Краткий очерк церковно-исторической жизни православной Грузии со времени появления в ней христианства и до вступления ее в подданство России

Грузия (Иверия) для каждого и особенно для русского человека представляет одну из самых любопытных стран в мире. В этой малоисследованной южной окраине нашего обширного отечества любопытно всё, – и природа и люди.

В географическом отношении Грузия представляет собой четырёхугольник, с востока и запада омываемый морями (Каспийским и Чёрным), с севера ограниченный Кавказским хребтом, увенчанным высочайшей вершиной – вечно белоснежным Эльбрусом. Южной границей Грузии служит большей частью река Аракс, за которой красуется другой великан – двуглавый Арарат, убелённый также вековыми снегами, как и Эльбрус. В этом четырёхугольнике, отрезанном от остального мира и горами и водами, мы видим много величественных и прекрасных мест, невольно возводящих наш ум к Великому Художнику – Творцу вселенной. Величественные горы, нависшие утёсы, прелестные холмы, непроницаемые леса, огромные плодоносные равнины и долины с разными тропическими растениями, снежные вершины, бездонные пропасти, – одним словом, здесь можно найти всё, что есть в мире самого грандиозного и привлекательного.

Здесь издавна жили народы картвельского племени, составившие несколько самостоятельных государств: Грузию (Карталинию и Кахетию), Имеретию, Мингрелию и Гурию, то соединявшихся, то снова распадавшихся. Самую значительную и сильную часть картвельского племени всегда составляли грузины, занимавшие бассейн рек Куры и Алазани. История Грузин есть, поэтому, и история всех других картвельских народов, в тяжёлые исторические моменты всегда соединявших свою судьбу с её судьбами и своим отделением от неё вносивших только династические и межплеменные споры. Предания глубокой старины, записанные в историю грузинским царём Вахтангом VI, говорят нам, что родоначальником разных племён, с незапамятных времён водворившихся на Кавказе, был Таргамос, правнук Ноя, внук Иафета. Это был великан, поселившийся со своим бесчисленным потомством после вавилонского столпотворения в нынешнем Закавказье. Прожил он 600 лет. Из его сыновей особенно отличались восемь великанов, между которыми он и разделил свои владения. Один из них, Картлос, был родоначальником (картвельского) племени. В свою очередь, и Картлос разделил свою землю между пятью сыновьями-великанами, из которых самым знаменитым был Мцхетос, основатель города Мцхета, при слиянии Куры с Арагвой. Скоро потомки Картлоса, при котором религия была строго монотеистическая, забыли истинного Бога, Творца вселенной, и стали поклоняться солнцу (Мзе), луне (Мтваре) и пяти звёздам, а также гробнице Картлоса, служившей им для заверения своих клятв. Вообще религия древних грузин не имела определённого характера и культа, так как в большинстве случаев на неё оказывала своё влияние религия той именно страны, которая в тот или другой исторический момент владела Грузией. Таким образом, история Грузии восходит к древнейшим временам и застаёт в ней разрушение патриархального быта с властью старшего в роде (мамасахлиса). Во времена великих народных передвижений в Азии, Грузия утрачивает свою самостоятельность, последовательно завоёвываемая ассириянами, вавилонянами, персами. Последние имели, благодаря своему близкому соседству, самое сильное религиозное и бытовое влияние на древнюю Иверию. Под предводительством персидских царей народ грузинский с плетёными щитами и в деревянных шлемах бывал в походах против греков и скифов, и знакомился с чужими знаниями и обычаями. В то же время гордые твердыни близлежащего Кавказа привлекают в Грузию толпы иноплеменников, бегущих от полчищ завоевателей, греки приезжают к ней за золотым руном, и эти международные сношения подготовляют в стране зачатки цивилизации и способствуют развитию религиозного языческого культа, а затем впоследствии открывают путь и христианству.

Когда вавилонский царь Навуходоносор завладел Иерусалимом, многие выходцы оттуда явились в Картли и просили у Мцхетского мамасахлиса страну для поселения за ежегодную дань. Мамасахлис отвёл им земли в окрестностях реки Арагвы, и эти выходцы – евреи подготовили отчасти ту почву, на которой впоследствии пышно расцвело великое учение Голгофского Страдальца.

Вместе с тем, когда столько разноплемённых народов соединились в Картли, среди жителей этой страны водворились самые гнусные обычаи: в браках не обращали внимания ни на какую степень родства; питались всем, что только имело жизнь; покойников не хоронили, а пожирали их тела.

По сказанию грузинской летописи, Александр Македонский (536–523 г.), завоевавший вселенную по всем направлениям, прошёл, между прочим, и через Кавказ. Завладев Картлией, великий завоеватель истребил находившийся в ней сброд народов, умертвил всех иноземцев, обратил в неволю женщин и детей не ниже 15 лет, пощадив только одних потомков Картлоса. Для этих последних он поставил приставом патриция, по имени Азона, своего родственника, дав в его распоряжение 100-тысячное войско, и этим обстоятельством сделал попытку уничтожить даже внешние признаки некоторой самостоятельности в Грузии. Отправляясь на дальнейшие завоевания, Александр Великий повелел Азону поклоняться солнцу, луне и пяти звёздам и, вместе с тем, служить Богу (Гмерти), невидимому Творцу вселенной¹. Так как в то время не было ни пророков, ни учителей веры, для наставления и исправления людей, то он сам установил эту религию для всех подвластных ему народов. После смерти Александра Македонского, Азон оставил предписанное ему богослужение и стал поклоняться идолам. Он изваял из серебра два идола (Гаци и Гайм) и разрешил картвелам приносить этим идолам своих детей в жертву. Но эти-то крайние обстоятельства и вызывают в Грузии восстание во имя своей независимости. Под предводительством Фарнаоза, потомка последнего мамасахлиса, грузины изгоняют наместника, и страна вступает в эпоху царей. Первым царём и был Фарнаоз (за 300 с лишком лет до Рождества Христова), который установил новое богопочитание, отведя первое место в сонме небожителей Армазу.

Для привлечения же народа к поклонению названному богу на местах, доселе чтимых всеми грузинами, он воздвигнул капища на высотах древней столицы Мцхета, где драгоценные идолы и пышные обряды нового язычества с торжественными процессиями скоро заставили грузин забыть национального старого бога Бочи и всецело примкнуть к культу персидской теософии. Взамен кровавых человеческих жертв реформатор учредил другое жертвоприношение, состоявшее из разных животных, птиц, растительных, осветительных продуктов и драгоценных веществ на особо устроенном жертвеннике, фундамент которого всецело виден и поныне на горе Арзамаса у церкви св. Нины. Из числа всех жертвоприношений осветительные материалы употреблялись больше всего, так как эти вещества своим действием отождествляли самого бога Армаза, как первоистечение от пресветлейшего солнца, по выражению древних грузин. Впоследствии все приношения делились на три части. Первая отдавалась служителям богов и законоучителям народа, вторая шла на бедных богомольцев, третья назначалась больным и заключённым в темницах, всё же остальное приношение оставалось за капищем, в пользу жрецов. Древний обычай приношения в храмы съестных продуктов всецело сохранил свою силу и в нынешней христианской Грузии: клирики празднуемых храмов приношениями богомольцев нагружают иногда целые повозки всякой всячины.

Персидские божества вытеснили собой древнейший культ грузинских богов и незаметно заняли впоследствии первое место в ряду грузинских божеств, как боги царя-властелина. Но затем, через различные сношения с греками-колонистами, сынами Адриатического моря, грузины познакомились и с богами греко-римскими.

В религиозном культе персо-грузин в III веке христианской эры мы встречаем греческих богов в лице Венеры, Дианы, классического Прометея и других. Однако боги эти в ряду древних грузинских богов занимали почти последние места. Все они в то же время были по преимуществу государственными богами, но в частности для каждого отдельного члена грузинского царства они не имели никакого нравственного значения и влияния. На грузина того отдалённого от нас времени более всего влияла дикая и угрюмая природа, окружавшая его, которая физическими своими явлениями, для ума его необъяснимыми, порождала в нём грубейшие суеверия. Таким образом, от подобного смешанного и, вместе с тем, смутного богопочитания, теософия грузин не имела определённого характера и значения, и весь народ привязан был к своим богам только наружно, с соблюдением одной лишь обрядности. Отсюда, как вполне естественное следствие, и проистекала та полная веротерпимость всевозможных религий, какую мы встречаем в древней языческой Грузии. Подобное отношение к упомянутым божествам содействовало ослаблению жреческого сословия, которое положительно не имело никакого влияния на государственные дела. В Грузии, напротив, царь и вельможи были в одно и то же время официальными представителями и государства и религии. Но заботы об интересах государства поглощали собой всё, не оставляя места для религии, вследствие чего эта последняя сама по себе была отодвинута на второй план.

Дуализм Персии и пластическое верование классического мира, столкнувшись на грузинской почве, положительно разрушали друг друга, отчего и дух грузинского народа не удовлетворялся ничем и томительно искал себе чего-то высшего и определённого, и это высшее и определённое открылось грузинам вполне, как скоро слово Евангелия огласило пределы древней Иверии. Христианство постепенно и незаметно входило в неё, вполне отвечая своим учением внутренней настроенности грузинского народа.

Многовековую жизнь православной Грузии, в обширном смысле слова, в смысле всех картвельских племён, называют, и это вполне справедливо, мартирологом, повестью страданий. И едва ли можно приискать лучшее для неё имя. С тех пор, как история заметила эту страну, она стала служить центром притяжения для многоразличных народов, шедших к ней и с севера, и с востока, и с далёкого запада и оставлявших за собой разрушительные следы. На обнажённых горах Карталинии и среди роскошной растительности Кахетии и Имеретии повсюду и доныне видны развалины старинных замков и башен, массивных и своеобразных, служивших народу убежищем во время вражеских нашествий. Во многих местах этого благодатного края рассеяны памятники древнего христианства: до сих пор ещё в самых глухих, лесных и горных ущельях, нередко даже на недоступных высотах, мы видим обширные развалины церквей, видим покрытые мхом водружённые кресты на самых отдалённых крутых тропинках Кавказского хребта или на берегу горных потоков, встречаем полустёртые от времени и непогоды надписи на полуразвалившихся храмовых стенах, на гребне некоторых скал и проч. Что же вещают нам эти священные памятники седой древности? Они говорят нам своим немым языком, что было время, когда благодатный свет Христов и крест Господень сияли ярким блеском на горных вершинах, в ущельях и долинах Закавказья, что тогда, в давнее время, было много храмов и обителей в этой местности; но потом многое от времени и, главным образом, от врагов христианства, сокрушилось и исчезло с лица земли.

Много бедствий и печалей испытала единоверная нам Грузия, ведя героическую, неравную борьбу с врагами за веру свою православную. Раннее принятие христианства наложило особый отпечаток на историческую миссию Грузии. Вступив в христианскую церковь ещё в IV веке, Иверия в продолжение длинного ряда столетий представляла собою самый крайний и изолированный редут христианства на востоке, сперва против персидских огнепоклонников, а затем бесчисленных полчищ арабов, монголов, сельджуков, магометан, татар и других бичей человечества, грозивших всей Европе потоплением. Грузины в течение долгих веков защищали естественный мост между Азией и Европой от этих врагов всякой цивилизации и культуры, и вели эту борьбу с большей настойчивостью, нежели европейские крестоносцы в Палестине. И едва ли в мире найдётся ещё страна, подобная Грузии, где было бы столько же этих немых свидетелей народных страданий, каждая пядь земли которой полита обильно драгоценной кровью лучших сынов её. В то время, как в позабытых и самой природой замкнутых ущельях Кавказа дичала и крепла жизнь неведомых миру племён, на южной покатости горного хребта древняя Иверия в продолжение 14 веков отстаивала свет христианства и первые начатки цивилизации от кровавых вторжений магометанства и даже язычества. Но эти грозные смертоносные бури, по временам, подобно урагану, проносившиеся над Грузией, не могли, однако, коснуться тех божественных оснований, на которых утверждена незыблемо церковь Христова (Еф. 2:20). Грузины ревниво охраняли святыню Христовой веры от всех покушения на неё со стороны иноверцев. По примеру христиан первых веков они скорее готовы были идти на мучительнейшую смерть, нежели изменить св. вере. Вот почему в истории грузинской церкви мы видим не только преподобных затворников и столпников, по и мучеников и исповедников Христовых. Для блага Иверии Бог по временам воздвигал великих мужей и жён, которые распространяли и утверждали Христову веру в этой стране, и возбуждали в грузинском народе мужество и терпение в борьбе с врагами, подавая своей деятельностью живой пример непоколебимой твёрдости в св. вере. Некоторые из них, будучи уроженцами самой Грузии, являются яркими выразителями национальной, культурной и религиозной жизни страны и в то же время твёрдыми носителями заветов своих отцов и предков².

Задача нашего труда – представить в кратком очерке церковно-историческую жизнь православной Грузии от появления в ней христианства и до вступления её в подданство России.

Во мраке следовавших в исторической жизни языческой Иверии один за другим веков, наполненных борьбой с Арменией и прочими соседями, мелькает лишь несколько славных имён, из которых одно (царя Адерка, от 2 г. до Р. Х. – 55 г. по Р. X.) замечательно тем, что в третий год его царствования родился Спаситель мира³. По свидетельству одной пергаментной рукописи, сказание которой приводит в своей истории Грузии царевич Теймураз⁴, великое мировое событие не осталось незамеченным в древней Иверии, отголосок его немедленно раздался и в этой отдалённой от Вифлеемской пещеры стране. Поставленный на одной из Мцхетских высот ещё царём Фариаозом великолепный истукан главного бога Армаза неожиданно для своих усердных поклонников вдруг проговорил человеческим голосом «рождён я Армаз, от святейшего света, Новорождённый же уготован затмить мой свет». В самом же городе Мцхете⁵ вскоре распространился слух, что в Иерусалиме родился Сын Божий, Иисус Христос, и что персы овладели Иерусалимом. Мцхетские евреи впали в горькое отчаяние. Но вскоре огласилось, к великой радости верных сынов Израиля, что персы явились в Иерусалим только для того, чтобы поднести дары родившемуся Божественному Младенцу⁶. Эти-то евреи, небольшая часть которых присутствовала впоследствии при страшных страданиях Голгофской Жертвы, и явились первыми провозвестниками Богочеловека в Грузии.

Согласно древнему преданию, первые семена христианства посеяны были в Иверии потомками первосвященника Илии (1137 г. до Р. X.)⁷. Несмотря на то, что грузинских евреев отделяло от религиозного центра иудейского народа столь огромное пространство места, обетование отцов их гораздо чище и святее сохранилось среди этой общины, переселённой вавилонским царём Навуходоносором, по завоеванию им Иерусалима, в западную область древней Грузии, в 594 году до Р. X., служившей местом ссылок сиро-халдейских преступников. Эта еврейская община, замкнутая сама в себе, без влияния на неё разных учений, вытекших впоследствии через знакомство библейского учения с классической образованностью Греции, – верная древнему религиозному учению своих предков, со дня на день ожидала с большим нетерпением пришествия в мир обещанного Мессии. Эта вера в близость царства Божия и побуждала грузинских евреев, не смотря на огромное пространство места, отделявшее их от священного города, хотя не ежегодно, но изредка, при каких-либо особенно важных обстоятельствах, посылать от себя к иерусалимскому храму выборных своих членов с богатейшими приношениями и этим формально поддерживать всегдашнее общение с центром иудейства. Со своей стороны, и иерусалимские евреи, в лице своих первосвященников и иных руководителей народа, вели с мцхетскими евреями постоянную переписку по поводу тех или других событий в жизни палестинских иудеев⁸.

Тридцать лет спустя после взволновавшего грузинских евреев известия о рождении Спасителя, явился из Иерусалима к мцхетским иудеям посланный от первосвященника Анны с поручением сказать им: «Тот Самый, Кому маги поднесли дары, выросши, объявляет Себя Сыном Божиим и проповедует новую религию. Ныне мы отправили нарочных ко всем евреям и приглашаем еврейских богословов прибыть сюда, чтобы решить этот вопрос. Итак, пусть те из вас, которые сведущи в законе, прибудут в нашу страну, да укрепим непоколебимость закона наших отцов, предадимся исполнению наставления Моисея, дабы легковерные люди не были введены в обман новым проповедуемым нам законом, а Виновный был бы наказан смертью»⁹.

Вследствие этого вызова, из Мцхета отправились в Иерусалим два праведных мужа, Элиоз, верховный раввин всех евреев, живших в отдалённой Грузии и знаменитый в то время между ними Лонгин (Лонгиноз) Карснийский, с многочисленной свитой, в числе которой и находилось, между прочим, несколько грузин – Ужиков, предков нынешних Оссов (Ужов или Уссов). Сестра Элиоза, благочестивая девица Сидония, прощаясь с братом во Мцхете, просила его достать и привезти ей что-нибудь, принадлежащее Тому Лицу, над Которым снаряжали суд. Любя свою сестру, Элиоз дал ей слово исполнить просимое.

Грузинские путешественники прибыли к самому времени распятия Спасителя, и, когда распявшие Христа бросили между собой жребий, кому достанется одежда Господа, Божественное Провидение присудило её евреям мцхетским. Уезжая из Иерусалима, Элиоз и Лонгиноз вывезли в г. Мцхет хитон Спасителя и радостную весть о воскресении Сына Божия из мёртвых.

Прибыв с той же свитой во Мцхет, Элиоз был встречен своей сестрой Сидонией, давно уже уверовавшей через свою мать в пришествие на землю обещанного Спасителя. Самая же встреча произошла на дороге, между двумя заборами царского сада, прорезываемого большим нагорным ручьём, орошающим упомянутый сад, у мостика, где теперь стоит храм Свэти-Цховели. Сидония с радостью бросилась к брату в объятия и, заливаясь слезами, объявила ему о смерти любимой матери их, Сарры, которая, будучи совершенно здоровой, вдруг в пятницу перед Пасхой, в 9 часов дня, почувствовала в сердце сильный удар и поражённая им, замертво упала при словах «прощай, царство израильское, предавшее смерти Спасителя и Избавителя своего, за что отныне будешь виновно в крови Создателя и Господа своего. Горе мне, не удостоившейся смерти ранее сего времени, могущей избавить меня от этого страшного удара, и я удостоилась бы видеть Свет во откровение языков и мир Израиля!»

Услыхав о таком странном сочетании обстоятельств, как смерть Господа и смерть своей матери в одно и то же время, Элиоз был поставлен в невыразимое недоумение и не знал, что означало собой подобное обстоятельство. Будучи в неописанной печали от внезапной потери матери, Сидония, не переставая целовать брата, напомнила ему о просимом ею сокровище. Элиоз немедленно вынул из ящика окровавленный хитон Господень и отдал его своей сестре, которая при этом вскричала от радости: «Любезный брат! Довольно с меня и с целой страны этого сокровища: Бог благоволил избавить народ этот от рук дьявола, знаком чего служит этот хитон, и дарует ему вечное спасение». Затем судорожно сжала кровавый хитон в своих объятиях и упала на землю замертво, поражённая, словно стрелой, известием о распятии Спасителя и об участии брата своего в осуждении на смерть небесного Посланника, вопреки завещанию любящей и любимой ими матери. Новая неожиданность ещё сильнее поразила Элиоза, никакие усилия всех окружающих лиц отнять из рук св. девы хитон Господень не привели ни к чему: он как бы прирос к её мёртвому телу.

Слух об этом необыкновенном событии распространился почти мгновенно среди всех обитателей столицы, и вот весь город, по выражению летописи, сошёлся видеть это странное чудо; туда же поспешил и царь Адерк, узнав о неслыханной дотоле вести. Все старания повелителя Грузии отнять из рук умершей Сидонии св. хитон были тщетны, после чего он, оставив тело её, вместе с великим сокровищем, на земле, приставил людей охранять покойницу. Элиоз же, с некоторыми благочестивыми еврейскими старцами, предался усердной молитве, во время которой сделалось сильное землетрясение, под св. телом девицы образовалась довольно большая расселина, поглотившая собой умершую Сидонию с нетленным хитоном Господним; земля, снова соединившись, не оставила и следов бывшей расселины.

Царь Аверкий, благоговея пред этим новым чудом, приказал огородить и стеречь это место от осквернения. Спустя несколько времени над могилой св. Сидонии вырос кедр, сделавшийся впоследствии источником и началом христианства в Грузии. Народ, окружавший могилу святой, не знал ничего о причине неожиданной смерти девицы, и Элиоз принуждён был рассказать ему обо всём случившемся в Иерусалиме¹⁰.

Эта была первая проповедь о Богочеловеке в древней языческой Иверии.

Вера Христова впервые была насаждена в Грузии, по преданию, св. апостолом Андреем Первозванным. Одна грузинская летопись об этом рассказывает так: «По вознесению Господа на небо, апостолы с Марией, матерью Иисусовой, собрались в Сионскую горницу, где и ожидали пришествия обещанного Утешителя. Здесь апостолы бросили жребий, куда кому идти с проповедью слова Божия. Во время метания жребия Пресвятая Дева Мария сказала апостолам: желаю и Я принять вместе с вами жребий, чтобы и мне иметь страну, которую изволить дать мне Сам Бог. Брошены были жребии, по которым Пресвятой Деве досталась в удел Иверия. Владычица с великой радостью приняла Свой удел и уже готова была туда идти со словом благовестия, как перед самым выступлением Её в путь, явился Ей Господь Иисус и сказал: “Матерь Моя, не отвергну жребия Твоего и не оставлю народа Твоего без участия в небесном благе; но отправь вместо Себя Первозванного Андрея в удел Твой. И пошли с ним образ Твой, который изобразится приложением приготовленной на то доски к Твоему лицу. Образ тот будет заменять Тебя и послужит хранителем людей Твоих во веки”. После этого божественного явления Пресвятая Дева Мария призвала к Себе св. апостола Андрея и передала ему слова Господни, на которые апостол только ответил: “Святая воля Сына Твоего и Твоя будет во веки”. Тогда Пресвятая умыла лицо Своё, потребовала доску, приложила её к Своему лицу, и на доске отразился образ Владычицы с Предвечным Сыном Её на руках».

Получив этот образ из рук Богоматери в знак покровительства и помощи Её в наступающем своём высоком служении, св. апостол отправился на проповедь слова Божия. Он направил благовестнический свой путь к северу от Палестины, к приморским областям Чёрного моря, и через приморский город Трапезунд достиг Иверии, западной её страны¹¹.

В 8–9 вёрстах к северо-западу от Ацхура, по Ахалцыхскому почтовому тракту видна маленькая деревня, расположенная на небольшой плоской возвышенности, и среди неё – маленькая церковь. Деревня эта в настоящее время носит название «Сакунети» (вечность).

Послание, гласит, что, по прибытии своём сюда, св. апостол Андрей Первозванный остановился здесь и проводил дни и ночи сначала втайне, обозревая отсюда окрестные места и изучая нравы и обычаи жителей. Перед ним стояла принесённая им же самим икона Богоматери. От иконы исходил дивный лучезарный свет, озарявший собой всю местность и видимый даже издалека. Местные жители – язычники долго смотрели на этот необыкновенный свет и удивлялись. Пришли, наконец, некоторые из города Ацхура и ближайших деревень и спрашивали о причине этого необычного явления. Саконетские жители сказали, что в их владениях живёт какой-то необыкновенный чужестранец, и оттуда исходит этот дивный свет, сущность которого они объяснить себе не могут. Все пошли к тому месту, где находился св. апостол Андрей, перед которым стояла икона Пресвятой Богородицы, и вот между пришедшими и св. апостолом начинается следующая беседа.

Язычники: «Кто ты и откуда?»

Св. Андрей: «Я раб Бога Всевышнего, Который сотворил небо и землю и всё, что в них. Он послал в мир сына Своего Единородного, Господа нашего Иисуса Христа, родившегося в Вифлееме от Пресвятой Девы Марии. Богочеловек учил всех в земле иудейской путям царствия Божия и вечного блаженства, но иудеи не поняли Его и распяли недавно в Иерусалиме, как преступника и нарушителя их отечественного закона; но в третий день Он воскрес из мёртвых, в сороковой вознёсся на небо, в пятидесятый ниспослал Св. Духа на своих апостолов и учеников, которые, по Его заповеди, разошлись в разные страны возвещать всем людям Его учение, дабы все уверовали в Бога и раскаялись. Я же – ученик Его – пришёл к вам, чтобы обратить вас от суетного и пагубного идолопоклонства к Богу живому и истинному».

Язычники: «Значит, ты – еврей?»

Св. Андрей: «Я – еврей, и до сих пор жил по закону еврейскому».

Язычники: «Такие люди, как ты, живут и у нас, в нашем городе Ацхуре; много их и в Мцхете, где цари царствуют и боги чтутся; но они богам нашим не поклоняются и нас чуждаются, хотя и рассказывают о своём Боге много удивительного; они ведут у нас торговлю, доставляют нам кое-какие товары, потому и терпим их. А это что за доска у тебя с человеческим изображением?»

Св. Андрей: «Это – изображение Пречистой Матери Христа Бога нашего».

Язычники: «Для чего носишь его с собой, и какую силу имеет это изображение?»

Св. Андрей: «Оно имеет для верующих в Бога такую же силу, как истинная Мать истинного Бога, – может всё сделать».

Язычники: «Может ли воскресить мёртвого?»

Св. Андрей: «Живя на земле, Иисус Христос воскрешал умерших, кого хотел; по просьбе Матери, и теперь может сделать всё».

Язычники: «Вот в городе Ацхуре у нашего начальника умер единственный сын, и он безутешно плачет о нём и сокрушается. Если ты воскресишь его, то сделаешь великое дело, обрадуешь горестных родителей и докажешь истинность своих слов».

На этом беседа закончилась, и св. апостол Андрей Первозванный, нимало не сомневаясь в успехе своего дела, отправился, сопровождаемый своими спутниками и собеседниками, в дом ацхурского начальника, где лежал умерший отрок, взяв с собой и чудотворную икону Богоматери. Приложив к телу умершего св. образ и призвав имя Господа Иисуса, он воскресил его. Трепетный ужас объял всех присутствующих свидетелей первого совершённого св. Андреем чуда в земле грузинской. Оно произвело впоследствии, когда слух о нём распространился в окрестностях города, весьма сильное впечатление, как на иудеев, так и на язычников-иверийцев, живших в Ацхуре и окружающих его селениях, и всеми прославлялось повсюду имя Господа Иисуса Христа.

Здесь прекращается летописный рассказ, заимствованный из древнейшего предания, о пребывании св. апостола Андрея Первозванного в языческой Иверии¹². Вероятно, дальше, т. е. в самую глубь страны, он и не входил, она была предназначена для просвещения христианством впоследствии через св. Нину.

Из Ацхура св. Андрей Первозванный отправился в северо-западные страны Чёрного моря, минуя восточные, куда он не был, вероятно, допущен Духом Святым (ср. Деян.16:7); был в Мингрелии, Абхазии и даже в горной малодоступной Сванетии, и проповедь его о Христе нигде не была без успеха, хотя, к сожалению, достоверных сведений об этом и не имеется.

Сохранилось только предание о том, что в Мингрелии св. апостол был принят очень дурно – у него украли здесь верхнюю одежду, и он предсказал, что этот порок у мингрельцев никогда не искоренится. Здесь св. Андрею Первозванному довольно долгое время пришлось бороться с суеверием грубого народа, который однажды, во время проповеди апостола, чуть было не убил его, причём один мингрелец, схватив святого за руку, откусил у него палец, и за это мингрельцев даже до наших дней называют в насмешку суеверными пальцеедами.

Вытерпев всевозможные оскорбления и испытания от наиболее ревностных язычников, св. Андрей Первозванный обратил наибольшую часть населения Картли в христианство, рукоположил священников, установил богослужение и правила веры и соорудил великолепный храм во имя Пресвятой Богородицы. Затем он удалился в Иерусалим. Но царь Адерк, узнав, что картвелы отступили от веры отцов, отправил в Картли своих приставов, которые силой заставили народ возвратиться к прежней религии¹³.

Но от этого память о св. Апостоле Андрее Первозванном не умерла среди грузин, но продолжает жить и теперь, особенно она дорога для жителей Ацхура, следы пребывания в котором св. апостола и до сих пор ещё не искоренились. Здесь был воздвигнут впоследствии громадный собор, где свято хранилась принесённая св. Андреем икона Богоматери. По разрушению турками собора в XVI в., она была перенесена в Гелатский монастырь, в Имеретию, где и показывается посетителям, как редкая драгоценная святыня глубочайшей древности.

Ацхурский собор служил кафедрой митрополита, который занимал 3-е место между иерархами грузинской церкви. В алтарной части собора хорошо сохранились мозаические и стенные изображения Спасителя, Божией Матери, пророков, апостолов и святителей, а в прочих частях они пострадали от влияния погоды и от меча врагов христианства, у многих священных изображений выколоты глаза остроконечным мечом (кинжалом) и изуродованы лица. Грустно до боли смотреть на такие памятники когда-то цветущего здесь христианства. Не без грусти смотрят на это и ацхурские жители, предки коих, быть может, видели и слышали св. апостола Андрея, но они сами, в силу несчастных исторических обстоятельств, исповедуют теперь ислам.

Нечто загадочное и знаменательное в религиозном и историческом отношениях наблюдается и доныне в деревне Сакунети. Здесь существует небольшая церковь во имя св. великомученика Георгия в обновлённом виде, в которой богослужение совершалось, что – к слову сказать – не редкость в современной Грузии, однажды в год, да и теперь, вероятно, совершается очень редко. Причина этого заключается в следующем. Около той церкви, хотя и она была прежде в развалинах, с незапамятных времён показывается каждую ночь, преимущественно накануне праздников, таинственный свет, вроде света от большого костра или фонаря. Иногда он меняет вид и место, светит то очень ярко, то слабо, то над церковью и около церкви, то выше – на горе или в воздухе; но в самой деревне и около церкви никто не видит этого света; он особенно хорошо виден из Ацхура. Подобного рода явление наблюдается и над развалинами других древних храмов¹⁴.

Естественным образом объяснить его невозможно, но в нём скрывается какой-то таинственно-пророческий смысл. Не есть ли это указание на то, что наступит когда-либо время, благоприятное для христианской миссии, и насильственно отторгнутые исламом от православной церкви снова будут возвращены в неё, и снова воссияет здесь тот свет, какой предкам их воссиял через св. Андрея Первозванного?

Из других проповедников христианства в Грузии известны святые апостолы: Симон Кананит, Матфей и Варфоломей со своими учениками.

Первый из них проповедовал Христа в Абхазии, в горах которой, по словам историка Платона Иосселиани, в настоящее время показывают могилу этого апостола, служащую предметом особенного религиозного почитания для самых диких обитателей кавказских гор. Мужественный проповедник был предан мучительной смерти в гонение, воздвигнутое грузинским царём Адерком (от 2 г. до Р. X. – 55 г. по Р. X.) в 55 году христианской эры, недалеко от города Сухума, древнего Цхума или Севастополиса (Никопсии), по берегу Чёрного моря.

Там, среди развалин древнего города, на левом берегу р. Псыртсхи, сохранилась довольно большая церковь из тёсаных камней, во имя св. апостола Симона Кананита, вновь реставрированная в недавнее время трудами ново-афонских иноков на щедрые пожертвования православных русских людей. Она и теперь привлекает к себе для благоговейного поклонения не только горских христиан, но даже и язычников. На юго-запад от этой церкви красуется развесистое ореховое дерево, фонтан, увенчанный каменным крестом, из ветвей которого струится вода; цветник из душистых кустарников и цветов; позади, на север, хата малороссийского типа для старца – хранителя церкви и его помощника, окружённая огородом, за ним растут кипарисы, плодовые и лесные деревья. Вообще древняя возобновлённая церковь св. апостола Симона Кананита в настоящее время приняла вполне благолепный вид, всё в ней просто и, вместе с тем, величественно, особенно резной дубовый иконостас с самой незначительной позолотой вокруг прекрасных икон. Уединённость этого уголка, грандиозные скалы, покрытые лесом и образующие так называемое Трахейское ущелье, шум водопада, и среди уединения тишины высящийся одиноко св. храм, – всё это навевает мир и благоговение на душу посетителей. Сидя под тенистым орехом, вслушиваясь в рокот водопада, вглядываясь в светлые струи речки – «эти потоки, веселящие жилище Всевышнего» (Пс. 45:5), невольно возвышаешься мыслью, прославляешь сотворившего всё так премудро, и из уст вырывается восторженная хвала Творцу «Дивны дела Твоя, Господи вся премудростию сотворил еси!»

