Иерусалимский синедрион: историко-археологическое исследование

Вавилонским пленом весь политический строй древней Иудеи был снесен до основания; все учреждения – религиозные, государственные и общественные – были уничтожены; правители и управляемые, аристократы и простой народ, – все смешались под одним общим названием пленники.

Но эти тяжелые годы плена миновали. Иудеи получили позволение возвратиться на родину, восстановить Иерусалим и построить храм.

При устройстве новой общины потребовались мероприятия, упорядочивающие ее жизнь; потребовались учреждения, устанавливающие нормы взаимных отношений отдельных членов общины. Еще Ездрой были учреждены в каждом городе суды¹, составляющие насущную потребность каждого государства. Таким образом, им были положены основы политического строя, который постепенно креп и развивался. Мало-помалу те суды, которые он учредил, получают определенную норму во внутреннем устройстве, порядок судопроизводства и т. д. Впоследствии они, ввиду коллегиального устройства, стали называться синедрионами, – словом, заимствованным из греческого языка (συνέδριον).

Высшая власть в Иудее, пока живы были Ездра и Неемия, принадлежала им; они были верховными правителями, посредниками между своим народом и персидским правительством и первыми установителями общественного строя. В основу последнего ими был положен закон Моисеев, долженствующий определять собою всю внешнюю и внутреннюю жизнь еврея. Храм опять сделался не только религиозным, но и политическим центром. Очень естественно, поэтому, что после смерти Ездры и Неемии власть перешла в руки первосвященника. Но вот во второй половине послепленного периода рядом с первосвященником мы видим другого носителя власти – верховный Совет, который вместе с ним стоит во главе государства. Этот совет, с высшей административной и судебной властью, встречается в первый раз на страницах истории во время правления Гиркана II с именем συνέδριον; в еврейских книгах он назывался преимущественно נְּדוֹלַח סַנְרֶדרִין ‎– Великий синедрион, также בַּית דִּין חַנָּדוֹל – Дом великого суда, или просто דּין בַּית – Дом суда.

Сохранившиеся сведения о нем, представляют его учреждением, имевшим громадное значение в истории Иудеи. Вся жизнь народа была тесно связана с этим верховным сенатом. Как высшее правительственное учреждение оно, в лучшие времена своего существования, давало направление политической жизни. Присвоив же себе законодательную власть, оно положило начало созданию того права, которое впоследствии заменило для евреев закон Моисея. Кроме того, Иерусалимский синедрион имел важное значение в истории христианства, его первых дней жизни. Синедрион следил за появлением всякой новой секты, нового учения в Иудее. И положение христианства и христиан было определено именно Синедрионом.

Но, к сожалению, исторические сведения о синедрионе крайне скудны, и притом противоречат друг другу.

Единственно достоверный источник – исторические книги Нового Завета, правда, нередко упоминают о Синедрионе, но их сообщения всегда кратки. Они говорят о Синедрионе не для того, чтобы дать нам более или менее полное представление о нем, а только потому, что Синедрион судил Иисуса Христа и апостолов. Поэтому в Евангелиях и в книге Деяний апостольских мы не найдем ответа на множество вопросов, возникающих относительно Синедриона.

Другим источником сведений о Синедрионе являются сочинения Иосифа Флавия. Мы вправе от них ожидать большего, чем от книг Нового Завета. Его «Древности Иудейские″ и «История иудейской войны″ имеют своим содержанием гражданскую жизнь еврейского народа, где Синедрион имел важное значение. Но мы ошибемся в своих ожиданиях. Сочинения Флавия содержат описание сражений, династических переворотов, интриг в правящих кругах и т.п. Духовной жизни народа он касается лишь мимоходом. Изображая после пленный период жизни еврейского народа, историк мало говорит о том, что важнее всего, что обусловило именно такой, а не иной ход событий, что создавало народный характер. Мы находим у него слишком скудные сведения о синагогах, иудейских сектах и Великом Синедрионе. Между тем, от них-то и зависело направление народной жизни, они-то и создавали историю.

В виду этого книги Нового Завета и сочинения Иосифа Флавия не могут быть признаны достаточными для получения полного представления о Синедрионе.

Необходимо обратиться к источнику, который давал бы более полные сведения о Синедрионе. Таковым является Талмуд, в четвертой части которого находится трактат, специально посвященный Синедриону. В нем содержатся сведения о происхождении Синедриона, его составе, о правах его и т.п. Этот источник самый полный в ряду других, так что некоторые из древних ученых исключительно на нем основывали свои представления о верховном еврейском судилище. Однако и в Талмуде много не достает. Не говоря уже о том, что здесь нет истории Синедриона, сведения о круге его деятельности, о составе членов и прочее, крайне скудны.

Изучая источники для ознакомления с Синедрионом, встретимся и с другим затруднением. Если мы сравним показания Талмуда о синедрионе с теми данными, которые мы находим в Новозаветных книгах и у И. Флавия, то нередко найдем между первым и последними коренные противоречия, и поэтому приходится обратить внимание на степень исторической достоверности источников. Нет нужды распространяться о исторической достоверности книг Нового Завета. Что касается сочинений Иосифа Флавия, то они не всегда выдерживают критику. Но при сравнении их с Талмудом оказывается, что они по своей достоверности, далеко превосходят последний. В Талмуде, несомненно, есть весьма ценные указания, но правда здесь до того перемешана с ложью, что пользование им без предварительного критического анализа, невозможно. Сами раввины признают беспорядочность Талмуда, особенно Вавилонского. Так, раввин Иоханан на вопрос, почему Талмуду дано название Вавилонского, отвечает: «Оно придано ему за беспорядок и разлад, произведенный им между Библией, Мишной и Гемарой″. Действительно, различие между Библией и Талмудом громадно, и оно замечается не только в догматических и этических положениях, но и в исторических данных. Между тем, сочинения Иосифа Флавия мало отступают от книг Священного Писания. Тенденция его уклонения от Библии очевидны. Так замечено, что И. Флавий старается дать чудесам Библии естественное объяснение². Далее в его истории всегда заметно преувеличение того, что было почетным для евреев, напротив уменьшение, или даже совершенное умолчание о том, что поразило их. Описывая, например, сражение, он увеличивает цифру убитых евреями врагов, а число убитых евреев уменьшает, или даже совершенно замалчивает. Хорошо известная из Библии склонность иудеев к идолопоклонству у И. Флавия сглажена³. Наконец, И. Флавий неправдив в тех случаях, когда он говорит о своей деятельности, или о римском императорском доме. Эти две тенденции – национальная и эгоистическая; желание возвысить свой народ и защитить свою личность и деятельность и вредит исторической достоверности сочинений Иосифа Флавия. Но что касается нашего предмета, то мы смело можем доверять иудейскому историку. У него не может быть никакой цели для неправильного изображения Синедриона. Как и большинство древних историков, он не достиг до убеждения, что «только хороший народ имеет хорошие учреждения″, и что о достоинстве народа гораздо лучше можно судить по его учреждениям, чем по сражениям и другим, бросающимся в глаза событиям. Не то мы должны сказать о Талмуде. Что в нем вообще много тенденциозного, противоречивого, ложного – это признано всеми. Относительно же нашего предмета мы должны сказать, что отношение талмудистов к Синедриону совершенно другое, чем у Иосифа Флавия. Авторы трактата «Сангедрин″, между прочим, ставят целью и стремятся к повышению авторитета Синедриона, а это значительно ослабляет достоверность их сообщений. Для примера укажем хоть на то обстоятельство, что талмудисты, желая возвысить авторитет Синедриона, ложно отвечают на вопрос о времени возникновения Синедриона, выдавая его за божественное учреждение, возникшее во времена Моисея. Много и других неверных сообщений мы найдем в Талмуде по вопросу о Синедрионе. Поэтом, мы не должны слишком доверчиво относиться к Талмуду; его показания нам необходимо проверять более достоверными источниками – Новозаветными книгами и сочинениями Иосифа Флавия. Уже одно время написания заставляет нас отдавать предпочтение последним источникам пред Талмудом. Евангелия и книга Деяний апостольских написаны в то время, когда Иерусалимский Синедрион существовал; написаны лицами, которые знали его хорошо, или даже стояли пред судом Синедриона. То же можно сказать и о сочинениях Иосифа Флавия. Человек разносторонне образованный, видный иерусалимский гражданин, принимавший деятельное участие в исторической жизни еврейского народа, наконец, хорошо изучивший памятники и историю своего народа, естественно, мог дать достоверные сведения о современном ему учреждении. Между тем, Талмуд написан в то время, когда Иерусалимский Синедрион уже давно перестал существовать, а существовавший после разрушения Иерусалима Синедрион, основанный Иохананом бен Заккаем, по которому талмудисты могли судить об Иерусалимском, значительно отличался от последнего, как по своему внутреннему устройству, так и по кругу деятельности. Правда, многие Предания, вошедшие в состав Талмуда, современны существованию Иерусалимского Синедриона, но эти предания, прошедшие путем устной передачи через несколько поколений раввинов, не могли оставаться неповрежденными: много забывалось, многое передавалось превратно, а многое намеренно извращалось.

Кроме Новозаветных Писаний, Иосифа Флавия и Талмуда о исторической жизни евреев после плена говорят неканонические Ветхого Завета, из которых для нас важны 1-я и 2-я книги Маккавеев. Достоинство их неодинаково. Исторические суждения должно основывать на 1-й книге Маккавеев, так как она всеми признается точным источником истории. Еврейский ученый Цунц ставит эту книгу по ее исторической точности, наряду с книгами Царств⁴. Другой ученый Эйхгорн называет ее «драгоценным памятником иудейской истории″. Указав на некоторую неполноту ее, он продолжает: «но эта именно бедность описания служит нам лучшим ручательством ее достоверности, что особенно важно для историка, тем более, что об этом замечательном периоде иудейской истории мы в настоящее время не имеем лучших и более полных исторических источников и нужно думать, что таковых не существовало и в древние времена, потому что Иосиф Флавий при описании религиозного преследования евреев Антиохом Епифаном и последовавшего за ним восстания евреев, пользовался, почти исключительно, 1-й кн. Маккавеев и кн. пророка Даниила. Автор кн. Маккавеев также часто касается истории других народов и к чести его надобно сказать, что сообщения его, по крайней мере, о Сирийском царстве, согласуются с теми сведениями, которые дошли до нас от греков и римлян»⁵. Вторая книга Маккавеев по своей исторической достоверности стоит ниже первой книги, но так как ее повествования, за редким исключением (гл. 3, 4, 6, 7), имеют параллельные места в других исторических сочинениях (1-я кн. Маккавеев и у И. Флавия), то возможна критическая проверка ее сообщений.

Таким образом, критический анализ наших источников показывает, что мы не должны слишком доверчиво относиться к Талмуду, но проверять его данные более достоверными источниками: историческими книгами Ветхого и Нового Завета и сочинениями Иосифа Флавия. Только при таком условии можно создать правильное представление о Синедрионе. Этим и определяется метод нашей работы. Мы должны были сопоставлять противоречивые данные источников и при помощи критики определить достоверность их сообщений.

Оставляя пока в стороне частности, мы обратим внимание на общее представление о Синедрионе, какое можно получить при чтении означенных источников. Заметим предварительно, что показания И.Флавия о нашем предмете согласуются с данными Новозаветных книг. Как эти последние, так и иудейский историк представляют нам Синедрион высшим политическим учреждением с административной и судебной властью, аристократическим сенатом, состоящим, преимущественно, из лиц правящих классов. Талмуд также упоминает об административной (главным образом в области религии), законодательной и судебной деятельности Синедриона, но все-таки, в общем, он изображает Синедрион скорее высшей школой, членами которой состоят раввины, а главою – знаменитейший из раввинов. Деятельность членов Синедриона, по Талмуду, посвящена изучению Священного Писания, разъяснению его и изысканию средств воплотить разнообразные синедриональные постановления в жизни.

В зависимости от источников и в ученой литературе дается различное представление о Синедрионе. Ученые, впервые писавшие об этом вопросе (XVII, XVIII и начала XIX вв.) руководствуясь, преимущественно, Талмудом, изображают Синедрион в виде раввинской Академии, особенно, когда говорят о его внутренней организации. Из трудов специально посвященных вопросу о Синедрионе за это время нужно отметить, прежде всего, капитальное сочинение Сельдена⁶. Главный недостаток его сочинения в том, что в нем незаметно критическое отношение автора к Талмуду. Тем не менее, оно и до сих пор имеет значение для исследователя, главным образом по своей замечательной эрудиции. Автор имел перед собой не только оба Талмуда (Вавилонский и Иерусалимский), но и труды всех важнейших комментаторов, выдержки из которых он приводит в подтверждение своих мнений всегда полностью, что дает возможность ориентироваться в массе раввинских сочинений. Не оставляет он без внимания и сочинение Иосифа Флавия, Филона, а также работ ученых, писавших о Синедрионе до его времени. Специально посвящены вопросу о Синедрионе статьи Форстия, Бюхера, Витсия, помещенные в XXV томе издания Уголино⁷. Из сочинений общих, в которых довольно подробно говорится о Синедрионе, необходимо указать на сочинения Карпцова, Реланда, Отто и Гартмана⁸. Кроме того о Синедрионе трактуется в библейских археологиях, как, например, в археологии Яна, Заальшутца, Де-Ветте и другие⁹. Мы перечислили важнейшие сочинения до половины XIX века. Различные по своему достоинству они могут быть отнесены к одной категории в том отношении, что в них или господствует талмудистическая точка зрения, или, если и подвергаются критике положения Талмуда, то еще робкой, направленной только на очевидные талмудистические нелепости, и притом не строго выдержанной. Вследствие этого общее представление о Синедрионе, какое мы получаем при изучении этой литературы, будет или неопределенным (преимущественно в сочинениях начала XIX в.), или в чисто талмудистическом ( в более древних): в Синедрионе мы будем видеть нечто подобное высшей богословской школе раввинов.

В 1857 г. бресланским раввином Гейгером было издано сочинение под заглавием «Первоначальный текст и переводы Библии″¹⁰, в котором он подверг более решительной критике талмудистические данные о Синедрионе и высказал убеждение, что в некоторых вопросах (например, о председателе) Мишна относит ко времени существования Иерусалимского Синедриона то, что имело место в Синедрионе периода происхождения Мишны. Кейль в своем » Руководстве к библейской археологии″ также сильно сомневается в достоверности талмудистических данных. Но самым решительным, более последовательным критиком сообщений Мишны о Синедрионе выступил известный голландский ученый Кюнен¹¹. Сопоставив свидетельства новозаветных книг, Иосифа Флавия и Талмуда, он с очевидностью доказал, что талмудистическое изображение внутренней организации Синедриона ложно, что, во всяком случае, заслуживают предпочтения данные о нем новозаветных книг и Иосифа Флавия, представляющие нам Синедрион в виде сената, с высшей политической властью, составленного из представителей аристократии. Эта статья произвела полный переворот во взглядах на Синедрион, почему Вельгаузен по справедливости называет ее epochemachendes Werk. Большая часть ученых теперь уже не возвращаются к талмудистическому изображению Синедриона и лишь тверже обосновывают взгляд, высказанный А. Кюненом, или изменяют некоторые частные его положения. Из немецких ученых более других уделяют внимание Синедриону, проводя взгляды Кюнена, Вельгаузен и Шюрер¹². Кроме того, Шюрером напечатана в Theologische Studien und Kritiken, 1872 г. статья: Die α͗ο̺χιεο̺ει̃ϛ im Neuem Testamente, в которой он, между прочим, определяет тот класс членов Синедриона, который известен в новозаветных книгах под именем α͗ο̺χιεο̺ει̃ϛ, а также говорит и о председателе Синедриона. В том же журнале за 1878 г. ему принадлежит другая статья: Der Versammlungsort des grossen Synedriums, исследующая местоположение здания синедриональных заседаний. Оба названные ученые, Вельгаузен и Шюрер, развивают взгляды Кюнена, обосновывая его положения новыми доказательствами и изменяя те, которые они находят неправильными. Шюрер, кроме того, не ограничивается исследованием состава членов Синедриона; он кратко излагает его историю, говорит о его правах и пр. Взгляд Кюнена господствует в библейской науке до последнего времени; он проводится в курсах истории еврейского народа (за исключением самых тенденциозных, не отличающимся научным характером), в библейских археологиях¹³, в статьях энциклопедических словарей¹⁴ и в новозаветных библейских историях.

Впрочем, в самое последнее время д-р Ельски высказал новый взгляд на внутреннюю организацию Синедриона в своем сочинении о внутреннем устройстве Иерусалимского Синедриона¹⁵. Особенный интерес в этом исследовании имеет глава о председательстве в Великом Синедрионе. Кюненом, Шюрером и другими было, на основании свидетельств Иосифа Флавия и новозаветных книг, доказано, что председателем в Синедрионе был состоящий в должности первосвященник. Опровергать свидетельства этих источников значило бы идти против очевидности. Ельски признает их, но не отвергает совершенно и свидетельств Талмуда, как это делали упомянутые ученые. По его мнению, и те и другие источники заключают в себе истину. Соединяя свидетельства этих источников, он приходит к тому выводу, что во главе Синедриона было два председателя: один – первосвященник, как это видно из сообщений новозаветных книг и сочинений Иосифа Флавия, председательствовавший в Синедрионе лишь тогда, когда он занимался политическими делами. Другой – фарисейский ученый, который председательствовал в законодательных и судебных заседаниях Синедриона. Сочинение Ельски, однако, не убеждает читателя в истинности развиваемого в нем взгляда. Его предположение имеет в основе не свидетельства какого-либо достоверного источника, даже не общий характер истории еврейского народа, а лишь некоторые положения Талмуда, которые, к тому же, берутся им не в прямом и буквальном смысле, а с произвольными комментариями. Ученый, так сказать, читает между строк, но такой способ доказательства ненадежен. Произвольно комментируя Талмуд, – это море противоречий, – можно доказать что угодно. Поэтому при всем, по-видимому, научном характере, сочинение Ельски не может изменить установившегося взгляда и едва ли повлияет на последующие работы об этом предмете.

Русская литература очень бедна исследованиями важнейшего иудейского учреждения эпохи второго храма. В ней имеется одна только статья, специально посвященная Синедриону. Это – статья профессора Царевского «Иудейский Синедрион и римские прокураторы в Иудее во времена Христа Спасителя″ (Странник 1899 г., апрель, май). Но она рассматривает один только вопрос: имел ли Синедрион при прокураторах право казни уголовных преступников. Вопрос этот в иностранной литературе обсуждался нередко¹⁶. Но так как в русской богословской литературе он затрагивался доселе только в статье профессора Лопухина «Суд над Иисусом Христом, рассматриваемый с юридической точки зрения″, то автор, конечно, счел нужным дать полное и обстоятельное исследование поставленного им вопроса, рассмотрев все доводы – за и против. Пользуясь этим исследованием, мы даем лишь иную постановку и группировку существующего для решения этого вопроса материала, способствующую по нашему мнению, большему уяснению предмета.

Затем должно быть упомянуто сочинение Н. Маккавейского » Археология страданий Господа Иисуса Христа″, Киев, 1890 г. В нем автор, излагая историю суда над Иисусом Христом, довольно подробно говорит о синедриональном судопроизводстве. Ход суда здесь представлен с достаточной ясностью и полнотой. Исследователь не обходит и других вопросов , касающихся Синедриона. Так, он дает сведения о составе его членов, о правах Синедриона, о его председателе, о месте заседаний Синедриона и пр., хотя, конечно, краткие, насколько это необходимо для его цели. Но сообщаемые им сведения не всегда отличаются строгой научностью, некоторые положения автора неверны, так как он слишком доверчиво относится к Талмуду, а в иных случаях он не решается высказать определенный взгляд.

Судопроизводство Синедриона описывается также в упомянутой статье Лопухина, в статье Пятницкого «Суд над Иисусом Христом у первосвященников иудейских″ (Минск, Епарх. ведомости, 1888 г. № 3, 4, 5, 8, 9), в сочинении Преосв. Иннокентия «Последние дни земной жизни Господа Иисуса Христа″, в переводных сочинениях Фаррара – «Жизнь Иисуса Христа″, Гейки – «Жизнь и учение Христа″. У Фаррара, кроме того, в приложениях есть особая статья о Синедрионе, которая, впрочем, не имеет значения, так как отличается крайней неопределенностью. В переводных сочинениях Бекка и Бранна «Еврейская история от конца библейского периода и до настоящего времени″ и Гехта – «Очерк истории еврейского народа″, – также содержатся некоторые сведения о Синедрионе. Но в них господствуют устарелые талмудистические взгляды. В библейской истории профессора Лопухина, по вопросу о Синедрионе, уделено, слишком, мало места.

Из этого обозрения иностранной и русской литературы о Синедрионе мы можем видеть, что более полные исследования, рассматривающие его всесторонне, представляют, преимущественно, сочинения авторов древнего времени, взгляды которых теперь уже устарели. В новой же литературе преобладают статьи по отдельным вопросам. Во-вторых, как в древней, так и в новой литературе, господствует крайнее разнообразие мнений и взглядов. Критически сопоставить различные сведения источников и мнения ученых, и на основании этого анализа дать, насколько возможно, полное и определенное представление о Синедрионе и составляет задачу настоящего труда, который, может быть, не будет лишним в очень бедной, по данному вопросу, русской литературе.

Время происхождения Синедриона прямо указывается только в Талмуде. По его сообщению правительственную коллегию, власть которой наследовал после пленный Иерусалимский Синедрион, учредил Моисей во время странствования по пустыне. Когда народ стал высказывать неудовольствие, что у него нет мясной пищи, то Моисей, удрученный ропотом, воззвал к Богу: «я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня″. В ответ на это Господь сказал Моисею: «Собери Мне 70 мужей из старейшин Израилевых, которых ты знаешь, что они старейшины и надзиратели его, и возьми их к скинии собрания, чтобы они стали там с тобою. Я сойду и возьму от Духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа, а не один ты носил″. Моисей исполнил это повеление, собрал 70 старейшин и поставил их перед скинией. И сошел Господь в облаке, и говорил с ними, и взял от Духа, который на нем, и дал семидесяти мужам старейшинам¹⁷. По Талмуду это и есть торжественное учреждение Синедриона самим Богом¹⁸. С этого времени, по мнению раввинов, Синедрион существовал непрерывно. Так, по таргумам, он отправлял свои обязанности при Иисусе Навине, судьях и царях¹⁹. Саул даже сам был председателем Синедриона, а его сын Ионафан, вице-председателем²⁰. В агаде о Шамире Синедрион восстанавливает в царском достоинстве Соломона.²¹Не прекращал он своего существования и за весь период разделения царств,²²и даже в плену Вавилонском,²³когда, по мнению таргумиста, даже сам Иегова нисходил в Синедрион. После плена Ездра дал ему правильную организацию и сам был его председателем.²⁴Талмуду следуют и многие из древних ученых, как Сельден, Карпцов, Бюхер, Отто и др²⁵. Сущность их взглядов можно представить в следующем виде. Семьдесят человек, которые вместе с Иаковом переселились в Египет,²⁶естественно, сделались главами происшедших от них поколений; они решали спорные дела между евреями; они же, вероятно, и были теми надзирателями, от которых египтяне, приставники фараона, требовали отчета о ежедневных трудах евреев.²⁷Когда эти начальники родов умирали, их власть переходила к старейшему в роде и, таким образом, всегда были налицо семьдесят представителей родов. Им-то прежде других и передал Моисей заповедь Божью об исходе из Египта.²⁸Они, как главы родов, были представителями всего израильского народа и при торжественном заключении союза между ним и Богом на горе Синай, удостоились лицезрения славы Божьей.²⁹Наряду с ними в Пятикнижии упоминаются поставленные по совету Иофора, тысяченачальники, стоначальники, пятидесятиначальники и десятиначальники, которые судили менее важные дела, более же трудные представляли для решения Моисею. Из кого именно они были избранны, неизвестно; может быть из тех же представителей родов. Таким образом, существовали уже лица, которые по своему рождению и положению в народе были, так сказать, предназначены для высшего управления Израилем. И вот, когда Моисей начал изнемогать под бременем правления жестоковыйным народом, Господь повелел собрать ему 70 мужей из старейшин Израиля, которые известны ему за старейшин и надзирателем народа,³⁰то есть избрать 70 человек из лиц, уже некоторым образом принимавших участие в народном управлении. На избранных Моисеем мужей, Господь изливает часть Духа, который был на Моисее. Это ниспослание особого Духа показывает, что семидесяти старейшинам и надзирателям даются бóльшие полномочия, сравнительно с теми, какие они имели прежде. Им дается право верховного управления народом, высший суд над Израилем. Итак, ясно, по словам названных ученых, что в 11 главе Чисел речь идет о Божественном учреждении великого Синедриона. Так как 70 старейшин были избраны для того, чтобы помогать Моисею в управлении народом, ³¹то Синедрион и существовал, по мнению некоторых ученых, только при Моисее. Еще раньше вступления в землю обетованную, деятельность Синедриона прекратилась за смертью всех членов, потому что умиравшим в пустыне старейшинам не было назначено преемников. По другому мнению, Синедрион существовал и после Моисея, при судьях и царях, хотя и не непрерывно; бурные времена, столь частые в истории евреев, не только парализовали его деятельность, но и часто совершенно прекращали его существование. Но с наступлением мирного периода Синедрион снова был организуем и снова приобретал высшую власть.³²

Нет нужды много распространяться о несостоятельности талмудического взгляда. Она признана теперь всеми, и из новейших ученых никто не держится этого взгляда. Даже некоторые ученые XVIII в., критически относившиеся к Талмуду, опровергали этот взгляд. Поэтому, ограничимся лишь некоторыми общими замечаниями. Правда, старейшины упоминаются как судьи народа с древнего времени, и действительно в первобытные времена им принадлежала вся власть: каждый их них судил и наказывал членов того рода, главою которого он был. Тот же порядок продолжался и в Египте: каждый из старейшин решал чисто семейные дела в роде и отдавал отчет надзирателю-египтянину в ежедневной работе членов рода. Но эти старейшины не составляли коллегии: каждый из них действовал отдельно. И если Моисей собирает их и им, прежде всего, сообщает повеления Господа,³³то он созывает их не как коллегиальный институт, а как отдельных представителей родов; в лице их он говорит со всем народом; через них он дает распоряжения, касающиеся всех сынов Израиля,³⁴т. е. каждый из старейшин отдельно является посредником между Моисеем и тем родом, во главе которого он стоит.³⁵После исхода евреев из Египта порядок управления и суда был определен положительным законом. Так как во время странствования народ находился на военном положении, то Моисей нашел удобным разделить его, как это было принято в войсках, на тысячи, сотни и т. д. Это деление, однако, было приведено в соответствие с естественным разделением колен на роды и семейные группы. Во главе отделений были поставлены тысяченачальники, стоначальники и т. д. Каждый из них судил и решал все маловажные дела во вверенном ему круге лиц.³⁶Таким образом, суд оставался в том же виде, только он был нормирован: каждому из старейшин была указана определенная сфера действий. Этот суд, как мы видим, был единоличным, а не коллегиальным. Пятикнижие дает основание думать, что и за все время странствования евреев по пустыне, данная Моисеем организация управления и суда осталась неизменной. Законодатель, перед вступлением на землю обетованную, напоминая народу обо всем, что он сделал для него в пустыне,³⁷не говорит об учреждении какой-либо коллегии для судебных разбирательств, а только о тысяченачальниках, стоначальниках и т. д., которых он поставил «надзирателями по коленам″ и судьями менее важных дел. Да и странно было бы учреждение коллегии для суда кочующих по пустыне израильтян. Здесь все дела требовали скорого разрешения, а сложные процедуры коллегиального суда отнюдь не могли способствовать этому. Действительно, во всем Пятикнижии нет и малейшего намека на деятельность составленного из 70-ти членов совета, который бы вместе с Моисеем, как своим председателем, пользовался высшей властью. Всюду верховным судьей и исполнителем Божественных велений является один Моисей.³⁸И закон он передает «священникам, сынам Левииным, носящим Ковчег Завета и всем старейшинам сынов Израилевых″,³⁹а не верховному совету, как это должно бы быть, если бы он существовал. Совету, как стоящему во главе Израиля, более всего необходимо было бы знание Закона, чтобы судить по нему и проводить в среду народа. Итак, надо думать, что во время жизни Моисея никакой коллегии семидесяти старейшин не существовало.

После занятия евреями земли Ханаанской мы, действительно, встречаем у них судебные коллегии. Моисей, давая распоряжения относительно устройства судов, определяет их в виде небольших коллегий, членами которых должны быть старейшины, священники и левиты.⁴⁰Но кроме этих, так называемых местных судов, было установлено высшее судилище при скинии для разрешения наиболее трудных дел. В нем заседали первосвященники, священники, левиты, судьи и старейшины.⁴¹Однако давая законы об устройстве высшего судилища при скинии, Моисей говорит о нем, как о совершенно новом учреждении, не имеющем себе подобного в существующей судебной организации. Отличается он и от позднейшего Синедриона: во-первых, численным составом и положением членов, во-вторых, более узким кругом деятельности. Хотя раввины уверяют, что суд при скинии состоял из 70-ти членов, но Моисей нигде не говорит об этом.

Что же означает тогда тот рассказ из книги Чисел, на который ссылается Талмуд и следующие ему ученые, что Моисей, для облегчения себе правления народом, избирает, по повелению Господа, 70 мужей из старейшин Израилевых. Если допустить такое понимание его, какого держится Талмуд, то придется встать в противоречие со всем Пятикнижием, которое не знает никакого верховного совета. Мало того, изображение в Пятикнижии управления и суда в пустыне прямо отрицает талмудистический взгляд. Далее, жалоба Моисея, что он один «не может пасти всего народа″⁴², непонятна, так как в это время уже существовали тысяченачальники, стоначальники, десятиначальники.⁴³Удобный выход из затруднения некоторые ученые нашли в том, что признали это место интерполяцией.⁴⁴Но считать рассказ об избрании 70-ти старейшин позднейшей вставкой невозможно, в виду того, что он находится в тесной связи с предыдущим и последующим. Как же понимать его? Неужели здесь нужно видеть учреждение коллегии 70-ти старейшин? В то время как Моисей жалуется на тяжесть правления, которое ему одному приходится нести, уже существовали тысяченачальники, стоначальники и т. д., и, следовательно, они облегчали Моисею бремя правления. Что же побуждает Моисея взывать: «я один не могу нести всего народа сего″? Мы думаем, что эта жалоба имеет в основании недоверие сынов Израилевых к начальникам, поставленных над ними. Моисей пользовался величайшим авторитетом, как Богом избранный вождь, и потому к нему обращались за решением не только трудных дел, как это он установил, но и вообще во всех случаях его суд предпочитали суду старейшин. Следовательно, поставленные из старейшин тысяченачальники и стоначальники мало облегчали Моисею бремя правления народом. Необходимо было авторитет старейшин возвысить в глазах Израиля. Поэтому Бог повелевает выбрать наиболее выдающихся из них и отделяет им часть Духа, почивавшего на Моисее. Этим, с одной стороны, возвышался их авторитет в глазах народа, а с другой стороны, наделенные Божественным даром, они могли лучше и увереннее решать спорные дела израильтян. Теперь старейшины, продолжая судить по прежнему, каждый в вверенном ему круге лиц, действительно, облегчали Моисею бремя правления: приняв от духа Моисеева, они менее затруднялись в решении спорных дел, и народ, видев их преимущество, охотнее обращался к ним. Таков смысл рассказа книги Чисел об избрании 70-ти старейшин.

Данная Моисеем судебная организация, вступившая в силу после занятия евреями земли Ханаанской, с течением времени стала приходить в упадок. Благочестивому царю Иосафату приписывается ее восстановление. Кроме упорядочивания провинциальных судов, он организовал в Иерусалиме верховное судилище, состоящее из священников, левитов и глав поколений. В нем председательствовали первосвященник Амария и Зевадия, сын Исмаилов, князь дома Иудина, причем под руководством первого решались дела, касающиеся религии, под руководством второго – гражданские дела.⁴⁵В этом трибунале некоторые исследователи видят начало послепленного Синедриона.⁴⁶Такого мнения держатся, правда, немногие. Причина очевидна. Судилище, организованное Иосафатом, не может считаться началом Синедриона уже потому одному, что оно не представляет собой нового учреждения, а есть лишь восстановление основанного Моисеем высшего суда при скинии. (Втор. 17: 8–12). Во-вторых, не нужно забывать, что судилище, основанное Моисеем и восстановленное Иосафатом, вместе с падением Иудейского царства прекратило свое существование. Наконец, что самое главное, и высший суд Моисея, и трибунал Иосафата имеют то существенное отличие от Синедриона, что они по своей компетенции, были только судами, а не административно-судебными сенатами, как позднейший Синедрион. В управлении они не принимали никакого участия, тогда как Синедрион, особенно в первое время своего существования, был, главным образом, административным и законодательным учреждением. Поэтому начало Синедриона мы должны искать в после пленном периоде.

Но так как, ни Новый Завет, ни Иосиф Флавий, ни книги Маккавейские не определяют времени возникновения Великого Синедриона, то ученым открывается широкое поле для предположений.

Одни из них считают Иерусалимский Синедрион не чем иным, как продолжением Великой Синагоги, учреждение, которое связано с именем Ездры и Неемии и, таким образом, начало Синедриона относят к половине V в. до Р. Х.⁴⁷Но при всей компетентности ученых, высказавших это мнение, нельзя, однако, признать его за истинное. Заметим, прежде всего, что самое существование В. Синагоги, как особого учреждения, учеными, не без основания, заподозривается. Думают, что различные рассказы о В. Синагоге вымышлены позднейшими раввинами с целью заполнить пробел между последними пророками и поколениями раввинов (периодов «пар″ и «танн″), чтобы, таким образом, показать непрерывность в сохранении и развитии «устного закона″.⁴⁸Но мы оставим в стороне спорный вопрос о существовании В. Синагоги. Помимо этого есть немало причин, препятствующих поставлять В. Синедрион в генетическую связь с В. Синагогой. Если сопоставить Синедрион с В. Синагогой, как она известна нам из сочинений раввинов и новейших историков, например, Фоста, Деренбурга и других, то легко можно видеть, что это два, совершенно различных института. Синедрион – институт политический, в руках которого находилась высшая административная, законодательная и судебная власть. В. Синагога – свободная коллегия ученых, имевшая своей целью религиозно-нравственное воспитание народа и изучение закона. Деренбург самое существование В. Синагоги ставит в зависимость от слабости политической жизни еврейского народа. По его мнению, В. Синагога могла существовать только в то время, когда политическая жизнь евреев была слишком слаба, когда евреи не мечтали о политической независимости. Но при самом начале кипучей политической жизни, при Маккавеях, В. Синагога совершенно исчезает со сцены исторической жизни еврейского народа.

Мы очертим вкратце предполагаемую действительность В. Синагоги, чтобы видеть насколько она отличается от деятельности Синедриона.

После плена Вавилонского, народ, считавший его наказанием за отступление от Моисеевых предписаний, хотел жить по закону и строго исполнять все его требования. Между тем многие законоположения были уже неудобоисполнимы и не применимы к изменившимся условиям жизни. Необходимо было приспособить требования закона к этим новым условиям. А это вызвало изучение Торы и вывод из нее новых законоположений, которые соответствовали бы вновь возникшим требованиям жизни. Новые постановления, искусно выведенные из закона Моисеева, ученые выдавали не за свои рассуждения, но за предание, которое будто сохранилось со времен Моисея. Вот это-то развитие преданий и составляло главную деятельность В. Синагоги.⁴⁹Как законоположения Моисея, так и новые предписания ученых нужно было провести в жизнь и гарантировать их исполнение. Лучшей гарантией было установление целого ряда обрядов, которым был составлен каждый шаг еврея. Это и была та «ограда вокруг закона», о которой говорится в известном изречении, приписываемом мужам В. Синагоги. Имея своей целью подчинить закону всю жизнь общества и каждого израильтянина в отдельности, мужи В. Синагоги, естественно, должны были позаботиться о распространении знания закона между иудеями. Воспитание народа, и особенно молодого поколения в духе закона и составляет вторую задачу их деятельности. Для этого, с одной стороны, были введены публичные чтения Торы, с объяснением непонятных мест, с другой, чтобы сделать доступные учения священных книг всем классам народа, древнее письмо было заменено новым ассирийским квадратным письмом, и , наконец, приведены были в порядок религиозные книги, отделены боговдохновенные от простых произведений благочестивых людей, иначе говоря, составлен канон священных книг.⁵⁰Кроме того, В. Синагога много заботилась об организации богослужения. Наряду с богослужением в Иерусалимском Храме, во всех провинциальных городах совершалось богослужение в особых молитвенных домах – синагогах. Мужи В, Синагоги устанавливали порядок богослужения в них, сочиняли и одобряли постоянные молитвенные формулы, вводили те или другие обряды.⁵¹Наконец, чтобы упрочить свое дело, мужи В. Синагоги заботились о подготовке будущих учителей и толкователей закона. своим ученикам они преподавали правила и способы толкования и всю совокупность устных преданий. В таком виде представляется учеными деятельность В. Синагоги.

Если мы теперь сравним ее с деятельностью Иерусалимского Синедриона, то слишком мало общего. Правда, в числе членов Синедриона, мы видим книжников, которые были заняты развитием преданий, воспитанием учеников, но это не главная сфера деятельности Синедриона. Он, в период существования Иудейского государства, является , преимущественно, высшим административным и судебным учреждение, подобно сенату или парламенту в конституционных государствах. Его мы видим представителем народа перед иностранным правительством; в его руках главное управление страной его обсуждению подлежат вопросы о войне и мире; он заботятся об организации управления в провинции, устраивая в городах соответственные суды; его ведению подлежали важнейшие уголовные процессы; его власть простиралась даже на первосвященника; от него исходили важнейшие административные меры относительно церковных дел и т. д. В высшей степени странно, что простая коллегия ученых, с задачами религиозно-нравственного воспитания народа, могла превратиться в верховный административно-судебный сенат. Каким образом она могла изменить совершенно сферу своей деятельности? Где условия и обстоятельства, которые благоприятствовали такому переходу?

Насколько были различны задачи В. Синагоги и Иерусалимского Синедриона, настолько же они отличались и по составу своих членов. Членами синагоги были по большей части простые люди, без особенных должностей, отличавшиеся только знанием закона и благочестием. Они были в постоянных сношениях с народными массами и пользовались их уважением; напротив, цари и сильные мира относились к ним с большим недоверием.⁵²Число членов, вероятно, не было ограничено. «Так как это собрание – говорит Деренбург, – не было учреждено никаким формальным актом, а образовалось совершенно свободно, то оно, вероятно, заключало в себе всех людей, которые заслуживали быть членами его по своим знаниям и по своим добродетелям, и которые желали этой чести. Как Ездра и Неемия, – один принадлежал к священническому роду, а другой к неизвестному, – точно также и В. Синагога могла заключать в себе как священников, так и мирян, без различия рода.″⁵³Первосвященник не только мог не быть председателем этого собрания, но даже мог и не состоять в числе его членов. Словом, общий характер этого учреждения, как описывают его ученые, демократический.⁵⁴ Напротив, Синедрион по своему существу есть аристократический сенат.⁵⁵Членами его были, преимущественно, представители знатных священнических фамилий, председателем первосвященник. Каким же образом чисто демократический институт мог измениться в аристократический? А главное, как могло управлять, судить это демократическое учреждение в то время, когда, как нам известно, управление (πολιτεία) было аристократическое с олигархическим элементом, когда высшую власть имели архиереи.⁵⁶И действительно, ничто не указывает, чтобы В. Синагога, когда-либо выступала как административное и судебное учреждение. Обычно ссылаются на изречение, приписываемое мужам В. Синагоги: «Будьте осмотрительны в суде, умножайте учеников и делайте ограду вокруг закона.″⁵⁷Пусть это изречение действительно принадлежит мужам В. Синагоги, пусть оно указывает на официальный суд, однако, оно не может доказать, что Синагога была судебным учреждением. Указанное выражение удовлетворительно объясняется вполне правдоподобным предположением, что оно относилось только к некоторым выдающимся членам В. Синагоги, которые могли быть в то же время и членами герусии (γεϱουσία), т. е. учреждения административно-судебного. Известно, что такие выдающиеся книжники, как Гилель, Гамалиил и др., были не только членами Синедриона, но и законоучителями (νομοδιδάσκαλοι) в раввинских академиях и начальниками (πρωτοκάϑεδροι) Иерусалимской синагоги. Такое же соединение общественных должностей могло быть и ранее у более выдающихся мужей В. Синагоги. Они могли быть и членами В. Синагоги, и преподавателями в раввинских школах и, наконец, членами герусии. К ним-то и относилось выражение: «Будьте осмотрительны в суде, умножайте учеников и делайте ограду вокруг закона.″⁵⁸Таким образом, если и допустить существование В. Синагоги, то все-таки, вследствие слишком резкого отличия между ней и В. Синедрионом по характеру и сферой деятельности, нельзя доказать ни тождества их, ни преемственности в историческом существовании.⁵⁹Вопрос о времени возникновения В. Синедриона остается открытым.

Из учреждений Иудейского государства послепленного периода обращает на себя внимание так часто упоминаемая γεϱουσία. Именем γερουσία обозначался вообще в греческих государствах верховный совет, состоящий из представителей государства, называющихся γέϱοντεϛ. Названия эти тождественны римским – senates, senatores. И иудейская герусия является именно верховным советом. Из книг Маккавейских мы видим, что она отличается от остального народа иудейского,⁶⁰и упоминается непосредственно после первосвященника и прежде священников.⁶¹Она, вместе с первосвященником, стоит во главе Иудейского царства⁶² и ей принадлежит управление страной, ибо она дает распоряжение народу⁶³относительно гражданских и религиозных дел.⁶⁴Наконец, герусия имеет высшую судебную власть: она обсуждает действия первосвященника Менелая и признав их противозаконными, отправляет депутатов с жалобой на него царю Антиоху.⁶⁵

Вполне тождественным герусии учреждением является Синедрион, что признано почти всеми новейшими учеными.⁶⁶Конечно, название συνέδϱιον менее определенно, чем γεϱουσία: оно может означать всякое коллегиальное учреждение, всякое собрание (почему и переводится по-славянски словами: сонмище, сборище). Но он иногда заменяет слова γεϱουσία, senatus. Так, название συνέδϱιον прилагалось иудеями иногда к римскому сенату, к сенату Александрии, к верховному совету царя Димитрия Селевкида.⁶⁷Члены городских советов в некоторых городах, например, в Диме в Ахайе, в Акрифеи в Беотии и др.⁶⁸назывались σύνεδϱοι и, наоборот, Иудейский Синедрион даже после того как это название сделалось общеупотребительным, все-таки иногда назывался герусией, например, в рассказе кн. Деяний апостольских о суде над апостолами.⁶⁹

Действительно, Синедрион, так же как и герусия был административно- судебным сенатом. Ему принадлежал высший надзор за всеми религиозными и гражданскими делами страны, а также верховный суд. Почти во всех исторических сообщениях Синедрион является высшим правительственным учреждением, государственным сенатом. Один из первых исторических фактов, где Иерусалимский Совет назван Синедрионом, есть суд над Иродом, казнившим во время наместничества в Галилеи Иезекию и его приверженцев. Этот поступок вооружил против него иудейскую знать, из которой многие лица были членами Синедриона. Она требует от этнарха Гиркана II суда над Иродом, выставляя ему на вид, что только Синедрион имеет право наказывать преступников. Гиркан вызывает Ирода на суд, и Синедрион судит его, как нарушителя закона,⁷⁰несмотря на его высокий пост и значение его отца, Антипатра. Уже этот факт достаточно освещает нам положение Синедриона. Мы видим в нем учреждение с высшей государственной властью, не меньшей, чем власть герусии: он следит за деятельностью даже правителей и судит их за нарушение законов. Тождество деятельности и объема власти герусии и Синедриона заставляет нас думать, что слова – γεϱουσία и συνέδϱιον – два названия одного и того же учреждения: один и тот же верховный Совет в более древнее время назывался герусией, а в позднейшее Синедрионом.

После этого возможно более или менее близко определить время происхождения Синедриона. В первый раз государственный сенат иудеев (с именем γεϱουσία) встречается во время Антиоха Великого (202–168). В борьбе Антиоха с Птоломеем Епифаном иудеи были на стороне Антиоха: доставляли его армии и слонам продовольствие, а в Иерусалиме даже сами выгнали египетский гарнизон из Сионской крепости; а когда Антиох явился под Иерусалимом, иудеи вышли ему навстречу во главе с сенатом (μετά τγ̃ς γεϱουσίαϛ); об этом Антиох и сообщает своему полководцу Птолемею в особом письме, приведенном в «Древностях″ Иосифа Флавия. В нем, кроме того, Антиох освобождает от поголовной, и всех других податей, герусию, священников, книжников храма и псалмопевцев.⁷¹Таким образом, мы видим, что при самом начале владычества Селевкидов, в конце III века до Р. Х. у иудеев был уже верховный Совет – γεϱουσία, которая, как мы заметили, есть то же, что и Синедрион. Следовательно, происхождение Синедриона мы должны отнести к более раннему времени, чем период Селевкидского господства.

До времени Селевкидов иудеи находились под владычеством персидских царей (537–332) и греческих – Птоломеев (320 по 202 г.г. до Р. Х.). К какому же периоду мы должны отнести возникновение Синедриона – к периоду персидского или египетского господства?

Немного сохранила сведений история о жизни евреев под властью персов, но все-таки их достаточно для того, чтобы представить общую картину положения евреев в это время и видеть, что такое учреждение как Синедрион, не могло иметь тогда места. Евреям была предоставлена слишком незначительная доля самоуправления: верховная политическая власть в Иудее принадлежала персидскому наместнику, который имел громадные полномочия, так что для высшего государственного учреждения не оставалось сферы деятельности.⁷²Кроме того, иудеям, вероятно, пришлось испытать немало притеснений от персидских сатрапов, произвол которых и в метрополии и в провинциях проявлялся постоянно и, кажется, не знал границ. Уже один факт из царствования Артаксеркса I Лонгимана, когда по капризу евнуха, едва не был истреблен народ иудейский, показывает, какое бесправие царило в персидском государстве, какое жалкое положение занимали в нем евреи и, наоборот, какое громадное значение имел персидский чиновник.⁷³Прибавим к этому, что в общей политической жизни за это время еврейский народ мало принимал участия; все его стремления были направлены к тому, чтобы основать свою жизнь на законе; лучшие люди стремились к тому, чтобы поднять умственный и нравственный уровень народной массы. При таких обстоятельствах не могло возникнуть верховное политическое учреждение; это период возникновения только школ и синагог. И, действительно, в книгах Ездры и Неемии не находится ни малейшего указания на деятельность какого-либо верховного Совета, хотя поводов для упоминания о нем, если бы он существовал, немало. В книгах Ездры и Неемии нередко говорится об управлении иудеев, но по сообщению первой, главная власть принадлежит «старейшинам″⁷⁴, по сообщению второй «начальствующим и знатнейшим″,⁷⁵а не какому-либо организованному коллегиальному учреждению. Второй период персидского владычества был еще менее благоприятен для возникновения Синедриона. В первом, по крайней мере, были такие замечательные организаторы, люди инициативы, как Ездра, Неемия, во втором – таких выдающихся лиц не было, иначе история сохранила бы память о них. Положение же евреев в политическом отношении, в отношении самоуправления ухудшилась. Произвол сатрапов, от которого евреи терпели и в первом периоде персидского владычества, теперь значительно усилился. Они постоянно вмешивались во внутреннюю жизнь иудеев, не давая возможности создать прочную политически-общественную организацию, подрывали экономическое состояние народа обременительными налогами, наконец, продавали сан первосвященника часто недостойным людям, внося тем самым смуту во внутреннюю жизнь евреев. В этом отношении характерен случай из времени царствования Артаксеркса III. В Иудее первосвященником был в это время Иоханан. Его младший брат Иошуа желал занять его место. Иошуа пользовался благосклонностью предводителя войск Сирии и Финикии – Багоаса, имевшего громадную власть. От него он получил согласие на занятие места своего брата. Надеясь на помощь Багоаса, Иошуа начал надменно обращаться с первосвященником; он, вероятно, желал, чтобы Иоханан подверг его наказанию, потому что, в таком случае, он вызвал бы вмешательство Багоаса. Но дело кончилось иначе. Иоханан проник в намерения своего брата, и, возмущенный его коварством, во время ссоры убил его в самом храме. Узнав об этом, Багоас поспешил в Иерусалим. С гордым презрением он осыпал иудеев укоризнами за осквернение святости храма и, может быть, желая лично расследовать дело, направился в храм; а когда ему заметили, что только священники имеют доступ в храм, он гневно воскликнул: «разве я менее чист, чем труп здесь человека?″, и вступил в храм, не обратив внимания на это предупреждение. В отмщение за своего любимца он наложил тяжелую пеню на иудеев, именно 50 драхм (около 8 руб.) за каждую жертвенную овцу. И в продолжении 7 лет иудеям пришлось платить этот обременительный налог.⁷⁶Прибавим к этому, что вследствие начавшегося разложения персидской монархии, в провинциях нередко вспыхивали восстания, и при Артаксерксе II Мнемоне и Артаксерксе III Охе персам пришлось вести войны с возмутившимся населением Египта, которое пыталось свергнуть персидское иго. Иудея, лежавшая в середине между воюющими странами, сделалась в это время местом стоянки персидских военных отрядов и несла все тяготы военного положения. В такое время, когда Иудейское государство было до крайней степени принижено сатрапами, захватившими в свои руки все главные функции государственного механизма, очевидно, невозможно было возникновение национального иудейского учреждения, облеченного властью верховного управления страной, простиравшегося до права судить первосвященников. По справедливому замечанию Фоста, «внутренняя жизнь иудеев под гнусным господством персидских сатрапов и при грабительстве войска, очень долго оставалась, так сказать, скрытым под землею корнем, и только греческое солнце вызвало его к обнаружению.″⁷⁷

C наступлением греческого владычества, в Иудее начинается новая пора. Евреи подпали под власть цивилизованного народа, относившегося более гуманно к покоренным народам. Поэтому стало возможно развитие Иудейского государства в политическом отношении. Александр В. после изъявления покорности со стороны иудеев, даровал им значительные льготы, и внутри страны предоставил им полное самоуправление. Он разрешил им жить по их законам, освободил их от всяких налогов в субботние годы, и принимая евреев на службу, не требовал от них исполнения языческих обычаев.⁷⁸Вся их зависимость выражалась только в определенной поземельной подати, которую они платили македонским наместникам. Птоломеи (с 320 г. до Р. Х.) также относились к иудеям очень терпимо. Птоломей I Лаг оставил за иудеями самоуправление, а узнав об их верности своей клятве, сделал многих из них начальниками крепостей; александрийских же иудеев уравнял даже в правах с македонянами.⁷⁹Далее иудеям позволено было восстановить укрепления Иерусалима, что и было сделано в первосвященничество Симона I Праведного. Преемник Лага, Птоломей II Филадельф (283–248), был еще более благосклонен к иудеям, чем его предшественник. О его отношении к евреям свидетельствует следующий факт. Во время войн его отца в Сирии и Финикии было взято в плен множество евреев (около 110000), из которых большая часть была продана в рабство. Птоломей Филадельф по совету своего любимца, некоего Аристея, издал указ об освобождении всех рабов иудеев, причем выкуп за них приказал выдать из государственной казны.⁸⁰Ко времени этого же царствования относится и перевод Библии на греческий язык; и то обстоятельство, что инициативу этого дела Иосиф Флавий и, вероятно, его современники, приписывали самому царю, показывает каким благодетелем иудеев считался Филадельф.⁸¹Последующие цари, Птоломей III Эвергет и Птоломей IV Филопатор, были менее благосклонны к евреям. В их царствования были даже преследования евреев, но самоуправление их осталось все-таки неприкосновенным. Ни тот , ни другой не подвергли ломке существующего политического строя Иудейского государства. При Птоломее Епифане Иудея перешла под сирийское владычество и в это время, как мы видели, существовала уже герусия – позднейший Синедрион.

