Из истории христианства Абхазии

Издание данной своей работы Ермолай Кесугович просил издательство, и в частности меня, снабдить небольшим предисловием, где были бы показаны достоинства и недостатки его труда. Таковое вступление было написано, не столько для общей оценки очерков Ермолая Кесуговича, сколько для разъяснения читателю некоторых запутанных в историографии обстоятельств из истории Абхазской Церкви, которые отразились и на данном труде.

Прежде всего, что касается достоинств работы. Несомненно, первые две главы, на наш взгляд, заслуживают большого внимания. В них подробно рассмотрены все аспекты, связанные с проникновением и распространением христианства в Абхазии. Весьма удачно раскрыты причины, побудившие абхазов отвернуться (если таковое было) от христианства в период, предшествовавший известным событиям при императоре Юстиниане Великом и т. д. Не менее интересным нам показался и сам метод изучения истории христианства в Абхазии, хотя автор в этом усматривает веяние советской исторической науки.

В отношении последних двух глав необходимо высказать некоторые замечания.

Во-первых, нужно совершенно четко различать Абасгскую автокефальную епархию с кафедрой в Себастополисе (ее для ясности в дальнейшем будем именовать Себастопольской епархией) и Абхазскую Автокефальную Церковь, это два совершенно разных института. И употреблять наименование Абхазская Церковь в качестве синонима Себастопольской епархии недопустимо, ибо это порождает путаницу.

Себастопольская автокефальная епархия, которая упоминается в Notitiae episcopatuum Константинопольской Церкви как епархия Абасгии (’Eparciav ’Abasgiav – o Sebastopolewv), в ранний период своего существования простирала свою юрисдикцию на территорию собственно города Себастополиса (нынешний Сухум), а ко времени упоминания в названном источнике – на территорию Апсилии.

Во-вторых, термин «автокефальная» имеет свои особенности. Титул автокефального или самовластного епископы Себастопольские могли иметь до Халкидонского Собора (до 451 года) в смысле независимости в управлении своей епархией. Но после Халкидонского. Собора, который своими 28 правилам подчинил многие епархии, географически прилегавшие к Новому Риму, в том числе и Себастопольскую, Константинопольской Церкви, титул «автокефальный» мог сохраняться без реального содержания за епископом Себастопольским; так, к примеру, было со Скифскими и Херсонскими епархиями.

С другой стороны, известно, что в византийскую эпоху Константинопольские Патриархии подчиняли своей юрисдикции целые епархии, находившиеся в пределах митрополичьих областей. Такие архиепископии или епископии именовались автокефальными, но под автокефальностью подразумевалась их независимость от местных или окружных митрополитов, а не независимость от самой Константинопольской Церкви, иначе они не упоминались бы в Notitiae episcopatuum.

Что касается Абхазской Автокефальной Церкви, то под этим наименованием следует понимать все епархии, существовавшие к моменту возникновения названной Церкви, в том числе и Себастопольскую, которые были объединены в одну Церковь. Следовательно, Юрисдикция Абхазской Церкви – это собственно вся историческая территория Абхазии. А титул «автокефальная» в данном случае обозначал независимое от Константинопольской Церкви самостоятельное существование.

Следует отметить, что, используя термин «Католикосат», автор не представляет себе четко, что он обозначает.

«Католикосат» – это синоним Церкви, хотя появившийся в позднейшей историографии. И употребляется он по отношению к Персидской, Армянской, Грузинской, Абхазской и Албанской Церквям, поскольку предстоятели (главы) этих Церквей с давних времен именовались католикосами. Поэтому нельзя разделять историю Абхазской Церкви и историю Абхазского Католикосата, ибо это история одной Церкви.

Особое внимание следует обратить и на соотношение исторических свидетельств о существовании в одно и то же время, на одной и той же канонической территории и Себастопольской епархии, и Абхазской Церкви. Впервые это разногласие источников заметил В. В. Латышев, который, к сожалению, не изложил собственную точку зрения на решение данной проблемы. Мы же предлагаем следующее решение. Севастопольская епархия реально функционировала как епархия Константинопольской Церкви в Апсилии (возможно, и в юго-восточной части Абазгии) до возникновения Абхазской Церкви или Абхазского Католикосата в середине VIII века. После VIII века Себастопольская епархия вместе с другими епархиями, как мы уже отмечали, включается в состав Абхазской Церкви, автокефалия последней была объявлена в IX веке. Но в официальных перечнях епархий Константинопольской Церкви Себастопольская епархия остается в качестве титулярной. Так было и в отношении Тмутараканской епархии, которая, несмотря на вхождение в состав новорожденной Русской Церкви, в качестве титулярной встречается и в греческих актах XII и даже XIV веков.

Однако допустимо и то, что Константинопольский Патриархат и после возникновения Абхазской Церкви мог иметь автокефальную кафедру (то есть независимую от Абхазского Католикоса) на территории Абхазии.

В связи с этим небезынтересен факт отсутствия Питиунтской (Пицундской) епархии, самой древней и наиболее значимой в Notitiae episcopatuum. А в ее существовании сомневаться не приходится. Тогда как объяснить его отсутствие в названном источнике?

Питиунтская епархия, древнейшая не только на территории самой Абхазии, но и бывшего Советского Союза, лежит в основании Абхазской Автокефальной Церкви. Не зря именно ее Абхазские Католикосы избирают своей кафедрой. И причина тому – преобладание автохтонного населения, то есть абазгов (абхазов) в ее составе. В Себастопольской же епархии, напротив, преобладал элемент греческий, особенно в рядах духовенства. Отсюда игнорирование Константинопольской Церковью Питиунтской кафедры как епархии Абхазии, что отразилось и в Notitiae episcopatuum, и постоянное упоминание в том же источнике Себастопольской как епархии Абазгии, даже после того, как последняя уже входила в состав Абхазской Церкви. Причины подобного отношения, нам думается, ясны.

Наконец, что касается отсутствия имен Абхазских Католикосов в промежутке между Католикосом Иоанном (VIII в.) и Католикосом Арсением (XIV в.). Это не совсем так, поскольку и в «Матиане Картлиса» (XI в.), и в духовном завещании царя Давида Возобновителя (1089–1130), и в «Летописи монгольского времени» (ХІІІ–ХIV вв.) упоминаются Абхазские Католикосы, правда, не всегда по имени, но это не меняет суть дела.

Надеюсь, эти небольшие замечания нисколько не умаляют достоинства данной работы, которая действительно является еще одним вкладом в развитие абхазской церковно-исторической науки, а всего лишь облегчат неискушенному читателю понять некоторые обстоятельства из истории христианства в Абхазии и Абхазской Церкви.

Д.Дбар

История христианства Абхазии имеет большую традицию. Например, есть сведения о посещении святыми апостолами кавказского побережья Черного моря, в том числе и Абхазии, сохранившиеся у христианских авторов первых веков по рождении Иисуса Христа (у св. Ипполита, епископа Портуенского; Оригена; св. Дорофея, епископа Тирского и др.) Можно также вспомнить сохранившиеся до наших дней первичные сведения, связанные с участием Пицундского епископа Стратофила в работе Первого Вселенского Собора в Никее в 325 году, на латинском, греческом, коптском, сирийском, арабском и армянском языках (Patrum Nicaenorum nomina latine, graece. coptice, syriace, arabice, armeniace sociata opera ediderunt H. Gelzer, H. Hilgenfeld, O. Cuntz. Lipsiae, 1898).

Также немало источников об обращении абхазов в христианство, об Абхазской Автокефальной Церкви. О них можно черпать у грекоязычных авторов: Прокопия, Евагрия и многих других вплоть до падения Константинополя – 1453 год. Кроме того интереснейшие сведения по истории христианства Абхазии можно найти и в источниках на сирийском, арабском, армянском, грузинском, славянском и других языках. К концу средневековья относится большая работа Иерусалимского патриарха Досифея с названием «История Иерусалимских Патриархов» (Яссы, 1715) на греческом языке, где немало интересных сведений как по вопросам христианства, так и по истории Абхазии (именно в этом труде впервые говорится о содержании «Истории Абхазии царя Баграта» конца X века).

Кроме первоисточников по истории Абхазской Церкви существуют отдельные исследования, относящиеся уже к периоду новой истории. Самое раннее исследование по истории Абхазской Церкви, это «Essai chronologique sur la serie des Catholicos d}Aphakhazeth (Хронологический очерк истории Абхазских Католикосов) академика Мари Броссе, опубликовано в 1844 году. Особенно необходимо отметить первый солидный труд не только по истории христианства, это и первая объемная монография по истории Абхазии – «Абхазия и в ней Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь» (Москва, 1885) архимандрита Леонида (Кавелина). Труд этот был переиздан в 1887 году с названием «Абхазия и ее христианские древности». Далее (если учесть хронологию публикаций) – в 1893 году в «Ставропольских епархиальных ведомостях» появляется оригинальная научная статья Ф. Д. Жордания под названием «Абхазские Католикосы» (Краткий очерк из истории Абхазской Церкви). И в 1898 году вышеназванная книга архимандрита Леонида опять была переиздана с дополнением иеромонаха Нифонта. И наконец, в 1917 году в Сухуме выходит ныне всем известная брошюра Михаила Тарнава «Краткий очерк истории Абхазской Церкви».

Естественно, что в период диктатуры коммунистов в Абхазии монографическое исследование истории Абхазской Церкви не заслужило бы актуальную значимость. Хотя в трудах наших историков (Ш.Д. Инал-ипа, З.В. Анчабадзе и др.) вопросы истории христианства Абхазии освещались в разной степени и объеме. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что вопросы (да и проблемы) истории христианства и Церкви еще не удостоились специального исследования. Исключение составляет появившееся лишь в самое последнее время исследование Д. К. Чачхалиа «Хроника Абхазской Церкви», опубликованное в многостраничной московской газете «Абхазия» (1994, № 1 [29]), что несомненно является большим вкладом в абхазоведение. В начале 1997 года в Москве выходит книга того же автора с названием «Абхазская Православная Церковь». В ней впервые в хронологическом плане излагается история Абхазской Православной Церкви, с апостольских времен до 20-х годов нашего столетия. Необходимо особо выделить труды первого абхазского богослова, питомца Московской Духовной Академии Димитрия Дбара: «Из истории Абхазского Католикосата» (Москва, 1997); «Религиозные тенденции в современной Абхазии» (Москва, 1999). Это первые труды нашего времени в абхазском религиоведении, написанные в русле церковной традиции, что особенно важно для духовного просвещения нашего, к сожалению, «атеистического» читателя.

В начале 70-х годов по рекомендации сотрудников музея Миры Константиновны Инал-ипа и Людмилы Георгиевны Хрушковой я в свой исследовательский план включил некоторые вопросы истории христианства Абхазии. Так впервые, в тезисах докладов и сообщениях Абхазского государственного музея 1972 года, была опубликована моя статья, в виде тезисов, «К вопросу проникновения христианства в Абхазии». А сама статья с таким же названием была опубликована лишь в 1980 году в Трудах Абхазского государственного музея (выпуск V). В это время, точнее, в 1983 году в Известиях Абхазского института языка, литературы и истории им. Д.И. Гулиа АН ГССР, Т. XII, была опубликована статья Л. Г. Хрушковой «О религиозных верованиях апсилов (IV–VII веков)». Следующая наша статья, посвященная дате крещения абхазов, с названием «Об одном аспекте ранневизантийской дипломатии на Кавказе» была опубликована в «Вестнике древней истории» (№ 3. Москва, 1987). Затем статья «К истории абхазской Автокефальной Церкви», в виде тезисов, была опубликована в сборнике «Резюме сообщений XVIII Международного конгресса византинистов» (Т. I. Москва, 1991). Та же статья с заглавием «Церковь и государство: политика и суверенитет Абхазии в X веке» опубликована в сборнике «Актуальные проблемы истории народов Кавказа», посвященном 70-тилетию со дня рождения З.В. Анчабадзе (Сухум, 1995). Мною также написана статья «К истории Абхазского Католикосата», последняя статья предлежащих очерков.

Представленные очерки – попытка монографического исследования отдельных вопросов истории христианства Абхазии. Они построены, преимущественно, на первоисточниках и специальной литературе. Хотелось бы обратить внимание на то, что иной читатель данных очерков, особенно воцерковленный, может не получить удовлетворения в плане того, что в очерках мало что сказано о главном – о духовной стороне жизни Абхазской Церкви.

Конечно, коммунистическая эпоха оставила свой атеистический отпечаток на предлежащей работе, тем не менее необходимо отметить, что я в то время вообще не ставил своей целью исследование истории Церкви. Меня прежде всего интересовала история христианства в связи с историей абхазского народа, в частности с историей государственности Абхазии. Ибо христианство в средние века было в основном государственной официальной религией. Ко всему этому необходимо добавить и то, что в советское время, когда Абхазия была в положении грузинской коммунистической колонии, вся интеллектуальная энергия абхазской творческой интеллигенции была направлена на своеобразное абхазское рисорджименто, то есть на восстановление когда-то утерянной абхазской государственности. И это обусловило содержание и направление данных очерков.

Тем не менее, надеюсь, что это исследование в какой-то степени может стать определенной базой для дальнейшего воссоздания более или менее полной истории Абхазской Церкви. Ибо общее содержание работы, по-видимому, говорит о том, что с первых веков по рождении Иисуса Христа до наших дней православное сознание и его влияние в Абхазии никогда не прерывалось. Наоборот, Православие в Абхазии всегда было фундаментом нравственной полноты духа народа. И по всей вероятности, в основе нравственного кодекса абхазов – АПСУАРА – в большей степени лежат христианские заповеди!

И наконец, я считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность всем тем, кто оказывал мне помощь и поддержку в написании данного труда. Особенно хочу выразить глубокую благодарность профессору-востоковеду, ныне президенту Республики Абхазия Владиславу Григорьевичу Ардзинба, который, будучи научным сотрудником Института Востоковедения АН СССР, нередко находил время для чтения, правки, а также содействия публикации материалов данной работы. Я также обязан заведующему отделом древней истории Абхазского государственного музея, историку, нумизмату, знатоку древней и средневековой истории Мире Константиновне Инал-ипа за постоянную бескорыстную помощь при разработке почти всех страниц данного труда. В этой же связи нельзя не упомянуть блестящего филолога и историка, ныне директора Адыгейского государственного музея, Альмира Нуховича Абрегова. Помимо постоянной его помощи в исследовательской работе, общение с его интеллектуальным миром (в его бытность ученым секретарем Абхазгосмузея) давало мне колоссальные знания, будто я заканчивал новый университет! Мне хочется также выразить благодарность: историку по античной и христианской культурам профессору Людмиле Хрушковой; профессору-филологу, ныне работающему в Голландском научном центре, Вячеславу Чирикба; мифологу, литературоведу и источниковеду Руслану Гожба; поэту, историку, издателю Денису Чачхалиа; историку и эрудиту Циалы Чичба; археологам Владимиру Квициниа и Гаррику Сангулиа. Особо необходимо подчеркнуть постоянную помощь и поддержку, которые я каждый раз испытываю со стороны Виктора Джениа. Хочется также отметить моих пицундских (в Пицунде я был в качестве беженца во время грузино-абхазской войны) друзей: Вахтанга Хагба, Тенгиза Габуниа, Рабстана Аграба, Вадима Пилиа, которые всегда окружают меня заботой и теплотой. Здесь же я не могу не вспомнить моего сына Леона за оказание помощи в работе с текстами по классическим и иностранным языкам. И наконец, я обязан выразить особую благодарность Димитрию Дбару за издание данных очерков.

Прежде чем перейти к вопросу проникновения христианства в Абхазию¹, необходимо вкратце рассмотреть некоторые вопросы, касающиеся взаимоотношений Римской империи и Восточного побережья Черного моря, в частности, территории исторической Абхазии.

Известно, что после бурных событий Митридатовых войн в этом районе устанавливается власть римской военной администрации², в подчинении которой находились земли Колхиды (если не брать в расчет земель ахейцев, зихов и гениохов³), область которой имела для римлян немаловажное экономическое и стратегическое значение. Поэтому в течение всего I века по Р.X. Рим проводил весьма активно политику постепенного захвата побережья. В этот период письменные первоисточники фиксируют, по-видимому, давным-давно сформировавшиеся здесь самостоятельные царства апсилов, абазгов, санигов и других. Это первые официальные государственные образования Абхазии. Однако позднее они оказались вовлеченными в орбиту политического влияния Рима во время похода Трояна через Кавказские горные склоны в Парфию в 109 году, после известной битвы в Дакии.⁴ После указанного события древнеабхазское побережье было как политически, так и территориально связано с Римом, хотя оно сохраняло свою автономную государственность.