Следовало бы обратить на эту церковь серьёзное внимание местной власти. Вероятно, по тщательному розыску, под большим алтарём упомянутого храма возможно было бы отыскать св. останки апостола Симона Кананита, так как, согласно обычаям древней церкви, гробы апостолов и мучеников служили в то же время и алтарями для совершения бескровной жертвы¹⁵.

Сотрудник св. апостола Симона Кананита, апостол Матфей, по свидетельству блаженного Иеронима и отцов грузинской церкви, проповедовал учение Христа во второй Эфиопии, под которой в древности разумели древнюю Колхиду или нынешнюю юго-восточную часть Имеретии. По свидетельству Плиния, древняя Колхида с другими областями грузинского царства была покорена между 1565 и 1469 г. до Рождества Христова египетским фараоном Сезострисом или Рамзесом. Плодороднейшие долины этих местностей были заселены выходцами из Египта, вследствие чего и вся страна, заселённая ими, получила название у современников и позднейших писателей «второй Эфиопии». Здесь св. апостол проповедовал недолго и был замучен язычниками, отдав, свою жизнь за великое дело христианского просвещения грузинской страны¹⁶.

Соучастник в проповеди и страдании св. апостола Матфея, св. апостол Варфоломей, по словам историка Софрония, проповедовал веру Христову в Албании (ныне Дагестан), и мученически окончил жизнь свою в г. Альбанополе (ныне Баку) в 71 году по Р. Хр., будучи распят, по одним сказаниям, на кресте, а по другим, с него с живого была содрана кожа, после чего он был обезглавлен¹⁷.

Подробных же сведений, кроме вышеприведённых, об апостольской деятельности св. Варфоломея на Кавказе в истории совершенно не сохранилось.

Христианскую проповедь в этой стране продолжал ученик его, св. Елисей с тремя подвижниками своими из албанцев, с которыми он и прибыл в провинцию Уды. Упомянутые ученики его, имён которых история не называет нам, вскоре подверглись казни от своих родственников за распространение ими нового учения на родном их языке. А блаженный Елисей отправился в албанский город Кит, где после долгой проповеди Слова Божия многие уверовали во Христа. Для новообращённых он устроил церковь и поставил иереев, сам же ушёл в пустое ущелье Аргун и на горе у подошвы Кавказа, близ нынешнего селения Буш, впоследствии был побит камнями жителями этой местности и брошен в яму. Спустя долгое время, нетленное тело св. Елисея было найдено в заброшенной и заваленной камнями яме, отвезено и предано земле на месте нынешнего армянского монастыря Черванштык. Над ямой впоследствии албанский царь – христианин поставил столб в память страдания св. Елисея, апостола его страны. В настоящее время столба нет, а яма служит предметом благоговейного почитания жителями той местности, как христиан, так и не христиан. Ученики же св. Елисея погребены, как указывают, в Удинском селении Нидж, недалеко от развалин древней столицы Албании Кабалы, где над могилой их построена церковь. На месте же древнего города Кит находится ныне небогатое селение в 2 вёрстах от города Нухи с древнейшей христианской церковью¹⁸.

Несмотря на гонение, воздвигнутое в 53 году Адерком, проповедь святых апостолов всё-таки сделала то, что язычество не имело уже прежней силы среди обитателей Кавказа, которые через это обстоятельство в значительной степени были подготовлены к принятию высоких истин христианской религии¹⁹.

Этим кратким изложением кончаем своё описание о проповеди святых апостолов в Грузии, не принимая на себя обязанности доказывать несомненную подлинность всех этих преданий во всех подробностях. Но мы, однако, думаем, что эти предания имеют такое же право быть выслушанными и принятыми в соображение при последующей разработке грузинской церковной истории, как и предания других существующих в настоящее время христианских церквей, и что факт непосредственного апостольского основания грузинской церкви может быть доказан на основании этих преданий с такой же степенью вероятности, с какой он доказывается и относительно других церквей, построяющих свой фундамент на историческом существования подобных же фактов.

Христианство окончательно водворилось и объявлено в Иверии господствующей религией во времена блаженной Нины, просветительницы Грузии, в IV веке. С тех пор и доныне оно сохранилось в неповреждённой своей чистоте и целости, несмотря на то, что враги Креста Христова пытались не раз уничтожить его.

Св. равноапостольная Нина родилась в конце III века. Она была дочь римского полководца Завулона, женатого на Сусанне, сестре иерусалимского епископа Ювеналия. Просветительница Грузии приходилась двоюродной сестрой св. великомученику Георгию, которого она как бы сроднила с этой страной, поручивши его покровительству новое своё отечество. И св. Георгий как бы сообщил и воинские доблести, и мученические свойства целому народу, который, по имени своего покровителя, и стал, быть может, называться грузинами. По месту своего рождения св. Нина происходила из каппадокийского города Коластры. Когда св. Нине было 12 лет, родители её продали всё своё имущество; Завулон сделался пустынником, а Сусанна, по назначению своего брата – епископа, должна была в качестве диакониссы, прислуживать бедным, оставив свою дочь на воспитание у одной армянки из Двина. Юная дева в этом раннем возрасте любила внимать рассказам своей воспитательницы о дальней Иверии, куда унесён был хитон Господень, и мысль сделаться просветительницей этой страны и отыскать святую одежду всецело овладела ею. День и ночь пламенно молилась Нина Пресвятой Деве, прося Её Помощи.

Богоматерь явилась ей в сонном видении, вручила крест, сложенный из виноградных лоз, и сказала: «иди в Иверскую страну и благовествуй Евангелие, Я буду тебе Покровительницей». Проснувшись и увидев в своих руках чудный крест, св. Нина со слезами облобызала его и перевязала своими волосами.

Когда св. Нина подросла, из Эфеса прибыла прислужница царицы Елены и сообщила будущей просветительнице Иверии, что царица сама жаждет веры Христовой. Св. дева, получив благословение на предстоящий свой великий подвиг от дяди – епископа, отправляется с прислужницей Елены в Рим, чтобы проповедовать царице христианство. По прибытии в этот город, св. Нина, по рекомендации своей спутницы, поселилась в доме царевны Рипсимии и её наставницы Гаианы, с которыми жили здесь 53 девственниц, давших обет непременно креститься в Иерусалиме. Воодушевлённое слово юной проповедницы Христа скоро заставило их изменить своему обету и немедленно принять св. крещение. Царица Елена последовала их примеру, хотя и сделала это тайно.

Скоро св. Нине представился удобный случай прибыть в Грузию. Жестокий соправитель Диоклетиана (284–505 г.), Максимиан, пожелал жениться на прекрасной Рипсимии, которая, по совету Гаианы, немедленно, вместе с прочими подругами, оставила Рим и устремилась бегством к пределам армянского царства через город Эфес. Император же воздвиг жестокое гонение на всех христиан. Святые девы, в числе которых была и св. Нина, из Эфеса тайком добрались до столицы армянского царства Двин, и поселились за городом, питаясь трудами рук своих. Вскоре спутницы св. Нины были преданы жестоким мучениям, в которых покончили свою многострадальную жизнь, а будущая просветительница Иверии, получив указание свыше, отправилась на север, к пределам грузинского царства. Достигнув юго-западных его провинций, она, утомлённая от продолжительного путешествия, испытывая страх, голод и холод, босая, в рубищах, с крестом в руках, остановилась у озера Паравань, в виду снежных высот Джавахетских гор. Доблестная дева, увидев впервые снежные высоты дикого Кавказа, поражена была новым для неё зрелищем величественной и, вместе с тем, угрюмой природы. Оплакивая своё скитальчество, она подложила большой камень под голову и заснула на берегу упомянутого озера. Во сне явился св. Нине Господь Иисус Христос и вручил ей запечатанную хартию с нижеследующими изречениями.

1) Где будет проповедано евангелие сие, в целом Мире, там будет сказано и о жене сей (Мф. 26:13, Мк.14:9).

2) Нет мужеского пола, ни женского, ибо все вы едино о Христе Иисусе (Гал. 3:28).

3) Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (Мф. 28:19).

4) Свет во откровение языков и славу людей Твоих Израиля (Лк. 2:32).

5) Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари (Мк. 16:15).

6) Принимающий вас, принимает Меня, а принимающий Меня, принимает Пославшего Меня (Мф. 10:40).

7) «Ибо Мария была так возлюблена Богом, что Он всегда внимал истинным словам Её».

8) Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убити (Мф. 10:28).

9) «Иисус говорит Марии Магдалине: иди к братии Моей и скажи им – проповедуйте всегда во имя Отца, и Сына и Святого Духа».

Подкреплённая таким образом и ободрённая на предшествующий ей трудный путь, св. Нина, несмотря на все препятствия среди окружающей её дикой и угрюмой природы Кавказа, без страха вступила, наконец, в грузинское царство, неся с собой источник жизни – св. крест и данные ей Господом девять заповедей. Водрузив крест на горах Джавахетских, она проповедует евангелие в городах Ахалкалаки и Урбниси, а затем при основателе династии Сассанидов, царе Мириане († 342 г.), современнике Константина Великого, является на истоках неведомой ей реки Куры, следуя по течению которой, достигает Мцхета в день празднования народом Армазу. На высокой горе стоял исполинский кумир, горевший золотом; по сторонам его два других, поражавших огнём, как говорит предание, всякого дерзавшего подступать к ним без воли жрецов. Гремели трубы, курился фимиам, текла кровь жертв; царь Мириам со всем народом распростирался ниц перед идолами, и только одна чуждая, никому не ведомая дева, не преклонила колена. Внезапно, среди ясного дня, разразилась страшная буря с молниями и громом; капище рушилось, и среди развалин его лежали остатки разбитых, поверженных кумиров. В ужасе бежал народ, и на развалинах осталась одна св. Нина, спокойно смотревшая на возникшую и утихшую около неё бурю стихий. Это было 6 августа (ст. ст.), и день Преображения Господня стал для Иверии днём, сменившим тьму язычества на свет христианской истины.

С этого дня начинается ряд подвигов и чудес св. равноапостольной Нины, память о которых сохранилась в местных преданиях, записанных и царём-летописцем.

В царском саду, у таинственного кедра, укрывшего хитон Господень, часто молилась св. Нина, и там посещали её дивные пророческие видения. Однажды стая чёрных птиц, омывшись в водах Арагвы и ставши белыми как снег, села на ветвях кедра и огласила весь сад райскими песнями, – это был символ крещения народа иверийского. В другой раз она видела страшное падение окрестных гор Армаза и Задена с их идолами, слышала звуки битв и вопли бесовских полчищ в образе персидских воинов, как бы вторгавшихся в столицу Грузии, и страшный голос царя их, повелевавшего всё истреблять. Поражённая видением, св. Нина подняла знамение креста и тихо сказала: «Кончилось владычество ваше, ибо вот Победитель», – и всё исчезло.

Но свет христианства не сразу победил тьму, обнимавшую языческую Иверию: Божественному Провидению через св. Нину угодно было путём поразительных и чудных явлений убедить царя и его приближённых в истинности евангельского благовествования. Св. Нина исцелила силой Божией жену царя Мириана, лежавшую уже на смертном одре, и одного из родственников персидского царя, заболевшего в доме Мириана; оба они из первых просветились св. крещением. Тогда же крестился и главный раввин грузинских евреев Авиафар, близкий потомок вышеупомянутого достойного Элиоза, вместе со своей дочерью Сидонией. Как тот, так и другая немало помогали св. равноапостольной Нине в распространении христианства среди мцхетских евреев.

Сам царь ещё колебался. Но вот 20 июня 318 года, когда он со своими приближенными охотился в лесах, расположенных на горе Тохат или Тхоти, где теперь стоит селение Каспи, вдруг налетела страшная буря, которая разметала всю царскую свиту, и Мириан, поверженный на землю с конём, ослеп. Понятно, он призывал своих богов, но видя, что они не приходят к нему на помощь, поражённый ужасом воскликнул: «Если Бог Нины – Бог истинный, Он спасёт меня, и я с моим народом поклонюсь Ему». Буря стихла разом, и царь прозрел. Тогда он приказал сыскать дерево одинакового с ним роста, срубил из него крест и, в предшествии его, с торжеством возвратился в столичный город Мцхет, и там этот крест водружён был на высокой горе, где впоследствии возник монастырь, и теперь ещё пленяющий взор путешественника своими поэтическими развалинами²⁰.

Вся царская семья и народ, узнав о чудесном событии, вышли царю навстречу. «Славьте Бога Нины, Бога вечного», – говорил он народу, и, не заезжая во дворец, посетил хижину Нины, пал на колени перед животворящим её крестом и исповедовал Христа.

Св. Нина оглашает всех христианским учением, и весь город невольно покоряется воодушевлённому голосу дивной наставницы и воле своего царя, главного представителя их язычества. Народ в огромных массах слушал проповедницу Христову и принимал от неё благодатные исцеления. Желание царя не ограничивается одной только верой в проповеданное ему великое учение, он хочет, по данному им обету, построить дом Богу, живущему в нерукотворном храме, и испрашивает по этому поводу совета у своей наставницы. Она одобряет намерение его, и царь немедленно посылает письмо к императрице Елене и к её сыну, императору Константину Великому (306–337 г.), с известием обо всём случившемся, испрашивая у него пастырей церкви.

До прибытия епископа из Греции, царь Мириан, с согласия св. Нины, по обещанию своему, начал постройку временного деревянного храма, который впоследствии сделался основанием для грузинских церквей²¹.

Местом для постройки был избран сад, расположенный при слиянии рек Куры и Арагвы, в котором рос 300-летний величественный, чудный и густо-тенистый кедр, удивляющий всех своей необыкновенной красотой. Таинственный этот кедр под корнями своими скрывал неоценённое сокровище грузинской церкви – св. хитон Господень, как это удостоверяли св. Нине разные видения и рассказы раввина Авиафара о судьбе св. одежды Спасителя. Несмотря на все старания найти его, просветительница Иверии не могла достичь желаемой цели, но зато кедр этот послужил источником новых чудес и исцелений. Предположено было срубить его и из больших ветвей составить несколько колонн для нового созидаемого деревянного храма, а самый ствол назначался для подпорки потолка. Срубили огромные ветви, из которых сделали, как было предположено, шесть столбов для боковых сторон храма, но главного ствола не могли срубить с корня и, по свидетельству св. Нины, никакая человеческая сила не в состоянии была сдвинуть его с места.

Факт этот поставил св. Нину в самое затруднительное положение, она не знала, что ей предпринять; народ оставил работу и, вместе с царём, разошёлся по своим домам. Тогда св. просветительница Иверии с семью преданными своими ученицами, в числе которых была и Сидония, дочь бывшего раввина Авиафара²² осталась при этом кедре и всю ночь провела в молитве к Богу и горячих слезах, прося Его помощи в начатом ею деле. Ночные видения испугали её учениц, и они под влиянием страха готовы были уже оставить свою дорогую наставницу, но св. Нина в немногих словах успокоила боязливых и уговорила их не покидать её, а сама до раннего утра продолжала молиться.

На заре кедровый столб осенился светлым облаком, и явившийся с неба ангел, приблизившись к св. Нине, прошептал ей на ухо три таинственных слова, подошёл затем к кедру, охватил его рукой и поднял на воздух. Тогда, по выражению летописи, глазам присутствующих праведниц открылось зрелище, не выразимое никакими человеческими словами: таинственный столб окружило радужное сияние, осветившее собою всю близлежащую местность, и он стал то опускаться, то подниматься над своим пнём. Казалось, что небо соединилось с землёю, и всё пространство над столицей озарилось чудным светом; ангелы в бесчисленном множестве, как это было в видении библейского патриарха Иакова, то восходили на небо, то нисходили на св. столб, вверху над которым в необыкновенно ярком и ослепительном сиянии виден был Сам Господь Иисус Христос. Нижний же пень чудного кедра несколькими ручьями испускал из себя самого благовонное миро. Царь Мириан и все жители Мцхета, придя сюда, были свидетелями этого знаменательного для грузинской земли чудесного явления. Всякого рода больные стали приноситься к св. столбу, и здесь через возложение рук св. Нины и помазание св. миром они получали мгновенное исцеление. Несколько дней изумлённый народ не отступал от св. столба: давка и теснота вокруг него были невыразимы. Чтобы сохранить столь дорогое сокровище, царь Мириан приказал устроить вокруг него временную деревянную ограду, а затем, не теряя напрасно времени, приступить к сооружению самого храма. Вскоре последний был совершенно готов, величественно возвышаясь над тем священным для христианского мира вообще, а для грузин в особенности, местом, где был сокрыт ещё в I веке св. хитон Спасителя.

По окончанию постройки храма Свэти-Цховели, в Грузии, по воле византийского императора Константина Великого, согласно просьбе царя Мириана, прибыл епископ Иоанн с некоторыми священниками и диаконами, посланный сюда патриархом Евстафием из Антиохии. Нельзя сомневаться, что и из соседней Армении прибыли тогда же в Грузию некоторые пастыри и проповедники св. христианской веры.

Наступил, наконец, торжественный знаменательный момент в исторической жизни народа грузинского – его крещение водой и духом. Св. Нина осенила крестным знамением быстро текущие волны двух сестёр – Куры и Арагвы, и в них крестился царь и народ иверийский, за исключением некоторых упорных евреев, твёрдо стоявших за свой ветхий закон. Не принял св. крещения также и зять царя Мириана Фероз, владевший местностями Грузии от Рани до Бардовани (ныне Сигнахский уезд со степями Ширакской и Ганджинской). Это происходило в 326 году по Рождеству Христову.

По крещению жителей города Мцхета, царь Мириан пожелал для окончательного обращения в христианство всех без исключения своих подданных иметь для этого дела наибольшее число священников, а также и опытных в своём искусстве строителей каменных храмов, и с этой целью отправил вторичное посольство к императору Константину, во главе которого находился сам епископ Иоанн. Исполнив свою миссию, посольство возвратилось обратно в Грузию, принеся сюда подножие²³ св. креста, гвоздь²⁴ Спасителя, весьма много церковной утвари, свв. иконы²⁵ и большие денежный суммы, пожертвованные самим императором Константином, на предмет постройки в ново-просвещённой стране свв. храмов. С посольством этим вернулся на родину и наследник грузинского престола Бакар (Вакурий), бывший до этого времени заложником в Византии.

На пути из Константинополя в Грузию епископ Иоанн заложил первый храм в селении Эрушети²⁶, на границе Карталинской земли, причём оставил здесь гвоздь от креста Господня. Оттуда с проповедью слова Божия прибыл в Манглис, находящийся в 60 вёрстах к югу от г. Тифлиса. Здесь, освятив место, положил основание другому храму в честь Животворящего Креста Господня и оставил подножие св. креста. Царь Мириан, узнав о том, что послы его, прежде чем явиться в столицу, занялись постройкой храмов и оставили при них дары императора, предназначенные для мцхетской столицы, сильно опечалился, но был утешен св. Ниной: «Не печалься, царь, – говорила святая, – так и должно быть, так как через это вера Христова более утвердится в пределах твоею царства, для столицы же довольно и того, что в ней находится славный хитон Господень».

По прибытию послов во Мцхет, приступлено сначала к постройке каменных храмов в различных частях города, а затем к крещению остальных народов грузинского царства. Прежде всего, по желанию царя и указанию св. Нины, был построен каменный храм на месте шалаша св. просветительницы Иверии, во имя Божией Матери.

Св. Нине не довелось видеть окончания постройки этого знаменитого храма (ныне Самтаврский монастырь) во Мцхете.

Одновременно с этими событиями св. Нина, предшествуя с крестом в руках пастырям церкви и уча народ, заботилась также и о постройке свв. храмов на высотах гор, на которых перед тем стояли главные идолы Мцхета и всей Грузии. Сперва, по её повелению, устроен маленький храм и на горе Тхоти, а на остальных главных и, вместе с тем, священных для языческой Грузии горах, воздвигнуты большие кресты, освящённые небесными знамениями и окроплённые святыми слезами небесной посланницы.

Царь Мириан, признательный к благодеяниям св. Нины, хотел наградить её, но виновница спасения, избегая почестей, удаляется в гору, на противоположный берег Арагвы; здесь она находит маленькую пещеру, прикрытую древесными ветвями, и, поселившись в ней, источает молитвами и слезами воду из камня.

В это время внимание жителей Мцхета было обращено на следующее дивное явление. На утёсе, за Арагвой, в том месте, где ныне источник «Дзудзус-цкали» («Родник груди»), изведённый из земли молитвами св. Нины, с давних времён росло одно чрезвычайно редкое дерево, помимо замечательной красоты, необыкновенного размера и ароматичности, оно отличалось тем удивительным свойством, что раненые дикие звери и птицы, съедая листья или семена его, исцелялись от ран. Из этого-то дерева, после крещения царя и народа, решено было, по совету епископа Иоанна, в честь и славу Распятого на кресте, соорудить честные кресты и поставить на тех местах, на которых перед тем стояли главные идолы Мцхета и всей Грузии. По приказанию царя, срубается дерево и целиком, вместе с ветвями и листьями, с торжеством переносится в город, где кладётся у южной стороны дверей храма. Срубленное в пятницу 25 марта, оно простояло в течение 37 дней в свежем виде. Глядя на него, нельзя было считать его срубленным. Величавость дерева, красота и свежесть листьев, в то время, когда другие деревья стояли оголёнными, производили приятное впечатление на всякого. Сделанные из того дерева 1–10 мая кресты, 7 числа того же месяца были внесены и поставлены в новой церкви в присутствии царя, царского семейства и народа. И вот дивное знамение Божие: вслед за этим, в продолжение нескольких дней, ночью, с неба спускается светлый крест с венцами из звёзд и осенил ново-сооружённую церковь. Из креста на рассвете выделялись две звезды, из которых одна направлялась к востоку, а другая к западу, причём главная, более блестящая звезда уходила в сторону реки Арагвы и, остановившись немного выше над пещерой, где св. Нина источила из камня источник, поднималась к небу. Ни епископ Иоанн, ни народ не могли понять значения этого необыкновенного явления. Св. Нина посоветовала царю отправить людей на самые высокие горы, до Кахетии на востоке и пределов царства Мириана на западе, и на вершинах, где остановятся звёзды, воздвигнуть кресты. Царь так и сделал. Чудеса и исцеления, совершившиеся св. крестами, подали повод св. Нине царю и епископу учредить празднование воздвижения крестов этих в день Светлого Христова Воскресения. Царевич, засвидетельствовавший силу св. креста, вследствие исцеления единственного его болезненного сына, выстроил часовню вокруг креста на горе, получившей с тех пор название Крестовой. В виду бесчисленных чудес от св. креста, многие без различия вероисповедания, даже неверные, приходили сюда часто из отдалённых мест и получали исцеление. В знак благодарности пришельцы часто приносили богатые дары. И в настоящее время бездетные и потерявшие молоко женщины испрашивают себе у честного креста мцхетского чадородие и возвращение молока.

Слух о принятии народом грузинским христианства быстро распространился и охватил почти весь тогдашний христианский мир. Всюду прославляли Нину, ублажая её, как святую подвижницу.

Апостольским трудом св. Нины христианство было утверждено только в одной части Грузии – в Карталинии. Ей предстоял теперь многотрудный подвиг обращения к вере Христовой другой части Грузии – Кахетии. С этой целью св. Нина, в сопровождении царского вельможи, священника Иакова и одного диакона, отправляется с проповедью Евангелия в горные страны к северу от Мцхета, где обитали чартальцы, пховельцы, цилканцы и гудамакарцы, которые враждебно отнеслись к проповедуемой им новой религии и отказались принять крещение, оставили свою страну и скрылись в неприступной Тушетии. Затем св. Нина со своими спутниками переправляется на левый берег Арагвы. Придя в Жалети, в местечко Эдем, обратила в христианство эрцо-тианетинцев.

Отсюда она отправилась в Кахетию, где в присутствии созванных ею правителей страны проповедовала народу евангелие. Высоко-подвижническая жизнь св. равноапостольной Нины скоро обратила на себя внимание окрестных жителей. Каждый день приходили к ней толпы язычников, чтобы только послушать её вдохновенную проповедь о Христе. Кахетинцы легко приняли христианство, побуждаемые к этому, с одной стороны, примером царя Мириана, а с другой – слухом о тех бесчисленных чудесах, которые совершались в столичном городе Мцхете от животворящего столпа. Крещение над ними совершил священник Иаков, неразлучный спутник св. Нины в её подвигах и трудах, впоследствии второй архиепископ Грузии. Отсюда св. просветительница Иверии вступает в Кхуеты, где был город Бодиси (Бодбе), куда, узнав о её прибытии, является царица кизикинская Суджа (София) со своими подданными, телохранителями и слугами. Убеждённые её проповедью, все они принимают св. крещение, причём царица Суджа становится ревностной распространительницей христианства. Наконец, проповедью св. Нины оглашается и вся долина реки Алазани.

После многолетних апостольских трудов, сделав всё, что только возможно было сделать слабым женским силам, св. Нина избрала последним местом своего пребывания на земле местечко в нижней Кизикии – Бодбе, куда она удалилась от суеты мира, построив предварительно во многих местах Грузии храмы во имя родственника своего св. великомученика Георгия. Местечко это представляет собой высокую площадку между гор, покрытую роскошной зеленью и развесистыми чинарами. Чудные виды открываются отсюда на всю долину реки Алазани и на сумрачное чело Кавказа, снежными уступами восходящего к небу. Здесь всё дышит какою-то райской отрадой, навевая на душу, измученную суетой мира, неземное спокойствие. Здесь, в бедной куще, она посвятила себя неусыпным молитвам, учила и наставляла приходящий к ней народ в правилах истинного богопознания и богопочитания. Наступил, наконец, тридцать пятый год апостольского подвига великой просветительницы Иверии, и она отошла в лучшей мир, чтобы найти себе вечный покой от непрестанных земных трудов, где и наслаждается неизреченным блаженством от сознания свято исполненного ею долга по отношению ко второй своей родине – православной Грузии.

Смерть св. Нины произошла между 338–340 годами по Рождеству Христову 14 января. Царь и епископ желали перенести останки её в соборную церковь Мцхета, где она любила так часто молиться над хитоном Господним. Когда совершилось новое чудо: никак не могли сдвинуть иссохшего тела подвижницы с избранного ею для своего упокоения места. Для Карталинии ею сделано было много, и она как бы хотела своим присутствием утвердить в вере вновь обращённую Кахетию. Царь Мириан соорудил здесь первую церковь во имя св. Георгия, в пределе которой и положил мощи святой проповедницы. Впоследствии при этой погребальной церкви учредилась митрополия Бодбийская, старшая во всей Кахетии, и оттуда распространилась евангельская проповедь в горы Кавказа. Знаменитый по древности храм – усыпальница святой – расположен недалеко от города Сигнаха, в 105 вёрстах от Тифлиса и в 3 вёрстах от древнего города Буди, ныне большого села Бодбе.

Прошли и исчезли с всемирной карты целые народы и царства, здание же с могилой св. Нины незыблемо стоит до наших дней со дня своего основания (в 340 году).

Несмотря на бури и треволнения, потрясавшие Грузию целыми веками, храм этот свидетельствовал торжество креста Христова о православии. Ни один историк, ни один летописец, ни мемуары древности не могут указать нам, чтоб когда-нибудь храм этот подвергался бы опустошению или разорению, напротив, они ясно свидетельствуют нам, что он, подобно ветхозаветному кивоту, охраняем был большим густым облаком в то время, когда враги креста Христова намеревались опустошить его, невидимой рукой постигала их кара Божия, т. е. слепота, и, таким образом, храм св. Нины, как кивот завета грузинской церкви, вручён был нашему времени целым и неповреждённым.

Скромно и тихо это последнее убежище неутомимой проповедницы братства, любви и мира. Здесь, среди вечно молодой зелени, под сенью возобновлённой русскими женской обители, прямо под голубым небом высоко над суетой грешной земли, – лучшая могила для чистого сердца, страстно стремившегося к небу, смело стряхнувшего с себя ничтожный прах низких забот земных.

По смерти св. равноапостольной Нины, недолго жил и благочестивый царь Мириан, так много потрудившейся в деле распространения и утверждения христианства в Иверии. Он умер в 342 году по Рождеству Христову, собственноручно венчав на царство, с возложением креста св. Нины, внука своего Бакара (342–364), возвращённого Мириану Константином Великим. Мириан завещал ему искоренять идолослужение и строго блюсти место погребения св. Нины, как главную святыню всей страны.

За неусыпные заботы в деле утверждения и распространения веры в Иверии и высоко-святую жизнь церковь причислила Мириана к лику святых, составив ему особый канон. Заботами покойной игуменьи Самтаврского монастыря Нины, в котором погребены св. останки первого христианского царя Грузии, могила его снабжена неугасаемой лампадой и его изображением. Великие заслуги царя Мириана перед церковью так изображены католикосом Грузии Антонием I: «Другим Савлом явился Мириан, избранный святой, сокрушитель кумиров и водрузитель креста Христова. Он первый и начало царей благочестивых, который, предводительствуя картвелами, привёл их к Богу и получил венец апостольский». Бог явил в нём великого светильника и громогласнейшего вестника богопочитания. Царь Мириан – единственный из грузинских царей, который с глубочайшим благоговением чтил царя всех царей – Бога. Он один столько прославил церковь Христову как никто до и после него: ниспроверг заблуждения язычества и распространил веру Христову по всем пределам своего царства. В то же время он является народным учителем благочестия, смирения, простоты и покорности воли Божией. Памятниками его набожности и преданности вере Христовой служат воздвигнутые им храмы в пределах его царства: Самтаврский, Мцхетский патриарший, Эрушетский, Манглийский, Тхотский, Бодбийский во имя св. Нины и проч. Страх Божий, благочестие и украшение церквей Божиих, утверждение веры и нравственности христианской, уважение к духовенству, призрение бедных и нищих являются основными заботами этого царя во всё время его славного царствования. В этом отношении св. царь Мириан, по своему характеру и деятельности в христианский период своей жизни, представляет в истории Грузии особенно знаменательное явление, которое через 500 с небольшим лет повторяется в России в лице её первого князя – христианина, св. Владимира равноапостольного.

Со времени Мириана и его приснопамятной наставницы св. Нины, начавшая своё историческое существование, грузинская церковь становится в непосредственную зависимость сначала от патриарха Константинопольского, а потом, спустя немного лет, присоединяется к антиохийскому патриархату, может быть, как думает покойный историк Платон Иосселиани, из уважения к трудам патриарха Евстафия, которому принадлежала слава утверждения грузинской церкви и рукоположения для неё первого епископа²⁷.