Из обзора состояния иудеев под персидским и греческим владычеством видно, что последнее было более благоприятно для возникновения герусии, чем первое. Поэтому, мы с большим правом можем отнести происхождение герусии к периоду греческого владычества, и именно – ко времени первых Птоломеев.⁸²

Помимо тех общих соображений, что состояние иудеев под владычеством греков было более благоприятно для создания герусии, и что коллегиальные административно-судебные учреждения с верховной властью (γεϱουσία) являются достоянием преимущественно греческих государств, откуда иудеи и могли заимствовать образец для своего сената, тогда как восточным государствам свойственно единоличное управление, – в пользу нашего положения говорит одно место «Древностей″ Иосифа Флавия, именно, описание им встречи Александра Македонского. Аналогичный случай из более позднего времени мы видели во встрече Антиоха Великого. Последнего иудеи приветствовали во главе с сенатом (μετὰ τη̃ϛ γεϱουσίαϛ). Александра же Великого встречает не герусия, а первосвященник (Фаддай), сопровождаемый священниками и множеством граждан (μετὰ τω̃ν ἱεϱέων καἰ του̃ πολιτιχου̃ πλήϑουϛ).⁸³Весьма вероятно предположение, что Иосиф Флавий и при описании встречи Александра Македонского упомянул бы о герусии, если бы она существовала. Итак, на основании того, что период персидского владычества был неблагоприятен для возникновения герусии, что относящиеся к этому периоду книги Ездры и Неемии не знают ее и, наконец, на основании приведенного описания встречи Ал. Македонского, в каковой мы не видим в числе депутатов членов герусии, – мы можем думать, что до начала греческого владычества герусии не существовало. А так как при начале господства Селевкидов (202 г.) она упоминается у Иосифа Флавия, то, значит, возникновение ее относится ко времени царствования Птоломеев, т. е. к III в. до Р. Х., и, вероятнее всего, к первой половине III в., ко времени царствования Птоломея Лага (320–283) и Птоломея Филадельфа (283–246), наиболее благосклонных к иудеям. Этот вывод согласуется и с 3-й книгой Маккавеев, в которой описывается царствование Птоломея Филопатора. Здесь герусия представляется уже существовавшей. Когда Филопатор победил Антиоха III, то иудеи отправили к нему от совета и старейшин (ἀπό τη̃ϛ γεϱουσίαϛ καἰ τω̃ν πϱεσβυτέϱων) послов поздравить его с победой.⁸⁴

Многие ученые, однако, возникновение Синедриона относят к более позднему периоду, именно, ко времени царствования Асмонеев. Так, Цунц указывает 142 г. до Р. Х., как время, когда был учрежден Синедрион.⁸⁵Кейм думает, что Синедрион мог возникнуть только после 107 г. до Р. Х., когда влияние эллинизма в Иудее значительно усилилось.⁸⁶ В связи с влиянием эллинизма определяет время происхождения и Деренбург.⁸⁷По его мнению это учреждение возникло во времена Иоанна Гиркана, когда последний, оставив фарисеев, перешел на сторону саддукеев-эллинистов и, боясь возрастающего влияния первых, подверг суды новой организации. Результатом его радикальной реформы судов был синедриональный строй. Подобно Деренбургу, Гитциг также определяет время происхождения Синедриона в зависимости от влияния иудейских партий. Он мог возникнуть, по его мнению, только в такое время, когда эллинофильское саддукейство имело преобладающее значение.⁸⁸

Но мнение Цунга и других, относящих происхождение Синедриона к началу самостоятельности Иудейского государства, страдает голословностью. Что Симон учредил Синедрион, об этом прямых свидетельств нет; ученые произвольно приурочивают начало его к началу самостоятельности Иудейского государства, как будто приобретение самостоятельности непременно сопровождается основанием совершенно новых государственных учреждений. Но мы видели, что Синедрион есть прямое продолжение герусии. А герусия существовала и прежде Симона: она упоминается при возведении Симона в княжеское достоинство,⁸⁹и ранее ее имя встречается нередко. По словам Иосифа Флавия и Книг Маккавейских, герусия существовала во времена владычества Селевкидов,⁹⁰при предшественниках Симона – Иуде и Ионафане Маккавеях.⁹¹Можно говорить только о развитии, о более определенной организации, о более правильных функциях герусии во время правления Симона, первого князя самостоятельного Иудейского государства, но никак, ни о начале ее. Тоже нужно сказать и о мнениях Кейна, Деренбурга и Гитцига. Но относительно их можно сделать еще некоторые замечания. Основанием для них, как мы видим,, служит взгляд на Синедрион, как учреждение чисто эллинистического характера. В этом лежит коренная ошибка, приведшая ученых к неправильному определению времени происхождения названного института. Правда, что коллегиальные учреждения – сенаты, советы получили особенное развитие в греческих государствах, откуда и заимствуются большей частью восточными народами; правда, что иудейский Синедрион был аристократическим учреждением и состоял преимущественно из саддукеев. Однако, все это нисколько не может говорить против более раннего времени происхождения Синедриона, чем полагают названные ученые. Пусть форма иудейского сената заимствована от греков, но это могло произойти и в тот период, к которому мы относим происхождение Синедриона (герусии). Что же касается аристократического характера преобладания в нем саддукеев, то совсем не требуется для объяснения этого предполагать, что аристократический сенат иудеев возник в то время, когда саддукейство определилось и получило преобладающее влияние в делах государства. Он мог возникнуть и вследствие других условий, имевших место во второй половине персидского владычества, пред временем происхождения Синедриона.

В начале персидского периода Иудея управлялась наместниками.⁹²Но очень скоро, неизвестно по каким причинам, пост наместника Иудеи был упразднен, так что уже во время Ездры он не существовал. Когда Неемия в 432 г. возвратился в Сузы, он не оставил себе преемника и после его смерти пост наместника Иудеи оставался незанятым. Это обстоятельство как нельзя более содействовало возвышению первосвященника. Никто другой не мог так легко взять в свои руки власть, как первосвященник. Это обуславливается природой вещей: само собой понятно, что в теократическом государстве глава культа, если нет высшей светской власти, делается и главой общины, ее представителем пред языческим правительством и правителем всех гражданских дел, которые предоставлены в самостоятельное ведение общины. Вместе с первосвященником приобретают влияние на ход управления члены его семейства и члены знатных священнических фамилий, которые и составляют дворянство Иудеи.

У Иосифа Флавия мы можем находить подтверждение этих положений. Он в перечне первосвященников говорит, что после плена Иисус, сын Иоседеков, современник Зоровавеля, и его преемники, в продолжении 412 лет управляли демократически (ἐπολιτεύοντο ̔δεμοκϼατικω̃ϛ).⁹³Выражение это не может иметь другого значения как то, что первосвященник управлял, во всяком случае не единолично.⁹⁴Он разделял власть, прежде всего, со знатнейшими священниками. Тот же историк говорит, что пока Асмонеи не сделались князьями, управление иудеев (πολιτεία) было аристократическое, соединенное с олигархией, состоящее в том, что архиереи имели верховную власть.⁹⁵По ход речи видно, что под архиереями мы должны понимать не преемственный ряд первосвященников, а представителей знатных священнических родов, потому что, если видеть в архиереях первосвященников, то правление будет не аристократическо-олигархическим, а монархическим. Однако, не одни священники имели участие в управлении. Его не были лишены и старейшины, главы поколений и родов, которые во время Ездры и Неемии являются правящими лицами по преимуществу.⁹⁶В делах, которые касались всего народа они, несомненно, принимали участие, правда, не в виде организованного политического института, а как отдельные представители родов. Служа выразителями мнений своих фамилий, они в совокупности постановляли распоряжения, решали дела, касающиеся всей общины.⁹⁷Во время наместничества Неемии многие из глав родов даже постоянно жили в Иерусалиме и, несомненно, принимали участие в общем управлении.⁹⁸Но старейшинами не ограничивался светский элемент правящих лиц. На управление имело влияние и дворянство, которое составляло в Иудее преимущественно поколение первосвященника.⁹⁹В книге Неемии знатнейшие стоят рядом с начальствующими и вместе с ними управляют делами общины.¹⁰⁰Все эти лица группировались около Ездры и Неемии. Естественно, когда первосвященник сделался этнархом, положение их не изменилось. Они также имели участие в управлении, как и раньше. Только дворянство, так как оно тесно было связано с этнархом-первосвященником, постепенно вытесняло старейшин. Итак, мы имеем налицо все элементы герусии греческого периода. Им оставалось только соединиться в организованное коллегиальное учреждение, что и могло случиться в период греческого владычества – при Птоломеях, когда иудеи могли познакомиться с греческими сенатами, и по образцу их образовать свою герусию, позднейший Синедрион. Таким образом, возникновение герусии и ее известный состав обуславливается, с одной стороны, естественным ходом вещей, с другой, теократическим строем Иудейского государства, в котором первосвященник, священники и, соединенное с ними по происхождению, дворянство, должны стоять во главе управления. Отсюда, само собой, понятно, преобладание в позднейшем Синедрионе саддукейства. Последнее, как известно, есть продукт влияния эллинизма. Естественно, что это влияние отразилось на аристократии: она увлеклась греческой культурой и приняла воззрения и обычаи образованных греков. Следовательно, для объяснения преобладания в Синедрионе саддукейства нет нужды относить его происхождение ко времени Маккавеев, когда саддукеи сформировались в отдельную партию и получили перевес над фарисеями и значительное влияние на ход управления. К этому выводу мы пришли, не отрицая совершенно влияния греческого государственного устройства на политический строй Иудеи. Но он будет еще более неизбежен в том случае, если мы будем считать Синедрион вполне национальным учреждением. Вопрос этот, однако, не может быть решен категорично. Многие, основываясь на том, что в восточных государствах сенаты учреждаются по подражанию греческому государственному устройству, смотрят на Синедрион, как на копию греческой герусии; другие же, принимая во внимание, что у евреев и ранее были коллегиальные учреждения, считают Синедрион учреждением национальным. Можно безошибочно сказать только одно, что Синедрион не был простой копией греческого сената, так как всюду, где организуются коллегиальные учреждения по подражанию греческих, они имеют демократический характер. Иудейская же герусия была аристократическим сенатом. Следовательно, если она и была учреждена по подражанию греческому сенату, то это подражание ограничилось только внешней формой, т. е. правящие в персидский период лица, соединились и образовали, по подражанию греческим правительственным учреждениям, официальную коллегию. Аристократический же состав членов герусии – Синедриона независим от греческого устройства сенатов; он обусловлен историческим ходом вещей и теократическим строем Иудейского государства.

Историческая жизнь еврейского народа в период существования Синедриона была особенно неустойчива. От персидского владычества иудеи переходят под владычество греков, сначала Птоломеев, потом Селевкидов, затем на некоторое время образуют самостоятельное государство при господстве дома Асмонеев, наконец, делаются вассалами Рима. И греки, и римляне имели свои принципы, которыми они руководились в своих отношениях к покоренным народам и, кроме того, властелины-цари, следовавшие один за другим, имели различные представления о лучшем способе управления иудеями. Поэтому, евреям пришлось испытать на себе едва ли не все формы международных отношений. Что касается внутренней жизни иудеев за этот период, то его можно назвать самым кипучим в истории иудейства: образуются ученые школы, религиозные и политические партии, идет быстрое развитие коренных начал иудаизма, разрабатываются религиозно-нравственные и правовые вопросы и т. д. Все это, конечно, не могло остаться без внимания на учреждение, которому принадлежало высшее управление народом. Синедриону пришлось испытать и преобразования, но, главным образом, пришлось испытать немало изменений в компетенции. Власть его то увеличивалась, то уменьшалась, то почти совершенно уничтожалась. К сожалению, за недостатком данных, мы не можем проследить с желаемой точностью и полнотой его историю.

Особенно мало сохранилось сведений о Синедрионе за период греческого владычества. Первое упоминание о нем, собственно о герусии (γεϼουσία) мы находим в указе Антиоха Великого, приведенном Иосифом Флавием. Отсюда мы узнаем, что члены иудейского верховного Совета, как представители народа, вышли навстречу царю-победителю, когда он явился под стенами Иерусалима. Желая, может быть, расположить к себе евреев, Антиох даровал им многие льготы и, между прочим, освободил членов герусии от многих податей.¹⁰¹Другой факт из истории герусии относится уже почти к концу Селевкидского владычества, перед Маккавейским восстанием. Первосвященник-узурпатор Менелай, чтобы уплатить огромную дань сирийскому двору, поручил своему брату Лизимаху ограбить храмовую казну. Это обстоятельство не только вызвало огромное возмущение, но и побудило правительство в лице герусии к энергичным мерам. Герусия имела совещание по делу Менелая и постановила принести царю жалобу на первосвященника. Она отправила в Тир троих уполномоченных, которые должны были изложить дело перед сирийским правительством. Но жалоба не имела успеха: Антиох велел казнить уполномоченных герусии, а Менелая снова утвердить в должности.¹⁰²Вот все, что нам известно из истории за период греческого владычества. Однако, существование ее за это время, в виду упоминания о герусии в указанных двух источниках, не может подлежать никакому сомнению.

Вследствие скудости исторических сведений, можно только в общих чертах представить какова была герусия за греческий период. Она состояла из знатных священников, старейшин и дворянства; число членов ее, вероятно, не было ограничено какою-либо нормой. Права ее были обширны. Известно отношение греческих правителей к подчиненным народам. Они предоставляли последним полную свободу самоуправления, и по отношению к себе требовали только признания их господства и известного количества податей. Даже к концу Селевкидского периода, когда сирийские правители причиняли немало насилия иудеям, общий характер отношений не изменился. Сирийское правительство увеличивало налоги, вводило языческие обычаи и даже языческое богослужение, но органов самоуправления евреев оно не касалось. Поэтому, герусия с первосвященником во главе, отправляла все обязанности по управлению внутри страны и была высшей судебной инстанцией.

Во время борьбы Маккавеев за независимость, когда нормальное течение государственной жизни было нарушено, деятельность герусии была ослаблена. Страна очутилась на военном положении. Поэтому нет ничего удивительного в том, что управляют страной главным образом Маккавеи: сначала Иуда, потом Ионафан, и решают дела большей частью совместно с народом.¹⁰³Однако, герусия не прекратила своего существования и принимала некоторое участие в управлении. Удалив из страны главные силы врагов, Иуда, как известно, приступил к восстановлению богослужения в Иерусалимском храме. Храм был очищен, освящен, и в память этого события был установлен » праздник освящения». Из Маккавейских книг видно, что в установлении этого праздника герусия принимала действительное участие.¹⁰⁴Сирийское правительство и теперь смотрит не нее, как на представительницу народа иудейского. Ее имя оно поставляет в заголовок договора, заключенного после победы, одержанной Лисием над Иудой Маккавеем.¹⁰⁵Члены ее, вместе со священниками, выступают в качестве депутатов перед полководцем Никанором, намереваясь склонить его к миру.¹⁰⁶

Герусия принимала участие в управлении и при брате Иуды. Ионафан, с ее согласия, заключает дружественный союз со спартанцами.¹⁰⁷Вместе с членами герусии он улаживает отношения к персидскому правительству. Когда Димитрий Никатор, победив узурпатора Александра Боляса, сделался царем Сирии, Иудее грозила опасность, так как Ионафан был сторонником Александра. С целью расположить к иудеям нового властелина, Ионафан, выбрав несколько человек из членов герусии (πϱεσβύτεϱοι Ισραήλ), отправился с подарками к царю в Птолемаиду.¹⁰⁸С членами герусии Ионафан совещается в более важных и трудных случаях. Так, он советуется сними о постройках крепостей в Иудее и возвышении стен Иерусалима.¹⁰⁹При Симоне герусия также принимала участие в управлении.¹¹⁰Царь Димитрий и спартанцы поставляют ее имя в заголовках грамот, посланных ими иудеям.

После 30-летней борьбы Иудея освободилась от сирийского владычества и стала независимым государством. 18 Элула 140 года великим собранием священников, князей народных и старейшин страны¹¹¹Симон был избран первосвященником и князем Иудеи.¹¹²Некоторые, как мы видели, соединяют с этим событием и учреждение Синедриона. Событие, несомненно, важное в истории Иудеи, и оно не могло не повлиять на весь строй государственной жизни; оно должно было отразиться и на герусии: Последняя, вероятно, была реформирована. Но в чем именно состояла реформа герусии, за недостатком данных точно указать невозможно. Можно только предположительно наметить основные стороны реформы. Так как теперь во главе государства был поставлен князь с известными правами и полномочиями, то, вероятно, было сделано разграничение прав, указан определенный круг деятельности герусии, – в административном отношении более тесный, чем до восстания Маккавеев. Далее герусии дана была более устойчивая организация, за что говорят сведения о ней из правления сына и преемника Симона. Наконец, нужно думать, что состав членов ее был изменен. Членами прежней герусии были лица из высшей аристократии, которую составляла по преимуществу фамилия первосвященника; по своему направлению они являются крайними эллинистами, нередко изменявшие религии и закону. Маккавеи же подняли знамя восстания именно за отеческие законы, за национальность. В своей борьбе они нашли поддержку со стороны хасидеев-националистов. Последние питали необыкновенную вражду к эллинофилам-аристократам, которых они, однако, не могли лишить власти. Но когда Маккавеи стали одерживать победу за победой, взоры всего народа обратились к ним, как к избавителям. Маккавеи стали во главе иудейской общины. При таких обстоятельствах многие члены прежней правящей аристократии должны были уступить место новым лицам. Крайних эллинофилов преследовали теперь как врагов отечества. Они были избиваемы,¹¹³или должны были бежать из Иерусалима, оставив занимаемые ими должности.¹¹⁴Места в герусии, таким образом, оставались свободными. Занявшие их члены отличались от прежних как по происхождению, так и по направлению. Теперь первосвященническое достоинство было объявлено наследственным в роде Маккавеев, и членами герусии стали, конечно, люди, близкие к Маккавеям, которые и образовали собою новое дворянство.¹¹⁵В своем мировоззрении новая аристократия, естественно, отражала в себе взгляды своих представителей, Маккавеев. В начале – ревнители закона, они, с течением времени, изменяют свои убеждения. Уже Ионафан не был, как Иуда, борцом за одну только свободу религии и закон. Хотя он преследовал ренегатов-иудеев, но им руководила не столько строгая ревность к закону, сколько то, что они были его личными врагами. В то время, как была достигнута религиозная свобода, хасидеи стали равнодушными к борьбе. Они охотно мирились с чужеземным владычеством, лишь бы им можно было исполнять закон и религиозные обряды. Но Маккавеи продолжают вести упорную борьбу. Ясно, что они не довольствуются одной религиозной свободой, им нужна полная независимость государства. Может быть, им не чужды были и династические интересы. Этой политикой руководствовался Ионафан,¹¹⁶ее же преследовал и его преемник Симон. Она то и удаляла Маккавеев и новую аристократию от хасидеев и приближала их к эллинистам, в мировоззрении которых идея национальной политической организации могла найти скорее место, чем у хасидеев. Следовательно, если характеризовать взгляды асмонейской аристократии, то их можно назвать умеренно эллинистическими.

Может быть, ко времени княжения Симона относится и самая важная реформа Синедриона, состоящая в том, что в герусию допущены были книжники, которых Новый Завет представляет нам, как непременных членов Синедриона. Прямых известий об этом нет, поэтому мы не решаемся прямо отнести ко времени Симона вступление книжников в число членов Синедриона. Но, во всяком случае, оно относится ко времени Маккавеев.

Прежняя герусия, как мы сказали, состояла исключительно из элементов аристократии. До ее возникновения власть находилась в руках первосвященников,¹¹⁷старейшин¹¹⁸и знатнейших.¹¹⁹О каком-либо значении книжников в ходе управления страной не может быть и речи. О влиянии книжников на управление в персидский период не говорят ни Иосиф Флавий, ни книги Ездры и Неемии. Герусия же была только соединением правящих лиц в коллегиальное учреждение, в котором, естественно, не могли оказаться лица, совершенно непричастные к управлению. Они могли попасть в герусию только в том случае, если бы сама аристократия призвала их и, таким образом, уступила бы им часть своей власти. Но подобное предположение невероятно. История показывает, что один какой-нибудь класс никогда почти добровольно не уступает другому своих прав и преимуществ, особенно такому классу, который стоит с ним в оппозиции. Последнее особенно применимо к отношениям древней еврейской аристократии к книжникам. Классы эти всегда были непримиримыми врагами, и о добровольных уступках тех или других преимуществ со стороны аристократии не может быть речи. Следовательно, книжники только постепенно, при поддержке, с одной стороны, народа, который их уважал, с другой – при помощи благоприятных обстоятельств, могли вырвать у аристократии часть ее власти, иначе говоря, получить право заседания и голоса в высшем административно-судебном учреждении еврейского государства.¹²⁰Это могло случиться только во времена Маккавеев, когда, действительно, были благоприятные обстоятельства для захвата власти со стороны книжников. Возмущение против Антиоха Епифана – вот то событие, которое изменило их положение. Оно принудило их оторваться от научных знаний и выйти на арену политической деятельности. Обстоятельства, как нельзя более, способствовали их возвышению. Правящая аристократия перед возмущением против Антиоха Епифана совершенно уронила себя в глазах народа. Сама, увлекаясь эллинизмом, она и в народе старалась греческую культуру. Нечего и говорить, что народ, преданный вере своих отцов, не мог симпатизировать их деятельности. Он считал их ренегатами, отступниками от отеческих законов и обычаев. Особенную ненависть могли возбуждать и, действительно, возбуждали два, бывшие перед возмущением, первосвященника – Иасон (Язон) и Менелай. Оба, уже своим вступлением в должность первосвященника, как назначенные за деньги языческим царем, нарушали один из основных законов церковного устройства. Назначение же Менелая было полным попранием: первосвященниками могли быть только Аарониды, а он не принадлежал даже к Левитам и не имел, поэтому, права отправлять какие-нибудь обязанности в храме. Далее, поведение ставленников Антиоха было в высшей степени возмутительно для благочестивых иудеев. Иасон под самой крепостью построил палестру для гимнастических упражнений, где нагие юноши состязались в метании диска; даже священники увлекались греческими играми до того, что забывали свои обязанности при храме.¹²¹Ревнители веры видели, что друзья аристократов – греки – осмеивали их святейший обряд, обрезание, а эллинофилы-евреи из ложного стыда старались уничтожить видимые знаки его, и даже совершенно не исполняли над своими детьми этого обряда и тем, так сказать, явно свидетельствовали о своем отступничестве от святого Завета.¹²²Если упомянуть еще о систематическом разграблении храмовой казны, об опустошении Антиохом Иерусалима, за что народ не мог не обвинять первосвященников,¹²³то ответ на вопрос какова была правящая аристократия, и как относился к ней народ, будет ясен сам собой.

Вскоре, после второго похода в Египет, последовал указ Антиоха, повелевавший всем народам, входящим в состав Сирийской монархии, отказаться от своих национальных законов и обычаев и исповедовать языческую религию.¹²⁴Указ приводился в исполнение с неумолимой строгостью.¹²⁵В это гонение аристократия потеряла всякую цену в глазах народа. И прежде индифферентная к вере отцов, она теперь с легким сердцем шла к языческим алтарям. Не они погибали от рук палачей, Елеазар « один из первых книжников», и мать с семью сыновьями, которые все свидетельствуют о воскресении и о загробном мироздании,¹²⁶что ясно указывает на их принадлежность к фарисейской партии. На каких-то людей и могло опереться в борьбе за религию и национальность семейство Маттафии. Оно само принадлежало, правда, к священнической фамилии, но малоизвестной и, во всяком случае, не принадлежащей к правящей аристократии. Что вокруг семейства Маттафии собрались фарисеи, это видно из поведения воинов в первое время после начала восстания: Иуда Маккавей возбуждает их отвагу указанием на Промысел,¹²⁷они свято чтут субботу и не хотят даже защищаться, чтобы не нарушить субботнего покоя.¹²⁸Они боролись за религию и закон и желали достигнуть одного, именно, чтобы иметь возможность беспрепятственно соблюдать все свои религиозные обряды. Правда, впоследствии потомки Маттафии утратили ту простоту сердца, с которой они встали на защиту религии. Сделавшись государями Иудеи, они пошли по той же дороге, по какой шли и предшествующие правящие классы, с которыми, кстати сказать, они потом слились. Этого и следовало ожидать. Но важно то, что страна, отделявшая аристократию от демократических книжников, рушилась. Новая аристократия не могла забыть, что все достигнутое ими, достигнуто, главным образом, при помощи книжников, а книжники, стоявшие у власти, хотя бы даже, на время революции, не могли уже отказаться от всяких притязаний на власть и снова довольствоваться одними только учеными занятиями. Естественно, поэтому, предположить, что книжники получили от Маккавеев право участия в управлении, которое могло выразиться ни в чем другом, как в допущении их в Синедрион.

Доказательства этого положения мы можем находить у Иосифа Флавия. По его сообщению, в правление Иоанна Гиркана, Александра Ианнея и Саломеи Александры происходила ожесточенная борьба между саддукеями и фарисеями. То, что он говорит об этой борьбе, заставляет предполагать участие тех и других в государственном управлении, каковое участие они могли принимать только членов Синедриона.¹²⁹

Особенно в этом отношении имеет значение факт из времени правления Иоанна Гиркана. Гиркан однажды на пиру, на котором было много фарисеев, просил указать на недостатки его правления. Некто Елеазар сказал ему, что он не имеет права быть первосвященником, так как его мать была невольницей. Последнее было ложно. Гиркан, по совету саддукея Ионафана, желая узнать, разделяют ли мнение Елеазара остальные фарисеи, предоставил им самим назначить ему наказание. Фарисеи приговорили Елеазара к бичеванию и заключению в тюрьму. Приговор их Иосиф Флавий сопровождает следующими характерными словами: «они (фарисеи) не сочли возможным за дерзость языка осудить человека на смерть, потому что всегда были снисходительны в определении наказаний».¹³⁰Последние слова показывают, что и до этого они были уже судьями и дали доказательство своей снисходительности в постановлении судебных приговоров.¹³¹Далее, та злоба, которую питали книжники против Александра Ианнея, и борьба, которую они вели с ним,¹³²может быть объяснена лучше всего тем, что он устранил их от участия в управлении, иначе говоря, лишил их права заседать в Синедрионе. Он на смертном одре советует Александре «дать некоторую власть фарисеям »¹³³ , и царица предоставила им громадную власть: «позволила фарисеям управлять государством; повелела народу оказывать им послушание, так что вся власть была в руках фарисеев; они и изгнанников сами собой возвращали и освобождали из темниц».¹³⁴Из всего этого видно, что влияние фарисеев на управление то увеличивалось, то уменьшалось. А так как управление было, с одной стороны, в руках Маккавейских князей, а с другой – входило в значительной степени в круг ведения Синедриона, то не будет безосновательным предположение, что фарисеи или книжники принимали участие в управлении в качестве членов Синедриона, и что их число в Синедрионе то увеличивалось, то уменьшалось, в зависимости от расположения к ним правителей. Если это так, если изображенная Иосифом Флавием борьба между фарисеями и саддукеями, есть борьба двух партий в Иудейском сенате, то появление в нем фарисейски мыслящих книжников мы должны отнести ко времени первосвященников из фамилии Асмонеев.

Следовательно, в истории Синедриона, по отношении к его внутренней организации, мы различаем два периода: до времени Маккавеев он состоял из одной аристократии, при первых же Маккавейских первосвященниках в его состав вошли и книжники, которые и остались его членами до конца его существования, так что со времени Маккавеев и до разрушения Иерусалима Синедрион состоял из трех элементов нации: знатнейшие из священства, светская аристократия и книжники из народа.

Допущение книжников в Синедрион имело громадное значение как для них самих, так, и что важнее, для иудейства. Если прежде они пользовались громадным авторитетом, то теперь авторитет их возрос еще больше, так как они получили известное официальное положение. Прежде их диалектические выводы из закона, их различные правила жизни не были ни для кого обязательными; теперь же, вследствие участия и часто преобладающего влияния их в законодательном учреждении, правила фарисеев могли получить силу закона, что действительно, и случалось. Сделавшись членами Синедриона, книжники очень скоро заняли в нем положение юрисконсультов. Это было в порядке вещей. Кодексом права, основой всех судебных решений, для Синедриона было Пятикнижие Моисеево. Но книжники и до своего вступления в судебный совет занимались изучением закона, толковали его и выводили из него правила жизни. За ними авторитет знатоков закона уже установился. Естественно, что и в Синедрионе их голос по вопросам права имел громадное значение. В спорных юридических вопросах они давали свое заключение, сообразно которому, большей частью и решалось дело. Известно, каким образом книжники давали объяснение закона. Из общих положений Торы они, при помощи всевозможных диалектических ухищрений, делали выводы, часто мелочные, касательно всех случаев жизни. Таким образом, получилось множество правил жизни, выведенных из закона и потому, также как и он, обязательных для каждого. Этими объяснениями закона они способствовали развитию права. Другой задачей их было теоретическое обоснование юридических обычаев. Жизнь в эпоху второго храма была более сложна, чем во времена Моисея; новые правовые случаи, не предусмотренные законом Моисея, находили себе разрешение в высшем судебном учреждении – Синедрионе. Повторяющиеся решения этого совета образовали собою обычное право. Деятельность книжников была направлена именно к тому, чтобы этому обычному праву дать теоретическое обоснование в общих положениях Священного Писания. Книжники и старались все правовые нормы, так или иначе, подвести под слова Библии.¹³⁵Этими двумя путями и шло развитие еврейского права, кодекс которого представляет Талмуд. Теоретическая разработка его принадлежала книжникам и в этом главное значение их, как членов Синедриона. Заметим, впрочем, что это положение нельзя принять без ограничений. Не всегда книжники преобладали в Синедрионе и не все их выводы и правила делались законодательными определениями иудейского верховного Совета. Когда в составе его перевес был на стороне саддукейских аристократов, фарисеи не могли иметь уже большого значения. Голос их не имел влияния на ход дела и едва ли мнения их принимались во внимание при постановлении законодательных определений.

Возвратимся к истории Синедриона. При сыне и преемнике Симона, Иоанне Гиркане, по поводу упомянутого суда над Елеазаром, произошел разрыв правительства с фарисеями. Саддукеи убедили царя в том, что все фарисеи держатся того же мнения, какое было высказано Елеазаром.¹³⁶С этого времени правительство стало поддерживать саддукеев, фарисеи же подпали под опалу. Многие из них, вероятно, были удалены из герусии, оставшиеся же, лишены привилегии давать официальную интерпретацию закона.¹³⁷При преемниках Иоанна Гиркана – Иуде Аристобуле и Александре Ианнее – разделение между правительством и фарисеями продолжалось, между тем, эллинистические принципы саддукейства все более и более проникали в управление. Нужно думать, что герусия во время управления выше упомянутых царей, состояла исключительно почти из саддукеев, что возбуждало к царям сильную ненависть фарисеев, и заставило их, наконец, организовать восстание против Александра Ианнея. Последний понял какой вред приносит вражда с фарисеями и потому на смертном одре завещал Саломее Александре снова допустить фарисеев к управлению. Действительно, Александра предоставила им все важнейшие должности в государстве, так что управление фактически находилось в руках фарисеев. Они заняли первые места в герусии. Первосвященником был в это время слабый Гиркан II, который, вследствие уступчивости, а также своего фарисейского образа мыслей, не мог и не желал оказывать противодействие фарисеям, и потому все дела в герусии решались так, как они хотели. Время правления Александры было самым счастливым для фарисеев. Ни прежде, ни после они не пользовались таким влиянием, не составляли такого преобладающего большинства в Синедрионе, как теперь. Интерпретация закона снова была предоставлена им, и выдающиеся члены герусии этого времени – Иуда бен-Табай и Симон бен-Метах сделали немало для развития права. После смерти Александры началась борьба за престол между Гирканом II и Аристобулом II, приведшая к уничтожению самостоятельности Иудейского государства. В 63 г. до Р. Х. Иерусалим был взят Помпеем, и Иудея была подчинена Рим.

С подчинением Иудеи Риму сфера влияния Синедриона была несколько ограничена. Границы обширного государства Маккавеев были сужены. Многие города, завоеванные Маккавеями, отошли к Римской провинции – Сирии. Города Скифополис, Иппон, восстановленная Гадара, Дион, Пелла, Самария, Аретуза и другие, наконец, все палестинское поморье: Дора, Стратонова башня, Газа, Иоппия, Иакния, Азот, – словом, все города со смешанным населением, были отделены от Иудеи и причислены к Сирийской области.¹³⁸этим городам было предоставлено внутренне самоуправление и власть Иерусалимского Синедриона на них, следовательно, не простиралась. Конечно, еврейское население названных городов принимало постановления Синедриона, касающиеся религии, а также житейских отношений, но это признание законоположений Синедриона основывалось на уважении к нему, как национальному учреждению, а формально все жители отдаленных городов стояли вне его юрисдикции. Вообще, нужно заметить, что обаяние Иерусалимского Синедриона было очень велико. Он был оплотом иудейства, связывающим разбросанных по всему лицу земли сынов Израиля в крепко сплоченную нацию, в теократическое государство, для которого территориальные границы не имеют значения. Нечего и говорить о его значении для самой Иудеи. Это был центр, связывающий все население в один организм и делавший в этой связи иудейский народ жизненным и устойчивым среди всех политических бурь. Это сознавало и иностранное правительство. Когда, вскоре, после подчинения Иудеи Риму, сирийский проконсул Габиний усмирил возмущение иудеев, поднятое сыном Аристовула, Александром, то он разделил Иудею на пять округов, поставив во главе каждого особый Синедрион. Вместо одного Иерусалимского Синедриона стало пять: в Иерусалиме, Иерихоне, Гадаре, Сепфорисе и Амафусе, из которых каждый ведал дела только своего округа.¹³⁹Ясно, чего хотел добиться Габиний. Мощь иудейского народа обусловлена единодушием, а оно зависело от административного единства, выражением которого было высшее правительственное учреждение – Иерусалимский Синедрион. И вот, чтобы уничтожить правительственную централизацию, Габиний учреждает еще четыре Синедриона, имея в виду разобщить иудеев, посеять рознь между Синедрионами и тем сломить почерпаемую в единстве силу еврейского народа. Так как на Иудею, в частности, приходилось три округа, то значит, юрисдикция Иерусалимского Синедриона нововведением Габиния ограничилась только третьей частью Иудеи.¹⁴⁰Но Габиний не достиг цели. Он не ослабил сознания солидарности евреев. С Иерусалимским Синедрионом связывало их двухвековое прошлое; они привыкли видеть власть в Святом городе и из него ждать распоряжений, привыкли уважать эту власть. Поэтому, Иерусалимский Синедрион весьма скоро получил в глазах иудеев значение главного, прочие же Синедрионы они представляли, вероятно, низшими инстанциями.¹⁴¹Впрочем, новый порядок, введенный Габинием, существовал не более десяти лет. Во время гражданских войн, начатых Цезарем, Антипатр и Гиркан сумели оказать последнему важные услуги в Египетской войне, и в благодарность за это диктатор даровал иудеям многие льготы: указами Цезаря была гарантирована административная и тем более религиозная автономия. Гиркан был восстановлен в правах этнарха Палестины, отнятых у него Габинием и пр.¹⁴²Вместе с тем была отменена и правительственная система Габиния. Власть Иерусалимского Синедриона снова была распространена на всю Иудею (47 г. до Р. Х.).¹⁴³

Но не смотря на то, что Цезарь даровал иудеям многие льготы, предоставив им полное внутреннее самоуправление, Синедрион, однако, начинает терять значение. Его блестящие времена миновали. Гиркан был восстановлен в правах этнарха, но государственная власть находилась, собственно, в руках Антипатра, который был назначен Цезарем прокуратором Иудеи. И верховный административно-судебный Совет иудеев, под председательством слабого Гиркана, хотя de jure имел громадные права и власть, однако, de facto, вероятно, был послушным орудием в руках Антипатра. Иосиф Флавий рассказывает о суде Синедриона над Иродом, сыном Антипатра; описание суда характерно и ярко рисует положение Синедриона за этот период. Антипатр назначил Ирода правителем Галилеи. Здесь будущий царь Иудеи проявил ту жестокость, какой он отличался впоследствии. Захватив в плен многих так называемых галилейских разбойников, в которых народ видел патриотов, недовольных римско-иудейским режимом, он велел их казнить вместе с их вождем, Иезекией. Иудейская знать, и без того недовольная фамилией Антипатра, жаловалась Гиркану на самовластие Ирода, указывая на то, что только Синедрион вправе постановлять смертные приговоры. « Напрасно ты думаешь, говорит иудейская аристократия, будто Антипатр и его сыновья только твои помощники, обрати внимание на то, что они открыто признаются полноправными правителями. Так Ирод нарушил наш закон, казнив Иезекию и его товарищей, а между тем закон запрещает казнить даже преступника, если он не будет осужден Синедрионом. Тем не менее, он решился на такое деяние, не имея от тебя на то полномочия».¹⁴⁴Гиркан согласился вызвать Ирода на суд Синедриона. Ирод, по совету Антипатра, явился не как подсудимый, со смиренным и покорно умаляющим видом, а как гордый властелин, окруженный телохранителями. К тому же он заручился письмом наместника КелеСирии, Секста Цезаря, который требовал в нем от Гиркана, чтобы обвиняемый был отпущен невредимым. Члены Синедриона смутились. «Никто из прежних его обвинителей не решался сказать против него ни одного слова: наступила минута всеобщего молчания, и все были в полном недоумении, что делать далее. В таком положении один только человек, некий Шемайя, муж праведный и стоящий, вследствие того, выше всякого страха поднялся со своего места и сказал: – товарищи и судьи и ты, царь! Ни я сам, ни вы, вероятно, никогда еще не видали, чтобы таким образом явился на суд обвиняемый. Всякий, кому приходилось когда-либо являться сюда на судбище в качестве обвиняемого, являлся сюда в смущении и с робостью, с видом человека, желающего возбудить нашу жалость, с распущенными волосами и в траурном одеянии. Между тем, наш любезнейший Ирод, обвиняемый в убийстве, и потому приглашенный сюда, облекся в пурпур и убрал по праздничному свою голову, и явился к нам в сопровождении воинов, с целью перебить всех нас, если мы по закону осудим его, а самому спастись, совершив насилие над правосудием. Впрочем, я не стану обвинять Ирода, что он более занят ограждением своей личной безопасности, чем соблюдением закона; ведь вы сами, равно как и царь, приучили его к такой смелости. Однако, знайте, что Господь Бог всемогущ, и что тот, кого вы теперь желаете, в угоду Гиркану, оправдать, некогда накажет вас и самого царя за это. »¹⁴⁵Речь Шемайи произвела сильное впечатление на собрание. Члены Синедриона хотели осудить Ирода на смерть. Но Гиркан тайно передал Ироду о настроении судей и советовал ему бежать из города. Ирод ушел в Дамаск к Сексту Цезарю, который назначил его начальником войск КелеСирии. Имея теперь возможность отомстить Синедрион, Ирод явился с порученными ему войсками под стенами Иерусалима. Но отец и брат убедили его не начинать войны, и Ирод пока отказался от мести.¹⁴⁶Факт этот освящает нам положение Синедриона при Антипатре. Права его по-прежнему обширны. Только он имеет полномочия предавать граждан смертной казни; его суду подлежат даже начальники страны. Но его решения, вероятно, очень часто зависели от воли Антипатра, наместников КелеСирии и других правящих лиц. Ведь если бы Шемайя не выступил со своей смелой речью, Синедрион оправдал бы Ирода. Вообще, время Антипатра и Гиркана было началом упадка политического значения Синедриона.

В 40 г. Ирод был объявлен в Риме царем Иудеи, а в 37 г. он фактически вступил на престол Давида. Свое правление он начал тем, что приказал умертвить почти всех членов Синедриона; были пощажены Шемайя и Авталион, которые при осаде Иерусалима Иродом, видя бесполезность сопротивления, советовали сдать ему город, и, может быть, некоторые другие.¹⁴⁷Следовательно, нужно предполагать, что Синедрион был обновлен в своем составе, казненные члены были заменены новыми. Впрочем, некоторые исследователи в казне Иродом членов Синедриона, видят полное упразднение верховного иудейского учреждения. Так Джост, Гейке и другие, утверждают, что « во время господства Иродов и римлян не существовало ни одного еврейского судилища, решения которого были бы обязательны. Великий Синедрион прекратил свое существование или превратился в простую школу раввинов, каких было несколько; они судили и издавали законы, но власть, принадлежавшая им, была только выражением доверия к раввинам за их мудрость, но не имела никакого официального характера». Так думают и некоторые другие писатели.¹⁴⁸

Кроме того обстоятельства, что Ирод казнил почти всех членов Синедриона, отрицающие существование его, указывают еще на полное отсутствие каких-либо сведений о Синедрионе у И. Флавия за период господства Иродов и прокураторов. До 62 г. по Р. Х. совсем не встречается название Синедриона у иудейского историка. Правда, новозаветные книги очень часто упоминают о Синедрионе, но их сообщения объясняются в том смысле, что в них идет речь или о собраниях знати, или о раввинских судах, не имеющих значения официальных учреждений. Даже в Синедрионе, судившим Христа, не видят настоящего суда, а простое собрание, созванное в раздраженном состоянии первосвященником, собрание, – не имевшее никаких юридических прав. Потому, по мнению названных ученых, в истории страданий Христа мы имеем дело не с формальны судом, а с простым убийством, совершенным саддукейскими архиереями и книжниками. ¹⁴⁹ Как на доказательство, указывают на то, что члены Синедриона собрались уже после ареста Христа,¹⁵⁰что для созвания Синедриона первосвященник должен быть уполномочен прокуратором,¹⁵¹чего не могло быть в данном случае, что суд проходил в доме первосвященника Каиафы,¹⁵²тогда как заседания Синедриона обычно проходили в особой судебной зале (lischkath hagasith), находящейся на храмовой горе.

Но с приведенным мнением ученых нельзя согласиться. Объяснение ими новозаветных свидетельств произвольно. Не подлежит никакому сомнению, что священные писатели смотрят на Синедрион, как на официальное учреждение, имевшие известные юридические права. Особенно это должно сказать по отношению к писателю книги Деяний Апостольских. В его сообщениях Синедрион представляется официальным судебным учреждением; таковым и признает его римское правительство.¹⁵³Суд над Иисусом Христом также представляется синоптиками формальным судопроизводством. Если бы это была мятежная сходка иудейской знати, простое убийство неприятного для нее человека, то к чему эти старания придать убийству вид формального судопроизводства? К чему усиленные искания лжесвидетелей?¹⁵⁴Зачем понадобилось не менее двух лжесвидетелей?¹⁵⁵ Почему первосвященники, старейшины и книжники хотят, чтобы лжесвидетельство удовлетворяло требованиям закона о достаточности свидетельских показаний?¹⁵⁶Зачем нужно было на другой день второе заседание? Словом, к чему соблюдение форм обыкновенного судопроизводства, соблюдение, которое так трудно давалось? Далее, как мог сказать Пилат: « Возьмите его вы, и по закону вашему судите его»,¹⁵⁷если бы « у евреев не существовало ни одного судилища», если бы Синедрион не был официальным учреждением, имеющим юридические права, а был только незаконно созванным первосвященником собранием, или « импровизированным исключительно для этой цели Синедрионом». Что касается указаний на некоторые аномалии, которых не должно бы быть в официальном учреждении, то они говорят только о том, что не все формы правильного судопроизводства были соблюдены в данном случае. Отступления от форм всегда и везде возможны: но на основании допущенных в суде над Иисусом Христом уклонений от нормы, нелогично отрицать самое существование судившего учреждения. Притом эти уклонения несколько преувеличены. Прежде всего, едва ли справедливо, что первосвященники, старейшины и книжники постепенно собирались (συνέϱχоυται) уже после того, как Иисус Христос был приведен к первосвященнику, собирались во время разбора дела, как это будто выходит по Евангелию Марка. По Евангелию Матфея Иисус Христос был приведен к первосвященнику уже после того, как собрались (συνήχϑησαν) книжники и старейшины.¹⁵⁸Дело, вероятно, происходило так: арестовавшая Иисуса Христа стража отвела его к тестю Каиафы Анне (Анану);¹⁵⁹пока последний производил допрос, члены Синедриона собирались у Каиафы, так что когда Анна отослал Иисуса Христа к Каиафе,¹⁶⁰Синедрион уже был собран, и первосвященник мог начать формальное судопроизводство.¹⁶¹Другое возражение, что Синедрион мог собраться с разрешения прокуратора, также не имеет той силы, какую ему усвоят. Неизвестно, испрашивалось ли разрешение прокуратора на созвание Синедриона в каждом отдельном случае или только раз у каждого прокуратора, перед вступлением его в должность. Свидетельство Иосифа Флавия может благоприятствовать и последнему пониманию. Если даже требовалось разрешение для каждого случая особо, то в данном случае иудеи могли себя легко оправдать, сославшись, например, на близость праздника Пасхи. Наконец, есть ясное объяснение и того, почему местом судебного разбирательства был дом первосвященника, а не зала суда. Так как суд над Иисусом Христом был произведен ночью, когда ворота ограды храмовой горы, на которой находилась зала суда, были заперты и охранялись Левитами, то проникнуть в залу суда, не возбудив общего внимания, было невозможно.¹⁶²Итак, те отступления от норм судопроизводства, какие были допущены в суде над Иисусом Христом, не дают права отрицать существование Синедриона, как официального учреждения.

Наконец, ошибочно утверждение, что Иосиф Флавий от 37 г. до Р. Х. до 62 г. по Р. Х. совершенно не упоминает о Синедрионе. Правда, в его сообщениях о событиях этого времени нет слова συνέδϱιоν, но взамен его мы встречаем – βоυλη, которое не может означать ничего другого, как только известный нам Синедрион – верховный Совет иудеев.¹⁶³И когда Иосиф Флавий снова упоминает о Синедрионе (называя его этим именем) в повествованиях о событиях 62 и 66 г.г. по Р. Х.,¹⁶⁴то он не дает ни малейшего намека на прекращение существования и восстановления этого учреждения. Поэтому в том факте, что Ирод казнил почти всех членов Синедриона, нельзя видеть упразднение иудейского сената.¹⁶⁵Подозрительному Идумейцу нужно было утвердиться на престоле, и он, чтобы упрочить свой трон, избивает враждебную ему аристократию, начиная с влиятельных членов Синедриона. Но он знал, как дорого может обойтись оскорбление народа в лучших его чувствах. Он заискивает перед фарисеями, осыпает почестями влиятельных книжников, часто представляется исполнителем закона. Поэтому, весьма вероятно, что Ирод снова сформировал Синедрион, пополнил число его членов желательными лицами, такими, которые были бы в его руках послушным орудием и решали дела, как угодно ему. Таких лиц он мог найти среди фарисеев; они были противниками светской власти первосвященников, а в тираническом правлении Идумейца видели заслуженную кару Божью и терпеливо сносили его.¹⁶⁶Кроме того, по сообщению историка, Ирод раздавал государственные должности « людям низкого рода»;¹⁶⁷может быть им давал он и должности членов Синедриона. Конечно, в правление Ирода деятельность Синедриона не могла быть значительной. Нечего и говорить о каких-либо административных распоряжениях высшего Совета иудеев; они прямо немыслимы при деспотическом правлении Ирода. Он даже присвоил себе законодательные права и издавал законы, противоречащие Священному Писанию. Так, например, он издал закон, по которому предписывалось, уличенному в воровстве продавать в рабство за пределы государства на вечные времена, тогда как по закону Моисея можно было продавать вора только соотечественникам, а не иноплеменникам, и на срок не более шести лет.¹⁶⁸Даже судебные решения Синедриона, вероятно, в значительной степени зависели от воли Ирода. Это видно из суда над Гирканом, которого Синедрион осудил на смертную казнь « по требованию Ирода».¹⁶⁹

После Ирода Палестина была разделена на три удела. Главную тетрархию (Архелая) составляла Иудея с Идумеей на юге, и Самарией на севере. Вторую тетрархию (Антипы) составляла Галилея с заиорданской Переей и третью тетрархию (Филиппа) – северное заиорданье (Гавлонитида, Батанея, Трахонида). Это имело влияние и на объем власти Синедриона. Власть Синедриона простиралась теперь только на тетрархию Архелая – Иудею, Идумею и Самарию.

За время правления Архелая положение Синедриона не могло измениться: Архелай был достойным преемником Ирода. Грубый произвол, жестокость, наглость, попрание Божеских и человеческих законов, – вот отличительные черты правления преемника Ирода.¹⁷⁰Деспотическое правление Архелая довело иудеев до того, что они отправились с жалобой в Рим, последствием которой была ссылка Архелая в Галилею (6 г. по Р. Х.), а для управления Иудеей был назначен прокуратор Копоний.

При управлении прокуратов положение Синедриона изменяется. Район его компетенции остается тот же, это – собственная Иудея, Самария и Идумея, но его власть, сравнительно со временем Ирода и Архелая, значительно возрастает. Синедрион теперь принимает активное участие в управлении. Иосиф Флавий указывает на это определенно, когда обращает особое внимание на решительную перемену в правлении после ссылки Архелая. Он говорит, что правление стало аристократическим, и начальство над народом было вверено первосвященникам.¹⁷¹Отсюда видно, что он смотрит на аристократический Иерусалимский сенат, как на правительственное учреждение. Слова его, что управление народом было вверено первосвященникам, должно понимать не в том смысле, будто они были единоличными народоначальниками – в таком случае наступивший при прокураторах образ правления не отличался бы от прежнего, монархического, – а в том, что они были первенствующими членами высшего правительственного учреждения, и только потому называются правителями народа. Судебная деятельность Синедриона также расширяется: в его ведение отошли все обыкновенные уголовные и гражданские процессы и полицейская стража для выполнения судебных решений.¹⁷²Скрепляя решения Синедриона, римские прокураторы обязаны были применять нормы еврейского права. В одном случае юрисдикция Синедриона простиралась даже на римских граждан, а именно: если язычник входил за храмовую ограду во внутреннее преддверие святилища, то он подвергался смертной казни по решению еврейского суда.¹⁷³Но при всем том, для Синедриона это были не прежние блестящие времена греческого владычества и, отчасти, Маккавеев. Его власть в значительной степени ограничивалась властью прокуратора. Последний разрешал собрания Синедриона,¹⁷⁴и он же назначал первосвященника, следовательно, председателя Синедриона. Прокуратор, далее, мог подчинить любое уголовное дело своей собственной юрисдикции; ему исключительно принадлежало право приговаривать к смертной казни,¹⁷⁵так как уголовные постановления Синедриона могли быть приведены в исполнение только с разрешения прокуратора.¹⁷⁶Даже комендант (тысяченачальники) Иерусалимского гарнизона имел право требовать созвания Синедриона и предлагать ему высказываться по тому или другому вопросу.¹⁷⁷Кратко можно характеризовать положение Синедриона при прокураторах следующим образом. Когда римское провинциальное начальство не вмешивалось в ход управления, – права Синедриона в это время были обширны: он вел все дела евреев (за исключением военных и финансовых) полноправно, руководствуясь нормами своего национального права. В противном случае, т. е. когда римская власть, в каком бы то ни было текущем вопросе, находила нужным оставить политику невмешательства, Синедрион являлся в правовом вопросе совершенно парализованном.¹⁷⁸

За время правления Иудеей первых четырех прокураторов, мы не имеем никаких известий о Синедрионе. Евангелия сохранили сведения о деятельности Синедриона в прокураторство пятого прокуратора, Пилата (26–35 гг.). Все их сообщения касаются суда над Иисусом Христом. Это дело в достаточной степени обрисовывает нам достаточно печальное внутреннее состояние Синедриона. Уже со времени начала господства римлян, при Антипатре, начинается упадок этого учреждения, действительно составлявшего при Маккавеях, гордость иудейского народа. Можно безошибочно определить, кто мог сделаться членом Синедриона при Ироде и Архелае. Правда, Ирод оставил в живых таких высоконравственных и убежденных людей, как Шемайя и Авталион, и кроме них были, конечно, всегда, – и при Ироде, и после, – в числе членов Синедриона честные люди, высоко державшие знамя справедливости, чуткие к истине, от кого бы она не происходила (Никодим, Иосиф Аримофейский, Гиллель, Гамалиил и др.). Но они составляли меньшинство. Большую же часть составляли люди низкие, способные подделываться под взгляды римского правительства, готовые жертвовать правдой из корыстных видов, антирелигиозные сибариты-саддукеи и лицемерные фарисеи. Такие-то члены составляли большинство в Синедрионе, судившем Иисуса Христа.