О начальном проникновении христианства на территорию древней Абхазии существуют различные версии. Самой популярной из них является церковное предание⁵, согласно которому семена первоначального христианства были занесены в Абхазию еще в I веке по Р. X. апостолом Андреем Первозванным и его спутником Симоном Кананитом⁶, прибывшими через Каппадокию и приморский город Трапезунд.

Так, согласно данным известного церковного историка митрополита Макария (Булгакова), апостол Андрей с проповедью прошел с южного Черноморского побережья в Вифинию и Понт и дошел до Абхазии, где находился город Себастополис⁷. По преданию, Симон Кананит, просвещая абхазов, во время гонения, в 55 году, принял мученическую смерть на берегах реки Псырдзха, где и был погребен. Впоследствии на этом месте была построена церковь его имени.⁸ По местному преданию абхазов, в этой старой церкви покоится и тело Симона Кананита.⁹ На наш взгляд, предание о смерти апостола Симона на территории позднеантичной Абхазии возникло как отражение реальных событий того периода. Видимо, эти ранние христианские традиции-реалии послужили впоследствии причиной и поводом создания на территории Абхазии, а именно в Питиунте (Пицунда), древнейшей христианской епископии.

По преданиям, записанным церковными авторами, северное и восточное побережье Черного моря, проповедуя новое учение, посетили пять апостолов: из них – четыре из числа двенадцати – Андрей, Матфей, Варфоломей, Иуда и один из семидесяти – Фаддей.¹⁰

Согласно другой версии, абхазов просвещал святой Григорий – знаменитый просветитель армян, который начал освящать церкви и поставлять в них священников. «Иного он отправил в Грузию, иного в страну абхазов, иного к аланам», читаем в арабской рукописи, найденной в Синае и опубликованной академиком Н. М. Марром.¹¹

Существует другой вариант истории проникновения христианства в наши края, связанный с расселением евреев на Кавказе. Так, П.К. Услар писал, что Закавказье было убежищем евреев-христиан, рассчитывавших «на покровительство единомышленников, издавна уже там поселявшихся».¹² Не касаясь достоверности этого сообщения, считаю уместным указать, что по свидетельству одного автора, в прошлом в Абхазии в одном из горных сел проживала группа абхазских евреев, говоривших «языком абхазов», не зная никакого другого.¹³ Небезынтересно в этом отношении указать на тот факт, что в развалинах Лыхненского дворца абхазских царей с правой стороны на втором этаже изображена шестиконечная звезда, так называемый щит Давида (Магендовид). По-видимому, этот еврейский символ дает нам информацию к размышлению, связанную с историей Багратидов, так как их одно время считали выходцами из Иудеи. К тому же, по исследованию доктора исторических наук Л. Г. Хрушковой, Лыхненский дворец был построен в X веке, в период царствования еще абхазских Багратидов.

Заслуживающим внимание, на наш взгляд, является и мнение о том, что христианство могло быть занесено в наши края не религиозными миссионерами, а римскими солдатами.¹⁴ Это мнение обосновывается следующим образом. В специальной литературе существует мнение, что в римских гарнизонах, дислоцированных со времен принципата Веспасиана Флавия на восточном побережье Черного моря, в том числе и на территории Абхазии, могли служить и солдаты-христиане¹⁵, ибо один из легионов т. н. XII Fulminata (частью которых являлись указанные легионы) содержал в своих рядах немало христиан.¹⁶ Имеются также сведения о том, что в это же время в Херсонесе, в какой-то степени близкой территории к Абхазии, в каменоломнях работало много христиан.¹⁷

Необходимо также отметить и версию о христианских мучениках, сосланных в Абхазию, в числе которых был некий Орентий со своими братьями. Известно, что христианство с самого своего возникновения подвергалось гонениям со стороны язычников во главе с императором. Гонение особо усиливается при императоре Диоклетиане, когда разрушались церкви, сжигались христианские книги, а каждый христианин должен был публично отречься от своей веры и принести жертвы языческим богам и обожествленным императорам.¹⁸ В этот период для борьбы с персами неким кубикуларием Родоном в Антиохии был сформирован отряд, среди воинов которого был и христианин Орентий с шестью братьями. Когда этих христиан перевели во Фракию, Орентий совершил подвиг – победил в единоборстве вождя варваров, вторгшихся в эту провинцию империи. В знак милости император предложил Орентию и его братьям принести благодарственную жертву языческим богам. Так как воины-христиане отказались это делать, разгневанный император отсылает их в Саталу и приказывает здешнему дуку силой обратить братьев в язычество, а в случае отказа – сослать в Абхазию. Никакими пытками дуку не удалось заставить братьев изменить своей вере. Измученных христиан отправляют в Абхазию, но по дороге братья один за другим погибают. Тело последнего из них – Лонгина, выброшенное морем, находят в Питиунте, где и хоронят. В.А. Леквинадзе полагает, что Орентий должен был быть доставлен именно в Питиунт, если бы он уцелел по дороге. По его мнению, известная питиунтская мозаика была посвящена мученику Орентию, и сохранившаяся часть латинской надписи на мозаике – ОРЕ–являет начальные буквы его имени.¹⁹ Здесь же уместно упомянуть и о многочисленных древних первоисточниках (особенно собранных и опубликованных в трудах Н.В. Пигулевской), сообщающих о распространении христианства в пределы Кавказа сирийскими проповедниками, о роли в христианизации народностей Кавказа таких сирийских городов, как Эдес, Селевкия, Антиохия и др.²⁰ По-видимому, христианство частично проникало в древнюю Абхазию и через названные города. В пользу этого предположения говорит тот факт, что Орентий со своими братьями был выходцем из Сирии.

Существует и такое предание, согласно которому известный учитель Церкви, страстный обличитель пороков византийского императорского двора святитель Иоанн Златоуст был также сослан в Абхазию. Здесь он скончался, а тело его было перевезено в Константинополь.²¹

Наконец, можно констатировать тот факт, что проникновение христианства в Абхазии связано, прежде всего, с культурными традициями античного мира, именно с эллинством (хотя этот условный, так названный, период кончается почти до возникновения христианства). Дело в том, что христианство первоначально развивалось в атмосфере эллинистической культуры, распространяясь через старые эллинистические центры – Антиохию, Кесарию Каппадокийскую и др.²² Что касается Абхазии, то основным пунктом, через который оно проникло сюда, был Питиунт, являвшийся также старой греческой колонией на побережье, где как внутри, так и в прилегающих к нему районах, несомненно, проживали эллинизированные представители местных абхазских народностей. Благодаря именно этому пункту древняя Абхазия становится как бы первым на всем Кавказе очагом христианской веры и центром его дальнейшего распространения.

Нельзя обойти вниманием и тот факт, что единственным представителем этого края на Первом Вселенском Соборе в 325 г. в городе Никее был епископ Питиунта Стратофил.²³ Имя его упоминается во всех списках епископов, участников этого Собора, сохранившихся в раннесредневековых документах: на греческом языке (венецианская рукопись XIII века), латинском и сирийском – рукопись Британского музея (VII в.), коптском языке (XI в.), арабском и армянском языках (XI век).²⁴ Нужно сказать, что сама Питиунтская епископия в период Никейского Собора подчинялась в церковном отношении Понт Полемонтийской епархии.²⁵

Не подлежит сомнению, что христианство проникает в древнюю Абхазию раньше, чем в другие страны Закавказья. Об этом красноречиво говорит не только участие вышеупомянутого епископа на Первом Вселенском Соборе, что уже само по себе является неоспоримым фактом, но и учреждение в Питиунте епископской кафедры, самой древней на всем Закавказье. Таким образом, один из древнейших городов позднеантичной Абхазии – Питиунт – занимает исключительное место в истории христианства на Кавказе.

Несомненно, участие представителя Питиунта на этом Первом Вселенском Соборе имеет большое значение не только с точки зрения истории христианизации, но и для истории культуры древней Абхазии. По справедливому замечанию академика С. Каухчишвили, Питиунт был настолько значительным и известным центром позднеантичной Абазгии, что его представитель был удостоен чести участия на Первом Вселенском Соборе.²⁶

Не подлежит также сомнению, что Питиунтская епископия обслуживала не только гарнизон крепости. По этому поводу Л. А. Мацулевич писал: «Христианство не ограничивалось в ней замкнутой средой гарнизона. Оно не могло не получить более широкое распространение среди местного населения города и тяготевшего к нему округа. В противном случае здесь не была бы учреждена епархия».²⁷ С. Каухчишвили, безусловно, прав, когда заявляет, что нельзя утверждать, что епископ Стратофил был представителем только питиунтских греков, как будто питиунтские жители – греки были окружены такой высокой стеной, что существование там сильной христианской организации и связанного с нею учения осталось совершенно неизвестным для местного населения.²⁸ З.В. Анчабадзе пишет, что «действительно, определенные элементы местного населения уже тогда исповедовали христианство. Не случайно, что позднейшие церковные легенды первоначальное распространение христианства на Западном Кавказе, в том числе и в Абхазии, приписывали апостолам... Эти легенды также свидетельствуют о раннем проникновении христианства на побережье Кавказа».²⁹

По нашему мнению, древнеабхазские народности могли иметь хотя бы спорадические связи с представителями христианства, не только накануне официального принятия ими новой религии в VI веке в качестве государственной, но и в первые века по Р.X. Например, солдаты-христиане, служившие в вышеуказанном легионе XII Fulminata, могли иметь реальные контакты с местным абхазским населением, привлекавшимся, видимо, к строительству лимеса, по крайней мере, как подсобная рабочая сила. Тем более известно, что большинство рядовых легионеров тех времен были провинциального происхождения.³⁰ Об этом же говорится в специальной литературе – «местным племенам вменялось тогда в обязанность оборонять границы империи».³¹ В связи с этим, по нашему мнению, можно предполагать, что даже с вышеуказанными воинами-христианами могли служить и представители местных абхазских народностей, которые, естественно, могли узнать и вообще приобщаться к новой религии, так как нам известно, что христианское учение первоначально нередко переносили с одной области в другую римские солдаты.³² Аналогичный факт – в ІІІ-ІV веках христианство распространялось среди готов Северного Причерноморья через поселившихся там христиан-солдат восточных римских провинций.³³ Из сведений Прокопия Кесарийского, более позднего времени, мы узнаем также о расселении римских солдат среди абазгов и их роли в христианизации Абхазии.³⁴ Но самым достоверным и вместе с тем очень важным, доказывающим существование ранних связей Абхазии с Византией в отношении интересующего нас вопроса, является тот факт, что согласно известному документу античного периода, так называемому Notitia dignitatum, в византийскую армию входила кавалерийская единица с названием «Ala prima Abasgorum» (первое абхазское крыло), состоящая из не менее 300 всадников.³⁵ Эта конная единица, по-видимому, несла службу не позднее конца IV века, так как сам документ был составлен в начале V века. Тем более, что после установившихся тесных связей с Римом в I-II веках представители местных народностей могли попасть на службу в римскую армию, так как известно, что еще при Трояне в римских войсках служили и кавказцы.³⁶

Одним словом, по нашему мнению, на основе вышеперечисленных аргументов в сочетании с церковным преданием можно не согласиться с мнением, высказанным еще в XIX веке Габроном Сабининым, автором «Истории Грузинской Церкви до конца VI века», о том, что «абхазы древние христиане, обращенные в эту религию еще в первые века нашей эры, но впоследствии от различных исторических обстоятельств отпали от новой религии».³⁷ В прошлом веке еще другой автор писал по этому поводу, что из-за гонения местных царей в Абхазии после первых веков семена и зачатки христианства «были истреблены в ней повсеместно».³⁸ На наш взгляд, такое категорическое высказывание, как, например: абхазы «отпали» от новой религии, или в Абхазии «после первых веков семена и зачатки христианства были истреблены повсеместно», не несут суть событий и ситуаций тех времен. Во-первых, эти авторы высказывают лишь свои предположения, ибо вряд ли где-нибудь существует такой первоисточник, который с точностью установил, что в интересующий нас период в Абхазии были поголовно истреблены все христиане, или среди населения не осталось ни одного приверженца христианской религии. Тут, видимо, речь идет об отсутствии легальных организаций христианских общин. Но естественно, что в народе было немало людей, исповедующих христианство, хотя бы нелегально. О том, что древнеабхазские народности были приобщены к христианству до его официального принятия (VI век), имеются и письменные сообщения. Например, в известной книге Прокопия Кесарийского «История войн римлян с персами» в 29 главе говорится, что «аланы и абазги являются христианами и издревле с римлянам были дружественны».³⁹ А все же какие же обстоятельства смогли отвергнуть новую религию (если таковое было) в Абхазии тех времен? В ответ на этот вопрос можно высказать следующее предположение. Во-первых, таким обстоятельством, по нашему мнению, могло быть то, что после того, как христианство стало государственной религией Римской империи, древнеабхазские народности стали чуждаться христианства как религии колонизаторов. Такое положение могло иметь место и в других странах в позднеантичный период. Во-вторых, отчуждению от христианства могли содействовать и сильные народные верования населения. Кстати, о борьбе народной веры с новой религией и победе последней, по-видимому, говорят факты строительства христианских храмов на местах (или одновременно) древнеабхазских святилищ: Дыдрыпшь, Лдзаа (Пицунда), Елыр, Лыхны, Лашькиндар и др.⁴⁰ Хотя эти святилища могли быть и «храмами», посвященными единому Богу Анцэа, о котором возвещали и Апостолы. Не напрасно по-абхазски и христианская икона, и народное святилище именуется одним словом – аныха. Кстати, и здесь заметим, что по данным наблюдений ХVІІІ-ХІХ веков большинство этих памятников Абхазии было объявлено «неприступными» – оберегаемыми местами. Думается, что это произошло из-за ревностного отношения к христианским памятникам во время владычества турок, дабы спасти их от иноверцев, и вообще для их сохранения.

