остальное, в том числе и религия, служит средством, находящимся в полном распоряжении государя. Более того, Пуфендорф, предвосхищая Руссо, считал необходимою для государства лишь естественную религию разума, игнорируя совершенно какие бы то ни было откровенные религии106.

Философы естественного права приняли деятельное участие в теоретическом оправдании лютеранского церковного устройства. После того, как оно вылилось в Landeskirchentum, надо было обосновать последнее. Для этого воспользовались воззрением, восходившим к концу средневековья (Виклиф, ок. 1320–1384; Гус, 1369–1416), а чрез него к древности (Платон), и разделявшимся реформаторами, а именно «учением о трех состояниях» (triplex ordo hierarchicus), по которому целое christianitas разделяется на три состояния: 1) status politicus – светское yпpaвление, христианское правительство для поддержания политического порядка (ordo politicus); 2) status ecclesiasticus – духовное управление, проповедники, теологи, которым вверен ordo ecclesiasticus и 3) status oeconomicus sive domesticus – простолюдины, отцы семейств», под управлением которых находится жена, дом, двор, т. е. ordo domesticus, питающей все общество. Троякое комбинирование исторических фактов с этим учением о трех состояниях создало три системы: епископальную, территориальную и коллегиальную.

По первой, епископальной системе, церковная власть принадлежит собственно status ecclesiasticus, т. е. проповедникам и теологам Если же в действительности в протестантских землях эта власть находится в светских руках, то только в силу неправильного толкования пассауского договора107в церковных уставах (Kirchenordnungen) XVI в.108. Систему эту развивали братья Стефани109, Рейнкингк110, юрист Венедикт Карпцов111, богослов И. Венедикт Карпцов112, Самуил Стрик113 и др. По их воззрениям сущность епископальной системы заключается в том, что Landesherr является правопреемником католического епископа и потому следует различать двойственную власть ландесгерра – светскую и духовную. Одни (Стефани) мотивировали это тем, что светские князья получили не принадлежавшую им епископскую власть в силу имперского закона (Пассаусского договора 1552 г. и Аугсбургского религиозного мира 1555 г.), другие (Рейнкингк, Гергард и оба Карпцовы) тем, что церковная власть по существу всегда принадлежала светским князьям в силу их государственной власти (но не как часть их государственной власти), как custodia utriusque tabulae, т. е. как стражу o6оих скрижалей закона, так что имперские законы лишь возвратили светским князьям то, что было от них незаконно отнято.

Вторая и третья системы, территориальная и коллегиальная, исходили обе из идей школы естественного права, по которой государство не есть божественное установление, а результат общественного договора свободных людей, заключивших pactum unionis. В возникшем таким образом союзе появляется власть, основывающаяся на новых двух договорах: pactum constitutionis и pactum subiectionis. Равным образом и церковь не разсматривается больше как божественное установление, но как возникающая из общественного договора коллегия в государстве. В виду этого учения средневековая идея единства государства и Церкви, идея об unum corpus christianum, была совершенно оставлена. Государство уже не ставило своею задачей совместно с Церковью заботиться о спасении душ человеческих, но благополучие подданных, иначе сказать само государство являлось для себя целью. Государственная власть представлялась ничем неограниченною. Дальнейшим развитием этих положений было то, что истина не признавалась за одной какой-либо церковью. Стало мыслимым существование рядом многих равноправных религиозных общений, при чем у государства не оказывалось никакого разумного основания относиться к ним неодинаково. Но вместе с тем представлялось вполне логичным предоставить всякой церкви, как простой корпорации в государстве, самостоятельное управление своими внутренними делами, удерживая за государством лишь право надзора.

Изложенные идеи послужили основою для территориальной и коллегиальной систем.

Территориальная система рассматривала и государство, и Церковь как корпорации (collegia), однако не равные, так как Церкви недостает противоположения властителя и подвластных, ибо по протестантскому воззрению все члены Церкви равны между собою, как христиане. Церковь есть collegium в государстве, почему в эпоху полицейского государства и была возможна полная зависимость от него Церкви. Права государства над Церковью вытекают из понятия о его верховенстве. Поэтому власть, осуществляемая над Церковью государем, не является, по воззрению территориальной системы, преемством власти католического епископа, как полагает епископальная система, а является составною частью его верховенства и его государственной власти. Правда, в теории, власть государя в делах церковных простирается лишь на внешнее, т. е. он имеет только ius circa sacra, тогда как ius in sacra принадлежит по прежнему собственно церковной власти, status ecclesiasticus, как власти известной корпорации в государстве. Однако в силу трудности разграничить iura circa sacra и iura in sacra, а также в силу того, что право их разграничения усвоялось самому государству, как высшей форме общения, то очевидно, что самостоятельность церковной власти на практике должна была сделаться лишь кажущейся и могла иметь значение лишь по милости государства, и в им очерченных пределах. Этого вывода стремилась избегнуть коллегиальная система.

По учению коллегиальной системы, Церковь как свободная община заключает в себе лишь два состояния – учащих и учащихся, (а не три – правителей, учителей и простолюдинов = islatus politicus, ecclesiasticus eе oeconomicus), которые равноправны между собою, так что учители не имеют ни какой власти над слушателями, получающими, таким образом, по коллегиальной системе, еще большие права, чем по системе территориальной. Как свободные общины, Церкви управляются сами собою (iura sacra collegialia), государство же имеет над ними лишь такие права, как оно имеет и относительно всех прочих находящихся в его пределах обществ, т. е. только права надзора, iura sacrorum maiestatica. Таким образом, по коллегиальной системе, церковное самоуправление является действительным, а не кажущимся. Однако такое построение теоретиков противоречило исторической действительности, ибо на самом деле общинные права самоуправления давно уже были в руках германских князей, ландесгерров. Из этого противоречия теоретики коллегиальной системы выходили указанием на то, что, по учению школы естественного права, слишком большой союз, чтобы само управляться коллегиально, должен быть молчаливым или явным договором (pacto vel tacito vel expresso) перенести свои коллегиальные права на правителя, что и случилось в протестантской Германии. Отсюда следует, что права дандесгерров над Церковью не тождественны с их государственными правами, как по территориальной системе, но они суть по договору, перенесенные на правителя, общинные, союзные права, и эти последние необходимо существенно отграничивать от принадлежащего государю государственного права надзора за Церковью114.

Творцами территориальной системы были Гуго Гроций115, Гоббез116, Пуфендорф117, Toмазий118, Iustus Henning Böhmer119, Iohann Iakob Moser120. Первым и главным представителем коллегиальной системы был Christoph Matthäus Pfaff121. Последователями ее были Eg. Wiese122, Schleiermacher123, Puchta124 и др. Коллегиальная же система соприкасается с Прусским Общим Земским Правом (Landrecht)125.

Идеи школы естественного права, как и системы, пытавшиеся разрешить проблему церковной власти государей, были хорошо известны в России уже в эпоху Петра Великого. Лично склонный к протестантизму, свившему себе в России к этому времени прочное гнездо, Петр высоко ценил западную культуру, просвещение и государственность и особенно протестантских стран. Зависимость Петровских государственных реформ от западных образцов и от советников из иностранцев (Лейниц, Люберас, Фик и др.) достаточно известна. Необходимо подтвердить распространенность у нас при Петре идей школы естественного права и зависимость от нее церковной реформы. Распространенность косвенно подтверждается тем, что по повелению Государя, данному Синоду в 1721 г. Гавриилом Бужинским126 была переведена книга Пуфендорфа «De officio hominis et civis» 1673 г. Напротив того, переводить другую книгу «о вере христианской» (вероятно De habitu rellgionis christianae ad vitam civilem. 1687) было Петром не велено. Затем в числе русских переводов Петровского времени был перевод «Самуила Пуфендорфа о законах естества и народов книги II, III, VI и VII» (De iure naturae et gentium. 1672). Кроме того, «Политика краткая Пуфендорфова» рекомендовалась Феофаном Прокоповичем в Духовном Регламенте в качестве учебника127. Но особенно важно, что к школе естественного права всецело примыкал воспитанный на протестантских началась сам автор Духовного Регламента Феофан Прокопович. Ему принадлежат многие сочинения и проповеди в современном духе, но главнейшими из них являются названный Регламент, лишь очень мало исправленный Петром, и «Правда воли Монаршей в определении наследника державы своей», написанная им по повелению Петра в 1722 и изданная в царствование Екатерины I под влиянием недоумения и недовольства по поводу вступления женщины на престол128. В «Правде воли Монаршей» Феофан аргументирует свои положения не только выводами разума, ссылками на историю и Св. Писание, но и на литературу школы естественного права. Гуго Гроция он прямо называет и дословно цитирует: «Гугон: о правде войны и мира, книга 1, глава 3, число 1»129. Вообще же он излагает естественно-правовую теорио происхождения государства и власти из .договора, влагая в уста народа любопытную речь о самоотречении от своих прав (особ. стр. 623–629).

Наиболее существенное значение имеют для нас наблюдения над происхождением и содержанием Духовного Регламента. В этом отношении очень важный шаг в науке сделан проф. Церковного Права в Харьковском Университете Е. Н. Темниковским в его вышеназванных статьях. Есть полное основание полагать вместе с ним, что одним из важнейших источников Духовного Регламента, в частности теоретического элемента его содержания, явились сочинения С. Пуфендорфа, столпа школы естественного права и создателя, вместе с другими, территориальной системы. Быть может, конечно, и другие авторы той же школы оказали свое влияние на наш памятник. но во всяком случае с Пуфендорфом может быть установлена не только идейная связь, но и текстуальная130. Эту связь проф. Е. Н. Темниковский находит между п. п. 1, 3, 5, 6, 7 «Дел Общих» Духовного Регламента131 и сочинениями Пуфендорфа De iure naturae 1. VII с. 9 § 4 (ср. De officio 1. II с. 11 § 4), где заметна общая схема у обоих писателей. Затем – в различии учений доброго и основательного и такого, которое «и имени того не достойно есть». Далее, 1-ая часть Духовного Регламента, озаглавленная: «Что есть Духовное Коллегиум, и каковые суть важные вины такового правления?» может быть поставлена в параллель с De iure naturae 1. VII с. 6 § 9. 12 (ср. De officio 1. II с. 11 § 12) Пуфендорфа, при чем некоторые места почти тождественны по тексту. О той же близости Регламента к своему источнику свидетельствует и его общий рационалистический характер и общий литературный прием, заключающийся в подтверждении высказываемых положений изречениями из древних писателей, и т. д.

К выводам проф. Е. Н Темниковского необходимо прибавить, что если нельзя с уверенностью утверждать, что одним из источников Духовного Регламента было и сочинение Пуфендора «De habitu religionis christianae ad vitara civilem» (Bremae. 1687), то, во всяком случае, достойно серьезного внимания близкое совпадение мыслей, свидетельствующее, по крайней мере, о распространенности одних и тех же идей, вызываемой общностью фактических условий. В нем 54 параграфа, из коих §§ 39–54 имеют ближайшее отношение к вопросу об отношениях государственной власти к Церкви132. При этом в тексте попадаются такие места, которые живо напоминают Регламент. Так, напр., следующие места приводят на память слова Регламента о том, что Петр Великий «Яко Христианский Государь, правоверия же и всякого в Церкви Святой благочиния блюститель…      благоволил уставити Духовное Коллегиум (Часть I, стр. 11 изд. 1897).

«§ 43. Ex obligationibus (государства) illa prima edse vudetur, quod summi imperantes debeant esse defensores Ecclesiae, et protectionem huic praestare, contra quoscumque cives, qui eandem iusultare ausi fuerint…      Deinde Princeps hanc quoque obligationem ut Christiani suscipiunt, quod curare debeant, ut suppetant necessariae impensae, quae ad cultuni Christianum requiruntur.

§ 44. Atque eiusmodi inspectio et examen etiain post susceptam religionein Christianam a Principibus continuari potest, ne successu temporis clam aliquis abusus in Ecclesiam irrepat, reipublicae quoque uoxam illaturus.

§ 46. Praeterea ubi dissidii aliquid et controversiae circa dogmata in Ecclesia exortum fuerit, in diversa tendentibus doctoribus, istius componendae cura ad summos imperantes spectat, nun solum ut sunt membra Ecclesiae, sed etiam ut sunt capita reipublicae: quod ex eiusmodi opinionum divortiis propter intemperiem iugenii humani graves quandoque motus in ipsa civitate exsurgere queant.

§ 48. Denique cum per religionem Christianam iura summorum imperantium haut imminuantur, hisce, ubi et ipsi nomen Christi dederint, potestas competit inquirendi; quidnam canonum seu statutorum in Ecclesia receptum sit, et si quae reperta fuerint vel supervacua, vel ipsorum iuribus adversantia, abolendi: ac si quod adhiuc desiderari videatur, quod ad decus et ordinem Ecclesiae faciat, id suppleudi, adhibitis tanem in consilium saltem praecipus ex Ecclesia; atque iu universum ciusmodi statutis vim legum civilium addendi. Enimvero probe circumscribendum est obiectum huius potestatis condendi statuta, ut illud duntaxat porrigatur ad ea quae religionem circumstant, externamque adeo eiusdem τάξιν, ϰαὶ εὐσχημοσύνην ordinem et decus spectant».

Близкую аналогию дает место в § 47 у Пуфенндорфа (стр. 157 изд. 1687 г.) о контроле над применением церковного отлучения с § 16 «Дел епископских» в Регламенте (по изд. 1897 г. стр. 33–39). Оно читается так: «Atque isthoc praecipue circa bannum observandum est, ut nempe eius infligendi potestas non relinquatur arbitrio ministrorum Ecclesiae, sed ut ad hocce non nisi de sententia summorum imperantium procedi queat. Nam in civitate meris Christianis constante eundem fere illud effectum cum capitis deminutione habet, ac hominem inter Christianos infamem, atque intestabilem officit, eoque et ad conditionem civilem effectus suos porrigit. De qua statuere in civitate penes neminem, quam sumimos imperantes, salvo quidetn horum imperio, esse potest».

Из сказанного следует, что церковные преобразования Петра Великого совершены были под несомненным влиянием идей школы естественного права и территориализма. Однако не меньшее влияние должны были оказать и реальные образцы основанной на упомянутых идеях системы отношений государства и Церкви, именно системы государственной церковности (Staatskirchentum), развившейся главным образом в католических государствах. Сущность ее заключается в том, что вся внешняя сторона жизни католической Церкви признается подлежащей верховной власти главы государства, который может устанавливать, отменять и изменять в церковной области все, что не обосновывается на Св. Писании и на непосредственном божественном установлении. При этом папа по-прежнему считается религиозным главою католиков, но осуществление им высшей церковной власти в пределах данного государства или не допускается вовсе, или допускается под тщательным надзором светского правительства. К такому невыгодному положению Церкви в католических государствах история пришла не сразу. Достигшая своей вершины в булле папы Бонифация VIII Unam sanctam, папская система вызвала против себя сильную реакцию в церковных и общественных кругах и в государствах с самого начала XIV в. Против сторонников Бонифация – Эгидия Римского, Иакова из Витербо, Генриха Кремонского, Августина Триумфа, выступили Филипп IV Красивый, король Французский и его логисты – Иоанн Парижский и Петр Дюбуа, затем Данте (1265–1321) в сочинении «De monarchia» и Mapсилий Падуанский (ок. 1280–1343) в сочинении «Defensor pacis» (ок. 1324 г.)133. «Вавилонское пленение пап» (1305–1377) и затем «Великая схизма» (1378–1417) разочаровали католический мир, подорвали идею единства, на которой основывалась теории папской иepoкpaтии и опозорили верховенство пап, на котором они так смело и решительно настаивали (Григорий VII, 1073–1085 г.; Иннокентий III, 1198–1216 г.; Бонифaций VIII, 1294–1303 г.). Злоупотребления духовной властью вязать и решить грехи и духовными наказаниями с целью материальных выгод ожесточало и возмущало умы, провозгласившие наличность «порчи во главе и членах» и необходимость преобразований и исправлений, которых стали ждать уже не от Римской Kypии, а от вселенского собора и светской власти. Однако реформационные соборы XV в. Пизанский 1409 г., Констанцский (1414–1 1418) и Базельский (1431–1443) нe привели к желанным результатам, и папство своей более умелой политикой успело ослабить силу и значение постановлений этих. соборов рядом конкордатов, в свою пользу заключенных с Францией в 1516 г. между Львом X и Франциском I134, с Германскими князьми 5 феврали 1447 г. и с Фридрихом III Императором Германским 17 февраля 1448 г. Впоследствии, вызванный религиозной Реформацией в Германии Тридентский собор (1545–1563) и Контрреформация конца ХVI в. значительно возвысили престиж папства, но его политическое положение уже резко изменилось в пользу суверенитета государства, формулированного политической литературой, начиная с Бодена135. Чтобы как-нибудь сохранить приоритет папы и согласовать его с государством нового типа столпы католицизма иезуиты Беллярмин (1541–1621)136 и Суарец (1548–1617)137 средневековое учение о potestas directa папы над мирскими делами видоизменили в potestas indirecta, по которой папы, не обладая светской властью, имеют все-таки право надзора и исправления относительно мер правительства, препятствующих религии и Церкви. Таким образом надеялись практически сохранить супериоритет папства и его законодательства, а именно удержать принуждение в делах веры, судебную и податную привилегии духовенства, преобладающее значение церковного права и возможность аннулирования папой светских законов. Однако усиление значения государства неизменно продолжалось повсюду, не смотря на новые теоретические пути и искуссную политику Рима. Папству суждено было окончательно утратить господство над temporalia, мирскими делами, и его движущую силу, ius canonicum, достигшее вершины своего развития при Бенедикте XIV138, превратить из духовного мирового права в право католической Церкви – ius ecclesiasticum catholicum. Однако каноническое право139 не только лишилось своего значения в нормировании светской, общественной и государственной жизни, но происшедшими переменами было значительно ограничено в своем действии, даже и в церковной сфере. Долговременные неурядицы и беспорядки католической Церкви, т. наз. «порча во главе и в членах» давно уже создали для государей германских земель необходимость вмешательства в церковные отношения своих земских территорий в случае нерадения духовных органов , напр., посредством визитаций, реформ или даже упразднения монастырей, посредством ограничения приобретения монастырями недвижимой собственности (т. наз. приобретений мертвой руки leges de amortizando издаются впервые в городах)140 и т. д. Папство должно было фактически считаться с возникновением этого «права необходимости» (Notrecht) и даже делать дальнейшие уступки, нуждаясь в поддержке католических князей во время религиозных войн XVI и XVII в. Светские государи стремились к обладанию всей полнотою власти, светской и духовной141. В свою очередь папы предоставляли им право номинации, т. е. право предложения кандидатов на епископские кафедры и каноникаты вопреки каноническим постановлениям, исключающим всякое влияние мирян. Между тем во Франции, одновременно с успешной борьбою против папского владычества стремились к образованию своей национальной церкви, подчиненной государству, поэтому, с целью ослабить влияние панства и устранить возможность нарушения им французских государственных интересов, было выработано требование, чтобы на опубликование папских распоряжений последовало королевское разрешение (placetum regium). Что же касается вторжения духовной карательной власти в светское право, а также в церковное, регламентированное или покровительствуемое государством, то против него выработалось т. наз. appel comme d'abus, т. е. право обращения в государственные суды с апелляцией на решение суда духовного, как бы основанное на злоупотреблении142. Оба эти института проникли в Италию, Нидерланды, королевство обеих Сицилий и в Сардинию. Они же существовали и в Германии, но не повсюду, ибо здесь государи земель уже давно обладали сильным положением в Церкви, которое опиралось отчасти на ius advocatiae, т. е. право защиты Церкви, отчасти на остатки права собственности на церкви. Кроме того, к этому времени сложилась идея верховенства над территорией (Landeshoheit), что повлекло за собою постепенное расширение задач государства и приводило последнее к направленно, известному под именем «полицейского государства»143, которое брало на себя руководство всеми видами человеческой деятельности, считало возможным вмешиваться в религиозную жизнь поданных, в их частное хозяйство, в их промышленные и торговые предприятия и т. д., парализуя личную предприимчивость и общественную самодеятельность.

Блестящим завершением изложенного процесса образования государственной церковности в конце XVIII в. явился «Иозефенизм», т. е. та система отношения государственной власти к церковным делам, которая под влиянием школы естественного права и теории абсолютного полицейского государства, была проведена в жизнь с железной последовательностью Иосифом II Императором Австрийским (1765–1790), которому подражали другие государи. В результате Церковь стала государственным, воспитательным и полицейским институтом, ее служители – государственными чиновниками и т. д.144

Таков общий ход развития церковно-государственных отношений на протестантском и католическом Западе ко времени царствования Петра Великого. Нет основания полагать, что он был известен последнему во всех подробностях, и что Петр сознательно решил ему следовать. Но, с другой стороны, во-первых, Петр. едва ли был совершенно чужд всякого знакомства с современной ому системой церковно-государственных отношений, что невероятно уже потому, что он любил Запад, особенно протестантский, неоднократно бывал за границею и пользовался во многих случаях государственным опытом наших соседей; во-вторых, положение церковных дел и церковно-государственных отношений у нас на Руси представляли много аналогического с пережитым на Западе, так, что средства и методы приведения таковых в нормальный вид могли напрашиваться сами собою также по аналогии с Западом. Впрочем, как сказано было выше, имеются всяческие данные для того, чтобы утверждать знакомство Петра и его главнейшего сотрудника в проведении церковной реформы – Феофана Прокоповича, по крайней мере, с теорией естественного права и территориализма. Во всяком случае, чрезвычайно важно то, что события Русской Церковной истории XVIII и XIX в. развернулись так, что у нас действительно установилась система, которую нельзя назвать иначе, как системой государственной церковности. По этой системе, на ее родине, государственной власти принадлежали, в частности:

1) lus reformandi, т. е. право реформировать церковную жизнь и, между прочим*, право определять, может ли, быть допущено в стране то, или иное исповедание и на каких условиях. Разумеется, что последнее право государство могло осуществлять только по отношению к вновь принимаемым исповедания, ибо осуществление его по отношению к исторической Церкви было бы посягательством на ее искомые благоприобретенные права.

2) Ius advocatiae, т.е. право верховной защиты Церкви и полной опеки над нею настолько, что самые церковные дела попадают в высшее управление государственных учреждений, вместо церковных. В средние века, во время господства кулачного права и старого процесса, когда требовалось представительство за Церковь пред судом, это право защиты имело очень важное значение. Впоследствии оно выродилось в государственную защиту общего характера путем полицейского и уголовного законодательства.

3) Ius cavendi, т. е. право государства осуществлять защиту своих интересов против возможных церковных притязаний. Сюда относится:

a)      ius supremae inspectionis, т.е. право верховного надзора над всем, что происходит в Церкви, и право полицейского вмешательства всюду, где можно предполагать вредное злоупотребление со стороны Церкви. Именно, государство должно иметь право ограничивать свободные сношения с Римской курией, разрешать или запрещать соборы, миссии, процессии, монастыри и конгрегации, а также влияние последних на народное образование, назначать комиссию для удостоверения в свободном изъявлении обетов, принимаемых в них и т. д.

b)      ius placeti regii, т. е. право государства требовать себе на просмотр всякое церковное распоряжение, прежде чем оно будет сообщено к исполнению.

c)      право определения на должности или, по крайней мере, право участия и определения на церковные должности.

d)      appellatio ab abusu, т.е. право государства принимать апелляции на решения церковной власти145.

Вcе изложенные права нашли свое применение в русской жизни XVIII и XIX в. Конечно, Православная Церковь, в силу своей глубокой древности на Руси, в неизмеримости своего значения для нашей национальной государственности, не допускала возможности слишком резкой ломки издревле установившихся почтительных к ней отношений светской власти, и явной замены их новыми в духе государственной церковности. Первоначально преобразование русского церковного строя прошло под деликатной формой замены единоличного начала коллегиальным, и только. Но впоследствии неизбежно сказались все характерные черты нового направления.

Никаких препятствий для проведения системы государственной церковности не существовало по отношению к инославным и иноверным исповеданиям и потому, как в истории XVIII и XIX в.146, так и в ныне действующем Уставе духовных дел иностранных исповеданий, а также в законах о состояниях и др. (Св. Зак. Рос. Имп. т. XI, ч. I изд. 1896 г., т. IX изд. 1899 г. и др. с дальнейшими продолжениями 1906, 1908, 1909 гг.) можно с полною ясностью наблюдать осуществлено вышеуказанных государственных прав.

Впрочем нельзя думать, чтобы известный характер отношений правительства к иностранным исповеданиям совершенно не отражался на таких же отношениях его к Православной Русской Церкви. Правда, последняя не была чужою русской государственности, и потому едва ли могли быть резкие столкновения интересов, подобно тому как бывало, и всегда может быть, с католицизмом в России. Но с другой стороны и эта родственность могла легко располагать к смешению церковных интересов с государственными, что могло повлечь за собою еще большее подчинение принципиально самостоятельной церковной власти – власти государственной.

Из области предположений не трудно перейти и к области фактов.

1) В учреждении и неоднократном изменении состава и компетенции Св. Синода, в учреждении должности Синодального Обер-Прокурора, Министерства Духовных Дел и Народного Просвещения (1817–1824), целого ряда центральных и местных учреждений и должностей для заведывания церковными, духовно-учебными и экономическими делами Православной Русской Церкви – сказалось ius reformandi147.

2) В постоянной опеке Церкви заботами светской власти, в усердной защите ее в полицейском и уголовном законодательстве148, в особенности, в провозглашении принципа защиты Церкви в Основных Законах149 – сказалось ius advocatiae.