Что справедливость при этом суде была попрана, что перед нами, строго говоря, не суд, а убийство, очевидно для всякого. Убийцам хотелось соблюсти внешние формы суда. Но беззаконие не укладывалось в них. Весь процесс представляет почти сплошное нарушение судебных норм. Суд происходил ночью, тогда, как по закону « все судебные дела начинаются и заканчиваются днем». Свидетели были подысканы самими судьями, но показания их были недостаточны не только с материальной, но и с формальной стороны, так как в них не было строгого согласия. Не было допущено испытания свидетелей, состоящего в разъединении и тщательном допросе их; не были приглашены свидетели для защиты. Осуждение последовало на основании собственного признания Обвиняемого, что закон запрещал. Признание Иисуса себя Мессией не заключало в себе богохульства, а было лишь хулой (сточки зрения неверовавших членов Синедриона), которая, по раввинскому праву, не должна быть наказываема смертной казнью. Наконец, вторичный приговор был постановлен несколько часов спустя, а не через сутки, как требовал того Талмуд.

Суд над Иисусом Христом имеет для нас и другое значение: он показывает нам отношение Синедриона к христианству. Иудейский трибунал, мнения которого о пророках и Мессии были обязательны для всего народа, не признал Иисуса Христа ни Мессией, ни даже пророком. Ясно, что и к Его последователям он мог относиться не иначе, как враждебно. Блюститель чистоты религии и общественной безопасности, Синедрион не раз привлекал и Св. Апостолов к судебной ответственности. За проповедь в храме после исцеления хромого, были арестованы и судимы апостолы Петр и Иоанн.¹⁷⁹Синедрион, однако, не подверг их наказанию и только приказал « отнюдь не говорить и не учить об имени Иисуса».¹⁸⁰Но ни Петр, ни Иоанн, ни другие апостолы не прекращали проповеди. Поэтому они, очень скоро, снова были арестованы.¹⁸¹На этот раз суд Синедриона мог окончиться смертным приговором,¹⁸²и только заступничество Гамалиила спало апостолов. Подвергнув их бичеванию и повторив запрещение проповедовать о имени Иисуса, Синедрион отпустил их на свободу.

Таким образом, на первых порах Синедрион отнесся сравнительно мягко к проповедникам христианства. Запрещая апостолам распространять свое учение, он имел в виду остановить распространение « галилейской секты». Снисходительность Синедриона обусловливалась тем обстоятельством, что апостолы и последователи христианства не становились в оппозицию иудейству. Они признавали закон Моисеев со всеми обрядовыми предписаниями, посещали храм и синагоги и пр. Но очень скоро в христианской общине должно было выясниться действительное значение Моисеева закона, скоро должна была проникнуть в сознание верующих мысль, что обрядовые предписания закона, с явлением Иисуса Христа, потеряли свое значение. Архидьякон Стефан был именно одним из тех христиан, которые сознавали необходимость отмены многих постановлений Моисея. За это, очевидно, он и был привлечен на суд Синедриона.¹⁸³Эту же мысль он проводит ив своей обличительно-защитительной речи перед судьями.¹⁸⁴Отрицание им обрядового закона Моисея и суровое обличение членов Синедриона в противлении Св. Духу и в убийстве Иисуса Христа, привели судей в бешенство. Они, не окончив судебного разбирательства, вывели первомученика Стефана за город и побили камнями.¹⁸⁵

Убийством Св. Стефана начинается великое гонение на церковь в Иерусалиме.¹⁸⁶Возникшее, по повелению Синедриона, оно не ограничилось одним Иерусалимом. Ревностный исполнитель воли Синедриона, Савл, испросил себе право арестовать христиан в Дамаске и приводить их для суда в Иерусалим.¹⁸⁷С каждым днем ненависть иудеев и иерусалимских властей к христианам возрастала. С особенной силой она проявилась в суде над апостолом Павлом. В 58 г. апостол Павел посетил Иерусалим. Здесь он, вместе с четырьмя иудеями, вошел в храм принести жертву. Асийские иудеи, видевшие его прежде с язычниками, возмутили народ, обвиняя апостола Павла в том, что он ввел эллинов в храм.¹⁸⁸Волнение народа начало принимать опасный характер. Толпа разорвала бы апостола Павла, если бы не явился тысяченачальник с войском. Он увел апостола в темницу. Но так как толпа продолжала требовать смерти апостола, то хилиарх, желая достоверно узнать, в чем, собственно, обвиняют его иудеи, велел собраться всему Синедриону, и послал апостола Павла в заседание.¹⁸⁹Но дело ап. Павла не было рассмотрено в Синедрионе, так как, по поводу сказанных апостолом слов, что он фарисей, и его судят за проповедь о воскресении мертвых, произошла распря между фарисеями и саддукеями.¹⁹⁰Раздор увеличился до того, что тысяченачальник опасался, чтобы судьи не растерзали обвиняемого; и потому велел воинам взять его из среды судей и отвести в крепость.¹⁹¹Жизнь апостола была спасена, но иудеи ожесточились; более сорока человек поклялись убить его. Они просили Синедрион, чтобы он на другой день заявил хилиарху, что он, Синедрион, хочет тщательно рассмотреть дело ап. Павла, и потому пусть тысяченачальник снова пришлет его в Синедрион; « мы же, – говорили заговорщики, – прежде, чем он приблизится, готовы убить его».¹⁹²Но Лисию было вовремя донесено о заговоре. Видя, что апостолу угрожает опасность, он отправил его в Кесарию к прокуратору Феликсу. Через пять дней члены Синедриона во главе с первосвященником, явились к прокуратору с жалобой на ап. Павла; но их обвинение было слабо, и Феликс оставил это дело не решенным. Оно оставалось так в течении двух лет, до его преемника порция Феста. Когда этот последний, по вступлении в должность, был в Иерусалиме, к нему явилась делегация от Синедриона с просьбой привести ап. Павла для суда в Иерусалим. Прокуратор же предложил им самим отправиться в Кесарию. Обвинители явились в Кесарию, но и теперь ап. Павел не был судим ими, так как, предъявив свое право римского гражданина, он потребовал суда Кесаря (в 60 г.).

Апостол Павел не подпал осуждению Синедриона благодаря вмешательству римских властей. Но когда власти отсутствовали, Синедрион преследовал христиан со всей жестокостью. Так, в 62 г., когда скончался Порций Фест, первосвященник Анан, воспользовавшись отсутствием римской власти, в промежуток времени до прибытия нового прокуратора, созвал Синедрион (συνέδϱιον κϱιτῶν), который и осудил на смертную казнь, через побиение камнями, Иакова, брата Господня, вместе с некоторыми другими христианами.¹⁹³

Таким образом, мы видим, что Синедрион всегда враждебно относился к христианству. Он не признал Мессией Основателя христианства и осудил Его на смерть. В этом осуждении сказалась, в значительной степени, личная ненависть к Обличителю, погрязшей в себялюбии и гордой мнимой ученостью и исполнением обрядов, знати. В отношении же Синедриона к апостолам, выражается отношение вообще к христианству –» назарейской ереси», как называет его ритор Тертулл.¹⁹⁴Мы видим, что первоначальные снисходительные отношения изменяются в преследования, которые с течением времени становятся ожесточеннее и ожесточеннее. Апостолы Петр и Иоанн были отпущены на свободу; им запрещено проповедовать о имени Иисуса Христа. Со времени мученичества св. Стефана начинаются иные отношения: христиан преследуют, наполняют ими темницы и побивают камнями. Но все же это гонение имеет характер временной вспышки ненависти знатнейших иудеев. С течением времени преследования становятся более постоянными и систематичными. Это показывает нам суд над апостолом Павлом. Из этого суда мы видим, как упорна ненависть Синедриона к апостолу. Что только не предпринимают члены трибунала, чтобы умертвить его! Даже через два года они не забывают об узнике и требуют суда над ним. А казнь апостола Иакова и других христиан при первосвященнике Анане служит ясным доказательством, что власти Иерусалима пользуются всяким удобным случаем для преследования христиан.

В 66 г. началась Иудейская война. Внимание Синедриона было отвлечено от христиан и все сосредоточилось на борьбе с римлянами. Первоначально Синедрион не разделял крайних взглядов зелотов. Он хотел сохранить мирные отношения к римлянам. Он даже постарался собрать требуемую ими подать, убеждал народ по-прежнему приносить жертвы за римских императоров;¹⁹⁵представлял мятежникам все ужасы войны и доказывал, как неразумно подвергать отечество гибели. Но партия зелотов, во главе с Елеазаром, сыном Анании, взяла верх. Многие из правящей аристократии были перебиты, другие бежали из Иерусалима. Их место в Синедрионе заняли лица, взгляды которых более соответствовали настроению времени. Синедрион теперь уже встал во главе революционного движения. Он выработал план борьбы с римлянами: наметил военные пункты, назначил военачальников, давал им поручения относительно сооружения укреплений и пр.¹⁹⁶Победить римлян Иудея, конечно, была не в силах. Скоро были взяты важнейшие крепости в Галилее, а в 67 г. она вся была завоевана. Оставалось взять Иерусалим, в который собрались все способные к войне патриоты. Но здесь скоро произошло разделение. Лучшая часть граждан и Синедрион стояли за строгий порядок. Но зелоты не признавали распоряжений Синедриона. Они присвоили себе неограниченную власть и распоряжались в столице. Начались беспорядки: никто не знал, кого слушать, Синедрион или главарей зелотов. Синедрион решил, во что бы то ни стало, обуздать диктатуру зелотов. Но это повело к печальным последствиям. Зелоты призвали себе на помощь вольные идумейские отряды. Синедрион приказал запереть ворота города, но зелотам удалось ночью распилить засов ворот и впустить идумеев. Началась резня; аристократия была перебита; самые энергичные члены Синедриона – Анан и Иисус, сын Гамалиилов, пали жертвой террора. Синедрион распался. Его деятельности, впрочем, и не было места. Власть очутилась в руках зелотов.¹⁹⁷Таким образом, в 68 г. Синедрион, как политическое учреждение, прекратил свое существование; некоторые члены его остались в живых, но они уже не имели никакого значения.

После разрушения Иерусалима Иоханан бен-Заккай основал новый Синедрион в Ямне. Но Ямнийский Синедрион существенно отличался от Иерусалимского. Его власть ограничивалась только областью религии. Он определял праздники, новолуния и пр. Правда, Ямнийский Синедрион занимался и разработкой права и издавал гражданские законоположения, но они имели лишь теоретическое значение. Делать их обязательными было невозможно, так как Синедрион не имел никакой гражданской власти. Сравнивая Ямнийский Синедрион с Иерусалимским, можно усмотреть, что это два различных учреждения. Иерусалимский Синедрион – высшее правительственное учреждение, глава государства; Ямнийский – высшая школа, с властью в религиозных делах, школа, занятая изучением закона, сохранением и приведением в систему устных преданий. В первом, состоят членами, преимущественно, аристократы – духовные и светские; в последнем – раввины. Уничтожено еврейское государство, прекратил существование и Синедрион, как верховное политическое учреждение.

Теократическая форма правления не знает различия между церковью и государством, так как при ней церковь и государство находятся между собой в тесной жизненной связи. Глава культа есть глава и общины. Учреждение, ведущее религиозные дела, ведет и гражданские. Многие преступления, относящиеся к политическим, при названной форме правления, относятся к преступлениям против религии. Иудейское государство, как известно, до Вавилонского плена было теократическим. При той же форме правления иудеи хотели жить и по возвращении из плена. Но в этот период им недоставало самого главного, чтобы их государство было теократией. Вскоре после плена угасло пророчество и, следовательно, прекратилось непосредственное общение Бога с Израилем. Тем сильнее народ привязался к храму, как местопребывания Бога, тем большее значение для него стали иметь священные лица как единственные посредники теперь между Богом и богоизбранным народом. Вполне естественно, что политическое значение главы культа, первосвященника, возросло сравнительно с допленным периодом. Так как не было никого, кто мог бы стать главою государства, не было авторитетных вождей народных, то первосвященник делается общепризнанным главою государства. Вместе с ним возрастает политическое значение священников. Вообще переход от теократии к иерократии, как называют желающие быть точными, форму правления эпохи второго храма, самый естественный. Переход к другой форме правления был бы скачком, которых не знает история. Это нужно, прежде всего, иметь в виду, чтобы правильно ориентироваться в разноречивых показаниях источников о составе членов Синедриона.

О составе Великого Синедриона мы имеем сведения из трех главных источников иудейской истории, относящихся по своему происхождению к разным периодам жизни евреев: из книг Нового Завета, из сочинений Иосифа Флавия и из Талмуда. Как писатели священных книг, так и Иосиф Флавий, жили в то время, когда еще существовал Иерусалимский Синедрион, как политический институт. Мишна же редактирована после разрушения Иерусалима, когда Синедрион изменился, как по своей сущности, превратившись из политического учреждения в духовно-образовательное, так и по своей внутренней организации. Нет, поэтому, ничего удивительного в том, что перечисленные источники противоречат между собой. Талмудисты, зная Синедрион II века по Р. Х., представили нам и Иерусалимский Синедрион в том виде, в каком Синедрион существовал в эпоху Мишны. По Мишне Синедрион, по своему составу, есть коллегия ученых раввинов, членами которой могли быть только соферимы, люди сведущие в законе и объяснении его по преданию, почему они и называются « мудрыми», а кандидаты на их место « учениками мудрых».¹⁹⁸Даже первосвященник мог быть членом Синедриона только в том случае, если он отличался раввинской ученостью и удовлетворял всем тем требованиям, какие применялись к остальным членам Синедриона.¹⁹⁹Во главе Синедриона стоят знаменитейшие учителя, которые только в силу своей выдающейся учености, занимают это высокое положение.²⁰⁰Невероятность такого представления талмудистов об Иерусалимском Синедрионе очевидна. Иерусалимский Синедрион был верховным политическим учреждением, которому принадлежала высшая верховная административная и судебная власть. Неужели и та и другая были в руках ученых? Более чем странно предоставить исключительно ученым право разрешать вопросы о войне и мире, учреждать провинциальные суды и т. п. Подобное обстоятельство мыслимо только, по справедливому замечанию Кюнена,²⁰¹в идеальном представлении республики Платона, но никак не в действительном государстве. Кроме того, представление талмудистов о Иерусалимском Синедрионе не соответствует тому аристократическому правлению, при котором, по свидетельству Иосифа Флавия,²⁰²жили иудеи после окончания плена Вавилонского до окончательного уничтожения Иудейского государства. Значит, существовавший до разрушения Иерусалима Синедрион, должен иметь отличный, от талмудического Синедриона, вид, именно такой, который соответствовал бы политическому и общественному строю Иудеи. В полном соответствии последнему представляют нам состав Синедриона другие, наиболее достоверные источники: книги Нового Завета и сочинения Иосифа Флавия.

В новозаветных книгах Синедрион называется или этим самым названием, т. е. συνέδϱιον, или же взамен его употребляется описательное выражение, состоящее из перечисления входящих в состав Синедриона общественных классов.²⁰³Из последнего, более употребительного выражения, мы и узнаем, что лица, составлявшие Великий Синедрион, принадлежали к трем различным общественным состояниям. Это были ἀϱχιεϱεῖς, πϱεσβύτεϱοι и γϱαμματεῖς ( первосвященники, старейшины и книжники). Правда, не везде, где речь идет о Синедрионе, упоминаются все обозначенные категории членов; во многих местах, ради краткости, названы или только ἀϱχιεϱεῖς и γϱαμματεῖς, или ἀϱχιεϱεῖς и πϱεσβύτεϱοι, но, во всяком случае, они везде предполагаются, что видно из сравнения параллельных мест.²⁰⁴Из трех перечисленных классов руководящими лицами были первосвященники (ἀϱχιεϱεῖς). Это видно из того, что они почти всегда упоминаются на первом месте,²⁰⁵а также из формулы: ἀϱχιεϱεῖς καί τὀ συνέδϱιον ὂλον.²⁰⁶Им приписывается инициатива во всех делах, у них испрашивают разрешения на тот или другой образ действий.²⁰⁷Поэтому они называются часто ἂϱχοντες (управляющие).²⁰⁸

Новозаветным данным о составе членов В. Синедриона соответствуют сообщения Иосифа Флавия. Ему известны те же три категории членов Синедриона, хотя его словоупотребление несколько отлично от новозаветного: он называет членов Синедриона ἀϱχιεϱεῖς, δοινατοί или οί γνώϱιμοι и Φαϱισαίοι,²⁰⁹но что δοινατοί или γνώϱιμοι = πϱεσβύτεϱοι, а Φαϱισαίοι = γϱαμματεῖς новозаветных книг, в этом не может быть никакого сомнения. Как и по новозаветным книгам у него ἀϱχιεϱεῖς – руководящие лица в Синедрионе и названы почти всегда первыми,²¹⁰и это название также заменяется иногда ἂϱχοντες.²¹¹

Теперь нам необходимо определить, кто именно разумеется под названиями ἀϱχιεϱεῖς, πϱεσβύτεϱοι и γϱαμματεῖς. Одни под именем ἀϱχιεϱεῖς разумеют состоящих в должности первосвященников, другие в них видят представителей 24-х первосвященических чред.²¹²Но первое мнение находит достаточное опровержение в тех выражениях евангелистов, из которых видно, что ἀϱχιεϱεῖς было значительное количество. ²¹³Второе не имеет за себя никаких оснований. Между тем, и в книгах Нового Завета и в сочинениях Иосифа Флавия, мы находим некоторые данные для определения этой категории членов. В книге Деяний апостольских повествуется, что апостолы Петр и Иоанн после проповеди об Иисусе Христе, были схвачены и заключены в темницу. Для суда над ними на другой день собрался Синедрион: собрались в Иерусалиме начальники их, и старейшины, и книжники, и Анна первосвященник, и Каиафа, и Иоанн, и Александр и прочие из рода первосвященнического.²¹⁴Здесь мы видим, прежде всего, членом Синедриона первосвященника Анну (Анана), который производил и предварительный допрос Иисуса Христа,²¹⁵но в данное время не состоял уже в должности. Во время правления Ирода и прокураторов вообще было много отрешенных от должности первосвященников. Они могли быть, как и Анна, членами Синедриона. По крайней мере, о некоторых из них известно, что они пользовались громадным влиянием в государстве. Подобно своему отцу, сын Анана, отставной первосвященник Ионафан, имеет громадное влияние на ход управления страной. Он стоит во главе депутации, отправленной к Квадрату по поводу возмущения Иуды Галилеянина;²¹⁶вместе с первосвященником Ананией и другими знатнейшими, он был отправлен в Рим и здесь просил о назначении нового прокуратора.²¹⁷Этот отставной первосвященник не стеснялся делать увещания прокуратору Феликсу, убеждая его лучше править государством.²¹⁸Большим влиянием пользовался также Анания, сын Недебии²¹⁹и Анан, сын Анана с Иисусом, сыном Гамалиила, которые во время Иудейской войны стояли во главе государства и уже, во всяком случае, были членам и Синедриона, который и организовал это восстание.²²⁰Первосвященники эти, несмотря на то, что не состояли в должности, однако, продолжали называться οἰ ἀϱχιεϱεῖς. Но рядом с отставным первосвященником Анной и состоящим в должности Каиафой у Дееписателя названы, как члены Синедрион, Иоанн и Александр, которые никогда не были первосвященниками, но только принадлежали к роду первосвященническому. К какой же категории членов мы должны их отнести? Очевидно, к той же, к какой Анну и Каиафу, т. е. к ἀϱχιεϱεῖς. А если так, то значит, в состав первой категории членов входили лица, которые не были первосвященниками, но принадлежали к первосвященническим фамилиям и как таковые назывались οἰ ἀϱχιεϱεῖς. В этом нет ничего удивительного. Как известно, во времена римского владычества первосвященничество сделалось монополией немногих фамилий, а именно: Фабия, Боэта, Кафара, Анана и Камита.²²¹Члены этих фамилий и назывались ἀϱχιεϱεῖς. Хотя они не были в действительности первосвященниками, зато были кандидатами в первосвященники. У И. Флавия называются первосвященниками: Матфия, сын Боэта²²²; Иисус, сын Сапфии²²³; Симон,²²⁴которые никогда не были первосвященниками и, что особенно важно, называются οἰ ἀϱχιεϱεῖς вообще дети первосвященников.²²⁵Итак, первая категория членов Синедриона – ἀϱχιεϱεῖς –состояла из отрешенных от должности первосвященников и членов первосвящиннических фамилий (ἐκ γένους ἀρχιερατικοῦ).²²⁶

Точное определение термина πϱεσβύτεϱοι невозможно за недостатком данных. Неизвестно были ли они действительно старцами, как, например, в герусиях Спарты, или это только почетный титул, как у римских сенаторов. Очевидно только, что πϱεσβύτεϱοι – миряне из светской аристократии. Чему они обязаны своему членству в Синедрионе: своему ли происхождению, как члены аристократических фамилий, или своему высокому общественному положению, с точностью определить невозможно. Вероятнее всего, тому и другому, так как высокие государственные должности, обыкновенно, были предоставляемы членам знатных фамилий.²²⁷

Третий класс членов Синедриона составляли γϱαμματεῖς – книжники. Насколько первые два класса были аристократичны, настолько последний демократичен. По своему происхождению книжники принадлежали, преимущественно, к простому народу, интересы которого они всегда поддерживали и защищали. Вся их жизнь и деятельность была посвящена изучению закона, почему они и получили это почетное название.

В таком виде представляется состав Синедриона в период Маккавеев и римского владычества. До эпохи Маккавеев книжников не было в числе членов Синедриона: он состоял из одной лишь духовной и светской аристократии.

Три различных по общественному положению класса членов Синедриона, по направлению принадлежали к двум классам: фарисейству и саддукейству.²²⁸К первой принадлежали, преимущественно, книжники, ко второй – первосвященники и старейшины. В истории Синедриона наблюдается постоянная борьба этих двух партий, и потому считаем не лишним представить в общих чертах, в чем заключается различие этих партий, в какой мере они находились во враждебном отношении друг к другу и как это отражалось в их участии в Синедрионе.

Поначалу своему ни фарисеи, ни, тем более, саддукеи, не были религиозными партиями. Все их различие состояло именно в воззрениях на общественно-политическую жизнь народа. После плена Вавилонского иудейский народ осознал, что главная жизненная сила его заключается в законе и исполнении его. Поэтому, во всем иудействе явилось стремление сообразовать свою жизнь с законом даже в мелочах. А так как исполнение закона немыслимо, конечно, без знания его, то явилась потребность в изучении его. Но специальное изучение закона не было возможно для всякого. нужен был особый класс людей, который бы посвятил себя исключительно изучению закона и истолкованию его другим. В начале знанием закона отличались священники и левиты, которые, по своему положению, были к тому призваны и имели большой, сравнительно с другими, досуг. Но и простой народ не был лишен возможности изучать закон. Тора была всем доступна: простой иудей так же, как и священник, мог изучать ее, чтобы ее правилами нормировать индивидуальную жизнь и общественные отношения. Различия между высшими классами и низшими пока еще не было. Но когда управление очутилось в руках знатных священнических фамилий (ἀϱχιεϱεῖς) и соединенных с ними знатных родов (πϱεσβύτεϱοι), началось сказываться разногласие между правящими классами и простым народом, хотя правящая аристократия резко еще не изменяется. Она также высоко ставит религию, держится того же убеждения, что только в исполнении богооткровенных предписаний заключается сила Израиля и управляет на основании закона. Но уже в силу своего положения, как призванная к управлению, она ставит государственный интерес впереди всего, тогда как другая часть ученых людей, посвятившей все свои силы изучению Торы, принадлежала к простому народу, и не имея никакого влияния на управление и, следовательно, никаких политических побуждений отступать хоть на йоту от своих прежних убеждений, еще сильнее привязывается к закону. Для них он является единственным сокровищем: в изучении и в строгом проведении его в жизнь, они полагают цель своей деятельности. Они тесно сплачиваются между собой и образуют род особого сословия –» книжников»,– сословия, действующего корпоративно. Они всегда показывают народу, что в жертву закону и религии они приносят все, и предпочитают соблюдение закона государственным выгодам. Они знакомят простой народ с предписаниями закона, истолковывают его перед ним, поэтому пользуются у него громадным авторитетом и через это делаются громадной общественной силой. Одновременно с этим, священники, стоящие у власти, перестают исключительно заниматься законом и более обращают внимание на политические дела, чем на поучение народа. Вот первые шаги по пути разделения иудейства на две партии. Обстоятельства слишком благоприятствовали тому, чтобы начавшееся разделение увеличилось до непримиримой противоположности. При Александре Македонском иудея подпадает под греческое владычество. Иудейство впервые познакомилось с античной цивилизацией и последняя не могла не влиять на мировоззрение еврея. религия Греции не была тем грубым идолопоклонством, которое иудеи видели у народов Востока. ее боги были большей частью олицетворением высоких идей. Ее этика была выше и чище, чем у восточных народов. Науки и искусства греков, составляющие и теперь предмет удивления, в то время прямо поражали всякого нового человека. Такие мыслители, как Сократ, Платон, Аристотель, не могли пройти без следа для пытливого ума евреев. Но что поражало и привлекало евреев, это, как и всегда бывает в начале, внешняя сторона: высокая культура общественной и частной жизни греков. Философские школы, народные собрания, а более всего, театры, гимнастические упражнения, единоборства и прочие увеселения, которые делали жизнь греков полною утонченных наслаждений, не могли не заставить евреев сделать сравнение своей жизни с жизнью греков. Результат этого сравнения для многих оказался роковым. Одна часть увлеклась философскими исследованиями выдающихся греков, и многое приняла из них в свое мировоззрение.²²⁹Другие же, менее занятые вопросами истины и разумной жизни, усвоили от греков их легкомысленный образ жизни.²³⁰В той или в иной форме, эллинизм быстро распространяется между иудеями и распространяется, конечно, среди правящей аристократии, которой приходилось входить в ближайшее соприкосновение с греками и которая, как мы сказали, была склонна уже и ранее жертвовать ради политических выгод, строгостью религии и закона. Образуется большая по силе и численности , партия эллинистов. Но в то время как растет эллинизация евреев, крепнет другая сила, противодействующая ей. Те лица из народа, те книжники, которые неодобрительно смотрели на аристократию за то, что она ставила иногда политический интерес выше религии и закона, сочли теперь необходимым выйти из пассивного положения и, не ограничиваясь только простым недовольством, противопоставить возрастающему эллинизму преграду, которой должен послужить тот же закон Моисеев. Пятикнижие имеет немало заповедей, целью которых было оградить евреев от влияния языческих религий, а история народа свидетельствовала, что все несчастья, которые пришлось испытать еврейскому народу, именно были следствием увлечения религии и нравами язычников. И вот книжники, ревнуя о строгом соблюдении закона и об охранении народа от увлечений эллинскими новшествами, увеличивают закон Моисея множеством новых правил, частью выведенных из него посредством искусственной экзегетики, частью совершенно новых, не имеющей с ним никакой связи, выдаваемых за сохранившиеся по преданию. Вводится множество новых обрядов, которыми обставляется каждый шаг еврея. В этих правилах и обрядах ясно выражается стремление жить в исключительно иудейской среде и вне всякого общения с идолопоклонниками, выражается желание сделать это общение более и более затруднительными, если даже совершенно невозможными.²³¹Развитие партий идет параллельно: в то время как грекофилы все более и более увлекаются эллинизмом, перенимают все дурные стороны его, партия книжников-хасидеев далее и далее ведет свою работу, и своими новыми положениями, якобы выведенными из закона, и обрядами, старается обособить евреев от всех других народов, окружить иудейскую жизнь прочной оградой. После таких нечестивых первосвященников, как Менелай и Алким, обособление превратилось в систему. С невыразимой ревностью и удивительной последовательностью оно доводится до самых крайних следствий.²³²Количество правил и обрядов увеличивается до необычайных размеров и все они, касаясь большей частью ритуальной чистоты, направлены к тому, чтобы расширить бездну, которая отделяла бы иудея от язычника. Иозе бен-Иозер и Иозе бен-Иоханан объявили нечистыми землю языческих народов и стеклянные сосуды, употребляемые у них, и пр.,²³³чем, естественно, затруднялось всякое сношение с греками. Таким образом, между книжниками и эллинистами создался полный разрыв. Соглашение между ними невозможно. Первые смотрят на последних, как на нечистых, мало чем отличающихся от язычников, вторые презирают фанатизм, тупые привычки и обособленность хасидеев; себя они считают носителями и насадителями культуры, а противную партию тормозом прогресса. Полное разделение между ними произошло при Асмонеях. В это же время входят в употребление и названия: фарисеи саддукеи.

Кроме отношения к эллинской культуре, между названными партиями существовали и другие различия. Мы остановимся на тех, которые имеют отношение к занимающему нас вопросу. Прежде всего, важное значение имеет отношение партий к Моисееву закону. Насколько свободно саддукеи мыслили о сношениях с другими народами, настолько они ограничивали широту закона Моисеева, понимая его всегда в буквальном смысле. « Божественный закон, – говорили они, – неизменяем, и человеческий ум не может к нему ничего прибавить и ничего убавить. Тора есть государственная конституция Иудеи, и всякое отступление от ее буквальных предписаний должно быть наказываемо, как преступление против государства. Если некоторые законы находятся в противоречии с жизнью, то это благодаря, лишь тем наслоениям, которые они получили в религиозной практике народа; а потому необходимо очистить закон от всех наслоений, от всех оград.»²³⁴Фарисеи, напротив, не держались буквы закона. Хотя они также говорили, что Божественный закон неизменяем, но допускали самые широкие толкования его. Цель этих последних состояла в том, чтобы приноровить требования закона к требованиям жизни, сообразовать его с духом времени и умерить некоторые строгости его предписаний. « Фарисеи, – говорит Иосиф Флавий, – ввели многие, основанные на преданиях правила, которых нет в Моисеевых законах, и потому саддукеи отвергают их и говорят, что нормой жизни должно считать только то, что находится в Писании».²³⁵Взгляд той и другой партии на Моисеев закон имеет для нас особенно важное значение, так как им объясняется характер судебной практики фарисеев и саддукеев, как членов Синедриона. Кодексом права для саддукеев было только Пятикнижие, по которому они и применяли систему наказаний. Они даже jus talionis понимали в буквальном смысле, т. е. по их мнению человек, искалечивший другого, должен быть искалечен таким же образом по приговору суда. Фарисеи же заповедь Моисея – « око за око, зуб за зуб"– объясняли как метафору и допускали вознаграждение деньгами за нанесенное оскорбление. Понятно, поэтому, что саддукеи были более строгими судьями, чем фарисеи. Иосиф Флавий говорит о них, что они в суде поступали более жестоко и неумолимо, чем всякие другие иудеи,²³⁶напротив фарисеи, по его отзыву, более милостивы в определении наказаний.²³⁷

В частности, разногласия по вопросам права касаются следующих трех пунктов: наказания лжесвидетелей, права наследства и ответственности господина за своего раба. По мнению саддукеев, лжесвидетель только тогда должен быть наказан, когда обвиняемый им, был уже подвергнут, на основании его ложного свидетельства, судебному наказанию. По мнению же фарисеев, лжесвидетель должен быть наказан даже и в том случае, если судебный приговор над невинно осужденным еще не был приведен в исполнение. В вопросе о праве наследства фарисеи строго приводили тот закон Моисея, что наследником имущества умершего должен быть сын, а не дочь. Поэтому, если умерший имел дочь и женатого сына, но последний умер ранее его и также оставил после себя дочь, то имущество первого переходило к внучке, а не к дочери. По мнению же саддукеев, наследство делится между внучкой и дочерью. Наконец, по вопросу об ответственности господина за преступление его раба, было следующее разъяснение. По закону Моисея (Исх. 21:28–29) за вред, причиненный скотом, ответственен его хозяин. Саддукеи отсюда выводили, что и за преступление раба также, если не более, ответственен не только он сам, но и его господин. Фарисеи же возлагали ответственность всецело на раба.²³⁸

Мы должны обратить внимание и на различие религиозных взглядов названных партий, что важно для понимания действий членов Синедриона по отношению к христианам. Саддукеи были рационалистами в религии. Они не верили в существование духовного мира (кроме Бога); отрицали всю раввинскую ангелеологию и думали, что душа погибает вместе с телом,²³⁹и потому утверждали, что нет никакого загробного существования, и не может быть за гробом никаких либо наград за добрые дела, ни наказания за злые.²⁴⁰Добро следует делать ради него самого, а не ради награды в мессианском царстве или по воскресении мертвых. Воскресение мертвых они отрицали и говорили, что его нельзя доказать текстом Моисеевых книг.²⁴¹Краткое указание на религиозное учение саддукеев мы находим у писателя книги Деяний апостольских: « саддукеи говорят, что нет воскресения; ни ангела, ни духа; – а фарисеи признают и то и другое.»²⁴²У последних мы находим очень подробно развитое учение об ангелах. Душу человека они признавали бессмертной и верили в загробное мздовоздаяние. « Проводившие добродетельную или порядочную жизнь, – учили они,– получат за гробом награждение или наказание; последние заключены в темнице и мучаются вечной казнью, а первые возрождаются для новой жизни.»²⁴³Наконец, относительно религиозных вопросов, фарисеи и саддукеи различались во взглядах на человеческую свободу и предопределение. Фарисеи верили в предопределение. «Все происходящее в мире они приписывали судьбе и, однако, не отрицали и человеческой свободы, утверждая, что Богу угодно было под известными законами соединить непременное определение судьбы со свободной волей человека, чтобы он мог по своему желанию следовать добродетели или пороку.»²⁴⁴Саддукеи, напротив, думали, что Бог не вмешивается в дела людей, и человек совершенно свободно распоряжается своей судьбой; свободная воля человека есть единственная причина того или иного строя его жизни и его деятельности; « люди сами бывают причиной своего счастья и навлекают на себя беды своим неразумием. Также и в нравственном мире от свободы человека зависит добро и зло, и человек по своему желанию склоняется к тому или другому.»²⁴⁵

Таково различие двух иудейских партий, к которым принадлежали члены В. Синедриона. На стороне саддукеев находились: высшее священство, знать, богатые люди, военные и все независящие от книжников интеллигентные классы. Напротив, фарисеи привлекают на свою сторону народ, заботясь о нем и просвещая его, и стараются заставить его принять все правила, которые они излагали и сами подчинились им. К ним же принадлежало низшее духовенство и большинство ученого сословия.²⁴⁶У саддукеев, конечно, также имелись свои ученые, но они не имели никакого значения и к ученому цеху не принадлежали. Поэтому книжники – γϱαμματεῖς, – всецело состояли из лиц фарисейского направления: ведь они через хасидизм дали начало фарисейству. Таким образом, мы видим, что иудейский сенат был составлен из различных элементов нации. По положению мы в нем различаем аристократию (ἀϱχιεϱεῖς, πϱεσβύτεϱοι) и народ (γϱαμματεῖς); по отношению к закону – охранителей и прогрессистов; по догматическим воззрениям – рационалистов и хранителей предания; по политическим взглядам – космополитов и националистов.

Такое резкое различие партий, приверженцы которых были членами Синедриона, делало, по-видимому, мирное течение дела в иудейском сенате. Вражда их, кажется, не позволила бы окончательно решить какое-нибудь дело, постановить какой либо приговор. Члены Синедриона должны бы без конца спорить, и не приходить ни к какому результату. И, действительно, заседания Синедриона очень часто были бурны, особенно когда дело касалось отличительных принципов той или другой партии, наглядный пример чего представляет суд над апостолом Павлом (Деян. 23:6–10). Но это не исключало возможности отправления Синедрионом своих дел. Две противоположные партии, стоящие у власти, не могут иметь в одно и то же время одинаковое значение. Если в народе представители их могут еще пользоваться иногда одинаковым влиянием, иметь приблизительно одинаковое число приверженцев, то у трона всегда одна партия преобладает над другой. Одна заведует делами государства, дает тон политической и общественной жизни, тогда как другая занимает скромное положение или, что чаще бывает, находится в опале и не имеет никакого влияния на ход управления. Так было и в Иудейском государстве, где никогда не было равновесия между партиями, и у власти всегда находились или саддукеи или фарисеи, смотря по тому, какой политики держался глава государства, кому он больше сочувствовал – первым или последним. В истории Синедриона мы уже отчасти коснулись этого предмета. Остановимся теперь на нем несколько подробнее.

Фарисейская партия, как сказано, вместе с Маккавеями получает влияние на дела государства. Вероятно, что во время княжения Симона, демократические фарисеи были уже официально призваны к кормилу правления. Они сделались членами Синедриона. Прежние эллинисты не имели теперь уже никакого значения. Ионафан употребил достаточно времени и сил на преследование эллинской партии,²⁴⁷что он, конечно, и должен был делать, так как члены этой партии стали во враждебное к нему отношение и вступили в открытую борьбу.²⁴⁸Это были полные ренегаты, более язычники, чем иудеи. Но партия эллинистов содержала в себе и другие элементы. Их составляли те лица, которые, приняв из греческой культуры лучшие стороны, продолжали оставаться верными Иегове и закону. Этим лицам ничто не мешало сражаться в рядах хасидеев за свободу религии и отчизны. И Маккавеи не имели причин быть недовольными ими. Позже, когда борьба за свободу религии превратилась в борьбу за национальную независимость, когда, при этом, Маккавеям не были чужды династические интересы, умеренные эллинофилы были даже полезнее хасидеев. От них скорее можно было ожидать поддержки в достижении чисто политических выгод, чем от фарисеев, желавших одного только свободного исполнения религиозных обрядов. Поэтому, Маккавеи, сознавая нужду в умеренных эллинистах и, с другой стороны, чувствуя, что их собственные воззрения в политических вопросах сходятся с воззрениями эллинистов, приблизили их к себе и поручили им многие дела в управлении. Это и было почвой, на которой происходило слияние элементов прежней аристократии с асмонейской. Таким образом, Маккавеи пользовались услугами обеих партий. Они старались держать ту и другую близ себя, мудро распределяя между ними государственное управление. Саддукеям они предоставили внешние дела государства. Они были начальниками крепостей, полководцами, дипломатами. Фарисеи же ведали внутренним управлением в государстве. Должности законоучителей, учителей, чиновников были в их руках. Таково было положение партий, по крайней мере, при Иоанне Гиркане, в первое время его княжения.²⁴⁹Синедрион, ведению которого подлежали, главным образом, дела внутреннего управления, состоял весь почти из фарисеев. Это мы должны уже допустить потому, что Гиркан, не пренебрегавший услугами саддукеев, был все-таки больше предан фарисейству. « Гиркан был сам учеником фарисеев и пользовался их любовью,«– говорит о нем иудейский историк.²⁵⁰Но в конце княжения Гиркану пришлось убедиться, что фарисеи, это в высшей степени благочестивые люди и хорошие законоучители, однако, мало преданы трону и княжившей династии. « Сложи с себя сан первосвященника и довольствуйся светской властью над народом,»– говорит Гиркану фарисей Елеазар, высказывающий общий взгляд своей партии.²⁵¹ Это оттолкнуло Гиркана от фарисеев. Он увидел, что саддукеи более, чем фарисеи, будут поддерживать политику Асмонеев и служить их династическим интересам. Всецело перейдя на сторону саддукеев, он « уничтожил все фарисейские установления и запретил подданным следовать за ними.»²⁵² Начинается саддукейское господство и членами Синедриона, несомненно, могли быть только саддукеи. То же господство саддукеев продолжалось и при преемнике Гиркана, Иуде Аристовуле. Его образ мыслей, его политика уже в достаточной степени указаны в названии его филеллином, данном ему современниками.²⁵³Равным образом принятие им царского титула говорит за то, что он был не на стороне фарисеев.²⁵⁴Ясно, что в короткое царствование Аристовула состав членов Синедриона не мог измениться; он по-прежнему оставался саддукейским, так как сам царь был по воззрениям эллинист или, что то же – саддукей. Но самым ревностным приверженцем эллинистических принципов был Александр Ианнай. Это видно из той ненависти, которую питали к нему фарисеи, а также из монет, которые сохранились со времени его царствования, на которых он именует себя царем, не только на еврейском, но и на греческом языке. Кроме того, он приказал чеканить и чисто греческие монеты, как бы желая этому языку доставить исключительное господство в своей стране.²⁵⁵Однако, несмотря на симпатии Александра Ианная эллинизму, Синедрион не мог состоять во все время его царствования из одних саддукеев, как это было при Аристовуле. В первые девять лет царствования, до взятия Газы, Ианнаю некогда было думать о внутреннем управлении, все это время он был вне Иерусалима. Осада города Птолемаиды, борьба с Птоломеем Латуром, поход на север Палестины для взятия Галары и Амафуса, наконец, осада и взятие Газы, вот чем был занят первый период царствования Ианная. В то время когда царь предпринимал поход за походом, внутренними делами государства управляла его супруга Саломея Александра, горячая поклонница фарисеев и последовательница их принципов. Если прибавим к этому, что Симон бен-Шетах, вождь фарисейской партии, в это время был братом царицы и постоянно находился при дворе, то будет ясно, как шли дела внутри государства. Саддукейские члены Синедриона не покровительствуемые царицей, должны были оставлять свои места в иудейском сенате для фарисеев. Сочувствие царицы последним сделало то, что Синедрион стал, преимущественно, фарисейским. Талмудистическое предание объясняет изменение членов Синедриона после Иуды Аристовула таким образом. Фарисеи будто бы отказались от всякого участия в делах Синедриона: они не хотели заседать вместе с ненавидимыми ими саддукеями. Лишь один Симон бен-Шетах счел возможным вступить в Синедрион, но стой целью, чтобы вытеснить из него саддукейских членов.²⁵⁶Этой цели он достиг тем, что при разборе дел, посредством различных хитрых вопросов, старался поставить фарисеев в противоречие со своими принципами. Становясь на ту точку зрения саддукеев, что только то положение должно иметь силу закона, которое находится в Пятикнижии Моисея, он спрашивал саддукеев на каком основании они решаются постановлять приговоры по таким делам, относительно которых нет указаний в Пятикнижии. Саддукеи оставались безответными. Подобные вопросы Симон старался предлагать в присутствии царя и царицы, чтобы в их глазах дискредитировать саддукеев и их принципы, и тем довел их до того, что они со стыдом должны были оставить Синедрион. Их места Симон замещал фарисеями, и Синедрион постепенно снова сделался фарисейским. В память торжества фарисеев над саддукеями был установлен даже особый праздник.²⁵⁷Частности этого рассказа едва ли исторически верны, но основа его, именно, что Синедрион, состоявший при Гиркане и Аристовуле из саддукеев, в первую половину царствования Ианная был фарисейским, должна быть признана верной, так как она соответствует политическому положению иудейского государства в первые девять лет царствования Александра Ианная. Но преобладание фарисеев в Синедрионе продолжалось лишь до тех пор, пока царь был вне Иерусалима. Когда же он, после завоевания Газы, вернулся в Иерусалим, настало счастливое время для Саддукеев. Царь всецело был на их стороне и открыто выражал им сочувствие.²⁵⁸За то ненависть к нему фарисеев разгорелась до последней степени. Во время праздника Кущей, когда царь-первосвященник совершал богослужение и не точно исполнил положенные при этом обряды, толпа, руководимая фарисеями, забросала его пальмовыми ветвями и лимонами. Царь жестоко отомстил за возмущение: он казнил до 6000 тысяч человек. Что главарями возмущения были фарисеи, видно из того, что по отношению к царю высказывается тот же упрек, который был брошен некогда Иоанну Гиркану фарисеем Елеазаром.²⁵⁹Трудно допустить, что Синедрион после этого продолжал оставаться фарисейским. Его наполнили теперь саддукеи и, может быть, жестоко мстили своим противникам, фарисеям, за то преимущество, которым они пользовались в первую половину царствования Александра. Теперь власть была в их руках и оставалась до смерти Ианная, так что почти вся вторая половина его царствования была посвящена борьбе с фарисеями. Немыслимо, чтобы враги царя управляли вместе с ним государством в качестве членов Синедриона. По смерти Ианная на престол вступила его вдова, Саломея Александра. Уже в первую половину царствования своего супруга, когда она заведовала внутренними делами государства, она достаточно доказала свои симпатии фарисеям. По вступлении же на престол, она могла смелее выражать свою солидарность с ними и дать им более существенные преимущества. « Она предоставила им все управление государством; приказала народу выказывать им послушание и возобновила все древние фарисейские узаконения, которые были уничтожены ее свекром Гирканом.»²⁶⁰« Собственно, она имела только имя царицы, вся же власть была в руках фарисеев», – так сильно выражается о влиянии фарисеев на управление Иосиф Флавий. Начинается преследование саддукеев, жестокая месть за убитых в царствование Александра Ианная, мятежников-фарисеев, которые были казнены по совету саддукеев.²⁶¹«Это заставило знатнейших из саддукейства во главе с Аристовулом, обратиться с просьбой к царице, чтобы она избавила их от жестокости фарисеев; если она не находит возможным запретить последним преследования и казни, то пусть разошлет их (саддукеев) по пограничным крепостям. Царица согласилась на последнее, предоставила им управление пограничными крепостями,²⁶²и тем совершенно очистила столицу от саддукеев. Синедрион мог состоять только из фарисеев. После смерти Саломеи Александры началась междоусобная война между Гирканом II и Аристовулом II. Победа осталась на стороне последнего, и он вступил на престол Иудеи. Хотя Аристовул был приверженцем саддукейской партии, однако состав членов Синедриона едва ли мог измениться коренным образом во время его царствования, так как оно было слишком кратковременно.²⁶³В Синедрион вошло несколько саддукейских членов, но преобладающее влияние осталось на стороне фарисеев. В пользу такого утверждения могут говорить следующие соображения. Борьба Гиркана и Аристовула, как известно, привела к вмешательству римлян, которыми дело было решено в пользу Гиркана, однако, с подчинением иудеи Риму. Послушный питомец фарисеев Гиркан, был восстановлен в сан первосвященника. Аристовул же, опирающийся на партию саддукеев, должен был украшать триумфальное шествие Помпея. Первым делом последнего, после завоевания Иерусалима, было запрещение помогать Аристовулу, и затем казнь начальников войны.²⁶⁴ И то и другое касалось только саддукеев, так как от них только можно было ожидать помощи Аристовулу, и именно они были начальниками в его войсках. Таким образом, римляне стали на сторону фарисеев, поддерживать которых, конечно, было им более выгодно, так как они скорее могли помириться с римским господством. И для Антипатра, поставившего перед собой цель сделаться правителем Иудеи, было также полезнее призвать к участию в управлении фарисеев и теснить саддукеев, так как первые менее мешали ему в осуществлении его замыслов. Политика римлян привела к тому, что саддукейство начало вырождаться. Лучшие представители его были перебиты или сосланы. Вследствие этого, хотя в Синедрионе было несколько саддукейских членов, но они уступают по влиянию фарисеям. Что в Синедрионе были саддукеи, видно из того, что Флавий организацию пяти Синедрионов, в числе которых был и Иерусалимский, называет аристократической формой правления,²⁶⁵а также из суда над молодым Иродом, на которого жалуютсяГиркану именно вельможи, выставляя ему на вид, что Ирод нарушил права Синедриона.²⁶⁶Но этот же суд показывает, что вельможи-саддукеи имели в Синедрионе незначительное влияние. Не они, озлобленные и ненавидящие дом Антипатра, выступают против Ирода, а фарисей Шемайя.

В 37. г. до Р. Х. на престол Иудеи вступил Ирод. Он понял, что политика его отца по отношению к иудейским партиям была правильной, и что только угождая фарисеям, он может упрочить свой трон. В этом он убедился еще во время войны с Антигоном. Представители фарисейства Шемайя и Авталион советуют сдать Иерусалим Ироду. Поэтому, по своем вступлении на престол, Ирод старается угодить фарисеям, заискивает перед ними, а опасных для него приверженцев Антигона, казнит и конфискует их имущество.²⁶⁷Если казненные были членами Синедриона, как многие думают, то Ирод не допустил бы такой политической оплошности, чтобы заместить их саддукеями же, приверженными к Асмонейскому дому. Естественно ожидать, что в первое время правления Ирода, когда царь только и был занят истреблением асмонейской аристократии, Синедрион состоял преимущественно из фарисеев. Саддукеям в нем и нечего было делать, так как правительственная деятельность синедриона была ограничена до последней степени. Ему оставалось заниматься теоретической разработкой права, да иногда разбирать те или иные преступления, если позволял ему это Ирод. Но Ирод понимал, что фарисеи, хотя и легче примиряться его господством, чем саддукеи, однако, они не могут, и не будут содействовать ему в политике, основанной на эллинско-римских принципах. Они все-таки будут ненавидеть его и ту цивилизацию, которую он думал насадить в Иудее. Ему нужны были люди, которые не только мирились бы с его господством, но и видели бы в римском ярме благо, и содействовали Ироду в исполнении его планов. Таких лиц ему удалось найти. выдающиеся члены асмонейской аристократии были перебиты частью римскими полководцами, частью Иродом. Последний представитель асмонеев Аристовул III, был потоплен в царских прудах. Первосвященническое достоинство из этой фамилии переходит сначала к Апанелю, происходившего из Вавилона,²⁶⁸затем к Иисусу, сыну Фабия и, наконец, к Симону, сыну Боэта.²⁶⁹Последний, вероятно, имел большое влияние, так как на его дочери был женат Ирод. Через эти назначения создалась новая аристократия.²⁷⁰По своим воззрениям она подходила к саддукеям: также либерально она смотрела на сношения с язычниками и усвоила языческую культуру, также рационалистически мыслила в религиозных вопросах и, вероятно, подобно прежним саддукеям, относилась к закону Моисея. Оставшиеся саддукеи из асмонейского дворянства, не имея никакого влияния в государстве, примкнули к новой аристократии. Нравственность ее рисуется историком самыми мрачными красками. Поставив целью свое возвышение, новая аристократия была неразборчива в средствах для достижения своих целей. Но Ироду такие люди и были нужны. Обязанные всем Риму и новому царю, они, естественно, поддерживали интересы римлян и Ирода, часто в ущерб благосостоянию государства. Как ставленники римского правительства и Ирода, мыслящие в желательном для него духе, они призываются к занятию государственных должностей. Эти члены новой аристократии должны были стремиться, чтобы им удалось занять места в Синедрионе и вытеснить оттуда фарисеев. В этом должен был помогать им и Ирод, которому, несмотря на все старания, не удалось привлечь на свою сторону фарисеев. Многие из фарисеев к концу царствования Ирода, были уже столь враждебны к нему, что открыто восстали против него и римского господства.²⁷¹Естественно ожидать, что правительство, давно уже чувствовавшее их скрытую вражду, постепенно устраняло их от управления. Первенствующее положение в Синедрионе должны были занять в нем фамилии Фабия и Боэта, иначе говоря, созданная Иродом аристократия. Таким образом, к концу царствования Ирода Синедрион снова становится преимущественно саддукейским.

Во время правления прокураторов Иудеей, положение дел в государстве оставалось в том же виде. Прокураторам принадлежало право назначать первосвященника, который и является перед ними ответственным лицом за все неурядицы в государственной жизни Иудеи. Вследствие такого положения дел, первосвященник снова получает значение главы государства, снова соединяет в своем лице духовную и светскую власть. Вместе с ним, естественно, должна приобрести еще более влияния, и соединенная с ним родством, аристократия. Кроме упомянутых фамилий Фабия и Боэта пользуются большим влиянием в этот период фамилии Анана, Кантора и Камита, так как из них, преимущественно, назначаются первосвященники. В руках этих фамилий сосредотачиваются значительные богатства, что также имело значение в глазах прокураторов, любивших получать подарки.²⁷²Фарисеи же в глазах римского правительства имеют слишком мало значения. Перед прокураторами всегда в качестве представителей государства выступают » знатнейшие»; они являются посредниками в управлении ими Иудеей. И Синедрион, снова призванный к более деятельной жизни, несомненно, состоял по преимуществу из саддукейской аристократии.²⁷³Фарисеи, конечно, также были в числе его членов, но они составляли в нем меньшинство.