Христианство в Грузии, как это можно видеть по историческим её памятникам, утвердилось не сразу, но постепенно, шаг за шагом отвоёвывая себе преимущественное господство над сердцами языческих племён величественного Кавказа. Преемник св. царя Мириана, Бакар (342–364 г.), поставив себе задачей смягчить путём христианского просвещения и притом без всяких насильственных мер грубые нравы обитателей скал и ущелий, старается завести школы, для которых вызывает наставников из Греции и Персии. В этих школах положено было начало переводу богослужебных книг с греческого языка на грузинский; причём, так как ещё не было грузинского алфавита, переводчики употребляли греческие и персидские буквы. Затем Бакар вводит церковное пение греческого напева; основывает, с согласия константинопольского архиепископа, как верховного правителя грузинской церкви, епархию Цилканскую, где строит величественный храм во имя Пресвятой Богородицы, столь прославленный в позднейшие времена чудесами и могилой св. Иессея (Исе), епископа Цилканского, одного из 13 сирийских подвижников, о которых будет сказано в своём месте; деятельно заботится о распространении Христовой веры среди кавказских горцев, особенно хевсур, живущих по южному и северному склонам кавказского хребта и занимающих ущелья рек: хевсурской Арагвы, Аргуна и Ассы. Хотя они, как сообщает «Картлис-Цховреба», и слышали из уст св. равноапостольной Нины учение Христа, но эта первая проповедь не имела между ними никакого успеха: хевсуры наотрез отказались от принятия христианства, введение которого, впрочем, не повсеместное, и выпало на долю второго по счёту христианского царя Грузии Бакара; просвещение же всей Хевсуретии, сохранившей даже до наших дней, вместе с христианством, и языческие верования и обряды, принадлежит трудам св. Авива, епископа Некресского, подвижника VI века²⁸.

Но особенно много заботился о крещении кавказских горцев византийский император Юстиниан (537–565 г.), который в 541 году к покорённым его войсками абхазцам посылает священников, строит церкви и учреждает архиепископскую кафедру в Пицунде, подчинив её юрисдикции константинопольского патриарха²⁹. Об этом императоре, славянине по происхождению, которому приписывают преимущественную честь распространения евангельского учения в западном Кавказе, до сих пор сохраняется живое воспоминание в адыгских песнях. Памятником просветительной деятельности императора Юстиниана является знаменитый и величественный храм Питиунтский-Пицундский во имя успения Пресвятой Богородицы, бывший престольным храмом первосвятителей Абхазии – сначала автокефальных архиепископов, а потом католикосов абхазских и имеретинских, и обновлённый в последний раз 3 сентября 1885 года, при экзархе Грузии, архиепископе Павле. И славен и многострадален этот храм, как бо́льшая часть храмов нашей окраины; по своим страданиям он, поистине, великомученик. Первую тысячу лет своего существования он прожил во славе и величии, стоял в полном блеске своей красоты. Как памятник лучших времён византийского зодчества, как памятник блестящего царствования Юстиниана I, он был украшением Пицунды, – средоточием церковного управления западной Грузии, был главным местом священнодействия первосвятителя Пицундских, средоточием православия в Абхазии, некогда хорошо населённой, и во всей западной Грузии.

Но вступает он во второе тысячелетие своего бытия, и тяжкие времена наступают для св. храма Пицундского. Година испытаний начинается для него со времени утверждения и усиления мусульманского могущества и мусульманской власти на берегах Чёрного моря. С XVII века стопа мусульманская начинает попирать эту страну, и мерзость запустения появляется на св. месте Пицундского храма. В XIX столетии, уже под русским владычеством, Пицундский храм дважды подвергался опустошению со стороны турок и абхазцев-мусульман. Враги имени Христова опустошением храма как будто мстят ему за прежнее христиански-благотворное значение его для абхазского народа; разоряя его и оскверняя, как будто стараются отнять у него возможность и в будущем иметь благотворное влияние на этот край, столь сильно в настоящее время нуждающийся в свете истины Христовой, в научении жизни христианской. Но Господь не до конца оставил это место святое. Разрушительная рука времени и врагов не могла совершенно сокрушить величественный храм Пицундский, она повредила его несущественно, а самый храм, его величавый остов, остался целым и невредимым³⁰.

Отсюда, из этого священного места, при императоре-строителе Юстиниане, многочисленные греческие проповедники проникли в недра гор до самой Кабардинской плоскости, и множество разрушенных древних церквей, часовен, крестов и полустёртых надписей на камнях, – этих немых для нашего времени свидетелей прежнего, хотя и в зачаточном только виде, состояния христианской культуры и гражданственности, – в недоступной глуши гор, обитаемых теперь магометанами, в верховьях Кубани, на Теберде и в других ущельях и дебрях Кавказа, – относится, по всей вероятности, ещё к тем отдалённым от нас векам, когда крест Христов был лучезарным знамением, около которого соединялись в одну христианскую семью различные племена кавказских горцев, по крайней мере, в лице лучших своих представителей. К сожалению, в деле распространения христианства для его окончательного успеха недоставало одного великого условия – национальной самостоятельности. Книги священного Писания не были переводимы на туземные языки, богослужение совершалось на греческом диалекте; христианство находилось в строгой зависимости от Византии, с падением которой угас источник евангельского света для Кавказа. Туземцы ещё не успели высвободиться из переходного состояния от язычества к христианству; первое имело более глубокие корни, чем последнее. Мнимые кавказские христиане оказывались в действительности язычниками. И теперь пред многими, сохранившимися доныне, вещественными памятниками угасшей там веры Христовой горцы шепчут свои молитвы, но, конечно, не Тому Богу, в Чьё имя они сооружены.

Кроме того, нашествие на Кавказ арабов в VII – VIII столетиях подавило едва начавшееся здесь христианство. Оно было истреблено почти повсеместно в горах Кавказа, не только среди лезгин и чеченцев, но даже и в более далёкой Осетии. Возникшие мусульманские правительства, по самому географическому и историческому положению, имели на горцев гораздо более влияния, чем грузинские цари и католикосы, и с успехом распространяли в горах исламизм, который – кстати сказать – в настоящее время успел на большом протяжении кавказских гор слиться с бытом народным. Впрочем, в Осетии приверженность к христианству всё-таки укоренилась глубже, чем в восточном Кавказе. Однако, и этот народ, по сообщению арабского писателя Масуди, в 931 году выгнал из страны своих священников, разрушил свои христианские церкви и принял ислам.

Великая царица Грузии Тамара (1174–1204 г.) скоро восстановила православие, и путешественники XII, XIII и позднейших веков говорят об осетинах и других кавказских горцах, как о христианах, врагах магометан. Генуэзец Интериано, посетивши восточный берег Чёрного моря между 1550 и 1557 годами, нашёл христианство даже в тамошнем черкесском населении. «Черкесы называют себя христианами, – пишет он, – и имеют греческих священников, но детей крестят не ранее, как когда им минет 8 лет. Священники обливают их водой на свой лад, к чему присовокупляют краткую молитву. Знатные люди не входят в церковь до шестидесятилетнего возраста, опасаясь осквернить её своим присутствием, так как все они живут грабежом. Перейдя эти лета, они перестают воровать и грабить, и присутствуют тогда при богослужении, которое в молодости слушали не иначе, как сидя на коне перед дверьми церковными. У народа этого нет азбуки, их священники для богослужения употребляют греческие книги, которых вовсе не понимают³¹.

В этом была великая ошибка всех просветителей горского Кавказа. Ни апостолы и их первые ученики, ни греки, ни грузины, ни император Юстиниан, ни царица Тамара, никто не позаботился о том, чтобы, вместе с проповедью Евангелия, создать письменный язык для обращённых народов и сделать перевод необходимых священных и богослужебных книг, которые, вне всякого сомнения, могли бы упрочить в сердцах людей христианские понятия даже в отсутствие учителей. Если нашлись в их истории люди, ревностно исполнявшие дело св. Владимира равноапостольного, то, к сожалению, не нашлось никого, способного на просветительный подвиг свв. братьев Кирилла и Мефодия, первоучителей всего славянства. Нечего, разумеется, и удивляться, что семена Христовой веры, посеянные при таких печальных и неблагоприятных для своего дальнейшего роста условиях, не дали в горах Кавказа роскошного всхода. Сообщения с горами во всех отношениях были крайне опасны и затруднительны, а потому и влияние православной Грузии на горские племена Кавказа всегда было весьма ограниченно; большею частью оно уступало место ожесточённой вражде. Да и самое христианство среди обитателей диких скал и ущелий не имело никакой самостоятельности, при разрыве с равниной оно лишалось всякой поддержки. Эти разрывы случались беспрестанно; мы знаем, что грузинские владетели для наказания горцев за частые грабежи иногда даже поставляли их в непрерывное блокадное положение, не позволяя им выходить из ущелий. Блокадное положение, в какое, например, поставил Сванетию имеретинский царь Александр, повлекло за собой разорение и совершенное одичание страны. При таких неблагоприятных для церковного дела условиях постоянное и беспрерывное рукоположение духовенства в горах Кавказа сделалось невозможным. Вместо прежних грузинских священников охранителями опустелых церквей явились «деканозы», т. е. духовенство туземное, не рукоположенное, чуждое самых основных понятий о христианской религии. Теперь в христианских храмах, деканозы приносят жертвы, читают непонятные как для них самих, так и для слушателей, молитвы, совершают нелепые обряды. Вся религия этих одичалых христиан заключается в обоготворения тайных сил природы, которые олицетворяются в виде различных фантастических существ, обитающих в известных рощах или на известных скалах. Их религиозные обязанности ограничиваются тем, что они собираются иногда на тех или других святых местах и там приносят в жертву быков и баранов, мясо которых съедается на месте же, после чего происходят скачки, стрельба в цель и т. п.

Следы деятельности христианских проповедников и просветителей обозначались в горах сооружением нескольких больших церквей или часовен в честь разных святых и водружением в иных местах крестов. Всё представлялось горцами лишь в виде дополнений к прежним их верованиям; церкви, часовни и кресты сделались предметами благоговения народного наряду с рощами и скалами. Св. Георгий, св. Илья, Мариам и другие святые христианской церкви примкнули к сонму местных языческих богов, как их неразлучные спутники и сожители, одинаково благосклонные или враждебные к дикому обитателю кавказских гор. Празднование дней памяти христианских святых отличалось по преимуществу языческим характером. Вместе с тем, в обычай горских племён вошло соблюдение некоторых постов, и тем легче, что за исключением особых случаев, горцы постоянно крайне умеренны в употребления пищи. Дальнейшим стеснениям они не подчинялись, так, например, супружеский устав их остался в совершенном противоречии с церковными положениями. Нечего и говорить, что обычай кровосмешения сохранился у них во всей своей силе, вопреки евангельскому учению о кротости и прощении обид. Словом, свет христианского учения среди кавказских горцев явился в виде молнии, мгновенный блеск которой среди непроглядной тьмы сменился для них глубочайшим мраком³².

С падением в 1453 году Константинополя и генуэзских колоний Чёрного моря, владыкой кавказских берегов сделалась магометанская Турция. Христианская Грузия, эта единственная в то время защитница кавказского христианства, сама всё слабела и расшатывалась под беспощадными ударами мусульманского фанатизма. Понятно, что ислам должен был торжествовать всё более и более над горами Кавказа. Уже 50 лет спустя после Интериано, доминиканец Иоанн Луккский, посетивший Черкессию около 1657 года, пишет о ней: «Черкесы говорят и по-черкесски и по-турецки; некоторые из них магометане, другие – греческого вероисповедания. Но магометан более. Священник, который живёт в Терки, иногда крестит их, мало объясняет им Закон Божий. С каждым днём число мусульман возрастает: от греческого исповедания сохранился лишь обычай носить пищу на могилы и несколько постов... Абхазцы неграмотны; они считаются христианами, но не исполняют никаких христианских обрядов. В земле их встречается много водружённых крестов. Жители величайшие мошенники... Они носят усы, но бреют бороду, за исключением «папаров». Так называются люди, хоронящие мёртвых и молящиеся за упокой души их. Покойников кладут в колоды, которые потом ставят на четыре кола»... Рейнеггс, путешествовавший по Кавказу между 1782 и 1784 годами, рассказывает об абхазцах; «каждый из них имеет особые заблуждения, которые называет своей верой. Их догматы весьма разнообразны; упомяну лишь о тех, которые наиболее распространены. Следуя древнему обычаю, они празднуют весеннее равноденствие, окрашивая яйца в разные цвета, причём пируют. В этот день и два, следующих за ним, происходят скачки и другие увеселения... В начале мая собираются в густом лесу, который почитают священным, и в котором никто не имеет права срубить дерева, что, по их мнению, прогневало бы Всевышнего, Которому достойно и успешно молиться можно лишь в этом лесу. Посреди леса, как уверяют, находится большой и тяжёлый железный крест, охраняемый благочестивыми отшельниками. Никто не знает, когда и кем он был поставлен. Но отшельники рассказывают о нём много чудесного и сверхъестественного, не имеющего никакого отношения к христианству: этим привлекают они даяния народные»³³. Магометанство и в настоящее время на северном Кавказе представляет собой довольно внушительную силу. По статистическому³⁴ обзору Владикавказской епархии за 1900 год видно, что в ней на 1,532,477 человек населения обоего пола приходится магометан ни более, ни менее, как 1,045,434.

Вообще ко всем горцам Кавказа мог бы вполне примениться эпитет «одичавших христиан», данный в 1818 году жителям устья Пшата, путешественником Тэбу де Мариньи, и это потому, что у них, как и у осетин, хевсур, тушинов, абхазцев и других образовалась в высшей степени своеобразная религия, в которой отрывочные воспоминания христианского культа перепутались с народными суевериями и остатками древнего язычества³⁵. Вот, что, например, пишет иеромонах Леонид, ныне епископ имеретинский, миссионер горских племён Кавказа в своих записках³⁶: «В Хевсуретии, этой грузинской запорожской сечи, несмотря на отдалённое веками насаждение христианства в этой стране, нельзя встретить ни одного более или менее замечательного памятника христианства, никаких, сколько-нибудь замечательных развалин христианских храмов, коими так обильна и славна вообще Грузия... Современное исповедание хевсуров так пёстро и разноцветно, что много заключает в себе посторонних, не христианских элементов, так что хевсуров положительно и нельзя назвать христианами. Религиозные обряды хевсуров дают вам видеть, что часть из них заимствована из мусульманства, часть взята из Моисеевых ветхозаветных предписаний, часть напоминает языческие обычаи и, наконец, часть носит христианский характер. Почитая и уважая Крест Христов, Св. Георгия, Архангела Михаила и проч., хевсур в то же время чтит каких-то богов: Атенгени, Яхсари, Адгиллис-дэда, – празднует пятницы и субботы, бреет голову, не ест свинины, практикует двоежёнство и проч. Словом, хевсур только по имени христианин, скорее он магометанин или разновер». И теперь ещё, в диких ущельях Галгая и Ако народ по-прежнему поклоняется богам своим, не сознавая между исламизмом и христианством другого различия, кроме того, что одна вера запрещает есть свиное мясо, а другая дозволяет. Почти то же самое, за немногими исключениями, можно сказать и обо всех остальных горских христианах нашей отдалённой от центра России окраины, которые и ждут в настоящее время своих Кириллов и своих Мефодиев, способных не на бумаге только, но и в действительности внести, в их среду истинное христианское просвещение и христианскую культуру.

Не только среди горских племён Кавказа, органически связанных с древней Грузией, христианство утвердилось не сразу, но и среди иверийцев оно долго ещё не могло окончательно восторжествовать над языческим самосознанием народа. Были цари-отступники; персы упорно стремились изгнать христианство из грузинской земли и заменить его огнепоклонством. Так, когда они при царе Мирдате IV (408) овладели Грузией, жители её принуждены были спрятать кресты, и обожаемый персами огонь запылал во всех церквах, спасшихся от разорения. Дань персам лежала тяжёлой ношей на грузинском народе во всё время господствования над их страной персов. Естественно, что при таких внешних неблагоприятных для своего развития условиях христианство не было в состоянии проникнуть в самое сердце народа, и это продолжалось до тех пор, пока не настали для Грузии времена могущества и славы при царе её, Вахтанге Гург-Аслане, царствовавшем 53 года (446–499 г.)³⁷.

Соединяя в своём лице мудрость правителя с доблестями полководца, этот государь оставил стране многочисленные памятники своей деятельности. При нём грузинская церковь вздохнула свободно, так как он своими победами над многочисленными врагами своей родины снял с наболевшей груди народа тяжёлые цепи иноземного владычества. Защищая независимость страны, он окончательно свергнул персидское иго, завоевал Мингрелию, Абхазию, победил печенегов, овладел Арзерумом и простёр славу своего имени до самой Индии. На стенах одной древней церкви, развалины которой и поныне видны в горах Алагирского общества, есть надпись³⁸, передающая подробности о борьбе Вахтанга с Осетией.

Но не одни безмолвные развалины – печальные остатки прошлого величия – хранят для Грузии память об её Гург-Аслане. Великолепные соборы Двенадцати Апостолов во Мцхете, Сионский и Метехский в Тифлисе – суть памятники славного царствования Вахтанга³⁹. По данным летописей Грузии, Мцхетский храм, построенный из дерева, первоначально во имя Спаса, в 526 году царём Мирианом, при царе Арчиле I (413–434 г.) обрушился, и животворящий столп вследствие сего был перенесён в загородную церковь (Самтаврскую). В исходе V века царь Вахтанг Гург-Аслан придал Мцхетскому храму тот величественный вид, которым мы любуемся в настоящее время. Он же дал этому храму название во имя 12 апостолов. Великая душа Вахтанга задумала оставить позднейшему потомству величественный памятник, соответственный величественной природе Кавказа, титаническим громадам его гор. Уступая по высоте Алавердскому храму в Кахетии, Мцхетский собор превосходит все другие храмы Грузии своими размерами. В отношении же архитектурном Мцхетский храм относится к числу лучших памятников грузинского зодчества. Стиль его считается грузино-византийским с некоторыми, впрочем, изменениями. Его строгие формы, обширные размеры, необыкновенная соразмерность частей, изящество скульптурных изваяний, арабесков и плетений, остроконечный купол, лёгкие арки по стенам с лепными украшениями, крыша из тёсаного камня, фресковые изображения и проч., делают его предметом величайшего внимания для знатоков византийской церковной архитектуры. Невольно останавливается человек и погружается в рассмотрение этой громады тёсаного камня, этой массы жёлто-серого цвета, обращённой рукой человеческой в гигантское строение, уносящееся ввысь и окаменевшее как бы на лету. Кому бы ни случилось бывать здесь, нельзя удержаться, чтобы, благоговейно обнажив голову, не войти в самый собор⁴⁰.

Одновременно с основанием новой своей столицы – Тифлиса, Вахтанг Гург-Аслан заложил и Сионкий собор, который, несмотря на многоразличные бури, его посетившие, как неподвижная скала веры, стоит вековым и тысячелетним свидетелем непреоборимого православия, и в котором благоговейно сохраняется ныне среди других памятников христианской Грузии и величайшая её святыня – крест из виноградных лоз св. равноапостольной Нины. Своё название храм получил от иерусалимского Сиона, горы, на которой библейский Авраам видел день искупления всего человечества Сыном Божиим. От Сиона иерусалимского, как центра, произошли сионы – храмы в царстве грузинском. С таким названием известны из истории Грузии 10 храмов⁴¹ которые, как неподвижные звёзды небесного свода, стоят доныне безмолвными, но красноречивыми для верующего сердца, указателями пути к жизни и небесам. Сами руины их, заключающие в себе глубокий и таинственный смысл знаменательно-пророческого, проникают, по выражению одного писателя (les ruine ont quelque chose prophetique) человеческую душу идеями высокой философии, единственной для счастья царств и народов.

Заложенный во имя Успения Пресвятой Богородицы, Сионский собор, начат был постройкой уже при преемнике Вахтанга I, царе Дачи (499–514 г.), и окончен был при царе Адарнасе (619–639 г.). Следовательно, постройка его продолжалась около 64 лет, т. е. между 575 и 639 годами. Храм этот, величайший из всех тифлисских, представляет особую, как и мцхетский собор, живую летопись церкви грузинской и несокрушимые скрижали того народа, которому в то отдалённое от нас веками время удивлялись и Восток и Запад мира христианского. Будучи в древности кафедральным для митрополитов тифлисских, Сионский собор с 1811 года, при новом иерархическом разделении, сделался таковым же и для экзархов Грузии⁴². Ко времени же царя Вахтанга Гург-Аслана, вместе с Сионским собором, история относит и построение другого древнейшего храма г. Тифлиса, известного под именем «церкви Метехской», т. е. придворной, в приделе которой находится могила св. Шушаники. замученной супругом своим, армянским владетелем Васкеном в 560 году, за решительный отказ свой изменить православию⁴³.

Народ грузинский свято хранит в своём сердце память о Вахтанге Гург-Аслане, венценосном строителе переживших его величественных храмов. Недалеко от Тифлиса, в развалинах древнейшего из монастырей Иверии, Мартмкопского, на двух столбах главного храма, поддерживавших всё здание и купол, нарисованы во весь рост два грузинских царя: один из них – Вахтанг Гург Аслан, основатель этого храма, другой – славный Давид – Возобновитель (1089–1125)⁴⁴.

Заботясь о просвещении народа, ещё не успевшего в полной мере проникнуться идеями христианства, но в котором, однако, уже пробудилось сознание идти к религиозно-нравственному развитию путём самостоятельным, вне рабской зависимости от чуждых им по всему пастырей греков, – Вахтанг Гург-Аслан основал повсеместно школы, повелел исправить и вновь перевести церковные книги и издал кодекс, где поместил, между прочим, закон о том, чтобы ни один из его подданных не смел более исповедовать Зороастрово учение, всех представителей которого он изгнал из страны, разрушив до основания алтари этих огнепоклонников. Правда, ещё при втором христианском царе Грузии – Бакаре – положено было начало переводу богослужебных книг с греческого языка на грузинский во многих новооткрытых тогда школах. Но дело это шло очень медленно и мало удовлетворяло религиозным потребностям народа, для которого, кроме того, греческие пастыри, незнакомые с обычаями страны и заботящиеся большей частью только о своих личных интересах, являлись скорей наёмниками, нежели истинными отцами, и совершенно не прилагали усилий к религиозно-нравственному просвещению своих пасомых. Даже богослужение в храмах долгое время совершалось на малопонятном для грузин языке, греческом или сирийском. Только уже впоследствии, при энергичной деятельности ближайших предшественников Вахтанга Гург-Аслана, явилась возможность пользоваться грузинскими церковно-богослужебными книгами, да и то уже после того, как были изобретены грузинские буквы армянским учёным Месропом, прибывшим в Иверию в царствование Арчила I (413–434). Венценосная вдова последнего и мать Вахтанга Гург-Аслана – Сандухта – около 440 года впервые позаботилась перевести на грузинский язык книги Нового Завета.

Все эти многолетние попытки к поднятию на надлежащую высоту просвещения страны в чисто христианском направлении и к приведению в должный порядок церковно-богослужебного строя окончательно завершились в царствование Вахтанга Гург-Аслана.

446-й год христианской эры, когда началось это счастливое для всей Иверии царствование, открыл собой и для церкви грузинской новый период её истории, призвав её к новой, уже самостоятельной с этих пор жизни.

Посетив во время своего путешествия Антиохию и Иерусалим, Вахтанг Гург-Аслан быль поражён там наблюдаемым им церковным блеском и упорядоченным в высшей степени устройством этих первопрестольных апостольских кафедр, а потому пожелал и у себя, на родине, иметь тот же церковный строй и ту же иерархию, с теми же самостоятельными правами, и дать отечественной церкви полную независимость от антиохийского патриарха, по усмотрению которого обыкновенно назначался в Грузию тот или другой правитель церкви, большей частью без воли и указания самого царя, не знающий, кроме того, ни языка своей епархии, ни церковных обычаев страны, и управлявший церковью по своему личному произволу.

Самоуправство и своенравность большинства греческих пастырей в это время дошла до того, что они без всякого стеснения и очень даже часто давали чувствовать свою силу не только простым смертным, но и самим царям, как это и обнаружилось в царствование Вахтанга Гург-Аслана.

В 457 архиепископ Михаил, по происхождению грек, человек высокомерный и в высшей степени грубый, вследствие неисследованной им клеветы на царя и на всё его войско со стороны подпольных крамольников, будто бы Вахтанг Гург-Аслан, в бытность свою в Персии, изменил христианской религии, недолго думая, отлучил мнимых виновников от церкви. А затем, когда царь, как покорный сын к своему отцу, смиренно приехал к архиепископу и, сделав земной поклон, просил у него благословения, то архиепископ оттолкнул его от себя ногой и, сняв со своей ноги туфлю с высоким каблуком, нагло размахнулся ею и ударил царя по лицу, причём вышиб у него передний зуб. Вахтанг Гург-Аслан снёс это неожиданное для себя оскорбление, нанесённое ему рукой архиепископа, и только тихо заметил последнему: «Этот поступок – плод твоей гордости, внушённой тебе дьяволом; бесчисленность моих грехов возбудила тебя совершить подобное дело. Знай, что ты не имеешь надо мной никакой власти, как не имел и никакого права на этот поступок... Ты не исполняешь своих прямых обязанностей, возлагаемых на тебя Евангелием, – быть смиренным по званию, особенно пред своим государем... Пошлю тебя к патриарху константинопольскому, который и распорядится тобою, как до́лжно».

Спустя несколько времени, архиепископ всей Грузии Михаил действительно был выслан в Константинополь, где патриарх Анатолий заключил его в монастырь «Неусыпающих»⁴⁵.

Проступок архиепископа Михаила для царя Вахтанга Гург-Аслана послужил достаточным вполне основанием потребовать от константинопольского патриарха освобождения грузинской церкви от зависимости её церкви греческой. Чтобы сделать это своё требование внушительным, царь объявил грекам войну и, после блистательной победы над ними, заявил византийскому императору Льву Великому (457–474) и константинопольскому патриарху Анатолию, что грузинская церковь не желает оставаться более в подчинении антиохийскому патриарху. Требование победителя немедленно было исполнено, и на поместном константинопольском соборе решено было, чтобы в Грузии католикосом был грек, посвящение получал в Антиохии, но находился под властью царя. Затем, по желанию Вахтанга, в Грузию католикосом был назначен архиепископ Пётр, достойный ученик св. Григория Чудотворца (Назианзина), хороший знакомый самого царя.

Заботливостью этого первого грузинского католикоса была усилена проповедь христианства в языческих местностях; умножено духовенство; заведены при церквах училища, где должна обучаться грузинская молодёжь, – и увеличено было количество епархий через открытие новых двенадцати. С открытием новых епископских кафедр, под верховным управлением полунезависимого от Византии католикоса Мцхетского, царь Вахтанг Гург-Аслан предоставил отечественной церкви полное самоуправление, не отдавая никакого отчёта ни одному из патриархов Востока.

Но такой постановкой дела церковного грузины всё-таки не были удовлетворены: им непременно желалось иметь на первопрестольной кафедре своего единоплеменника, вследствие чего мы видим в истории Грузии со стороны правительства попытки окончательно освободиться от зависимости церкви греческой. И вот, при византийском императоре Юстиниане (527–565) и грузинском царе Парсмане VI (542–557), в 553 году, иверийцы испросили себе право избирать католикосом своей отечественной церкви грузина, и «с того времени не приводили католикоса из Греции, а восседали высокопоставленные грузины». Всё-таки посвящение иверского католикоса должно было совершаться по-прежнему в Антиохии, и это обстоятельство шло вразрез с желанием грузин – быть вне какой бы то ни было зависимости от церкви греческой.

Между 619 и 659 годами грузинский царь Адарнас, как только скончался католикос Варфоломей († 620 г.), посадил на освободившийся престол Иоанна I (620–629), которого и отправил для посвящения в Антиохию, поручив ему испросить у патриарха разрешение, чтобы на будущее время католикосы посвящались в самой Грузии. Ходатайство это было уважено, и на соборе антиохийском было постановлено: «Позволяем церкви грузинской, по смерти её католикоса, собирать духовенство и весь народ, и избирать в католикосы человека достойного, и, с утверждения грузинского царя, митрополитом и архиепископам посвящать его в Мцхетском соборе».

Дарованное право Иверской церкви подтвердил и VI вселенский собор в 680 году, и только с этого времени грузинская церковь становится вполне автокефальной, т. е. самостоятельной в своём управлении и внутренней жизни.

Отличительными знаками католикосского достоинства считались:

1) низанные из жемчуга и дорогих цветных камней два серафима, пришитые на вскрилиях чёрного клобука;

2) на челе оного большой жемчужный с камнями крест;

3) бархатная зелёная мантия с серебряными источниками, с жемчужными скрижалями и такие же сандалии;

4) митра с крестом наверху, обложенная по опушке зубчатой короной;

5) в служении на груди две панагии крест-накрест;

6) во время служения выходил из покоев в храм в мантии с предношением большого креста, с множеством свечей, с несколькими дикириями и трикириями;

7) посвящал епископов один и, наконец;

8) один возлагал корону на царей, по праву духовного царя.

Мцхетско-иверские католикосы до XIV века были вполне самостоятельными владыками на всём кавказском перешейке; с этого же века, со времени отделения Имеретии от Грузии, именно в 1390 году, на берегу Чёрного моря явилось особое самостоятельное католикосство Имеретино-Абхазское, имевшее своей кафедрой великолепный Бичвинтский храм, основанный византийским императором Юстинианом Великим. Как тот, так и другой католикос, заведовали своими епархиями, не отдавая в делах управления никому никакого отчёта. Подчинённые католикосов, по примеру западноевропейских феодалов в средние века, образовали государство в государстве, а потому оба эти владыки считались духовными царями своих стран. Католикосы, наравне со своими государями, пользовались одними и теми же правами и почестями в народе; подобно им, и некоторые отдельные члены духовной иерархии всецело сравнялись в достоинстве с представителями светской власти.

Юрисдикции Мцхетского католикоса подчинялись: верхняя Карталиния (нынешний Ахалцихский уезд), нижняя Карталиния, Кахетия, Осетия, Шеки и Албания с Ширванской областью до границ Персии.

Духовная же власть Абхазско-Имеретинского католикоса обнимала собой: Имеретию, Мингрелию, Сванетию и Абхазию почти до берегов реки Кубани. На всём этом обширном пространстве древней Иверии, как показывает составленный в позднейшие века список епископий, существовало 38 епархий.

Мцхстско-иверские католикосы имели в своём распоряжении довольно большое население, войско и свою администрацию. Кроме личного штата, в состав которого входили так называемые «сыны Мцхета», они имели в своих землях и поселениях ещё и управляющих или моуравов, собиравших повинности деньгами или натурой. В пользу католикосов взимались в определённых пунктах даже таможенные пошлины. Им принадлежали рыбные ловли на главных реках Грузии. Войско их подлежало, главным образом, их ведению: они имели в своём распоряжении генералов, ими же самими назначавшихся и от них же получавших как жалованье, так и самые приказания. Во время особых войн католикосы сами предводительствовали своими войсками, а в других случаях – их генералы; отдельными же отрядами, принадлежащими той или другой церкви, командовали епископы и настоятели важнейших монастырей или их капитаны. Даже остальная часть Грузии, бывшая под властью царей и вельмож, в отношении суда не избегала влияния духовной власти.

Впрочем, нужно сказать, что такому привилегированному положению своему в стране духовные владыки Грузии были исключительно обязаны своим царям и вельможам, питавшим к ним неограниченное доверие. Но не силой они похищали свои права и привилегии у светской власти, и справедливость требует прибавить к этому, что большинство духовных владык с честью проходило своё служение церкви и государству, являясь в годину бедствий главным оплотом Грузии в её борьбе с врагами за христианскую веру и христианскую культуру во всё время тысячелетнего самостоятельного существования страны⁴⁶.