3) В своеобразных мерах защиты интересов Русского Государства сказались – ius cavendi. Сюда относятся:

a)       Осуществление высшего надзора Государем лично или через министров и подчиненных им лиц, в том числе через специальный орган – Обер-Прокурора Св. Синода, назначенный наблюдать за закономерностью и целесообразностью ведения дел в духовном ведомстве; недопущение непосредственных Всеподданнейших докладов Св. Синодом с заменою его в этом отношении Обер-Прокурором, а также недопущение помимо последнего никаких сношений Св. Синода с центральными учреждениями других ведомств, кроме Сената; надзор Министерства Внутренних Дел за созывом миссионерских и др. съездов, за совершением крестных ходов, открытием монастырей, общин, братств, обществ, попечительств и пр., а также обычное в настоящее время оспаривание у духовного ведомства необходимости и целесообразности церковно-приходских школ и вообще преподавания Закона Божия и богословия в учебных заведениях всех степеней; установление особых законодательных норм касательно принятия и сложения монашества и духовного сана, а равно касательно прав и обязанностей духовенства (Св. Зак. т. IX изд. 1899 г. Ст. 405–453) и пр. т. под. – дает основание говорить о наличности iuris supremae inspectionis.

b) Требование, чтобы всякое определение Св. Синода было зачитано, а затем, пропущено к исполнению Синодальным Обер-Прокурором, а в епархиях, чтобы почти всякое дело решалось при участии консистории, где главенствующая роль принадлежит секретарю, доверенному органу Обер-Прокурора, – дает основание говорить о наличности iuris placeti regii.

c) Право Высочайшего назначения, по докладу Синодального Обер-Прокурора, к присутствованию в Св. Синоде; право назначения на епископские кафедры и должности протопресвитеров, а также право участия Обер-Прокурора в назначении членов консисторий, настоятелей монастырей и проч., – дает основание говорить о наличности iuris nominationis regiae.

d) Напротив, нельзя говорить об appellatio ab abusu, но только потому, что судебная компетенция Церкви не достигавшая на Восток никогда таких границ и такого значения, как на Западе, еще более сокращена в России Петром Великим и его преемниками. Ведомству консисторского суда и Св. Синода остались подлежащими 1) духовенство, главным образом, по делам, касающимся их звания; и 2) люди светские по делам брачным, и подвергающим виновного церковной епитимии за проступки и преступления, предусмотренные светским уголовным законодательством. Отлучение от Церкви Духовным Регламентом предоставлено только Св. Синоду и имеет место в очень редких случаях. Что же касается дел брачных, то они подведомственны духовному суду потому, что Русское Государство находит для себя более удобным придерживаться церковной формы заключения брака, с которой оно и соединяет различные юридические последствия, в разсмотрении коих консисторский суд действует, как суд государственный, в государственных интересах.

Переходим к изложению истории.

Учреждение Св. Правительствующего Синода

Русская церковная жизнь конца ХТШ в. являет те. же черты несовершенства, какие были ей свойственны с самого начала. Патриаршее управление было слабо, без малейшего желания идти впереди народной жизни и вести таковую за собою. Архиереи были невежественны, надменны, недоступны, вследствие чего чрезвычайно развивалось взяточничество низших архиерейских и патриарших слуг. Были архиереи, которых можно было обвинить в мздоимстве, нанесении побоев, применении к виновным жестоких наказаний и проч. Священники были не выше своей паствы, едва грамотны, грубы в нравах и обычаях, крайне ленивы, пьяницы, кощунники, бродяги, лжесвидетели и т. д. Культурное значение монастырей ослабело, монахи крайне испорчены. Дисциплина среди духовенства была крайне расшатана Церковное достояние, достигшее в течение веков огромной ценности, уплывало без надлежащей пользы для Церкви, расходуемое на огромную толпу тунеядцев. Паства утопала в невежестве150. «Никакое, конечно, общество не бывает свободно от пороков или застраховано от наличности в своей среде членов, выдающихся по своей порочности и компрометирующих. И вся эта мрачная картина церковной жизни, набросанная на основании фактов, выхваченных из обширной области жизни, не должна быть принимаема в таком смысле, что только эти дурные и темные стороны и являются исключительным и единственным материалом для характеристики нравственного состояния духовенства и паствы на рубеже петровых преобразований. Эта эпоха не осталась и без мер, предпринимаемых духовною властью к» упорядочению церковной жизни. Но только все прекрасные лучи доброго и примеры добрых начинаний поглощались господствовавшею повсюду тьмою. Тьма, самодовольная, сильная своей массой, не хотела уступать места свету и идти по его лучам»151. По выражению манифеста об учреждении Синода были «в духовном чине нестроения и великая в делах его скудость». «Великан скудость. Церковь, располагая изобильными средствами как в отношении количества священников, так и в отношении материальных достатков, не проявляла никаких соответственных ее средствам осязательных плодов: ни просвещения, ни образования, ни благотворительности. Церковное образование и просвещение народа остановилось, церковная благотворительность изсякла, преобразовываемое государство далеко шагало вперед, а церковная жизнь продолжала стоять на месте»152. Причину этого С. Г. Рункевич видит «в исторически сложившихся стремлениях нашего духовенства к увлечению экономическими сторонами жизни». «Впечатление получалось такое, будто весь клир имеет одну цель: приобрести как можно более, не задумываясь над тем, каким путем идет к нему земное достояние и куда уходит. Это увлечение духовенства экономическою стороною, если и не говорить о злоупотреблениях своекорыстия, весьма многочисленных, но все же случайных, не вызываемых сущностью дела, повело – в лучшем случае – к размножению числа храмов и священников, к украшению церквей драгоценностями, к отливке громозвучных колоколов. Но храмы не были полны молящимися, священники не исполняли своего прямого назначения, драгоценные оклады заслоняли святой лик»153. В сказанное словами С. Г. Рункевича, на основании изложенного в начале очерков, необходимо внести ту поправку, что стремление нашего духовенства к земному благополучию уже с самого начала русской истории находило себе мощную поддержку в условиях принятия и распространения на Руси христианства. Эти условия вызвали многообразные отрицательные явления, среди которых материальный вопрос занял важнейшее место. Мало того, он явился в значительной мере, определяющим основное направление церковной жизни и в XVIII и XIX в. Через весь XVIII век красною нитью проходит борьба светской и церковной власти за обладание огромными богатствами, состоявшими в населенных недвижимых имениях. Эта борьба заканчивается секуляризацией церковных имений 1764 г.154.

Тою же красною нитью через весь XIX век проходят постоянные заботы правительства о материальном обеспечении церковных учреждений и духовенства, заботы, приведшие с одной стороны к увеличению государственных расходов на 2–3 десятка миллионов, отпускаемых на нужды «духовного ведомства», а с другой стороны – к окончательному закабалению этого «ведомства» службе государству.

Во время кончины последнего Московского патриарха Адриана в ночь на 16 октября 1700 г. Петр Великий был под Нарвой, и он узнал о ней из писем боярина Тихона Стрешнева, Прокопия Возницына и Алексея Курбатова.

Стрешнев, сообщая 18 октября о смерти и погребении патриарха и о мерах, принятых к охране имущества патриаршего дома, спрашивал: «соборную церковь из архиереев кому изволишь ведать? А на Москве архиереи смоленский, крутицкий, вятский. А преж сего изволение твое было ведать холмогорскому владыке, только по него не послано: изволишь ли послать? Домовых святейшего кому изволишь ведать?»

Возницын писал: «прошу твоего государева указу о состоянии патриаршего дома, чтобы и досталое, и впредь будучое напрасно растащено и разграблено не было». Он предлагал свои услуги и продолжал: «до сего было мне делать нечего, потому что под его (т. е. патриарха) именем делали, что хотели, и все за ними и в их руках было. А если твой государев указ и повеление будет, можно все в доброе осмотрение взять и по твоей воле и указу учинить»155.

Наиболее важным было следующее письмо Алексея Курбатова:

«Самим Богом избранно помазанный в управление и избавление от ига магометанского людей, достояния Его, храбро премудрейший великий государь, царь н великий князь Петр Алексеевич, преславного всероссийского государствия самодержавнейший повелитель.

Бог, в Его же руце прещедро содержится твое царево сердце, Той, видя правости к Нему твоего сердца и во всем избранна тя быти Его сосуда, предал в самодержавие твое люди достояния Своего в житейских потребах управляти в правде ими, яко отцу чады, пещися во всем. Ныне же, всемилостивейший государь, видишь, яко и в духовных хощет Бог, да ты попечишися и усмотриши правительства того от многих бывшие поползновения, понеже, яко же тебе, государю, известно, святейший патриарх от временныя преселися в жизнь вечную, а и в животе его, за болезнию его, усмотрение то было ему трудно. Видишь и ныне, ежели, государь, те же будут во управлении, добра никакого не будет. Тебе государю, из них о архидиаконе известно. И зело, государь, о сем мнози сетуют, что в таком великом деле, во избрании архимандритов и прочих священного чина людей вверено одному, который и себе единого управити не может. И сего ради молю тя, государя, благоволи в сем усмотрении попещися ради премногие за сие от Бога тебе, государю, милости и избрати в сие духовное управление на время из архиереев могущего тое управити и к нему четырех человек из монахов, ведущих Писания, чтоб без их избрания рук ниже в диаконы кто посвящен был.

О избрании же, государь, патриарха, мню, достоит до времени обождати, да во всем всего сам твое самодержавие изволишь усмотрети.

Ко усмотрению же над всеми и собранию домовыя казны достоит, государь, избрати, кого тебе, государю, от усердных. Зело, государь, ныне во всем видится слабо и неисправно. Также, государь, о чем я доносил тебе, государю, в первом моем писании, чтоб во архиерейских и монастырских имениях усмотрети и волости переписать, отдать все в охранение, избрав кого во всяком радении тебе, государю, усердного, учинив на то расправный приказ особливый. Истинно, государь, премногая от того усмотрения сбиратися будет казна, которая ныне погибает в прихотях владетелей. Школа, государь, которая была под призрением святейшего патриарха и вручена монаху Палладию, – зело, государь, в ней живущие, с полтораста человек, скорбят и всего лишаются, и учиться в ней не возможно. Потолоки и печи, и иное строение обвалилося. Требуют, государь, твоего всемилостивейшего усмотрительного милосердия.

Мог бы я, убогий, тебе, всемилостивейшему государю, и о ином доносить, но не вем о сих моих письмах. Истинно, государь, посреди хожду сетей многих. Едино упование и во всем надежда моя – твоя государева милость.

Из архиереев, государь, для временного в духовных управления, ежели тебе, государю, угоден мнится многим добр быти холмогорский. Из монахов же казначей патриарший, Кариан меньшой, Палладий, школ учитель, да чудова монастыря монах Феолог.

Из мирских, государь, в начальство усмотрения и собрания казны ежели угодны тебе, государю, боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин или стольник Дмитрий Петрович Протасьев, зело, государь, человек добрый.

Самодержавия твоего всеусерднейший и свыше достоинства помилованный последний твой, государь, раб Лешка Курбатов .–1700. Октоврия дня 25»156.

Из приведенного письма Курбатова видно, что он 1) призывал Петра активно вмешаться в запущенные духовные дела; 2) советовал ему обождать с избранием патриарха, дабы тем легче было все устроить по своему; 3) советовал установить временное духовное управление в коллегиальной форме; 4) во главе его поставить епископа Холмогорского Афанасия и 5) экономические дела выделить из духовного ведения и поручить особливому расправному приказу.

Возвратившись из Нарвы, Петр исполнил почти все советы Курбатова. 16-го декабря 1700 г., вместо патриарха, был назначен экзарх, блюститель и администратор патриаршего трона молодой митрополит Рязанский и Муромский Стефан Яворский, которому и были поручены лишь духовные дела. Для дел экономических 24 января 1701 г. был восстановлен закрытый в 1677 г. Монастырский Приказ с поручением его бывшему астраханскому воеводе Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину. Последний ревностно принялся проводить финансовую и экономическую политику Петра Великого в церковных вотчинах. Так, во-первых, с 1701 по 1710 г., Монастырским приказом была произведена в некоторых церковных имениях подворная перепись, по которой составлена норма дохода и расхода Приказа, или т. наз., «табель 1710 г."», которая имела особенное значение во все последующее время. Вместе с этим переписаны были и все наличные монахи в монастырях, чем как бы установлен был их нормальный штат, и монахам было назначено жалованье в 1701 г. по 10 р. и 10 четвертей хлеба, а в 1705 г. оно было сокращено на половину. Впрочем это определение касалось лишь 58 монастырей из общего числа более 700. Одновременно были определены штатом и архиерейские дома, но только 12 из 28157. В дальнейшем Петр неоднократно пользовался церковными имуществами на государственные нужды и вообще не упускал из виду экономической стороны производимой им церковной реформы. Однако его рука коснулась не одних имуществ, а всех сторон церковной жизни. За первую четверть ХVIII в., пока не было учреждено нормальное церковное правительство, Петр успел расширить границы веротерпимости158; позаботился о внешней миссии, о поддержании Восточных Церквей милостыней, об упорядочении церковной дисциплины и богослужения; принял меры в насаждении образования среди духовенства; издал несколько указов относительно деятельности архиереев в епархиях с целью искоренения злоупотреблений ими своею властью; положил начало упорядочению приходской и монастырской жизни. Поскольку для дела требовались деньги Петру на помощь приходил Монастырский Приказ. В результате многое подверглось изменению и улучшению159, нередко не только без участия, но и без ведома духовной иерархии, как и следовало по требованиям исторического момента и принятых в руководство западных принципов.

Впрочем среди архиереев эпохи Петра и не было вовсе лица, который мог бы встать во главе движения к усовершенствованию нашей церковной жизни, не было не потому, чтобы не существовало тогда искренних и ревностных пастырей, а потому, что такие не могли взять на себя активной роли по своему смирению, противоположные же им, напротив, не могли быть допущены к такой роли по их глубокому не сочувствию к намечавшейся церковной реформе160. Наконец, как тогда, так и после, даже, пожалуй, до сих пор не было и нет таких лиц из среды русской иерархии, которые понимали бы сущность болезни, умели бы найти безвредные средства для ее излечения и решились бы смело взять на себя роль врача.

Главным лицом того времени был Митрополит Рязанский и Муромский Стефан Яворский (1658–1722)161. Малороссийского происхождения, он получил блестящее философское и богословское образование в Киевской Академии и Иезуитских коллегиях во Львове и Люблине, затем в Вильно и Познани. Посланный в 1700 г. из Киева в Москву, 2 Февраля 1700 г. Стефан обратил на себя внимание Царя надгробной речью при погребении боярина А. С. Шеина; вскоре, по требованию Петра, против воли посвящен в архиереи и получил в управление освободившуюся в тот момент Рязанскую епархию. Менее, чем через год Стефан быль назначен местоблюстителем патриаршего трона и несомненно рассчитывал вскоре стать патриархом. Но дальнейшая судьба его была печальна и, что очень важно, она отразилась и на судьбе всей Русской Церкви.

Назначение местоблюстителем Стефана не могло быть встречено благоприятно церковными кругами. На него легла слишком резко печать латинства, столь заметная и на его знаменитом полемическом сочинении «Камень Веры» (1728), поэтому Иерусалимский патриарх Досифей даже советовал Петру не назначать патриархом никого из малороссиян, особенно Стефана, подозреваемого в не православии. Но раз назначенный, Стефан сначала близок был к Царю и сочувствовал его реформаторской деятельности. Однако надежды на патриаршество не оправдывались и Стефан начал тяготиться своим неопределенным и ненормальным положением местоблюстителя, тем более, что «светские власти постоянно вмешивались в церковные дела не только своим влиянием, но зачастую делали экзаршеское дело, не известив даже о том экзарха»162, от чего роль местоблюстителя становилась двусмысленною. Но справедливость требует сказать, что одно обусловливалось другим. Выжидая назначения патриархом, Стефан не предпринимал решительных шагов вперед к усовершенствованно нашей церковной жизни. В свою очередь эта нерешимость и инертность подавали повод светской власти не только не торопиться с возведением Стефана на патриаршество, но и не считаться с ним, как реального силой. К несчастью дли Русской Церкви личный интерес Стефана взял в нем перевесь над интересами Церкви, которым он должен был служить.

Сначала Стефан искал случая уйти от неловкого положения местоблюстителя. Затем, с 1712 г. он начинаете делать вылазки против Петра и его дела, но уже боится потерять свое положение каково бы оно ни было. У него хватает мужества заявлять по отдельным случаям протесты, но к противодействию, или, еще лучше, к самостоятельной церковной политике он не способен. Не были способны к этому и другие. Наступил таким образом момент мертвого штиля, Русская Церковь в лице архипастырей явила себя безгласной, лишенной самосознания и ясного взгляда на свое будущее. Такой момент был чрезвычайно благоприятен для развития в сознании Петра и его сподвижников западных идей естественного права и территориализма. Значение этих идей для самобытности и свободы Русской Церкви не сознавалось в то время никем из русских иерархов, и потому последние ничего не могли противопоставить этим идеям, кроме глухого недовольства и своей поддержки оппозиционным элементам.

На фоне безлюдья ярко выступает отрицательная, с церковной точки зрения, фигура Феофана Прокоповича163(1681–1736). Также малоросс по происхождению, воспитанник киево-могилянской академии и иезуитов, перешедший в Риме в католичество и затем, по возвращении в Россию, вновь принявший православие и, тем не менее, более всего проникнутый протестантизмом, Феофан был образованнейшим человеком своего времени, приверженцем всякого прогресса и лютым врагом старины и застоя. О его знакомстве со школой естественного права и примыкающими к ней теориями уже говорилось. Следуя им, Феофан настаивал в своих сочинениях на полном подчинении духовной власти – власти светской, с правом последней на свободное вмешательство даже во внутренние дела церковные. На этом основании Феофан был очень подходящим для Петра человеком для проведения его церковной реформы. Первое свидание их произошло в 1709 г. В 1711 г. Феофан находится при Петре в Прутском походе. В 1716 г. он вызывается в С.-Петербург, а в 1718 г. становится уже епископом Псковским. Как раз в это время создавались коллегии, и у Петра созревала мысль создать среди них и Духовную Коллегию. Необходимо было составить для нее регламент, и кому же было лучше поручить эту работу, как не молодому Псковскому епископу, уже сумевшему расположить в свою пользу близких к Царю лиц и самого Петра?

Первая мысль о Синоде была высказана Петром в 1718 г. по поводу доклада Стефана Яворского, поданного им в ноябре этого года. До 1718 г. Стефан жил в Москве и только приезжал в Петербург. По делу царевича Алексея он вызван был в новую столицу и жил в ней безвыездно до 1721 г., а в 1722 г. уже умер. Приехав в Петербург в 1718 году, как бы на время, Стефан не знал, как ему устроиться, как издалека управлять патриаршей областью и рязанской епархией и «у каких дел быть» в Петербурге. Петр положил резолюцию: «дело прежнее», «для рязанских дел надлежит епископа устроить"… «а для лучшего впредь управления мнится быть удобно духовной коллегии, дабы удобнее такие великие дела исправлять было возможно»164.

Мысль эта была своевременной, потому что уже 18 лет не было нормального управления Русской Церковью. Местоблюститель не был прочным и не проявлял активной деятельности. Случайно по частным вопросам выступал рядом с ним «освященный собор». Между тем в С. Петербурге учрежден был Александро-Невский монастырь, ставший особым центром церковной жизни и управления, под непосредственным влиянием Меншикова и Сената. Всеми делами, в сущности, распоряжалась светская государственная власть, пользуясь только услугами тех или иных духовных лиц. Понятно, что сложившееся положение было ненормально, не удобно, не правильно и потому нетерпимо. Надо было восстановить нормальную церковную власть. О возвращении к патриаршеству нельзя было думать. Более, чем своею активностью во время Никона, духовенство скомпрометировало себя за это время своею пассивностью, эгоизмом, вялостью, разногласиями, разделениями, взаимной ненавистью и интригами. Сделать церковную власть самостоятельной и единичной было уже немыслимо. Следовательно, надо было организовать учреждение такого типа, который в эту историческую минуту признавался Петром наиболее совершенным, то есть коллегиального. Теоретическое различие коллегии и собора в тот момент, очевидно, не сознавалось. Тем легче было прийти к необходимости и желательности учреждения именно Духовной Коллегии, Св. Синода, который и рассматривался, как «соборное правительство», вполне достойное и правомерное с канонической точки зрения. Практическое удобство от этого было очевидно, так как Духовная Коллегия находила себе надлежащее место в общей системе центральных учреждений, которые только что устраивались.

Составление Духовного Регламента, с чего и надо было начать, было поручено Феофану Прокоповичу и к маю 1720 г. Регламент был написан. Уже выше было замечено и, по возможности обосновано, какое, по-видимому сильное влияние оказало на его содержание близкое знакомство Феофана с западной наукой, философией и политикой. Под покровом благовидных ссылок на Св. Писание, церковный обычай, священные каноны, истории и проч. в русскую Церковную жизнь вливалась совершенно новая чуждая струя165, и при том в довольно оскорбительной форме. В сущности Регламент должен был заключать в себе только нормы, определяющие устройство, предметы ведомства и порядок делопроизводства Духовной Коллегии. На самом деле начало Регламента содержит теоретическое оправдание необходимости, целесообразности и закономерности церковной реформы, т. е. мотив, которому не должно быть места в законе; затем – содержит необходимые нормы вперемешку с пожеланиями и советами. Наконец, – даже иронические замечания по адресу Стефана Яворского, памфлет на русские обычаи и cyeвeрия, и проч. Не даром в истории Русской литературы Феофан считается первым русским сатириком.... Духовный Регламент есть гораздо более литературное произведение, чем закон. Надо думать, что Феофан намеренно придал Регламенту такую форму и вложил в него такое содержание. Об этом свидетельствует довольно выдержанная систематичность Регламента и деление его на части, главы и рубрики. Очень возможно, что Феофан искренно воспользовался случаем провести в жизнь свои заветные мысли и пожелания, подведя их под Царскую санкцию, и тем заставив непокорных людей покориться своему направлению. У людей с инициативой такое желание вполне естественно. Но фатальным для Русской Церкви было то, что направление Феофана было целиком пропитано рационализмом Запада. К сказанному надо прибавить, что новость, вносимая Феофаном, вовсе не касалась одной только замены патриаршества коллегиальным Синодом, что было явно в Регламенте, Новость касалась незаметного введения у нас системы государственной церковности, т. е. полного уничтожения самостоятельности Русской Поместной Церкви. С обращением Духовного Регламента в действующий закон, Русская Поместная Церковь стала интегральной частью русской государственности, а Синод – одним из русских государственных учреждений. Русская Церковь, как юридическая единица в составе Вселенской Церкви, временно (надо надеяться) утратила свое бытие, и ее жизнь, ее самобытность продолжала и продолжает проявляться не в самостоятельных юридических формах, а в стойком хранении отеческих преданий, в соблюдении чистой христианской совести и особенно в богослужении и молитве. Парализованная извне, Русская Церковь жива в своей внутренней духовной жизни. И в настоящее время религиозное сознание настойчиво требует восстановления ее юридической свободы, но для этого – необходимо знать начало и развитее случившегося 200 лет тому назад несчастья166.

Духовный Регламент состоит из трех частей.

Первая часть говорить о том, «что есть Духовное Коллегиум, и каковые суть важные вины такого правления?»

«Коллегиум правительское не что ино есть, токмо правительское Собрание, когда дела некие собственные не единому лицу, но многим к тому угодным, и от Высочайшей Власти учрежденными167 подлежат ко управлению».

Различаются коллегии временные на частный случай («Церковные Синоды, и Гражданские чрезобычайные розыски, трибуналы и советы»), и постоянные (иудейский Синедрион, Афинский Ареопаг, коллегии, учрежденные Петром в 1718 г.).

«А яко христианский Государь, правоверия же и всякого в Церкви Святой благочиния блюститель, посмотрев и на духовные нужды, и всякого лучшего управления оных возжелав, (Петр Великий) благоволил уставити и Духовное Коллегиум, которое бы прилежно и непрестанно наблюдало, еже на пользу Церкви, да вся по чину бывают, и да не будут нестроения, еже есть желание Апостола, или паче Самого Бога благоволение».

Далее, «да не возомнит кто, что cие управление не угодно есть, и лучше бы единому лицу дела духовные всего общества правити», «предлагаются важные вины, которые показуют, что сие Правление Соборное всегдашнее, и аки всегдашний Синод или Синедрион совершеннейшее есть и лучшее», особенно в монархическом государстве, каковым является Россия.

Этих «вин» приводится 9.

1)       при участии в решении дел не одного лица, а многих, лучше выяснится истина и выработается решение: «что един не постигнет, постигнет другой».

2)       Соборный приговор обладает большим авторитетом.

3) «Се же наипаче сильно есть, когда Коллегиум правительское под Державным Монархом есть и от Монарха уставлено. Яве бо зде, что Коллегиум не есть некая факция, тайным на интерес свой союзом сложившаяся, но на добро общее повелением Самодержца, и Его же с прочиими рассмотрением собранные лица»168.

4)       Соборное управление не подлежит физической смерти и потому действует беспрерывно.

5)       В коллегии «не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду», особенно, «егда Коллегиум состоится в таковых лицах, которым отнюдь невозможно тайно всем слагатися, сиесть, аще будут лица разного чина и звания: Епископы, Архимандриты, Игумены и от властей белого Священства. Во истинну не видать зде, како таковые друг другу и окрывати дерзнут коварное некое умышление не токмо, что согласитися на неправность»169.

6)       Коллегия более бесстрашно может творить беспристрастный суд.

7)       Соборное правление освободит отечество от опасения мятежей и смущения, какие «происходят от единого собственного правителя духовного. Ибо простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от Самодержавной; но, великого Высочайшего пастыря честью и славою удивляемый, помышляет, что таковый правитель есть то вторый Государь Самодержцу равносильный, или и больши его, и что духовный чин есть другое и лучшее Государство, и се сам собою народ тако умствовати обыкл. Что же егда еще и плевелные властолюбивых духовных разговоры приложатся, и сухому хврастио огнь подложат? Тако простые сердца мнением сим развращаются, что не так на Самодержца своего, яка на Верховного пастыря, в коем-либо деле смотрят». «Чтож, – заключает Феофан, – когда еще и сам Пастырь таковым о себе надмен мнением, спать не похощет? Изрещи трудно, коликое отсюду бедствие бывает». Чтобы не быть голословным, Феофан приводит на память подобные случаи борьбы за власть «нижае Иустиниановых времен». «Да и Папа но иным способом толико превозмог, не точию Государство Римское полма пресече, и себе великую часть похити, но и иныя Государства едва не до крайнего разорения не единожды потрясе. Да не воспомянутся подобные и у нас бывшие замахи»!

Ничего подобного нельзя ожидать при Соборном духовном Правительстве, где президент не обладает никакой особой честью и славой и делает все совместно с другими членами коллегии. Поэтому «не может убо ниже сам о себе, ниже кто иный о нем высоко помышляти. А когда еще видит народ, что Соборное сие Правительство Монаршим указом и Сенатским приговором уставлено есть, то и паче пребудет в кротости своей, и весьма отложит надежду имети помощь к бунтам своим от чина духовного»170.

8)       Собориое правительство представляет удобство и в том отношении, что для суда над одним из его членов или самим президентом не нужно будет созывать дорого стоящий Вселенский Собор .

9)       Наконец, в таком Правительств Соборном (будет) «аки некая школа правления». Именно, кандидаты на архиерейские кафедры, пробыв некоторое время в числе членов Синода, научатся управлять своими епархиями. «И тако в России, помощью Божиею скоро и от духовного чина грубость отпадет и надеятися всего лучшего»171.