Итак, представленная нами история отношений правителей к иудейским партиям позволяет сделать тот вывод, что в Синедрионе всегда преобладала одна какая-нибудь партия. Он был, по преимуществу, то саддукейским , то фарисейским.

Этот вывод может быть подтвержден, отчасти, и свидетельствами первоисточников. На основании отношения правительства к партиям, мы установили, что во время правления Саломеи Александры и вначале царствования Ирода, Синедрион был, преимущественно, фарисейским. Ко времени Саломеи относят деятельность представителей фарисеев Иуды бен-Табая, Симона бен-Шетаха; ко времени Ирода – деятельность Гиллеля и Шаммая. Достаточно самого беглого чтения Талмуда, чтобы видеть, что из законоположений, приписываемых раввинам, живших до разрушения второго храма, большая часть соединяется с именами указанных представителей фарисейства. Это объясняется не столько личными качествами названных фарисейских ученых, сколько тем, что мнения их в то время, когда законодательное учреждение, Синедрион, было, преимущественно, фарисейским, могли получить силу закона. Напротив, имена других представителей фарисейства, Иозе бен- Иозера, Иозе бен-Иаханана, Иошуа бен-Перахии, Нитая из Арбеллы, Симона 1, Гамалиила 1, Симона 2, деятельность которых падает на время преобладания в Синедрионе саддукейства, встречаются в талмуде гораздо реже.²⁷⁴далее, мы установили, что к концу правления Ирода и в период управления Иудеей прокураторами, в Синедрионе преобладала саддукейская аристократия. И из новозаветных книг и из сочинений И. Флавия, сообщения которых относятся именно к этому периоду, мы уже знаем, что руководящими лицами в Синедрионе были ἀϱχιεϱεῖς, и δοινατοί или γνωϱιμοι. Благодаря изложенной нами политике правительства, эту аристократию составили фамилии Фабия, Боэта, Анана, Кантора, Камита, которые и захватили власть в свои руки. И вот отголосок этого положения дел мы слышим в Талмуде, в жалобе Иосифа бен-Ханина: « о горе мне от рода Боэта, о горе за их копья! о горе мне от рода Кантора, о горе за их перо! О горе мне от рода Анана, о горе за их шипение! О горе мне от рода Измаила бен-Фаби, горе за их кулак! Они сами первосвященники, их сыновья казначеи, их зятья смотрители храма и их слуги бьют народ палками.»²⁷⁵Ко времени прокураторства Пилата относится суд над Иисусом Христом. И в Синедрионе, судившем Иисуса Христа, преобладали саддукеи, как они преобладали во все время управления прокураторов. К этому выводу Фаррара привело чтение евангельских повествований. « В высшей степени замечательно то обстоятельство, – говорит он, – что, хотя фарисеи, несомненно, пылали ненавистью к Иисусу Христу и даже настолько жаждали Его смерти, что охотно действовали заодно с аристократическими, стоявшими во главе священнической партии, саддукеями, с которыми они, в обыкновенное время, резко расходились во всем – в политическом, общественном, религиозном отношениях; нос того момента, как окончательно созрел заговор на взятие и осуждение Иисуса Христа, они принимали так мало участия в этом деле, что самого имени их уже не упоминается прямо в событиях, связанных с взятием, допросом, поруганием и распятием Иисуса Христа. Фарисеи как бы совершенно прекращают свою деятельность, а на их место выступают первосвященники и старейшины. Сомнительно даже, был ли кто-нибудь из более знатных фарисеев членами того жалкого учреждения, которое в то темное время еще гордо величало себя Синедрионом.»²⁷⁶К тому же заключению совершенно другим путем приходит профессор Д. А. Хвольсон. Он объясняет, каким образом могло случиться, что Иисус Христос и ученики Его вкушали пасхального агнца 13 Нисана, тогда как другие евреи вкушали его 14-го.²⁷⁷Закон Моисея предписывает заколать Пасху вечером 14 Нисана. Но в год смерти Иисуса Христа 14 Нисана приходилось в пятницу, вечер которой уже был, по еврейскому счету, началом субботы. Можно ли приносить, в таком случае, пасхального агнца? Этот вопрос фарисеи и саддукеи решали, вероятно, различно. Караимы и самаритяне, сохранившие в своем учении следы воззрений древних саддукеев, не считают возможным закланием пасхальной жертвы нарушать субботу: первые переносят его на будень, последние заколают его не вечером, а пополудни.²⁷⁸Также смотрели, вероятно, на этот предмет и саддукеи. Фарисеи, наоборот, думали, что Пасха « вытесняет субботу»,²⁷⁹т. е. пасхальную жертву можно приносить и в субботу. Следовательно, если бы преобладали в Синедрионе фарисеи, то пасхальные жертвы были бы принесены 14 Нисана вечером, и Иисус Христос, очевидно, не мог вкушать пасхального агнца 13-го. А так как по известиям евангелистов, Он совершил Пасху 13 Нисана, то, следовательно, в этот именно день, заколоты были в храме пасхальные агнцы для всех иудеев,²⁸⁰вкушать же агнца мог каждый по своему усмотрению – одни это делали 13-го, другие 14-го Нисана. Отсюда Хвольсон делает вывод, что « В. Синедрион, приговоривший И. Христа к смерти, был не фарисейский, но состоял из саддукеев; по крайней мере последние были тогда в Синедрионе лицами, задающие тон, от которых зависело решение.²⁸¹Таким образом, мы с разных сторон находим подтверждение того положения, что Синедрион в продолжении своего существования не раз менял состав своих членов; то в нем преобладали фарисеи, то саддукеи. Одновременно двух партий с одинаковым значением в нем не было и не могло быть. Это обстоятельство и делало возможным более или менее единодушное ведение дел в иудейском сенате.

Во главе Иерусалимского Синедриона стоял председатель. Но вопрос о том, кто именно был председателем, решается различно. Талмуд, представляющий нам Синедрион в виде ученой коллегии, естественно, и звание председателя, приписывает выдающимся ученым, главам фарисейских школ. Председателя он называет Наси (כָשִׂיא‎),

и присоединяет к нему под именем Аб-бет-дин (אַבבֵּיתדִּין‎), вице-председателя, которым, по Талмуду, был также фарисейский ученый. В трактате Pirke Aboth (гл. 1) перечисляются эти ученые, как хранители предания. Ряд их открывается Симоном Праведным, за ним следует его ученик Антигон Зохо, после которого идут пять «пар» (Zugoth) учителей: Иозе бен-Иозер и Иозе бен-Иоханан, Иошуа бен-Перахия и Нитай из Арабелы, Иуда бен-Табай и Симон бен-Шетах, Шемайя и Авталион, Гиллель и Шаммай, затем потомки Гиллеля: Симон I, Гамалиил I, Симон II. перечисленные ученые были: первые в « парах» председателями Синедриона, вторые вице-председателями. Хотя трактат Pirke Aboth и не говорит об этом, но это видно из трактата Chagiga (II, 2). Здесь мы читаем: « Иозе бен-Иозер говорит, что не должно возлагать рук на праздничную жертву, Иозе бен-Иоханан разрешает это. Иошуа бен-Перахия решил отрицательно, Нитай из Арбеллы утвердительно. Иуда бен-Табай отрицательно, Симон бен-Шетах утвердительно. Шемай утвердительно, Авталион отрицательно. Гиллель и Менахем были одного мнения, когда же Менахем выбыл и вступил Шаммай, то он высказался отрицательно, Гиллель утвердительно. Из этих мужей первые были председателями (Nasi), а вторые верховными главами суда (Ab-beth-din)."А в трактате Sabbath говорится о председательстве потомков Гиллеля: « Гиллель и Симон, Гамалиил и Симон были председателями во время существования храма, в продолжение ста лет».

Столь решительно высказанный Талмудом взгляд на председателя ввел в заблуждение многих ученых, как древнего, так и нового времени. Зельден, Реланд, Карпцов, де Ветте, Лайер, Цунц, Герцфельд, Гретц²⁸²и др., утверждают, что председателями Синедриона были те самые лица, которые, как таковые, перечислены в Талмуде. Но еще в 18 в. был высказан взгляд, принимаемый большей частью нынешних ученых, что председателем Синедриона был всегда состоящий в должности, первосвященник.²⁸³Которое же из этих мнений должно быть признано справедливым?

Мы упоминали, что талмудистическое представление о Синедрионе стоит в противоречии с историческими данными о форме правления Иудейского государства в период после плена Вавилонского до разрушения Иерусалима. Тоже нужно сказать и по вопросу о председателе. Талмудистическое свидетельство, приписывающее право председательства ученым, главам школ, и отрицающее принадлежность его первосвященнику, противоречит историческим данным о положении первосвященника. На всем протяжении послепленного периода первосвященник был не только духовным главой Израиля, но и главным представителем его политических интересов. Относительно периода персидского и греческого владычества, мы имеем следующие свидетельства Иосифа Флавия. Он говорит, что Иисус, сын Иоседеков, один из возвратившихся пленников, занял в то время пост первосвященника, и его потомки в числе 15-ти человек до Антиоха Евпатора управляли (ἐπολιεύοντο) народом.²⁸⁴В частности об Онии, сыне Симона Праведного, сообщается, что он имел в своих руках управление народом (ή πϱοστασία τοῦ λαοῦ).²⁸⁵Вообще нужно заметить, что иудейский первосвященник всегда является главой народа; он, прежде всего, ведает нужды государства, заботится о его благоустроении,²⁸⁶к нему относится иностранное правительство, через него оно дает распоряжения и предложения народу,²⁸⁷через него требует себе дани.²⁸⁸И общественное мнение видело в нем законного представителя государства. Вот выражения Сираха о первосвященнике, какие находим в греческой Библии. Бог дал ему заповедь и власть в постановлениях судебных;²⁸⁹с ним постановлен завет мира, чтобы быть ему предстоятелем святых и народа своего,²⁹⁰ и судить народ справедливо.²⁹¹Эти полномочия первосвященника писатель относит и к имени его.²⁹²Тоже положение правителей народа занимали и первосвященники Маккавеи. Ионафан в 152 г. получил первосвященническое достоинство, и в силу этого, он формально становится главой государства, как это видно из письма Антиоха. « Предоставляю тебе, – пишет царь, – первосвященничество, и поставляю тебя над четырьмя областями, и ты будешь в числе друзей царских.»²⁹³А в народном решении, определяющем первосвященническое и княжеское достоинство, наследственном в фамилии Симона Маккавея, прямо воспрещается « противоречить словам его или без него созывать собрания в стране.»²⁹⁴С этого времени политическое значение первосвященника еще более возрастает. До смерти Антигона княжеское и первосвященническое достоинство были соединены в одном лице: первосвященник был князем Иудеи, ее светским правителем. Даже тогда, когда Иудейское государство потеряло свою независимость и политическая власть сосредоточилась в руках Антипатра и его сыновей, первосвященник Гиркан II имел, хоть и номинально, в своих руках управление народом (πϱοστασίαν τοῦ ἕϑνουϛ).²⁹⁵При Ироде власть первосвященника, конечно, уменьшилась; однако, последний не был лишен всякого политического значения. По крайней мере, Иосиф Флавий так выражается о постановлении Аристовулом первосвященником: Ήϱώδηϛ ἀντιπαϱέδωκε τήν ἀϱχήν Άϱιστοβούλῳ, т. е. Ирод предал власть Аристовулу.²⁹⁶В подобном выражении нельзя не видеть того, что первосвященнику принадлежала все-таки некоторая доля политической власти, а не только высший надзор за храмовым богослужением. В подтверждение этого может быть указан и факт из времени правления Ирода. Царь лишает первосвященнического сана Матфия и делает выговор знатнейшим иудеям²⁹⁷за возмущение, поднятое Иудой и Матфием, которые как наставники пользовались большой популярностью среди молодежи. Ими был сорван и изрублен золотой орел, поставленный Иродом над большими воротами храма. было бы странно возлагать ответственность на первосвященника за беспорядки других, если бы он не имел никакой политической власти. И мы имеем дело в данном случае не с простым произволом и деспотизмом Ирода, потому что историк замечает, что царь обошелся со знатнейшими иудеями довольно снисходительно и не казнил их, как он это делал в других случаях.²⁹⁸После ссылки Архелая (в 6 г. по Р. Х.) Иудея сделалась римской провинцией и управлялась прокураторами. С переменой политического состояния Иудеи положение первосвященника изменилось: его политическое значение возросло. Иосиф Флавий заметив, что от Ирода до разрушения Иерусалима было 28 первосвященников, добавляет: « и некоторые из них управляли в царствование Ирода и сына его, Архелая, после же них правление было аристократическое, и управление народом было вверено первосвященникам.ʺ²⁹⁹Будем ли мы понимать последние слова в том смысле, что управление было вверено одному, состоящему в должности, первосвященнику или в сообществе со знатнейшими священниками, что гораздо вероятнее, вывод один и тот же: во время римского господства первосвященник был не только начальником священников, но и гражданским главой государства. Как первому лицу в государстве, ему принадлежит верховный суд. В своем сочинении «Против Апионаʺ Иосиф Флавий говорит, что «первосвященник хранит законы, судит тяжущихся, наказывает нарушителей закона по справедливости, неповинующегося ему наказывает как противника Божьего.ʺ³⁰⁰Из этих слов видно, что иудейский историк смотрит на первосвященника как на верховного судью теократического государства, который нарушителей закона наказывает как противников Бога. Уже такое положение первосвященника, как главы государства и верховного судьи, говорит за то, что он был и председателем Синедриона, этого высшего административного и судебного учреждения.

Но мы имеем и прямые доказательства этого положения. В новозаветных книгах председателем Синедриона является первосвященник (ὁ ἀϱχιεϱεύϛ). Он созывает Синедрион,³⁰¹ведет все судопроизводство:³⁰²приглашает судей к постановлению приговора,³⁰³начинает допрос подсудимых,³⁰⁴дает разрешение на тот или другой образ действий,³⁰⁵в его доме даже происходит собрание.³⁰⁶Свидетельства Нового Завета, что первосвященник (ἀϱχιεϱεύϛ) был председателем Синедриона, так многочисленны и ясны, что возражать прямо против них, кажется, нет возможности. Однако, в новозаветных книгах и сочинениях И. Флавия есть места, в которых титул ἀϱχιεϱεύϛ, приписывается не только состоящим в должности, но и бывшим первосвященникам и даже лицам, никогда не бывшими первосвященниками, например, Анне (Анану), Иисусу, Анании, Матфию, сыну Боэта, Симону и др. Кроме того, в книге Деяний апостольских (гл. 4) Анна, который не был в это первосвященником, является как бы председателем Синедриона; по крайней мере, он поименован прежде Каиафы и с титулом ὁ ἀϱχιεϱεύϛ (Ἄνναν τόν ἀϱχιεϱέα καἰ Καιάφα καἰ Ίωάννην...). Все это дало повод Визелеру утверждать, что словом ἀϱχιεϱεύϛ вообще означается председатель Синедриона,³⁰⁷ был ли он первосвященник или нет, и что следовательно, Новый Завет не дает оснований непременно считать отправляющего должность первосвященника председателем Синедриона.

Но основания Визелера шатки. Он ссылается на Лк. 3:2; Ин. 18:13–24; Деян. 4:6, где Анна назван первосвященником и является как бы председателем Синедриона. Но нужно принять во внимание, что Анна, действительно, был прежде (с 6 по 15 г.) первосвященником.³⁰⁸Почему же не предположить, что он носил этот титул не как председатель Синедриона, а как бывший первосвященник? Тоже можно спросить и относительно Анана, сына Анана, и Иисуса, сына Гамалиила. Сам Визелер соглашается, что первосвященники Ионафан и Анания назывались ἀϱχιεϱεύϛ и после своего отрешения от должности, в силу того только, что они прежде были первосвященниками;³⁰⁹почему же Анна не мог быть назван ἀϱχιεϱεύϛ только потому, что он ранее был первосвященником? Правда, словом ἀϱχιεϱεύϛ называются лица, которые никогда не были первосвященниками, но они называются так потому, что принадлежали к первосвященническим фамилиям, были ἐκ γένουϛ ἀϱχιεϱατιχοῦ. Мы видели, что вообще сыновья первосвященников назывались ἀϱχιεϱεύϛ. Неужели они назывались так потому, что были председателями Синедриона? Что касается ссылки на Ин. 18:13–24, то она скорее говорит против взгляда Визелера, чем за него. Здесь название ὁ ἀϱχιεϱεύϛ несколько раз (ст. 15, 16, 19, 22) прилагается к Анне, а затем (ст. 24) к Каиафе. Таким образом, одно и то же слово на протяжении нескольких строк имеет два значения: то оно означает первосвященника, то председателя Синедриона. А из 23-й главы книги Деяний апостольских ясно видно, что Анания здесь назван ὁ ἀϱχιεϱεύϛ не как председатель Синедриона, а как первосвященник, потому что он называется не просто ὁ ἀϱχιεϱεύϛ, но ὁ ἀϱχιεϱεύϛ τοῦ Θεοῦ.³¹⁰Наконец, и то обстоятельство, что в книге Деяний (4:6) Анна назван прежде состоящего в должности первосвященника (Каиафы), не может доказывать положения Визелера. Историк церкви Апостольской перечисляет отдельных членов Синедриона не по их положению в нем, а, вероятнее, по старшинству и родству. Тем более он мог назвать Анну прежде Каиафы, то первый пользовался большим авторитетом. Далее, в подтверждение своего мнения, Визелер указывает на то свидетельство И. Флавия, что первосвященники Анан и Иисус незадолго перед смертью носили первосвященническое одеяние,³¹¹между тем, как отрешенные от должности, они не могли носить его, так как и состоящие на службе употребляли его только при священнодействиях. Следовательно, заключает Визелер, здесь первосвященническим одеянием названы, во всяком случае, не те одежды, которые надевал первосвященник при богослужении. Предполагая далее, что председатель и вице-председатель носили особое платье, служившее отличительным признаком их должности, Визелер объясняет приведенное свидетельство И. Флавия в том смысле, что первосвященнические одежды Анана и Иисуса суть одежды Nasi и Ab-beth-din᾿a Синедриона, и что, следовательно, Анан и Иисус были председателем и вице-председателем Синедриона и потому названы ἀϱχιεϱεύϛ.³¹²Но при внимательном чтении оказывается, что иудейский историк смотрит на них, как на первосвященников в собственном смысле. Он говорит об Анане и Иисусе, что они «незадолго перед смертью были облачены в священную одежду и первенствовали в общественном богослужении (τη̃ϛ κοσμικη̃ϛ ϑϱησκείαν κατάϱχουσι) и были чтимы приходящими изо всей вселенной.»³¹³Выражение « первенствовали в общественном богослужении» ясно показывает, что И. Флавий видит в Анане и Иисусе не Nasi и Ab-beth-din᾿a Синедриона, а первосвященников в собственном смысле. Каким же образом означенные первосвященники незадолго перед смертью могли быть облечены в священные одежды, т. е. исправлять обязанности первосвященника, когда, как известно, они уже были отрешены от должности? ³¹⁴Заметим, прежде всего, что первосвященническая одежда, находившаяся во власти римлян в то время, о котором говорит И. Флавий, была передана иудеям, и первосвященник мог, поэтому, надевать ее при богослужении, «во все дни седьмые, новомесячии и когда отправлялся отеческий праздник или всенародное славословие»,³¹⁵т. е. во все субботы и праздники. Правда, это относится на состоящем на службе, первосвященнику. Для нас же важно знать: мог ли отрешенный от должности первосвященник надевать священные одежды? В тр. Мишны Horajoth (III, 4) указаны черты сходства и различия в положении первосвященников – состоящего в должности и отрешенного от нее. «Оба, –говорится здесь, – подобны друг другу в отношении службы в День Очищения, оба могут вступить в брак только с девицей, оба не могут взять за себя вдову, мстить за умершего кровного родственника, отпускать волосы на голове, разрывать одежды для выражения печали, и оба своей смертью дают право возвращения на родину для невольных убийц, живущих в городах-убежищах.» Отсюда мы видим, что ветхозаветный первосвященник по отрешении от должности не сравнивался с мирянами; он оставался первосвященником, только без некоторых прав и преимуществ. Они даже имели право отправлять службу в День Очищения, если состоящий в должности почему-либо не мог совершить ее. Но если отрешенный от должности первосвященник мог совершать службу в День Очищения, то, несомненно, он мог совершать ее и во все другие праздники и субботы, вместо состоящего на службе первосвященника, конечно, в тех случаях, когда последнему что-либо препятствовало совершать богослужения. Само собой понятно, что при совершении богослужения, и отрешенный от должности первосвященник, надевал первосвященнические одежды.³¹⁶Нет ничего удивительного в том, что Анан и Иисус незадолго до смерти, исправляли обязанности первосвященника. особенно это возможно во время войны, революции, когда право всегда бывает в руке сильного. А Анан и Иисус действительно были сильными, потому что и тот, и другой фактически стояли во главе восстания, так что, например, об Анане сообщается, что ему предоставлено было по народному решению, главное управление в городе.³¹⁷Поэтому, вполне возможно, что означенные первосвященники , то тот, то другой, «первенствовали в общественном богослужении и были облечены с священные одежды,"в которых, в виду этого, нужно видеть одежды первосвященника, а не одежды Nasi и Ab-beth-din᾿a.³¹⁸Следовательно, предположение Визелера, что всякий Nasi, кто бы он ни был, первосвященник или светское лицо, назывался ὁ ἀϱχιεϱεύϛ, не имеет для себя оснований и не может подорвать свидетельств Нового Завета, указывающих председателя Синедриона в лице первосвященника, и именно состоящего в должности первосвященника. Там, где Новый Завет называет имена председателей Синедриона, он называет состоящих на службе первосвященников. Так мы видим, что в суде над Иисусом Христом председательствует Каифа,³¹⁹бывший в это время первосвященником (с 18–36 г.), а в суде над апостолом Павлом Анания, состоявший тогда (58 г.) в должности первосвященника (47–59 г.). Это последнее обстоятельство, оставаясь необъяснимым, с точки зрения Визелера, решительно заставляет отвергнуть его мнение, а также взгляд Талмуда, усвояющего право председательства в Синедрионе ученым.

Для опровержения талмудистического взгляда важное значение еще имеет повествование книги Деяний апостольских о суде Синедриона над апостолом Петром и другими апостолами.³²⁰Апостолы были заключены в темницу по распоряжению первосвященника,³²¹и когда стражи пришли взять их для суда и не нашли их в темнице, то они донесли об этом (кроме начальника стражи) опять таки первосвященнику и прочим первосвященникам .³²²Приведенные их храма в Синедрион, апостолы были подвергнуты допросу, который, производит никто другой, как первосвященник;³²³словом, первосвященнику принадлежит во всем руководство. Что касается раввина Гамалиила, которого Талмуд называет председателем (Nasi) Синедриона, то св. Лука описывает его только, как фарисея законоучителя, уважаемого всем народом, и ни одним словом не намекает на особое положение его в Синедрионе. Если же Синедрион послушал его совета, то только потому, что он был благоразумен. Таким образом, библейский рассказ не только утверждает то, что председателем Синедриона был первосвященник, но и прямо отрицает свидетельство Талмуда, приписывающего Гамалиилу достоинство Nasi.

В согласии со свидетельством Нового Завета о лице председателя, стоят и показания Иосифа Флавия. В «Древностях» мы находим описание заседания Синедриона, созданного для суда над Иродом,³²⁴и это описание подтверждает свидетельства Нового завета, и вместе с тем опровергает показания Талмуда. Главным деятелем здесь выступает первосвященник и князь Гиркан II. Он созывает Синедрион, приглашает Ирода на суд, закрывает заседание, назначает новое на другой день, иначе говоря, действует как председатель. Напротив, Шемайя (Σαμέαϛ), которого Талмуд считает председателем, является в сообщении Иосифа Флавия не более как простым членом. Правда, он оказал влияние на судей, но не вследствие своего положения, а благодаря нравственному авторитету. Как «человек справедливый и лести непричастный», он только смелостью и искренностью своей речи, заставил судей быть более правдивыми и менее угодливыми.³²⁵

Другой случай, сообщаемый И. Флавием, относится ко времени Анана (II), занимающего пост первосвященника в продолжении 3-х месяцев 62 года по Р. Х. Воспользовавшись отсутствием власти – между смертью Феста и прибытием на его место Албиния, он созвал Синедрион, чтобы приговорить к смерти Иакова, брата Господня, вместе с другими христианами. За подобное своеволие Агриппа лишил его первосвященнического сана.³²⁶Опять главным действующим лицом является первосвященник, который созывает Синедрион и, судя по словам Флавия, служит главным виновником осуждения Иакова, брата Господня, и других христиан. Если Анан и лишен был первосвященнического достоинства, то не потому, что он будто не имел права созывать Синедрион, а потому, что он созвал его без согласия Албиния, и привел в исполнение смертный приговор без утверждения его римской властью. Если бы, согласно Талмуду, законным председателем Синедриона был Симон бен-Гамалиил, то Анан обвинялся еще в том, что созвал Синедрион, не имея права на то, как не состоящий его председателем.

Новое доказательство, что первым лицом в Синедрионе был первосвященник, мы находим в «автобиографии» Иосифа Флавия. Он был назначен начальником Галилеи, очевидно, Синедрионом,³²⁷от которого он и спрашивает инструкцию, определяющую его образ действий.³²⁸Назначение его на этот высокий пост, возбудило зависть многих его врагов и один из них, Иоанн, сын Левиин, послал просьбу в Иерусалим к Симону бен-Гамалиилу, чтобы он склонил общество иерусалимлян лишить Иосифа власти над галилеянами и предоставить ее Иоанну.³²⁹ Симон бен-Гамалиил, по Талмуду, был председателем Синедриона, а по сообщению И. Флавия просто знатным и ученым фарисеем, обладавшим умом и способностью разрешить и приводить в порядок всякое запутанное дело.³³⁰ Но для того, чтобы достигнуть назначения Иоанна на место Иосифа Флавия, Симон должен был привлечь на свою сторону первосвященников Анана и Иисуса, и когда ему не удалось подействовать на них убеждениями, он послал дары Анану и его приятелям,³³¹чем и достиг своей цели, «ибо Анан и его приятели, будучи подкуплены дарами, решили изгнать Иосифа из Галилеи» и послали посольство, чтобы устранить Иосифа от должности начальника. Это решение, очевидно, было постановлено в заседании Синедриона, хотя и тайном, так как Иосиф Флавий говорит, что Анан и Симон без ведома общества иерусалимлян, послали в Галилею изгонять его оттуда.³³²Итак, назначение И. Флавия военачальником и отрешение его от должности подлежало Синедриону, который составляли οί ἀϱχιεϱεῖϛ καἰ οί πϱω̃τοι τω̃ν Φαϱισέων. Весьма вероятно, что Симон бен-Гамалиил имел в нем большое значение, но не мог сделать все-таки ничего в пользу Иоанна Гискалы, потому что все, в гораздо большей степени, зависело от Анана, которого он и старается привлечь на свою сторону. И, действительно, как только Анан согласился с Симоном, желательное, для последнего, решение Синедриона не замедлило последовать. Все это говорит против Талмуда.

Итак, на основании исторических данных мы должны отвергнуть свидетельство Талмуда о том, что председателями Синедриона были выдающиеся фарисейские ученые (Иозе бен-Иозер, Иошуа бен-Перахия, Иуда бен-Табай, Шемайя и Гиллель).

Но Мишна вместе с тем утверждает, что в Синедрионе некоторое время существовали вице-председатели, которыми были также представители фарисейских школ. Они перечислены в приведенной Мишне Хагига II, 2. Это были: Иозе бен-Иоханан, Нитай Арбельский, Симон бен-Шетах, Авталион, Менахем и Шеммай. Существовала ли действительно в Синедрионе должность вице-председателя? В новозаветных книгах и сочинениях И. Флавия, как мы видели, все члены Синедриона представляются равными; никто из них не выделяется по своему положению, кроме одного только председателя-первосвященника, который и руководит собранием. Согласно указанию этих источников и нужно думать, что в Синедрионе вице-председателей не существовало. Некоторым подтверждением этого положения могут служить и те недоумения, которые называет талмудистическое сообщение о вице-председателях. Для чего нужно было утверждать должность Ab-beth-din᾿a и каково его значение в Синедрионе? Попытки ученых (например, Франкеля) определить его деятельность, остаются безрезультатными, так как об этом в Талмуде ничего не сообщается. Далее, почему Шеммаю не было назначено преемника, и должность Ab-beth-din᾿a была упразднена? То объяснение Франкеля, что деятельность Синедриона после смерти Ирода, когда Иудея была превращена в римскую провинцию, была сужена, а потому должность Abbethdin᾿a сделалась лишней, – не может считаться удовлетворительным, так как оно вызывает новые недоумения. Если причиной упразднения должности были неблагоприятные политические обстоятельства, то почему она вновь не была введена, когда эти обстоятельства изменились? Во время благополучного, хотя и короткого царствования Агриппы I (38–44), власть Синедриона, несомненно, увеличилась. Однако в Талмуде нигде не встречается указания, что в это время в Синедрионе кроме председателя (Гамалиила 1) был еще вице-председатель.³³³

Наконец, заметим, что талмудистическое свидетельство о «парах» при внимательном чтении его, оказывается в высшей степени странным. По сообщению Талмуда выходит, что оба члена каждой «пары» одновременно вступают в Синедрион и одновременно оставляют его. Исключение представляет лишь время председательства Гиллеля, когда при одном председателе было два Ab-beth-din᾿a, – сначала Менахем, после него Шеммай. По отношению же к другим парам мы должны представлять дело так, что когда один из членов пары оставлял свой пост или умирал, оставлял свой пост и другой. Должности председателя и вице-председателя занимала новая пара. В действительности такой порядок замещения должностей не мог, конечно, существовать.³³⁴В виду всего этого, сообщениям новозаветных книг и И. Флавия о председательстве в Синедрионе в отношении исторической достоверности, мы должны отдать предпочтение перед свидетельством Талмуда.³³⁵

Мало того, есть основание талмудистическое предание, которое мы находим в тр. Хагига II, 2, отвергнуть все целиком как неисторическое. В других местах Мишны ни один из указанных в тр. Хагига раввинов , не называется Nasi; слово Nasi везде в Мишне означает действительного князя иудейского государства, а не председателя Синедриона.³³⁶Раввины же представляются только главами фарисейских школ. Следовательно, тот параграф тр. Хагига, где находится сообщение о председателях синедриона, совершенно изолирован и стоит в противоречии со всей Мишной, и естественна мысль, что он представляет собой интерполяцию. Известно, что в тексте Мишны делались вставки и добавления. Конечно, не везде можно определить, что составляет первоначальное предание и что добавлено впоследствии. Но по отношению к данному место, можно с уверенностью сказать, что оно появилось в Мишне после ее окончательной редакции. Уже самый характер сообщения говорит за это. Мишна не имеет обычая давать биографические сведения о раввинах. Предметом ее служат законоположения и мнения фарисейских учителей. Даже о жизни таких лиц, как Гиллель и Шеммай, мы не имеем сведений. Далее, в тексте отсутствуют стр. 102–103. (прим. переводчика).

Кроме того, в Мишне можно находить положительные доказательства того, что Ab-beth-din председательствует в Синедрионе. В тр. Rosch-haschana (II, 7), где говорится об определении Синедрионом новолуний, председателем называется Rosch-beth-din, что, конечно, тождественно по значению слову Ab-beth-din. В тр. Joma (VII, 5) сказано, что «первосвященник не вопрошал через Урим и Тумим для частных лиц, но только для царя, Ab-beth-din᾿a итого, в ком нуждается община». Здесь рядом с царем назван Ab-beth-din, естественно, как глава верховного суда.³³⁷Таким образом, по сообщению Иосифа Флавия председателем Синедриона был первосвященник, а по сообщению Мишны фарисейский ученый. Однако, по мнению Ельски, между И. Флавием и Мишной нет противоречия. Флавий говорит о главе государства, о том, кто был представителем народа, кто был ответственен пред иностранным правительством, а таковым всегда был первосвященник. Он и председательствовал в Синедрионе, когда в нем обсуждались вопросы политики. Но Синедрион был не только политическим учреждением, но и высшим судом, а главным образом, законодательным органом, «основой устного закона», как называет его Маймонид, местом, где Тора применялась к практической жизни, где сохранялись и развивались традиции. А это требовало от членов и руководителя собрания глубокого и обширного знания закона. Здесь-то и открывалось место для деятельности второго главы Синедриона – ученого Ab-beth-din᾿a.³³⁸Саддукеи, как известно, люди политики; они мало были заняты изучением закона, к традициям относились даже враждебно. Первосвященники, особенно в последнее время перед разрушением Иерусалима, часто были полными невеждами в законе. Напротив, фарисеи были «стражами закона», хранителями традиций; они изучали закон и делали из его положений новые выводы. Глава фарисейства, Abbethdin, и должен был председательствовать в тех случаях, когда Синедрион был занят не политикой, а законом, разъясняя его и дополняя новыми определениями. Действительно, все новые законы, мнения, религиозные определения в Мишне соединяются с именем того или другого фарисейского ученого. Эти законы глубоко проникли в народную жизнь и имели громадное влияние на установление религиозных отношений народа. Исполнение их было обязательным для каждого израильтянина. Но невозможно допустить, чтобы частные мнения представителей фарисейских школ получили силу закона. Поэтому остается предположить одно, что эти законы санкционированы Синедрионом и как таковые приводятся в Мишне с именем того, кто стоял во главе этого верховного совета.³³⁹Если же Иосиф Флавий говорит об одном Nasi и не упоминает об Ab-beth-din᾿е, то это вполне понятно. Он писал свою историю для римлян и римского императора. Поэтому естественно, что он обратил внимание, преимущественно, на политическую деятельность Синедриона. Мишну же совсем не интересует политика. Она обращает внимание только на духовную жизнь народа. Поэтому она и сообщает о тех деятелях, которые имели на нее влияние, об Aboth-beth-din, об их религиозных и социальных постановлениях.³⁴⁰Этими соображениями и ограничивается доказательство Ельски того положения, что во главе Синедриона, кроме председателя первосвященника, был другой председатель – фарисейский ученый. Он указывает, далее, кто именно были светскими председателями Синедриона. Это те самые лица, которые в тр. Aboth (1–3, 17) перечислены как хранители предания, а в тр. Chagiga, как Nasiim и Aboth-beth-din Синедриона. Свидетельство тр. Chagiga в том виде как оно есть, Ельски не признает. По его мнению, Nasi, иначе говоря, политическим председателем, был первосвященник. Перечисленные же в указанных трактатах фарисейские ученые были вторыми председателями, равными по рангу Nasi, но руководившие советом в то время, когда он был занят судебными и законодательными делами. Это подкрепляется следующими соображениями. На указанных ученых нельзя смотреть как на частных лиц, как на простых раввинов. Ведь немыслимо, чтобы от Симона Праведного до Гиллеля и Шаммая включительно, было только 12 ученых. Несомненно, что за этот период, обнимающий более 300 лет, было очень много фарисейских ученых, различные мнения которых не сохранились, потому что они были простыми учителями и их взгляды имели значение только для учеников. Если же Мишна сохранила нам взгляды 12 ученых, то очевидно, что они были более, чем фарисейские наставники. Их взгляды могли получить гласность и силу закона только в том случае, если они стояли во главе верховного Совета, как Aboth-beth-din.³⁴¹ Следовательно, различные положения, приводимые в Мишне с их именами, суть постановления Синедриона, относящиеся к тому времени, когда они были председателями его. Тр. Chagiga нам сообщает о взглядах пяти пар относительно возложения рук на праздничную жертву. И на эти взгляды должно смотреть как на синедриональные определения. Частными мнениями их нельзя считать уже потому только, что невозможно допустить, что Синедрион относительно вопроса, касающегося чуть ли не ежедневных случаев, не постановил определенного решения. На этом же основании нельзя допустить и того, что оба члена каждой пары действовали одновременно, как представляет интерполятор Chagiga, II, 2. В высшей степени невероятно, чтобы в продолжении 150 лет шли в Синедрионе споры между Nasi и Abbethdin᾿оm, и не было постановлено решение вопроса, с которым в жизни приходилось иметь так часто дело. Следовательно, в тр. Chagiga нам предоставлены не взгляды Nasi и Abbethdin᾿а, а различные постановления Синедриона в разное время. Если так, то и имена раввинов, которым приписываются эти постановления, суть имена председателей Aboth-beth-din, которые действовали, очевидно, не одновременно, но один после другого.³⁴²В то время, когда Иозе бен-Иозер стоял во главе Синедриона, было постановлено не возлагать рук на праздничную жертву, когда же после него председателем сделался Иозе бен-Иоханан, то Синедрион постановил возлагать руки на праздничную жертву. Синедрион при Иуде бен-Табае отменил это определение снова и снова постановил не возлагать руки на жертвы в праздник и т. д.³⁴³Доказательств Ельски, что раввины каждой «пары» не могли действовать в Синедрионе одновременно, мы не будем приводить, а обратим внимание на то, могли ли вообще фарисейские ученые быть председателями Синедриона.

Заметим, прежде всего, что положение Ельски не имеет для себя прямых доказательств, так как ни в одном источнике не говорится, что в Синедрионе было два председателя. Соглашаясь с этим, Ельски говорит: «об этом никто не сообщает нам, потому что никто не предполагает, чтобы это могло быть неизвестным».³⁴⁴Такое утверждение, однако, ни на чем не основано. Относительно Талмуда можно, конечно, сказать, что он предполагает в своих читателях знание организации Синедриона, именно, что в нем было два председателя, но никак нельзя сказать этого по отношению к Иосифу Флавию. Он писал свою историю для римлян, в которых он не мог предполагать знания организации еврейских учреждений, и говоря о Синедрионе, он должен был бы сообщить о втором председателе, тем более, что он упоминает о трех лицах, которые по Талмуду и по мнению Ельски, были Aboth-bethdin. Но он, как сказано, указывает на их умственные и нравственные качества, а не на особое положение в Синедрионе.³⁴⁵Например, почему бы И. Флавию не указать на председательство р. Шемайи или р. Симон бен-Гамалиила? Тогда для читателей-римлян было бы понятно, почему слова первого имели такое сильное влияние на судей Ирода и почему Иоанн Гискала обратился не кому другому, а именно к Симону, сыну Гамалиила.

Ельски старается обратить сообщения историка в пользу своего мнения. Он говорит, что процесс Ирода имел политический характер; поэтому, естественно, что при разборе его председательствует первосвященник. Но и Шемайя не простой член Синедриона, так как обыкновенный член суда, при всей своей неустрашимости (на это качество указывает Флавий, характеризуя Шемайю), едва ли отважился бы выставить себя в столь щекотливом деле.³⁴⁶С тем, что процесс Ирода имел политический характер, нельзя не согласиться; но отсюда не следует, что Гиркан только поэтому председательствует в Синедрионе. Объяснение же Ельски, почему именно Шемайя решился выступить против Ирода, может возбуждать только недоумение. Почему простой член Синедриона не решился бы возвысить голос против Ирода? Разве лица, не высоко поставленные, не говорят правды в глаза сильным мира? И наоборот, разве не бывает, что люди, занимающие высокое положение, молча переносят нарушение закона другими правящими лицами? В качестве примера можно указать на этот же суд над Иродом. Гиркан занимал очень высокое положение; он был первосвященником и этнархом Иудеи. Однако, он является в этом процессе более жалким, чем всякий простой член Синедриона. ³⁴⁷Понятно и то, почему слова Шемай повлияли на судей. Не нужно забывать, что во времена Гиркана II в Синедрионе преобладали фарисеи, высоко ценившие мнение своих учителей. К ним охотно, в данном случае, примкнули и саддукейские члены, так как они были непримиримыми врагами дома Антипатра, создавшего свое могущество на слабости представителей асмонейской династии.

Также неудачно объяснение Ельски того места» Автобиографии» Иосифа Флавия, где он упоминает, в связи с делом Иоанна Гискалы, о Симоне, сыне Гамалиила, который, по словам историка, происходил из очень знатного рода (γένουϛ σφόδϱα λαμπϱου̃).³⁴⁸По объяснению Ельски, знатность (λαμπϱότηϛ) происхождения Симона, конечно, состояла в том, что его предки по прямой линии, начиная с Гиллеля, стояли во главе верховного государственного учреждения как Aboth-beth-din.³⁴⁹Почему в этом состояла знатность происхождения Симона, остается непонятным. Как будто должность Abbethdin᾿а давала потомственное дворянство. Между тем дело объясняется очень просто. В Талмуде неоднократно сообщается, что Гиллель происходил из дома Давида.³⁵⁰Поэтому нет ничего удивительного в том, что его правнук Симон, сын Гамалиила, назван историком человеком знатного рода. Следовательно, сообщения И. Флавия не предполагают существования в Синедрионе второго председателя. И если он упоминает о лицах, которые по Талмуду председательствовали в Синедрионе, то потому, что они по своим умственным и нравственным качествам, выделялись из массы фарисейских ученых и саддукейских чиновников.

В доказательство своего предположения Ельски указывает на деятельность Синедриона, как политического, законодательного и судебного учреждения, и на общий характер фарисейства и саддукейства. Саддукеи, как люди политики, мало, притом, приверженные к закону, не могли быть законодателями и судьями. Это – дело знатоков закона, фарисеев. руководить собраниями, посвященными выработке закона и судебным разбирательствам, мог только выдающийся фарисейский ученый, так как первосвященники были большей частью полными невеждами в законе. Поэтому в Талмуде раввинам, как председателям, и приписываются все новые законы. Эти положения Ельски до некоторой степени верны, но из них не вытекает прямо, что в Синедрионе должен быть второй председатель. Вообще нужно заметить, что законов, изданных Синедрионом в период существования Иудейского государства, немного. И это вполне понятно. Мы видели, что состав Синедриона изменялся: то в нем преобладали фарисеи, то саддукеи. Последние, действительно, были врагами традиций и поборниками неприкосновенности закона Моисея. Следовательно, в то время, когда Синедрион был саддукейским, едва ли издавались совершенно новые законы. Законодательная деятельность его проявлялась тогда в административных распоряжениях, а также в простых применениях закона к тем или к другим случаям жизни. Мы отметили тот факт, что важнейшие новые законы приписываются Симону бен-Шетаху и Гиллелю, т. е. относятся к тому времени, когда Синедрион состоял преимущественно из фарисеев. В период царствования Саломеи Александры, к которому Талмуд и следующие ему ученые относят деятельность Симона бен-Шетаха, саддукеев в Синедрионе или совсем не было, или была незначительная часть. Явилась возможность издавать новые законы, которые и соединены с именем Симона б. Шетаха, как главы фарисеев и влиятельного члена Синедриона, состоящего к тому же в родственной связи с царствующим домом. Несомненно и то, что в этих новых законах отразились отчасти, взгляды Симона Шетаха, и, следовательно, талмудистическое сообщение нельзя признавать совершенно ложным. Но для объяснения того, что взгляды его санкционированы Синедрионом, нет необходимости предполагать, что он был председателем Синедриона. Первосвященником и, следовательно, председателем в это время был слабый Гиркан II, который, вследствие уступчивости своего характера, мог служить послушным орудием в руках фарисеев. Да и сам он держался фарисейского образа мыслей. В царствование Ирода, когда жил и действовал Гиллель, Синедрион вначале состоял из фарисеев. Первосвященники, председательствуя в Синедрионе, не могли противостоять большинству. Да они, кажется, и мало были заняты тем, какие принципы проводятся в Синедрионе. До закона им не было дела. Эгоистичные эпикурейцы, они заботились лишь о своем благосостоянии, о свих выгодах. И если они председательствовали в Синедрионе, то потому, что это было их право, указывающее на их привилегированное положение; право, которое, несмотря на полное равнодушие к деятельности Синедриона, они едва ли бы уступили. При таких первосвященниках у фарисейских ученых была полная возможность проводить свои взгляды в законодательных определениях. Но когда к концу царствования Ирода Синедрион стал саддукейским, каким он и остался в период прокураторов, и когда первосвященниками делались такие люди, как Анан, Ионафан, Анания, которые отличались не только энергичностью, но и устойчивостью своих воззрений, тогда фарисеям уже не было возможности свободно действовать в Синедрионе. Их партийные взгляды, вероятно, очень часто встречали отпор со стороны первосвященников, и в законодательных определениях едва ли могли найти выражение раввинские традиции. Первосвященники этого времени большей частью рисуются нам самостоятельными деятелями и независимыми от фарисеев, упорными защитниками своей партии. Иосиф Флавий характеризует младшего Анана как саддукея, который в своей деятельности строго проводил принципы саддукейства.³⁵¹Об этом Анане Флавий, между прочим, рассказывает, что он, в отсутствие прокуратора, созвал Синедрион и осудил Иакова, брата Господня, вместе с другими христианами, на смерть.³⁵²Факт этот, заметим, кстати, говорит прямо против Ельски, так как по его мнению, в судебных заседаниях председательствует фарисейский ученый, первосвященники же только в заседаниях политического характера. Таким образом, мы не отрицаем того, что законы, которые приписываются в Талмуде фарисейским ученым, представляют собой синедриональные определения, что в них, отчасти, выразились взгляды того или другого представителя фарисейства, тем не менее, мы не считаем возможным признавать этих фарисейских ученых председателями или вице-председателями.

После разрушения Иерусалима в Синедрионе, основанным Иохананом бен-Заккаем, действительно председательствовали фарисейские ученые, именами которых и надписываются все новые законы. Этот обычай, соединять закон с именем фарисейского ученого, который во время его издания стоял во главе Синедриона, был отнесен и ко времени существования Иудейского государства, вследствие чего получается впечатление, как будто и в этот период во главе Синедриона стояли представители фарисейства. В этом отношении правы те ученые (Кюнен, Вельгаузен, Гофман), которые говорят, что «в понимании Мишной прошедшего господствует настоящее»: по ее представлению, раввины, в эпоху второго храма, имели в Синедрионе такое же значение, какое и во время написания Мишны. Ельски не считает этого объяснения удовлетворительным; он не допускает возможности, чтобы законы Мишны, относящиеся к эпохе второго храма, были не более, как только мнениями отдельных ученых. Мы согласны с ним, что эти законы не были частными мнениями ученых. Они изданы Синедрионом и потому признавались государственными законами. Неправильность талмудистических сообщений заключается, по нашему мнению, не в том, что они частные мнения возводят в степень синедриональных законов, а в том, что об этих законах в них говорится в такой же форме, в какой об определениях Синедриона в период после разрушения Иерусалима. Такой способ выражения может ввести в заблуждение, так как им предполагается, что организация Синедриона оставалась неизменной, т. е. как после разрушения Иерусалима, так и до него, в главе Синедриона стоял фарисейский ученый.

Однако, не ко всем положениям Мишны применима указанная характеристика. Многие из них были частными мнениями раввинов, а не синедриональными определениями. Останавливаясь на различных взглядах «пар» по вопросу о возложении рук на праздничные жертвы (Chagiga II, 2), Ельски считает их определениями Синедриона, постановленными под председательством тех лиц, которым они приписываются. Трудно допустить, говорит исследователь, что могли существовать споры по такому вопросу, который касается общественного богослужения; он необходимо должен быть решен Синедрионом. Основание это нельзя признать прочным. Справедливо, что рассматриваемый вопрос должен быть решением Синедриона, и он, вероятно, был решен им, но отдельные мнения, не согласные с его решением, все-таки могли существовать, так как никому не запрещалось держаться иного взгляда и проводить его в кругу своих учеников. Только в практической жизни требовалось безусловное повиновение определениям Синедриона.³⁵³Этот параграф Мишны, трактующий о возложении рук на праздничную жертву, таким образом, не подтверждает взгляд Ельски, даже более, он говорит против него. Представляется в высшей степени странным, что Синедрион при каждом новом председателе, постановлял новое решение, отменив прежнее. Члены Синедриона как будто не имели никакого значения; важно только то, как мыслил фарисейский председатель. Ведь, когда вступал в должность новый Abbethdin, члены Синедриона оставались те же. Неужели же они, со вступлением нового председателя, изменяли свои взгляды сообразно с его взглядом? Если же нет, то как Синедрион при каждом новом Abbethdin᾿е отменял решение, постановленное его предшественником? Из Талмуда мы знаем, что все члены, не исключая Ab-beth-din᾿а, имели по одному голосу, а дела решались по большинству голосов. Или может быть, при каждом новом Ab-beth-din᾿е изменялся состав Синедриона и в число членов избирались только единомыслящие с Abbethdin᾿om? Но последнее предположение, в высшей степени, невероятно. Обратим внимание, далее, на то, что рассматриваемые взгляды «пар», которые Ельски считает синедриональными определениями, касаются богослужения. Не странно ли, что такие вопросы, которые относятся к сфере ведения первосвященника, решаются Синедрионом под председательством фарисейского ученого, а не главы богослужебного культа? Последний, как будто, не имел никакого значения. Одним невежеством в законе первосвященников объяснить это невозможно. В указанном параграфе Мишны содержатся мнения фарисейских ученых, которых Ельски считает председателями (Abothbethdin) за период управления Маккавеев и Ирода. Неужели за все это время первосвященники были невеждами? Сам Талмуд не упрекает Маккавеев за незнание закона. Каким же образом могло случиться, что эти первосвященники, бывшие в то же время князьями, которым было предоставлено «иметь попечение о святых и о святилище, созывать собрание в стране», которым народ обязался даже «не противоречить» (1 Макк. XIV, 42, 43, 44), не принимали участия, или имели второстепенное значение в разрешении вопроса, который более, чем какой либо другой, относился к сфере их компетенции, и беспрекословно подчинялись представителям фарисейства? Вообще, в изображении Ельски, первосвященник является едва ли не исключительно главой государства, а не культа, так как все религиозные вопросы разрешались под председательством не первосвященника, а фарисейского ученого.

Заключение, к которому приходит Ельски, как мы видели то, что первосвященник председательствовал в Синедрионе только тогда, когда в нем рассматривались дела политического характера; когда же Синедрион собирался для того, чтобы издать новый закон, касающийся религии или общественной жизни, а также для суда над преступниками, то председательствовал фарисейский ученый. Прямо против этого вывода говорят новозаветные книги, которым Ельски уделяет, почему то, очень мало внимания. Они описывают несколько случаев судебных заседаний Синедриона, но, по их сообщению, председательствует не фарисейский ученый, а первосвященник. Во всяком случае, трудно доказать, что Иисус Христос был судим в Синедрионе, как политический преступник (Ин. 7:31–32, 52; Мф. 26: 61, 65). Между тем, весь процесс ведет первосвященник Каиафа. Ельски объясняет это тем, что Синедрион потерял в это время право смертной казни и, следовательно, при каждом уголовном процессе он должен был сноситься с римскими властями, а это было делом первосвященника, как представителя народа. Предположим, что это объяснение верно, тогда Ельски необходимо ограничить свой вывод, именно: он должен признать, что в период управления Иудеей прокураторов, при разборе всех уголовных процессов, подлежавших главным образом ведению Великого Синедриона, председательствовал первосвященник. Но в действительности этого объяснения недостаточно. Почему же в заседаниях, судивших апостолов Петра и Иоанна,³⁵⁴затем апостола Петра и других апостолов, председательствует первосвященник?³⁵⁵Ведь эти процессы не были уголовными. Апостолов Петра и Иоанна отпустили даже без наказания (Деян. 4:21). Почему в суде над первомучеником Стефаном также председателем является первосвященник (Деян. 7:1)? Правда, первомученик был судим по преступлению уголовного характера, но сношения с римской властью не было, да и не могло быть, вследствие отсутствия прокуратора. В виду всех тех несообразностей, к которым приводит взгляд Ельски, в виду противоречия его сообщениям новозаветных книг, нельзя не признать этот взгляд ошибочным. Поэтому мы имеем право держаться того убеждения, что состоящий в должности первосвященник, был единственным председателем Синедриона, руководившим им во всех делах – религиозных, политических, законодательных и судебных.³⁵⁶

Обратимся к решению второстепенных вопросов о внутренней организации Синедриона.