На наш взгляд, хотя бы часть древнеабхазских народностей, по-видимому, тогда все же противилась христианству, как религии чужеземных угнетателей. Может возникнуть вопрос, почему именно они чуждались христианства, когда другие народности Кавказа, например, иберы и армяне охотно принимали его, подкрепляя письменностью. В связи с особой сложностью поставленного вопроса, необходимо произвести краткий экскурс в историю политических и культурных связей народностей Кавказа (кроме западных) с мировыми империями позднеантичного времени. Дело в том, что, по справедливому заявлению крупнейшего историка-кавказоведа А.Н. Новосельцева, с усилением Парфянской державы и утверждением ее противника Рима в Малой Азии и Восточном Средиземноморье закавказские государства – Армения, Иберия и Албания – попали в орбиту большой политики этих двух мировых империй. Позже, когда место парфянских царей заняли сасаниды, выдававшие себя за потомков древних Ахеменидов, а от Римской империи уцелела лишь ее восточная половина – Византия, страны Закавказья продолжали оставаться яблоком раздора между правителями Ирана и Византии. Более того, «в этот период непосредственной близости от Закавказья, – пишет А.Н. Новосельцев, – существовало три главных культурных очага, каждый из которых был тесно связан друг с другом, а также и с местной культурой закавказских народов. Речь идет об античной культуре иранской цивилизации и культуре арамейцев – семитского населения Передней Азии, впитавшей в себя многовековые достижения древних народов Месопотамии, Сирии и отчасти Малой Азии. Арамейская же культура служила в ту пору как бы мостом, соединявшим собственно античную культуру с достояниями цивилизации Ирана, Средней Азии, Индии».⁴¹ Две державы, находящиеся в непосредственном соседстве с кавказскими государствами, – Сасанидский Иран (со своей религией зороастризма) и Рим-Византия (с христианством) стремились распространить свою экспансию в Закавказье. Чтобы не попасть под влияние ирано-восточной агрессии, армяне и иберы находили себе союзников в лице Римско-Византийской империи.⁴²

Абхазские же народности, географически граничащие только с Византией, безусловно, были в другом геополитическом пространстве, то есть, у них не было как бы двух альтернативных вариантов в выборе наименьших зол, поэтому, как мы выше указали, они могли чуждаться христианства (идущего от агрессивной Византии), как религии своих врагов-поработителей. По-видимому, в силу этой причины в раннесредневековой Абхазии могла не зародиться (или не возродиться⁴³) и письменность. Возникновение письменности в этот период у других народов Кавказа у армян и иберов было обусловлено борьбой против зороастризма, утвердившегося к тому времени довольно прочно в Албании, а также и в восточных областях Армении и других местах Закавказья (хотя известно, что в Армении, Иберии и Албании для разных целей тогда использовали греческие, арамейские и среднеперсидские языки). Кавказские просветители конца IV – начала V веков создали свои алфавиты на основе или с использованием арамейского и среднеперсидского языков.⁴⁴

По всей вероятности, первоначально христианство распространялось в прибрежной Абхазии среди определенных кругов населения, как это имело место в других местах Кавказа. Противниками же его распространения могли быть не только «жрецы» народной религии, которые вместе с ореолом «святости» теряли власть и имущество, но и владетельные князья и цари, которые, безусловно, были проводниками политики гонения христиан, как это имело место и в самой Римской империи. Это признавали и сами церковные историки. Так, митрополит Макарий писал: «Как и в других странах мира, христианство в Закавказье встречало множество препятствий со стороны язычников (вряд ли абхазы были язычниками – А. Е.), преданных вере отцов; со стороны жрецов, которым угрожало многими неприятностями; со стороны царей и правителей, издавна привыкших показывать себя покровителями и защитниками религии народной».⁴⁵ Из первого послания апостола Петра, адресованного христианским общинам Понта, Вифинии, Каппадокии, Галатии и других мест, мы знаем о сложностях, встречавшихся на пути христианизации⁴⁶ в период так называемого катакомбного или нелегального его распространения. По нашему мнению, это можно отнести и к позднеантичной Абхазии, так как в этот период Питиунт подчинялся Понту.

Препятствием проникновению христианства среди древнеабхазских народностей в какой-то степени мог стать и греческий язык, на котором совершалось богослужение, хотя не исключена возможность, что тогда среди местных абхазов было немало владевших (особенно правящие круги и торговый люд) этим языком, ибо, как известно, греческий языковой поток проник сюда на 7–8 веков раньше, чем появилось христианство. Не напрасно в абхазской лексике немало грецизма. На наш взгляд, в тот период могли быть и специальные переводчики, тем более известно, что задолго до этого в Диоскуриаде было большое количество переводчиков, обслуживавших торговые и другие дела на местах.⁴⁷

Для восприятия христианства с его философско-догматическими концепциями была необходима определенная социальная почва. Известно, что уже к I-II векам по Р.X. у древнеабхазских народностей существует несколько государственных объединений с царями во главе.⁴⁸ Следовательно, в интересующий нас период эти народности имели в основе своей социальной структуры раннеклассовый строй, создавший необходимые условия для восприятия новой религии. Кроме того, нельзя говорить о распространении христианства в той или иной стране без соответствующего духовного уровня народа. В свою очередь, новая религия не уживается в стране, где в какой-то степени она не соответствует политическим требованиям идеологии данной среды.⁴⁹ Политической же идеологией (если так можно выразиться) позднеантичной Абхазии могла быть местная народная, ментальная религия, дифференциация и стабилизация пантеона которой в основном, видимо, завершились еще в античный период.⁵⁰ Божества: земледелия (Джаджа), скотоводства (Айтар), металлургии (Ашашвы)⁵¹, ткачества (Ерыш), военной традиции (Ареааи)⁵², мореходства (Аитеных)⁵³ и другие являются показателями разностороннего религиозного и хозяйственного быта абхазов, а также выразителями дифференциации хозяйственной и общественной деятельности народа и их производственных отношений в период оформления пантеона. А верховный единый Бог Анцэа – это прямой дериват единого царя-правителя, являющийся, в свою очередь, детерминатором государственного строя. Так что новая религия – христианство нашла, видимо, весьма благоприятную почву для своего распространения и развития. Тем более, известно, что абхазы исстари знали одного единого Бога Анцэа. А все остальные, по их мнению, были служителями Зылпха Хаура. Словом, абхазы в христианстве видели свою древнюю веру в единого Бога.

Надо учесть и то, что, по мнению многих ученых, распространение христианства во многих странах (например, в Армении, Грузии, России и так далее) связано лишь с развитием феодальных отношений. Однако, видимо, нельзя обойти тот неопровержимый факт, что христианство зародилось и выросло в недрах рабовладельческого (дофеодального), общества, и именно в этой же общественной формации оно пустило свои первые всходы. В связи с этим, если иметь в виду позднеантичную прибрежную Абхазию, то, по мнению З.В. Анчабадзе, тогда здесь господствовали раннерабовладельческие отношения⁵⁴ с достаточной экономической базой, которая могла стать почвой для восприятия христианства.

Говоря о раннем христианстве в Абхазии, нельзя, на наш взгляд, не упомянуть такие редчайшие древнехристианские памятники, как Пицундская базилика и, особенно, ее мозаика, украшавшая ее в более позднее время. По данным В.А. Леквинадзе, базилика была кафедральным храмом времен Стратофила, а надпись же мозаики была посвящена мученику Орентию.⁵⁵ А медальон с греческими начальными буквами (тоже на мозаике) имени Христа «X» и «Р» и словами «Аз есьме Альфа и Омега», извлеченный из Апокалипсиса Иоанна, встречающихся в храмах и на предметах церковной утвари еще с первых веков по Р. X., имеет прямое отношение к самому раннему распространению христианства.⁵⁶ Следует также упомянуть обнаруженный археологами ранний христианский памятник – большую базилику в селе Алахадзы (близ Пицунды), а также древнюю церковь в Сухуме, относящиеся к ІV-VI векам по Р. X.⁵⁷, и стеклянные сосуды евхаристического характера, найденные в Пицунде с палеохристианскими символами – Христос в образе доброго пастыря, опирающийся на посох, рядом с агнцем и др., – относящиеся к IV веку по Р. X.⁵⁸

О том, что христианство могло проникнуть в древнюю Абхазию, не только в ее прибрежную часть, но и во внутреннегорные районы не позднее VI века, говорят хорошо известные в специальной литературе археологические материалы из Цебельды (два нательных креста, крестовидные инкрустации пряжек и так далее). Нет необходимости распространяться о них, ибо об этих памятниках написано немало страниц.⁵⁹ Хочу обратить внимание лишь на то, что древняя Цебельда лежала в том горном районе Абхазии, через который проходил известный в древности «Абхазский военный и торговый путь»⁶⁰, который связывал Ближний Восток с Северным Кавказом. Известно также, что через один (или несколько) из абхазских перевалов проходил знаменитый «шелковый путь».⁶¹ Именно благодаря этой транскавказской магистрали, на наш взгляд, Цебельда стала как бы перевалочным пунктом для многих народов.

Так, в Цебельде обнаружены предметы из Сирии, Египта, Персии, Рима, Китая, Малой Азии, Прибалтики, Франции и других.⁶² Цебельда была тем местом древней Абхазии, куда не менее, чем в другие части края, могла проникнуть римсковизантийская идеология, в том числе и христианство. Если христианство в соседнюю с Абхазией Иберию не только проникает в IV веке, но и становится официальной религией ее, то почему оно не могло дойти до Цебельды ранее VI века в то время, как последняя находилась, как говорится, в двух шагах от Питиунтской епископии? По всей вероятности, в эту область с особой целью проникали представители Питиунтского епископа и, по-видимому, создавали там так называемые филиальные церкви, ибо она была одним из стратегических горных проходов кавказской границы империи. К тому же заинтересованность Рима в поддержке добрых отношений с жителями этой горной области позднеантичной Абхазии, по-видимому, усиливается после III века, когда готы опустошили область Каппадокии, Питиунта и Эфеса⁶³, и особенно с IV века, когда появилась еще более опасная сила в лице гуннов. К тому же о ранних связях этого края Абхазии с Римской империей говорит и имя апсилийского царя Юлиана, зафиксированное в начале II века нашей эры.⁶⁴ Кроме всего этого нельзя, видимо, забывать и о том, какое огромное влияние оказывало христианство на все стороны общественной жизни Византии в VI веке, особенно идеологию, политику, законодательство, быт, нравы⁶⁵ и так далее. Не напрасно поэтому византийские дипломаты, купцы и пилигримы, проникавшие в кавказские края, были одновременно и христианскими миссионерами.⁶⁶ А с V века в Византии даже коронация самого императора происходила в церкви.⁶⁷ Поэтому нужно полагать, что страны Закавказья, в какой-то степени связанные с Византией, в интересующий нас период были прежде всего зависимы и в церковном отношении. Так что нет смысла отрицать проникновение христианства в Цебельду вплоть до VII века нашей эры.⁶⁸

Таким образом, исходя из изложенного, можно сделать вывод о том, что древне-абхазские народности – абазги, апсилы и другие – были приобщены к христианской религии еще с апостольских времен.⁶⁹

История даты обращения абхазов в христианство пока еще не была предметом специального исследования, хотя в ряде работ были затронуты некоторые ее аспекты.⁷¹ Между тем вопрос о времени и условиях христианизации Абхазии, на наш взгляд, имеет важное значение не только для исследования истории христианства и культуры (в широком смысле слова) Абхазии и Кавказа в целом, но и для изучения истории ранневизантийской дипломатии и системы международных отношений того периода.

Византийский историк Прокопий Кесарийский, автор исторической хроники, касающейся истории обращения абазгов (непосредственные предки абхазского народа) в христианство, писал, что абазги были язычниками, но в царствование императора Юстиниана они приняли христианство, что сам император послал к ним одного из своих евнухов, родом абхаза, Евфрата, что тогда же император воздвиг для них храм Богородицы, назначив к ним священников, и добился того, чтобы они приняли весь христианский образ жизни. В скором времени абазги, стремившиеся к независимости, низложили своих царей, что дало возможность римским воинам, давно расселившимся на тех территориях, присоединить эту страну к владениям Римской империи.⁷²

Очевидно, что в данном пассаже сочинения Прокопия речь идет о важном политическом акте: обращении абазгов в христианстве и присоединении страны к владению Римской империи. В отношении стремлений к независимости и свержения своих царей абхазов некоторые исследователи считают, что здесь произошло освобождение Абхазии от Персии и присоединение ее к Византийской империи. Так или иначе, эти события произошли почти одновременно, в период царствования Юстиниана (527–565 гг.). На наш взгляд, этот акт явился одним из проявлений характерной внешнеполитической практики Византийской империи, разработка которой, несомненно, принадлежит самому Юстиниану.⁷³

Прежде всего отметим, что, на наш взгляд, цели этой изощренной дипломатии, видимо, заключались в охране границ империи в связи с непримиримым врагом – Персией и в предельном расширении или сохранении областей политической гегемонии, создании у ее границ полузависимых государств-федератов, лояльность которых по отношению к империи укрепилась в основном благодаря принятию христианства.⁷⁴ Все эти компоненты политической доктрины Юстиниана получили жизненную силу и реальное воплощение при проведении им внешнеполитических акций, особенно в период осложнения отношений с непримиримым врагом – Сасанидским Ираном. Нужно отметить особое значение кавказского региона для безопасности империи, традиционно определявшейся элементарной геополитикой, а также тем, что у двух крайних пунктов перешейка, отделяющего Черное море от Каспийского, греко-римская цивилизация Средиземноморья нередко встречалась и сталкивалась с экспансией азиатских держав. Усилия имперской дипломатии в этом регионе были направлены как на достижение благоприятного равновесия сил на Кавказе, так и на создание оплота против нападения персов через Малую Азию на Константинополь.⁷⁵ Народы этого региона могли оказать реальную услугу империи в соответствии с их географическим положением и военными ресурсами. Так, поданным Дмитрия Оболенского, в частности в VI веке, на восточном побережье Черного моря абазги и зихи могли предоставить возможность византийскому флоту действовать у своего побережья и поддержать левый фланг северо-восточного фронта во время войн с персами. Южнее лазы охраняли подступы к северному побережью Малой Азии.⁷⁶ Использование империей местных военных сил имело место и раньше. Источники называют отдельное военное соединение абхазов (абазгов), входящее в состав византийской армии и стоявшее в Египте в V веке. (Оно именовалось Ala prima Abasgorum, «Лучшее абхазское крыло»).⁷⁷ В то же время в Севастополе (нынешний Сухум) стояла военная часть Ромеи: Prima cogors Claudia equitata, «Первая конная когорта Клаудия».⁷⁸

Наряду с этим необходимо отметить и экономическую заинтересованность империи в ресурсах Восточного Причерноморья. Корабельный лес, шерсть, пушнина, кожа, мёд, воск, особенно рабы – вот неполный перечень вывозимых Византией товаров из края.⁷⁹ С VI века иранские купцы монополизировали торговлю китайским шелком. Византия в свою очередь стремилась обойти Иран и установить контакты, прежде всего, с Согдийскими купцами – партнёрами китайских поставщиков шелка. Для этого был выбран новый маршрут, который шел из Средней Азии по Северному Кавказу, через абхазский перевальный путь, к Черному морю, а затем в Трапезунт. Отсюда купцы добирались до Константинополя.⁸⁰

Важной причиной усиления военной и дипломатической активности Византии в Абхазии в VI в. было стремление Сасанидского Ирана выйти к берегам Черного моря для завоевания имперского пути к Константинополю.⁸¹ К тому же времени Иран упразднил царства в восточной части Армении, Албании и Картли; граница Византии и Персии в тот период проходила по территории современной Грузии, по Лихскому хребту, разделявшему Картли и Лазику.⁸² Лазика и Абхазия оказались на территории, подвластной Византии.⁸³ Армянское нагорье и Лазика, а также Абхазия имели тогда особое стратегическое значение. Не случайно в этот период византийцы ввели свои войска в Лазику, где ими была построена крепость Петра.⁸⁴ Но, по-видимому, в то время учитывалась важность стратегического положения и Абхазии. Поэтому Византия, как видно, предпочла именно здесь дипломатию войне.⁸⁵

Дело в том, что отношение империи к народам периферии носило вполне определенный характер: максимум внимания, формальная лояльность, регулярное субсидирование в обмен на право самоуправления, предоставление вождям и главам периферийных народов государственных чинов и служебных должностей.⁸⁶ При этом Византия прежде всего учитывала собственные имперские выгоды, в первую очередь во внешнеполитическом плане. Этим объясняется, на наш взгляд, повышенный интерес Юстиниана к абхазам в тот период. По сообщению византийских историков, Юстиниан запретил абазгским князьям оскоплять детей своих соплеменников и продавать их. Он открыл школу в Константинополе для абхазских детей, восстановил разрушенный город Себастополис (ныне Сухум), в большом количестве брал абхазов-евнухов на чиновничью службу в столице, и в личную охрану набирал в основном абазгов.⁸⁷ По инициативе самого же императора Юстиниана христианство объявляется официальной государственной религией в Абхазии, и для новообращенных абазгов был построен храм Богородицы. И наконец, для рукоположения нового абхазского клира были присланы из столицы епископы. Эти мероприятия осуществлялись по поручению самого императора одним из столичных чиновников, тоже абхазцем – Евфратом.⁸⁸ Весь этот комплекс мер в отношении Абхазии и абхазов со стороны Византии, на наш взгляд, нельзя объяснить иначе, как проявлением внешнеполитического курса империи в западном Закавказье – по своеобразной системе экспансии без легионеров. В результате этого, по нашему мнению, абхазы оказались обращенными в христианство.

Однако вряд ли можно объяснить христианизацию абхазов лишь как результат одних стратегических планов Юстиниана на Кавказе. Уже задолго до этого периода абхазам уделялось внимание со стороны правящих кругов Византии, о чем говорят функционирование вышеназванной воинской кавалерийской единицы Ala ргіmа Abasgorum и присутствие абазгов в столь значительном количестве при дворе императора.⁸⁹ Обращение абазгов в христианство, конечно, было обусловлено комплексом факторов, среди которых, по-видимому, главным являлось стремление империи закрепить свои позиции в Западном Закавказье в противовес Ирану.