Таковы аргументы в пользу замены патриаршества коллегией. Совершенно очевидно, что все они тенденциозны и едва ли имеют право считаться серьезными. Единоличное управление в тот исторический момент считалось столь несовершенным, что против коллегиальной формы Феофан не мог даже допустить возражений. Между тем против коллегиальности достаточно одного только довода: она не допускает ответственности. Сущность коллегиальной формы решения дел заключается именно в том, что постановления делаются по большинству голосов, в числе которых – и голос председателя. Если большинство членов что-нибудь решило, то протокол подписывают все, следовательно, и отвечают все. Между тем элементарный принцип уголовного и дисциплинарного права говорит, что ответственность должна падать именно на виновного, и не на кого другого.. Но возможно ли найти виновного в решении, постановленном по большинству голосов, и как установить, кто был в большинстве и кто в меньшинстве? Если привлекать к ответственности большинство и было бы до некоторой степени справедливо, то справедливо ли карать меньшинство, которое быть может горячо протестовало? Трудность установления справедливой ответственности усугубляется в том случае, если состав коллегии переменный, т.е. одни суть члены коллегии, а другие вызываются только на время к присутствию, каковой порядок действительно установился уже вскоре после учреждения Св. Синода. К сказанному надо прибавить еще одно очень важное соображение. Если юридическая ответственность и не всегда достижима, а иногда – недопустима по нравственным мотивам, особенно, над лицами, стоящими во главе обществ, то всегда не только возможна, но прямо-таки неизбежна ответственность фактическая пред современниками и пред историей. Чем выше стоит человек на общественном поприще, чем большее значение он мог иметь или имел на жизнь людей и народов, тем больше он обращает на себя внимание, и тем тверже имя его запомнится в потомстве. В исторической перспективе людей и события судят объективнее, обсуждая их более всесторонне, и трудно рассчитывать на возможность показать себя пред потомством в разукрашенном виде. Поэтому-то сознание фактической ответственности пред окружающими и потомками всегда было и останется одним из сильнейших стимулов к достойной деятельности. Этот стимул имеет особое значение там, где деятельность носит не внешний, материальный, а внутренний, нравственный и религиозный характер, черпая свои силы из упования на помощь божественной благодати и видя свою конечную цель в достижении благ вечной жизни. Особое значение этого стимула выступает здесь потому, что юридическая ответственность пред человеческим трибуналом ничто в сравнении перед страхом Божиим и жалким положением человека, который и сам «нарушил одну из заповедей сих малейших и научил так людей, за что малейшим наречется в царствии небесном» (Mф.5:19). В соответствии с этим и оценка деятельности дается другая. Если человек действует в сознании возможности юридической ответственности, достоинство его поступков принимается окружающими, как нечто должное. Если же он действует из страха Божия и из ревности по доме Божием (Пс.68:10; Ин. 2:17), люди благоговеют пред ним и молятся за него, как за благодетеля. Так Русская Церковь никогда не перестанет молиться за патриарха Гермогена и других своих архипастырей. Более того митрополитам Петру, Алексию. Ионе и Филиппу, всероссийским чудотворцам, она никогда не перестанет молиться за себя, ибо за них молиться уже не нужно.

Кого же помянет Церковь за два века существования Св. Синода? Как назвать того Пастыря Доброго, который ревностно руководил Русской Церковью, чтобы вспомнить его благодеяния и помолиться за него, или даже ему самому?

Такого лица нельзя назвать… На пространстве двух веков Церковь знает только безличные определения и указы Св. Пр. Синода. Синод есть учреждение, т. е. известное приспособление личных и материальных сил к достижению той или иной государственной задачи. Синод не имеет субстанции, поэтому у него и нет души, о спасении или озарении которой божественным светом можно было бы вознести горячие мольбы. То, что Синод состоит все-таки из живых людей нисколько не помогает. Их индивидуальность всецело скрывается за деятельностью Синода, как целого учреждения, вполне безличного.

В такой безличности Петр видел залог объективности и совершенства в ведении дел церковного управления. Озабоченный упорядочением церковного управления, как функции церковной власти, он принес ей в жертву долг иерархии быть, прежде всего, пастырями человеческих душ. Iurisdictio совершенно заслонила собою т. наз. cura animarum. Однако нельзя было избежать иронии судьбы. На место имен митрополитов и патриархов, по которым Русь вела свою церковную историю, стали имена... синодальных Обер-Прокуроров. Назвать имена Ахматова, гр. Протасова, К. II. Победоносцева и др. значит указать на тот или иной особенный характер состояния Русской Церкви во время их «понтификата». Между тем сказать: «Русская Церковь во время Св. Синода» значит указать на огромный 200-летний период времени, в котором все соединяется во едино до безразличия. Поэтому и наука Русской Церковной истории, принимая периодизацию по митрополитам и патриархам для древнего времени, для нового времени воспользуется, или уже пользуется периодизацией по Обер-Прокурорам.

Петр боялся клерикализма и злоупотреблений отдельных патриархов. Но для церковного народа лучше претерпеть худое правление одного смертного лица, которое рано или поздно должно замениться другим, чем совершенно лишиться надежды на перемену к лучшему, потому что учреждение не умирает.

Вот основания, по которым реформа Петра, по-видимому так обстоятельно аргументированная Феофаном, не может быть одобрена, и именно поэтому необходимо восстановление патриаршества, как такой формы церковного устройства, при которой действительно возможна и юридическая, и фактическая ответственность172.

Возвращаемся к изложению содержания Регламента.

Вторая часть под заглавием: «дела Управлению сему подлежащая, должна бы по-видимому содержать перечисление предметов ведомства Духовной Коллегии. На самом деле под двумя рубриками: «дела общая» и «дела епископов, пресвитеров, монахов и пр.», вторая часть содержит в себе указание на два рода дел: 1) на дела, касающиеся «обще всея Церкви», т. е. всех духовных и мирских; 2) «собственным чином потребных», т. е. касающиеся специально духовенства, высшего, низшего и монашествующего. Таким образом, Вторая часть Регламента касается Духовной Коллегии не специально, а на ряду с другими духовными и мирянами.

В частности, «дела общая» заключают в ce6е: 1) примерное перечисление злоупотреблений, которые необходимо исправить, и 2) указание на необходимость позаботиться о духовность просвещении народа. К первым относятся: 1) издание акафистов и проч. служб недостойного содержания; 2) введение не положенных уставом молений; 3) издание искаженных и вымышленных житий святых; 4) распространение суеверных учений и вымыслов; 5) распространение суеверных обрядов и церемоний; 6) открытие «мощей» сомнительных святых; 7) распространение неправильно написанных икон; 8) открытие новоявленных, якобы чудотворных икон; 9) двоегласное и многогласное пение в церквах; 10) давание молитв в шапку и прочая. Второе указывает на необходимость сочинить три «краткия и простым человеком уразумительныя и ясныя книжицы», которые и читать за богослужением.

«Дела епископов» напоминают предметы ведомства епископов по управлению своими епархиями, по надзору, по распространению просвещения и проч. Между прочим, подробно говорит о правах епископов подвергать отлучению от Церкви, об обязанностях посещения епархий, о заведении домов училищных и семинарий и о преподавании в них. Далее идут «регулы о проповедниках слова Божия» и рассуждения о мирских особах, поскольку участны суть наставления духовного».

Третья часть под заглавием: «самих управителей должность, действо и сила», имеет ближайшее отношение к Регламенту. В ней говорится, прежде всего, о «составе Духовного Коллегиум» и затем о его «должности», после чего следуют подписи. За ними два дополнения, сделанные еще до напечатания Регламента и потому как-бы не отделимые от него: 1) «о действах Духовныя Коллегии по генеральному Регламенту»173 и 2) «о силе Духовныя Коллегии по Указу и по резолюциям Царского Пресветлого Величества».

Состав Духовной Коллегии определяется в 12 человек разного чина. «Быть... Архиереом, Игуменом, Протопопом, из которого числа, трем Архиереом, а прочих чинов, сколько которого достойных сыщется. При этом в Коллегии не должны быть духовные лица вместе со своим епархиальным архиереем, дабы не было зависимости от начальства.

Должность Духовной Коллегии определяется в 13 пунктах. 1) Первая и, пожалуй, единственная должность Духовной Коллегии заключается в общем надзоре «аще всяк в звании своем пребывает, а погрешающих наставлять и наказывать»; 2) – в рассмотрении проектов «к лучшему управлению Церкви», предоставлять которые позволяется всякому; 3) – цензуровать богословские сочинения; 4) – исследовать истину о нетлении тел, о видениях, чудесах и проч; 5) – исследовать новые расколоучения; 6) – исследовать недоуменные вопросы совести174; 7) – испытывать кандидатов на архиерейство; 8) – судить дела, бывшие подсудными суду Патриаршему; 9) – наблюдать за правильным употреблением церковных имуществ; 10) – оказывать защиту епископу или меньшему служителю церковному пред светскими судами; 11) – совместно с Юстиц–Коллегией исследовать подлинность духовных завещаний; 12) – составить наставление о подавании милостыни для искоренения нищенства; 13) – «И се не малая должность, как бы священство от симонии и бесстыдного нахальства отвратить».

Непосредственно за этим требуется принесение присяги: «Собственно всяк Коллегиат, как президент, так и прочие в начале принятия чина своего, должны учинить присягу, что верен есть и будет Царскому Величеству; что по страстям своим, не для мздоимства, но для Бога и пользы людской, со страхом Божиим и доброю совестью, судить дела и советовать, и других братий своей мнения и советы рассуждать, принимать или отвергать будет. И клятву таковую изречет на себе под именным страхом анафемы и телесного наказания, аще бы после противен присяги своей подстережен и уличен был»175.

В заключении сказано: «Сия вся зде написанная первее сам Всероссийский Монарх, Его Царское Священнейшее Величество, слушать пред собою чтомая, рассуждать же и исправлять благоволил сего 1720 году, Февраля 11 дня. А потом по Указу Его Величества, Преосвященные Архиереи, Архимандриты, купно же и Правительствующие Сенаторы слушали же, и рассуждая исправляли сегож Февраля 23 дня. Таже в утверждение и в исполнение непреложное, по приписанию рук присутствующих Духовных и Сенаторских персон, и сам Его Царское Величество своею собственною рукою подписать соизволил». Далее следуют подписи.

После того, как проект Регламента был Феофаном написан, его прослушал, «разсуждал» и «исправлял» сам Петр 11 Февраля 1720 г. 23 или 24 Февраля обсуждали и исправляли проект сенаторы и бывшие в Петербурге архиереи и архимандриты. Дополнены были только некоторые пункты, «а о прочих предъявили, что все учинено изрядно». В тот же или на следующий день Петр написал в Сенат: «понеже вчерась от вас же слышал, что проект о Духовной Коллегии как архиереи, так и вы слушали и приняли за благо, того ради надлежит архиереям и вам оной подписать, который потом и я закреплю. А лучше два подписать, и один оставить здесь, а другой послать для подписания прочим архиереям»176.

На основании этого повеления Регламент подписали в Петербурге и в провинции: Петр, 7 сенаторов, 6 митрополитов, 1 архиепископ и 12 епископов, – все архиереи Русской Церкви, кроме сибирского, подпись которого не была взята, конечно, по дальности местожительства этого владыки, – и 48 архимандритов, 15 игуменов, 5 иеромонахов: 87 духовных подписей177.

Мысль собрать подписи духовенства не только в столице, но и в провинции, очень хвалят некоторые наши историки и канонисты. Проф. Н. А. Заозерский относить ее прямо на счет государственной гениальности Петра178. Это и понятно, если принять во внимание, что подписи духовенства под Регламентом создают для этих историков и канонистов иллюзию каноничности Синода, вывести которую из содержания Регламента они не могут179. Так проф. Н. А. Заозерский, упомянув о подписях духовных лиц, находит, что Регламент «по форме, по крайней мере, явился актом, утвержденным всеми епископами Русской Церкви, от которых, как бы от собора епископов исходил в данном случае решительный голос180. С. Г. Рункевич полагает, что «новая форма центрального управления Русской Церкви принята была, таким образом, всею Русскою Церковью, в лице ее представителей, не вызвав ни одного возражения, и не много может указать история церковных установлений, которые были бы приняты таким абсолютным большинством, почти совсем равным единогласию, так как отсутствие подписи сибирского митрополита не повлекло за собою впоследствии со стороны этого владыки протеста против учреждения Св. Синода.»181. Однако эти наивные восторженные восклицания свидетельствуют только о том, что их аргумент в пользу каноничности Синода ни более, как соломинка в руках утопающего. Напротив того, г. П. Лапин, приводя выписанное место из сочинения С. Г. Рункевича, совершенно правильно говорить182: «то, конечно, верно, что русские епископы формально высказали свое согласие на реформу. Но едва-ли можно утверждать, что в деле введения ее Петр Великий шел строго каноническим путем. Во-первых, самая реформа была задумана без ведома и участия епископов за исключением Феофана. Далее, для обсуждения составленного последним проекта реформы но было созвано поместного собора, как следовало бы поступить в таком важном деле. Архиереи, собравшись вместе, могли бы обстоятельно обсудить проект и свободно высказаться по нему. Первоначально проект отдан был лишь на рассмотрение Сената и присутствовавших в столице архиереев. И уже после подписи царем, сенаторами и бывшими в Петербурге епископами и архимандритами он был разослан в епархии, но лишь «для подписания». Подписи все отобраны. Но при таких обстоятельствах подписи архиереев, знавших притом крутой нрав государя, могли и не свидетельствовать об их действительном согласии на вводимую реформу. На сомнение о искренности епископских подписей наталкивают и исторические данные о глухом недовольстве Петром духовенства. В частности, едва ли возможно говорить об искреннем согласии на реформу местоблюстителя патриаршего престола рязанского митрополита Стефана Яворского, который, по свидетельству «Молотка на камень веры», долгое время колебался подписать Феофановский проект .

Сам С. Г. Рункевич дает блестящее доказательство вынужденности подписей духовенства, подробно рассказывая как собирались эти подписи183. После решительного повеления Государя: «надлежит архиереям и вам (сенаторам) оной (т. е. Регламент) подписать184, один экземпляр Peгламента, по определению Сената от 9 Марта 1720 г., был послан в Москву с подполковником Семеном Давыдовым нарочно, а до его посылки были вызваны в Москву архиереи ближайших к Москве епархий. Духовенство обязано было явиться в Москву неотложно к 1 мая. В свою очередь Давыдов должен был «предложить им (духовенству) указом царского величества, чтобы они, выслушав оный (т, е. Регламент), подписали руками своими, а как подпишутся, ехать им в свои места по-прежнему. «Если же из них которому архиерею за какою болезнью быть в Москве невозможно», то к нему за подписью ехать Давыдову с Антонием185, самим немедленно и «велеть тому подписать вместе со своими архимандритами и игуменами. А если кто не станет подписываться, у того взять письменное объяснение, по какой именно причине не подписывается, и о том, а также если бы кто и не дал требуемого письменного объяснения, писать в Сенат с нарочною почтою, а не подписавшемуся объявить указом царского величества, чтобы не выезжал из Москвы никуда без указа. И обо всем еженедельно рапортовать Сенату186. И действительно, Регламент предъявлялся для подписи всем, кому было приказано, и духовенство спешно и беспрекословно подписывало, вероятно, совсем не читая.

Подписей русского духовенства казалось мало. Они могли иметь значение лишь для обеспечения покорности духовенства новому учреждению, а для признания его высокого достоинства, равного патриаршему во мнении других православных Церквей, необходимо было заручиться грамотами Восточных Патриархов.

30 Сентября 1721 г., т. е. уже после учреждения и начала деятельности Синода, Петр обратился к Иеремии Патриарху Константинопольскому, как первому архипастырю Православной Восточной Церкви, с грамотою, в которой просил о признании новоучрежденного им Духовного Синода. Грамота эта, в подлиннике писанная и подписанная Петром по-русски, и переведенная для Патриарха по-гречески, представляет из себя очень важный документ187. В ней сперва повторяется дословно манифест 25 Января 1721 г. об учреждении Синода от начала: «Между многими"… до слов: «а не видя лучшего к тому способа паче соборного правительства». За ними в манифесте, после точки с запятой следуют слова: «понеже в единой персоне не без страсти бывает, ктомуж не наследственная власть, того ради вящше небрегутъ: Уставляем Духовную Коллегио, то есть Духовное Соборное Правительство, которое по следующем зде Регламенте, имеет всякая духовныя дела во Всеросиййской Церкви управлять». Разумеется, такого аргумента нельзя было написать Патриарху, поэтому слова эти пропущены в грамоте. Вместо них стоит: διὰ τοῦτο μετὰ πολλὴν ὀρϑὴν ϰρίσιν καὶ βουλὴν μετά τε τοῦ Ἱερατείου καὶ τοῦ τῶν λαϊϰῶν τάγματως Ἡμετέρου Βασιλείου, ἐνεϰρίναμεν συστῆσαι Πνευματιϰὴν Σύνοδον, ἰσοδυναμοῦσαν τοῖς Πατριάρχαις, ὅ ἐστι, μίαν ἀνωτάτην м πνευματιϰὴν διοιϰητιϰὴν ὁμήγυριν, πρὸς ϰυβέρνησιν τῆς Ῥωσσιϰῆς Ἐϰϰλησίας τοῦ Ἡμετέρου Βασιλείου ϰράτους, ἀπὸ ἄξια ἱερωμένα ὑποϰείμενα Ἀρϰιερέων τε καὶ Κοινοβιαρχῶν, ἀποχρῶντα τὸν ἀριϑμὸν188, далее – из манифеста: «и повелеваем всем верным подданным нашим всякого чина, духовным и мирским, иметь сие за важное и сильное правительство, и у него крайняя дел духовных управы, pешения и вершения просить и судам его определенным довольствоватися, и указав его слушать во всем, под великим за противление и ослушание наказанием против прочих Коллегий». Последние три слова заменены в грамоте другими: ϰαϑὼς ὑπετάσσοντο τοῖς πρότερον Πατριάρχαις πάσης Ῥωσσίας.

Далее в грамоте писалось: «Оному Духовному Святейшему Синоду определили мы, чрез учиненную инструкцию, дабы святую церковь управляли во всем по догматам святыя православныя кафолическия церкви греческого исповедания неотменно, и оные догматы имели бы за правило непогрешимое своего правления, в чем оные и присягою в церкви, целованием святого креста и подписанием саморучным обязали. И уповаем, что ваше всесвятейшество, яко первый архиерей православныя кафолическия восточныя церкви, сие наше учреждеше и сочинение духовного синода за благо признать изволите и о том прочим блаженнейшим, александрийскому, антиохийскому и иерусалимскому патриархам сообщение учините. И понеже мы – повелели тому – синоду с вашим всесвятейшеством о всяких духовных делах сношение и корреспонденцию иметь, и тако просим и ваше всесвятейшество, да изволить со оным синодом о касающихся до пользы церковной духовных делах корреспонденцию и сношение, яко же наперед сего со всероссийскими патриархи имели содержать, и ежели в чем возжелаете от вашего всесвятейшества какого благого совета, к пользе и лучшему устроенно церковному, в том его для общей христианской пользы не оставить, за что мы с особливою нашею к вашему всесвятейшеству склонностью в требованиях ваших всякое снисхождение оказывать обещаем».

Таким образом Патриарху Иеремии, с отступлением от исторической правды, было сообщено, будто «Духовный Синод» был учрежден «после долгаго тщательного обсуждения совета с духовным и мирским чином» (μετὰ πολλὴν ὀρϑὴν ϰρίσιν καὶ βουλὴν μετά τε τοῦ Ἱερατείου καὶ τοῦ τῶν λαϊϰῶν τάμγατος), при чем мотив: «понеже в единой персоне не без страсти бывает», не был высказан. Далее малейшее упомннание термина «Коллегия», а также малейшее указание на соотношение новоучрежденного Синода к другим государственным Коллегиям, было тщательно избегнуто, чему много помог греческий язык, на котором слово «σύνοδος» могло служить и именем собственным, и именем нарицательным. Что же касается достоинства власти Синода, то усиленно подчеркивалось равенство ее власти прежних русских патриархов, о которых на Востоке имели хорошее и определенное понятие. Наконец, только вскользь было упомянуто о Духовном Регламенте: «определили мы чрез учиненную инструкцию» = διωρίσαμεν διὰ τῆς γενομένης διατάξεως без названия его его собственным именем и без малейшего указания на его содержание. Разумеется и текст Регламента не был приложен, о чем можем судить по отсутствию указания на это в грамоте, а оно было бы сделано, если бы текст Регламента был послан Патриарху.

Итак очевидно, что по полученным данным Патриарх Иеремия и другие Восточные Патриархи не могли составить себе вполне ясного и определенного представления о существе происшедшей перемены в положении Русской Церкви и утвердили учреждение Св. Синода, как бы с закрытыми глазами, в полной уверенности, что никому и ничему никакого ущерба не произошло. После этого понятно, какую цену следует дать ответным патриаршим грамотам.

Иеремия 1-го Февраля 1722 г. благодарил Петра за сообщения, изложенные в грамоте от 30 Сентября 1721 г., поздравлял с победою над шведами, а о Синоде писал: «При сем и о том, что просите нас, чтобы быть согласным в приговоре о синоде, который определил самодержавное ваше царское величество, и понеже в настоящее время ни един от купно-братий и сослужителей наших, патриархов сиречь александрийского, антиохийского и иерусалимского, с нами не прилучился, но все в Богом вверенных им паствах обретаются и не во многом расстоянии времени сюда прибудут, и когда посоветуем и их намерение восприимем, как ваше царское величество нам объявляя определил, тогда без умедления о оном будем ответствовать, и прошение конец добрый восприимет по благоугождению, намерению, изволению и хотению, о чем с прилежанием нелностно бодрствуем, имея попечение, дабы вскоре всесовершенно сбылося ваше xoтение и прошение».

Почти через два года после этого предварительного послания Иеремии, в Петербурге получены были две тождественные грамоты Иеремии и Афанасия Антиохийского, обе от 23 Сентября 1723 г. о признании Св. Синода в равном достоинстве с Патриархами189 и, кроме того, грамота Иеремии на имя Св. Синода о том, что в виду смерти Александрийского Патриарха и тяжкой болезни Патриарха Иерусалимского утвердительных грамот от них не может пока быть, но что он позаботится о их получении, если бы понадобилось, однако «довольно и этого»190.

Изложенная здесь переписка производит такое впечатление, что Патриархам, очевидно, о происходящем с Русскою Церковью ничего определенного не было известно. Впрочем, если бы и было известно, то поступить иначе, чем они поступили, они не могли. Надо только иметь в виду в каком тяжелом положении находился православный Восток со времени завоевания его турками (1453), и чем была для них Россия, а в частности Император Петр. Над греческой нацией тяготело тяжелое иго; христианство было жестоко гонимо и многие, особенно мальчики, обращались в магометанство насильно; храмы, монастыри и кафедры были разорены и в огромных долгах; задолженность Константинопольской патриархии как раз к 1720 г. простиралась до 750,000 p. и вследствие неоплатности Иеремия был временно заключен в тюрьму; повсюду на Востоке господствовала страшная симония; сверх этого и католичество, в лице иезуитов, и протестантство деятельно вели осаду православия… Между тем из России шла широкая поддержка в виде дипломатического заступничества и значительных денежных пособий. За милостыней ездили на Русь, милостыню посылали и народ, и правительство. Патриарх Антиохийский Афанасий через три дня по подписании грамоты об утверждении Синода уже писал ему 26 Сентября 1723 г. просьбу о восстановлении Петром утраченной жалованной грамоты его предков, мотивируя ее тем, что «ныне в нуждах братия пречестная, яже ко друг другу тяготы и превосходную нужду, ею же страждет наш апостольский престол, от обстоятельств времени (сего) изнемогает, трость явна сотворити. Тем написуем, да некое врачевание помощи будет»191. Наконец, никто иной, как Петр, объявив себя защитником и покровителем всех православных подданных Турции, как и следовало Самодержавному Царю Москвы, третьего Рима, заключил в 1700 г. в Константинополе трактат с Турцией, касавшийся положения православия в ее пределах192 и, разумеется, Патриархи, с которыми и прежде, и теперь были в самых оживленных сношениях, не могли не ценить всех изливаемых на них благодеяний и менее всего могли чувствовать себя в праве и в силах осуществить длительный контроль над благими начинаниями Петра в деле усовершенствования русской церковной жизни, если бы даже и знали, и понимали в чем дело. А тут грамота Петра деликатно и без излишних подробностей сообщает о состоявшемся уже факте учреждения Св. Синода, содержит почтительную просьбу о его признании и обещание могущественного Царя с особенной благосклонностью оказывать снисхождение ко всем требованиям Патриарха…

В конце 1720 г. и в начале 1721 г. начался съезд в Петербург духовных лиц, назначенных в Синод. Начались совещания о первоначальном устройстве Синода, и на первый план был выдвинут вопрос «об определении трактамента коллегиатам Духовной Коллегии». При исчислении размера жалованья не забыты были даже мелочи комфорта193, особенно в виду того, чтобы члены Синода не скучали по «тихому и безмолвному житию» и довольству покинутых мест в епархиях и монастырях194. На основания возбужденных хлопот установлены были первые штаты членов Синода. Затем 25 Января 1721 г. подписан Государем манифест об учреждении Синода, а 27-го Января принесена назначенными членами должностная присяга195. 14 Февраля 1721 г. состоялось торжественное открытие Синода сначала богослужением в Троицком соборе, а затем первым заседанием в присутствии Государя и министров.

Вызванная к жизни Духовная Коллегия деятельно занялась 1) установлением своего титула, укреплением своего авторитета, 2) расширением своей компетенции и 3) поспешной и решительной ликвидацией патриаршества. Уже 14 Февраля были представлены Петру пункты 1) о том, как возносить имя «оного Правительствующего Духовного собрания» в церковных служениях, где было возносимо патриаршее имя. Предложена была форма: «о Святейшем Правительствующем собрании"… Петр повелел: «о Святейшем Правительствующем Синоде». Так, окончательно установился титул нового учреждения, существующий и доселе. Следующие пункты касались порядка сношений с Синодом, избрания архиереев и передачи в руки Синода заведывания патриаршими, архиерейскими и монастырскими вотчинами.

Замена имени Патриарха Московского, которого уже не существовало, именем Св. Пр. Синода была вполне естественна. Но этого мало. Рядом с именем Патриарха Московского вошло в обычай поминать и имена Восточных Патриархов, которых Синод не заменял собою, А между тем поминовение Восточных Патриархов могло больно напоминать об упраздненном Московском Патриархе. Поэтому решено было прекратить поминовение, а «дабы не смущалися прости человецы, недоумевающе, чесо ради имя патриархов явно в церквах Российских не возносится», было составлено и опубликовано в народ пространное объяснение196. Подобное решение, разумеется, вызвало протест, на этот раз Стефана Яворского. Однако Св. Синод поступил с протестом своего президента очень резко и сделал ему выговор, который свидетельствует столько же о политическом рвении Феофана Прокоповича, сколько об отсутствии солидарности и какой бы то ни было самостоятельности духовенства в ту историческую эпоху.