Исследователей не только древнего , но и нового времени, занимает вопрос о количественном составе Синедриона. Число его членов определяется в Талмуде, но здесь мы встречаем некоторые противоречия, давшие повод ученым указывать различные цифры членов Синедриона, или совершенно отрицать талмудистические показания об этом предмете. Поэтому мы должны установить, сначала самый взгляд Талмуда на число членов, затем подвергнуть его исторической критике. Известно, что Талмуд связывает Синедрион с, так называемой, коллегией 70 старейшин, учрежденной Моисеем в пустыне. Возникает вопрос, сколько было избрано Моисеем старейшин, на которых был излит Дух Божий. Бароний, Друзий, Гроций и др.³⁵⁷ думают, что число старейшин, на которых был ниспослан Дух Божий, было 72, и что, следовательно, Синедрион состоял из 72 членов. Объясняя повествование книги Чисел (26:24–26), они говорят: Моисеем были избраны 70 человек и поставлены перед Скинией, на них и ниспослан был Дух Божий, что выразилось в том, что они начали пророчествовать. Но кроме них, пророчествовали Елдад и Модад, оставшиеся в стане. Таким образом, число всех старейшин было 72. К этому присоединяют предположение, что из каждого колена было избрано по шести человек. Но последнее предположение не имеет никаких оснований. Объяснение же рассказа кн. Чисел произвольно, потому что в ст. 2 ясно сказано, что «Господь взял от Духа, который на нем (Моисее) и дал семидесяти мужам старейшинам».³⁵⁸Следовательно, в это число входили Елдад и Модад, что подтверждается переводом LXX, где к сообщению о ниспослании на Елдада и Модада пророческого духа, добавлено: «они были из числа записанных, только не выходили из скинии» (καί οὗτοι ἢσαν τω̃ν καταγεγϱαμμένων καί οὐκ ἦλϑον εἰϛ τὴν σκηνήν). Также не имеет никакого значения указание на число 72-х толковников, переводивших священные книги Ветхого Завета. Гораздо важнее указания на некоторые трактаты Талмуда. Так, в Sebachim (I, 3), Ladajim (III, 5; IV, 2) указано число 72. На основании этих указаний Ян, Де-Ветте и др.³⁵⁹утверждают, что Синедрион состоял из 72-х членов. Но при внимательном чтении оказывается, что в указанных трактатах идет речь не о Синедрионе. Во всех трех местах раввин Симеон бен-Азаия ссылается на предание, которое он получил из уст 72-х старейшин в день, когда они назначили Елеазара бен-Азария главой школы.³⁶⁰Ясно, что здесь речь идет о раввинской Академии II столетия, а не как о Великом Синедрионе. Напротив, указанное тем же Талмудом число членов Синедриона – 71, в которое входит и председатель, по своей ясности и отсутствием двусмысленности, должно заслуживать предпочтение. Мишна категорически заявляет: «Синедрион Великий состоял из семидесяти одного».³⁶¹Из сказанного: «Собери мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых (Числ. 11:16), а Моисей был во главе их – вот 71»,³⁶²и перечисляя дела, подлежащие ведению В. Синедриона, Мишна называет его «судом из семидесяти одного».³⁶³Наконец, Гемара не только указывает, что В. Синедрион состоял из 71 члена вместе с председателем, но и может служить хорошим опровержением предположений выше названных ученых о том, что в числе судей при Моисее было избрано по шести человек от каждого колена. Она так описывает избрание Моисеем 70-ти старейшин: «Когда Бог некогда сказал Моисею: собери Мне 70 мужей из старейшин Израильских, – Моисей сказал: как я это сделаю? Если я изберу по шести из каждого колена, то будет два лишних; если изберу из по пяти из каждого колена, то десяти будет недоставать; если же изберу по шести из одного и по пяти из другого, то произведу зависть между коленами. «Как же он поступил? Он выбрал по шести и взял 72 билета: на семидесяти написал слово «старейшина», а два оставил без надписи. Смешав их, он вложил в ящик и сказал: «идите и возьмите ваши жребии!» Тому, кто брал с надписью «старейшина», он говорил: «тебя уже освятил Бог», а бравшему чистый билет, говорил: «Бог не хочет тебя, что же я могу для тебя сделать».³⁶⁴К этим семидесяти старейшинам Гемара, как и Мишна, присоединяет еще Моисея. Она спрашивает: «почему раввины говорят: и Моисей во главе их?», и отвечает: «потому что стих гласит – чтобы они стали там с тобою; с тобою значит, – и ты меду ними».³⁶⁵Следовательно, так называемая коллегия старейшин, организованная Моисеем, состояла из 71 члена, включая и самого Моисея. Таким образом, несомненно, что по взгляду Талмуда, Синедрион состоял из 71 члена, считая, в том числе, и председателя.

Должно ли признать взгляд Талмуда справедливым, или же отвергнуть его как ложный? Из вышеприведенных цитат из Талмуда мы видели, откуда взята цифра 71. Синедрион должен состоять из 71 члена потому, что из стольких членов состояла, учрежденная Моисеем, коллегия старейшин, продолжение которой он составляет. Мы разбирали мнение Талмуда и видели, что Синедрион не имеет никакого отношения к институту старейшин; он возник по политическим обстоятельствам, имевшим место в III в. до Р. Х. Не вправе ли мы, поэтому, и стоящее в связи со взглядом Талмуда на происхождение Синедриона мнение его о числе членов отвергнуть как ложное, или же, если признать его историческим, то только по отношению к Синедриону эпохи Мишны? В данном вопросе, по нашему мнению, важно не то, имеет Синедрион связь в историческом существовании с Моисеевой коллегией старейшин или нет, а то, когда именно появилась тенденция считать Синедрион продолжением указанного учреждения Моисея – до или после разрушения Иерусалима. Доказательство этого можно находить у Филона. Он очень много распространяется о святости числа 70 и в одном месте говорит, что и для мудрого Моисея число это было драгоценно. «В таком количестве, – продолжает он, – выбраны также превосходнейшие во всем народе 70 старейшин, которые не по своим летам, но по причине своей опытности, по своему уму и нравственному преимуществу, могли иметь право на это назначение». Сопоставим с этим следующие слова Филона: «Поэтому мы и имеем обыкновение заседателей (συνέδϱουϛ) нашего, Богом любимого, народа, которые из числа 7x10 составлены, называть старейшинами (πϱεσβυτέϱουϛ). Ибо не говорит ли Писание: избери Мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых, которых ты знаешь, что они старейшины».³⁶⁶Из этого, в высшей степени, важного, по отношению к нашему вопросу. свидетельства, видно, что, во-первых, во время жизни Филона (род. за 20–10 лет до Р. Х.) Синедрион рассматривался как продолжение, учрежденного Моисеем института старейшин, во-вторых, по своему численному составу он, действительно, был уподоблен коллегии Моисея, т. е. состоял из 70 членов, не считая председателя. У Иосифа Флавия также можно находить подтверждение того, что Синедрион в его время считался продолжением, так называемой, коллегии. Он называет эту коллегию словом γεϱουσία,³⁶⁷т. е. таким словом, которым, как мы знаем, обозначался Синедрион в первое время его существования. Есть у Флавия и намеки на то, что Синедрион в его время состоял из 71 члена. Он сообщает, что прибыв в Галилею, куда он был назначен военачальником, он поставил 70 мужей правителями страны и приказал галилеянам о важных и уголовных делах доносить себе и тем 70 мужам.³⁶⁸В этом, организованном И. Флавием, административно-судебном учреждении в Галилее, нужно видеть копию Иерусалимского Синедриона.³⁶⁹В IV книге «О войне иудейской» находится новое подтверждение того, что Синедрион состоял из 70 членов, не считая председателя. Когда партия зелотов во время войны взяла верх в Иерусалиме, начались бесконечные убийства и издевательства над умеренностью и правильным порядком общественной жизни. Не пощажены были и суды. Так, перед убийством Захарии, сына Варуха, зелоты прежде наглумились над судилищем. Они собрали 70 мужей из простолюдинов под видом судей, но не имеющих никакой власти, и пред ними обвиняли Захарию. Во время ответной речи Захарии «зелоты едва удержались от мечей, потому что хотели довести до конца форму (суда) и насмешку над судопроизводством (το σχη̃μα καὶ τὴν εἰϱωνίαν του̃ δικαστηϱίου). Когда же судьи оправдали Захарию, зелоты озлобились на них, потому что судьи не поняли, что власть дана им притворно».³⁷⁰Не трудно видеть, что зелоты хотели в этом суде представить пародию на Синедрион. Но пародия непременно предполагает сходство по внешнему виду с пародируемым предметом. Поэтому мы имеем право заключить, что Великий Синедрион, пародия которого представлена зелотами, состоял из 70 членов. Следовательно, Кюнен неправ, когда говорит, будто вне Талмуда нет нигде и намека на состав Синедриона из 71 члена.³⁷¹Приведенные свидетельства из Филона и Флавия опровергают утверждение Кюнена и заставляют думать, что, по крайней мере, во времена римского владычества, Синедрион состоял из 71 члена, считая, в том числе председателя.³⁷²

Другое дело вопрос – всегда ли Синедрион состоял из 71 члена. Раввины, утверждающие непрерывное существование Синедриона от времен Моисея, вместе с тем утверждают, что число членов Синедриона всегда равнялось 71. С этим, однако, нельзя согласиться. Трудно допустить, чтобы число членов во все времена было одинаково. Синедрион возник и развился вследствие благоприятных политических условий без всякого отношения к коллегии старейшин, учрежденной Моисеем. В его первоначальный состав вошли наиболее знатные лица из духовной и светской аристократии, и надо думать, что число их не было ограничено никакой нормой. Только впоследствии, вероятно, для того, чтобы придать Синедриону больший авторитет, явилась мысль связать Синедрион с тем или другим древним богоустановленным учреждением. Избрание Моисеем, по повелению Божьему, семидесяти старейшин, удостоенных ниспослания Божественного Духа и долженствующих облегчать Моисею бремя правления народом, было самым лучшим фактом, на который можно указать, как на первоначальное учреждение В. Синедриона. Вместе с тем требовалось, чтобы Синедрион по внешней форме походил на учреждение Моисея, для чего число левитов нужно было довести до 70. Таково естественное основание талмудистического положения, что Синедрион, учрежденный Моисеем в составе 71 члена, в таком виде продолжал существовать и в эпоху второго храма и эпоху Мишны.³⁷³Само собой понятно, что этот взгляд, будто Синедрион учрежден Моисеем, мог явиться только у книжников и, следовательно, его возникновение мы должны отнести к тому периоду, когда книжники были уже членами Синедриона. Таким образом, организация Синедриона, сообразно этому взгляду, т. е. увеличение числа его членов до 71, должна быть отнесена к тому времени, когда книжники получили преобладающее значение в Синедрионе, хотя с точностью определить это время нет возможности за недостатком данных. Можно указать только благоприятные моменты для такой организации. Самым счастливым временем для книжников было правление Саломеи Александры, когда власть всецело находилась в их руках, и Ирода Великого, который из династических интересов старался уничтожить еврейскую аристократию или, по крайней мере. устранить ее от занятия высших должностей. Как бы то ни было, остается несомненным, что в конце существования иудейского государства, Синедрион состоял из 71 члена. С другой стороны, вполне вероятно,, что число членов его не всегда было одинаково, и до вступления книжников в Синедрион, не было ограничено какой-нибудь нормой.

В число членов Синедриона были избираемы лучшие люди страны. Лица, претендующие на такое высокое положение, должны, по Талмуду, быть более или менее выдающимися. Требование всех тех качеств, которые указывает Талмуд, вероятно, не всегда соблюдалось. Но, несомненно, что члены В. Синедриона должны непременно удовлетворять одному условию: они должны быть чистокровными иудеями. «Не всякий может быть судьей в процессах уголовных (т. е. членом В. Синедриона), но только священники, левиты и израильтяне, на дочерях которых могут жениться священники».³⁷⁴Так как священники могли жениться только на израильтянках чистой крови, то этим ясно указано, что членами В. Синедриона не могли быть лица, из предков которых хоть кто-нибудь был прозелитом. Гарантией исполнения этого требования служит то, что, в данном случае, тенденции иудейского жречества и фарисейства сходятся. на другие положительные качества, которые требуются Талмудом от членов Синедриона, можно смотреть только как на желательные, как на идеал. Члены Великого Синедриона, по Талмуду, должны отличаться мудростью, кротостью, снисходительностью, покорностью, честностью, просторечием, благотворительностью.³⁷⁵Однако, едва ли можно сказать, что члены Синедриона отличались этими качествами. Едва ли судьи Иисуса Христа и апостолов были кротки и снисходительны. Но Талмуд не ограничивается одними душевными свойствами; он указывает и физические качества, необходимые для членов В. Синедриона. Таковыми являются высокий рост, красивая внешность и представительность.

Наконец, Талмуд выставляет еще требование: член Синедриона должен быть всеведущ в искусстве магии и знать 70 языков. Понимать это требование буквально, конечно, невозможно. Магия была запрещена законом Моисеевым, и занимающиеся ее строго преследовались, а знание языков было мало распространено среди иудеев и не пользовалось их симпатиями.³⁷⁶Что же означает приведенное требование Талмуда? Дейтш дает такое объяснение: «Народный язык иудеев состоял (в послепленный период) из странной смеси греческого, латинского, арамейского, сирийского и еврейского языков. Член Синедриона, поэтому, должен быть хорошим лингвистом. Он не должен был нуждаться в переводчике. От него требовалось не только знание науки в обширном смысле, но и известное знакомство с запрещенными знаниями, как астрология, магия и т. п., чтобы в качестве законодателя он был бы в состоянии приноравливаться к воззрениям народа на эти весьма распространенные свободные науки».³⁷⁷Объяснение это было бы весьма правдоподобным, если бы оно прилагалось не к каждому члену, но ко всему Синедриону. В нем должны быть хорошо владеющие общеупотребительными языками, как и знакомые с магией и народными на нее воззрениями; но не все, непременно, должны быть лингвистами и знатоками магического искусства. В Вавилонской Гемаре приводятся слова раввина Иегуды: «Синедрион не может быть назначен в городе, где нет двух, владеющих 70 языками, и одного, который мог бы слушать; в Беттере было три, а в Ямнии четыре.»³⁷⁸Эти слова показывают, что требование знания языков не применялось ко всем членам; также, вероятно, и не от всякого требовалось понимание магии. Другое объяснение талмудистического требования знания 70 языков дает Гартман. Он видит в нем символическое указание на то, что «члены Синедриона должны отличаться умением проникать в неисчерпаемые глубины Торы и разъяснять смысл ее разнообразными толкованиями».³⁷⁹Что член Синедриона должен быть хорошим толкователем закона, это, правда, но выражается ли это требование в талмудистическом предписании знать 70 языков, решить трудно.

Более важное значение имеет указание отрицательных качеств, т. е. тех, которые препятствуют известному лицу быть членом Синедриона. По Мишне, «следующие не могут быть судьями: играющие в азартные игры, ростовщик, голубятник (по Раши – вообще, всякий увлекающийся каким-либо спортом) и промышляющий плодами субботнего года.³⁸⁰Кроме тог, не могли быть членами Синедриона: кастраты, люди, не имеющие для общества полезной профессии, неженатые и лишенные потомства, что мотивируется тем, что им неизвестны семейные невзгоды, и потому они не могут с должным состраданием относиться к семейному горю; наконец, слишком старые, «когда рассудок уже ослаблен», и слишком молодые, «у которых суждения еще незрелы и слишком поспешны», и имеющие какой-нибудь крупный физический недостаток».³⁸¹Насколько эти требования действительно применялись при выборе членов Иерусалимского Синедриона, можно судить только предположительно, на основании общих соображений. Нужно думать, что ростовщики и сборщики податей действительно не допускались в Синедрион, так как эти профессии были презираемы иудеями.³⁸²Также, вероятно, не принимались в члены Синедриона кастраты; на них в Иудее, как и вообще на Востоке, смотрели как на физических и нравственных уродов, и не допускали их к занятию важных священных и общественных должностей.³⁸³Далее, мы знаем, что евреи весьма презирали людей, лишенных потомства и не имеющих никакого полезного занятия. На первых смотрели как на грешников, лишением потомства наказанных Богом; вторых, трудолюбивый, предприимчивый, склонный к практической изобретательности еврей, не мог не презирать, как тунеядцев, вредных паразитов общества. Поэтому, вполне возможно, что эти люди, разве случайно, входили в состав членов Синедриона. Что касается постановлений Талмуда относительно не принятия в состав членов Синедриона, увлекающихся каким либо спортом, игроков в азартные игры и людей, не достигших законного возраста, или преступивших его, то едва ли эти требования соблюдались точно.

Назначение того или другого лица в члены Синедриона производились, вероятно, самим Синедрионом, а не правительством, и тем более, не народом, как это было в демократических республиках, потому это Синедрион, как мы видели, по своему существу – аристократический сенат. Ни один из наших источников не говорит, чтобы члены Синедриона были назначаемы правительством, или избираемы народом.³⁸⁴В Талмуде же есть прямое свидетельство, что Синедрион сам избирал своих членов. Здесь сообщается, что Великий Синедрион «высылал вестников в города Израиля: если кто учен, кроток и вежлив, избегает греха, представителен и пользуется благоволением людей, то его назначают судьей в его городе (членом провинциального Синедриона); затем его повышают и назначают в бет-дин, что в Хеле; затем его повышают и назначают в камеру «газит» (где заседал В. Синедрион).³⁸⁵В этой заметке представляется дело так, что В. Синедрион сам пополнял число своих членов, избирая их из членов малого Синедриона, заседавшего на Хеле. В свою очередь, и в этот, как и в низший Синедрион Иерусалима, а равным образом и в провинциальные синедрионы, члены были избираемы Великим Синедрионом. Предание это, однако, может быть признано справедливым только отчасти. Описанный здесь порядок пополнения членов Синедриона относился, вероятно, только к светским кандидатам (книжникам, старейшинам), высшая же духовная аристократия, составляющая класс ἀϱχιεϱείϛ, занимала места в Синедрионе исключительно в силу своего привилегированного положения.³⁸⁶

Вслед за избранием, по сообщению Талмуда, происходило посвящение. Оно совершалось посредством обряда возложения рук, употреблявшегося у евреев с глубокой древности (Числ. 27:18, 23), как символ дарования права и власти для прохождения служения. При этом посвящавший произносил: «Я посвящаю тебя», или «да будешь посвящен», или «даруется тебе право судить и решать до тех пор, пока ты будешь вместе с нами в городе».³⁸⁷Впоследствии обряд возложения рук вышел из употребления; посвящение стало состоять только в произношении первосвященником следующих слов: «вот ты посвящен, и дается тебе право производить суд, даже уголовный».³⁸⁸Как право избрания, так и право исключения из числа членов, принадлежало самому Синедриону: он судит своих членов, и никто другой не имеет на это полномочий.

На всех заседаниях В. Синедриона, кроме его действительных членов, присутствовали кандидаты на судебные должности, которых Мишна называет «учениками мудрых».³⁸⁹Их было 69 человек. Для них отводились три скамьи, где на каждой помещалось по 23 человека.³⁹⁰Они принимали участие в совещаниях судей, и в гражданских процессах могли подавать голос, как за обвинение, так и за оправдание. Наконец, они заменяли судей, когда последние, почему-либо отсутствовали.³⁹¹Существовали ли «ученики мудрых» в Иерусалимском Синедрионе, или они допущены были в Синедрион после разрушения Синедриона, когда иудейский трибунал превратился в высшую школу. – ответа дать на этот вопрос невозможно, так как в других источниках нет об этом никаких свидетельств.

Таким образом, по своей внутренней организации, Синедрион представляет из себя коллегию из 71 члена, состоящую из саддукейской духовной и светской аристократии, и книжников фарисейского направления, под председательством первосвященника.

Из истории Синедриона мы видели, что объем его власти то увеличивался, то уменьшался, соответственно правительственной программе чужеземных владык. Если иностранное правительство, под властью которого находились иудеи, считало нужным предоставить им большие полномочия, то власть Синедриона была велика; напротив, если правительство ограничивало самоуправление и ставило иудеев в более тесную от себя зависимость, то и власть Синедриона ограничивалась. В значительной степени она была ограничена и во время управления Иудеей ее собственных князей. Указать точно круг ведомства Синедриона при каждой перемене правительства невозможно, тем более, что права его не были регламентированы и в каждом отдельном случае зависели от воли правителя Иудеи, и, следовательно, в правление одного и тоже лица они могли изменяться даже, может быть, не один раз. Поэтому, укажем права Синедриона и их изменение лишь в общих чертах.

В то время, когда Иудея управлялась своими царями, Синедрион был второй инстанцией власти в государстве, а в эпоху греческого и римского владычества он был единственным верховным политическим учреждением и вместе со своим председателем – первосвященником,³⁹²сосредотачивал в себе всю сумму всех официальных прав, какие только были предоставлены нации. Он был тогда высшим административным, законодательным и судебным учреждением. Лучшими временами для Синедриона был период греческого владычества и время управления первых Маккавеев. Он был тогда сенатом, административному надзору которого были подчинены не только церковные дела, но и все гражданские. Он издавал законодательные постановления, которые были, безусловно, обязательны, так как выше его не было никакой власти. Судебные решения его были безапелляционны, напротив, при монархическом режиме, какой настал при последних Маккавеях и достиг высшего развития при Ироде и Архелае, власть Синедриона была ограничена. Административная деятельность его тогда простиралась только на церковные дела, все же остальные отрасли управления сосредоточились в руках царей. Особенно это должно сказать по отношению ко времени Ирода и Архелая. При прокураторах административная власть Синедриона в делах гражданских увеличилась, но не достигла того объема, какой она имела в эпоху господства греков. Когда же началась Иудейская война, Синедрион снова сделался главой государства, и вся государственная власть снова сосредоточилась в этом учреждении, и в руках того, кто стоял во главе его. Итак, нужно думать, что Синедрион за все время своего существования не терял следующих прав: права высшего административного надзора в делах церковных и права расследования всех важнейших преступлений, совершаемых иудеями – уголовных и гражданских.³⁹³

Переходя к частному изложению правительственной деятельности Синедриона, мы должны, прежде всего, указать его церковные права.

Всякая религия основывается на учении, которая она признает богооткровенным. Первоначально, передаваемое из рода в род устно, это учение, наконец, заключается в письмена. Книги, содержащие богооткровенное учение, считаются священными и не ставятся в ряд с обыкновенными произведениями ума человеческого. Но в древнем мире было обычным явлением со стороны пишущих выдавать свое произведение за богодухновенное, или выпускать его, надписывая именами лиц, произведения которых уважались и были признаны символическими книгами, содержащими в себе истинное учение. Поэтому лица или учреждения, стоящие на страже религиозной жизни народа, должны были тщательно охранять священные книги. Такова была и деятельность Синедриона. Он следил за целостью и не поврежденностью священных книг, предохраняя древние священные книги от вставок и от смешения с книгами позднейшего происхождения, не богодухновенными, или такими, происхождение и подлинность которых считались сомнительными; иначе говоря, он охранял канон священных книг. Предание сохранило сведение, что Синедрион подверг коренному пересмотру книги пророков Иезекииля, Екклесиаста, Песнь Песней, Иова и Притчи Соломона, подлинность которых не всеми была признаваема.³⁹⁴

Синедрион, вместе с тем, следил, чтобы учение канонических книг было исповедуемо всеми, как единственно истинное учение, чтобы никто не осмеливался перетолковывать их или учить иначе, чем учат они. Поэтому, он тщательно наблюдал за всяким новым религиозным учением, за всеми пропагандистами новых мыслей и основателями религиозных сект. По свидетельству Талмуда, Синедрион следил за деятельностью пророков и народных соблазнителей, а из Нового Завета мы видим, как зорко наблюдал Синедрион за деятельностью Иисуса Христа. Проповедь и чудеса Спасителя неоднократно были предметом обсуждения в Синедрионе (напр. Ин. 11:47–53). Синедрион даже отправлял к Иисусу Христу депутацию для произведения формального допроса. Когда Иисус Христос на другой день, после торжественного входа в Иерусалим, учил народ в храме, приступили к Нему первосвященники и книжники со старейшинами, и спрашивали Его:» Какой властью Ты это делаешь и кто дал Тебе такую власть?»³⁹⁵Следя за основателями новых религиозных учений, Синедрион следил и за распространителями и проповедниками этих учений. Охранять господствующую религию было правом и обязанностью Синедриона, и в его власти было судить тех, кого он почитал «представителями ереси».³⁹⁶Поэтому члены Синедриона имели право призывать апостолов и спрашивать их, какой силой или каким именем они делают чудеса. Имели право приказывать апостолам «отнюдь не говорить и не учить от имени Иисуса» (Деян. 4:18; 5:40).

Конечно, целью ветхозаветной религии было явление Мессии, Который должен придти по «исполнении времен». Времена исполнились, и потому в синедриональный период ожидания явления Мессии, были особенно напряжены. Руководителем народа в мессианских ожиданиях, истолкователем учения закона и пророков о Мессии и признаках Его пришествия, был Синедрион. К нему, именно, обращается Ирод, когда узнает от волхвов о рождении Царя иудейского; его членов он спрашивает, где должно родиться Христу (Мф. 2:4). Как смотрел Ирод на Синедрион, так и сами члены его видели в себе руководителей народа по отношению к вере в Мессию. Члены Синедриона так говорят служителям, которых они посылали схватить И. Христа, но которые не исполнили, возложенного на них поручения: «неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? (Ин. 7:47–48). Итак, Синедрион был официальным руководителем народа в религиозной жизни, законным стражем чистоты церковного учения и охранителем народа от увлечения еретическими мыслями. Таковы его права по отношению к внутренней стороне религии.

Но религия, как отношение человека к Богу, как богопочитание, имеет внешнее выражение. Сюда относятся священные времена – праздники и посты, богослужение, его совершители и , наконец. храм, как место совершения богослужения. рассмотрим деятельность Синедриона в этом отношении.

Прежде всего, Синедрион имел исключительное право определять календарь и время праздников. В то время, за отсутствием точных астрономических вычислений, календарь у евреев требовал делать каждый раз особые определения для каждого отдельного праздника, год был лунный и состоял из 12 лунных месяцев. День новолуния был первым днем месяца и вместе с тем праздником. Определение новомесячия было исключительно делом Синедриона, о чем мы имеем свидетельство Талмуда, где подробно описан обряд освящения нового месяца (трактат Рош-Гашана). Так как появление луны ожидалось всегда 29-го числа, то в этот день Синедрион, во главе с председателем, открывал заседание для провозглашения нового месяца. Если луна появилась, то видевшие ее , являлись в залу заседания, чтобы свидетельствовать пред Синедрионом о появлении луны.³⁹⁷Свидетелей должно быть, не менее двух известных Синедриону, лиц;³⁹⁸каждый из них допрашивался отдельно. Вопросы, предлагаемые им, указаны в Талмуде. «Старшего вводят и спрашивают: скажи, в каком положении ты видел луну: впереди солнца или позади его? К северу от него или к югу? На какой высоте стояла луна, куда она склонялась? Какой ширины была она?» По окончании показаний первого, предлагали вопросы второму и следующим, если они были.³⁹⁹Когда показания их совпадали, то следующий день признавался первым днем месяца. Председатель Синедриона вставал и говорил: «освящен», или «новомесячие да будет освящено», и все присутствующие повторяли: «освящен, освящен».⁴⁰⁰Если же ни один свидетель не являлся в Синедрион, а, между тем, новолуние было видимо для самих членов, то «двое из них должны встать и дать показание перед остальными, и те говорят: «освящен, освящен».⁴⁰¹Но когда луна не была видима 29-го числа, то следующий день считался 30-м днем истекающего месяца, а 31-ый день был первым днем следующего месяца, Новомесячием. Для сообщения жителям провинции о дне, установленного Синедрионом, Новомесячия, посылали послов; первоначально же для этой цели выставлялись сигналы.⁴⁰²Особенно необходимо было знать Новолетие – первый день седьмого месяца (гражданский новый год), а также первые числа тех месяцев, в которые приходились праздники, чтобы праздновать их повсеместно в одно и то же время.⁴⁰³

Определение некоторых еврейских праздников, исключительно по лунному году, было невозможно, потому что празднование их было поставлено в зависимость от хода полевых работ. Для примера достаточно указать на праздник Кущей. «Праздник Кущей совершай у себя семь дней, когда уберешь с гумна твоего и точила твоего» (Втор. 16:13). Поэтому, требовалось лунный год привести в соответствие с солнечным. Разницу между ними, которая каждый год равнялась 9–10 дням, евреи устраняли тем, что через каждые два, три года вставляли тринадцатый месяц, называвшийся Адаром вторым. Год со вставным месяцем считался високосным. Високос года также определялся Синедрионом. Подтверждение всему этому мы находим в Мехильте к Втор. 16:1–8. «Наблюдай месяц Авив», – читаем мы здесь, значит наблюдайте, чтобы Пасха приходилась во время Авива (зрелости колосьев). Отсюда вывели, что судилищу (бет-дину) повелено вставлять месяц, чтобы год совпадал с солнечным годом, и праздники приходились на определенное время года, а именно: Пасха на Авив, как сказано «наблюдай месяц Авив»; Пятидесятница на жатву и первинки, как сказано (Исход 23:11) «наблюдай праздник Жатвы и Первых плодов труда своего»; Кущи, на время собирания плодов и на поворот года (равноденствие), как сказано (Исх. 34:22); и «праздник собирания плодов при повороте (в конце года)». Но еще неизвестно какой месяц должно вставлять. Раз сказано: «наблюдай месяц Авив и совершай Пасху, то это значит, точно определяй, чтобы Пасха соответствовала Авиву, а Авив Пасхе, чтобы Авив приходился вовремя. Следовательно, должно вставлять месяц Адар».⁴⁰⁴Порядок провозглашения года високосным описан в тр. Sanhedrin. Назначалось заседание, о котором члены Синедриона извещались накануне. Каждый из членов, явившись в заседание, должен изложить те основания, по которым он считает нужным признать год високосным. или, напротив, считать его простым. Мнения, конечно, могли разделяться, и тогда старались выяснить вопрос при помощи прений. Если и после продолжительных обсуждений не приходили к соглашению, то приступали к голосованию и постановляли определение по большинству голосов. При этом особенно важное значение имел голос председателя; «год не признается високосным без согласия патриарха». В том случае, когда председатель отсутствовал, Синедрион, хотя и мог сделать постановление относительно високосного года, но оно вступало в силу лишь тогда, когда председатель соглашался с определением Синедриона, в противном же случае, он не имело никакого значения.⁴⁰⁵О состоявшемся определении Синедриона жители провинции и иудеи рассеяния, извещались посредством грамот. Вот пример такой грамоты из времени председательствования Гамалиила II (в Ямнийском Синедрионе): «Братьям нашим в диаспоре Вавилонской, Мидийской , Греческой и других диаспорах Израиля. Мир вам да преумножится! Сообщаем вам, что ягнята еще слабы, птенцы малы, время Авива (зрелости колосьев) не наступило. Посему я с товарищами моими признал за благо прибавить к этому году 30 дней».⁴⁰⁶Само собой понятно, что определяя Новомесячия, Новолетие и високосный год, Синедрион, тем самым, указывал и время праздников, так как закон определяет праздники числами месяцев. «Вот праздники Господни, священные собрания, которые вы должны созывать в свое время: в первом месяце (церковного года, т. е. в месяце Авив), в четырнадцатый день месяца вечером Пасха Господня. И в пятнадцатый день того же месяца праздник Опресноков Господу. В десятый день седьмого месяца День Очищения, да будет у вас священное собрание. С пятнадцатого дня того же седьмого месяца Праздник Кущей, семь дней Господу» (Лев. 23:4–6, 27, 34). Таким образом, установление всего календаря зависело, исключительно, от Великого Синедриона. Должно, впрочем, заметить, что определение Новомесячий, Новолетий и високосных годов первоначально происходило в собрании всего Синедриона; впоследствии же для этого председатель избирал из числа его членов от трех до семи лиц. Эти последние, во главе с председателем, и постановляли календарные определения.⁴⁰⁷

Кроме определения времени празднования существующих праздников, Синедрион имел право устанавливать и, действительно, устанавливал, и новые праздники. В синедриональный период были введены некоторые новые праздничные дни, или, как они называются, «дни воспоминания», например, День очищения храма, 25 Кислева; день торжества фарисеев над саддукеями, называвшийся днем отмены Книги Решений, 14 Таммуза; день доставления дров священниками (ξυλοφóϱια), 15 Авива и др.⁴⁰⁸Все эти праздники были введены с согласия и утверждения Синедриона. Об установлении первого повествуют книги Маккавейские. Здесь, в грамоте, извещающей египетских евреев об установлении праздника и рекомендующей и им праздновать его, имя герусии стоит рядом с именем Иуды Маккавея.⁴⁰⁹Учреждение других упомянутых праздников приписывается Талмудом Симону бен-Шетаху, как председателю Синедриона. Хотя в действительности, как мы знаем, он не был председателем, но сообщая об учреждении им праздников, и называя его, при этом, председателем Синедриона, Талмуд, очевидно, выражает ту мысль, что только Синедрионом могли быть введены новые праздники.⁴¹⁰

Синедрионом же устанавливались и посты, о чем мы имеем прямое свидетельство Талмуда. Из него мы узнаем, что в случае недостатка дождей, что было, конечно, бичем для евреев, народа, преимущественно земледельческого, Синедрион объявлял пост и определял характер его, т. е. указывал, что позволялось в назначенный им пост и что запрещалось. «Если наступало первое Кислева, а дожди еще не выпадали, то бет-дин назначал три поста на всю общину. Если прошли эти посты, а ответа еще не последовало (т. е. дождя еще не было), то бет-дин назначал три других поста на общину. Если и эти посты прошли, а ответа еще не последовало, то бет-дин назначал еще семь постов, так что всего общественных постов тринадцать» (тр. Таанит).⁴¹¹Устанавливая посты, члены Синедриона сами показывали пример и призывали жителей к покаянию.⁴¹²

Все постановления Синедриона относительно календаря, должны были быть безусловно принимаемы всеми иудеями, кроме александрийских, имевших свой особый календарь. Это видно из талмудистического рассказа о несогласии раввина Иисуса с постановлением Синедриона при Гамалииле II относительно Новомесячия. Это постановление р. Иисус не хотел признавать, так как оно, по его предположению, основывалось на ложных показаниях. Тогда Гамалиил приказал р. Иисусу явиться к нему в тот день, в который, по расчету р. Иисуса, должен придтись День Очищения. Раввин Акиба пошел к р. Иисусу и, найдя его огорченным, сказал ему: «Я могу доказать, что все действия р. Гамалиила должно признать законными. Сказано (Лев. 23:4): Вот праздники Господни, священные собрания, которые вы назовете: будут ли праздники наречены в их настоящее время или нет, только нареченные считаются у Меня праздниками». Такое же мнение выслушал р. Иисус и от раввина Доса бен-Архинос. Тот ему сказал: «если мы станем возражать против бет-дина раббан Гамалиила, то мы должны возражать против всех бет-динов от времени Моисея и до сего времени; ведь сказано (Исх. 24:9): потом взошел Моисей и Аарон, Надав и Авиуд и 70 старейшин израильских». Почему не раскрыты имена старейшин? Только для того, чтобы показать, что всякий бет-дин из трех членов приравнивается к бет-дину Моисея.

Устанавливая праздники, Великий Синедрион наблюдал, чтобы празднование их совершалось согласно находящимся в законе постановлениям.

Ежедневные жертвоприношения, как обычные, не требовали, конечно, постоянного наблюдения Синедриона, но богослужение годовых праздников было предметом его особого внимания. Особенно строго следил Синедрион за порядком совершения богослужения в День Очищения, так как этот праздник имел очень важное значение, как день прощения грехов всего народа. Между тем, если первосвященник нарушал порядок, «если он какое-либо действие совершал раньше, чем следовало, то считается, как будто он ничего не сделал».⁴¹³Поэтому еще за семь дней до Дня Очищения первосвященник был удаляем в камеру «паргедрин», служившую, вероятно, целям Синедриона, что можно предполагать на основании названия ее раввином Иегудой «камерой вулевтов».⁴¹⁴Здесь назначенные члены бет-дина (Синедриона) подготавливали первосвященника к богослужению; они читали ему отдел Торы о Дне очищения, где подробно указан порядок священнодействий в этот день (Лев. 16:2–34), а также побуждали читать и его самого. Накануне Дня Очищения, утром, ставили его у восточных ворот и проводили перед ним тельцов, овнов и агнцев. Затем члены бет-дина, отправляя первосвященника на служение, делали следующее заклинание: «Господин мой первосвященник! М посланцы от бет-дина, а ты наш посланец и посланец бет-дина. Заклинаем тебя Тем, Кто поселил имя Свое в этом доме, не отступать ни в чем от того, что мы говорили тебе».⁴¹⁵В самый же День очищения члены Синедриона, присутствуя при богослужении, следили за порядком совершения его, за точным исполнением законных предписаний относительно совершения этого обряда.⁴¹⁶

Но Синедрион не был только простым наблюдателем за исполнением постановлений закона относительно совершения богослужения. Он вводил и новые правила для устранения возникающих беспорядков. Пример мы видим в сообщении Талмуда о службе Дня Очищения. В постановлениях закона не было указано, кому из священников снимать пепел с жертвенника в этот день. Но так как желающих оказывалось много, и они спешили перебить это дело друг у друга, то выходило замешательство, а однажды случилось и несчастье. Два священника одновременно взошли на лестницу, ведущую к жертвеннику, и один из них толкнул другого так, что он упал и сломал себе ногу. После этого случая бет-дин установил, чтобы очищали жертвенник не иначе, как по жребию.⁴¹⁷Этим распоряжением Синедриона вводился большой порядок в совершении богослужения. Примеры других постановлений Синедриона, касающихся богослужебного культа, указываются в тр. Шекалим. Здесь приведен существовавший закон, по которому всякий, кто встретит животное близ Иерусалима, в окрестностях города, удаленных от него не далее, как Мигдаль-Эдер, должен привести это животное в храм, и если оно мужеского пола, то становится жертвой всесожжения, а если женского, то жертвой мирной. С нашедших такой скот, взыскивался налог, пока они не принесут, надлежащих для жертвоприношений, возлияний. Но такая практика имела недостаток; очень многие, чтобы не расходовать на возлияния, не приводили найденное животное в храм. И вот, для устранения этого нежелательного явления, Синедрионом было постановлено, чтобы возлияния приносились из общественных средств.⁴¹⁸Раввин Симон сопровождает это постановление следующим замечанием: «Семь правил было установлено бет-дином, и вышеприведенное есть одно из них». Далее перечисляются им остальные постановления. «Когда не еврей присылает всесожжение из заморских стран и с ним возлияние, то приносят присланное им; в противном случае (т. е. присылается одна только жертва без возлияния), возлияние приносится из общественных средств. Тоже соблюдается, когда перед смертью своей кто-либо завещал принести жертвы из оставшихся после него средств: если он вместе с сим оставил средства и на возлияния, то их приносят из его средств; в противном же случае, приносят из средств общественных».⁴¹⁹

Указанные доселе нами «правила» бет-дина касаются, главным образом, жертвоприношений. Иосиф Флавий дает пример нововведения Синедриона, относящегося уже к внешней обстановке богослужения. В царствование Агриппы левиты, исполняющие при храме обязанности певцов, просили царя, чтобы он созвал Синедрион и согласия его дозволял им носить льняную одежду, какую носили священники. И царь, с согласия Синедриона с, дал левитам, желаемую ими, привилегию.⁴²⁰Историк порицает это нововведение, но не потому, чтобы оно было допущено не имеющими на то права, а потому, что оно противоречит «отеческим уставам».

Ведению Синедриона подлежали также и лица, совершавшие богослужение. По крайней мере, самое определение на священнические должности, зависело от В. Синедриона, так как он констатировал правоспособность кандидатов священства, решать вопросы, удовлетворяет ли известное лицо тем требованиям, какие закон предъявляет к священным лицам. В Тосефте и у Маймонида высказывается положение, что первосвященника поставляет Великий Синедрион. ⁴²¹По закону должность первосвященника была наследственной; после его смерти первосвященнический сан получал его сын или, если он был бездетен, ближайший из его родственников. Кроме того, закон требовал, чтобы первосвященник не имел нравственных и физических недостатков. Соответственно этому, В. Синедриону принадлежало право признать известное лицо законным, по рождению, преемником умершего первосвященника, а также право констатировать нравственную и физическую правоспособность его к занятию первосвященнической должности.⁴²²Соответственно этому, В. Синедриону принадлежало право признать известное лицо законным по рождению преемником умершего первосвященника, а также право констатировать нравственную и физическую правоспособность его к занятию первосвященнической должности.⁴²³Но этим правом, утверждать первосвященников в должности, Синедрион пользовался недолго. В конце Сирийского господства, в Иудее, назначение на должность первосвященника зависело от Сирийского правительства: так были поставлены на должность Иасон и Менелай. Ионафану сан первосвященника пожалован был Александром Балясом. Ирод также, не справляясь ни с законом Моисея, ни с мнением Синедриона, своей властью поставлял первосвященников. То же делали и прокураторы. Но право определять правоспособных к священнослужению простых священников, Синедрион сохранил за собой во все время своего существования. От лица, поступающего в священники, также, кроме известных нравственных качеств, требовалось, чтобы он был потомком Аарона самой чистой крови: т. е., чтобы ни он сам, и никто из его предков не был женат на иноплеменнице или военнопленнице. Для того, чтобы возможно было следить за родословием священников и левитов, существовали генеалогические списки, где были записаны имена представителей рода и их потомков, а также имена свидетелей, удостоверяющих родословную. «Тот, кто поставляет на чреду священства, – говорит Иосиф Флавий, – должен быть рожден от жены, происшедшей от священнического рода, и его родословная во всем ряде поколений, начиная от родоначальника, должна быть доказана многими свидетельствами. Это мы наблюдаем не только в Иудее, но везде, где находилась хоть часть нашего рода; везде чистота священнических браков была тщательно охраняема. Так было в Египте, в Вавилоне и в других землях, где только находились священники. Из Иерусалима посылались списки, содержащие в себе имена родителей и предков и имена свидетельствующих. Если же случалась война, то оставшиеся священники, на основании древних списков, составляли новые и отмечали тех жен, которые не были в плену. Брать находившихся в плену они опасались, чтобы не взять усвоившую обычаи иноплеменников. Это очень большое доказательство тщательности охранения рода. В наших преданиях мы имеем двухтысячелетнюю историю наших первосвященников, с указанием, из рода в род, кто чей сын, и названием их имен. Если же кто не удовлетворял требованию чистоты рода, тому не дозволялось ни священнослужение, ни отправление каких-либо священных обрядов».⁴²⁴Ведение генеалогических списков было делом В. Синедриона. При вступлении каждого священника в должность, Синедрион рассматривал его родословную и исследовал, правоспособен ли он быть священником по своим нравственным и физическим качествам, и только после его утверждения Синедрионом священник мог начать службу при храме. Об этом нам сообщает Талмуд. Тосефта, упомянув о том, что В. Синедрион заседал в зале «газит», продолжает: «а там сидят, и рассматривают родословие священников и левитов. Священник, в котором найдена неправильность (нечто, делающее его негодным к службе), надевает все черное и уходит, а тот, в ком не нашли неправильности, надевает все белое, входит и служит со своими братьями священниками. если священник допускался к священству, то делали праздник по случаю того, что в потомстве Аарона не оказалось неправильности, и этот священник лично приносил десятую часть эфы муки, хотя бы служила не его чреда».⁴²⁵

После вступления в должность, священники и левиты были в введении первосвященника: он следил за их нравственностью и за точным исполнением их обязанностей при храме. Но в случае возникновения каких-либо крупных недоразумений. право решать их принадлежало Синедриону. Он оставался судьею, разрешающим всякие споры между священниками и левитами, к нему священники обращались с жалобой на первосвященников и их фаворитов, к нему же поступали жалобы и от народа на алчность священников.⁴²⁶Таким образом, мы видим, что Синедриону и первосвященникам принадлежала высшая власть над духовным сословием.

Наконец, Великому Синедриону принадлежал высший надзор за самим храмом. Только с его разрешения могли быть предприняты храмовые постройки. «Не расширяют дворов храма без разрешения суда из семидесяти одного».⁴²⁷«Если Синедрион хотел расширить дворы храма, – говорит Маймонид, – то на это имел право, и мог всякое место присоединить к горе (площади) храма».⁴²⁸Все новые постройки при храме были обычно воздвигаемы за счет храмовой казны,⁴²⁹которая находилась в ведении Синедриона. Известно, что она составлялась из обязательного ежегодного налога, платимого каждым евреем (Исх. 30:12–16), и из добровольных приношений. Размер налога и время собирания его определялись Синедрионом. Трактат Мишны Шекалим начинается словами: «пятнадцатого Адара объявляют о сиклевом налоге в пользу храма» (I, 1), причем из контекста речи, из параллельных мест Тосефты и Гемары и из объяснения комментаторов (например, Маймонида) видно, что это объявление о сборе налога принадлежало В. Синедриону.⁴³⁰По получении собранных путем этого налога, денег, они расходовались на нужды храма: на служебную утварь, на покупку животных для ежедневных и общественных жертв, на покупку материалов для возлияний, хлебов предложения и пр.⁴³¹Заведовали денежными делами особые должностные лица – казнохранители и счетоводы, выбиравшиеся, преимущественно, из священников и левитов.⁴³²И, следовательно, обыкновенные расходы храмовой казны не зависели непосредственно от Синедриона. Но расходы чрезвычайные, не установленные существующим законом, например, на перестройку в храме, производились с ведома и согласия Синедриона, или по его распоряжению.

Административная деятельность Синедриона простиралась не только на религиозные дела, но и на гражданские. Иначе и не могло быть в теократическом государстве. То обстоятельство, что Синедрион никогда не терял прав высшего церковного управления, что деятельность его в сфере религиозной, мало парализуемая, резче выделяется и заслоняет собой его политическую деятельность, дало повод некоторым ученым, особенно древнего времени, считать его чисто духовным учреждением. Но такая характеристика не может быть признана верной. Мы не имеем права игнорировать те исторические факты, которые говорят о политических правах и деятельности Синедриона. И таких фактов немало. Если бы иметь в виду только исторические сочинения Иосифа Флавия и на них основывать суждение о правах Синедриона, то нужно бы его представить скорее политическим учреждением, чем духовным. Во всех сообщениях Иосифа Флавия Синедрион представляется именно органом политической власти, а не духовным только. А политической деятельности Синедриона говорят и книги Маккавейские и Талмуд. И, действительно, в лучшие времена, когда крепко держался еще теократический строй, первосвященники и князья заключали союз с другими государствами только с ведома Синедриона, почему его имя и ставилось во главе всех грамот и договоров. Здесь было то же, что в Риме, где римский сенат в грамотах упоминался после имени цезаря. Грамота, которую посылает Ионафан к Спартанцам, с которыми он ищет союза, надписывается: «первосвященник Ионафан и народные старейшины, священники и остальной народ иудейский, братьям Спартанцам, радоваться» (1 Маккав. 12:6). Здесь первым назван первосвященник, как представитель государства. Но ясно, что он управлял не единолично, а вместе с Синедрионом. Также смотрели на дело и другие народы и потому ставили в грамотах иудейский сенат непосредственно за первосвященником. Когда же первосвященника не было, Синедрион был первым и единственным представителем государства. Грамота Антиоха иудеям надписывается: «Царь Антиох старейшинам иудейским и прочим иудеям, радоваться» (2 Маккав. 11:27). Даже при римском господстве, в период управления Иудеей прокураторами, римляне считали Синедрион представителем власти в еврейском народе и к нему обращались с распоряжениями. В эдикте Клавдия имя первосвященника даже не упомянуть. Вот титул эдикта: «Клавдий, Кесарь, Германик; ... иерусалимским старейшинам, сенату, народу и всему племени иудейскому, здравия».⁴³³На древних еврейских монетах иудейский сенат также наименовывается рядом с первосвященником или князем.⁴³⁴Как представитель государства, Синедрион является посредником между иностранными правителями и иудейским народом. Во время войны, поднятой Асмонеями, мы видим старейшин и священников депутатами перед царями и полководцами; они выходят к полководцу Никанору приветствовать его и доложить ему, что за царя (Димитрия) приносится в храме всесожжение (1 Маккав. 7:33), и тем расположить его к иудеям. Они, вместе с Ионафаном, отправляются к Димитрию Никатору, чтобы выразить ему покорность иудейского народа (1 Маккав. 11:23). В этих старейшинах и священниках большинство историков, не без основания, видят членов герусии, которая, в указанный период смут, конечно, не могла действовать правильно, но члены которой, все-таки, вместе с вождями, принимали участие в управлении. Пример посредничества Синедриона мы видим и во время римского владычества. Агриппа отправляет его членов к прокуратору Флору, в качестве депутатов, с просьбой назначить из их среды сборщиков податей.⁴³⁵И когда Агриппа убедил иудеев уплатить налоги римскому правительству, каковые налоги еще не были уплачены, то «представители народа и члены Совета разделили между собой деревни и начали собирать дань».⁴³⁶Из всех этих сообщений о деятельности Синедриона и его членов мы видим, что он принимал участие во всех делах, касающихся международных отношений.