Идеологическая же направленность политики Византии исходила из идеи универсальности империи, которую византийцы считали единственным законным повелителем цивилизованного мира, а император считался верховным главой христианского мира и представителем Бога на земле.⁹⁰ В Абхазии, как и всюду, осуществлялся идейный принцип pax Romana pax Christiana, то есть принимавшие православную веру «становились цивилизованными».⁹¹ Кроме шовинистической и аннексионистической морали, которой руководствовались византийцы, в данном случае необходимо отметить и то, что в какой-то степени и сама ситуация того периода обусловливала некоторые интегративные процессы, ибо тогдашний мир, фактически лишенный внутреннего единства, был объединен христианством против общего европейского врага – сарацин (в данном случае персов), а Церковь с ее феодальным землевладением служила реальной связью между различными странами.⁹²

Приведенные здесь примеры из внешнеполитической жизни империи имеют, на наш взгляд, исключительное значение и в отношении христианизации Абхазии, так как система международных отношений Кавказа, Малой Азии и Переднего Востока того периода во многом определяла политическую и идеологическую обстановку на Кавказе. В этой связи А.П. Новосельцев справедливо подчеркивает, что историю Ирана и Византии нельзя обойти при освещении истории народов Кавказа раннего средневековья.⁹³

Тем не менее, на наш взгляд, нельзя не отметить и то, что сама Абхазия в этот период по своему экономическому и этническому развитию была, по-видимому, готова к восприятию новой веры – христианства. О значительном прогрессе в развитии материальной культуры местного населения того периода свидетельствуют многочисленные археологические материалы, выявленные, в основном, за последние годы. Это разнообразная керамическая посуда, различные по характеру украшения, вооружение и конское снаряжение, многочисленные монеты, орудия труда, предметы металлообработки и многое другое. Было выявлено также значительное количество оборонительных, гражданских и культовых сооружений того периода.⁹⁴ Эти археологические материалы, памятники архитектуры и художественной культуры отражают высокий уровень производительных сил и производственных отношений абхазских народностей, начиная с позднеантичного периода. Они свидетельствуют также о теснейших связях региона с обширным культурным миром той эпохи. Экономическое, социально-политическое и этническое развитие, а также идеологическое состояние абхазов раннего средневековья в значительной мере было обусловлено их разносторонними контактами с развитыми народами тогдашнего цивилизованного мира, особенно с персидским и греческим миром.⁹⁵

Состояние же классовых отношений в Абхазии VI века характеризует ряд письменных источников.⁹⁶ Они свидетельствуют, в частности, о наличии в абхазской среде реальных раннефеодальных отношений, что создавало благоприятные предпосылки для восприятия христианской религии.

В литературе по истории Абхазии до сих пор отсутствуют работы, в которых была бы предпринята попытка определить дату крещения абхазов. Прокопий Кесарийский, автор хроники крещения абхазов, не дает точной даты этого события, хотя он относит его ко времени царствования императора Юстиниана. Судя по исторической ситуации того времени в интересующем нас регионе, можно предполагать, что официальное принятие новой религии абхазами могло произойти в конце 20-х годов VI века. На наш взгляд, именно это время являлось наиболее выгодным в тактическом отношении моментом для осуществления такого мирного акта, как принятие христианства абхазами. В самом деле, это был наиболее мирный период между первой (527 г.) и второй (540 г.) войнами Византии с Сасанидским Ираном, когда оба государства, упорядочивая свои внутренние дела, готовились к новой войне друг против друга. При этом они не упускали возможности привлечь на свою сторону периферийные страны и народы.

Дело в том, что после 540 г. отношения между ними резко изменились. Был нарушен «вечный мир», огромная армия персов во главе с шахом Хосровом в 541 году вторглась в Сирию. После ее опустошения военный театр был сразу же перенесен в Лазику, где Хосров овладел крепостью Петра, построенной императором Юстинианом. Иранцы не остановились в пределах Лазики. И на территории Абхазии они захватили Себастополис и Цибилиум.⁹⁷ Таким образом, между 541 и 548 гг. из-за военных действий на Кавказе и в самой Абхазии у Византии не было подходящего момента для совершения массового крещения, строительства храмов для богослужения и т.д.⁹⁸, так что крещение абхазов могло произойти между 527–541 гг.⁹⁹ Точнее, оно могло иметь место до 536 года, так как нам известно из источников, что к тому времени зихи (адыги) и абхазы уже исповедовали христианство, а первые даже имели епископа.¹⁰⁰ Возможно, это произошло на следующий год после того, как гуннский князь Грод или Горда, правивший в Босфоре, в 528 году принял крещение.¹⁰¹

Наиболее достоверным нам представляется сообщение Иерусалимского патриарха Досифея о том, что абазги были обращены в христианство в 529 году.¹⁰² Дело в том, что, согласно Прокопию, как отмечено выше, абазги были обращены в христианство в царствование Юстиниана. Последний, как известно, вступил на трон в 527 году. Однако в том же году началась тяжелая затяжная война Византии и Персии¹⁰³, которая, как нам представлялось, могла помешать акту крещения народа. Тем не менее можно предположить, что официальное крещение абхазов произошло в 529 г. или между 528–534 годами. Видимо, в это время Византия на северном и северо-восточном побережье Черного моря в широких масштабах осуществляла христианизацию народов периферии, будущих федератов империи. Такая деятельность империи могла происходить и через посредство Херсонеса или Босфора. Херсонес, как известно, был важным центром миссионерской деятельности Византийской Церкви в Крыму. Он использовался также для наблюдения за тем, что происходило в областях к северу от Крыма и в районе Кавказа.

Естественно, здесь не может не возникнуть вопрос: когда же христианскую веру официально признали и другие абхазские этнические образования того периода – апсилы, миссимиане и другие? Как интерпретировать те многочисленные и интересные памятники христианской архитектуры и предметы культа, сохранившиеся до наших дней, в основном, обнаруженные археологами на территории Абхазии, которые датируются временем до 30-х годов VI века?

В литературе уже высказывалось мнение о более ранней христианизации апсилов и миссимиян¹⁰⁴, хотя в исторических источниках отсутствуют прямые указания на это. Сообщение Прокопия о том, что «апсилы с давних пор христиане», на наш взгляд, не дает полного основания для категорического утверждения об официальной христианизации апсилов до 30-х годов VI века. Во-первых, неясно, какой промежуток времени отделяет этот момент от данного заявления Прокопия – «с давних пор». Во-вторых, часто повторяемые Прокопием «с давних пор» или «издревле», по всей вероятности, не несут у него определенной смысловой нагрузки. По крайней мере его сообщение в книге «История войн римлян с персами» о том, что абазги «издревле» христиане и римлянам дружественны¹⁰⁵, явно противоречит его же сообщению о принятии христианства абазгами в VI веке, в царствование Юстиниана. Сообщение другого историка-хрониста Агафия Миринейского о том, что во время переговоров с римскими военачальниками мисимийские послы называли себе представителями народа, уже «с давних времен» подчиненного римлянам и одной с ним религии¹⁰⁶, по нашему мнению, тоже не говорит еще об официальном принятии христианства миссимианами. Естественно, что здесь речь идет о распространении христианства в Абхазии, по-видимому, в первую очередь под влиянием Питиунтской епископии, функционировавшей здесь с IV века по Р. X., о чем мы уже писали.¹⁰⁷ К тому же миссимийские послы в тот момент могли заявить так из дипломатических соображений, чтобы выразить свою приверженность римлянам.

Однако нельзя не учитывать того обстоятельства, что в Абхазии благодаря археологическим раскопкам обнаружены интересные архитектурные памятники культового назначения, датируемые временем ранее VI века. Мы имеем в виду прежде всего древнюю базилику, в которой служил участник Первого Вселенского Собора в Никее епископ Стратофил, и трехнефную базилику с мозаикой (обе из Питиунта), церкви № 2, № 3 в горной Цебельде и Себастополисе (Сухум)¹⁰⁸ и др.

В последнее время раннехристианским памятникам Абхазии было посвящено несколько работ, среди которых следует отметить статьи В.А. Леквинадзе, Л.Г. Хрушковой, М.К. Хотелашвили и А.Я. Якобсон и другие.¹⁰⁹ Ни в одной из этих статей, в том числе в работе Л.Г. Хрушковой, специально посвященной христианству у апсилов,¹¹⁰ не утверждается, что официальное обращение в христианство апсилов или других ранне-абхазских народностей имело место до VI века.

С нашей точки зрения, упомянутые раннехристианские памятники появились в Абхазии как следствие деятельности духовенства, в основном, Питиунтской епархии. К тому же, по мнению самой Л.Г. Хрушковой, исследовавшей цебельдинские церкви, последние сходны с питиунтскими, которые, в свою очередь, имеют аналогии с раннехристианскими памятниками Рима и Малой Азии.¹¹¹ В этой связи небезынтересно привести сведения византийского автора V века по Р. X. – Феодорита Кирского, который жалеет, что не все народы, которые лояльны к римлянам, в том числе абазги, живут по законам римским; хотя скифы, сарматы и почти все народы и племена приняли законы Христа, для чего не понадобилось оружия.¹¹² Словом, на наш взгляд, функционирование Питиунтской епископии на территории Абхазии в IV веке может говорить о влиянии христианства на абхазов. Однако официальное крещение абхазов произошло позднее – в конце 20-х годов VI века по Р.X. Хотя позднеантичные церковные источники, повествуя об обращении в христианство представителей некоторых народов кавказского региона, в частности абазгов, придерживаются мнения о том, что они (абазги) еще тогда, то есть до VI века, приняли христианство. Так, например, в Acta Andrea сказано: «Великий Андрей вместе с Симоном прибыли в аланскую страну и достигли города, называемого Фуста; сотворив там много чудес и знамений, многих наставив и просветив, они направились в Абасгию; и придя в Себастополь Великий, возгласили слово о вере и познании Божием; и многие из тех, кто слушал, обратились».¹¹³

Выше уже было отмечено, что христианство проникло в кавказские края, в частности в Абхазию, раньше, чем оно было признано здесь в качестве государственной религии. Например, известно, что в 325 году на территории Абхазии, а именно в Пицунде, уже существовала сильная христианская епископия, представитель которой принимал участие в Первом Вселенском Соборе.¹¹⁴ Естественно, христианство уже тогда могло проникнуть в среду всех абхазских этнических образований – абазгов, апсилов и так далее. Поэтому не удивительно распространение на территории Абхазии памятников христианского культа IV и V веков по Р. X.¹¹⁵

Не только о раннем приобщении абхазов к христианству, но и о приверженности их к христианским традициям писали многие авторы. Например, некоторые авторы XIX века писали, что «абхазы», обитающие на берегах Черного моря, доныне празднуют три дня Пасху, День сошествия Святого Духа, а 25 декабря празднуют и Рождество Христово.¹¹⁶ Древность христианства в Абхазии подтверждают и такие факты. В недавно переизданном капитальном труде «История Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова), в приложении под названием «Вселенские святые І–Х веков» как почитаемые в Абхазии приведены следующие святые мужи: святой апостол Андрей Первозванный, Симон Кананит, мученик Василиск и святитель Иоанн Златоуст.¹¹⁷ В этой же работе в главе «Церковь Христова в Грузии, Колхиде и Абхазии» для иллюстрации раннехристианских памятников в указанном регионе приведены только лишь абхазские археологические открытия – древнехристианские сооружения (с. 150–157). Несомненно, что абхазы очень рано были приобщены к христианству и, видимо, прав был академик Н.Я. Марр, когда несколько гипертрофированно писал, что христианизированная часть абхазского народа несла с восточно-христианской культурой греческое просвещение.¹¹⁸

Словом, завершая данный пассаж, относительно даты крещения абхазов можем отметить, что они были приобщены к христианству с самого раннего (апостольского) периода, однако они как бы вторично, уже официально приняли христианство в качестве государственного культа в VI веке подобно тому, как это было в Кавказской Албании.¹¹⁹ Обращение абхазов в христианство было обусловлено, видимо, не только военной и клерикальной дипломатией Византии в период ее войны с персами, но и закономерным развитием религиозного сознания абхазского народа.

Некоторые обстоятельства вынуждают нас обратить внимание на еще один вопрос. Речь идет о выяснении национальной принадлежности клира и мирян в древнейшей Питиунтской епископии. Известно, что древний Питиунт, так же как и Диоскуриада, являлся греческой колонией на восточном побережье Черного моря.¹²⁰ Естественно, этот город вплоть до позднеантичного периода оставался в основном греческим.¹²¹ По-видимому, и к позднеантичному периоду греческие традиции в этом городе должны были сохраняться не только в архитектуре, но и в идеологии, искусстве, ремесле.¹²² В этом отношении, по всей вероятности, не составляла исключения и христианская епархия, функционировавшая в Питиунте. Исследователи указывали, что Питиунтская епархия была в то время одной из тех, которые были основаны греками на восточном побережье Черного моря для религиозных нужд, в первую очередь, греческих колонистов.¹²³ К тому же, как нам известно, в церковном отношении эта епископия тогда относилась к Понт Полемонтийскому митрополичьему округу.¹²⁴ Однако в последнее время некоторые ученые пытаются доказать, что культура древнего Питиунта была только местной. В качестве главного аргумента для доказательства этого тезиса были попытки использовать обнаруженную на пицундской мозаике греческую надпись. В.А. Леквинадзе в специальной статье убедительно доказал, что надпись на мозаике является поминальной и посвящена она одному из известных и почитаемых мучеников раннего средневековья – Орентию и его братьям.¹²⁵ Тем не менее Т.С. Каухчишвили склонна считать, что эта надпись – ктиторская и полное ее прочтение таково: «По молению Орели и всего его дома»¹²⁶ – автор восстанавливает отсутствующую, по ее мнению, в лакуне греческую букву ламбду и хочет доказать, что это слово необходимо читать как «Орел», то есть «Орели», что созвучно с грузинскими именами типа Беврэли, Натэли и т.д.¹²⁷ Я не специалист в области эпиграфики и не берусь оспаривать чтение текста, предложенное Т.С. Каухчишвили. Однако, по-моему, трудно опровергнуть мнение В.А. Леквинадзе, поскольку его доводы и аргументации хорошо согласуются с тем обстоятельством, что строительство Питиунтской базилики с мозаикой было обусловлено использованием ее в качестве мартирия.

Вряд ли стоило подробно останавливаться на чтении надписи, если бы она не привлекалась в качестве аргумента для доказательства того, что в IV веке в Лазике христианство становится государственной религией.¹²⁸ Допускается, что если мозаика с текстом посвящена грузину, стало быть, и остальные жители Питиунта, тоже грузины, вернее, лазы, судя по трактовке мозаики, в IV веке приняли христианство как государственную религию. Это, в свою очередь, используется для доказательства одновременного принятия христианства в IV веке во всей Грузии, как в восточной ее части – Иберии, так и в западной – Лазике.¹²⁹

Конечно, христианство в Западной Грузии (Лазике) могло быть объявлено государственной религией одновременно с Иберией в IV веке. Однако совершенно недостаточно одного имени Орела (если даже оно было выложено на мозаике) для доказательства такого тезиса и тем более для вывода о том, что древний Питиунт был грузинским городом. Сама Лазика, как известно, этнически и географически находилась в Западной Грузии, не захватывая Абхазии, тем более исторической Абазгии, на территории которой был расположен Питиунт. В частности, по мнению С.К. Каухчишвиди, Питиунт был в тот период значительным и известным центром Абазгии.¹³⁰ О том, что в западногрузинскую, вернее, Лазскую митрополию в ранее средневековье не входила территория Абазгии вместе со своим автокефальным архиепископством, говорят константинопольские церковные нарративные документы, так называемые Notitiae episcopatuum.¹³¹ Прокопий Кесарийский также сообщает об обращении в христианство абазгов (отдельно от лазов) при императоре Юстиниане. Что же касается древнейшей Питиунтской епископии, то она была греческой: естественно, здесь и духовенство, и прихожане, в основном, были греками. Надпись на мозаике, как и сама мозаика, по типу, форме и содержанию относится к типичным памятникам греко-римского мира и исполнена в его традициях.¹³² И если к данной епископии были приобщены какие-то слои местного населения, то, по нашему мнению, это должны были быть прежде всего абазги, ибо Питиунт был расположен на их территории.¹³³ Что же касается заявления представителей грузинского духовенства, в частности, епископа Кириона, о том, что, мол, «Грузия просветила абхазов христианством и поэтому имеет право на управление ими»,¹³⁴ оно не имеет никакой логической и исторической почвы.