Когда вопрос о патриаршем имени был решен, начали спешно вытравлять это имя из богослужебных книг. Затем уничтожено было поклонение патриаршему месту в Успенском соборе, собраны и сданы в ризницу Патриаршие посохи. Наконец, 22 декабря 1721 г., вследствие распоряжения Государя, объявленного архиепископом Феодосием и, вероятно, им же самим Петру внушенного, Синод постановил раздать из патриарших мантий и одежд на облачения в неимущие церкви, а что к облачению не удобно, раздать синодальным членам и прочим служителям по рассмотрению, без оценки и безденежно197. «Разделиша ризы Моя себе и о иматисме моей меташа жребий»198

Вскоре оказалось, что в Регламенте; совсем не затронуты некоторые очень важные вопросы, и Синод составил и, после исправления. Государем, издал т. н. Прибавление о правилах причта церковного и монашеского. Однако и Регламент, и Прибавление к нему далеко не охватывали всех предметов, которые должны были быть подведомы Св. Синоду, и вообще не могли всецело нормировать церковную жизнь. Объем ведомства Св. Синода и степень его власти, кроме Регламента, постепенно определялись практикой, сепаратными указами, и самым существом его положения, как высшей церковной власти. Ближайшее определение юридической сущности Св. Синода, сверх уже сказанного, дает материал и основание к надлежащей оценке церковной реформы Петра Великого. Поэтому позволительно бросить беглый взгляд на историческую судьбу власти Св. Синода в XVII и XIX ст.

Историческая судьба власти Св. Синода в XVIII и XIX в.

Компетенция Св. Синода с самого начала была определена 1) самим существом его положения, как высшей церковной власти; 2) Духовным Регламентом и 3) последующими узаконениями. Вообще говоря Св. Синоду стали принадлежать: 1) издание, в соответствии с законами, общих норм, определяющих церковную жизнь; 2) центральное управление Русскою Церковью и 3) церковный суд в последней инстанции, т. е., по-видимому все те дела, которые подведомственны были суду московского патриарха, заменить которого и был призван Св. Синод. Однако главнейшая функция, среди названных, т. е. установление общих норм, определяющих церковную жизнь, была довольно слабой при патриархе, и еще более ослаблена в руках Синода. Получив из Греции христианство в готовом виде с прочно установившимся укладом церковной жизни, Русь, находившаяся до средины XV в. в канонической зависимости от Константинопольского Патриарха, усвоила себе строго консервативную точку зрения и почтя все свои старания устремляла на ycвoeниe веры, укрепление христианской нравственности и соблюдение священных канонов и законов боголюбезных царей, от которых, вместе с Константинопольскими Патриархами, до самой средины XV в. и получала указы и грамоты, нормировавшие русскую церковную жизнь. Параллельно с этим возникли у нас и самостоятельные источники церковного права, но в них было мало нового, творческого. То были канонические ответы, грамоты, пастырские послания, поучения, а также определения соборов, вызванные почти всякий раз нестроениями, которые надо было исправить на основании уже готовых норм199. Такое затишье вполне понятно, если иметь в виду 1) глубокое преклонение пред авторитетом церковной старины, нашедшей свое отражение в номоканонах и кормчих, и 2) значение обычая в русской государственности и жизни до самых петровских реформ.

Таким образом Св. Синод, заменив патриарха, унаследовал его право нормировать русскую церковную жизнь, но право такое, которым мало пользовались. Манифест 25 Января 1721 г. и Духовный Регламент в немногих словах парализовали и самое право, как юридическую возможность. Компетенция Синода, казалось, была строго определена в Регламенте; в его начальных строках отчетливо говорилось о том, что «Коллегиум правительское под Державным Монархом есть и от Монарха установлено». В свою очередь в Манифесте говорилось: «Уставляем Духовную Коллегию, то есть Духовное Соборное Правительство, которое, по следующем зде Регламенте, имеет всякия духовныя дела во Всероссийской Церкви управлять». И ниже: «Должна же есть Коллегия сия и новыми впредь правилами дополнять Регламент свой, яковых правил востребуют разные разных дел случаи. Однакож делать сие должна Коллегия Духовная не без Нашего соизволения». Итак Св. Синод оказался лишенным творческой канонической деятельности и в нормировании церковной жизни стал зависимым от светской Верховной власти, которая и явилась отныне единым источником нового правообразования для Русской Церкви.

В дальнейшее время компетенция Св. Синода определялась не столько положительными, сколько отрицательными чертами, а именно: 1) изъятиями из его ведения целого ряда дел правительственных, экономических судебных, в том числе некоторых брачных, наследственных и проч., 2) отношением Св. Синода к Верховной власти и 3) отношением его к деятельности и власти Синодальных Обер-Прокуроров.

Если изъятия из ведения Синода целого ряда дел не касались принципиального вопроса о его, так сказать, автономности, то его резко затрагивали те или иные фактические или юридические отношения к Государям и Обер-Прокурорам. По этому последние заслуживают особого внимания.

Со времени учреждения Св. Синода отношения его к Верховной власти определялись:

1) Духовным Регламентом, стоявшим, как подробно было изложено выше, на почве школы естественного права и государственной церковности;

2) Фактическими отношениями в XVIII и XIX вв., напр., по вопросу о прибавлениях к Духовному Регламенту200, о владении вотчинами, по делу Арсения Мацеевича201, по поводу действий некоторых Обер-Прокуроров202 г.;.

3) Основными законами издания 1832 г. ст. 42, 43.

Статьи 42 и 43 Основных законов издания 1832 г. являются особенно важными в двух отношениях. Во-первых, они отразили в себе текст Духовного Регламента и потому могут служить пособием к толкованию скрытого смысла этого крупнейшего памятника русского законодательства. Во-вторых, они впервые вполне ясно раскрыли и определили в законодательной форме государственный характер Св. Синода и его полную несамостоятельность. После них подразумеваемое стало явным203.

Статьи 42 и 43 Осн. Зак. изд. 1832 г. читаются так:

Ст. 42. Император, яко христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в церкви святой благочиния.

1721 Янв. 25 (3718) ч. 1, введ. – В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5 (17910), именуется Главою Церкви.

Ст. 43. В управлении церковном Самодержавная Власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, Ею учрежденного.

1721 Янв. 25 (3718) введ. и ч. I, п. 3.

Как видно из подстрочных ссылок, редакция этих статей покоится на Духовном Регламенте204. Однако близкое сравнение текстов показывает, что положения, выраженные в ст. 42 и 43 в аподиктической форме, в Регламенте содержатся в форме гораздо более мягкой. Таким образом статьи 42 и 43, хотя и верно обозначали юридическое положение Св. Синода и Русской Церкви, какое они заняли со времени Петра Великого, однако своей редакцией в значительной мере обязаны творцу Свода Законов графу М. М. Сперанскому, воззрения которого только и могут дать руководящую нить к более точному толкованию смысла этих статей. Поэтому совершенно правильно обратиться к сочинению Сперанского «Руководство к познанию законов» (СПб. 1845 г.). В нем содержится следующее рассуждение. Основные законы должны изображать порядок,. коим Верховная Власть действует в законодательстве и в управлении. То и другое мыслятся неразрывно и составляют власть державную (souveraineté, роuvoir souverain). Верховная Власть не может управлять непосредственно, поэтому ей нужны органы, и эти органы суть установления, которые и управляют (administrent) делами, им вверенными, по своим уставам и учреждениям, в то время как сама Верховная Власть правит (gouverne) самыми установлениями, его учрежденными.

На основании таких соображений в Основные законы изд. 1832 г. Сперанским внесены были следующие статьи, находящиеся во взаимной логической связи:

I. О существе Верховной Самодержавной власти

Ст. 1. Император Всероссийский есть Монарх самодержавный и неограниченный.

VIII. О законах

Ст. 47. Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от Самодержавной власти исходящих.

IX. О власти верховного управления

Ст. 80. Власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю. В управлении верховном власть Его действует непосредственно; в делах же управления подчиненного определенная степень власти вверяется от Него местам и лицам, действующим Его именем и по Его повелению.

Ст. 81. Предметы управления подчиненного, образ его действия, степень и пределы власти, оному вверяемой, во всех вообще установлениях, как высших государственных, так и низших, им подведомых, определяются подробно в учреждениях и уставах сих установлений.

В сущности этих статей было совершенно достаточно. Однако, в силу особого значения религиозной веры, Сперанский нашел необходимым внести в Основные законы отд. VII. О вере, в котором и было сказало о первенстве православия, о свободе исповедания веры, а за одно и об управлении церковном и делами иностранных исповеданий и иноверцев. Таким образом сюда попали ст. 42 и 43, которые, хотя и стоят в седьмом отделе, однако не составляют исключения из ст. 1, 47, 80 и 81. Отсюда и из соображений Сперанского, высказанных им в «Руководстве» вытекает, что ст. 43 имеет следующий смысл. Самодержавная Власть не может действовать в церковном управлении (как и во всяком другом) непосредственно. Ей нужен особый орган, установление, ею учрежденное. Таким органом для церковных дел и является Св. Синод. Определения Св. Синода не должны выходить из пределов, данного ему Верховной Властью полномочия, иначе сказать: прав на самостоятельное законодательство и верховное управление (в смысле gouvernement) в Русской Церкви Св. Синод (по Осн. Зак. изд. 1832 г.) не имеет. «Таким образом, правильно заключает проф. Е. Н. Темниковский205, ст. 43 говорит не более того, как если бы было сказано: в управлении военном Самодержавная власть действует посредством министерства военного, ею учрежденного». Св. Синод есть только орган Верховной государственной власти, высшее государственное установление, которому принадлежит лишь «управление» (administration) церковное, тогда как Государь, действуя в порядке верховного управления правит (gouverne) Русской Церковью, т. е. содержит состав Синода в надлежащей полноте, порядке и действии сообразно закону и разрешает случаи, превышающие власть Синода или вновь возникающие.

К таким же выводам приводит и толкование ст. 42. Кроме ссылки на Регламент, она содержит еще ссылку на акт Императора Павла I о наследии престола, 5 Апреля 1797 г., в котором Государь именуется «Главою Церкви». Это случайное наименование и эта, пожалуй, не менее случайная ссылка в законе произвели и производят большое смущение206. Однако, стоит только прочесть относящийся сюда текст акта о наследии престола, и натяжка станет очевидной. Оно читается так:… «когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом престоле, тогда наследующему лицу предоставляется избрать веру и престол, и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковый престол связан с законом для того, что государи российские суть главою Церкви; когда же отрицания от веры не будет, то наследует то лице, которое за сим будет по порядку». Следовательно, приведенные слова имеют в виду возможно тверже аргументировать устранение от престолонаследия неправославных претендентов, а вовсе не определить существо церковной власти Русского Императора, и потому помещение их в Свод совершенно не основательно и свидетельствует только о том, какие трудности приходилось преодолевать Сперанскому, чтобы найти в источниках оправдание тому, что он включал в Свод, исходя иногда из чисто логических построений. Кроме того, самое отношение текста ст. 42 к стоящему под ним «примечанию» кажется странным, ибо, в сущности, главная мысль заключается в последнем, а текст статьи есть не более, как неудачная попытка истолковать выражение «глава Церкви», пользуясь словами Регламента, как будто выражающими позитивную норму, а на самом деле лишь составляющими мотив и пояснение (правда многосодержателькое, как видно было из сравнения этих слов Регламента с сочинениями Пуфендорфа).

Как бы то ни было, но очень важно 1) что Император Павел Петрович в конце XVIII в. мог написать в законодательном акте такие слова как «государи российские суть главою Церкви», очевидно находя их вполне отвечающими сложившемуся правопорядку и системе отношений Церкви и Государства в России; 2) что М. М. Сперанский мог услышать в этих словах отзвук Духовного Регламента, характер которого выяснен выше, и 3} что и то другое попало в Свод Законов, в котором ст. 42 и 43, на основании манифеста 31 Января 1833 г., с 1-го Января 1835 г. «восприяли законную силу и действие», т. е. как бы то ни было, а сделались позитивною нормой207.

На основании изложенного результаты, к которыми пришла история в определении отношений Св. Синода к Верховной государственной власти, можно выразить в следующих положениях.

1) Со времени Петра Великого Русская Православная Церковь, сохраняя канонические черты своего устройства и управления, сохраняя чистоту православного веро- и нравоучения, сохраняя основы церковной дисциплины и устав богослужения, как юридическая единица независимо от Русского государства не существует, а есть лишь интегральная часть государственного строя, т. е. ведомство, как и именуется в официальной переписке с начала XIX в. «Ведомство Православного Исповедания».

2) Св. Пр. Синод есть орган верховного, но тем не менее соответственного с законами (ст. 11 Осн. Зак. изд. 1906 г.), управления Государя Императора, государственное установление, учрежденное Верховною Властью, находящееся от нее в такой же точно зависимости, как и другие государственные установления, и осуществляющее «по указу Его Императорского Величества» церковное управление и церковный суд, как одну из отраслей государственного управления и суда.

3) Высшая власть в Русской Церкви осуществляется Государем Императором непосредственно в законодательстве и в актах верховного управления, каковые суть акты государственной власти. Нет церковного закона или акта управления, которые не были бы государственными законом или актом управления.

4) Вся власть Русского Императора есть власть государственная. Чисто церковной власти, не производной по своему происхождению и самостоятельной по осуществлению русские основные законы не знают.

Еще ближе власть Св. Синода определилась в истории в отношениях к Синодальным Обер-Прокурорам.

11 Мая 1722 г. Петр Великий повелел: «в Синод выбрать из офицеров доброго человека, кто бы имел смелость и мог управление синодского дела знать, и быть ему обер-прокурором, и дать ему инструкцию, применяясь к инструкции генерал-прокурора208. Выбран и назначен был И. В. Болтин, а 13 Июня 1722 г. Сенатом подписана ему инструкция, во всем, по существу, сходная с инструкцией генерал-прокурора209.

По инструкции обязанности Синодального Обер-Прокурора заключались в следующем.

Ст. 1. «Обер-Прокурор повинен сидеть в Синоде и смотреть накрепко, дабы Синод свою должность хранил, и во всех делах, которые к Синодскому рассмотрению и решению подлежат, истинно, ревностно и порядочно, без потеряния времени, по Регламентам и Указам отправлял, разве какая законная причина ко отправлению ему помешает, что все записывать повинен в свой журнал; также накрепко осмотреть, чтоб в Синоде не на стол только дела вершились, но самым действом по Указом исполнялись».

Ст. 2. «Также должен накрепко смотреть, дабы Синод, в своем звании праведно и нелицемерно поступал. А ежели что увидит противное сему: тогда в тот же час повинен предлагать Синоду явно, с полным изъяснением, в чем они, или некоторые из них, не так делают, как надлежит, дабы исправили. А ежели не послушают; то должен в тот час протестовать, и иное дело остановить, и немедленно донесть НАМ, есть ли весьма нужное: а о прочих в бытность НАШУ в Синоде или помесячно, или понедельно, как Указ иметь будет».

От. 9. «Обер-Прокурор ничьему суду не подлежит, кроме Нашего».

Ст. 11. «И понеже сей чин, яко око Наше, и стряпчий о делах Государственных; того ради надлежит верно поступать, ибо перво на нем взыскано будет».

Таким образом, обязанности Обер-Прокурора, как они определены инструкцией, следует определить как обязанность надзора за закономерностью деятельности Синода. Ничего начальственного, если не считать, что «емуж должно (было) в своей дирекции иметь Канцелярию Синодскую и служителей оной» (ст. 5 Инструкции), в его должности еще не было. И действительно во весь ХVIII в. власть Обер-Прокурора в общем была не прочна. Это зависело между прочим, 1) от того, что с 14 Июля 1726 г. до 31 Декабря 1741 г., исключая небольшие перерывы, в Синоде Обер-Прокуроров не было, как не было ни Генерал-Прокурора в Сенате, ни прокуроров в коллегиях; 2) когда в 1741 г. в Синод был назначен Обер-Прокурором князь Я. Шаховской, он получил от Ген.-Пр. кн. Трубецкого копию с инструкции 1722 г., но в несколько измененной редакции, именно по ней обо всем следовало доносить Генерал-Прокурору, а не непосредственно Государю, вследствие чего самостоятельное положение Обер-Прокурора Св. Синода умалялось; 3) в течение всего XVIII в. при частых сменах на престоле, при господстве различных течений и влияний, при распространенности фаворитизма, большое значение имела фактическая близость ко двору, и благоволение государей к духовенству, при котором Обер-Прокурор не мог иметь решительного влияния на дела. Однако с конца XVIII ст. и с начала XIX ст. наблюдается резкий перелом в пользу обер-прокуратуры в силу проникновения в русскую государственность принципа «единоличной министерской власти», которое выразилось 1) в поручении Генерал-Прокурору Сената еще при Екатерине II функций министра внутренних дел, финансов и юстиции210; 2) в издании манифеста 8 Сентябре 1802 г. об учреждении министерств; 3) в возникновении Комитета Министров и 4) в издании 25 Июня 1811 г. Общего учреждения Министерств. В XIX в. в России министерский принцип так же господствовать над умами211, как в XVIII в. – принцип коллегиальности. И как в XVIII в. обнаружилось стремление провести этот принцип коллегиальности во все учреждения, что и привело к учреждению Св. Синода, так точно в XIX в. создалось стремление с полной последовательностью провести министерский принцип чрез всю систему управления, не исключая и церковного. Таков был общий фон, на котором развернулись дальнейшие явления не в пользу Св. Синода.

Уже первый Обер-Прокурор XIX в. А. А. Яковлев (09 Января 1803 – 01 Октября 1803 г.) стремился стать министром, как тогда говорилось, «синодского департамента», захватив в свои руки контроль над синодальным хозяйством и выступая совершенно самостоятельно со всеподданнейшими докладами. Опасность последних была понята высшим духовенством сразу и были приняты меры, чтобы уговорить А. А. Яковлева не делать докладов Государю без совещания со Св. Синодом, однако эти меры не подействовали. В свою очередь Обер-Прокуроры со времени Яковлева неуклонно стремятся к приобретению исключительного права быть посредником между Государем и духовным ведомством, что совершенно понятно, так как то же стремление к исключительному праву всеподданнейших докладов было свойственно и всем министрам XIX в. и, вследствие чего неожиданно расширилась сфера влияния отдельных министров и особенно компетенция Комитета Министров на счет даже Сената и Государственного Совета, и создался т. наз. бюрократизм, сущность и зло которого заключается именно в том, что лица, располагающие правительственной властью, образуют собою средостение но только между Монархом и народом, но даже между Монархом и высшими государственными учреждениями.

Усвоив себе право всеподданейших докладов, А. А. Яковлев потребовал, чтобы все сношения Св. Синода со светскими учреждениями происходили не иначе, как через Обер-Прокурора, а Канцелярии Св. Синода даже запрещено было выдавать каким бы то ни было духовным лицам справки о положении синодских дел. В связи с этим им испрошено было Высочайшее повеление, чтобы ни одна бумага, поступавшая в Синод не оставалась неизвестной Обер-Прокурору. Таким образом в руках последнего сосредоточились все нити делопроизводства, при чем только один Обер-Прокурор и знал о состоянии всей Русской Церкви в данный момент, поскольку об этом могут дать понятие бумаги, поступающие в Синод. С этого времени члены и присутствующие Св. Синода уже раз на всегда были отстранены от синодского делопроизводства и знакомятся только с такими делами, которые руководимой Обер-Прокурором Синодальной Канцелярией будут (а могут и не быть) Св. Синоду доложены212, что, разумеется, в высшей степени ненормально, ибо лишает Св. Синод возможности хотя бы даже только знать, что делается в целой Русской Церкви, вследствие чего недостаток сведений может восполняться и восполняется только личными сношениями иерархов, а также общей прессой, очевидно в весьма недостаточной мере.

Деятельность А. А. Яковлева вызвала общее неудовольствие и 1 октября 1803 г. он вышел в отставку. Его место, согласно желанию Императора Александра I, заступил кн. Александр Николаевич Голицын (21 октября 1803 г. – 24 октября 1817 г.), личный друг Государя. Огромное значение дли усиления обер-прокурорской власти имело уже одно его личное влияние, как очень близкого к Государю лица. Кроме того, кн. Голицын провел и ряд соответствующих мер. Так 21 сентября 1804 г. он ввел более удобный для Обер-Прокурора порядок делопроизводства в Синодальной Канцелярии; затем попросил Высочайшее повеление, чтобы епархиальные архиереи о всех бесчинствах в церквах и происшествиях в епархиях немедленно сообщали Обер-Прокурору независимо от донесения Синоду; в связи с этим обязал консисторских секретарей обо всем доносить Обер-Прокурору и т. под. Далее кн. Голицын взял в свои руки производство наград и чинов членам Св. Синода и духовенству и 13 Июля 1805 г. исходатайствовал Высочайшее повеление вызывать в Синод архимандритов дли ознакомлена с будущими кандидатами на архиерейские кафедры. Мало того, кн. Голицын вмешался в компетенцию Синода, выделив из нее духовно-учебные дела и организовав реформу духовно-учебных заведений (1808 г) под своим ближайшим руководством.

Обер-Прокурор Св. Синода фактически занял положение министра. Оставалось сообщить этому положению юридический характер, что и произошло с учреждением Министерства Духовных Дел и Народного Просвещения (1817–1824 г.}, оказавшего огромное и доселе вполне не оцененное влияние на умаление власти Св. Синода и возвышение власти Обер-Прокурора до степени совершенно министерской.

19 октября 1817 г. был дан Высочайший указ: «Обер-Прокурору Св. Синода и Главноуправляющему духовными делами иностранных. исповеданий, т. с. кн. Голицыну быть Министром Духовных Дел н Народного Просвещения». 24 того же октября был опубликован манифест и учреждение Министерства Д. Д. и Н. П.213.

Новое Министерство, по Учреждению, должно было обнимать дела всех вероисповеданий и потому состоять в сношениях и определенной связи А) по части духовной: 1) со Св. Пр. Синодом, 2) с Комиссией Духовных Училищ, 3) с Рим.-Кат. Духовной Коллегией, 4) с Юстиц-Коллегией Лифл. и Эстл. дел, 5) со всеми местами и лицами, от упомянутых мест зависящими. Для производства дел в Министерстве состояли: 1. Департамент Духовных дел и др. Предметом ведомства Департамента Духовных Дел являлись вообще дела по части Духовной всех религий, как различных вероисповеданий христианских, так и прочих всякого рода. Местами и лицами, по сношению, с коими сии дела должны были производиться, были: А) по части Греко-Российского исповедания: 1) Обер-Прокурор Св. Пр. Синода. В его же ведомстве Секретари Дикастерий и Консисторий; 2) Прокуроры Синодальных Контор; 3) Правитель дел Комиссии Духовных Училищ. Департамент Духовных Дел во внутреннем действии своем управлялся Директором, По предметам дел этот Департамент разделялся на четыре отделения, из коих первое было по делам Греко-Российского исповедания. Оно состояло из двух столов. В первом столе сосредоточены были дела: 1) Собирание меморий Св. Пр. Синода. 2) Доклады по части Св. Синода и Комиссии Духовных Училищ Государю Императору. 3) Годовые отчеты по Св. Синоду и Комиссии Духовных Училищ. 4) Сношения с Министрами и другими главное начальство имеющими лицами, по. поручению Св. Синода и Комиссии Духовных Училищ. 5) Сношения с Обер-Прокуpopом Св. Синода. 6) Сношения с Прокурорами Синодальных Контор. 7) По Духовным делам исповедующих Греко-Российскую веру в Царстве Польском; о церквах и монастырях их там состоящих. 8) По делам о единоверцах наших в Палестине и иных заграничных местах. 9) По духовным Миссиям в иностранных Государствах. 10) По духовным Миссиям внутри Государства. 11) По делам о вступлении в брак иностранных с Русскими без принятая подданства. 12} О распоряжениях по духовной части касательно перевоза мертвых тел. Во втором столе, по части исполнительной, были сосредоточены дела: А. По Высочайшим повелениям: 1) Об определении и увольнении Членов Св. Пр. Синода. 2) О вызове из Епархий Архиереев для временного присутствия в Синоде. 3) О духовенстве и церквах придворных в обеих столицах. Б. По представлениям Св. Синода, Высочайшими повелениями: 4) Об определении и увольнении Присутствующих в Синодальных Конторах. В. По представлению Министра: 5) Об определении и увольнении Обер-Прокурора и Обер-Секретарей Св. Синода и Правителя дел Комиссии Духовных Училищ. 6) Об определении и увольнении Прокуроров в Синодальных Конторах. Г. По представлениям начальства: 7) О награждении Духовных особ знаками Монаршей милости. 8) О награждении светских чиновников, по духовной части служащих. Д. Общие дела: 9) О происшествиях в церквах. 10) О происшествиях особенной важности в Епархиях, до духовной части относящихся. 11) Составление списков чинов по духовному ведомству. 12) Дела, особенной тайне подлежащие. Во второй части Учреждения содержался «Особенный наказ Министерству», которым, прежде всего, определялись власть и обязанности Министра. Она определялась вообще – Общим Учреждением Министерств 25 июня 1811 г., а в частности особыми правилами. Отдел I говорил об отношениях Министра ъ Синоду. Министр Духовных Дел должен был находиться к Синоду в таком же отношении, как Генерал-Прокурор к Сенату, но только в делах правительственных, а не судебных. Министру представлялись, чрез Обер-Прокурора, без отлагательства надлежащие мемории по делам, в Синоде заслушанным. Течение дел по Синоду не останавливалось исполнением по пропуске Обер-Прокурором протоколов; но если Министр по представленной ему мемории признавал нужным, для соображения в каком-нибудь деле, до правительственной части относящемуся, дать свое мнение: тогда дело снова предлагалось Синоду, для совокупного рассмотрения с мнением Министра. В случае разных мнений Членов Святейшего Синода, после предложенного Обер-Прокурором соглашения, он немедленно представлял с заключением своим подлинный протокол Министру, который тогда поступал по силе 2 пункта Инструкции, данной Обер-Прокурору Синода 15 июня 1722 года. Министр сносился со Святейшим Синодом двояким образом: он давал предложения сам или предлагал чрез посредство Обер-Прокурора. Чрез Министра Духовных дел и Народного Просвещения подносились Его Императорскому Величеству доклады Святейшего Синода по всем делам, не исключая и судных. Министр доводил до Высочайшего сведения и все то, что ему предоставлялось от Синода. Повеления Высочайшей власти объявлялись Святейшему Синоду чрез Министра Духовных Дел и Народного Просвещения. Всякого рода сношения по духовной части с другими Министрами, и главное начальство в местах светского ведомства имеющими лицами производились чрез посредство Министра Духовных дел и Народного Просвещения. Годовые отчеты о делах Синода и подведомственных оному Присутственных мест, представлялись Его Императорскому Величеству Министром Духовных дел и Народного Просвещения. Для сношения Министра, с кем следует, по определениям Синода, Обер-Прокурор представлял ему копии с определений оного, Министр Духовных дел и Народного Просвещения, в присутствии Членов Святейшего Синода, имел для заседаний своих особый стол, за которым присутствовал и Обер-Прокурор. Прокуроры Синодальных Контор состояли в непосредственной зависимости от Министра Духовных дел и Народного Просвещения. В случае чрезвычайных каких-либо происшествий или дел особенной важности, Секретари Дикастерий и Консисторий, донося по долгу своему Обер-Прокурору, представляли в то же время о сем Министру.