Решение вопроса о войне и мире также входило в круг ведения В. Синедриона. Так, по крайней мере, говорит Талмуд, хотя в его сообщении, несомненно, преувеличение. В тр. Sanhedrin мы читаем: «не выходят на произвольную войну без разрешения суда из семидесяти одного»⁴³⁷; при перечислении прав царя повторяется: «царь выводит войско на произвольную войну с разрешения суда из семидесяти одного».⁴³⁸Но история синедрионального периода не представляет нам ни одного случая, когда бы война была начата с разрешения Синедриона. Войны начинаются или революционным движением или, как в период управления Маккавеев, объявляются царями. Поэтому, в ведении войны справедливее приписать Синедриону не инициативу, а лишь участие в руководстве военными делами и мирными переговорами. Пример такого участия дают Маккавейские войны. Во время их герусия постоянно упоминается рядом с вождями.⁴³⁹Еще более был деятельным Синедрион при начале последней иудейской войны с римлянами. Весь план ее был выработан именно им: он избирал, назначал военачальников, постоянно давал последним инструкции, словом, руководил всеми военными действиями.⁴⁴⁰

Дела внутреннего управления государством в известной степени зависели от власти Синедриона даже во времена Маккавеев и римского господства (за исключением времени правления Ирода и Архелая). Так, например, когда иудеи подняли восстание против Флора, и прокуратор увидел, что дальнейшее пребывание его в Иерусалиме не безопасно, то он «потребовал к себе первосвященников, и совет объявил им, что сам удалится, но оставит в их распоряжении войска, сколько им угодно. Они обещали ему полную безопасность и спокойствие города, если он оставит им одну когорту».⁴⁴¹Отсюда видно, что в отсутствие прокуратора управлял делами государства Синедрион. Характерно выражение историка: он сообщает, что прокуратор только объявил о своем отъезде и предложил в распоряжение Совета войско, и не упоминает особо о том, что римский наместник передал правительственную власть Синедриону. Такой способ выражения показывает, что Синедрион всегда управлял государством в отсутствие прокуратора, и потому последнему нечего было говорить, что он передает власть Синедриону. Ему действительно только нужно было объявить о своем отъезде из города, чтобы Синедрион знал, что он остается единственным правителем в Иудее и потому должен внимательнее следить за всем происходящим в стране. Что же касается права распоряжаться войсками, то прокуратор о нем должен был упомянуть особо, потому что управление войсками в Иудее находилось исключительно в руках римлян, и, следовательно, в данном случае, римский наместник дает Синедриону особое право, какого он не имел при обычном течении дел. И, действительно, после отъезда Флора, Синедрион берет в свои руки управление и заботится о порядке в стране. Когда часть иудеев подняла знамя восстания против римлян, выгнала их войска из крепости Масада и отвергла жертвоприношение за римлян, «представители властей, первосвященники и знатнейшие фарисеи (т. е. В. Синедрион), собрались вместе для совещания о положении дел. Решено было попытаться урезонить недовольных добрыми словами; с этой целью народ был созван на собрание к медным воротам, находящимся внутри храмового двора, против восточной стороны».⁴⁴²Синедрион убеждал народ прекратить мятежные действия и не подавать повода к войне с римлянами. Однако, слова его не произвели ни малейшего впечатления на мятежников. «Представители властей увидели. что они больше не в состоянии справиться с мятежом, и начали заботиться о том, чтобы свалить с себя всякое подозрение, так как ответственность перед римлянами должна была пасть, прежде всего, на них; и немедленно отправили посольства к Флору и к Агриппе с просьбой стянуть войска к городу и подавить восстание, пока еще есть возможность», – говорит историк.⁴⁴³Римляне действительно, считали Синедрион ответственным за все беспорядки, возникавшие в стране. Пример дает история прокураторства Гессия Флора. Он приказал взять из храмовой казны семнадцать талантов: это возмутило народ и вызвало ядовитые насмешки над Флором.⁴⁴⁴Оскорбленный прокуратор явился в Иерусалим произвести суд и расправу. «Первосвященники и другие высокопоставленные лица, равно и вся знать города, предстали перед этим судилищем. Флор потребовал от них выдачи тех, которые его оскорбляли, присовокупив угрозу, что в случае отказа, они сами поплатятся за виновных. Они же, напротив, указывали на мирное настроение народа и просили простить тех, которые грешили своими речами».⁴⁴⁵Просьбы правящих лиц не смягчили сердца Флора. Он приказал солдатам грабить город и избивать жителей. Готово было снова вспыхнуть восстание. Тогда «знатные лица и первосвященники разорвали на себе одежду, пали к ногам некоторых из толпы и умоляли их сдержать себя и не вызывать Флора на новые злодейства».⁴⁴⁶Народ успокоился. Но Флор снова раздражал их. Он «призвал к себе первосвященников и почетных граждан и объявил им: если они желают представить ему истинное доказательство в том, что иудеи не помышляют о мятеже, то пусть последние устроят торжественную встречу военным отрядам, идущим из Кесарии... Первосвященники созвали народ в храм и побуждали его выйти навстречу римским когортам и радостно приветствовать их, дабы избегнуть худших последствий».⁴⁴⁷Им удалось уговорить народ; встреча была устроена, но солдаты, получив приказ прокуратора, избили встретивших их иудеев. Эти события из истории зверского управления прокуратора Флора, которые мы рассказали подлинными словами историка, подтверждают то положение, что члены Синедриона имели политическую власть.

В чем же, в частности, выражалась административная деятельность иудейского сената? В лучшую пору его существования, она обнимала собой всю жизнь государства, начиная от самых высших ее проявлений. Назначение Симона князем Иудеи, о котором повествует 1-я книга Маккавеев (14:28), произошло при деятельном участии герусии.⁴⁴⁸Правда, этот случай назначения царя Синедрионом, единственный, но он и не мог повториться, так как княжеское достоинство было объявлено, раз и навсегда, наследственным в роде Симона.⁴⁴⁹От Синедриона, далее, зависела организация провинциального управления. В каждом городе, в котором было не менее 120 числа жителей, по свидетельству Талмуда, существовал бет-дин, или малый Синедрион из 23 членов; в небольших же селениях и местечках были бет-дины из 3 членов. Учреждение бет-динов зависело от В. Синедриона. «Синедрионы в коленах учреждаются судом из семидесяти одного».⁴⁵⁰Право открывать провинциальные синедрионы составляло особенно важное преимущество Великого Синедриона, потому что оно, во-первых, распространяло власть его на всю страну, во-вторых, вносило единство в управление страной и, главным образом, в судопроизводство. Малые синедрионы, как зависимые, должны были действовать в одном направлении с В. Синедрионом, прилагать в судопроизводстве нормы, выработанные последним. Во всех случаях, когда члены низших синедрионов затрудняются решить какое-нибудь дело, или расходятся в понимании закона, они обращаются в В. Синедрион. Он окончательно решает все спорные вопросы их и дает им руководственные указания. В Талмуде приведен случай, когда судьи разошлись в понимании закона. За решением спора они обращаются в Иерусалим. «Три судебных места было там (т. е. в Иерусалиме): одно находилось у ворот горы храма (внешнего двора), другое при воротах во (внутренний) двор и третье в камере «газит». Пришли (спорящие судьи) к заседавшему у дверей горы храма. «Так я объяснил, – говорит не соглашающийся с другими судьями, – а так объяснили мои товарищи». Если члены бет-дина слышали от других как понимать закон, они объясняли, а если нет, то те и другие (спорящие судьи и члены бет-дина) идут к заседавшему у ворот внутреннего двора. «Так я объяснил, – говорит оставшийся при своем мнении судья, – а так мои товарищи объясняли, так я обучал, а так мои товарищи обучали». Если они (члены бет-дина, заседавшие у внутренних ворот) знали закон, то говорили, а если нет, то те и другие, т. е. вопрошавшие и члены бет-дина, шли к великому суду, заседавшему в зале «газит», откуда выходит закон, и распространяется учение по всему Израилю, как сказано: «с того места, которое изберет Господь» (Втор. 17:10). Если возвратившись в свой город (восстававший) повторял и обучал как прежде (хотя Синедрион его мнения не одобрил), не виновен; но если разрешал другим так поступать, то виновен. Его тогда судит Великий Синедрион и приговаривает к смертной казни».⁴⁵¹Так строго требует Талмуд повиновения Великому Синедриону, признавая, что члены низших судов, должны действовать, безусловно, в его духе, и обязательно применять в судебной практике его законодательные постановления.

Великий Синедрион принимал также участие в деле народного просвещения. Сознавая необходимость в школах для провинциальных городов, он, при Саломее Александре, постановил учредить во всех больших городах школы для образования юношей от шестнадцатилетнего возраста. В этих школах юноши, под руководством раввинов, изучали Священное Писание.⁴⁵²

Провинцией, как мы видели, В. Синедрион управлял через посредство малых Синедрионов. Вероятно, и в столице малые важные дела ближайшим образом зависели от малых Синедрионов, которых, как сказано, здесь было два. Но более важные дела городского управления в Иерусалиме исключительно подлежали ведению В. Синедриона. Так, только с его согласия и утверждения мог быть расширен город, построены, или возобновлены стены города и крепости. «Только по велению суда из семидесяти одного расширяется город» (городская черта Иерусалима).⁴⁵³История показывает, что указанное право Синедриона не есть плод вымысла раввинов. Ионафан, после того, как внешние враги были усмирены, и в государстве настало спокойствие, «созвал старейшин народа (герусию) и советовался с ними, чтобы построить крепости в Иудее, возвысить стены Иерусалима и воздвигнуть высокую стену между крепостью и городом, дабы отделить ее от города так, чтобы она была особо, и не было бы в ней ни купли, ни продажи».⁴⁵⁴При царе Агриппе I синедриональным определением была присоединена к Иерусалиму северная часть, известная под именем «Везефы», что вызвано было увеличением населения в столице.⁴⁵⁵

Далее, Синедрион заботился о внутреннем благоустройстве города. Ежегодно, перед праздником Пасхи, когда в Иерусалим стекалось множество народа, Синедрион приказывал исправлять площади, дороги и пр. «В 15-й день Адара выходят посланцы от бет-дина и исправляют дороги и площади, которые испортились во время дождей, дабы они были годны для богомольцев, приходящих в Иерусалим на праздник. В тот же день посланцы от бет-дина выходят и копают цистерны, пруды и пещеры, исправляют миквы(водоемы) и канавы. Если миква содержит сорок сат, то она годна для очистительного погружения; если она сорок сат не содержит, то к ней проводят канаву и дополняют содержимое до сорока сат, дабы она была годна для очистительного погружения. 15-го же Адара посланцы от суда выходили и отмечали места, где находились нечистоты, дабы люди не попадали в грех».⁴⁵⁶Таким образом, мы видим, что Синедрион, как выражается Мишна, «удовлетворял всем общественным нуждам».⁴⁵⁷

Великий Синедрион следил вообще за исполнением закона, изыскивал меры и средства, которые бы побуждали народ следовать ему в своей жизни. Укажем пример. В законе было запрещено засевать поля и виноградники двумя родами семян (Лев. 19; Втор. 22:19). Такие поля назывались у евреев Килаим (разнородное). Однако, закон этот, вероятно, очень часто нарушался. И вот Синедрион предпринимает ряд мер, которые бы заставили евреев избегать засевать поля и виноградники разнородными семенами. «Вначале посланцы бет-дина вырывали килаим и бросали перед владельцами; когда же размножались преступающие закон, то стали вырывать и разбрасывать на дорогах; наконец, решили объявлять все поле, на котором замечен килаим, всеобщим достоянием».⁴⁵⁸Будучи стражем закона, Синедрион разрешал и все спорные случаи в применении закона к жизни. Закон дает краткие определения и правила; он часто не предусматривает всех жизненных случаев, часто не ясен и допускает различные понимания его. В случае возникновения каких-то недоумений, евреи всегда обращались к В. Синедриону; он был высшим авторитетом в решении спорных случаев, и его разъяснения закона были, безусловно, обязательны. В Талмуде на это есть определенные указания. Закон запрещал дожинать поле или обирать виноградник дочиста; владелец должен оставить часть бедным (Лев. 9:9–10; Втор. 24:19, 22). «Однажды раввин Симон из Миццы (Массифы) засеял поле в присутствии раббан Гамалиила. Не зная, как поступить с Пеа,⁴⁵⁹они поднялись в «Тесаную палату» (lischkath hagasith – место заседаний Синедриона) и спросили. Наум, письмоводитель, сказал им: я имею предание от раввина Миаши, который слышал его от своего отца, а тот от «пар», к которым оно перешло от пророков, как Галаха, полученная Моисеем на Синае: Пеа при двух сортах пшеницы с одного поля зависит от числа жатв; при одной жатве Пеа оставляется в одном месте за весь хлеб, при двух – с каждого сорта отдельно».⁴⁶⁰И разъяснение Синедриона сделалось общим законом.⁴⁶¹Другой пример. Закон, как мы видели, запрещает засевать поле и виноградник двумя родами семян. Но в нем не указано, какие злаки или деревья должны считаться разнородными (килаим). Могли возникнуть разногласия: один считал килаим то, что другому казалось однородным. «На улицах Сепфориса прививали кристумлинскую грушу к обыкновенной, и один ученик, видевший это, сказал: они составляют взаимно килаим. Тогда взяли и срезали, затем пошли и запросили в Ямнии (резиденция Синедриона после разрушения Иерусалима). Здесь им ответили: «кто идет против вас? Не более ведь, как ученик из школы Шеммая!» «В Техум-Ариах прививали яблоню к «хазрару», и один ученик, видевший это, сказал: они составляют взаимно килаим. Тогда взяли и срезали, затем пошли и запросили в Ямнии. Здесь им ответили: этот ученик сказал верно».⁴⁶²И это мнение Синедриона, высказанное им по частному случаю, сделалось законом и вошло в законодательный сборник – Мишну, в которой мы читаем: «груша обыкновенная и крустумлинская не составляют взаимно килаим; яблоня и «хазрар», хотя и похожи друг на друга, однако, составляют взаимно килаим».⁴⁶³

Таким образом, на основании всех сообщений Маккавейских книг, Иосифа Флавия и Талмуда, Синедрион представляется нам отнюдь не только религиозным, но и политическим учреждением, государственным сенатом, в круг ведения которого входили все важнейшие дела государственной жизни. Международные отношения, высшее управление государством, организация администрации и суда в провинции, народное образование, управление столицей и, наконец, наблюдение за исполнением закона, – все это составляло предмет деятельности Великого Синедриона. Следовательно, по объему власти он далеко превышает современные государственные учреждения, взятые каждое в отдельности, и потому может быть поставлен наряду с древними сенатами Греции и Рима.

Однако, должно заметить, что указанные права не всегда принадлежали Синедриону. Историческая жизнь еврейского народа в период существования Синедриона была особенно богата переменами. Владычество Птоломеев, Сирийцев, самостоятельность под управлением династии Асмонеев, тираническое правление Ирода и Архелая, наконец, превращение государства в римскую провинцию, управляемую прокураторами, – все эти перемены не могли не отразиться на высшем административно-политическом учреждении, не могли не повлиять на сферу его прав и полномочий. Мы уже указали на общее положение Синедриона при каждом правительстве. Сообразно ему можно сделать приблизительно следующее разграничение прав в деле управления между властями в Иудее.

Эллинская правительственная система состояла в том. что покоренным народам предоставлялась полная свобода внутреннего управления. Только определенная дань служила выражением зависимости покоренного государства. Даже об уплате дани должен был заботиться первосвященник. Со времени Онии II сбор дани был взят на откуп Иосифом. Это было первое, но и единственное ограничение самоуправления Иудейского государства, так как Иосиф стал в непосредственную зависимость от египетского двора. Но все остальные дела управления остались за первосвященником и иудейским сенатом. Поэтому мы вправе приписать Синедриону в период греческого владычества обширный объем административной власти. Всеми перечисленными нами правами государственного управления, он мог пользоваться, не опасаясь встретить сопротивление или отмену его распоряжений со стороны высшей власти – египетского правительства.

Со вступлением на престол Маккавеев, административные права Синедриона уже ограничиваются в значительной степени. Международные отношения, начало войны и заключение мира, вообще дела военного управления, государственные финансы, – зависят от самих князей, а не от Синедриона. Последнему остается лишь организация провинциального управления и управление городскими делами Иерусалима.

Во время царствования Ирода, Синедрион мог едва ли принимать какое-нибудь участие в административном управлении государством. Иосиф Флавий, за все время правления Идумейца, только один раз упоминает о Синедрионе (в суде над Гирканом); поэтому нельзя определенно указать, насколько он мог пользоваться своими правами. Это отсутствие данных у историка, а также вообще деспотический характер правления Ирода, дают основание предполагать, что административная власть Синедриона за это время была совершенно парализована.

Более широкие права в сфере администрации он имел во время управления прокураторов. Прокуратор был представителем римского императора и, как таковой, имел громадную власть. Он мог издавать всякие административные распоряжения, отменять существующие и т. д. Но при обычном течении дел, прокураторы управление страной предоставляли туземным учреждениям и не вмешивались в их дела. Только предводительство войсками и финансовое управление были переданы римскими императорами в исключительное ведение прокураторов. Они наблюдали также за правильным поступлением налогов, каковые были двух родов: налоги с произведений земли (tribitum agri) и подушная подать (tribitum capitis). Все же остальные дела государственного управления находились в ведении Синедриона.

Законодательная власть В. Синедриона. Мы видели, что В. Синедрион был руководителем народа в понимании закона; его разъяснения того или другого положения в законе пользовались величайшим авторитетом и приобретали значение обязательных постановлений, с которыми низшие суды должны были сообразоваться, как с юридическими нормами. Из этого ясно, что Синедрион имел право издавать законы, и был не только административным, но и законодательным учреждением. Но мы имеем и прямые свидетельства этого положения. «Из В. Синедриона исходит закон для всего Израиля».⁴⁶⁴Тоже повторяется и Маймонидом: «Синедрион издает определения и законы для всего Израиля; им обязаны оказывать все строгое повиновение». Все талмудистическое уголовное и гражданское законодательство создано В. Синедрионом (Иерусалимским, Ямнийским, Тивериадским и пр.). Только его определения имели силу обязательного закона и вошли в кодекс еврейского права или в Талмуд. Мы знаем, что еврейские цари эпохи второго храма издавали от себя законы для тех юридических случаев, относительно которых в Моисеевом законодательстве не содержалось никаких определений. А Ирод издавал даже законы, противоречащие законам Пятикнижия. Но указы царей имели лишь временное значение и не вошли в кодекс еврейского права. Напротив, определения В. Синедриона сделались на все времена знаком для всех иудеев. Они тщательно сохранялись посредством передачи от одного поколения к другому, пока не были записаны в конце II века по Р. Х.

Устойчивость законов В. Синедриона и то громадное уважение, с каким относились к его определениям иудеи, объясняется самим характером синедрионального законодательства. Возвратившись из плена, иудеи не принесли с собой никакого кодекса, кроме Пятикнижия, которое и было положено в основу жизни возвратившегося общества. Можно сказать более: никогда книги Моисея не пользовались таким уважением, как теперь. Народ хотел и стремился к тому, чтобы исполнять каждое предписание Пятикнижия. Возникший Синедрион, как административно-судебное учреждение, должен был, естественно, руководиться в своей деятельности нормами Моисеева права. Пятикнижие было сводом законов, на основании которого Синедрион должен был судить всех граждан. Но со времени Моисея протекло несколько столетий, в продолжении которых жизнь шла вперед, культура возрастала, общественные отношения осложнились. Возникали новые формы преступлений, не предусмотренные Моисеевым законодательством. Возникала нужда в новых юридических определениях. Право законодательства не могло перейти ни к кому другому, как только к Синедриону, этому охранителю закона Моисея. Это обуславливалось природой вещей. Синедрион, со своим председателем-первосвященником, был главой государства в его теократическом строе. Где же искать разрешения всех сомнительных случаев, как не в таком учреждении, которое призвано охранять богодарованное законодательство, и потому лучше всех должно знать его, и которое, сверх того, имеет высшую власть в государстве? И иудеи, как мы видели, обращались в Синедрион за разрешением всех недоумений. Синедрион, вероятно, скоро оценил такое положение вещей и постарался утвердить за собой право законодательства: создалась теория, что Синедрион занимает место Моисея. В некоторых трактатах Талмуда (Sanhedrin, Chagiga) утверждается, что он занимает место, учрежденного Моисеем, суда при скинии, к которому законодатель заповедует обращаться в сомнительных случаях: «приди к священникам, левитам и к судье, который будет в те дни, и спроси их, и они скажут тебе, как рассудить, и поступи по слову, какое они скажут тебе, на том месте, которое изберет тебе Господь Бог твой, чтобы призываемо там было имя Его, и постарайся все, чему они научат тебя. По закону, которому они научат тебя, и по определению, которое они скажут тебе, поступи, и не уклоняйся ни вправо, ни влево от того, что они скажут тебе» (Втор. 17:9–11). В других трактатах, как jebamoth говорится, что «суд имеет право, когда обстоятельства того потребуют, приговаривать к смертной казни, наказанию плетьми и денежной пени и тогда, когда в законе (Моисея) это не определяется». При таких воззрениях Синедриона на свое право, естественно было бы ожидать от него многих новых законов, так как в Моисеевом законе не предусмотрено многих форм преступлений. Но взгляд Синедриона на себя, как на законодательное учреждение, имеющее право издавать совершенно новые законы, значительно ограничивался уважением его к закону Моисея. Положив в основу своей юридической деятельности Пятикнижие Моисея, Великий Синедрион относился к нему с таким же благоговением, как и весь народ. Ему казалось преступным, рядом с богодарованным законодательством, издавать новые самостоятельные законы; рядом с Моисеевым кодексом поставить свой кодекс прав. Но жизнь при новых условиях требовала новых постановлений. И вот, чтобы с одной стороны сохранить неприкосновенность закона Моисея, а с другой удовлетворить требованиям жизни, В. Синедрион, каждое новое положение, поставлял в связь с тем или другим положением закона Моисея, так что все предписания Синедриона представляли собой как бы логический вывод из законов Пятикнижия. Это составляло задачу книжников, о чем мы уже говорили. Таким образом, Синедрион как будто не издавал новых законов, а только истолковывал существующий кодекс. Но так как буква закона допускает всякие толкования, а присяжные законоведы-раввины отличались замечательной казуистикой, то для Синедриона явилась возможность, под видом толкований, издавать такие законы, на которые нет и намека в Пятикнижии. Такой характер законодательства (interpretatio legis), конечно, обеспечивал ему всеобщее признание, но он тормозил, в известной степени, развитие права. Поэтому, законов, изданных В. Синедрионом, мы находим не так много, как следовало ожидать. Особенно уголовное законодательство не могло развиться в должной степени, так как еще задолго до разрушения храма, у евреев было отнято право уголовного суда. Однако, Великий Синедрион сделал добавления и к уголовному законодательству Моисея. Он указал некоторые новые преступления, как, например, подстрекательство или совратительство,⁴⁶⁵указал точно роды наказаний за различные преступления,⁴⁶⁶смягчил некоторые строгие предписания Моисеева законодательства. Так, например, дочь священника, осквернившая свое целомудрие, по закону Моисея, должна быть предана сожжению.⁴⁶⁷По синедриональному законодательству она должна быть казнена смертью только тогда, когда она нарушила целомудрие, будучи невестой,⁴⁶⁸так как она, в данном случае, нарушила обет верности будущему мужу. А по другому объяснению, этот закон Моисея касается замужней дочери священника. Поэтому, незамужняя и не обрученная дочь священника не наказывалась смертью за связь с мужчиной. Синедрион, далее, ввел новое наказание – заключение в тюрьме, применяемое к преступникам, в виновности которых суд убежден, но не имеет достаточно улик. «Учинивший убийство без свидетелей запирается в тесном помещении при редко выдаваемой пище, состоящей из хлеба и воды».⁴⁶⁹Это предписание Синедриона важно в том отношении, что оно вполне самостоятельно и не находится в связи ни с каким постановлением Моисея. Относительно «Закона возмездия» (lex talionis) часто говорят, что он неизвестен Талмуду и что, следовательно, В. Синедрион не руководился им и отменил его. Но о практике Иерусалимского Синедриона этого нельзя сказать. Известно, что в нем было две партии – фарисейских книжников и саддукеев. Последние нередко преобладали в Синедрионе. С неумолимой строгостью, придерживаясь закона Моисея, саддукеи, вероятно, очень часто применяли и lex talionis.

Мы приписали талмудистическое уголовное законодательство Иерусалимскому Синедриону. Еще во время управления Иудеей прокураторами, Синедрион был ограничен в уголовном судопроизводстве в том отношении, что смертные приговоры его могли быть приведены в исполнение только после утверждения их прокураторами. С падением же Иудейского государства все уголовные дела, касающиеся евреев, решаются римскими судебными учреждениями. Поэтому, уголовное право в это время не могло развиваться и всего вероятнее предположить, что те немногие новые законы, которые мы указали, были изданы Иерусалимским Синедрионом.

Но гражданское законодательство не переставало развиваться и после падения Иудейского государства, так как римские императоры предоставляли раввинам право разбирать гражданские дела евреев. Поэтому, в Талмуде мы находим много новых гражданских законоположений. К сожалению, в нем нет точных указаний относительно времени происхождения их. Хронологическими данными могли бы служить имена раввинов, которым приписывается редакция того или другого закона. Но, во-первых, в Мишне, собственно законодательной части Талмуда, законы очень редко сопровождаются именами их авторов; во-вторых. исследователи, критически изучавшие Талмуд, утверждают, что не всегда можно положиться на эти хронологические даты: очень часто то или другое положение, приписываемое одному из древнейших раввинов, оказывалось на самом деле принадлежащим позднему времени. Поэтому, мы не можем с уверенностью говорить подробно о законодательной деятельности Иерусалимского Синедриона. Мы можем лишь представить примеры немногих новых узаконений, принадлежность которых Иерусалимскому Синедриону, общепризнанна. К числу таких древних законов принадлежит закон о кетубе⁴⁷⁰.В Моисеевом законе нет точных определений о положении вдовы. Там она, в одних местах, применяется вообще к несчастным, бедным, сиротам, о которых должно позаботиться общество; а в других местах забота о ее пропитании возложена на родственников. Положение вдовы не было, таким образом, застраховано от случайностей. В эпоху второго храма это было осознанно. И вот, чтобы обеспечить женщину на случай вдовства или развода, В. Синедрион вводит закон о кетубе. При заключении брака, постановлено в этом законе, жених дает невесте особый документ – «кетубу», в котором он обязуется обеспечить жену в случае, если он умрет раньше ее, или с ней разведется. Обычная сумма, на которую выдавалась кетуба, состояла из 200 сусов. Священники записывали за своими женами 400 сусов. Деньги эти жена имела право требовать от мужа, когда он разводился с ней. В случае же его смерти обязанность уплаты денег по кетубу, лежала на наследниках покойного.⁴⁷¹Другой закон, древность которого также общепризнанна, есть закон о просболе. Моисей заповедал прощать в субботний год все долги; заимодавец уже не имел права требовать с должника уплаты, данной ему взаимообразно, суммы (Втор. 15:1–2). Но это гуманное постановление привело к нежелательным последствиям. Многие совсем перестали давать взаймы перед субботним годом это не только делало закон мертвой буквой, но и ухудшало положение нуждающихся в деньгах; последние желали бы лучше платить долги в субботний год и после него, лишь бы иметь ссуду. Однако, отменить закон Моисея Синедрион не решался. Он издал постановление, которое давало возможность обходить указанный закон. Постановление это состояло в том, что кредитор, при выдаче ссуды, давал должнику подписать договор (просбол), в силу которого он имел право во всякое время требовать уплаты долга. Текст просбола следующий: «я передаю вам, такому-то и такому-то, судьям такого-то места, что по всякому долгу, причитающемуся мне, я имею требовать уплату в любое время». Под этим документом может быть подпись не только свидетелей, но и самих судей.⁴⁷²Эти примеры уголовного и гражданского законодательства показывают нам характер законодательной деятельности Синедриона. Если впоследствии, когда Синедрион превратился в высшую школу (в Ямнии), занятую теоретической разработкой права, издавались законы, которые не были обусловлены жизнью. и не находили в ней применения, то в эпоху существования Иудейского государства, Синедрион, бывший центром общественной и государственной жизни, издавал только такие законы, каких требовала жизнь, требовали изменившиеся обстоятельства времени.

Судебная власть Синедриона. С именем Синедриона, обычно, связывается понятие о нем, как о высшем судебном учреждении Иудеи. Это мнение справедливо, если не отрицают этим административной и законодательной деятельности Синедриона. Хотя Талмуд называет его бет-дином, но это не значит, что он смотрит на него, как исключительно на судебное учреждение. Понятие, какое соединяет Талмуд со словом бет-дин, гораздо шире, чем то, какое мы соединяем со словом «судебное учреждение». Талмуд называет бет-дином Синедрион и тогда, когда говорит о его административной или законодательной деятельности. Если поставить вопрос, каким учреждением был, преимущественно, Синедрион – административным, законодательным или судебным, то придется ответить, даже если исключительно основываться на Талмуде,, что он был более административно-законодательным сенатом, чем судилищем.

Как судебное учреждение, Синедрион решал только самые важные дела, преимущественно. общегосударственного характера. Гражданские процессы, возникавшие по поводу грабежей, оскорблений, повреждений и пр., разбирались низшими судами, коллегиями из 3 членов;⁴⁷³дела же уголовные – малыми Синедрионами из 23 членов.⁴⁷⁴И только самые важные судебные дела решались В. Синедрионом.

Круг этих дел был невелик, и они встречались в жизни не часто. Суду Синедриона принадлежали, прежде всего, массовые преступления. «Не судят колена иначе, как только судом из семидесяти одного», говорится в Талмуде.⁴⁷⁵Примером массового преступления может служить идолопоклонство. Гемара считает его единственным преступлением, по которому колено подсудно В. Синедриону. «В чем могло провиниться колено?», – спрашивает она. «Если в нарушении святости субботы дается здесь ответ, то пусть судят его обыкновенным судом из 23-х лиц, ибо Тора сделала разницу между единичными личностями и целыми обществами только относительно идолопоклонства, но отнюдь не в других заповедях».⁴⁷⁶Сюда же должно отнести и то определение Мишны, по которому суд над жителями целого города, отступившего от веры отцов, принадлежит исключительно В. Синедриону. «Никакой город не судится за отступление (от веры), – говорит Мишна, – кем-либо другим, кроме суда семидесяти одного».⁴⁷⁷Однако, нужно думать, что отступничество от религии, идолопоклонство, не были единственным народным преступлением, подсудным В. Синедрион. Мы уже указывали на сообщение Флавия о мятеже иудеев в прокураторстве Флора. Римский наместник, видя опасность своего положения, уехал в Кесарию, причем в распоряжение Синедриона передал когорту войска для восстановления порядка.⁴⁷⁸Члены Синедриона были на стороне народа и не думали о наказании бунтовщиков.⁴⁷⁹Они могли, если бы того хотели, произвести суд и расправу над мятежниками. Недаром же они ручаются Флору за безопасность и спокойствие города.

Кроме массовых преступлений Синедрион судил по преступлениям лиц, занимающих высокое общественное положение. Между лицами, подсудными В. Синедриону, упомянем, прежде всего, о первосвященнике. «Первосвященник подсуден только Синедриону семидесяти одного», говорит Талмуд.⁴⁸⁰Это положение может быть подтверждено и свидетельством истории. Первосвященника Менелая, за разграбление храмовой казны, судит герусия, признает его виновным и отправляет трех уполномоченных с жалобой на него к сирийскому двору.⁴⁸¹По каким именно преступлениям первосвященник был подсуден В. Синедриону, Мишна не указывает. Поэтому должно думать, что первосвященник подлежал суду В. Синедриона по всем преступлениям. На ту же мысль наводит и Гемара. При разборе положения Мишны о суде над первосвященником, «Елеазар спросил о воле первосвященника: сколькими он судится (т. е. каким Синедрионом)?». Приравнивают ли его казнь к казни хозяина (Исх. 11:28–34)? На это отвечает Аббаи: так как написано «о всяком важном деле доносят тебе,⁴⁸², то значит, и «о всяком деле важного».⁴⁸³Общая мысль Гемары очевидно та, что все дела, касающиеся первосвященника, в силу его высокого положения, должны быть судимы В. Синедрионом. Но комментаторы Талмуда держатся иного взгляда. «Первосвященника по делам уголовным судят в В. Синедрионе, но по делам гражданским его судят судом трех судей», – говорит Маймонид. «Во всех делах, кроме уголовных, первосвященник судим, не иначе, как и всякий из народа, судом из трех лиц», – говорит также Авраам Иом-Тоб (Iom-Tob).⁴⁸⁴Хотя в выводе Гемары о подсудности всех преступлений первосвященника В. Синедриону из слов закона; «о всяком важном деле доносят тебе» – несомненная натяжка, однако, ее положение нам кажется, вероятнее, чем мнение комментаторов. Имея в виду то значение, какое имел первосвященник в Иудейском государстве, трудно допустить, чтобы он в делах гражданских был судим, «как и всякий из народа».

Кроме первосвященника, В. Синедриону были подсудны правители и высшие администраторы по преступлениям государственного характера. В доказательство укажем уже на приводимый нами факт суда над Иродом. Когда Ирод казнил Иезекию и его сообщников, то это признано было открытым нарушением закона еврейского государства. «Ирод нарушил закон наш, закон, который запрещает казнить даже преступника, если он не будет осужден Синедрионом», – жалуется Гиркану Иудейская знать.⁴⁸⁵Поэтому правитель Галилеи был потребован на суд Синедриона в Иерусалиме. Состоялось формальное заседание, на которое Ирод должен был явиться в качестве подсудимого. На стороне его были Антипатр и наместник Сирии Секст Цезарь, которые старались, чтобы Ирод не был осужден Синедрионом. Первый советовал ему явиться в суд в сопровождении большого отряда телохранителей, а последний написал Гиркану письмо, в котором требовал немедленно освободить обвиняемого. Однако, ни тот, ни другой не отрицают за Синедрионом права судить наместника Галилеи, что они не преминули бы сделать, если бы Синедрион не имел этого права. И Антипатру, и наместнику Сирии, конечно, хорошо были известны судебные полномочия иудейского трибунала, и они не могли их не признавать, и, поэтому, им оставалось действовать только угрозами, а не законными средствами, так как закон был на стороне Синедриона.⁴⁸⁶Правящие лица провинции, занимавшие более или менее высокий пост, также, вероятно, были изъяты их числа лиц, судимых местными судами и дела, касающиеся их, переносились в В. Синедрион. В Гемаре приводится мнение раввина Матны, который думает, что в словах Мишны «колено судится судом из семидесяти одного», «речь идет о согрешившем Наси колена. Разве р. Ада-бар Агва не говорил, подтверждает он свое мнение, что «о всяком важном деле доносят тебе», – значит, о деле важного; а этот (Наси колена) также лицо важное».⁴⁸⁷Преступлений, по которым начальники провинций были подсудны В. Синедриону, он не указывает. По всей вероятности, это были преступления государственного характера и уголовные; гражданские же процессы, касающиеся их, могли быть разбираемы и малыми синедрионами.

Далее, только В. Синедрион мог судить членов малых синедрионов, в том случае, когда они не признают законодательных постановлений В. Синедриона и в своей судебной и общественной деятельности поступают против его указаний. Мы видели, что в случае возникновения разногласий в понимании закона между членами низшего суда, последние обращались за разрешением спора в В. Синедрион. Он разъяснял закон, и его разъяснение становилось галахой (узаконением). После данного В. Синедрионом решения спорного вопроса. член низшего суда мог только теоретически держаться своего особого мнения; ему позволялось даже проводить его в среде своих учеников, но в судебной практике он должен поступать сообразно с разъяснениями В. Синедриона. «Если возвратившись в свой город, он повторял и обучал, как прежде, то не виновен, но если другим разрешал так поступать, то виновен», – говорит Талмуд. ⁴⁸⁸Такой член суда судится и наказывается В. Синедрионом. «Не казнят его ни судом его города, ни судом Ямнии, но приводят к великому суду в Иерусалим, охраняют до праздника и казнят во время праздничной недели, как сказано: и весь народ услышит, и убоятся, и не будут впредь поступать дерзко» (Втор. 17:13).⁴⁸⁹Если члены низших судов были судимы В. Синедрионом, то, тем более, члены самого В. Синедриона были подсудны В. Синедриону в том случае, если они в своей общественной деятельности поступали против законодательных предписаний, утвержденных большинством его членов.

К числу важных преступников, особенно в теократическом государстве, должны быть отнесены лжепророки. Какие именно лжепророки подлежали суду и наказанию указано в Талмуде. «Три рода лжепророков наказываются человеческим судом и три – божественным. Лжепророк, пророчествующий о том, чего он не слышал, или о том, что было сказано не ему, а другому (пророку), а также пророчествующий от имени идолов, говоря: «так учило идолопоклонство», наказывается человеческим судом. Но пророк, скрывающий свое пророчество, отвергающий слова пророка и нарушающий свое собственное пророчество, наказывается самим Небом, как сказано: С того Я взыщу» (Втор. 18:19).⁴⁹⁰Право суда и наказания лжепророков принадлежало исключительно В. Синедриону, как о том свидетельствует Талмуд: «не судят лжепророка иначе, как только судом семидесяти одного».⁴⁹¹Вот круг лиц, которые были совершенно изъяты из сферы ведения малых синедрионов и были судимы исключительно В. Синедрионом.

Закон Моисея предусматривает и такие случаи, когда самая наличность преступления может быть подвергнута сомнению и, следовательно, обвиняемый в нем, не может быть судим по отсутствию улик, и другой случай, когда виновник преступления совершенно не известен. Тогда закон предписывает совершать религиозные обряды. Относительно двух таких обрядов мы имеем свидетельство Талмуда, что они были назначаемы по предписанию В. Синедриона. Первый из них совершался над женой, которую муж подозревал в нарушении верности. Он подробно описан в книге Чисел (5:12–31) и состоял в том, что муж приводил жену к скинии, приносил за нее в жертву десятую часть эфы ячменной муки; между тем священник, держа в руке сосуд с горькой водой, произносил заклятие, которое и записывал на свитке, смывал его затем в горькой воде и давал жене ее выпить. «Когда напоит ее водой, – прибавляет Законодатель, – тогда, если она нечиста и сделала преступление против мужа своего, горькая вода, наводящая проклятие, войдет в нее, ко вреду ее, и будет эта жена проклята в народе своем. Если же жена не осквернилась и была чиста, то останется невредимой». Это испытание ревнуемой жены горькой водой по талмудистическому трактату Sota, назначалось В. Синедрионом.⁴⁹²Другой обряд, в котором вместе с членами В. Синедриона принимали участие и члены провинциальных синедрионов, совершался в том случае, когда в поле найден труп, неизвестно кем убитого, человека. Предписание Моисеева закона по этому предмету следующее: «если найден будет убитый, лежащий на поле, и неизвестно, кто убил его, то пусть выйдут старейшины твои и судьи твои, и измерят расстояние до городов, которые вокруг убитого. И старейшины города того, который будет ближайшим к убитому, пусть возьмут телицу, отведут за пустыню и заколют ее там, и омоют руки свои над головой телицы, свидетельствуя тем свою невиновность в убийстве» (Втор. 21:1–8). Слова этого закона: «пусть выйдут старейшины твои и судьи твои», были объяснены раввинами в применении к В. Синедриону. «Пусть выйдут из В. Синедриона двое из мудрых твоих и трое из судей твоих», – так передают смысл указанных слов раввины.⁴⁹³В старейшинах же окружающих городов они видят членов провинциальных синедрионов. И в соответствие с законом, инициатива в подобных делах присвоена была В. Синедриону. Маймонид говорит: «не выходят для измерения расстояния между трупом убитого человека и находящимися вокруг города без предписания В. Синедриона».⁴⁹⁴Но что касается обряда заклинания телицы, то исполнение его принадлежало провинциальным синедрионам; они, вместе со священниками, приносили в жертву телицу и свидетельствовали свою неприкосновенность к преступлению.

Хотя Талмуд только перечисленные дела относит к компетенции В. Синедриона, однако, было бы ошибочно думать, что ими ограничивалась сфера деятельности верховного иудейского трибунала. Нужно думать, что и Талмуд не смотрит так на обязанности В. Синедриона. Он хочет только сказать, что указываемые им дела, были совершенно изъяты из сферы ведения малых синедрионов и относились исключительно к компетенции В. Синедриона. Вообще же говоря, Синедриону принадлежала вся полнота судебной власти. Он мог разбирать все уголовные и гражданские дела, по каким бы к нему не обращались истцы или свидетели; мог возбудить всякий процесс и подчинить своей юрисдикции всякое дело, хотя бы оно и относилось к компетенции малых синедрионов. В Талмуде встречаются по местам указания на разбирательство Великим Синедрионом гражданских дел, например, бракоразводных, наследственных и др. Разного рода акты, например, брачные договоры, купчие, дарственные акты и разного рода обязательства и протоколы, часто составлялись и скреплялись В. Синедрионом.⁴⁹⁵Многие уголовные и гражданские дела могли быть решаемы и низшими судебными учреждениями – меньшими синедрионами из 23-х членов и малыми из 3-х членов. Но всех случаях, когда эти низшие суды затруднялись решить дело, они переносили его в Иерусалимский Синедрион, который окончательно и разрешал его.⁴⁹⁶Таким образом, В. Синедрион был высшей инстанцией для решения всех правовых вопросов, инстанцией, однако, не апелляционной, так как всякое дело переносилось на его усмотрение из низших судов не истцами или подсудимыми, но самими же низшими судами. Апелляций еврейское судопроизводство не знало.

Что касается наказаний, то уже из сказанного понятно, что В. Синедрион мог приговаривать ко всем родам их, какие только употреблялись в еврейском государстве. В его власти было приговаривать к денежным взысканиям, к телесным наказаниям (бичеванию)⁴⁹⁷ и, наконец. к смертной казни (побиение камнями, сожжению, обезглавливанию, удушению).⁴⁹⁸

Описанный нами круг судебных полномочий принадлежал В. Синедриону лишь в лучшие времена, каковыми должны были признать период греческого владычества в Иудее и самостоятельности при Маккавеях. Во время управления Маккавеев административная власть Синедриона была очень ограничена, но судебные права он, вероятно, сохранял за собой, кроме права судить первосвященников, бывших в то же время царями. Но с вступлением на престол Ирода, власть Синедриона не имеет уже для себя применения. Царь-деспот, попиравший национальные законы иудеев, не хотел признавать власти и прав Иерусалимского трибунала; в случае надобности он составлял собрание из своих приверженцев, которому и поручал временно, судебную власть.⁴⁹⁹Таким образом, хотя формально компетенция В. Синедриона, вероятно, не была ограничена, но деятельность его была парализована деспотизмом правителя. Под управлением прокураторов настал иной порядок. Синедрион был снова призван к деятельности; он принимает активное участие в управлении страной. Но его компетенция уже формально в значительной степени ограничивается. Прокуратор имел право подчинить всякое дело собственной юрисдикции. С другой стороны, Синедрион лишен был права приводить в исполнение смертные приговоры (jus gladii). Относительно этого существуют разнообразные мнения среди ученых. Одни думают, что синедрион во времена прокураторов, не имел права произносить и приводить в исполнение смертные приговоры за какие-то ни было преступления; другие утверждают. что он сохранил это право по отношению к преступлениям религиозного характера, в решении которых синедрион был вполне самостоятелен; третьи защищают ту мысль, что Синедрион вообще не терял власти над жизнью и смертью граждан: он мог судить всевозможные преступления и наказывать за них смертной казнью. Некоторые ослабляют эту мысль и говорят, что Синедрион сам отказался от права смертной казни, хотя при желании, он мог снова воспользоваться им. Наконец, большинство ученых новейшего времени держатся того взгляда, что окончательное решение всех дел, влекших за собой смертную казнь, предоставлено было римскому прокуратору, а исследование дела (cognitio causae) принадлежало Синедриону. Отношение властей по этому взгляду должно представлять в следующем виде. Синедрион был первой инстанцией во всех делах – гражданских и уголовных, причем гражданские процессы в нем же получали и окончательные решения. Если же Синедрион находил, что то или другое преступление заслуживает смертной казни, то он представлял свое заключение на усмотрение прокуратора. Последний мог без всяких исследований утвердить приговор Синедриона и сделать распоряжении о его исполнении (executio); но он имел право и подвергнуть приговор пересмотру (recognotio) и отменить заключение Синедриона. Этот последний взгляд имеет для себя более твердые основания.

Лучшим доказательством его справедливости, а также несостоятельности вышеуказанных мнений, служит суд над Иисусом Христом. Описание его у синоптиков, дает нам право видеть в нем формальное судопроизводство. В первом заседании допрашиваются свидетели и Обвиняемый, и постановляется смертный приговор,⁵⁰⁰который подтверждается и на втором заседании.⁵⁰¹Это, в достаточной степени, говорит и против тех, которые отрицают какое бы то ни было участие Синедриона в делах уголовного характера. Приговор произнесен, остается привести его в исполнение. Оно не должно бы затруднять автономное существование судилище; стоит только сделать необходимое распоряжение. Но вместо этого, что же мы видим? Все множество членов Синедриона отправляется с Подсудимым к прокуратору Пилату.⁵⁰²По Ев. от Иоанна, когда Пилат вышел из претории к членам Синедриона, его первый вопрос был:"в чем обвиняете Человека Сего?»⁵⁰³Вопрос прямо указывает на власть и право прокуратора переисследовать дело. Ответ иудеев еще более убеждает в этом: «если бы Он не был злодеем, мы не предали бы Его тебе».⁵⁰⁴Своим вопросом Пилат начал пересмотр дела или, по крайней мере, изъявил желание точно знать, в чем состоит обвинение. Но иудеи отвечают уклончиво, называя Иисуса Христа, вообще, злодеем. Такое уклонение от прямого ответа не понравилось Пилату. Он полупрезрительно заявляет им: «Возьмите Его и по закону вашему судите Его».⁵⁰⁵Пилат хочет сказать не то, что иудеи имеют свой полноправный суд и потому пусть сами судят Обвиняемого. Он как бы так говорит иудеям. Вы пришли ко мне за утверждением приговора, между тем, не излагаете вашего обвинения; в таком случае, как же я буду разбирать дело, на основании чего буду утверждать приговор? Если не хотите изложить обвинительных пунктов, в таком случае судите Его сами. Тогда членам Синедриона остается смириться и изложить обвинения. Они заявляют, что им не позволено предавать смерти никого⁵⁰⁶, и начинают предъявлять обвинительные пункты.⁵⁰⁷Заявление иудеев, как нельзя более, ясно. Они судили уже и нашли Его повинным смерти. Обвиняемый – уголовный преступник и заслуживает смертной казни, по мнению Синедриона, между тем. Пилат говорит им: судите сами. Но как им судить, когда они не имеют права предавать смерти. Потому то они предали Его прокуратору, что Он – злодей, заслуживающий казни; в противном случае, они и без позволения прокуратора судили бы его, как они судили апостолов Петра и Иоанна.

Ясное и решительное свидетельство Ев. Иоанна всегда было и будет камнем преткновения для защитников автономности Синедриона. Никакие объяснения не могут заставить понимать слова евангелиста в каком-нибудь другом смысле, кроме буквального. Объяснений предоставлено немало. Так, некоторые говорят, что иудеи сами не исполнили своего приговора и отправились к Пилату потому, что этот день был кануном Пасхи, а канун Пасхи, по Гемаре, «то же, что и Пасха»,⁵⁰⁸и, следовательно, при исполнении приговора иудеям пришлось бы нарушить заповедь о праздничном покое (Августин, Землер, Кюинель). Объяснение слишком слабое. Вопреки свидетельству Иерусалимской Гемары, нужно думать, что иудеи отнюдь не считали канун Пасхи равным самой Пасхе в отношении соблюдения праздничного покоя, иначе они не нарушали бы его так в продолжении всего дня. Утром они собираются для суда, чего они бы не сделали в праздник; заставляют не только Иисуса Христа, но Симона Киринейского нести крест на место казни; присутствуют на лобном месте при распятии, наконец, Иосиф Аримофейский и Никодим снимают с креста тело Спасителя и погребают Его. Все это – нарушение праздничного покоя. Что евреи не соблюдали предписания Гемары, видно из Талмуда. В Мишне, в тр. о Пасхе⁵⁰⁹сообщается, что иерусалимские иудеи, накануне Пасхи, обычно работали до полудня. Даже после полудня не, безусловно, запрещалась работа, но было только принято не работать.⁵¹⁰Следовательно, если бы они имели право казнить преступников, то канун Пасхи, в данном случае, не мог служить для них препятствием, так как до полудня они достаточно времени для того, чтобы привести в исполнение приговор, поставленный рано утром. Если бы даже и нельзя было привести приговор в исполнение, то почему же не отложить его до окончания праздника. Такие случаи бывали у евреев; так как мы видим, что Ирод отлагает казнь апостола Петра до окончания Пасхи.⁵¹¹Значит, идти к прокуратору не было ни малейшей надобности.⁵¹²Кроме того, мы имеем свидетельство Мишны и Гемары, что дни около праздничные считались иудеями наиболее удобными для совершения смертной казни, так как на большие праздники стекались в Иерусалим массы народа, и казнью, именно в это время, имелось в виду устрашить возможно большее количество граждан и, тем самым, способствовать уменьшению преступлений.⁵¹³А пяток перед Пасхой и был именно таким удобным днем. Множество народа сошлось отовсюду в Иерусалим к празднику Пасхи. Иисуса Христа знал почти всякий, и многие почитали Его. Лжемиссии, лжепророки уже появлялись. Какой удобный день для казни: и закон о праздничном покое не нарушался и «услышит и убоится весь народ!». Зачем же унижать достоинство национального учреждения? Зачем дело, к осуществлению которого давно были направлены все мечты членов Синедриона, подвергать риску? Ведь Пилат мог бы и не казнить Христа, и тогда весь план сановников разрушился бы.

Другое объяснение, которым защитники автономности Синедриона ослабляют свидетельство евангелиста Иоанна, заключается в том, что иудеи не хотели казнить Иисуса Христа никаким, из практиковавшихся у них, способом смертной казни; им нужна была римская казнь – распятие на кресте, потому то они и обратились за содействием к прокуратору (так думают Иоанн Златоуст, Феофилакт, Деллингер и др.). Во-первых, при таком объяснении, непонятно, почему Синедрион захотел применить по отношению к Иисусу Христу именно распятие на кресте? Почему Он не был побит камнями, казнью назначенной для богохульников? Это непонятно тем более, что иудеи всегда были ревностными охранителями своих национальных обычаев; врагами всего, идущего от язычников. Во-вторых, против этого объяснения можно повторить то же, что и против предыдущего. Если иудеи имели право смертной казни, то для них было все-таки удобнее казнить Спасителя через побиение камнями, чем унижаться перед прокуратором, при том еще с опасением, что то не согласиться исполнить их желание и признает Спасителя не виновным.

Наконец, некоторые защитники автономности Синедриона объясняют обращение иудеев к прокуратору в том смысле, что Синедрион хотел этим отклонить от себя ответственность перед народом, в среде которого было много почитателей Иисуса Христа, и казнь Его могла послужить причиной возмущения, за которое пришлось бы отвечать Синедриону перед римским правительством. Опасение возмущения может относиться только ко времени праздника, как это говорят и сами члены Синедриона, но тогда они могли казнить Его после праздника. Кроме того, обращением к прокуратору, Синедрион нисколько не слагал с себя ответственности перед народом. Всякому могло быть известно, что Синедрион осудил Иисуса Христа, произнес над Ним смертный приговор. Присутствующие же в претории Пилата видели, что виновником в смерти Христа является, особенно, Синедрион, а Пилат лишь простым орудием его. Но если мы и не обратим внимания на эти несообразности, то указанное мнение может объяснить только самое обращение к суду прокуратора; слова же членов Синедриона: «нам не позволено предавать смерти никого», остаются без объяснения, а в них-то и заключается главная сила свидетельства.

По-видимому, против буквального понимания свидетельства Евангелиста Иоанна, говорят слова Пилата: «возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины»,⁵¹⁴которые как будто утверждают, что евреи имели право казнить самостоятельно. Однако, понимать слова Пилата в этом последнем значении, не дозволяет контекст речи. Иудеи не понимают так слова Пилата, что видно из их ответа. Если бы этими словами указывалось на их право казнить самостоятельно, то им оставалось бы или оставить преторию, и воспользоваться своим правом, или объяснить прокуратору, почему, в данном случае, они не хотят воспользоваться, принадлежащим им правом. Но вместо этого они вновь начинают обвинять Иисуса Христа: «мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что Он сделал Себя Сыном Божьим». Что же значат слова Пилата? «Не без особого значения он прибавил: я не нахожу в Нем вины», – говорит профессор Царевский. Я не могу, как бы так говорит Пилат, распять Его под моей ответственностью, ибо нахожу Его не виновным; если же вы решаетесь взять эту ответственность на себя, то пусть будет так, я не буду препятствовать распятию Его. Этим путем он хотел дать иудеям удовлетворение и отстранить от себя вину неправедного приговора. При таком объяснении не будет ничего странного в выражении «распните Его», поскольку, хотя, Пилат, как известно и совершил распятие под своей ответственностью и римскими солдатами, однако, ниже у евангелиста Иоанна говорится: «тогда, наконец, он предал Его им (иудеям) на распятие» (19:16), а евангелист Лука прямо говорит: «а Иисуса предал им в волю» (23:25). Так и слова Пилата к иудеям: «возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины», – ничего не могут говорить против буквального понимания заявления иудеев «нам не позволено предавать смертной казни никого».⁵¹⁵

Защищающие самостоятельность Синедриона в произнесении смертных приговоров по преступлениям религиозного характера и исполнение их, указывает на то, что иудеи обвиняют Иисуса Христа перед прокуратором в политическом преступлении, а эти преступления подлежали суду прокуратора. Правда, что иудеи, в числе других обвинений, выставляют и то, что Обвиняемый запрещает давать подать Кесарю, называя Себя Христом-Царем.⁵¹⁶Но это обвинение они предъявляют только для того, чтобы добиться осуждения Спасителя, так как им было известно, что римское правительство строже всего относиться к политическим преступникам. Но в собрании Синедриона Христос был осужден за богохульство. Если право казни по преступлениям против религии принадлежало Синедриону, то он мог бы самостоятельно казнить Иисуса Христа, не обращаясь к прокуратору. Последнему, в случае запроса с его стороны, было бы доложено, что Казненный – преступник против иудейских религиозных законов, и прокуратор должен был удовлетвориться подобным объяснением. Но в самом заявлении иудеев заключается опровержение приведенного объяснения. Если бы иудеи, по свидетельству евангелиста, просто сказали, что им не позволено предавать смертной казни, тогда можно было бы строить предположения, что иудеи при этом выразились точно, т. е. они сказали, что им не позволено казнить государственных преступников, но что евангелист передал их ответ не полностью. Но они говорят, что им не позволено предавать смерти никого (οὐδένα), чем показывают, что они вообще были лишены права предавать смертной казни всяких преступников, не исключая религиозных. Таким образом, суд над Иисусом Христом служит ясным доказательством, что во времена прокураторов Синедрион не имел права предавать смертной казни. Однако, то, что Синедрион все-таки формально судит Иисуса Христа, показывает нам, что он не был совершено отстранен от ведения дел уголовных; ему принадлежало первое исследование преступления, его обстоятельств (cognitio causae); прокуратор же был последней инстанцией: он утверждал приговор Синедриона, причем мог подвергнуть всякое дело пересмотру, мог и не утвердить приговор Синедриона.