В 552 году царь Парсман VI (542–557 г.), по выбору отечественного собора в Мцхете, возвёл на первопрестольную кафедру Евлавия (552–560). Имя этого католикоса навсегда останется памятным в грузинской церковной истории, главным образом, потому, что при нём прибыли из Сирии (между 552 и 557 г.) во Мцхет 13 каппадокийских подвижников, во главе которых стоял знаменитый наставник их и руководитель, св. Иоанн Зедазнели. В Иверию святые отцы явились босые, в рубищах, изнеможённые на вид, в клобуках, по обычаю сирских отцов, преследуя единственную цель – поддержать своим личным высоконравственным влиянием и просветительной деятельностью новообращённую страну в её борьбе против язычества, а также и против энергической и успешной еретической пропаганды монофизитов, неправильно учивших о способе соединения в одном лице Христа двух природ – божественной и человеческой. Поклонившись св. месту чудесного явления животворящего мироточивого столпа, св. Иоанн Зедазнели со своими 12-ю учениками пожил некоторое время в Мцхете, а затем отправился на восток от этого города, на гору Зедазени, на пути к которой один из учеников его, св. Шио, силой Божией совершил первое чудо на земле грузинской. Вследствие сильного разлива реки Арагвы, переход через неё был совершенно невозможен. Тогда св Иоанн обратился к преподобному Шио с просьбой: «Помолись, отче, да сподобит нас Господь благополучно перейти на ту сторону реки». Св. Шио тотчас обратился лицом к востоку, сделал три земных поклона, осенил реку крестным знамением и сказал: «Отец наш Иоанн повелевает тебе, вода, остановись, доколе мы не перейдём на ту сторону реки». Вода остановилась, и подвижники перешли на другой берег реки. Они обошли с евангельской проповедью почти всю Карталинию (по долине рек Куры и Арагвы), были и во всех тех местах, где блаженная Нина учила вере Христовой и, наконец, избрали для своего жительства ту пустынную гору Заден (близ Мцхета), на вершине которой некогда сокрушён был идол по молитвам великой просветительницы Грузии. Здесь сирийские отцы как солнце просияли высокими христианскими подвигами. Местные жители, узнав о глубоко нравственной христианской жизни новых поселенцев, во множестве стали стекаться к ним за благословением и наставлениями. Сам царь и его вельможи часто приходили к ним слушать их беседы. Глава сирийских отцов – Иоанн – в одной из пещер Зедазенской горы соорудил храм Божий. Высокая жизнь св. Иоанна и чудеса, по молитвам его совершившиеся в Иверии, доныне воспеваются грузинской церковью в 7-й день месяца мая⁴⁷.

Спустя некоторое время, каппадокийские подвижники, следуя руководству своего великого учителя, св. Иоанна Зедазнели, основали в различных местностях Иверии многочисленные монастыри на вершинах недоступных гор, вертепах и подземельях, всюду распространяя вокруг себя благодатный свет христианского учения. Католикос Евлавий предоставил всецело свв. подвижникам право проповедовать по всей Грузии, причём трёх из них даже возвёл на епископские кафедры: св. Авиву предоставил упразднившуюся епархию Некресскую, св. Иессею (Исе) – Цилканскую, а впоследствии для св. Иосифа в северо-западной Кахетии открыл новую кафедру – Алавердскую.

Предание сохранило до нашего времени и самый рассказ об избрании на епископские кафедры – Цилканскую (близ Мцхета) и Некресскую (в г. Некреси, за р. Алазани) – двух учеников св. Иоанна Зедазнели. На одном из совещаний со своими епископами католикос Евлавий предложил им избрать на праздные кафедры двоих из 13 сирийских подвижников. Предложение это единогласно было принято, но затруднение оказалось в том, кого именно из 13 избрать в епископа. Было решено рукоположить тех, которые в день прибытия католикоса на гору Зедазен будут совершать литургию. Католикос отправился к пустынникам и, придя в храм, увидел, что божественную службу в нём совершал священник Авив с диаконом Иессеем. По окончанию литургии, католикос, взяв правой рукой Авива, а левой – Иессея, поцеловал каждого из них и сказал: «Радуйся, Авиве, епископ Некресский, и ты, Иессей, епископ Цилканский»! Смущённые таким высоким призванием, пресвитер и диакон умоляли католикоса не налагать на них столь тяжкого ига; но Евлавий возразил им: «Жив Господь наш Иисус Христос! не возвращу назад своего слова, объявленного вам по воле Божией». Подошедший в это время св. Иоанн Зедазнели сказал своим ученикам: «Дети мои, не противьтесь воле святительской; для того мы и пришли в страну сию, чтобы в различных местах её трудиться во славу Божию». После этого избранники не стали прекословить и последовали за католикосом во Мцхет, где и были хиротонисаны в епископов, каждый в назначенную ему епархию.

Удалившись в свою епископию, св. Авив построил в г. Некреси, на высокой горе, обитель, названную Вифлеемом, во имя Рождества Христова, где и продолжал свои иноческие подвиги, часто спускаясь в самый город для священнослужения и проповедования слова Божия. Между тем Некресская епархия, равно как и вся южная часть Грузии и Кахетии подверглись нападению персов. Пользуясь внутренними беспорядками Кахетии, Хозрой, сын персидского шаха, завоевал Кахетию и заалбанские области и рассеял туземных правителей. Не довольствуясь совершённым покорением Кахетии, персы старались везде истреблять слабые зачатки христианства, обращали не утверждённых в вере христиан вновь к огнепоклонству, разрушали храмы Божии и строили огнилища. Вся южная часть Грузии и Кахетии, теснимые персами, готовы были принять огнепоклонство. То же было и с епархией Некресской: она, по выражению летописца, «со всех сторон была объята огнём». В самом городе Некресе было огнилище, и жители как города, так и окрестностей, ходили к нему для принесения молитв и жертв языческим богам.

При таких печальных обстоятельствах св. Авив, ревнуя о славе Божией, много и самоотверженно потрудился для искоренения огнеслужения в своей епархии. Он залил водой огнилище в Некресе, часто гасил священный языческий огонь и в других местах своей епископии. С крестом в руках ходил св. Авив по городам и селениям епархии, истребляя везде грубые заблуждения и суеверия. Дидойцы и другие обитатели Кавказа, убеждённые словом и жизнью этого подвижника, совершенно отпали от огнепоклонства и снова вступили в недра церкви православной. В короткое время своей проповеднической деятельности св. епископ Авив успел совершенно искоренить в своей епархии огнеслужение, потушить огнилища и даже обратить к христианству многих из персов.

Язычники сильно озлобились за это на архипастыря и решились его погубить. Преследуемый ими, св. епископ вынужден был удалиться из города Некреси в одно укромное место, однако, он не покинул совершенно своей паствы, продолжая тайно посещать её. Но он недолго оставался в безопасности: он был схвачен и, после суда над ним, побит камнями. Страдальческое тело его похоронено было на месте самой казни, а затем уже, по свержению персидского владычества, торжественно было перенесено другом его и сподвижником, св. Шио, при участии католикоса, в Мцхетский кафедральный собор, где оно покоится и доныне, сокрытое под престолом. Память его грузинская церковь установила совершать 29 ноября⁴⁸.

Сподвижник св. Авива, преподобный Иосиф Алавердели избрал местом своих апостольских трудов верхнюю часть Кахетии. Здесь он поселился недалеко от верховья реки Алазани, в непроходимой, безлюдной и бесплодной местности, называемой Алавердской, где путём строгого самовоспитания, соединённого с аскетическими подвигами, подготовлял себя к просветительной деятельности среди язычников и некоторое время жил в совершенной неизвестности. Но вот однажды совершенно случайно встретил преподобного в пустыне один царедворец-зверолов. Расспросив подвижника о его жизни, он был поражён теми великими подвигами, которым добровольно предавал себя отшельник. Эта встреча заставила царедворца подумать о своей прошлой жизни и решиться оставить всё мирское. Снова явившись к нему, царедворец испросил у него позволение поселиться около него и, принявши пострижение, жить под его руководством. Скоро по всей Кахетии разнеслась молва о пострижении царедворца, а также и о святой жизни Иосифа. Отовсюду стали приходить к нему ревнители подвижничества, и скоро из бедной палатки одинокого отшельника образовалась обширная обитель. Старанием и усердием постриженного царедворца был построен храм во имя св. великомученика Георгия. Блаженный Иосиф сделался настоятелем многочисленной братии; с отеческой любовью он заботился о своём монастыре, который впоследствии сделался рассадником духовного просвещения в верхней Кахетии.

Наступило, наконец, время и апостольских подвигов Иосифа Алавердели. Христианство, насаждённое в Кахетии св. Ниной, не успело ещё окрепнуть в умах и сердцах жителей страны; почти всюду держались языческих суеверий, с которыми смешивались чистые истины христианства. Обстоятельство это побуждало св. Иосифа часто оставлять своё уединение и обходить с Евангелием и крестом в руках города и селения Кахетии. Народ охотно слушал его наставления и оставлял свои языческие заблуждения и обычаи. Для более прочного успеха своей проповеди, а также для ограждения чистоты православия от других верований, св. Иосиф написал краткий катехизис, до нас, впрочем, не дошедший, и роздал его священнослужителям, обязывая их по этому руководству учить вверенную им паству. Предчувствуя свою близкую кончину, преподобный затворился в своей келье, предался совершенному безмолвию и постоянной молитве и там окончил мирно свою жизнь (во 2-й половине VI века). Братия похоронила тело его в Алавердском храме великомученика Георгия, где оно и почивает под спудом. Память его 15 сентября⁴⁹.

После смерти католикоса Евлавия († 560 г.), царь Парсман по совету и влиянию св Иоанна Зедазнели, возвёл на католикосский престол Макария, человека высоконравственной жизни и ученика свв. сирийских отцов. При нём собственно и начали строиться монастыри, из которых особенно выделялась по своему просветительному значению лавра св. Шио, где впоследствии была сосредоточена вся духовная образованность западной Грузии. История сохранила нам в своих древних хартиях простой по содержанию, но замечательный по своему внутреннему глубокому значению для церкви иверской в её дальнейшей церковно-общественной жизни, рассказ об основании этой обители, расположенной в 30 вёрстах от города Тифлиса, на северо-запад от него, в местности, называемой «Саркинети». Преподобный Шио, любивший одинокую отшельническую жизнь, отправился с горы Заден в непроходимые места, лежащие на запад от Мцхета. Вот он проходит ужасные дикие скалы и бестрепетно вступает в глухое, безводное и безотрадное ущелье, наполненное дикими зверями и ядовитыми гадами. Это место, куда не ступала ещё нога человека, понравилось преподобному. Он поместился здесь в одной маленькой пещере, где и начал свою трудную подвижническую жизнь, в пустынном уединении и в беспрерывной внутренней борьбе воспитывая свой дух для будущего плодотворного служения Грузии, этой второй для себя родине. Озаряемый по временам чудными видениями небожителей, особенно Богоматери, предсказавшей ему, что эта безотрадная пустыня впоследствии наполнится благочестивыми людьми, подражателями его подвигов, св. Шио ещё ревностнее стал относиться к делу своего нравственного развития и приближения к наивозможному на земле совершенству человеческой души. Скоро Господу угодно было открыть и для мира этот дивный светильник, чтобы он светом евангельской жизни озарил, как яркое солнце своими лучами, страну грузинскую. Однажды начальник Мцхетской крепости Евагрий отправился со своими рабами на охоту в леса, за которыми было скрыто для мира скромное убежище великого отшельника. Охотники, сопровождавшие Евагрия, рассеялись по разным сторонам, а сам он остановился недалеко от скрытой зеленью пещеры св. Шио с целью выследить зверя, и вдруг видит голубя с ношей во рту, влетевшего в пещеру. Явление это повторилось и на другой день. Удивлённый Евагрий пожелал узнать, что бы это значило. Приблизившись к пещере, куда влетел голубь, он заметил монаха, стоящего на коленях с воздетыми к небу руками. «Кто ты и откуда, человек Божий?» – спросил Евагрий преподобного. «Я странник земли, всю надежду свою возложивший на Христа. Пребываю же в этой малой пещере, вдали от суеты мирской, чтобы безмятежно окончить здесь дни моей жизни и, всегда прославляя Бога, сделаться Ему угодным», – ответил преподобный.

Дальнейшие беседы с подвижником заставили Евагрия отказаться от высокого положения в свете и стать учеником св. Шио, с которым он стал разделять с этих пор тернистый иноческий путь к небу и нравственному совершенству. Поступок Евагрия привёл к тому, что имя преподобного Шио получило широкую известность в окрестностях и к нему стали приходить многие из грузин, которые и селились вокруг пещеры отшельника, подражая примеру его святой жизни. Так основалась великая лавра Шио, обитатели которой, во время наибольшего расцвета иноческой жизни, числом более 1000, жили в пещерах, выдолбленных в высоких скалах, окружающих св. обитель. Отсюда иноки, как яркие звёзды на небе, светили грузинской земле святостью своей жизни, и, сбрасывая с себя оковы суетного мира, восходили к небесам, спасаясь от бурь, волновавших мир, являли примеры самоотвержения, святой веры и чистой нравственности. Грузинские цари и вельможи, неоднократно испытавшие на себе силу молитв преподобного Шио, щедро одаряли великую лавру. Известно, например, завещание царя Давида Возобновителя, построившего в монастыре большую церковь в честь Успения Богоматери, под сводами которой похоронены предки знаменитых людей Грузии, как-то князей Амилахваровых, Зедгинидзе, Тусиевых, Гурамовых и других, а также и бренные остатки тех из католикосов Иверии, которые, удалившись от управления, последние дни своей жизни проводили в Шио-Мгвимской обители. Этот царь подарил монастырю множество сёл и деревень и освободил принадлежащие ему имения от всякого рода пошлин и податей⁵⁰.

Одновременно со св. Шио другой ученик великого Иоанна Зедазнели, преподобный Давид, прозванный впоследствии по месту своей отшельнической жизни Гареджийским, избрал для своих апостольских трудов город Тифлис. Здесь он уединился вдали от населённой части города, на горе Мтацминда, находящейся на западной его стороне, где теперь стоит церковь св. Давида. Устроив себе небольшую пещеру для жилья, а для молитвы – маленькую часовню с поставленной в ней иконой Спасителя, св. отшельник горячо здесь молился за погибающих и уклоняющихся от евангельского учения людей. Предание говорит, что дивный старец спускался с горы к жителям Тифлиса каждый четверг и своими увлекательными беседами поддерживал и утверждал в них христианское учение. Это не понравилось огнепоклонникам и некоторым недоброжелателям св. Давида. Желая парализовать его влияние на народ, враги возвели на преподобного страшную клевету.

Вот что передаёт об этом одно сказание, до сих пор сохраняемое в памяти грузинского народа. На месте нынешней Квашоэтской св. Георгиевской церкви жила дочь (по другому сказанию – монахиня) одного из обывателей города Тифлиса. Девица эта, соблазнённая кем то, сделалась беременной. Когда о таком бесчестии узнал народ, то потребовал от неё выдачи виновника, и она, подученная и подкупленная врагами преподобного Давида, оклеветала последнего, указав на него, как на своего соблазнителя. Великого подвижника потребовали на суд. Святой явился и всенародно обнаружил свою правоту. Дотронувшись посохом до чрева клеветницы, он спросил зачатого в нём ребёнка: «Я ли отец твой?». Совершилось дивное чудо. Из утробы обольщённой девицы явственно для всех присутствующих послышался голос: «Не ты», и при этом назвал какого-то кузнеца. Тогда св. Давид сказал ей: «Да родишь ты камень». Вдруг она почувствовала мучительно-страшные боли и, действительно, родила камень, который и послужил, как говорят, основанием Квашоэтской св. Георгия церкви в Тифлисе (по-грузински «ква» значить «камень», а «шва» – родила»).

В память этого события преподобный Давид испросил у Бога источник живой воды, который имел бы силу оплодотворять неплодных женщин. Это – тот самый источник чистой ключевой воды, который находится на северо-западном углу от церкви св. Давида, привлекая к себе по четвергам множество бездетных богомолок.

Спустя несколько времени после этого события, преподобный Давид удалился со своим учеником Лукианом в Гареджийские горы, расположенные между реками Курой и Иорой, в 60 вёрстах к юго-востоку от Тифлиса. Эта пустыня весьма сурова и дика: сверху жгучее солнце, под ногами раскалённый песок и камни; на всём пространстве пустыни ни приветливой пальмы, ни лесного деревца. Гранитные скалы, там и здесь раскиданные в беспорядке, грозно и дико смотрели на пришельца. Однако великий подвижник поселился в таком безлюдном и бесплодном месте и стал проводить жизнь, исполненную трудов, подвигов и лишений. Пищей его, главным образом, было оленье молоко, которое он получал от оленьих самок, прибегавших по временам к нему в пустыню. Молоком он питался каждый день, кроме среды и пятницы. В эти два дня он не принимал никакой пищи и время проводил в молитве с воздетыми к небу руками. Святая жизнь Давида низвела на него с неба дар чудотворения.

В пустыне Гареджийской св. Давид основал обитель, которая впоследствии обратилась в знаменитую лавру, эту грузинскую Фиваиду, сделавшуюся рассадницей духовно-гражданского просвещения для всей юго-восточной Грузии. По своему уединению и безмолвию располагающая к глубокому созерцанию природы и к благоговейному размышлению о её Творце, Гареджа, казалось, самим Промыслом была предназначена для иной, высшей, нежели земная, жизни. И действительно, тут, в безводной и бесплодной пустыне караязской, воссияла грузинская Фиваида, подобная той, которая существовала в Египте в первые века христианства. Пробудилась окрестная мёртвая степь. Чистым и светлым ключом забила в ней благодатная жизнь отшельников. Неусыпными трудами, сменяемыми горячими к Богу молитвами, в скалах пустынных гор св. Давид и его ученики высекли множество пещер. Архитектонически формы их показывают, что одни из них устроены по плану церкви, а другие имели специальное назначение служить для жилых помещений иноков. Из этих пещер образовался своеобразный обширный монашеский город, раскинувшийся бесконечной вереницей на трёх террасах по скату Гареджийской горы. Выдолбленных келий и церквей в окрестностях Давидо-Гареджийской пустыни насчитывают более 5000.

Эта обитель воспитала и подготовила много архипастырей, пастырей и великих подвижников церкви иверской, ревниво охранявших чистоту Христовой веры посреди тёмной массы диких разноплемённых и разноверных народов, окружавших Грузию.

Устроив пещерные обители и водворив в них порядок иноческой жизни, заимствованный из Палестины, где ещё ранее VI века зародилось Грузинское монашество и где было до 20 монастырей, наполненных исключительно иверийцами⁵¹ св. Давид Гареджийский захотел исполнить всегдашнее своё пламенное желание – видеть Иерусалим и поклониться его святыням, и он отправляется туда с некоторыми из своих учеников. После продолжительного и трудного путешествия по опасным в то время местам, св. Давид достиг уже было желаемой цели. Но когда странники дошли до места, носившего название «Вершина Благодати», откуда открывался взорам путешественника священный и дивный в своём величии Иерусалим, внезапный ужас объял великого подвижника, и глубокое чувство смирения проникло в самую глубину его святой души. Он в раздумье остановился и отказался продолжать дальнейший путь. «Как я могу осмелиться, – говорил он, – своими грешными ногами попирать следы Богочеловека, ходить по местам, освящённым Его святейшими стопами?» Напрасно уговаривали его ученики продолжать путь к Иерусалиму. «Довольно с меня и того, – отвечал смиренный старец, – что я своими грешными очами удостоился видеть святые места, хотя издали». Учеников же своих, как бы более себя достойных, отправил он для поклонения иерусалимским святыням, а сам взял себе в благословение «три камня св. земли», оросил их горячими слезами и пошёл в обратный путь с успокоенным сердцем, что милосердный Бог дал ему возможность увидеть священный Иерусалим, к которому он так давно и страстно стремился из своей Гареджийской пустыни.

Но такое величие смиренной души св. Давида не осталось безызвестным для жителей Иерусалима.

В сонном видении патриарху этого города Ильи Господь послал своего ангела сказать: «Мой возлюбленный раб Давид, приблизившись к Иерусалиму, взял с собой его благодать. Теперь же отправь скороходов, чтобы догнать его, идущего за городом, одетого в рубища и держащего в руке корзинку, в которой лежат три камня, и, взяв у него те камни, возвратить ему только один и сказать: так повелевает тебе Бог – по вере твоей взята тобою благодать Моего города Иерусалима, но Мне угодно, чтобы две части ты возвратил Иерусалиму, а третью часть даю для пустыни твоей на память о вере твоей». Повеление Божие было исполнено. Посланные патриархом скороходы догнали преподобного и рассказали ему всё относительно взятых им трёх камней, прося его от имени архипастыря иерусалимской церкви войти в город. Великий подвижник от всего сердца возблагодарил Бога за все Его милости к нему, отдал два камня скороходам, но исполнить просьбу патриарха из чувства глубокого своего смирения отказался, – и с одним малым камнем, весом 69 золотников, возвратился он, к общей радости ожидавшей его братии, в свою пустыню, где и положил этот «благодатный камень», от которого до сих пор являются чудеса⁵².

Вскоре св. Давид мирно окончил свои дни в возлюбленной им пустыне, оставив воспитанных им иноков продолжать на земле иверской святое дело просвещения страны и указывать ей путь к достижению идеального человеческого счастья через борьбу с порочными наклонностями повреждённого грехом сердца⁵³.

Не менее знаменит был и третий ученик св. Иоанна Зедазнели, преподобный Антоний, основатель Марткопского монастыря. Этот подвижник преимущественно посвятил себя, по приходу своему в Грузию, миссионерской деятельности. Он, прежде всего, отправился в Кахетию на дальний подвиг благовестия среди горцев, около Зедазнийской горы, из которых многих обратил в христианство. Затем, обходя с проповедью разные места Кахетии, перешёл Иално, восточный склон Зедазнийских гор. Здесь он, вместе со своими спутниками, избрал для жительства Лопотское ущелье, где и поселился в соседстве с дидойцами и лезгинами. Своей подвижнической жизнью и чудесами св. Антоний приобрёл между жителями гор много последователей, для которых за рекой Алазань устроил монастырь, а сам, стремясь к уединению, поселился недалеко от местечка Ахмета, но и здесь он недолго оставался в неизвестности.

Скоро местопребывание подвижника было открыто местными жителями, и они во множестве стали посещать его, прославляя Бога за те чудеса, которые совершались преподобным Антонием среди них. Отсюда смиренный угодник Божий, не заботясь о славе человеческой, удаляется в лесную и непроходимую гору Акрианскую, получившую впоследствии от его уединённой жизни название Марткопской. Но и здесь этот яркий светильник был найден охотниками, преследовавшими диких ланей, которые питали св. подвижника своим молоком.

С этого времени уединённое место отшельника сделалось отрадным убежищем для желающих подвизаться в аскетических подвигах. Отсюда свет высокодобродетельной и строго-нравственной жизни преподобного Антония озарял своими лучами новопросвещённых грузин и утверждал их в вере христианской. Аскетическая, можно сказать, неземная жизнь св. отшельника, дивный дар чудотворений и в изобилии даруемые им исцеления привлекли к нему со всех сторон людей, стремящихся к идеальной жизни и желающих вполне удовлетворить всем высоким запросам своей души, – и эти люди быстро наполнили собой место уединения св. Антония, а равно и основанный им Мартмкопский монастырь. Первой заботой преподобного явилось устройство между многочисленными иноками самого порядка общежительной монастырской жизни.

Когда это дело было исполнено, св. Антоний выбрал недалеко от своей новой обители уединённое и необитаемое место на высоком утёсе Марткопской горы и воздвиг для себя каменный столб или башню, в 6 сажён высоты, с маленькой церковью во имя младшего Симеона Столпника († 596 г.), собственно по инициативе которого каппадокийские подвижники и отправились в Грузию, – и остаток дней своих провёл на этом высоком столбе. И здесь также уединение преподобного было нарушаемо местными жителями, которые в большом числе приходили сюда молиться пред нерукотворным образом Спасителя, принесённом в Грузию св. Антонием из Сирии⁵⁴.

Другие обители – св. Иосифа Алавердского и Стефана Хирского – служили центром просвещения и распространения Христианства в северо-восточной Грузии.

Монастыри остальных сирийских отцов, игравшие в судьбе Иверии немаловажную роль, были также построены и освящены при католикосе Грузии Макарии.

Миссионерская деятельность свв. сирийских подвижников, этих прямых продолжателей апостольских трудов св. Нины, привела к тому, что христианство прочно утвердилось среди оссов, шапсугов, лазов, абхазцев и других горских племён, входивших в состав грузинского царства. Впрочем, дело это продолжалось, но только в более широком размере, и в последующие века грузинскими иноками, монастыри которых представляли собой миссионерские станции-крепости, где именно и группировались главные силы в борьбе с инославной пропагандой и антинациональными стремлениями. Эти миссионерские станции оказали Грузии великую услугу в деле распространения христианского просвещения в духе православной церкви, укрепляя в многострадальном народе национальное самосознание, расшатанное и поколебленное иноплеменным владычеством, и являясь в то же время рассадником многих ревностных и просвещённых пастырей, учителей, священнослужителей и предстоятелей церкви. В тогдашней Грузии, как и в России, только одно монашество и давало доступ к занятию высоких степеней церковной иерархии католикоса, митрополита, архиепископа и епископов.

Подобно свв. Антонию и Феодосию Киево-Печерским, первым основателям монашества в России, свв. каппадокийские подвижники положили начало пустынножительству, которое во все последующие века, поднявши духовный рост Грузии, надолго обезопасило её религиозную святыню, веру православную, от чужих посягательств, и это потому, что подвижничество свв. отцов не было отвлечённым и в себя замкнувшимся, но, наоборот, стояло всегда в тесной и неразрывной связи с интересами общественно-религиозной жизни и наложило свой отпечаток на внешний и внутренний быт грузинской церкви. Указывая современному ему обществу на высший идеал нравственного совершенства, грузинское монашество в то же самое время служило для него примером житейской домовитости, трудолюбия и т. п. Иверские отшельники своими трудами, сочинениями и личными глубоко назидательными беседами имели, вне всякого сомнения, огромное влияние как в жизни собственно монастырской, так и в нравственно религиозной тогдашней Грузии.

Начиная со второй половины VII века и в течение всего дальнейшего времени, когда бедствия Иверии делаются особенно тяжёлыми, продолжительными до беспрерывности, от разрушительных, как снежная лавина, нашествий несметных полчищ фанатических последователей Магомета, стремившихся обратить в мусульманство силой оружия весь тогдашний мир, – грузинское иночество, в лице своих лучших представителей, является для церкви и страны великой и могучей нравственной силой, целительным бальзамом для многострадального государственного тела православной Грузии. – Иверское монашество – милосердный самарянин для впадшего в руки разбойников грузина. – Словом, все нужды и все потребности древней Грузии находили самый искренний и сердечный отклик в монашествующих, которые, стремясь к отечеству небесному, всегда были самыми верными до последних дней своей жизни слугами своего земного отечества – Грузии. Не ограничиваясь непосредственным воздействием на умственно-нравственную жизнь народа, грузинские монахи, при деятельной и весьма щедрой иногда поддержке царей и сановников государства, открывали у себя особенно в X и XI столетиях духовно-учебные заведения, в которых, кроме специально-богословских наук, преподавали ещё поэзию, математику, архитектуру, пение, иконописание, переплётное ремесло и проч. И редкий из сынов Грузии не проходил начальной школы под руководством иверийского монаха. Грузинским инокам и монастырям православная Грузия обязана сохранением многих памятников греческой духовной литературы в грузинском переводе, оригиналы которых навсегда утеряны для богословской и исторической науки.

Благодаря просветительному влиянию опытных старцев, из грузинских монастырей выходили:

а) выдающиеся богословы-экзегеты, умело и прекрасно выяснявшие самые высокие истины христианского учения;

б) замечательные философы, подобно пчёлам, извлекавшие из недр классической литературы всё полезное для своего отечества и даже составившие свои комментарии и философские рассуждения;

в) известные историки, следившие за событиями в Грузии, глубиной своего взора проникавшие в самый сокровенный смысл этих событий, отмечающие более выдающиеся из них в своих летописях, сопровождая каждую запись теми или другими, но непременно благочестивыми рассуждениями и размышлениями;

г) красноречивые проповедники, приобретавшие своим вдохновенным словом тысячи смиренных слуг небесному Господину Христу – и, наконец,

д) великие поэты, которые в своих произведениях вдохновлялись словом Божиим и святоотеческими творениями.

Труды грузинских иноков на пользу родного края, их обширные рукописные сокровища, завещанные отдалённому потомству, и теперь продолжают удивлять учёных исследователей древней грузинской письменности своим разнообразием и энциклопедическим характером.

Сознавая великое просветительное значение монастырей, лучшие из грузинских царей ревностно воздвигали иноческие обители «для мира и молитвы» как в самой Грузии, так и вне оной, и всегда заботились о них, уделяя на их содержание ¼ всех государственных доходов, освобождали от многих повинностей и предоставляли им право свободно пользоваться доходами со своих земель и распоряжаться своими крестьянами без всякого вмешательства светской власти. Особенным же покровительством среди царей пользовалась Иверская обитель, основанная в 980 году на Афоне, с её учёным «братством ивериан», в которой впоследствии богословская школа со знаменитой библиотекой имела просветительное значение и для славян, особенно для русских⁵⁵.

Богато обеспеченное материальное положение грузинских монастырей способствовало тому, что они становились приютами для всех несчастных, гонимых и угнетённых, которых грузинские монахи с радостью принимали и отводили им места для поселения на монастырской земле; из этих поселенцев набиралось католикосское войско, наряду с царской армией, защищавшее Грузию от нападавших на неё врагов.

Особенно сильно и ярко выступают заслуги монашества и монастырей в период времени между XIII–XVI веками. В это скорбное время естественным последствием магометанского гнёта был упадок в стране культурно-политической и нравственно-религиозной жизни грузинского народа. На помощь обществу пришла церковь, которая, в лице лучших своих представителей, преимущественно монашествующих, осуждала его нравственное падение и призывала членов его уходить из развращённого пороками мира в монастырь, как единственное убежище от бурных волнений житейского моря. Могучий в религиозном отношении дух грузинского древнего иночества нравственно освежал и воодушевлял многострадальный народ к мужественному перенесению несчастий в горькие минуты его исторического существования.

Пока процветали монастыри в Грузии, пока они исполняли своё назначение, православная иверская церковь имела в них надёжный оплот против врагов внешних и внутренних. По неумолимое время и разрушительная рука людей, а также сосредоточение деятельности монахов преимущественно на «хозяйственной стороне» монастырской жизни, наложили печать свою на эти религиозно-просветительные центры страны. Беспрерывные почти нападения и разорения Грузии персами, арабами, хазарами, турками и кавказскими горцами, в связи с внутренним разложением иноческой жизни, сокрушили и разрушили грузинские монастыри.

Проследив, хотя и бегло, историю первых дней основания в Грузии монашества, пережив душой его пышный расцвет и горькие века его страданий, завершившихся почти окончательным его упадком в стране, нельзя не согласиться в то же время с преосвященным Кирионом, знатоком грузинской церковной истории, что, действительно, «нет другой христианской страны, где монастырская жизнь была бы так развита и имела бы такое великое историческое значение, как в многострадальной Грузии. Вряд ли можно найти в истории человечества какое-либо политическое или церковное общество, которое бы больше принесло жертв и больше пролило крови в защиту православной веры и народности, сколько это сделало грузинское духовенство вообще и воспитавшее его монашество в особенности. В наитруднейшие и роковые для страны времена, когда мусульманская сила гремела в Европе, Азии и Африке, когда имя Магомета возвышалось в св. Софии в Царьграде, и когда от страха перед магометанами умолкли колокола на христианских церквах, грузинские монахи вели отчаянную и, вместе с тем, доблестную борьбу не только с мусульманами, но и с кознями римской курии. По огромному влиянию грузинского монашества на судьбу отечественной церкви, история его сделалась неотъемлемой и самой главной частью грузинской церковно-исторической жизни, её многоценным украшением, без которого история последующих веков была бы бесцветна, непонятна, безжизненна»⁵⁶.