Что касается обязанностей Обер-Прокурора, то они определялись по прежнему инструкцией 13 июня 1722 г. с той разницей, что теперь Обер-Прокурор подчинялся Министру, как Обер-Прокуроры Сената – Генерал-Прокурору. Между прочим оговаривалось особо, что протоколы Св. Синода приводятся в исполнение не прежде, как по просмотрении их на законном основании Обер-Прокурором. Он наблюдал за делопроизводством, был начальником Синодальной Канцелярии и Секретарей Дикастерий и Koнсисторий.

Относительно порядка делопроизводства в Департаментах Министерства в Учреждении говорилось, что «одни поступают на основании общего Учреждения, Министерств № 71, прямо к Министру, который отдает их Директорам Департаментов по принадлежности, другие же бумаги идут непосредственно в Департаменты, как то с № 83 того-ж Учреждения именно означено. Сверх того, некоторые бумаги присылаются на имя Главного Правления Училища; о чем упоминается выше № 77. Все таким образом получаемые в Департамент бумаги, как от Министра, так и от других мест и лиц, принимаются и распечатываются Директорами, которые распределяют их по принадлежности в Отделения и отдельные столы.

Основываясь на изложенном Учреждении первый и последний Министр Духовных Дел кн. Голицын развил весьма энергичную деятельность и подчинил себе весь личный состав духовного ведомства так, что даже и члены Синода были ему всецело послушны. Однако Министерство Духовных Дел было крайностью, скоро понятой, не смотря на господствовавшей в обществе мистицизм и деизм. Создалась атмосфера общего недовольства унижением Св. Синода и деятельностью кн. Голицына, вследствие чего 15 мая 1824 г. состоялся Высочайший указ об увольнении его от должности Министра Духовных Дел и Народного Просвещения. Министром Народного Просвещения был назначен Адмирал А. С. Шишков, которому поручено было и главное управление духовными делами иностранных исповеданий. Что же касается духовных дел православного исповедания, то относительно их дан был тогда же указ214: «делам Св. Пр. Синода до назначения Министра Духовных Дел, иметь тоже течение, в каком они находились до учреждения сего Министерства 24 октября 1817 г.». Таким образом с увольнением кн. Голицына, Министерство еще не упразднялось, однако Синодальные дела должны были иметь прежнее течение. Создавшееся затруднение и противоречие было устранено Высочайшим указом, объявленным 26 августа 1824 г. Сенату Министром Юстиции215. В указе значилось, что Обер-Прокурор Св. Синода кн. Мещерский216 сообщил Министру Юстиции, что на основании Высочайшего указа 15 Мая 1824 г., приняв в свое заведывание 1-ое Отделение бывшего Департамента Духовных Дел, он представлял Государю о порядке производства некоторых дел, поступающих в отделение си на основание общего учреждения министерств и учреждения б. Духовного Министерства по особым Высочайшим повелениям, данным б. Министру кн. Голицыну. Ныне гр. Аракчеев объявил кн. Мещерскому, что Государь повелел: 1) дела о тяжбах, оставшихся не решенными, рассмотреть в Комитете Министров; 2) «что же касается до 1-го Отделения б. Департамента Духовных Дел, то Его Императорскому Величеству угодно, чтобы оное оставалось в настоящем его положении под именем «Отделение Духовных Дел Греко-Российского исповедания при Обер-Прокуроре Св. Синода». Таким образом Обер-Прокурор вступил в права Министра Духовных Дел, что нисколько не улучшило ни юридического, ни фактического положения Св. Синода.

17 июня 1824 г. состоялось повеление, чтобы все Синодальные бумаги направлялись к Государю через Обер-Прокурора. Этот порядок сохранен был и при Императоре Николае I, так что личные сношения с Государем синодальных членов были очень редки. Вообще же суровость царствования Николая I не могла дать повода к освобождению Синода от начальственного контроля Oбер-Прокурора. Последний сказался особенно pезко при С. Д. Нечаеве (2 апреля 1833 г. – 25 июня 1836 г.) и не только относительно делопроизводства и сумм духовного ведомства, но даже относительно личной благонадежности архиереев, за которой должны были тайно следить жандармы. Такого контроля не избег даже Московский Митрополит Филарет. Нечаев не стеснялся изменять по своему определения Св. Синода, усваивал себе исключительное заведывание греко-униатскими и раскольничьими делами, а также право представления архиереев к назначению помимо Синода. Деятельность его вызвала большое недовольство, сменившееся живою радостью, когда был назначен на его место гр. Н. А. Протасов (25 июня 1836 – 16 января 1855 года). Однако радость была непродолжительна, ибо именно Протасов окончательно упрочил положение Обер-Прокурора в качестве Министра. При нем 1-го августа 1836 г. была учреждена особая Канцелярия Обер-Прокурора. 14 ноября 1836 г. из высших чиновников синодального ведомства образован был Хозяйственный Комитет. 31 октября 1836 г. была учреждена должность второго чиновника за обер-прокурорским столом специально для того, чтобы Синодальной Канцелярий заведывало лицо, непосредственно подчиненное и близкое к Обер-Прокурору. 1-го марта 1839 г. вместо Комиссии Духовных Училищ учреждено Духовно-учебное Управление. Тогда же учреждено было Хозяйственное Управление, соединены в одно учреждение Отделение Духовных Дел православного и Греко-униатского исповедания с Канцелярией Синодального Обер-Прокурора, проведены новые штаты чиновников этих учреждений в соответствии со штатами министерств. 16» декабря 1839 г. учреждена особая должность Управляющего Синодальной Канцелярией. Все эти мероприятия имели тот общий характер, что они создавали целую сеть широко организованных учреждений для заведывания особыми отраслями дел, ранее подведомственных Св. Синоду, который теперь стеснен был в своих определениях по таким делам «заключениями» этих учреждений и в свою очередь находившихся и находящихся доныне в полном подчинении Обер-Прокурору. Только Обер-Прокурор держал и держит в своих руках все нити делопроизводства во всех учреждениях духовного ведомства, тогда как Св. Синод оказался в полной зависимости от громадного количества светских чиновников и их доклада, не имея нрава самостоятельного знакомства с делами и влияния на делопроизводство. В результате Синодальный Обер-Прокурор стал Министром, получил Товарища с правами и положением Товарища Министра, и вошел в состав объединенного Министерства, в качестве члена которого он присутствует в Совете Министров, где и принимает участие по всем государственным делам. Разумеется при таком положении вещей власть Св. Синода оказалась умаленной до возможной степени217.

Заключение

Учреждение Св. Синода занимает центральное место в истории Русской Церкви, разделяя ее на две совершенно различные эпохи. Без предшествующих событий и характерных явлений не было бы петровской церковной реформы. В свою очередь последняя обусловила собою дальнейшее новое направление русской церковной жизни. Поэтому и оценка учреждения Св. Синода может быть лучше всего сделана из рассмотрения предшествующего и последующего.

Предыдущие страницы показали, что преобразование русской церковной жизни ко времени царствования Петра Великого являлось необходимостью. Старый русский церковный строй, консервативный и вялый, был не удовлетворителен. Церковная иерархия не понимала исторического момента и не хотела идти впереди истории. Со смертью патриарха Адриана (16 Октября 1700 г.) патриаршество на Руси пресеклось и его временно заменило местоблюстительство Стефана Яворского. Однако рано или поздно необходимо было установить нормальный порядок управления Русскою Церковью. Естественнее всего было бы избрание нового патриарха и, если этого не случилось, то виновато не только нерасположение к этому Петра, не только новый дух времени, но прежде всего высшее духовенство, которое было очень далеко от сознания того, что должно и как должно быть исправлено и устроено в русской церковной жизни, чтобы соответствовать нормальному типу, если не идеалу. Лишь спустя 150 лет стали говорить о каноничности и каноническом устройстве, не выяснив этого вопроса и до сих пор218. В эпоху Петра, напротив наиболее активные церковные деятели, епископы Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Феодосий Яновский, Феофилакт Лопатинский и др. в достаточной мере обнаружили отсутствие апостольского духа, взаимной любви и единения, энергии и твердости. Разделение, подготовленное особенностями великорусского и малороссийского богословия XVI и XVII в., резко сказалось в XVIII в. и не только в теории, но и в жизни219 так, что взаимные обвинения в неправославии, а затем и политической неблагонадежности с того времени и надолго сделались обычными и приводили нередко к глубокому уничижению высокий сан православного епископа220. В виду отсутствия мужей апостольского духа естественно, что такой энергичный и с инициативой человек, как Петр Великий, к тому же вынужденный к. преобразованиям всем предшествующим ходом истории, пришел к решению заменить патриаршество коллегией. Здесь не прошли бесследно и психология контраста, и пример удачной попытки учреждения государственных коллегий, знакомство со школой естественного права, западные образцы церковно-государственных отношений, характер самого составления Духовного Регламента, его политическое мировоззрение и дух полемики со сторонниками старого уклада жизни и латинствующего богословия. В результате получила бытие «Духовная Коллегия», какою мы ее видим в Духовном Регламенте. В нее вошли один Президент, два Вице-президента, четыре Советника и четыре Ассессора, т. е. тот состав, из которого состояла и каждая из двенадцати государственных коллегий. На эти должности предназначались духовные лица разных степеней священства, не подчиненные друт другу, при том по назначению светской власти и не на время, а до тех пор, пока не будут уволены. Делопроизводство Духовной Коллегии должно было подчиняться правилам Генерального Регламента, общего для всех государственных коллегий и проч. Таким образом, по существу новая Коллегия ничем не отличалась от прочих, и если она получила наименование Святейшего Правительствующего Синода и стала рассматриваться как Духовное Соборное Правительство, даже как постоянный поместный Собор Русской Церкви, то в этом наименовании и этой квалификации лишь сказалось общее чувство неловкости от слишком явного введения на Руси чуждой ей системы государственной церковности, и всe научные построения, основывающиеся на указанных внешних признаках, не более, как усердные попытки выйти из создавшейся неловкости и оправдать сложившийся строй. Между тем Духовная Коллегия не имеет никакого сходства с древними соборами, различаясь от них и по задачам, и по способу созыва, по способу образования состава, по самому составу, по порядку делопроизводства, по степени самостоятельности решений, по способу их выработки и проч., и проч.221. Понятно поэтому, что Св. Синод, как бы насильно вставленный в организм Русской Церкви, не мог оказать ей той пользы, для которой предназначался. Напротив того созданный в духе полицейского государства, Синод привел русскую церковную жизнь в относительный внешний порядок, очень сильно повлиял, в то же время, на быстрое и неуклонное охлаждение религиозной ревности и угасание искренности одушевления. Те, кто не могли примириться с официальной благопристойностью, и искали полного удовлетворения своим религиозным запросам, – уходили в секты и раскол. Кто не имел побуждения решиться на это, тот окончательно охладел, сделавшись «интеллигентом». Остальные – притихли. История показала, что задачи реформы были бесспорно хороши, решимость и твердость – похвальны, но методы – совершенно ошибочны.

Начинающийся новый период Русской Церкви требуете нового творчества в согласии с началами древнего Православия и в соответствии с условиями переживаемого исторического момента.

* * *

1

Ср. проф. А. П. Лебедев, Исторические очерки состояния византийско-восточной Церкви от конца XI до половины XV в. от начала крестовых походов до падения Константинополя в 1463 г. изд. 2 М. 1902.

2

А. Попов, Историко-литературный обзор древне-русских полемических сочинений против латинян XI–XV вв. Москва 1875 г.; Ср. рецензию на эту книгу А. С. Павлова в От­чете о 19-м присуждении наград гр. Уварова. СПб. 1878 и от­дельно под заглавием: Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб. 1878 г.; М. Челъцов, Полемика между греками и латинянами по вопросу об опресноках в XI–XII вв. СПб. l879. Замечательны следующие слова академика Е. Е. Голубинского в его Истории Рус­ской Церкви. Т. I. 2-ач половина, стр. 795–796. М. 1904.

«После разделения церквей, имевшего место в половине XI века, латиняне, т. е. все западно-европейские народы, стали для нас людьми отлученными: и отсеченными ог нашего православного союза. Не распространяясь о крайней прискорбности во всех отношениях самого события разделения, мы скажем здесь: во-первых, кяк смотрели у нас на неправомыслие латинян и как относились к ним; во-вторых – о попытках их собственной у нас пропаганды.

Может быть читатель знает, а может быть и не знает тот грустно-замечательный факт, что разделение церквей имеет весьма немаловажное значение именно в нашей русской церковной истории. Это разделение сопровождалось сильным возбуждением личных страстей как одной, так и другой стороны, и вследствие того крайней несправедливостью обеих во взаимных обвинениях. Мы – Русские, не замешанные в дело лично, по-видимому, должны были взять на себя ту роль, чтобы стать умирителями увлечений и раздражения замешанных, т. е. Греков, чтобы стать судьями виновных (латинян) по возможности беспристрастными, чтобы быть восстановителями распри в ее истинном виде. Но к подобной роли, как само собою понятно, мы были вовсе неспособны, и случилось совсем другое. Греческие полемисты против латинян, в своем увлечении вражды против них, впадая в прискорбнейшую крайность, изображают их преисполненными прегрешений и вин еретиками, горшими всех древних еретиков и совместившими у себе все ереси последних. Мы усвоили себе этот взгляд полемистов на латинян. Но в позднейшее время мы заметили, что Греки смотрят на них и относятся к ним не так нетерпимо и неприязненно, как бы это следовало на основании учения о них древних Греков, – и мы заподозрили самих Греков в отпадении от православия к латинству».... См. также след. стр. 796–819 в т. I, 1-ую половину стр. 7–18.

3

Ῥάλλη καὶ Πότλη, Σύνναγμα κανόνων, τόμος Β’ σελ. 280. Этот канон, вызвавший много споров и не признанный Римом, предоставлял Константинопольскому Патриарху власть над диоцезами Понтом, Aхией и Фракией и вместе с тем над епископами варварских стран яъ (ἐν τοῖς βαρβαρικοῖς), входящих в эти диоцезы,. а все народы восточной Европы относились к Фракийскому диоцезу. Подробное толкование этого правила cм. Hefele, Histoire des conciles, Тоmе II, 2 Parlie p. 815–826, Paris 1908; Никодим Милаш, Правила Прав. Церкви с толкованиями Перев. с серб. СПб. 1911l, т. I, стр. 393–426.

4

P. Hinschius, Staat und Kirche. Freiburg 1. В 1883 s. 192–194 (извлечение из Harquardsen, Hardbuch des öffentl, Rechts Bd. I); H. Geffcken, Staat und Kirche in ihrem Verhältniss geschichtlich entwickelt. Berlin 1875. § 5; E. Loening, Geschichte des deutschen Kirchenrechts. Strasbourg 1878. Bd. I. s. 20–96; Gelzer, Staat und Kirche in Byzanze в. Historische Zeitschrift Bd. 86, 1901; Курганов Ф. проф. Отношение между церк. и госуд. властью в Визант. империи. Казань, 1880; В. И. Сергиевич проф. Русские юридические древности. Сиб. 19002, т. II, стр. 481–4 97; Н. С. Суворов, учебник ц. права. М. 1912 § 136.

5

В. И. Сергиевич , там же, стр. 497–583; Проф. В. В. Соколъский, О характере и значении Эпанагоги. Виз. Врем. т. I, вып. I стр. 17–54; Акад. Е. Е. Голубинский, Истории Русской Церкви, т. I, 1-ая пол. стр. 547–557; А. С. Павлов, Курс церковного права. Св.-Троицкая Сергеева Лавра. 1902, стр. 468–514.

6

В. Н. Чичерин, История политических учений. Часть I, стр. 98–110. Москва 1869.

7

Проф. В. В. Сокольский, О характере и значении Эпанагоги. Виз. Врем. Т. I, в. 1, стр. 17–54. Текст Эпанагоги см. в издании Zachariae a Zingenthal, Collectio librorum iuris graeco-romani ineditorum. Ecloga Leonis et Conetantini, Epanagoge Basilii et Alexandri. Lipsiae 1S52

8

В. Н. Чичерин, История политических учений. Часть I, стр. 135–157. Москва 1869.

9

Проф. H. С Суворов. Учебник церковного права. Москва 1902 г. изд. 2 Стр. 502–503.

10

О деле патр. Никона см. Макарий М. М., История Русской Церкви, т. XII. СПб. 1883; Н. Гиббенет, Историческое изследование дела патр. Никона. Ч. 1 и 2. СПб. 1882–1884; Проф.. Н. Ф. Каптерев, Патриарх Никон и Алексий Михайлович. Т. I. Серг. Пос. 1909.

11

Духовный Регламент. Изд. 4. М. 1897 г. стр. 14–15. (Часть I, п. 7).

12

L. Bréhier, Le schisme oriental du XI-e siécle. Paris 1899, особ. стр. 219 и сл.; Pichler, Geschichte der kirchlichen Treunung zwischen Orient und Occident. 2 vol. Müncben, 1864–1865; A. C. Лебедев, История разделения церквей в IX, X и XI вв. M. 1900. Особенно Н. С. Суворов, Византийский папа. Из истории церковно-государственных отношений в Византии. М. 1902.

13

Выражение, употребленное в грамоте патр. К. П. Иepeмии III (1716–1726, 1733 г.г.), признающей учреждение Св. Синода: ἡμετέρα ἐν Χριστῷ ἀδελφή. См. Синтагма Ралли и Потли т. V стр. 161.

14

Посл. к Смирн. VIII, 2. Ср. и другие послания Св. Игнатия Богоносца.

15

«Quapropter eis qui in Ecclesia sunt, presbyteris andire oportet, his qui successionem habent ab apostolic, sicut ostendimus; qui cum episcopatus successione charisma veritatis certum, secundum placitum Patris accederunt"… Contra haeres, lib IV, cap. 26. Migne, Patrologia. Series graeca VII, 1053. Ср. проф. П. В. Гидулянов, Митрополиты в первые три века христианства. М. 1905 г. стр. 117–133.

16

Карф. 61; Юстиниана Новеллы VI, с. 1 § 10; СХХIII, с. 1, 14, CXXXVII. с. 2, 3; Номок. в XIV тит., I гл. 8, 9. Н. С. Суворов, учебник ц..права. М. 1912. § 12. А. С. Павлов, Об участии мирян в делахъ Церковн. Уч. Зап. Казан. Унив. 1866 г. стр. 481–526; Maroger, Le rôle de laïques dans I'Eglise. Cohore, 1898.

17

Ῥάλλη καὶ Πότλη, Σύνναγμα ϰανόνων. т. III, стр. 140. Текст приводится по книге правил. Н. С. Суворов, Учебник ц. п. М. 1902. § 13.

18

Н. С. Суворов, Учебник ц. п. М. 1902. § 14. Проф. П.В. Гидулянов, Восточные патриархи. Ярославль. 1908 г.

19

Н. С. Суворов, Учебник церк. права. М. 1902. стр. 56 (§ 18). См. указанные там источник и литературу.

20

Н. С. Суворов, Учебник церк. права. М. 1912. стр. 35.

21

Там же. § 15.

22

Там же. § 16..

23

У. Штутц. Церковное право. Перев. под ред. проф. В. Темниковского. Ярославль. 1905. стр. 10.

24

Там же § 5 и 14; стр. 103.

25

Там же стр. 11.

26

Там же § 6.

27

Там же § 9.

28

У. Штутц. § 11. О развитии власти митрополита (архиепископа) см. HerzogHauck, Realencyklopädie. 3 Aufl. Bd. V. s. 488–490 (статья Hinschius'a); а также В. Ojetti S. J, Synopsis reгum moralium et iuris pontificii. Romae 1909, editio tertia, vol. I, col. 296–298.

29

У. Штутц, гл. III.

30

Каноны 3, 4 и 5 Синтагма Ралли и Потли т. III стр. 227 и сл. О Сардикском соборе, времени его созыва, канонах и деятельности см. Hefele, Histoire des conciles, tome I, 2 partie p. 737 и сл. (кн. IV, § 58. стр. 533 нем. 2-го издания). В последнее время возник и еще окончательно не решен горячий спор о самом бытии Сардикского собора. Литературу см. в Deutsche Zeitschrift für Kirchenrecht за последние годы.

31

Н. Барсов, в статье «Митрополит». Энц. словарь Эфрона т XIX стр. 463. У. Штутц, стр. 99 E. Loening, Geschichte des deutschen Kirchenrechts. Strasbourg 1878. Bd. II. s. 157–363. Годы понтификата пап приводятся по изданию K. Mirbt, Quellen zur geschichte des Papsttums u. d. röm Katholizismus. 3 Aufl. Tübingen 1911.

32

У. Штутц, глава IV.

33

У. Штутц, § 28, 29.

34

Бонифаций VII (1294 – 1303 г.), следуя Луке из Тuу † 1219. У. Штутц, стр. 87

35

У. Штутц, ср. 90.

36

У. Штутц, ср. 92–97.

37

У. Штутц, Глава V.

38

Есть много изданий декретов и канонов Тридентского собора. Между прочим см. S. Oec: Coucilium Tridentinum, изд. с прим. Barbosae и card. De Luca. Coloniae Agrippiniae 1754. Canones et decreta С. Т. Romae 1834 г.; то же изд. Fr. Schulie et At. L. Richter 1853. В настоящее время издается: Concilium Tridentinam, diarorum, actorum, epistularuim, tractatuum nova collectio, editio Societatis Goeiresianae. Т. 1, 1901. Издание разсчитано на 12 томов. Кроме того, их можно найти в изданиях: Libri symbolici eссlesiae catholicae, F. G. Sireitwolf et R. E. Klener tomi 2, Gottingae 1838; Enchiridion symbolarum, auctore H. Denzinger. Ed. XI, Friburgi Brisgoviae 1911 г. и K. Mirbt. Quelleu... 3 Aufl. 1911. Классическими сочинениями no истории собора являются: Sarpi, Istoria del concilio di Trento 1619; нем пер. Winterer'a, 4 Bdc, 2 Anfl. 1844 сл. и Pallavicino, Istoria del concilio di Trento, 1652 сл.; нем. пер. Klitsche, 8 Bde, 1835–1836. По ним изложена «История Тридентского Собора» в «Чтениях в М. Обществ любителей духовного просвещения» кн. 5 и 6, Москва 1868 и 1869.

39

У. Штутц, Глава VI.

40

«Docemus proinde et declaramus, Ecclesiam Romanam, disponente Domino, super omnes alias ordinariae potestatis obtinere priacipntum, et hanc Romani Pontificis iurisdictionis potestatem, quae vere episcopalis est, immediatam esse: erga quam cuiuscumque ritus at dignitatis pastores atque fideles, tam seorsuin singuli quam simul omnes, officio hierarchicae subordinationis veracque obedientiae obstringuntur, non solum in rebus, quae ad fidem et mores, sed etiam iu iis, quae ad disciplinam et regimen Ecclesiae per totum orbem diffusae pertinent; ita ut, custodita cum Romano Pontifice tam commumonis, q|uam eiusdem fidei proffessiones unitate, Ecclesiae Christi sit unus grex sub uno summo pastore. Haec est catholicae veritatis doctrina, a qua derivare salva fide atque salute nemo potest». Fontes iuris ecclesiastici novissimi. Decreta et canones. S. C. Vaticani. Ed. Ph. Schneider. Ratisbonae. 1895. стр. 27–28 (Sess. IV. Const. De Ecclesia. Cap. III.

41

«Tantuin autem abest, ut haec Summi Pontificis potestas officiat ordinnriae ac immediatae illi episcopalis iurisdictionis potestati, qua Episcopi qui positi a Spiritu Sancto in Apostolornm locum succeesserunt, tamquam veri pastores assignatos sibi greges, singuli singulos, pascunt et regunt, ut eadem a supremo et universali Pastore asseratur, roboretur ac vindicetur». Там же, ср. 28–29, Sess. IV. Const. De Ecclesia. Cap. III, 3. У. Штутц § 67.

42

Ер. ad Eulog. Alexandrin. l. VIII. ср. XXX (Migne, P. L. LXXII, 933)..

43

В заключении слов, выписанных непосредственно выше. О примате папы и его правах cм. F. X. Werns S. J, Jus decretalium, tomi I–V ed. 2, особ. I и II pars 2, Romae 1905, 1906. См. также руководства по церковному праву Hinschius’a, Schulle, Philips’a, Scherer’a и др.

44

См. проф. А. П. Лебедев, Co6paние церковно-исторических сочинений. Особ. томы: VI. Очерки внутренней истории византийско-восточной церкви в IX, X и XI в. в. М. 1902; т. VII. Исторические очерки состояния византийско-восточной церкви от конца XI до половивы XV в От начала крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. 1902 изд. 2. Т. VIII и IX. История Греко-восточной церкви под властью турок от 1453 г. до настоящего временя, изд. 2 СПб. 1904. Г. Ф. Герцберг, История Византии. Перев. П. В. Безобразова. М. 1897 г., а также вообще сочинения по истории Восточной Церкви.

45

Н. С Суворов, Учебник, § 33. Академик Е. Е. Голубинский, История Русской Церкви К. 1901. Т. I, 1-ая половина стр. 270–275, изд. 2.

46

Н. С. Суворов, §§ 34, 36; Е. Е. Голубинский, И. Р. Ц. т. II, 1-ая половина стр. 469 аи след. М. 1900 г.

47

См. издания Стоглава: Д. Е. Кожанчикова, СПб. 1863; Н. Субботина, М. 1890; Казанское I862 (2-е над. 1887 г.). О Стоглаве см. новейшее исследование свящ. Д. Стефановича; О Стоглаве. Его происхождение, редакции и состав. К истории памятников древне-русского церковного права. СПб. 1909. См. также Академика Е. Е. Голубинского, История Русской Церкви. М. 1900, т. II, 1-ая половинy, стр. 744–875.

48

Старца Арсения Суханова, Симеона Полоцкого, восточных патриархов на соборе 1667 г. См. Н. С. Суворов, Учебник церковного права. Изд. 4. М. 1912, стр. 99.

49

Н. С. Суворов, Учебник церковного права. Изд. 4. М. 1912. стр. 99. Проф. И. Покровский, Русская епархия, стр. 338.

50

Н. С. Суворов, там же.