Другой случай суда, в котором мы видим участие обоих инстанций, есть суд над апостолом Павлом, описанный в книге Деяний апостольских (21–24). Здесь, как нельзя более ярко, выставлено зависимое, униженное положение Синедриона, так что о праве его приговаривать к смертной казни независимо от прокуратора, не может быть и речи. Хилиарх берет апостола в храм из рук возбужденной толпы, готовой убить его.⁵¹⁷Никто из иудеев не находит этого незаконным, никто не заявляет о праве судить его своим национальным судом Синедриона. А если бы это право было, то иудеи, всегда так ревностно защищающие свои права, заявили бы о нем хилиарху. Пусть толпа была возбуждена, так что никто не вспомнил о возможности «истребить от лица земли» апостола законным путем. Но после, когда первый пыл возбуждения прошел, иудеи могли бы сообразить, что в их руках имеется прекрасное средство избавиться от ненавистного ими христианина. Это – суть Синедриона, имеющего право смерти и жизни. Но, очевидно, что Синедрион не имел его, так как иудеи и не думают созывать Синедрион и требовать от хилиарха апостола, для суда над ним. Лисий сам приказывает собраться Синедриону, но только для того, чтобы достоверно узнать в чем, собственно, обвиняют иудеи апостола Павла.⁵¹⁸Когда же, по поводу заявления апостола о его вере в воскресение мертвых, в заседании поднялся шум, и жизни апостола угрожала опасность, хилиарх взял его и отвел в крепость. Как мог бы он сделать это, если бы Синедрион имел право вполне самостоятельного суда над апостолом? Во всяком случае, тогда заметили бы хилиарху, что его действия незаконны. А что действительно Синедрион добровольно не поступился бы своими правами, видно из того, что иудеи сильно домогались смерти апостола. Сорок человек зелотов поклялись убить апостола Павла и для этого хотели прибегнуть к хитрости. Зачем же прибегать к противозаконным средствам, если Синедрион имеет полное право судить и приговаривать к смерти? Правда, ритор Тертулл, обвиняя апостола Павла перед Феликсом, говорит: «мы взяли его (апостола) и хотели судить его по нашему закону».⁵¹⁹Но здесь нельзя видеть утверждения, что иудеи имели право смертной казни. Их Синедрион, как мы видели, имел право исследовать преступление, влекущее за собой смертную казнь, мог приговаривать к бичеванию и денежной пени. Но что окончательный приговор в уголовных делах принадлежал прокуратору, видно из слов Павла тому же Феликсу: «зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей, я тем свободнее буду защищать мое дело».⁵²⁰

Обычно защитники автономности Синедриона указывают на то. что апостол Павел был римским гражданином, потому его дело и не входило в компетенцию Синедриона. Действительно, римские граждане имели преимущества перед остальными иудеями: они имели право требовать суда Кесаря.⁵²¹Но вмешательство Лисия отнюдь не может объяснено тем, что апостол Павел был римским гражданином. Правда, Лисий сам в письме к Феликсу, именно этим объясняет свой образ действий, но его объяснение, как видно из кн. Деяний, несправедливо; ведь он сначала не знал о том, что апостол Павел римский гражданин, и все-таки взял его из рук иудеев в храм.⁵²²В своем письме Лисий желает выставить себя перед своим начальником в лучшем свете – защитником прав римских граждан. Таким образом, окончательный суд над апостолом Павлом, как и суд над Иисусом Христом, как видим, находится в руках прокураторы.

Другие источники не представляют нам ни одного процесса, который прошел бы через обе инстанции – Синедрион и прокуратору, однако, подтверждение установленного нами взгляда, мы можем находить в кратких заметках, встречающихся у И. Флавия и в Талмуде. Так, иудейский историк, говоря в своих «Древностях» о назначении Копония прокуратором, выражается так: «с Квиринием был отправлен Копоний для принятия верховной власти над Иудеей».⁵²³В понятии «верховная власть», всегда мыслится jus gladii, т. е. право казнить смертью.⁵²⁴Из этих слов видно, что прокуратор, в силу данной ему власти, имел право смертные приговоры иудеев подвергать своему рассмотрению: утверждать и отменять их.⁵²⁵В Талмуде также признается, что Синедрион, во время управления Иудеей прокураторами, не пользовался правом смертной казни. Здесь говорится : «за сорок лет до разрушения города, Синедрион переселился из «газит», предписанного места суда. Это произошло по причине множества преступлений, которые были так многочисленны, что не могли быть все наказываемы. Синедрион не был виновен в этом; оставление того единственно удобного места суда, сделало наказание невозможным. Иногда, впрочем, Синедрион возвращался в назначенное место, поставлял и приводил в исполнение смертные приговоры, как это было, например, при осуждении Иисуса».⁵²⁶В приведенных словах утверждается, что Синедрион сохранил свои права и только не хотел ими пользоваться, но, в случае надобности, он мог возвратиться в залу «газит» и постановлять и приводить в исполнение смертные приговоры.⁵²⁷Но это несправедливо. Если так, то за что же Анан, созвавший Синедрион и осудивший на смерть Иакова, брата Господня, был лишен первосвященнического достоинства? Из слов Иосифа Флавия мы видим, что он не имел права даже созывать Синедрион, без согласия прокуратора.⁵²⁸Что же касается суда над Иисусом Христом, Который, по Талмуду, осужден в палате «газит», то мы видели, насколько Синедрион был самостоятельным в этом деле. Цель талмудистического измышления ясна: им раввины хотели прикрыть свое национальное унижение при господстве римлян, хотели замаскировать ограничение власти их высшего учреждения. Но для нас приведенные слова важны, как выражение сознания раввинов, что во время управления Иудеей прокураторами, право смертной казни находилось в руках последних.

В противовес этим ясным и решительным данным, говорящим за отсутствие у Синедриона, в период господства римлян, право смертной казни, защитники автономности Синедриона представляют из тех же источников довольно слабые доказательства. Указывают на мученичество св. Стефана, который будет осужден и казнен Синедрионом. Но хотя суд над св. Стефаном в описании кн. Деяний и представляет собой формальное судопроизводство, однако, на побиение камнями Первомученика мы не имеем права смотреть, как на исполнение судебного приговора Синедриона. В данном случае, мы видим не казнь по суду, но простое убийство праведника возбужденными членами суда и толпой, у которых не хватило хладнокровия, чтобы выслушать до конца речь обвиняемого. У Дееписателя нет и намека на постановление смертного приговора. Когда св. Стефан, воззрев на небо, воскликнул: «вот я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога, то они единодушно устремились на него, и выведши за город, стали побивать его камнями».⁵²⁹Из этих слов ев. Луки видно, что постановления приговора не было, да и не могло быть, вследствие возбуждения судей, на что повествователь особенно обращает наше внимание и тем дает нам ключ к пониманию этого факта, как акта насилия, а не правильного судопроизводства.

После мученической кончины св. Стефана началось общее преследование христиан, в котором деятельное участие принимал Савл. Он говорит о себе царю Агриппе: «получив власть от первосвященников, я многих святых заключал в темницы, и когда убивали их, я подавал на то голос».⁵³⁰Последние слова говорят, как будто, против нашего взгляда: в них, по-видимому, речь идет об автономных действиях Синедриона. Но мы знаем, что иудейскому трибуналу принадлежало право расследования преступления, он мог даже постановлять смертные приговоры, только они должны были быть утверждены прокуратором. В этих-то расследованиях и постановлении предварительного приговора, апостол и мог подавать голос против обвиняемых христиан. Впрочем, и в подобном предположении не представляется особой нужды. Пусть, даже, в это время Синедрион судил и казнил вполне самостоятельно; это, однако, не докажет, что он имел право самостоятельно казнить подсудимых. Время, на которое падает мученичество св. Стефана, и последующее преследование христиан, было междуцарствием в Иудее. Пилат, вследствие жалоб на него в жестокости, был отправлен Вителлием в Рим, к ответу перед императором. Прежде приезда Пилата, Тиверий умер. Иудея оставалась без прокуратора. Вителлий назначил, в качестве временного заместителя, Марцелла, но он, как назначенный только проконсулом, вероятно, сам не имел jus gladii. Следовательно, если бы иудеи, в суде над христианами, захотели соблюсти все юридические формы, то они должны бы были обращаться за утверждением приговоров к Вителлию в Антиохию. При таком положении дел, когда высшая власть была далеко, а ее представители слабые, и имели ограничения полномочий, легко было Синедриону поступать самостоятельно и присваивать права, которых он не имел. В данное время приведение в исполнение смертных приговоров есть не что иное, как превышение Синедрионом своей власти.

У И. Флавия, тем более, нет ни одного определенного выражения, которое говорило бы в пользу автономности Синедриона. Указывают на слова Тита, заявлявшего, что иудеям дарованы мир и самостоятельность (αùτονομία);⁵³¹указывают также на данное иудеям право умерщвлять всякого входившего во внутренний двор храма, хотя бы он и был римлянин.⁵³²но ни то, ни другое не может служить доказательством автономности Синедриона. Под самостоятельностью Тит разумеет, очевидно, религиозную свободу, которые римляне, вообще, предоставляли покоренным народам. Но правительственные учреждения покоренных народов, римляне, по большей части, значительно ограничивали, что касается закона, позволявшего убивать всякого. преступившего ограду внутреннего двора храма, то здесь вовсе нет речи о судебном приговоре, но разумеется простое убийство каждого, захваченного на месте преступления.⁵³³Может быть, в более мирное время язычники, преступившие ограду, были судимы Синедрионом, но где доказательства, что в этом случае не требовалось утверждения смертного приговора прокуратором? Если, совершенные самими иудеями преступления против религии, не были предоставлены суду одного Синедриона, и окончательное решение дело получало в претории прокуратора, то, тем более, не могли быть отнесены, исключительно, к сфере компетенции иудейского трибунала, преступления против иудейской религии, римлян.⁵³⁴Таким образом, вывод, который следует из описания суда над Иисусом Христом и апостолом Павлом, именно, что смертные приговоры Синедриона, обычно утверждались в римской прокуратуре, остается непоколебимым.

И Новый Завет, и Иосиф Флавий представляют нам случаи суда только по религиозным преступлениям. Спрашивается: имел ли какое-нибудь отношение Синедрион к уголовным процессам общественного характера, например, о грабежах, убийствах и пр. Нужно думать, что и такие преступления входили в круг ведения Синедриона, что и относительно их Синедрион был также первой инстанцией, исследующей преступление, как и в делах против религии; прокуратор же утверждал приговор Синедриона, или пересматривал дело и давал свое заключение. К подобному предположению, об участии в этих делах Синедриона, вынуждает уже то обстоятельство, что прокуратор жил всегда в Кесарии и только на большие праздники приезжал в Иерусалим. Было бы странным, если бы в Иерусалиме не было никакого особого суда над уголовными преступниками. Коменданту иерусалимского гарнизона принадлежала только полицейская власть. Если бы он лишь задерживал преступников до приезда прокуратора, то последнему было бы невозможно разобрать все накопившиеся уголовные дела во время его пребывания в Иерусалиме. Кроме того, мы видим, что члены Синедриона, представляя свои заключения на усмотрение прокуратора, выставляют в числе обвинительных пунктов не только противорелигиозные поступки, но и противообщественные и антиполитические. Иисуса Христа они объявляют политическим преступником. Ритор Тертулл в обвинительной речи против апостола Павла говорит: «нашедши сего человека язвой общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими во вселенной, и представителем назарейской ереси, который отважился осквернить даже храм, мы взяли его и хотели судить по нашему закону».⁵³⁵Из этих слов видно, что иудейскому Синедриону принадлежало право расследования всех, вообще, преступлений; он судит не только богохульников и еретиков, но и тех, которых находит «язвой общества и возбудителей мятежа». Однако, по всем преступлениям, влекущим за собой смертную казнь, окончательный приговор принадлежал прокуратору.

Когда Синедрион потерял jus gladii? Из сообщения И. Флавия о первом прокураторе Копонии, который был послан в Иудею с «верховной властью» и с правом казнить смертью, можно заключить, что Синедрион лишился jus gladii со времени введения прокураторы в Иудее. Но предполагают, что первые прокураторы до Понтия Пилата, фактически не пользовались этим правом и предоставляли Синедриону самостоятельно казнить преступников, и Пилат первый потребовал от Синедриона, чтобы он предоставлял ему на утверждение свои смертные приговоры. Но предположение это основывается только на общих соображениях о характере Пилата.⁵³⁶За отсутствием данных из времени управления первых прокураторов, твердо обосновать это предположения нет возможности. Поэтому, несомненным остается только то, что с назначением Копония прокуратором Иудеи, Синедрион de fure потерял право над жизнью и смертью граждан (jus gladii). А до этого времени это право всегда принадлежало ему, так как он был высшей судебной инстанцией, окончательно решающей все дела – уголовные и гражданские.

От других учреждений иудейского государства Великий Синедрион в Иерусалиме отличался тем, что он был не только судебным, но и, главным образом, административным и законодательным учреждением. Поэтому, переходя к изображению порядка ведения дел в Синедрионе, мы должны бы начать с описания тех, именно, заседаний, в которых вырабатывались административные мероприятия и различные законоположения. Но в источниках мы находим слишком мало о заседаниях Синедриона, посвященных политическим делам Иудеи, может быть потому, что в то время, к которому относятся сведения источников о Синедрионе, административная власть его была сильно парализована. Только в Новозаветных книгах мы находим краткие указания на заседания административного характера, которые были посвящены обсуждению личности и поступков Иисуса Христа. Что же касается законодательных собраний Синедриона, то сведения о них более подробны: на основании сообщений Талмуда можно представить полный ход этих заседаний. Но несомненно, что на сообщениях Талмуда отразился порядок ведения дел, какой существовал в позднейшем Синедрионе, основанном Иохананом бен-Закхеем после падения Иудейского государства. Этот Синедрион, бывший сначала в Ямнии, затем перенесенный в Ушу, а из нее в Тивериаду, продолжал издавать законы, касающиеся религиозной и социальной жизни евреев. Но он уже не был политическим учреждением, а только высшей школой, раввинской Академией, которая занималась изучением и разъяснением Священных книг, преимущественно, Пятикнижия Моисея. Развивая принципы Моисеева законодательства, изменяя его, согласно с требованием жизни, эта школа в открытых заседаниях постановляла новые определения, которые, хотя и не имели правительственной санкции, тем не менее, признавались евреями обязательными законами. И заседания школы, по сообщениям Талмуда, были более похожи на заседания сенатов, чем на конференции ученых. Это дает основание предполагать, что Синедрион после падения Иудейского государства, или, как некоторые его называют, раввинская Академия, был организован по образцу Иерусалимского Синедриона, продолжением которого он считался, и, следовательно, порядок ведения дел в последнем, был, приблизительно, такой же, как и в Синедрионе второго и последующих веков после Р. Х. Поэтому, талмудистическими данными можно пользоваться для изображения законодательных собраний Иерусалимского Синедриона. Но точно изобразить, насколько простиралось сходство и порядок ведения дел в Иерусалимском Синедрионе и Синедрионе периода после падения Иудейского государства, невозможно, так как, ни писатели Новозаветных книг, ни И. Флавий, лишь хорошо знавшие Иерусалимский Синедрион, ничего не говорят нам о его заседаниях, в которых постановлялись законы для Израиля. В виду этого. удобнее начать изображение синедрионального делопроизводства, с описания судебных заседаний, краткие сообщения которых. мы находим у иудейского историка и у писателей Священных книг. Кроме того, порядок судебных заседаний при развитии внешних форм синедрионального делопроизводства, послужил образцом для заседаний, посвященных вопросам администрации и законодательства, и, следовательно. правила Мишны, нормирующие первый. наиболее древни. За древность правил Мишны, относительно уголовного судопроизводства, могут говорить следующие соображения. Известно, что развитие устного закона началось очень рано, даже ранее самого существования Синедриона. Но естественно ли предположить, что, когда возник Синедрион, ученые обратились к Моисеевым законам, преимущественно, о судопроизводстве; стали изучать их, и делать из них выводы, и распространять их. Развитие законов Моисея о судопроизводстве могло совершиться и в короткий период времени, потому что правила Мишны очень во многом составляют прямое повторение законов Пятикнижия, а новые положения, как бы сами собой, вытекают из основных положений Торы, и так, естественно, обуславливаются требованиями жизни, обычаями и воззрениями еврейского народа, что возникновение их еще в период существования Иерусалимского Синедриона представляется, в высшем смысле, вероятным. Другим доказательством древности правил Мишны относительно судопроизводства, служит то, что следы их мы можем находить в повествованиях Евангелий и Книг Деяний апостольских. Хотя суд над Иисусом Христом производился с предвзятым злодейским намерением, и потому при нем не могли быть соблюдены все законные формы судопроизводства, он, все-таки, во многом совершался по тем нормам, которые находятся в Мишне. Поэтому, мы, не опасаясь впасть в большие исторические погрешности, описываем судопроизводство Иерусалимского Синедриона, руководствуясь, преимущественно, Мишной.

Председатель Синедриона – первосвященник, по собственной инициативе или после предварительных переговоров с некоторыми из членов,⁵³⁷созывал собрание через служителей, которых было при Синедрионе немало.⁵³⁸Заседания происходили в особой судебной зале, которую Мишна называет lischkath hagasith, а Иосиф Флавий «зданием совета» (βουλευτήϱιον).

Каждый из членов, являясь в залу заседаний, занимал особое место, по рангу. Места членов Синедриона были расположены в форме полукруга, чтобы каждый член имел возможность видеть остальных. В середине полукруга было место для председателя. Во внутреннем пространстве полукружия, ближе к краям его, помещались два писца: один из них, находящийся около правой части полукружия, записывал показания свидетелей и мнения судей, оправдывающие подсудимого; другой, находящийся около левого полукружия, записывал показания и мнения, обвиняющие подсудимого.⁵³⁹Прямо перед полукружием было три ряда сидений, которые занимали «ученики мудрых». Тяжущиеся и свидетели стояли внутри полукруга. Даже высокопоставленным лицам, если они были в суде в качестве обвиняемых или свидетелей, не позволялось сидеть. Такова внешняя сторона Синедриона.

Уголовный процесс начинался по жалобе потерпевшего, или заинтересованного лица, или свидетелей преступления. Они должны привести преступника в Синедрион и устно заявить о его преступлении.⁵⁴⁰Если же они, почему либо, не могли привести виновного на суд, то могли просить Синедрион послать служителей для ареста преступника. Однако, едва ли возможно утверждать, как многие это делают, что всякий уголовный процесс начинался исключительно по жалобе свидетелей. Синедрион не был только судебным учреждением. Ему принадлежал и высший надзор за всем, что происходило в стране. И если он находил того или другого гражданина опасным для общественного спокойствия, то привлекал его к своему суду, не дожидаясь жалобы свидетелей. Достаточно вспомнить суд над Иисусом Христом. Синедрион, как высшее административное учреждение, наблюдал за деятельностью Иисуса Христа, и когда Он своими чудесами обнаружил Свое Мессианское достоинство, то иудейский трибунал отправил даже к Нему посольство, для произведения формального допроса относительно Его поступков: «какою властью Ты это делаешь, и кто дал Тебе такую власть?»,– спрашивали Его послы Синедриона.⁵⁴¹Когда Синедрион решил умертвить Иисуса Христа, то он посылает стражу и служителей для ареста Его; свидетелей же между ними не было, да и не могло быть.⁵⁴²Могут сказать, что, в данном случае, мы имеем дело с нарушением судебной нормы. Но этот факт не единственный. Апостолы, проповедовавшие в храме и исцеляющие больных, были схвачены без всякого предварительного доноса свидетелей.⁵⁴³Не свидетели, также, представили на суд Синедриона Ирода. Правда, вельможи жаловались Гиркану на дерзость и властолюбие Ирода, но эта жалоба не имела официального характера.⁵⁴⁴Подобные факты показывают, что в Иудее, в синедриональный период, виновные привлекались к судебной ответственности или по формальной жалобе свидетелей, которые, если могли, и приводили виновных в суд, или по собственному усмотрению Синедриона, который приглашал обвиняемого в заседание, или посылал для его ареста стражу и служителей суда.

Иное дело, самый ход процесса. Всякий процесс, действительно, начинался с показания свидетелей. Обвиняемого вводили в залу суда и ставили внутри полукруга. Свидетели становились по левую и правую стороны обвиняемого, смотря по характеру их показаний. Свидетели, обвинявшие подсудимого, становились по правую сторону его, защитники же – по левую. При поверке явившихся свидетелей, происходило испытание правоспособности их, так как не всякий гражданин мог быть свидетелем. Играющие в азартные игры, ростовщики, дрессировщики голубей, промышляющие плодами субботнего года,⁵⁴⁵а также, состоящие в близкой степени родства и свойства с подсудимым, рабы, женщины, друзья и враги подсудимого, не допускались еврейским уголовным правом в качестве свидетелей.⁵⁴⁶Свидетели называли преступление, в котором обвиняли подсудимого. Это и было началом разбирательства.

Никаких предварительных допросов еврейский суд не знал. Принцип, постоянной проводимый в еврейских писаниях, говорит ученый, исследователь еврейских судебных учреждений, требует двух условий: гласности и свободы. Здесь не подвергали обвиняемого тайным допросам, при которых и невинный мог дать, в смятении, против себя смертельные оружия.⁵⁴⁷И в заседании суда никто из членов не имел права обращаться с требованием признания, или иным каким-нибудь вопросом, к подсудимому, прежде чем свидетели-обвинители дадут свои показания. Только они начинают процесс, начинают публичным заявлением о преступлении подсудимого в присутствии членов суда и посторонней публики, которой никогда не запрещался вход в залу суда. Следы существования указанных юридических норм мы спросил «

находим в суде над Иисусом Христом. Когда Его привели к первосвященнику Анне, последний «спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его».⁵⁴⁸На подобный вопрос первосвященник Анна не имел права, потому что обращаться к подсудимому с вопросами можно только в общем заседании судей, и, притом, после выслушивания свидетельских показаний. Иисусу Христу были известны, конечно, юридические права еврея; на их почву Он и становится, отвечая первосвященнику: «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им: они знают, что Я говорил»,⁵⁴⁹указывают на другой закон еврейского судопроизводства, запрещающий бить подсудимого, – закон, который напомнил позже апостол Павел первосвященнику Анании: «ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, бьешь меня», сказал Павел Анании. Столь редкое у древних народов условие судопроизводства, как полная свобода для подсудимого, находит себе, таким образом, узаконение в еврейском праве, хотя на деле и нарушается.

После того, как свидетели указали род преступления, председатель обращался к ним с речью, в которой «застращивал» их и убеждал показывать только истину, за которую они могли поручиться. Напоминая им о тяжкой ответственности за лживые показания, он говорил им: «вам, может быть, так кажется? Вы, может быть, слышали так? Вы, может быть, слышали, как другие свидетели показывали другому суду, или слышали от человека вполне заслуживающего доверия, или, может быть, вы не знали, что вас будут так строго допрашивать и ваши показания расследовать? Да будет вам известно, что уголовные процессы не то, что гражданские: в гражданском процессе лжесвидетель, возмещая убыток, получает прощение через раскаяние, но в уголовном процессе кровь подсудимого и его потомства до окончания веков тяготеет над лжесвидетелем, как находим в деле Каина, убившего Авеля, ибо сказано: глас кровей брата твоего вопиет ко Мне (Быт. 4:10), не сказано – «крови брата», но «кровей брата», значит кровь его и кровь всего потомства... Посему и Адам создан единым для того, чтобы научить тебя, что кто губит одну человеческую душу, все равно, что губит целый мир; и кто спасает одну человеческую душу, все равно, что спасает целый мир; также для водворения мира между людьми, чтобы человек не говорил своему ближнему: мой отец знатнее твоего отца; также, чтобы еретики не говорили: «много богов на небесах». Также для указания тебе Всесвятого, да будет Он благословен: человек чеканит одной и той же печатью только однообразные монеты, а Царь царствующих царей, Всесвятой и Благословенный отчеканивает людей той же печатью, которой Он отчеканил первого человека, но ни один не похож на другого. Поэтому каждый человек должен думать о себе: ради меня сотворена вселенная (следовательно. и ради того, жизнь которого зависит от слов свидетеля). Если вы скажете: «для чего нам надо быть свидетелями», то давно сказано: «если кто был свидетелем, или видел, или знал, но не объявил, то он понесет на себе грех» (Лев. 5:1); если скажете: «для чего нам быть причиной смерти этого человека?», то давно сказано: «при погибели нечестивых бывает торжество» (Прит. 11:10).⁵⁵⁰

Эта речь председателя для свидетелей была единственным побуждением быть правдивыми. Клятва и присяга, принятые в современных судах, при еврейском уголовном судопроизводстве не употреблялись. Как по Моисееву, так и по раввинскому праву, клятва допускалась для обвинителя и обвиняемого только в гражданских процессах на том основании, что в уголовном процессе обвиняемый предпочтет произнести ложную клятву, чем идти на позорную смерть, и, таким образом, «преступление повлечет за собой преступление»: виновный, чтобы спасти себе жизнь, сделается клятвопреступником. Даже при гражданском судопроизводстве раввины запрещают судьям заставлять истца и ответчика клясться, когда они могут предполагать, что клятва не приведет к раскрытию истины; они советуют относиться с недоверием к свидетелю, желающему клятвенно заверить истинность свих показаний. Можно указать только один случай, когда клятва, точнее заклятие, допускалась в уголовном процессе; но заклинались только свидетели, а никак не обвиняемый.⁵⁵¹Это было в тех случаях, когда свидетели были очевидцами преступления, но почему-либо отказывались дать показания. Тогда, чтобы заставить их свидетельствовать, судьи прибегали к заклятию. Во всех же других случаях уголовного судопроизводства произносилась только приведенная речь к свидетелям.

После речи председателя всех свидетелей удаляли из залы суда, оставляя лишь самого главного из них, которого и начинали допрашивать.⁵⁵²Мишна делает различие между допросом и расследованием: к первому относятся вопросы со стороны судей относительно главных обстоятельств совершения преступления; ко второму вопросы о побочных обстоятельствах. Допрос касался, преимущественно, времени и места преступления, а также его характера. «Свидетелей, – говорит Мишна,– допрашивали семью вопросами: в которую неделю? В котором году? В каком месяце? В какой день месяца? В какой день недели? В котором часу? В каком месте?... О предавшемся идолопоклонству: кому он служил и как служил?»⁵⁵³Форма расследования не была так точно определена законом, как форма допроса. Расследование производили судьи самостоятельно, не руководствуясь какой-либо нормой. Но они должны были обладать умением предлагать вопросы, способностью уличать свидетелей в лживых показаниях. Более опытные, в этом отношении, пользовались славой. «Славится тот, – говорит Мишна, – кто больше расспрашивает».⁵⁵⁴В расследовании, как нельзя более, выражается та педантическая осторожность, с какой еврейский суд приговаривал к смертной казни. Предлагаемые свидетелям вопросы поражают своей мелочностью. Но эта мелочность имеет целью придать обвинению наибольшую точность и обеспечить суд от ошибок свидетелей. До каких частностей доходили вопросы судей при расследовании, можно видеть из примера судебного расследования, произведенного Иохананом бен-Заккаем. Он, однажды, допросил свидетелей не только о виде дерева, под которым было совершено убийство, но и о толщине дерева, о густоте листьев, цвете их – были ли они чисты, загрязнены, о плодах и пр.: этими расспросами он уличил свидетелей во лжи.⁵⁵⁵Несколько подобный случай находим в неканонической части книги пророка Даниила, относящейся, вероятно, к синедриональному периоду. Пророк, при перерасследовании дела Сусанны, разъединив свидетелей, предложил им вопросы о виде дерева, под которым было совершено мнимое преступление, и так как старцы дали противоречивые ответы, то лживость их показаний стала очевидна для всякого, и жизнь невинной была спасена.⁵⁵⁶

По окончании допроса главного свидетеля, вводили следующего. Ему предлагали те же вопросы, что и первому, чтобы точнее установить обвинение.⁵⁵⁷Отсутствие противоречия, конечно, говорило за невиновность обвиняемого; напротив, несогласие свидетельских показаний давало повод подозревать лжесвидетельство. После второго, вводился третий свидетель и т. д., пока не будут опрошены по одному, все свидетели.

Характерную особенность имеет допрос свидетелей, обвиняющих кого-либо в богохульстве.

Так как повторение хульных слов другого считалось почти таким же преступлением, как и богохульство, то Синедрион разрешал повторять слова хулителя только в крайнем случае, когда обвиняемому грозила смертная казнь. В Мишне находим следующий закон о допросе свидетелей против хулящих имя Господне. «В день суда научают свидетелей при публичном допросе вместо имени Господа сказать подобное имя. Например, они должны сказать: подсудимый дерзнул сказать «да побьет Иося Иосю». Когда виновность подсудимого доказана, судьи не постановляют приговора по этим туманным показаниям. Удалив всех из суда, они снова допрашивают самого главного свидетеля, заставляя повторить слов хулителя в подлинном их виде. Он повторяет. Судьи встают, разрывают свою одежду и не зашивают ее крепко. Второй свидетель говорит: и я также слышал, как и он, и третий повторяет: и я тоже.»⁵⁵⁸

После того, как свидетели выскажут главные пункты обвинения, им предлагали вопрос: были ли приняты кем-то из них меры, чтобы воспрепятствовать совершению преступления, и был ли подсудимый предупрежден об угрожавшем ему наказании?⁵⁵⁹Если, по словам свидетелей, этого не было сделано, то это служило для подсудимого смягчающим вину обстоятельством.

Талмуд разделяет свидетельские показания на три категории: пустые свидетельства; недостаточные и свидетельства надлежащие. К первой относятся, вероятно, свидетельства, не идущие к делу, а также свидетельства людей, не бывших очевидцами преступления. Еврейский закон строго требовал, чтобы свидетель, выступающий обвинителем, был сам очевидцем преступления. Это видно уже из начала речи председателя к свидетелям. Действительно, в уголовных процессах, встречающихся в Библии, обвиняемыми всегда выступают свидетели-очевидцы. «Мы слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворный», так начинают главные свидетели свои показания против Иисуса Христа.⁵⁶⁰"Мы слышали, как он говорил, что Иисус Назарей разрушит место сие и переменит обычаи, которые нам передал Моисей», – свидетельствуют обвинители против св. первомученика Стефана.⁵⁶¹И хотя кто-либо имел все данные для подозрения известного человека в совершении преступления, однако, он не может явиться обвинителем, если сам не был очевидцем самого преступления. Гемара прямо говорит по отношению к свидетелям: «не говорите: мы видели его идущим с мечом в руке после преступления; или: видели его в пустынном месте и вот, мы подошли после, и увидели мертвого; или: мы видели его идущим с окровавленным мечом». Далее рассказан характерный, в этом отношении, случай. Однажды Симон бен-Шетах, идя по полю, увидел впереди себя человека с мечом в руке. Скоро он наткнулся на труп, плавающий в крови. Подозревая, что убийцей был, шедший впереди человек, он нагнал его и, действительно, увидел, что меч его был окровавлен. Тогда он остановил убийцу и сказал ему: «кто убил человека там? Ты, или я? Жаль, что я не могу предать тебя суду, потому что лично не видел твоего поступка».⁵⁶²

Симон бен-Шетах указывает и на другую причину, почему он, в данном случае, не мог быть свидетелем против убийцы перед судом.⁵⁶³Он ссылается на закон Моисея: «по словам двух или трех свидетелей должен умереть осужденный на смерть. Не должно предавать смерти по словам одного свидетеля».⁵⁶⁴Говоря юридическим языком, свидетельство бен-Шетаха было бы свидетельством недостаточным, даже если бы он и был очевидцем самого преступления. Недостаточными свидетельствами у евреев назывались именно одиночные свидетельства, не подтвержденные показаниями других свидетелей. Еврейское законодательство требовало, чтобы всякое обвинение основывалось на показаниях, по меньшей мере, двух свидетелей. Этот закон несколько раз повторяется в Пятикнижии,⁵⁶⁵и все уголовные процессы, о которых сообщает Библия, ведутся на основании показаний, по меньшей мере, двух свидетелей.⁵⁶⁶Моисеев закон о числе свидетелей, оставался во всей силе и в синедриональном судопроизводстве. На него, неоднократно, делаются указания в Талмуде⁵⁶⁷и Новозаветных книгах.⁵⁶⁸Даже судьи Иисуса Христа не решались осудить Его на основании показаний недостаточных, одиночных;⁵⁶⁹они все-таки старались исполнить основной судебный закон о числе свидетелей, и только тогда первосвященник обратился к Обвиняемому, когда «пришли два лжесвидетеля».⁵⁷⁰

Когда показание правоспособного свидетеля основывается на непосредственном присутствии при факте преступления, и когда оно подтверждается показанием другого свидетеля или даже нескольких, тогда оно становится свидетельством надлежащим, или достоверным. Пример надлежащего свидетельства провидит Мишна, когда говорит о гражданских процессах. «Судьи спрашивают свидетеля: скажи, как ты знаешь, что этот должен ему. Если он отвечает: он мне сказал, что должен, то этим он ничего не доказывает. Он доказывает лишь тогда, когда говорит: в нашем присутствии признался он ему, что должен двести драхм».⁵⁷¹Здесь на лицо оба признака достоверного свидетельства: необходимо, чтобы свидетель сам слышал признание долга ответчиком перед истцом, слышал не один, а вместе с другим лицом.

Между показаниями двух свидетелей должно существовать самое строгое согласие; при малейшем противоречии показания теряют силу.⁵⁷²Допускались только такие разногласия, которые легко могли быть объяснены незнанием или неумением определять частности. В этом отношении характерна одна статья тр. Sanhedrin, показывающая, какие разногласия допускались и какие не допускались. «Если одни говорит – второй день месяца, а другой утверждает – третий день месяца, то их показания имеют силу: этот знает, что истекший день месяца добавлен (днем), а тот не знает. Один говорит: «на третий день», а другой утверждает: «на пятый день», – их показания теряют всякую силу (р. Иегуда говорит: остаются в силе). Один говорит «в пятом», в другой утверждает «в седьмом», – их показания теряют силу; в пятом солнце на востоке, а в седьмом – на западе».⁵⁷³В пример формальной недостаточности свидетельских показаний можно привести лжесвидетельства против Иисуса Христа. В передаче евангелистов, между ними есть разногласия. Если предположить, согласно с большинством экзегетов, что слова, записанные у евангелиста Матфея: «могу разрушить храм сей и в три дня создать его»,⁵⁷⁴принадлежат одному свидетелю, а записанные у евангелиста Марка: «Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой нерукотворенный»⁵⁷⁵, другому, то с еврейской юридической точки зрения, каждое из этих свидетельств – недостаточное, потому что между ними нет полного согласия. Вероятно, с этой формальной стороны, т. е. в силу существующего, между показаниями лжесвидетелей, разногласия, евангелист и называет их недостаточными (οὑχ ἷσαι). Достаточным же свидетельством, с точки зрения еврейского права, могло быть только такое, которое почти до тождества сходно с показаниями другого или других свидетелей.

После того, как свидетели-обвинители дадут свои показания, суд выслушивал свидетелей-защитников (которые могли быть и учениками мудрых), выслушивали также и самого обвиняемого. «Если одни из учеников говорит: у меня есть доказательство его невиновности, – судьи приглашают его занять место с собой; он не вправе оставить это место целый день. Если, действительно, оказывается, что есть основание в его словах, принимают в соображение. Если сам (подсудимый) говорит: «могу указать факт, оправдывающий меня», его выслушивают и принимают в соображение, когда есть основательность в его словах».⁵⁷⁶

Выслушав свидетелей-обвинителей и свидетелей-защитников, а также оправдательные аргументы самого обвиняемого, Синедрион приступал к постановлению приговора. Но прежде, чем начать прения, один из членов Синедриона в присутствии подсудимого, свидетелей, посторонней публики, резюмировал весь ход уголовного процесса, повторяя кратко показания свидетелей и обвиняемого.⁵⁷⁷По окончании речи, все посторонние лица, а также обвиняемый и свидетели, должны были оставить залу суда; кроме судей, в ней оставались только «ученики мудрых». Тогда начиналось обсуждение дела. При этом судьям поставлялось в обязанность, быть снисходительными. «Судьи приступают к рассмотрению дела с целью оправдания», – говорится в одном трактате Талмуда.⁵⁷⁸Каждый член Синедриона должен был подробно развить свой взгляд на дело, указать род наказания, которого заслуживает обвиняемый, и оправдать свой взгляд ссылками на закон. Когда мнения разделялись, то происходили, естественно, прения между судьями. Гемара очень часто представляет примеры прений по тому или другому вопросу уголовного и гражданского права. Из них мы видим, с какой осторожностью и тщательностью, члены Синедриона исследовали каждое дело. В дебетах принимали участие и «ученики мудрых», но в уголовных процессах они могли говорить только в пользу подсудимого, но не против него.⁵⁷⁹Ознакомившись, при помощи прений, со всеми доводами «за» и «против» подсудимого, уяснив, таким образом, себе дело до мельчайших подробностей, суд приступал к постановлению приговора. Теперь каждый член Синедриона должен был категорически высказаться: считает он подсудимого виновным или нет. Подача голосов в уголовных процессах начиналась от самого младшего члена Синедриона и заканчивалась председателем.⁵⁸⁰Такой порядок подачи голосов имел ту цель, чтобы младшие и незнатные не подчинялись ранее поданным голосам председателя и старейших членов, а высказывали свое мнение самостоятельно. Член суда, который твердо не был убежден в виновности или невиновности подсудимого, имел право отказаться от подачи своего голоса.⁵⁸¹Мнения записывались писцами: одним – обвиняющие, другим – оправдывающие. Затем считались голоса, и по большинству их постановлялся приговор. Для оправдания, в уголовных процессах, достаточно было большинство одного голоса, для обвинения же требовалось большинство не менее двух голосов.⁵⁸²Если получался приговор оправдательный, то его тотчас сообщали подсудимому и отпускали его на свободу. Когда же большинство голосов получалось за обвинение, постановление окончательного приговора откладывалось до следующего дня.⁵⁸³В промежуточное время между первым и вторым заседанием, «судьи совещаются попарно, мало принимают пищи, не пьют вина и рассуждают целую ночь, а на следующий день рано являются в суд». Член Синедриона в первом заседании, оправдывавшим подсудимого, не имел права отказаться от своего мнения и примкнуть к обвиняющим. «Оправдывавший вчера должен говорить: я вчера оправдывал, и твердо стою за оправдание сегодня». Обвинявший подсудимого в первом заседании мог остаться при прежнем мнении и тогда он заявлял: «я вчера обвинял и твердо стою за обвинение сегодня», – говорит Мишна. Но он мог и отказаться от своего мнения и подать свой голос за оправдание, если он убедился в невиновности подсудимого. Если какой-нибудь член Синедриона высказался в первом заседании за оправдание подсудимого, а в утреннем, по забывчивости, высказывается за обвинение, то писцы напоминают ему вчерашнее мнение. Когда выскажутся все судьи, приступают к собиранию голосов. И в этом заседании большинство одного голоса было достаточно для оправдания, но для обвинения необходимо большинство двух голосов. «Если 36 оправдывают, а 35 обвиняют, – он оправдан; если 36 обвиняют, а 35 оправдывают, они должны спорить между собой до тех пор, пока один из обвинявших не примкнет к оправдывающим, и тогда его оправдают».⁵⁸⁴Если и во втором заседании большинство голосов было за обвинение, то формулировался приговор, определяющий род казни преступника. Как в наших судах тайна совещательной комнаты считается священной, так было и в еврейских синедрионах: член трибунала не должен был никому рассказывать о совещании судей. «Откуда известно, что судья, уходя с заседания, не должен говорить: я подал голос за оправдание, мои сотоварищи за обвинение. Что же я мог сделать, когда товарищей, подавших голос за обвинение, оказалось большинство?», – спрашивает Мишна. Об этом сказано: «не ходи переносчиком в народе» (Лев. 19:16), и еще сказано: «кто ходит переносчиком, тот открывает тайну, но верный человек таит дело» (Прит. 11:13).⁵⁸⁵

Таков, по Мишне, нормальный ход судебного процесса в Синедрионе.

По Талмуду, как и по Моисееву закону, судьи должны применять следующие наказания: пеня или возмещение убытков, бичевание и смертная казнь. Так как гражданские процессы разбирались, преимущественно, малыми синедрионами, а Великий Синедрион ведал делами уголовными, то из наказания последнему, чаще всего, приходилось определять бичевание (Деян. 5:40) и смертную казнь. Бичевание описано в тр. Makkoth. Наказываемому, обыкновенно, давалось 30 ударов.⁵⁸⁶Если же он, по состоянию здоровья, не мог вынести полного числа ударов, то оно сокращалось.⁵⁸⁷При исполнении бичевания, руки наказываемого привязывались к столбу, в полтора локтя вышиной. Бичеватель, которым был, обыкновенно, сам начальник синагоги, становился позади преступника на камне, и наносил удары между плеч. Бич, которым наказывали. состоял из двух ремней, из которых один был сплетен из четырех воловьих ремней, другой из двух ослиных;⁵⁸⁸ремни были продернуты через отверстие в ручке, но не были прикреплены, так что могли свободно передвигаться, и наказывающий имел возможность, смотря по надобности, укоротить бич или удлинить. Во время наказания читались 58, 59 стихи 28 гл. книги Второзакония: «если не будешь стараться исполнять все слова закона сего, написанные в книге сей, и не будешь бояться сего славного и страшного имени Господа Бога твоего, то Господь поразит тебя и потомство твое необычайными язвами, язвами великими и постоянными, болезнями злыми и постоянными»;⁵⁸⁹стихи эти повторялись до тех пор, пока не кончилось наказание. По взгляду иудеев, бичевание не навлекало собой никакого бесчестия на наказанного. Выражение Моисея, что при наказании не должно давать более 40 ударов, «чтобы брат твой не был обезображен перед глазами твоими» (Втор. 25:3), раввины объясняли в том смысле, что, когда наказание кончилось, то «наказанный восстановлялся во всей своей прежней невинности».⁵⁹⁰По поводу этого наказания обычно говорят о гуманности еврейских судов. Действительно, число ударов очень незначительно, особенно, по сравнению с тем ужасающим количеством их, к какому были приговариваемы преступники у других народов. Может лишь смущать замечание Мишны: если преступник умрет от наказания, то палач не считается виновным, если только он не дал удара лишнего. Но это замечание, вероятно, есть плод предусмотрительности раввинов: в своем законодательстве они хотели предвидеть все возможные случаи.

У евреев употреблялись четыре рода смертной казни: побиение камнями, сожжение, обезглавливание и удушение. Вот как Мишна описывает смертную казнь. «По окончании суда преступника выводят для побиения камнями. Место казни находилось вне здания суда, как сказано: «да выведут злословившего вон из стана» (Лев. 24:14). Один человек стоит у дверей Синедриона, держа платок в руке, другой сидит верхом на лошади на таком расстоянии, чтобы можно было видеть первого. Если кто-либо говорит: «у меня есть доказательства его невиновности», тот (стоящий у дверей) машет платком, верховой мчится и останавливает казнь. Даже когда он сам, т. е. осужденный, говорит: у меня есть доказательство моей невинности, его возвращают четыре или пять раз, но тогда лишь, когда есть какое-либо основание в его словах.⁵⁹¹Если нашли его невинным, то его оправдают, если же нет, то выводят его для побиения камнями. Впереди идет глашатай, провозглашая: «NN, сын NN, идет на казнь. за совершенное им такое-то преступление; такие-то и такие-то свидетели против него. Кто может доказать его невинность, пусть явится и оправдает».⁵⁹²Не доходя локтей 10-ти до места казни, ему говорят: «покайся!». Обычай был, чтобы приговоренные к казни раскаивались, ибо всякий раскаивающийся имеет удел в будущем веке, как мы находим о Ахане, которому сказал Иисус: «Сын мой! Воздай славу Господу Израилеву и сделай перед Ним исповедание, и объяви мне, что ты сделал; не скрой от меня. В ответ Иисусу Ахан сказал: точно я согрешил перед Господом Богом Израилевым, и сделал то и то (И. Навин 7:19–20). Через покаяние греха его был прощен. Если он не знает, как покаяться, говорят ему, скажи: «да будет смерть моя искуплением всех грехов моих».⁵⁹³

«Место побиения камнями было вышиной в два человеческих роста. Один из свидетелей сталкивал осужденного так, чтобы он упал навзничь; если он упал на грудь, переворачивают его на спину. Если он умер при падении, достаточно; если нет, весь народ забрасывает его камнями, как сказано: «рука свидетеля должна быть на нем прежде всех, чтобы убить его, потом рука всего народа» (Втор. 17:7).

Особенно тяжких преступников – богохульников и идолопоклонников, после побиения камнями, вешали на дереве или на виселице. В последнем случае вкапывали в землю столб, наверху его прикрепляли балку, связывали обе руки казненного, и вешали его. Но труп оставался на виселице недолго. «Если трупу дают переночевать, нарушают запретительную заповедь, ибо сказано: «тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят перед Богом всякий повешенный на дереве» (Втор. 21:23). Люди могут спросить: за что он повешен? Ответят: за то, что богохульствовал. А этим имя Божье унижается».⁵⁹⁴

Другие две казни – сожжение и удушение, мало различались между собой. Вот как казнили через удушение. Преступника ставили в мусор или в мягкую глину до колен, и обхватывали его шею веревкой, завернутой в мягкую материю; один палач тянул веревку в одну сторону, другой в другую, до тех пор, пока преступник не умирал.⁵⁹⁵При сожжении также ставили осужденного в мусор до колен, и также два человека затягивали на его шее веревку, завернутую в мягкую ткань. Но в то время, как казнимый открывал рот, ему вливали растопленный свинец. Смерть наступала тотчас же, так как расплавленный свинец сжигал все внутренности.⁵⁹⁶Обычный способ сожжения – на костре. Талмуд не рекомендует, хотя этот способ иногда употреблялся. Был случай, повествует Мишна, когда дочь священника прелюбодействовала. Ее обложили связками прутьев и сожгли. Это произошло потому, прибавляет Мишна, что суд в то время был неопытен.⁵⁹⁷Обезглавливание совершалось через отрубление головы мечом.⁵⁹⁸

Для погребения казненных преступников существовали особые кладбища. Их было, по Мишне, два: одно – для казненных через обезглавливание и задушение, другое – для казненных через побиение камнями и сожжение. Впрочем, спустя некоторое время, родственники могли переносить останки казненных в семейные усыпальницы. При этом внешние траурные обряды не позволялось соблюдать, но оплакивать не запрещалось, ибо «скорбь исходит из сердца». После погребения родственники казненного должны были посетить судей и свидетелей. Своим посещением, он, по Мишне, как бы высказывали: не чувствуем к вам никакой злобы, ибо вы постановили справедливый приговор.⁵⁹⁹В этом обычае нельзя не видеть выражения уважения евреев к своему суду, и веры в справедливость решений последнего.

В существенных чертах были сходны с судебными и те заседания Синедриона, где делались ими постановления законодательного характера.⁶⁰⁰Мы видим ту же внешнюю обстановку, ту же деятельность председателя, ту же форму постановления заключения. Как и во время судебных совещаний, члены Синедриона сидели в виде полукруга, в середине которого было место председателя; ближе к нему сидели старейшие, более почетные члены Синедриона, на краях же полукруга занимали места молодые и менее опытные члены. Рядом с председателем стоял «глашатай» (Methurgeman), обязанность которого было повторять слова председателя громко и внятно, чтобы их могло слышать все собрание.⁶⁰¹На заседаниях присутствовали также кандидаты в члены Синедриона. Не был запрещен вход и посторонним лицам.⁶⁰²Заседание открывал председатель: он ставил членам Синедриона подлежащий обсуждению вопрос. Если же дело касалось выяснения или отмены существовавшего закона, то председатель указывал те недоразумения, какие встречались при применении этого закона к жизни. С разрешения председателя могли ставить вопросы для обсуждения в Синедрионе и все другие члены Синедриона. Председатель часто сам вызывал их на это, обращаясь к ним за этим в принятой форме: «спросите», говорил он членам Синедриона.⁶⁰³Тогда тот, кто желал предложить вопросы. поднимался с места и громко произносил свой вопрос. При этом, он должен был предварительно заявить, какое значение имеет его вопрос – практическое или теоретическое, иначе говоря, вызван он действительной жизнью, или он возник у него при изучении закона. Вопросы практической жизни рассматривались Синедрионом прежде теоретических, и, поэтому, если несколько человек выражали желание внести различные положения на обсуждение собрания, то выслушивались вначале те положения, которые носили практический характер, имели отношение к практической жизни. Право предлагать вопрос на обсуждение имел не только каждый член Синедриона, и не каждый кандидат на эту должность, но и всякий ученик раввинов и даже всякий из публики. Наблюдалось только, чтобы не ставилось одновременно несколько вопросов (т. е., чтобы в одно время не говорило сразу несколько человек), что повело бы к большому беспорядку. После того, как вопрос был поставлен, начиналось предварительное обсуждение его. Собрание разделялось на отдельные небольшие группы (по 4–5 человек),⁶⁰⁴и каждая такая группа, независимо от другой, выясняла и обсуждала предмет.⁶⁰⁵После этих предварительных обсуждений происходило общее совещание. Председатель спрашивал мнения членов по обсуждаемому вопросу. Порядок опрашивания был обратный тому, какой мы видели в субботних заседаниях. Там опрос мнений производился, начиная с младших членов Синедриона, здесь, наоборот. Председатель, обычно, сначала высказывал свой взгляд, затем излагали, по указанию председателя, свои мнения и старейшие члены Синедриона; наконец, уже младшие и менее сведущие в законе. Такой порядок опроса мнений был, однако, обычаем, а не законом, так как он зависел от воли председателя. Председатель называл имя того или другого члена Синедриона, и это было призывом к изложению последним, своего мнения.⁶⁰⁶Названный председателем, вставал со своего места и подробно высказывал свой взгляд, подтверждая его доказательствами.⁶⁰⁷Когда он оканчивал изложение своего мнения, председатель спрашивал других членов Синедриона, не имеет кто-либо из них возразить что-либо против высказанного мнения. Возражения делались также в строгом порядке. Младшие члены и кандидаты не должны были говорить прежде старших. Каждый, непременно, должен был говорить только о деле, возражать только против положения противника; не дозволялось перебивать возражавшего, или делать вставочные замечания. Если же кто-либо хотел сделать замечание, не относящееся прямо к делу, то должен был предварительно заявить об этом. Выслушав до конца возражение, член Синедриона, высказавший положение, мог опровергать возражение и подтверждать свое положение новыми доказательствами. На его доказательства могли опять последовать возражения со стороны того же лица или кого-нибудь другого. Прения продолжались до тех пор, пока одна сторона не оставалась безответной.⁶⁰⁸Тогда председатель назвал имя другого члена Синедриона. Этот поднимался со своего места и излагал свой взгляд. Если он соглашался с высказанным ранее возражением или мнением, то мог просто сказать: «для меня очевидны слова такого-то».⁶⁰⁹Относительно возражений существовало правило, что возражающий не должен был выставлять против высказанного положения более трех пунктов за один раз, чтобы не затруднить противника. если член Синедриона был твердо убежден в истинности своего взгляда, а, между тем, не был настолько находчив, чтобы сразу опровергнуть возражения и подыскать новые аргументы для обоснования своих слов, то ему предоставлялось право возбудить поставленный им вопрос снова, в другой раз, спустя некоторое время после того, как он уяснит себе обсуждаемый предмет, и найдет новые доказательства высказанного им положения. «Р. Иозе Галилейский в прениях...не мог вовремя возразить (на слова р. Акибы), но спустя некоторое время он нашел ответ», – читаем мы в Тосефте.⁶¹⁰Право прекращать прения принадлежало председателю. Он мог и не спрашивать мнений всех членов Синедриона, когда он находил, что обсуждаемый предмет достаточно выяснен положениями и доказательствами лишь нескольких членов. Тогда он произносил: «предмет достаточно выяснен», и прения прекращались.⁶¹¹ Если же мнения членов Синедриона были слишком разнообразны или противоположные стороны приводили одинаково сильные доказательства, то председатель отбирал мнения от всех членов Синедриона и только тогда прекращал прения. Когда прения председателем объявлены окончившимися, тогда уже никто не имел права делать снова каких-либо возражений, даже в случае заявления противника, что он желал бы получить разъяснения.⁶¹²Так как в этих прениях членов Синедриона главное значение имели доказательства, то мы должны обратить внимание на те способы аргументации, к каким прибегали члены еврейского законодательного собрания. Каждое доказательство должно быть, по возможности, положительным, опираться на реально существующие факты, и притом факты общеизвестные и не единичные. В Талмуде мы встречаем примеры, когда доказательство отвергается потому, что основывается на исключительном случае или факте не общеизвестном. «Мы не видели, мы не слышали (что это произошло)», говорят члены Синедриона на такую аргументацию; время преследования не может служить доказательством.⁶¹³

Важную доказательную силу имело подтверждение мнения ссылкой на закон Моисея. Хотя, как мы знаем, Синедрион изменял законы Моисея и издавал новые законоположения, однако, это он делал только в случае настоятельной необходимости. Поэтому, где такой необходимости не предвиделось, мнение, подтверждаемое законом Моисея (Галахой) принималось даже без голосования. «Если 99 держатся иного взгляда, а один основывается на Галахе, то слушают того, который решает сообразно с Галахой», – читаем мы в Талмуде.⁶¹⁴Как велико было значение закона Моисея для членов Синедриона, видно из того, что они отвергали иногда, совершенно правильные, по их мнению, рассуждения, только потому, что эти последние противоречат закону. «Хотя ты правильно решил, но Галаха гласит иначе», – говорят они одному из судей.⁶¹⁵ Впрочем, рядом с такими заявлениями, свидетельствующими о безусловном авторитете закона, встречаются, однако, и другие изречения, в которых не признается за ним такого авторитете, и проглядывает право Синедриона издавать новые законоположения. «Хотя Галаха согласовалась со взглядом бен-Нанноса, однако, не оказалось обоснования его взгляда», – читаем мы в Талмуде.⁶¹⁶Дело в том, что особо важное значение имело подтверждение мнения законом Моисея в то время, когда Синедрион был, преимущественно, саддукейским. Когда же в нем преобладали фарисеи, тогда сильным доказательством признавались и определения раввинов, т. е. определение фарисейского Синедриона.