Отпадение армян от православной веры произошло по следующей причине. Появились противоборцы постановлениям каждого вселенского собора, посевающие плевелы ереси; появились противники и халкидонского собора; это были разъярённые волки, Евтихий и Диоскор, которые, подобно Арию, Македонию и Несторию, проклятым и погибшим, восстали против тех, которые были со Христом, и сделались причиной погибели бесчисленных невинных душ. В царствование в Греции Аркадия (395–408) и в Армении Аршака армяне были тверды в греческой вере, ибо вера эта проповедана была им Григорием Парфянином. Они храбро защищали страну свою от вторжения персов, и цари греческие помогали им и подкрепляли. Но Аркадий, сын Феодосия, оставил армян без должного внимания, персы одолели их, обратили в бегство. Скитающиеся по Элекеции армяне умоляли Аркадия прислать им военную силу, дабы отвоевать Армению, но он не внял их мольбам. Тогда армяне предпочли предаться персам, сделались их данниками и клятвенно уверили персидского царя, что положат голову в борьбе с греками, соединившись с персами. Персидский царь весьма обрадовался и вернул армянам отечество. Некоторое время после того армяне оставались правоверными, но потом сторонники безбожного Нестория убедили царя персов отторгнуть армян от правой греческой веры и царь Пероз⁵⁷ приказал армянам принять ересь Нестория. Армяне отказались принять его предложение, но царь повелел или принять несторианство, или оставить отечество. Весьма опечалились армяне, устроили совещание, и решение дела представили на благоусмотрение католикоса Нерсе (Меджина). Он же заблагорассудил, что «в данную минуту предпочтительнее для армян отпасть от греков, нежели лишиться отечества и скитаться по чужбине». Они (армяне) послали людей просить царя персов дать им веру яковитскую. Царь прислал им девять яковитских учителей, хитрых, как лисиц, и они исказили ниву св. Григория, многими подвигами и слезами выращенную. Учителями этими были Абдидой, Петроз, Симон. Яков, и они принесли книги Филакса, Юлиана Галикарнасского, Тимофея Эллурия и Североса Нашикели, созвали собор в Двине и в Трисвятую песнь внесли слово «хачецар» т. е. «распныйся за ны» и тем приписали страдание невредимой силе Божества и Бессмертному смерть. Так и отпали от правой веры и, установив «араджори», сказали: «это и есть день нашего верования», и отвергли постановление халкидонского собора.

Кирион, католикос грузинский и Абаза, католикос геретский (кахетинский), узнав об этом стали упрекать армян, что они оставили веру, данную Григорием Парфянином, и стали слушаться Абдиба ассирийского и других ересеучителей. Тогда армяне сказали государю персидскому, что грузины держатся веры римской. Такие пререкания между грузинами и армянами не прекращались в католикосство Нерсе, которого потом заменил Авраам. Тогда грузинский католикос Кирион низверг цуртавского епископа Моисея, поставленного св. Шушаникой⁵⁸, и изгнал его; Авраам потребовал возвратить отнятую кафедру – Кирион отказал. Раздоры увеличились. Авраам⁵⁹, призвав араратских священников, сказал им: «Или отвергните халкидонский собор, или же откажитесь от занимаемых вами мест». Некоторые отвергли постановление св. халкидонского собора, иные же за неповиновение были изгнаны. Авраама заменил Комитос, человек богатый, любящий пышно одеваться, украшать посох свой драгоценными камнями. Спор о халкидонском соборе при нём ещё более разросся. Уступив геретинскому католикосу семь епископских кафедр, Комитос склонил и его на свою сторону, сивнельскому (карабахскому) епископу дал крест, дабы он ходил пред ним как католикос, расширил паству и других епископов и таким образом восстановил всю Армению против халкидонского собора. Он вооружил против постановления этого собора некоего Майре-Гвемели, проклятого Иоанна, называемого учителем, обещав ему свой престол. Комитос предложил ему перевести еретические книги Тимофея (александрийского патриарха, прозванного Эллурием), Петроса Гнафа, прозванного волком), Северия и др. еретиков, и переводы эти стал выдавать за сочинения православных учителей, св. Саака и Моисея, и уверил в этом всю Армению. Сочинил также много учений, изменил каноны и порядки старые, ввёл новые, лживые. Так перепуталось всё старое и не утвердилось новое. И всё это он делал рукой Иоанна Майре-Гвемели, который потрудился тщетно, ибо не достиг желаемого: всякое зло творил для получения престола (католикосского), но напрасно, ибо на престол взошёл некий Христофор, враг Майре-Гвемели. Христофора свергли, но и это не утешило Иоанна, ибо католикосом сделался Езра, который стал притеснять хитрого Иоанна. Так исполнилось видение св. Григория о том, что наступит время, когда некоторые овцы стада его отпадут, превратятся в волков и, напав на других овец, станут пожирать их, и видение св. Саака о том, что прекратится царствование Аршакуниев и святительствование рода св. Григория. Много обещаний давал царь Хосрой католикосу Нерсе, прозванному Шуай, что по-армянски значит Меджин-Средний, и он, вместе с армянами, отпал от веры греческой и иерусалимской. А вся Грузия и четвёртая часть Армении отказались от общения с армянами при хиротонии епископов, геретинцы и сивны⁶⁰ сделали то же самое, но вскоре они опять покорились некоему Нерсесу, который красил бороду. Католикос Иоанн, созвав собор в Маназкерте, постановил совершать таинство евхаристии на опресноках с вином, не разбавленным водой, и тем он пошёл против св. Писания, где апостол говорит: «Трие суть свидетельствующие: Дух, кровь и вода». Раздоры продолжались. Умер Ваан Мамквен, вернувший Армении правую веру царя Тиридата⁶¹. Персы овладели Арменией, у дворян отняли право управлять страной и передали его епископам и хореепископам, преданным Персии. Иные католикосы Армении усыновили персидских царей, например, Кавада (491–551), епископы возгордились и сделались недоступными даже для дворян, оставшихся преданными родному краю. Дворяне не могли вынести такого унижения: Вардан Мамквен и др. дворяне восстали, убили персидского сатрапа Сурена, дома врагов предали пламени, а сами со своими семействами убежали в Константинополь. Император Юстиниан, желая избавить церковь от раскола, пригласил в Константинополь на собор армянских епископов, и собор этот единогласно подтвердил и принял постановление Халкидонского собора, предал проклятию и анафеме противников его. Тогда строился Софийский собор. Армяне, довольные исходом дела, испросили позволение на их счёт достроить западные врата строящегося собора, император принял их предложение, армяне дали 100,000 серебряников, и с того времени западные врата Софийского собора стали называться «армянскими вратами». Они вернулись в отечество, где одни приняли единение церквей, иные же, как змеи, возмутили народ и подняли его против единения. Император Маврикий (582–602) послал в Армению великого зорваря Мушел Мамквена и через него царём Армении объявил Хосрова. подчинившего императору своё государство, начиная с Двина. Мушел был богато вознаграждён и отправлен в Константинополь, где он не принял участия в торжестве празднования Воздвижения Креста; царь спросил о причине, он объявил, что не признаёт постановления халкидонского собора и два естества в Иисусе Христе. «Как же все это признали и утвердили, – говорил ему царь, – Вардан и подобные ему дворяне, а также ваши наставники?» – «По невежеству или из страха пред вами, – продолжал Мушел, – пусть ваше христолюбивое царствование прикажет созвать собор и наши наставники откроют истину». Император приказал армянскому католикосу Моисею и всем епископам армянским прибыть в Константинополь для исследования и утверждения истины. Моисей не принял приглашения, а послам сказал: «Не переступлю я через реку Азац, которая служит границей Персии, не буду есть хлеба греческого»; отказались поехать и епископы васпураканские, находящиеся под властью персов, но отправились туда епископ таронский и др. подвластные грекам епископы, опять исследовали, обсудили, утвердили постановление халкидонского собора и вернулись в отечество, где с ними не согласились католикос Моисей и подвластные персам епископы; тогда первые избрали себе особого католикоса, Иоанна Гогвители, и таким образом раскололась Армения.

Раздоры между сторонами продолжались до смерти Маврикия († 602), а в 605 году персы победили греков в Басиане, разграбили город Китриджи, в 606 году Ахмад пленил карнукалакцев (эрзерумцев) и католикоса Иоанна, сторонника греков, и в том же году католикос Моисей изгнал священников, преданных католикосу Иоанну, и они частью отправились в Грецию, а частью скрылись в Тао (в Таоскари).

Прошло несколько лет. Прибыл в Армению император Ираклий (610–642) и опечалился, что армяне находятся в заблуждения. Он приказал созвать в Карнукалаке (Эрзеруме) всех епископов и Эзру, католикоса армянского. Все явились на собор (в 628 году), все согласились с постановлением халкидонского собора, дали письменное обязательство, что отнюдь не будут жить в противоречии с греческой церковью, и разошлись. Вернувшись же в Двин, многие опять отпали от греков, католикос же Эзра остался верен грекам. По смерти Эзры, католикосом сделался Нерсе Ишхнели(† 661 г), муж праведный и благомыслящий, а после него Анастасий (661–667). Ересь стала усиленно распространяться и разрастаться по всей Армении⁶².

На заре своей самостоятельной церковно-исторической жизни Грузии суждено было начать многовековую борьбу с могущественным исламом. В 642 году полководец Омара Халид, прозванный «мечом Божьим», послан был для завоевания Иверии. Карталиния с Кахетией, Имеретия, Мингрелия и Абхазия были безжалостно опустошены. Арабы врывались в церкви и монастыри, в которых молящихся христиан предавали пламени или истребляли мечом. От полуживого старика до грудного младенца, – всё становилось неизбежной жертвой оружия арабов, следы победного шествия которых обозначались дымящимися развалинами. Всё, что только напоминало здесь христианство, подвергалось разорению и поруганию. Костьми были усеяны поля несчастной страны и кровью политы её нивы, не крики веселья и довольства раздавались с одного её края до другого, но плач и стоны живых над трупами родных и близких сердцу. Во время этого вторжения, по словам царевича Вахушти, были сожжены в Мцхете собор и крестовая церковь за Арагвой, что против мцхетского храма. Из последней ограблен был крест, сооружённый ещё во времена Мириана, но, вследствие открывшейся в пути эпидемии, погубившей весьма много из неприятельского войска, был возвращён с почестями обратно в Крестовую церковь⁶³ Царственный Тифлис на 400 лет сделался местопребыванием арабских наместников.

300 лет лежали здесь св. мощи, пока, наконец, в 1040 году мученики-братья в ночном видении не явились к царю Баграту и не повелели ему открыть мощи их и перенести в самую церковь. Царь Баграт торжественно перенёс святые тела Давида и Константина в обновлённую им церковь Благовещения, которая впоследствии была обращена в монастырь, получивший название «Моцаметского», недалеко от города Кутаиса, в 6 вёрстах от него по направлению к востоку, в глубоком ущелье, на крутой скале, окружённой с трёх сторон так называемой Красной речкой, – где и почивают в настоящее время открыто, лицом к лицу, в одном деревянном гробе, вложенном в новую бронзовую раку, покрытую позолотой и серебром⁶⁴. Немного ранее пал мучеником, вместе со многими своими верноподданными, царь Арчил II (668–718).

Почти целое столетие Грузия служила театром всевозможных жестокостей со стороны магометан. В конце VIII века в западной Иверии возвышается знаменитый род Багратидов (Багратионов), который, завладев грузинским престолом, на тысячу лет соединил свою судьбу с судьбой многострадального царства. Эта новая династия вела свой род от иудейского царя и пророка Давида. На фамильном гербе Багратидов, поныне сохраняемом в доме их потомков, князей грузинских, изображается праща, убившая Голиафа, гусли Давида, весы – символ царственной правды и мудрости, и хитон Господень; герб окружён надписью из Псалма 131: Клялся Господь Давиду в истине и не отречётся ей: от плода чрева твоего посажу на престоле, твоём (Пс.131:11). При этой династии однообразие исторической борьбы с персиянами было нарушено нашествием новых завоевателей – аравитян, которые с огнём и мечом проповедовали Коран там, где ещё не успели потухнуть жертвенники огнепоклонства⁶⁵.

В IX столетии арабы всё ещё крепко держатся в средоточии Грузии – Тифлисе, обременяя всю страну тяжёлой данью; но уже не видно с их стороны таких беспощадных опустошений, какие от них часто терпела Грузия, а ослабевший фанатизм их даёт здесь больше простора и безопасности самому христианству. Воспользовавшись ослаблением фанатизма у арабов и упадком их престижа, Ашот, куропалат Грузии (787–826), нанёс могуществу их значительный удар.

В начале X века распалась могущественная держава аббасидов, просуществовавшая немного более двух веков. Халифатство пало, но православной Грузии от этого не стало легче, так как ей угрожала новая опасность – нашествие турок. Воспользовавшись слабостью Византии, не имеющей возможности дать серьёзный отпор, турки-сельджуки, под предводительством Альп-Арслана, в 1064 г. наводнили раздробленную Грузию несметными полчищами. Тысячи пленных грузин были сожигаемы в храмах и монастырях: церкви были обращены в конские стойла; священники, принося бескровную жертву, сами становились кровавой жертвой у алтаря Господня; старцы и мужи были избиты; женщины насиловались, и поругаема была стыдливость юношей. При этом опустошении, по словам «Картлис Цховреба», были разорены султаном все церкви, сёла и деревни, принадлежащие Мцхетскому храму, за исключением самого собора, истреблено было так много населения, что от множества валяющихся трупов, люди не находили места для своего пребывания. Жители, побросав сёла и деревни, спасались в горных ущельях и лесах⁶⁶. Приписывая всё постигшее несчастье гневу Божьему за грехи, народ, по свидетельству «Картлис Цховреба», видел поразительные явления на небе, из багровых облаков, носившихся над Грузией, проливные дожди крови и освещение ночной тьмы каким-то ужасающим зрение светом.

Но, наконец, грозные тучи прояснились, и на ясно-лазурном небе печальной Грузии взошло величественное солнце, в сиянии которого потонул полумесяц, эта эмблема, враждебного религии Христовой, исламизма. Этим солнцем был Давид III Возобновитель (1089–1125). При нём, по словам историка С. Баратова, «долго безмолвствовавшие горы и долины Грузии огласились вновь торжественным звоном церковных колоколов и вместо рыданий раздались песни весёлых поселян».

Вступив на престол в 1088 году 16-летним юношей, Давид III озаботился, прежде всего, восстановить мир и спокойствие в своей стране, потушить всякие внутренние раздоры и междоусобия, исходившие от своеволия и корысти некоторых владетельных князей, отпавшие области вновь присоединить к Грузии и восстановить поколебленное уважение к св. вере и царской власти. Всё это, конечно, было делом нелёгким, но оно являлось неотложным и совершилось Давидом III с полным успехом путём строгих и решительных мер. Восстановив внутреннее спокойствие в своём царстве, Давид III позаботился очистить страну и от всех внешних врагов веры и отечества. Он усмирил и сделал своими подданными некоторые дикие языческие племена, беспокоившие беспрерывными хищническими набегами пределы Грузии, горцев-осетин, по временам разорявших северные области Иверии, подчинил своей власти и почти всех обратил в христианство. Окончательно ослабил и злейших своих врагов – турецкие полчища, часть которых отвлечена была от пределов Грузии на юг, к Иерусалиму, для борьбы с крестоносцами.

Умный, просвещённый и богобоязненный царь не мог не обратить своего внимания и на состояние церковно-религиозной жизни грузин, в которой много тогда было ненормального. Пользуясь смутным временем, люди знатные, хотя и недостойные, захватили епископские кафедры и настоятельство главных монастырей, которыми и управляли самовольно, обращая все доходы в свою личную пользу. Из-за корысти поставляли они столь же недостойных священников, которые, вместо того, чтобы поучать народ словом и жизнью, подавали ему пример крайнего нечестия и разврата. Впрочем, упадок нравственности замечался в то время и во всех других сословиях. Вследствие столкновений с язычниками и магометанами, многие грузины переняли от тех и других некоторые религиозные обряды и обычаи, а потому и религиозно-нравственная жизнь их представляла собою смесь христианских и языческих верований. В некоторые места Грузии проникли различные еретические учения. Чистоте христианской веры грозила, таким образом, опасность, а глубокий упадок нравственности мог поколебать в основе семейную и общественную жизнь. Давид III не мог, конечно, спокойно смотреть на возрастающее зло в своём царстве, и вынужден был принять серьёзные меры к его искоренению. Созванный им собор в 1103 году в г. Руисе (в Карталинии) из многих епископов и священников, оставшихся верными своему высокому призванию, несколько упорядочил церковную жизнь: недостойные епископы и пресвитеры были низложены и осуждены на покаяние, а на их место избраны были и поставлены достойные люди. На этом же соборе было утверждено православное исповедание веры и изданы многие правила, касавшиеся церковного порядка и поведения христиан. Правила эти были прибиты для обнародования на каменных столбах Мцхетского патриаршего собора и в Руисском кафедральном храме, где созван был собор.

Ценя высоко монастыри и храмы, как рассадники духовного просвещения, опору православия и средоточие наук, царь Давид III много заботился о восстановлении разорённых и опустошённых обителей и храмов и о построении новых, из которых особенно замечателен сооружённый им в центре его царства, близ города Кутаиса, храм в честь св. великомученика Георгия, патрона и хранителя как его самого, так и всего его царства. Храм этот, при котором вскоре же образовалась Гаенатская (Гелатская) обитель, был предметом особенных забот Давида III. Богатством, красотой и обилием разноцветных мраморов здание это превосходило всё, что до того времени сооружалось в Иверии. В украшении этого славного и сохранившегося до наших дней святилища принимали участие и греческие императоры, родственные царям грузинским. Царственный строитель и возобновитель Грузии Давид III не жалел для храмов ни золота, ни серебра, заботясь в то же время об обеспечении их земельными наделами и разными угодьями.

Вообще грузинские летописи характеризируют Давида III, как человека высокого христианского благочестия и христианской настроенности. Любимым занятием царя в домашнем быту было чтение божественных книг. Часто отправляясь в поход против врагов, он держал в своих руках Евангелие и читал его, не слезая с коня. Святая душа Давида сказалась также и в заботах о несчастных и обездоленных судьбой: для них на собственные средства он сооружал богадельни и больницы, куда часто приходил, чтобы утешить больных, перевязать им раны и собственноручно накормить. Словом, во всём он служил достойным подражания примером для своих подданных.

Народ жил спокойно и благоденствовал, вознося к небу молитвы за любимого царя. Громкая слава о нём распространилась далеко за пределы Грузии. Великая душа Давида III заключалась в исполинском теле: в перстень его, в прошлом 1904 году похищенный злоумышленниками из Гелатского монастыря, могли свободно входить два пальца. Предание гласит, что он имел неимоверную силу, и что собственноручно носил громадные камни для постройки храмов. Скончался он в 1125 году. Большая гранитная плита с надписью: «Се покой в век века» – до настоящего времени лежит над его священной для каждого грузина могилой в созданной им Гелатской обители⁶⁷.

После св. Давида III Возобновителя, во время царствования Георгия III (1150–1172 г.), султаны сельджукские и хоросанские не раз соединёнными силами нападали на Грузию с намерением разом сокрушить её как преграду, которая задерживала их ожесточённый напор на завоёванную крестоносцами Палестину, но грузины мужественно отражали все эти нападения. Несмотря на происки византийского двора, с завистью смотревшего на возраставшее могущество грузинского царства и потому всячески мешавшего Багратидам объединить все грузинские земли и уничтожить феодализм, Грузия усилилась настолько, что уже могла возвысить свой голос в защиту гонимого православия и, по мере сил, облегчать участь христиан Востока⁶⁸.

Век знаменитой Тамары (1172–1212), в лице которой блистательно сочетались царственные доблести со всеми добродетелями женщины и истинной христианки, был зенитом славы Грузии и благоденствия отечественной церкви⁶⁹.

По смерти грузинского царя Георгия III, ближайшим наследником престола царского оказалась 20-летняя дочь его Тамара, отдавшая вскоре свою руку русскому князю Георгию, сыну Андрея Боголюбского. Брак этот оказался несчастным: развратная жизнь Георгия принудила Тамару удалить его от себя, и католикос, расторгнув брак, объявил царицу свободной вступить во второе супружество. Только убеждения духовенства, вельмож и народа заставили Тамару избрать себе супругом единокровного осетинского князя, из фамилии Багратидов, Давида Сослана.

Царственная женщина, по выходу своему замуж, поставила первой своей задачей усмирение сарацин, персов и турок, вторгавшихся с разных сторон в пределы Иверии и производивших в ней опустошения. Бог видимо благословлял оружие грузин. Тамара успела, хотя и не на долгое время, соединить под своей державой Абхазию, Имеретию, Мингрелию, Осетию, часть Дагестана, Карталинию и Кахетию.

С могуществом Иверии возрастало и её богатство, из которого царица многое уделяла на добрые дела: она любила сооружать и украшать храмы Божии как в своём отечестве, так и вне его. Между храмами, построенными Тамарой собственно в Грузии, особенно замечательны: храм во имя Св. Троицы, находящийся в северной части Кахетии, на левом берегу реки Алазани и храм во имя Божией Матери в Вардзии, близ Ахалциха. Ей, между прочим, приписывают постройку многих башен и церквей на вершинах высоких гор и в глубине дремучих лесов. Грузины сохранили любопытное предание о способе переноски строительного материала к месту постройки церквей: когда Тамара намеревалась сооружать храм, то расставляла своё войско в таком порядке, чтобы последний воин стоял на самом месте постройки, а первый – у подошвы горы, на берегу реки, вообще около строительного материала. Так передавались из рук в руки кирпичи, камни, вода, св. иконы, церковная утварь и проч. На украшения храмов царица не щадила сокровищ и для содержания причта жертвовала огромные поместья. Легендарная история, приписывающая Тамаре все замечательные памятники Грузии, не далека от истины, потому, что множество этих памятников оставлено именно ею. Она написала своё имя каменными твердынями на горах и долинах Грузии. Церкви и кресты на неприступных скалах, внутри самых диких ущелий на Чёрном и Каспийском поморье и даже по ту сторону гор – немые свидетели её величавой эпохи. В Карталинском ущелье поныне видны развалины одного из храмов, созданных Тамарой, особенно памятного тем, что в нём хранилась некогда чудотворная икона Иверской Божией Матери, драгоценный дар Тамары осетинскому народу, родственному ей по мужу. Храм этот два раза был разрушен пожаром, и два раза икону Богоматери находили под грудой развалин и пепла невредимой. Самый поэтический памятник Тамары – Вардзия, «Замок Роз». Верхнюю Карталинию Тамара почитала лучшим перлом своего венца, и там, в окрестностях Ахалциха, в крутой обрывистой скале, она вырубила этот роскошный дворец, вмещавший в себе до 560 покоев.

Путешественник и поныне может видеть остатки этого величественного царского жилища, в котором среди келий и коридоров в недрах земли сохранится храм огромных размеров, украшенный фресками, и посреди этих фресок какое-то странное и волнующее впечатление производит изображение самой древней полумифической царицы, во весь рост стоящей перед зрителем. Тут же, в боковом приделе церкви, виден каменный балдахин, под которым, как думают, была похоронена Тамара, скончавшаяся в своём любимом «Замке Роз» в 1212 году⁷⁰.

Следуя примеру своего предка, царя Давида III Возобновителя, Тамара посылала богатые вклады в разные места Византии, в Иерусалим, на Афонскую гору, Синай и другие места. Щедрость её в этом отношении была беспримерная, и о проявлениях её грузинские летописи передают немало сказаний. Известен, например, такой факт: собираясь однажды в Гелатский монастырь к обедне, она прикрепляла лалы (драгоценные камни) к своей царской повязке, и в это самое время прислуга подошла к ней сказать, что какая-то нищая просит милостыню у дверей её царского терема. Тамара велела подождать нищей; но когда, по выходу из своей палаты, хотела подать ей милостыню, то нищей не оказалось. Смущённая царица, упрекая себя, что отказала бедной в милостыне, сняла с себя то, что было причиной её замедления, т. е. свою повязку из лал, и надела её на венец иконы Хохульской Богоматери, писанной, по преданию, евангелистом Лукой и принесённой в Грузию апостолом Андреем Первозванным. Икона эта находится в настоящее время в Гелатском монастыре.

Отличаясь благотворительностью, Тамара, вместе с тем, особенно заботилась о просвещении своего народа. Всюду она открывала народные церковные школы, оказывала особое покровительство учителям, писателям и учёным людям. Время её царствования считается золотым веком грузинской литературы, как духовной, так и светской.

Подобно Давиду III Возобновителю, великая царица не могла остаться равнодушной к тем беспорядкам в церковных делах, какие появились было в её царствование. Для искоренения их она созвала из епископов и священников собор в Мцхете, который и установил в грузинской церкви порядки, согласные с устройством церкви греческой⁷¹.

В видах облегчения судьбы христиан восточных и поддержания пошатнувшейся царской отрасли византийской династии Комненов, Тамара завоевала северную часть Малой Азии и образовала там особое христианское государство, которое и вручила находившемуся при её дворе внуку императора Андроника I, Алексию I, дав ему титул Трапезундского императора. Эта империя, как политическая база, была воздвигнута в противовес варварской династии латинян, чтобы помешать окончательному водворению её на православном востоке и при первой же возможности вырвать Византию из рук крестоносцев.

Тамара – лучезарное светило Грузии – мудрым до гениальности своим управлением водворила в своём отечестве суд и милость, правду и истину⁷².

Невольно останавливает на себя внимание тот факт, что в Грузии, стране полувосточной, где женщине в общественном строе отведено такое незначительное место, высший идеал человека нашёл себе олицетворение в образе женщины. Св. Нина – идеал высоты нравственной, царица Тамара – идеал героя и мудрого правителя. Нина и Тамара – самые любимые имена грузин⁷³.

С кончиной Тамары всё изменилось, как будто бы она унесла с собой в могилу счастливые дни своей родины. Блистательное царствование её стоит на черте всего славного и всего горького, посетившего Грузию. Преемник Тамары – Георгий IV Лаша (1212–1223) – известен только тем, что, будучи извещён специальным посланцем от крестоносцев, собрал войско и приготовился идти к ним на помощь, но задуманное святое намерение царя не осуществилось вследствие того, что в это время нагрянули на Грузию полчища новых завоевателей – монголов, которые и отвлекли силы грузин от Святой Земли. А вскоре, затем, в 1223 году последовала и смерть самого царя⁷⁴.

На престол вступила Русудан (1223–1247), недостойная дочь Тамары, унаследовавшая от знаменитой матери величавую красоту, но не её царственные доблести. Она-то и была причиной первого разгрома Грузии. Претендент на её руку и сердце, хоросанский султан Джелал-Эддин Макберни, получив от царицы категорический в своём сватовстве отказ, в 1226 году с огромной армией двинулся на Грузию, прошёл с огнём и мечом её южные провинции, вырезал всё почти население её, взял Тифлис, которому он жестоко отомстил за нанесённое ему царицей оскорбление. По словам летописца, «в безграничном зверстве своём враги истребляли христиан так, что все улицы, овраги и ямы были переполнены убитыми. Султан приказал разрушить все церкви до основания, и дерзость его дошла до того, что он велел снять купол с Сионского собора, устроить на высоте храма седалище и для входа туда сделать мост длинный, высокий и удобный. Были поставлены иконы Спасителя и Сионской Божией Матери посредине моста над рекой. Связанных попарно обоего пола людей приводили к мосту, принуждали попирать ногами иконы и отказываться от веры Христовой, а в случаях сопротивления отсекали им головы. Весьма многие отказывались от поругания святынь, за что и пострадали. Было около 100,000 жертв изуверства врагов. Эти бедствия длились пять лет. Причина их, по словам грузинского бытописателя, скрывалась в том, что цари и правители забыли Бога, закон и нравственные узы справедливости, отдались раздорам, взаимной ненависти и зависти.

Но не успела несчастная страна несколько оправиться от этого нашествия, как в ней появился со своими полчищами Чингисхан (1155–1227), предавая весь край варварскому опустошению. Монголы-татары особенно сделались грозой для Грузии, когда среди них распространялся ислам, и они от побеждённых народов, кроме дани, стали требовать ещё и религиозного отступничества. Они распинали грузин на крестах, стреляли в них, как в цель, из луков, сжигали на кострах и сажали на кол, младенцев били о камни, подбрасывали их на воздух, подстреливая или пересекая тела их во время падения... Стоны, плач, нечеловеческие крики и льющаяся обильно кровь лучших сынов страны доставляли им потеху, вызывали на их безобразных лицах животное наслаждение и гомерический хохот; в волнах Куры погибло в это нашествие 100,000 человек мученическою смертью⁷⁵.

В это же самое время, когда власть латинян в Сирии и Палестине стала колебаться под мечами сарацин, римский папа решился призвать на помощь грузинскую царицу Русудан, но последняя, сама, будучи занята войной с врагами, не могла исполнить желания римского первосвященника. Она ещё ранее, лишь только монголы появились на границах Грузии, первая известила о надвигавшейся грозе своих христианских соседей и призывала их подняться на защиту христианской веры и культуры, причём, в свою очередь, уже в 1224 году, обратилась за помощью к папе Гонорию III, и в своём письме к нему старалась обратить его внимание на «грозный меч варваров, давно уже висящий над странами севера (разумеется первое опустошение России и Крыма монголами), и который рано или поздно размахнётся и над католицизмом»; царица извинялась перед папой, что не могла исполнить данного ему обещания о военной помощи против сарацин; высказывала свою радость по поводу дошедших до неё сведений, что он, папа, посылает в Сирию императора Фридриха III против общих врагов: обещается оказать ему, императору, помощь своими войсками для освобождения Гроба Господня. И грузины, действительно, вместе с армянами, принимали деятельное участие в крестовых походах.

Но когда царица Русудан, изнемогая в борьбе с монголами, вторично, в 1238 году, стала просить папу Григория IX оказать ей военную помощь против монголов, за что обещалась, даже, вместе с народом, принять «римскую веру», – римский первосвященник, ссылаясь на своё собственное затруднительное положение, отказал царице в её просьбе и вместо военной помощи обещался прислать в Грузию доминиканских монахов. Последние, в числе 7 человек, не замедлили вскоре прибыть в Грузию для пропаганды католичества. Но все старания этих проповедников, за немногими исключениями, остались совершенно бесплодными – царица Русудан, не получив просимой ею от папы поддержки, отвергла и веру его⁷⁶.

Но не прошло и десяти лет после этих событий, как преемник Чингисхана, Гаюк-Хан наводнил полчищами своими всю Азию, и татары снова появляются в несчастной Грузии. Как Божий бич, прошли монголы через страну, налагая «слой монгольского варварства» на все народы и царства Кавказа. За Гаюк-ханом следовал страшный Батый, уже подчинивший Грузию правильному игу: он сделал перепись и обложил народ тяжёлою данью.

К бедствиям монгольского нашествия присоединилось в 1259 году чреватое бедой, вызванное хитрой татарской политикой, первое разделение Грузии на два независимых друг от друга царства: собственно Грузию и Имеретию.

Рабство скоро принесло свои обычные плоды: как некогда на Руси, худшие из царей, из личных своих видов в династических раздорах, жертвовали благом страны, лучшие, ратовавшие за дело отчизны, становились жертвами произвола ханов. Подобно русским князьям, замученным в орде, погиб и грузинский царь Димитрий, прозванный Самопожертвователем (1270–1289). Вследствие интриг, заподозрив его в неверности, хан Аргун, стоявший уже на границе Грузии с целью мстить народу за мнимую измену царя его, потребовал Димитрия к себе. Димитрий, зная причину ханского гнева и несправедливость клеветы, решился лучше пожертвовать собой, чем вызвать страшное нашествие на родину. Чтобы обезоружить подозрение хана, он взял с собой и малолетнего сына своего Давида. Но ничто не могло смягчить подозрительности деспота – Димитрий был заключён в тюрьму и обезглавлен (1289 г.). Бывшие с ним грузины ценой золота купили тело царственного мученика у стражей и тайно перевезли во Мцхет. Это была та же судьба, которую пришлось испытать и русскому народу. И потому-то «из всех национальностей, вошедших в круг русского отечества, – говорит М.Д. Попка – не найти нигде русскому человеку столь искренней и братской дружбы, как в сердце грузина. И Русь и Грузия подружились ещё в те дни общей скорби, когда с поникшим челом носили яссак в Золотую Орду, и там встречались. А дружба, завязанная в общем несчастье, глубока и несокрушима как братство»⁷⁷.