51

При св. Владимире – 8; в половине ХШ в. – 15; к концу XIV в. – 18; с учреждением патриаршества проектировалось довести число митрополий до 12, а епископий до 72, однако к концу патриаршего периода оказалось всего: 1 патриаршая область, 13 митрополий, 7 архиепископий и 1 епископия. См. проф. П. Знаменский, Учебное руководство по Истории Русской Церкви. СПб. 1896, стр. 31, 96, 229, 230. Проф. И. Покровский, Русская епархия в XVI – XIX в. в., т. I, стр. 314–336. Казань 1897. Ср. Академика Е. Е. Голубинского, История Русской Церкви. Т. I, 1-ая половина. М. 1901, изд. 2, стр. 332 и след., 369. Н. Д., Иерархия Всероссийской Церкви от начала христианства в России до настоящего времени. М. 1892, 1894, 1898 г. г. три выпуска.

52

Акад. Е. Е. Голубинский (Ист. Р. Ц, т. I, 1-аа половина. М. 1901, изд. 2, стр. 308–369) о влиянии огромного пространства наших епархий на дух и характер наших архиереев говорит следующее: «Мы уже неоднократно давали знать выше, что огромное пространство наших епархий должно было иметь весьма значительное влияние на дух и характер наших архиереев. Влияние это, к сожалению, было неизбежно, но оно было и могло быть не к лучшему, а к худшему. Архиерей по своей идее не ecть только административно–судебный чиновник над духовенством большего или меньшего округа, не имеющий никакого отношения к мирскому населению этого округа, но есть совершенно такой же пастырь своих прихожан, с тем только различием, что он есть не только пастырь, но архипастырь, т. е. не только сам пастырь, но и начальник над другими пастырями. По сей именно идее. первоначально каждая отдельная церковная община малая и большая или каждый отдельный приход имел непременно своего епископа. Уничтожение епископов сельских и оставление только городских, с образованием епископских округов или приходов так, чтобы они обнимали города с уездами, было собственно посягательством на архиерейство, как на пастырство. По отношению к священникам архиереи, собственно говоря, вовсе не суть высшие начальники и грозные судьи, которых последние обязаны только трепетать. Пресвитеры собственно суть духовные соначальники епископов над духовными подчиненными, которые суть миряне… Не то должно было случиться с отношениями архиереев к их паствам и к их духовенству у нас в России вследствие обширности наших епархий. Епархии наши были так обширны, что для большей части своих паства архиереи наши не имели физической возможности быть пастырями, ибо не имели возможности видеть тех, кого подлежало пасти. Средство для пастырского общения архиереев с их паствами представляли объезды епархий. Но при обширности последних, архиереи могли совершать их только таким образом, чтобы быть далеко не во всех селениях, а лишь в центральнейших пунктах, и останавливаться в каждом месте не на более или менее продолжительное время, а лишь на такой короткий срок, чтобы увидеть толкущуюся толпу пасомых и ничего более… Не имея возможности быть действительными пастырями для всех, архиереи наши все меньше и меньше заботились о том, чтобы быть таковыми пастырями некоторых и кончили тем, что совсем перестали быть ими, став как бы не существующими для паств и оставшись только высшими церковными чиновниками, окружными начальниками приходских духовенств.

На характер отношений архиереев к подчиненным им приходским духовенствам обширность наших епархий должна была влиять также далеко не с хорошей стороны. Совершенно естественно, что чем обширнее область, тем начальник сознает себя большим начальником. Но епархии наши не были теми крошечными областями, представляющими собой но более как, волости или станы, каковы были епархии в Греции; он были так обширны, что не только обнимали целые удельные княжения, но даже по нескольку этих последних. Совершенно естественно и извинительно было поэтому явиться у наших архиереев гораздо большему духу власти, нежели как это было в Греции. Чем более известной категории начальников, тем менее они сознают свою власть и свое значение и, наоборот, чем их менее, тем они выше и тем они более начальники. В империи греческой, которая разве немногим превосходила относительно пространства нашу тогдашнюю Россию, число архиереев восходило до многих сотен (при императоре Юстиниане, по Синекдему Диеорокла, в Греции было 64 губернских и 935 уездных городов, следовательно, столько же было и епископов. После Юстиниана, вероятно, много городов, а с ними и епископов, перестало существовать от набегов варварских. Все-таки число последних продолжало оставаться очень большим; на Константинопольских соборах при Фотии присутствовало епископов – 861 г. более 300, 879–880 г. слишком 380; у нас же, на немного меньшем, а может быть, даже и не меньшем, пространстве архиереев было и всего – сначала 8, а к нашествию Монголов – 15: естественно, что у наших архиереев должно было явиться совсем иное сознание своей власти, чем у первых.

Обширность епархий, с другой стороны, и подчиненное духовенство должна была приводить к тому, чтобы и оно само и добровольно усвояло все большую и большую власть своих архиереев. Подчиненный тем свободнее и непринужденнее чувствует себя со своим начальником, чем чаще с ним видится и чем более обращается; напротив, он со страхом и трепетом предстает перед него, если ему приходится видеть его слишком редко. При обширности наших епархий священники наши могли видеть своих архиереев только весьма редко, хотя и чаще нынешнего. Естественно, что уже они сами, никем не нудимые представали пред архиереем не иначе, как с самым крайним смирением и уважением, и это тем более, что с одной стороны, решительное большинство их было не только без всякого образования, которое пробуждает сознание своего достоинства, но едва-едва грамотные, а с другой стороны что все они по своему происхождению были из класса самого невысокого. Таким образом, обширность наших епархий должна была приводить к тому, чтобы с одной стороны, архиереи наши поддались духу властительства или высоковластия, а с другой стороны – чтобы подчиненное им духовенство исполнилось духа особенного смирения и рабства. Итак, пастыри своих паств более по имени, чем на деле, слишком высокие начальника своих подчиненных – таковыми явились у нас архиереи».

Ср. стр. 557–560 там же у Голубинского о том, что «Епископы ваши, быв в отношении к обширности епархий и к изобилию средств содержания совсем иными, чем епископы греческие, представляли из себя, так сказать, господ самой большой руки». Кроме того, заслуживают самого бдительного внимания стр. 604–618, на которых Голубинский излагает исторические и канонические основания в доказательство того положения, что «пресвитеры не суть служители епископа, а суть его сотоварищи и соначальники».

53

Акад, Е. Е. Голубинский, История Русской Церкви М. 1901, изд. 2, Т. 1, первая половина стр. 844.

54

Там же.

55

Там же.

56

О монашестве епископов см. Голубинского, там же стр. 347, примечание; Иоанн еп. Смоленский. О монашестве епископов. Почаев 1905 г.; А. П. Лебедев, Историч. очерки состояния византийско-восточной Церкви от конца XI до половины XV вв. М. 1902, изд. 2 стр. 260, 318, 339. «Окончательное торжество монашества над белым духовенством по вопросу о занятии высших мест в иерархии, и следовательно по управлению Церковью, совершились во время т. наз. исихастских споров (1340–1359 гг.). Движение, вызванное этими спорами, имело уже исключительно монашеский характер. Оно разрешилось полным триумфом афонских иноков, предводимых Григорием Паламою, над Константинопольским патриархом Иоанном Калекасом (1337–1347 гг.) и над придворным ученым Никифором Григорою. На победу их над этим патриархом можно смотреть, как на победу монашества над белым духовенством. Это был последний патриарх на Константинопольском престоле из белого духовенства, как один из его предшественников Иоанн Гликис (1315–1320 гг.) был последним патриархом из государственных сановников. С этих пор высшие места в иерархии исключительно уже замещались монашествующими, а Константинопольский патриарший престол надолго делается достоянием питомцев св. горы Афонской». Проф. И. Е Троицкий «Арсений и Арсениты». Христ. Чт. 1872, II, стр. 650–651.

57

Акад. Е. Е. Голубинский, там же стр. 348.

58

Акад. Е. Е. Голубинский, И. Р. Ц.. т. 1, 1-ая пол. стр. 351. М. 1901.

59

Акад. Е. Е. Голубинский, И. Р. Ц.. т. 1, 1-ая пол. стр. 349–352 . М. 1901.

60

Там же, стр. 372–393.

61

Н. С. Суворов, Учебник ц. права. М. 1912 г. § 40, стр. 111. Проф. Н. Ф. Каптерев. Светские архиерейские чиновники в древней Руси. М. 1874.

62

Н. Ф. Каптерев, Свет. арх. чин. М. 1874, стр. 53–59.

63

Н. Ф. Каптерев, там же стр. 188–236; Н. Розанов, История Московского епархиального управления. 3 части 5 книг. М. 1869–1871. См. ч. I стр. 19–21; Проф. Прот. М. И. Горчаков, Монастырский приказ (1649–1725 гг.). СПб. 1868; его жe, О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и св. Синода (988–1738 г.). СПб. 1891 г.; И. И. Шимко, Патриарший казенный приказ. М. 1894 г.; Мое сочинение Населенные недвижимые имения Св. Синода, архиерейских домов и монастырей при ближайших преемниках Петра Великого. СПб. 1909 г. стр. 40–45.

64

Н. С. Суворов. Учебник ц. права. М. 1912. § 42, 43.

65

В десять раз больше, чем в наше время, по мнению Акад. Е. Е. Голубинского, Ист. Р. Ц. т. I, 1-ая пол. стр. 453–454.

66

Акад. Е.Е. Голубинский , там же, стр. 444–452.

67

«У нас, как это было в Греции, бедные люди, желавшие поставиться в священники, собирали деньги на посвящение по миру». Там же, стр. 452, примеч.

68

Там же, стр. 453. «Если мы допустим, – говорит Голубинский – далее, весьма возможное предположение, что у нас люди не были более совершенны, чем в Греции, то, судя по тамошним порядкам, не невероятно предположить, что с этим размножением священников епископы позволяли себе даже злоупотребления. В Греции епископы до такой степени обратили поставление священников в простую статью дохода, что ставитъ решительно всякого желающего, кто, желая поставиться, в состоянии приличным образом заплатить. Но так как, с одной стороны, правила канонические решительно требуют, чтобы священники были рукополагаемы не иначе, как в известные приходы, а с другой стороны, прихожане не могут же содержать стольких священников, сколько бы им поставили епископы, то в Греции выдумано ставить священников номинально-приходских или приписных, которые только причисляются к известным приходам, но нисколько не состоят в них действительными священниками, и которые, будучи в сущности безприходными, представляют собою только кандидатов на имеющие открыться места. Нет ничего невозможного, что это злоупотребление существовало и у нас в России. Под 1159-м годом в летописях читаем, что в этом году Ростовцы и Суздальцы выгнали от себя епископа своего Леона, «зане умножил бяше церкви, грабяй попы».

69

Акад. Е.Е. Голубинский, там же, стр. 454.

70

Акад. Е. Е. Голубинский, там же, стр. 455–456.

71

Акад. Е.Е. Голубинский, там же, стр. 488.

72

Акад. Е. Е. Голубинский, Ист. Р. Ц. т. I, 1-ая пол. стр. 489. Право собственности на церкви и монастыри, даже на целые епископии существовало и на Западе в эпоху господства т. наз. «германского церковного права» (со времени Карла Мартелла до 1150 г.) и вызвало решительную борьбу против себя со стороны папы. См. У. Штутц, Ц. право, глава III и указ. у пего литературу. Особенно U. Stutz, Die Eigenkirche als Element mittelalterichen germanischen Kirchenrechts, 1895 b его же Geschichte der kirchlichen Benefizialwesens. 1895.

73

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 490.

74

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 491.

75

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 491.

76

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 492.

77

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 494.

78

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 739

79

А. П. Лебедев. Духовенство древней вселенской Церкви (от времен апостольских до IX в.). М. 1905. (Собр. соч. т. X), особ. стр. 248–390.

80

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 474–475.

81

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 474.

82

Вероятно не безпристрастного, ибо Геннадий был в Новгороде московским ставленником.

83

Акад. Е. Е. Голубинский, Ист. Р. Ц. т. I, 1-ая пол. стр. 477.

84

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 477–478.

85

Акад. E. E. Голубинский, там же стр. 479–481. См. и примеры служения по памяти.

86

См. в И. Р. Ц. т. I, 1-ая полов, стр. 540: «Напротив не было ли бы аномалией и несообразностью, если бы наши священники были обеспечены по западному? Отстранив от своего мысленного взора нынешних образованных священников (которые впрочем имеют более претензии и потребности людей образованных, чем исполняют свои обязанности, как таковые), представим, что поставлен во священники крестьянин еле грамотный, и ему дана тысяча руб. жалованья: не будет ли это своего рода великой несообразностью? А если это жалованье будет взиматься с его прихожан, то не будет ли это высочайшей несправедливостью по отношению к последним? Человек еле грамотный становился во священники, иначе сказать – брал на себя механический труд служения церковных служб и совершения треб: за совершение треб он получал плату, которая, как бы ни была мала, во всяком случае была не ниже механического труда, как такового; церковных служб священник служил не более 50 в году и даже менее, ибо несомненно, что далеко но все священники служили обедни каждое воскресение, и за это, не говоря о некоторой непосредственной плате в виде подач на проскомидию, производил 3 или 4 сбора с прихожан, – полагаем, что это достаточно. Наши священники были главным образом не священники, а крестьяне, священство же для них было, так сказать, только добавлением к крестьянству и добавлением, несомненно, не безвыгодным (хотя в размерах именно крестьянских, а не дворянских)».

87

Акад. E. E. Голубинский, там же 544–546. В древнейшее время духовенство существовало на приношения (1Кор. 9:13, 14; Гал. 4:6; Διδαχὴ τῶν δώδεϰα ἀποστόλων, ХIII) и на свой собственный заработок от гражданской профессии. Впоследствии, когда посторонние духовному званию занятия были запрещены, пользование церковными имуществами и доходами было организовано и епископы, дававшие посвящения, вместе с тем должны были и определять на должность, с которой клирик мог бы жить. Это требование столь упрочилось в католической церкви, что и в настоящее время юридически но могут быть посвящаемы лица, между прочим, sine titulo, без достаточного дохода. Титулами является: церковная должность (titulus beneficii), недвижимость или обеспеченное наследство, или доход (t. patrimonii et pensionis), обязательство третьего лица относительно содержания при отсутствии достаточных средств (t. mensae, в особенности t. mensae principis, ландесгерра) и т. д. Ординация без титула illicita, но valida; виновный епископ должен содержать посвященного до получения beneficii на свой собственный счет, а посвященный им становится irregularis eх delicto и подлежит наказанию. (см. У. Штутц, 12, 35, 53, 247 и указ. у него литературу Относительно содержания клира на западе см. Е. Loening, Geschichte des deutschen Kirchenrechts. Stragsburg Bd. I, s. 234–251; Bd. II, s. 632–750; специально о десятине там же стр. 676–680 и HerzogHauck, Realencyklopädie für prot. Theologie uud Kirche, 8 Aufl, Bd. XXI, s. 631–638, статья Sehling"a. Вышеупомянутое правило о нераздельности посвящения и определения на должность в сущности ведет свое начало с глубокой древности (Ап.. пр. 15; I Всел. 15, 16; Неокесар. 13) и особенно решительно подтверждено 6 правилом IV Халкид. соб. (Μηδένα ἀπολελμένως χειροτονεῖσϑαι… Τοῦς δὲ ἀπολύτως χειροτονυμένους, ὥρισεν ἡ ἁγία σύνοδος ἄϰυρον ἔχειν τὴν τοιαύτην χειροϑεσίαν. Ралли и Потли, Синтагма т. II стр. 230). Однако такие т. наз. абсолютные ординации, т. е. посвящения без определения на должность широко практиковалась, как на Востоке и в России (крестцовые попы), так и на Западе, с тою разницею, что на Западе абсолютная ординация признавалась возможной все-таки только про наличности титула, т. е. достаточного дохода, а потому и не приводила к таким печальным результатам, как в России, где священники, становившиеся со временем безприходными, крестцовыми попами, первоначально посвящались правильно, с назначением на приход. Между тем, не зная и не имея возможности всегда знать, нужен ли для данного прихода посвящаемый, и найдет ли он на приходе пропитание, древне-русский архиерей, получавший к тому же за посвящения пошлины, рукополагая ставленника, исполнял пр. 6 IV Халкид. соб. лишь формально. Этому способствовала свобода перехода с прихода на приход и обычай наниматься у прихожан на приходскую службу с полной возможностью всегда отказаться и быть отказанным от должности.

88

Акад. Е. Е. Голубинский, Ист. Р. Ц. т. I, 1-ая пол. стр. 546.

89

Акад. Е. Е. Голубинский, там же стр. 468, 502–547. Относительно необеспеченности греческого духовенства см. А. П. Лебедев, Духовенство древней вселенной Церкви (от времен апостольских до IX в.) М. 1905 г. (Соб. соч. X), стр. 391–454, и у Голубинского, там же passim. Средства содержания нашего духовенства сложились по образцу греков, у которых средства «духовенства низшего или приходского составляли: 1) добровольные приношения верующих или прихожан; 2) сборы с прихожан самого духовенства (наши так называемые славы); 3) взимание плат за требы и частные службы и, наконец, 4) отчасти доходы с недвижимых имений, которые была жертвуемы некоторым приходским церквям так же, как и епископам; духовенства высшего или архиереев с их кафедральными причтами: 1) доход с недвижимых имений и 2) все те доходы, что и приходского духовенства, поколику кафедральные церкви имели свои приходы, 3) взимание плат за требы не только с собственных прихожан, но и со всех мирян епархии, так как и после образования приходов осталось в обычае, чтобы, не довольствуясь приходскими священниками, приглашать для совершения треб епископов, 4) ежегодные сборы или оброки и временные пошлины с приходского духовенства епархии, 5) таковые же сборы или оброки и таковые же пошлины со всех мирян епархии».

90

Чрезвычайно интересные и яркие подробности о тягловом положении приходского духовенства в России см. в соч. И.. И. Шимко, Патриарший Казенный Приказ, М. 1894.

91

Вл. Милютин, О недвижимых имуществах духовенства в России. Чтения М. Общ, Ист. и древн. Рос. за 1859–1861 гг.; Проф. Прот. М. И. Горчаков, О земельных владениях всерос. митроп., патр. и св. Синода. СПб. 1871; Eгo же Монастырский Приказ. СПБ. 1868; А. С. Павлов, Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. ч. 1. Одесса 1871 г.; Мое сочинение, Населенные недвижимые имения св. Синода, архиерейских домов и монастырей при ближайших преемниках Петра Великого. CПБ. 1909 г. и Отзыв на это сочинение проф. прот. М.. И. Горчакова в Отчете о пятьдесят втором присуждении наград гр. Уварова. СПб. 1911 г. и проф. Н. С. Суворова в Юрид. Библиографии изд. Демид. Юр. лицеем. № 5 (10) 1 Апреля 1909 г. стр. 212–213; А. Завьялов, Вопрос о церк. имениях при Екатерине II. СПб. 1900 г. и др.

92

А. С. Павлов, Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. ч. I, (1503–1580). Одесса. 1871 г. стр. 23 прим.; Макарий М. М. История Русской Церкви VIII, стр. 229–230. «Адам Климент, посетивший Россию в 1553 г. пишет: «Plurima ibi extruuntur Basilianorun coenobia; his magni sunt agrorum reditns, nam tertiam fundorum partem totius imperii tenent monachi» (Rerum Moscovit. scriptores varii, pag. 152, Francofurt 16000). Горсей, бывший у нас в 1584 г., рассказывает, что когда царь Иван Васильевич создал в 1580 г. по вопросу о пожертвованиях с церковных имушеств на нужды государства и узнал, что собравшиеся намереваются дать отрицательный ответ, то пригласил к себе некоторых епископов и игуменов и произнес пред ними грозную речь, в которой между прочим выразился: «вы захватили себе в собственность, как оказывается третью часть городов, посадов и деревень нашего государства» (Записка Горсея о России в рус. переводе, напеч. в «Библ для чтения» за 1865 г., № 4–6). Петрей, не раз приходивший к нам под конец XVI и в начале XVII в. говорит, что в России одна треть земли принадлежала Церкви, одна треть боярам и одна треть государю (Истор. о вел. княж. московском, в «Чтен. М. Истор. Общ. », 1868, II, отд. V, стр. 418). То же о размере церковных вотчин в России повторяет и Олеарий, бывший у нас в 1633 г. и после (Опис. путешествия в Московию, в «Чтен. Истор. Общ.», 1868–1870)». Макарий М. М. И. Р. Ц. VIII, 229 примеч 282.

93

Проф. прот. М. И. Горчаков, Монастырский Приказ. СПб. 1868 стр. 21. И это в то время, когда на Западе была в полном ходу секуляризация церковных имений. Общий очерк. см. в статье Е. Sehling в Realencyklopädie für prot. Theologie and Kirche, изд. 3 Herzog-Hauck. Bd. XXI, s. 838–858.

94

Акад. E. E. Голубинский, История Русской Церкви т. 1 1-ая пол. стр. 448–449.

95

Там же стр. 449–451. «В Греции, – говорит Голубинский, – с этою наследственностью священства доходило даже до того, что некоторые старые священнические роды получали от императоров наследственное право священства (имев быть ставимы епископами, хотя бы и были недостойны или, если не хотели идти во священники, имели право на места, которые сдавали в аренду другим), см. Вальсамона у Ралли и Потли II, 380 (о наследственности священства у Армян – Труллск. соб. пр. 33. О наследственности священства у Сербов – Е. Е. Голубинский, Крат. оч. истории слав. церквей болгарской, сербской и румынской, М. 1871, стр. 692: «да се поп от попа стави». Вообще необходимо принимать, что наследственность священства была везде, где были женатые священники».

96

Акад. Е. Е. Голубинский,. там же стр. 470–471.

97

Акад. Е. Е. Голубинский,. там же стр. 472, 498, 564. См. Грамоту К. П. патриарха Германа II к митр. Кириллу I (II) о непоставлении рабов в священный сан и проч. 1228 г. Русская историческая библиотека т. VI. Памятники древне-русского канонического права, ч. I изд. 2 СПб. 1908 г. col. 79.

98

Акад. Е. Е. Голубинский, там же стр. 557–564. «Но и сами архиереи, – прибавляет Голубинский, – как известно, обращалась с жалкими сельскими священниками нисколько не лучше, чем кто-либо другой». Стр. 564, прим. 1.

99

«Сей Государь (Иоанн Грозный) есть мой предшественник и образец; я всегда представлял его себе образцом моего правления в гражданских и воинских делах, но не успел еще в том столь далеко, как он. Глупцы только, коим не известны обстоятельства его времени, свойства его народа и великие его заслуги, называют его мучителем». Голиков, Деяния Петра Великого. Изд. 2, т. IX. Москва 1838 г., стр. 59–60.

100

Образцом законов в новом смысле слова являются: Уставная грамота 1654 г. (П. С. З. № 122), в которой законодатель заявляет, что он действует «на лучшее преуспевающе, якоже Богу угодно и нам»; Новоторговый устав 1677 г.. (П. С. З. № 408), заключающий в себе реформу торгового нрава по примеру «всех государств окрестных». Вполне реформаторский дух и формы принимает наше законодательство со времени царствования Феодора Алексеевича, как это видно из задуманного в 1682 г. «по новым еуропским обычаям» закона о призрении. Проф. М. Ф. Владимирский-Буданов, Обзор истории русского права. Изд. 6. СПб. и Киев, 1909 г. стр. 226.

101

Забегая пред властью, Феофан Прокопович так выразил это в «Правде воли Монаршей"» (I Полн. Собр. Зак., VII, № 4870, стр. 628): «Может Монарх Государь законно повелевать народу не только все, что к знатной пользе отечества своего потребно, но и все, что ему ни понравится; только бы народу не вредно и воли Божией не противно было. Сему же могуществу его основание есть вышеупомянутое, что народ правительской власти своей совлекся пред ним и всю власть над собою отдал ему, и сюда надлежат всякие обряды гражданские и церковные, перемены и церемонии в пированиях, свадьбах, погребениях, и пр.. и пр., и пр.»

102

Петр Великий в его изречениях, первая серия. Издание Р. Голике. СПб. 1910 г. «Ради благополучия государства я, вы и солдаты жизни не щадили. Лучше смерть, нежели позор!» (стр. 13, из Рассказов Нартова о П. В. § 115). «Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Английская вольность здесь не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять. Усматривающий вред и придумывающий добро говорить может прямо мне без боязни.... Не усугубляю рабство чрез то, когда желаю добра, ошурств упрямых исправляю, дубовые сердца хочу видеть мягкими; когда переодеваю подданных в иное платье, завожу в войсках и в гражданстве порядок и приучаю к людскости, не жестокосердствую; не тиранствую, когда правосудие обвиняет злодея на смерть» (ib. стр. 18, Нартова § 121). «Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Ошибаются в том не знающие всех обстоятельств. Богу известны сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я о подданных и сколько блага желаю отечеству. Невежество, упрямство, коварство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии то суть тираны, а не я».... (ib. стр. 20, Нартов § 26).

Любопытно отметить, что Петр не только взглядами, но и самой своею деятельностью на много лет предупредил философа на прусском престоле Фридриха Великого (род. 1712 г; на престоле 1740–1760), удивившего Европу своим либерализмом. Отрицая патримониальное государство и заменяя его народным, Фридрих говорил: «Le souverain bien loin d'ȇtre le maȋtre absolu des peuples qui sont sous sa domination, n'еn est lui-mȇmе que le premier domestique». Ту же мысль, что власть государя есть служение государству, что государь есть первый слуга и первое должностное лицо в государстве, Фридрих В. многократно высказывал, однако «весьма часто его действия мало соответствовали идеалу, который с ранней молодости до поздней старости вдохновлял его душу» (И. К. Блунчли, История общ. гос. права, рус. пер. СПб 1874, стр. 197–213).

103

«Unam sanctam ecclesiam catholicain, et ipsam apostolicam, urgentr fide, credere cogimur et tenere. Nosque hanc firmiter credimus et simpliciter confitemur, extra quam nес salus est nес remissio peccatorum… Quae unum corpus mysticum repraesentat, cuius corporis caput Cliristus, Christi vero Deus… Igitur ecclesiae unius et unicae unum corpus, unum caput, non duo capita quasi monstrum, Cliristus scilicet et Christi vicarius. Petrus Petrique successor… In hac eiusque potestate duos esse gladios, spiritualem videlicet et temporalem, evangelicis dictis instruimur… Uterque ergo (est) in potestate acclesiae, spiritualis scilicet et materialis, sed is quidem pro ecclesia, ille vero ab ecclesia exercendus, ille sacerdotis, is manu regum et militum, sed ad nutum et patientiam sacerdotis. Oportet autem gladium esse sub gladio et temporalem auctoritatem spirituali subiici potestati… Ergo si deviat terrena potestat, iudicabitur a potestate spirituali, sed si deviat spiritualis minor, a suo superiori; si vero suprema, a solo Deo, non ab homine poterit indicari… Porro subesse Romano pontifici omni humanae creaturae declaramus, dicimus, et definimus, omnino esse de necessitate salutas». D. C. Mirbt, Quellen zur Geschichte del Papsttums und des röm. Katholicismus, Tübingen 1911, s. 162–164 (№ 309).