В Талмуде находится даже утверждение, что определения раввинов важнее закона Моисея. В тр. Sanhedrin читаем: «постановления мудрецов более важны, чем предписания Торы. Говорящий в нарушении постановлений Торы: «филактерии не обязательны» – не виновен, но утверждающий в нарушение постановлений мудрецов (что они должны иметь) пять отделений – виновен».⁶¹⁷Впрочем, отсюда нельзя еще выводить, что подтверждение мнений определением раввинов, считалось у фарисеев более сильным доказательством, чем ссылка на закон Моисея. Приведенное изречение дано по поводу дела о наказании члена суда, который восстает против законоположений Синедриона, и вызвано желанием возвысить авторитет этого учреждения.

В большинстве же случаев фарисеи дают понять, что они считают более сильно доказанным то мнение, которое опирается на закон Моисея. В Талмуде можно находить прямые доказательства этого положения. «Если один взгляд основывается на Галахе, а другой на определении раввинов, то мы примыкаем к тому взгляду, который имеет основанием Галаху», – читаем в Тосефте. «Если существует (по какому-нибудь вопросу) Галаха, то мы принимаем ее, но если одно только определение раввинов, то допускаются различные возражения». Издавая законы, нередко противоречащие законам Пятикнижия, фарисеи делали это в высшей степени осторожно. Они никогда не отменяют прямо Моисеева закона, а только различными новыми положениями и выводами находят средство обходить его. В теории он был для них также неизменяем, как и для саддукеев. лишь впоследствии, когда Мишна заменила Пятикнижие, подтверждение какого-то мнения положениями первой, считалось фарисеями более убедительным доказательством, чем ссылка на законоположение Моисея.

Под определением раввинов, как сказано, Талмуд разумеет постановление фарисейского Синедриона, или высшей раввинской школы. Напротив. постановления Синедриона, изданные во время преобладания в нем саддукеев, для фарисеев не имели никакой доказательной силы. Даже более: когда фарисеи составляли в Синедрионе большинство, они старались отменить постановления саддукейского синедриона и издавать противоположные им. Так было, например, при Саломее Александре.

Наконец, важным доказательством для фарисейских членов Синедриона было мнение авторитетного раввина, которое, приводящие его член Синедриона, слышал сам, или от других лиц, например, от учеников этого раввина. В Талмуде рассказывается, что р. Акиба соглашался со своим противником р. Иошебаб, как только он слышал, что этот последний ссылается на р. Иошуа. «Если один из членов главной школы подтверждает свой взгляд мнением авторитетного раввина, о каковом мнении другие ничего не знают, то не приступают к голосованию, так как всегда примыкают к взгляду авторитета, насколько возможно», – говорится в Талмуде.⁶¹⁸Даже в том случае, когда неизвестно на чем собственно, основывается приводимое, как доказательство, мнение авторитетного раввина, все-таки его принимали, стараясь лишь подыскать для него обоснование.⁶¹⁹

Положение закона Моисея, синедриональные определения и мнения авторитетных раввинов, составляют основу всех доказательств, употреблявшихся в Синедрионе и раввинских высших школах. При аргументации приводили их как цитаты, или пользовались ими, как основными посылками силлогизмов. С течением времени была выработана особая раввинская герменевтика, содержащая в себе 13 правил для объяснения Священного Писания. Сообразно этим правилам толковались и прежние синедриональные определения, а также мнения раввинских авторитетов.⁶²⁰

Возвратимся к описанию порядка заседаний. После окончания прений, председатель отбирал голоса, конечно, только в том случае, когда мнения членов Синедриона по данному вопросу разделялись. «Когда одни признают что-либо за нечистое, а другие за чистое, тогда приступают к голосованию», – читаем мы в Талмуде.⁶²¹Но если предварительное обсуждение предмета не обнаружило никакого различия во взглядах. то голосования не было. Тогда, непосредственно после прекращения совещаний, постановлялось законодательное определение. Голосование происходило таким образом, что члены Синедриона, которые были «за», вставали, а те мнения, которые были «против», оставались на своих местах. Каждый член Синедриона, не исключая председателя, имел один голос. Право голоса имели и кандидаты на звание членов Синедриона. Почти везде, где идет речь о голосовании и постановлении определения, они являются полноправными частниками. Но ученики раввинов, которым в Синедрионе периода после падения Иудейского государства, позволялось принимать участие в прениях, не имели право голоса при голосовании. Предполагалось, что они в окончательных выводах, согласны со своими учителями.⁶²²Всякий, кто не составил себе ясного и определенного мнения по обсуждаемому вопросу, так что колебался примкнуть к какой-нибудь из сторон, мог отказаться от подачи голоса. В талмудистическом тр. Sabbath (34а) члены бет-дина говорят: «даже если ты был (между нами), ты можешь не подавать своего голоса». В Тосефте приводится случай, когда один из членов Синедриона, именно, р. Измаил бен-Иозе⁶²³, отказался от участия в голосовании. Каждый должен был выражать свой взгляд независимо от другого. Талмуд запрещает члену Синедриона склонять своих сотоварищей к подаче голоса за его мнение: «не говори своим товарищам», – читаем в тр. Aboth (IV, 8); «согласитесь с моим взглядом», потому что это зависит от них самих, и ты не должен им указывать».⁶²⁴Определение постановлялось по большинству голосов. «Только тогда постановляют определение, когда одна партия имеет перевес», – говорится в Талмуде.⁶²⁵Но когда, после подсчета голосов, оказывалось, что на обоих сторонах их число одинаковое, тогда председатель снова открывал прения. Он спрашивал членов Синедриона, не может ли кто из них обосновать свой взгляд новыми доказательствами, каких еще никто до сих пор не приводил, чтобы ими склонить одного или нескольких членов противоположной партии, к принятию доказываемого взгляда. Если находился такой член Синедриона и доказывал свой взгляд настолько сильно, что кто-нибудь из противоположной партии отказывался от своего прежнего мнения, то, вследствие получившегося большинства голосов, определение могло быть постановлено. Но если и после вторичных прений каждый оставался при своем прежнем мнении, то приглашали к голосованию одного нового члена, почему либо не явившегося на заседание. Тогда председатель особо приглашал не явившегося члена; если он и в это же время не имел возможности придти, то заседание могло быть отложено. Но председатель мог призвать к участию в голосовании и старшего ученика, бывшего на совещании. Этот последний занимал в таком случае место между судьями и высказывался «за» или «против» и большинство голосов, в таком случае, получалось.⁶²⁶Прежде чем приступить к редактированию постановления, очень часто выслушивали мнение особого эксперта, человека, специально изучившего обсуждаемый вопрос, и только тогда постановляли определение, которое с этого времени и получало силу закона.⁶²⁷Если тот или другой закон издавался лишь на определенное время или под каким-нибудь определенным условием, то это отмечалось в самом законоположении.⁶²⁸

Записывались ли постановления Синедриона, или они сохранялись устно, решить трудно, так как прямых сообщений в Талмуде нет. Вероятнее предположить первое. В Талмуде сообщается, что на заседаниях Синедриона присутствовали два писца, из которых один записывал мнения «за», другой «против».⁶²⁹Иосиф Флавий упоминает о секретаре Совета (ὁ χϱαμματεùς τῆς βουλῆς). Едва ли обязанность этих лиц ограничивалась записыванием одних только мнений членов Синедриона; естественно предположить, что они записывали и законодательные определения.

Закрывал заседание председатель. Он давал знак, стоящему рядом с ним глашатаю (Methurgeman), который и объявлял заседание закрытым.⁶³⁰Таков приблизительно порядок заседаний Синедриона, в которых постановлялись законодательные определения.

Также, вероятно, происходили и заседания, посвященные решению административных вопросов. Ни у И. Флавия, ни в Талмуде, мы не находим описания такого рода заседаний. Только в евангелиях кратко сообщается об одном заседании, происходившим после воскресения Иисусом Христом Лазаря. Из этого описания видно, что сначала ставился вопрос, подлежащий обсуждению (Ин. 11:47), затем члены высказывали свои мнения; вследствие разногласия во мнениях образовывались партии,⁶³¹из которых каждая защищала свой взгляд различными доводами.⁶³²Наконец, когда одна партия брала перевес над другой, издавалось административное распоряжение. (Ин. 11:53, 57).

Синедрион, как учреждение официальное, отличающееся к тому же в своем делопроизводстве характером гласности, несомненно, должен был иметь определенное время для заседаний. Так как В. Синедриону подлежали самые важные дела в сфере административной и судебной, то нужно думать, заседания его не были ежедневными; они стояли в зависимости от хода государственной жизни, от обнаружения крупных преступлений. В каждом отдельном случае, когда наставала нужда в заседании В. Синедриона, его председатель, как уже было сказано, созывал членов верховного Совета в зале суда. Однако, не во всякий день и не во всякое время дня мог быть созван Синедрион. Суббота и праздники были днями, в которые запрещалось всякое судопроизводство. «Не творят суда в праздник, тем более в субботу», – говорится в Мишне. То же повторяет Тосефта. Перечисляя действия, запрещенные в праздники, она между ними указывает и «производство суда», заключая свой перечень словами: «все это сказано относительно праздника, тем более оно относится к субботе».⁶³³Для разбора важных уголовных преступлений, относительно которых можно было предполагать, что они повлекут за собой постановление смертного приговора, запрещалось созывать Синедрион даже накануне праздника и субботы, потому что по еврейскому праву, в случае признания преступника виновным, судьи на следующий день должны были снова явиться в залу судебных заседаний, и произнести свой заключительный приговор. «Уголовные процессы оканчиваются в тот же день только в случае оправдания, но в случае обвинения они оканчиваются на следующий день; поэтому не судят накануне праздников и накануне субботы», – говорится в тр. Sanhedrin.⁶³⁴И вне Талмуда можно найти указания на то, что в праздники не производился суд. Филон суд в субботу относит к запрещенным делам,⁶³⁵а Деяния апостольские повествуют, что Ирод Агриппа, по случаю наступления праздника Пасхи, отложил казнь св. апостола Петра.⁶³⁶

В дни, когда было дозволено судить, Великий Синедрион мог открыть заседание после утреннего жертвоприношения, совершаемого после восхода солнца,⁶³⁷и заниматься разбором дела до вечернего жертвоприношения, которое совершалось в 9½ часов по еврейскому счислению,⁶³⁸т. е. около 5 часов вечера.

Принимая во внимание строгость в соблюдении праздничного и субботнего покоя, какой отличались древние евреи,⁶³⁹мы должны с полной доверчивостью отнестись к показаниям Талмуда относительно времени судопроизводства. Однако, в ученой литературе мы встречаем мнение, не признающее за ними исторической достоверности, по, крайней мере, по отношению ко времени земной жизни Иисуса Христа. Шенкель, в своем «Библейском лексиконе», старается показать то положение, что указанное запрещение суда относится сравнительно к позднему времени, что во время земной жизни Иисуса Христа и ранее, в праздничные дни и субботу, не только допускались заседания суда, но даже иногда постановлялись смертные приговоры, преимущественно за религиозные преступления.⁶⁴⁰В доказательство своего положения, Шенкель приводит, прежде всего, то общее соображение, что строгие предписания относительно соблюдения праздничного покоя, получили силу после времени Иисуса Христа, когда строгая школа Шаммая взяла верх над более снисходительной школой Гиллеля.⁶⁴¹Но по мнению профессора Хвольсона, Шенкель здесь имеет превратное представление о развитии раввинских религиозных постановлений. Наоборот, древние воззрения, следы которых сохранились у самарян, караимов и др., относительно святости праздника, были гораздо строже,⁶⁴²чем в позднее время, когда стали снисходительно смотреть на осквернение святости субботы или праздников. И это понятно, так как около начала II века, окончательно восторжествовали принципы школы Гиллеля, тогда как до этого времени, и школа Шаммая и мнения других выдающихся раввинов, имели еще обязательное значение. Далее Шенкель приводит немало мест из евангелий, где будто бы говорится о судопроизводстве в субботу и праздники. Однако, все цитаты, приводимые немецким ученым, не доказывают его положения, потому что в них нет речи о формальном судопроизводстве. В самом деле, разве есть хоть намек на судопроизводство в словах Ев. Луки, который, рассказав о проповеди Иисуса Христа в синагоге в субботу, прибавляет, что все, слышавшие слово Христа, исполнились ярости и вставши, выгнали Его вон из города, и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его (Лк. 4:28–29)? Вероятно, для заседания синедрионов, в провинциальных городах существовали определенные здания, как они существовали в Иерусалиме; здесь же дело происходит в синагоге, а в них не производились судебные разбирательства. Последние у евреев были обставлены многочисленными формальностями, которых мы не видим в повествовании евангелиста. В данном случае, очевидно, мы имеем дело ни с чем иным, как с народным самосудом. К такой же, вероятно, самовольной расправе, иудеи хотели прибегнуть и в праздник Кущей. Правда, здесь взялись за дело уже не присутствующие в синагоге, а представители еврейского народа и книжники, состоящие, может быть, членами Синедриона; они посылают служителей схватить Иисуса Христа (Ин. 7:32). Но так как «никто не наложил на Него рук» (ст. 44), и, следовательно, никакого судебного разбора дела не могло быть, то и этот факт ничего не может говорить в пользу дозволенности суда в праздники. Слова Никодима: «судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его, и не узнают, что он делает» (ст. 51), по-видимому, дают основание предполагать, что в этот день (последний праздника Кущей), если не было судопроизводства, то все-таки было формальное заседание суда. Но гораздо справедливее будет думать, что приведенные слова сказаны были Никодимом в частных переговорах (хотя, может быть, и в храме) с членами Синедриона, решившими предать Иисуса Христа смерти. Трудно допустить, что служители, получив от суда официальное приказание арестовать Иисуса Христа (ст. 32), возвратились, не исполнив его, и оправдываясь тем, что «никогда человек не говорил так, как этот Человек» (ст. 46). Смысл слов Никодима следующий: вы решили убить этого Человека, но это – беззаконие, потому что по закону необходимо формальное судопроизводство; необходимо допросить обвиняемого и узнать (от свидетелей), что он делает. Еще менее можно видеть законное судопроизводство в расспросах слепого, исцеленного Иисусом Христом в субботу, и его родителей (Ин. 9:13–34). Мы уже знаем, что членами Синедриона были первосвященники, старейшины и книжники; по смыслу новозаветных книг, только присутствие представителей всех этих трех классов, или, по крайней мере, двух из них, составляло собрание Синедриона. Между тем, исцеленного слепого и его родителей, расспрашивают только фарисеи, которые в Синедрионе имели сравнительно небольшое влияние. Далее, все судебные процессы в Синедрионе ведутся, главным образом, председателем,⁶⁴³о котором у евангелиста Иоанна в этом случае совершенно не упоминается. И стоит только сравнить расспросы исцеленного слепого с настоящими судебными процессами (Иисуса Христа, апостола Петра и др. апостолов, апостола Павла), чтобы видеть резкое различие между первыми и последними, и убедиться, что рассказанные ев. Иоанном факт с исцеленным слепым, не может быть рассматриваем, как формальный суд. И так как это не был формальный суд, то и изгнание слепорожденного (ст. 34) не может означать ничего другого, как только то, что фарисеи прогнали его от себя, или из того здания, в котором расспрашивали его. Это изгнание никак нельзя понимать, как понимает Шенкель, в смысле законного, по приговору, суда, отлучения от синагоги. Также не производили иудеи суда и после исцеления Христом в синагоге сухорукого. Вот как говорит Евангелие об этом: «Фарисеи, вышедши, имели совещание против Него, как бы погубить Его. Но Иисус, узнав, удалился оттуда».⁶⁴⁴Разве в этих словах не предубежденный читатель может увидеть указания на судебные совещания? Смысл рассказа, кажется, ясен. Иисус исцелил в синагоге сухорукого. Возмущенные фарисеи вышли из синагоги и, может быть, у дверей же ее, стали совещаться, как бы погубить Христа; погубить, употребив для этого, хотя бы и незаконные средства – насилие, хитрость и т. п. Параллельное место в ев. Луки яснее указывает на характер этих совещаний. «Они же пришли в бешенство, и говорили между собой, что бы им сделать с Иисусом» (Лк. 6:11). Что другое может означать этот разговор «между собой», как не исполненную злобы беседу, одинаково злобно настроенных людей?

В приведенных цитатах есть, по крайней мере, слово «совещание», прибавить к которому эпитет «судебное», не составило Шенкелю труда. Но слова евангелиста Иоанна: «Иудеи опять искали схватить Его (после того, как Иисус Христос объявил Себя Сыном Божьим), но уклонился от рук их» (10:39), на какие слова ссылается немецкий ученый для доказательства своего положения, не представляют даже и этого удобства. Здесь нет ни малейшего намека на формальное судопроизводство. Кроме того, по отношению к приведенному месту, можно заметить следующее. Описанное евангелистом происходило в праздник Обновления. А последний был, собственно, полупраздником, в который дозволялись все работы. Только пост и публичное оплакивание мертвого были запрещены в этот день.⁶⁴⁵Следовательно, если бы здесь и указывалось на судопроизводство в праздник Обновления, это не могло бы служить доказательством, что и вообще в субботу и в праздники, суд дозволялся и был делом обыкновенным.

Наконец, не лишне заметить, что многие из приведенных Шенкелем мест, могут быть обращены против его же утверждения. Что возмущает иудеев, и в чем они обвиняют Иисуса Христа? В нарушении субботы. Неужели исцелить сухорукого, или сделать брение есть большее нарушение субботнего покоя, чем судопроизводство, с его сложными формами и исполнением судебных решений? Подобное противоречие в поступках иудеев было бы отмечено в евангелии. Как, в самом деле, обвинять человека в нарушении субботы тем, которые сами, производя суд, в большей степени нарушают заповедь о покое, чем обвиняемый. Между тем, в евангелии не указывается на это, в высшей степени, противоречие, в действиях иудеев (если бы, действительно, производился формальный суд). Господь приводит другой пример нарушения субботы фарисеями: «Моисей дал вам обрезание, и в субботу вы обрезываете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисеев, на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил в субботу?» (Ин. 7:22–23).

Таким образом, в Новом Завете нигде не говорится о формальном судопроизводстве в субботу и в праздники. В Талмуде же это прямо запрещено. Но Шенкель думает в нем найти доказательство своей мысли. Он ссылается⁶⁴⁶на тр. Sanhedrin, где сказано, что член провинциального суда, который, не смотря на все увещевания, противоречит общепринятому решению Великого Синедриона в Иерусалиме, должен быть казнен не тотчас по осуждении, но в праздник, стой целью, чтобы устрашить народ, и тем заставить его повиноваться определениям В. Синедриона.⁶⁴⁷Заметим. прежде всего, что здесь говорится не о судопроизводстве, а только о казни, которая, если и дозволена, то только в этом единственном случае, как исключение из общего правила, почему Мишна и считает нужным упомянуть о нем особо. Но самое главное то, что и в этом случае, общий закон о запрещении судить и приводить в исполнение судебные приговоры в праздник, не нарушался. Если обратиться к подлинник, и с больше точностью перевести слова Мишны, то оказывается, что Мишна повелевает казнить не в праздник, а во время праздничной недели (בדנל). В праздничной же неделе только первый и последний дни считались собственно праздниками, когда запрещались всякие работы, и когда, конечно, не могла быть совершена казнь. В другие же пять дней, между первым и последним, уже не так строго соблюдался праздничный покой; очень многие работы в эти дни позволялись, допускалась также и казнь. Они и назывались буднями праздника, (חולי־חמועד) в отличие от первого и последнего дня (טוככיום). Шенкель думает, то за его положение говорит и история. Он указывает на тот факт, что Февда был казнен Иродом Великим в праздник Пурим.⁶⁴⁸Но ведь праздник Пурим, как и праздник Обновления, были только полупраздниками, в которые допускались всякие работы, запрещалось только публично оплакивать покойника.⁶⁴⁹Таким образом, ни Новый Завет, ни Талмуд, ни история не подтверждают взгляд Шенкеля; они говорят против него,⁶⁵⁰за то положение, что в субботу и в праздники не производились судебные дела; праздники у евреев, как и у нас, были днями неприсутственными. Заседания Синедриона происходили в будние дни, и, может быть, в полупраздники.⁶⁵¹

Не может быть никакого сомнения в том, что Синедрион имел для своих заседаний особое здание. которое, по своему специальному назначению, и называлось зданием Совета (βουλευτήϱιον, βουλή). Таково, по крайней мере, наименование его у иудейского историка Иосифа Флавия.⁶⁵²Талмуду также известно помещение, предназначенное для заседаний Синедриона. Он называет его обычно lischkath hagatzith.⁶⁵³

Где же находилось здание, в котором заседал Великий Синедрион? В какой части древнего и нынешнего Иерусалима нужно его искать? Ответ на этот вопрос дается разный, как первоисточниками, так, в зависимости от них, и учеными, касавшимися этого предмета. И так как показания источников – Иосифа Флавия и Талмуда противоречивы до непримирости, и сведения, даваемые ими, не полны, то нужно отказаться дать категоричный ответ на поставленный вопрос. На основании критического анализа данных, находящихся у раввинов и иудейского историка, возможно сделать только более или менее вероятное предположение о местонахождении здания Совета.

Иосиф Флавий, в своем сочинении «Иудейская война», описывая Иерусалим, упоминает о здании Совета, и, притом, в такой связи, которая позволяет приблизительно определить местоположение этого здания. Именно он говорит о первой стене Иерусалима, что она, начинаясь от севера, у, так называемой, Гиппиковой башни, тянулась до Ксиста, примыкала затем к зданию Совета (βουλή) и оканчивалась у западной галереи храма.⁶⁵⁴Это свидетельство И. Флавия служит исходной точкой для ученых, основывающие свои суждения на сообщениях иудейского историка.⁶⁵⁵Из него видно, что здание Совета находилось между Ксистом и западной галереей храма. Ксист, построенный при Антиохе Епифане первосвященником Иасоном, представлял собой обширную террасу, обнесенную со всех сторон роскошной колоннадой, и служил для гимнастических упражнений, а иногда, в исключительных случаях, и для народных собраний. Он был расположен на восточном склоне Сионского холма, на самом краю долины Тиропеон. Не трудно и теперь найти место древнего Ксиста. Исследователи согласно указывают, на восточном склоне Сиона, обращенном к Хараму, поросшую кактусами площадь, лежащую в середине между концами арок Вильсона и Робинзона, как на место древнего Ксиста. После точного определения местоположения Ксиста, можно попытаться определить и место βουλή. Здание Совета было между Ксистом и западными портиками храма. Но между Ксистом и храмом находилась глубокая долина Тиропеон. В высшей степени вероятно, чтобы такое важное общественное здание, как палата синедриональных заседаний, было расположено на дне долины; и потому остается перенести здание Совета на площадь храма, к западным портикам его. В таком случае смысл сообщения И. Флавия будет тот, что стена, проходя к востоку от Ксиста, оканчивалась у западной галереи храма, у того самого места, где находилось здание Совета.⁶⁵⁶Попытка определить более точно, где именно находилось здание синедриональных заседаний, сбоку западной галереи храма, между ней и стеной, или внутри самих портиков, не приводит ни к какому результату. Поэтому приходится довольствоваться выводом, что здание Совета в древнем Иерусалиме, находилось на самой границе храмовой площади, у западных портиков, против Ксиста. Соответственно этому, можно приблизительно указать место здания Совета и на теперешней площади Харама. Исследователи согласно утверждают, что открытая в 1865 году арка, известная под именем Вильсоновской, есть часть древнего моста, который соединял северо-восточный угол Ксиста с площадью храма. Разногласие заключается только в решении вопроса, часть какого именно моста представляет собой арка Вильсона. И. Флавий упоминает только об одном мосте через Тиропеон, который он и называет мостом «над Ксистом». Новейшие же исследования открыли здесь два моста, части которых известны под именами арок Робинзона и Вильсона. Оба моста, как лежащие по своему уровню выше Ксиста, могут быть названы мостами «над Ксистом». Которую же из арок нужно отождествить с мостом Иосифа Флавия? Эберс-Гуте (Palästina in Bild und Wort. B. I. S. 80) и Шписс (Das Jerusalem des Josephus. S. 63) считают арку Вильсона началом, упоминаемого у Флавия, моста. Другие же исследователи, например, проф. Олесницкий,⁶⁵⁷напротив, видят остаток древнего моста «над Ксистом» в Робинзоновской арке. Первое мнение нам кажется более вероятным.

Во всяком случае, βουλή Флавия было расположено с южной стороны городской стены. Если бы βουλή было к северу от первой стены, то при последней войне с римлянами, оно было бы разрушено гораздо раньше, тогда, когда была сожжена западная галере храма «до башни Иоанна, который построил ее над выходными воротами колоннады Ксиста».⁶⁵⁸Между тем, арка Робинзона находится почти на самом юго-западном углу бывшей площади храма, нынешней – Харама, и здесь нет уже места для βουλή. Поэтому нужно полагать, вместе с большинством исследователей, что первая стена проходила с северной стороны Ксиста. На северо-восточном углу Ксиста начинался мост, который соединял его с храмом. Стена, следовательно, шла параллельно мосту, к северу от него, и примыкала к βουλή. Последнее, значит, находилось неподалеку от моста. А остаток его. как сказано, представляет арка Вильсона, которая, вместе со смежными арками, открытыми Варреном, лежит против фронта здания Мегкеме (суда); эти арки служат подземными основаниями для новейших арабских построек, идущих по северной стороне улицы Баб-ес-Силсиле.⁶⁵⁹Здесь то, согласно описанию И. Флавия, и находилось βουλευτήϱιον. Прибавим к этому, что вообще на Востоке, тем более в Иерусалиме, этом городе преданий, все важные общественные здания, по справедливому замечанию Г. Маккавейского, никогда не строятся где-нибудь, безразлично, а всегда на местах, которым предание приурочило такое же, или, по крайней мере, подходящее назначение в прошлом. Поэтому нынешнее иерусалимское судилище – Мегкеме, расположенное у ворот Харама Баб-ес- Силсиле, с находящемся недалеко от него минаретом суда Медене-ел-Кади, уже само по себе, должно служить указателем места древнего судилища.⁶⁶⁰Так мы должны определить местоположение здания Совета, если будем следовать указаниям иудейского историка.

Совершенно иное представление о месте заседаний Великого Синедриона дает Талмуд. Палату заседаний он называет lischkath hagasith и помещает ее в внутреннем дворе храма (двор священников). Слово lischkath значит «зала, камера, палата». Так назывались, преимущественно, здания, находящиеся на храмовой площади и предназначенные для целей богослужения. Другое слово – gasith, обычно понимается как архитектурный термин. Им, по мнению большинства, обозначался особый вид отделки камней, которую русские археологи называют «обделкою выпусками». Она состоит в том, что у каждого камня края лицевого фаса обтесывались или вырезывались так, что среднее поле камня возвышалось над его краями, и издали казалось как бы окаймленной рамкой. По величине вырезка краев была неодинакова, но обычно не менее 2-х и не более 5-и дюймов, а глубина ее простиралась от 1⁄4 до 20-ти дюймов. Чем шире и глубже были эти боковые вырезки, тем, конечно, резче выделялось боковое поле камня, которое, к тому же, в отличие от вырезки, гладко обтесанной и выровненной, оставлялось необделанным, или искусственно делалось шероховатым.⁶⁶¹Так отделанные камни и назывались – gasith, в переводе LXX: λίϑοι ἀπελέκητοι. Поэтому lischkath hagasith обычно переводят «палата четвероугольников», «зала из тесаных камней», «тесаная палата» и т. п.⁶⁶²

По сообщению Талмуда она находилась во внутреннем дворе храма. В тр. Middoth (V, 2–3), где подробно описывается храм Ирода, ясно сказано: «шесть камер было во внутреннем дворе храма: три на севере и три на юге... На юге находились: камеры дров, камера водокачки и lischkath hagasith. В последней заседал Великий Синедрион». В тр. Sanhedrin читаем сообщение о трех Синедрионах в Иерусалиме. Один из них заседал у входа во внешний двор; другой – при воротах внутреннего двора, третий – Великий, в «газит» (Х, 2). По ходу речи видно, что «газит», так как в нем заседал высший суд, была ближе всего к святилищу, т. е. во внутреннем дворе. То же повторяется и в Тосефте.⁶⁶³

Примирение свидетельств И. Флавия и Талмуда, конечно, невозможно. Одно из двух: или палата заседаний Великого Синедриона была на западной стороне внешнего двора, или она была во внутреннем дворе храма. Впрочем, такая дилемма может быть поставлена только в том случае, если названия βουλή и βουλευτήϱιον Иосифа Флавия и lischkath hagasith Талмуда, указывают на одно и то же место, на здание синедриональных заседаний. В противном случае, между ними нет никакого противоречия. Допустить, что под lischkath hagasith раввинов и βουλευτήϱιον иудейского историка, разумеются различные здания, – лучшее средство для устранения затруднений в решении вопроса о месте заседаний В. Синедриона. К нему и прибегают защитники талмудистического взгляда, устраняя тем, противоречащее Талмуду, свидетельство И. Флавия. Посмотрим, насколько допустимо подобное предположение.

Что lischkath hagasith есть обычное место для заседаний В. Синедриона, в этом не может быть сомнения. В тр. Middoth (V, 4) ясно сказано, что в lischkath hagasith заседал В. Синедрион. Что же означает βουλή и βουλευτήϱιον Иосифа Флавия? Не что иное, как обычное место собраний Синедриона. Слово βουλή значит – решение, воля, совет, а также – Совет, как высшее правительственное учреждение, сенат. В последнем значении оно употреблялось, например, в применении к совету 500 в Афинах, иногда к Ареопагу, также к советам или сенатам других государств (Римский сенат). Кроме того, βουλή употребляется иногда, как синоним βουλευτήϱιον, в значении места совещаний Совета, сената (= curia, senatus). Из еврейской истории мы не знаем о существовании какого либо другого сената, кроме Синедриона. Поэтому только по отношению к Синедриону можно употребить греческое название βουλή, и по отношению к месту его заседаний βουλευτήϱιον или βουλή. И, действительно, И. Флавий для обозначения Иерусалимского Синедриона, безразлично употребляет то βουλή,⁶⁶⁴то συνέδϱιον;⁶⁶⁵ни о каком другом коллегиальном учреждении, которое можно было бы назвать последним словом, он не сообщает.

В виду этого не может не оказаться безосновательным предположение, что иудейский историк словами βουλή и βουλευτήϱιον, обозначает здание, предназначенное для совещаний коллегии священников о делах, касающихся богослужебного культа.⁶⁶⁶Но ведь И. Флавий называет βουλή – Синедрион, и, следовательно, этим словом, а также словом βουλευτήϱιον, ему удобнее всего обозначать место его заседаний. Кроме того, против приведенного положения можно указать на нелогичность, какую оно допускает в распределении назначения различных камер храма: камера для заседаний Синедриона, которому приходилось разбирать больше светские дела, чем религиозные, помещается во внутреннем дворе храма; камера же для совещания священнической коллегии о богослужебных делах, помещается на самой границе внешнего двора.⁶⁶⁷

Ошибочным нам кажется также и предположение, что βουλευτήϱιον Флавия, означает место суда прокураторов, где, будто, они производили суд, когда приезжали в Иерусалим, пересматривали и утверждали приговоры В. Синедриона. При этом предполагается, что, так называемая, Масонская зала, исследованная Варреном, тождественна с βουλευτήϱιον Флавия; и что прокураторы, жившие во дворце Ирода, или Маккавеев, или башне Антония, производили суд в одном месте, именно в теперешней Масонской зале Варрена.⁶⁶⁸Но чтобы это предположение имело хоть какое-нибудь значение, нужно доказать, что Масонская зала не могла быть местом заседаний еврейского суда, что она носит языческий характер.⁶⁶⁹Во-вторых, прокураторы едва ли производили суд в особом здании, отдельном от их временной квартиры. Гораздо вероятнее предположить, что они судили, по крайней мере, в большинстве случаев, в том же самом здании, в котором и жили во время своих периодических посещений Иерусалима, т. е. во дворце Ирода, Маккавеев или Антонии. Известно, что Гессий Флор, живший во время своего пребывания в Иерусалиме, в Иродовом дворце, здесь же осудил многих лиц (всаднического сословия) на распятие, многих же здесь подверг бичеванию.⁶⁷⁰

Кажется, и Иисус Христос был судим Пилатом в том же самом здании, в котором жил в это время прокуратор. Такому предположению благоприятствуют слова евангелиста Матфея: «Между тем, как сидел он (Пилат) на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому» (Мф. 27:19). Наконец, трудно допустить, чтобы И. Флавий, хороший знаток греческого языка, назвал здание прокураторского суда – βουλευτήϱιον. Этим словом обозначают, преимущественно, места собраний советов, коллегиальных судов, но не единоличных, каковым был суд прокуратора. В виду всего этого, остается признать, что βουλευτήϱιον И. Флавия означает место собрания В. Синедриона, так же как и lischkath hagasith Талмуда. Противоречие между названными двумя источниками, таким образом, остается; и, следовательно, предстоит одно свидетельство принять, как истинное, другое – отвергнуть, как неисторическое. Которое же из них заслуживает предпочтения?

Нам кажется, что большую степень вероятности имеет сообщение Иосифа Флавия. Оно имеет, прежде всего, то преимущество перед свидетельством Талмуда, что не противоречит другим сообщениям иудейского историка о храме Иерусалимском. Напротив, Талмуд в сообщениях своих о храме, постоянно впадает в противоречие.⁶⁷¹Для нас особенно важно противоречие в свидетельствах о камерах внутреннего двора храма. В цитованной заметке Талмуда указано шесть камер: lischkath hamelach, lischkath haparwah, hamadichim, hahez, hagolah и hagasith. Но в начале того же талмудистического трактата говорится еще о двух камерах: lischkath hakardan и lischkath haparoketh. Сколько же камер во внутреннем дворе храма – шесть или восемь, или, может быть, еще более, так как в тр. Tamid (III, 3) указываются, на северо-западном углу храма, четыре камеры, и ни одно из названий их, не тождественно с названиями камер по Middoth.⁶⁷²Уже такое противоречие данных Талмуда о храме, заставляет осторожнее относиться к его свидетельству о местоположении lischkath hagasith.

Далее, против сообщения Талмуда о положении gasith, может быть выставлено то соображение, что внутренний двор храма имел назначение, исключительно, для целей богослужения, с которым заседания Синедриона имеют мало общего. Даже входить во внутренний двор храма, дозволялось только священникам и левитам, почему он также назывался двором священников. И если при некоторых жертвенных обрядах требовалось участие народа, и, по крайней мере, представители его должны были находиться во внутреннем дворе, то для них было отведено вдоль восточной стены, небольшое отделение, называвшееся двором израильтян. Он имело 11 локтей ширины и отделялось от двора священников бруствером, за который лицам не священного звания, проникать не дозволялось.⁶⁷³Как же входили в залу Синедриона его светские члены, если она находилась во внутреннем дворе храма? На заседаниях Синедриона мог присутствовать, в качестве слушателя, всякий иудей. Как же проходили в залу заседаний лица, не имевшие права входить во внутренний двор храма? Но что страннее, как могли приводить туда всяких преступников, которые могли, часто притом, оказаться в состоянии нечистоты, например, убийца, прикоснувшийся к трупу. Эта несовместимость деятельности Синедриона, как судебного учреждения, с назначением внутреннего двора храма, и невозможность доступа в последний, всем иудеям, сознавались самими талмудистами. Так, в тр. Middoth, не считается возможным, чтобы в зале gasith разбирались дела мирян. К приведенной заметке о камерах внутреннего двора, добавлено: «в lischkath hagasith заседал Великий Синедрион и судил священство» (V, 4). Выходит, как будто Синедрион разбирал исключительно дела, касающиеся священников. Но мы знаем из того же Талмуда, что он судил далеко не одних священников; перед ним стояли, в качестве обвиняемых, лица всех сословий и состояний, начиная от первосвященника и кончая разбойником. Таким образом, свидетельство тр. Middoth само себя уничтожает. Позднейшие раввины, изучавшие Мишну, видели все эти противоречия, и старались устранить их. В Гемаре мы встречаем остроумное определение местоположения gasith; определение, которое, оставляя предание Мишны, неприкосновенным, старается объяснить возможность светского делопроизводства в Синедрионе. Известно, что вокруг стен Иродова храма, для выравнивая подъема, приводившего с внешнего двора во внутренний, был насыпан земляной вал, Сhel, имевший 10 локтей ширины.⁶⁷⁴На этот-то вал Гемара и выдвигает lischkath hagasith, так что она одною своей половиной была во внутреннем дворе храма, а другой – на валу, Хеле. Вход был и со стороны внутреннего, и со стороны внешнего двора. Во второй половине, которая выступала на Хель, и заседал Синедрион. Это была pars profana, и потому там могли разбираться светские дела, и всякий израильтянин мог входить туда свободно.⁶⁷⁵Мы сказали, что цель Гемары, в данном случае, есть устранение противоречия, несомненно, существующего в Мишне, и не может быть действительным определением положения камеры gasith. Но стараясь устранить противоречия, Гемара сама впадает в них. В тр. Sanhedrin (X, 2), где говорится о трех Синедрионах в Иерусалиме, сказано, что один заседал у входа во внешний двор, другой у входа во внутренний двор и третий – В. Синедрион в камере gasith. У входа во внутренний двор был Хель, следовательно, второй Синедрион, а не Великий, заседал на Хеле. То же, только более определенно повторяется и в Тосефте. «В Иерусалиме было два бет-дина, по три члена в каждом: один заседал на храмовой горе, а другой на Хель. Кому нужно было, то идет в бет-дин, ближайший к городу; если они (члены этого бет-дина) разумеют (дело), то они ему отвечают, а в противном случае он и ученейший из них, приходят к бет-дину, что на храмовой горе; если они (члены этого бет-дина) разумеют, то им отвечают, а если нет, то он и ученейший из них идут в бет-дин, что в Хеле; если они разумеют, то им отвечают, а если нет, то те и другие идут в Великий бет-дин, что в камере «gasith».⁶⁷⁶И по этой заметке на Хель помещается не Великий, а второй Синедрион.

Далее, всматриваясь в порядок расположения Синедрионов по Мишне, мы видим, что они размещены по своей компетенции. Низшее судилище, хотя и находится на храмовой площади, но на самой границе ее, у ворот внешнего двора; следующее уже ближе к святилищу; самое же высшее судилище находится уже рядом со святилищем, именно во внутреннем дворе храма. Этой градации не получится, если поместить, согласно Гемаре, часть lischkath hagasith, в которой заседал Великий Синедрион, на Хель, так как и второй и В. Синедрионы, в таком случае, будут на одной территории храмовой площади, или, выражаясь раввинским языком, второй бет-дин и В. Синедрион будут находиться на одной и той же степени земной святости.⁶⁷⁷Следовательно, свидетельством Гемары уничтожается излюбленная раввинами схема расположения Иерусалимских Синедрионов, сообразно их компетенции.

Другое ослабление доказательной силы положения Гемары, мы находим в сообщении Талмуда, что в субботу и праздники суд не производился, но члены В. Синедриона ходили в бет-хамидраш (школу) и на Хель.⁶⁷⁸Для чего? Здесь к ним свободно мог обращаться всякий за разрешением религиозно-нравственных вопросов. Судьи и администраторы делались, таким образом, народными учителями в широком смысле этого слова.⁶⁷⁹Спрашивается: зачем было нужно ходить членам Синедриона на Хель, когда они всегда здесь заседали? Если помещать lischkath hagasith, согласно Мишне, во внутреннем дворе храма, или, согласно Иосифу Флавию, у западных портиков внешнего двора, то заседание членов Синедриона по праздникам на Хеле будет понятно. Внутренний двор недоступен был для народа, западная же галерея была вдали от места совершения богослужения, а главное, в тылу храма, так что находившиеся здесь не могли видеть и слышать богослужения. Весь народ толпился вокруг внутреннего двора, с северной, восточной и южной сторон, и, следовательно, члены Синедриона, заседая на Хеле, были в центре народной массы; всякому иудею было удобно обратиться к ним за разрешением того или другого сомнения. Здесь и различные постановления их (например, о чистом и нечистом) могли получить большую гласность: их слышала большая часть собравшегося в храм народа.

Различные предания Талмуда о месте заседаний В. Синедриона, не могут быть признаны достоверными не только потому, что противоречат друг другу, но и потому, что против них говорит история. Отношение между Синедрионом и римской властью, как известно, было таково, что последняя могла всегда вмешаться в дела, которые она сама предоставила Синедриону. Во время суда над апостолом Павлом, описанного в книге Деяний апостольских, в залу синедриональных заседаний входят, по приказу тысяченачальника Лисия, римские воины, и берут оттуда апостола, чтобы отвести его в крепость (Деян. 23:10). Это было в прокураторство Феликса. Но ничто не препятствует допустить, что подобные случаи бывали и прежде: например, возможно, что римские воины приводили преступников в заседание Синедриона. Как же могла воины-язычники войти на Хель, когда всякому язычнику за это угрожала смертная казнь, как о том гласила надпись на барьере перед Хелем.⁶⁸⁰Тем более, конечно, язычник не мог войти во внутренний двор храма.

Другое историческое опровержение талмудистического предания представляет история завоевания Иерусалима Титом. По описанию Иосифа Флавия, прежде всего, римскими войсками была взята крепость Антония, находящаяся на северо-западном краю площади храма.⁶⁸¹После падения Антонии, иудеи заперлись во внутреннем дворе храма. Предстояло взять его. И это удалось римлянам не столько при помощи стенобитных машин, сколько при помощи огня. 8 августа солдаты подожгли ворота; расплавившееся повсюду серебро открыло пламени доступ к деревянным балкам, откуда огонь, разгоревшись с удвоенной силой, охватил галереи. Весь день и следовавшую за ним ночь бушевал огонь, так как римляне не могли поджечь все галереи сразу, а только каждую порознь.⁶⁸²После галереей были выжжены окружавшие храм помещения,⁶⁸³и, наконец, предан был огню и сам храм.⁶⁸⁴Таким образом, весь внутренний двор был сожжен и разрушен; должно бы быть разрушено и здание заседаний Синедриона. Между тем, из истории И. Флавия, мы узнаем, что βουλευτήϱιον остается целым. Западная часть внешнего двора не вся была разрушена; оставались ворота над Ксистом; мост, соединявший верхний город с храмом и здание Совета, бывшее недалеко от этого моста и ворот. Только впоследствии, когда переговоры Тита с иудеями не привели ни к какому результату, римский полководец приказал солдатам жечь и грабить город. На следующий день после переговоров они и подожгли архив, Акру, здание Совета (βουλευτήϱιον) и часть города, называемую Офелом (Офлой).⁶⁸⁵Эта история разрушения Иерусалима, таким образом, опровергает данные Талмуда, но с данными самого историка, которые мы находим у него в его описании Иерусалима, она находится в полном соответствии. В виду всего этого, мы вправе за свидетельством И. Флавия, а не Талмуда, признать историческую достоверность и указывать место камеры синедриональных заседаний, согласно указаниям историка, у западных портиков храма, против северо-восточного угла Ксиста. На нынешней площади Харама ее место нужно искать вблизи Вильсоновской арки, Мегкеме, улицы Баб-ес-Силсиле. Может быть, здание совета было на месте нынешнего Мегкеме, и его остаток открытая Варреном, так называемая, Масонская зала.⁶⁸⁶

В некоторых трактатах Талмуда утверждается, что lischkath hagasith не была единственным местом собраний Синедриона: за 40 лет до разрушения храма, Синедрион оставил lischkath hagasith и стал заседать в hanujoth, или в одной какой-нибудь hanuth.⁶⁸⁷Слово hanuth значит «рынок, лавка, таверна». Попытки ученых определить местоположение талмудистических hanujoth, не привели ник чему. Такие лавки были и на храмовой площади, и в городе, и вне его. Из трактатов Талмуда можно только заключить, что те лавки, в которых по его мнению заседал Синедрион, были вне городской стены, так как в них говорится о переселении Синедриона из hanujoth в Иерусалим. Но едва ли полезны старания отыскать место этих hanujoth, так как невозможно признать талмудистическое предание исторически достоверным. Мишна не знает о таком переселении В. Синедриона; не говорят о нем и лучшие раввинские источники; напротив, они также, как и Мишна, смотрят на lischkath hagasith, как на место заседания Синедриона и в последние десятилетия перед разрушением храма.⁶⁸⁸Новый завет также дает основание думать, что Синедрион всегда заседал в здании Совета. Суд над первомучеником Стефаном происходил в то время (около 37 г.), когда по Талмуду, Синедрион собирался уже в «хануйофах». Между тем, лжесвидетели выражаются так: этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон. Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назарей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей (Деян. 6:13–14). Несомненно, что «место сие» есть храм (Ин. 2:19–20). Значит, свидетели давали свои показания не в «хануйофах», находящихся даже вне города, но именно, «на месте сем», т. е. на площади храма. Следовательно, Синедрион в это время (приблизительно за 33 года до разрушения храма) заседал на храмовой площади, где и находилось здание для его собраний.

Талмуд объясняет выселение Синедриона из lischkath hagasith тем, что в последнее время существования храма, увеличились преступления, которые по закону должны быть наказываемы смертью. Но это было невозможно, по причине множества их; поэтому Синедрион оставил то место, в котором он произносить смертные приговоры и перешел в hanujoth. В этом объяснении ясно проглядывает причина раввинского вымысла о перемене места заседаний Синедриона. Перемена места заседаний здесь поставлена в связи с невозможностью произносить много смертных приговоров. Но так как известно, что у евреев, при управлении прокураторов, было отнято jus gladii, то, очевидно, что своим вымыслом о переходе Синедриона в hanujoth, раввины хотели скрыть унижение своего верховного учреждения и представить лишение его римлянами, права жизни и смерти, как акт добровольного отказа. Таким образом, во все время существования Синедриона, обычным местом его заседаний, было одно особое здание, находящееся у западной галереи храма.

Следовательно, когда мы узнаем, что св. апостол Петр и Иоанн, проповедовавшие в храме, были арестованы стражей и заключены в темницу, а на утро были судимы Синедрионом (Деян. 4:1–3; 5–7), то должны представлять дело так, что стража, арестовавшая апостолов восточном портике внешнего двора храма, называвшимся притвором Соломоновым (Деян. 3:11),⁶⁸⁹должна была пройти с ними весь внешний двор к западным портикам, и здесь, при здании Совета, заключить их в темницу; на утро же вывести их в залу синедриональных заседаний. Апостолы, арестованные саддукеями, или по приказу их (Деян. 5:17 и сл.), в Иерусалиме (в самом городе, а не в храме) были приведены в Синедрион, вероятно, через мост и ворота «над Ксистом»; это был лучший путь из города к зданию Совета. Тем же путем, вероятно, был приведен в Синедрион и первомученик Стефан (Деян. 6:9 и сл.). Через ворота у Ксиста прошел в Синедрион и апостол Павел. Взятый из рук толпы тысяченачальником Лисием, он был заключен в крепость Антония (21:34), откуда на другой день был отправлен в Синедрион для расследования его дела. Нужно предположить, что заключенных в Антонии водили в Синедрион не внешним двором храма, а вдоль западной его стены, по склону долины Тиропеон, и во двор храма проходили, вероятно, через ворота против Ксиста. Если бы подлежащих суду водили из Антонии самым двором храма, то был бы непонятен план иудеев, намеревавшихся убить апостола Павла на пути из Антонии в Синедрион (Деян. 23:13–16).

Конечно, бывали исключения, когда Синедрион собирался не в здании Совета. Для суда над Иисусом Христом он собрался во дворце первосвященника Каиафы (Мф. 26:57; Мк. 14:53; Лк. 22:54). В данном случае отступление от нормы можно объяснить тем, что суд происходил ночью и проникнуть в залу заседаний невозможно было без того, чтобы не возбудить внимания, и не дать широкую огласку темному делу прежде, чем оно было бы закончено. Случаи заседания Синедриона во дворце первосвященника бывали и ранее. Царь и первосвященник Александр Ианнай, по-видимому, обычно созывал Синедрион в своем дворце, и противники его, фарисеи, по этому поводу выставляли ему на вид, что синедриональные определения только тогда имеют силу, когда они обсуждаются и постановляются lischkath hagasith.⁶⁹⁰Целью Александра Ианная было устранить фарисеев от всякого влияния на дела Синедриона. Находящимся в опале фарисеям было гораздо труднее попасть во дворец царя, чем в залу совета, доступную всем.