В год смерти царя Димитрия Самопожертвователя римский папа Николай IV, желавший воспользоваться «в целях пропаганды католицизма в Грузии её печальным в политическом отношении положением, прислал сюда новых проповедников из ордена Fratres Praedicatores, которые приняты были грузинским правительством благосклонно, причём они в царствование Георгия V Блистательного (1318–1356 г.) свергнувшего монгольское иго и объединившего Грузию – добились учреждения епископской кафедры в самой столице Иверии – Тифлисе. Это происходило в 1329 году⁷⁸.

Воссияв, как солнце после непроглядной ночи, на омрачённом горизонте Грузии, царь Георгий V Блистательный напомнил собой лицо предка своего – Давида III Возобновителя. Подобно ему он повсюду создавал и восстановлял храмы и обители, разрушенные во время долгого монгольского ига и бывшего в 1283 году землетрясения. Ему же приписывают устройство быта церковного, особенно пострадавшего в период владычества монголов. Им же был созван собор, уничтоживший многие беспорядки и запретивший нарушение церковных канонов⁷⁹.

Казалось, многострадальной Грузии дано было отдохнуть от её зол, но только для того, чтобы собраться с силами для новых тяжёлых испытаний. Готовилось нашествие страшнее монгольского: Тамерлан явился на горизонте испуганной Азии. При внуке Георгия Блистательного, Баграте Великом (1360–1395 г.), необыкновенно счастливо царствовавшем уже 25 лет, гроза, сокрушившая и дальние и близкие царства, надвинулась на Грузию. Но грозный завоеватель встретил здесь столь сильное сопротивление, какого он, по свидетельству самих монгольских сказаний, не встречал при разорении могущественнейших государств Китая, Кабула, Бухары и Персии. Тамерлан вступил в Карталинию в 1387 году со стороны Карса со всеми ужасами варварства, разрушая все крепости, не оставляя целой ни одной башни⁸⁰.

Ужасное зрелище представляла тогда Грузия: города и сёла в развалинах; трупы грудами валялись на улицах; смрад и вонь от их гниения заражали воздух и отгоняли людей от прежних их жилищ, и только хищные звери и кровожадные птицы пировали за такой трапезой. Поля истоптаны и выжжены, народ разбежался по лесам и горам, на сотню вёрст не было слышно человеческого голоса... Те, которые спасались от меча, умирали от голода и холода, ибо беспощадный фатум постиг не только самих жителей, но и всё их имущество. Казалось, что огненная река промчалась по печальной Грузии. Небо её и после этого не раз освещается заревом монгольских костров, а дымящаяся кровь её злополучного населения длинной полосой обозначает путь грозного и жестокого повелителя Самарканда⁸¹.

Царь Баграт, видя себя не в силах бороться со страшным завоевателем в открытом поле, заперся в тифлисской крепости. Кровопролитна была полугодовая осада; но сила одолела мужество: царь очутился пленником перед Тамерланом. Оставив в Тифлисе гарнизон, жестокий завоеватель отправился в Карабах, ведя за собой пленных и караваны добычи. Из Карабаха он снова отправил войско в Карталинию с приказанием истребить всё, особенно же св. храмы. В это же время опустошён и разрушен ими Мцхетский собор, причём разорение, произведённое Тамерланом, летопись сравнивает с опустошением Иерусалима Навуходоносором. «Последний, взяв драгоценности и св. сосуды, не посмел коснуться самого храма. Тамерлан же, не ограничившись тем, что расхитил драгоценные украшения, св. сосуды и сокровища собора, дерзнул наложить святотатственную руку свою и на самый храм, подвергнув его разорению и разграблению, опустошил пристройки собора, разрушил ограду вокруг него, палаты царские и проч.» Такому же разорению подверглись от Тамерлана также монастыри – Квабахтевский и Руисский в Карталинии⁸².

Пока татары в точности исполняли приказание своего повелителя, Тамерлан с огнём и мечом прошёл весь Дагестан и поселил у подножья Кавказа магометанские племена, чтобы их влиянием удержать в зависимости обширный край. С тех пор стало угасать там христианство, насаждённое с таким успехом Давидом III и Тамарой.

Чтобы освободиться от плена, Баграт притворно принял магометанство и даже предложил Тамерлану присоединить к исламу всех своих подданных, для чего и просил у него войска. Тамерлан осыпал царя дарами и отпустил с ним 12-тысячный отряд. Но по тайному уговору Баграта с сыном этот отряд поголовно истреблён на берегах Берджуджи. Тогда раздражённый Тамерлан сам двинулся на Грузию. В окрестностях Тифлиса произошла кровавая сеча, в которой погибла пятая часть татарского войска, но грузины всё же не могли продолжать открытой борьбы и скрылись в горы.

Баграт вскоре умер, но сын и наследник его, Георгий VII (1395–1414), энергично продолжал борьбу. Ещё несколько раз Тамерлан вторгался в Грузию, но ни разу не встретил покорности – грузины уходили в горы, вели партизанскую войну и при каждом отступлении неприятеля отнимали у него обозы и награбленные сокровища. Наконец, при посредстве одного из любимцев Тимура, Георгию удалось примириться с завоевателем ценой незначительной дани. Разорение страны после нашествия Тамерлана было громадно, и многие церкви с тех пор так и не восстали из развалин.

Чем был Тамерлан для покорённых жителей, могут служить оставшиеся следы его нашествий на Кавказ и многочисленные предания. Не доезжая 2 вёрст до Закатала с Мугамлынской переправы, недалеко от дороги, с левой её стороны, набросана огромная конусообразная куча камней, печально осеняемая несколькими тутовыми деревьями. Это – след страшного истребления всего, что не успело спастись тогда в горы. Тамерлан имел обыкновение, после поголовного избиения жителей какой-нибудь страны, собирать в одно место головы убитых, – их количеством он измерял своё могущество и царское величие. И вот в тот раз головы убитых были собраны и сложены пирамидально на то именно место, где находится теперь куча камней, и место это поныне называется «Баш-кала», т. е. башня из человеческих голов.

Уничтожая взрослых, Тамерлан не оказывал никакой пощады и молодой жизни. Однажды он приказал перевязать и уложить малых детей так, как татары обыкновенно укладывают хлеб для молотьбы. Орудием для этой работы служит особого устройства доска, нижняя сторона которой усажена мелкими, острыми камнями; везя эту доску по снопам, и выбивают зёрна из колосьев. Этим-то варварским способом были истреблены дети. В другой раз, как рассказывает один из очевидцев той эпохи, жители какого-то города, навлёкшие на себя гнев Тамерлана, выслали для умилостивления его своих детей. При виде малюток, шедших с песнями из Корана, в Тамерлане возгорелся дух истребления. Он помчался на них на коне и приказал скакать за собой своей коннице. Несчастные родители, стоявшие на городских стенах, были свидетелями ужасной гибели своих детей, растоптанных татарскими конями⁸³. Чтобы вполне охарактеризовать бесчеловечие Тамерлана, мы приведём здесь ещё один эпизод, сообщаемый преданием, из времён его пребывания в Тифлисе. Рассказывают, что на том месте, где ныне Калоубанская церковь св. Георгия, Тамерлан велел собрать детей на гумнах (кало – гумно, а убани – квартал), существовавших вокруг этой местности, и, когда они были собраны, приказал пройтись через них своей дикой кавалерии⁸⁴.

Недаром Тамерлан пользовался на Востоке страшной славой, и недаром с самым рождением его связана страшная же легенда. Она говорит, что младенец Тамерлан появился на свет с куском запёкшейся крови на руках и с белыми, как у старца, волосами.

После Тамерлана, Георгий, а потом брат его Константин тщетно старались восстановить силы страны, причём последний, вмешавшийся в дела турок, попал даже в плен и был замучен с варварской жестокостью. Тело его покоится в пещерном храме Вардзии, построенном Тамарой, и некоторые принимают могилу его за гроб великой царицы⁸⁵.

Опустошительные нашествия грозного Тамерлана принесли с собой тяжёлые и продолжительные испытания для грузинской церкви. Всякого истинного сына православной Иверии тревожила будущая судьба христианства в этой стране, особенно вследствие победоносного движения вперёд исламизма. Окончив крестовые походы, магометане с ещё большей энергией стали подавлять и искоренять христианство в передней Азии. Притеснения православных грузин ещё более усилились вследствие временного торжества оружия ислама в Азии и Европе в XIII, XIV и XV веках. В указанном промежутке времени в христианских странах произошло много важных политических событий, имевших ближайшее отношение к последующей судьбе Грузии: Россия была покорена монголами, Трапезундская империя и цветущие православные государства на Дунае – турками-османами. Но страшные нашествия мусульман и их военные удачи, к несчастью, не научили грузин и их царей, что спасение страны заключается единственно в объединении. Сын Георгия VII, царь Александр I (1414–1442), который дал своей родине благоразумным управлением несколько оправиться от нанесённых ей ударов, под конец жизни, наперекор традициям и политике своей династии, вздумал разделить своё царство между тремя своими сыновьями. После этой роковой ошибки, междоусобные распри начали терзать Грузию и быстрыми шагами вели её к крайним пределам истощения⁸⁶.

Победоносный над врагами в начале своего царствования, Александр I сделал много и для уврачевания ран страны и для народного просвещения; ему же принадлежит и заслуга восстановления из развалин великолепного Мцхетского собора. Но на конце дней своих, утомлённый царственными заботами, Александр удалился в обитель и принял иноческий сан, передав престол сыну своему Вахтангу IV. Какая обитель приняла под мирную сень свою царственного труженика – неизвестно. В пустыне Гареджийской показывают могилу царя-инока Александра; но и в грамотах Мцхетского собора записано также, «что смиренный царь Александр устроил для себя особый погребальный придел, не смея возлечь в обновлённом им соборе»⁸⁷.

В царствование Александра I, на Флорентийском соборе (1437–1439 г.) сделано было со стороны Рима самое сильное покушение к совращению грузин в латинство. Несчастные политические обстоятельства заставили Грузию, Армению и Византию просить помощи пап, сильных в то время своим могуществом на Западе, и принять участие на соборе, созванном во Флоренции по вопросу о соединении церквей – восточной и западной. В числе представителей грузинской церкви на соборе этом находился митрополит Иоанн, который, несмотря на убеждения папы Евгения IV, византийского императора и других сторонников унии, оказался твёрд в православии и не сделал решительно никаких уступок латинской вере. Когда же папа и император Палеолог стали прибегать к хитрым и полу-насильственным мерам, чтобы заставить православных епископов подписать определение собора, то митрополит Иоанн счёл благоразумным тайно бежать из Флоренции в Венецию, а оттуда через Константинополь благополучно прибыл в Грузию, которая таким образом осталась верной православию⁸⁸.

Три года спустя после своего отречения от царской власти, Александр I умер, а вслед за ним сошёл в могилу сын его Вахтанг, – и Грузия осиротела. Начинается эпоха не тех бедствий, которые воспитывают дух единства и любви к родине, не нашествие иноплеменных и борьба против них, – настаёт время разделения, воспитавшего дух раздоров, соперничества царей и кровавых междоусобий.

И с этих пор некогда единая грузинская земля становится не поприщем защиты самобытности народной, но ареной борьбы турок и персов, из которых каждый претендует на влияние и обладание многострадальной Грузией. Из повести доблестной история Грузии становится историей только нашествий. Так, в 1518 году Тифлис берут, разоряют храмы и ставят в нём мечети персы; в 1578 году то же делают турки, воюя с персами и изгоняя их из Грузии и так далее. К довершению бедствий, старые враги, лезгины, пользуются слабостью страны, и набеги их становятся беспрестанными. Десятки тысяч суровых питомцев гор ежегодно спускаются в долины и грабят Грузию с двух сторон. Они переправлялись через Алазань у Сигнаха и опустошали Кахегию, или же пробирались горами Ганджийской и Эриванской области в Ахалцих и вторгались в Самхетию и Карталинию.

В целом ряде царей, если и являются светлые личности, как, например, Леван I Кахетинский (1520–1574 г.), доставивший своему царству несколько лет благоденствия, то они не изменяют всё-таки общего хода дел и совершенно бессильны освободить страну от вражеских нашествий и внутренних раздоров.

Из событий этой мрачной эпохи выдвигается весьма странный и по поводам и по исполнению крестовый поход с целью защиты Гроба Господня от одной магометанской секты в пользу другой. Поход этот был совершён в 1524 году по просьбе турецкого султана Солимана, призывавшего грузинских царей в Иерусалим для освобождения Гроба Господня «из рук неверных»; он, вероятно, разумел под именем неверных – мусульман-шиитов. Грузинская летопись говорит, что главным военачальником похода явился Леон, царь кахетинский, и что ему содействовали своими силами цари Имеретии и Карталинии. Крестовый поход этот несомненен, потому что имя великого Леона записано на мраморе Голгофы. Летопись же поясняет коротко, что святой гроб был освобождён, и «цари, осыпав своими благостынями святые места, со славой возвратились в отечество»⁸⁹.

Не менее любопытный поход совершён был, по рассказу византийского историка Пахимера, в начале XIV века. Кацан-хан, повелитель восточных татар, в войске которого находился полк, всецело составленный из грузин, нанося тяжкие поражения арабскому султану, дошёл до самого Иерусалима и чуть не овладел этим городом. Он подошёл к нему, главным образом, из желания вознаградить своих иберов, которые, как он знал, очень огорчались тем, что сарацины, враги Спасителя, владеют «животворящим Его памятником» и оскверняют его. Хотя Кацану и не удалось то, чего он желал, но всё-таки он нанёс сильное поражение войскам султана⁹⁰.

С Александром II Кахетинским (1574–1605 г.) мы вступаем в эпоху персидского шаха Аббаса Великого, напомнившего Грузии времена Батыя и Тамерлана. По представлениям народным уже самое рождение его было знамением грядущих бед, отмеченных пророческой катастрофой. В тот самый вечер и в ту самую минуту, когда Шах-Аббас родился, великое землетрясение, как знамение Божьего гнева, разрушило древнейшую святыню Грузии – обитель св. Георгия, находившуюся в окрестностях города Телава. Это землетрясение, о котором свидетельствуют и летописи конца XVI века, было до такой степени местное, что его не слышали даже в Телаве, отстоящем от монастыря не далее как в 20 вёрстах. Царь был в это время на охоте. В тихий и ясный вечер, окружённый придворными, охотниками и телохранителями, он проезжал мимо обители, зурна оглашала леса и горы, азарпеша переходила из рук в руки, и никто не хотел смотреть на старцев, вышедших за монастырскую ограду с поклоном. Вдруг прокатился подземный гул, земля встрепенулась, и вековые здания покровителя Иверии покачнулись, наклонились долу и рухнули с ужасающим треском. Что произошло тогда в царском поезде, трудно и изобразить. Большинство всадников вылетело из сёдел, многие упали вместе с конями; царь был в числе последних, и при падении тяжко расшибся. Между тем наступили сумерки, налетела с гор страшная буря; туча нависла над Телавом, и смущённый народ, собравшийся навстречу царю, пустился по домам. Тогда из толпы возвысился грозный обличительный голос какого-то юродивого: «Тавады, нацвалы и народ! – вскричал он, – В ваших глазах поник к земле величайший из храмов православной земли. Его высокое чело отразило бури веков, а теперь поникло – в тихий час вечера, в кротком сиянии умирающего дня. Поистине, это – великое знамение грядущих на нас бед, ибо неправды наши превзошли высоту наших храмов. В эту самую минуту родился в Иране жрец, который придёт заклать нашу свободу и путь его обагрится нашей кровью. Плачьте, грузины! Родился Шах-Аббас». Прошли десятки лет, и Шах-Аббас, прозванный за свои военные подвиги львом Ирана, является властителем Ирана (1585–1628)⁹¹. Он, как чёрная туча, висел над православной Грузией. По кровавым следам шаха Тамаза, выселившего из Грузии 30.000 жителей, и Аббас I задумал направить свои силы на Карталинию и Кахетию. Уладив свои дела с турками и опасаясь влияния России на единоверную Грузию, Шах-Аббас решился одним ударом сокрушить в последней христианство, выселить непокорных жителей в Персию, сравнять с землёй храмы Божии и, таким образом, укрепить их в рабстве персидском. О нашествии этого шаха на Грузию было предсказано многими отцами грузинской церкви, из них можно указать на преподобного Арсения, мощи которого почивают в Давидо-Гареджийской пустыне. Эта обитель первая приняла удары персидского завоевателя⁹².

Предание сохранило нам рассказ о кровавой расправе Шах-Аббаса, совершённой им весной 1617 года в одном из монастырей Гареджийской пустыни, каменистой, безводной, прорытой ущельями. Под развалинами монастырского храма, внутри алтаря поныне стоит престол, а на нём, вместо священной утвари – человеческие кости, связанные крестообразно. Это всё, что осталось от 6000 иноков, которые были избиты в святую пасхальную ночь по повелению Шах-Аббаса. Существовал обычай, по которому братия всех 12 обителей Гареджийской пустыни собиралась в пасхальную заутреню именно в эту лавру, как бо́льшую из всех; к тому же великий день был и храмовым праздником этой обители. И вот, 6000 иноков со свечами в руках обходили церковь, построенную на вершине горы, и воспевали радостно «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангелы поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебя славити», – не воображая, как сами они были близки к переходу в вечность, в небесные обители. Далеко за Курой, на краю обширной степи Караязской, увидел Шах-Аббас ночью необыкновенное освещение – какие-то огни двигались и мерцали на вершине горы, там, где он предполагал совершенную пустыню. «Что за огни?» – спросил изумлённый шах. – «Это Гареджийские пустынники празднуют свою пасху» – отвечали ему. «Истребить их!»

Напрасно приближённые шаха представляли ему, что пустынники не носят оружия, никому не делают зла, а, напротив, за всех молят Бога, и что сам пророк повелевает щадить таких молитвенников. Шах ничего не слушал. К рассвету отряд конницы прискакал в лавру. Шла литургия, и только что иноки приобщились Св. Таин, как вломились персы – и через несколько мгновений 6000 трупов лежали на церковном помосте, залитом алой кровью.

С тех пор запустела бо́льшая часть обителей пустыни Гареджийской. Церковь причла погибших к лику мучеников, а благочестивый царь Арчил собрал св. кости и соорудил над ними небольшую церковь⁹³.

Вслед за гибелью Гареджийских иноков пламя пожаров и потоки христианской крови охватили и Карталинское царство, в котором на царском троне сидел шурин Шах-Аббаса – Лаурсаб. Этот поход льва Ирана причинил Грузии много зла. Шах обоих сыновей царя Теймураза обратил в евнухов, мать же его Кетевани за отказ изменить вере отцов, после жестоких пыток, подверг, мученической смерти⁹⁴.

Кетевани происходила из царского рода Багратидов. С детства она изучала Св. Писание и отличалась высокими нравственными качествами. Когда она достигла зрелых лет, родители выдали её замуж за царевича Давида, сына Кахетинского царя Александра, не подозревая, что венец царский, которого они искали для своей дочери, должен был обратиться в более светлый – мученический; ибо её высокая доля сделалась впоследствии виной всех её страданий. Со смертью мужа её Давида, царствовавшего только полгода, окончилась счастливая жизнь для Кетевани и началась скорбная. Праздный кахетинский престол вторично занял престарелый Александр, который вскоре был злодейски убит своим родным сыном Константином. Началась продолжительная кровавая междоусобица между братьями – Константином, захватившим в свои руки престол, и Ираклием, и эта борьба волновала и ослабляла Кахетинское царство. Всё это видел и знал Шах-Аббас и, по мановению его руки, многочисленное персидское войско, как грозная туча, надвинулась к пределам Кахетии и Карталинии. Князья кахетинские, считая виновником предстоящих бедствий Константина, лишили его жизни, а на престол посадили Теймураза, единственного сына Кетевани. Теймураз хотел защищаться против грозных полчищ своих врагов, но малодушие овладело кахетинскими князьями. Они собрались к юному царю и умоляли его не навлекать ужасов войны на их цветущие долины, умоляли и мать царя – Кетевани – идти к шаху и быть пред ним их заступницей, в той надежде, что женские слёзы, соединённые с богатыми дарами, смягчат его сердце. Колебалась сначала Кетевани идти к Шах-Аббасу, но убеждённая настойчивыми мольбами народа, решилась пожертвовать собой для спасения многих тысяч. Кетевани встретила шаха в Елисаветполе (в Гандже). Аббас принял её с большой почестью и посадил её рядом с собой, но под личиной этой любезности в душе шаха скрывались коварные замыслы. Аббас спрашивал Кетевани, почему не пришёл сам Теймураз заключить дружеский союз с персами, и потребовал в заложники старшего его сына – Леона. Требование было исполнено. Тогда Шах сослал Кетевани с её обоими внуками в персидский город Шираз, где отроков ожидала ранняя смерть, а бабку их – мученический венец. Деспот начал с беззащитных детей Теймураза – Леона и Александра, – которых он приказал оскопить. Они не вынесли этой мучительной операции и вскоре скончались.

Теперь вся злоба Шаха-Аббаса обратилась на Кетевани. Будучи заключена в темницу, царственная пленница устроила в ней маленькую церковь, и духовник Георгий, разделявший с ней горькую участь пленения, ежедневно совершал для страдалицы литургию. Постом и молитвенными коленопреклонениями изнуряла царица своё тело, приготовляя себя к мученическому подвигу за имя Христа. Над нею повторились все искушения и самый образ страдания мучеников первых веков христианства. Началось с обольщений: через своих приближенных шах уверял царицу в глубоком уважении, предлагал разделить с нею брачное ложе, и в то же время обещал почитать её как мать, и совещаться с нею в делах государственных, если она примет магометанство. Но царица Кетевани мужественно отвергала делаемые ей Шах-Аббасом предложения, за что и была осуждена им на казнь. Много ею перенесено жестоких мучений и пыток, и она, как твёрдая скала, осталась непоколебимой в своих религиозных убеждениях. Великий мученический подвиг царицы завершился тем, что раскалённым котлом накрыли её царственную голову, и под этим новым венцом она окончила свои земные дни. Это было 15 сентября 1624 года.

По смерти Кетевани, на площади, где было громадное стечение народа, само небо засвидетельствовало победу св. мученицы над врагами Христа: три светлых столба опустились на тело замученной царицы и освещали его. Бесчеловечный шах приказал тогда вынести тело её за город и бросить в болото, куда сваливали всю городскую нечистоту. Небесный свет не переставал и тут стоять над телом св. мученицы, пока её единоверцы, жившие в Ширазе, не предали его временному погребению. Через год христиане открыли могилу её, но, к ужасу своему, не нашли в ней тела так трагически погибшей грузинской царицы. Тайна разъяснилась вскоре: латинские монахи Августинского ордена, бывшие тогда при персидском дворе, просили шаха дать им тело св. мученицы и за это предлагали ему большую денежную сумму; но шах решительно отказал в этом. Тогда монахи тайно разыскали тело царственной страдалицы, которое и сохраняли у себя до времени. Чтобы приобрести расположение царя Теймураза, который снова принял бразды правления в своём царстве, и утвердиться прочнее в Грузии с целью пропаганды в ней, монахи отделили от мощей св. главу и правую руку и послали эту святыню ему в дар. Царь с великим торжеством, при пении псалмов, встретил свою мать, царицу-мученицу. Весь грузинский народ радовался тогда, что в лице Кетевани приобрёл себе новую покровительницу и заступницу своего многострадального отечества перед престолом Господним. С большим торжеством иверийцы проводили св. останки великомученицы до кафедрального Алавердского Георгиевского собора, где и положили их под престолом. Остальные же части св. мощей католические монахи в богатой раке тайно отправили в Рим и положили в усыпальнице св. Петра, где они и находятся в настоящее время⁹⁵.

Шах-Аббас, вконец опустошивший православную Грузию, не мог, как видно из приведённого рассказа о страданиях св. царицы Кетевани, ослабить в грузинах преданность их к отечественной церкви. Православная вера, всегда торжествующая в бедствиях, ещё более просияла в это время среди лучших представителей грузинского народа, – она открывала им в самой смерти неиссякаемый источник жизни. Были, конечно, случаи и отрицательного характера, многие грузины под давлением тех или других обстоятельств жизни изменяли Православию и делались магометанами, но такие печальные факты являлись в данном случае простыми исключениями в религиозно-нравственной настроенности грузинского народа. Шах-Аббас отлично понимал, какую стихийную силу представлял собой последний и как дружно и мужественно ополчался он на затрагивающих самое священное для него – религию; поэтому, оставив народ в покое, он только от царей потребовал принятия ислама, справедливо рассчитывая на то, что пример царя-ренегата найдёт подражателей и среди народа, особенно среди его аристократии⁹⁶.

Одновременно с персами со стороны Триалетских гор вторглись в Грузию и грозные турецкие силы, опустошая всё на своём пути. Передовой грузинский отряд, посланный под предводительством двух лучших грузинских полководцев Захария и Ярали, был истреблён вместе с предводителями, в горных теснинах, и неприятель занял Манглис и Квельту. В Квелта турки схватили священника Феодора, известного в то время своими учёными трудами, и, под угрозой смерти, потребовали от него, чтобы он провёл в местопребывание царя летучий отряд, намеревавшийся захватить Луарсаба. «Не пожертвую вечной жизнью {ради} временной, не буду предателем царя», – сказал себе этот грузинский Сусанин. Он завёл врагов в непроходимые горные дебри, и, спасши царя, сам погиб мучительной смертью в виду Эртацминдского храма⁹⁷.

В эти-то бедственные времена из недр народа вновь выдвинулось сильное верой и надеждой на Бога духовенство, имевшее неотразимое влияние на царей и на магометанскую аристократию; и глава духовенства – католикос – не раз в дальнейшей истории Грузии является инициатором освободительных движений, строгим обличителем магометанских царей и заступником перед поработителями за православный народ. Для примера укажем на католикоса Доментия и настоятеля Давидо-Гареджийской пустыни Иоанна Саакадзе, которые не хотели терпеть всех ужасов и беззаконий своего несчастного времени и явились мужественными обличителями царя-магометанина Иессея (1714–1746). Этот же католикос, побуждаемый любовью к отечеству и вере православной, осмелился явиться к турецкому султану в Константинополь с ходатайством о свободе, спокойствии и благоденствии церкви, но, к сожалению, эта просьба католикоса была оставлена без всяких последствий, а сам он, по интригам одного турецкого паши, был отправлен на один из греческих островов в ссылку, где и скончался⁹⁸.

Вообще о грузинском духовенстве того времени, конечно, в его лучших представителях, до́лжно сказать, что, хотя магометане и старались его привлечь на свою сторону, оказывая ему милости и благоволение, оно всегда служило примером твёрдости и непоколебимости в вере и любви к своему отечеству. Пастыри грузинской церкви в эти несчастные времена являлись примирителями враждовавших царей и непокорных феодалов, а также и сотрудниками их в подвигах на пользу отечества; они ободряли унывавший народ, разделяли с ним все горести и подкрепляли его силы внушением ему надежды на Провидение; некоторые же из них томились в узах и от голода, но ничто, даже пытки и страдания, не могло заставить их забыть священные обязанности своего сана⁹⁹.

Но и здесь, как и среди прочих сословий страны, были и такие пастыри которые пользовались бедственными обстоятельствами времени в своих личных и эгоистических интересах, на несчастье других создавая собственное благополучие, и образовали собой ряды непризванных деятелей на ниве Христовой. К счастью народа, таких пастырей было немного.

В бедственные времена нашествия на Грузию персов и турок иверскому духовенству приходилось ещё бороться с постепенно усиливающейся римско-католической пропагандой. Дело в том, что с начала XVII века, когда прочно организованное латинское миссионерство наводнило собой все государства мира, римские монахи разных орденов во множестве стали посещать и Грузию. Так, с 1625 года утвердились в ней миссионеры Феотинского ордена, а ещё ранее, именно в 1615 году, в городе Гори появилось в первый раз несколько монахов капуцинского ордена и, наняв там дома, пытались сблизиться с жителями. Оба эти ордена, одновременно действовавшие в Грузии, не были похожи на прежних католических миссионеров. Они держались строгого и разумного плана в своих действиях, были чрезвычайно осторожны, а потому и весьма опасны для иверской церкви. Капуцины явились в виде медиков, предлагавших свои услуги народу даром, чем, разумеется, приобрели любовь народа и имели среди него успех, особенно у армян. Папа Урбан VIII, извещённый о благотворной и не безрезультатной для римской курии деятельности католических миссионеров, послал в 1626 году особого проповедника Авита-Боли к грузинскому царю с наказом «основать постоянную миссию» в г. Гори. Этот опытный в своём деле дипломат, явившись под видом врача и почитателя древней Иверии, успел приобрести расположение царя и войти в сношение с грузинским католикосом Захарией, вследствие чего католические миссионеры добились согласия открыть в городе каплицу и убедили грузинское правительство снестись по этому поводу с папой.

В 1629 году царь и католикос действительно снеслись с Урбаном VIII письмом, в котором донесли ему о данном ими дозволении латинским миссионерам иметь каплицу в г. Гори. Папа ответил также дружественным посланием на имя католикоса Захария и лестным письмом царю. В 1651 году Авита-Боли обрадовал папу Урбана известием об успехах своего посольства среди грузинского и армянского населения страны. Поощрённый такими благоприятными для пропаганды обстоятельствами, папа в 1635 году отправил в Грузию новую партию капуцинов с намерением «учредить постоянную миссию» в самой столице Грузии – Тифлисе. Главным предметом занятий этих миссионеров было поселить и утвердить в умах православных грузин благоговение к главе западной церкви и тем приготовить путь к совращению их в латинство, причём старалась распускать в Грузии мнение, что грузины родственны католическим иберам, т. е. испанцам. Мнение это поддерживалось и папами. Льстя высшим сановникам страны и самому царю, католические миссионеры в то же самое время старались сблизиться и с простым народом, оказывая ему всякого рода помощь, особенно во время болезни. Бескорыстные монахи эти в большинстве случаев бесплатно оказывали медицинскую помощь больным и даром отпускали из своих аптек необходимые медикаменты, а затем, расположив к себе сердца пациентов, ловко и незаметно старались вселить в них мысль об истинности католичества. Такими средствами миссионеры приобрели расположение народа и даже православного духовенства. Скоро они захватили в свои руки и образование детей высшего класса. Но уважение к ним ещё более возросло, когда они стали изучать и разрабатывать грузинский язык и литературу. При таких благоприятных условиях и благосклонном отношении к ним населения, миссионеры эти раскинули сети пропаганды широко по всей Грузии. В городах – Кутаисе, Гори, Тифлисе и Ахалцихе из совращённых ими грузин и армян образовались значительные общества грузино-католиков и армяно-католиков. Успех католических проповедников продолжался до 1755 года, когда они, совратив в латинство самого католикоса Антония I († 16 декабря 1790 г.), и несколько высших грузинских иерархов, были изгнаны из Грузии. Впрочем, с возвращением в отечество католикоса Антония I из России, они снова было появились в Иверии, где и действовали до 1844 года, пока, наконец, окончательно не были изгнаны из пределов её русской правительственной властью¹⁰⁰. В связи с беспрерывными почти нашествиями врагов римско-католическая пропаганда, опытной рукой проводимая в жизнь при неумелом и слабом противодействии ей со стороны грузинского духовенства, в среде которого она даже нашла себе ревностных адептов, – нанесла иверской церкви немаловажный вред, отторгнув от неё многих её сынов.