Важный вопрос о месте строительства Юстинианом храма Богородицы для абхазских неофитов до сих пор не нашел окончательного решения. Дискуссия по этому вопросу идет уже около ста лет. По этому вопросу свои мнения высказывали Фредерик Дюбуа де Монперэ, Н. Кондаков, П.С. Уварова, Ю. Кулаковский, К. Кекелидзе, Л. Меликсет-Беков, С. Каухчишвили, Г. Чубинашвили, З. Анчабадзе, В. Леквинадзе.¹³⁵ Очевидно, что для решения этого важного вопроса нужны комплексные историко-археологические изыскания. Отметим лишь, что точка зрения Ю. Кулаковского о местонахождении этого храма в Себастополисе кажется нам наиболее вероятной. Выводы Ю. Кулаковского, в частности, основаны на данных раннесредневековых церковных источников (Notitiae episcopatuum), по которым резиденция архиепископа с VII века могла находиться на том месте, где первоначально для крещения абазгов была построена специальная церковь.¹³⁶ Этот вывод оправдывается тем, что согласно статье профессора Л.Г. Хрушковой – «Новая октогональная церковь в Себастополисе в Абхазии и ее литургическое устройство», – в древнем Себастополисе (нынешний Сухум) обнаружены (она сама соавтор раскопки) фундамент древней церкви и текст греческой надписи,¹³⁷ которые доказывают, что еще в V веке здесь существовала епископия.

Важен и вопрос о языке, на котором велась проповедь нового учения в Абхазии. Несомненно, что устная проповедь среди неофитов, в том числе и абхазов, велась первоначально на языке местного абхазского населения, иначе никакая проповедь не имела бы смысла. Проповедь же с официального церковного амвона велась на греческом языке. Однако известно, что в противоположность Католической Церкви Византийская облегчала деятельность своих миссионеров тем, что разрешала им даже вести службу на местных языках.¹³⁸ Можно допустить, что здесь на первых порах для проповеди нового учения могли быть использованы эллинизированные абхазы, говорившие на родном и греческом языках, которые получили первоначальное церковное образование в Константинопольской школе, видимо, специально открытой для абхазского духовенства.¹³⁹ По всей вероятности, питомцы этой школы могли быть использованы не только для церковных дел, но и для ромейской политики на местах. Видимо, одним из них был и Евфрат. И не случайно, что именно он был направлен императором Юстинианом для обращения абазгов в христианство.¹⁴⁰ Выполняя это поручение императора, он, естественно, говорил на родном языке абазгов, что должно было облегчить достижение цели. Словом, здесь мы имеем точные сведения о том, как светское лицо (если не духовное) с целью миссионерской деятельности специально посылается в свою единоязычную среду для ее обращения в новую веру. Так что, на наш взгляд, нет никаких сомнений в том, что проповеди в VI веке среди части абхазских неофитов велись на их родном языке.

Что же касается официального церковного языка более позднего периода – VII-Х веков, то, безусловно, это был греческий. Дело в том, что после того как Арабский халифат захватил обширную территорию, ранее входившую в состав Византийской империи в Азии, Африке, а также иранские владения, Восточная Армения, Кавказская Албания и Иберия оказались под властью арабов.¹⁴¹ В этот период, в частности, в Грузии, видимо, не функционировала Автокефальная Церковь, так как Церковь этой страны тогда подчинялась Антиохийскому центру христианства внутри Арабского мусульманского халифата.¹⁴² А Абхазия и Лазика оказались под властью Византии, так как граница между Халифатом и Византией проходила по Лихскому хребту,¹⁴³ вследствие чего Лазская митрополия и Себастопольское автокефальное архиепископство прямо подчинялись Константинопольской Церкви.¹⁴⁴ Об этом неоднократно говорят вышеупомянутые раннесредневековые церковные эктезисы Notitiae episcopatuum. В такой ситуации языком официальной церкви в Лазике и Абазгии, естественно, был греческий. Здесь можно также сослаться на славянское житие св. Константина Философа, в котором говорится о существовании абхазской письменности и применении абхазского языка в официальной церковной службе.¹⁴⁵ В житии речь идет о том, как для оправдания перевода Священного Писания на славянский язык св. Константин (Кирилл), в ходе дискуссии с латинскими священниками в Венеции в IX веке, перечисляет народы, у которых есть письменность и которые молятся на своем родном языке. «Эти народы суть, – сообщает житие, – армяне, персы, абазги (абхазы), иберы, сугды, готы, авары, турцы...».¹⁴⁶ Однако на основании этого письменного источника трудно доказать, что у абхазов в раннем средневековье главным церковным языком был родной абхазский язык. По-видимому, для этого нужны дополнительные письменные памятники. В связи с интересующим нас вопросом, хотелось бы обратить внимание читателей на то, что известный абхазский археолог Л.Н. Соловьев неоднократно говорил о том, что в Греции на Святой Горе (Афоне) есть рукописи, написанные греческими буквами, но читаемые на абхазском языке!

На наш взгляд, не правы и те авторы, которые считают, что официальным церковным языком в Абхазии, по крайней мере до конца X века, мог быть и грузинский. В частности, такую мысль высказал в Москве на XIII Международном конгрессе исторических наук Френсис Дворник, хотя он тут же оговорился, что «конечно, не исключает использование разговорного языка, по крайней мере, частично, в абазгском богослужении».¹⁴⁷ Необходимо подчеркнуть, что родной язык всегда был естественным средством общения народа, но церковным языком в абхазском богослужении до конца X века мог быть только греческий, ибо, как мы выше указали, в тот период сама Грузинская Церковь находилась в подчинении Антиохийской Церкви, которая к тому времени располагалась на территории мусульманского халифата, а епархии на территории Абхазии подчинялись Константинопольскому Патриарху.¹⁴⁸ Поэтому, естественно, Константинополь не позволил бы вести богослужение в подопечной ему епархии на языке народа, подчиненного враждебному ему мусульманскому халифату. Словом, относительно языка богослужения в Абхазской Церкви раннего средневековья, на наш взгляд, можно сделать следующий вывод: первоначально, как и везде, проповедь здесь шла на абхазском языке, а с появлением официального церковного амвона – на греческом языке. Такое положение было здесь, по крайней мере, до начала XIII века.

Относительно последствий христианизации абхазов в литературе высказывалось мнение о том, что в тех конкретных исторических условиях сыграло значительную роль.¹⁴⁹ Однако не отрицая безусловно положительную роль христианизации абхазов, на наш взгляд, нельзя отождествлять роль и значение христианства в Абхазии того периода с ролью его в других регионах Кавказа, скажем, Армении и Иберии.¹⁵⁰ Дело в том, что, как мы уже выше указывали, армяне и иберы (восточные грузины) в период борьбы против господства Ирана с его религией зороастризма в лице христианства видели мощное оружие самозащиты.¹⁵¹ И оно в самом деле играло прогрессивную во многих отношениях роль в жизни указанных народов. А абхазы, географически граничившие только с Византией, соответственно, не могли бы использовать эту религию против какой-либо другой экспансии. Этого не позволяло географическое положение самой Абхазии. Поэтому, на наш взгляд, христианство добровольно воспринималось в Абхазии, в основном, привилегированными прослойками, близкими к имперским кругам людьми, хотя его могли принять и другие слои общества по зову их духовной потребности.

В последующие времена христианизация Абхазии и в особенности деятельность Церкви не могла не сыграть позитивной роли в развитии духовной культуры. Это касается прежде всего строительства культовых памятников на основе проектов, в первую очередь, константинопольских царских мастерских,¹⁵² фресковой живописи и предметов религиозного обряда и т.д. Но сама христианская религия с ее проповедью высокой нравственности и чистоты, несомненно, сыграла положительную роль в становлении духовной культуры абхазского народа, его высокого менталитета, развитии этических норм – Апсуара. Более того, по наблюдению Дениса Чачхалиа, традиционная культура абхазского народа во многом пронизана христианством.¹⁵³ С другой стороны, видимо, интегративная деятельность монотеистической религии в некоторой степени способствовала объединению абхазских народностей, усилению их связей с византийской цивилизацией, сперва укреплению основ княжества, а затем и созданию единого абхазского монархического государства.

По-видимому, данная глава полностью отвергает муссируемый в печати грузинскими историками и духовенством идею о якобы получении абхазами христианства от грузин. К тому же эту идею они используют в целях экспансии Абхазии. Например, представитель грузинского духовенства, епископ Кирион, на вопрос, почему Абхазия должна непременно войти в автокефальную Грузинскую Церковь, ответил: «Грузия просветила их (то есть абхазов) христианством и имеет право на управление ими».¹⁵⁴

Как видно, предыдущие две статьи были посвящены проникновению христианства в Абхазию¹⁵⁶ и официальному принятию его абхазами. В данной статье речь пойдет преимущественно об истории Абхазской Автокефальной Церкви.¹⁵⁷ Она тоже, как и предыдущие, в основном, построена в плане общей истории Абхазии. Необходимо сразу же отметить, что абхазское церковное самоуправление (автокефалия), возникшее еще в раннем средневековье, с некоторым незначительным перерывом просуществовало вплоть до XVIII века.¹⁵⁸

Начнем с того, что с точки зрения истории Христианской Церкви чрезвычайно примечательно и то, что уже в VII веке церковные дела в Абхазии добились таких успехов, что тогдашних абхазских царей называли «христолюбивые государе».¹⁵⁹ А согласно данным константинопольских церковных нарративных материалов, так называемых Notitiae episcopatuum, в том же веке епархия Константинопольской Церкви в Абхазии удостоилась статуса автокефалии.¹⁶⁰ Так, в Notitiae episcopatuum VII века под № 34 значится Абазгское автокефальное архиепископство с резиденцией в Себастополисе,¹⁶¹ то есть на месте нынешнего Сухума! Более того, епископ Севастопольский еще в V веке принимает участие в работе Четвертого Вселенского Собора.¹⁶² А согласно данным грузинской агиографической литературы того периода, Абхазия названа «процветающей христианской страной».¹⁶³ Указанное архиепископство упоминается и в церковных эктезисах, относящихся к 806–815, 820–829 годам.¹⁶⁴ Однако в Notitiae X «б», составленной уже в X веке, эта епархия также упоминается, но не как автокефальная.¹⁶⁵

Представляется интересным мотив предоставления автокефалии церковным организациям тех времен, о котором сообщается в древнегрузинских литературных памятниках. Имеется в виду история встречи и беседы одного из подвижников грузинского монашества XI века, настоятеля Афонского Иверийского монастыря (ИВЕРОН) в Греции Георгия Мтацминдели с Антиохийским Патриархом Феодосием. Среди прочих других тем, затронутых в беседе этих двух духовных сановников, со стороны Антиохийского Патриарха Феодосия была подвергнута сомнению правомерность автокефалии Грузинской Церкви, под предлогом того, что ни один из двенадцати апостолов не вел проповедь на грузинской земле.¹⁶⁶ Как видно, оказывается, при наделении статуса автокефалии той или иной Церкви в тот период определенное значение придавали факту посещения святыми апостолами территории, в которой потом уже была дислоцирована сама церковная организация. Естественно, становится ясным то, что при предоставлении автокефалии Абхазской Церкви прежде всего, в первую очередь, учитывалось то обстоятельство, что один из двенадцати святых апостолов, а именно Симон Кананит, по преданию был похоронен на земле абхазов, на территории нынешнего Нового Афона.¹⁶⁷

Конечно, предоставление автокефалии Севастопольской епархии в VII веке было обусловлено, прежде всего, древними христианскими традициями исторической Абазгии, где в Питиунте задолго до этого была основана самая древняя христианская епископия (по-видимому, греческая) на всем Кавказе. По-видимому, о широкой проекции внешнеполитических интересов Византии на Западном Кавказе того периода говорит также предоставление статуса автокефалии Зихской (Адыгской) епархии, включавшей в себя такие крупнейшие епископатства, как Херсонес, Босфор и Нкопсия.¹⁶⁸ Этот факт говорит и о том, что в тот далекий период предки нынешних адыгов составляли основное население в указанных трех античных городах на побережье Черного моря.

Как мы выше указали, к VII веку относится первое упоминание в церковных эктезисах Себастопольского автокефального архиепископства. Известно, что это был период наибольшего могущества для арабского халифата и усиления его экспансии, направленной против Византии со стороны кавказского перешейка.¹⁶⁹ Поэтому, как нам представляется, возвышение Себастопольской епархии, то есть предоставление ей статуса автокефалии в тот период было связано, прежде всего, в первую очередь, с укреплением военно-стратегической позиции Византии на Кавказе, в частности в Абхазии, в противовес арабскому халифату. Использование христианизации – экспансия империи без легионеров, и включение неофитов (в данный момент абхазов) в протекторат империи – это обычная дипломатическая практика Византии. Существует мнение, что церковная реорганизация в Абхазии связана с именем византийского императора Ираклия в период его широких социальных реформ. Ко всему этому мы должны учесть и то, что в это время на самом деле арабам удалось надолго укрепиться в восточной части Закавказья. Граница между Халифатом и Византией того периода проходила по современной территории Грузии – по Лихскому хребту.¹⁷⁰ Так было и на протяжении последующих периодов.

Как известно, к VIII веку относится превращение Абхазского царства¹⁷¹ в мощное монархическое государство, которое, находясь на периферии Византии, непосредственно граничило с территорией, подвластной вражеской империи – Арабскому халифату. В связи с таким положением, на наш взгляд, можно обратить внимание на юрисдикцию и политический статус христианства Абхазии. Ибо, как мы об этом знаем, христианство являлось идеологической опорой этого государства, поэтому, по нашему мнению, внешние связи и правовая юрисдикция христианства Абхазии во многом определяли и политическое состояние самого государства Абхазии.

В историографии Грузии и Абхазии по этому вопросу, за исключением одного-двух авторов, сложилось определенное мнение, согласно которому Абхазская Церковь в течение IX и первой половины X века отошла от Константинополя и подчинилась Мцхетскому Католикосату. Эта мысль отчетливо проходит в книге профессора З.В. Анчабадзе «Из истории средневековой Абхазии», посвященной абхазо-грузинским взаимоотношениям в средние века.¹⁷² Эта же идея проходит и во втором томе восьмитомника «Очерки истории Грузии» в параграфе, написанном проф. М. Лорткипанидзе.¹⁷³ Несмотря на такое положение вещей, на наш взгляд, вопрос о том, под чью юрисдикцию подпала Абхазская Церковь в период Абхазского царства, пока что нельзя считать окончательно решенным.

Для того, чтобы вновь вернуться к этому вопросу и заново поставить его, мы привлекли кроме вышеуказанных церковных эктезисов три письма Константинопольского Патриарха Николая Мистика, адресованные абхазским царям Константину III и Георгию II, относящиеся к началу X века,¹⁷⁴ и некоторые другие первоисточники. В науке уже неоднократно высказывалось мнение о том, что второе по порядку публикации письмо (№ 51) в хронологическом отношении было написано первым и адресовано абхазскому царю конца IX и начала X века, Константину III.¹⁷⁵

В указанном письме Николай Мистик пишет реципиенту следующее:

«Светлейшему владетелю Абазгии,

Твоя набожность, безупречность поведения возбудили любовь к тебе, и вот первый раз обращаюсь к тебе с письмом, и, как бы находясь рядом, обнимаю и по-отцовски преклоняюсь и целую.

Показателем твоей набожности являются твои милосердные стремления, которые ты проявил и проявляешь для спасения аланской народности в посвящении их истине. У тебя большие заслуги по богослужению, и ты просветил правителя аланов и тех, кто удостоился святого крещения. Какие же более веские доказательства могут служить безупречности и благотворительности?