104

Leviathan, 39: «Manifestum etiam hine est. nullam in terra esse ecclesiam uiniversalem quam audire obligantur. Christiani universi; cum nulla sit in terra civitas aliarum civitatum omnium domina. In civitatibus singulis Christiani legibus civitatis suae obedire obligantur; et per consequens, legibus civitatis aliae teneri non debent. Ecclesia ergo, cui potestas est iudicandi, absolvendi, condemnandi, aut actionem quamcunque agendi, eadem res est cum civitate; et civitas ideo quidem est, quia cives sunt homines; ecclesia autem, quae cives sunt Christiani. Quare regimen temporale, et spirituale, verba inania sunt, introducta eo fine ut propter duos status apparentes minus cognoscerent homines utri eorum obedientiam praestarent. In coelo quidem corpora hominum post resurrectionem aeterna et spiritualia erunt: sed in vita praesente, homines et caduci et crassi sunt, neque patiuntur statumn neque religionem ullam, praeter eam quam statuit potestas temporalis: neque doctrina ulla a cive doceri iure potest, quam civitas temporalis doceri prohibit». Thomae Hobbes, Malmesburiensis: opera philosophica quae latine scripsit omnia in unum corpus nonc primum collecta studio et labore Guilielmi Molesworth. Londini 1841 vol. III p. 337.

105

Гоббез в изложении И. К. Блунчли, История общего государственного права и политики от XVI в. по настоящее время. Перев. с нем. О. Бакста и М Новосельского, СПб. 1874, стр. 88.

106

И. К. Блунчли, там же, стр. 107

107

Заключен в июне 1552 г. между католическими и протестантскими имперскими чинами; признает свободу аугсбургского исповедания и отменяет аугсбургский интерим императора Карла V; с небольшими изменениями обращен в аугсбургский религиозный мир 1555 г.

108

Под именем Kircbenordnungen известны светские законы, изданные в отдельных немецких землях, начиная с 1528 г., князьями или городскими магистратами для урегулирования протестантского церковного устройства и богослужения. О них см. Dr. В. Hübler, Kirclienrechtsquellen, Berlin 1902, стр. 90–100, Е. Richter, Die evang. Kirchenrevordnungen des 16 Iahrb. Weimar 1846, 2 Bde; E. Richter, Gesch. der evang. Кirchenverfassung in Deutschaud, Leipzig 1851; E. Friedberg, Die geltenden Vervassungsgesetse der evang. deutschen Landeskirchen, Freiburg 1885 и 3 дополнительных тома 1888, 1890 и 1893 г.; дальнейшее продолжение в Zeшtschrlft fütr Kirchenrecht, Bd. 23 и след. См. также статью Sehling'a «Kirchenordnungcn» в Realencyklopädie für prot. Tlicologie and Kirclie, Bd. X s. 458–460, 3 Aufl.

109

Joachim Stephani, lnstitutiones iuris cononici in tres libros secundum tria iuris obiecta partitae et ad praesentem Ecclesiarum Germaniae statum directae, Gryphisw. 1604; Matthäus Stephani, Tractatus de iurisdictione qualem habeant omnes iudices, tam saeculares quam ecclesiastici in. S. Rom. Imperio, Rostoch. 1609.

110

Theodor Reinkingk, Tractatus de regimine saeculari et ecclesiastico, Giess. 1619.

111

Benedikt Carpzov, Definitiones consistoriales 1645 sq.

112

Iohann Bened. Саrрzоv, De iure decidendi controversias tbeologicas, 1695.

113

Samel Stryck, De iure papali principum evangelicorum, 1694.

114

Sehling в Realencyklopädie für prot. Tbeologie und Kirche, 3 Aufl. Bd. X, s. 642–643, статьи Kollegialismus, Kollegial system.

115

De imperio summarum potestatum circa sacra, 1617 (издано лишь после смерти автора в 1646 г.); Ius belli ас pacis, 1425.

116

Leviathan, sive de materia, forma et potestate civitatis ecclesiasticae et civitis. 1651 г.

117

De iure naturae et gentium, Londlni Scanorum (Lund) 1672; De olliciis hominis et civis iuxta legem naturalem, Lund 1673; De habitu religionis christianae ad vitam civilem, Bremae 1687; Lus feciale divinum s. de Consensu et Dissensu Protestantium, Lubec.1695.

118

De iurуe principis circa adiaphora 1695; Das Recht evangeliscber Fürsten in teologischen Streitigkeiten, 1696; An haeresis sit crimen? 1697; De iure principis circa harreticos, 1697; Kurze Lehrsätze vom Recht eines christlichen Fürsten in Religionssachen, 1701, lustitutiones iuresprudentiae divinae, in quibus fundamenta iuris naturalis secundum hypotheses Puffendorfii demostrantur, 1702; Fundamenta iuris naturalis ex sensu communi deducta 1705; Historia contentionis inter imperium et sacerdotium, 1722 и др.

119

Institutiones iuris canonici ed. V, 1770; Ius ecclesiasticum Protestantium usum hodieruum iuris canonici iuxta seriem Decretalium… ostendens. 6 vol 4°, 1714, ed. V (vol. V, ed. 3, vol. VI ed. 6) 1756–1789.

120

Историк–публицист 1701–1785. Grгndriss der heuеigen staatsverаassiing von Deutschland, 1751.

121

1686–1760. Origines iuris ecclesiastici, Tübingen, 1719, 1756; Akad. Reden über das protest. Kirchenrecht, Tübingen, 1742.

122

† 1824.

123

1768–1834. Его многочисленные сочинения изданы в Берлине в 1835–1864 г. в трех отделениях: 1) Богословие; 2) Проповедь; 3) Философия и смешанные сочинения.

124

Георг .Фридрих Пухта, 1798–846, знаменитый юрист, создавший вместе с Гуго и Савиньи историческую школу. Из его сочинений см. Einleitung in das Recht der Kirche, 1840.

125

Allgemeines Landrecht für die Prenssischen Slaaten действует с 1 июня 1794 г. Содержит в себе право гражданское, государственное, церковное и уголовное.

126

Епископ рязанский; ум. в 1731 г; известен как сильный приверженец реформ и переводчик нескольких иностранных книг, в том числе: «Введение в историю европейскую чрез Самуила Пуфендорфа, на немецком языке сложенное, также чрез Иоанна Крамера на латинский преложенное» с лат. СПб. 1718; Пуфендорфа «О должностях человека и гражданина по закону естественному» СПб. 1724.

127

Пекарский П., Наука и литература в России при Петре В. 1862 стр. 225, 213. «Введение к истории замечательнейших государств» Пуфендорфа (Eindeitung zur Historie der vornehmsten Staaten in Enropa) и «De officio hominis et civis». Петр велел перевести для царевича Алексея Петровича, «как npeддверие к изучению трудов Гроция и Пуфендорфа». Пекарский, I, 138, 139, 324–326; II, 437–438. «De officio…» была напечатана в 600 экз. Там же, II, 213. Кроме того, в числе переводов была книга Гуго Гроция «De iure belli ас pacis libri III», 1626 г., названная: «О законах брани и мира три книги» (ib. I, 225). «При рассмотрении рукописной нашей литературы той эпохи, не без удивления замечаешь, – говорит Пекарский (I, 225), – внезапное появление переводов таких произведений, которые в Европе XVII столетия были предвозвестниками последовавших там потом преобразований и в науке, и в жизни». Проф. Е. Н. Темниковский, Один из источников Духовного Регламента. (Из XVIII т. Сборника Харьковского Историко-Филологического Общества, изданного в честь проф. Н. Ф. Сумцова) Харьков 1909 г. стр. 5; Его же Положение Императора Всероссийского в русской православной Церкви в связи с общим учением о церковной власти. Ист.-догм. очерк. Ярославль 1909 г. стр. 15 (Отд. оттиск из № I (3) «Юр. Записок», издан. Демид. Юр. Лицеем).

128

I Полн. Собр. Зак., VII, № 4870, стр. 602 – 643.

129

Taм же стр. 619 левый столбец и в примечании.

130

Проф. Е. Н. Темниковский совершенно правильно указывает, что до настоящего времени наука была очень далеко от мысли о прямой зависимости основных и самых существенных идей Духовного Регламента от западных источников и именно школы естественного права, составившей эпоху, между прочим, в вопросе об отношении Церкви и государства. Главное внимание обращали на то, что Духовным Регламентом создано коллегиальное yчpeждение взамен патриаршества, и коллегиальное начало заимствовано Петром с Западных образцов и, следовательно, известной зависимости в этом отношении отрицать нельзя. Но в действительности главнейшее значение имеет не замена единоличного начала коллегиальным в организации высшей церковной власти в России, а возникновение, вместе с Синодом, совершенно новой на Руси системы отношений Церкви и государства, системы т. наз. государственной церковности, вскормленной на почве протестантизма и школы естественного права. Последнего не сознавали, по-видимому, вполне ясно такие ученые, как А, Д. Градовский (Выс. адм. в России XVIII ст. и ген. прокуроры. Собр. Соч. СПб. 1899 т. I, стр. 125–127); Н. И. Кедров (Духовный Регламент в связи с преобразованной деятельностью Петра Великого. М. 1886 г. стр. 41–42); Проф. М И. Горчаков, Церковное Право. Краткий курс лекций. СПб. 1909 г. стр. 64–66); проф. Н. С. Суворов (Учебник Церковного права, изд. 4, Москва 1912 г. стр. 100–104); А. С. Павлов (Курс Церковного права. Св.-Тр. Сергиева Лавра, 1902 г. стр. 184–186, 269–272); проф. Н. А. Заозерский (О церковной власти. Серг. Посад 1894 г. стр. 328 и след.) и др.

131

Изд. 4, М. 1897, стр. 18–21.

132

«39. Quae natura fuerit Ecclesiarum sub imperio infideliurn? 40. De conditione Ecclesiae sub Christianorum summo Imperij. 41. Ecclesiae ideo non exuunt naturam collegii. 42. Reges ideo non funt Episcopi. 43. De obligatione Regum Christianorum ut talium; quae versatur circa Ecclesiae defensionem et sustentationem. 44. De iuribus Principum circa Ecclesiam, ubi primo de generali inspectione in acta Ecclesiae. 45. De iure Principum circa ministros Ecclesia. 46. De iure convocandi Synodos. 47. De iure circa disciplinam Ecclesiasticas. 48. De potestate condendi statuta circa res Ecclesiasticas. 49. Quid iuris summis inperantibns det cura servandar tranquillitatis publicae? 50. De tolerantia diversarum religionis. 51. Cavendum Principibus, ne fidem adhibeaut hominibus obnoxiis. 52. Alicubi Principum iura, imminuuntur obtentu religionis. 53. De iure reformandi. 54. An civibus absque Principe competat ius reformandi?».

133

О них см. Б. Н. Чичерина, История политических учений ч. 1 М. 1869 г. Отрывок из «Defensor pacis» и буллы «Licet iuxta doctrinam» папы Иоанна XXII, осуждающей Марсилия см. у Mirbt, стр. 164–167.

134

Этот конкордат имел своею задачей ослабить базельское постановлениe о cyпepиopитете вселенского собора над папой, принятое национальным собором в Бурже и утвержденное Карлом VII в Прагматической Санкции 7 июля 1438 г.

135

Воdin, Bodinus (1530–1596), автор «De republique» (Пaриж, 1557), «Demoтomanie» (1580) и «Heptaplomeres».

136

Автор многих сочинений, частью переведенных на рус. язык, между прочим «Disputationes de controversiis fidui advesus huius temporis haereticos» (3 т. Рим, 1581 и многочисл. позднейших изданий), «Traсtatus de potestate summi pontificis in rebus temporalibas contra Barclaium», 1604. Беллярмин был авторитетнейшим комментатором декретов и канонов Тридентского собора и римского катехизиса, так что, в сущности, вся католическая догматика знждется на нем. Беллярмин сильно повлиял и на русских православных догматиков, как то Стефана Яворского («Камень Веры»; о нем соч. прот. И. Морева СПб. 1904;, Филарета М. М., Макария М. М. и др.) О Беллярмине. см. H. Hurter S. L., Nomenclator litterarius theologiae catholicae t. III, Oeniponte 1907 col. 678–695; H. Thiersch † (Hauck) и Realencyklopädie für prot. Th. u. K. Bd. II s. 549–555, 1897.

137

Испанский философ и политический мыслитель, последний из схоластиков, автор многих сочинений (23 тома in folio 1630 г. Майнц и Лион), из коих главное «De Legibus» охотно цитируется католиками и теперь. Для нас важно его «Defeosio fldei caiholicae et apostolicae adversus Anglicanam sectam». 1613.

138

Prospero Lambertini из Болоньи (1675–1758). Знаменитый канонист на папском престоле. Его сочинения обнимают* 12 т. (Рим 1747–1751), а в Венецианском издании 1777 г. – 16 т. Важнейшее сочинение «De synodo diocesana libri XIII» (1748).

139

т. е. право, содержащееся в Corpus iuris canonici. Оно в очень сильной степени отразило в себе римское право, собранное в т. наз. Corpus iuris civilis, и имело значение не только в церковных, но и светских делax. В частности, каноническое право оказало большое влияние на развитие уголовного права и процесса.

140

Так как недвижимость, прибретенная церковным учреждением, считалась не отчуждаемой, как принадлежащая, яко бы, Богу, то она естественно становилась мертвой для гражданского оборота, как бы взятой мертвой рукой (manu mortua). Правительства уже со времени Каролингов стали издавать законы против «омертвения» имуществ (leges de amortizando), постепенно ограничивая приобретения, пока, наконец церковные имущества не были окончательно секуляризованы.

141

«Как cвeтский legatus natus рарае, король обеих Сицилий с успехом, хотя самовольно, притязал на юрисдикцию примаса (monarchia Sicula от обычного со времени Фердинанда Католика титула monarca = обладающий всею властью, и духовной). Такую же власть имел король Beнгрии, вследствие чего Mapия Tepeзия и ее наследники по отношению к короне св. Стефана, исповедующие католическую религию, носят титул «Апостолическое Величество» со времени предоставления этого титула папой Климентом XII в 1758 г.» У. Штутц, стр. 125–126.

142

Appel comme d'abus (recursus ab abusu) введено во Франции впервые Прагматической Санкцией Карла VII 1438 г. После конкордата с папой 1516 г. Франциск I предоставил разсмотрение апелляций французским парламентом. Революция устранила парламенты, а с ними и appel comme d'abus. Но Наполеон восстановил ее в «Органических Артикулах» (6–8), в которых формулировал и placetum regium (Art. 1). См. F. Waller, Fontes iuris ecclesiastici antique et hodierni. Bonnae 1862 p. 187–190/ Конкордат 15 июля 1801 г., p. 190–204 «Articles organiques» 8 апрели 1802 г. Ясная формулировка «appel» дана и в «Прусском Общем Земском Праве» (II, 11, § 50–57. См. Е. Friedberg, Lehrbuch des katholischen und evangelischen Kirechenrechts, Leipzig 1903, s. 298 прим. 25, 26).

143

«Полицейское Государство» достигло своего развития в XVII и XVIII вв. и получило свое освящение и оправдание в теории «просвещенного абсолютизма» (1740–1789, т. е. от вступления на престол самого яркого представители века, прусского короля Фридриха Великого, до французской революции, проложившей новые начала).

144

У. Штутц, стр. 114–132.

145

Dг. F. Vering, Lehrbuch des katholischen, orientalischen und protestantiecben Kirchenrechts. Freiburg. i. B. 1893 s. 113–114.

146

Проф. Д. Н. Кузнецов, Управление делами иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Кандидатская диссертация. Временник Демидовского Юридического Лицея, книги 74, 75, 76, 77, 78, 85, 86.

147

По вопросу о взгляде Феофана Прокоповича ра ius геformandi государей, в частности Петра В. см. выписку из «Правды воли Монаршей» – выше на стр. 44, прим. 1, а также Манифест 25 января 1725 г. и Духовный Регламент, часть 1, введ.

148

См. Устав о предупреждении и пресечении преступлений (Св. Зак. т. XIV изд. 1S90 г. и прод.) ст. 1–102. Здесь содержатся постановления о предупреждении и пресечении преступлений против веры, в частности, против богослужения, т. е. нарушения благочиния внутри и вне церквей православных; о предупреждении и пресечении уклонения от исполнения правил Церкви Православной относительно исповеди и св. причастия, о святости дней воскресных и торжественных, о предупреждении и пресечении отступления от православной веры, расколов и ересей между православными и т. д. Ср. Уложения о наказаниях ст. 176–240; Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями ст. 35, 36; Уголовное Уложение 190З г. ст. 73–98.

149

«Император, яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. 1721 г. янв. 25 (3718) ч. 1, введ. – В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 апр. 5 (7910) именуется »Главою Церкви«. (Св. Зак. т. I, ч. 1, изд. 1832 г. ст. 42=ст. 64 Осн. Зак. изд. 1906 г.). Как видно из подстрочной ссылки, содержание статьи взято из первой части Духовного Регламента, где это место читается так: «А яко христианский Государь, правоверия же и всякого в Церкви Святой благочиния блюститель, посмотрев и на духовные нужды, и всякого лучшего управления оных возжелав, благоволил уставити и Духовное Коллегиум"… Останавливаясь на исследовании происхождения предиката «блюститель», проф. Н. С. Суворов (Учебник Ц. права, изд. 4, М. 1912 г стр. 209– 217) считает его выражением Византийской идеи, при чем указывается на то, что в Византии с XII в. Императоры носили титул блюстителя – «епистимонарх» (ἐπιστημονάρχης). Однако проф. Е. Н. Темниковский (Положение Императора Всерос. в рус. прав. Церкви… Ярославль 1909 стр. 23–25), оспаривая это объяснение очень вескими доводами, находит более вероятным считать слово «блюститель» точным переводом слова «custos», заимствованного с Запада. «Известно, – говорить он, – что реформаторы, признавая в государе custos utriusque tabulae, сделали это положение исходным пунктом обоснования церковной власти ландесгерра. Такое объяснение происхождения в нашем законодательстве слова «блюститель» ничего неприемлемого не представляет. Феофану Прокоповичу термины «custos» и «custodia» в применении к государю могли или даже должны были быть известны по его занятиям на Западе, но возможно, что ему совсем не был известен термин «епистимонарх». Затем, едва ли мысль автора Духовного Регламента соединяла со словом «блюститель» какое-либо представление, взятое из Византии, да еще «нижае иустиниановых времен»; византийские порядки после Юстиниана представлялись ему беспорядками, а о писателях «от пятисотного до четыренадесятьсотного году» он выражается с иронией: «остроумие видим великое, а светая великого не видим» (стр. 25–26). В добавление к сказанному здесь остается только припомнить близкую параллель выписанного места Регламента с сочинением Пуфендорфа «De habita religionis cliristianae аd vitam civilem» в дословно приведенных выше (стр. 59) местах и, кажется, трудно будет сомневаться в том, чго «блюстительство» Регламент и ст. 42=64. Осн Законов – западного происхождения, и отражает собою ius advocatiae.

150

Тяжелый подробности см. в соч. С. Г. Рункевича, История Русской Церкви под управлением Св. Синода, т. I. Учреждение и первоначальное устройство Святейшего Правительствующего Синода (1721–1725 гг.) СПб 1900 г. стр. 1–16.

151

С. Г. Рункевич, ib. стр. 16–17.

152

С. Г. Рункевич, ib. стр. 18–19.

153

С. Г. Рункевич, ib. стр. 19–20.

154

Мое сочинение «Населенные недвижимые имения Св. Синода, Архиерейских домов и монастырей при ближайших преемниках Петра Великого». СПб. 1909.

155

У С. Г. Рункевича, ib. стр. 25–26, выписки из Гос. Архива, Кабинет II, № 1, л. 52. 164–165.

156

С. Г. Рункевич, ib. стр. 27–28; вып. из Гос. Арх. Кабинет II, № 1, л. 108.

157

С. Г. Рункевич, ib. стр. 29 и сл.; М. И. Горчаков, Мон. Приказ, стр. 169–177; Его же, 0 зем. влад., стр. 473; В. Ивановский, Русское законодательство XVIII и XIX вв. в своих постановлениях относительно монашествующих лиц и монастырей. Харьков, 1905 г., стр. 151; Мое сочинение Насел, недв. имения... стр. 5–6 и приложения.

158

Проф. Е. Красножен, Иноверцы на Руси. Юрьев 1903 и в Собр. Соч.

159

Подробно у С. Г. Рункевича, ib. стр. 32–62.

160

Относительно той среды, в которой была произведена реформа см. С. Г. Рункевича, Архиереи Петровской эпохи в их переписке с Петром Великим. Вып. 1. СПб. 1906.

161

А. В. Королев, Стефан Яворский М. Р. Биографический очерк. СПб. 1908 г. Отд. оттиск из Рус. Биогp. Словаря. В этом очерке см. и литературу о Стефане Яворском.

162

У С. Г. Рункевича, ib. стр. 75.

163

О нем см. И. Чистовича, Феофан Прокопович н его время СПб 1868 г.; Ю. О. Самарина, Стефан Яворский и Феофан Прокопович. Собр. Соч. т. V. М. 1880.

164

П. С. 3. № 3239, у С. Г. Рункевича, ib. стр. 84–89.

165

Совершенно странным кажется заявление Н. И. Кедрова о том, что содержание Духовного Регламента заимствовано из общих источников православного церковного права. Дух. Регл. в связи с преобраз. деят. П. В. М. 1886, стр. 41, 42.

166

У нас да сих пор боятся посмотреть правде в самые глаза и всех, кто на это решается клеймят «отщепенцами» (проф. Н. А. Заозерский, О церковной власти, 1894 стр. 335). Между тем прятание головы под крыло, как это делают страусы в минуту опасности, нисколько не меняет дела к лучшему и не возвышает авторитета Св. Синода. Кажется, пора решиться называть вещи своими именами, что нисколько не может колебать ни веры, ни церковной дисциплины. Св. Синод еще не исчерпывает собою всей Русской Церкви. Он только учреждение для заведывания ее делами. Сам по себе он не обладает правами священнодействия (potestas ordinis), а только правами управления (potestas iurisdictionis), которые с религиозной точка зрения менее важны. Следовательно, реформы церковного управления могут задерживать или ускорять нормальное течение религиозной жизни данной поместной Церкви, но совершенно не могут вполне лишить ее достоинства Церкви.

Преемственность рукоположения не прерывалась с учреждением Св. Синода, не прервется и с его упразднением, а на ней именно и основывается каноническое достоинство иерархической власти. Напротив, чем скорее будет понято существо болезни, тем легче найти лекарство и тем скорее последует. выздоровление, а с ним – нравственное и физическое обновление.

167

Это первый намек на подчиненность Синода, его государственную зависимость. До этого временя епископы, митрополиты и патриархи, хотя и назначались при участии светской власти, однако вели свою власть свыше и именовали себя «Божиею милостью», «милостию Божиею и повелением императорским» (Проф. Н. С. Суворов, Учебник Ц. права, М. 1902 стр. 31).

168

Этот аргумент Феофана заключает в себе два положения: Коллегия сильна 1) когда она «под Державным Монархом есть»; 2) когда «от Монарха уставлено». Во втором положении, собственно, нет нужды, ибо нельзя себе представить учреждения, создавшегося самовольно, без санкции власти. Нельзя себе представить также, чтобы без этих слов православные русские люди могли усмотреть в соединении русских иерархов в Синод «некую факцию, тайным на интерес свой союзом сложившуюся». Что же касается первого положения, то и оно звучит как-то странно, ибо и единоличное, и коллегиальное правление одинаково могут быть и не быть «под Державным Монархом», и здесь не видно признака, по которому следовало бы отдать предпочтение коллегии пред патриаршеством. Единственный реальный смысл этих слов может быть тот, что по мнению Феофана, авторитет церковной власти усилится, если она будет «под Державным Moнархом», получив от него и полномочие, и самое бытие, при том повелением не одного только Самодержца, но «и Его же с прочиими рассмотрением», что, вероятно, значит – совместно с Сенатом. Таким образом, этот третий аргумент, ничего не прибавляя к уяснению сущности и достоинства коллегиальной формы церковного управления, скрытно вводит на Руси государственную церковность.

169

Этот аргумент, столь откровенно выраженный, является тяжелым оскорблением русского духовенства того времени.

170

Этот седьмой аргумент является центральным и самым важным. В нем открывается чисто политический мотив замены патриаршества Синодом – обессилить и унизить духовную власть, чтобы не повторялись случаи столкновений. подобных столкновениям Никона с Алексеем Михайловичем. Впрочем, едва ли спустя 50 лет после этого, после. того, как дело Никона авторитетом Восточных патриархов решилось не в его пользу, после происшедших перемен в государственном строе и общественном сознании, после 20 лет церковной разрухи в период местоблюстительства и т. д, можно было серьезно бояться новых Никонов. Вернее, что этот довод лишь принимался во внимание среди других, а истинная подкладка заключается в симпатии Феофана к западной системе отношений Церкви и Государства, выработавшейся действительно на почве борьбы государей с папами, о чем Феофан и проговаривается, ссылаясь на Папу.

171

Восьмой и девятый аргументы поражают своею наивностью. Высшие духовные лица трактуются, как люди, для которых необходима угроза близкого суда, и как школьники, подлежащие еще выучке, при чем Синод, это «важное и сильное правительство», которое, казалось бы, должно состоять из лучших и опытнейших духовных деятелей, должен быть школою для подчиненного ему управления епархиального.

172

Достойно внимания, что ответственность Синодальных Обер-Прокуроров, в силу их особого положения, как органов, прежде всего, надзора, ни юридически, ни фактически не возможна. Решение зависит от самого Синода, след. на Обер-Прокурора искать нечего.

173

Генеральный Регламент, устанавливавший общие положения коллежских и канцелярских порядков, обнародован 28 Февраля 1720 г. (П. С. 3.№ 3534).