Но всего тяжелее пришлось грузинам в самом начале XVIII столетия, когда магометане, подстрекаемые своим нафанатизированным духовенством, простёрли свои руки на самые святилища и захотели в самой столице православного царства осквернить Сионский собор, обратив этот пятнадцати вековой христианский памятник в мечеть, и чуть было не замолкли песни Сиона в Сионском храме. Султан турецкий Ахмед III в 1726 году дал приказание Исаак-паше Ахалцихскому обратить Тифлисский Сионский собор, подобно древнему константинопольскому храму св. Софии, в мечеть. Приказание султана подлежало исполнению в субботу Фоминой недели. В это несчастное для Грузии время тифлисским митрополитом был Доментий (из рода князей Орбелиани), повергнутый этим распоряжением султана в печаль и уныние. В таком критическом положении святитель Доментий, сопровождаемый сионским соборным духовенством, является к князю Гиви Амилахвари (1689–1754) прося его заступничества и помощи в деле избавления грузинской церкви и народа от поругания древней религиозной святыни многострадальной Иверии. Как глубоко религиозный и истинно преданный сын православной церкви, Гиви Амилахвари выступил в эту печальную годину самым сильнейшим защитником её насущных интересов, восстав против бесчеловечного распоряжения султана, просьбами и угрозой принудил Исаака-пашу отменить исполнение столь унизительного для православного народа и церкви фирмана султана. В ознаменование этого события выдана была князю Гиви Амилахвари грамота на поминовение его и его потомства в Сионском соборе ежегодно в субботу на Фоминой неделе.

Следствием тяготевшего над Грузией турецкого ига было насильственное обращение в мусульманство ахалцихских грузин, из жизни которых нельзя пройти молчанием следующий эпизод. Ахалцихским пашалыком во второй половине XVIII века управлял могущественный Аджи-Ахмед-паша, который, как свидетельствуют, будучи тайно крещён, придерживался правил православной Христианской веры, в чём мусульманское правительство и подозревало его. Действия его в духе христианства обнаружились в то время, когда он в 1772 году построил в ахалцихской крепости мечеть по плану православной церкви, предсказывая, что Ахалцим некогда будет взять христианами, которые и обратят мечеть в православную церковь. За это предсказание паша был казнён своим правительством через отсечение головы, но оно действительно исполнилось с поразительною точностью в 1828 году¹⁰¹.

Новое нашествие персиян под предводительством Надир-шаха не имело особенно губительных последствий для православной Грузии. На первых порах своего владычества он благосклонно относился к религиозному чувству грузин. Рассказывают, что однажды царевич Ираклий, представляясь Надир-шаху в Кандагаре, был поражён неожиданным вопросом: «Не примешь ли ты мусульманскую веру?» Как не был молод Ираклий Теймуразович, но не потерялся ответить: «Ваше Величество, вольны сделать со мной, что угодно, но изменять вере Христовой, в которой я воспитан, не могу». Тогда Надир, смягчив голос, сказал: «Не бойся, я не сделаю тебя мусульманином»! Сохранился также и отзыв его о грузинском народе, данный им при посещении монастыря св. Антония Марткопского, в присутствии его наместников, которым он сказал: «Не ожесточайте грузин, сильных военной славой, знакомых с военными потрясениями, многократно колебавшими их царство, но не веру в христианского Бога». Однако в конце своего царствования покоритель Индии и Персии Надир-шах переменил свою политику и стал притеснять грузин, в 1747 году наложив на них непосильную дань, и только его смерть избавила Иверию от тяжкого разорения¹⁰².

Несмотря, однако, на все эти ужасы, пережитые Грузией в столь тяжёлые для неё дни, вера в народе и на этот раз была непоколебима, доказательством чего служит следующий факт: в числе пленниц находилась грузинка изумительной красоты. Перс, которому она досталась, вздумал обратить её в мусульманскую веру, но все его усилия были напрасны, и невольница оставалась непреклонной. «Всякий раз, – говорит по этому поводу один персидский историк, – как только заговаривали с нею об этой необходимости, пленница вынимала из кармана маленькие образа и горячо молилась Богу об избавлении её от искушения. Молитва грузинки была так искренна, что обладатель её чуть не сделался сам поклонником этих же образов»¹⁰³.

Одновременно с Персией, имевшей в виду преимущественно восточные провинции Грузии, на западные её владения, начиная с 1574 года и до 1754, постоянно нападали турки, внося туда свою культуру и свою религию, беспощадно истребляя на своём пути древнейшие христианские памятники, на местах которых они водружали свои мечети с высокими минаретами, и голос муэдзина сменял собой так много говорящий христианскому сердцу звон церковных колоколов.

Длинный ряд бедствий, испытанных Грузией в её тысячелетней исторической жизни закончился последним нашествием персидского шаха Ага-Магомета-хана в 1795 году, который задолго до своего вторжения в страну приказал сказать царю Ираклию: «Оставь русских, отрекись от них, и дружба наша будет нерушима вовеки!» – На это Ираклий мужественно ответил гордому повелителю Ирана: «Не только шах с его войсками, но если бы даже вся Азия ополчилась на меня, и в таком случае я не изменю России» Тогда Ага-Магомет хан решился жестоко отомстить многострадальной Грузии за её преданность единоверной России и поспешно двинул свои войска к пределам Иверии. Наступили злополучные сентябрьские дни, принёсшие с собой окончательное разорение страны. С ничтожным войском в 7000 человек храбрейшей из царей Ираклий бодро пошёл навстречу 70000 персидской армии, приказав в то же время доставить в Тифлис из Кавтисхевского монастыря мощи св. Евстафия и выставить на мосту, чтобы молитвами угодника испросить у Всевышнего дарование победы над врагами. Решительная битва произошла на Крцаниском поле. Богу не угодно было за грехи народа даровать грузинам победу – они были совершенно разбиты, несмотря на отчаянное мужество, как самого героя – царя, так и его малочисленной, но славной дружины. Тифлис, с его дворцами и великолепными храмами, был взят персами и, по повелению шаха, обращён в груды развалин.

12 сентября, в злополучный вторник, около двух часов пополудни, полчища персиян, ворвавшись в город, заняли татарский квартал, и начался беспримерный в истории народа погром. Это было по счёту 29-е разорение столицы грузинского царства. Даже шиитская мечеть не могла спасти укрывавшихся в ней жителей; озлобленные сопротивлением, враги проникли и в неё, умертвили всех находившихся там обывателей, за исключением детей в возрасте 12–15 лет, которых, вместе с награбленной добычей, увели в Соганлуг, где была главная квартира Ага-Магомета-хана. Шахские солдаты, по словам историографа последнего, показали неверным грузинам образец того, чего они должны ожидать для себя в день судный.

Есть предание, что во время разорения Тифлиса 50 человек жителей, не успевших бежать из города, отдались под защиту св. Давида, и на святой горе, быть может, даже в той самой пещере, где теперь стоит гробница Грибоедова – спаслись от смерти и плена. Персияне, разорявшие и грабившие город, по какому-то необъяснимому обстоятельству, ни разу не всходили на гору, увенчанную старинным монастырём, долженствовавшим, как бы кажется, привлечь собой алчных грабителей. Очень может быть, что они опасались найти там скрытую засаду; но как бы то ни было, святая обитель укрыла и спасла всех тех, которые в ней искали спасения.

13 сентября совершился въезд шаха в Тифлис. Столица, залитая кровью, окутанная дымом пожаров, была разрушена почти до основания. Духовная семинария и церковно-приходские школы, вместе с другими правительственными учреждениями, были преданы на жертву пламени, разграблены и разрушены с чисто вандальской жестокостью. Всё, что так заботливо с неутомимым трудолюбием было собираемо и созидаемо грузинами в продолжение многих веков, погибло безвозвратно в течение только нескольких дней.

Настал, наконец, для Тифлиса более страшный, чем предыдущие, день – 14 сентября, когда отечественная наша церковь празднует Воздвижение Креста Господня. Кто-то распустил слух, что главными подстрекателями царя Ираклия в нежелании признать власть Персии были духовные лица. Ага-Магомет-хан, проведав об этом, немедленно приказал собрать всех духовных лиц столицы. Совпадение этого приказания с праздником Воздвижения св. Креста как бы послужило напоминанием свыше пастырям грузинской церкви о священной обязанности самоотвержения, – указывало, что им предстоит пострадать во имя того спасительного креста, который нёс на своих плечах Богочеловек, идя на вольные страдания. Бесчеловечный шах повелел, в назидание потомства, всех их казнить. Расправа была недолгая: палачи перевязали им руки и побросали с высокого берега в Куру, в волнах которой священномученики нашли себе вечное упокоение. Исключение было сделано для маститого митрополита Досифея, духовника царицы Дарьи. Его персияне застали на коленях пред иконой Божией Матери, схватили и с виноградной террасы его собственного дома бросили в Куру несвязанным. Покончив с духовенством города Тифлиса, персы бросились разрушать храмы Божьи.

Церкви были наполнены трупами убитых. В Сионском кафедральном соборе они сожгли чудный иконостас, расхитили дорогие священные сосуды и содрали золотые ризы с икон. В общей суматохе, уцелевший от смерти каким-то чудом, учёный протоиерей Иоанн Осешвили успел спасти драгоценную икону Сионской Божией Матери, которая была прислана из Москвы царевичем Георгием, сыном Вахтанга VI, в 1726 году, и заменила собой древнюю икону Богоматери, пропавшую бесследно при разрушении Тифлиса Магомет-Кули-ханом (1723–1729). Протоиерей Иоанн Осешвили вынес эту икону на плечах из Тифлиса, а затем она впоследствии опять была внесена в храм Сионский. Разрушительная рука персиян коснулась и колоколен собора.

Варвары не довольствовались поруганием храмов, они двинулись на авлабарский мост, где были выставлены мощи св. Евстафия. Здесь они произвели новое зверство, привели к святыне захваченных в этот день пленных, приказывали им св. мощи попирать ногами и вообще производить над ними различные поругания. Но ни один из христиан столицы, по рассказам очевидцев, не захотел исполнить требования злодеев. Ослушники были брошены в Куру, а вслед за ними и св. мощи, попранные предварительно ногами. Река была загромождена трупами; слышны были отчаянные вопли тонувших людей в пучине отныне священной Куры, этого грузинского Иордана. Все эти душу раздирающие сцены продолжались 8 дней. Мусульмане словно плавали в крови христианской. Ага-Магомет-хан вполне удовлетворил свою месть.

Первопрестольный город Мцхет – грузинская Москва – был также выжжен персами, которые порывались подвергнуть той же участи и знаменитый Мцхетский храм, но были остановлены от исполнения этого намерения начальником отряда ханом Нахичеванским. «Не следует осквернять святыню народа и гробы его царей», – сказал он своим войскам. Монастырское имущество было совершенно разграблено, и повсюду валялось множество убитых. Наместник и монашествующие, перед уходом своим, спрятали монастырские имущества в потаённом месте, внутри стены, в которой отверстие было сделано в самом верху и закладывалось таким же камнем, как и прочие. Но, спрятав их, по торопливости, монахи оставили у того самого места лестницу, а это обстоятельство подало повод персиянам догадаться, что именно тут находятся сокрытые имущества, которые и были похищены ими.

20 сентября 1795 года Ага-Магомет-хан с богатой добычей и многочисленными пленными двинулся обратно в Персию, опасаясь мести царя Ираклия, который в это время поспешно собирал войска и готовился отрезать шаху путь к отступлению его в Персию.

Состояние разорённой столицы грузинского царства после персидского погрома известный в то время духовный оратор, митрополит Амвросий Некресели, передаёт в следующих словах: «Не собственными ли глазами видели мы те страшные скорбь и печаль, поджоги, опустошения и пленения, кои ниспосланы были на нас Богом от рук неверных за великие прегрешения наши... Что думали бы, если бы увидели вы человека посреди разъярённого и взволнованного моря, сидящего в одной маленькой лодке, оставшегося без лодочника, – человека, у которого из рук выпали бы весла, и он, страшно перепуганный, носился бы по волнам моря... Взволнованное море – это самый гнев Божий на нас; маленькая лодочка – это постоянно стеснённая врагами страна наша; несчастные люди, постоянно полные печали и возбуждающие в жителях сожаления, – это мы сами, обитатели Грузии: лодочник – это наша надежда и предстательство, Пресвятая Богородица; весло и кормило – это молитва и просьба наша к Богу. Стеснены мы сильно в этой маленькой лодке».

Полное расстройство внутренней государственной жизни, существовавшие и ожидавшиеся междоусобицы и крайняя опасность от внешних врагов, – не могли быть устранены собственными силами Грузии в то время, и она должна была естественно обратиться за покровительством и помощью к единоверной и могущественной России, к которой искони обращались грузинские цари в тяжкие минуты своей жизни. Последний царь грузинский Георгий XII перед своей кончиной († 1800 г. декабря 28), с согласия всех чинов своего государства и народа, просил императора Павла I принять Иверию в своё вечное подданство. Император Александр I, при восшествии своём на престол, обещал покровительство народу единоверному, вручившему свой жребий великодушной защите России.

12 сентября 1801 года был обнародован к грузинскому народу ВЫСОЧАЙШИЙ манифест о присоединении Грузии к России, и грузинское царство, как самостоятельное, перестало существовать. С того времени в лице России явилась для Грузии великая благодеющая сила, без которой она давно была бы стёрта с лица земли под беспощадными ударами персов и турок, и свет христианской религии померк бы в ней навсегда, как померк он в близлежащих к ней провинциях Малой Азии¹⁰⁴.

Длинными веками созидалась та тесная связь православной Грузии с нашим отечеством, которая, как цемент, навсегда и прочно соединила две единоверных страны в одну православную семью. Самое же начало сношений Грузии с Россией относится ещё к X веку, когда храбрый русский князь Святослав, опустошив царство хазаров на Дону, простёр затем оружие своё на подошвы Кавказа и, разбив тут, около 967 года, яссов и касогов, т. е. осетин и черкесов, утвердил господство русских на берегах Кубани, на острове Тамани, под названием Тмутараканского княжества, которое в 1036 году перешло во власть Ярополка, затем им правил сын Святослава Владимировича – Глеб. С этим князем из Киева прибыл преподобный Никон, устроивший здесь монастырь. В 1064 году двоюродный брат князя, Ростислав Владимирович, будучи обделён уделом, собрал удальцов и, прибыв на Тамань, выгнал Глеба, а сам занял его место. По смерти Ростислава Тмутараканью правил Давид Игоревич, а около 1111 года княжество это было завоёвано половцами¹⁰⁵.

В летописях говорится также, что великий князь Изяслав, сын Мстислава Великого, был женат на абазинской княжне, без сомнения, христианке. Из этого следует, что дружественные сношения русских с горскими народами как единоверцами скреплялись узами родства ещё во времена седой древности. Грузинские летописи, на которых основывается Карамзин, говорят, что в 1171 году юная Тамара, дочь царя Георгия III сочеталась браком с сыном Андрея Боголюбского, князем Георгием, но брак этот, как известно, был крайне несчастлив. Внутренняя и духовная связь между Москвой и Грузией с этого времени не прекращалась. Сильное тяготение к единоверной России было фактом далеко не случайным, и рука помощи северного великана с этого времени как бы виднелась в туманной дали грядущих событий.

Но, кроме войн и брачных союзов, и торговля связывала Русь с Кавказом. По словам арабского писателя Ибн-Фадлана, русских купцов много встречалось в столице хазарского царства. Отсюда они отправлялись и к берегам Каспийского моря. Иногда русские дружины посещали эти берега для грабежа. Сведения о таких грабительских походах мы находим у арабских писателей. После исчезновения Тмутараканского княжества (в XII веке) сношения Руси с Кавказом прерываются и затем возобновляются в XIII веке, благодаря монгольскому игу. Русские князья, митрополиты и архиереи, во время своих обязательных поездок в Орду, и русские люди, бывшие в ней по торговле, должны были знакомиться с самыми отдалёнными странами обширной монгольской империи. В летнее время Орда постоянно перекочёвывала с места на место, странствуя то около Каспийского моря, то у берегов Азовского, то у Чёрного, то в Закавказье. Русские купцы, а также русские пленники встречались в Орде с представителями различных кавказских народов и знакомились с ними. Естественно, что в древней русской литературе отражаются следы этого знакомства¹⁰⁶.

Наконец, знакомству русских с Кавказом способствовали и афонские монастыри. На Афонской горе были монастыри и русский и грузинский; с этими монастырями и Русь и Кавказ, особенно Грузия, имели постоянные сношения. Здесь встречались русские с кавказцами, особенно же с грузинами, и знакомились друг с другом¹⁰⁷.

Но когда именно начались сношения собственно московского правительства с народами Кавказа, пока неизвестно. Есть основания предполагать, что такие официальные сношения начались в XV веке. Все наши сведения ограничиваются теми известиями, которые мы находим в наших летописях и мимоходом брошенных заметках иностранцев, бывших в России или встречавшихся с русскими послами при иноземных дворах. Известно также, что первые дипломатические сношения московского правительства с Персией начинаются во второй половине XV века, при Иоанне III. Русские послы, проезжая в Персию через Кавказ, могли вступать в сношения с владетелями кавказских народов¹⁰⁸.

В этом же веке дни несчастий, последовавших за разделением царства грузинского на четыре независимых государства – Имеретию, Кахетию, Самхетию и Карталинию, обуреваемые почти непрерывными нашествиями врагов, – очень скоро сделали необходимым обращение грузинского царя к России, и уже третий кахетинский царь. Александр I (1492–1511), искал защиты у русского царя Иоанна III, называя его «надеждой христиан и подпорой бедных»¹⁰⁹

Московское правительство не могло в эту эпоху оказать фактической помощи Грузии, не могло оно и дипломатическим путём заступиться за неё перед турецким султаном. Но, как выше было сказано, московское правительство в это время вступило в дипломатические сношения с Персией, что не могло не быть известным в Грузии. Естественно предположить, что, завязывая сношения с Москвой, царь Кахетии Александр надеялся впоследствии добиться заступничества России за единоверную Грузию перед персидским шахом.

После этого посольства известия о сношениях Московского государства с Грузией прерываются более чем на полстолетия.

Эти сношения возобновились только при Иоанне Грозном. Но и в этот промежуток времени в Москве продолжают следить за судьбами Грузии и соболезновать о ней. Иногда о Грузии напоминают в Москве и послы из иноземных государств, приезжавшие в Россию для переговоров и для заключения союза против общего всем христианам врага, турецкого султана. Так, бывший в 1518 году в Москве при Василии III посол римского императора Франциск-де-Колла, убеждая на аудиенции царя прекратить войну с Польшей и направить оружие против турок, перечислял земли, захваченные последними, и в числе их Грузию¹¹⁰.

По завоеванию царства Казанского и Астраханского, царь Иоанн IV Грозный начал внушать страх магометанам, защищая кавказские христианские народы и грозя нехристям. «Утверждение в устьях Волги, – говорит историк Соловьёв, – открыло Московскому государству целый мир мелких владений Прикавказья; князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев, и потому, как скоро увидали у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некоторые с предложением подданства, и таким образом незаметно, волей-неволей, затягивали Московское государство всё далее и далее на восток, к Кавказу и за него»¹¹¹.

Начиная с 1552 года, в Москву стали приезжать князья черкесские, грузинские и кабардинские с изъявлением покорности и вечной дружбы. Князья крестили детей своих в Москве и отдавали их на воспитание царю. Когда царь Иоанн Грозный овдовел, то, по примеру прежних князей, искал себе невесту в семействах азиатских владетелей. Ему особенно понравилась дочь знатнейшего из князей Черкесии Темрюка, Мария, с которой царь в августе 1561 года и вступил в брак. С этого времени дружба и родство русских с грузинами уже не прекращались, а влияние их на кавказские страны, напротив, стало постепенно расти. Царь, считая даже эти земли законной собственностью, придал к своему обширному титулу наименование «повелителя черкесских, грузинских и иных князей».

При царе же Иоанне Грозном основалось на Тереке русское укрепление, необходимое для пограничных наблюдений наших, под названием «Терки»¹¹². Это был своего рода «острог» наподобие тех острогов, которые строились в Сибири при распространении в ней русской колонизации, из которых впоследствии возникли многие сибирские города. Построен он был на границе, отделявшей кабардинские земли от кумыцких, и находился в ведении астраханских воевод. Город этот то оставлялся русским, то снова занимался по просьбе черкесов.

Имеются интересные сведения о деятельности терских казаков на Кавказе, об участии их в защите Грузии. В царствование Феодора Иоанновича они уже конвоируют послов московских в Грузию и обратно. Мало того, терских казаков мы встречаем и в самой Грузии, где они, находясь на службе у карталинских и кахетинских царей, несли сторожевую службу по ущельям. Вероятно, они и раньше бывали там¹¹³.

Столетие спустя, Александр II кахетинский (1574–1605), опасавшийся мщения Персии за склонность к туркам, тайно посылал в Москву духовных и светских лиц со слёзной просьбой к царю Феодору Иоанновичу, прося принять Кахетию под свою высокую руку и тем исхитить её из рук неверных. «Настали, – писал он, – времена ужасные для христианства: мы, единодушные братья христиан, стенаем от злочестивых; один ты, венценосец православия, можешь спасти нашу жизнь и душу; бью тебе челом до лица земли, да будем твои во веки веков»¹¹⁴.

В апреле 1587 года послы кахетинского царя, получив ответ, что «царь Феодор Александра князя под свою царскую руку и в оборонь хочет взять», отправились в обратный путь к царю Александру, вместе с русскими послами – Биркиным, Пивовым и Полухановым, которые были посланы «царя к вере привести». Последние, вернувшись в Москву в октябре 1588 года, донесли царю Феодору, что, согласно данному им наказу, они царя Александра, детей его и чиновных людей привели к крестному целованию за всю Иверскую землю. Вместе с ними прибыли в Москву и новые послы кахетинского царя – князь Каплан, старец Кирилл и Куршит, впервые привёзшие «поминки», согласно крестоцеловальной записи, и бившие царю челом также и о том, чтобы царь «исправил веру христианскую и царство Иверское от неверных».

Последняя их просьба была исполнена, и с послами кахетинского царя, кроме послов царя Феодора – князя Звенигородского и дьяка Антонова, в Грузию (в марте 1589 г.) поехали и посланные от патриарха Иова «учительные люди» с грамотой к царю и грузинскому митрополиту Николаю¹¹⁵.

Грамота Иова к грузинскому царю проникнута чувством соболезнования о несчастной судьбе Грузии и желанием ободрить царя Александра и поощрить его на дальнейшее служение православной церкви и благу своего народа. Это задушевное слово российского патриарха должно было ободрить Александра и подвигнуть его на усердное служение церкви и своему народу. Таким же тёплым чувством согрето послание Иова к иверскому митрополиту, которого он убеждает заботиться о чистоте веры.

Но, обещая грузинскому царю помощь против его врагов, русское правительство ставило ему на вид, при каких условиях он может сохранить покровительство России. Вот эти условия: царь Александр и его преемники должны всегда быть преданы России, никогда не присоединяться к врагам её, быть всегда в союзе с воеводами астраханскими и терскими. Сверх того, русское правительство требовало, чтобы царь Александр примирился с зятем своим Симеоном, царём Карталинским, и заключил с ним вечный мир. Россия хорошо знала и помнила вред внутренних усобиц и старалась прекратить их среди единоверного народа... Но вскоре обнаружилось, как трудно поддерживать царя Александра. Очевидно, он «не мог организовать у себя национальной обороны против своих врагов, и все свои надежды возлагал исключительно на помощь России». Этот факт мы подчёркиваем, потому, что он повторяется до конца XVIII века и вызывает различные недоразумения как в сношениях Грузии с Россией, так и в исторических исследованиях этих сношений. Согласно своему обещанию, Феодор Иоаннович послал войско из города Терки во владения Шевкала, врага Грузии. Войско это взяло Терки, но, затем, не получив условленной поддержки со стороны грузинского царя, оно было разбито дагестанскими горцами, причём погибло 3000 русских воинов. Александр оправдывался на упрёки московского правительства тем, что русские войска действовали с моря, а его войскам мешали пройти к Теркам горы, забывая, что те же самые горы не мешали, однако, шевкалам вторгаться в его владения¹¹⁶.

Отправленные в Грузию из Москвы послы повезли с собой церковные сосуды, книги, ризы, «всякое украшение церковное» – образа, краски и проч. 16 октября 1589 года они были приняты царём Александром, а в мае следующего 1590 года отпущены им обратно в Россию.

В продолжение этого времени духовные лица посольства исполнили все возложенные на них поручения, осмотрели монастыри и церкви в Кахетии и свои подробные замечания обо всём, ими виденном, занесли в статейный список; подали учительную грамоту патриарха Иова, за отсутствием грузинского митрополита, Алавердскому архиепископу Гавриилу, а по возвращении первого, вели с ним речи о духовных делах; были «на соборе» у митрополита «об исправлении веры христианской»... По привезённым ими донесениям, не всё в христианских церквах было «по преданию свв. апостол и свв. отец правилам»: престол не украшен, сорочки, препоясания, антиминса, индитии, креста и евангелия на престоле нет, а на жертвеннике на святых сосудах не было никаких изображений ни деисуса, ни крестов. Московское духовенство не раз решительно отказывалось служить в таких храмах литургию и требовало дозволения освятить их вновь, но так как на это оно получило положительный отказ, то во всё время своего пребывания в Кахетии оно ни разу не служило литургии, а только молебны, часы, вечерни и утрени. По этому вопросу между ними и грузинами неоднократно происходили споры; московские духовные лица вели об этом рассуждения и с грузинским митрополитом, но они не привели ни к каким результатам – каждая сторона осталась при своём мнении. В ноябре 1590 года посольство возвратилось в Москву, сопровождаемое новыми послами кахетинского царя Александра – князем Сулейманом и Хуршитом, прибывшими с тем же челобитьем, с которым обращался к царю Феодору и ранее того новый подданный, с просьбой о помощи против шамхала тарковского. Помощь, уже и ранее оказанная не раз и не два, была обещана снова; с уведомлением об этом и были отправлены в Кахетию Плещеев и Кудрин (1591–1592), с которыми также были посланы новые иконописцы, в обмен на оставленных в Грузии, и грамота от патриарха Иова к царю Александру. Грузины и после этого неоднократно возобновляли свои просьбы о помощи, поддерживая всё время (1593–1599 г.) дипломатические сношения с русскими¹¹⁷. Вообще говоря, у грузинских царей XVI и XVII веков создалось, по-видимому, преувеличенное представление о могуществе московского государя. Доказательством этого может служить случай, происшедший при том же царе Александре. Однажды турки потребовали от Александра запасов и пропуска их войск через его землю в Дербент и Баку. Александр, рассчитывая на сильную поддержку со стороны России, дал резкий и смелый ответ: «С запасом через свою землю не пущу и своих запасов не дам; я – холоп царя русского и турецкого не боюсь». Когда об этом стало известно в Москве, то Александру дали знать, чтобы он жил с турецким султаном, переманивая его, пока промысл над ним учинится¹¹⁸. Вышло недоразумение. Александр, вероятно, полагал, что русскому царю легко будет вступить из-за него во всякое время в войну и с Турцией...

Во всяком случае, вина его заключается в том, что, когда шли переговоры о вторжении во владения Шевкала, он не высказался определённо о том, при каких именно условиях он двинется со своим войском на поддержку русского отряда. Понадеявшись на то, что грузины, хотя бы и с небольшим войском, отвлекут часть сил Шевкала, русские взяли Терки, а затем, как мы говорили, бо́льшая часть русского отряда была истреблена. Во всяком случае, было ясно, что Московское государство в конце XVI века ещё не могло, при всём своём желании, поддерживать таких отдалённых владений, как Грузия. Царь Феодор умер в 1598 году.

Со вступлением на престол Бориса Годунова отношения московского правительства к народам Кавказа не изменились¹¹⁹. К новому царю на московском престоле Борису, вскоре же по его восшествии, кахетинский царь Александр обращается с челобитьем держать его под царской рукой в обереганье и защищенье, как держал его царь Феодор. И действительно, отношения Московского государства к Кахетии за всё время царствования Бориса остались те же, что были и при царе Феодоре; впрочем, перемены в них и нельзя было ожидать, так как одно и то же лицо руководило внешними сношениями Москвы за всё время обоих царствований. Можно даже сказать, что московское правительство теперь ещё более благоволило в Кахетии; оно, как и прежде, посылало свои войска против её врагов; царь Борис хотел даже войти с нею в ещё более близкие сношения: московским послам в Кахетии (1604–1605) Татищеву и Иванову, между прочим, поручено было «тайное» дело – сосватать среди грузинских царевичей и царевен дочери царя Бориса жениха, а сыну его невесту.

Наступившее после смерти Бориса «смутное время» в Московском государстве прервало наши дипломатические сношения с Кахетией. Это прекращение наших сношений с ней зависело и от происшедшей в ней перемены правления. Наши последние, перед смутным временем, послы в Грузию Татищев и Иванов были очевидцами того, как сын царя Александра Константин, живший у персидского шаха, мусульманин, обманным образом напал на Кахетию, убил своего отца и брата и сам взошёл на грузинский престол. II как воспитанник и посаженик персидского шаха, и как мусульманин, он, естественно, тяготел к последнему и не чувствовал особенной симпатии к Московскому государству, а тем менее заискивал в его расположении. Поэтому то мы и не встречаем известий, чтобы он вступал в какие-либо сношения с Московским государством.

Перерыв сношений продолжался до тех пор, пока на грузинский престол не восходит Теймураз, что произошло уже в царствование Михаила Феодоровича Романова; но характер их теперь уже значительно изменяется. С одной стороны, у московского правительства так много дела внутри своего государства, что оно уже не имеет возможности обращать большее внимание на Кахетию, оказывать ей какую-либо существенную помощь своими военными силами, в которых оно само очень нуждается; с другой стороны, Кахетия в это время стала данницей Персии, с которой, как естественно, и пришлось бы вступить в борьбу Московскому государству, что тогда, конечно, было ему не по силам, вследствие чего русские не предпринимали никаких решительных мер в защиту Кахетии и даже как бы сторонятся самых сношений с нею. Между тем, царь Теймураз, ведший с персидским шахом постоянную войну из-за своего престола, с которого его шах не раз прогонял, сильно желал быть в тех же отношениях к Московскому государству, в которых был его предшественник – царь Александр, почему неоднократно и обращался через своих нарочитых послов с челобитьем об этом в Москву. В 1619 году явилось к царю Михаилу Феодоровичу посольство от кахетинского царя Теймураза с просьбой оказать ему защиту против персов и принять его под своё покровительство подобно тому, как предки его находились под покровительством русских царей, начиная с царя Иоанна IV. В письме своём Теймураз жаловался на персидского шаха, разорившего Грузию и взявшего к себе его мать и его детей, и, между прочим, говорил, что князья гурийский и мингрельский, исповедующие христианскую веру, узнавши о возобновлении сношений его с русским царём, просили его написать царю, чтобы он благоволил принять их под своё покровительство, и что они желают вечно быть его подданными. Все эти владетели несчастной Грузии просили, кроме того, русского царя прислать им какого-нибудь посла, который собственными глазами увидел бы следы опустошений, причинённых шахом Грузии, и своим прибытием в эту страну сказал бы ей некоторую помощь, так как это обстоятельство произвело бы, без сомнения, известное впечатление на их врагов. Но просьба князей о присылке посла не была исполнена.