Достаточно твоего гостеприимства, заботы и прочего беспокойства, которые ты проявил искренне в отношении нашего сына, к самому архиепископу, любимому Богом. Поэтому мы просим Всемогущего во много крат возместить наградой в этом бренном мире и в будущем: взамен твоей богатой сердечности пусть умножит милость, да сохранит тебя от всяких недостойных дел человеческих. А в будущем пусть зачислит тебя к Своим любимым и близким, в числе тех, кто является Его служителями. Пока ты можешь, самый любимый Богом сын, архиепископ примет мужественное утешение твое, сын наш, вообще прими благословение еще более во много крат».¹⁷⁶

Из письма мы прежде всего узнаем, что Николай Мистик к этому царю (\exousiasth) обращается с письмом впервые, в честь того, что его адресат крестил алан, аланского правителя и других. Отсюда же становится, известно, что Константин проявил гостеприимство и заботу в отношении «любимого Богом» архиепископа, видимо, посланного из Константинополя на Кавказ, к аланам. Отсюда, по всей вероятности, все хвальбы и просьба Богу причислить Константина к лику святых служителей Бога.

Письмо № 46, первое по порядку публикации, но второе по времени написания,¹⁷⁷ как явствует из текста, было адресовано в 916 году абхазскому царю Георгию II, сыну вышеупомянутого Константина III. Здесь патриарх Николай Мистик писал:

«Всевышнему сыну нашему любимому светлейшему правителю (\exousiasth) Абазгии.

По случаю кончины твоего блаженного отца, сын наш, как и следовало ожидать, мы глубоко опечалены и сочувствуем горестному сердцу твоему и всем тем, которые способны любить человека, щедро наделенного отвагой и добротой.

Особым был твой отец, всеми хвалимый и достойный изумления, но все же у нас имеется причина, облегчающая печаль; Божие провидение уже указало, что наследником его власти быть тебе, его родному сыну. И он дал своему народу в лице тебя видеть образ того, кто достойно распрощался с этой пустой жизнью. Вот это облегчает наше горе и прославляет дань Божию.

Благословляем и молимся святому Всевышнему, дабы дать тебе силы приумножать успехи отца, чтобы своими благими делами преуспел и был таким же отцом и владетелем для подчиненных, чтобы делами оправдать избрание Божие. Имя твоего блаженного отца увековечить высокими нравами и мужеством. И заслужить бессмертное имя, почет и блаженство в этом преходящем мире.

В знак милости посылаем тебе накидку.

Об аланском архиепископе мне нечего писать. Ты довольно сознательный, разумный и знаком с деловитостью своего отца, чтобы для спасения человек, для прославления Всемогущего, вообще, в обществе и без нашего письма будешь рядом с его творчеством и примешь участие в его труде, чтобы Божиих друзей наградить должной данью. И если ему среди этих племен, в чужой стране тяжело для жизненных условий, окажи помощь сердечную. Бог наделил тебя такой силой, да будет оно так, помогай страждущим, ибо такая сила в тебе в довольном избытке».¹⁷⁸

Ясно, что это письмо написано как соболезнование Георгию по поводу кончины отца. Однако из контекста видно, что все комплименты, как бы посвященные отцу, прежде всего адресованы сыну, дабы внушить ему твердость и неотступность в следовании отцовской религиозной политике, за которую он авансом награждается накидкой. Важным является упоминание аланского архиепископа, которому тяжело среди чужих, поэтому Патриарх с особым акцентом просит царя оказать помощь сердечную. В письме явно прослеживается посредническая роль абхазских царей в клерикальной дипломатии Византии на Северном Кавказе.

Последнее письмо, по счету 162, адресовано также Георгию II. Прочтем текст письма:

«Правителю (\exousiasth) Авазгии Георгию.

Благодарные люди и особенно те, которых Бог удостоил власти. Они должны отличаться от других добрыми деяниями, и не только телесным благородством, сколько должны быть озарены духовно. Мы слышали, сын наш, что ты именно такой, и это радостно. Поэтому просим Бога, Который есть причина всех добрых дел твоих, дабы Он все более и более украшал тебя такими благородными качествами. Образ твой как владетеля показан с наилучшей стороны. После ухода твоего из этой тщетной жизни озарит Господь твоих наследников, которые взойдут на трон с твоими свойствами и не утратят ничего от отцовской добродетели и счастья.

Что же касается того, что ты пишешь о булгарах, я не знаю, по какому Божиему велению следуют злой вражде и не хотят добра и мира. Ты, сын наш, с царским достоинством защищай святость дружбы, сохрани в себе благотворительность, союз, преданность, но даже если необходимость призовет к поступку, все же действуй любезно, как подобает благородству и сознанию твоему, чтобы и в этом ясно было видно твое мужество и искренняя дружба».¹⁷⁹

Как видно, это письмо является ответным на письмо самого абхазского царя, адресованного Константинопольскому Патриарху. В нем он спросил, как поступать в отношении «злой вражды булгар». Чрезвычайно важным является, на наш взгляд, и то, что из этого письма мы узнаем, что при каких-либо осложнениях взаимоотношений со своими соседями абхазские цари обращались за советом к Константинопольскому Патриарху. Настоятельная же просьба Патриарха соблюсти «преданность» говорит, по-видимому, и о некоторой компетенции Патриарха в разрешении этих конфликтных ситуаций. Этот факт наводит на мысль даже и о некоторых полномочиях названного Патриарха в вопросах регулирования споров Абхазского царства с соседними странами и народами. Однако из ответа видна и некоторая лояльность империи в разрешении этих конфликтов.

Нужно отметить, что озабоченность Патриарха, явствующая из письма, имела для того периода реальную основу. Дело в том, что клерикальная политика империи во внешнеполитической жизни того периода подчинялась, прежде всего, экспансистским целям, но и была также связана с оградительной политикой против сильного врага – Арабского халифата. Об этом, по-видимому, говорит другое письмо того же Патриарха, отправленное армянскому Католикосу Иоанну Драсханакертскому, в котором он просил «забыть нападения друг на друга, блюсти любовь, единство и мир между собой, и куропалат и старший Абхазии, как и знать Армении, вместе с нашими войсками и великой помощью Божиею, с великими служениями воевали против врагов».¹⁸⁰ Здесь имеется в виду война против арабов. В письме он также сообщает, что об этом он уже писал и правителю Абхазии. К сожалению, об этом письме нам ничего не известно.

Естественно, при тщательном анализе текстов писем можно извлечь из них большую информацию различного характера и значения, касающуюся многих проблем истории Абхазии того периода. Но в данный момент мы хотим осветить лишь некоторые вопросы, касающиеся положения Абхазской Церкви и самой Абхазии того периода. Не детализируя информационные сообщения данных писем, в общих чертах, если верить автору писем, здесь мы узнаем, прежде всего, следующее: во-первых, сам факт переписки абхазских царей с Константинопольским Патриархом на греческом языке говорит, по-видимому, о пользовании этим языком, как одним из официальных языков письма периода Абхазского царства, что само по себе очень интересно. Во-вторых, из текстов видно, что на самом деле абхазские цари того периода волей или неволей проявляли заботу и покровительство представителям высшего ранга духовенства, присылаемым на Кавказ из Константинополя, не говоря о том, что крещение алан, равно и самого правителя алан, происходило при непосредственном участии абхазских царей, о чем хорошо известно из литературы.

Очень интересным сведением, на наш взгляд, является обращение к Константинопольскому Патриарху абхазского царя Георгия II за советом в момент осложнения с булгарами, о чем указывалось выше. И наконец, необходимо вкратце остановиться на значении выражения «сын наш» (texnon emon) в письме Патриарха, учитывая неоднократное употребление его во всех письмах. Согласно статье выдающегося русского историка-византиниста, профессора И.М. Медведева, «Империя и суверенитет в средние века», написанной на примере истории Византии и некоторых сопредельных с ней государств, в соответствии с церемониальной формой выражение отношений субординации вассалитета византийского императора как с отдельными правителями, так и государством, определялось терминами семейного права: отец, сын, брат, а также друг.¹⁸¹ Как пишет известный исследователь Ф. Дельгер, употребление терминов родства к чужеродному государю византийскими высшими духовными лицами было не простой метафорой или риторикой, а определенным титулом, который давался, на основе взаимного соглашения, – имперским пожалованием.¹⁸² К тому же эти термины никогда не выражали в прямом смысле родство или родственные отношения. Употребление же этих терминов высшими духовными лицами, очевидно, было дипломатической манерой, исходящей из общей внешнеполитической имперской концепции Византии: как бы польстив самолюбию периферийных правителей, приблизить их к двору и тем самым сильнее привязав к империи, – усилить их зависимость. Словом, выражение «сын наш» применительно к абхазским царям несет, на наш взгляд, определенную смысловую нагрузку и исходит из официального стиля византийского дипломатического протокола того периода. Это, по нашему мнению, может свидетельствовать о церковной, а может быть и политической связи Абхазии с Византийской империей.

Конечно, наиболее яркими показателями политического статуса Абхазской Церкви, заодно и Абхазского государства, являются не только содержание и контекст всех писем, или выражение «техnоn еmоn», но и употребление особого эпитета – «экзусиаст» в заглавных обращениях к царям всех писем, показывающих, прежде всего, политические дефиниции самого абхазского государства официозом византийской империи. Ибо, как известно, «экзусиастами» византийцы всегда называли независимых, но находящихся в сфере влияния империи правителей государств.¹⁸³ На самом деле, как явствуют первоисточники, в тот период существовала прямая связь между абхазской церковной организацией и Византийским Патриархатом, о чем извещают вышеуказанные Notitiae episcopatuum. Так например, как нами выше было указано, в Notitiae № X «Б» первой половины X века под № 47 значится Абазгское архиепископство с резиденцией в Себастополисе, то есть нынешний Сухум – как непосредственно входящее в Константинопольскую Церковь.

Нужно отметить, что связь этой епархии с Константинополем была обусловлена тогдашней системой международных отношений. Дело в том, что в это время, как выше указывалось, Арабский халифат, хотя очень слабо, но оказывал влияние на территории Ирана, Кавказской Албании, восточной Армении, а в Тифлисе еще сидел эмир. Поэтому в тот период и Лазская митрополия, и Себастопольское архиепископство еще могли быть подчиненными Константинопольскому Патриарху, ибо они функционировали на территории, подвластной (контролируемой) самой Византийской империи. А Иберийская, вернее, Восточно-Грузинская Церковь, по-видимому, тогда еще находилась в подчинении Антиохийской Церкви. Это видно из того, что в первой половине XI века Георгий Мтацминдели отстаивал право автокефалии Грузинской Церкви именно перед Антиохийским Патриархом, а не перед Константинопольским. И сам этот факт, на наш взгляд, может говорить о том, что и тогда еще Восточно-Грузинская Церковь не была удостоена права автокефалии. По-видимому, это было обусловлено остатками в Восточной Грузии (наличие эмира в Тифлисе) следов арабской экспансии, вплоть до восстановления христианства в Грузии Давидом Агмашенебели, то есть «Восстановителем». Кстати, не напрасно он носил прозвище «Агмашенебели», означавшее Восстановитель (именно христианства), а не Строитель, как обычно неправильно переводят его.

О судьбе христианства в Грузии в период арабской экспансии конкретно и ясно сказал крупнейший медиевист, известный французский грузиновед, академик Российской академии Мари Броссе. Вот его слова: «В VII веке в результате нашествия мусульман грузинские цари вынуждены были бежать на север, в сторону Абхазии, и после этого либо вследствие того, что падение царской власти привело к исчезновению Патриархата, либо потому, что эти Католикосы были забыты, о них в истории до конца X века больше ничего не упоминается. Таким образом, в списке, составленном Вахушти, возник целый пробел, охватывающий четыре века. Такой же пробел существует и в списке, составленном Мхитаром Айриванским в XII веке».¹⁸⁴

Об этом писал и известный грузинский историк Ф. Жордания в его работе под названием «Абхазские Католикосы». По его данным нашествия арабов (699–750 гг.) породили большие затруднения в управлении Грузинскою Церковью. А в конце VIII века арабы вообще окончательно утвердились в восточной части Грузии. К тому времени абхазские князья, принявшие титул царя, усилились при помощи хазар и греков, поэтому стали принимать участие в военных предприятиях против арабов. Католикосы же мцхетские, находившимися под влиянием арабских эмиров, не могли управлять Абхазской Церковью, находившейся под влиянием враждебных мусульманскому владычеству абхазских царей. Ф. Жордания даже писал, что «и после политического объединения Грузии Абхазские Католикосы не прекращали своего существования».¹⁸⁵

Приведенные свидетельства могут дать основание предполагать, что до конца X века, а то и в начале XI века Абхазская Церковь подчинялась одному из главных христианских центров – Константинополю, а не Мцхете, как об этом пишут большинство историков Грузии.

В качестве аргумента того, что Абхазская Церковь того периода подчинялась Мцхетскому Католикосату, некоторые авторы приводят сведения о том, что Григол Хандзтийский строил церкви в местечке Убе, мол, находящемся на территории Абхазского царства.¹⁸⁶ По всей вероятности, этот факт явно не пригоден для доказательства подчинения Абхазской Церкви Мцхете, ибо он мог строить церкви на указанной территории независимо от того, подчинялась ли эта Церковь Константинополю или Мцхете. Тем более мы знаем, что Григол Хандзтийский вообще не думал строить церкви в Абхазии. Оказался он там случайно, в поисках своих друзей: Федора и Христофора, тайком отправившихся в Абхазию.¹⁸⁷ Что же касается слов Георгия Мтацминдели, произнесенных им во время его отстаивания перед Антиохийским Патриархом права Грузинской Церкви на автокефалию, о том, что Симон Кананит похоронен, дескать, в «нашей стране», то есть в Абхазии, то они также не могут быть аргументом в пользу того, что тогда Абхазская Церковь подчинялась Мцхете. Дело в том, что в XI веке, после воцарения Баграта II на абхазо-грузинском престоле, Абхазия и Грузия объединяются, вследствие чего само объединенное государство еще во многих документах до XIII века носит наименование Абхазского царства, поэтому как Георгий Мтацминдели иначе мог назвать место погребения святого апостола Симона Кананита – в Абхазии, нежели чем в «нашей стране»? Кстати, сам академик Ив. Джавахишвили писал, что вообще нет никаких первоисточников, говорящих о подчинении Абхазской Церкви Мцхете. Хотя он сам в то же время логически допускал, что в указанное время Абхазская Церковь не могла не подчиниться Мцхете.¹⁸⁸

О том, что в это время Константинопольская Церковь еще функционировала на территории Абхазии, говорит и грузинский средневековый письменный источник «Матиане Картлиса», в котором сообщается, что Баграту II пришлось упразднить греческую кафедру в Гудаве-Зиганесе и учредить вместе нее грузинскую в Бедия.¹⁸⁹ Словом, по нашему мнению, в период написания писем Абхазская Церковь могла быть подчинена только лишь Константинополю, а не Мцхете.

Приведенные нами факты, по-видимому, дают основание говорить о том, что в X веке не только Абхазская Церковь, но и само Абхазское царство имело политические связи с Византийской империей. Об этом говорит содержание трактата византийского императора Константина Багрянородного, на основании которого В. Латышев писал: «Мы снова видим Абхазию в вассальных отношениях к Византийской империи. Ее правители официально назывались тогда не царями, а «волостелями» (}exousiastai), и подобно некоторым другим кавказским властителям получали от византийских императоров «приказы» (keleuseiv)».¹⁹⁰ Кстати, и в письмах Николая Мистика, как мы выше увидели, абхазских царей именовались «экзусиастами» и в обращении к ним употребляли эпитет «наш сын», что, по всей вероятности, указывает на политическую связь Абхазии с империей. О том, что Абхазское царство имело прочную политическую связь с Византией, говорит и такой факт. Перед тем как воцариться на абхазском престоле, молодой Баграт (будущий царь абхазов) с отцом Гургеном был на аудиенции у византийского императора Василия II. Последний, приняв их, распределил между ними царские инвеституры. Сыну пожаловал титул царя, а отцу – лишь княжеский.¹⁹¹ Здесь же можно вспомнить и то, что при образовании самого Абхазского царства первый же царь этого государства, Леон II, был утвержден на престол византийским императором Львом Хазаром.¹⁹² На основании вышеизложенных материалов можно сделать вывод о том, что в X веке и Абхазская Церковь, и само Абхазское царство имели политические связи с византийской империей. Об этом тоже можно найти подтверждение в так называемом табеле о рангах канцелярии византийского императора Константина Багрянородного, где сообщается, что в то время официальное обращение к царю Абхазии имело следующую формулу: «Христолюбивому, Божией милостью блистательному экзусиасту Абазгии». А официальные письма, присылаемые абхазским царям, должны были скрепляться золотой буллой стоимостью в два солида.¹⁹³

В предыдущей главе наших очерков мы писали о связях Абхазской Церкви с Византийской.