174

«На пример, что делать, когда кто, похитив чуждое имение, хочет, но не может оного возвратить, или за стыд, или за страх, или что оного лица, у кого украл, уже не стало?» и др. Подобная казуистика, т. е. умение решать частные случаи (казусы) на основании общих принципов религии, нравственности, права и проч., возникла на Западе среди схоластиков и особенно иезуитов и чужда была Востоку, поэтому и введение ее в Регламент объяснимо только западным схоластическим образованием Феофана. Вменение же Духовной Коллегии в обязанность решения подобных казусов, вероятно, является копией с одного из учреждений папской милости (tribunales gratiae), среди которых Sacra Poenitentiaria Apostolica, в лице Peonitentiarii Maioria (в настоящее время кардинал епископов Seraphin Vanuteli), управомочена ad declaranda dubia in materia peccatorum seu forum poenitentiale concernentia, porro ad gratiarum concessiones, praesertim ad absolutions a culpis и проч., т. е., между прочим, на разрешение всех недоуменных вопросов, возникающих в исповедной практике католического духовенства (F. X. Wernz, S. J. Jus decretalium. t. II, pars 2, p. 433 Romae 1906). Sacra Poenitentiaria возникла не позднее XIII      в, и реорганизована 13 Апреля 1744 г. папой Бенедиктом XIV (1740–1758гг.) в конституциях «Pastor bonus» и «In apostolicae» (F. X. Wernz. ib. p. 431 sqq.), на основании которых действует и в настоящее время.

175

На этом месте, вероятно, кончался проект Регламента.

176

С. Г. Рункевич, ib. стр. 120–121.

177

С. Г. Рункевич, ib. стр. 133.

178

Н. А. Заозерский. О церковной власти, 1894 стр. 336.

179

«Если бы не было известно, что автором Регламента быль епископ Псковский и что учреждение, в таких чертах изображаемое, имело заменить собою патриарха и освященный собор и в составе своем долженствовало иметь исключитель­но духовных лиц (епископов, архимандритов, протоиереев): то никакого сомнения не могло бы возникнуть в том, что здесь идет речь о чисто государственном установлении, но отнюдь не о церковном. Установление и по названию, и по устройству отнесено в ряд коллегий государственных и основано монаршим указом и сенаторским приговором". Н. А. Заозерский. О ц.. власти, стр. 332–333. Курсив подлинника.

180

С. Г. Рункевич, ib. стр. 334 и 336.

181

С. Г. Рункевич, ib. стр. 133.

182

П. Лапин, Собор, как высший орган церковной власти. (Историко-канонический очерк). Казань 1909 стр. 369–370.

183

С. Г. Рункевич, ib. стр. 121–133.

184

Выписав этот указ Петра Сенату, С. Г.. Рункевич делает следующее характерное замечание: «Пропустив почему-то слова: «для подписания», А. Голубев в своем очерке св. синода («Внутр. быть» II, 230) совершенно неосновательно утверждает, будто, цель посылки проекта духовного регламента в епархии не объяснена в указе», и высказывает предположениe, что «быть может монарх хотел, чтобы епархиальные власти, близко стоящие к духовной жизни провинции, сделали свои замечания и пополнения к проекту, каких требовали нужды ее; другими словами: быть может государь хотел привлечь к участию в составлении духовного регламента и провинциальное духовенство». Это номинальное предложение относительно акта, закрепленного уже высочайшею подписью, окончательно устраняется двумя пропущенными автором словами высочайшего указа: «для подписания». Не для исправления или пересоставления, а для подписания. (Его соч. стр. 121). Итак, если Регламент был предъявлен только для подписания, и при том для подписания во что бы то ни стало, в силу Высочайшего повеления, то можно ли говорить, как это делает С. Г. Рункевич, о «единогласном», разумеется свободном принятии новой формы центрального Управления Русской Церкви?..

185

При отправке Давыдова посланы были с ним указы Сената Златоустовскому архимандриту Антонию и Московскому вице-губернатору Воейкову о том, чтобы вместе с Давыдовым они предлагали собравшемуся духовенству подписываться под Регламентам. С. Г. Рункевич, ib., стр. 127.

186

ibidem.

187

Грамота Петра Патриарху Иеремии и ответные грамоты его и Патриарха Антиохийского Aфанасия были напечатаны на греческом языке в Синодальной типографии в 1840 году под заглавием: Τὰ τοῦ εὐσεβεστάτου βασιλέως καὶ τῶν ἁγιωτάτων Πατριαρχῶν Γράμματα περὶ τῆς συστάσεως τῆς ἁγιωτάτης Συνόδου, μετ’ ἐϰϑέσεως τῆς ὀρϑοδόξου πίστεως τῆς Ἀνατολιϰῆς Καϑολιϰῆς Ἐϰϰλησίας. Ἐν Πετρουρόλει. Ἐϰ τοῦ Ἐργαστερίου τῆς Ἁγιωτάτης Συνόδου. 1840. Греческий же текст их можно читать в 5 томе Афинской Синтагмы Ралли и Потли, стр. 160–163.

Pyccкий текст патриарших грамот см. в Полн. Собр. Зак. № 4310 и Полн. Собр. Пост, по вед. Прав. Испов. т. III, № 1115, а также в отдельном синодальном издании под заглавием: «Царская и патриаршая грамоты об учреждении Св. Синода». М. 1848. 1899.

188

В русском подлиннике: «по многому здравому рассуждению и совету, как с духовными, так и мирскими чинами Государства Нашего, заблагоразсудили уставить со властию равнопатриаршескою Духовный Синод, то есть, высшее духовное Соборное Правительство, для управления Всероссийская Государства Нашего Церкви, из достойных духовных Особ, как Архиереев, так и Киновиархов, число довольное"… (грамоты, стр. 4, изд. 1899 г.).

189

«Мерность наша по благодати и власти всесвятого, оживотворяющего и священноначальствующего Духа утверждает, закрепляет и объявляет, что учрежденный благочестивейшим Самодержцем, святым царем всей Московии, Малой и Белой России и всех северных, восточных, западных и многих иных стран Государем властителем, Государем Петром Алексеевичем Императором, во святом Духе возлюбленным и превожделенным нам братом, Синод в Российском святом великом государстве есть и называется нашим во Христе братом святым и священным Синодом от всех благочестивых и православных Христиан – священных и мирских, начальствующих и подначальных и от всякого сановного лица. Он имеет право совершать и установлять тоже, что и четыре апостольских святейших патриарших престола. Советуем, побуждаем и предписываем ему хранить и держать неизменными обычаи и правила священных, вселенских святых семи соборов и прочее содержимое святою Церковью, и пребудет непоколебимым во веки. Божия же благодать, молитва и благословение нашей мерности да будет с Вами. 1723 года, Сентября 23».

190

Полн. Собр. Пост. II, № 1115, III.

191

Описание Документов и Дел, хранящихся в Архиве Св. Синода, т. IV, прилож. VIII, на стр. 38.

192

А. П. Лебедев, История Греко-Восточной Церкви под властью турок. От падения Константинополя (1453) до настоящего времени. Изд. 2, СПб. 1904 г. и статьи его в Богосл. Вестнике. Н. Ф. Каптерев, Сношения Иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством (1689–1707) М. 1891 г. Diomedes Kyriknos в переводе Е. Rausch, Geschichte der Orientalischen Kirchen von 145З–1898, Leipzig, 1902.

193

«Об архиереях в смете не упомянуто, а архимандрит, поO свойству своего сана, должен содержать «для служения праздничного и публичных церковных церемоний» одного диакона с ризницей; «для отправления славословия и с кем бы было от скуки слово промолвить» – одного иеромонаха или монаха; одного келейника, который бы был всегда при кельи; повара; служителя, «который бы про него купил есть и пить, что надобно» и записывал, – «чтобы не сам архимандрит ходил на торг, и за секретаря тоже»; затем конюха и трех лошадей, плетом четырехвесельную верейку и к ней пять человек, а если буер, то и к нему два человека. Жить каждый член должен в особом доме, потому что в едином доме равночестным персонам всегдашнее житие не без трудности великой, ряди сваров и ссор хотя не между ними, но между служителями их, которым сварам и ссорам не быть не возможно». Дом должен иметь – келью для приема посетителей, келью, где самому жить, келью, где книжицы и прочие вещи положить, келью для дьякона и монаха, келью для служителей, поварню и «что до ней по препорции людей надлежит»; «сушила, где припасы по препорции людей положить». «Пища и одежда в год: самому, диакону, монаху и служителям». С. Г. Рункевич, ib. Стр. 135.

194

С. Г. Рункевич, ib. Стр. 134.

195

Приложена к Регламенту. Самое важное место: «Исповедую же с клятвою крайнего Судию Духовныя сея Коллегии, быти Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего Всемилостивейшего». Присяга отменена в 1901 г.

196

П. С. П. I, 106 и отдельной брошюрой. СПб. 1721.

197

С. Г. Рункевич, ib. сСтр. 142–150.

198

Ин 19:24. Стремительное изгнание всего, что только могло напоминать о патриаршестве, являясь политической мерой, тяжело отозвалось на сохранении теплых, сердечных и оживленных сношений с Православным Востоком. Постоянная молитвенная связь почта исчезла. Паломничества на Афон и в Палестину совершаются лишь горстью простого народа. Сухие официальные грамоты Св. Синода пишутся по трафарету и читаются только канцелярскими чиновниками.

199

Ср. Проф. А. С. Павлов, Курс церковного права, Св.–Тр. Серг. Ливра 1902 стр. 162–177. Русская Историческая Библиотека, т. VI. ч. 1. Памятники древне-русского канонического права (XI–XV в.), СПб., 1908.

200

Прибавление к Регламенту первоначально составлено и напечатано было без ведома Петра, который, узнав об этом от свящ. Сиб. Казанской Церкви Т. Семенова, потребовал Прибавление к себе и вернул его с исправлениями, а Синоду объявил выговор. С. Г. Рункевич, ib. стр. 155–163.

201

Свящ. М. Попов, Арсений Мацеевич, Митрополит Ростовский и Ярославский. СПб. 1905; Его же, Арсений Мацеевич и его дело. СПб. 1912.

202

Ф. В. Благовидов, Обер-Прокуроры Св. Синода в XVIII и в первой половине XIX столетия (0тношения Обер-Прокуроров к Св. Синоду). Казань. 1900 Сборник Императорского Русского Исторического Общества т. 113. 2 части.

203

В дальнейшем толковании ст. 42 и 43 Осн. Зак. изд. 1832 г. и ст. 64 и 65 Осн. Зак. изд. 1900 г. автор следует очень ценной брошюре (статье) «Положение Императора Всероссийского в Русской Православной Церкви в связи с общим учением о церковной власти». Ярославль 1909 г. (и № 1 (3) Юр. Записок изд. Дем. Юр. Лицеем) стр. 26–41, профессора Е. Н. Темниковского, взгляды и выводы которого, изложенные в этой брошюре, он вполне разделяет.

204

К ст. 42 относится следующее место Регламента: «А яко христианский Государь, правоверия же и всякого в Церкви Святей благочиния блюститель, … (Петр) благоволил уставити Духовное Коллегиум» (стр. 2). К ст. 43 относятся слова: «Коллегиум правительское не что ино есть, токмо правительское Собрание, когда дела некия собственныя не единому лицу, но многим к тому угодным, и от Высочайшей Власти учрежденным подлежат ко управлению» (стр. 10). «Се же наипаче сильно есть, когда Коллегиум правительское под Державным Монархом есть и от Монарха уставлено, яве бо зде, что коллегиум не есть некая факция, тайным на интерес свой союзом сложившаяся, но на добро общее повелением Самодержца, и Егож с прочими рассмотрениями собранные лица» (стр. 12–13).

205

Оp. cit. стр. 29.

206

Это место в законе послужило документальной основой для обвинения Православной Церкви в цезаропапизме. Резкий и талантливый отпор на это обвинение с идейной точки зрения дал еще бессмертный А. С. Хомяков в своих «Словах о Западных исповеданиях» Полн. Собр. Соч. т. II, изд. 3 М. 1886, стр. 34 и сл., 175 и сл. Однако противопоставить что-либо веское против позитивной нормы русских основных законов даже и Хомякову было трудно. Было бы лучше и достойнее, если бы этого места в законе не было вовсе...

207

Любопытно продолжать изложенные соображения наблюдениями над ст. 64 и 65 Осн. Зак. изд. 1906 г., дословно повторяющими ст. 42 и 43 Осн. Зак. изд. 1832 г. и следующих (проф. Е. Н. Темниковский, op. cit. стр. 37–41). В новом издании они имеют и новый смысл, хотя текст их прежний. Это зависит от того, что по новым Осн. Зак. в законодательстве участвуют Г. Дума и Г. Совет, и акты законодательства точно ограничиваются от актов управления, которое, каково бы оно ни было, отныне должно быть подзаконным (ст. 10 и 11). Следовательно, слова ст. 65 «В управлении церковном Самодержавная Власть действует посредством Св. Пр. Синода, Ею учреждённого» означают: в подзаконном управлении, или администрации (от которой не отделим, по особым причинам, и церковный суд) Самодержавная Власть действует посредством Св. Синода. Что же касается установления новых законов для Русской Церкви, то они могут последовать не иначе, как с одобрения Г. Совета и Г. Думы (ст. 86). Таким образом, в делах законодательных Св. Синод теперь не только по прежнему не самостоятелен, не только зависит от Государя, но зависит и от законодательных учреждений. Если же были уже попытки обойти их, напр. в проведении нового Устава Духовных Академий, то такие попытки должны быть признаны противоречащими действующим Основным Законам, т. е. главнейшему и коренному источнику права для всей России и для всего, что в России. Очень важно, что законодательной и даже законосовещательной власти на основании ст. 86 не может иметь никакое «Предсоборное Присутствие», «Предсоборное Совещание» и даже самый «Поместный Всероссийский Собор». Таким образом, создан тупик, выход из которого может быть только следующий: необходимо просить Государя, чтобы Он принял на себя инициативу изменения Основных Законов в том смысле, чтобы из общего положения ст. 86 было сделано изъятие относительно особого порядка издания церковных законов, независимо от Г. Совета и Г. Думы. Этот особый порядок может быть определен двояко. Или санкция церковного закона может быть сохранена за Русским Императором, а за Собором или Синодом оставлено право выработки и предварительного одобрения закона; или же и право санкции может быть вверено Собору. Тогда самостоятельность Русской Церкви будет восстановлена, а у Государства, точнее у светского правительства, останется право надзора, и наступит та система отношений Церкви и Государства, которая носит в науке название «системы государственного над церквами верховенства» (Kirchenhoheit). См. У. Штутц, ib. стр. 220–230.

208

П. С. З. № 4001; П. С. П. II, 609.

209

Только слово «Сенат» заменено словом «Синод» и т. под.

210

А. Д. Градовский, Высшая администрация в России и Генерал-Прокуроры. Собр. Соч. т. 1 стр. 229. СПб 1899. Ф. В. Благовидов, Обер-Прокуроры Св. Синода… изд. 2, Казань 1909, особ. Стр. 325–449.

211

Ср. критику реформ Александра в «Записках о древней и новой России» Н. М. Карамзина. Напечатана в приложении к сочинению Пыпина.

212

Еще в 1875 г. во 2 томе Сборника Государственных Знаний, В. П. Безобразова покойный маститый проф. прот. М. И. Горчаков поместил рецензию на «Письмо к проф. Трейтшке по поводу некоторых его суждений о русской православной церкви» сочинение N. N. (стр. 203–216). Опровергая оппортунистический взгляд N. N. на положение Русской Церкви, М. И. Горчаков, между прочим, (стр. 211–213) пишет: «в русском обществе, в европейской печати, среди русского духовенства и между высшими иерархами русской церкви распространены и господствуют мнения о значении обер-прокурора, совершенно не похожие на то, какое излагается в брошюре г-на N.N. Так преосв. Агафангел,. Волынский архиепископ, один из просвещеннейших и даровитых архиереев русской церкви, в отзыве своем о проекте основных положений духовносудной реформы, в 1873 г, между прочим, пишет Св. Синоду: «обер-прокурору Св. Синода и ныне принадлежит огромная власть, какой, кажется, не имеет ни один министр и член государственного совета. Все, что относится к духовенству и церкви, восходит к престолу чрез обер-прокурора; и от того характер деятельности синодского обер-прокурора останется тайною для высших государственных сфер». Отзыв преосв. Агафангела, как протест против преобладания и исключительной власти в высших церковных установлениях бюрократических элементов «ведомства православного исповедания», встречен и читается в среде русского духовенства и общества с величайшим сочувствием. – Французский публицист и ученый An. Leroy-Beaulieu так описывает положение в отношение обер-прокурора Св. Синода: православная церковь в России управляется Синодом, под контролем своего прокурора. Чрез сего прокурора, уполномоченного императором, осуществляются в церкви все права, принадлежащие монарху, обер-прокурор – посредник между царем и Синодом; предлагает Синоду правительственные проекты законов и докладывает царю постановления Синода. Без участия обер-прокурора ничего не делается в правительствующем Синоде русской церкви: обер-прокурор предлагает дела, дает им движение и. приводит в исполнение все мероприятия Синода. Без утверждения обер-прокурора, постановления Синода недействительны; он имеет право veto во всех случаях, когда постановления Синода не согласны с законом». – Кому верить? – Г. NN или apxиеп. Агафангелу, или г. Больё? – На сколько нам известно делопроизводство Св. Синода, оно следующее: Бумага, поступающая в Синод, принимается дежурным чиновником и экзекутором, передается секретарю управляющего канцелярею синодскою, отсюда секретарем или самим управляющим, или его помощником, во рассмотрение, препровождается в отделение того обер-секретаря (их в Синоде 6), которому она подлежит по содержанию, – от обер-секретаря поступает к секретарю; в секретарском столе ее рассматривает секретарь или, его по поручению, один из подчиненных ему чиновников; здесь она обсуждается, собираются по содержанию ее справки и законы, заготовляется доклад и составляется проект постановления Синода; доклад рассматривается заблаговременно секретарем и обер-секретарем и, по назначению управляющего синодскою канцеляриею или его помощника, или по приказанию обер-прокурора Синода или его товарища, или иногда по запросу первоприсутсгвующего (обычай но допускает прочих членов делать запросы), прочитывается в присутствии Св. Синода секретарем, под руководством обер-секретаря, под надзором помощника управляющего и управляющего кинцеляpиею, при бытности в Синоде обер-прокурора или его товарища, а иногда – то директора хозяйственного управления, то юрисконсульта при обер-прокуроре, то председателя духовно-учебного комитета, то управляющего контролем при Синоде (смотря по роду дела). Состав доклада, справка по его содержанию, направление дела и проект постановления Синода находятся в исключительном распоряжении чиновников канцелярии, которые состоят в полнейшей зависимости от обер-прокурора. Присутствию Синода всякое дело известно только из доклада. При чтении и после чтения доклада дело обсуждается членами Св. Синода; но при их обсуждении подают мнения и обер-прокурор, и товарищ его, кроме того, как водится в практике, вмешиваются в рассуждения членов: 1) управляющий канцеляpиею, 2) помощник его, 3) обер-секретарь, по отделению которого докладывается дело, 4) чиновник того учреждения при Синоде, от которого поступила бумага, послужившая поводом к докладу. Докладчик вполне зависимый от высших должностных лиц, конечно, прислушивается, во время обсуждения своего доклада, более к мнениям своих начальников, чем членов Синода, и составляет протокол – по указанию обер-прокурора, его товарища, управляющего канцеляриею или его помощника и обер-секретаря. Составленный секретарем протокол подписывается по листам обер-секретарем, предлагается для прочтения управляющему канцеляриею или его помощнику, докладывается обер-прокурору или его товарищу. Обер-прокурор или его товарищ или пишет «читал», или приказывает переправить протокол по своим указаниям. Протокол, отмеченный прокурорским «читал», отправляется к членам Синода, к каждому в отдельности, на дом, для подписи. Сроки составления протокола, представления его редакции обер-прокурору, отправления его к синодским членам для подписи – зависят от усмотрения чиновников. Подписанный членами Синода, протокол снова идет по инстанциям к обер-прокурору или его товарищу: тогда-то пишется прокурорское «исполнить». Исполнение постановления Св. Синода находится вполне в руках чиновников: члены Св. Синода, по подписании протокола, не имеют никаких сведений о нем, если о содержании его не возникнет какого-либо особого повода к рассуждениям в Синоде. Исполнительная бумага подписывается обер-секретарем и секретарем и получает или вид указа (епархиальным архиереям, консисториям и губернским учреждениям), или выписки (в учреждения при Синоде), или ведения (в Сенат). При описанном порядке ведения дел, в Синоде возможны следующие явления: поступившая в Синод бумага может годы и годы пролежать без доклада; постановление Синода, принятое присутствием, может не попасть в протокол, – может остановиться в исполнении за неимением «читал» и «исполнить», и может быть не предложена к подписи членов Синода; наконец предложение обер-прокурора, не принятое в Синоде, из обер-прокурорской канцелярии может отправиться в форме отношения к епархиальным архиереям, которые должны принять отношение «к сведению и руководству». Из сказанного нами о делопроизводстве в Св. Синоде ясно видно, что все синодские дела находятся в руках государственных чиновников, служащих по ведомству православного исповедания, которые состоят в полной зависимости от обер-прокурора Синода. Как назвать такую систему отношений государства к церкви? Название цезаропапизма к ней, конечно, не идет. Официально принятое и усвоенное в России название, выражающее отношение государства к православной церкви – «ведомство православного исповедания», и это название выражает эти отношения как нельзя лучше.

М. И. Горчаков, говорить, что положение «ведомства православного исповедания» не согласуется ни с катехизическим учением о церкви, содержимым самою православною церковью, ни с современными воззрениями науки государственного права на положение церкви в государстве. По катихизису православной церкви, она «есть учрежденное от Бога общество верующих в Иисуса. Христа людей, соединенных между собою верою, законом Божиим, священноначалием и таинствами». Современная наука государственного права не только допускает, но находить неизбежным существование в государстве обществ, корпораций, ассоциаций и разного вида общественных союзов, состоящих под надзором государства и пользующихся его покровительством, но самостоятельных в достижении своих целей, не противных государству. Православная русская церковь, по своему догматическому учению, духу и настроению, по историческим преданиям и по заслугам перед государством и обществом, могла бы, нам кажется, иметь полное право на признание ее со стороны государства общественным союзом, самостоятельным в управлении своими делами и независимым от бюрократии «ведомства православного исповедания». Такое призвание ее со стороны государства даже совершенно необходимо для открытия ей возможности – проявить свои жизненный силы, запас которых не иссякает и которых ей и всему православному люду не изжить во век. Жизнь православной Церкви, как самостоятельного общества, может совершаться не только без всякого ущерба, но и с несомненною пользою для государственной и гражданской жизни народа. Мало того, русское государство и народ только в таком случае могут ожидать и в праве требовать от церкви всей пользы от нее, если ее устройство будет соответствовать ее учению об ее существе, – и если в ее устройстве будут выражаться и общество, и божественное учреждение».

213

П. С. 3. т. 34, № 27.106, 24 октября 1817 г.

214

П. С. З. т. 39, № 29914, 15 мая 1824 г.

215

П. С. З. т. 39, № 30037.

216

кн. П. С. Мещерский был Обер-Прокурором с 24 ноября 1817 г. до 2 апреля 1833 г.

217

Обер-Прокуроры, бывшие после гр. Протасова не много прибавили нового, и как бы они не относились лично к зависимости от них Св. Синода, как бы не находили ее ненормальной и противоречащей достоинству Русской Церкви, все-таки они не могли и не могут изменить дела. Всякий новый Обер-Прокурор, вступив в должность, должен ее исполнять и, если бы он решился принять меры к ограничению своей компетенции в пользу самостоятельности Св. Синода, он был бы виновен в превышении или бездействии власти. Таким образом единственный выход из неловкого положения может заключаться в отказе от должности.

Что же касается действительных мер. к восстановлению достоинства Св. Синода, то они могут заключиться не в критике действий того или иного Обер-Прокурора, действий одинаково вытекающих из сущности самой должности, а в выработке и проведении законодательным порядком проекта закона о лишении Обер-Прокурора его министерского положения и министерских функций и низведение его на положение органа государственного надзора, для которого, собственно, и создана была обер-прокуратура гениальным Петром. В таком случае Синодальная Канцелярия, Хозяйственное Управление, Синодальный Контроль (если он не сольется с государственным), Учебный Комитет, Училищный Совет, как вспомогательные при Синоде учреждения должны быть подчинены непосредственно ему в лице первоприсутствующего, или Патриарху (при условии восстановления патриаршества). В их руках должно сосредоточиваться знакомство со всем делопроизводством, касающимся Церкви, а за Обер-Прокурором останется присущее ему право и обязанность надзора в форме зачитывания и пропуска к исполнению синодальных определений.

218

См. многочисленную литературу, появившуюся после 1900 г., особенно в 1905– 1906 гг. в различных духовных и даже светских журналах, а также целые исследования. Вопрос о каноничности всегда будет труден для решения, ибо история Церкви первого тысячелетия не выработала одного общего типа устройства. Определились лишь канонические принципы, с которыми русское церковное устройство, начиняя со Св. Синода (Духовной Коллегии) и кончая приходом. имеют очень мало общего.

219

Тарасий иером, Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII веков. СПб. 1903; Ю. Ф. Самарин. Стефан Яворский и Феофан Прокопович. Соч. т. V, М. 1880; И. Чистович, Феофан Прокопович и его время. СПб. 1869

220

. С. Г. Рункевич, ib. стр. 109, 148; А. Доброклонский, Руководство по Истории Русской Церкви. Вып. IV, М 1893 стр. 87–98. Первой жертвой был Феодосий Яновский, который быль лишен священного сана и в качестве простого чернеца Федоса заключен был в мрачной и тесной тюрьме Корельского монастыря, где вскоре и умер 5 Февраля 1726 г. Затем лишены были сана и сосланы Лев Юрлов (при Елизавете вновь получивший епископский сан и умерший на покое в 1755 г.), Геoprий Дашков (умерший опальным), Игнатий Смоля (умерший в 1740 г., как только получил известие о помиловании). Лишен сана и заключен в Выборгской крепости Сильвестр, митрополит Казанский (умер до помилования); тоже – Варлаам Вотанович, архиепископ Kиевский. Лишенным сана умер архим. Евфимий Коллети. Лишен сана и заключен в Выборгской крепости под именем Феодора Леонтьева Лопатинского – Феофилакт, впоследствии восстановленный в епископском сане и переживший свое освобождение только на 4 месяца, и не мало других, в том числе знаменитый Apceний Мацеевич.

221

Dr. Ios. Zhishman, Die Synoden und die Episkopal – Amter in der morgenländischien Kirche. Wien. 1867; Dr. I. Fr. v. Schulte, Die Stellung der Concilien, Päpste und Bischöfe vom historischen und canonistischen Standpunkte und die päpsllichie Constitution тощ 18. luli 1870. Mit Quellen belegen. Prag, 1871; П. Лапин, Собор, как высший орган церковной власти, Казань, 1909 (особ. стр. 374–379).


Источник: Очерки по истории русской церкви в XVIII и XIX ст. : Вып. 1 / Павел Владимирович Верховской, проф. Имп. Варш. ун-та. - Варшава : тип. Варш. учеб. окр., 1912. - [4], 148 с.

Комментарии для сайта Cackle