Так же неудачно было и второе посольство Теймураза в 1623–1624 годах. В ответной грамоте, которую привёз в своё отечество Грузинский архиепископ Феодосий, царь Михаил Феодорович уведомлял только Теймураза, что на своё заступничество за него перед шахом Аббасом получил в ответ, что он, шах, нападал на Грузию за то, что Теймураз не сдержал своего слова быть в союзе с ним и соединился с его врагом, турецким султаном, и что ради дружбы с царём Михаилом он, шах, согласен отдать Теймуразу его царство, его мать и детей, если он сам приедет за ними в Персию; от помощи же деньгами царь Михаил отказывался, ссылаясь на то, что казна Московского государства вся истощена и разграблена его врагами – поляками и литовцами. Насколько эти ответы были неприятны Теймуразу, видно из того, что первый посол его, игумен Харитон убежал из боязни лишиться жизни в чужую страну, где и умер; а другого посла, архиепископа Феодосия, Теймураз за привезённый из Москвы ответ хотел было казнить, и тот спасся только тем, что убежал в Турцию.

В таком положении находились сношения Московского государства с Грузией, когда в столицу царства русского прибыл новый посол от Теймураза, архимандрит (наречённый митрополит) Никифор, добившийся отправления в 1637 году из Москвы к царю Теймуразу особого посольства, в состав которого входили и духовные лица, а также иконописцы, кречетники, фонарщики, оконные мастера и проч. Посольство это должно было вести переговоры с царём Теймуразом о тех условиях, на которых он желал вступить в подданство Московскому государству, привести его к присяге в верности подданства и собрать возможно более подробные сведения о Грузии. Духовным лицам посольства дано было, кроме того, ещё особое поручение – осмотреть в Грузии церкви и чудотворные мощи, а также исправить и устранить недочёты, могущие встретиться им в церковно-богослужебной практике этой страны. Своё внимание духовные лица должны были, кроме того, обратить и на осмотр различных святынь, находящихся в Грузии, особенно же добыть точные сведения о хитоне Господнем.

Русское посольство прибыло после долгих мытарств, испытанных на пути в Кахетию, 1 августа 1638 г., и только 9 сентября было принято в Алавердском монастыре царём Теймуразом. На другой день, 10 сентября, послы, по приглашению царя, были у обедни, которую совершал сам архиепископ; это было первое богослужение, которое они видели в православной Грузии. Церковь, в которой служили, была трёхпрестольная, но в двух приделах не было иконостаса, и потому она казалась однопрестольной. Главный престол был восьмиугольный, а престолы придельные были примкнуты к стенам, так что кругом их нельзя было ходить. Когда послы пришли в церковь, в которой находился и царь Теймураз со своим семейством и азнаурами, архиепископ уже стоял среди церкви на ковре, а остальные служащие, которыми проскомидия была уже совершена, находились в алтаре. Выйдя оттуда, они облачили архиепископа в святительские одежды, подпоясали его простым поясом. Затем из алтаря принесены были крест деревянный, резной, греческой работы, и зажжённая тройная свеча. Архиепископ, взяв их в правую руку, встал около алтаря, «поднял руки и персты растопырил» и обращался на все четыре стороны, «будто осенял обема рукама». Возвратившись на своё место, он, вместе со стоявшими на правом крылосе двумя епископами и одним мирским человеком, пел «долго, мало не час времени», после чего был совершён отпуск, и началась уже собственно литургия. Московский архимандрит Иосиф занёс в свой статейный список немало замечаний относительно её совершения в грузинской церкви. Он говорит, например, что архиепископ «входу и молитве архиерейских не говорил и не действовал и книга у него в руках не бывала», что архиепископ во время малого входа целовал евангелие в верхний край, а не в подножие распятия Христова; относительно чтения евангелия замечает, что диакон держал оное в левой руке, а читал его по простой книге, по которой ранее читали апостол, и, прочтя, отдал её «мужику», а евангелие подал архиепископу; во время великого входа архиепископ, приняв дискос и чашу, поставил их на престол, «не показав на церковь»; после него «не затворили царских дверей завесою», так что все люди видят «как совершают Тайную Жертву»; по возгласу диакона: «возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы» не бывает между служащими целования в уста, вместо чего «они друг с другом головами с обеих сторон стыкаются»; при произнесении слов: «приимите, ядите»... «архиепископ, вместо того, чтобы показать на Агнец «двема персты», поводит над дискосом всею рукою, длань вверх держа»; относительно дальнейших действий до причащения Святых Таин он замечает, что они «кабы походили на службу».

По окончании литургии послы приглашены были царём Теймуразом на обед, которого им пришлось подождать немалое время, пока повара принесли и поставили зараз всё, приготовленное к обеду. Один из грузинских священников прочитал «Отче наш», а архиепископ, «сидя, руку мало приподнял и, персты растопыря, показал тем делом, кабы благословил есть».

После обеда послы возвратились домой, а 11 сентября присутствовали на обеде у грузинского архиепископа, за которым завязалась не лишённая интереса беседа русского архимандрита Иосифа с верховным представителем грузинской церкви. Архиепископ сказал, что русские видели их, грузин, службу, а теперь они должны показать им, как служат в России. Архимандрит Иосиф попросил придел, в котором русское духовенство, предварительно освятив его, и будет служить. В дальнейшем разговоре выяснилось, что в Грузии теперь церкви стоят без крестов; алтари с церковью не разгорожены; царских дверей нигде нет; хотя и есть завеса, но грузинское духовенство ею не пользуется, так что все присутствующие видят совершение таинства. А какая же после того тайна, если она всем явна? И ребята входят в алтарь в одних зипунишках через царские двери... Беседу эту прекратил сам архиепископ, сказав: «мы с вами о вере не будем спорить».

Через неделю после того, 18 сентября, русское духовенство совершило богослужение в присутствии царя Теймураза, его семьи и свиты. Русское богослужение очень понравилось царю Теймуразу.

У послов наших было слишком много свободного времени, которое они посвятили наблюдению за совершением церковных служб в Грузии. Описывая службу, бывшую 8 февраля 1659 года в одной сельской церкви, архимандрит Иосиф говорит, что пришёл поп, а за ним «малец» принёс кошель, откуда поп и вынул всю церковную утварь. На престоле постелил платок, поставил на нём деревянные сосуды, без креста и других на них священных изображений; вместо звездицы, слепил две свечки, перегнув их, поставил на дискос, и совершал проскомидию «в одном чекмене», надев ризы только тогда, когда начал литургию. Во время литургии пел сам поп – «иное толсто добре, иное тонким голосом»; по окончании обедни, «малец» собрал все сосуды с престола и, положив в кошель, унёс...

23 апреля 1659 года, по окончании обедни, тут же в церкви была подписана царём Теймуразом и его ближними людьми запись о подданстве их и всей грузинской земли московскому царству, и они были приведены к крестному целованию в верности исполнения этого договора. Причина, почему так долго царь Теймураз не подписывал крестоцеловательной записи, скрывается в том, что приближённые его советовали ему объявить московскому правительству, что он тогда сделает это, когда ему пришлют войско против опустошавших Грузию лезгин. И один только митрополит Никифор настойчиво требовал, чтобы царь и его приближённые безусловно подписали крестоцеловательную запись, иначе он отказывался быть посредником в сношениях с московским царём. Таким образом, светские чины нашего посольства исполнили поручение, возложенное на них в Москве, и хотели ехать домой. Архимандриту Иосифу хотелось покончить также, несмотря на многие со стороны грузин препятствия, и со своим поручением – прочесть речи о духовных делах, с целью устранения замеченных им недочётов в грузинской церковно-богослужебной практике, что и было исполнено им только 26 апреля, да и то в отсутствии царя и архиепископа. Речи архимандрита Иосифа, изложенные дидактическим, положительным тоном, относились, главным образом, до

а) устройства и убранства церквей, или

б) до совершения богослужения в грузинской церкви или, наконец,

в) до различных обычаев и самой жизни грузин.

Он делает также замечание относительно посвящения (хиротонии) в священные степени, говорит, что в Грузии ставят в попы и диаконы очень молодых, 12 лет и менее, не женатых, что после поставления дозволяется жениться и оставляется на волю поставленному – быть ли ему священным лицом или простым мирянином, и что грузинские епископы, несмотря на то, что рукополагают в священники и диаконы, сами не посвящены в архиерейский сан. Наряду с указанием таких важных особенностей грузинской церкви, как, например, крещение не через три погружения, а через одно, мы встречаем в речах Иосифа и замечания об особенностях маловажных, как, например, о крашении духовными и светскими лицами ногтей и т. п. Как к важному, так и к маловажному, Иосиф относится одинаково, и о самом неважном он замечает, что это де «чюже святой соборной и апостольской церкви», но нигде ничего не говорит, почему нужно поступать так, а не иначе, почему именно грузины поступают неправильно, и почему правильно будет делать так, как он говорит. На такой характер речей, вероятно, влияло и то обстоятельство, что его собеседники – грузины ко всем его различным объяснениям и указаниям относились вполне безразлично: они почти совсем не возражали ему, на его обличения они обыкновенно говорили, что то или другое они делают потому, что так повелось у них исстари, но если де угодно, то они исправятся, станут делать так, как он говорит. Очевидно, они в этом случае поступали не так, как хотели, а как им было велено царём Теймуразом, не желавшим иметь по этому поводу каких-либо недоразумений с Москвой.

Вскоре после этих речей о духовных делах, наши послы отбыли из Кахетии, именно 28 апреля 1639 года, и прибыли в Москву, вместе с посланником Теймураза, митрополитом Никифором, около 20 января 1640 года. Послание царя Теймураза к московскому государю, привезённое митрополитом Никифором, представляет высокий интерес во многих отношениях. Оно знакомит нас и с личностью энергичного и разумного грузинского митрополита, бывшего в Москве послом от Теймураза и близко принимавшего к сердцу всё, что касалось грузинского народа и грузинской церкви, – и с состоянием царя и его советников, которое они переживали во время сношений с московским правительством. Из этой грамоты мы подробно узнаём и о том, что церковь грузинская пришла в упадок, что даже священников не хватает, причём Теймураз жалуется в ней на Дадиана, мингрельского владетеля, который старается его, царя, оклеветать перед шахом, донося последнему о сношениях его с Москвой, что вообще Дадиан поступает не по-христиански. «Сам Дадиан, – пишет Теймураз, – был прежде в дружбе с нами, а как убил дядю своего и взял его жену и развёлся со своей законной женой, продаёт каждый год от 10 до 15 тысяч детей, чему весь свет свидетель; он делает христианских детей турками и посылает туркам подарки, и султану и визирю, по 120 детей в год и даёт туркам дань». Количество продаваемых детей из злобы к Дадиану Теймураз, очевидно, сильно преувеличивает, но самый факт продажи бесспорен. Дадиан, по словам Теймураза, выжег своему зятю, князю Симону Гурийскому, глаза, а Гурию отдал одному архиепископу, который сделался и духовным, и светским её владетелем. Этот архиепископ, по словам Теймураза, продаёт ежегодно от 10 до 12 тысяч детей и платит туркам дань, «кого казнит, кого вешает, и литургию служит». «Дадиан, – говорит Теймураз, – хочет истребить царское имя в Иверской земле и считаться в ней единым царём». Теймураз просит московского царя не верить Дадиану и не слушать послов его, которые, как известно, в 1639 году были присланы мингрельским владетелем в Москву с просьбой принять и его под высокую царскую руку. В ответ на эту просьбу Дадиана из Москвы отправлены были русские послы в Зугдиди, тогдашнюю резиденцию мингрельского правителя, с поручением собрать подробные сведения о государстве Дадиана и о состояния в нём церкви.

Та цель, для которой настоящее посольство 1637–1640 г. ездило в Грузию, была вполне достигнута – оно закрепило, с одной стороны, подданство царя Теймураза Московскому царству, приведя его к присяге на данничество, а с другой стороны, собрало довольно подробные сведения о Грузии, в том числе и о церковной жизни грузин, что составляло, как мы видели, специальную цель принадлежавших к его составу духовных лиц. Последние, впрочем, исполнили не всё, что им указано было сделать, по независящим от них обстоятельствам.

Этот пробел был восполнен в 1652 году прибывшим в Грузию русским монахом Арсением Сухановым, бывшим здесь в первый раз в составе посольства 1637–1640 годов. Он посетил церковь Мцхетского монастыря, в котором и ночевал. Здесь он с особенным интересом осматривал то место, где под столбом «положена Риза Христа Бога нашего, цела вся, нерушена». Сам католикос и многие из сопутствующих последнему духовных лиц объяснили Арсению Суханову, каким образом очутилась здесь Риза Господня, причём познакомили его с содержанием предания по этому вопросу, помещённого нами на первых страницах настоящего труда. Рассказ этот о хитоне Господнем и самое его местонахождение особенно должны были заинтересовать Арсения Суханова. Выше мы говорили, что отправленным в Грузию в 1637 году русским послам, с которыми ездил и Арсений, поручено было, между прочим, проверить слова царя Теймураза и его послов, утверждавших, что хитон Господень неповреждённым находится в Мцхетском соборе, посольство не могло исполнить этого поручения, потому что Карталинией в то время завладел персидский шах. Арсений имел теперь возможность исследовать это дело, проверить рассказы грузин о местонахождении хитона Господня. Вопрос этот был очень важен для московского правительства потому, что, как известно, персидским шахом Аббасом в 1625 году была доставлена в Москву «часть некая» срачицы Христовой. Оно тогда же производило исследование о ней, но, несмотря на это, всем своим послам, ходившим в Грузию, наказывало – собрать возможно более подробные сведения о хитоне Спасителя во Мцхетском соборе. Этому желанию московского правительства Арсений Суханов и удовлетворил полученными им на этот раз от католикоса и других грузинских духовных лиц уже известными нам сведениями.

В Мцхетском монастыре Арсению расказывали и о чуде, ежегодно бывающем 10 ноября у церкви св. великомученика Георгия¹²⁰, именно – что в каменной церковной ограде, запечатанной с вечера печатями государя и католикоса Дадианских, приезжающих сюда нарочно ради этого дня, неведомо откуда появлялся живой бык, которого тут же убивали и съедали. Чтобы убедить нашего старца в достоверности события, повествователи рассказали ему случай с одним турком, не хотевшим верить этому чуду до тех пор, пока в церковной ограде не очутился его собственный бык. «На другое лето» после сделанного турком заявления, когда пришло время снимать печати, и, вместе с ним, вошли в ограду, бык, находившийся в ней, оказался принадлежащим ему. Турок, «ещё не веря тому», поехал домой и от жены своей узнал, что его бык пропал именно в тот день, в который нашли его в церковной ограде. Тогда он возвратился назад и принял крещение. Как уверяли Арсения, только это чудо и держало мингрельцев в христианской вере, в противном случае они давно бы обасурманились. «У них же и гвозди, которыми был пригвождён Христос, и верёвка, которой Он был привязан, да риза Богородицы»¹²¹.

В самый год пребывания Арсения Суханова в Грузии царь Теймураз отправил ко двору царя Алексея Михайловича вдовствующую царицу Елену с её сыном Николаем Давидовичем. На Тереке они были ограблены горскими хищниками, почему государь Алексей Михайлович послал юному царевичу Николаю золотую персидскую камку, матери его пять аршин чёрного сукна и сообщил, что боярину князю Пронскому и воеводам астраханским предписано принять его, царевича, и мать его, в Астрахани, а весной дать ему возможность достигнуть Москвы и снабдить его надёжными судами и провожатыми¹²².

В это же самое время, около 1650 года, царь Алексей Михайлович обратился с грамотой к персидскому шаху Аббасу II по делам Грузии. В начале своей грамоты Алексей Михайлович говорит, что Грузия – земля христианская и что со времени царя Феодора Иоанновича она находится в подданстве русского государя. Затем он напоминает шаху, что ещё в прошлом году посылал к нему послов и просил его, чтобы он «братской приязни, дружбы и любви ради», Грузии не чинил никаких насилий. Он напоминает также, что шах, в ответ на эту просьбу, обещал повелеть грузинского царя оберегать, чтобы грузинскому царю от подведомственных шаху людей обид и насилий чинимо не было. «Ныне мы, – пишет в заключение Алексей Михайлович, – известились, что ваши, брата нашего, военачальники из Шемахи и Ганджи выступили с войском на царя Теймураза в Грузию, наделали там мною зла, побили большое число грузинцев, умертвили сына царя Теймураза Давида и выгнали из Грузии царя Теймураза с ближними его и что теперь царю Теймуразу от людей ваших, брата нашего, чинятся обиды и разорения. В присутствии же бояр наших и думных людей нашего царского величества, посланник ваш Мухаммед-Кули-Бек, быв спрошен, объявил, что царю Теймуразу и всей Грузии обиды, разорения и беды приключились без нашего соизволения от Рустем-хана тифлисского». Напоминая затем Шах-Аббасу братскую приязнь, дружбу и любовь, существовавшие между царём Михаилом Феодоровичем и предшественниками Шах-Аббаса, Алексей Михайлович убедительно просил его запретить Рустем-хану чинить Теймуразу и всей Грузии обиды и разорения он просил также, чтобы Шах-Аббас повелел возвратить Теймуразу отнятое имущество. Но ходатайство это не имело успеха.

Спустя два года, Теймураз снова прислал в Москву посольство и снова жаловался на то, что Шах-Аббас притесняет его и «не повинуется Его Величеству» В этой грамоте, между прочим, он выразил своё согласие отправить в Москву царевича Николая, и действительно сдержал своё обещание¹²³; 27 декабря 1653 года царевич Николай прибыл в Москву, вместе с матерью своей Еленой, кн. Кайхосро Аврамовым и архимандритом Германом. Мать царя Ираклия († 1710 г.) Елена, по прибытию в Москву, поспешила посетить Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Памятником её пребывания здесь остался «крест напрестольный, серебряный, позолоченный, грузинской работы», пожертвованный ею монастырю 30 апреля 1654 года.

В 1655 году царю Теймуразу послано было 6000 ефимков и много соболей. Что же касается присылки Теймуразу войска и пушечного снаряда, российский государь писал к царю грузинскому, что по случаю войны с Польшей, удовлетворить сему требованию не может, но что по возвращению войска из похода, он, Теймураз, без помощи оставлен не будет. Грузинский царь благодарил русского государя за его внимание к нему и доводил до его сведения, что шах, не довольствуясь похищением у него двух сыновей и дочери, требует ещё и внучку его, дочь царевича Давида, говоря; «дав внука своего (царевича Николая) государю московскому, ты должен дать мне свою внучку»¹²⁴.

Несчастный Теймураз, лишённый Шах-Аббасом своего царства, бедствовал по-прежнему. Не имея ясного представления о затруднительном положении своего покровителя, царя Алексея Михайловича, занятого в это время тяжёлой войной с Польшей, Теймураз сильно огорчался безучастным отношением к нему московского правительства. Горький упрёк слышится в словах его грамоты, с которой он обратился к московскому царю в 1656 году. Он благодарит Алексея Михайловича за радушный приём внука и за то, что царь взял его с собой в поход на поляков. Он писал, что, узнав об этом походе, «велел отслужить молебен с архиереями и иереями, чтобы Бог дал победу». Но тут же прибавил: «Было повеление Твоего Царского Величества: если ты, царь Теймураз, пошлёшь мне внука своего, то я тебе дам войско – завладеть твоей землёй... Я исполнил твоё повеление, так и ты окажи мне милость, дай мне войско, да будет иверская земля твоим государством, подобно тому, как ты и другим государством повелеваешь. Шах, когда я послал тебе внука моего, озлился на меня и хочет меня поймать и погубить».

В том же году приехал к Теймуразу в Имеретию государев посланник Жидовинов с ефимками и соболями. Персидский шах выгнал меня из государства, – жаловался ему Теймураз, – и я живу теперь в Имеретии, у зятя своего Александра; но от него мне помощи никакой нет; скуден я всем, а в своё государство от неприятелей ехать не смею. Он объяснил царскому послу, что ему нет уже иного исхода, как переселиться в Россию; он решил как можно скорее выехать в Москву с семейством и близкими людьми. Это было в 1656 году¹²⁵.

В 1658 году приехал в Москву сам царь Теймураз с целью теснее сблизиться со своим высоким покровителем, царём Алексеем Михайловичем, был у государя на аудиенции и дал присланным к нему кн. Хилкову и дьяку Лопухину сведения о Грузии. В 1659 году грузинский царь Теймураз был отпущен на родину. Ему отказано было в воинской помощи, которую он испрашивал, опять под предлогом войны с Польшей и выдано было 6000 рублей и соболей на 3000 рублей.

В следующем году 3 июня выехали из России в Грузию царевич Николай и мать его Елена Леонтьевна в сопровождения грузинских послов и пристава Димитрия Волынского, долженствовавшего сопровождать путешественников до границ Грузии. Но они из Астрахани опять вернулись обратно в Москву, ибо в Грузии случились опасные волнения. Но вскоре после того они успели приехать в Грузию и отправиться в Персию. Здесь Николай (Ираклий) принуждён был принять магометанскую веру, чтобы получить грузинский престол. В 1661 году Теймураз, не получив помощи ни откуда, отправился к самому шаху и в Персии окончил дни свои в иноческой жизни¹²⁶ в 1663 году.

Грузия не могла дождаться, чтобы Россия в царствование Алексея Михайловича управилась когда-либо со своими европейскими врагами и могла начать войну в отдалённом Закавказье. Грузинские цари указывали на персиян, как на главных врагов своих, от которых русский царь должен оборонять их. Но между Россией и Персией установились дружественные отношения, которые неудобно было порывать ввиду затруднительного положения России в её отношениях к западным соседям, полякам и шведам. Во взаимных же отношениях России, Персии и Грузии в это время всё дело вертелось в одном вопросе, в чьём собственно подданстве должна находиться Грузия? Русские послы в 1655 году поставили ребром этот вопрос: «Грузинская земля, – говорили они персидским дипломатам, – православной христианской веры греческого закона и грузинские цари – издавна подданные наших великих государей». «Нет, – отвечали шаховы ближние люди, – Теймураз и вся грузинская земля в подданстве у наших шахов». Этот ответ персидских государственных людей слишком ясен: продолжать начатое дело можно было только с оружием в руках, а для этого у России в царствование Алексея Михайловича не было никакой возможности.

В первые годы XVIII столетия Грузия стала было оправляться от вынесенных прежде бедствий. Преданный православию, грузинский царь Вахтанг VI (1701–1724) современник Петра Великого, ревностно заботился о восстановлении разорённых и сооружении новых храмов, устроении церковного благочиния, столь сильно пошатнувшегося в несчастные и бедственные для Грузии времена, заведении школ и распространении богослужебных и священных книг, для чего учредил в Тифлисе типографию. Но скоро обстоятельства изменились. Теснимый со всех сторон врагами, он понял, что без посторонней поддержки ему не удастся окончательно утвердиться в Грузии и обеспечить будущность своего народа. Тогда он в 1719 году обратил свои взоры к стране, где царствовал прославленный своими победами Пётр Великий. Начались переговоры, ускорившие то предприятие, о котором Пётр Великий думал давно: мы разумеем его экспедицию в Дагестан. Ещё перед началом этого предприятия Пётр I писал Вахтангу, что в скором времени надеется быть в пределах Персии, что польза христианства, – как это и обещано было Вахтангом, – требует соединения его войск с русскими. Но нерешительность Вахтанга, отложившего свой поход до весны 1723 года, причём он об этом своём решении даже не уведомил Петра I, сделала то, что Грузией был упущен удобный момент окончательного своего освобождения от нападавших на страну со всех сторон врагов.

Правда, победы русского оружия над персидским шахом в 1722 году на время подорвали силу персов в Грузии; но взамен их здесь утвердились турки, и несчастной стране пришлось страдать не меньше. Персы, не желая добровольно уступить её туркам, возобновили свои набеги, турки принуждали грузин к исламу. Многие из них изменяли вере, иные бежали в Россию и поселялись там, церковные дела пришли в расстройство. В каком тяжком положении была в это время Грузия, видно из письма грузинского католикоса Доментия к Петру Великому. Вот что пишет Доментий «Неверные одержали верх над паствой моей в Грузии и над братом нашим Вахтангом. Они расхитили иконы, кресты, сожгли церкви, истребили много христианских душ, опустошили города и деревни. Если бы мы стали подробно описывать положение здешних дел и доложили бы вам о них, это продолжалось бы слишком долго... Человеку, подобному мне, в этом положении невыносимо оставаться, так как неверные преодолели нас». В конце своего письма католикос выражает надежду, что ему удастся переселиться в Россию.

Приведённый отрывок из письма католикоса Доментия наводит на грустную мысль об упадке в грузинском духовенстве XVIII века того духа подвижничества, того самоотвержения, которым отличалось оно в предыдущие времена. Перечислив имена епископов, оставивших Грузию и удалившихся в России с царём Вахтангом в 1724 году, грузинский историк Платон Иосселиани выражает скорбь свою в следующих красноречивых словах: «Тщетно рассеянная и попленённая лезгинами паства искала своих владык духовных, обязанностью коих считалось во мнении народа искупление из рук неверных и представительство у временных поработителей». Главными виновниками этих ужасных бедствий грузинского народа историк считает царей-вероотступников. «Трудно, – говорит он, – измерить тяжесть креста, под которым стонала христианская Грузия в продолжение страшного периода царей-магометан, носивших тень власти под влиянием разрушительных начал управления персидского»¹²⁷.

Пётр Великий не мог оставаться равнодушным к страданиям единоверного народа и, в виду настойчивых просьб самого царя Вахтанга, отдал генералу Матюшкину в мае 1725 года, командовавшему русским отрядом в Дагестане, приказ отправиться на помощь царю Вахтангу в Грузии, но отряд этот, очевидно, не дошёл до места своего назначения; вероятно, он остановился в Терках. В 1724 году Вахтанг был лишён шахом престола и переселился в Россию. В 1725 году Пётр Великий умер.

Сношения Грузии с Россией при преемниках Петра Великого то прерывались, то снова возобновлялись, но особенного интереса и исторического значения не имели вплоть до вступления на престол Екатерины II, при которой Грузия в 1783 году стала под покровительство России и грузинская церковь подчинилась Св. Синоду, а католикос Антоний I возведён в звание синодального члена¹²⁸. Этот пастырь был ревностным сотрудником царя Ираклия по устроению церковному; он перевёл на Грузинский язык много полезных книг и заботился о распространении просвещения в Грузии; между прочим, завёл школы епархиальные и две семинарии, восстановил, при содействии царя тифлисскую типографию, и та приступила к изданию богослужебных книг. В трактате, заключённом в 1783 году между царём грузинским Ираклием II и Россией, артикул 8-й гласит: «Её Императорское Величество соизволяет, чтобы католикос или начальствующий архиепископ грузинский состоял местом в числе российских архиереев в 8 степени, именно после тобольского, жалуя ему навсегда титул святейшего синода члена, об управлении же грузинской церкви и отношении, каковое долженствует быть к синоду российскому, о том составить особый артикул»¹²⁹. Были ли составлены затем эти правила, определяющие отношения церквей друг к другу, неизвестно.

Мусульманские государства, железным кольцом окружавшие Грузию, сильно были встревожены и озадачены заключением договора Грузии с Россией в 1783 году. Тяжело им было расстаться с долго и нежно лелеянными сладкими мечтами и надеждами на окончательное порабощение Грузии, этого роскошного уголка земного шара, так щедро наделённого всеми благами и дарами природы. Жестокий Ага-Магомет-хан, шах персидский, как известно, страшно отомстил Ираклию II за сделанный им решительный шаг сближения с Россией. Не успела Грузия оправиться от нанесённых ей ран, как в 1798 году скончался незабвенный герой Кавказа, благоговейно воспеваемый в народных песнях, Ираклий II Теймуразович. На карталино-кахетинский престол вступил сын его Георгий XII. Но при новом царе Грузии не суждено было наслаждаться спокойствием, необходимым для упорядочения потрясённого государственного организма, так как возникшие в самой царской семье неурядицы из-за порядка престолонаследия, породившие несколько враждебных друг другу партий, обещали разразиться над страной целой бурей. Грузии угрожало раздробление на уделы, с возникновением которых древнее православное царство, так долго и храбро боровшееся за христианскую религию против ислама, рушилось бы совершенно. Видя силы государства окончательно истощёнными непрестанными нашествиями врагов, грузинский царь Георгий XII Ираклиевич вознамерился окончательно предать своё царство могущественной и единоверной России. Для осуществления этого царь Георгий XII снарядил особое посольство в С.-Петербург. Переговоры грузинских послов с русскими дипломатами затянулись на довольно продолжительное время и вызвали необходимость обратной отправки послов в Грузию для подписи выработанных условий царём Георгием XII Император Павел I согласился присоединить грузинское царство к России с предоставлением грузинам во внутреннем управлении полной свободы¹³⁰, в каковом смысле и был им подписан манифест 22 декабря 1800 года. Между тем последовавшая 28 числа того же месяца смерть царя Георгия XII не дала возможности ему закрепить условия собственноручной подписью. Несмотря на это, манифест о присоединении Грузии к России всё же был объявлен в С.-Петербурге 18 января, а в Тифлисе 16 февраля 1801 года. «Я хочу, – писал император Павел, – чтобы Грузия была губерния, и так тотчас и поставьте её в сношение с сенатом, а по духовной части с синодом, не трогая их привилегий»¹³¹.

Конкретнее, в отношении духовного управления предполагалось образовать две епархии: тифлисско-карталинскую и телаво-кахетинскую, первую во 2-м, а последнюю в 3-м классе. В обеих епархиях проектировалось учредить дикастерии, семинарии, а в городах духовные правления, в епархии же тифлисской, кроме того, должность коадъютера, под названием епископа горийского¹³². Но смерть двух вершителей судьбы Грузии – императора Павла I и царя Георгия XII – оставили все эти предположения неисполненными, и задержала на время решение вопроса о присоединении Грузии к России, которое окончательно завершилось, как известно, только 12 сентября 1801 года. С опубликованием манифеста Императора Александра I «могучий орёл России осенил Грузию крылами своими. Громовержец с высоты небесного семизвездия севера внял мольбам православной Иверии. Он присоединил сиротствующую к царскому гнезду своему и ей возвратил похищенное ястребами ислама и изуверства».

Независимо от указанных сношений чисто политического характера, мы видим таковые же сношения между русским и грузинским духовенством на почве собственно церковной. Кроме участия представителей грузинской церкви на соборе, созванном в 1666 году против русского патриарха Никона, во всё продолжение XVIII века мы видим в Москве, Новгороде и других значительных городах России многих из грузинских иерархов, некоторые из которых занимали самостоятельные российские кафедры. Таковы известный католикос грузинский Антоний I. удалившийся из Грузии в Россию и занявший тут, по повелению императрицы Елизаветы Петровны, праздную Владимирскую архиерейскую кафедру; архиепископ Иосиф Самебели, назначенный по указу императрицы Анны Иоанновны наместником новгородского архиепископа Феофана Прокоповича и священно-архимандритом Юрьевского монастыря; затем св. Иоанн Манглели – епископ, архимандрит московского Знаменского монастыря Николай, подавшие, вместе с Самебели, в 1743 году императрице Елизавете Петровне докладную записку о необходимости снаряжения к осетинам миссии; архимандрит Пахомий и некоторые другие монашествующие из грузин же, отправленные русским правительством в 1746 году к осетинам в качестве миссионеров-проповедников Слова Божия; Гаиоз Бараташвили, епископ Моздокский, а впоследствии архиепископ Астраханский, получивший образование в Московской славяно-греко-латинской академии и своими вполне благотворными трудами много содействовавший успехам русско-грузинской миссии среди разных кавказских горцев, и многие другие. Этот самый Гаиоз, тогда ещё архимандрит, присутствовал при заключении трактата 1783 года в качестве ассистента католикоса Антония I и, будучи сторонником идеи соединения Грузии с Россией, впоследствии известного своей речью старался вселить эту идею в сердца и умы своих соотечественников и, действительно, успел в своих стремлениях, вызвав в грузинском народе сильнейшее желание скорейшего осуществления этого воссоединения¹³³.