Со второй половины XI века, вернее, с 1071 года, после сражения при Маназкерте (Армения), когда сельджукский султан Алп Арслан разгромил византийского императора Романа Диогена, наступает новый этап не только в истории христианства Абхазии, но и в целом в истории народов Кавказа и их отношений с Византией.¹⁹⁴ Дело в том, что с этого времени Византия теряет большую часть территории Малой Азии, что, естественно, резко изменило все формы ее связей с Кавказом. С этого же периода расположенный в центре Кавказа город Тифлис переходит в руки турок-сельджуков и до 1122 года становится бастионом их закавказских владений. Это продолжалось до тех пор, пока абхазский царь Давид Возобновитель не изгнал их.¹⁹⁵ Тем не менее о связях Абхазской Церкви с Византийской и в указанный период говорят, по-видимому, греческие надписи на фресках Моквского, Пицундского и других соборов. В моквской надписи сообщалось, что собор был расписан при греческом кесаре Алексее Комнине и великом абхазском царе Давиде.¹⁹⁶

Хочу обратить внимание на то, что согласно традиционной литературе (М. Броссе, Ф. Жордания, А. Тарнава и др.) Абхазский Католикосат возник с начала второго тысячелетия по Р. X. Однако мы не можем не учесть сообщение Патриарха Макария, где говорится, что Католикосство у абхазов возникает с VIII века. Поэтому мы и хотим поподробнее рассказать об этом сообщении. Согласно Макарию, во время патриаршествования Феофилакта (744–750) в Антиохии, для рукоположения во епископа Давид, царь абхазский, послал много лиц, но по дороге напали на них разбойники: отняли у них все подарки, убили всех, за исключением только двух, которые, убежав от разбойников, прибыли в Антиохию и сообщили Патриарху Феофаликту об этом. Они также сообщили о цели их депутации. Выслушав их, Патриарх созвал собор из большинства архиереев Антиохийского Патриархата, на котором было поставлено рукоположить для абхазов самостоятельного Католикоса, но с тем, чтобы он при богослужении поминал бы Антиохийского Патриарха. Об этом он этим двум абхазам дал грамоту. Затем, бросив жребий между ними, он одного из них, по имени Иоанн, рукоположил в Католикосы, с постоянным жительством в Абхазии. Рукоположив второго во епископа, Патриарх отпустил обоих домой.¹⁹⁷ Здесь мы видим, что начало Католикосства в Абхазии относится к VIII веку. В этой связи любопытно отметить, что именно в ѴІН веке абхазское архиепископство не упоминается в Notitiae episcopatuum, тогда как в IX веке оно упоминается.¹⁹⁸ Однако трудно нам знать, по какой причине Абхазская Церковь оказалась в связи с Антиохией, тогда как она с VII века всегда была связана с Константинополем? Не связано ли это с нашествием арабов в Закавказье? Ведь именно с начального периода нашествия арабов Антиохия оказалась под их влиянием.

Словом, как мы здесь же упомянули, уже с начала IX века мы видим, что Абхазская Церковь непосредственно связана с Константинополем. А уже дальше, в XII веке, согласно хрисофулу императора Алексея Комнина и акту синода, выясняется, что Алания была присоединена к Сотериоуполю (В. Кузнецов Сотериуполь отождествляет с Себастополем, то есть с нынешним Сухумом).¹⁹⁹

Абхазский ученый начала XX века, автор брошюры с названием «Краткий очерк Абхазской Церкви» М. Тарнава по поводу этого периода писал, что после того как Грузия освободилась от арабов, в Абхазии стало уже чувствоваться давление со стороны Грузии на ее церковную независимость.²⁰⁰ Но в то же время абхазские князья Шервашидзе в 1239 году объявили себя независимыми – как пишет М. Тарнава.²⁰¹ Нужно учесть и то обстоятельство, что уже при Баграте IV (1027–1072 гг.) и позже временно Абхазские Католикосы не избирались.²⁰² Правда Ф. Жордания писал, что и после политического объединения Грузии Абхазские Католикосы не прекращали свое существование.²⁰³ Итак, до начала XI века в Абхазии, то есть в течение нескольких столетий Себастопольское автокефальное архиепископство (если не исключить VIII век) непрерывно функционировало, правда, в самом последнем периоде, то есть в X веке согласно Notitiae episcopatuum оно не значится как автокефалия, но ясно, однако: эта епархия всегда была связана с византийским Патриаршим Престолом.²⁰⁴ Но с изменением отношений империи с Кавказом, то есть со второй половины XI века, по-видимому, изменилась и юрисдикция самой Абхазской Церкви. Во всяком случае восстановление самоуправляемой Абхазской Церкви относится уже к самому концу ХIV века.²⁰⁵ Тем не менее, по данным Ю. Кулаковского, в конце XIII века митрополии Алании, Абхазии и Зихии (Адыгеи) объединяются, видимо, под юрисдикцией Константинополя, и заместитель глав этих трех кафедр принимал участие в работе Константинопольского собора, который проходил в первый год правления Андроника Старшего, то есть в 1282 году.²⁰⁶

Возобновление самостоятельной Абхазской Церкви М. Тарнава связывает с распадом Имеретинского царства и ослаблением Грузии из-за вторжений в страну Тамерлана и владетелей династии «черного барана».²⁰⁷ В свою очередь, Ф. Жордания началом самостоятельности Абхазской Церкви считает период царствовании Георгия Лаши (1212–1223 гг.) или, по крайней мере, со времен раздела Грузии монголами на два царства, около 1245 года. «Обстоятельство это, без сомнения, повело к возобновлению Абхазского Католикосата», – писал он.²⁰⁸ Академик М. Броссе кроме указанных факторов обусловленность возникновения Абхазского Католикосата видит в факте обособления Имеретии и Самцхетии от Картиллийского царства,²⁰⁹ ибо территория Абхазского Католикосата тогда обнимала кроме Абхазии всю Западную Грузию.

Так или иначе, по всей вероятности, под влиянием древнего авторитета самой Абхазии, особенно ее древних христианских традиций, не мог не возродиться Абхазский Католикосат. Прежде всего здесь мы имеем в виду предание о проповеди апостолов Андрея Первозванного и Симона Кананита на исконной абхазской земле и приобщения самих абхазов к христианству в апостольские времена.

Хронологии интронизации абхазских Католикосов посвящены специальные исследования М. Броссе, Ф. Жордания и М. Тарнава. Все эти авторы во главе хронологического списка возрожденного Католикосата ставят Католикоса Арсения. Тем не менее Ф. Жордания пишет, что гораздо ранее упоминается имя абхазского Католикоса Николая в надписи на старой колокольне Ведийского храма, не говоря о вышеуказанном Иоанне. Видимо, это церковный сановник времен царствования имеретинского царя Константина, умершего в 1327 году.²¹⁰ По словам Жордания, если даже он и в самом деле был поставлен Католикосом Абхазии, то в царствование Георгия Блистательного, прекратившего господство монголов в Грузии, Абхазский Католикосат снова прекратил бы свое существование.²¹¹ Так или иначе, первым официальным Католикосом Абхазии поствизантийского периода авторы считают Арсения, интронизированного в 1390 году. По словам Ф. Жордания, абхазы именно в 1390 году поставили Католикосом Арсения.²¹² Он также пишет, что Абхазский Католикосат с этого времени навсегда отошел от Грузинской Церкви, так как ряд попыток имеретинских и картолинских царей объединить Грузию не увенчался успехом.²¹³ Однако это не означает, что с указанного времени Абхазская Церковь вообще обособилась от всей Грузии. Наоборот, Абхазский Католикосат с этого периода объединяет всю Западную Грузию, включая Имеретию, Грузию и Ахалцихский край.²¹⁴ Этому Католикосату подчинялось и христианское население Сванетии. И главным собором, являвшимся резиденцией Католикосов, был построенный еще в VI веке, при византийском императоре Юстиниане, знаменитый Пицундский собор, пишет М. Броссё.²¹⁵

Вторым абхазским Католикосом, по списку Броссе, был Иоаким.²¹⁶ Как указывают историки, он до этого был Ведийским митрополитом и был посвящен в сан Католикоса Абхазии Патриархом Иерусалимским и Антиохийским Михаилом.²¹⁷ В грамоте, выданной им, говорится: «...По воле и с помощью Богоматери мы назначили Иоакима Католикосом Абхазии, являющимся десницей Иерусалима. Да будет он благословлен! Я его возвел и посадил на престол Андрея в Абхазии, чтобы он правил всеми христианами Имерети, Одиши, Гурии и Абхазии».²¹⁸ После Иоакима кафедру Абхазских Католикосов, как видно, занял Малахия, или Малахион.²¹⁹ В актах и летописях он упоминается под 1519, 1527 и 1533 годами. По его настоянию учреждены в Имеретии новые епархии: Гелатская и Хонская. Ф. Жордания пишет, что первые епископы этих епархий (Мелхиседек и Маноель) были им посвящены в 1529 году в абхазском городе Пицунде.²²⁰

Следующим Абхазским Католикосом был Евдемон, занявший престол около 1549 года (умер в 1578 году). Об этом Католикосе Ф. Жордания пишет, что он реставрировал Пицундский и Гелатский храмы и прилагал все меры к поддержанию колебавшегося в Абхазии христианства.²²¹ Особый интерес представляет для нас этот Католикос тем, что, согласно обстоятельному исследованию Б. Р. Ломинадзе, именно он покинул Пицунду во второй половине XVI века, и Гелати стал новой его резиденцией.²²² И в его распоряжение переходит церковь святого Георгия, которая отныне называется патриаршею («церковью Католикоса»).²²³ Икона «Пицундской Богоматери» тоже была перенесена в Гелати.²²⁴ Евдемон – первый Католикос, который занимался ктиторской деятельностью; он изображен на гелатских фресках и похоронен в церкви св. Георгия.²²⁵ Этот Католикос уже не возвращался обратно, но Пицундский собор продолжал считаться кафедральным.²²⁶ Об этом говорит важный факт сохранения в Пицундской церкви традиции изготовления мира.²²⁷

Что же касается причин перенесения кафедры Абхазского Католикоса из Пицунды в Гелати, то необходимо, на наш взгляд, прежде всего обратить особое внимание на следующее обстоятельство. В 1453 году турки, предводительствуемые султаном Мехмедом II, взяли штурмом Константинополь – тогдашний оплот Восточно-Христианской Церкви.²²⁸ На обломках Ромеи образовалась Султанская империя – Высокая Порта, которая поглотила почти все страны Черноморского бассейна, в том числе и Абхазию, ибо уже через год после взятия Константинополя, в 1454 году, большой турецкий флот взял Себастополь (нынешний Сухум).²²⁹

Таким образом, установившиеся абхазо-грузинские связи (особенно в период царствования Тамары) были прерваны еще в период нашествия монголов, а с взятием турками Константинополя – через год и Себастополиса – эти связи окончательно были разорваны. В этот же период участились абхазо-мингрельские набеги друг на друга. Мингрельские князья в этот период пытались утвердить свою власть не только в собственно Абхазии, но и дальше, и в Джигетии, в землях приморских адыгов.²³⁰

Так, в 1533 году Мамия Дадиани совместно с гурийцами и при поддержке имеретинского царя Баграта организовал поход в Джигетию, чтобы привести ее к покорности.²³¹ Однако этот поход закончился полной неудачей: вследствие измены одного из абхазских феодалов, объединенное мингрело-гурийское ополчение потерпело поражение. Сам Мамия Дадиани был убит, а Гуриели попал в плен.²³² «Поведение абхазских феодалов во время этого похода свидетельствует об их стремлении... добиться политической независимости», – пишет профессор Анчабадзе.²³³ Набеги абхазских феодалов усилились особенно в 70-х годах XVII века. Итальянский миссионер Цампи, проживавший в этот период в Мингрелии, в одном из своих писем в Рим доносил следующее: «Мингрелии уже нет... Сейчас ни один человек здесь не может чувствовать себя в безопасности, все пребывают в постоянном страхе, в ожидании нападения со стороны абхазов. Страх этот настолько велик, что люди бегут даже от собственной тени, принимая ее за абхаза».²³⁴ Все это происходило при владычестве турок на всем пространстве Восточного побережья Черного моря.²³⁵

Необходимо учесть и то обстоятельство, что вплоть до начала XVIII века Османская империя, державшая под своим протекторатом все Черноморские берега, претендовала и на захват всего Кавказа. В этом соперничал с ней Сефевидский Иран. Ирано-турецкие войны велись с переменным успехом и завершились мирным договором 1639 года, разделившим спорную территорию на сферы влияния: Восточная Грузия, Восточная Армения, Азербайджан и Дагестан оказались под властью иранских шахов, а Абхазия и земли адыгов в Причерноморье и Прикубанье отошли к Османским султанам.²³⁶ После таких политических разрывов Западной Грузии с Абхазией, естественно, и церковные связи Абхазии с Грузией были прерваны. Тем не менее, как отмечает Б. Р. Ломинадзе, и после перенесения резиденции Католикоса в Гелати Пицунда долго еще сохраняла значение церковного центра Западной Грузии.²³⁷

Чтобы не докучать читателю перечнем дат интронизации и краткими сведениями о всех Абхазских Католикосах, приводимых в статьях М. Броссе, Ф. Жордания и М. Тарнава, прилагаю здесь сам список Абхазских Католикосов, составленный академиком М. Броссе с указанием известных дат, либо приблизительные указания времени, когда они занимали свои престолы. В список, составленный академиком М. Броссе, не попали, какой сам отмечает, Католикос Николай, чье имя было высечено на бедийской колокольне, и другие.²³⁸ Сам М. Броссе в конце своего списка упоминает об этом в отдельном абзаце. Хотя каждый из перечисленных здесь авторов имеет собственный хронологический список Абхазских Католикосов, наш выбор пал на М. Броссе. Это обусловлено тем, что его список, на наш взгляд, наиболее полный и к тому же по времени был составлен раньше других.

Абхазские Католикосы по академику М. Броссе.

1. Арсен, назначен в 1390 г.

2. Иоаким, посвящен в сан Католикоса приблизительно в 1470 г.

3. Малахия или Малахион, 1519,1533 г.

4. Евдемон (тот, кто перешел в Гелати – А.Е.). умер в 1578 г.

5. Евфим, умер до 1611 года.

6. Малахия-Гуриел, 1615, 1641 г.

7. Григол, около 1629 г. (согласно списку Ф. Жордания. А по списку М. Броссе он занимал 8 место – А. Е.).

8. Максим, после 1641 г.

9. Захария, до 1658 г.

10. Симеон – приблизительно в 1658, умер в 1666 г.

11. Евдемон, непосредственный преемник предыдущего.

12. Давид, до 1680 г.

13. Николас, был Католикосом в 1710 г.

14. Григол, был Католикосом в 1731, умер в 1742 г.

15. Герман, непосредственный преемник предыдущего.

16. Виссарион, был Католикосом в 1756, 1761 г.

17. Иосиф, был Католикосом в 1772 г.

18. Максим, умер в 1795 г. (поданным М. Тарнава, он скончался в Киеве и похоронен в Киево-Печерской Лавре – А. Е.).

Выше мы, цитируя Б.Р. Ломинадзе, обращали внимание на то, что и после перенесения резиденции Католикосов Абхазии в Гелати Пицунда сохраняла значение церковного центра и для Западной Грузии. Однако в дальнейшем абхазо-мингрельские враждебные отношения настолько обострились, что, по словам Иерусалимского Патриарха Досифея, «иверийцы для получения св. мира находились всегда в дружестве с абхазами. Но, приступая к тому, они требуют для верности заложников или аманатов и потом приезжают к ним».²³⁹ Естественно, данное сообщение такого авторитета, как Досифей, говорит о явном разрыве не только церковной связи между Абхазией и Грузией, но и о политическом разрыве.

В отношении религиозных верований самих абхазов интересующего нас периода, Антиохийский Патриарх Макарий писал: «Эти абхазцы составляют в наше время большую нацию, и называются абазами. До недавнего времени все они считались христианами, и у них же находился Католикосский престол, который теперь находится в Имеретин. Да и до сих пор величественная церковь апостола Андрея, через которую они приняли христианство, находится в их стране и весьма почитается ими. В наше время лишь немногие из них умеют перекреститься и делать земные поклоны (большинство же их и то не знают). Так как у них нет священников и никто вообще о них не заботится и не учит их. Ввиду этого я посвятил для них нового Моквского епископа».²⁴⁰ Любопытно в этой связи и то, что в 1629 году глава Абхазии Путо просит католического миссионера Иоанна де Лукка остаться в Абхазии для церковной деятельности, тогда как бывшие Католикосы вынуждены были уехать из Абхазии!²⁴¹ По всей вероятности, этот факт говорит о том, что в этот период правящие круги Абхазии уже не хотят иметь дело с Грузией, даже и церковную связь. Б.Р. Ломинадзе в этой связи справедливо отмечает, что здесь имеется попытка абхазов оформить политическую независимость через церковный суверенитет.²⁴²

«Кроме Пицунды в Абхазии были еще и другие места, не менее замечательные в истории религиозной жизни абхазов», – писал М. Тарнава в своей книге «Краткий очерк истории Абхазской Церкви». Одним из них являлось село Моква. «Моква, как Москва для России, была матерью Абхазии, – продолжал он, – В древнем Моквском храме погребены были многие абхазские епископы, владетельные князья, иереи и другие лица. Моквский храм отличался богатством и великолепием. Мраморный иконостас его, с такими же колоннами и украшениями, весь мраморный пол, в середине коего был круг из красного мрамора с такими же нисходящими лучами – были чудом искусства и великолепия. Особенно драгоценны были храмовые иконы Успения Божией Матери, Чудотворная, и часть мощей святого архидиакона Стефана, которые очень почитались и были сердцем храма».²⁴³ Однако прошли времена могущества и процветания в ней христианства. В Абхазии стало распространяться магометанское влияние. Пастыри оставили свои храмы и скрылись в безопасных местностях, забрав с собою святыни и драгоценности святых обителей. Опустели тогда христианские храмы Абхазии. Опустел и грандиозный Моквский храм.

О том, что и в этот сложный период абхазы не теряли любовь и христианскую веру и почитали христианские святыни, говорит такой факт. По поводу иконы с образом Пицундской Богоматери, перенесенной в Гелатский монастырь, владетель Абхазии Михаил Чачба (Шервашидзе) говорил знаменитому путешественнику А.Н. Муравьеву следующее: «Если когда-либо восстановится опустевший храм Пицунды и туда возвратят нашу священную икону, то я могу Вас уверить, что все мои подданные (имеются в виду абхазы) обратятся в христианство, ибо они до сих пор уважают святое место, даже магометане».²⁴⁴

В каком бы ни было тяжелом состоянии христианство в период владычества турок, церковная жизнь в Абхазии все же не прекращалась ни в Лыхненском, ни в Моквском, ни в Илорском, ни в Ведийском храмах, а «народ абхазский все еще помнил и соблюдал многие христианские праздники и обряды», – писал тот же М. Тарнава.²⁴⁵ В связи с этим, хочется привести одно любопытное сообщение немецкого автора Якова Рейнеггса. По его данным, в XVIII веке абхазы имели какое-то тайное общество, по всей вероятности в Пицундской сосновой роще, в которой стояли большие деревянные кресты, а члены тайного общества, по-видимому, для опознания друг друга приносили с собою маленькие деревянные кресты.²⁴⁶ Трудно, конечно, что-нибудь определенное сказать об этом обществе, так как автор не привел других подробностей. Тем не менее, «большие» и «маленькие» кресты явно говорят о том, что мы здесь имеем собрание членов тайного христианского общества правоверных абхазов в условиях официального гонения на христианство в Абхазии. Тут же хочется обратить внимание читателей и еще на то, что многие запустевшие храмы того времени абхазами были объявлены «неприступными», то есть оберегаемыми местами. Видимо, это произошло из-за ревнительного отношения абхазов к своим святыням во времена владычества турок, дабы сберечь их от любых «нечестивых» действий грабителей и разрушителей.²⁴⁷

Как известно, в 1810 году Абхазия отошла от Турции и присоединилась к России.²⁴⁸ Инициатором этого события был владетель Абхазии Келешбей Чачба, который, можно сказать, жизнь отдал, прежде всего, за приобщение своего народа к православной России. И на наш взгляд, он вполне заслуживает быть причисленным к лику святых Абхазской Церкви. В инвеститурной грамоте императора России Александра I от 17 февраля 1810 года владетелю Абхазии говорится: «Снисходя на прошение Ваше поступить в вечное подданство Российской империи и не сомневаясь в преданности Вашей к Высокому Нашему престолу изъявленном в обязательном письме Вашем на Высочайшее имя Наше присланном, утверждаем и признаем нашего любезноверноподданного наследственным князем Абхазского владения под верховным покровительством, державою и защитою Российской империи».²⁴⁹ Согласно сообщению М. Тарнава, еще со времен Александра I и Николая I было намерение возобновить службу в запущенных храмах Абхазии и поднять ослабленное христианство. Но эти планы не удавалось осуществить по разным обстоятельствам до 1851 года.²⁵⁰ С этого времени в Абхазии вновь учреждается самостоятельная епископская кафедра, состоящая в ведении Святейшего Синода.²⁵¹ Здесь же мы представляем читателю список епископов Абхазии периода протектората Российской империи над Абхазией, составленный М. Тарнава:

1. Геронтий – 1851–1856 гг.

2. Герман – 1857–1859 гг.

3. Александр – 1862–1869 гг.

4. Геннадий – управлявший до 1889 года.

5. Александр – 1889–1891 гг.

6. Агофодор – 1891–1893 гг.

7. Петр – 1893–1895 гг.

8. Арсений – 1895–1905 гг.

9. Серафим – 1905–1906 гг.

10. Кирион – 1906–1907 гг.

11. Димитрий – 1907–1911 гг.

12. Андрей – 1911–1914 гг.

13. Сергий – 1914 г.

М. Тарнава писал, что «только со времен этих епископов христианство начинает распространяться и усиливаться».²⁵²

Несмотря на то, что самые мрачные, трагические страницы истории абхазского народа (физическое истребление, массовая насильственная депортация и так далее) относятся к периоду владычества русских на Кавказе, тем не менее в этот период абхазский народ через Россию в экономической и культурной жизни приобщился к европейской цивилизации. Был создан абхазский алфавит, и абхазские дети стали учиться на своем родном языке. Было положено начало возрождению духовной жизни абхазского народа. Были переведены на абхазский язык и изданы богослужебные книги: «Богослужебное Евангелие», «Требник», «Божественная литургия Иоанна Златоуста», «Служебник», «Важнейшие праздники Православной Церкви», «Краткий обиход абхазских литургических песнопений» и так далее.²⁵³

Перед началом революции в России в Сухуми состоялся съезд абхазского духовенства и избранных мирян по вопросам положения вновь возрожденной Абхазской Церкви. Святейшему Синоду и Временному правительству была послана телеграмма следующего содержания: «Многострадальная Абхазская Церковь, претерпевшая ужасы на своем терновом историческом крестном пути, образовала отдельную независимую, вполне самостоятельную Абхазскую Епархию с пребыванием в ней выборного от абхазского народа Епископа, с предоставлением ему всех прав главы независимой национальной Абхазской Церкви со всеми необходимыми для сего учреждениями в г. Сухуме».²⁵⁴ В резолюции съезда было постановление, где говорилось: «На основании исторических данных настоящий съезд признал за собою права автокефальной Церкви».²⁵⁵

Как известно, в период Демократической Грузии (1918–1921 гг.) Абхазия была оккупирована войсками грузинских меньшевиков.²⁵⁶ Именно они (грузинские меньшевики) в Абхазии проводили политику террора и жесточайшего угнетения абхазского народа. Кроме того они занимались выдворением из абхазских церквей русского духовенства, поэтому они проводили секвестрации церквей с переводом их на грузинский лад, что стало предметом разговора даже на международном форуме во Франции.²⁵⁷

Как известно после советизации государственное устройство Абхазии по воле Сталина шло по нисходящей линии.²⁵⁸ В 1931 году до этого суверенная Абхазия оказалась в составе Грузии. С этого периода абхазский народ методически подвергался культурному геноциду и этноциду: была расстреляна почти вся абхазская интеллигенция, а также лучшая часть крестьянства, были закрыты абхазские школы, на их базе открыты грузинские; абхазы были отстранены от государственной службы, происходила огрузинизация истории, культуры и топонимики абхазского народа.²⁵⁹ Шло организованное свыше массовое вселение грузин в Абхазию, в результате чего абхазов оказалось у себя на родине всего 18 процентов от общего количества населения!²⁶⁰ В таких ужасных условиях, естественно, о духовном возрождении абхазского народа и речи быть не могло. Кстати, начиная от периода меньшевистского господства в Абхазии (да и раньше) правящие круги грузинской нации нередко использовали христианство для ассимиляции абхазского народа. В настоящее время нет необходимости кому-нибудь доказывать, как сегодня, особенное период поствоенной социопатологии, необходимо духовное возрождение населения Абхазии, особенно абхазской нации. И, особенно – восстановление древней Абхазской Церкви. Тем более, сегодня выясняется, что абхазская народная религия не совсем языческая. Для абхазов Бог всегда был единым...

Благая весть о Воскресении Христовом была принесена на абхазскую землю св. апостолами Андреем Первозванным и Симоном Кананитом. Согласно церковной традиции абхазы приняли христианскую веру именно в апостольский период. А исторические данные говорят, что в римских гарнизонах, дислоцированных на восточном побережье Черного моря, в том числе и в Абхазии, еще со времен Веспасиана Флавия служили и солдаты-христиане, от которых также местные абхазы могли приобщиться к христианской вере. А при императоре Диоклетиане Абхазия была местом ссылки христиан. Несомненно, что Церковь в Абхазии и тогда выдержала гонения, поэтому через 10 с лишним лет после кончины Диоклетиана, на Первом Вселенском Соборе в 325 году, проходившем в малоазийском городе Никее, присутствовал представитель Абхазии – епископ Питиунта Стратофил.

Позже, после окончательной победы христианства в Ромейской империи, начался процесс массовой христианизации периферийного населения страны. Так, в 529 году, в период царствования императора Юстиниана, абхазы уже официально (но вторично) приняли христианство в качестве государственной религии. Памятники христианской археологии Абхазии интересующего нас периода, которые могут подтвердить письменные первоисточники, в немалом количестве наличествуют на территории Абхазии. Есть и сохранившиеся до наших дней величественные архитектурные сооружения VI века – Дранский и Гагринский храмы и так далее. Здесь же можно вскользь отметить, что такие епископии, как Питиунтская и Себастопольская (Сухумская), – самые древние на всей территории бывшего СССР.

С VII века абхазские цари характеризуются как «христолюбивые государи». В том же столетии в Notitiae episcopatuum Константинопольского Патриархата упоминается Абазгское автокефальное архиепископство с центром в Себастополисе (Сухуме). А в начале X века аланы на территории Северного Кавказа принимают христианство при непосредственном содействии абхазского царя Константина III, о чем оставил нам сведения Константинопольский Патриарх Николай Мистик в своих знаменитых письмах. В XII веке абхазские и аланские епископства объединяются и относятся к юрисдикции Константинопольской Церкви. А в XIII веке митрополиты Алании (Осетии), Абхазии и Зихии (Адыгеи) были объединены, и глава этой объединенной митрополии принял участие в работе Константинопольского Собора, который проходил в 1282 году.

Вместе с тем необходимо отметить, что Абхазская Церковь еще с VIII века тесную связь заимела с Антиохийским Патриархатом. Речь идет о том, что во время патриаршествования Феофилакта (744–750 гг.) в Антиохию, для рукоположения во епископа, Давид, царь абхазский, послал много лиц, но по дороге на них напали разбойники, отняли у них все подарки, убили всех, за исключением только двух, которые, убежав от разбойников, прибыли в Антиохию и сообщили Патриарху Феофилакту об этом. Они также сообщили о цели их депутации. Выслушав их, Патриарх созвал собор из большинства архиереев Антиохийского Патриархата, на котором было постановлено рукоположить для абхазов самостоятельного Католикоса, но с тем, чтобы он поминал бы при богослужении Антиохийского Патриарха. Об этом он этим двум абхазам дал грамоту. Затем, бросив жребий между ними, он одного из них, по имени Иоанн, рукоположил в Католикосы, с постоянным жительством в Абхазии. Рукоположив второго абхаза во епископа, Патриарх отпустил обоих домой. Здесь мы видим, что начало Католикосата в Абхазии относится к VIII веку. В этой связи любопытно заметить и то, что в VIII веке, а именно до начала IX века (то есть до 806 года) Себастопольское архиепископство в константинопольских церковных документах Notitiae episcopatuum вообще не упоминается, несмотря на то, что оно упоминается и в VII, и в IX веках. По какой же причине Абхазская Церковь именно в VIII веке обращается к Антиохии, тогда как и в VII, и в IX веках она находится в юрисдикции Константинопольского Патриархата? Не связано ли это с нашествием арабов в Закавказье? Ведь именно с начального периода нашествия арабов Антиохия оказалась под их влиянием. В любом случае, цитируемую нами арабскую рукопись Патриарха Макария (XVII век) необходимо специально исследовать, уточнить ее содержание. А пока мы вынуждены констатировать тот факт, что с VIII по ХIV век кроме как имени Католикоса Иоанна имена других Католикосов мы не встречаем. Что же касается ХIV века, то с этого периода мы уже видим целый ряд имен предстоятелей Абхазской Церкви. С этого периода Абхазский Католикосат включает в свою юрисдикцию всю Западную Грузию, включая Гурию, Имеретию, Сванетию и так далее. И тогда кафедрой Абхазских Католикосов становится по древней традиции знаменитый собор в Пицунде. Исторические хроники оставили нам с достоверными биографическим данными имена 18 абхазских самостоятельных Католикосов периода с 1390 по 1795 год. Последний из них – Максим II – был похоронен в Киево-Печерской лавре. Необходимо здесь же отметить, что с XVII века, в связи с активизацией турецкого влияния, Абхазские Католикосы вынуждены были перенести свою резиденцию в Имеретию, а именно в Гелати. С тех пор они посещали Абхазию лишь несколько раз в год.

В 1810 году Абхазия присоединилась к Российской империи. С этого периода по 1914 год на епископской кафедре сменились 13 епископов Русской Православной Церкви. В этот период, особенно с начала XX века, была проделана большая работа по возрождению христианства среди абхазского населения. Были переведены на абхазский язык Евангелие, богослужебные книги и другая религиозная литература. В 1917 году в Сухуми состоялся съезд духовенства и выборных мирян абхазского православного населения Сухумского округа. Тогда же была принята резолюция, в которой говорилось: «Многострадальная Абхазская Церковь, претерпевшая ужасы на своем терновом историческом крестном пути, образовала отдельную независимую, вполне самостоятельную Абхазскую Епархию с пребыванием в ней выборного от абхазского народа Епископа, с предоставлением ему всех прав главы независимой национальной Абхазской Церкви со всеми необходимыми для сего учреждениями в г. Сухуме». Но, увы, этому осуществиться не было суждено благодаря вмешательству большевиков.

Сегодня в освобожденной Абхазии существуют все условия для возрождения Абхазской Православной Церкви. Однако необходимо, прежде всего, иметь в виду, что репрессивная идеология диктатуры коммунистов во многих отношениях сумела вытравить из души абхазского народа не только высокую христианскую духовность, но и множество элементов этического характера, в том числе и нравственный кодекс абхазов – Апсуара. Именно мутанты коммунистического атеизма обуславливают поствоенные деструкции, характерные среди некоторой части молодежи Абхазии. Поэтому, на мой взгляд, на сегодняшний день приоритетнейшей проблемой нашего общества является христианское просвещение не только молодежи, но и всего населения нашей Республики. Словом, необходимо возродить Православие в Абхазии, подняв его до уровня государства и закона Республики Абхазия. Тем более в последнее время выясняется, что и сама абхазская народная религия исстари была монотеистической.